Они настигали несчастных, ломали им руки и ноги, хребты и вгрызались в горло, высасывали кровь. Причем раздувающиеся за их волосатыми ушами, наполненные кровью пузыри почти сразу же опадали, обвисали. Когда один из нежитей набросился на древнюю старуху, морщинистую, страшную, со вскинутыми в мольбе узловатыми высохшими руками, Цай закрыл глаза. Хватит!
      - Что, жалко стало? - захохотал жирный Дук. - Нечего жалеть этих слизней, малыш! У нас теперь новые хозяева, они сильнее прежних. С нами так не будет. Ты видишь все это? - Он развел руками. - Это все наше, земное, и им покуда еще нужны умельцы вроде нас! На наш век хватит всего! А там - да гори оно синим пламенем! Ты еще не видал их самих! Не-ет, эти рогатые не они, и медузы - тоже не они, это только тела, биокадав-ры, Цай. Они сами другие, они бессмертные и жестокие! Ах, как бы я хотел, малыш, быть хоть немного похожим на них!
      В поселение вползал старенький танк. Где такой только откопали?! Цай воспрял. Они защищаются! Это главное, они не хотят быть безропотными жертвами! Ну, давай же! Давай, шарахни хорошенько!
      Земля содрогнулась от выстрела, танк будто присел на пыльной дороге.
      Двоих рогатых размазало по скале. А из-за полуразрушенного дома выползло вдруг студенистое многолапое чудище с выпученными глазищами. Оно стало подниматься, вставать на задние щупальцеоб-разные отростки... И тут ударил второй снаряд. Прямо в студень, прямо в брюхо гадины. Это был смертный удар, Цай увидел, как разнесло в клочья полупрозрачное тело. И еще он увидел другое - из дряблой, трясущейся головы чудища выскочил тоненький червь - желтовато-прозрачный, со злобными кровавыми глазенками и просвечивающим красным мозгом-мозжечком. Зрелище было гадким, отвратительным. Но в долю секунды червь перепрыгнул в самый большой ошметок студня... и все другие куски стали сползаться к нему, к большому. И уже через полминуты медузообразное чудище снова дыбилось, выставив конечности - живое и невредимое. Немыслимо! Гнусно! Они и впрямь бессмертны.
      - Это еще цветочки! - ликовал маслянорожий холуй новых господ. - Ты погляди, малыш, что делается в городах! Это Рио!
      Цай содрогнулся. Какой там Рио! Ему показывали груду обугленных развалин, остовы рухнувших зданий, горы пепла, а вместо прекрасной лазурной бухты - поганое болото, заваленное мусором, плавающими раздутыми трупами, перевернутыми суденышками и... студенистой слизью.
      - Не-ет, развалины это не их рук дело, это сами людишки постарались в последней заварухе. Ты гляди на другое, малыш, глубже гляди в суть вещей!
      Все было ясно и без слов. Суетно и бестолково бегали по развалинами и меж торчащих руин люди в камуфляже, солдаты, стреляли в разные стороны, пригибались, таились, снова выскакивали. Стрельба была беспорядочной и ненужной. Она не причиняла хлопот стаям рогатых, шерстистых уродов, которые сбивали обезумевших, визжащих горожан в толпы и бросались на них, не давая никому выскользнуть. Временами они настигали более ловких и увертливых, чем гражданское население, солдат и расправлялись с ними. Но самым гнусным и нелепым было то, что рогатые лезли изо всех щелей, изо всех трещин, они будто всегда жили в подземельях этого сказочного когда-то города. Цай сам видел, как на ровном месте, прямо посреди гитоновой дороги вдруг лопнуло покрытие, образовалась дыра и оттуда высунулась рогатая уродливая голова со свиным рылом. Эти твари были вездесущи!
      Позвоночник невыносимо болел после пыток, после проклятого и изматывающего ку-излучения. Голова разрывалась. Сердце билось с надрывом.
      Но Цай смотрел, не отворачиваясь. Это была гибель Земли! Это и было самым настоящим Вторжением! Они ждали трехглазых воинов Системы. А пришли эти кровососы. Пришли нежданно-негаданно. Правда, Иван еще раньше говорил что-то о том свете, о душах, которые будут погублены, о каком-то Пристанище, о преисподней...
