— Вы так кого-нибудь убьете! — прокричала Мэри, когда он снова чуть не наехал на пожилую туристку с мороженым.
Ответа не последовало. Сицилиец продолжал гнать машину как профессиональный гонщик. Потом вдруг резко снизил скорость и въехал в гараж, расположенный на первом этаже старинного здания.
Двигатель умолк, и несколько секунд они сидели в полной тишине. Мэри дрожала от ужаса.
— Где мы?
— В гараже моего шурина.
Он вышел из машины и закрыл большие старинные ворота, внезапно отрезав доступ солнечному свету. Маленькая лампочка, которую он включил, не справлялась со своей задачей. Мэри несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь прийти в себя, потом порылась в сумке и вытащила сигарету. Дрожащими руками она прикурила и затянулась.
— Спасибо, — поблагодарила она водителя. — Это была изумительная работа.
Парень усмехнулся:
— В Палермо все так ездят.
— Вот. — Она вручила ему пачку банкнот. — Еще сто тысяч, как я обещала. И еще двести за то, что ты никогда меня не видел. В случае чего — ты меня не знаешь.
Он спрятал деньги в карман.
— Спасибо. Если захотите еще куда-нибудь прокатиться…
— Да.
— …ко мне больше не обращайтесь.
Мэри кивнула, затушила недокуренную сигарету и выбралась из машины. Завернув икону в газету, она снова убрала ее в сумку и спросила:
— Далеко отсюда до виа дей Коронари?
Парень взял с шаткого столика бутылку и налил себе воды.
— Вам туда, — махнул он рукой.
Мэри вышла из гаража и вновь очутилась под лучами яркого римского солнца.
На параллельной улице в пятистах метрах от нее, затертый грузовиками и легковушками, Паоло рыдал от бессилия и унижения. Такси, в котором сидела Мэри, умчалось, нарушив все мыслимые правила. Следовать за ним было сущим безумием — Паоло не был самоубийцей. Он замолотил кулаками по приборной доске, потом взял телефонную трубку и вяло сказал в нее:
— Упустил.
— О Боже! — с упавшим сердцем простонала Флавия. — Паоло, ты не мог… Скажи, что ты меня разыгрываешь.
— Извини. Какие будут указания?
— Ты не думал о самоубийстве?
***
— Послушай, я не играю в такие игры, — разъяренно сказала Мэри. Она уже успела выпить, успокоиться и сейчас звонила Микису из бара. — Мы заключили сделку. Ты ничего не добьешься, если будешь размахивать «пушкой».
— Я не размахивал «пушкой», — ответил Харанис на другом конце провода.
— Ну конечно.
— Я не размахивал «пушкой», — повторил он. — Какой смысл мне тебя убивать? Ты же сама это сказала. Так что не устраивай истерик. Я хочу получить картину и убраться отсюда.
— Ты видел икону?
— Да.
— Тебя все устраивает?
— Пока да. Мне нужно рассмотреть ее как следует. Через пятнадцать минут тебе позвонят. Я перезвоню тебе через полчаса, и ты скажешь мне, где взять икону. Берегись, если попытаешься меня обмануть.
Сейчас он ее не запугивал, он говорил серьезно. Мэри Верней взглянула на часы: она чувствовала, что в эти пятнадцать минут должно решиться очень многое. О Боже, почему у нее нет никаких запасных вариантов?! Если что-нибудь пойдет не так…
Мэри снова посмотрела на часы. Тринадцать минут. Она закурила — в ее возрасте это уже не имело значения — и начала прикидывать, где может произойти сбой.
Зазвонил телефон. Она схватила трубку, чуть не потеряв равновесие.
— Она на свободе. — Раздался щелчок, затем послышались короткие гудки.
Мэри набрала номер своей невестки, запуталась, набрала снова, снова ошиблась и лишь на третий раз дозвонилась.
