К Ульянову подошел Круглов. Снайпер виновато смотрел в глаза командиру, переступая с ноги на ногу, как будто у него за спиной был тяжелый груз. Потом нахмурил брови и сквозь зубы произнес:
      - Товарищ командир, я знаю, что шуметь нельзя, но другого выхода не было. Я просил его слезть с дерева по-хорошему, но он меня не послушал и все время кричал, нагнувшись над рацией. Ну вот мне и пришлось стрельнуть разок.
      Старший лейтенант весело посмотрел на Ульянова:
      - А нам сказали, что ты глухарей бьешь...
      Снайпер искоса взглянул на командира взвода Петрова.
      Дружески пожав Ульянову руку, старший лейтенант поблагодарил за бдительность и спросил:
      - Где же рация, с которой ты его разлучил?
      Ульянов передал винтовку красноармейцу Котову, а сам быстро и ловко полез на дерево.
      Когда рация была снята, Котов, возвращая винтовку Ульянову, зло прошипел:
      - Эх ты черт таежный, не мог живым взять! Не видишь, что творится кругом?
      Ульянов огрызнулся:
      - Чего ты ко мне пристал? Таежник, таежник! Нужно было его снять, вот и стрельнул!
      Присутствие вражеского радиста в нашей зоне еще раз подтвердило, что немцы ни на минуту не выпускают из поля своего зрения лесные высоты.
      Старший лейтенант обратил внимание командиров взводов на тот факт, что немецкий радист обязательно сообщил своим, что господствующая высота занята русскими, значит, противник начнет ее бомбить. Командир роты приказал Петрову срочно снять с высоты людей и отвести их к грунтовой дороге.
      Мы подошли к западному склону высоты и стали ждать возвращения нашей разведки, которая действовала впереди роты.
      Политрук Васильев спросил Ульянова:
      - Это правда, что ты любишь полакомиться лесной дичинкой?
      Лицо Ульянова покрылось легким румянцем, густые черные брови поднялись кверху. Он медлил с ответом. Вопрос политрука напомнил ему о мирных днях, когда он уходил на охоту в тайгу и приносил своей матери богатую добычу. Они жили вдвоем, отца убили кулаки во время коллективизации. Вся забота о матери и хозяйстве лежала на его плечах, он любил охоту и был хорошим стрелком.
      - Да, товарищ политрук, приходилось всяко. Мать, бывало, готовила на обед и глухарей, и бекасов, и куропаток - все, что водится в нашем краю. А здесь вот приходится охотиться на другую дичь. - Он указал глазами на убитого эсэсовца и продолжал: - Из этой дичины обеда не сваришь, только аппетит испортишь.
      К командиру роты подбежал снайпер Бодров и торопливо доложил:
      - Немцы в составе около роты продвигаются по склону оврага в сторону высоты.
      В это время в воздухе появилось несколько вражеских бомбардировщиков; сделав крутой разворот над высотой, самолеты стали заходить на бомбежку. "Успел ли Петров отвести своих людей или они еще на холме?" - этот вопрос тревожил нас больше всего.
      Вражеские пикировщики, блестя на солнце желтыми плоскостями, стали опорожнять свои кассеты. Свист падающих бомб, глухие взрывы нас не пугали мы уже привыкли к ним; бойцы лежали, плотно прижавшись к земле, возле стволов деревьев, не сводя глаз с оврага.
      Вскоре после бомбежки на склоне оврага появились немцы. Они шли развернутым строем, держа наготове автоматы. Вот они подошли к нам совсем близко: были хорошо видны их бледные, покрытые потом лица. Немцы поворачивались из стороны в сторону вместе с автоматами, как будто автомат был неотделимой частью каждого из них.
      Наши винтовочные залпы слились в сплошной протяжный гул. Немцы, потеряв добрую половину своих солдат, бросились бежать по дну оврага и скрылись в лесу.
      Склоны оврага были усеяны трупами. Я стрелял в фашистского офицера, который шел позади своих солдат. На груди его мы потом увидели кровавые пятна от пяти пуль. Значит стрелял не я один.
