Через час Лешка стоял напротив ювелирного магазина Когана. Улучив момент, Казарин подошел к двери и бросил письмо в почтовый ящик. После этого зашел в телефонную будку, положил носовой платок на мембрану и набрал номер.

– Алло, антикварный магазин, – ответил на другом конце знакомый голос.

Лешка вытер вспотевший лоб и дрожащим от волнения голосом проговорил:

– Здравствуйте, можно поговорить с Зиновием Ефимовичем?

– Можно. Зиновий Ефимович это я! С кем имею честь говорить?

– Зиновий Ефимович, вы сегодня почту проверяли?

– Нет, а что? Кто вы? Лешка выждал паузу.

– Будьте любезны, загляните в почтовый ящик. Затем он повесил трубку, вышел из телефонной будки и стал наблюдать за магазином.

Через минуту появился Коган. Оглядевшись по сторонам, он извлек почту из ящика. Лешкино письмо лежало сверху. Ювелир еще раз огляделся и вернулся в магазин…

Время шло, но Коган не появлялся. Начало вечереть, а вскоре и вовсе стемнело. Казарин уже стал волноваться: не ошибся ли он? Ведь если Зиновий Ефимович был замешан в преступлении, то должен был обязательно что-то предпринять.

Скамейка была жутко неудобной. Лешка пытался внимательно следить за дверью магазина, но затекшая спина давала о себе знать: ему то и дело приходилось разминать поясницу.

Последние трамваи оглашали город прощальным перезвоном, в переулке не было ни души. В какой-то момент Казарин провалился в глубокий сон, и вдруг чья-то рука легла на его плечо.

Лешка вздрогнул и вскочил со скамейки. Перед ним стоял милиционер.

– Здесь спать не положено, – пробасил постовой.

– А я и не спал.

Милиционер сдвинул фуражку на затылок и рассмеялся.

– Ну да? А что же ты делал?

Лешка мучительно соображал что ответить.

– Я… это… стихи сочиняю. Девушка тут моя живет… Милиционер заулыбался.

– Да ну?!

В его глазах появился живой интерес.

– Сочинил? Лешка кивнул.

– Сочинил.

Постовой сел рядом на скамейку.

– Слушай, ты даже не знаешь, как тебе повезло. Я ведь тоже, того…

Милиционер сделал замысловатый жест рукой. Лешка удивленно посмотрел на него.

– Что «того»?

«Тьфу ты, черт, ненормальный!» – мелькнуло в голове.

Милиционер как будто прочитал его мысли.

– Да нет! Все в порядке. Я в том смысле, что тоже вроде как поэт.

Лешка присвистнул, а про себя подумал: «Ну вот, теперь не отвяжется!»

Он понимающе кивнул, а сам снова вперил взгляд в магазинную дверь. Но постовой не унимался. Он толкнул Лешку в бок и неожиданно заявил:

– Читай.

Казарин не понял: -Что?

– Стихи, – как само собой разумеющееся пояснил служивый. – А потом я тебе свои прочту.

Лешка посмотрел в сторону магазина. Свет за витриной погас.

– Ну, чего же ты? Читай, – не унимался блюститель порядка.

Лешка задумался.

– Прямо здесь?

– Прямо здесь.

Лешка уж было приготовился поразить милиционера чем-нибудь из школьной программы, как вдруг заметил, что дверь антикварного магазина открылась и Коган вышел на улицу.

Ювелир запер двери и быстро зашагал в сторону Ленивки.

– Ладно, – торопясь, сказал Лешка и задекламировал первое, что вспомнил из позднего Маяковского:

На земле огней до неба… В синем море звезд до черта. Если б я поэтом не был – Я бы стал бы звездочетом.

Милиционер рассмеялся:

– Это ж разве стихи? Вот послушай, какие бывают стихи. – Он подсобрался и с чувством прочел:

В этот момент Лешку совершенно не волновало, что будет после того, как «враг прорвется». Правда, он одобрительно закивал головой.

– Глубоко. – Казарин вскочил со скамейки. – Товарищ милиционер, побегу я, а? Мне и так от отца влетит.