— Привет, бабуль, — послышался звонкий детский голос, и из глаз Мэри брызнули слезы. Услышав этот голос, она поняла, что победила. Она сделала все, что наметила. Пробормотав в ответ приветствие, она сказала, что сейчас у нее нет времени с ней поболтать.
— А мама дома?
Трубку взяла невестка. Мэри не дала ей заговорить: та всегда болтала слишком много, и если уж раскрывала рот, остановить ее было нелегко.
— Как Луиза?
— Нормально. Я не знаю, что произошло…
— Я расскажу тебе позже. Бери Луизу, сажай ее в машину и увози.
— Куда?
— Куда угодно. Нет. В полицию. Поезжайте в ближайший полицейский участок. Задержитесь там как можно дольше — скажи, что у тебя пропала собака или что-нибудь в этом роде. Я сообщу тебе, когда все закончится.
— А что должно закончиться?
— Просто сделай, как я говорю, дорогая. Это всего час, не более.
Мэри отключилась и посмотрела на сверток с иконой. Теперь ей нужно отвезти ее на место. Тяжело вздохнув, она приступила к выполнению последней стадии своего задания.
***
Выслушав отчаянное объяснение Паоло, как он потерял в потоке движения Мэри Верней, Флавия швырнула трубку через всю комнату. Конечно, риск, что что-нибудь пойдет не так, есть всегда. Но совершить такой грубый промах в самом начале? Паоло, коренной житель, изучивший улицы Рима вдоль и поперек, славился своей сумасшедшей ездой и пренебрежением к правилам. Флавия была уверена: кто-кто, а уж Паоло не упустит иностранку, едва знакомую с городом.
И вот пожалуйста. Теперь им ничего не остается, кроме как сидеть и ждать, когда кто-нибудь из преступной компании соберется выехать из страны. Какое разочарование! Какой стыд! Какое унижение! Какая глупость!
Флавия мерила шагами комнату, не потому что так легче думалось — думалось лучше в горизонтальном положении, а потому что ходьба давала слабую иллюзию хоть какого-то действия.
Стоп. Где-то должна состояться передача картины. Они хотят сделать это без свидетелей, иначе Мэри отдала бы ее на остановке. Вместо этого она медленно проехала мимо Хараниса, а потом так резко укатила, что даже Паоло ее потерял. Значит, Мэри не доверяет греку. Он убедился, что икона у нее, и теперь, видимо, должен предпринять какие-то действия, после чего Мэри отдаст ему ее.
Только где это будет происходить?
Флавия зашла в соседнюю комнату, где сидела Джулия в ожидании дальнейших инструкций.
— Дай мне свои записи, — попросила Флавия. — Рапорты за те дни, когда ты сопровождала миссис Верней.
Девушка открыла ящик стола и вытащила стопку бумаги.
— Куда она ходила? Я не имею в виду магазины, музеи и тому подобное. Куда еще она ходила?
Джулия пожала плечами:
— К торговцам картинами. Мы обошли чуть ли не все галереи на виа дей Коронари. Потом она потащила меня гулять. Сказала, что всегда проходит не меньше четырех-пяти километров вдень.
— И где вы гуляли?
— Мы прошли вниз по виа Корсо, потом пересекли Кампо-дей-Фьори и мост Систо. Зашли попить кофе в заведение, расположенное напротив Санта-Марии в Трастевере. Потом пошли посмотреть часовню Браманте в соборе Святого Петра, затем дошли до Джаниколо и оттуда любовались заходом солнца. Там миссис Верней взяла такси, и мы вернулись в гостиницу. Я была без сил, но ее это абсолютно не волновало.
— Она не делала чего-нибудь необычного? Тебе не показалось, что в какой-то момент она насторожилась? Может быть, что-то проверяла? Или сказала?
— Да мы все время болтали. Она очень интересная особа. Но она не говорила ничего такого, что могло бы мне запомниться.
