Так они и пошли за жирным-он ее подталкивал, она упиралась, наваливалась спиной на Ивана, ругалась, кричала. Но на нее внимания не обращали. Пройдя с полкилометра, вертухай остановился. Остановились и Иван с пленницей. - Ну, дальше вам одним топать. А я назад! Все запомнили, а?! - Все, - ответил Иван. - Может, пройдешь немного, хотя бы до провала? - Нет! Мне тогда уже не выбраться! - Ну, как знаешь! Силком не потяну! Прощай! - Чего это-прощай! Ты рановато себя хоронишь что-то! - сказал жирный. Надо говорить-до свиданьица, вот как! Иван тихо рассмеялся. - Может, это я тебя хороню, чего ты такой самоуверенный! Вертухай ответил на полном серьезе: - Нет, со мной ничего не случится, я полуживой, а вот ты... - Ладно, заткнись! Спасибо, что хоть так помог, тут ведь помощи не дождешься! - Предатель, - прошипела смуглянка, - тебе еще вкатят по первое число! - Хоть по последнее, - вяло согласился вертухай, - наше дело маленькое! Ну, до встречи! И поплелся назад, ступая по невидимым лужам. хлюпая, топоча, сопя и вздыхая. Иван подтолкнул смуглянку в противоположную сторону. Но она не сдвинулась с места. Наоборот, развернулась к нему всем телом, навалилась непомерной грудью. - Ну чего ты, - тихонько прошептала она Ивану на ухо, - куда ты? - И не дала времени для ответа, сама сказала:-Некуда тебе идти и незачем, понял, дурачок! Разве это дело - гоняться за призраками? Обними меня! Иван, поддаваясь какому-то колдовскому воздействию ее голоса, положил ей руки на плечи, как были, прямо с обрывками цепей. Но она лишь теснее прижалась к нему, не Обращая внимания на холодное и тяжелое железо. - Я тебе нравлюсь? - опросила она вкрадчиво. - Попробуй меня, дурачек, ну! И ты позабудешь про всех. Ты ведь сам не знаешь, кто тебе нужен, правда, ведь не знаешь? Во-от! Я тебе нужна! Ну прижми сильнее, что ты боишься, я не сломаюсь, я... - она засмеялась, поцеловала Ивана в губы. И он прижал ее сильнее, зарылся носом в густые волосы. Голова шла кругом. Иван терял самообладание. И тут она немного, словно играя с ним, отстранилась. Его руки соскользнули с плечей по спине. И легли на полные горячие бедра. - Развяжи меня, - попросила она. - Мы немного постоим тут, а потом выберемся - я знаю лазейку. Им никогда нас не сыскать! Мы будем жить с тобой, вдвоем! И в этом мире есть укромные уголки. Гладь, меня, ласкай, люби... Я твоя! А ты мой! Ивану не надо было давать инструкций-его руки и так овладевали этим роскошным телом. Об одном можно было пожалеть - что этих рук слишком мало! Он хотел бы быть сейчас четырехруким, как тот уродец в зале Блаженства, а еще лучше-тысячелапым как Хранитель! Тогда бы он вобрал в свои ладони все ее тело, от мочек ушей до кончиков мизинцев на ногах, он не оставил бы ни малюсенького клочочка кожи.открытогои необласканного... Но так как рук было явно недостаточно, да к тому же мешали эти проклятые цепи, Иван вжимался в нее всем телом, позабыв обо всем на свете, теряя голову. Ему казалось, что он нашел то, что искал, что она права! Зачем еще что-то? Он владел прекрасной земной женщиной, с которой не могли сравниться создания иных миров! Он ее любил! И она его любила! Она дрожала всем телом, она нашептывала ему на ухо нежные слова. А он что-то шептал ей. Иван и сам не заметил, как развязал ей руки, и она начала его умело и настойчиво, с какой-то женской одержимостью ласкать. - Я люблю тебя, - шептала она, обдавая жарким и сладким дыханием, - ты мой, навсегда мой, мы заберемся в райский уголок, о котором никто тут не знает, - мы сольемся воедино, чтобы никогда, слышишь, никогда не разъединиться, ах, как я люблю тебя, это неземное блаженство... Иван целовал ее груди, не мог насытиться ими, ему было мало, мало! Он не соображал, где находится, с кем, что вообще происходит, она обворожила его, околдовала... И все-таки он почувствовал, как ее рука скользнула к поясу, дернула за рукоять парализатора. Колдовские чары тут же рассеялись. Иван ухватил ее за кисть, вывернул. Парализатор грохнулся на пол. - Ты что-о?! - зло выкрикнула она, отпрянула на миг. Но тут же вновь обхватила Ивана за плечи, прижала к себе. - Любимый! Он оттолкнул ее, завел руку за спину - теперь она не могла вырваться и убежать. В этот момент ему совсем не было жаль ее, он мог причинить ей боль, несмотря на то, что она женщина. Это не имело ровно никакого значения.