      Не теряя времени, мы направились к южному склону высоты.
      По пути мы встретили разведчика Румянцева. Он гнал впереди себя пленного немца с рацией.
      - Движения противника в нашу сторону не обнаружили, - сообщил Румянцев. - А этого, - он указал рукой на пленного, - мы поймали в малиннике, хотел, рыжий черт, ягодкой полакомиться. Когда брали, не сопротивлялся и назвался коммунистом. Хорошо говорит по-русски.
      Пленные, взятые при таких обстоятельствах, обычно направлялись в штаб батальона без допроса. Но этого немца Круглов почему-то не отправил. Обратившись к Васильеву, он спросил:
      - Вам не кажется, что этот молодчик мог действовать в паре с ульяновским? Возможно, что он потерял с ним связь и хотел проверить, в чем дело. Нужно уточнить.
      Старший лейтенант приказал своему связному Викторову и мне сопровождать пленного к месту, где лежал убитый.
      Пленный мельком взглянул на лицо радиста и, обратившись к Викторову, спросил:
      - Как он сюда попал? Это же радист нашего полка...
      - Не могу знать... Вот если бы вы спросили, при каких обстоятельствах он убит - дело другое. Вы что, вместе с ним служили? Он тоже коммунист?
      - Нет, но он был хороший малый.
      - У вас нет никаких документов? Докажите, что вы коммунист. Нет даже солдатской книжки?
      - Книжка у командира роты. У меня не было времени взять ее, я очень спешил.
      - Чтобы установить причину, почему замолчала рация вашего направления?
      - Да, но это было лишь предлогом, иначе как бы я перешел на вашу сторону?
      - И рацию захватили тоже для предлога?
      Слушали немца и не знали: верить ему или нет. Возможно, он назвался коммунистом, чтобы спасти свою шкуру.
      Позже я узнал, что в штабе дивизии его разоблачили как опасного вражеского лазутчика.
      ...Из разведки возвратился командир отделения Акимов. Он подбежал к командиру роты и доложил:
      - Восточнее нас двигаются немцы. Сколько их, установить не удалось. Идут растянутой цепочкой.
      - Ведите наблюдение, - приказал старший лейтенант, - а мы решим, что делать.
      Акимов скрылся в лесу.
      - Обстоятельства осложнились, - сказал Круглов, обращаясь к политруку. - Убьешь одних, другие скроются в лесу. Бой затянется на неопределенное время, а это нам крайне невыгодно.
      Командир роты заметно нервничал.
      - Противник изменил свою тактику, придется и нам менять свою. Пропустим немцев к подножию возвышенности - там пореже лес - и атакуем с тыла, сказал Круглов командирам взводов. - Отрежем им путь к отступлению и уничтожим прежде, чем подойдут более крупные силы.
      Наши стрелки были разделены на две группы и укрылись в кустарниках.
      Фашисты шли с большой осторожностью, все время останавливались, прислушивались к лесному шуму. И вот опять те же бледные лица, те же блуждающие глаза. Ноги у солдат, словно палки, торчат в широких голенищах коротких сапог.
      Когда мимо нас прошел последний вражеский солдат, замыкавший цепочку, мы по команде старшего лейтенанта открыли огонь. Укрываясь за деревьями; немцы оказали яростное сопротивление, но, зажатые нами с двух сторон, были уничтожены. На этот раз без жертв с нашей стороны не обошлось.
      Как только было покончено со второй группой противника, Круглов быстро повел роту к грунтовой дороге, где мы должны были встретиться с остальными ротами нашего батальона. Но не успели мы отойти от места стычки с немцами, как с высоты застрочили станковые пулеметы. Огонь велся не в нашу сторону, но куда - мы не могли установить.
      Круглов приказал командиру взвода Викторову:
      - Немедленно пошлите людей узнать, кто на возвышенности! Если противник опередил нас, в бой не вступать и возвратиться обратно.
      Командир опустился на колено, достал карту и еще раз уточнил местность вокруг лесных холмов. Красноармейцы сидели и лежали на траве, вполголоса переговаривались, курили.