Постарайся вспомнить. Она должна передать икону Харанису. Нам нужно вычислить, где это произойдет. Подумай: тихое место, где нет посторонних, куда она может зайти, оставить там икону и сразу уйти? Она не доверяет Харанису, и неудивительно. Он до смерти запугал ее. Думай, Джулия: где у нас тихое место с хорошей транспортной развязкой?
— В Риме? — спросила девушка. — Нигде. А почему бы ей не передать икону через посредника, если она боится приближаться к этому человеку?
— Предложи кандидатуру посредника.
— Ну, например, кто-нибудь из галерейщиков. Флавия остановила на ней застывший взгляд. Возможно, у девушки все-таки есть будущее в полиции.
— К кому, ты говоришь, она заходила?
Джулия передала ей список. Флавия быстро просмотрела его.
— Она представляла меня им как свою племянницу, — добавила Джулия.
— Она была с ними знакома?
— О да. Все они приветствовали ее очень тепло. Некоторые вели себя осторожно, но тем не менее проявляли гостеприимство.
— И этот тоже? — Флавия ткнула пальцем в середину списка.
— Да, и он тоже.
От радости Флавия чуть не расцеловала ее.
— Да, — возбужденно воскликнула она, — да, да! Это он. Это должен быть он.
— Почему?
— Потому что ты говоришь, что они прекрасно знакомы, а он уверял меня, что впервые слышит ее имя. Ну, старина Джузеппе Бартоло, теперь я сцапаю вас обоих. Собирайся. Быстро. У нас нет времени.
Флавия позвонила Паоло и велела всем мчаться в галерею Бартоло, но к тому моменту, когда они с Джулией пересекли пьяцца Навона и спустились вниз по виа дей Коронари, она поняла, что раньше их туда вряд ли кто-нибудь доберется. Начинался час пик, а все ее коллеги находились слишком далеко от места, чтобы добраться пешком или даже бегом. Джулия — единственная ее подмога. Флавия с трудом представляла себе свои дальнейшие действия. Что делать? Оставаться на улице и ждать? А если окажется, что она не ошиблась в своих предположениях? Флавия ужасно не любила применять оружие и была никудышным стрелком. Джулия, наверное, тоже проходила курс по стрельбе, но практикантам оружие не полагается. И правда, что делать, если Харанис откажется ей подчиниться и следовать в участок?
На бегу трудно сосредоточиться на проблеме. Пока главной ее задачей было успеть к началу событий. Это единственный шанс поймать Хараниса с поличным, и она его не упустит. Только бы ее догадка оказалась верна. А что, если в этот самый момент Мэри Верней передает икону где-нибудь совсем в другом месте, а не в галерее Бартоло? Ну что ж, тогда ничего не поделаешь. А вот уже и галерея.
Флавия замедлила шаг, подождала Джулию и нерешительно остановилась, переводя дыхание.
— Что мы теперь будем делать?
— Ждать. И надеяться. Флавия огляделась.
— Наверное, лучше сесть, чтобы не вызывать подозрений.
Неподалеку находилось уличное кафе. Они выбрали столик, откуда хорошо просматривались галерея и улица.
— А если она войдет в здание с другой стороны? — спросила Джулия.
— С другой стороны входа нет, это я знаю точно.
Девушки заказали по бутылке воды. Потом Флавия открыла сумку и с опаской притронулась к пистолету. Порывшись, нашла мешочек, в котором хранила пули. Она принципиально не носила заряженный пистолет, хотя инструкция обязывала ее к этому. И никогда не говорила, что может выстрелить в любой момент.
Джулия с тревогой наблюдала, как ее начальница неловко заряжает пистолет.
— Нормально, — мрачно сказала Флавия. — В прошлый раз, когда мне пришлось стрелять, я чуть не убила Джонатана.
Практикантка жалко улыбнулась.
— А как мы узнаем, что он еще не приходил? — спросила она.
Хороший вопрос. Флавия подняла голову, размышляя, потом нахмурилась и сказала:
— Узнаем, потому что я вижу, как он спускается по улице к галерее.