      Но ему почти не верили, его рассказы казались бредом, сказкой. Теперь творилось и вовсе несусветное.
      - И так везде! - Дук сиял. - По всей Земле-матушке. А есть места, где и похлеще! Гляди!
      Перед глазами Цая ван Дау замелькали города, страны, искаженные ужасом лица, сатанинские рожи, кровавые пузыри, медузотелые чудища. Черное Благо!
      Его как током прожгло. Никаких медуз-студней не было. Но этих уродов они выращивали! Кто?! Они - выродки! Это они содержали черные приходы по всей Земле, по планетам Федерации, это они благославляли черные мессы... а потом дьяволопоклонники все куда-то подевались, пропали... Нет, они не пропали - это из них в подземных пристанищах создали неумертвляемых рогатых уродов, они получили то, чего хотели, они стали дьяволообраз-ными существами, нечистью. Они не проникли в открывшиеся ворота, в страшную внепространственную воронку - через нее лезут иные, студенистые гадины с червями в прозрачных головах. А эти были здесь, они порождены Землей, ее выродками. И они убивают детей Земли, бывших соплеменников... Каких там бывших! Цай зажмурился, его трясло от бессилия, от ненависти к таким как этот жирный ублюдок Дук. Горе! Страшное горе! И они, люди... он впервые в полной мере ощутил себя человеком, он, гибрид землянина и инопланетянки...
      они, люди, бессильны! Они обречены!
      Арман-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовский, двухметровый гигант, мастер "черного шлема", десантник-смертник, в просторечии и среди друзей Крузя, отбил два удара, встряхнул нападавшего левой рукой, чуть придержал и резко выбросил вперед окостеневшую литую ладонь - прямо в горло, под подбородок. Это был испробованный удар, смертельный, не оставляющий надежд.
      Такими ударами Крузя бил го-хомров, панцирных полуразумных насекомых на планете Ара-Утан, никто не верил, что он расправлялся с этими живучими тварями, а он их бил, отправлял на тот свет - и было за что, они крали и пожирали детей из земной колонии, у простых работяг-переселенцев, которые не могли себя защитить.
      Сейчас Крузя ударил на совесть, не оставляя рогатому гаду надежд. Звериная, заросшая рыжим пухом голова сорвалась с разодранной, перебитой шеи, закинулась назад и повисла на какой-то тонкой жиле.
      Крузя с отвращением отпихнул от себя труп. Это было невероятно, но он потратил уйму времени на рогатого, тот чуть не убил его. Такой живучести Арман-Жофруа еще не видывал.
      Уже третий день они отбивались от выползней. Батальон изнемогал.
      Лихие, родные парни, прошедшие огни и воды, очистившие Штаты от мрази и убийц, гибли один за другим. Днем они отбивали атаки выползней, сметали их ураганным огнем. Но по ночам эти гады вылезали прямо из трещин в земле, выползали из-под ног. И вгрызались в глотки спящим, караульным, всем, кто подворачивался под руку. Оказывавшиеся рядом не могли стрелять, они убили бы своего товарища, и они бросались на выползней с ножами, штыками, они резали их в лоскуты, но те успевали наполнить заушные пузыри и бросались в ночь и тьму с истошными визгами, все изрезанные, разодранные. Батальон таял на глазах. Облавы, карательные операции и прочие затеи не помогали.
      Выползли уходили к беззащитным, убивали их, пропадали бесследно и тут же появлялись в иных местах. Это был сущий ад. Заматерелые в боях воины сходили с ума, накладывали на себя руки.
      Крузя пока держался. Он знал от командиров, что подобное происходило и в других частях. Но он не собирался умирать. Он был счастливчиком, он чудом выжил, когда их бронеход разорвало на две половины. Погибли все. А он уцелел. Его подобрали и зачислили в другое отделение. Два часа они кружили над скалами, опускались и вновь поднимались. Они нашли тела всех, они подобрали умирающего сержанта, молоденького Колю - тот отдал Богу душу на его руках. Но Хука Образину так и не удалось отыскать. Наверное, он сгорел в пламени, думал Крузя. Царствие ему небесное! Хука было до слез жалко. Но сейчас, после появления рогатых выползней, жалость уходила и оставались лишь злость, остервенение. С подобной нечистью невозможно было совладать.