      Пулеметы на высоте вели огонь с прежней яростью. Неужели немцы завязали бой с ротами нашего батальона? А где же разведчики Петрова? Почему нет связного от него?
      Эта неясность тревожила не только командира, но и каждого бойца. Мы знали, что в лесу одна минута может решить успех дела или же обречь его на полный провал.
      Вскоре Викторов сообщил, что наш батальон принял бой с немцами на склоне высоты. Взвод Петрова ведет наблюдение за грунтовой дорогой.
      Старший лейтенант Круглов как будто только и ждал этого сообщения. Быстро сунув карту в планшет, сказал:
      - Идем к грунтовой дороге.
      Прибежал связной от командира взвода Петрова.
      - Разведка противника продвигается по опушке леса в сторону грунтовой дороги, - сообщил он. - Что прикажете, обстрелять или пропустить?
      - Пропустить разведку, ждать подхода более крупных сил. Вы, политрук Васильев, пройдите во взвод Владимирова, вас будут сопровождать Сидоров и Пилюшин. Если что случится, ищите меня во взводе Викторова. А с разведкой расправимся позже.
      Взвод Владимирова располагался у большой лесной поляны, которую грунтовая дорога разрезала на две равные половины. Командир взвода находился в центре расположения стрелков, в нескольких метрах от дороги. Васильев лег рядом, возле молодого, но смелого и опытного снайпера Борисова. Здесь же, в пяти метрах от нас, лежал его напарник Синицын.
      - Ну рассказывайте, как тут у вас дела? - обратился к ним политрук.
      Борисов посмотрел на своего друга Синицына, с которым не расставался ни в часы отдыха, ни во время боя:
      - У нас все в порядке, товарищ политрук, вот только подойдут поближе всыплем им по первое число!
      - Ну а если их окажется много, что тогда?
      - Не отступим, товарищ политрук. Здесь, в лесу, за танк не укроешься, а за деревом найдем. Другое нас тревожит, товарищ политрук: Ленинград уже близко.
      Наступила тяжелая минута молчания.
      Тишину нарушил Синицын:
      - У нас, товарищ политрук, есть, как вам сказать, солдатская думка и большое желание поскорее приостановить движение немцев. А то смотрите, куда они шагнули, какой кусок нашей земли отхватили. Ведь там, под неволей фашистов остались наши люди. Трудно, ох, как трудно жить человеку, потерявшему свободу.
      Лицо Борисова покрылось румянцем, глаза горели. Он ближе придвинулся к политруку, как будто боялся, что их разговор может услышать враг:
      - Наш командир, да и вы, товарищ политрук, требуете от нас действовать решительно. Каждый выстрел должен быть произведен к делу. Такой приказ нам, стрелкам, нравится, и мы его выполняем. Но вот отступать очень трудно, разные думки в голову лезут...
      Эта дружеская беседа красноармейцев и политрука запомнилась мне навсегда. Простые люди высказали свои самые сокровенные мысли, они готовы стоять насмерть против любой силы, только бы как можно скорее остановить продвижение врага и затем выбросить его с нашей земли.
      Беседа была прервана появлением гитлеровцев. Все замерли.
      Фашисты шли к поляне колонной, уверенные, что русских здесь нет.
      Снайпер Синицын выругался:
      - Окончательно обнаглели, сволочи, колоннами на фронте ходят.
      Я лежал, плотно прижавшись к земле, затаив дыхание, не сводя глаз с колонны. Казалось, моргнешь глазом - немцы увидят, глубже вздохнешь услышат. Вот они уже совсем близко, идут неторопливо, оглядываясь по сторонам. На поляну выехала одна, за ней вторая, третья санитарные машины. Они замыкали колонну численностью не менее одного батальона. Хвост колонны извивался по дороге.
