- Ну что ты, Марина, давай! - крикнула Ипполита, и ее шлем сверкнул на солнце.
      Набрав полную грудь воздуха, я разбежалась, подпрыгнула и... легко оказалась в седле. Удивившись такой прыти, я легонько тронула Ранета. Он послушно сделал несколько шагов. Я прочно сидела в седле.
      - Молодец, Марина! - воскликнул Гурастун. - Теперь я вижу, что у тебя все в порядке. До свидания, дорогие мои!
      И наша маленькая процессия двинулась к выходу из сада шаха Гаомарта восемнадцатого.
      Глава седьмая,
      в которой читатель становится свидетелем диспута о вере и штанах.
      Весь город собрался нас провожать. Горожане, прознав каким-то образом, что мы едем на поиски наследника, собрались у ворот и вдоль главной улицы. Едва мы миновали огромных стражников, стоящих на посту, тотчас приветственные возгласы, крики и свист послышались со всех сторон. Мы не знали, как пробиться через толпу. Но Ипполита решительно направила своего Антиноя вперед, людская масса раздалась, образовав небольшой проход, через который нам удалось протиснуться.
      Мнения, услышанные нами, были самые разнообразные - от надежды и пожеланий успеха, от выкриков восхищения красотой всадниц - до разочарования и улюлюкания. Не всем нравилось, что на такое ратное дело были выбраны женщины, и притом - чужестранки.
      Досталось и моим очкам, и толстому заду Далилы, и грузной посадке Гиневры. Только Ипполита сидела как влитая на своем жеребце и невозмутимо смотрела вдаль. Когда толпа немного поредела, она пришпорила своего коня, мы припустились за ней, и вскоре вся наша четверка была за пределами городских стен.
      Отъехав подальше от людских взоров, мы воспрянули духом. Я слегка расслабила мышцы, Гиневра с Далилой сблизили своих коней и принялись чесать языками, но Ипполита по-прежнему скакала перед нами на несколько корпусов впереди.
      В седле я держалась на удивление легко. Будто и не было вчерашней изнуряющей усталости и утренних болей в растянутых мышцах. Гиневра поравнялась со мной.
      - Слушай, Марина, меня тревожит одна мысль. Эти, - она кивнула на всадниц, - язычницы и ничего не понимают... А ты? Ты веришь в Господа?
      - Какого господа? - не сразу сообразила я.
      - Ох! - Гиневра возвела очи горе и наверняка причислила и меня к язычницам. - В Господа нашего Иисуса?
      - Нет, не верю, а зачем?
      Блондинка даже отпустила вожжи и схватилась руками за голову. Ее щеки запылали. Она не знала, что делать. То ли пуститься от меня вскачь и присоединиться к завзятым язычницам, которые слыхом не слыхивали о ее Господе, то ли переубедить меня и обратить в истинную веру. Все это можно было прочитать на бесхитростном лице Гиневры, супруги христианского короля.
      - Послушай, - сказало я мягко, - я пришла из мира, где твой Иисус уже две тысячи лет как родился. Кто знает, был он, не был? Тем более, что я из страны, где большинство населения исповедует ислам.
      Гиневре стало совсем худо.
      - Так ты сарацинка! Из тех, кто держит у себя в неволе гроб господен. Как я обозналась! Наш Людовик святой всю жизнь посвятил войне с сарацинами! Но они темные, как шоколад, а ты рыжая! - ее голос крепчал, она не видела ничего вокруг, и мне вдруг показалось, что вот-вот она набросится на меня с кулаками, защищая свою веру и реноме своего Господа.
      Нет, меня всю жизнь, неважно, где я нахожусь, будет преследовать рок. Сколько же я натерпелась из-за своего цвета волос...
      - Что тут за крики? - это подъехали к нам Ипполита с Далилой.
      - Не знаю, - сидя на Ранете, мне как-то удалось пожать плечами. - Гиневра выясняет, какой я веры, и ей что-то не нравится.
      - Странно, - задумалась Ипполита. И обратясь к источнику беспокойства, спросила: "А ты приносишь ежегодные дары в храм Афродиты? И когда ты последний раз участвовала в дионисовых мистериях?"
