Глава 2

Утром следующего дня Лешка Казарин помогал отцу в правительственном гараже. Он и в детстве не один раз бывал в этих боксах. В такие дни, копаясь в моторах, помогая чистить детали или накачивать шины, Лешка чувствовал себя почти взрослым. Иногда ему попадало за нерасторопность от отцовских сослуживцев, но он не хныкал и жаловаться отцу не ходил. Знал, что в гараже его любили, а если гоняли, то это так, для порядка. Как же иначе? Доверяй, но проверяй. Лешке доверяли, в противном случае не узнал бы он, что в одном из боксов гаража особого назначения расстреляли в 18-м году Каплан – эту гадину, покушавшуюся на Ленина. Слышал Казарин и смачный рассказ старого водителя о том, как упал в обморок поэт Демьян Бедный, напросившийся посмотреть казнь. Все это происходило когда-то здесь, в небольшом дворе бывших царских конюшен, пристроенных к подножью Теремного дворца.

Неожиданно кто-то из водителей произнес:

– Ничего себе! Шапилин!

Казарин-старший отложил инструмент и посмотрел в сторону арки, выходящей на Коммунистическую. К ним приближались несколько человек в военной форме. Впереди шел Петр Саввич.

Все бросили работу, и только Алешка продолжал натирать и без того блестящий бампер «паккарда». Грозный и всемогущий Шапилин направился прямо к нему и остановился напротив, ожидая, что он, как и все в гараже, вытянется по стойке «смирно!». Однако Лешка, быстро отдав честь, продолжал работать как заведенный. Такого нарушения субординации в гараже давно не помнили. Наступила зловещая тишина. Ее нарушил вопрос Шапилина:

– Что, офицер, повышаешь квалификацию? Сопровождающие подобострастно засмеялись, желая подчеркнуть остроумие своего начальника. А Шапилин продолжал измываться:

– Ну что ж, объявляю благодарность.

Алексей медленно отложил тряпку, вытер руки и тихо, с вызовом произнес:

– Служу Советскому Союзу.

Его взгляд был открыт и очень спокоен. И тут от шапи-линской выдержки не осталось и следа. Петр Саввич побагровел и закричал на весь гараж:

– Твои ровесники кровь на фронтах проливают, а ты, значит, машинку трешь?

Казарин-старший решил заступиться за сына:

– Понимаете, Петр Саввич, у него ранение…

– А тебя, товарищ Казарин, не спрашивают! – грозно рявкнул Шапилин, но вдруг улыбнулся и снисходительно добавил: – Мы с твоим сыном сами разберемся. Правда, Лешка?

Эта улыбка и неожиданно потеплевший голос смутили Алексея. Слишком уж легко все обошлось. Шапилин его, мягко сказать, не любил, и Казарин об этом не забывал. На всякий случай он кивнул и строго по-военному ответил:

– Так точно.

Шапилин прищурился. Поняв, что Лешка явно предпочитает официальный язык общения, он скомандовал:

– Тогда приказываю завтра явиться ко мне по вопросу дальнейшей службы!

Не дожидаясь ответа, он махнул рукой своему окружению и двинулся к выходу. Но голос Лешки заставил его остановиться:

– Я иду на фронт!

Гараж, затаив дыхание, ждал, что будет дальше. Генерал, не оборачиваясь, произнес:

– Завтра в 9.00 у меня в кабинете! Опоздаешь хоть на минуту – пойдешь под арест.

Отец попытался дернуть сына за рукав, но тот отмахнулся.

– Не имеете права!

Петр Саввич медленно обернулся, осмотрел Казари-на с ног до головы, затем так же внимательно изучил фигуру его отца и, чеканя каждое слово, процедил:

– Я все имею! – После чего стремительной походкой направился к воротам.

Лешка был в ярости. Он хотел еще что-то сказать, но в этот момент в гараж зашла она – Таня. Красивая, высокая, одетая, как актриса кино, – она не шла, а летела по воздуху. Так, по крайней мере, в тот момент показалось Казарину. Его сердце сначала замерло, а потом забилось с неестественной силой. Старые чувства, воспоминания из прошлого, обиды и горести прошедших лет – все это разом нахлынуло на Лешку.