Она кивнула в направлении пьяцца Навона, и Джулия обернулась, чтобы взглянуть на человека, которого до сих пор видела лишь на размытой большим увеличением фотографии. Это был высокий и довольно красивый, несмотря на намечающееся брюшко, мужчина. Вид у него был очень деловой. Джулия с первого взгляда поняла, что он не из тех, кого можно взять на простой испуг.
— Я думаю, нам нужно наброситься на него сзади, когда он будет выходить из галереи, — сказала Флавия. — Тогда у него будет только одна свободная рука — в другой он будет держать икону. Надеюсь, вдвоем нам удастся повалить его на землю. К тому же, заполучив икону, он должен немного расслабиться.
Джулия напряженно кивнула.
— Волнуешься?
Девушка снова кивнула.
— Не ты одна. Пошли, — скомандовала Флавия, выкладывая на столик банкноту. Микис вошел в галерею. — Расстановка следующая: ты встаешь с одной стороны двери, я — с другой.
Они поспешили к галерее, изо всех сил стараясь походить на покупательниц, озабоченных покупкой подарка к дню рождения любимой тетушки.
Флавия взмокла от волнения и заметила, что Джулия дрожит. Только бы она не сплоховала в самый ответственный момент. Если они навалятся на Хараниса одновременно, у них есть шанс справиться с ним. Но если Джулия промедлит, могут возникнуть большие проблемы.
Они заняли свои места, и Флавия посмотрела на часы, изображая девушку, поджидающую возлюбленного. Джулия сконцентрировала внимание на машине с красным верхом, где сидели два молодых парня и слушали музыку, включив ее на полную громкость. Парни посматривали по сторонам, явно пытаясь привлечь к себе внимание и вызвать враждебность окружающих. «Только не вздумайте подходить к ним и просить убавить громкость, — мысленно взмолилась Флавия. — Пожалуйста».
Улица была полна народу; туристы гуляли, обнявшись или под ручку, наслаждались теплом и солнцем. Нормальные мирные люди, ведущие нормальный мирный образ жизни. Но куда же подевались ее работнички? Ни Паоло, никого…
И в ту же секунду она поняла, что ждать подмогу уже поздно. Дверь распахнулась, и вышел Харанис со свертком под мышкой. Он огляделся по сторонам. Флавия проверила в кармане оружие. Юнцы в машине врубили музыку еще громче, затрясли головами и забарабанили по дверцам машины, отбивая такт. Джулия, решительно сжав губы, посмотрела на Флавию, ожидая сигнала.
Та кивнула, кинулась вперед, схватила Хараниса за руку и с облегчением увидела, что Джулия сделала то же самое.
— Вы арестованы!
Она почувствовала, как Харанис напряг мышцы. Неожиданное движение и крик у дверей галереи привлекли внимание парней, сидевших в машине, и проходящих мимо туристов. Один из парней вышел из машины посмотреть, что происходит. Харанис выронил икону и начал выкручиваться.
В тот момент, когда он напряг все силы и ему оставалось сделать последнее движение, чтобы освободиться, парень подошел совсем близко.
— Помогите! — крикнула ему Флавия.
Он посмотрел ей прямо в глаза, потом как-то странно улыбнулся.
Шума почти не было — его заглушила какофония звуков, несущихся от машины, но Харанис рванулся из рук Джулии с удвоенной силой и упал на мостовую. Молодой человек спокойно подобрал сверток, вернулся к машине, сел, и машина с визгом умчалась прочь. На все ушло не более семи секунд. Не было криков и разбегающихся в ужасе пешеходов. Все произошло так быстро, чисто и гладко, что никто ничего не заметил. До тех пор, пока вокруг тела Хараниса не образовалась большая лужа крови.
Флавия пришла в себя первой. Джулия рассматривала свое платье, на котором расползалось красное пятно.
— Вызови полицию, — велела Флавия подчиненной, видя, что та не ранена. — Быстро.