      И вдруг в небо взвилась зеленая ракета. Гитлеровцы остановились, посмотрели на медленно падающую ракету. Но когда ручные пулеметы и автоматы хлестнули по колонне, наш удар оказался настолько сильным и неожиданным, что враги не могли сразу организовать сопротивление. Те, кто остались невредимыми, побежали назад, ведя беспорядочную стрельбу, и вскоре скрылись в лесу. Спустя минут десять - пятнадцать они снова начали наступление, огибая лесную поляну с двух сторон. Между деревьями то и дело мелькали мундиры стального цвета. Низко пригибаясь к земле, солдаты перебегали от укрытия к укрытию, прячась за деревьями, стреляли.
      - Смотрите, как они умеют пригибаться! - крикнул Борисов. - Это выглядит совсем по-другому, а то вздумали колоннами маршировать. - И снайпер с ожесточением посылал пулю за пулей в гитлеровцев.
      К политруку подбежал связной Круглова:
      - Вас, товарищ политрук, вызывает командир роты.
      Мне и снайперу Сидорову приказано было идти во взвод Петрова для его усиления.
      Взвод Петрова занял позицию возле просеки, метрах в пятистах от лесной поляны.
      Командир взвода приказал нам перейти просеку и оттуда наблюдать за противником.
      Мой напарник полз впереди меня, несколько раз останавливался и с помощью оптического прицела просматривал местность. Немцев не было.
      Мы смотрели в разные стороны, стараясь ничего не пропустить.
      Вдруг Сидоров обернулся ко мне:
      - Посмотрите-ка, что там в ельнике!
      Повернувшись в его сторону, я увидел цепь солдат. Они шли с большой осторожностью. Сколько их - определить в лесу было трудно. Ясно одно: они обходят нашу роту. Не теряя ни минуты, мы двинулись обратно: где делали короткие перебежки, где ползли по-пластунски. На опушке я увидел дядю Васю и его неразлучного друга Гришу. Их "максим" был тщательно замаскирован.
      - Ну как, ребята, немцы далеко? - спросил Ершов.
      - Ждать долго не придется, смотрите лучше!
      Командир взвода Петров выслушал нас и приказал выдвинуться на опушку леса для прикрытия станкового пулемета.
      - В случае нападения немцев на фланг прикройте его своим огнем.
      Придя на место, я передал Ершову приказание командира и стал быстро рыть окоп для стрельбы с колена. Мой напарник Сидоров лежал рядом на спине, уставившись широко открытыми глазами в бездонную синеву неба. Я спросил его:
      - Володя, почему ты не роешь окоп?
      - В лесу укрытий много.
      Дядя Вася сделал несколько глотков из фляги, пристально и сердито посмотрел на Сидорова, но ничего не сказал.
      Василий Ершов в бою был расчетлив и бесстрашен. Он с презрением относился к беспечным бойцам и хвастунишкам. О таких людях говорил: "Это человек с заячьей душонкой". Сам же Ершов всегда говорил только правду.
      Неразлучный боевой друг Ершова синеглазый весельчак и танцор двадцатидвухлетний Гриша Стрельцов по натуре был словоохотлив: он даже любил прихвастнуть при удобном случае, чем серьезно досаждал дяде Васе. Но в бою Стрельцов буквально перерождался, становился молчаливым, серьезным и расчетливым. В этом чувствовалось влияние Ершова, которого Гриша любил до самозабвения.
      Ершов приподнялся на руки, посмотрел на просеку:
      - Немцы! Да смотрите, сколько их, чуть не за каждым деревом...
      Мы приготовились. Гриша быстро открыл запасную коробку с пулеметной лентой и молча посмотрел в глаза Ершову, ожидая его приказа. Сидоров быстро отполз от меня и лег за кряжистый пень. Не снимая рук со спускового рычага пулемета, Ершов смотрел в ту сторону, где лежал командир взвода, - ждал его сигнала.
      Через оптический прибор своей винтовки я увидел в ветвях ели фашиста и прицелился ему в лицо. Нити прицела лежали на глазах гитлеровца, а пенек встал на переносице. На какую-то минуту я растерялся, видя врага так близко. Лицо его было бледным в тени веток. В таком напряжении прошло несколько минут, но они казались часами.
