Юрий Петухов.
      ВТОРЖЕНИЕ ИЗ АДА
      "Звездная месть" #4
      СТРАННИК
      Пролог
      ОТЧАЯНЬЕ
      С самой гиблой каторги можно бежать. Из тюремного каменного мешка можно выползти наружу - на свет Божий. Нет на Земле и в Космосе такого места, откуда бы нельзя было уйти - ни планеты такой, ни звезды нет:
      стремящегося на волю не удержит притяжение Голубого гиганта, и во мраке черных бездн окраинных квазипульсаров есть лазейки, и из Чужих Вселенных пролегают тропинки. Так уж устроено Мироздание, что всегда и отовсюду находится выход - и пространственный... и внепространственный.
      Из-под топора, с отрубленной от тела головой, бежит в мир иной или во мрак небытия приговоренный, и его уже не казнить второй раз, он ушел от палачей своих, ему открылся выход. Да, и ему! Бежит из собственной, выстроенной самим собою тюрьмы самоубийца - и он, слабый духом, находит выход, и он отворяет калитку во мрак и пропасть. Бегут от Большого, всеуничтожающего Взрыва сверхцивилизации, бегут от вечной смерти, бегут из материи в нематерию, в ипостась, коей и названий еще не придумано. И теряют себя. И обретают себя! Ибо перевоплощение - тоже выход. Все живое имечущееся во Вселенной жаждет исхода. И дается ему Исход!
      Животное, объятое ужасом, гонимое лесным пожаром, кидается в пламя смертное. И уходит из огненного ада. Человек, отрешившийся от земного, встает в полный рост и идет грудью на пули - перед ним уже зияет провал в высшие миры.
      Отчаянье! К одним ты приходишь слишком рано, к другим вовремя... но опозданий не бывает.
      Нет выхода сильному духом из самого себя. Ибо только он сам для себя и тюрьма, и каторга. Открыто перед ним множество дверок и щелок, змеятся тропки, вьются лазейки. Но нет Выхода. Не всякая щель для него Выход.
      Исступленно мечется он во мраке своего заточения, ощупывает изодранными в кровь ладонями угрюмые, холодные стены, бьется грудью о камни, стенает и ропщет... но не желает встать на колени, пасть на брюхо и червем выползти в щель. Ибо сильный духом есть. Ибо Человек!
      Если раньше в растрепанной и неухоженной шевелюре Гуга Хлодрика пестрели и рыжие, и, как подобало подлинному викингу, светлорусые волоски посреди чего-то неопределенно-пепельного, то теперь он был сед - старчески сед. Иван смотрел на Гуга и не мог поверить глазам - вот так и седеют: за день, за ночь.
      - Сколько у нас времени, как думаешь? - спросил он тусклым, севшим голосом. Он хотел проверить себя. Но знал, точного ответа ему никто не даст.
      - Две недели, не меньше, - так же отрешенно пробормотал Гуг.
      Он был трезв и мрачен, левая рука подрагивала. И левый уголок рта был как-то неожиданно и скорбно приопущен. Иван вглядывался в приятеля неужто прихватило, нет, не может быть. Гуг - человек исполинского, немыслимого здоровья, он и в Школе отличался крепостью. Нет, это все нервы.
      Гуг сам отнес на руках свою любимую, свою Ливу Стрекозу. Они долго кружили в подземных лабиринтах заброшенной гравидороги позапрошлого века, пока не уперлись в ремонтно-складской сектор. "Тут есть морозильная камера", - выдавил Гуг после долгого молчания.
      "Нет, никаких камер!" - отрезал Иван. "Сейфы?" Иван кивнул. "А воздух?"
      - Гуг смотрел с недоверием. Но это была последняя ниточка, он не желал выпускать ее иллюзорный кончик из своих рук. "Воздух ей не нужен.
      Главное, чтобы никто не влез сюда!" Гуг что-то бормотал насчет охраны, но Иван сразу осек его. Охрана только привлекает внимание. Они завалили направленными взрывами шесть входов-выходов. Оставили седьмой.
      Подступы заминировали. Ввинтили в породу четьпэе локаторасторожа. Они были вдвоем.
      Больше никто не знал о захоронении еще живой Ливадии Бэкфайер-Лонг.
      Никто!
      Теперь это в прошлом.
      - Я преступник, Гуг! - вдруг со злостью, сквозь зубы выдавил Иван.
      - Я тоже преступник, Ваня, - поддержал его сокрушенно седой гигант.
      - Нет! - Лицо Ивана исказила гримаса раздражения. - Нет! Ты просто бандюга, Гуг, ты разбойник с большой дороги, уголовник, грабитель, головорез... А я - подлинный преступник! Я враг рода человеческого! Я порастратил чертову уймищу времени на всякую ерунду! И ничего не сделал!
      - Ты и не мог ничего сделать, Иван, - Гуг развел руками, - человечество неуправляемо. Наставить его на путь истинный?! Это все утопии, Ванюша.
      Ни один жлоб во Вселенной не трепыхнется, пока лично ему в лоб не закатаешь!
      - Не все жлобы. Гуг...
      - Все! Ты плохо знаешь жизнь, Иван. Ты слишком надолго задержался там, наверху! - Гуг Хлодрик ткнул указательным пальцем в небо. - Не хотел тебе говорить... но скажу: я б с огромным удовольствием присоединился к тем ребятишкам, что хотят надрать задницу человечеству. Ой, я бы ему, родимому, всыпал по первое число!
      Иван приподнял голову и вгляделся прямо в глаза Гугу Хлодрику. В них не было злости. В них была усталость и скорбь. И потому он все понял, Гуг будет с ним до последней минуты, до смертного часа, он не предаст.
      Карнеггийский водопад заглушал их голоса. Прохладные брызги долетали искрящимися капельками, освежали лица. Но свежести не было и здесь, в заброшенном ущелье, вдали от людных улиц и давящих небоскребов полудикой северной Гренландии.
      Теперь им надо было скрываться. Теперь им не было места на Земле и в ее окрестностях.
      В водопаде плескался огромный белый медведь. Но Иван видел ненастоящий, слишком уж чистый и ухоженный, слишком уж белый. Животный мир планеты восстанавливали. Но это был все-таки не совсем животный мир, еще два-три поколения и останутся одни биодубли. Нет! Какие, к дьяволу, поколения! Через полгода Земля обратится в выжженную пустыню. А он сидит тут, прохлаждается под искрящимися в лучах низкого солнышка брызгами.
      Вырождение! Все вокруг вырождается, все! и он тоже, и он не исключение.
      - Я так думаю, Иван, - медленно и глубокомысленно произнес Гуг Хлодрик, - всем вам надо смываться отсюда. Пока не поздно!
      - Всем нам? А ты?!
      - Я останусь возле нее.
      - Ты останешься, а нам смываться?!
      - Это меня бог наказывает за Параданг, понимаешь?! - Гуг не поднимал глаз, не отрывал их от серого унылого камня под ногами, чуть поменьше того, на каком сидел. - И еще за Гиргею. Это я виноват, зря я тебя тогда...
      - Да ладно, - Иван махнул рукой. Ему было тошно.
      С кем он остался? Гуг Хлодрик - старая развалина, размякший, растекшийся, бесформенный и жалкий в своем бессилии. Дил Бронкс - скалит зубы, а глядит насторону, непонятный, уклончивый, скользкий.
      Иннокентий Булыгин - этот шустрый, тертый, но он всегда сам по себе, странный мужик.
      Хук Образина и Крузя - пьянчуги, чуть что - в запой, на полный вылет.
      Серж Синицки- просто чокнутый. Сихан Раджикрави, Первозург - самая темная лошадка, черный след в ночи. гутовы головорезы - они привыкли работать за деньги, за добычу.
      Еще остается отпрыск императорской фамилии карлик Цай ван Дау. Но где он, жив ли вообще? Жалкая горстка никчемных ветеранов, списанных десантничков! Пыль!
      Ничто! И все зло Мироздания, вся мощь Иной Вселенной, вся сила Преисподней! От отчаянья он готов был биться головой об эти серые молчаливо-угрюмые камни.
      В безвыходных положениях люди чести пускают себе пулю в лоб. Давно пора! Он только продлевает агонию.
      Он уже конченный человек, мертвец. Да, бывают вещи, с которыми надо смириться. Это как ход времени, это как движение светил - неумолимо и неостановимо. Надо покориться... нет, не тому Злу, что убьет их всех, не ему, а самому Року, самому Провидению... Воле Божьей. Иван тяжело выдохнул, сдавил виски ладонями. На все воля Божья! И если человечеству пришло время умереть - значит, ему надо умереть. И не роптать, не трепыхаться, не ронять чести и достоинства, умереть с открытыми глазами, умереть тихо, молча, покоряясь судьбе. Проклятый колдун-крысеныш, многоликий Авварон Зурр банТург, его "лучший друг и брат" - он был прав, он видел грядущее, и надо было слушать его, не прекословить, всегда надо слушать опытных я умных людей... людей?
      нет, крысеныш не человек, но неважно, он был прав - они обречены. Люди не знают ничего. Они умрут без долгих и нудных мучений. Но ведь он, Иван, знал все давно. Знал, и так бесцельно тратил время - нет, не просто время, а последние месяцы, последние дни, часы. Надо было жить полной грудью, любить, смеяться, гулять - на сто лет вперед, не терять ни минуты, наслаждаться уходящим навсегда. А он метался и бредил, и ползал подземными норами, выискивал, вынюхивал, не щадил себя и губил других, он перебаломутил всю несчастную Гиргею, по его следам шли чужие, шли и убивали его друзей, близких... Безумец!
      - Что с тобой? - вдруг спросил Гуг Хлодрик. Его тяжелая ручища легла Ивану на плечо.
      Иван не сразу вырвался из черного омута.
      - Ничего, - просипел он еле слышно, - все в порядке. Ты, наверное, прав, Гуг. Пора нам уматывать отсюда.
      Пора! Он медленно, каким-то нечеловечески вялым движением руки расстегнул клапан-кобуру, вытащил парализатор, стал поднимать его вверх еще медленнее, сомнабулически, не сводя потухших глаз с серого камня.
      Гуг успел выбить оружие в последний миг - палец уже давил на спусковой крюк, ствол упирался в висок.
      -Ты переутомился, Ваня, - сказал Гуг Хлодрик мягко. И бросил парализатор себе за пазуху.
      - Отдай, - Иван протянул руку.
      - Нет.
      - Отдай, я просто хотел понять, что ощущает человек перед концом. Я не знаю, как быть. Не знаю! Но сам я не уйду из жизни, Гуг. Давай сюда пушку!
      Гуг Хлодрик вытащил парализатор. Поглядел на Ивана с недоверием.
      Тот криво усмехнулся, покачал головой. В его волосах не было седины.
      "Откат" сделал тело молодым, крепким.
      Но душою Иван был стар, ох как стар. Он ощущал сейчас страшный гнет долгих, свинцово-каменных лет, годы давили на него, как не давила гиргейекая восьмидесятикилометровая толща.
      - Держи!
      Иван сжал черную шершавую рукоять, повел стволом в сторону водопада.
      Нажал на спуск. Белоснежный медведь извернулся, выгнулся, ушел под воду за мгновение до выстрела. Сенсодатчики, угрюмо подумал Иван, да, сейчас биодубли все с датчиками, дело привычное, а раньше давали только в поиск, считали по пальцам, заставляли бумагу подписывать "об неутрате". Время идет!
      Медведь вынырнул, фыркнул, выплюнул из пасти воду и недовольно посмотрел на Ивана.
      - Ладно, черт с тобой! Ловко ты разыграл старика, - Гуг невесело ухмыльнулся и ткнул Ивана кулаком в плечо. - Ловко! - Он вдруг замолк, хмуро шевеля выцветшими и вовсе не седыми бровями, гоняя желваки по скулам, - Но этого своего, Кешу Мочилу, ты приструни...
      - Он твой. Гуг, а не мой, - поправил Иван, - это вы с ним на каторге бузу затеяли. Я его знать-то не знал.
      - Был мой, стал твой, - отрезал Гуг. - Мне ребятки все порассказали, как он в подземелье шухер наводил.
      Так нельзя! Не по-людски это!
      Иван снова опустил глаза, прикусил губу. Гуг, по большому счету, был прав. После того, как седой викинг со своей спящей красавицей на руках покинул подземелье, Иннокентий Булыгин, ветеран тридцатилетней аранайской войны и каторжник-рецидивист, прихватил бармена малайца за шкирку, для острастки дал кулаком в брюхо и приказал живым или мертвым выволочь Креженя наверх, запереть в любой глухой конуре и стеречь как зеницу ока.
      "Будешь шутки шутить, - сказал Кеша, - я тебя, обезьяну, через мясорубку проверну и котлет нажарю!" Малаец все понял и не заставил себя долго уговаривать. У подъемника Кеша поставил оборотня Хара, который от страшных переживаний сделался похожим на кошмарное пугало с собачьей мордой и совершенно невыносимыми, драными ушами, свисающими к полу.
      "Эх, Хар, - посетовал Кеша, - жаль, что ваших мокрушников не осталось больше!" Оборотень все понял сразу и поинтересовался - сколько шариков-зародышей надо.
      Потом поковырялся в своих лохмотьях и вытащил на ладони сразу четыре чуть подрагивающих живых шарика.
      Кеша присвистнул. Ему стало жалко всю эту сволочь, одуревшую после долгой черной мессы - как-никак земляне, собратья. Но он тут же выругал себя. Выхватил из лапы у Хара шарики, швырнул себе под ноги. "Нас не тронут?" Хар помотал головой, отчего уши у него спутались в одну безобразно длинную мочалку. "Береженого Бог бережет!" - Кеша на всякий случай вытащил из кармана сигма-скальпель. И поднял глаза к небу - оно где-то там, далеко, над каменными сводами. Чистое голубое небо. Он был почти счастлив, на этот раз не придется брать греха на душу. Хотя какой тут грех - это как в бою, нет, это как в поганых болотах Цицигонры, где нечисть надо выводить, изводить, изничтожать, иначе она сожрет и изгадит все! Нет тут никакого греха! Нечисть - она везде нечисть! Шарики лопнули не сразу. И крохотные оборотни-трогги вылупились из них вялыми, хиленькими. Они почти не походили на свой прообраз, на "папу Кешу", как мысленно окрестил сам себя Мочила. Но это не главное, плевать!
      Иннокентий Булыгин ждал начала.
      И когда ;к "малышам" вдруг подбежал сутулый тип в сутане, взмахнул своей изуверской плетью с ржавыми шипами и колючками, Кеша не стал церемониться, он одним точным ударом в висок сбил сутулого наземь, присмотрелся - тот издыхал в судорогах, второго удара не понадобится.
      Самые ближние дьяволопоклонники, что валялись в разнообразных позах вокруг и пускали кроваво-желтые пузыри, начали приподнимать головы, всматриваться, двое даже вскочили и пошли на Кешу, недвусмысленно выставив вперед свои острые и тонкие иглы.
      Но было поздно. Сам Булыгин стоял у стеночки, скрестив на груди огромные, сросшиеся с биопротезами руки и смотрел зло, с прищуром.
      "Малыши", достигшие роста десятилетних мальчуганов, угомонили смельчаков в мгновение ока - опрокинули их на пол, подмяли, свернули шеи и вскочили в ожидании новых жертв. Вялость и хилость пропали, будто их и не было.
      Но и с лежащих начинало сходить оцепенение. На минуту всех подавила безумная, гнетущая тишина. А потом мрак прорезал хриплый, оглушительный вопль.
      Вслед за воплем в голове у Кеши и под сводами пещеры прогремел голос карлика Цая: "Не надо! Не делай этого!" Кеша скривился.
      Раньше следовало предупреждать. Четыре совершенно одинаковых подростка, полусогнув в коленях ноги, вызверившись как-то не по-человечески, стояли посреди взбудораженной, поднятой на ноги толпы. "Убейте их! Убейте!!!"
      - завизжал кто-то извне, сверху. - Убейте во имя Черного Блага!!!"
      Дьяволопоклонники разом, будто подневольные, управляемые кем-то зомби бросились на троггов, это была уже не людская сообщность, это была неисчислимая, огромная, тысячная стая человекообразных злобных шакалов.
      Кеша ударился спиной в холодную, сыроватую стену, выставил вперед свое запрещенное и беспощадное оружие, изготовился. Даже ему, ветерану самой страшной войны, повидавшему такое, что невыносимо для обычного смертного, стало неуютно в этом подземелье. Троих, подлетевших с боков он сбил точными ударами ног. Еще двоим Хар перегрыз глотки.
      Больше на них никто не кидался. Но что творилось в шевелящейся, орущей, визжащей, кровавой куче-мале, понять было невозможно. Временами из нее вываливались или вылетали отдельные истерзанные тела с переломанными костями, захлебывающиеся в собственной пене, издыхающие. Но все новые и новые сатанисты бросались в кучу. Нет, это были уже не люди. Это были управляемые звери. Теперь и самые жалкие, крохотные остатки былого человеколюбия и сентиментальности покинули Кешу. Их надо убивать!
      Правильно сказал Иван перед уходом: "Не дай им выползти на свет Божий!
      Ни одному не дай! Хватит цацкаться! Мы не воспитатели в интернате для выродков!" И сжал Кеше руку чуть выше локтя.
      Правильно он сказал, все точно, не воспитатели. Всему есть предел. И никакие это не собратья-земляне, не люди. Это нечисть! Враги рода человеческого! Кеша приготовился их резать - всех, до последнего. Но Хар вновь замотал головой. "Надо подождать!" - прогнусавил он.
      Ждать пришлось недолго. Огромная куча вдруг, в один миг рассыпалась на сотни извивающихся, хрипящих, орущих, дико хохочущих и рыдающих тел и на сотни изуродованных трупов. И открылись взору три могучих, дрожащих от напряжения фигуры. Три трогга, достигших своей убийственной мощи, стояли посреди пещеры и от них валил пар. Четвертый лежал рядом, с разодраннойгрудной клеткой и свернутой набок головой. Он еще дышал. Но это был не боец. Затишье длилось недолго. И после него уже не было битвы. После него было истребление. Трогги-оборотаи не щадили никого, они не умели щадить противника. И не могли. Кеша дождался, пока все не было кончено. А потом изрезал убийц своим скальпелем - изрезал в лапшу, в капусту, чтобы наверняка. "Ты уж извини, - сказал он Хару со смущением, убирая сигма-скальпель подальше, во внутренние клапаны комбинезона, - я не имею права выпускать их наверх, прости!" Хар поглядел на него тоскливо и бессмысленно, по-рыбьи, как там, на Гиргее. "Все нормально", - сказал он.
      По дороге наверх пришлось убрать еще пятерых. Но малайца Кеша не стал трогать, тот выполнил наказ в точности - Крежень лежал за семью замками связанный и с кляпом во рту. Был он бледен, но жив. Гуг не успел добить его, не успел, а может, и не захотел. Ну и ладненько, подумал про себя Кеша. На свежем воздухе ему стало лучше, еще бы часик-другой в подземелье, среди этих наркотов и их дурманящих свечей, и он бы не выдержал, загнулся бы, но пронесло!
      Иван не знал, что там думал про себя Кеша. Но он знал, что тот сделал все как подобает, нечисть не выползла наружу. Этого, конечно, мало. Но это уже что-то! А Гуг - старая, слезливая баба, ничего еще толком не понимающая.
      - Это я дал команду, понял?! - сказал он резко, поднимая глаза на великана-викинга. - Война началась. И если тебе что-то не нравится, можешь идти... - он хотел сказать: "можешь идти к своей мулаточке под подол", но вовремя осекся.