      Гиневра лишилась дара речи. Она хватала ртом воздух, и Далила, подъехав к ней, постучала ее по спине.
      - Ладно, - примирительно сказала я, - оставьте ее. Видите, человек весь на нервах. - И обратилась к Гиневре: "Слушай, а что ты хотела узнать? "
      - Можно ли мне, христианке, носить вот это? - и она, схватив свои шаровары, потянула их в сторону.
      - А что в этом плохого? - удивились Ипполита с Далилой. - Удобно, не мешает на лошади сидеть.
      - Но это богопротивно! - воскликнула неистовая христианка.
      - Ах, оставьте ваших глупостей! .. - мне послышалось, что Далила выразилась вполне по-одесски.
      И наша компания вновь двинулась вперед.
      Глава восьмая,
      в которой появляется Сенмурв, умеющий говорить,
      несмотря на четыре лапы, хвост и крылья.
      Широкая брусчатая дорога стала постепенно сужаться, исчезли редкие дома за крепостной стеной, встречные прохожие попадались все реже и реже, и мы въехали в густой хвойный лес.
      Сразу стало как-то неуютно. Наст из сухих еловых иголок заглушал стук копыт, и даже солнечные лучи с трудом пробивали себе дорогу среди темнозеленого лапника.
      Наши болтушки машинально перешли на шепот. Тишина окружила нас ватным покрывалом, и казалось, даже воздух стал каким-то плотным и тягучим. Наши кони стали всхрапывать и раздувать ноздри. Наконец, вороной Ашкелон встал на месте, будто уткнулся в невидимую стену, и никакие понукания Далилы не имели успеха.
      - Здесь что-то не так, - сказала Ипполита, осаживая своего Антиноя, - надо проверить. Давайте каждая будет смотреть в свою сторону.
      Мы развернули коней и спешились. Осторожно ступая по хрустевшим еловым веткам, я заглядывала за деревья так, что от напряжения стала болеть шея. Ничего не было видно, да и сгущавшиеся сумерки не облегчали поиски.
      - Сюда, сюда! - внезапно закричала Гиневра.
      Бросившись на ее зов, мы выскочили на небольшую поляну. Жуткая картина предстала перед нами: между двумя елями была натянута гигантская паутина. Ее нити были толщиной с карандаш. А сам владелец - толстый мохнатый паук величиной с крупную кошку сидел на ветке и намеревался заняться своей добычей. В паутине бился большой серый кокон. Из него доносились скулящие звуки. Паук не переставал трудиться: он обматывал кокон нитью, тянущейся из сильных жвал. Зрелище было, надо сказать, препротивнейшее.
      Увидев нас, паук оставил свою жертву и внезапно выбросил в нашу сторону нить. Паутина, как лассо, долетела до Гиневры и обвила ее ногу. Быстро перебирая лапами, мохнатое чудовище стало тянуть лассо с привязанной к нему Гиневрой к себе. Мы с Далилой бросились к ней.
      - Стойте! - раздался окрик Ипполиты. - Не прикасайтесь - прилипнете!
      Не медля ни секунды, она выхватила из-за спины лук и стрелу с волшебным наконечником, прицелилась и пронзила паука.
      Натяжение нити ослабло, и упирающаяся Гиневра шлепнулась на землю.
      Далила подбежала кней и одним махом перерезала паутину, охватившую голень.
      - Снимай шаровары, - сказала она, - эта дрянь наверняка ядовитая. Надо выстирать. Счастье, что на тебе были штаны, иначе осталась бы ты, голубушка, без ноги...
      Кокон перестал биться и затих. В пылу битвы за Гиневру, мы совсем о нем забыли. Я подошла поближе.
      - Там кто-то живой, он дышит.
      - Подожди, Марина, - остановила меня Ипполита. - Прежде чем срезать с несчастного паутину, надо обернуть чем-нибудь руки. Не иначе паутина отравлена.
      - И липкая к тому же, - прокряхтела Гиневра, стаскивая с себя шаровары.
      - Дай их сюда, - решительно потребовала Далила и, обернув штанинами руки, подсекла мечом паутину.