Эти слова он произносил уже заворачивая за угол. Обиженный милиционер тяжело вздохнул, тоже поднялся со скамейки, поправил форму и направился в другую сторону, продолжая бормотать стихи себе под нос.

Лешка пробежал проходным двором и вылетел на Волхонку. Он успел заметить, как ювелир запрыгнул на подножку трамвая, и устремился за ним…

Коган вышел у метро «Дворец Советов», зашел в новенький вестибюль, купил билетик и спустился на перрон. Выждав время, Лешка последовал за ним, еле-еле успев заскочить в соседний вагон. За ним протиснулся внушительного вида мужчина. Здоровяк отдышался, подмигнул Лешке как старому знакомому, достал газету и встал напротив.

Так они доехали до «Комсомольской». Здесь Коган вышел на улицу и купил в кассе билет на электричку. Лешка тоже направился к кассе, но неожиданно заметил, что здоровяк, с которым он ехал в одном вагоне, неотступно следует за ним. Казарин заподозрил неладное.

«Следят, гады!» – пронеслось в его голове. Чтобы проверить свои опасения, Лешка свернул в сторону буфета. Детина повторил его маневр, но Казарин успел спрятаться за колонной. Через минуту он решил выглянуть из-за нее. Здоровяк, как ни в чем не бывало, пил чай и жевал бутерброд. Лешка облегченно вздохнул и пошел на перрон…

Купив билет, Коган потоптался у расписания пригородных поездов и двинулся к платформе. Когда открылись двери электрички «Москва-Кратово», ювелир зашел в нее одним из первых и занял место у окошка. Казарин последовал за ним, но остался в тамбуре, стараясь не терять из виду Зиновия Ефимовича.

В поздний субботний вечер электричка набилась полностью, так что Лешка легко затерялся за чужими спинами.

Отмахав восемь станций, состав подкатил к Малаховке, где, наконец, Коган поднялся и направился к выходу.

На перроне было совсем тихо и безлюдно. Сошедшие с поезда дачники быстро растворились в темноте привокзальных тропок. Коган постоял, медленно застегивая пуговицы своего старенького плащика, и, так же не торопясь, направился в сторону ближайшего поселка. Когда ювелир скрылся в темноте, Казарин последовал за ним.

Фонари встречались все реже и реже, потом наступила кромешная тьма. Примерно километр Лешка шел, максимально напрягая слух и зрение, чтобы не потерять старика из виду. Постепенно он все лучше стал различать его сгорбленную фигуру на фоне изгородей и редких светящихся окошек дачного поселка.

Неожиданно за его спиной что-то хрустнуло. Казарин остановился и прислушался. Вокруг не было ни души. Тишина ночи нарушалась только треском кузнечиков да редким лаем собак. Лешка еще раз осмотрелся, но ничего не заметил.

Коган подошел к одной из дач, нашарил в кармане ключи, зашел в палисадник и прикрыл за собой калитку. Через минуту в доме зажегся свет и распахнулось окно.

Казарин вышел на аллейку, пересек тропинку, ведущую к дому, и через незапертую калитку проник в сад. Чья-то тень вслед за ним скользнула мимо кустов сирени. Но Лешка ее не заметил, потому что все его внимание было приковано к окну, из которого лился свет.

Через некоторое время свет в комнате погас и зажегся в другой. Лешка подобрался еще ближе. Окно оставалось открытым. Казарин огляделся и, подтянувшись на руках, прыгнул в комнату. В это же мгновение на его голову обрушился удар, и Лешка потерял сознание…

Когда Казарин пришел в себя, в комнате горел свет. Окно было закрыто и плотно завешено шторой. Сам он лежал на полу у дивана со связанными руками и ногами. Конец веревки был обмотан вокруг диванной ножки. Голова нестерпимо болела. Коган расхаживал по комнате, собирая вещи в большой дорожный саквояж.

– Ну что, сыщик, очухался?

Лешка попытался подняться, но Коган остановился и вынул из пиджака наган.

– Даже и не думай!