Таня подошла к отцу, взяла его под руку и улыбнулась:

– Ну здравствуй, Алеша.

Выдержать ее взгляд Лешка оказался не в состоянии. Он опустил голову, зачем-то вытер грязной тряпкой руки и холодно ответил:

– Здравствуй… те.

Это уважительное «вы» прозвучало как пощечина. Таня побледнела.

– С каких это пор мы на «вы»?

Но Лешка ничего не ответил, отвернулся и начал сильнее прежнего натирать хромированные детали «паккарда». В глазах у Тани появились слезы. Она беспомощно, как-то по-детски посмотрела вначале на отца, затем на Владимира Константиновича и вдруг, развернувшись, быстро пошла к выходу. Казарин готов был провалиться на месте. Сколько раз он представлял себе эту встречу, сколько готовил для нее нужных и ненужных слов. А вышло все так глупо и нелепо. В какой-то момент он даже хотел повернуться и извиниться, но звук удаляющихся шагов перечеркнул все.

Прежде чем отправиться вслед за дочерью, Петр Саввич сделал шаг в сторону Алексея:

– Дурак…

Шапилин хотел еще что-то сказать, но лишь махнул рукой и стремительно вышел из бокса.

Когда он скрылся в арке, все вновь принялись за работу. А Владимир Константинович подошел к сыну и тихо сказал:

– Себя не жалеете, мил-человек, подумали бы об отце. Лешка продолжал с усердием натирать капот. Отец наклонился и тихо прошептал:

– Пойдешь?

– Пойду, – кивнул Лешка.

Владимир Константинович закурил и протянул пачку «Казбека». Лешка достал папиросу и добавил:

– … в военкомат.

Старший Казарин внимательно посмотрел на сына. Лешка положил тряпку на капот.

– Папа, мне не нужна ничья забота…

– Это не забота, сынок. Неужели не понял? Ты ему нужен.

Глава 3

Проснулся Лешка рано от мягкого перезвона кремлевских курантов и гвалта ворон за окном. За три года он отвык от этих звуков, которые в детстве и юности попросту не замечал. Какое-то время он, улыбаясь, с удовольствием прислушивался к подзабытому кремлевскому шуму, пока не вспомнил вчерашнюю сцену в гараже. Ка-зарин тяжело вздохнул, откинул одеяло и поплелся в ванную приводить себя в порядок.

А в 8.45 он, опираясь на палочку, уже входил во второй подъезд бывшего Сенатского корпуса. Мимо пробегали люди с озабоченными лицами, кто-то носил коробки с бумагами, солдаты таскали опечатанные ящики с документацией – все говорило о том, что Кремль готовился к эвакуации. Пройдя лабиринтами длинных, довольно невзрачных коридоров, Лешка вошел в приемную Шапилина. Ему навстречу из-за тяжелого письменного стола поднялся средних лет майор. Алексей четко, по-военному, отрапортовал:

– Лейтенант Казарин прибыл по вызову!

– В курсе! Проходи. Петр Саввич тебя ждет.

Майор открыл двойную дверь, и Лешка, набрав полную грудь воздуха, шагнул вперед.

Генерал сидел за столом в самом конце своего огромного кабинета. Лешка приготовился еще раз по-военному доложить о себе, но Шапилин кивнул на стул:

– Не нужно. И без тебя этого хватает. Садись. Лешка прошел к столу и, сев на крайний стул, уставился в одну точку. Шапилин выдержал паузу:

– Обижаешься за вчерашнее? Вижу, что обижаешься. Ну, брат ты мой, по-другому нельзя. Считай, что это проверка. А вдруг ты стал сукиным сыном – шкуру свою от фронта бережешь? Знаешь, сколько таких тут ходит? Алексей даже не шелохнулся.

– Все, что касается Татьяны… сами разберетесь. Алексей продолжал молча рассматривать царапины на полировке громадного стола.

Вздохнув, Шапилин встал из кресла и подошел к окну.

