У Эрмины была няня, которая вышла замуж, за арендатора этого манора, так что мы знали, что сможем там заночевать. Имя этого человека Джон Друэль. Мы приехали туда днем. Уже после я вспомнил, что Эрмина сразу же переговорила наедине с сыном хозяина, и мы не видели этого малого до самого вечера. Тогда я не придал этому значения, но теперь уверен, что она послала его передать весточку. Именно это она и задумала с самого начала. Потому что поздно вечером явился какой-то человек с лошадьми и увез ее. Услышав шум, я встал и выглянул в окно… Там стояли две лошади, и он как раз помогал ей вскочить в седло…

— Он? — переспросил Хью. — Ты его знал?

— Я не знаю имени этого человека, но его самого помню. Когда, был жив мой отец, он иногда появлялся в нашем доме — в дни охоты или на Рождество и Пасху. К нам приезжало много гостей, и в доме всегда бывали люди. Должно быть, это сын или племянник одного из друзей отца. Я никогда не обращал на него особого внимания, да и он меня не замечал — я был слишком мал. Но я помню его лицо, и я думаю… Я думаю, что он время от времени навещал Эрмину в Вустере.

Должно быть, это были весьма чинные визиты, всегда в присутствии монахини.

— Получается, она послала ему весточку, чтобы он приехал и забрал ее? — спросил Хью. — Это не было похищением? Она поехала с ним охотно?

— Она поехала с радостью! — негодующе заявил Ив. — Я слышал, как она смеялась. Да, она послала за ним, и он приехал. Вот почему она пожелала ехать тем путем: у него, должно быть, поблизости манор, и она знала, что может вызвать его к себе. У нее будет большое приданое, — величественно сказал наследник барона, и его круглые детские щеки ярко вспыхнули. — И моя сестра никогда бы не допустила, чтобы ее брак был заключен не по ее выбору. Я не знаю ни одного правила, которое она бы бессовестно не нарушила…

Его подбородок задрожал, но Ив сразу же справился с этой слабостью. Все высокомерие и гордость анжуйских и английских фамилий умещались в этом мальчике, и он любил сестру столь же сильно, сколь и ненавидел. Да, они правильно решили: Ив не должен увидеть ее в одной сорочке, оскверненную и погребенную во льду.

Хью между тем продолжал свои расспросы.

И что же ты сделал?

— Кроме меня, никто ничего не услышал, — сказал Ив, овладев собой. — Разве что парень, который доставил ее депешу, а ему, разумеется, было приказано ничего не слышать. Я спал одетым, так как была всего одна кровать, которую делили женщины. Я сразу же кинулся на улицу, чтобы их остановить. Пусть она старше меня, но это же я наследник отца! Теперь я глава нашей семьи.

— Но пешком ты вряд ли мог за ними угнаться, — перебил его Хью, снова возвращаясь к реальной ситуации. — И они уехали, прежде чем ты смог их задержать?

— Конечно, я не мог их догнать, но продолжал следовать за ними. Пошел снег, и они оставляли следы. Я знал, что они не могли уйти далеко. Настолько далеко, чтобы я совсем отстал. — Он закусил губу. — Я шел по их следам, сколько было можно. Пришлось идти в гору, поднялся ветер, а снега было так много, что следы скоро занесло. Я сбился и не мог найти дорогу ни вперед, ни назад. Я пытался придерживаться того направления, которое они должны были выбрать, как мне казалось. Так и не знаю, сколько я проплутал и куда забрел. Я совсем заблудился. Провел всю ночь в лесу, а на следующую ночь меня нашел Турстан и привел к себе домой. Брат Кадфаэль знает. Турстан сказал, что по лесу бродят разбойники и мне нужно остаться у них, чтобы подождать, пока мимо не пройдет какой-нибудь надежный человек. Так я и сделал. А теперь я не знаю, — сказал Ив, снова становясь маленьким мальчиком, — куда уехала Эрмина со своим возлюбленным и что стало с сестрой Хиларией. Проснувшись, она обнаружила, что мы с Эрминой исчезли, и я представляю, что с нею было! Но вместе с ней были Джон и его жена, а они, конечно, не дадут ей попасть в беду.

— Этот человек увез твою сестру, — сказал Берингар. — Ты не знаешь его имени, но помнишь, что он был принят в доме твоего отца. Если у него манор в горах неподалеку от Клитона, то мы, конечно, найдем его. Насколько я понимаю, если бы твой отец был жив, этот человек мог претендовать на руку твоей сестры?