      - Берегись! - дико заорал кто-то позади.
      Но было поздно. Острые кривые зубы сомкнулись на затылке Армана-Жофруа дер Крузербильда-Дзухмантов-ского. Ожил! Ожил проклятый рогач! Такое бывало, он сам видел, и он виноват... но теперь поздно!
      Крузя закинул могучие руки назад, за плечи, пытаясь сорвать с себя кровососа-выползня. Но силы уходили вместе с высасываемой кровью. Как в тумане он видел лица друзей-товарищей, бойцов, выживших, отчаянных. Они оттаскивали от него рогатого, они пропарывали гада штыками, выдавливали ему бессмысленно-выпученные глазища, рвали волосы, уши, отдирали... нет, жизнь уходила. Этот выползень успел, он восстал, ожил... надо было спалить его из огнемета, да теперь уже все, уже поздно, мгла застила глаза, все пропадало, даже боль уходила.
      - Отомстите за меня, - чуть слышно просипел Крузя.
      И упал в поникшую, желтую траву. Для него тревоги и мытарства земные закончились навсегда.
      Светлана ухватила Ивана за руки, опустилась на колени. Она рыдала и оттого слова ее звучали бессвязно:
      - Я умоляю тебя, бежим! Бежим отсюда!
      - Нет! - мрачно ответил Иван.
      - Нам надо бежать с Земли! Пока не поздно!
      -Нет!
      - Мы все здесь погибнем, понимаешь?! Это бессмысленно! Ты живешь старым, все изменилось! Земля гибнет!
      - Нет! Я погибну вместе с Землей!
      Она замотала головой - бессильно, обреченно и зло.
      - У нас есть космические базы! Мощные звездолеты! Там нет этих тварей, там наше спасение!
      - Уходи куда хочешь!
      Иван оттолкнул ее от себя. И Светлана упала в мягкий ворс зеленого неброского ковра. Она отказывалась понимать его. Все кончено. Надо бежать.
      Надо спасаться тем, кто уцелел и спасать других уцелевших. Они отбиваются чудом. Но чудо не вечно. Иван просто спятил, просто сошел с ума. Надо его связать... да, надо сказать Глебу, Дилу Бронксу, Кеше. Они его свяжут, увезут, спасут. И ее спасут. Теперь осталось одно - бегство. Все свершилось столь быстро, в считанные дни, еще и недели не прошло, как качалось это безумие, да, первые сатаноиды начали выползать на Западе всего неделю назад. И вот - страшный итог... нет, еще не итог... они спасутся! А значит, не все потеряно. Земля - это еще не вся Вселенная, не вся Федерация!
      Иван вышел из комнаты отдыха, жестом подозвал Глеба Сизова.
      - Как проходит эвакуация? - спросил он.
      - Задействованы свободные от ведения боев средства... - начал было командир альфа-корпуса, ближайший заместитель Правителя.
      Но Иван оборвал его:
      - В первую очередь все ценности, все исторические реликвии! Лично ответишь!
      Глеб грустно улыбнулся, скривив измученное, серое от недосыпания лицо.
      - Эти дворцы и храмы, звонницы и башни мы не вывезем, - тихо сказал он.
      - За наши храмы и очаги мы будем драться здесь, на Земле, в России!
      -Драться?! - министр обороны вскочил со своего места. Он был взвинчен до предела, даже руки тряслись.- Как мы будем драться с ними?! Да, у нас есть оружие, которым можно их испепелить, обратить в ничто, в воздух... но они не группируются дивизиями и армиями, они выползают из щелей там, где наши люди. Что, прикажете жечь вместе со своими?!