* Она хотела его убить! Убить, перед этим обольстив, околдовав, окрутив самым подлым образом! О-о, она была прекрасной актрисой. Но и Иван был не лыком шит. - Гад! Сволочь! Слизняк! - заорала она. - Все равно вы сдохнете! Они вам не дадут выжить! - Кому это-вам? - поинтересовался Иван. Он уже взял себя в руки. - Ты что, в сторонке, что ли? Ты разве не наша, не землянка?! - Отпусти, сволочь! Они уничтожат вас всех! Никому не будет пощады! А тебя они прикончат заранее, чтобы ты... - Ну чего примолкла, договаривай! - Иван вывернул руку сильнее. - Обойдешься! Тебе не положено знать этого! - Они что-то гoтoвяг против нас?! - Иван прокричал ей прямо в ухо. - Что они замышляют?! Смуглянка дернулась, но боль в руке остановила ее. Она выгнулась всем телом, завизжала истерически, злобно. - Не поможет, - заверил ее Иван, - тут никого нет, никто не прибежит тебе на помощь. Отвечай, паскудина! - Готовят! Да-а, готовят! - заорала ему в лицо, брызжа слюной, смуглянка, видно, она не боялась свернуть себе шеи. Но зато Иван испугался, слишком уж резко и неожиданно она вывернулась. Он чуть не выпустил руки. А она орала:-Вы все передохнете, все! Они никого не оставят! Только сотнюдругую рабов! Да еще с тыщенку самых породистых и здоровых маток, и все! Правильно, давно пора уничтожить эту проклятую, паршивую планетенку! Иван отвел ее лицо ладонью. Сказал спокойно, с расстановкой: - Нет, ты все врешь! Этого быть не может! И Земля непаршивая планетенка, Земля-это прекраснейший из миров Пространства. Ты винишь других в том, в чем сама виновата! Да, это так! Тебе не пришлась по вкусу жизнь на Земле, а ничего путного найти вне ее ты не смогла, устроилась на грузовоз, в обслугу, злилась на всех, так?! - Не-т! - завизжала смуглянка. - Ты сволочь, гадина! Ты ни черта не смыслишь в этой жизни! Не-е-ет!!! И Иван понял, все так, он прав. Ему надо было бы ее добить-морально, духовно. Но он лишь процедил ей на ухо: - Тебя бросали на Земле любовники, многие бросали, я слышал... Может, ты им не пришлась, может, получше кого находили. Но ты возненавидела не их, ты их* носила в памяти, перебирала, хотела вернуть, а ты возненавидела Землю! - Иван сдержал себя и закончил почти равнодушно: - Впрочем, это твое дело. Я не зову тебя туда, на родину, можешь оставаться здесь, раз тебе нравится! - Не зо-ову-у?! - с ехидцей протянула смуглянка. - Да тебе там никогда не бывать, слизняк! - Ну ладно, пошли! - Иван грубо толкнул ее вперед. Только пройти им далеко не удалось. На седьмом или восьмом шаге почва разверзлась под ними. Они стали падать. Иван, помня наказ вертухая-доброжелателя, не дергался. Он и ее сжимал крепко-накрепко, чтоб ни рукой, ни ногой не могла шевельнуть. Падали они долго. Ивану это падение было знакомо по прошлому разу. Снова мелькали пещерные стены, камни, валуны, сталактиты и сталагмиты, ревели водопады, брызги летели в лица... Но было ли это настоящим падением или только иллюзией падения, Иван не знал. Он всматривался в черные непроницаемые глаза смуглянки и видел-ей страшно, - она очень боится за себя - вон, - закусила губу, ноздри расширены, трепещут крылышками, а брови наоборот, напряжены, сведены к переносице, и не такая уж она красивая, обычная баба, молодая, грудастая, симпатичная, но обычная! Иван отвернулся. Они упали прямо в фильтр-паутину. И на этот раз Иван не стал вырываться из тенет, не стал вытягибать ног из болота, и смуглянке