Щелкнул затвор пистолета. Свободной рукой ювелир достал из кармана смятое письмо, которое Лешка утром положил в почтовый ящик.

– Стало быть, «пять тысяч или милиция узнает о кремлевских камушках», понимаете ли вы меня?… Твоя малява? – угрожающе спросил Зиновий Ефимович.

– Моя.

Коган кивнул головой.

– Я сразу смекнул, чья это работа…

Ювелир смял записку и сунул ее Лешке под нос.

– Еще кому-нибудь об этом звонил? Лешка отрицательно мотнул головой.

– Подумай хорошенько!

– Нет, никому.

Коган бросил записку в сторону и продолжил собирать саквояж, ссыпая в него ювелирные украшения.

– Впрочем, для тебя это уже не важно, – пробормотал Зиновий Ефимович.

Лешка насупился:

– Как знать… Ювелир усмехнулся.

– Да никак! Пущу тебе, дураку, пулю в лоб – на том и сказке конец, понимаете ли вы меня.

– Чего ж не пускаете? Коган обернулся.

– А ты, я гляжу, торопишься? Лешка кивнул:

– Тороплюсь, только не убьете вы меня! Шума побоитесь. А так бы уже давно застрелили, господин Барон.

Коган сел на табурет. По его лицу Казарин понял, что попал в самую точку.

– Умный, гаденыш… – Зиновий Ефимович пристально посмотрел на Лешку. – Да я-то умней.

Лешка попытался выдержать взгляд, но Коган ушел на кухню и, чем-то громыхая, продолжил разговор оттуда:

– Все продумал: выследил, значит, Барона? – В его голосе звучала издевка. – «Барон»!

На кухне послышался звук льющейся на пол воды.

Воспользовавшись случаем, Казарин тщетно пытался освободиться от пут, но веревка не поддавалась. И тут его осенило: Лешка головой уперся в выступ дивана и попытался приподнять его так, чтобы ножка оторвалась от пола. Старинный диван стоял как вкопанный.

А Коган на кухне продолжал что-то плескать на пол.

– Насчет коллекции – это ты точно сообразил. Моя работа, – донеслось из кухни.

Наконец Лешка сумел упереться каблуком в выступ половой доски и спиной что есть силы надавил на диван. Небольшой щели хватило, чтобы веревка проскользнула под ножкой, и теперь оставалось только развязать руки…

– А цыгане лихо сработали. Все, что большевички приготовили, мы и прибрали…

Лешка лихорадочно пытался растянуть веревку суставами рук Но чтобы Коган не заподозрил неладное, он продолжил вести с ним диалог через стену:

– Цыган-то зачем убивать надо было? На кухне что-то упало и разбилось.

– Цыган? А как без этого: когда девчонка твоя к ним заявилась – стало ясно, что милиция у них уже на хвосте…

За стенкой опять что-то полилось на пол, и Коган продолжил:

– Да и поступили они некрасиво. Скрысятничали, понимаете ли вы меня, камушки. Эх, если б конюх Миша аккуратнее подрезал цыганочку…

Лешка на секунду замер.

«Так это конюх Лильку… Вот гадина!» – пронеслось в его голове.

Теперь все было ясно. Но оставалась еще одна загадка.

– А откуда вы узнали, что алмазы повезут именно в тот день? – спросил Казарин и еще яростнее начал растягивать веревку. Но чем больше он крутил суставами рук, тем крепче становился узел.

Коган на секунду задумался над Лешкиным вопросом, а потом ответил:

– Есть у нас свой человек в Кремле. Напоследок я тебе о нем расскажу. Очень удивишься…

Коган вернулся в комнату с большим бидоном в руках и начал расплескивать содержимое на пол. Резкий запах ударил Казарину в нос.

– Керосин? – удивился Лешка.

– Первый сорт!

Лешка понял все. Его руки за спиной судорожно заработали вновь, однако путы оставались крепкими. Наконец ювелир закончил расплескивать керосин, достал спички и приготовился чиркнуть. Правда, сразу делать этого он не стал. Зиновий Ефимович присел на корточки перед Лешкой и неожиданно спросил:

– А хочешь, я тебе те самые камушки покажу? Хочешь?