– Видишь, какие дела творятся? Принята команда на эвакуацию.

Во дворе грузовики загружались ящиками и коробками. Шапилин сквозь зубы прошипел:

– Крысы! Завтра фриц подойдет к Москве – все эти твари, как крысы, побегут. А мы останемся! Останемся, Леха?

Алексей поднялся со стула и твердо ответил:

– Моя задача служить там, где я нужен, то есть на фронте, в авиации.

Глаза Шапилина сделались холодными как сталь.

– А вот реши мне, друг ситный, такую задачу. Представь себе, что человек заходит в свой кабинет. За дверью остается охрана. А через несколько минут человека того находят с пробитым черепом. Окна закрыты изнутри, в комнате никого нет, но человек – мертвый. Когда и как это могло произойти?

Алексей поднял голову.

– Это произошло здесь, в Кремле?

– Допустим.

Шапилин вдруг стремительно подошел к нему, подвинул стул поближе, сел, подался вперед и зашептал:

– Два дня назад тут, в Кремле, убит мой заместитель…

О том, что вернулся Леша Казарин, Вера Чугунова узнала от Тани. Та позвонила ей и, захлебываясь от счастья, минут тридцать говорила только о нем. Даже вспомнила, как ездила к Казарину в Качу через полгода разлуки, как случайно увидела его возле проходной с другой девушкой, как, рыдая, бежала обратно на вокзал, хотя теперь уверена, что это была обычная курсантская увольнительная. Тем более, рядом шел Вася Сталин и тоже не один.

То, что за этой прогулкой ничего серьезного не стояло, Вера знала. Ведь после возвращения из Качи Таня очень быстро вышла замуж, и Вера посчитала возможным написать Казарину письмо. Только вот когда получила ответ, несколько месяцев не могла прийти в себя. Ей хватило душевных сил не прервать отношений с Ша-пилиной, хотя первое время она готова была ее убить. Ведь о Танькином замужестве Казарин в тот момент уже знал, но все равно писал, что никого, кроме Тани, для него не существует. Извинялся, нес какую-то чушь про школьную дружбу…

И вот теперь этот звонок, после которого сидеть дома Вера уже не могла. Почти час она гуляла по Александровскому саду, ничего не слыша и не видя вокруг. Из задумчивости ее вывел голос Левитана. Репродуктор висел на углу улицы Горького. Вокруг толпился народ.

– В течение ночи на 12 августа наши войска продолжали вести бои с противником на Кексгольмском, Сольцском, Смоленском, Коростенском и Уманском направлениях.

На остальных направлениях и участках фронта крупных боевых действий не велось. Корабли и авиация Краснознаменного Балтийского флота 11 августа уничтожили 4 торпедных катера и 2 транспорта противника. Исключительную отвагу и находчивость проявил в бою красноармеец Середа. Немецкий танк огнем своего пулемета мешал продвижению нашего взвода. Тогда отважный красноармеец подкрался к вражескому танку, быстро вскочил на него и сильным ударом топора согнул ствол пулемета. Взвод ринулся в атаку. Немецкий танк был захвачен. Толпа одобрительно загудела:

– Молодец Середа!

– Так им и надо, гадам фашистским!

– Позвольте, но ведь если наши оставят Смоленск?! Это же совсем рядом! – крикнул какой-то интеллигентного вида мужчина. – Если они за полтора месяца до Смоленска…

– Заткнись, гнида паникерская, – резко оборвали его.

– «Заткнись не заткнись», а говорят, что Сталин приказал в Москве заводы и мосты взрывать, – пробубнила пожилая женщина.

Вера опустила голову и побрела в сторону Кремля…

Петр Саввич продолжал в упор смотреть на Казарина.

– …И мало того: пропал важнейший документ – план эвакуации ценностей Кремля, который доверен лично мне. А через три дня – доклад у Верховного. Если документ не отыщется, у меня только один путь… – Шапилин многозначительно похлопал себя по кобуре. – Ну, как тебе история?

Лешка пожал плечами:

– Запутанная.