      - Не прикажу! - отрезал Иван. Он и сам понимал, что обычными, старыми приемами с этой нечистью не навоюешься. Тут каждый должен быть в поле воином, каждый обречен биться один на один! Они уже пробовали применять оружие серьезное, мощное - Арктику выжигали с орбитальных баз, воды закипали, испарялись, поднимались вверх... и несли студенистую заразу на материки, расщепленная, разодранная в ничто слизь выпадала с дождями в Африке, Америке, Азии, и уже через несколько часов после жутких ливней слизь скатывалась в комки, обращалась в студенистых омерзительных тварей и ползла в селения, города, везде, где обитали люди. И начинались бойни, начиналось истребление всего живого.
      Никогда эти твари не собирались в кучу! Никогда не становились удобной мишенью. А если и становились, то издыхали ненадолго. От них было невозможно избавиться, как невозможно избавиться загнанному в тайге лосю от туч гнуса, избравшего его своей жертвой. Но бедное животное могло найти реку, болотце, озеро, спрятаться хоть на время в спасительной воде... От этих тварей на Земле негде было укрыться. От них можно было уйти лишь в пустоту, в Космос, там они пока не объявлялись.
      Иван подошел ближе к Глебу.
      - Светлану отправь с очередным рейсом, - угрюмо сказал он.
      Глеб кивнул, он все понимал.
      Невозможно было отправить за пределы планеты всех россиян, всех землян. Люди становились беззащитными жертвами... Последним приказом Иван рассредоточил две трети всех бойцов по городам, по кварталам, домам, улицам на защиту несчастным. Но бойцы гибли один за другим, а нечисть все прибывала, ее становилось больше и больше.
      - Дайте обзор! - потребовал Иван.
      Вспыхнули одновременно двенадцать экранов. Россия. Москва. Сейчас Верховного интересовали только они. Все остальное было безвозвратно утеряно. Как пришло, так и ушло - в считанные дни. По всем землям, по всем материкам отбивались от слизистой гнуси и рогатых выползней отчаянные, обезумевшие от непрекращающейся резни одиночки. Управление силами планетарного базирования было полностью утрачено, да и некем было управлять, выжившие сражались каждый сам по себе, сражались за себя, в полубезумном бреду, в яростной горячке. Но и они выдыхались. Такого Земля еще не знала.
      На экраны было больно смотреть. Дальний Восток, КурилЫ, острова трясло в непрекращающемся землетрясении, трещины в земной коре раздирали, разламывали все - дороги, здания, космодромы. Из дыр лезла слизистая нечисть, она превосходно себя чувствовала на сотрясающейся поверхности и в беснующихся недрах. Сибирь горела - страшно, безысходно, всеми бескрайними лесами. Над тайгой стояла черная завеса, сквозь которую временами прорывались и лизали мутные небеса огромные языки пламени - рвались и горели хранилища. Людей не было видно.
      Иван молча повернул голову к начальнику штабов.
      Тот протер платком багровую лысину, он все понял без слов.
      - Бегут! Кто мог, уже сбежал. Орбитальные станции переполнены, боевые корабли превращены в богодельни, забиты до отказа, там можно сойти с ума.
      Сейчас разворачиваются резервные модули...
      - Как Луна, Марс, другие планеты?! - перебил Иван.
      - Везде лезут эти твари, повсюду! - ответил начальник штабов. - Не осталось ни одной планеты в Федерации, где бы они не появились.
      Иван сжался, отвернулся и выговорил через силу:
      - А трехглазые?
      - Ни одного появления не зафиксировано. Это было поражением. И виноват он, Верховный! Иван готов был закричать и броситься на стенку с кулаками.
      Бессилие! Что может быть страшнее?! Он ничего не способен изменить. Он не понимал происходящего.
      А на экранах творилось страшное. Города были охвачены невиданной, ужасающей паникой. Люди тысячами сходили с ума, выбрасывались из окон, бежали в леса, пустыни... но где бы они не появлялись, всюду настигали их выползни и полупрозрачные гадины. Командующие армиями, флотами не выдерживали, пускали себе пули в лоб. Командиры дивизий, полков, батальонов с оружием в руках бились плечом к плечу с рядовыми, их опыт, их знания были не нужны, они не могли управлять и командовать, все было разрушено, нарушено, прервано... На центральном экране какие-то смельчаки в зеленых скафандрах с огнеметами и дельта-излучателями лезли в канализационные подземелья прямо на Лубянке, у Петровки, возле Красных Ворот - жгли, выжигали студенистую и рогатую нечисть. Они все были в ошметках слизи, разгоряченные, усталые, злые.