      Кокон свалился на землю. Из него послышалось слабое взвизгивание - видимо, тот, кто там находился, стукнулся и пребольно.
      Ипполита осторожно разрезала плотную корку кокона, и внутри оказалось нечто мохнатое. Еще немного усилий, и на свет показалась симпатичная собачья морда. Пес был крупным, величиной со среднего теленка. Когда он встал на ноги, то энергично отряхнулся, и в разные стороны полетели ошметки слипшейся паутины.
      Это оказался золотисто-коричневый спаниель с висящими вдоль морды ушами, придающими ему разочарованный вид. Кончики лап были скрыты светлой опушкой, а хвост закруглялся мохнатым бумерангом. Пес наклонил на один бок голову, будто внимательно прислушиваясь к чему-то внутри себя. Потом кивнул, видимо удовлетворенный неслышным ответом, широко зевнул, показав розовый язык, и улегся на землю.
      В принципе это был обыкновенный пес, если не считать его размеров. Он положил голову на вытянутые передние лапы и прикрыл глаза. А мы взялись за ужин.
      Уже совсем стемнело, когда я разожгла костер с помощью спичек из рюкзака. Мои спутницы удивились, что мне удалось так быстро это сделать, но объяснять, что и как было не под силу.
      В наших сумках было достаточно снеди, приготовленной слугами заботливого визиря. Мы достали лепешки, мясо и принялись за еду. Чего-то не хватало. Я залезла в сумку, и там действительно оказалось то, что я искала: в пластмассовой коробочке из-под киндер-сюрприза лежала соль. Посолив, я отломила хороший кусок мяса и подошла к собаке.
      - Как тебя зовут, пес? - спросила я. - Шарик, Бобик? Не отвечаешь... Не можешь, бедняжка... Слушай, может ты - барышня и тебя следует называть Альмой или Шейлой? - животное недовольно фыркнуло, и я поняла, что он точно не Альма. - На, возьми кусочек. Видишь я его приготовила для тебя, посолила. Поешь.
      Пес открыл глаза, поднял голову и осторожно взял у меня из рук мясо.
      - Ну, вот и хорошо, - сказала я и погладила его по спине. Рука наткнулась на что-то твердое, наверное, позвоночник, но так как было темно, я не увидела, что это.
      Первой охранять вызвалась Ипполита. Гиневра и Далила, покрутившись, заснули в ожидании своей очереди стоять на посту. А я отошла немного в сторону и расстелила скудное одеяло.
      Спать на земле, имея под собой лишь тонкую подстилку, было жестко и неудобно. Я ворочалась, сухие иголки кололи сквозь одежду. Вдруг я почувствовала что-то мохнатое и мягкое, и заснула, прижавшись к теплому боку огромного пса.
      Когда Далила подняла меня, уже начинало светать. Я достала зубную пасту и щетку и принялась чистить зубы. Когда я полоскала рот водой из фляжки, сзади раздался незнакомый голос с протяжными интонациями:
      - Прекрасный способ избавиться от остатков сна.
      Подскочив от изумления, я обернулась. Никого не было. Мои подруги спали, а пес меланхолично глядел на меня, приподняв голову.
      - Шарик, кто это говорил сейчас, ты не знаешь?
      - Знаю, - ответил он.
      У меня подкосились ноги, я шлепнулась на землю и уставилась на говорящую собаку.
      - И пожалуйста, не зови меня Шариком, - я впервые увидела, а не только услышала, как он говорит, - меня зовут Сенмурв.
      - Как, ты умеешь разговаривать? - сказала я, придя в себя.
      - Умею.
      - А почему вчера ты не сказал ни слова? Ты же был в опасности!
      - А вчера я не мог...
      - Что не мог?
      - Говорить, разумеется, - серьезно ответил мне Сенмурв, как будто это было в порядке вещей: говорящие псы величиной с теленка, и не просто говорящие, а еще и аргументирующие свои слова.
      - Хорошо, - согласилась я с ним против своей воли, потому что еще не успела привыкнуть к виду дискутирующего спаниеля, - хорошо, тогда я задам вопрос по-другому: что послужило причиной тому, что ты заговорил?