— О да, я полагаю, что вполне мог, — серьезно сказал Ив. — К нам ездило много молодых людей, и Эрмина, когда ей было всего четырнадцать-пятнадцать лет, каталась верхом и охотилась с лучшими из них. Все они были люди состоятельные или наследники хороших имений… Но я никогда не замечал, чтобы она кому-то отдавала предпочтение. — (В то время Ив играл в солдатиков и падал со своего первого пони, так что его особенно не интересовали ни сестра, ни ее поклонники.) — Этот молодой человек очень красив, — великодушно признал мальчик. — Гораздо красивее, чем я. И выше, чем вы, сэр, — сказал он, обращаясь к Хью. Не он один с первого взгляда недооценивал Берингара, фигура которого, при среднем росте, была словно отлита из стали. — Думаю, ему лет двадцать пять. Но я не знаю его имени. У нас там бывало много народу.

— Возможно, Ив, ты поможешь нам еще в одном деле, — сказал брат Кадфаэль. — Мне бы хотелось задержать тебя на несколько минут, прежде чем ты пойдешь спать. Ты говорил нам о брате Элиасе, с которым расстался в Фоксвуде.

Мальчик кивнул, с удивлением взглянув на Кадфаэля.

— Брат Элиас здесь, в лазарете. После того как он отправился в обратный путь, выполнив поручение, ночью на него напали разбойники и сильно избили. Его нашли крестьяне и принесли сюда. Я уверен, что теперь он поправится. Однако Элиас не смог рассказать нам, что с ним случилось. Во сне его мучают кошмары. А когда он просыпается, то ничего не может вспомнить. В забытьи он упоминал тебя, хотя и не называл твоего имени. «Мальчику надо было пойти со мной», — так он говорил. А вдруг, если теперь он увидит тебя, целого и невредимого, к нему вернется память? Ты сходишь к нему вместе со мной?

Ив, несколько обеспокоенный, с готовностью поднялся. При этом он взглянул на Берингара, желая удостовериться, что больше ему не нужен.

— Мне жаль, что он попал в беду… Он добрый… Да, конечно, если я что-то смогу для него сделать…

По пути в лазарет, когда его никто не мог увидеть, Ив совсем по-детски взял брата Кадфаэля за руку, и тот пожал ее, успокаивая мальчика.

— Он сильно избит и обезображен, но ты не пугайся. Это пройдет, можешь мне поверить…

Брат Элиас лежал безмолвный и неподвижный, а молодой послушник читал ему житие Святого Ремигиуса. Шрамы и кровоподтеки уже начали заживать, и боль почти не мучила беднягу. Он съедал то, что ему приносили, а когда колокол звонил, созывая к службе, губы его беззвучно шевелились, повторяя слова литургии. Глаза Элиаса были открыты, и он посмотрел на мальчика, не узнавая его. Потом взгляд его снова переместился в затененный угол комнаты. Ив на цыпочках подкрался к кровати и широко раскрытыми глазами смотрел на раненого.

— Брат Элиас, Ив пришел тебя навестить, — сказал Кадфаэль, подойдя поближе. — Ты помнишь Ива? Это мальчик, которого ты встретил в Клеобери, а расстались вы в Фоксвуде.

Но лишь слабая дрожь пробежала по измученному лицу, выражавшему покорность, да в глазах появилась сильная тревога. Ив отважился подойти совсем близко и робко дотронулся до длинной вялой руки, лежавшей на покрывале, но она осталась холодной и безответной.

— Мне жаль, что вас изранили. Мы прошли несколько миль вместе. Лучше бы мы оставались в вашем обществе и дальше…

Брат Элиас пристально смотрел на мальчика, беспомощно качая головой, и его начала бить дрожь.

— Нет, его надо оставить в покое, — Кадфаэль вздохнул. — Если мы будем настаивать, он совсем разволнуется. Тут нельзя торопиться. Пусть хотя бы тело его окончательно выздоровеет, а память может подождать. Имело смысл сделать эту попытку, но он еще не готов. Пойдем, Ив, ты с ног валишься от усталости, нужно уложить тебя в постель.