Сама она наклонилась к Харанису прощупать пульс. Бесполезно. Вокруг них начала собираться толпа, и ей следовало попросить их держаться подальше. Но она не могла. Она села рядом с телом и тупо уставилась в пространство. Она не понимала, что произошло.
Совсем рядом находился человек, который мог бы многое объяснить ей. Позади толпы стоял невысокий седой мужчина с грозно нахмуренными бровями и с каменным лицом наблюдал за происходящим. С того момента как он встретился с Мэри, ему пришлось немало потрудиться. В первую очередь он позаботился о безопасности Мэри — каждый ее шаг был под контролем. Когда она назвала ему место, где оставит для Микиса икону, он отдал соответствующие распоряжения своим людям. Он считал личным долгом прийти на казнь. На протяжении долгой и бурной жизни он часто бывал безжалостным и жестоким, но он никогда не был трусом и не уходил от ответственности за содеянное. Он всегда исправлял свои ошибки и сейчас исправил самую большую из них. Убедившись, что дело сделано, старик развернулся и зашагал по каменной мостовой к своему лимузину. — В аэропорт, — сказал он шоферу.
ГЛАВА 18
Аргайл в это время находился в монастыре. Здесь сегодня никого не убивали, но обстановка тоже была далека от спокойной. Он еще не знал о намечающемся взлете отца Поля, как не знал этого и сам отец Поль, который ушел на собрание, полный надежд, что его вопрос о возвращении в Африку будет наконец-то рассмотрен и решен положительно. Ему так хотелось домой.
Беспокойство Аргайла было связано со старыми рукописными документами, которые он пытался перевести на итальянский. Процесс был долгим и мучительным, за каждым словом приходилось лезть в огромный словарь древнегреческого языка, заимствованный им в библиотеке. Если все сказанное отцом Чарлзом в тот день было правдой, а не фантазией ослабевшего ума, то в этой подшивке явно не хватало некоторых бумаг. Теперь, когда общая картина стала ему ясна, это уже не имело решающего значения, однако было бы неплохо найти прямые доказательства того, что под именем брата Ангелуса скрывался византийский император.
Занятие было настолько утомительным, что Аргайл то и дело устраивал перекуры; они становились все более частыми и продолжительными. Он подходил к окну и, не прекращая размышлений, смотрел во двор. От усталости мысли его стали путаться и через некоторое время приняли совсем иное направление. Особенно его занимала одна мысль.
Он заметил странную деталь, на которую другие, насколько он знал, почему-то до сих пор не обратили внимания. Они словно напрочь забыли о ней. Кто ударил по голове отца Ксавье, если все прежние подозреваемые отпали? Если водители грузовиков не видели, чтобы из церкви выходил кто-то, кроме миссис Верней и Буркхардта, значит, икона осталась в монастыре.
Немного поразмыслив над этим, он вдруг вспомнил, что в тот день делал покупки. Интересно, в какой связи он об этом вспомнил? Может быть, потому, что сегодня снова его очередь идти в магазин? Ах да — у Буркхардта была сумка, но слишком маленькая, чтобы унести в ней икону. Должно быть, там были деньги.
Если отец Ксавье пришел в церковь раньше Буркхардта, он мог открыть дверь заранее. После этого кто-то ударил его по голове. Потом явился Буркхардт и ушел несолоно хлебавши. Значит, икона исчезла до того, как дверь заперли снова, и не могла… Есть в этом резон? Есть, подумал он. Есть.
Джонатан встал. Человек не в силах одолеть столько греческих слов за один день; во всяком случае, для него две строчки были пределом. Лучше еще раз сходить к отцу Чарлзу. Будем надеяться, что сегодня болезнь отступила. А если нет, что он расскажет на этот раз? Про затонувшую Атлантиду? Или про сокровища тамплиеров? Как бы там ни было, он пока единственный, кто может ему помочь. Монахи еще утром с серьезнейшими лицами собрались в библиотеке и до сих пор не выходили.