      Держа на прицеле гитлеровца, я подумал: "А что, если подойти к нему, взять за шиворот и спросить: "Ты зачем пришел сюда? Что ты ищешь в чужой стране, в этом прекрасном лесу, по которому идешь с автоматом в руке? Подумал ли ты хотя бы один раз об этом? Спросил ли ты себя, кто и зачем дал тебе в руки оружие и послал в чужую страну убивать, грабить, насиловать, разрушать?"
      И тут рождалось во мне неодолимое желание - убить, как можно скорей убить того, кто отдал свою судьбу в руки фашистских главарей и бесчинствует на нашей земле.
      Перекрестие окуляра оптического прибора моей винтовки не сходило с лица немца. Враг медленно повернул голову и кому-то что-то сказал. Нити оптического прицела переместились на ухо. В эту минуту у меня вновь возникла ни с чем не сравнимая потребность выстрелить  - убить нациста. Чтобы побороть свое желание, я отвел глаза от окуляра в сторону и вдруг увидел на середине просеки ползущих к нам немцев. Их было человек десять, все одеты в маскировочные костюмы.
      - Что будем делать? - обратился ко мне Ершов. - Обстрелять их я не могу: преждевременно обнаружу себя.
      - Я обстреляю из автомата, - сказал Гриша Стрельцов, - а вы смотрите за теми, кто укрывается в лесу.
      Стрельцов посмотрел в глаза Ершову; в его взгляде можно было прочесть: будь спокоен, я все сделаю так, как ты меня учил.
      Гриша быстро по-пластунски пополз к просеке, укрываясь за пнями и кустарниками.
      Я оторвал взгляд от Гриши и посмотрел на немца, который был у меня на прицеле. Фашист не сводил глаз с просеки. Вдруг он исчез. С большой тщательностью я стал осматривать стволы других деревьев, но ничего не обнаружил.
      - Смотрите! - вскрикнул Сидоров. - Гриша сейчас их обстреляет!
      Я увидел, как Стрельцов приподнял автомат, и тут же послышались одна за другой две короткие очереди.
      - Молодец, Гриша! - сказал Ершов. - Двух наповал, остальные залегли.
      Стрельцов приподнялся, чтобы посмотреть, куда укрылись остальные фашисты. Это стоило ему жизни: короткая автоматная очередь свалила его на траву.
      - Эх, убили, сволочи! - простонал Ершов.
      В эту минуту из лесу высыпали гитлеровцы, их было много. Высокий офицер бежал позади солдат. Я не успел его убить: меня опередил Ершов, он врезал из своего "максима", как говорят, на всю катушку.
      Фашисты замертво падали на землю, а на просеку выбегали все новые и новые солдаты.
      Груда опустошенных лент лежала рядом с пулеметом Ершова, из верхнего окна кожуха шел пар от кипящей воды, а дядя Вася вставлял все новые и новые ленты.
      - Нас обходят! Слышите стрельбу? - крикнул Сидоров.
      Ершов не шевельнулся. Он точно оглох. Огнем своего пулемета он не подпускал фашистов к телу Гриши Стрельцова. Действительно, с фланга доносились выстрелы. Спустя несколько минут вспыхнула горячая ружейно-пулеметная стрельба у нас в тылу.
      Ершов сдернул с головы пилотку, с силой ударил ею о землю:
      - Ребята! Раз суждено умереть, так умрем по-русски! Ни шагу назад!
      - Правильно, отец, умереть - так умереть смертью героя! - крикнул кто-то позади нас.
      Как по команде, мы все оглянулись. В пяти, шагах от нас лежал командир роты Круглов с ручным пулеметом. Лицо его почернело от копоти и пыли, только были видны знакомые большие глаза; кисть правой руки забинтована.
      - Вы ранены, товарищ командир? - спросил я.
      - Нет, это я случайно оцарапался, когда полз к вам.
      - Смотрите! Смотрите! - крикнул красноармеец, лежавший рядом с Ершовым. Он указал рукой в сторону высоты. Мы увидели бежавшего по склону немца. Он был без каски, рыжие волосы взъерошены, лицо и руки в крови, мундир изорван в клочья.