– То-то, брат. Держи…

Казарин недоуменно взял в руки красное удостоверение, раскрыл и прочел: «Помощник коменданта Кремля по особым поручениям».

– Так теперь именуется твоя должность.

Алексей еще раз посмотрел в удостоверение и растерянно произнес:

– А как же фронт?

Шапилин стукнул кулаком по столу:

– Достал ты меня, Казарин! Сказано тебе – служить будешь тут, при мне. Вот папка с делом, ключи от панин-ского кабинета. Завтра изложишь свои соображения. Нужна мне сейчас твоя голова, нужна, понимаешь?…

Лешка открыл было рот, но Шапилин рявкнул:

– Кругом! Марш!

Алексей вышел из кабинета злой и совершенно сбитый с толку. Чего угодно ожидал он от этой встречи…

«Сыщик хренов, – подумал про себя Казарин. – Ничего себе, влип! Впрочем, это даже любопытно…»

Шапилин сам давал хорошую возможность утереть себе нос. Лешка представил себе, как положит Петру Саввичу на стол материалы расследования, подписанные так: «Лейтенант Казарин – сын простого водителя». Вот тогда этот паразит вспомнит свои слова, сказанные три года назад.

«А фронт? Фронт ведь от меня никуда не денется, – успокоил себя Лешка. – Ну, завалю я это дело. И что? Прямой наводкой на передовую!»

С этими мыслями Казарин попросил майора в приемной показать, где находится панинский кабинет, спустился по лестнице на первый этаж и оказался перед опечатанной дверью, над которой все еще поблескивала дощечка с надписью: «Заместитель заведующего особым сектором ЦК Панин СП.».

Лешка нашарил в кармане связку ключей, вставил один в замочную скважину и распахнул дверь. Спертый воздух ударил в нос. Казарин громко чихнул и вошел внутрь.

В кабинете Панина стояла тишина. Лешка осмотрел все утлы, открыл и закрыл сейф, представил, как лежало тело, прикинул, откуда могли нанести удар. И ничего не понял. Опыта таких расследований у него не было. Не считать же таковым ту давнюю историю с алмазами…

– Ну, спасибо, Петр Саввич, удружили, – пробормотал Казарин себе под нос, но осматривать кабинет не бросил. Следующим объектом был старый книжный шкаф. В нем на полках лежал толстый слой пыли. Ну, лежал и лежал. Правда, в одном месте Лешка обнаружил небольшой островок, на котором пыли не было. Там явно недавно что-то стояло. Казарин даже потрогал пальцем это место, но, спохватившись, чертыхнулся и закрыл шкаф. Затем он сел на диван и решил поговорить с умным человеком, то есть с самим собой. «Ну что, великий сыщик, все, спекся? Иди к Шапилину и отказывайся. Скажи, что это – не твоего ума дело», – с тоской рассуждал Лешка, но тут он отчетливо представил насмешливые глаза Петра Саввича. Представил, скрипнул зубами и приказал себе все начать с начала.

«Итак, пропал важнейший документ – план эвакуации ценностей Кремля. Это первое!…»

Начало было неплохое. Однако дальше ничего путного в голову не приходило. Казарин почесал затылок, но и это не помогло.

«Что ж там дальше?» – мучительно соображал он, перебирая в голове сюжетные коллизии «Этюда в багровых тонах» и «Убийства в восточном экспрессе».

«Мотив! – мелькнуло в его голове. – Какой же мотив? Кому нужен этот чертов документ? Впрочем, понятно кому… А если нет? А если он находится где-то здесь и Панина убили за что-то другое?»

И тут Казарин вспомнил про папку, которую все это время сжимал под мышкой. Он раскрыл ее и пробежал глазами три тонких листочка. В них излагались скупые факты, выявленные предварительным расследованием, из которых следовало, что Панин, получив документ от Шапилина, никуда не заходя, отправился к себе в кабинет. Охранник провел его до дверей и не выходил из приемной ни на шаг. Главная загадка: откуда появился преступник и куда исчез?