Отец Чарлз встретил гостя в отличной форме и даже выразил удовольствие в связи с его приходом. С легкой улыбкой он взял протянутую ему рукопись.
— Разве в английских школах больше не изучают греческий? — удивленно спросил он.
— Только самые азы, — объяснил Аргайл.
— Понятно. И как далеко вы продвинулись?
Это уже напоминало экзамен. Поскольку старик явно не помнил того, что наговорил ему в прошлый раз, Аргайл вкратце изложил ему суть их предыдущей беседы.
— На первый взгляд это кажется невероятным, но я предположил, что брат Ангелус занимал высокое положение в Византийской империи. Видимо, это он привез с собой икону.
Глаза отца Чарлза блеснули.
— Очень хорошо, сэр. Очень хорошо. Я впечатлен. Брат Ангелус действительно занимал высокое положение, но личность его неизвестна.
— Разве? Старик кивнул:
— Его имя всегда хранилось в строгом секрете.
— Это был император. Отец Чарлз изогнул бровь:
— Что заставляет вас так думать? Доказательств подобной версии не существует.
— Доказательства есть. Вы на них сидите. Вы забрали их из папки и спрятали у себя.
— Бог мой, до чего ж вы догадливы, — сказал старик в замешательстве. — Не представляю, как вы до этого додумались.
Аргайл предпочел не говорить ему правды.
— Ну что ж, вы правы. Это был император.
— Зачем вы это скрываете?
— Чтобы уберечь память о нем от таких, как вы. От тех, кто всюду сует свой нос. Правда разрушит легенду, понимаете? Исчезнет образ императора, который встретил свою смерть под стенами Константинополя. Это один из величайших моментов нашей истории. Я всегда так думал. И как печально было бы заменить его рассказом о том, как он бежал из города на корабле, бросив своих соотечественников на растерзание неверным, и спрятался в монастыре.
— Но ведь он бежал не просто так. Он планировал контрнаступление.
— Да, я верю в то, что он хотел этого, но он не сумел осуществить своей мечты. Его главный сторонник, папа Каллист, вскоре умер, а новый папа слишком увлекался искусством, чтобы думать о восстановлении границ христианского мира. Император Константин, между прочим, умер примерно через год после Каллиста. Внезапно.
— Отчего?
— Вечером, после ужина, у него начались сильные боли в животе. Лично я думаю, его отравили. В этом нет ничего удивительного. В папстве было много людей, которые не хотели, чтобы денежки из казны тратились на Крестовые походы. К тому же многие успели наладить связи с турками. Война не входила в интересы ни папства, ни Генуи, ни Венеции. Константин со своей мечтой о Крестовом походе мешал им. Они умертвили его, но память о героизме великого императора продолжает жить.
— А вы поддерживаете эту легенду.
Отец Чарлз кивнул:
— Не подумайте, что я уничтожил доказательства, — я не вандал. Я просто разъединил их и спрятал в надежных местах. Тому, кто вздумает собрать все кусочки воедино, придется потратить на это несколько месяцев, даже если он точно будет знать, где и что искать. Вы, кстати, знаете, о какой иконе идет речь?
— Да, это сама «Одигитрия».
Отец Чарлз одобрительно хмыкнул. «Как странно, — подумал Аргайл. — Я словно разговариваю с другим человеком».
— Должен сказать, полет вашей фантазии меня поражает. Да, вы вновь угадали. Это действительно она. Ее писал сам святой Лука. Император оставил ее в монастыре на попечение своего слуги Грациана и членов его семейства. Он велел следить, чтобы она никогда не покидала стен монастыря до тех пор, пока Константинополь снова не станет христианским. И будь проклят тот, кто нарушит завет императора. Константин поклялся лично наказать того, кто посмеет к ней прикоснуться, и заставил Грациана дать такую же клятву.
И в эту секунду Аргайл словно прозрел. Теперь он в точности знал, как все произошло. Это было настолько ясно и очевидно, что он удивился, как не понял этого раньше.