      - Да вы только посмотрите, как он бежит! - крикнул Сидоров, перезаряжая винтовку. - Ну и всыпали ему! - Владимир вскинул винтовку на руку. Но тут неожиданно для всех нас словно из-под земли перед немцем появилась женщина в военной форме. Солдат остановился, бросил оружие, поднял руки. Сделав несколько шагов вперед, он вдруг резким движением руки попытался отвести винтовку в сторону и нанести женщине удар в лицо. Последовал выстрел, фашист упал замертво.
      - Да это же наша Зина Строева, вот так славная девка, ай да молодец! воскликнул дядя Вася и вновь открыл стрельбу из своего "максима".
      Так впервые я узнал о девушке-снайпере Зине Строевой, ставшей потом одним из самых близких моих друзей по фронту.
      На правом фланге стрельба внезапно усилилась. Немцы залегли, а спустя несколько минут поднялись и бросились в лес. Мы недоумевали: в чем дело, почему немцы неожиданно побежали?
      Вдруг до нашею слуха докатилось громкое русское "ура". Оказалось, это к нам на помощь пришли народные ополченцы. Они атаковали противника с фланга и заставили его быстро отступить.
      Среди ополченцев я совершенно неожиданно встретил сержанта Рогова и командира роты Хмелева.
      - Вот мы и опять встретились, - широко улыбаясь, сказал Хмелев и дружески, крепко потрепал Сидорова по плечу. - Теперь я вижу, что вы не любите отступать! Не зря так взъерошились на нас тогда при первой встрече.
      Сержант Рогов крепко обнял Сидорова, с улыбкой говоря:
      - Я так и знал, что мы встретимся. С того дня ты мне каждую ночь снился.
      Хмелев и его товарищи, оторвавшись от своей части, вошли в состав одного из батальонов народного ополчения. И теперь помогли нам одолеть врага.
      ...В лесу быстро сгущались сумерки.
      На небе появился тоненький серебристый серп луны. Над лесом с карканьем кружилось воронье. Чувствовался запах порохового дыма и человеческой крови. Слышались стоны раненых.
      Опустившись на колени перед мертвым Гришей, замер неподвижно Василий Ершов. По его щетинистым щекам катились крупные слезы.
      - Гриша, друг мой! Что я отвечу твоей матери, когда она спросит меня, где ее сын? Чем я утешу ее горе, когда она узнает о твоей смерти?
      Свежий холмик на опушке леса окружили бойцы. Политрук Васильев держал в руках окровавленную пилотку, орден Красной Звезды, комсомольский билет Григория Степановича Стрельцова.
      - Клянемся, Гриша, отомстить врагу за твою смерть!
      В тылу врага
      Ночью кто-то с силой толкнул меня в бок. Я моментально вскочил и схватился за винтовку.
      - Протри глаза, - насмешливо сказал Сидоров.
      - А? Что, немцы лезут?
      - Нет, они спят, а нам приказано отходить.
      - Ты что, ошалел? Мы же побили немцев!
      - А черт тут разберет... Ребята говорят, что нас обошли.
      На рассвете мы заняли новые позиции в районе деревни Бегуницы. Весь день укреплялись, рыли траншеи, минировали подступы к ним, вели наблюдение за окружающей местностью.
      Вечером я стоял в траншее возле землянки командира батальона, куда пришел вместе с командиром роты, и ждал, когда кончится совещание. И вот в небо взлетела ракета, за ней вторая, третья. Затрещали ручные и станковые пулеметы, послышались короткие автоматные очереди и винтовочные выстрелы. Кончились минуты солдатского покоя.
      Старший лейтенант Круглов вышел из блиндажа вместе с майором Чистяковым.
      Комбат несколько раз прошел от поворота до поворота узкой траншеи.
      - Виктор, - сказал майор тоном, какого я никогда у него не слышал, тебе доверяют дело, которое может решить судьбу всех нас. Немцы что-то задумали, у них идет какая-то перетасовка сил. Куда они хотят направить основной удар? Вот это мы должны знать. Обязательно, понимаешь? Может быть, в этом штабе найдете документы.