      - Судя по тому, что вчера произошли два события, изменившие мою жизнь спасение от паука и встреча с вами, мне трудно судить, что заставило меня изъясняться на твоем языке, - пес снова склонил голову набок, отчего одно его ухо повисло перпендикулярно земле, а другое осталось лежать на морде.
      - А раньше ты мог говорить?
      - Раньше меня об этом не просили.
      - Слушай, Сенмурв, откуда ты взялся? - может, было слегка неэтично задавать такой вопрос, но я не могла удержаться от любопытства.
      Пес задумался. Спустя некоторое время он почесался и односложно ответил:
      - Прилетел...
      - Что?! Кто прилетел? - это воскликнула не я, а проснувшиеся дамы.
      Вместо ответа Сенмурв поднялся, потянулся, и вдруг за его спиной раскрылись большие кожистые крылья с размахом каждый около двух метров, и, лениво взмахнув ими, он поднялся в воздух.
      Мы следили за ним, раскрыв рты. Произведя на нас должное впечатление, пес-летун мягко приземлился, сложил крылья, и они спрятались у него в шерсти на спине. Так вот на что я наткнулась вчера ночью, когда гладила его. А думала, что позвоночник.
      Мои спутницы обступили его и принялись теребить, разглядывать крылья. Сенмурв покорно сносил их приставания.
      - А как ты попал в лапы паука? - спросила Ипполита.
      - Люблю грызть шишки, - опечалился он.
      - Все понятно! - выпалила Далила. - Ты спустился на поляну за шишками, и тут он тебя схватил.
      - Ага, - совсем понурился пес.
      - Да не грусти ты так, - сердобольная Гиневра потрепала его за ухом, - все в порядке. Ты с нами, паук мертв. Что ж плохого?
      - Она этого так не оставит...
      - Кто она? - разом спросили мы.
      - Как кто? - удивился он. - Колдунья. Это же ее слуга, вы посмотрите в кусты.
      Ипполита решительно направилась к тому месту, на которое показал Сенмурв, раздвинула ветки и ругнулась в сердцах. Мы подошли поближе.
      Паука не было. Вместо него лежало полупрозрачное тело маленького человечка, жутко безобразного, с выпученными глазами и выпирающими клыками изо рта. Он был уменьшенная копия дэва, которого я видела летящим на базар. Человечек под воздействием солнечных лучей, доступ которым мы открыли, раздвинув лапник, стал стремительно таять, пока не исчез совсем.
      - Они не любят солнце, - сказал пес, - они под ним тают.
      "Ничего себе Снегурочка, - сказала я про себя, - брр..., интересно, какие они ночью, когда нет опасности схватить солнечную радиацию?"
      - И много у колдуньи их наберется?
      - В полнолуние фрастры делятся пополам и так увеличивают свою численность.
      - Кто? - спросили мы разом.
      - Фрастры. Они слуги Душматани. Не такие большие, как дэвы, но от этого не менее противные.
      - Кстати, Душматани, - спросила меня Ипполита, - не та ли это колдунья, которую мы ищем?
      Кивнув, я снова обратилась к Сенмурву:
      - Послушай, мы идем на поиски царевича Йомы. Тебе известно, что колдунья держит его, чтобы захватить кольцо Амаздахура?
      Пес утвердительно кивнул.
      - Не хочешь ли ты присоединиться к нам? Может, ты знаешь, где находится ее Город Ветров?
      - Да. Нет, - ответил он и наклонил голову на другую сторону.
      - Что? - не поняла я.
      - Мой ответ на твой первый вопрос - да, на второй - нет, - Сенмурв громко шмыгнул носом и как-то обиженно произнес, - я привык к точным формулировкам.
      - Ну, не придирайся, - остановила я его. - Мы сейчас пройдем этот лес, а вот куда идти дальше, абсолютно неизвестно.
      - Надо идти к границе с Ирбувом.
      - О, это интересно, - Ипполита подошла поближе, - а что мы там будем делать?
      Далила с Гиневрой, закончив собирать поклажу, приблизились тоже.
      Сенмурв был польщен таким вниманием к своей особе. Он разлегся, мечтательно закрыл глаза и продолжил:
      - Из Эламанда нет пути в Город Ветров.