      - Ладно, ладно, - успокоил его Гуг Хлодрик, - мне трудно привыкнуть к мысли, что они начали! Я, Иван, еще не верю в это до конца. В это трудно поверить!
      - Мне не нужна твоя вера! - Иван обретал утраченную было твердость духа. - Не нужна! В каждом настоящем деле должен быть один главный, один командир. И его приказы должны выполняться. Если ты со мной, Гуг, ты не должен сомневаться и спрашивать. Ты должен делать! Решай!
      - Будь по-твоему, - лицо у Гуга Хлодрика, набрякшее, тяжелое и измученное, окаменело. - После того, что они сотворили с моей Ливой, я... я с тобой, Иван. Мы все сдохнем, нечего себе мозги пудрить, но мы сдохнем не на коленях} Ты главный!
      Иван облегченно, прерывисто вздохнул. Он знал, что если Гуг принял какое-то решение, созрел, то это надежно и необратимо.
      Высоко в небе, будто черная пуговица в вате, застрял среди клубящихся облаков дисколет - завис парящим коршуном. Ивану он сразу не понравился.
      - Выслеживают, - заключил Гуг.
      - Давно уже выследили, - поправил его Иван. - И давно бы могли убрать.
      Но чего-то ждут. Я не понимаю их...
      - Кого это их?
      - В том-то и дело! Кабы знать! Мы воюем с тенями, гоняемся за невидимками, все пытаемся ухватить за хвост кого-то... а в кулаке остается пар, туман!
      - Не прибедняйся, Ваня, кой-чего и нам нащупать удалось, точнее, тебе горемыке. Нельзя все время ходить вокруг! - Гуг задрал голову вверх, прищурил слезящиеся красные глаза.
      - Я знаю, к чему ты клонишь! - почти шепотом произнес Иван. - На это непросто решиться. Ох как непросто! Мы ведь не знаем истинных планов тех, кто наверху. А вдруг они ведут сложную, не известную нам и непонятную игру... а мы влезем, все испортим?
      - Они свою игру сыграли. Ежели я кому-то и не верю ни на грош, Ваня, так это им! - Гуг прикрыл глаза ладонью. - Смотри-ка!
      Дисколет снижался.
      - Нет! Не могу решиться. Для этого надо переступить через что-то, через самого себя, через какую-то черту в своей душе... - Иван нервничал.
      Отчаянье корявой и грубой лапой сжимало его горло. Ведь он поставлен к стенке, он приперт, он лишен выбора. Но попробуй - сделай первый шаг, этот страшный, необратимый шаг - и может быть все, он погубит себя, друзей, всех, не потерявших души в этой всемирной клоаке, он погубит и тех, кого оставил вне Земли, это будет конец, без возрождения, без надежды на память... и позор, страшный, вековечный позор. Нет! Нельзя рубить с плеча!
      Они еще не сказали ни слова, но они понимали друг друга. Гуг, что он давненько точил зуб на всех этих баловней судьбы, на власть имущую братию, он ненавидел их и боялся, у него были свои счеты с вершителями судеб.
      Иван всегда верил в справедливость и открытость стоящих над ними. Он никогда не влезал в тонкости и хитросплетения управленческих структур Мирового Сообщества, ему не было дела до Синклита - каждый имеет право вариться в избранном им вареве. Из Сообщества, будь то Объединенная Европа или Экваториальная Африка, Всеамериканские Штаты или Индонезийскоавстралийскии анклав, он возвращался усталым, нервным, порой взвинченным, но главное, каким-то немытым, грязным, с ощущением поналипшей к коже незримой и противной пыльцы. При всем при том у него не возникало никогда ни тени желания лезть в "чужой монастырь со своим уставом". Но Россия! Это непостижимость какая-то- Иннокентий Булыгин выложил все как на тарелке, ничего не скрыл, описал даже последние минуты Толика Реброва, подлеца и предателя. Нет! Сама история Великой России не допускала и мысли об измене, о существовании в последние столетия тайных властных структур... глупость! Они были, они правили Россией и в ХIХ-ом и в ХХ-ом веках, они вели чудовищную, необъявленную войну против великой страны и великого народа. Но в XXI веке их уже не было, резидентуру спецслужб "мирового сообщества" искоренили беспощадно.
      "Запад" и "восток", "юг" и "север" истошно вопили о нарушениях прав, о преследованиях, "чистках", но на этот раз Россия была глуха к разыгрываемому спектаклю. Она блюла свои интересы и интересы своего народа. Власть иноземных ставленников пресеклась... и могучая Держава устремилась в свое будущее с таким ускорением и с такой верой, что уже никто не мог встать на ее Пути. Изнеженное и развращенное Мировое Сообщество плелось по инерции где-то в хвосте, в пыли, оставляемой на большой дороге Российской колесницей, оно не в состоянии было и пытаться восстановить былые тайные инфраструктуры... Не в состоянии?! Нет! Иван понимал прекрасно - если в колесо, вращающееся с непостижимой скоростью, сунуть стальной прут, оно или сломает его или остановится. Остановок за последние пять веков не было.
      Взлет России своей очевидностью и мощью подавляя любые сомнения. И что же?! То, что Синклит Мирового Сообщества отдал приказ о модернизации и полной замене всех внеземных орбитальных, внутрисистемных и галактических оборонительных баз, еще можно объяснить - там творятся странные дела, всякого можно ждать. Но Совет Федерации?! Ведь подавляющее большинство голосов в Совете принадлежит Великой России!
      Да и сама Федерация на три четверти состоит из Российских земель, разбросанных по Вселенной, по сотням тысяч планет Мироздания! Так в чем же дело?! Предателей на троне, тем более в России... не бывает! Нет! Это игра, сложная, недоступная его пониманию игра. Он просто не знает всего того, что знают находящиеся у власти, ведь всегда, во все времена есть, были и будут секретные данные, не подлежащие разглашению, ведь он не вхож в "высшие сферы", он не обладает, выражаясь дубовым канцелярским языком, всей полнотой информации. Так какое он право имеет судить?! Нет, так нельзя. Как легко возомнить себя спасителем человечества и впасть в гордыню, стать орудием зла в руках дьявола. Это просто невозможно!
      Ивана раздирали сомнения и противоречия. А Гуг еще подталкивает его... может, он тоже работает на кого-то? Нет! Так можно спятить! Так можно заподозрить всех и никому не верить! От абсолютной и полной веры всем и всему до полнейшего безверия один шаг, крайности всегда сходятся, Иван это прекрасно знал. Не надо спешить... Но как же не надо, когда по сути дела Вторжение, медленное, ползучее Вторжение, а точнее, прелюдия Вторжения уже факт, осуществляющийся на глазах, разворачивающийся, наползающий лавиной. И все-таки нельзя бросаться в омут с головой. Нет! Иван рванул застежку на груди, ему не хватало воздуха.
      - Надо укрыться, - просипел Гуг Хлодрик.
      - Приготовь-ка свои пушки, старина. Это будет надежнее, - Иван криво, перемогая душевную боль, пересиливая отчаянье, улыбнулся.
      Дисколет резко пошел вниз, почти камнем. И застыл над клокочущими валами Карнеггийского водопада, засверкал, заискрился в алмазном тумане мельчайших брызг, согнал с облюбованного места белоснежного медведя, качнул локатором и медленно поплыл к сидящим.
      - Шарахнуть бы гада! - процедил Гуг, выставив вперед ручной сигмамет.
      - Нерешительность нас погубит, Ваня!
      -Авось не погубит, - прошептал Иван. - Может, там и не гад вовсе?
      - Гад! - уверенно повторил Гуг.
      Прежде, чем плоское днище коснулось камней, из тугой мембраны просочился наружу невысокий и корявый человечек в нелепом на Землеполудесантном комбинезоне, с каторжным ошейником и черными крючьями трехпалых рук.
      - Карлик Цай, едрена мать! - опешил Гуг.
      - Ну вот, а ты его гадом обозвал, сейчас расскажу, не сдобровать тебе тогда! - уныло пошутил Иван.
      - Я все и сам слышал! - заявил с ходу Цай ван Дау.
      - Откуда ты? - спросил Гуг.
      - Я ушел он них, - ответил карлик Цай.
      Гуг Хлодрик вздрогнул, привстал с нагретого за день валуна, взмахнул рукой.
      - Ушел, говоришь? - недовольно начал он. - А не поглядел, небось, вдруг позади хвостик-то вырос и болтается?
      - Я отрезал все хвосты, - оборвал его Цай. - Самое меньшее на полчаса, раньше они меня не засекут. А засекут - снова уйду.
      - От серых стражей Синдиката?
      - И от Восьмого Неба уйду.
      - Ты уйдешь, а нас оставишь им?!
      - Вы им не нужны! - отрезал карлик Цай.
      - Вот как?! - вклинился Иван. - Почему же это?
      Карлик поморщился, и из незаживающей раны на лбу потекла черная кровь.
      Вид у него был неважный, измученный и затравленный, казалось, Цай стал еще ниже ростом и изможденнее, лишь уродливая голая голова не уменьшилась, наоборот, стала массивнее, тяжелее, уродливей.
      - Садитесь, - предложил Иван, указывая рукой на серый плоский камень, в ногах правды нет.
      - Правды ни в чем нет! - буркнул Дай. Но присел.
      Иннокентий Булыгин остановил Хара взглядом. Он понимал, что оборотень сейчас очень даже может пригодиться. Но ему самому хотелось потолковать по душам с этим типом.
      -Я ведь, мой милый, пояитесы разводить не приучен, - ласково наговаривал он связанному по рукам и ногам Говарду Буковски. - Я даже пальцем тебя не трону. Сяду вот тута, в стороночке, -Кеша указал на старый разбитый табурет, - и буду смотреть, как эта вот зверюга, - он кивнул в сторону оборотня Хара, - будет тебя, дружок, кушать.
      Вид у Хара был и впрямь устрашающий, если он и походил теперь на пса, то несомненно на бешенного, озверевшего пса-людоеда, даже муть из глаз исчезла, и налились они ярой, кипящей кровью. Свиреп был Хар, дик и страшен. Зато сам Крежень выглядел не лучше покойника - зеленый, с перекошенным лицом и бегающими глазами он совсем не походил на того франта, какоге знали прежде. Крежень не мог догадываться, что Иван дал команду не трогать его и оберегать, что Булыгин не сделает ему ничего плохого. И потому Крежень дрожал - крупной дрожью дрожал, будто в лихорадке. Кеше припомнилось искаженное страхом лицо Толика Реброва.
      Наверное, это закон для всех для них, почему-то всякой сволочи, предателям, изменникам, подлым тварюгам жить хочется сильнее, чем всем прочим, уж больно они цепляются за свои хреновенькие жизнишки! Кеша, даже сплюнул с досады. Сам бы он, по своей воле дал бы пинка этому ублюдку да дверь бы неплотнее притворил, чтобы ненароком обратно не вполз. Чем меньше всякие гады перед глазами маячат, тем на душе тише.
      А Говард Буковски, он же Крежень, он же Седой, готов был колоться. Но он не знал, чего от него нужно, а угадывать мысли он не умел - да и попробуй угадай, что там творится в башке у этого угрюмого русского верзилы, русские вообще все ненормальные, от них можно ждать только плохого.
      Дил Бронкс вошел как и всегда, с шумом, треском, смехом. На ходу похлопал несчастного пленника своей черной лапой по щеке, ухмыльнулся, сверкнув алмазом в переднем зубе. У Кента сразу испортилось настроение, он не любил излишней показухи и слащавости. Дилу он не очень доверял, Дил слишком много имел, чтобы с легким сердцем идти на смерть, Кеша не верил в сказки и романтические истории. Но такой уж расклад, хочешь не хочешь, а работать придется и с ним.
      - Вот, - будто оправдываясь, просипел Кеша, - вожусь с этим дерьмом. И не будет мне прощения, сколько уж дней на Земле да около, а на родимой сторонке так и не побывал!
      - Да куда он денется! - бесшабашно ответил Дил. - Поезжай домой.
      Женуповидаешь, детишек.
      - Нету у меня ни жены, ни детишек, - сказал Кеша. - Один только пес остался! - Он ласково потрепал Хара по загривку.
      - Знаем мы, какой это пес! - расхохотался Дил Бронкс. - И про тебя все знаем. Нет, Кешенька, на родимую земелюшку тебе лучше носа не совать!
      - Сам разберусь! - грубо оборвал хохочущего негра Иннокентий Булыгин.
      Оборотень Хар при всем своем грозном виде вдруг жалобно заскулил. В бетонированном, обшитом изнутри пластиковым тесом бункере стало тихо.
      Только трясущийся Крсжень громко и нервно сопел.
      - Говори быстро и коротко - кто из ваших в России? Где? Адреса, имена?! - неожиданно резко выпалил в сторону пленника ветеран аранайской войны.
      Говард Буковски содрогнулся словно в агонии, позеленел еще больше.
      - Нет никого! Я не знаю!
      - Так нет или не знаешь?!
      - Не знаю! Я маленький человечек, я никто-о-о...
      - Убью, сука! - взъярился ветеран.
      - Оставь его, - влез Дил Бронкс, он больше не хохогал, даже не улыбался. - Плевать на этого болвана, разве в нем дело?! Мы уже четвертый день сидим в бункере!
      Мы уже третью неделю чего-то ждем... Ты вот думаешь, он нам сдаст ребятишек из российского отделения Черного Блага, и все будет о'кей?!
      На-ка вот, выкуси! - Дил сопроводил свои слова неприличным жестом, если бы его сейчас увидала Таёка, не миновать бы Неунывающему Бронксу взбучки.
      Но Таеки рядом не было, и потому Дил гнул свое: - Даже если мы раскопаем еще сто, тысячу агентов, резидентов, отделений, если мы накроем все "черные приходы" в Европе, передавим миллион этих вонючих клопов, разве изменится что-то?! Нет, Кеша! Ни хрена не изменится!
      - Заткнись! - Булыгин вскочил на ноги. - За эти две недели мы выпотрошили половину земного шара! Они доперли, что на них есть управа, понял?! Парижский клан обезглавлен и растоптан! Крузя давил английскую гадину, они даже не поняли, что происходит, они расползлись как черви...
      Это ты, Дил отсиживался! Это ты все чистюлю из себя корчишь! Мы этих гнид растопчем и вобьем в навоз! Я почти сорок лет не был на старушке Земле, но я не ожидал увидать тут столько дерьма! Мы выведем нечисть!
      Бронкс приблизил свое черное, блестящее, будто нагуталиненное лицо к лицу Кешиному и тихо спросил:
      - Ну и чего ты этим добьешься?
      - Чего надо!
      - Остановишь Вторжение?
      Кеша промолчал. Зыбкая былинка не остановит бронехода.
      - Это называется, Кешенька, - продолжил негр, - бей своих, чужие бояться будут.
      - Не ври! Какие они свои... мразь!
      - Это точно. Но они еще большая мразь для тех, на кого работают. Ты что думал, ребятки из Системы будут жалеть дерьмоедов, что ты спровадил в ад?
      Они тебе спасибо скажут.
      - А... - Кеша запнулся, - а тот свет, преисподняя?
      - Ты сам-то веришь в нее? - Бронкс улыбнулся. - Не веришь, Кеша. Это у Ивана от переутомления. Система есть, и негуманоиды есть, и армады боевых звездолетов есть, и резиденты их на Земле есть, а вот того света с Пристанищем да прочей муры никогда не было, нет и не будет! Верно я говорю, ну ты, образина?
      Оборотень Хар, которому предназначался последний вопрос, угрожающе зарычал. Иннокентий Булыгин засопел, отвернулся.
      С Дилом Бронксом трудновато было спорить - поди проверь, чего там есть, а чего нету, никто преисподней своими глазами не видал, кроме Ивана, который, может, и впрямь переутомился в бесконечных мытарствах. Но Кеша не слушал негра, он для себя все давно решил: есть там что-то или нет, он пойдет до конца, ему терять нечего, все одно через "барьерчики" сигать придется, так уж лучше непопусту, не зазря, лучше так, чтоб должок свой выплатить... России и безвинному люду. И пускай Бронкс не болтает, ему есть чего терять, а Кеше нечего, сытый голодного не разумеет. Вообще Кеша значительно скорее сошелся с Хуком Образиной и даже с Арманом Жофруа дёр Крузербильд Дзухмантовским, в просторечии, Крузей. Но с владельцем Дубль-Бига-4 у него не заладилось. Ежели потребуется с ним на смерть идти, придется идти, но под дудку его плясать, нетушки, Кеша имел во всем свое мнение.
      - Да и это не главное, - горячился Дил, - это ерунда, пускай все, чего он понаплел, есть, пускай! Но надо же чего-то делать, понимаешь, а Иван сидит да помалкивает, я его вообще таким никогда не видал! Да ежели где чего не так, он хватал капсулу, баки, разгонники, боеприпасов побольше - и только его видали, таких шустрых поискать надо. Он-просто сдох, был давесь вышел, он всех перебаломутил, сгоношил, а сам сник... нет у него никакого плана, понял?! И нет у него уже воли, он растерялся, он лег на лопатки еще до начала боя!
      - Давай, черни человека, - сурово вставил Кеша. Он снова сел на свой древний деревянный табурет. Сидел и играл желваками на небритых скулах.
      - Не учи! - осек его Бронкс. - Я и ему то же самое говорил, в глаза!
      Надо чего-то делать, понял?! Или разбегаться!
      - Кто тут собрался разбегаться? - хрипло поинтересовались сверху. И через потолочный люк в бункер свесился огромный, непомерный Гуг Хлодрик.
      Он недолго висел, спрыгнул вниз, заскрипел-захрустел своим вечно полуисправным биопротезом, крякнул, насупился. И сказал:
      - Там Цай пожаловал. Дела совсем паршивые. И коли кто собрался бежать, беги! А то поздно будет.
      - Ты толком говори, нечего пугать, - спокойно отозвался Дил Бронкс и тоже сел, показывая, что ему бежать некуда и незачем.
      - Иван просил всех собраться. Где Образина?
      - Хук и Крузя во внешней сфере, на третьей орбите, - доложил Кеша.
      - Вызвать!
      -А этого? - Булыгин пнул сапогом пленника-изменника.
      - Седого в погреб! - отрезал Гуг.
      Оборотень Хар, не дожидаясь разъяснений, ухватился зубами за край кожаного плаща и сноровисто поволок Говарда Буковски в угол, к неработающему утилизатору. Хару нравилась роль безродного пса, он прямо-таки вжился в нее... ему так было сподручнее, спокойнее, все с ним свыклись, чего еще надо! Допотопные клавиши он нажал своим унылым носом, а вот на педаль надавил лапой - Крежень полетел вниз, в "погреб", в зацементированный мешок без окон и дверей. Никто не знал, что с ним делать, но и отправить на тот свет не решались.
      - Где вы торчали? - поинтересовался Дил Бронкс, расстегивая ворот сверкающего полускафа.
      - Среди камней и торосов, - вяло ответил Гуг, - посреди унылой и ослепительной Гренландии. Где еще можно торчать беглому каторжнику?!
      - Что Иван?
      - Думает, - после минуты безмолвия ответил Гуг Хлодрик, - Иван все думает...
      - Две трети оборонительных баз разоружены, из них почти половина демонтирована. Разоружение идет полным ходом. Это точные данные, - угрюмо отчитался Дил Бронкс, и он уже не скалил свои большие зубы. - А в Гренландии, небось, зима.
      - Там тепло, там медведи и водопады из шампанского.
      - У тебя горячка, Гуг.
      - У нас у всех горячка. Ты думаешь, на Земле остались еще нормальные?