      Майор снова зашагал по траншее. Он нервничал и, когда подошел к Круглову, пристально посмотрел ему в глаза:
      - Ты сам знаешь, дело очень опасное. Смотри береги себя...
      Чистяков крепко обнял Круглова, трижды поцеловал.
      Слушая разговор командиров, я тоже разволновался. Пройти в тыл врага задача не слишком трудная, но вернуться обратно, когда фронт все время меняется, - дело очень сложное.
      Простившись с комбатом, Круглов подошел ко мне радостный, как-то по-особому возбужденный и спросил:
      - Ну как, заждался? Ничего, на фронте всякое бывает, идем скорее домой, у нас сегодня много дел.
      Эти слова были произнесены так естественно, что, казалось, мы действительно направляемся домой по ярко освещенным улицам Ленинграда. Но ракеты да трескотня пулеметов напомнили мне о тяжелой действительности.
      Придя в землянку, Круглов присел на край нар, достал из планшета блокнот, вырвал чистый лист и стал что-то писать. Политрук Васильев сидел возле телефонного аппарата и передавал сводку. Круглов быстро встал, подал листок старшине и сказал:
      - Срочно вызовите ко мне вот этих людей, проверьте снаряжение и наличие боеприпасов, выдайте на два дня продовольствие.
      - Что случилось? Зачем и куда посылаешь людей? - спросил Васильев.
      - Майор Чистяков поставил задачу - пробраться в тыл врага.
      Васильев тихо свистнул.
      Круглов разложил у себя на коленях карту и указал нам на красный квадратик:
      - Вот в этом районе, по данным нашей воздушной разведки, расположился штаб немецкой части. Нужно найти его и взять документы. Думаю, упоенные своими успехами, немцы не очень бдительны.
      - Сколько человек идет?
      - Со мной восемнадцать.
      - Сколько километров до вражеского штаба?
      - По прямой шесть километров, а в обход девять-десять. Время на выполнение этой задачи - восемь часов, и ни одной минуты больше.
      В землянку вошел старшина Розов и доложил:
      - Товарищ командир, люди в сборе, что прикажете делать?
      Круглов положил карту в планшет. Мы вышли в траншею. Командир роты поздоровался с бойцами, коротко и ясно изложил план предстоящей операции.
      - Товарищ старший лейтенант, - обратился к Круглову красноармеец Ушаков, - а как мы пройдем через линию фронта?
      - У нас сплошной линии фронта еще нет. Передовые части противника обойдем по болоту.
      Больше вопросов не было. Мы сдали документы Васильеву, оделись в маскировочные трофейные костюмы, проверили оружие.
      Через некоторое время мы подходили к болоту.
      Впереди группы шли трое: старший лейтенант Круглов, Сидоров и я.
      - Эх и сушь в этом году стоит, - сказал Сидоров. - Наше счастье. В другое лето мы бы здесь разом провалились.
      Мы углубились в болото. Прошли километра два, потом вышли в густой смешанный лес. В лесу все спало глубоким сном. Ни единого звука, даже птицы, напуганные шумом дневного боя, молчали. Круглов вывел нас на лесную тропу, приказал мне и Сидорову идти вперед, а сам, поджидая остальных товарищей, остановился на тропинке.
      Мы шли очень осторожно, пробираясь от дерева к дереву, и ни на минуту не теряли зрительной связи с идущими позади.
      Тропой подошли к лесному оврагу и остановились, чтобы просмотреть его склоны и дно. Там никого не обнаружили. Прошли еще километр, а может быть, и больше. Все было спокойно. Вдруг впереди послышались невнятные голоса. Командир роты приказал всем немедленно сойти с тропы и лечь, а сам, пройдя несколько шагов по тропинке, лег на траву и прижался ухом к земле. Потом порывисто встал, вытер платком лицо:
      - Навстречу идут люди!