      - Смотрите! - Голодов ткнул пальцем в экран, показывавший оцепление у Красной площади.
      Все произошло быстро. Камни брусчатки словно вышибли изнизу, булыжины градом взметнулись вверх, опрокидывая, валя с ног двоих крепких парней в черной форменке поверх скафов. И тут же полупрозрачная, студенистая цепкая лапища высунулась из провала, ухватила третьего, здоровенного малого с лучеметом, втянула его в дыру. Оттуда полыхнуло пламенем. Трое бросились на выручку. И замерли. Они не могли стрелять в провал. Не могли!
      - Добрались! - мрачно изрек Глеб Сизов. Он нервно сжимал и разжимал кулаки, будто сам собирался броситься в драку.
      Иван промолчал. Он не мог сосредоточиться. Глаза бегали с экрана на экран. Крым. Черное море. Пустые пляжи. Прямо из воды лезли рогатые, их было много, сотни. Какой-то черный, полуобгоревший бронеход бил и бил из единственного уцелевшего орудия в прибой, в волны, бил неприцельно, впустую, скорее всего, внутри уже не оставалось живых. Агония. Страшная, необратимая агония! Черные острые пальцы кипарисов, развалины, гарь, пепел, одуревшие галдящие чайки. Повсюду смерть и ужас. Прибалтика. Пустыня.
      Голая, брошенная, какая-то неземная. И уже серые мертвые воды. Там кончено, там прошелся смертный смерч. Только неубранные дистрофичные трупы и бездомные облезлые псы. Дальше! Дальше! Киев - огромный могильник, стрельба, дым, суета и дикие, истерические крики, бой у Святой Софии беспощадный, лютый бой. Последние бойцы, их всего восемь или девять, отбивают натиск гадин. Смертники! Они обречены. Лица отрешенные, неземные.
      Кровь. Стоны. Они даже не догадываются, что камеры с орбитальных станций сейчас выхватывают их из огня, дыма, запечатлевают перед уходом в мир иной, показывают тем, кто далеко отсюда, в Москве. Нет! Хватит!
      - Они выдохнутся! - прохрипел Иван со злостью, даже ненавистью, будто заставляя самого себя уверовать в свои же слова. - Это не может продолжаться долго!
      Паркет у выхода из кабинета вдруг вспучился, вздыбился, разлетелся. И с отвратительным скрежещущим сипом из пролома полезла такая жуткая трясущаяся желеобразная гадина, что на миг все опешили, растерялись. И только когда сразу шесть извивающихся щупалец протянулись в разные стороны, грозя захлестнуть ближайших людей, охранник из "альфы" вскинул дельта-излучатель - и все потонуло в сиреневом мареве, кипящая слизь потекла в пролом, что-то скользкое, мелкое, вертлявое, юркнуло вниз.
      - Взять! - заорал Иван. - Взять немедленно! В силовые поля! - он кричал в голос, кричал по внутренней, сейчас его слышали все в здании, и внизу, и вверху, и по бокам. Там было подготовлено, он предупреждал. Нельзя упустить! Нельзя!
      Они пробрались и сюда. Для них нет преград. Как? По "воздушкам"? Иван не знал. Да и не столь это важно. Важно другое, что они вездесущи. Они проникают в такие дыры, куда и муравей не пролезет. Они растекаются по всем порам, трещинкам, каналам и канальцам, они пропитывают своей слизью все материалы и породы, лишь металл им недоступен, они пролезают везде. Но почему?
      Откуда взялась эта напасть?! Если поначалу ему казалось, что все дело в подземных заводах и лабораториях выродков, где выращивали сатаноидов и дьяволоидов, то последние дни Иван начинал отчетливо понимать - все сложнее, все значительно сложней. И страшней! Дьяво-лоиды были только пусковым механизмом... нет, они были катализатором, чем-то начальным, запускаемым для разогрева. Пусковой механизм сработал до них... Иван отогнал нехорошие, черные мысли. Нет, он тут не причем, просто так получилось. Да, так получилось. И эти твари скоро выдохнутся! Не век им творить зло!