      Нет, Дил, они, эти чужие, и выжидали того времени, когда мы все посходим с ума.
      - Ладно, это пустая болтовня, - оборвал их Кеша. - А вот со стариною Цаем мне бы хотелось потолковать. Где он, родимый?
      Гуг не стал- отвечать, скоро сами все увидят. Лично ему разговор с Цаем не принес облегчения. Прямо там же, среди седых валунов Гуг ухватил карлика за грудки и потребовал объяснений. Иван сидел в какой-то дикой и нелепой прострации, будто его подменили. Да и Цай был другим, мрачным и одновременно напуганным. Гуг перестал его трясти через две минуты, когда по глазам понял, что вытрясти ничего не удастся - отпрыск императорской фамилии в тридцать восьмом колене непричастен к беде, приключившейся с Ливадией Бэкфайер Лонг, его любимой и ненаглядной Ливочкой. Лишь один раз Иван как-то непонятно встрепенулся и поглядел на Гуга странным взглядом, но тут же снова отключился, предоставив двоим беглым каторжникам право выяснять отношения самим. Чуда не будет! Гуг это понял не сразу. Не надо ждать, надеяться, надо просто жить. А придет срок, все само собою образуется... и Лива откроет глаза, и позовет его, и не нужны им будут посредники, никто не будет нужен, и это даже очень неплохо, что только они с Иваном знают, где лежит несчастная. Только они! В конце концов Гуг Хлодрик заявил карлику:
      "Все! Точка! Тебя и не было вовсе! Это все мне прислышалось, это все, понимаешь, галлюцинации!" На что Цай покачал головой и прямо признался:
      "Нет, Гуг, я тебе не примерещился, не криви душой. Все было на самом деле.
      Но я Ливу не усыплял... и не убивал. Вмешался кто-то третий". Седой викинг отвернулся от собрата по гиргейской каторге. Теперь он не сомневался, они все чокнутые, по ним по всем плачет психушка, не только по одному Ивану. Но Гуг ни черта не боялся. Даже если сейчас, "на хвосте"
      у Цая прилетят, приползут, приплывут сюда недруги, он будет их бить до последнего заряда в сигмамете, а потом будет бить самим сигмаметом как дубиной, а потом, когда дубина эта сломается или выпадет из рук, он будет бить их кулаками и рвать зубами, они его смогут убить, растерзать, но бояться себя они его не заставят.
      Да, Гуг окончательно решился. Один путь. Один крест...
      Но Иван?!
      Хук Образина и Крузя вошли в бункер, когда все были в сборе. Гуг указал им на пустующую скамью в углу.
      Но сам не сел, прислонился к стеночке, исподлобья уставился на карлика Цая.
      - Он нас всех сдаст, - процедил сквозь зубы Кеша.
      Хук смотрел то на одного, то на другого мутными и добрыми глазами. Он еще не пришел в себя и почти ничегошеньки не понимал. Но уже начинал набирать вес, выправляться - из натурального скелета Хук превратился в заурядного дистрофика, то есть в скелет, чуть обтянутый кожей. И все же глядеть на него было страшно: острые мертвенно-желтые скулы, огромные глазницы под костистыми надбровьями, безгубый болезненно-искривленный рот... и, главное, вечно трясущиеся, не находящие себе места руки с длинными, тонкими пальцами. И это бывший космодесантник-смертник, боец галактического спецназа, который запросто мог управиться с тремя десятками отборных головорезов! Крузя выглядел почти молодцом: чуть пополнел, чуть полысел, но в карих глазах блеск и ум, Крузя вышел из затяжной, многолетней петли. Удержался на краю, сукин сын! Иван рад был видеть всех живыми. Были бы живы, а все прочее - дело наживное, хотя и не время радоваться, время скорбеть.
      - Он нас всех подставит, - снова начал пророчить Иннокентий Булыгин. И когда убедился, что никто его не поддерживает и не желает даже откликаться, сунул руки за пазуху, вытащил черный кубик размером с крупную виноградину, выставил его на широченной темной ладони и уже не процедил, а рявкнул в сторону Цая ван Дау:
      - Что это, отвечай?!
      - Кончай базар! - Гуг Хлодрик поднял руку. - Надо по-порядку, без нервов. Цай сам все расскажет!
      Карлик Цой приподнялся с обломка пластиконовой панели, обвел всех мрачным взглядом. И стал говорить.
      - Вы им больше не нужны. Никому из них! Ни Синдикату, ни черным, ни Восьмому Небу, ни Совету, ни Синклиту... никому!
      - И довзрывникам не нужны?! - грубовато вклинился Кеша.
      - Никому! Игра сделана. - Цай ван Дау уставился в упор на Ивана, из подернутых багрово-красными прожилками глаз выкатились от напряжения две мутные слезинки, рот скособочило. - Еще недавно такие как ты были пешками в большой игре. Теперь ты даже не пешка.
      Теперь ты никто! И ты никому не нужен, расклад ясен. У Земли нет никаких шансов. Даже одного из триллиона! Им всем плевать на ваше дерганье!
      Наступило мгновение, когда лица у всех собравшихся стали одинаковыми и у Ивана, и у Гуга Хлодрика, беглого каторжника и вожака развалившейся банды, и у спившихся героев Дальнего Космоса Хука Образины и Армана-Жофруа дёр Крузербильд Дзухмантовского, и у ветерана жестокой аранайской войны Иннокентия Булыгина, и у преуспевающего Дила Бронкса... и даже у оборотня Хара - отрешение и тихие блуждающие улыбки снизошли на них. А что?!
      Может, это и к лучшему? Все разрешается просто, все уже разрешено... и от них ничего больше не требуется, им можно спокойно уйти от дел, отстраниться, лечь на дно и... ждать! ждать!! ждать!!!
      - Но почему ты сбежал от них? - пробудился наконец Гуг.
      - Теперь им не до меня. Синдикат прекратил сопротивление. Его главари бьются друг с другом за будущие тепленькие места при новом режиме...
      - А он будет? - тоскливо спросил Иван.
      - Хто-он?
      - Ну, режим-то этот?
      Карлик Цай развел своими уродливыми ручками.
      - Никто ничего не знает... но ведь должен быть, как иначе?!
      - А так! - сорвался Гуг. - Пора бы сообразить, что наша земная логика и все наши доводы этим тварям не указ! Они могут выжечь всю Федерацию, напрочь! Может, им нужна пустыня, голое место без всяких там копошащихся в своем дерьме человечишек?!
      - Они могли всех нас уничтожить давно. И безо всякой предварительной обработки, - сказал Иван устало. - Я никак не могу понять - почему они не сделали этого, почему они не делают этого?! Зачем им "приходы", зачем резидентура, агентурная сеть, за каким чертом они ломают одного за другим, кого силой, кого деньгами и должностями. Это непостижимо! Ведь они могли нас уничтожить сто раз." Нет! Это игра! Это Большая Игра! Он так и говорил.
      - Кто это он? - переспросил с бессмысленной улыбкой Хук Образина.
      Иван не успел ответить.
      Карлик Цай начал прежде него.
      - Они хотят сломать нас. Мало убить, надо сломить волю к сопротивлению, надо самим себе доказать, что выводишь с лица Вселенной не соперника разумного, пусть даже, малоразумного, а вредоносную плесень, это как прополка - рви сорняки, не жалей!
      - Я тоже так думал, - отозвался Иван. - Раньше. Теперь я так не думаю.
      Здесь идет игра не на уровне Федерация и Система, наша Вселенная и Чужая.
      Нет, все глубже, нас ломают те силы, в которые почти никто не верит.
      - Ты снова бредишь, - Дил Бронкс сверкнул всеми гранями вставного бриллианта. - Я готов драться до конца. Но не с призраками, Ваня, не с упырями и вурдалаками из детских сказок.
      Иван тяжело вздохнул. Его не понимали даже самые близкие друзья - ближе у него никого не было... кроме Ланы, кроме Аленки, кроме Светы. Но где они? как дотянуться до них словом, душой? Не дотянешься! А эти рядом.
      Надо объяснить им, иначе нельзя, они обязаны все понять. Но как тяжко, как трудно! Сколько лет он мучительно добирался до истины... И постиг ее?
      Иван не знал.
      Отчаяние, тихое, давящее, неизбывное каменной плитой лежало на нем.
      - Это не бред, - проговорил он, не глядя на Дила Бронкса. - Стихия убивает слепо, внезапно. Ей плевать, кто ты и что ты, ее не интересует твое состояние перед смертью. Наводнение, цунами, смерч, землетрясение, да что угодно: налетело, сломало, раздавило, убило - и все!
      Или взять прежние земные войны... внезапно убить, истребить как можно больше - ракетным ударом, ночными бомбардировками, газовой атакой.
      Люди гибли спящими, ночью, а если и днем, то не успев ничего понять: с неба, со всех сторон на них неслась смерть. И все! Никому и дела не было до того, что там у человека внутри! Надо было уничтожить его тело...
      - На Аранайе так было, еще похлеще, - вставил Кеша, будто подтверждая Ивановы слова.
      - ..да, было, было, - машинально согласился Иван. - Система - это как мы в войнах, это как стихия, она без колебания, в усладу себе и потеху раздавила бы, сожгла, вытравила наши тела, все миллиарды и миллиарды земных, человечьих тел по всей Вселенной - без жалости и без пощады.
      Но Система работает в связке с Пристанищем... я не знаю, как это у них получается, зачем, почему, но они вместе. Вот тут и разгадка.
      Пристанищу мало убить нас телесно. Пристанище - это не стихия и не люди.
      Пристанищу надо растоптать, раздавить наши души: из одних сделать жалких и подлых трусов, превратить их в предателей, подлецов, продавшихся дьяволу, других обратить в своих слуг, в щупальца преисподней на Земле, третьих подавить духовно, довести до... Иван вдруг осекся, обвел собравшихся пристальным взглядом, всматриваясь в глаза и не замечая легких улыбок на губах. - Довести до отчаяния! Лишить воли к сопротивлению. Чтобы победить. Пристанищу надо убить не всех вместе, а каждого в отдельности. И не просто убить, а погубить его!
      Все сидели молча. Кеша скреб небритый подбородок.
      Дил Бронкс разглядывал гравированный золотой перстень на мизинце, будто впервые увидал на нем надпись и пытался прочесть ее по складам. Хук смущенно теребил край кожаной куртки. Крузя усиленно и неестественно зевал. Гуг Хлодрик топтался у стеночки. А оборотень Хар пускал лиловые пузыри, можно было подумать, что он спит.
      Первым открыл рот Гуг Хлодрик - Ежели бы ты не был моим другом, Ванюша, я б взял тебя под белы ручки да отвел бы в тихую обитель, где за такими как ты приглядывают добрые люди в белых халатах.
      - Он правду говорит, - поддержал Гуга Дил Бронкс. - Надо дело делать, а не богоугодными разговорами заниматься, вот что!
      Вслед за Дилом загалдели, зашумели все. Это был ропот, это уже было недовольство - им, Иваном, вожаком, предводителем, они не хотели видеть над собою философствующего слюнтяя, не тот народ подобрался, не та публика. И Иван все это прекрасно понимал. Но не объяснить им и себе происходящего он не мог. Даже если Земля стремительно летит в адскую пропасть, на ней должны быть люди, которые осознают, что происходит.
      В хоре ропщущих не было слышно сиплого голоска Хука Образины. Иван даже растерялся, когда услышал из безгубого рта странный вопрос:
      - А почему?
      - Что - почему? - переспросил он.
      - Почему им надо погубить каждого? И почему не просто убить, а именно погубить? Какая разница, что убил, что погубил, не понимаю!
      - А ну тихо! - рявкнул Иван как в прежние времена, когда с командой лихих и строптивых парней высаживался на сатанинскую Гадру. И его сразу поняли, сразу успокоились. - Когда человека просто убивают, душа отлетает от тела, она уходит в высшие сферы, на небо, куда угодно, мы не знаем толком, но она продолжает жить в иных измерениях и иных пространствах, она может вселяться в другие тела, нести свой заряд и свой мир в миры чужие.
      Но когда губят человека, то губят и его душу - ее или убивают вообще или ввергают в мир Пристанища, в преисподнюю, я еще сам не очень-то разбираюсь в этом, но прежней души нет, есть сгусток грязи, черноты и мерзости, есть еще одна капля в океане Зла! Понимаете?! Им надо истребить нас полностью, чтобы и души наши никогда не воплотились ни в кого... иначе может быть отмщение, нет, не отмщение, а возрождение людское. Да, именно этого они боятся, именно поэтому они не спешат, именно поэтому им надо погубить каждого... и хватит хихикать! Это не бред! Это новая реальность, с котороймы сталкиваемся, мы, все человечество! Прежде все бились за места в плотской, зримой и осязаемой Вселенной. А теперь вот эти вот недобрые, но высшие цивилизации Зла... они нас как щенков носом ткнули в лужу, в жизнь подлинную, которая не замыкается в наших убогих измерениях, они сами нам показывают, что есть миры иные, где мы можем существовать, но они нам не дадут этого. Представь-ка себе, Гуг, такое дело: насылают они на нас звездную армаду, выжигают все напрочь, во всей нашей Вселенной не остается ни одного землянина, все сорок миллиардов человечьих тел сгорают в синем пламени или становятся пищей ддя червей к консервантами...
      - Какими еще консервантами?! - перебил удивленный Крузя.
      Ивану припомнилось Пристанище, тела, лишенные душ, биоматериал для последующих трансформаций и воплощений, припомнился тот кошмар и ужас, когда откушенные головы падали на холодный мрамор и катились по нему, вращая бессмысленно-стеклянными глазами. Разве это можно объяснить, передать?! А "морозильники"?! А трансплантация душ?! Это все надо видеть.
      - Когда человек хочет сохранить икру, рыбу, мясо, он консервирует их и хранит. Когда нелюдям надо сохранить для своих опытов человечину, они точно так же консервируют ее... немного по-своему, но принцип тот же, понял?
      Крузя покачал лысеющей головой, выпятил нижнюю губу.
      - Поймешь, когда увидишь.
      - Ни хрена мы не увидим! - вставил Гуг Хлодрик. - Вот этот ублюдок, может, и увидит, - он кивнул в сторону "подпола", где сидел сейчас Крежень. - А мы сдохнем здесь, на Земле!
      - Короче! - Ивану надо было довести свою мысль до конца. И он оборвал ненужные сейчас словопрения. - Так вот, они уничтожат сорок миллиардов тел. Сорок миллиардов душ отлетят, кто куда - в ад, в рай, в чистилище, если оно есть. Сорок миллиардов душ уйдут из наших убогих плоскостей в иные измерения. Черные души усилят и умножат Пристанище. А светлые?
      Души всех нормальных добрых людей, куда они уйдут?!
      -Это мы-то добрые и светлые?! - ухмыльнулся Кеша.
      - Неважно! Не о нас речь. Непогубленные души будут жить в тех измерениях, где обитает недоступное нам Добро и Зло. И это будет "пятая колонна" Пристанища. Понимаете? Они, точнее, их слуги на Земле всегда сами привыкли быть "пятой колонной" - то разрушающей силой, что истачивала страны, народы, цивилизации. И вот наступает их полная, абсолютная власть во всех Вселенных, по всему бескрайнему Мирозданию... их мир, их порядок, а где-то внутри него, нам не понять даже на каких уровнях, но внутри - уже не их, но наша "пятая колонна". Мы всегда были легкомысленны, мы не хотели видеть на своей Земле очевидного. Но они это видят очень хорошо, они знают о "пятых колоннах" все, это их метод, это их стратегия и тактика. Они не такие наивные и легковерные, они прекрасно знают, что если их и погубит кто-то, то изнутри, разъедая постепенно их мир, их порядок. И они не допустят этого - Зло предусмотрительно и дальновидно. Зло никогда не бывает беспечным и доверчивым. Они должны быть уверены в своей победе!
      Они хотят знать наверняка, что сокрушили противника. Они не успокоятся, пока не погубят последнюю душу.
      - Значит, Вторжение никогда не начнется! - заорал, размахивая руками, Дил Бронкс. - Это бесконечный процесс. Если тебе верить, Ваня, ежели у них штучное производство - то они никогда не остановят его, рождаются все новые люди, грешники каются... все старо как мир, хватит этих проповедей!
      Болтовня одна! А оборонительные рубежи разрушают, понял?! А мы болтаем!
      - Спокойно, Дил! Они нас хотят отвлечь на мелочи. Ну куда вот ты сейчас бы бросился? Восстанавливать оборонительные базы Раганра, или может, кольцевую систему Дидузориса?! Ты будешь метаться по Вселенной, как метался я, ты будешь терять время, вместо того, чтобы сесть один раз, все хорошенько обдумать и ударить...
      - В центр! - будто вбил последний гвоздь Гуг Хлодрик.
      Иван скривился. Они все тянут его за рукава, кто куда.
      Но он не должен идти у них на поводу. Он знает больше их всех вместе взятых, он прошел через столькое, что не приведи Господь им! Гуг прав.
      Гуг почти во всем прав!
      Но как решиться на этот страшный шаг?! Невыносимо!
      Почему судьба взвалила на него это бремя, почему он обязан нести этот тяжкий крест?! Карма? Неважно как называть, неважно. "Иди, и да будь благословен!" Если он - он, измученный, загнанный, бросаемый из пекла в пекло - благословенный, то кто ж тогда проклятый?!
      Кто?! В глазах вдруг помутилось, стемнело... и встала огромная, нелепо скрюченная тень с кривой клюкой. Старуха. Проклятая ведьма Пристанища!
      Сгинь! Иван с силой сдавил виски, опустил глаза, уткнул их прямо в пол, в серый и грязный бетон. Но он все равно видел ведьму.
      Безумные пылающие лютой яростью кровавые глаза жгли насквозь.
      Костлявая лапа тянулась к горлу, почти касалась его, но не могла сдавить.
      Высохшее тело фурии сотрясалось, черные тяжелые одеяния развевались, бились в порывах несуществующего ветра. А глаза из-под черного капюшона все жгли и жгли. "Ты никуда не уйдешь от нас! Близок твой смертный час, Иван! В жутких мучениях и судорогах издохнет твое тело, но душа будет вечно в Пристанище... ибо сбывается уже страшное, черное заклятье! И нет для тебя Исхода!"
      Старуха-призрак исчезла так же внезапно, как и появилась.
      Но видел ее лишь один Иван.
      - А вот мне плевать, чего там будет да как, - заявил Иннокентий Булыгин. - Я их буду просто бить до последнего мига. И все! Моя душа уже продана...
      Они переглянулись с Иваном. И тот сразу вспомнил "хрустальный лед", плен в ядре препоганейшей планеты Гиргеи, довзрывников, "барьеры", Кешино чудесное раздвоение. Да, он прав, эти нелюди, существующие на энергетическом уровне и чуждые людских тревог и забот, Кешину душу не вернут. Но, надо признать, они помогли им, они спасли их. Спасли? Или погубили?! Нет, Иван никому своей души не закладывал... В мозгу кольнуло, всплыла мерзкая рожа Авварона. Что делать, он пообещал отдать Кристалл колдуну-крысенышу. Это нелепо, получается, что он, благословенный на добрые и светлые дела во имя Господне, работает на Пристанище, на преисподнюю. Иван чуть не взвыл. Лучше не вспоминать.
      Лучше не вспоминать! Но как назло перед внутренним взором встали две распятые на поручнях фигуры. Накатило всепожирающее пламя. Острая игла вонзилась в сердце. Сколько же можно! Нет, надо было покончить с этим, надо было нажать на спуск... и все!