      Наступила длительная пауза. Казалось, что он заснул.
      Далила, не выдержав, подскочила к нему и стала его тормошить:
      - Да проснись ты в самом деле! Будешь отвечать по-человечески или нет? Тебя за язык тянуть, что ли?
      Сенмурв приоткрыл один глаз:
      - По-человечески не буду, я не человек. А за язык не тяните - больно, и нет в этом никакого смысла.
      Он снова отвечал только на сформулированные вопросы.
      - Какой же выход?! - простонала Гиневра.
      Мне пришла в голову мысль. Достав из рюкзака последний кусок мяса, я протянула его дремавшему псу. Не раскрывая глаз, он схватил кусок и проглотил в один миг. После этого вскочил, и как ни в чем не бывало проговорил:
      - Если не можем найти выход, будем искать вход. Входа в Эламанде нет, так как Душматани, прежде чем исчезнуть, пересекла границы Ирбува. Я сам это видел, когда пролетал неподалеку. Значит, и нам надо туда. И еще, исходя из здравого смысла, вход не может быть свободен. Значит, есть замок, - Сенмурв задумался, видимо выстраивая в голове логическую цепь. Мы слушали как завороженные.- А замок - это...
      Первой среагировала Ипполита:
      - Надо искать ключ.
      - Правильно, - подтвердила Далила, - если есть дверь и ключ, то мы достигнем цели.
      Весь этот разговор напоминал мне сказочку про Буратино. Ключики, замочки, у меня в садочке...
      - Смотрите, - выдала я результат своих размышлений, - как бы дверь не оказалась нарисованной...
      - Можно ли мне примерить твои стекла? - вдруг неожиданно спросил пес.
      Помявшись, я сняла очки и водрузила их ему на нос.
      - Ну что?
      - Сними, я ничего не вижу, - пробормотал он, отряхиваясь. - И что это говорят, что стекла на носу придают мудрость своему владельцу.
      - Умный вид они ему придают! - расхохоталась я. - А мудрость тут совершенно ни при чем.
      Нет, я кривила душой. То, из-за чего я комплексовала в Баку, здесь стало мерилом почитания. Хорошо, честное слово!
      - Дорогие дамы, - сказал Сенмурв, - в словах вашей мудрой спутницы заключена истина, не требующая доказательств. Ни одна мало-мальски уважающая себя дверь в этом мире не обходится без охранного заклинания. Тем более - вход в Город Ветров.
      - Значит, нам надо найти три вещи: дверь, ключ и волшебные слова, Ипполита сформулировала задачу.
      - Вроде "Сезам, откройся! " - добавила я и, чтобы не было расспросов, вкратце рассказала им историю сорока разбойников.
      Скакать по ровной степи было одно удовольствие. Сенмурв летел на бреющем полете, чуть впереди нас, показывая кратчайший путь к границе с Ирбувом. Иногда он спускался на землю и большими прыжками бежал рядом. Свежий ветерок обвевал лицо, пахло полынью, и Ранет слушался меня беспрекословно.
      От полноты ощущений мне захотелось петь. Почему-то на ум пришли песенка Саши и Лолиты "Ты отказала мне два раза...". Я горланила ее, не замечая ничего вокруг, а мои спутницы и пес, оказалось, внимательно слушали. Когда я перестала, Далила мечтательно произнесла:
      - Мне бы так петь...
      - Хочешь, я тебя научу?
      - Конечно, - обрадовалась она.
      В течение нескольких часов по безлюдному пути, я перепела почти все из кассет "Старые песни о главном", из репертуара "Академии". А песни из альбома Чижа "Бомбардировщики" вообще были встречены на ура нашим женским коллективом. Так что, когда мы подъезжали к переправе через реку Шимулар, за которой начиналось уже княжество Ирбув, перед стражниками на том берегу предстало удивительное зрелище: летающий пес с развевающимися на ветру длинными ушами и четыре всадницы, во всю глотку распевающие: "И молодая не узнает, какой у парня был конец...".
      Глава девятая,
      объясняющая причины несъедобности драконов.