не позволил. Они в считанные минуты прошли сквозь фильтр. И упали на гамак. - Это еще что за явление, - пробурчала без вопросительных интонаций мохнатая и сонная Марта. - Привет, - бросил ей Иван:- Как висится? - Убирайся вон! - Обязательно уберусь, только вот приспособлю рядышком с тобой эту подруженьку и сразу же уберусь! - заверил Иван. Говорил он самым покладистым тоном. - Убирайтесь оба! - А ты заткнись, брюхо! - осмелела вдруг смуглянка. - Висишь-и виси себе! Не то я те хобот-то вырву, стерва! - Только без этого, - встрял Иван И спросил серьезно: - Где Лана? Марта посмотрела на него заплывшими поросячьими глазками. Но ответила. Иван даже не ожидал, что она ответит. - Там! - Где там? - За стеной, слизняк. - Марта перешла на какойто змеиный шип. - Но учти, если ты ее опять утащищь в мир смертных, она никогда тебе этого не простит! Она проклянет тебя, понял? Ты станешь для нее самым ненавистным существом во Вселенной! И эти, - Марта неопределенно кивнула в сторон^, отчего весь ее мохнатый живот-груша вместе со слизистым и морщинистым хоботом затряслись, заходили ходуном. - И эти тебя никогда не простят, у них каждая матка на вес... на вес... нет, тут золото не в цене, нас даже не с чем сравнить, мы дороже всего! Иван успокаивающе помахал рукой. - Ничего, - проговорил он, - я привел достойную замену русоволосой. - Он повернулся к пленнице-заложнице, сжал ей руку сильнее, заглянул в глаза. Не так ли? Ты ведь хочешь вечного блаженства? - Не-е-е-е-ет!!! - истерично завопила смуглянка. - Я загрызу тебя собственными зубами, я повисну на тебе и не отпущу никуда, я убью тебя! Не-е-е-ее-етИ! Иван скривился, прикрыл рукой ухо. - Ну ладно, мы пошли, - бросил он Марте, - а ты не волнуйся, вечная несушка, а то приплоду станешь мало давать. - Во-о-он!!! - крикнула Марта. И ее затрясло. За стеклом аквариума сразу поднялась какая-то муть. Только Иван не стал рассматривать, что там происходило. Он шел к стене. А стена оказалась настоящей, не пропускала. Тогда он ткнулся в другую, в третью, попробовал пол под ногами по всему периметру. Лаза нигде не было. - Ну что, слизняк, - поинтересовалась Марта торжествующе, - застрял в паутине, заблудился? Иван отпустил смуглянку, бросил ей коротко: - Иди-ка, побеседуй с подруженькой! - Это мы со всем нашим удовольствием, - просипела смуглянка. Но она не стала набрасываться на висящую, не стала нервничать и злиться как в начале, она просто наступила ногой на хобот, тянущийся к аквариуму, пережала его. - Ну?! Одутловатое личико Марты исказилось страшной гримасой-чего только не было в ней: и боль, и страх, и досада, и ненависть, и еще множество подобного, мелкого и отвратного. - Я жду! - повысила голос смуглянка, не убирая ноги. - Гамак вас довезет! - выдавила висящая с крайним озлоблением. Проваливайте! Иван снова схватил смуглянку за руку. Они вместе запрыгнули на гамак. - Куда? - спросил Иван. - Тяни влево, слизняк, - посоветовала Марта. Ее лицо успело принять обычное сонное выражение. - И больше меня не беспокойте. Иван сделал, как было сказано, потянул за стропы-канаты. И гамак пошел влево, пошел прямо сквозь стену, будто ее и не было. - Во! Видал?! - восхищенно воскликнула смуглянка. - У нас до такого сроду не додумаются! - А ты когда у нас в последний раз- была? - Когда и ты! - Я в двадцать пятом веке, в середине, - тихо сказал Иван. Смуглянка уставилась на него. - Дура-ак! На Земле сейчас двадцать первый! - Это в твоей башке двадцать первый! Тебе же говорили подруги в садике, не верила, что ли? - Враки все! - отрезала смуглянка. - Ну, как хочешь, - Ивану надоели пререкания, чего с неевоэьмешь-глупая, толстая, симпатичная, но здорово озлобленная баба, и ничего больше, на нее и сердиться-то всерьез грех! Они въехали на гамаке в огромное помещение, напоминающее скорее обширнейшую пещеру, чем зал. И у Ивана глаза на лоб вылезли. Смуглянка