      - Я сказал то, что хотел сказать! - заключил Иван.
      - Значит, мы начинаем! - понял его по-своему Гуг.
      - Нет! Еще рано.
      - Но почему?! - Гуг Хлодрик подступил к Ивану вплотную, побагровел, заскрежетал зубами.
      - Я должен идти к ним.
      - К кому, мать твою?!
      - К правителям. Я должен говорить с ними. Вы меня поняли... И они поймут.
      Гуг остервенело ударил кулачищем в боковую панель, пластикон треснул, сеть трещинок разбежалась паутиной почти до самого бетонного пола.
      - Ваня, родной! - зарычал он. - Ведь ты уже бился головой о стенки. Ты чего, милай, не понял еще, что простота хуже воровства?! Ты себя не жалеешь, так нас пощади! Они всех изведут, не дернешься, не рыпнешься!
      Не сходи с ума, я тебя прошу!
      - Он дело говорит! - закричал в тон Гугу Дил Бронкс.
      Загомонили, заволновались Хук с Крузей. Засопел и заскулил с пола оборотень Хар. И только Иннокентий Булыгин вдруг повернул свое тяжелое и суровое лицо к позабытому всеми Цаю ван Дау и повторил с невозмутимым видом:
      - Так что ж это такое? - на ладони его чернел прежний кубик.
      Все будто по команде притихли и уставились на уродливого, несчастного карлика.
      - Сдави ретранс! - после секундного замешательства приказал Цай.
      - Чего? - не понял Кеша.
      - Кубик в кулаке сдави! Слышишь?
      Кеша добросовестно исполнил приказание. Глаза у него округлились.
      Нижняя челюсть отвисла.
      - Слышу, - просипел он. - И вижу!
      - Опиши, что видишь.
      - Красиво больно. И непонятно... паутины какие-то мохнатые, решетки, клетки разноцветные, на тыщу верст все видно, даже больше, шевелятся, заразы... и голоса, и музыка какая-то, и Цай чего-то говорит, вещает как в "приходах", голос есть, а рож не видно! Но красотища, едрена карусель, ты мне случаем наркоты не вколол, Цай? Говорят, у шизоидов такие "полеты"
      бывают! Ну-у, дела-а-а!
      Иван внутренне напрягся, мышцы словно судорогой свело, шея закостенела.
      Не может быть! Это просто совпадение! Черная страшная воронка коллапсара, вход в Иную Вселенную, мохнатые нити, переплетения, невероятная прозрачность на невероятные расстояния, светящиеся кристаллические структуры, многосложные и затейливые, мшистые. Многомерная, ячеистая сеть!
      Полупрозрачные тончайшие нити, безмерная чернота... Невидимый спектр!
      - Ретранс дает связь и ограниченное перемещение в каких-то параллельных структурах, я сам еще не разобрался, в каких, - пояснял карлик Цай. - Гуг, ты помнишь подземелья Лос-Анджелеса, черную мессу, Ливадию? Ты слышал меня тогда?!
      - Еще бы, - мрачно ответил Гуг. Каждое напоминание о том дне повергало седого викинга в уныние.
      - А мой голос под сводами и в твоем мозгу?
      Гуг только рукой махнул.
      - Это ретранс.
      - А как же прозрачная стена, которая остановила... - Кеша хотел сказать "ведьму", но вовремя осекся, поглядел на Гуга Хлодрика.
      - Ты бросил кубик в нее? Над тобой в тот миг властвовал ужас, непреодолимый ужас?!
      -Я б так не сказал, - начал изворачиваться ветеран, - и не такое видали. Но, прямо говоря, струхнул малость.
      Цай кивнул, ему не нужны были длинные и нудные разъяснения.
      - В ретрансе есть сенсодатчики, и если владелец не может четко сформулировать приказа, а ситуация пиковая, он просто выставляет полевую защиту, это элементарно, Кешенька! - Цай скривился в уродливой улыбке и опять из его раны на лбу потекла черная, густая кровь.
      Это был не человек, не инопланетянин, вообще не существо живое, а сплошная кровоточащая и нарывающая рана.
      - Стоп! - Иван вскочил на ноги, подошел к Кеше, положил ледяной черный кубик в руку, повертел немного. - Ты у кого взял эту штуку?!
      - Я ж говорил у кого, - промычал Кеша.
      - Повтори!
      - У Толика Реброва, приятеля твоего, убиенного собственными рыбками!
      - Откуда он у него? - этот вопрос предназначался Цаю.
      Тот покачал головой.
      - Эти штуки не могли сделать на Земле. У нас нет ничего похожего! Иван волновался, наконец-то ему удалось нащупать кончик нити... почти удалось. - Мы выходим только в Осевое, перемещаемся через нечто, не имеющее ничего. Какие еще параллельные структуры?!
      Он сдавил кубик, ладонь прожгло холодом - почему такой неземной холод, ведь кубик лежал у Кеши за пазухой, мог бы давно согреться, даже если перед этим его сто лет держали в морозильнике? Ничего не происходило.
      Иван поглядел на Цая. Тот закрыл глаза. И тогда Иван все увидел. Да, это был Невидимый спектр - всепоглощающая глубь черноты и мохнатых переплетений, сверкающие, разбегающиеся и наплывающие нити... Как давно это было! И вот, все повторяется! Или Система уже на Земле?! Он разжал ладонь, не время уходить.
      - Не темни, Цай. Ты должен знать! Откуда все это?
      - Я воспользовался неразберихой. В Восьмом Небе все перемешалось. Они ждут начала со дня на день... Они готовы всех спровадить на тот свет, лишь бы продержаться еще день, час, минуту. Я выкрал у них ретранс, и еще кое-что к нему. А откуда вещички - тут путаница, - Цай перешел "а полушепот, будто их подслушивали. - Вещь неземная, точно. Но Система не причем. Там шуровали ребятишки из Закрытого Сектора, сам знаешь, те, что ходили в Осевое и пропадали один за другим. У них свои связи с Восьмым Небом и довзрывниками. Из Осевого они переходили еще куда-то... Куда, никто не может понять, а они объяснить не в состоянии, там все другое!
      Иван вспомнил Свету, их последнюю встречу. Значит, она не примерещилась, значит, она была. Иван напряг память. Да, Света говорила так: "...семьдесят восемь ваших осталось тут, больше сотни ушли через Осевое... этому нет названия на земных языках... они ощутили себя сильнее простых смертных, они не захотели оставаться среди смертных. Они ушли!" Но что странно, ведь и Цай был тогда с ним в Осевом, он спас Цая от смерти, от его призрачного и жестокого отца-убийцы, узурпатора Умаганги.
      Почему он оказался там?! Цай спускался в ядро Гиргеи, Цай был ретранслятором Синдиката. Ретранс?
      Ретранслятор.
      - Синдикат завязан с ними? - спросил Иван.
      - Нет, - ответил Цай, - Восьмое Небо опередило Синдикат. Они больше выпытали у довзрывников... но я не знаю всего.
      - Значит, ретранс дает возможность и перемещаться?
      - Это сложная штуковина, мы не догадываемся о всех ее возможностях.
      Перемещаться можно, но...
      - Хорошо! - обрезал его Иван. - Значит, их всего несколько?
      Карлик выставил свои уродливые руки-крючья, трехпалые и кривые.
      - Их не больше, чем пальцев на моих руках.
      Иван ничего не понимал. Можно с ума сойти. Это просто провидение!
      Неужели он интуитивно угадал, куда посылать Кешу?! Или им и впрямь движут Благие Силы?!
      - Почему он оказался у Реброва?!
      - Он мог быть только у самых крутых бугров этой мафии, - твердо заявил Цай, - о мелкоте и говорить нечего.
      - Хочешь сказать, что Толик был одним из главарей Восьмого Неба?!
      - Нет! Это точно! Там два семейных клана. Там нет русских наверху, только среди исполнителей.
      - Но почему же тогда? Почему у него оказался ретранс?! И почему он не смог его использовать во всю мощь?!
      Они замолчали На эти вопросы не было ответов.
      Только догадки Только варианты. И один Иван знал наверняка - Толика готовили, его берегли для какого-то большого дела. Какого?! Ответ рождался сам. Восьмое Небо, а скорее всего, те, кто заправлял через эту вселенскую мафию, хотели взять власть над Великой Россией.
      У Ивана камень упал с сердца. Отхлынуло жуткое, давящее отчаяние. Если так, значит, он ошибался, значит, они еще не дорвались до власти в России, значит, наверху сидят не предатели и резиденты, а хорошие, добрые русские люди. Просто они не ведают, что творится, что готовится... не ведают, а вся эта мразь и нечисть типа толиков ребровых не подпускает к ним близко.
      Пятая колонна! Предатели! Но ладно, это еще не все, это мелочи, главное, что измена не проникла наверх. Слава Богу!
      Иван готов был расцеловать отпрыска императорской фамилии в тридцать восьмом колене карлика Цая ван Дау, законного императора Умаганги, агента Синдиката и Восьмого Неба, беглого каторжника, ученого, блестящего инженера и безжалостного, жестокого преступника.
      - Я пойду к ним! - сказал он твердо, без тени былых сомнений и тревог.
      Гуг Хлодрик отвернулся от него и прохрипел через плечо:
      - Ты пойдешь на смерть. Иди, Иван, раз уж тебе не терпится сдохнуть.
      Иди!
      В бункере стало тихо. Только Хар все сопел и пускал лиловые пузыри. Но и он вдруг замер, напрягся, поднялся на четвереньки, тряхнул совсем по-собачьи кудлатой и ушастой головой, подошел на полусогнутых к "подполу" и завыл.
      - Ну чего там? - недовольно поинтересовался Кеша.
      - Сбежал, - по-людски ответил оборотень Хар.
      Кеша быстро подошел к люку, заглянул вглубь. Креженя в "подполье" не было.
      Часть первая
      СКИТАЛЕЦ
      До этого дня Ивану не доводилось видеть столь близко Верховного Правителя Великой России. Да и желания у него особого не было, хватало лицезрения главы советов по визорам и инфограммам. Теперь обстановка изменилась. Он рискнул. Он не мог не рискнуть. Яйцо-превращатель лежало у Ивана в нагрудном кармане-клапане повседневного и привычного комбинезона, выгоревшего еще на Гадре. Иван специально нарядился в старую, рабочую одежду - не пировать шел и не любезностями обмениваться. Он оторвал превращатель от шеи всего за несколько секунд до того, как Правитель вошел в собственный кабинет. Немногим ранее, и застал бы тот в огромном старинном кресле своего двенадцатого или пятнадцатого помощника по общим вопросам. Да, Иван пошел на хитрость, он не имел больше права обивать пороги приемных, просить о встречах и аудиенциях. Или его поймут сейчас.
      или никогда.
      Правитель досиживал в тихости и благости уже третий, последний срокбез малого четырнадцать лет "у руля". Был он еще не стар, если верить публикуемым данным - восемьдесят три, расцвет сил. Но при ближнем рассмотрении оказался он пониже, пожиже, чем виделся с экранов. Редкая полуседая шевелюра, большой мясистый нос, подернутые дымкой выцветшие глаза, выгоревшие, а может, и с рождения рыжеватые брови, толстые подрагивающие губы. Сутулый, чуть косящий, прячущий левую руку в кармане двубортного пиджака нестареющего покроя, чуть прихрамывающий и вообще, какой-то нескладный, перекошенный, нервный.
      На Ивана он поглядел отсутствующим взглядом, встрепенулся с опозданием, когда проходил мимо огромного резного стола. И сразу же потянулся к хрустальной панели, окаймляющей массивную столешницу, там была сигнализация.
      - Не извольте беспокоиться, - учтиво сказал Иван.
      - Поломалась? - выгнув бровь, поинтересовался Правитель. Он совсем даже не был напуган.
      - Нет, эти штуковины не ломаются, вы запамятовали, и кстати, ими можно управлять мысленно.
      - Проклятый склероз, - как-то странно процедил Правитель и с прищуром, из-под нервно разлохмаченных бровей взглянул на Ивана.
      Тот сразу понял свою оплошность - движение этого кособокого хромца было явно не случайным, а было оно отвлекающим. Черт возьми! Так опростоволоситься... и кому?! десантнику, прошедшему сквозь ад сотен планет!
      Иван чуть двинулся, всего лишь попытался переменить позу. Но не смог.
      Незримое поле словно слоем льда сковало его в том положении, которое он успел занять минуту назад на столь же резном как и стол кресле, жестком и высоком, нещедро обитом темно-коричневой грубой кожей.
      Правитель сокрушенно развел руками.
      - Вам же тут не положено находиться, а вы... расселись, понимаете ли.
      Так что уж не обессудьте, э-э, молодой человек, потерпите. Кому следует проверят все... и отпустят вас... потом.
      - Я пришел к вам! И только к вам! - решительно заявил Иван. Язык ему повиновался, а это было главным.
      - Не надо, не тратьте сил и времени, - Правитель придвинулся совсем близко. И ласково, по-отечески поглядел на сидящего, - ну зачем вам сейчас говорить, а потом еще повторять вашу жалобу... сразу расскажете тем, кто вам поможет. Разберутся с вами, не волнуйтесь.
      Иван не мог повернуть головы. Но он увидал, как из-за стенных деревянных панелей выскользнули две тени.
      Наверняка еще две были за спиной. Сейчас все закончится- его уволокут, будут проверять, мытарить... и все пропало! Какой же он наивный, пытался побеседовать по душам, все объяснить, спасти Россию, мир, земную цивилизацию... олух царя небесного!
      - Как он прошел? - совсем другим тоном, резким и даже злым спросил Правитель у теней.
      - Он не проходил! - четко, по-военному отрапортовала одна из них.
      Иван не мог разобрать черт лица, словно отвечавший был в полупрозрачной серой маске. И все же это человек, не биороб и не кибер. И остальные люди. Охрана.
      - Как не проходил? Что вы мне голову морочите!
      -Я отвечаю за свои слова,- упрямо повторил начальник охраны, - вы можете меня проверить, фиксируется и записывается все, абсолютно все, без малейшего перерыва. Этот тип не проходил сюда. И не мог пройти!
      Если хоть в одной записи за последние двадцать лет моей работы на этом посту промелькнет его личность, или хотя бы его тень, я сегодня же уйду в отставку... и застрелюсь! - Последние слова прозвучали с плохо скрываемой обидой.
      - Ну зачем же так, - разрядил обстановку Правитель. - И вообще, не делайте из этого глупого и пустяшного случая целую историю. Я за день принимаю тысячи посетителей... ничего, приму и тысячепервого. Идите!
      Тени исчезли. Правитель молча придвинул точно такое же резное высокое кресло, на каком сидел Иван, чуть ли не вплотную к незванному, застывшему гостю и молча уставился на него.
      - Они говорят правду, - подтвердил Иван.
      - Значит, вы проникли сюда в чужом обличий?
      -Да!
      - Маски, бутафория, наряды - исключены. Аппаратура просвечивает каждого насквозь. Иначе и нельзя, это же, молодой человек, как никак центр управления государством, огромной, сложной системой земель и народов не только на Земле, но и по всей Вселенной. Вы не могли загримироваться, замаскироваться - приборы не обманешь. Выкладывайте все начистоту!
      - Я за этим и пришел сюда. - У Ивана словно чугунная гиря с сердца свалилась. В голове зашумело, завертелось... он уже хотел начать про Вторжение, про страшную и неминуемую угрозу, первое слово чуть не сорвалось с его языка. Но он осекся, сдержал себя. Именно это, любые, даже самые страстные призывы спасти человечество первым делом вызовут подозрения и недоверие - много таких "спасателей" было, все закончили жизни в психушках, это в лучшем случае. Нет! Надо чем-то убедить, надо доказать, надо сделать так, чтобы поверили с самого начала... и у него есть такая возможность.
      - В левом нагрудном клапане, - сказал он тихо, будто переламывая себя, будто выдавая то, с чем бы ему очень не хотелось расставаться.
      - Что там у вас?
      Правитель откинулся на спинку стула и с прищуром, склонив голову, поглядел Ивану на грудь.
      - Яйцо-превращатель.
      - Да-а? И во что же оно превращается? - уныло поинтересовался Правитель.
      - Оно само не превращается ни во что. Но обладающий им может превратиться в любого. Высвободите мне хотя бы одну руку - и вы убедитесьв моей правоте!
      - Я думаю это будет преждевременным, - засомневался Правитель. - Но я догадываюсь, как вы проникли сюда - вы приняли облик одного из моих доверенных лиц и спецаппаратура на входе приняла вас за своего, пропустила?
      - Не облик, нет. Я стал им на короткое время, стал одним из ваших помощников. А потом я вернул себе свое тело. И все при помощи этой маленькой штуковины, каких нету на Земле. Она просвечивает насквозь находящегося рядом, а затем, в считанные секунды перестраивает молекулы и атомы моего тела в соответствии с его строением. Но мозг сохраняется мой, и память моя, короче, все мое в чужом теле... это не просто облик.
      Правитель вдруг перекосился еще больше, запрокинул несуразную свою голову назад и расхохотался скрипучим, прерывистым смехом.
      Сквозь смех он сипло вьщавил из себя:
      - И вы хотели, чтобы я высвободил вам, молодой человек, хотя бы одну руку?! Ой, не смешите меня! Вы хотели стать мною... прибить меня, уничтожить труп... и, ха-ха, править всей Великой Россией?!
      Иван сдержался, хотя он был готов обложить этого кособокого и криволицего человека всеми известными ему ругательствами. Он ожидал более серьезного приема.
      Но в то же время он знал, что чаще всего именно самые важные и серьезные дела делаются под улыбочки и прибауточки, под глупенькие шуточки и взаимное кривлянье- так уж устроен человек, ему надо прикрыть внешним то, что таится внутри, не выдать себя, не выставить напоказ, а улыбки и игра, переходящая в паясничанье, это лучшее прикрытие. Пусть! Пусть посмеется, пусть поиздевается. Все равно этот любопытный старикан в его руках... правда, только до тех пор, пока Иван представляет для него загадку. Ну а потом... потом будет или победа, или суп с котом! Иван молчал, не оправдывался, он знал, что если сейчас начнет выгораживать себя, то получится хуже.
      - И что бы вы, молодой человек, стали делать, превратившись в великого правителя великой России?! - продолжал издеваться хозяин просторного кабинета. - Вы бы, разумеется, облагодетельствовали человечество!
      Разом бы разрешили все его проблемы, да?! Насытили страждущих, ублажили бы ищущих, восстановили бы справедливость, коей не было до вашего прихода, не забыли бы и про себя, верно я говорю, и наступило бы на земле царствие небесное, и возблагодарила бы вас паства ваша и управляемые вами, так?!
      - Я вовсе не метил на ваше место, - тихо ответил Иван.- И проблемы восстановления справедливости меня не волнуют. Сейчас есть дела поважнее.
      Если вас беспокоит превращатель - возьмите его, испробуйте. И вы убедитесь, что таких штуковин наша земная цивилизация пока что создать не в состоянии.
      Правитель поднял руку. И Иван заметил, что скрюченные подагрические пальцы на ней слегка подрагивают. Волнуется. А может, болезнь, может, нервишки!
      - У нас имеется кой-какая информация о подобных штуковинах, молодой человек, имеется. Правда, не скрою, в руках держать не доводилось- вы первый ко мне пожаловали. Не беспокойтесь, наши специалисты разберутся и мне доложат.
      - Вас даже не интересует - откуда он у меня?
      - Откуда?
      Иван решил, что тянуть больше нельзя, иначе беседа прискучит Правителю, и он сдаст его "специалистам", а там - пиши пропало.