— Вы ведь, кажется, тоже были в тот день в церкви? — спросил он отца Чарлза. — Когда отца Ксавье ударили по голове?
Старик кивнул:
— Я всегда хожу туда по утрам, когда хорошо себя чувствую. Я прихожу в церковь до того, как встают братья, чтобы побыть там одному. В то утро я чувствовал себя прекрасно.
— Тогда вы должны были видеть, что произошло. Отец Чарлз улыбнулся и покачал головой:
— Я ничего не видел.
— Неправда.
— Да, — легко согласился он, — неправда.
— Это вы взяли икону?
— Конечно, нет. Я не могу как следует о ней позаботиться.
Аргайл пристально посмотрел на него, и отец Чарлз обвел рукой свою комнату.
— Можете обыскать меня, если хотите.
— Нет, — ответил Джонатан, — этого я делать не буду.
— Она находится в безопасном месте. Там ей никто не причинит вреда. Полиция может прекратить поиски.
Он посмотрел на Аргайла, уверенный, что тот его понял.
Аргайл кивнул:
— Да. Благодарю вас.
В задумчивости Джонатан вышел от отца Чарлза и направился в архив, чтобы привести в порядок бумаги, которые ему больше не понадобятся. Караваджо придется подождать до следующей недели. Спустившись вниз, он встретил отца Поля. Тот стоял в дверях и с несчастным лицом смотрел в одну точку. Аргайлу показалось, что за последние дни отец Поль постарел лет на тридцать.
Он тихонько кашлянул; отец Поль обернулся и посторонился, пропуская его на улицу.
— Не грустите, — сказал Джонатан, огорченный его подавленным видом. — Не может быть, чтобы все было так уж плохо.
— Может, мистер Аргайл, — медленно ответил отец Поль. — Еще как может.
— Они не отпустили вас домой? Жаль, если так.
— Они оставили меня здесь. Навсегда.
— Но в следующем году уж наверняка…
— У нас только что закончилось собрание. Отец Ксавье прислал письменный отказ от поста.
— Разумно с его стороны. Он еще не скоро окончательно встанет на ноги.
— Да. И они выбрали нового главу ордена.
— Ах вот как. И кто же счастливчик? Честно говоря, я ему не завидую.
— Это я.
— О-о!
Аргайл с искренней тревогой заглянул в лицо молодого человека и понял, что его горестный вид не имеет ничего общего с кокетством или желанием скрыть горделивую радость.
— О Господи, представляю, как вы потрясены.
Отец Поль перевел на него печальный взгляд.
— А вы не могли отказаться? Сказали бы, что вы еще слишком молоды.
— Я говорил.
— Неопытны?
— Говорил.
— Сказали бы, что вы женаты, у вас трое детей и вообще вы пьяница.
Отец Поль слабо улыбнулся, но для начала и это было неплохо.
— Такая мысль не приходила мне в голову, хотя любые возражения были бы бесполезны. Видите ли, мы даем обет послушания, и если совет принимает решение, я не могу отказаться.
— На какой срок вас избрали?
— Пожизненно. До тех пор, пока будут силы.
— Тогда вам не повезло. Вы производите впечатление ужасно здорового человека.
Отец Поль печально кивнул.
— Вам так не нравится эта работа?
Вы даже представить себе не можете, до какой степени, мистер Аргайл. — В глазах его заблестели слезы. — Я хочу домой. Я столько всего хотел сделать. Там меня ждут, а здесь мне не место, каждый новый день в Риме для меня — мука.
— Кто же это сказал, что власть нужно давать только тем людям, которым она не нужна? — Аргайл подумал. — Нет, не вспомню. Знаете, я считаю, что из вас получится очень хороший глава ордена. Возможно, по отношению к вам это было жестоко, но лучшей кандидатуры они найти не могли. Блестящий выбор.
Отец Поль горько усмехнулся:
— Боюсь, вы ошибаетесь.
— Послушайте, — мягко сказал Аргайл, — вы знаете Флавию?
Священник кивнул.