      - Здорово, мужики!
      Дверь, пнутая сапожищем, распахнулась, затрещала от удара. На пороге появился взъерошенный и небритый Иннокентий Булыгин. Охранник в черном пытался приостановить его. Но остановить Кешу было невозможно.
      - Не суетися, малец, - беззлобно сказал он и отодвинул охранника.
      Иван махнул рукой, чтобы впустили. И Кеша, как был - грязный, потный, измочаленный, так и вперся в кабинет. За собой он волочил какое-то чучело волосатое.
      -А это еще чего?! - изумился он, чуть не сверзившись в дыру. Таких дыр в кабинетах иметь не полагалось, Кеша даже растерял немного былую уверенность.
      - Добрались и до нас, - пояснил Глеб Сизов, не сводя глаз с чучела и начиная нервничать еще больше. - Какого черта ты притащил этого мертвяка?!
      - Притащил, стало быть, надо! - мудро ответствовал бывший каторжник и ветеран. И оглянулся на оборотня Хара. Тот сидел в дверях, как и положено зангезейской борзой, и тихо поскуливал.
      - Отвечай! - потребовал Иван.
      Он уже понимал, почему Кеша притащил сатаноида. Тот был дохлый! Они впервые видели дохлого выползня. Эти твари не издыхали, по ним можно было прокатиться пять раз бронеходом, но все равно через какое-то время раздавленные, изничтоженные ткани соединялись, срастались, стягивались - и выползень вставал на ноги, оживал, брел на поиски новой жертвы.
      - Вот так с ними надо! - сказал Кеша. И пнул дохляка сапогом.
      - Серебряной пулей, что ли? - насмешливо поинтересовался Глеб Сизов. Или осиновым колом?!
      Кеша поглядел на вопрошающего сверху вниз. Потом перевел взгляд на Хара и заявил вполне серьезно:
      - Это он его укусил.
      Кривые улыбки сошли с лиц, их место заняло недоумение. И надежда. Иван подошел ближе к дохляку. Был тот небольшой, метра на полтора, весь покрытый реденькой сизой шерсткой, колени и локти выступали острыми розовыми проплешинами, ножки сами по себе были тонкими и кривенькими, зато живот расползался бурдюком. Уродливая голова увенчивалась двумя выгнутыми рогами, один был обломан, видно, выползень вволю успел покуролесить. На получеловечью-полузвериную морду глядеть не хотелось - сплошные морщины, рыло, остекленевшие пустые глаза. Глотка у сатаноида была перегрызена от уха до уха.
      Перегрызть да перерезать глотки этим тварюгам - дело нехитрое, коли б они не заживали тут же, не срастались. У этого не срослась, значит, что-то есть в слюне у оборотня, значит, надо срочно провести химическую экспертизу, выделить эту самую составляющую, синтезировать в массовых объемах... Ивана даже в жар бросило. Но он почти сразу охладел. Где синтезировать? Все разрушено, народ разбежался, многие погибли. На орбите?!
      Кеша подошел к нему вплотную.
      - Видал, - сказал он полушепотом, положив руку на плечо Ивану, - не одних трехглазых можно бить. Этих тоже! Не боись, прорвемся, бывало и похлеще!
      - На экспертизу! - приказал Иван, и кивнул в сторону оборотня. - И его заодно! - Он хотел пнуть выползня, но отвел ногу, побрезговал.
      Ерунда. Все это ерунда! Дело зашло слишком далеко, на Земле сейчас сотни тысяч, миллионы рогатых тварей и миллионы слизистых гадин. Кеша молодец, он вдохнул в них во всех надежду... но поздно, слишком поздно!
      Дверь снова распахнулась. Вошли трое. Средний держал в руках стеклянный шар, похожий на аквариум. Но это был не аквариум. Иван ткнул пальцем в столешницу длинного резного стола.
      - Успели?! Хорошо, очень хорошо!