Брат Кадфаэль, а также Хью со своими людьми поднялись на рассвете и вышли за стены монастыря. За ночь мир снова изменился: бугры сровнялись, ложбины заполнились снегом, и над каждым холмиком ветер трепал плюмаж, из снежной пены. Они взяли с собой топоры и носилки, сооруженные из кожаных ремней, натянутых между двумя палками. Захватили и льняную простыню, чтобы прикрыть покойницу. Шли в угрюмом молчании — никому не хотелось говорить, пока предстоящая им страшная работа не заставит обменяться самыми необходимыми словами. Снегопад прекратился, как обычно, после восхода солнца. Так было и в ту ночь, когда Ив упорно шел по следу сбежавшей сестры. А на следующую ночь ударили сильные морозы, и кто-то изнасиловал и убил девушку; и вот сейчас они шли разыскивать ее ледяную могилу. Это случилось именно в ту ночь, потому что ее бросили в уже застывавший ручей, и она сразу же вмерзла в лед. В этом Кадфаэль был уверен.

После недолгих поисков они нашли ее. Расчистив недавно выпавший снег, они сквозь зеркальную поверхность смотрели на девушку, словно изваянную изо льда.

— Боже правый! — в ужасе воскликнул Хью. — Она выглядит моложе, чем её брат!

Такой по-детски хрупкой казалась призрачная фигура, что все отвели взгляд. Однако волей-неволей им пришлось нарушить ее покой, чтобы похоронить по христианскому обычаю. Казалось, что, ломая лед, сковавший тело, они совершают кощунство. Сделано все было очень осторожно, люди старались рубить лед как можно дальше от нежного тела. Работа оказалась тяжелой, и, хотя мороз сильно покусывал, все вспотели. Девушку в ее ледяном гробу уложили на носилки, как статую, покрыли простыней и медленным шагом направились в Бромфилд. Лед всю дорогу не таял, и не упало ни капли, пока они тайком не пробрались в покойницкую монастыря. Только тогда сверкающие края ледяного гроба начали менять форму и, скользя, уплывали в сток для воды, которой омывали покойников.

Девушка лежала в своей тонкой сорочке, белая и далекая, однако она становилась все ближе к жизни, боли, жалости, насилию — ко всему, что определяет смертный жребий человечества. Кадфаэль опасался надолго отходить от тела, так как Ив был уже на ногах и живо всем интересовался. Трудно было угадать, куда он направится в следующую минуту. Правда, он был хорошо воспитан и обладал прекрасными манерами, но поскольку ему привили убежденность в своих привилегиях и это был подвижный тринадцатилетний подросток, то он мог ненароком заглянуть и сюда.

В одиннадцатом часу, во время мессы, ледяная оболочка растаяла настолько, что начали появляться открытые участки тела. Показались кончики бледных пальцев, нос (пока еще небольшая жемчужина), вьющиеся пряди волос, словно тонкое кружево по обе стороны лба. Именно эти кудри и привлекли пристальное внимание Кадфаэля. Дело в том, что они были короткие. Он намотал несколько прядей на палец. Они были цвета темного золота, а когда высохнут, то станут еще светлее. Кадфаэль наклонился, вглядываясь в открытые глаза, все еще заледеневшие. Взгляд их был безмятежен. Цвет показался ему тускло-фиолетовым, как у ирисов, или темно-серым, словно у цветов лаванды.

Лицо до конца оттаяло, когда закончилась месса. Кожи покойницы коснулся воздух, и на щеке и возле рта обозначились кровоподтеки. Потом оттаяли полукружия маленьких грудей, и брат Кадфаэль ясно увидел пятно, темневшее в этом месте справа. Он узнал красноватые следы крови. Лед сковал девушку, не дав воде смыть это пятно. Даже если оно исчезнет, когда лед окончательно растает, он будет знать, где оно было.

Еще до полудня тело полностью освободилось от ледяной оболочки. Теперь девушка была видна вся, стройная и юная, а небольшая головка в ореоле коротких бронзовых кудрей напоминала ангела из Благовещения. Кадфаэль пошел за приором Леонардом, и они, пока не омывая тело, сложили ей руки на груди и прикрыли до шеи льняной простыней.

Пришел Хью и молча встал рядом с ними. Девушке вполне могло быть восемнадцать лет. Она лежала в вечном покое, далекая, безмятежная и недосягаемая. И красивая, как о ней говорили… Да, она, несомненно, была очень красива. Но разве это своевольная и избалованная дочь знатного вельможи? Та темноволосая девушка, которая всегда настаивала на своем, несмотря на смутное время, зимний холод, ужасы войны?

— Взгляните-ка! — сказал брат Кадфаэль, отворачивая простыню и указывая на смятые складки сорочки, которые он не стал разглаживать, когда лед оттаял. Тусклое красноватое пятнышко виднелось на правом плече и на груди.