— Недавно ей предложили возглавить управление по борьбе с кражами произведений искусства. Она была в ужасе: ведь я постоянно жалуюсь на ее занятость, а в новой должности она будет еще реже появляться дома. Это огромная ответственность. В случае ошибки ей грозят большие неприятности, не говоря уж о том, что ее всегда будут сравнивать с ее предшественником. Но я уверен: несмотря ни на что, она прекрасно справится.
— Вы думаете, ей следует принять предложение?
— Конечно, иначе она будет несчастна. Она и сама понимает, что справится. И вы тоже знаете про себя, что справитесь. Вам обоим не хватает практики, только и всего. Боттандо знал, что делает, когда предлагал ее кандидатуру. Так же, как знали те, кто предлагал вас.
Отец Поль слабо улыбнулся:
— Вы добрый человек. Но мне придется стать политиком и бухгалтером, а я не хочу.
— Вы можете их нанять. Кстати, зачем вам бухгалтер?
— Как я понял, отец Ксавье вложил деньги в какое-то сомнительное предприятие и все потерял.
— Понятно. И большую сумму?
— Значительную.
— Продайте что-нибудь. Например, Караваджо. Ему в любом случае здесь не место, даже Менцис с этим согласен.
— Учитывая последние события…
— Тут совсем другое дело. Вы свяжетесь с солидной конторой или воспользуетесь услугами надежного посредника. Главное, чтобы у него нашлось просторное помещение для этого произведения. Вы сможете получить за него очень приличные деньги.
— Сколько?
— Это зависит от того, удастся ли доказать авторство Караваджо. Если удастся, вы сможете выручить за него несколько миллионов долларов. Если же нет, он принесет вам как минимум тысяч двести с учетом расходов на выяснение происхождения.
Ему удалось заинтересовать отца Поля, в этом не было никаких сомнений. Однако почти тут же плечи священники снова поникли.
— Деньги нужны нам срочно, мистер Аргайл. В течение ближайшей недели. Мы не успеем продать картину за такой короткий срок.
Аргайл кивнул:
— Боюсь, тут я бессилен. Но если хотите, я могу провести предварительные переговоры с потенциальными покупателями.
— Вы?
— Ах да, я не говорил. Раньше я торговал картинами.
Отец Поль тщательно взвесил все «за» и «против».
— Пожалуй, это можно сделать. Правда, теперь, после кражи иконы, совет будет настроен скептически.
— Да, если бы удалось найти икону… Отец Поль засмеялся.
— Это было бы чудом.
— «О, маловеры!» — хочется мне воскликнуть всякий раз, когда я вижу священника, — сказал Аргайл. — Нужно верить в чудеса, они иногда происходят.
— Да, только не тогда, когда их ждешь.
— У меня так бывает с такси. Они постоянно попадаются мне на глаза, когда не нужны, и пропадают, как только в них возникает необходимость. Однако это не повод, чтобы отрицать их существование.
— Боюсь, мы не заслужили такой милости.
— А разве чудо нужно заслужить?
— Вы хотите преподать мне урок богословия, мистер Аргайл? — спросил священник, и на губах его заиграла улыбка.
— О нет, я просто хотел напомнить, что никогда не следует отчаиваться. Вы в самом начале пути. А как вы поступите, если икона найдется? Снова попытаетесь ее продать?
Отец Поль энергично замотал головой:
— Нет, она займет свое законное место. И двери в церковь будут открыты для всех желающих.
— Это решение нового главы ордена?
Отец Поль подумал и улыбнулся:
— Да. Почему бы и нет? Это мое первое распоряжение.
— Хорошо. В таком случае не уделите ли вы мне полчаса своего драгоценного времени сегодня вечером? Часов в девять?
Через полчаса Аргайл был уже дома и застал Флавию забившейся в кресло с бутылкой виски. Вид у нее был усталый и мрачный.
— Как дела?
— Хуже не бывает.
— Вам не удалось его сцапать? Сочувствую.