«Надо прежде всего решить эту задачу», – резюмировал Казарин и обследовал дверь. Ничего особенного он не обнаружил и перешел к единственному в комнате окну. Подергал фрамугу и очень скоро убедился, что в окно преступник тоже выпрыгнуть не мог. Оно было закрыто изнутри. Да и пожелтевшая бумага, которой заклеивали окно на зиму, наглядно демонстрировала, что его уже давно никто не трогал. Кроме того, напротив, прямо на Кремлевской стене, размещался пулеметный расчет. Влезть или вылезти незамеченным через окно панинского кабинета не было никакой возможности.

«Ерунда какая-то, – еще больше взвинтил себя Лешка. – Получается, что убийца растворился в воздухе, или он был в сговоре с охранником, или охранник все-таки куда-то отходил…»

Казарин раздраженно сплюнул, поняв, что чем дальше, тем больше запутывается. Оглядевшись еще раз, он вышел из кабинета, захлопнув за собой дверь.

Глава 4

Через час Лешка сидел в отдельной комнате и заметно нервничал. Допрос он никогда в своей жизни не проводил, поэтому беспрерывно курил. Дверь открылась, в комнату зашел человек в военной форме, положил перед Ка-зариным объемистую канцелярскую папку с тесемками и так же молча вышел. В папке находились какие-то бумаги, стенограмма допроса и личная карточка офицера охраны Горюнова с его фотографией…

А через пятнадцать минут дверь опять распахнулась, и в комнату ввели человека в наручниках.

– Арестованный Горюнов доставлен, – отрапортовал конвоир, затем усадил арестованного на стул в углу и замер в ожидании дальнейших распоряжений.

Перед Лешкой сидел молодой парень с сильно исхудавшим лицом. Форма на нем висела мешком: сказывалось отсутствие ремней. Глаза запали и выражали лишь апатию к происходящему. Распухшие губа и нос свидетельствовали о недавнем допросе с пристрастием.

– Снимите, пожалуйста, наручники, – попросил вежливо Казарин. Он еще не привык раздавать команды и поэтому несколько робел. Конвоир повиновался.

– Вы свободны.

Сержант отдал честь и вышел.

– Давайте знакомиться. Меня зовут Алексей… Вспомнив, что он теперь лицо официальное, Лешка добавил:

– …Алексей Владимирович Казарин. Моя задача – разобраться в этом запутанном деле. Я ясно излагаю?

Арестованный Горюнов испуганно заморгал слезящимися от яркого света лампы глазами.

– Я во всем признаюсь. Только скажите, что подписать? Слезы покатились по его щекам. От неожиданности Алексей опустил глаза и тихо произнес:

– Успокойтесь, успокойтесь, Горюнов. В чем вы признаетесь?

– Во всем. Вам лучше знать.

Лешка подошел к арестованному, заметил, как тот в испуге вжал голову в плечи, и протянул ему папиросы. Горюнов дрожащими руками взял одну, закурил, после чего немного успокоился.

– Давайте обо всем по порядку. Что входило в ваши обязанности как помощника Панина?

Горюнов испуганно глядел на молодого следователя.

– Так сразу и не скажешь… Да, в общем, все. Бумаги, машину заказать, отвезти-привезти чего-нибудь. Все не упомнишь.

– В тот день в 22.50 вы вышли с Паниным с совещания и направились в его кабинет. Так?

Горюнов напрягся, вспоминая.

– Так.

– Примерно в 22.55 вы оказались в приемной. Что было дальше?

– В том-то и дело, что ничего…

Горюнов попытался пододвинуть табурет поближе к столу, но не смог этого сделать: он был намертво прикручен к полу.

– Панин, Сергей Порфирьевич, встретился с товарищем Шапилиным, получил от него какую-то папку, и мы пошли к себе. Ну, вы понимаете?

Лешка кивнул.

– Потом Сергей Порфирьевич приказал распорядиться насчет машины. Он собирался работать на даче. Затем зашел в кабинет и… все.

Казарин вновь кивнул.

– Вот вы мне не верите, а так все и было, честное слово.

Лешка улыбнулся.