      Он медленно подошел к "аквариуму", присел на ближайший стул. За бронестеклом и незримыми переплетениями мощных силовых полей что-то шевелилось. Прозрачный червячок, совсем крохотный - тонкий шнурочек с просвечивающими беленькими позвонками и раздутой кругленькой головкой, два красных глаза-бусинки, бледный клювик и розовый мозжечок за студенистой пленочкой... Пристанище! Иван окаменел на стуле. Ему было тяжко, несказанно тяжко - будто накапливавшиеся годами боль, усталость, страдания, муки навалились на него многопудовым грузом, придавили, прижали к земле, расплющили. Да, недаром черные предчувствия грызли его, не зря! Пристанище безгранично и вездесуще, это Вселенная вселенных и аура Мироздания. Земля лишь малая часть Пристанища... Как он мог забыть? Как он мог забыться?!
      Сейчас все они, и Голодов, министр обороны без армии, и суровый Кеша, и вымотанный, падающий с ног Глеб Сизов, и багроволицый начальник штабов, и комитетчик, и охранники, и даже Светлана - когда она успела выскользнуть из потаенной комнатушки! - все вглядывались в стеклянный шар, все пытались понять хоть что-то, узреть и осмыслить. И ничего они не видели, кроме жалкого червячка с кровавыми злобными глазенками. Ничего! А он видел все сразу: сектор смерти в закрытом пространстве, чудовищное притяжение Черного Карлика - Альфы Циклопа, страшный многоярусный гипер-мир, планета Навей, лес-утроба, лабиринты, потом другой лес, Поганый, и странный леший с неуловимым лицом, сквозь которое просвечивали деревья, ветви и гнусное небо, Рон Дэйк, нагрудный номер ХС 707320, отряд "Сигма-11", проект Визит Вежливости... и выскользнувшая из лешего суетливая змейка с полупрозрачной головой и красными выпуклыми глазками, даже не змейка, а скорее, омерзительный, гадкий червь, невероятно быстро скользнувший по хвое, оставивший сырой след... он бросил тогда меч вдогонку, попал в след, а сама увертливая гадина пропала в черной норке, только голый хвост мелькнул, и потом... Нет! это было прежде - фиолетовый лишайник, стадо ожиревших четырехглазых чудищ с лопа-тообразными языками, чудищ, извергавших из огромных утроб отвратительный писк, набухшая и лопнувшая кожа на лбу чудища, и высунувшийся из разверзшейся дыры трехглазый червь-паразит, мягкий трясущийся клювик с алыми ноздрями, зеленоватый пух, болезненная ухмылка и гипнотический сип: "В Пристанище никто не умирает, хотя убивают тут всех!", непостижимое Предназначение, воплощения и перевоплощения, бесконечная цепь воплощений! черви в телах, тушах, монстpax... повсюду! черви и змеи в Чертогах - да, кишмя кишевшие скользкие гадины! Чертоги Избранных! а потом огромный, немыслимо огромный и страшный Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного, он впервые видел его таким, но он поразил его, он убил беса, Иван помнил, он как сейчас видел голого розового червя, выскользнувшего из-под балахона, тот был еле живой, он извивался, сворачивался в кольца, сверкал горящими красными глазками, а у Ивана не хватало сил подняться, встать, раздавить червя, не было сил, он умирал, и он начинал осознавать, что его заставили играть чужую черную игру без правил, его обрекли, и не его одного.
      Прозрачные черви. Воплощения. Пристанище! Нет, они сейчас смотрят в шар, но они ничего не понимают! И он не сможет им ничего объяснить.
      - Какая мерзость! - прошептала Светлана. Ее надо срочно вывозить с Земли, подумал Иван, иначе будет плохо, очень плохо, она близка к срыву. Но ведь упрямая, страшно упрямая, попробуй сладь с ней. Земля часть Пристанища! Так не было, врал Авварон. Но так стало. Тяжесть гнула, давила Ивана. Он смотрел в горящие красной ненавистью глазенки и видел тот смертный, потусторонний мир, из которого еле выбрался. Пристанище. Полигон!
      Доигрались, проклятые выродки! Но сам Полигон-Пристанище лишь тень кувшинки на черном непроницаемом зеркале исполинского бездонного болота. Имя тому болоту - преисподняя. Да, они еще не понимают до конца, что произошло. Это конец... Нет! Нет!! Иван большим усилием отогнал мрачные мысли, он не имеет права так думать, он воин, он православный, для него уныние и отчаяние тяжкий грех, самый тяжкий изо всех! Кого Господь любит, того и испытывает.
      Это лишь очередное испытание, которое надо выдержать. Надо устоять! И он не имеет права бежать с Земли. Другие имеют. А он нет!
      Иван снова перевел взгляд на экраны. На Красной площади жгли из лучеметов нечисть. Но она лезла и лезла. Прямо на брусчатке лежал раненный в разодранном скафе, его будто вспороли изнутри. Раненный стонал, пытался встать. И некому было помочь, цепи смешались, все перепуталось... но никто и не думал бежать. Ребята дрались насмерть, до последнего, изнемогая, переходя в рукопашную. Нет, он не имел права бросать их. Ни живых, ни мертвых. Если это конец, значит, он умрет с ними, значит, это будет и его конец. А Светлану - на флагман!
      - Глеб, - обратился Иван к Сизову, - не надо медлить, ты помнишь мою просьбу?! - Он скосил глаза на жену.
      Тот отвернулся. В кабинет ворвались трое из его корпуса, вызванные по беззвучной внутренней связи. Они подскочили к растерявшейся Светлане, подхватили на руки.
      - Нет! - закричала она в лицо Ивану. - Ты не смеешь! Ты не смеешь!!!
      - Смею, - ответил Иван тихо. - И не хорони меня раньше времени. Ну все, Света, пора, до встречи! - Потом встал, сказал резче, ни на кого не глядя: - Все свободны!
      Кешу он придержал за руку. Тот провожал взглядом альфовцев, несущих будто оцепеневшую женщину в сером комбинезоне и виновато улыбался, как мог улыбаться только он. Кеше надоело сигать через "барьеры", он устал, выдохся. Ему хотелось выйти на площадь и бить, крушить, рвать зубами, топтать, убивать, пока есть силы, пока не остыла кровь. Сдохнуть - так с музыкой! Вот только жаль бедолагу Хара, без него он пропадет, совсем пропадет в этом жестоком мире. Но Хара тоже увели, его будут, видишь ли, исследовать и изучать! Поздно. Иннокентий Булыгин, ветеран аранайской войны и беглый каторжник-рецидивист, припомнил вызолоченную адмиральскую каюту, тяжело вздохнул - только, понимаешь, начали в три этапа выполнять задуманное, только разохотились с усатым и важным стариком-адмиралом, а его снова выдернули, отозвали... все Иван! Ну, да Ивану виднее! А ему, стало быть, пришла пора Богу душу отдавать. Так и не повидав родных местечек, земелюшки родимой. Ну ничего, Господь простит, он мудрый и жалостливый.
      Кеша вздохнул совсем горестно и побрел вслед за Верховным.
      В комнате отдыха стоял полумрак. Перед опустошенным и потому выглядевшим странно аквариумом сидел Дил Бронкс. Он зажал голову ладонями и мерно покачивался, в такт какой-то неслышной, внутренней музыке. На Кешу Дил даже не взглянул. Он думал сейчас о Тае-ке- она в безопасности, на Дубль-Биге. Но все равно было как-то тревожно. Цая так и не выручили. Все парни, с которыми начинали, сгинули. На Земле сущий ад. Плохо!
      Иван поставил стеклянный шар с червем на столик у стены. Сам подошел к окну, отдернул тяжелые шторы - башни величавыми стражами охраняли Кремль. В соборах служили службу, спокойно и размеренно, будто и не творилось ничего ужасного. Пастыри просили за свою паству, уничтожаемую нечистью, просили перед Святыми Ликами. Но, видно, велики были грехи рода человеческого...
      или молитвы их не долетали до Создателя. Иван задернул штору. Присел на диван рядом с Кешей.
      Тот мрачно изрек, глядя в пол:
      - Видел бы все это старина Гут, придушил бы нас собственными руками!
      - Причем здесь мы? - не понял Иван.
      - Притом, - коротко ответил Кеша.