      За Сенмурва паромщик захотел отдельную плату. Мы дали ему несколько медяков, ввели под уздцы коней и с опаской оглядели шаткое сооружение.
      - Не бойтесь, - успокоил он нас, - мой паром и не такое выдерживал.
      Это старый плут преувеличивал. Гордо называть старый плот, собранный кое-как из нескольких бревен, паромом, мог только монополист, которым он в сущности и был.
      Не согласившись с таким противоречием между действительностью и здравым смыслом, Сенмурв взлетел и плавно опустился на том берегу. А нам нечего не оставалось более, как надеяться, что все обойдется.
      На берегу нас встретили двое: здоровенный стражник с алебардой и маленький пронырливый человечек в плоской, как блин, шляпе. На его подозрительной физиономии выделялся огромный крючковатый нос.
      - Стоять! Кто вы? Откуда?
      - Мы с Эламанда, вольные путешественницы, едем по своей надобности.
      - А это кто? - спросил стражник, указывая алебардой на пса. - Дракон?
      - Нет, что вы, - наперебой отвечали мы, - просто летающий пес. Он с нами.
      - Контрабанду везете? - сурово продолжил расспрашивать второй.
      - А что у вас считается контрабандой? - спросила Далила.
      Человечек, судя по строгости, которую он напустил на себя, таможенник, сощурился:
      - Вы мне голову не морочьте. Все знают, что мясо дракона запрещено к ввозу.
      - Что? Нет, не везем. Мы даже не знаем, что это такое.
      - Платите пошлину - один золотой с каждого коня и проезжайте.
      Как только мы пересекли границу Ирбува, на нас набросились аборигены:
      - Продайте, я дам хорошую цену, - тянул за уздечку Просперо один из них. Гиневра тщетно отбивалась.
      - Нет, мне, мне, - голосил второй, - я дам больше. Но возьму все!
      - Отстаньте от нас, мы ничего не продаем, - отпихивались мы от назойливых торгашей.
      Тут черт дернул меня спросить:
      - А что вы хотите, чтобы мы вам продали?
      - Как что? - ближайший ко мне торговец даже не понял, что его не разыгрывают. - Мясо дракона, конечно.
      - Отстаньте от нас, а не то я изрублю вас всех в капусту! - закричала разгневанная Ипполита, хватаясь за меч.
      Испуганные торговцы бросились врассыпную. Мне послышалось, как один из них на бегу бросил другому:
      - Сумасшедшие бабы. Ну, разве можно в таких условиях заниматься делом.
      Оглянувшись, я посмотрела на стражей порядка. На их лицах не было ни тени заинтересованности. Странно... В двух шагах от них от путников требуют продать контрабанду, а им хоть бы хны.
      В городе, в сущности которым и было княжество Ирбув, было ужасно жарко и шумно. Вокруг кричали, спорили, галдели, перебивая друг друга, прохожие и лавочники, женщины с кувшинами на голове и дети, гоняющие тряпичные мячи. Мы ничего не могли понять, ну, просто ни одного словечка.
      Мы проезжали по базарной улице. Друг против друга расположились разнообразные лавки, в которых в изобилии были вывешены товары. Вне зависимости от того, чем они торговали, на каждой вывеске маленькими буковками под основной надписью стояло: "Дракониной не торгуем".
      - А вот сладости, всех видов, на любой вкус! Подходите, красавицы, попробуйте. Никакой драконины, чистый сахар и мед, - зазывал нас толстый смуглый лавочник в полосатом халате и с золотой цепью на шее. Одной рукой он держал корзинку с пастилой, а другой - чесал себе волосатый пупок. Мы проехали мимо.
      - Книги, священные книги, мудрые и вечные, для детей и взрослых, о наших мудрецах и о вреде драконов, - резким фальцетом кричал другой, одетый в черный глухой сюртук и маленькую шапочку.
      Мне хотелось присмотреться, но надписи на книгах были какие-то иероглифические, и я пришпорила Ранета.