была почти в шоке-она словно рыба выброшенная на песок разевала рот, закрывала его и снова разевала, но сказать не могла. Вдоль бесконечной стены на сколько хватало глаз висели мохнатые шарообразные и грушевидные матки-точные копии сонной Марты. Все они были опутаны сетями, шлангами, трубочками, чем-то паутинообразным и поблескивающим несмотря на плохое освещение. Все были растрепаны и одутловаты. Бледненькие хилые ручонки торчали, казалось, прямо из волос. Поверху шла толстенная черная труба, и из нее спускался к каждвй матке гибкий черный шланг искусственного происхождения. Зато сотни, если не тысячи, морщинистых хоботов, свивающихся в огромный жгут, стелющийся понизу, имели самый натуральный вид. Все это было настолько жутко, что у Ивана комок к горлу подкатил. Висящие тихо пели-хором, слаженно, будто подчиняясь палочке невидимого дирижера. А может, они просто гудели в такт чему-то, гудели от переизбытка чувств-понять было невозможно. - А им тут неплохо, - сказал вдруг Иван смуглянке, - хочешь туда, в вечное блаженство? Смуглянка обожгла его ненавидящим взглядом. Отвернулась. Они выпрыгнули из гамака, пошли вдоль стены, оглядывая висящих. Смуглянка, сама того не замечая, тихонько подвывала им. Вид у нее был совершенно обалделый. Иэан искал русоволосую. Но ее не было здесь. Он бы узнал Лану, как бы она ни выглядела сейчас, он бы ее сразу выделил... а может, он уже прошел мимо? Сомнения терзали Ивана. Он теперь не хотел, да и не мог шутить, какие там шутки! И помимо всего в мозгу маятничком колотилось от виска к виску: "под колпаком! под колпаком! лод колпаком!" А вдруг вернется этот самый, тот, о ком говорил вертухай, есЛи он вообще существует, если это не бредни? Нет, не бредни! Сейчас Иван постоянно ощущал на себе чей-то взгляд. И ощущение это было необычайно сильным, словно следящий стоял в двух шагах от него, за спиной. - Вон она! - вскрикнула смуглянка. Иван подался вперед. Он еще не видел лица вносящей, одни лишь густые русые волосы волнами падали вниз, скрывая ее, Лану. Это были ее волосы, таких не сыскать нигде больше! Иван заглянул снизу, позвал тихо: - Лана! Пробудись, я пришел за тобой! Висящая приподняла голову, волосы рассыпались по верхней части мохнатого грушеобразного тела. Нет, это была не она! Иван даже отшатнулся. - Кто там копошится? - ворчливо проговорила висящая, почти не размыкая губ. - Кто смеет прерывать мой сон?! А-а, это ничтожные смертные пожаловали к нам, понятно. И кто же вас- сюда допустил, слизняки?! Кто посмел нарушить инструкции и рискнуть своей тупой башкой! Эй, охрана! Иван поднял лучемет. Сказал тихо, но твердо: - Будешь пыль поднимать - продырявлю, поняла?! Висящая в бессильной злобе зашипела на Ивана, Но он не отвел взгляда. - Вот и поглядим тогда, - продолжал он, - кто из нас смертный и кто может раньше на тот свет отправиться. А сейчас отвечай, где новенькая? - Я ничего не знаю и знать не хочу, - прошипела висящая. - Ищи сам! Ивану стало горько и обидно за всех этих... он даже не знал, как их называть теперь. Ведь были же нормальными здоровыми земными женщинами, может, и матерями, наверняка - любимыми и любящими. И на тебе! Такое превращение! Такая метаморфоза! Нет, наверняка их обрабатывали психотропными препаратами или еще чем-нибудь, недаром же их выдерживали в карантине, готовили, ждали, пока "созреют". Он был убежден, что дело здесь не чисто. Но у него была определенная цель. Он не мог всем помочь, да они и не желали его помощи. Но он был обязан вытащить из этого безвременного родильного дома ее, русоволосую! И они снова побрели вдоль стены, мимо ряда, бесконечного ряда висящих маток. По дороге Иван решил все-таки разузнать, что двигало смуглянкой, почему она оказалась на особом положении. И та выложила. То ли от безысходности, то ли будучи в шоке от увиденного, но она сказала: - Я стала на этих трехглазых работать вовсе