— Заколота? — спросил Хью, взглянув Кадфаэлю в лицо.

— Раны нет. А теперь посмотрите сюда! — Отвернув сорочку, он показал пару пятнышек на бледной коже. Кадфаэль стер их, и тело засверкало белизной. — Она не заколота, это точно. Ночной мороз сразу прихватил ее, и все следы сохранились, пусть и слабые. Но раны не было. А если и была, то в другом месте и не от ножа, — хмуро добавил он. — Вероятно, она боролась с ним — или с ними, волки любят охотиться стаями! — и у того пошла кровь. Возможно, девушка расцарапала ему лицо или руку, пытаясь оттолкнуть. Запомни это, Хью, и я тоже запомню. — Он снова бережно и благоговейно прикрыл ее. Затуманенные глаза на алебастровом лице спокойно смотрели вверх, на своды, а короткие высохшие завитки сияли, как нимб.

— Она покрывается кровоподтеками, — заметил Хью и провел кончиком пальца по скуле и пятнам возле губ. — Но на шее нет никаких следов. Значит, ее не удавили.

— Нет, но ее придушили, когда насиловали.

Они были так поглощены осмотром мертвой девушки, что не услышали шагов, приближавшихся к закрытой двери. Даже если бы они и были начеку, то все равно могли ничего не услышать — так легки были шаги мальчика. Первое, что оповестило их о приходе Ива, это вспышка света, отраженного, от снега, когда широко распахнулась дверь. Мальчик вошел открыто, и не думая подкрадываться, — это было не в его характере. Повернувшись к вошедшему, они нахмурились в смятении, и Ив резко остановился, обиженно надувшись. Хью и приор Леонард поспешно загородили от него козлы, на которых лежало тело.

— Тебе здесь нельзя находиться, дитя мое, — обратился к нему приор.

— А почему нельзя, отец? Никто мне этого не говорил. Я искал брата Кадфаэля.

— Брат Кадфаэль выйдет к тебе чуть позже. Возвращайся в странноприимный дом и жди его там…

Но было слишком поздно — Ив уже увидел достаточно, чтобы все понять. Льняная простыня, которую поспешно набросили, контуры тела, вырисовывавшиеся под ней, приоткрывшиеся светлые волосы. Лицо мальчика застыло, глаза широко раскрылись, и он сразу же умолк.

Ласково положив ему руку на плечо, приор повернул его к дверям.

— Пошли, мы с тобой выйдем вместе. Ты непременно все узнаешь, но сейчас нам нужно выйти отсюда.

Ив не сдвинулся с места, продолжая пристально смотреть прямо перед собой.

— Нет, — неожиданно произнес брат Кадфаэль, — пусть он подойдет. — Отступив от тела, монах сделал пару шагов к мальчику. — Ив, ты ведь умный человек, и после того, что ты пережил, нам нет нужды делать вид, будто в мире не существует насилия и жестокости и люди не умирают. Здесь у нас мертвое тело, и мы не знаем, кто это. Мне бы хотелось, чтобы ты взглянул, — если не имеешь ничего против, — и сказал нам, не знаешь ли ты, кто это. Не бойся, ты не увидишь ничего плохого.

Мальчик твердой походкой подошел поближе и с застывшим лицом взглянул на фигуру в сорочке. В глазах его затаился страх, и больше ничего. Кадфаэль подумал, что ему вряд ли пришло в голову, что это его сестра или вообще женщина. Он заметил, как взгляд широко раскрытых глаз остановился на коротких завитках — Ив, очевидно, ожидал увидеть мертвого мужчину. Кадфаэль вел бы себя иначе, не будь он абсолютно уверен, что эта убитая девушка — не Эрмина Хьюгонин. Об остальном он мог лишь смутно догадываться. Но Ив должен знать наверняка.

Монах сдернул простыню с лица покойницы. Руки мальчика, которые тот держал у груди, резко сжались. Он тяжело вздохнул и долгое время не издавал ни звука. Его слегка трясло. Наконец Ив поднял на Кадфаэля взгляд, в котором читались потрясение, недоумение и даже неверие.

— Но этого не может быть! Я думал… Я не понимаю! Она… — Он замолчал, мотая головой, и снова с жалостью и изумлением склонился над телом, словно зачарованный, — Я знаю ее, конечно же, знаю, но почему она здесь, мертвая? Это сестра Хилария, которая вместе с нами ушла из Вустера.