– Верю. Я даже знаю, почему вы ничего не слышали. Горюнов удивленно посмотрел на странного следователя.

– Меня интересует другое: выходили ли вы из приемной с того момента, как вошли в нее с Паниным, до того момента, когда обнаружили тело?

Горюнов заволновался.

– А как надо ответить? Лешка опешил.

– Что значит «как»? Правдиво. Горюнов опять заморгал глазами.

– У вчерашнего следователя своя правда, у вас – своя. Казарин вздохнул и сел на стул.

– Горюнов, я не собираюсь вас бить. Мне нужно знать, отходили ли вы, скажем, по нужде. Ведь могло такое быть?

Арестованный отрицательно замотал головой.

– Детьми клянусь: сидел, как пес на цепи, и ждал… Лешка устало затушил окурок.

– Когда вошли, что-нибудь необычное заметили? Ну, кроме трупа, конечно.

Горюнов замотал головой.

– Нет, мертвая тишина… Одно скажу точно, – неожиданно зашептал арестованный, – как будто досками гнилыми пахло…

– Досками? – переспросил Казарин.

– Угу. Гнилыми…

Перейдя ночную площадь, Казарин подошел к Арсеналу, где в уцелевшей после бомбежки части продолжал размещаться Кремлевский полк. Дорогу ему преградил дежурный офицер.

– Что надо, лейтенант?

Лешка показал удостоверение, которое выписал ему Шапилин. Изучив его, офицер коротко отдал честь. Лешка в ответ улыбнулся.

– Послушай, некогда церемонится. Где у вас тут караульный журнал?

– А чего ищешь-то, лейтенант Казарин?

– Мне нужен развод, дежуривший на стене со стороны Никольских ворот в ночь с 10-го на 11-е.

Офицер зевнул.

– Чего их искать? Это мое дежурство и было. Иди в казарму. Третья койка у окна – рядовой Рясков. Койка сверху – рядовой Яновский. Да пойдем, я тебе их сам разбужу. Случилось чего? – уже на ходу спросил дежурный.

– Да нет! Кое-что узнать у них надо.

Они зашли в казарму, где в темноте раздавался молодецкий храп. Найдя положенные койки, дежурный растолкал спящих.

Рядовые, увидев офицеров, вскочили и вытянулись по струнке.

– Вольно, вольно, бойцы…

Дежурный внимательно посмотрел на перепуганных солдат, затем перевел взгляд умных глаз на Казарина.

– Ну чего, я пошел?

Лешка кивнул и, сняв фуражку, приказал солдатам:

– Садитесь.

Оба парня опустились на нижнюю койку и сонными глазами уставились на Казарина. Он присел на подоконник.

– Значит, так, орлы. Я буду вам задавать вопросы, а ваше дело вспоминать и отвечать ясно и прямо. Договорились?

– Так точно, товарищ старший лейтенант. Лешка пригладил взъерошенный чуб.

– Вы дежурили с десятого на одиннадцатое. Так?

– Так…

– Что-нибудь было необычного в ту ночь?

Оба курсанта насторожились, но отрицательно замотали головами.

– Ну же, братцы, напрягитесь.

– Да нет… Ничего такого…

– Точно? Ну же!

Парни только сопели и молчали. Лешка вздохнул:

– Ладно, мужики, ложитесь спать.

Взяв фуражку, он поднялся и медленно направился к выходу. Курсанты переглянулись, и один из них шепотом окликнул Казарина:

– Товарищ старший лейтенант, а вы смеяться не будете? Лешка тут же вернулся назад.

– Слово офицера.

– Ну, тогда, дело было так… Сидели мы, значит, на точке – рядом с зубцами. Ну и от нечего делать развлекали друг друга байками всякими, страшилками. А Саня возьми и вспомни ту самую легенду о монахе, которого Малюта Скуратов замуровал и который все бродит и не может успокоиться. В общем, довели друг друга… Ну а тут, как водится, шорохи какие-то донеслись и скрип двери железной… Глядим, а на стене Первого корпуса тень в капюшоне. Да так ясно – прямо как живая. Одно-то мгновение и видели. Но страху натерпелись. Жуть, одним словом. Ну, мы с Саней хоть и комсомольцы, но честно скажу – начали креститься истошно. Это уж потом друг над другом потешались, когда из караула возвращались. Лешка выслушал рассказ.