Чтобы выиграть время, Лешка кивнул:

– Хочу.

Коган засмеялся и распахнул саквояж. Он извлек из него большую жестяную коробку, в которой раньше хранилась черная икра. Затем, ломая ногти, Зиновий Ефимович содрал крышку.

Пользуясь тем, что ювелир полностью поглощен коробкой, Казарин безостановочно продолжал растягивать веревку. Тем временем коробка раскрылась, и алчное лицо Когана озарилось яркими бликами света. Алмазы лежали на дне один к одному и переливались всеми цветами радуги. Зиновий Ефимович как завороженный смотрел на них, словно забыв обо всем на свете.

– Вот они, хорошие!…

Не сводя глаз с бриллиантов, он опустился на колени и сунул коробку Лешке под нос.

– Все эти камни – мусор. Ерунда. А вот этот… – С этими словами Коган вынул бриллиант, который нашла Лилька, и стал рассматривать его на свет. – Эх ты, щенок! Ты даже не знаешь, что это за камень!

Казарин глядел на Когана, на бриллиант, на содержимое коробки, и в его сердце начала закипать жгучая ненависть к этому человеку, к сокровищам, принесшим столько несчастья ему и его близким. Драгоценности лежали в сантиметре от Лешки, но он не мог до них даже дотронуться.

– Ладно! Полюбовался и будет!

Коган захлопнул крышку, бережно положил коробку в саквояж, перекрестился и чиркнул спичкой. Лешка, не мигая, смотрел за мерцающим огоньком.

– Не понимаю я вас, Зиновий Ефимович. Если вы все про меня знали, чего ж в лесу не пристукнули? Бандиты-то ваши чего за мной через всю Москву тащились?

– Какие бандиты? – нахмурился ювелир. – Ты чего городишь?

– Да те самые. Я того, здорового, еще в метро приметил.

Зиновий Ефимович потушил спичку. В его глазах появилась тревога, и в этот момент раздался стук в дверь, а на улице послышались голоса:

– Откройте, Коган, вы окружены! Коган метнулся к окну.

– Навел, гаденыш?

Зиновий Ефимович дрожащими руками чиркнул еще одной спичкой, но она сломалась. Он попытался зажечь другую, однако руки не слушались. В дверь начали стучать сильнее. Сломанные спички летели на пол одна за другой. Наконец ему повезло: сера вспыхнула.

Лешка понял, что промедление не в его пользу. Он согнул связанные ноги и со всей силы ударил ими в колени Когана. От неожиданности ювелир потерял равновесие и опрокинулся на спину. Однако горящая спичка выскользнула из его рук, упала на пол, и огонь моментально вспыхнул по всему дому.

Пока Казарин распутывал веревки, Коган успел поднять пистолет и выстрелить. Дикая боль пронзила Леш-кино плечо, и он потерял сознание…

Когда Лешка открыл глаза, он лежал на носилках возле кареты «скорой помощи». Рядом с ним курил тот самый здоровяк, которого Казарин видел в метро и на вокзале. Лешка приподнялся на локтях и тут же застонал от острой боли.

– О, очухался хлопчик! – Здоровяк улыбнулся и бросил папиросу на землю. – А мы уж думали, усе, каюк.

Лешка смотрел на горящий дом, на мечущихся в ночи дачников, милиционеров и пожарных. Постепенно он вспомнил все, что с ним произошло в последние часы.

– А где Барон? – еле прошептал он.

– Кто? – не понял здоровяк и тут же, сообразив, о ком спрашивал Лешка, махнул рукой в сторону. – А, этот!…

Лешка посмотрел туда, куда указывал его «охранник». Там, на земле, сидел Коган. Возле него суетились несколько человек.

– Дед-то оказался крепкий. На прорыв пошел, жариться вместе с тобой не захотел.

Здоровяк решил пояснить Лешке, как прошла операция.

– Мы когда дверь сломали, только тебя в комнате обнаружили. А он через террасу заднюю ушел. Достали его уже за забором.