не потому, что все мне на Земле осточертело, это ты перегнул! У меня было два пути: или на подвески, или - в садик. Да любая дура на моем месте выбрала бы то же самое. И то-ведь не навечно же, не до смерти! Это просто оттяжка, отсрочка лет до сорока, от силы, сорока пяти, а там... онн все равно бы меня приспособили! Только я бы была и не против - после сорока какая жизнь?! Лучше уж висеть вечно. Но не сейчас! Нет, только не сейчас, потом! - Все ясненько, - заключил Иван. Они дошли до решетчатой преграды. Крайняя висящая, полностью утратившая человеческий облик, наверное, одна из первых подвешенных здесь, принялась рычать на них, скалить зубы, плеваться. Вид у нее был безумный. Иван не верил, что так выглядя, можно испытывать блаженство. Нет, их просто одурманивали! На них нельзя было всерьез сердиться, их можно было только пожалеть. - Для тебя пока что свободного места нет, - сказал он с улыбкой смуглянке. - Хреново шутишь! - зло ответила та. - Все равно мы влипнем! Мне наплевать на тебя, ты сам заварил эту кашу. Но я почему должна страдать, а? Иван отпустил ее руку. - Ладно, не страдай, - проговорил он раздраженно, - иди, гуляй! Смуглянка рванулась было от него. Но тут же остановилась. - Куда это я пойду? - растерянно пролепетала она не своим голосом. - А куда хочешь! - Ну уж нет! Сам заманил, а теперь бросаешь! Хватит! Хорошенького понемножку, меня и так многие бросали, хватит! Теперь она сама вцепилась Ивану в локоть. - Отпусти-меня! - рявкнул он. - Мало того, что цепи таскать приходится, так еще и тебя. Отпусти, кому говорю! - Иди! - Нет! - Ну, как знаешь, - смирился Иван. И на всякий случай проверил - на месте ли парализатор. В решетке были широченные прямоугольные дыры. И они пролезли через нее, пролезли, не зная даже-куда, зачем. Им пришлось пройти через трое дверей люков, прежде чем они попали в какую-то большую комнату, забитую непонятными станками-роботами с длинными гибкими манипуляторами, присосками, привесками, вращающимися дисками, прыгающими в залитых маслом цилиндрах шарами и прочим, прочим, прочим. Для чего все это было нужно, Иван не имел ни малейшего представления. Может, это было какой-то подсобкой, придатком обеспечения того самого зала с матками, может, что-то другое. Во всяком случае, готового продукта всей этой кипучей машинной деятельности Иван не видел-казалось, все шло по замкнутому кругу, по внутреннему циклу. - Чего стоишь дураком?! - процедила на ухо смуглянка. - В смысле? - переспросил Иван. - Ну и туп же ты, братец! Ты что, вечно собираешься с этими обрывками таскаться? До Ивана дошло. Он подошел к ближайшему вращающемуся диску, подставил под иззубренный торец кольцо. Руку отбросило. Но Иван приспособился. Ему разодрало всю кожу, задело кость, но от одного обрывка цепи он избавился. Со вторым кольцом расправлялся осторожнее, без поспешности - умудрился даже не оцарапаться. Одно его только мучило во время всего этого процесса - вот сейчас освободится, ладно, пускай... а кто знает, может, через десять минут, через миг, или через три дня он снова окажется болтающимся в темнице на цепях? Нет, его уже не хватит тогда! Он лучше тогда захлестнет себе горло этими цепями, удушится! Лучше уж смерть, чем такая житуха развеселая с бесконечными подвешиваниями! Но тут же его рука непроизвольно легла на грудь, прижала к коже крест. Иван освободился от тирании чувств. Нет, он человек, он должен терпеть! Самоубийство-смертный грех! Он не позволит им довести себя до этой крайности. Терпеть, надо терпеть! - Ты заснул, что лд? - смуглянка дернула его за руку, - Надо смываться отсюда, да поживей! Я нутром беду чую!, И она не ошиблась - наверху разом раздвинулись створчатые квадратные люки, вниз, разматываясь под собственной тяжестью, спустились веревочные лестницы - спустились очень выверенно, не попадая во вращающиеся детали машин и механизмов, а ложась концами в проходы между станками-роботами. Ивану вспомнилась операция по захвату Гуга Хлодрика Буйного в Триесте. И по спине побежал холодок. Вот сейчас спрыгнет вниз, чуть придерживаясь за веревочные Трапы, десяток-другой отважных трехглазых молодцев, и все! Он даже не попытался приподнять ствола лучемета. Зато смуглянка вырвала у него из-за пояса парализатор, направила его дулом вверх. И Иван не стал у нее отнимать оружия, почему-то он ей доверился в этот миг. - А-а, все понятно, - проскрипело сверху, - а мыто думали, чего это экспонаты забарахлили, сбились с ритму, а теперь ясненько... опять этот слизняк поганый! - Он, как есть он! - согласился с первым кто-то гундосый. И вниз спустились двое. Спустились неторопливо, будто ощущали себя хозяевами положения. Иван не мог ошибиться-это были Хмаг и Гмых. Но теперь он знал, как поступать с подобными тварями, будь они живыми, полуживыми или кибреами. Он резко вздернул ствол лучемета - и выдал половинный заряд. Голова Хмага отлетела, попала в какой-то крутящийся и подпрыгивающий ротор стана, и начала сама прыгать, крутиться, трястись, временами посверкивая на Ивана бессмысленными черными глазами. - Как это? - гундосо вопросил Гмых. - Это же непорядок! - А вот так! - выкрикнул Иван. И снова нажал на гашетку-крюк. Но теперь он был более экономным, мало ли что могло произойти. Гмых, недовольно и обиженно крякнув, рухнул на широкую конвейерную ленту и поехал куда-то, покатился, подпрыгивая на ней, тряся расслабленными восьмипалыми руками. - Молодец! - шепнула смуглянка на ухо Ивану. - Теперь ты мне по-настоящему нравишься! Она не успела договорить последнего слова, как сверху по лесенкам спустилось еще двое трехглазых - и снова это были Гмых с Хмагом! Это было невероятно, но это было так! Иван не сразу понял, что это самые обычные клоны-двойники-их может быть пара, две, сто пар, а может, и сто тысяч! Они неистребимы! Это как сказочный Змей-Горыныч, у которого на месте каждой отрубленной головы вырастают две новые! Это конец, его конец! - Получай! Хмага-второго Иван срезал на лету, тот не успел еще и ноги поставить на пол. Дубль-Гмыха он не стал убивать, он просто выждал момента, когда тот завис над пилообразными дисками, и сбил его слабеньким лучиком с лестницы. Гмих упал, диски сделали свое, они очень быстро перемололи его тело, лишь голова не прошла между ними-и принялась, как и у первого Гмыха, трястись, как и у первого Хмага, подпрыгивать и вращаться. Иван поглядел на индикатор магазина лучемета-оставалось на пять-шесть выстрелов средней мощности. Он еще постоит за себя! Но сверху лезли новые гмыхи, новые хмаги. И конца им не было видно. Смуглянку била нервная дрожь, вероятно, она еще не привыкла ко всем прелестям этого мира. Каждый раз, когда мимо нее, трясясь и стуча головой на ребрах, прокатывало тело Гмыха, влекомое конвейерной лентой, она вскрикивала, закрывала глаза, пряталась за Ивана. Парализатором она так и не воспользовалась, видно, совершенно растерявшись, а может, и просто со страху, из боязни трехглазых. А Иван палил и палил. Он жег спускающихся одного за другим, без пощады: В комнате-цехе творилось невообразимое. Вся она была завалена трупами трехглазых клонов, повсюду прыгали, скакали, вертелись жуткие головы, мелькали и пропадали в чревах механизмов руки, когтистые лапы, обрубки тел. Все было залито и заляпано гнусной, вонючейТ, зелено-желтой кровью... может, это была вовсе и не кровь, а смазочно-^кивительная жидкость, текущая в трубках-артериях и шлангах-венах киборгов. Иван не разбирался, ему надо было уцелеть в этой перестрелке, односторонней перестрелке, похожей больше на бойню, на истребление почти беззащитных гмыхо-хмагов. Сам Иван тоже был залит мерзкой дрянью. И у него не было времени, чтоб утереться, он палил и палил. Но он знал, что сила за ними, знал, что и победа в конце концов будет за ними-они его возьмут числом, задавят, завалят, как заваливают своими телами ручей-преграду переселяющиеся муравьи. - Прекрати-и-и!!! - заорала вдруг из-за спины смуглянка. - Хвати-и-ит!!! Иван оттолкнул ее. Небабье это дело. Он как раз срезал очередного клона. И не сразу понял, что магазин пуст. Он увлекся, растранжирил все запасы. Теперь они могли с ним делать что хотели!
      В комнате-цехе был сущий ад. Она превратилась в чудовищную мясорубку. В ней невозможно было оставаться: перемалываемые кости хрустели и трещали, пол был залит желто-зеленым, Иван стоял по щиколотку в этой липкой дряни, головы прыгали словно сотни баскетбольных мячей, смуглянка билась в истерике, что-то пыталась произнести членораздельное, но ей это не удавалось. Иван и сам был близок к обмороку. - Ну чего там, поуспокоился? - спросил гундосо сверху очередной Гмых, просунул голову в люк, потом и сам полез, как был, так и полез - вниз головой, цепляясь корявыми лапами. - Притомился, - вяло поддержал напарника очередной Хмаг. И тоже стал спускаться. Они явно не торопились. И Ивана трясло, било, колотило, он не мог выжидать ни секунды, нервы были на пределе. Он готов был броситься на них с кулаками, драться в рукопашную. И в то же время не мог сдвинуться с места. - Я сколько раз говорил, нечего эту мразь сюда запускать, - прогундосил Гмых. - Вот видишь, кто был прав?! - Он ткнул корявым когтистым пальцем в сторону своего близнеца, продолжающегоо бесконечное кружение-путешествие на конвейерной ленте. - А кто спорит! - отозвался Хмаг. Он подошел к Ивану и ударил его кулачищем прямо в нос. Удар был столь силен, что Иван, сбивая с ног смуглянку, полетел на пол, в жижу. - Убью-ю! Убью-ю-ю! - закричала смуглянка, выставляя парализатор. - Не подходи-и!!! Но она так и не нажала на спусковой крюк. Гмых подошел к Ивану, нагнулся и трижды ударил его кулаком по голове. Потом отступил на щаг, отвел корявую четырехпалую когтистую лапищу, да так наподдал, что Иван отлетел по проходу шагов на десять. - Это чтоб на дороге не мешался! - пояснил Гмых. Они схватили смуглянку с обеих сторон за руки, встряхнули, потом еще раз, сильнее-и она потеряла сознание. - Ну, пока! - проскрипел Гмых. - До свиданьица, то есть! - уточнил Хмаг. И они ушли, волоча за собою всю заляпанную брызгами, измызганную в желто-зеленом и безжизненную смяглянку, ушли через обычную боковую дверь, которая словно по команде распахнулась перед ними прямо напротив того места, где лежал Иван.
      Харх-А-ан-Ха-Архан-Хархан-А Меж-арха-анье. Год 124-ый, месяц развлечений
      Он лежал недолго. Надо было уходить, пока не хватились. А что хватятся, Иван ле сомневался. Он встал. Обрывками комбинезонов, как мог стер с себя вонючую и уже подсыхающую зелень. Ладонями обтер лицо. Потом, когда первый Гмых проплывал на ленте мимо него, стянул тело с ленты, вытряхнул егв"из комбинезона, предварительно распустив пояс и боковые узлы. Комбинезон натянул на себя-сколько можно голышом, в одном поясе и узеньких тонких трусах, разгуливать по этому миру! Закинул за спину лучемет. И пошел к распахнутым дверям. Челюсть саднило после ударов. Да и под ребрами что-то болело. Но Иван, знал-переломов нет, трещин тоже. Да и будь они, у него есть яйцо-превращатель! С полдороги он вернулся, подобрал обрывок цепи. Может, пригодится еще! Сейчас все может пригодиться. Сунул цепь в карман - в широченный набедренный карман комбинезона. Ничего у него не получалось, абсолютно ничего, за что бы ни взялся! Лану не отыскал! Смуглянку увели! Что с ней будет, где она сейчас?! Кровавая бойня, эта. жуткая мясорубка закончилась какой-то идиотской комедией! Ему даже не предъявили обвинения, даже не сказали ничего, лишь отпихнули.