– И это все?

– Все, – парень с обидой посмотрел на Казарина. – Вот вы улыбаетесь, а мы такого натерпелись…

Из казармы Лешка шел разочарованный. Уж кто-кто, а он легенду о замурованном Монахе знал наизусть…

Глава 5

Утром Казарин направился в морг, чтобы поговорить с судмедэкспертами, обследовавшими тело Панина. Не успев далеко отойти от Боровицких ворот, Алексей столкнулся со странным человеком. Мужчина держал в руках три трубы, очень похожие на граммофонные. Он периодически прикладывал их к ушам и прислушивался к тому, что творится вокруг. Лешку поразил забавный вид чудака. Он не сразу понял, что это и есть один из «слухачей». Люди эти через свои звукоуловители обнаруживали приближение немецких самолетов.

– Эй, друг, дай послушать! – попросил Лешка акустика. «Слухач» медленно повернул голову в его сторону и что есть силы заорал:

– Вали отсюда! Сейчас начнется!!!

Лешка даже не успел обидеться. В воздухе послышался прерывистый звук электросирен, усиленный короткими гудками фабрик и заводов Замоскворечья. И тут же в небе со стороны Калужской заставы появилась стая «фокке-вульфов» и «юнкерсов».

Немцы летели необычно низко. Их тени зловеще отражались на стенах домов и скользили по лицам растерявшихся людей. Первая бомба ухнула где-то за музеем Пушкина. И только тогда все бросились врассыпную.

Второй снаряд взорвался на углу Волхонки и улицы Фрунзе. И вдруг Лешка с ужасом увидел, как именно в ту сторону побежали девушка с ребенком и пожилая женщина. Крик Казарина заставил их на мгновение остановиться. Старуха упала на землю, а мать с ребенком бросилась со всех ног в сторону ближайшего дома, чуть не угодив под несущуюся во весь опор полуторку. А в небе опять загудели двигатели – в дело вступила вторая пара немецких «юнкерсов». Главным объектом новой атаки была зенитная установка, стоявшая напротив Пашкова дома. Пикирующий самолет уже начал стрелять, когда, в два прыжка оказавшись на середине улицы, Лешка схватил девушку с малышкой и рванул ее в сторону от дороги. По мостовой застучали две дорожки разрывов от пулеметных очередей.

Одна пропахала асфальт в том месте, где только что стояли мать с ребенком. Другая прошла по мешкам, защищавшим зенитку, и разорвала гимнастерку на груди одного из артиллеристов. Сам плохо соображая, Лешка успел лишь бросить подопечных на асфальт и накрыть сверху своим телом. И в этот момент рядом рухнул дом, к которому еще несколько секунд назад бежали девушка с ребенком. Когда Казарин поднял голову, он успел увидеть, как блеснули сквозь густую пыль немецкие кресты и самолеты скрылись за домами. Где-то в районе Арбата прогрохотало еще пять залпов, после чего наступила зловещая тишина. Выждав немного, Алексей помог подняться обессилевшей от страха мамаше, смахнул пыль с головы девочки, подмигнул ей и вдруг строго сказал:

– Запомните, гражданка, когда бомбят – дуйте от дома подальше. Или кирпичом убьет, или стеной завалит…

Оглушенная взрывами женщина только кивала головой. Казарин махнул рукой, еще раз подмигнул испуганному ребенку и зашагал по улице.

До морга, который помещался на улице Грановского, Лешка дошел пешком. Судмедэксперт внимательно изучил его удостоверение и только после этого повел темными коридорами в дальний конец морга. Казарин первый раз в жизни находился в подобном месте. Гнетущая обстановка и запах формалина повергли его в состояние шока. А когда судмедэксперт подошел к одному из столов и откинул простыню, Лешка чуть не потерял сознание. Перед ним лежал совершенно голый человек с пробитой головой.