      Крики лавочников-зазывал мы понимали, но между собой они и не думали разговаривать так же. Если я не ошибаюсь, в воздухе стоял гомон десятка наречий. Да и такого многообразия лиц и платья мне не удавалось раньше видеть. Как это было не похоже на Эламанд, где тихие люди в однообразных коричневых одеяниях скользили по пустынным улицам, а цвет одежды определял принадлежность к особой касте или профессии. Здесь же попадались личности белые и черные, желтые и бронзоволикие. Некоторые женщины были завернуты в куски материи, наподобие индийских сари. А головные уборы? Они были атласные и вязаные, фетровые и соломенные. Я даже увидала одну меховую шапку, в эту жару! Не страна, а фестиваль молодежи стран Азии и Африки какой-то...
      Выбравшись на улицу потише, мы стали искать гостиницу. Даже Сенмурв устал, и от такой жары его язык свисал из распахнутой пасти. Далила закричала:
      - Смотрите, постоялый двор! - и показала пальцем на вывеску.
      На вывеске шла надпись: "Постоялый двор "Зуна и сыновья"" и ниже сакраментальное: "Дракониной не торгуем".
      Мы спешились и, отдав вожжи двум смуглым паренькам, видимо сыновьям этого самого Зуны, вошли в прохладную затемненную комнату.
      Нам навстречу, поглаживая роскошную седую бороду, вышел хозяин. Он улыбался:
      - Пожалуйста, проходите. Что будете заказывать?
      - Поесть чего-нибудь и четыре постели.
      Обернувшись, он щелкнул пальцами, отдавая приказание, но вдруг нахмурился, увидав Сенмурва.
      - С животными сюда нельзя! - категорично заявил он и добавил: - К сожалению.
      Мы начали протестовать, объясняя, что наш пес особенный, но хозяин был непреклонен. Тогда в разговор вступил Сенмурв:
      - Вы отказываете мне в постое, так как уверены в том, что животное не способно путешествовать?
      Трактирщик от изумления плюхнулся на дубовую скамью и уставился на говорящего пса.
      - Говорят люди, а не животные. Животные издают звуки, которые подражают звукам людской речи, а не говорят самостоятельно, - наконец выдавил он из себя.
      - Смею заметить, что я не подражаю вам, а вполне логично аргументирую, отпарировал пес.
      Говоря это, Сенмурв вдруг плюхнулся на задние лапы и принялся яростно чесаться.
      На трактирщика было жалко смотреть. Он тщился придумать нечто эдакое, что даст ему преимущество в споре, и уже совершенно было неважно, кто его оппонент.
      - У вас нет души! - авторитетно заявил он.
      - Если вы мне четко объясните, что такое душа, и дадите инструмент для ее измерения, я, может быть, соглашусь с вами, - лениво произнес пес. Он уже лежал на дощатом полу гостиницы в своей любимой позе - голова на передних лапах и, похоже, не собирался никуда двигаться.
      Принесли жаркое. Мы набросились на еду, забыв обо всем. Кому интересен теологический спор, пусть даже и с говорящей собакой, если так восхитительно пахнут бараньи ребрышки в острой подливке?
      Трактирщик, не обращая на нас никакого внимания, даже не спросив, нравятся ли нам кушанье, принес с кухни низенький стул и усевшись рядом с Сенмурвом, принялся что-то ему втолковывать. Пес лежал, прикрыв глаза, изредка утвердительно качая головой.
      Наевшись, мы встали из-за стола и разошлись по своим комнатам. Ипполите пришлось даже перешагнуть через разлегшегося пса, но спорщики не обратили на это никакого внимания.
      Далила спала в одной комнате с Гиневрой, а мы с Ипполитой прекрасно устроились в соседней.
      - Марина, ты спишь? - вдруг спросила амазонка.
      - Нет, а что?
      - Вот и мне не спится, все дом вспоминаю...
      - Расскажи мне о своем доме, Ипполита. Я много разного слыхала об амазонках, но вот так, чтобы увидеть настоящую - даже и не мечтала.
      - Хорошо у нас, - мечтательно произнесла Ипполита. - В нас с детства воспитывают чувство гордости за то, что мы не такие, как другие женщины. Мы знаем себе цену и ни в чем не уступим мужчине, а во многом их даже и превосходим.