      Командир роты стоял, укрывшись за стволом березы и не отрывая взгляда от лесной тропы. Звуки шагов нарастали и приближались к нам, мы уже ясно слышали, как люди задевали ногами за корни деревьев и тихо ругались.
      Сидоров на ухо шепнул мне:
      - Непонятно, как могли сюда забраться немцы. Ведь они боятся леса как черт ладана не только ночью, но и днем.
      - Здесь фронт, все можно ожидать.
      - Но все-таки это странно.
      Мы замолчали.
      Около нас появился командир роты.
      - Пропустите всех, кто пройдет по тропинке, - торопливо проговорил он. - Если представится возможность, бесшумно возьмите идущего позади, оттащите его в сторону от этой ели и ждите меня.
      Я опустился на траву, придвинулся поближе к Сидорову. На тропе ясно вырисовывались силуэты людей. Вот мимо нас прошел первый солдат с винтовкой в руках, за ним второй, третий. Мы насчитали тридцать и больше не стали считать.
      Люди шли медленно, тяжело дыша, спотыкаясь о корни деревьев, некоторые даже падали.
      - Смотри, - шепнул мне Сидоров, - как надрызгались, еле ноги волокут.
      Прошли еще несколько солдат. Они значительно отстали от основной группы. Двое, замыкавших цепочку, шли осторожно, то и дело осматривались по сторонам.
      - Этих будем брать, - предупредил я Сидорова. - Ты хватай первого, а я второго, только осторожней, не убей, нам нужен "язык".
      Солдаты приблизились к нам на расстояние пяти шагов, и, как только тот, который шел впереди, нагнулся, чтобы не зацепить головой за ветви ели, я ударил его прикладом автомата по шее. Он уронил винтовку и ткнулся лицом в землю. Быстро повернув его, я сунул ему в рот кляп, схватил за руки и уволок в лес. Таким же способом Сидоров справился со вторым.
      Оставив своего товарища караулить пленных, я пошел к ели, где мы условились встретиться с Кругловым. Вокруг все было спокойно, лес словно вымер.
      Так я простоял несколько минут. Позади что-то хрустнуло. Обернувшись, я увидел старшего лейтенанта. Подойдя ко мне, он нагнулся и поднял с земли пилотку.
      - Взяли "языков". Двоих схватили, - доложил я.
      - Чья это пилотка?
      - Не знаю, товарищ командир.
      - Ну что ж, попробуем выяснить. Прислушались. В лесу было тихо, темно, прохладно.
      Я привел Круглова к зарослям вереска, где Сидоров караулил пленных.
      Командир опустился на колено, осмотрел внимательно солдат и вынул у одного из них кляп изо рта.
      - Вы кто? - спросил он.
      - А тебе какое дело? - ответил пленный на чистом русском языке.
      Круглов приказал развязать пленников и дать им воды.
      - Разговор у нас с вами короткий: куда идете? - сурово спросил он.
      - До дому потихоньку пробираемся...
      - Что, отвоевались?
      - Может быть.
      - А что в мешке?
      - Жене гостинцы несу.
      Сидоров проворным движением развязал мешок, извлек из него орудийный прицел и подал командиру. Круппов внимательно осмотрел артиллерийский прибор:
      - Хороший подарочек жене!
      - Какой есть.
      - Положите ему этот гостинец в мешок, пускай таскает на здоровье, сказал Круппов, а сам вышел на лесную тропинку.
      Позже я узнал, что в плен нами были взяты курсанты Ленинградского военного училища, выходившие из вражеского окружения.
      Когда к нам подошли наши товарищи по разведке, старший лейтенант Круглов с командиром взвода Владимировым опустились на траву и стали рассматривать при свете карманного фонаря полевую - карту. Мы окружили их, чтобы прикрыть свет фонарика.
      - Видите этот квадрат, обведенный красным карандашом? - подняв голову, спросил Круглов. Мы еще ближе наклонились над картой. - Днем наши летчики обнаружили здесь расположение какого-то штаба. Ночью немцы, возможно, перекочевали в другое место.
      Красноармейцы молчали.
      Круглов сверился по компасу: