.. И что-то лопнуло внутри у Ивана, какое-то нечеловеческое остервенение охватило его. Он до скрипа сжал зубы, рванулся... он уже не летел в Пространстве, он висел в сыром подземелье и бился в цепях, как птица бьется в сетях. Шары разом пропали. Иван дернул на себя что было силы правую руку - суставы прожгло дикой болью, цепь вместе с вырванным каменным блоком рухнула на пол. Ивана чуть не разорвало на две части. Но он успел проделать то же самое и с левой рукой - на этот раз цепь лопнула, и ее обрывком ударило прямо в плечо. Иван повис над сырым полом, не доставая его на несколько вершков. Грохот обвалившегося блока отвлек внимание Ивана. Он повернул голову в сторону этой средневековой двери. Но никого за ней не оказалось. Блок с неменьшим грохотом и скрипом вернулся на место. Зато в каменном, затянутом слизью полу вдруг образовалась круглая дыра - надсадно скрипя, отвалилась в сторону ржавая не видимая до того крышка люка, прогремела, высовываясь краем, железная лестница. И выбрался наверх негуманоид, тот самый, гундосый. - Гляди-ка,- промычал он словно бы в изумлении,- трепыхается! Следом вылез его напарник. - Да, Гмых,- пробормотал он сокрушенно,- вот и делай после этого добро всяким! Уж скорее бы, что ли, этот проклятый год лобызаний кончался, надоело! - Не говори,- согласился гундосый Гмых,- он и у меня костью поперек горла, сам понимаешь, старина Хмаг! Они ухватили Ивана за руки - Гмых за правую, Хмаг-за левую. И разом дернули. Иван взвыл от боли. - Ишь нежный какой! - Слизняк он и есть слизняк! Они дернули еще раз. С грохотом, дребезгом, лязгом, со всеми тяжеленными цепями, на лету свивающимися в кольца, с камнями, песком, пылью, какими-то непонятными обломками и осколками. Иван упал наземь. Но ему не дали опомниться. - Проваливай, падаль! - завопил гундосый как сирена бронехода. Иван, позабыв про все боли, ссадины, царапины, ушибы, поднял в недоумении глаза вверх. Как, куда, каким образом ему следовало проваливать?! - Изыди, гнида, с этого яруса! - взвыл не слабее Гмыха Хмаг.- Убирайся! Вон!! Вон отсюда!!! Первый удар пришелся Ивану по затылку, второй по хребту. Но он не смог среагировать - после долгого висения у него и руки и ноги словно отнялись. Он вообще не понимал, чего от него хотят. А удары сыпались и сыпались сверху. Наконец оба негуманоида, уверившись в непонятливости узника, вскочили на его спину своими лапоногами. И принялись бить, топтать, вколачивать Ивана в пол. И это продолжалось бы еще долго, если бы Гмых вдруг не вскрикнул совершенно идиотски: "с0па!!!", и они бы разом, по этой команде не подпрыгнули над Иваном. Когда они опустились, удар был таков, что Иван прошиб каменные плиты подземелья и куда-то провалился. Он лежал на зеленой густой траве. И сверху на него никто не падал - ни Гмых, ни Хмаг, ни камни. Только обрывки цепей валялись рядом. Но и они не сдавливали ни запястий, ни лодыжек. Иван вскочил на ноги. Он стоял посреди того самого садика где журчал когда-то ручеек, журчали дивные женские голоса, где сидел у заборчика вертухай-евнух. Наверху все так же зыбко колебалась и переливалась далекая-далекая пелена. Рядышком стояло расщепленное дерево - его будто разорвало изнутри. Ивану даже подумалось, может, он и сам был участником этого "расщепления". Но опять додумать до конца не удалось, отвлекли. Иван смотрел на срастающееся на глазах дерево. А сам прислушивался к далеким голосам. Этого не могло быть! Но это было! Иван почти бегом бросился туда, вперед, на лету стараясь поймать обрывки слов.
      - ...и тогда они повылазили все, мать их... - рассказывала смуглянка, это был ее голос, Иван его ни с каким другим не спутал бы ни за что, низкий, грудной,- и давай за свое! Дверцу отворяют - и в морду! и в морду! Как прочухается, когтем шмырь от горла до самого низа! Да как дернут с обеих сторон-то! И все - готовенький, освежевенький! Вот так-то, бабы! - Да ладно, хватит этих мерзостей! - подала голосок тоненькая, светленькая.-Ты будто смакуешь гадости всякие! - Ишь, фифа какая выискалася, ишь, ты недотрога! Да я тебе щас зенки-то повыцарапываю - подругому запоешь! -Прекратите! Немедленно прекратите! Надоели донельзя, склочницы! Иван узнал голос русоволосой и замер как вкопанный. Бред! Точно бред! Ее же нет в живых! Он сам видел ее отрезанную голову в шаре, в этой сверкающей сфере! Нет! От неожиданности у него чуть колени не подогнулись. - И чего нас тут вообще держат, не пойму?- удивилась ни с того, ни с сего не видимая пока блондиночка.- Зачем? Иван подкрался на пять метров. И все теперь видел. Женщины сидели почти на том же месте, что и прежде, почти в тех же позах, лениво брали что-то непонятное с тарелочек, из ваз, пережевывали, переговаривались, они явно скучали, старались хоть както развеселиться, но у них самих это не получалось. В семи шагах сидел обрюзгший охранник, перебирал длиннющими холеными пальцами-драгоценные камни перстней переливались внутренним блеском. И заборчик был тот же, и растения, и цветочки. Но все это Иван видел боковым зрением. Он смотрел, не отрываясь, на Лану, не мог наглядеться. Да, она была жива! И это было самой настоящей сказкой! Он был готов претерпеть еще тысячи мучений, тысячи издевательств и всего прочего, лишь бы с ней ничего не случалось, лишь бы она вот так сидела и скучала. - Зачем, зачем,- передразнила русоволосая,- узнаешь еще, не торопись! Смуглянка рассмеялась низким грудным смехом. - Вон, Марта-то, дуреха, тоже все спрашивала: зачем? да почему? да и по какому-такому, дескать, праву? А ее взяли и увели! Вот и тебя уведут! А ты радуйся, что не выпотрошили, что живешь вон, паскудина, да цветочки нюхает! - Кончай уже! - оборвала ее русоволосая. Иван оторопел. Они ничего не помнили! Они все забыли! До него только теперь дошло. Это было невозможно, невероятно! Но это было. Надо же было им рассказать, чтобы они вспомнили все, чтобы... Нет! Он остановился - поди, расскажи, объясни! И тут же все пойдет как по писанному, тут же выскочит еще один охранник, тут же завоет сиреной эта смугляночка, тут же повыпрыгивают из-за деревьев ребятки с лучеметами... и все по-новой! - А еще говорят, что они тут сами рожать разучились, правда? поинтересовалась блондиночка язвительно и бросила в рот целую горсть чего-то мелкого, сыпучего. Смуглянка замахала на нее рукой. - Поди, врут! Я не верю болтунам! - изрекла она. Евнух-вертухай заскрежетал, заскрипел. Ему ни с того, ни с сего стало смешно. Но и он вскоре затих, так и не приподняв толстого, расплывшегося по сиденьицу зада. Иван смотрел на Лану. И ему не хотелось уходить отсюда. Но надо было уйти. Ради себя. Ради нее. Он резко развернулся и, стараясь не шуметь, тихо, мягко, на носках, побежал прочь. На пути Ивану не попалась ни единая живая душа. Лишь у ручейка он остановился. Встал на колени, зачерпнул пригорошней родниковой прозрачной воды, напился. Но тут же вскочил и побежал дальше. К навесу он подбежал, когда начинало темнеть. Ничего себе, удивился почему-то Иван, и тут темнеет, и тут действуют законы цикличности?! И сразу же сделал вывод: значит, и здесь можно жить! Чтобы ни происходило, какой бы бредятиной ни оборачивалась местная жизнь, но раз тут всходит и заходит солнце, значит, живому существу местечко всегда найдется! Его план был предельно прост, бесхитростен. Но иного плана не было. По бетонному столбу Иван вскарабкался наверх и ткнул кулаком в поддон навеса. Кулак уперся в твердое, решетчатое. Разбираться, что да как, было некогда, неудобно было разбираться в такой неудобной позе. И Иван, не раздумывая, вцепился обеими руками в невидимую решетку, подтянулся - дыры не оказалось на месте. Ему пришлось долго перебирать руками, подтягиваться, висеть, прежде чем он не нащупал нужного места. И сразу же он сунулся головой в поддон - голова прошла через нечто мягкое, почти неосязаемое. Да, он был именно в той самой трубе, откуда не так давно вывалился в этот прекрасный мир Хархана-А. И вывалился, как выяснилось в самое удачное для себя время. Иван вполз в дыру. Включил прожектор-совсем слабенько включил, чтоб тот не сжирал столь необходимую сейчас энергию. На этот раз он очень долго полз. Проклинал все на свете, ругался, злился, но полз, пока чуть не вывалился в колодец. Там было по-прежнему гулко и пусто. И никакого просвета наверху - наверное, дракон-птеродактиль уже успел свить себе новенькое гнездышко. Иван прицепился поясом к скобе. И стоя на узенькой площадочке, начал не спеша, основательно и деловито, с необыкновенной и не свойственной ему тщательностью разоблачаться. Со скафандром он провозился минут двадцать пять. Но зато он был полностью уверен, что ничего не повредил, что все в полном порядке. Он аккуратно скатал скафандр в трубку, сложил его втрое, впихнул в шлем и повесил на скобу. Снял с пояса комбинезона нож-резак, повесил рядышком со шлемом. Отдыхал. Потом с не меньшей тщательностью стянул с себя комбинезон со всем содержимым его полостей, карманов и кармашков. Долго не мог выскользнуть из бронекольчуги - не так-то просто это было сделать в полувисячем положении. Но выскользнул. Свернул и ее. Отдышался. Заглотнул шарик стимулятора. Поверх узких, облегающих трусов натянул широкий пояс, снятый с комбинезона, переложил туда яйцо-превращатель, несколько усыпителей одноразовых, пригоршню стимуляторов, застегнул. Сверху повесил нож-резак. Задумался. Но ничего иного в голову не приходило. Надо было действовать только так! Может, эти "мудрейшие" и "многосущностные" и могли бы в его положении придумать что-то более разумное и заведомо обрекающее на успех, но он не мог! Не мог, и все тут! Нет, надо только так! Иван отбросил сомнения. Отцепил пояс скафандра от скобы, прикрепил к нему все свое хозяйство, вытащил резак из ножен. Постоял с минуту. И прыгнул вверх. У него еле хватило запаса, чтобы уцепиться тремя пальцами за верхнюю скобу. И все-таки он ухватился за нее, подтянулся, вскарабкался, встал одной ногой на узенькую железяку. И снова прыгнул. На этот раз, чтобы не рисковать, еще прежде чем он коснулся очередной скобы, Иван другой рукой с силой всадил в железную стену колодца свой нож-резак. Тот воткнулся пробил железо как фольгу. Иван резко развернул нож плашмя, чтоб не прорезал железа не соскочил. И подтянулся. Выше забираться не стоило. Он выбрал подходящее место подальше от скобы. Выбрал наощупь, так как встроенный прожектор находился вместе со всей энергобазой в скафандре, не доставать же его! Резак был отменный, но Ивану пришлось хорошенько попотеть, прежде чем он вырезал в железе почти ровный круг, размерами чуть больший шлема. Немного он не дорезал, оставил сантиметров семь-восемь, чтобы круглая крышка не отвалилась. Вцепился рукой в противоположный край. отогнул. Пошарил в темноте - за стеной колодца была пустота - рука дважды натыкалась на глинистую основу, но места для скафандра и прочего вполне хватало. Иван протолкнул скрученное снаряжение в дыру, закрепил поясом за край, проверил, надежно ли. И с натугой, преодолевая сопротивление железа, затворил круглую крышку тайника. Дело было сделано. Самое маленькое и первоначальное дело. Остальные были впереди. Ну да ничего, он еще разберется со всеми местными чудесами! А заодно и с самими чудотворцами! Спускаться вниз по этой дурацкой лесенке, рассчитанной явно на существо не менее восьми метров ростом, было все же полегче. К тому же у Ивана был некоторый опыт в этой области. Голышом в трубе - не то, что в скафандре! Иван мигом преодолел расстояние до навеса, плюхнулся в мягкое, неопределенное, то ли в солому, то ли в поролон. Полежал. Потом высунул голову наружу сквозь решетку. На дворе была ночь. Ивану взгрустнулось, как и почти всегда ночами. Стало тоскливо и вместе с тем сладостно кал-то. Точно такая ночь могла быть и там, дома, на родине. Темная, беспросветная, беззвездная, таящая в себе загадку... Впрочем, по части загадок здешние места не уступали никаким иным. И все же ночь была почти земная. Вот только не было тех таинственных и пряных ночных запахов, что всегда присутствовали в земных ночах. Не было неожиданного и всегда несущего приятную свежесть дуновения ветерка. Атак- ночь как ночь! Иван повис на решетке, поболтал в воздухе ногами. Посмотрел вниз - в такой темнотище разве углядишь чего! И прыгнул на траву... Но травы не оказалось, его ступни уперлись во что-то холодное, бугристое. Он хотел пригнуться и пощупать руками, куда же это столь неожиданно вляпался. Но не успел. Кто-то с обеих сторон подхватил его под локти. В ухо проскрипел отвратный скрежещущий голос: - Ну уж нет, дорогой ты наш слизнячок! Здесь, на предварительном ярусе, ты никому не нужен! Понял?! - Отпустите! - процедил Иван. Он и не пытался защищаться. - Еще чего! Давай-ка, парень, обратно! Опа!!! Его резко подбросило. Головой Иван пробил поддон навеса, потом еще что-то значительно более плотное. И застыл на соломе-поролоне. Положение было неприятным, более того, оно было гнусным и мерзопакостным, словно все происходило не в жизни, а в каком-то пошлом водевиле. Иван с силой сжал виски, прикусил губу. Еще немного и его нервы не выдержали, он закричал бы во всю глотку, послал бы вовсеуслышание этот препоганейший из миров туда. куда он заслуживает быть посланным. Но именно в этот момент над соломой-поролоном засиял слабоватый, будто от лучины, желтенький свет. Его хватило, чтобы Иван огляделся, успокоился немного. Все здесь было похоже на старый запыленный чердак. Три метра вперед, два - направо, три-налево, а дальше сплошняком: мрак, паутина, обшарпанные стены, рванье какое-то, тряпье, хлипкие стропила, что-то дряблое, свисающее с них, хлам, мусор, грязь... И сам Иван сидел вовсе не на соломепоролоне, а на огромной куче мягкого полусгнившего тряпья, рухляди, праха, сквозь которые без труда проходила рука, да и, как Иван убедился, при желании все тело. Под ногами валялись ржавые железяки, что-то навроде пуговиц, мочалок, пружинок, битых тарелок и прочей дребедени. Шагах в пяти прямо перед Иваном стоял колченогий, низенький стульчик, скорее даже, нечто вроде грубосколоченного табурета со спинкой. Иван не обращал внимания на табурет, все разглядывал вокруг да около. А тем временем над табуретом вдруг стал высвечиваться совершенно непонятным образом чей-то силуэт. Иван встрепенулся лишь, когда силуэт приобрел вполне конкретные очертания. Иван от неожиданности даже протер глаза. Это не влезало вообще ни в какие рамки. Прямо перед ним сидел сконденсировавшийся из воздуха Хук Образина. Сидел и строил отвратительные гримасы. На Хука и так-то было страшно смотреть. А теперь он был вылитым скелетом, обтянутым желто-зеленой кожей. Желтушечные болезненные глаза нагоняли кручину, были полны беспредельной тоской. Набрякший сизый нос висел перезрелой грушей, казалось, сосудики, прорезавшие его кожу вот-вот лопнут. Тоненькие, в ниточку, губы могли принадлежать лишь стосорокалетнему старцу. Обвислый и безвольный подбородок трясся, как тряслись и раздутые красные руки, как тряслось и все изможденное тело. - Хук, чертова образина, ты когда сюда прилетел? - спросил Иван и сам поразился бестолковости своего вопроса. Хук смотрел на него и помалкивал. - Ничего не понимаю! - разнервничался Иван.- Может, это я никуда не улетал?! Может, это я в сумасшедшем доме сижу, и все мне мерещится?! Идиотизм, натуральный идиотизм! Он в сердцах ударил себя кулаком по колену. - И не поймешь, Ванюша,- пропитым, хриплым голосом ответил Хук.- Не поймешь никогда и ни за что, потому как, Ванюша, ты - самый настоящий дурачок! Дурачина и простофиля! Тебе еще многомного надо узнавать, чтобы понабраться хоть толики ума-разума, ясно? Ничего тебе не мерещится. И ни в каком дурдоме ты не сидишь, Ванюша! Все происходит на самом деле, в реальности. Ты, Ваня, на Хархане-А! В Системе! А если быть точным, в ее малой частичке. Вот так-то, Ваня! Хук Образина выдал всю эту длиннющую речь на одном дыхании. И от него совсем не разило перегаром. Это было странным. - А как ты тут оказался? - спросил Иван недоверчиво. - Тебе все расскажи! - А все-таки? - Ваня, не будь занудой, не приставай! - почти без хрипа протянул Хук. - А ну. Образина, достань-ка свою походную фляжку! Давай хлебнем по глоточку! - язвительно произнес Иван, почти утвердившись в своей догадке.По чутку - для бодрости духа и компанейской беседушки, а?! Хук не достал фляжки, только похлопал себя по карманам. Виновато развел руками. Видно, не предусмотрел. И это опять-таки было не похоже на него. - Ты не Хук! - сказал вдруг Иван грубо, с вызовом. И уставился в глаза сидевшему напротив. Тот засмущался, крякнул, принялся надсадно кашлять, прикрываясь ладошкой и не переставая трястись. Из глаз покатили слезы, нос стал, казалось, еще больше, ноги нервно заелозили под табуретом. - Да, вы правы, я не Хук Образина,- сознался сидящий на табурете.Простите меня за мой маскарад, в нем нет злого умысла. - Да что вы говорите,- со злой иронией сказал Иван,- нет злого умысла?! Вы что же, ко мне с братской любовью и всеобщими лобызаниями пожаловали в честь этого... как он там у вас, в честь месяца цветения камней?! И под чужой личиной?! Незнакомец-вылитый Хук Образина, замялся, уткнул набрякшее лицо в ладони, потом принялся вдруг скрести ногтями лысую морщинистую голову, откинулся назад, подтянул ноги под себя, скрестил их - ему, видно, было так удобнее. И разом обмяк, расслабился, словно решившись на что-то важное. - Видите ли,- произнес он очень тихо и без малейшего сипа,- это совершенно не имеет никакого значения, как я выгляжу, в чьем облике... Ведь я бы мог явиться вам в любом виде, понимаете? И мне показалось, что наиболее благоприятным и терпимым для вас будет облик одного из ваших знакомых, во всяком случае, это не отвернет вас от собеседника. Ну вот я и выбрал из вашей памяти этот образ, его манеры, его лексикон... чего-то не учел, поймите, это не так просто, как кажется. А вы сразу грубить! Так нехорошо, молодой человек. - Я вас сюда не звал,- раздраженно буркнул Иван. И пояснил пространнее: Если вы и явились сюда, так не мешало бы представиться, это во-первых, не читать морали, тому, кто в ваших проповедях не нуждается, это во-вторых, и главное, в-третьих, вы могли бы явиться сюда и в сббственном обличий, v меня достаточно крепкие нервы, раз уж вы знаете мое имя, моих друзей, копаетесь в моей памяти, значит, вы должны представлять, с кем имеете дело! Лже-Хук надул щеки, выдохнул залпом. Глаза его неожиданно прояснились, перестали быть желтушечными и тоскливыми.. - Я согласен с вами по части двух первых пунктов. И еще раз приношу вам свои извинения!-сказал он чисто и внятно, таким голосом, какой был у Образины в молодости, во время учебы в Школе, когда все его звали не Образиной, а Красавчиком. - Что же касается третьего, то я не мог явиться вам в своем собственном обличий. У меня его нет. - Как нет? - удивился Иван. - Ну вот нету, и все! - ответил незнакомец.- Вам это сразу трудно будет понять, Иван, Это на первый взгляд только кажется, что наши миры устроены одинаково - звезды, вроде бы, как звезды, небо как небо, земля как земля... Это все совсем не так, здесь другой мир, Иван. И его надо понять. Тут свои законы, о которых в вашей Вселенной и не слыхивали... Ну, ладно, я сразу как-то размахнулся. Так вот, Иван, у меня нет своего .обличья. А если точнее, это у вас нет таких органов восприятия, чтобы узреть и ощутить мое обличие, понимаете? Иван и до того сидел голым перед этим незнакомцем, в одних трусах да при поясе, но он не чувствовал своей наготы, он вообще не страдал комплексами. А тут вдруг ни с того, ни с сего почувствовал себя голым, будто его в зоопарке напоказ выставили. - Вы хотите сказать, что я хуже вас? Что я, как уже говорил кое-кто, червь и слизняк, комар, низшая раса? - выпалил он, кляня себя за собственные же слова, вырвавшиеся поневоле, в раздражении. Лже-Хук ответил спокойно и мудро: - Нет, вы не хуже и не лучше, вы иной, и все ваши - иные. Тут нет степеней сравнения, как нет и самой сравнимости... вот скажите, что, на ваш взгляд, лучше - слон или муравей? То-то, молчите! Иван снова вспылил: - И все же я не могу вас видеть, а вы меня можете - и не только снаружи, но и изнутри, так? - Так, все так,-согласился Лже-Хук, - но я не все в вас вижу, понимаете? Есть вещи, для меня закрытые... да и для всех обитателей нашего мира. И когда вы это сами прочувствуете, ваша немощь пропадет. - Мудрено слишком,- ответил Иван, не вдумываясь в слова незнакомца. - Так вы, Иван, как я изволил выражаться по неосторожности, дурак... Иван поглядел на Лже-Хука выразительно. И вот снова замялся, затеребил багровый нос, заелозил на табурете. Но все же продолжил. - Нет, ради всего для вас святого, не обижайтесь, я ведь не хотел вас обидеть и оскорбить, ни в коем случае. Ведь вы, Иван, являетесь, по моему разумению, форменным дурачиной и простофилей, не потому, что глупы и безнадежны, а потому лишь что не пытаетесь вникнуть в сущность вещей и в их суть! Вы перескакиваете с одного на другое, не утруждая даже себя возможностью чуточку осмыслить первое... Понимаете? - Нет,- признался Иван. Лже-Хук покачал головой, состроил гримасу. - Ну зачем вас понесло на Предварительный ярус, скажите? - Куда? - Туда, откуда вас вышвырнули с полчаса назад силой! Иван поморщился, привстал. Подошел ближе к незнакомцу, остановился в шаге. - А можно я вас потрогаю рукой? - спросил он вежливо. - Можно,-ответил Лже-Хук. Иван постоял, будто не решаясь на такой смелый поступок, но потом вытянул правую руку - она прошла сквозь Хука Образину как сквозь воздух. Тогда Иван нагнулся и потрогал табурет. Тот был вполне осязаем. - Понятненько,- проговорил он, хотя ему было ровным счетом ничего не понятно. - Ответьте на мой вопрос-зачем вы прыгнули в дыру, зачем?! - А может, ты подосланный от этих? - Иван махнул рукой в неопределенную сторону.- Может, выведываешь? - Эти все и так знают, не надо их мешать сюда. Отвечайте! Ну! Я же ведь хочу вам помочь разобраться в этом мире. - Прыгнул, и все тут! - заявил Иван.- Откуда мне знать, где у вас какие ярусы! Мне надо было в сад, на траву! Лже-Хук ухмыльнулся, почесал переносицу. Но сказал без ехидства, серьезно: - Так и надо было прыгать, как положено, понимаете? - Ни черта я не понимаю. И не пойму никогда! Я прыгнул так, как можно прыгнуть вниз - вот и все! Незнакомец помолчал и выразительно поглядел на Ивана ясными незамутненными глазами. И была в тех глазах добрая усталость. - Иван, здесь все другое, постарайтесь понять это -ивам будет легче. - А что это вы так заботитесь обо мне? - спросил Иван.- Что за интерес такой? Что вы вообще хотите от меня?! Глаза прикрылись. Голос прозвучал глухо. - Вы это потом поймете. Потом, когда вам удастся выбраться отсюда... Иван насторожился - речь вроде бы заходила о деле. - ...но только в том случае, если вам удастся вообще выбраться, понимаете?! Это не так-то просто. - Меня уже пугали. - Я вас не пугаю. Я вам говорю то, что есть!- голос снова стал чистым, прозрачным, будто голос сильного и звучного музыкального инструмента.- Так вот, Иван, это у вас можно выйти из какой-то комнаты через какую-то дверь и не заботиться, как потом попасть обратно, зная, что в любом случае, если откроешь дверь, так и в комнату попадешьЗдесь не так. Здесь надо знать, как открыть дверь - иначе не попадешь в комнату, а коли и попадешь, так совсем в другую, понимаете? Здесь свои законы, Иван! Здесь иная Вселенная! Она живет по этим законам, также как ваша Вселенная живет по вашим законам. Их невозможно изменить, их нельзя переделать, но ими можно научиться пользоваться. И тогда вы выберетесь отсюда. Но не раньше! Впрочем, впрочем может быть, разумеется, и удачное совпадение событий, все может быть... Но к делу - вспомните, как вы прыгали в первый раз? - Я просто-напросто провалился - с ходу, с лету, вниз головой...- ответил Иван. - Вот видите - вниз головой. А в последний? - Я немного повисел, потом... - Потом вас зашвырнули обратно, Иван. Вы не так вошли в ту же самую дверь, понимаете? Но это еще не все - ведь и дверь открывать можно по-разному, и входить в нее по всякому, и... Иван не дослушал незнакомца. Он ему мало доверял. Да и выслушивать подобное можно было лишь с большой долей скептицизма. И все же... Он решился. Высота не столь страшная, все должно быть в порядке. А уж назад он вскарабкается по бетонному столбу в доли секунды! - Одну минуту! - сказал Иван вполне вежливо. И прыгнул в кучу хлама вниз головой, выставив вперед руки, словно он прыгал в воду с вышки или крутого берега. Сразу стало темно - хоть выколи глаза. Иван плюхнулся в высокую густую траву. В воздухе он успел перевернуться - и упал сначала на ноги, потом на бок и. на спину. Не соврал незнакомец! Ивана аж затрясло от радости-теперь ему все нипочем! Он вскочил, подбежал к тому месту, где должен был стоять бетонный столб. Но столба не было. Никакого заборчика на месте не оказалось. Прямо посреди сада под гирляндой тускленьких разноцветных лампочек стоял огромный шар, оплетенный толстой сеткой. На его вершине сфинксом сидел евнух-вертухай, В этом нереальном свете он выглядел изваянием. Глаза были полуприкрыты морщинистыми дряблыми веками. Иван не мог определить, видит ли охранник его или нет. Сам он стоял совершенно открыто, не прячась за стволами-благо, темень скрывала все. - ...и вот тогда они меня хвать! - продолжала свой бесконечный рассказ смуглянка, голос ее был усталым, полусонным.- Ну все, думаю, пришел мой конец...- она изощренно и витиевато выругалась.- А я ив отруб, бац, и нету! Прихожу в себя, а перед мною рожа - страшней войны! И как начали открывать кабинки! как начали всех вывертывать да вытряхивать из шкур собственных, тут я снова в отключку! - Да заткнись уже! - вяло вставила блондинка. - Пускай травит,- подала голос русоволосая. Они сидели подле шара. И похоже не собирались спать. Вертухай временами приподнимал веки и начинал скрежетать. Но внимания на него не обращали. Ивану захотелось подбежать, схватить русоволосую за руку, утешить, увести, украсть ее! Он еле сдержал себя, смирил нервную дрожь. Потом пригляделся к обрюзгшему и мерзкому вертухаю. Нет, тот не годился для его плана, совсем не годился. - ...и тогда я как заору! А он мне когтем под зад! Да так, будто в подушку! А сама-по колено в кровище! А эти, освежеванные, ползают, шевелятся! Бабы орут! Одна в истерике бьется! А я нет, я теперь молчу, я не дура, чтоб вопить да дергаться! Нетушки, мне везде хорошо! Иван развернулся и пошел во тьму. Все приходилось начинать с самого начала. Он шел и думал, хоть бы один выскочил из-за дерева, ну, где же вы, други-негумановиды?! Откликнитесь! Его рука покоилась на округлом предмете, лежащем в поясе. Он был готов. Но никто не вышел ему навстречу. Когда он добрался до навеса, столбы стояли как ни в чем не бывало на своих местах. Иван полез наверх, вцепился в решетку, просунул голову сквозь кучу хлама. На чердаке все было без изменений - так же горел лучинный свет, так же стоял колченогий табурет посреди мусора. Незнакомца что-то не было видно. Но Иван не опечалился из-за его отсутствия. Какие-бы тут ни были ходы и выходы, решил он, какие бы дверцы и двери не распахивались в самые разные комнаты, а тропку и здесь проложить можно. Главное, не гнать, не спешить - в этом Иван был согласен с неизвестным доброжелателем. Он посидел немного на табурете. Дождался, пока улягутся в голове беспокойные и суетные мысли. И опять полез в поролоно-соломный хлам. Но уже вниз ногами. Он специально подольше повисел на решетке, пораскачивался, поболтал ногами, словно пытаясь привлечь к себе внимание. И только потом спрыгнул. Стопы ощутили мягкость и упругость травы. Иван 1уть не взвыл от досады Снова придется лезть наверх, снова придется прыгать вниз... водевиль, гнусный, поганый водевиль! Чтоб разорвало эту Вселенную со всеми ее дурацкими законами! Чтоб ее вывернуло наизнанку! Иван подошел к белому бетонному столбу, вцепился в него руками. И тут же отпрянул. Из-за столба вышел негуманоид с витой плетью в руке и прогундосил: - Везде и всему должна быть мера, я ясно выражаюсь? Иван кивнул. - Так в чем же дело, гнида паршивая?! Иван схватился за резак, от нахлынувшего внезапно бешенства кровь ударила в голову. Но броситься на гундосового он не успел. Сзади ожгло чемто ожгло так больно, что Иван застонал, сквозь зубы, подскочил и, не глядя, рубанул назад резаком. Длинное и широкое лезвие просвистело в воздухе и ничего, никого не задело. А Ивана ожгло с другой стороны. - Проваливай отсюда! - заорал невидимый в темноте Хмаг. Иван кинулся, на голос и с размаху всадил нож во что-то упруго-твердое. Его тут же откинуло. Но рукояти он не разжал. Прислонился спиной к столбу, еле различая перед собой два смутных силуэта в шести шагах, не дальше. - Гмых, бн меня пропорол насквозь,- пожаловался Хмаг обиженно и грустно. - Заживет к утру, не возникай! - Да нет, я к тому, что некрасиво все это, не по-нашему, - слезливо продолжил Хмаг,- разве ж так поступают, а? Да еще в такой год, в такой месяц?! Нет, Гмых, что ты ни говори, а это нехорошо. Гмых прочистил глотку, посопел, но гундосости своей не утратил. - А я всегда говорил.- пробурчал он,- не хрена возиться с этими амебами! Ну посуди, зачем они тут, в Системе?! - Вот и я так считаю,- обрадовался Хмаг, ощутив поддержку.- Гнать их отсюда поганой метлой! А ну, падаль, во-о-н! На этот раз плеть просвистела у самого лица Ивана, оставила рубец на груди. Это было свыше его терпения. Иван подпрыгнул вверх на два метра, оттолкнулся ногами от столба, молнией пролетел отделявшие его от обидчика шесть шагов, сбил с ног, не пытаясь даже разобраться кто это - Хмаг или Гмых. И резанул по горлу, потом всадил острие ножа в верхний глаз, крутанул рукоять. В лицо и грудь ударило что-то холодное, липкое. Но Иван все бил и бил, нанося удар за ударом, не обращая внимание на жгучую боль, перекрещивающую спину то слева направо, то справа налево, то сверху вниз. Он перестал колоть и рубить лишь когда ощутил, что тело под ним размякло. Да, он убил эту мерзкую, отвратительную гадину! А надо будет, и еще убьет вторую, третью, двадцатую... Иван был вне себя от злобы. Он вскочил на ноги, резко развернулся и перерубил взвившуюся в воздухе плеть. - Вот ты как? - вяло возмутился гундосый. - Так! - выкрикнул Иван. И бросился на него с резаком, позабыв про свой план, про русоволосую, про все па свете. Ему было сейчас совершенно все равно, что произойдет через минуту, через час, через день. Ему хотелось крушить, бить, убивать сейчас, именно сейчас, когда его довели до последнего предела, когда терпеть нельзя, когда уже преступно прощать и отступать. Гундосный Гмых сбил его с ног мощным ударом в лоб. Иван сам не заметил, как оказался на траве. - А с ним еще хотели по-людски! - проскрипел из-за спины Хмаг! У Ивана челюсть отвисла - воскрес? не может быть?! наваждение! чертовщина! война с призраками! Он даже не сделал попытки приподняться. Что-то вдруг лопнуло в нем, оборвалось. Нож-резак выпал из руки.