      Я так много слыхала об амазонках, - сказала я с нескрываемым любопытством, - но никогда не верила, что вы существуете.
      - Еще чего, - усмехнулась Ипполита, - наш род ведет начало от Ареса и Гармонии, слыхала о таких богах?
      - Да, - кивнула я в ответ, - я в детстве зачитывалась мифами Древней Греции. Арес - это бог войны, а Гармония - ну, гармония и все...
      - Что? - удивилась Ипполита. - Ведь ты умная девушка, Марина, а такие глупости говоришь... Ну какие это мифы? Это наша жизнь, самая что ни на есть настоящая, и совсем не древняя...
      - Ты рассказывала о Тесее, - напомнила я.
      - Ах да, Тесей... Все произошло из-за этой несносной девчонки - Меланиппы, моей младшей сестры. Ее имя переводится, как "черная кобыла", и она, действительно, имела черную, как смоль, гриву волос.
      В то время ей было всего двенадцать лет, а мне - восемнадцать, и я уже стала царицей амазонок. Как символ власти - я носила пояс царицы, украшенный рубинами и изумрудами. О боги, какое это было время! Амазонки не воевали, рожденных мальчиков отдавали в семьи отцов, а девочек воспитывали сами. С меня ваяли Фидий и Поликлет, и скажу тебе, Марина, без ложной скромности, со мной мало кто мог сравниться в красоте и стати.
      - Да ты и сейчас великолепна, - ничуть не кривя душой, похвалила я Ипполиту.
      - Ах, оставь, - махнула она рукой, - этот Тесей мне всю душу вымотал.
      - И где же он тебе встретился?
      - Я же говорю, что все началось с Меланиппы, будь она неладна. Эта девчонка завидовала мне с того момента, как появилась на свет. Сколько ни упрашивала ее Антиопа, наша мать, образумиться, ничего не помогало. А однажды я застала ее примеряющей мой пояс. Ну и получила она от меня по первое число! Никому, кроме царицы, не разрешено примерять пояс власти.
      "Странно, - подумала я про себя. - Ну не убудет же от нее, если ее сестра немного покривляется перед зеркалом..." Но вспомнив, как я сама гоняла свою Стелку, когда та примеряла мои сережки, вполне поняла чувства Ипполиты.
      - Однажды к нам забрел Геракл. Никогда не понимала, что находят в этом неотесаном мужлане? Вечно шляется по белому свету, совершает "подвиги", о которых никто не просит, дерется с кентаврами... И тут Меланиппа попалась ему на глаза в моем поясе. Он ее и заграбастал вместе с поясом.
      Когда я узнала об этом, у меня потемнело в глазах. Знаешь, Марина, мы, амазонки, очень гордые. Мы сами выбираем себе мужчину, а если которая из нас захочет остаться девой - никто ее не неволит. Но кто поручится, что с Меланиппой этот детина не сотворит плохого?! Ей хоть и двенадцать лет было, а груди уже налились. Пришлось срочно созывать амазонок и скакать вызволять сестру и пояс.
      Меланиппу мы отбили. Но оказалось, что в битве меня заприметил Тесей, и я ему сразу понравилась. Не буду кривить душой, Марина, он мне тоже в душу запал.
      - А пояс? Ты вернула его обратно?
      - Нет, - вздохнула Ипполита, - он так и пропал. Говорят, Геракл продал его царю Эрисфею, а тому, если что в руки попадется, то назад и не жди.
      - Насколько я помню, - решила я проявить осведомленность, - Тесей получил от Ариадны клубок, чтобы не потеряться в лабиринте?
      - Это было давно. После истории с лабиринтом прошло несколько лет, и Тесей уже давно разошелся с ней. Поэтому нам ничто не мешало. Кроме моей сестрички, разумеется...
      - Как это?
      - А вот так: однажды мы с Тесеем выехали на прогулку. Меланиппа, эта соплячка, которая, как оказалось, была в него влюблена, наплела амазонкам, что он меня похитил. Те поскакали в Афины, осадили их и ты знаешь, сколько наших полегло? С тех пор я выгнала ее из Фемискира, нашей столицы. Где она - мне неизвестно.