с Дороги! Это был верх презрения. Ну и наплевать? Иван перешагнул через порог. И увидал шар - точно такой-же шар, какой стоял в садике, на котором любил сиживать и пошевеливать пальчиками жирный вертухай-доброжелатель. Иван чуть не бегом кинулся к шару. И все же приостановился, не доходя метров трех. Он увидал, что здесь множество подобных шаров, к какому идти, какой нужный?! А вдруг это уже отработанные переходные шлюзы?! Или наоборот, еще не сданные в эксплуатацию? Нет, надо пробовать! Он ткнулся в боковину. Не тут-то было! Зашел с другой стороны. Потом вскарабкался наверх. Уда рил несколько раз в шар прикладом лучемета. Все понапрасну! Чего он только не перепробовал: и на четвереньках пытался вползти, и спиной, как советовал жирный вертухай, и головой бился... Устал. Присел передохнуть, прислонился к ребристой поверхности. Ax, как он устал! И не сейчас, не здесь, а да все дни, может, и месяцы пребывания в треклятой Системе. Он провел ладонью по подбородку. Но тот не прощупывался. Если каких-то три дня назад он еще кололся и был похож на жесткую щетку с коротким ворсом, какими обычно вычищают собакам шерсть, то сейчас это была уже настоящая борода. Бриться было нечем, негде, некогда да и незачем! Иван вздохнул, опустил руку на колено. Оброс, одичал, вон и ребра торчат... а есть почему-то не хочется! Вспомнив про еду, он вытащил из пояса два шарика, проглотил. И сразу же в голове появилась смутная какая-то мыслишка - неужто он настолько неинте.ресен местным, что его даже не жела.ют обыскать, отобрать то, что при нем, изучить, исследовать эти предметы, веДь давно же могли! АН нет! Это было непостижимо! Хотя, впрочем, Ивану подумалось и другое - вот взять муравья, к примеру, волокет он свое богатство, былиночку, жука дохлого или личинку, иголку палой хвои, ведь у человека не возникает желания отобрать у жалкого мураша его "богатства", ведь так?! Но он все-таки не муравей! Иди же муравей?! С ума можно было сойти. Но хватит, пора вставать! Иван выпрямил ноги, невольно уперся спиной в шар-и тот сдвинулся, покатился. А Иван не удержал равновесия и, так и не успев выпрямиться, повалился назад. Врожденное хладнокровие и отменная реакция спасли его - увидав на месте откатившегося шара провал, Иван извернулся, ударился коленями о края, полетел вниз, но успел-таки зацепиться. Вися на кончиках пальцев, он умудрился подтянуться и через какую-нибудь секунду выскочил бы наверх. Но шар вдруг пошел прямо на него неумолимо, всей своей каменной тяжестью. Иван не захотел быть придавленным - будь, что будет! И он расслабил руки. Вовремя расслабил-самодвижущийся шлюз паровым молотом приближался к лунке-наковальне, стремясь обрести покой, и вот шар встал на свое место, закрывая провал, застилая свет белый. А Иван полетел вниз. Казалось бы, должен был привыкнуть ко всем этим падениям. Но разве привыкнешь! Каждый раз у него что-то в груди обрывалось, в мозгу стучало: "ну, все! это конец!" И каждый раз выносила нелегкая! Вот и сейчас вынесла: Иван падал недолго. Да и странным каким-то было падение - поначалу он летел вниз, точно вниз! потом он потерял ориентацию, а еще чуть позже он вдруг ощутил, что летит вверх, а низ - внизу, как ему и положено. И настал момент, когда он остановился, когда кончился этот полет, и Иван застыл на миг. Застыл, чтобы начать обратное падение-полет. И он почувствовал - вот сейчас случится непоправимое, если он не предпримет чего-либо, его как гирю маятника будет носить по мрачной трубе туда и обратно, без остановки, без начала и конца движения, и тогда он сам станет вечным, да таким вечным, что все эти марты-матки позавидуют бесконечности его маятникообразного существования в трубе... Что мог сделать Иван, что он мог предпринять? Лишь одно - он растопырил руки и ноги, пытаясь нащупать хоть что-нибудь, за что можно уцепиться, и он уже летел вниз, когда в ладонь ударило что-то, чуть не вывернуло от резкой остановки руку... Он стерпел боль. Ухватился и другой рукой. И все понял - это были перекладины самой обычной железной лестницы.