      - Такие штуковины делают в будущем, в тридцать пятом веке! - заявил он, глядя прямо в выцветшие глаза, чуть косящие и подернутые странной дымкой.
      - А потом переправляют по закрытым каналам сюда.
      - Машина времени, - разочаровано протянул Правитель.
      - Я не знаю, как все это называется... важно другое, зачем ОНИ"
      переправляют это сюда? И кому переправляют? Насколько мне известно, в правительственные структуры Земли превращатели и все прочее не попадают. Вы меня понимаете?
      - Ну-ка, ну-ка, это уже становится любопытным. Продолжайте!
      - Кто-то извне снабжает тайные земные организации оружием, против которого бессильны земные власти. Почему бы не предположить, что эти незримые доброжелатели покровительствуют тем, кто хочет свергнуть...
      - Законную власть?! - резко вставил Правитель. - Это вы хотите сказать?
      Иван ничего не ответил, он только пристально посмотрел в мутноватые глаза собеседника. Теперь в них пробуждался явный интерес, вспьтхивали искорки внутреннего беспокойного огня.
      - И установить власть свою? - продолжил Правитель.
      Иван не отрывал взгляда от этого странного и непростого человека, он пытался проникнуть внутрь его мозга, его души, прощупать закоулки его сознания, выведать, выпытать нужное... сознание и подсознание Правителя были блокированы, кто-то позаботился о нем, такого запросто не прощупаешь.
      Но одно Ивану было предельно ясно - у Правителя есть очень серьезные сведения о всех этих "штуковинах", спецслужбы все-таки работают, не разленились еще совсем, и сведения эти совершенно секретные, даже особо важные, а значит, они идут по уровню угрозы национальной безопасности, и даже безопасности Федерации! Нет, здесь не спят. Может, Правитель знает и о готовящемся Вторжении? Надо прощупать... Нет, рано еще, можно все испортить!
      - И вы, молодой человек, обладаете такой штуковиной? Это наводит на определенные мысли...
      - Нет, я не связан с ними. Если бы я работал на них, вас бы уже не было в живых.
      Правитель стал желтым, будто опавший лист клена, Иван даже не представлял, что можно мгновенно так пожелтеть. Гнилое нутро! Он очень болен, возможно, ему даже эту беседу вести тяжело, невыносимо. Но надо, никуда не денешься.
      - Кто же вы?
      - Моя личная карта 017 ВД 869-12-47ХХ. Можете проверить, там есть все обо мне.
      - Я не занимаюсь проверками, молодой человек, мы с вами уже говорили об этом. Но я начинаю проникаться к вам доверием. Вы ведь десантник?
      - Да.
      - Повидали много чужих миров?
      - Да.
      - Масса впечатлений? Яркие картины встают в памяти?!
      - Не все десантники сходят с ума и становятся психопатами, - решил завершить тему Иван.
      - Я не хотел вас обидеть, - вкрадчиво произнес Правитель. - Так откуда же исходит угроза законной власти - из будущего?
      - Нет! Эта угроза исходит отовсюду - и она более реальна, чем вам кажется.
      - Интересно.
      - Это очень интересно, особенно для вас. Попытайтесь сопоставить некоторые факты и вы все поймете.
      - Я вас внимательно слушаю, - Правитель скрестил руки на груди, поерзал на жестком стуле, устраиваясь поудобнее.
      А у Ивана начинала затекать шея, немела правая рука-он продолжал оставаться остекленевшей в защитных полях статуей, лишь язык шевелился, да рот раскрывался, да мысли ворочались - тяжело, устало, будто старые каменные жернова.
      - Вам не кажется странным, что последние полтора года все крупные земные и галактические преступные синдикаты и картели притихли словно мышки, не было ни одной стычки? Они явно готовятся к чему-то очень серьезному и непонятному для властей. За минувшие шесть столетий такого затишья не было. И вы должны знать об этом, к вам стекается информация со всей вселенной. Это во-первых...
      - Чем меньше крови и вражды, тем лучше, - вставил Правитель.
      - Конечно, лучше. Но не думаете же вы, что волки стали овечками и решили мирно пастись на одной лужайке?
      Правитель промолчал, только хмыкнул.
      - Далее, за тот же срок, я проверял, спецслужбами впервые не было раскрыто ни одного резидента, ни земного, ни инопланетного, и не только в России, в Сообществе, но и во всей Федерации. Что случилось - перестали шпионить друг за другом? Вы верите в это?!
      - Нет, не верю, - неохотно согласился Правитель. - Но и объяснить этого не могу... наверное, бывают периоды равновесия служб сбора информации и служб, противодействующих им. Да, наверное, так.
      - Нет, не так! - резко сказал Иван. - Не бывает таких периодов, не убаюкивайте себя. Если машина работает, то она работает. Агентура и резидентура не только собирает информацию, но иногда и подготавливает кое-какие события, служит катализатором реакций, вам, политику, лучше это знать... Вербовка идет полным ходом, количество диверсий и террористических отвлекающих актов увеличилось во много раз...
      - Откуда вы знаете это? Все данные о диверсиях засекречены!
      - Знаю. Ведь я не ошибся?!
      - К сожалению, нет.
      - Так почему ни одного раскрытия? Почему парализована воля контрразведки... и что вообще с ней происходит?! Очень странное явление. И это - во-вторых. А втретьих, ответьте, почему Федерация именно полтора года назад при молчаливом согласии России приняла закон о легализации тайных сатанинских обществ и "черного подполья"?
      - Это уже из области мистики... или прав человекам-отмахнулся Правитель.- Каждый может верить во что захочет, хоть в черта с рогами.
      Ну их, молодой человек, не скатывайтесь до уровня отбросов общества!
      - Этих отбросов сейчас- сотни миллионов, а возможно, уже и миллиарды, ведь не все явно проповедуют культ "черного блага". И я согласен с вами, если бы они просто бесились с жиру, но они чего-то ждут, они готовятся к приходу своих мессий. Не слишком ли многие на Земле и в нашей области Вселенной вдруг стали ожидать чьего-то прихода?!
      - Так всегда было. То конца света ждали, то потопа, то второго пришествия...
      - Вы, видно, никогда не были на черных мессах.
      - Еще чего не хватало! - Правителя прямо-таки передернуло, он скривился и перекосился еще больше.
      - Да, вы, конечно, не были. Но вы должны знать, если тайком еще не упразднили спецслужбы, что эти сотни миллионов не просто ждут, что они уже поделили Землю и Вселенную на участки, на квадраты, что они накопили горы оружия, что у них не одни только мессы и жертвоприношения, но железная дисциплина, организация, подразделения, что они держат под своим контролем католическую церковь Сообщества, десятки тысяч учреждений, заведений, концернов, "гуманитарных" фондов и движений. И я не удивлюсь, если все эти "штуковины" из будущего поступают именно к ним!
      - В России практически нет сатанистов! - отрезал Правитель. - А над Сообществом мы не властны.
      -Да, почти нет,- саркастически заметил Иван,- если не считать подпольных ячеек, на которые ваши спецслужбы закрывают глаза, о которые не желают "марать руки". Наши, не наши... дьявол с ними, важно, что и Россия поделена на квадраты. Они притаились и ждут.
      - Чего?!
      - Знака. Сигнала. Начала!
      - Я не верю в это и никогда не поверю, молодой человек. Для чего, по-вашему, мы сидим здесь?! Для чего огромный госаппарат?! Для красоты?!
      - Я не хотел задеть вас. Простите. Но я говорю только о том, что есть.
      Десятки миллионов прислужников "черного блага" - не вымысел и не мои фантазии. Они готовятся! Их становится все больше, молодежь, юнцы идут к ним тысячами, миллионами. И никто не останавливает их. Вам не кажется это странным?
      - Свобода воли! - почти закричал Правитель. - Никто не имеет права лишить человека свободы воли и выбора!
      - Да, свобода, - сокрушенно заметил Иван, - но почему-то свобода лишь в одном направлении. Продолжим наш счет. В-четвертых, полгода назад Объединенный Совет Федерации и Синклит Мирового Сообщества провели внеплановые срочные проверки всех стратегических запасов продовольствия и медикаментов на Земле и планетах Федерации, признали эти запасы не отвечающими, я цитирую, современным требованиям, приняли решение о полной замене таковых, возобновлении и уничтожении имеющихся. Ни одно распоряжение, ни один указ или приказ за всю историю Земли не выполнялся столь молниеносно: все стратегические запасы были уничтожены в течение двух суток после издания секретного заключения. Но нигде до сих пор запасы не восстановлены!
      - Не горячитесь, молодой человек, никто не останется голодным, не те времена, никто нам не угрожает, хватит и обычных запасов. Я в курсе, сейчас идет разработка стандартов и особых требований к новым стратегическим запасам. По установленным срокам через восемь месяцев завершится их доработка и запасы будут восстановлены.
      - Восемь месяцев!
      У Ивана все внутри сжалось. Восемь месяцев! Теперь он знал предельный срок. Как мало оставалось времени.
      Вторжение произойдет именно в эти восемь месяцев. Но когда - завтра, через три дня, через полгода?! Нет, оно уже началось. Но пока тихое, ползучее... а потом! Потом будет поздно. Надо сейчас!
      - Да, восемь месяцев, что это вас удивляет? Не расстраивайтесь из-за пустяков, они пролетят мгновенно, моргнуть не успеете, эх, молодей человек, у вас еще долгая жизнь впереди, а вы о каких-то месяцах говорите!
      - Хорошо! И все же стратегического запаса продовольствия и медикаментов нет - это факт! Далее, около года назад по Земле и Федерации прокатилась пандемия вируса "дзетта". Он никого не убил, но он поразил миллиарды людей, лишив их иммунитета, воли, осознанных желаний, он превратил десятую часть всех людей в безответных, по сути, бессильных существ. Это в-пятых!
      Вшестых, за последние четыре месяца Сообщество вывело на геостационарные орбиты четыреста спутников-трансляторов...
      - Дело обычное.
      - Да, обычное, но на них установлены пси-генераторы. Зачем?!
      Правитель тяжело вздохнул и развел руками. Неожиданно пристально посмотрел на Ивана из-под лохматых кустистых бровей. И показалось тому, что взгляд был не просто изучающий, но недобрый, не по-хорошему пристальный.
      - В-седьмых, Сообщество направило в левый рукав спиралевидной галактики Башимара второй звездный флот. Первый, третий и четвертый срочно переброшены в квазиобласти Белой Пустыни. Пятый выполняет гуманитарную миссию в коллапсоидном секторе созвездия Чангры. Это что, случайность основные боевые силы Сообщества торчат в областях глухого возврата, у черта на рогах, откуда можно выбраться не раньше, чем через год?! А седьмой флот распущен! А шестой на отдыхе и ремонте?! А наши, российские флоты и флотилии - где они, кто охраняет околосолнечное пространство?!
      - А какая в том нужда? - ответил Правитель, прикрывая глаза дряблой рукой. - Наши форпосты за тысячи парсеков от Земли. Мы упредим любой удар... да и вообще, все это несерьезно. Ни у России, ни у Сообщества, ни у Федерации нет врагов во Вселенной, у них даже нет равных соперников, вы прекрасно знаете об этом, ведь вы же десантник!
      - Да, я многое знаю, - горько усмехнулся Иван. И добавил: - Может, вы все-таки ослабите путы? Я устал сидеть в таком положении.
      - Вы сами себя в него поставили, - Правитель вскинул брови, скривил рот, - точнее, посадили. Так что уж потерпите еще немного, молодойчеловек, верьте, придет час - и вы обретете все степени, хе-хе, свободы.
      - Хорошо, - угрюмо согласился Иван. - Тогда продолжим. - Наши флоты или далече или небоеспособны. Вы можете немедленно вернуть корабли с дальних секторов?!
      Правитель подумал, покачал головой. И сказал:
      - Могу, но я не стану этого делать.
      - Почему?!
      - Вы еще не убедили меня.
      - Где космоспецназ?
      - Если вы такой всесведущий, скажите сами.
      - Две бригады в Белом Шаре, на краю Вселенной. Пятнадцатый особый полк переброшен в Осевое. Зачем? - Иван не дождался ответа, пошел дальше: Особая гвардейская бригада Семибратова брошена на сугубо штатские работы в геизационную область Дериза! Вторая и одиннадцатая десантные дивизии пребывают в стадии переформирования... Ну почему все сразу? Почему?!
      А где Первый Образцовый Спецдивизион, который по законам России не имеет права покидать Солнечную систему?! Я вам отвечу - его перебросили на Аранайю, в гиблое и не нужное нам место! В России сейчас стоят только четыре армии. Восемнадцать поясов обороны законсервированы и практически не поддаются расконсервации. Все тридцать семь околоземных сфероредутов, принадлежащих России, отключены от системного питания и по сути дела превращены в мусор на орбите. Я могу перечислять и далее...
      - Не надо, - Правитель устало махнул рукой. - Не надо. Нам не с кем воевать. На ближайшие годы намечено полное расформирование трех четвертей армий, флотилий и других подразделений. Нам не хватает рабочих рук на геизированных планетах. Аборигены не умеют работать и мы их этому никогда не научим.
      - Но почему все происходит одновременно?!
      - Стечение обстоятельств и воля случая.
      - Нет! - Иван стиснул зубы. Он готов был выругаться, но сдержал себя.
      Это не стечение обстоятельств. Это факты. С вашего позволения я продолжу.
      В-восьмых, этим летом одновременно проведены сокращения: в Центральном Бюро национальной безопасности Сообщества- на две трети, в Департаменте Безопасности Объединенной Европы- на восемьдесят процентов, в Службе Слежения Федерации - на три четверти, в Управлениях колониальными землями и геизируемыми планетами - на девяносто два процента, в Комитете Безопасности Великой России - на шестьдесят процентов...
      Это же уму непостижимо!
      - Нормальный, естественный процесс, - вяло вставил Правитель. - Мы идем к полному разоружению, к новому мироустройству, я бы сказал даже, к новому, более гуманному мировому порядку, нам не понадобится уже никогда столько флотов и армий, столько оружия, столько людей в военной форме...
      - Нам они не понадобятся только тогда, когда всех нас не будет, сказал Иван, - вот тогда действительно некого будет защищать и некому будет защищаться. Слушайте дальше, в-девятых, семьдесят два пояса обороны в стосветолетней защитной сфере Земли сейчас демонтируются и "переоборудуются". Это полный развал и разгром всей оборонительной системы, вы понимаете?!
      - Идет перевооружение, - процедил Правитель, - там работают специалисты, они разберутся. Так что все, о чем вы сейчас говорили, это полнейшая ерунда! А вот это...- он неожиданно вытянул руку, щелкнул застежкой нагрудного кармана-клапана на комбинезоне Ивана и вытащил яйцо-превращатель. Для его дряблой, почти старческой руки поля не существовало. - А вот это вполне серьезно! - Правитель приставил яйцо к горлу; нажал... и начал приобретать иные черты, начал превращаться из самого себя в сидящего напротив молодого и крепкого, русоволосого космодесантника с серыми усталыми глазами.
      Иван дернулся. Но защитное поле продолжало держать его.
      Двойник оторвал превращатель от шеи, рассмеялся и сказал:
      - А мне нравится быть в твоем теле! Я помолодел лет на сто и не хочу назад, в этого уродца кособокого! - Он подмигнул Ивану.
      - Дело хозяйское, - ответил тот спокойно, хотя и не ожидал такого поворота дел,- Только Правителем вы уже не будете.
      - Это точно, молодой человек, и бог с ним, с правлением. Здоровье дороже! - Он громко и надсадно расхохотался, как никогда не хохотал Иван.
      И тот понял, все-таки двойников можно отличать. Недаром его разоблачил и карлик Цай и Кеша Мочила на проклятой Гиргее. Но это все ерунда. Он так и не добился главного. Он не продвинулся ни на шажок вперед. А время шло последние часы, дни, может, недели.
      - Если вам здоровье дороже - будьте мною! Оставайтесь в моем теле! проникновенно сказал Иван. - Но дайте мне тогда ваше тело, дайте мне ваше правление- и я успею сделать многое для россиян, для всех людей, я костьми лягу, но остановлю Вторжение! Согласны?!
      - Вот я вас и раскусил, молодой человек, - вдруг неприязненно проговорил двойник, этот Иван-Правитель, - вот вы и раскололись, выдали себя! На мое место захотели?! Спасителем человечества?! А ведь наш разговор с этого и начинался. Я сразу вас понял, я сразу догадался, зачем вы проникли ко мне, рискуя жизнью - жажда власти, жажда занять высший пост в государстве!
      - Нет! - выкрикнул Иван. - Я живу только грядущим Вторжением, я обязан хоть что-то сделать, человечество слепо!
      - А вы зрячий?!
      - Да, я зрячий. Я все видел своими глазами. Я был в Системе, на Хархане, в Иной Вселенной, я видел тысячи звездолетов, я видел миллионы воинов-негуманоидов, которые только ждут команды. У них одна цель и одна жертва - Земля и земная цивилизация!
      - Бред! Нелепый бред! Вас давно пора отправить на отдых... нет, на лечение. Вы сами не понимаете, что говорите. Вы не можете связать своих же фактов, как вы их называете: ведь если эти штуковины, - он потряс перед носом Ивана яйцом-превращателем, - к нам забрасывают из будущего, значит, оно есть, это наше будущее тридцать пятого века, значит, мы не погибнем от Вторжения, значит, все ваши страхи - это мания преследования, это самый настоящий бред воспаленного мозга!
      Иван нашелся сразу.
      - Будущее многовариантно! - возразил он. - И если оно есть сейчас, есть для нас, то это еще не значит, что оно будет и после нас! Прервется цепь и все последующее, все, что еще должно только быть и одновременно уже существует по нашему направлению развития, мгновенно сгорит, растворится, исчезнет, будто и не было!
      - Сумасшедший дом!- устало прошипел Правитель-Иван. - Бедлам.
      И тут Ивана осенило. Это же было предельно ясно, почему он сразу не сообразил?! Пока Правитель в его теле, блокировка сознания не действует.
      Но читать некогда, это долгая история, надо рее показать ему - этому двойнику.
      И Иван пристально уставился в глаза сидящего напротив. Он сконцентрировал всю волю в алмазный луч, в проникающую палицу Индры, он вызвал картины прошлого, он вернулся в незримый Невидимый Спектр. И он обрушил все это на Правителя.
      Тот сразу оцепенел, глаза застыли, нижняя челюсть отвалилась и безвольно застыла. Сейчас Правитель не видел Ивана, не видел своего кабинета, резных стульев, огромного старинного стола... он видел иноетысячи, десятки тысяч аквариумов с миллионами зародышей-головастиков.
      Он видел покрытую панцирными доспехами охрану с лучеметами, видел сотни висящих мохнатых, опухших от полусна маток, и еще он видел непостижимо худого и высокого Верховника с его мечом-трансфокатором, и орды, орды, бессчетные орды трехглазых... А потом он увидал висящие в черном небе армады уродливых и огромных звездолетов неземных конструкций. Он будто летел мимо этих армад с огромной скоростью, но конца и краю им не было. И висели эти армады в сказочных переплетениях невообразимых структур и многоцветных хитросплетений, и глаз видел несравнимо больше, на десятки тысяч километров вдаль, вглубь,... в то измерение, которому нет и названий на земных языках. А в ушах звучал железный, бесстрастный голос:
      "Видишь, тля, это и есть подлинное пространство, невидимое для вас и непостижимое!
      Вселенная никогда не была пуста. Мрак и Холод, Пустота и Бездонностьэто лишь ширма, за которой скрыт от вас подлинный мир. Гляди и запоминай!
      Мы выжжем слизнячью колонию с древа Вселенной, как выжигают вредных и гадких насекомых. И мы заселим наш мир, мир по ту сторону "черной дыры", существами достойными жизни. Мы придем - и будем жить в вашем мире! А вы уйдете, ибо двум цивилизациям в одной Вселенной не ужиться! Гляди, и запоминай!" Невидимый Спектр всей своей чудовищной многосложностью наваливался на Правителя, и тот уже почти ничего не различал.
      Когда он упал со стула, Иван понял, переборщил, нельзя так. Он не мог помочь упавшему. Теперь все зависело только от времени. И от воли этого чужого человека в таком близком Ивану теле.
      Тот очнулся быстро. Протер глаза, сжал виски. Сел на свой стул. И выдавил еле слышно:
      - Это правда?
      - Да, это правда, - ответил Иван.
      - И на что же вы тогда надеетесь? И на что надеяться всем нам?!
      Реакция была невероятной. Картина чужой мощи сломила Правителя, парализовала его. Иван добился совсем не того, чего хотел.
      - Да-а, дела, - протянул Правитель, - теперь я бы и всерьез поменялся с вами телами, молодой человек. Но если вы все это видели... значит, вы у них на крючке, значит, вы у них под колпаком?! - Он неожиданно и сильно побледнел. - Нет, уж теперь-то я не согласен оставаться в вашем теле, вы сами выбрали свою участь. И я не собираюсь ее разделять.
      Он уткнулся лицом в превращатёль, сдавил губами яйцо. И постепенно стал обретать свой прежний облик.
      Все знает, все умеет - невольно подумал Иван, значит, не врал, значит, спецслужбы все-таки работают. Он уже начинал понимать, что зря старался, что Гуг был прав, отговаривая его от этой встречи. И все же он обязан был использовать все возможности, обязан, А теперь... Теперь будь что будет. Иди, и да будь благословен?! Нет, кончилось его благословение. Но он еще поборется, постоит за себя и други своя.
      - Вот так будет лучше! - наконец прохрипел Правитель. Он снова был кособок, стар, криворук, лохмат, расгрепан и кудлат - Какой же я наивный человек! Какой простофиля! Еще немного и он бы так меня подставил...
      нет, я ничего не сделал! Я ничего не сделал, вы слышите там, эй?! Если вы ведете его на крючке, если вы следите и слушаете, знайте - я ничего против вас не сделал. Наоборот...
      Правитель вдруг затрясся, спешно спрятал в карман пиджака превращатёль.
      И Иван понял, что тот боится не напрасно, что его самого, Ивана, вели на крючке и держали под колпаком и там, на Хархане, и позже, на планете Навей, и наверняка ведут и держат здесь. Он засвеченный. Он тот самый "один в поле воин". Но какая все же сволочь этот Правитель, какая подлая и гнусная, омерзительнейшая сволочь!
      Тени возникли из-под панелей неожиданно.
      - Убрать его, - сдерживая нервную дрожь, проговорил хозяин кабинета и всей несчастной Великой России, выродившийся наследник подлинно великих правителей великой державы. - Убрать, запереть в психиатрическую лечебницу! За семь замков! И не выпускать! Лечить... чтоб никакого бреда! Чтоб в себя не приходил!
      - А может, того... - начальник охраны вжал голову в плечи.
      - Не-ет!!! - почти истерически завопил Правитель. - Нет Нам не дано знать, чего ждут от нас там! - Он поднял палец к потолку, будто намекал на Бога. Но не Его имел ввиду, не Его. - Стеречь. И лечить! Ты меня понял? Он вдруг понизил тон. - А ежели чего, вот тогда ты и застрелишься у меня!
      Я тебя сам расстреляю... за измену родине и присяге! Идите! Быстрей!
      Я говорил, что дело кончится хреново! - сказал Гуг Хлодрик, обращаясь к карлику Цаю ван Дау, отпрыску древнейшего императорского рода Умаганги и сыну жестокого звездного пирата. - Он никогда не слушался меня. Все русские упрямые и глупые люди!
      - Его надо вытаскивать, - мрачно и коротко ответил Цай.
      - Конечно, долг платежом красен, так ведь они говорят?
      Гуг Хлодрик поднял спаренный сигмамет и тройным огненно-синим залпом обратил в пар титановую копию роденовского "мыслителя". Копия весила не менее двух тонн, и потому обратившись в ничто, она раскалила воздух в центровом зале бункера так, что по лицу у Гуга потекли крупные капли пота.
      - Брось эти свои штучки! - процедил карлик Цай и расстегнул ворот комбинезона.
      - Понаставили, понимаешь, повсюду болванов, - начал оправдываться Гуг, - сидят, понимаешь, думают все. А пора уже за дело браться! - Потом похлопал по пластиковому ложу сигмамета и довольно промычал: - А ружьишко у меня справное, новенькое, хоть сейчас на охоту.
      - Тут нельзя переть рогом! - изрек Цай. Он никогда не был романтиком.
      - А я бы попер! Ты не представляешь, как мне осточертела эта канитель!
      Уж лучше сдохнуть, но с музыкой - собрать всех, и разом! лихо! без оглядки!
      Гуг в сердцах опустил свой тяжеленный кулак на инкрустированный мраморный шахматный столик- тот раскололся надвое, качнулся на гнутых бронзовых ножках и завалился сломленным и безвольным уродцем.
      Вошедший в зал Дил Бронкс чуть не споткнулся о загубленную антикварную вещь. Он был рассеян и задумчив. Без обычной, широкоротой и белозубой улыбки Дил выглядел на сто лет, хотя ему не было еще и пятидесяти.
      - Развлекаетесь? - вяло спросил он.
      - Ага, - ответил Гуг Хлодрик. - Мы тут развлекаемся, а Ванюша в клетке сидит.
      - В психушке он сидит, - поправил Дил. - Это судьба. Он всю жизнь рвался в психушку. Вот и попал, может, теперь успокоится. А нам надо разбегаться в разные стороны и ложиться на дно, пока не прихватили.
      Этосудьба!
      От нее никуда не денешься!
      -Вот ты как запел?! - возмутился Гуг. - А если бы ты попал к ним в лапы, а мы бы тут сопли распускали, а?
      Не нравится?!
      Дил Бронкс умолк и сея прямо на паркетный пол, скрестил под собой ноги.
      Он не хотел ни с кем спорить, ему хотелось уйти в себя, замкнуться, отрешиться ото всего. И зачем он только покинул свою красавицу-станцию, прекрасный Дубль-Биг-4?!
      Пол, стены и потолок были обиты серым синтоконом, в меру упругим, но жестким. Ни окон, ни дверей не было, вообще ничего не было в этой тесной и унылой камере - даже санблок не возвышался над полом и был покрыт таким же серым слоем.
      Иван сквозь расползающееся марево в глазах осматривал свою новую обитель. Взгляду не на чем было остановиться. Нет, это не камера. Это палата в психиатрической лечебнице. Причем, палата для буйнопомешанных!
      Вот так Значит, он таковой и есть. Значит, он представляет угрозу для общества. Для этого общества. И с ним, конечно, не станут церемониться.
      - Ублюдки! - вырвалось из горла невольно.
      Он вспомнил, как его волокли по цилиндрическому коридору, как вместе со стулом, к которому он будто примерз, швырнули в лифтовую камеру. Потом опрокинули, выволокли, потом бросили на белый высокий стол - он был уже без стула, но тело не повиновалось ему - потом вкололи прямо сквозь ткань комбинезона какую-то дрянь, вкололи в плечо, а судорогой свело все тело, аж хребет затрещал! Потом поплыли зеленые круги, замельтешила черная вьюга, удушье сдавило горло... И все.
      - Негодяи!
      Он сам пришел в эту палату-камеру. Вот так! Никто его не звал сюда, наоборот, его все отговаривали, а он пришел. Великая Россия! Царство Добра и Справедливости в необъятной Вселенной! Обитель Православия и Матерь-земля Богородицы! Океан Пречистого Духа в смрадном и беспроглядном омуте Мироздания! Почему же отвергаешь ты сыновей своих?! Почему бросаешь их в заточение? Их, стремящихся к тебе и пекущихся о тебе?!
      Нет, он шел не в камеру эту, не в пыточные палаты, он шел с чистым сердцем и открытой душою к тому, кому Народ вверил власть над собою и над всею Великой Россией. И вот итог- горький и страшный! Если черные силы дьявола и здесь взяли верх, и здесь одержали свою гибельную победу, то где ж тот клок земли, на котором еще можно стоять, за который еще можно ухватиться руками, держать его, прижимая к сердцу, не вьщавая врагу лютому?! Горе горькое! Страх Божий! Все разрушающие, все уничтожающие выродки-дегенераты пробрались и сюда. Они властвуют здесь! Теперь у Ивана не было ни малейших сомнений. Это они! Это слуги сатанинские, имя которым легион! И Правитель - один из них. Как же так получилось - ведь все было тихо, спокойно, как всегда. Никто не вторгался в пределы России, никто не свергал огнем и мечом законной власти... Вырождение!
      Долгий и скрытый процесс перерождения властных структур, переходящий в полное и чудовищное, но потаенное нутряное вырождение! Неужели это стало возможным сейчас?! Неужели это случилось?! Четьфе с половиной века власть в России была светла и неколебима, прочна и народна... казалось, это навсегда, не будет больше темных лет и затравленных поколений. И вотснова они у кормил, снова выродки-дегенераты!
      Иван был готов биться головой о стены, об пол. Он готов был бесноваться не хуже буйнопомешанного, рвать зубами серый синтокон, грызть, царапать, орать, в кровь кусать губы... Но он не делал этого. Он лежал на спине,широко раскинув руки и уставившись в серый потолок.
      Он собирал сгустки ярости, безумия, ненависти к врагам своим и выбрасывал их в пространство, очищая душу свою. Нет, они не сломят его, не смогут, он сильнее их!
      Сильнее при всей своей наивности, при всей доверчивости и чистоте. Он не станет таким же, он не будет уподобляться выродкам.
      Но что же творится с Россией?! Почему опять это случилось?! Так было давным-давно, в конце двадцатого века, когда внутри могучей и великой державы вызрели черви-паразиты, источавшие Ее, изъедавшие. Они проникли во все поры исполинского тела, они проползли в сердце, в вены, артерии, они поразили нервную систему и захватили мозг. Разрушители Державы стали ее правителями. И принялись за свое чудовищное дело. Они заняли все высшие посты - и они убивали Ее; расчленяли, резали по живому, вырезая Народ, Нацию. И благославлял этих выродков-дегенератов на их кровавые преступления тот, кого называли в суесловии земном "патриархом". Этот благообразный на вид "пастырь" обнимал и целовал убийц, расстреливавших Народ, он освящал их злодеяния своим присутствием... А сам планомерно и неостановимо уничтожал Русскую Православную Церковь, расчленяя и Ее на куски и отбрасывая их, отрекаясь от них, наводняя живое тело Церкви людьми чужими, злобными, иноверящими, но скрывающимися под православными масками, изъедающими Православие изнутри. Этот "пастырь" коленопреклоненно пресмыкался пред иудеями и католиками, масонами и язычниками, взывая к ним и зовя их на духовную власть в убиваемую Державу. За все предыдущее тысячелетие Христианства на Руси не было еретика и ереси более страшных и дьяволоугодных, чем выродившийся в архипастыря и губивший паству, чем все содеянное им во славу и пользу врагов отечества. Власть выродков-разрушителей была долгой и лютой - вволю понатешились они над поверженным Русским исполином, вволю напились крови его. Но пришел конец этой сатанинской власти, и вместе с правителями-иудами на все времена был предан анафеме, вековечному проклятию лжепастырь. И воздалось им по делам их за черные, самые страшные во всю историю человечества преступления.
      И судимы они были, и наказаны за лютость свою и неправду.
      Это было давно. Очень давно. Черная зараза измены, предательства, вырождения была выведена с земли Святорусской. Казалось, навсегда...
      АН, нет! Иван лежал и смотрел в серый потолок. Прав был Гуг, простота хуже воровства! Он сам пришел к этому иуде! Сам пал в его черные лапы! А ведь мог выверить все, узнать наверняка... нет, не жажда знания в нем возобладала. А вера - слепая вера, что на Руси не может ныне быть зло на престоле - не может, и все тут! Пробрались! И сюда пробрались! Он искал зло в Системе, на Харханах, в Пристанище трижды проклятом... но самое страшное зло ждало его здесь. Нет, оно не ждало, оно действовало - оборона разрушена, службы безопасности разогнаны, армии и флотилии у черта на куличках, народ ничего не знает, народ вновь одурманивается... как и тогда. Проклятье! История повторяется, это какое-то чертово колесо, дьявольская спираль! Но тогда, в двадцатом, еще оставались бойцы, еще были в силе воины русские - их было мало, совсем мало, сотни, тысячи - но они были! А сейчас, в двадцать пятом?! Сейчас все убаюканы, все пребывают во снах райских... Сейчас - он один в поле воин! И поле это - Вселенная.
      Иван перевернулся лицом вниз, уткнулся в синтокон и заскрежетал зубами.
      Вот все и закончилось. Психушкой! Так и сгорит Земля в синем пламенивместе с этой психушкой, этой палатой-камерой и заточенным в ней узником.
      И ничего больше не будет. А будет лишь подготовленная выродками власть сатаны во Вселенной, то есть - мрак, ужас и хаос. И за все свои злодеяния, за выслугу перед преисподней получат выродки право сдохнуть последними...
      и ничего боиее. Но и за это право оттянуть свою смерть хоть на несколько часов, на несколько секунд, они угробят все человечество, обрекут на муки адские сирых и убогих, старых и больных, молодых и богатых, всех без разбору... Нет, они вовремя погибли! Перед глазами у Ивана вновь стояла та самая картина, которая не давала спать, мучила - две скрюченные фигуры на поручнях космолета, смертное, страшное пламя, пожирающее их. Отец и мать.
      Окраина Вселенной. Двести с лишним лет назад! Они и не могли дожить до этого времени. Он сам чудом дожил. Он сам не нынешний, не теперешний.
      Он рожденный тогда, он осколок прежних времен Может, именно поэтому он и остался единственным во чистом поле воином? Он старше всех их на столетия, старше даже самых старых, морщинистых и согбенных старцев. Он воин еще той России. Но он и воин этой, погибающей Великой России! Он воин всего Человечества! Воин в заточении... Воин ли?
      Карлик Цай ван Дау возник перед его взором внезапно, черной, крохотной тенью. И сразу предупредил:
      - Я не смогу тебя вызволить отсюда.
      - Ретранс сломался? - предположил Иван, почти не удивившись.
      - Нет, он работает. Но что-то случилось с твоим телом. Я уже пробовал сфокусироваться на тебе извне, но пошли какие-то волны и все размыло, не могу даже объяснить.
      - И не надо, - прервал его Иван. - Как там наши парни?
      Цай никогда не кривил душой.
      -Если ты не выкарабкаешься в ближайшие дни, - сказал он, - то они просто разбредутся. И второй раз их не собрать, Гуг предлагает взять эту крепость для психов штурмом... Мы бы ее взяли. Но это будет такая засветка, после которой ни один твой план не пройдет.
      - Согласен, это лишнее, - кивнул Иван.
      - И что же тогда?
      - Дай мне собраться с мыслями, я только что прочухался!
      - Ты здесь уже двенадцатый день, - тихо сказал Цай.
      У Ивана дыхание перехватило. Почти две недели он провалялся в беспамятстве, с ума сойти!
      - Там, снаружи, еще не началось это?
      Карлик помотал головой. Бельма у него стали больше, они почти закрывали глаза, подернутые кровавыми прожилками, острый костистый подбородокподрагивал, незаживающая рана на лбу была заклеена, биопластырем, почерневшим от сочащейся крови. Вид у Цая ван Дау был обычный - изможденный.
      - Ты можешь мне пронести сюда орудие?
      - Да!
      - А открыть дверь из камеры?
      - Нет.
      - Ретранс работает в режиме безвременья?
      - Должен работать, я не пробовал больше нескольких часов...
      - Хорошо! Оставь его мне. Ведь ты как-то сказал, что им наплевать на наше дерганье, так?!
      - Примерно так.
      - Ну вот мы и подергаемся еще немного!
      Иван встал, приблизился к карлику Цаю и протянул ладонью вверх руку.
      - А как же я? - спросил тот.
      - Как только ты мне отдашь эту штуковину, тебя выбросит на исходное место, в бункер... или откуда ты возник?!
      - Неважно, тут наверняка все просматривается и прослушивается, не надо лишних слов. Лучше скажи, что передать остальным?!
      Иван тяжело вздохнул, скрестил руки на груди. Разумеется, проще всего было только намекнуть Гугу Хлодрику - и тот разнес бы всю эту богадельню в щепки. Но теперь он как никогда раньше знал, что одна только видимая, телесная победа или просто вызволение ничего не дадут, а действовать надо наверняка. И ладно, и хорошо...
      - Засеки этот час, эту минуту. И скажи, что они будут точкой отсчета.
      Возвращайся. И никакой паники! Никакого уныния! Мне надо обязательно повидаться кое с кем и разобраться...
      - Ты уже почти созрел, - карлик грустновато улыбнулся.
      - Да, именно почти! Но я вернусь точно в этот день и этот час. И вот тогда мы или начнем! Или." разойдемся.
      Я не могу иначе, потому что после этого часа у меня уже не будет времени на другие дела. Ты все понял?
      - Я понял, - коротко ответил Цай ван Дау. И протянул черный кубик Ивану.- Оружие я принесу потом, когда ты скажешь. Но учти, люди не могут больше ждать.
      - Никто ждать не будет. Даже ты не успеешь отсюда вернуться в бункер.
      Я ухожу надолго. Но вернусь я через секунду. Жди!
      Иван сжал черный кубик в ладони, поднес к виску, и исчез.
      Цай опустился на корточки, привалился к стене. Он знал - возврата в исходное место не будет. Он знал и другое, если Иван не вернется, ему сидеть в этой серой камере ко конца дней своих.
      Тьма мгновенно окутала его. Иван оцепенел. Что-то случилось, прав был карлик, прав, его тело утратило возможность перемещаться в структурах Невидимого спектра. Он просто провалился в Ничто! Он не выбрался из палаты-камеры, но он ушел в черную пустоту, периферийную пустоту Невидимого спектра. Надо пробовать еще!
      Иван с силой сжал ледяной кристалл, вдавил его в переносицу.
      Поле! Широкое, светлое поле! Густая зеленая трава.
      Одинокая раскидистая береза, свисающие, отягощенные густой листвой ветви. Облака, белые, идущие чередою облака. Он настолько явственно вообразил эту картину, что в ушах прозвучали будто с того света слова покойного священника, сельского батюшки, друга-собеседника:
      "Человеку нечего делать во Вселенной! На Земле должен творить он дела свои и растить продолжателей дел своих.
      Не ходи туда... не ходи! Во мраке и пустоте нет Бога!" Как давно это было! Теперь батюшка лежит в земле сырой. А Иван еще не выяснил, кто его спровадил с белого света, все некогда, все торопился куда-то. Он вспомнил, как они лежали на этой траве под высоким небом, усеянным белыми облаками и спорили, спорили, спорили... Если ретранс работает в нормальном режиме, его должно немедленно выбросить прямо там, под березой... Но нет, Иван ударился обо что-то во мраке, застонал, пахнуло сырым, предгрозовым ветром, повалило наземь. Он нащупал руками колкую траву, ощутил холод росы. Но это было чтото непонятное, будто аппарат пытался выполнить приказ, но натыкался на нечто незримое, мешающее... и выходило ни то ни се. "Не прельщайся, не гонись за горизонтом! Все, что человек способен понять и постигнуть, есть в нем самом! Не ходи туда..." Вот так! Как и всегда!
      Одни заклинают: "не ходи!" Другие крестят в дорогу:
      "иди, и да будь благословен!" А вокруг тьма беспроглядная!
      Ивана наконец вышвырнуло прямо под березу. Он сильно ударился плечом.
      Зарылся лицом в траву. Его окатило ледяным, бьющим наотмашь ливнем.
      Ураганный ветер переворачивал, не давал встать. Неужели он вырвался?!
      Это просто чудо. Вырвался, а то, что сейчас в чистом полюшке непогода, это не беда, и не под такими ливнями бывал, перетерпит.
      Иван снова попытался встать. И снова его швырнуло наземь. Что же это?!
      Нет, на Земле нет таких ветров, что собьют его с ног! Или настолько он ослаб в заточении, за двенадцать дней беспамятства?! Все может быть.
      Главное, он вырвался. Ошибся несчастный Цай, ошибся. И снова ураганным порывом его так ударило о ствол, что он в кровь разбил лицо. Буря.
      Странная буря! Он обхватил ствол руками, замер. По ладоням ползло что-то липкое, скользкое, противное. Это не капли дождя, и не шлепки размокшей земли. Он плотнее прижался к стволу... ощутил, что тот дышит, прогибается под его руками.
      Ствол был живой словно гадрианское дерево!
      Иван отпрянул, замер на миг. И тут же повалился в холодную и мокрую траву. Его понесло по полю - кубырем, кувырком, понесло с непонятным, страшным ускорением в далекую черную воронку. Это было уже чем-то неземным- полетом, точнее, падением в пропасть, в бездну. И когда Иван явственно ощутил нереальность всего происходящего, перед его глазами высветилась малиновая точка. Проклятье! Он сразу все понял. Теперь он знал, куда его несет! Но он совсем не собирался туда, в треклятое Осевое измерение, населенное призраками!
      Малиновый Барьер! Клокочущее пламя неслось на него стеной... нет, это он со скоростью, превышающей скорость света, падал в это безумное пламя.
      Господи, спаси и помилуй! Сколько же можно?! И зачем?! Иван вдавливал в висок черный кубик ретрадса- приказывал, молил, просил, стенал... но ничто не помогало. Его несло в Осевое.
      На этот раз все произошло очень быстро. Языки пламени вырвались вперед, приняли его в геену огненную, от адской боли заломило затылок, полыхнуло неживым пламенем. И пропало.
      Он сидел в молочном, белесом тумане. Осевое! Столбовая дороженька Пространства. И кладбище миров! Метил в рай, а попал в ад.
      Иван содрогнулся от внезапной мысли. Ведь это действительно какой-то ад, преисподняя... нет, больше похоже на чистилище, где обитают неприкаянные души, где они мытарятся, мучаются не телесно, но духовно.
      Все равно - тот свет, как ни называй. Но на этот раз он не уйдет отсюда просто так, хватит уже дурить его, хватит водить за нос! Времени мало? Теперь у него много времени! Ретранс не работает "на откат", но он четко выходит на оси "безвременья". Выходит? Иван усмехнулся.
      Куда бы сейчас ни попал, куда бы ни вышел, куда бы его ни выбросило,все равно возврат ему лишь в одно место-в палату-камеру! Ну и пусть! На все запоры есть отпоры. А сейчас о другом надо думать.
      Он склонился, нырнул в туман. И ощутил, как в голову проникают тысячи мыслей, образов, обликов - Осевое начинало чудить. Но с его призраками шутить нельзя, чем больше будешь приглядываться да прислушиваться, тем большую власть над тобою они возьмут.
      Прочь! Прочь из моего мозга! Вон! Иван сконцентрировал волю, собрался в тугой узел - теперь он был не просто человеком, не земным десантником, а рос-ведом с тысячелетиями тайных знаний за спиной. Мозг превратился в огромный, сверкающий миллиардами граней бриллиант, вспыхнули, окружая его, прозрачно-черные, непреодолимые барьеры Вритры. Еще, еще немного...
      Иван отмахнулся от какой-то прыгнувшей на него тени, сбил ее с ног, не отвлекаясь от главного. Сейчас! Он будто увидел себя со стороны, в мерцающем защитном, но невидимом для других коконе. Это не абсолютная защита... и все же в ней его спасение. Все, он готов! Зрение сразу прояснилось, молочный туман осел у самых щиколоток.
      В нем лежало черное, костлявое и шипастое тело четырехглазого урода-монстра. Таких Иван видел на Изальгее, планете двенадцати солнц и сиреневой воды. Но откуда он здесь? Челюсть у монстра была разбита ударом, верхний острый конец ее выходил из черепной коробки - Иван бил сильно, переоценил нападавшего.
      Плевать! Сам виноват. Иван быстро пошел вперед, знал - ноги вынесут его в нужное место. И лишь отойдя метров на двести от трупа, он понял изальгеец не призрак. Странно. Он снова приложил кубик ретранса к переносице. Застыл. Вслушался. Нет, он не услышал голоса.
      Но его пронзила внезапная, чужая мысль: "ты никогда не попадешь туда, куда ты захочешь попасть! никогда, ибо желания твои заключены в сознании твоем, но воспринимается не оно и не его приказы! твое подсознание и твое сверхсознание знают, где тебе надо быть, куда тебе следует отправляться!
      ретранс слышит и видит то, чего не видишь и не слышишь ты! но знай, ни в одном из перемещений ты не ошибешься, ты попадешь именно туда, куда тебе следует попасть! а воспользуешься ли ты этим или нет... каждый сам вершит свою судьбу!" Ивана прошибло холодным потом. Неужели он станет теперь игрушкой собственного подсознания? Нет! Речь шла совсем не об этом. А о чем же?! И тут он понял. Как долго ему приходилось мыкаться по путям-дорогам Мироздания, блуждать в потемках и лабиринтах, проваливаться с уровня на уровень! Теперь все позади! Он вырвался на свет. Он еще ничего не видит. Но он вырвался... и отныне он будет попадать только в цель, только в яблочко. Кончились странствия. И начались последние странствия не странника, но вершителя!
      Вперед! Он знал, что Провидение высветит путь. Вперед! Сонмы призраков окружали его, тянули руки, хватали за ноги, за волосы, тянулись к нему. Но недосягаем он стал для них. И не вглядывался в их лица - странные, изможденные блужданиями по Осевому, страданиями и болями, грехами своими земными и потусторонними.
      Мужчины, женщины, дети, упыри, лешие, русалки, старушки и старцы, инопланетные монстры и почти воздушные гуманоиды, бесполые чудища, нави, оплетай, уроды и уродицы, в развевающихся и истлевающих одеждах, и голые, с торчащими из-под полусгнившей плоти желтыми, изломанными и изъеденными костями - призраки, привидения, черные души! Он, живой и теплый, притягивал их, в нем они видели плоть и кровь, которые могли воскресить их, оживить хоть на миг, дать почуять вкус бытия. Прочь! Прочь!!
      Где-то среди всех этих нежитей должна быть Света.
      Обычно она являлась ему в первые же минуты. Но почему ее нет сейчас...
      Иван вдруг остановился. Прикрыл лицо руками. Как он раньше не задался вопросом? Обычно... Обычно никто ничего происходящего в Осевом не помнит.
      Так почему же он стал помнить?! Где та грань?!
      Грань, которую он перешел, сам не заметив того?! Много званных, да мало избранных. Неужели свершилось на самом деле, неужели он стал избранным?!
      Иди, и да будь благословен! Нет, это не простое напутствие, не одни лишь слова. Это нечто большее, это - предопределение!
      Иван еще быстрее устремился вперед. Туда! Он знал, что надо не просто идти, надо бежать туда. Там вход. Что?
      Какой вход?! Неважно какой, надо добежать и все прояснится. Еще немного. Еще метров пятьсот, триста, двести... Взбираться на скалистую гряду становилось все труднее, но Иван бежал. И лишь предчувствие остановило его, бросило плашмя за изъеденный рытвинами валун. Здесь!
      Вход где-то здесь.
      Призраки отстали, отвязались. А может, эта гряда была для них запретным местом. Неважно. Иван лежал и смотрел в узкое ущелье. Теперь он начинал догадываться.
      Скалы, камни, песок под ногами, ни травинки, ни деревца. Низкий расплывшийся туман стелется - пеленой ползет на пять-шесть сантиметров.
      Тихо. Уже не слышно причитаний, визгов, воя. Тишина.
      И тут Иван увидел их. Далеко, за пологим гребнем, за тремя сросшимися обломками скалы. Они шли по узкой тропе прямо на него. Семеро крохотных человечков с тюками на спинах. Нет, это не тюки. Один из семерых вдруг высоко взмыл над скалами, огляделся и неспешно, плавно опустился там же, откуда взлетел. Они могли бы преодолеть все расстояние с помощью гравитационно-реактивных заспипных ранцев, но они этого почему-то не делали. Ничего, разберемся, думал Иван. Только сейчас он начинал понимать, насколько ослаб за эти дни - руки и ноги были ватными, спина гудела, во рту все пересохло, язык наждаком обдирал нёбо.
      И тут он вспомнил ее слова. Дверь! Всем им нужна дверь. Что за дверь?!
      Из Осевого есть дверца в их мир, есть вход-выход для живых людей.
      Особый... нет, секретный проект в Осевом... семьдесят восемь уже остались здесь, надо полагать, погибли в Осевом? Больше сотни ушли через Осевое куда-то. Света даже не могла подобрать слова - "этому нет названия", во что-то большее, чем наш мир - тоже дверь из мира в мир! Но это не все.
      Негуманоидам нужна дверь из Системы в нашу Вселенную. Они проникают сюда, они могут провести свои армады... Но им нужна еще и какая-то Дверь?
      Зачем?! Они способны перемещаться в немыслимых структурах Невидимого Спектра - это фантастика! это чудо! казалось бы, что им еще надо?! Но они ищут какую-то мифическую Дверь и ключи от нее. А чем лучше Авварон Зурр бан-Тург?! Этому исчадию ада тоже нужна дверь, ему нужен Кристаллключ от двери в мир живых! Они все стремятся сюда. Зачем?! Ясно зачем. И вот теперь он совсем рядом от этой дверцы... или одной из этих дверей. А они движутся явно к ней. Точно, к ней!
      Иван уже различал лица идущих. Двоих из них он знал по Отряду Дальнего Поиска. Да, первым шел Артем Рогов, худой, невысокий, жилистый, с черным шрамом от уха к уху через впалые щеки, губы, скулы - этот шрам он получил на Замгамбе, пятой двойной планете системы Единорога: спасательный бот опоздал на несколько минут и Артему, тогда еще двадцатипятилетнему парнишке четырехпалые туземцы чуть не спилили полголовы - они медленно, очень медленно перетягивали лицо веревкой из шершавых листьев дерева во, а потом еще медленнее начинали дергать эту веревку то в одну, то в другую сторону - за час верхняя часть черепа обычно отделялась от нижней, тело зарывали в болотистую почву, а черепами мостили улицы между огромных мохнатых хижин. Артему повезло, туземцы лишь трижды дернули за веревочку.
      Теперь он шел по Осевому и наверняка не знал, что за ним наблюдает старый и добрый знакомый.
      Шестым понуро брел Голд Зовер, порядочный подлец и плут. Иван знал его по Дибройту. Голд не был профессиональным десантником, но всегда крутился рядом с космическим спецназом... и вот докрутился, попал в Секретный проект. Остальных Иван не знал, но это были парни с Земли, никаких сомнений. Свои.
      Он хотел уже встать и помахать рукой Артему. Но совсем тихо из-за спины прошелестело:
      - Не делай этого. Они убьют тебя!
      - Кто меня убьет - мой старый друг Артем Рогов? - спросил он, не оборачиваясь, боясь узреть мерзкого, слизистого упыря.
      - Тебя убьют они! - повторила Света тверже. - Здесь не Земля.
      - Зачем ты опять пришла?
      - Я пришла в последний раз. Сегодня ты или заберешь меня отсюда...
      или...
      - Или - что?
      - Или ты останешься здесь сам!
      Иван резко обернулся.
      За правым плечом, метрах в двух сидела Света - живая, настоящая, светловолосая, в истрепанном, полупросвечивающем платье - он помнил это платье, она брала его с собой в последний полет, но она не могла быть одета в него, когда входила в Осевое. Не могла!
      - Не отвлекайся на мелочи, - попросил она. - И не оборачивайся, я не покину тебя.
      Туман поднимался выше, становился непроницаемей. Но Иван ясно видел цепочку секретников. Они шли по колено в молочной пелене, шли сосредоточенно и молча.
      - Почему они не ушли из Осевого в другой, лучший мир? - спросил Иван.
      Ведь ты говорила, что они уходят туда.
      - Они бегут туда! - прошептала Света почти в ухо. - Но не все единицы остаются. И возвращаются на Землю. После работы здесь они становятся сверхлюдьми.
      Им больше нравится такой расклад, они не хотят быть равными в величии и блеске, они хотят царить во мраке и нищете.
      - Ясно. Они материальны или это их клоны?
      - Это они сами, вот и все!
      Цепочка приближалась. Теперь Иван видел каждую складку на одеждах, видел выражения лиц, капли пота на лбу и щеках. Сто метров, восемьдесят...
      - Но я ведь должен что-то делать? Почему ты не даешь мне встать?!
      - Сейчас увидишь!
      Неожиданно легко Света выскочила из-за спины, вспрыгнула на валун. И тут же серый огромный камень разлетелся тысячами острых, больших и малых осколков. - Иван не успел увернуться, и ему рассекло лоб. Выстрела он не слышал, но по опыту знал - это ручной пулемет-бронебой.
      Он перекатился под другой валун. Обернулся.
      Света была как и прежде - за правым плечом.
      - Если б встал ты, сбылось бы мое предсказание, - тихо проговорила она.
      - Это точно, я б остался здесь навсегда. Но почему они стреляют в призраков? Ведь здесь одни призраки, тени.
      - Нет, ты ошибаешься. И они научены горьким опытом, они не хотят рисковать, у них принцип: лучше убить сто друзей, чем один враг убьет тебя.
      - Откуда ты знаешь?
      - Я часто ходила вслед за ними, прислушивалась, я думала, что они, живые, настоящие земляне, вытащат меня отсюда. Но я ошибалась. Это нелюди!
      Иван поморщился. Света всегда преувеличивала, и еще когда была живой, сейчас тем более, от нее можно было ожидать любого. Конечно, у этих парней страшный, смертный опыт, конечно, они обозлены на всех и на все, конечно, они отвечают пулей на любой шорох... но в своего они палить не станут.
      А ему есть о чем с ними поговорить. Надо кончать разом со всеми проклятыми загадками! Надо кончать с Осевым! Другого случая не будет!
      - Артем! - крикнул он из-за валуна. - Дружище, ты слышишь меня? Это я, Иван! Вспомни чертову Замгамбу! Вспомни, как я отпаивал тебя спиртом!
      Ты узнаешь меня?!
      Шаги затихли. Цепочка остановилась. Иван явно слышал это. Но он не видел, как озираются секретники, как припадают к камню на тропе.
      Наконец, после короткого затишья послышался знакомый высокий и сиплый голос:
      - Я узнал тебя, Иван. Выходи!
      - Ну, слава Богу, - прошептал Иван. Напрягся, готовый выскочить из-за валуна.
      Но на спину легла теплая, совсем не призрачная рука.
      - Погоди!
      Света смотрела на него страшными, застывшими глазами, будто уже виделаего бездыханным.
      - Смотри!
      Она подобрала большой камень, с трудом отпихнула его от себя ногой, камень соскользнул вниз, выскочил из-за валуна, ударился, подскочил...
      и исчез- ослепительная вспышка превратила его в пустоту, так бил десантный лучемет, Иван не мог ошибиться.
      - Ты что, сдурел?! - завопил Иван. - Артем! Дай мне выползти, встать!
      Ты увидишь меня! Я безоружен!
      - Выходи!
      - Не смей! - захрипела в ухо Света.
      - Я должен выйти, - оборвал ее Иван. И оттолкнул.
      Он помедлил две-три секунды, а потом откатился назад, давая телу простор - и резко вспрыгнул на двухметровую высоту, прямо на горбатую пыльную спину камня.
      Все семеро стояли, выставив вперед стволы.
      - Вот теперь я и впрямь вижу, что это ты, Иван! - выкрикнул, скаля зубы, Артем Рогов, постаревший и лишившийся половины своих кудрей.- Ты зря пришел сюда, Иван. Прощай!
      Они нажали спусковые крюки разом, на слово "прощай". Но они опоздали Иван, трижды перевернувшись в воздухе, запрокинувшись назад, летел вниз со склона, а вслед ему неслись осколки, камни, пыль из иссекаемого пулями, снарядами, прожигаемого лучами и сигма-излучением валуна. Они обманули его! Обманули. Света была права - это нелюди... или другое, или они ни при каких обстоятельствах не могут допустить, что в Осевое проникнет кто-то из землян, кроме них, секретников.
      Скорее всего, так и есть. Они твердо знают, что это мир призраков и оборотней, что в нем не может быть друзей.
      Как он сразу не сообразил?!
      И все же он не упустит их.
      - Ты просто идиот! - заорал Иван. - Артем! И ты, Голд Зовер, и все остальные! Вы с ума посходили!
      - Это ты сошел с ума, - прошептала из-за спины Света. - Это ты идиот.
      Тебе надо было ждать, пока они подойдут к двери, понял? Зачем ты раскрылся?!
      - Я не могу вести себя с ними как с врагами, как с нелюдями. Это мои товарищи, это бывшие десантники, братки!
      - Врешь! - неожиданно грубо пресекла его Света. - Это давно уже не братки твои! Они работают против Земли, против землян. Они начинали свой Секретный проект как посланцы человечества, да, так было. Но теперь это нелюди! Осевое ломает и не таких... в Осевом много страшного, Иван!
      Иван скривился. Застонал. Он не мог решиться.
      - Ты упырь, - шептал он, глядя на нее, - ты призрак! Ты порождение обезумевшего подсознания, растревоженной памяти! Светы давно нет, она погибла! Отвяжись от меня, не сбивай меня, не натравливай на своих!
      Прочь! Уходи прочь!!
      - Никуда я не уйду! Хватит! Ты просто истеричка, Иван! - она схватила его за плечи, приблизила лицо и впилась губами в его губы. Они были горячие, живые, женские, таких не бывает у призраков. Иван отпрянул назад, он чувствовал живое тепло. Но он все помнил - он помнил страшного, клыкастого, скользкого упыря на своих коленях, помнил лютую, невозможную боль, костистый хребет, жадное чмоканье и пустые, рыбьи глаза призрака-фантома. Ведь это все было!
      - Ну хватит! - она сама оторвалась. - Ты видишь, что это я. Или нет?!
      Хватит! Они сейчас выволокут тебя из-за камней и прикончат! А может, и выволакивать не будут, сразу прибьют. Уходи!
      Иван понял, она права. Он кубырем откатился в сторону. И почти сразу в то место, где он только что лежал, ударил сноп огня. Голд Зовер стоял наверху, на обломке, скалы и хохотал.
      - Ну, сволочь, - прохрипел, задыхаясь Иван, - с тебя я и начну!
      Он прижался к земле, полностью погружаясь в вязкий белый туман. И пополз вперед. Призраки будто этого и ждали, они набросились на Ивана со всех сторон, они лезли ему в глаза, в лицо своими пальцами, кричали в уши, молили, стонали, грызли его тело зубами... но защитный кокон делал все их усилия бесполезными. Эх, если бы этот кокон защищал от пуль! Барьеры Вритры - это психополя особого рода, ни снаряд, ни луч они не остановят. И оружия никакого! Ну и плевать!
      Иван выбрался из призрачного беспросветного болота прямо за обломком скалы, за спиной у все еще хохочущего Голда Зовера. Тот был явно не в себе -с упорством маньяка он выжигал из лучемета туман, метр за метром, квадрат за квадратом. Испаряющиеся души, уродливожалкие призраки, омерзительно шелестя и свистя, взмывали к черному безоблачному небу - если эту дыру, эту вселенскую пропасть над поверхностью можно было назвать небом. Да, все-таки Зовер ничуть не вырос над собой, он оставался таким же ублюдком.
      Иван помнил, что это именно он выдал штабным троих десантников, нарушивших инструкцию. Их уволили с треском. А вся вина несчастных состояла в том, что они пытались защитить себя от обезумевших "союзничков" на Аранайе, ухлопали банду негодяев, которым лучше бы и на свет не рождаться.
      Парни сделали доброе дело. Но Голд Зовер был должен одному из них, и сумма-то была плевая... Голд не упустил момента. Ублюдок!
      Иван в один прыжок оказался за спиною маньяка, ухватил его за обе щиколотки и резким рывком сдернул вниз. Голд не выронил лучемета, и это погубило его - тяжелая подошва опустилась на кисть, сжимавшую рукоять, раздробила ее.
      - Вот так! - вырвалось у Ивана.
      Он посмотрел на индикатор энергоемкостей лучемета - те были почти на нуле. Перевернул тело, потряс, бросил - запасных "рожков" не было. Ну и ладно! Пускай полежит, может, прочухается.
      Совсем рядом разорвался гамма-снаряд, Ивана обдало липкой, удушливой волной. Рано он расслабился. Любой другой на его месте был бы сейчас покойником. Но только не он. Рыча от боли и удушья, Иван вновь полетел по склону вниз - едкая отрава стелилась вслед за ним, кожу прожигало незримым излучением. Ну и пусть! Ничего не будет! Недаром еще в Школе их травили, пичкали, облучали в малых дозах, но постоянно, всякой дрянью и гадостью. А потом вкалывали, вводили, втирали еще большую дрянь и гадость противоядий, дезактиваторов и прочей отравы. У них вырабатывали тотальный сверхиммунитет. Без него нечего делать в Дальнем Поиске. Да, они умели выживать в самых чудовищных условиях, они были практически неистребимы. Но даже их, десантников-смертников, сверхлюдей, витязей XXV века, ничто не могло спаси от прямого попадания. Оставшиеся шестеро секретников знали это - и не жалели боеприпасов.
      Но они потеряли его из виду. Потеряли!
      Иван снова лежал за валуном, одним из тысяч валунов, разбросанных тут и там по скалистой гряде. Тяжело дышал. Ему казалось, что если он сейчас повернется, выглянет из-за серого камня, то увидит совсем рядом Гуга Хлодрика с его новеньким сигмаметом, а чуть подалее - огромного белого медведя, купающегося в водопаде, в сверкающем алмазной пылью водопаде, вискрящемся водопаде шампанского. Гренландия! Тысячи парсеков отсюда, сотни световых лет... а может, и совсем рядом, может, прямо здесь - ведь Мироздание штуковина непростая. Дверь! Он опять забыл про дверь! Он все испортил. Света права, надо было дождаться... ему вспомнился черный экран, лицо старика. Тогда они были в Осевом с карликом Цаем ван Дау. И его повлекло в экран... а там оказалась черная, бездонная дыра. Это и было Дверью!
      Клан "серьезных", тайные правители Земли - тайные? нет, там все запутано, там тайное перемешано с явным, они все в одной упряжке! и ничего странного в этом нет, так и должно было случиться, коли у власти оказались выродки-дегенераты, разрушители, истребители всего доброго и созидающего!
      Это на них, а не на Синдикат, и не на Восьмое Небо работают секретники, на них!
      Нет, не надо спешить!
      Иван озирался, ища Свету. Она должна ему помочь, обязательно должна!Где же она?!
      - Ну все, гад! - раздалось из-за ближнего камня.
      Высунувшийся мордоворот держал Ивана на мушке бронебоя. Три метра, разделявшие их, не оставляли надежды.
      И тут дико закричала Света. Она выявилась прямо из воздуха за спиной у мордоворота - бледная, растрепанная, с черными кругами под глазами. И закричала так, что волосы дыбом встали.
      Мордоворот не обернулся. Но палец его чуть дрогнул, и смертельный снаряд, сдирая кожу с виска, обжег Ивана своим невидимым боком, просвистел мимо, врезался в скалу, раздробил ее и затих, разорвавшись на сотни корпускул-убийц. Камни градом посыпались сверху. Один из них, весом тонны в полторы обрушился на удивленно недоумевающего мордоворота, похоронив его под собою.
      Двое из семерых вышли из страшной игры.
      Ивана тоже осыпало камнями, но не убило, не покалечило, он успел вжаться в расселину, затаиться. Он видел Свету - она стояла на том же месте, не укрывалась, камни пролетали сквозь нее, не причиняя вреда.
      Призрак!
      Но почему у этого призрака теплые, живые губы?! А может, и он сам призрак? Может, попадая в Осевое, человек утрачивает свою телесную основу?
      Надо добраться до них, до этих секретников, надо потолковать с ними, только они смогут рассказать правду.
      - Я здесь!
      Иван выскочил из-за валуна. Поднялся в полный рост.
      Прежде, чем трое из пятерых успели среагировать на его крик, он сразил их наповал - из бронебоя и лучемета.
      Он целил и в Артема, но тот увернулся, скатился в ущелье, повис, быстро перебрался за гребнистый край.
      Другой секретник стоял в семи метрах от Ивана бледный и дрожащий. Он сжимал побелевшими пальцами бесполезный парализатор. И ждал смерти. На таких у Ивана никогда рука не подымалась.
      - Убей его! - потребовала Света.
      - Успеется.
      Иван пошел к обреченному. Он знал, что Артем не сможет выстрелить, ему бы навесу удержаться. Да и не будет он уже стрелять, рисковать лишний раз, понадеется на благородство победителя. А этот... Иван подошел вплотную. И произнес всего лишь два слова:
      - Где дверь?
      Секретник прохрипел что-то невнятное, видно, в горле у него настолько пересохло, что он не мог слова вымолвить. Тогда он дернул головой назад, чуть влево.
      - Пошли! - потребовал Иван. И неожиданно громко выкрикнул: - А ты вылезай! Не трону!
      И тут же раздался глухой одиночный выстрел.
      Иван вздрогнул. Бледный секретник согнулся, суетливо поводя воспаленными глазами. Потом насторожился, выпрямился, прислушался к затихающему грохоту в ущелье.
      - Вот дура-ак, - просипел он. - Заче-ем?!
      До Ивана дошло с опозданием - застрелился Артем!
      Десантник, браток, неплохой в общем-то парень, связавшийся с этими гадами. Действительно, зачем?! Теперь не вернешь - тело на дне глубокого ущелья, с дыркой в груди или голове, с переломанным хребтом. Дурак!
      - Пошли! - повторил он бледному.
      - Ага, - испугался тот, - пошли! Я покажу!
      Метров двести они поднимались молча. Потом бледный ткнул пальцем в скалу, остановился.
      - Она здесь!
      - Где?
      - Да под камнем, где ж еще!
      Иван опять вспомнил черный экран и старика. Экран тоже был "под камнем". Бледный явно не врет. Но спешить нельзя.
      - Садись! - Иван ткнул стволом лучемета в сторону плоского черного валуна. - И все рассказывай. Но предупреждаю: я из тебя слова выпытывать и вытягивать не буду. Станешь темнить, убью!
      -Чего рассказывать-то? - бледный побледнел еще больше.
      - Все, что знаешь про Осевое, про двери эти чертовы, про тех, кто тут заправляет, кто послал, зачем... но по порядку, понял?!
      - Ты лучше сам спрашивай! - снова засипел бледный и рванул ферракотовый ворот полускафа. Ему явно было не по себе. - Вопрос - ответ, а то у меня все в башке плывет, я тут четвертую неделю уже, мозги колом стоят.
      Иван недовольно нахмурился. Поглядел вдаль - прямо над обрывом, чуть подавшись вперед, стояла легкая женская фигурка. Света. Он отвернулся.
      - Ты участвуешь в Секретном проекте по Осевому, так?
      - Да, - торопливо признался бледный.
      - Что такое Осевое измерение?
      - Как это что? Иное измерение, другой мир.
      Иван остановил его движением руки.
      - Мне надо знать все. И ты мне должен толком все выложить. Я семьдесят с лишним раз входил в Осевое, я десантник с огромным стажем, ты знаешь. И каждый раз я клялся себе, что никогда не пойду этой дьявольской столбовой дорогой, хватит! Но всегда шел снова. Я делал это как все! Я разгонялся на капсуле до скорости света, я входил в Малиновый Барьер... и ежели я задавал верный курс "большому мозгу", меня выбрасывало на другом конце Вселенной. Нас так и учили всегда: Осевое измерение - Столбовая дорога Вселенной! Чтобы выйти из нее, надо сжечь десятки тонн горючего, истратить кучу разгонников.
      - Я все понял, - зачастил бледный, - ты входил в Осевое по-старинке, ты и не мог знать про "дверь", про нее знают только наши, кто в секретке работает. Никуда не надо лететь! И не надо горючего! Осевое повсюду, оно внутри нашего пространства, и снаружи, везде - это иное измерение, вот и все! Ты ведь не убьешь меня, как всех их?
      - Поглядим еще, - неопределенно ответил Иван. И добавил: - Вопросы задаю я. Что это за мир? Говори толком!
      - Никто не знает всего про Осевое. Никто! Наши ковыряют уже тринадцать лет, большая часть сбежала, многие погибли, а мы как рабы, как подопытные крысы - нас бросают куда ни попадя, и глядят! А тут не хрена разглядывать!
      Осевое - это пуповина между двумя мирами: нашим миром, мы его зовем Новый, и другим - Старым миром. Только эта пуповина обволакивает и пронзает весь наш мир - он сам, как говорят умники из шестого сектора, совсем недавно образовался, двенадцать миллиардов лет назад, до этого был только Старый мир, он и сейчас есть, только туда никого из Нового не пускают, там суперцивилизации, там боги, ты не поверишь... а мы пробрались сами, прокрались, вот и остаются там многие, а Осевое - пуповина. Но по этой пуповине можно в любую точку нашей Вселенной попасть за миг!
      - А в другую Вселенную?! Или они и есть в Старом мире?
      - Нет! Они все в Новом. Неисчислимое множество вселенных в Новом мире, даже те, что существуют в миллионы раз дольше, чем он сам.
      - Ерунда получается какая-то! - вставил Иван.
      - Нет, все так и есть. Старый мир создавал Новый мир не сразу, кому как повезло - были миллионы и миллиарды Больших Взрывов, направленных и самопроизвольных, каждая Вселенная вводилась в Новый мир из Старого в своей оболочке, каждая имела свою пуповину с другим, каждым другим, и одну общую - Осевое измерение. Тут столько дверей и дверок, что и не сосчитаешь...
      Но это все абсолютно секретная информация, тебе не дадут с ней жить на Земле, и в Федерации не дадут. Нас никуда не выпускают уже тринадцать лет, мы сидим в Желтом шаре, загонят в Осевое - потом обратно, и все! Ты зря влез в это дело!
      - После поговорим о делах, - Иван криво усмехнулся. - Рассказывай дальше!
      - В Мироздании есть только два больших мира: Старый и Новый. Все остальное или в них, или между ними. Вот Осевое как бы и лежит между ними. Это как фильтр, и как чистилище...
      - А довзрывники?! - вдруг вспомнил Иван.
      - Какие еще довзрывники?
      - Ну, та цивилизация, что до Большого Взрыва была?
      Бледный занервничал.
      - Ты опять ничего не понял, - затараторил он, - была куча этих Больших Взрывов, и всегда кто-то был до одного из них и до всех вместе взятых.
      Так можно всех, кроме нас, землян, называть довзрывниками - и в нашем мире, и в Старом. Я не понимаю тебя!
      Иван уныло смотрел на скалу, смотрел в то место, где должна была быть "дверь". Ему становилось не по себе, если этих "дверей" много, но уже ничего не поделаешь, возле каждой можно поставить по батальону охраны, но сначала поди найди их все. Нет, ему совсем не нравились эти старые, новые, многоярусные и многоуровневые миры. Душа жаждала простоты, порядка и света.
      - Ясно. Давай дальше! - потребовал он.
      - Сам по себе мир Осевого измерения пустой. Но в нем сконцентрированы какие-то тонкие и тончайшие поля, про которые у нас на Земле никто ни черта не знает.
      Осевое как губка. Впитывает она не влагу, а всякие фантомы. Тут полным полно настоящих тварей, живых, разумных, материальных. Но все они попали сюда при перебросках из каких-то миров, или при катаклизмах разных, такое тоже бывает... но они быстро дохнут тут, мало кто уживается. А вот призраки здесь обретают бессмертие. Это как загробный мир какой-то!
      Они берутся отовсюду... вот гляди на меня!
      Бледный вдруг замолк, закрыл свои красные глаза, сморщил лоб.
      И Иван увидал, как у него за спиной появился большеголовый скелет, облаченный в прозрачную синеватопросвечивающую плоть. Скелет подпрыгнул, бросился на Ивана, но рассыпался на кости, истек мутной жижей и исчез.
      - Я его специально угробил, - пояснил бледный. - Я тут наловчился, с этими привидениями. Но такие не страшны, одна видимость только.
      - Какие это такие? - переспросил Иван.
      - А те, что из самого живого человека исходят. Страшны другие - их тут не сосчитать! Вот скажем, у нас на Земле если кто помирает в страшенных муках, с дикой нервной и психической встряской, из него исходит невидимый там двойник, призрак. Осевое сразу его впитывает. Или кто-то сам доводит себя до такого завода, что дух из него выкипает - губка тут как тут... трудно на пальцах объяснить!
      - И этот дух летит через всю Вселенную в Осевое?
      - Да никуда он не летит! Ты забыл. Осевое везде и повсюду, оно и внутри и снаружи тебя! Он сразу уходит в него...
      - А если человек гибнет страшной, лютой смертью в Космосе?
      - Все равно! Осевое и в воде, и в камне, и в воздухе, и в живой плоти, и в пустоте, в абсолютном вакууме. Мы его просто не видим и не ощущаем, пока сами в него не попадем!
      - Значит, везде!
      Иван с щемящей болью поглядел на легкий женский силуэт над обрывом.
      Так вот как она попала сюда! Она мертва. Чтобы ни говорила она, какие бы теплые и нежные ни были у нее губы, она мертва. Но зачем тогда все это!
      Зачем такая изощренная и долгая пытка! А отец с матерью? Они ведь тоже погибли в пустоте? Они погибли страшно, люто! Значит, и их призраки бродят где-то здесь. Но ведь Осевое огромно. Так почему же она, Света, всегда оказывалась рядом с ним? И почему мать с отцом никогда не приходили?
      Это просто пытка!
      Правитель подошел совсем близко, склонился над лежащим посреди серой камеры-палаты. Левая, с детства искривленная, рука Правителя неостановимо дрожала, и он не мог ничего с ней поделать. Почти в такт руке, но с большими перерывами подергивалась правая бровь - надо было лечиться, отдыхать, да Правитель боялся оставлять свой кабинет, он часто и ночевал в нем. Но сейчас заставил себя выбраться из привычного убежища, добраться в пневмокабине до Лубянки и спуститься вниз на целых восемьсот метров.
      Специальная психиатрическая больница для особо опасных узников была заложена под одной из центральных площадей еще в 1991 году, сразу после черного августа. Пользовались ею недолго, около десятилетия, но сгноили за это время в ее казематах не одну тысячу инакомыслящих. Потом забросили, и восстановили уже при нем, при нынешнем Правителе Великой России, всего семь лет назад. О ее существовании знали немногие - укромное было местечко.
      - Света... уходи! - прохрипел лежащий. - Уходи!!!
      Правитель отшатнулся.
      - Что это с ним?
      - Бредит. Все время бредит! - пояснил начальник охраны, плотный человек лет под шестьдесят с настороженным широкоскулым лицом и узкими щелками глаз.
      Правитель отвел ногу и пнул лежащего вполсилы, чуть не упал сам. Но ничего не добился, узник не вышел из забытья.
      - Вот ведь гад какой! - посочувствовал Правителю начальник охраны.
      - Короче! - оборвал его тот. - Докладывайте!
      - Слушаюсь! Субъект полностью прослеживается.
      Тридцать восемь лет, русский, место рождения - борт АСК-657-11-1004...
      - Что?! - недовольно пробурчал Правитель. - А может, он родился на станции "Салют", или на каравелле "Санта-Мария", вы что порете, генерал?!
      Начальник охраны ничуть не смутился.
      - Так точно, борты АСК - модель начала XXII века, не используется свыше двухсот лет. Но это так. Субъект родился на борту АСК двести сорок пять лет назад. При невыясненных обстоятельствах родители субъекта погибли вместе с АСК в периферийном квадрате Арагона55 - Рочерс-12. Ребенок был погружен в анабиоз ботакапсулы, два века с лишним капсула блуждала в пространстве, до тех пор, пока не была обнаружена патрульными сторожевиками. Дата выведения из анабиосна была принята за дату рождения младенца. Далее - специнтериат, практика вне Земли, Общая Школа Дальнего Поиска, практика на геизируемых объектах, Высшие спецкурсы боевой группы особого назначения, работа в закрытых секторах Пространства, факультет СМ-1, биоперестройка, закладка полных объемов системы "альфа", психокоррекция, два года практики с наращиванием боевыносливости и мнемокодирования, особая рота космоспецназа, седьмой взвод десантников-смертников экстракласса, группа "черный шлем", звание полковник с 2474 года, выполняет исключительно индивидуальные задания с 2469 года, входит в десятку лучших десантников-смертников России и Федерации, с 2478 года в регенерационном отпуске. Двести пятьдесят шесть боевых и разведвылетов, двадцать четыре спецпрограммы по особому разделу, эпизодическое участие в двенадцати метагалактических войнах, сорок семь ранений, четырнадцать выводов из клинической смерти, полная регенерация, тонус-альфа, сбой - 2478 год. Внеплановое проникновение в дельта-коллапсар УБО-1800, мания преследования...
      Правитель резко топнул ногой, скривился.
      - Вы мне бросьте это, - прошипел он, - мания преследования... я вам не девочка из видеоинформа. Что там было!
      - Проникновение в Систему - игровая цепь, минимум информации!
      - Ясно! Что еще!
      - Внеплановый проход в сектор смерти...
      - Что-о?!
      - По наводке второй ложи Синклита. Они его вели.
      - Черт возьми! Этот парень был везде, и еще не сдох?! Вам не кажется это странным?!
      Правитель трижды ударил стоптанным мыском бурого штиблета в лицо лежащему. Но тот только передернулся. Потом с нескрываемой злостью уставился на узкоглазого.
      - И это все?!
      - Так точно, все.
      - А ликвидация Анатолия Реброва?!
      Начальник охраны побагровел. Однако голос его не дрогнул:
      - Причастность субъекта к убийству Реброва не доказана...
      - Плевать мне на ваши доказательства! Он там был?
      - Нет!
      - Я вышвырну тебя отсюда, понял?! - заорал пуще прежнего Правитель. Ты знаешь, куда вышвыривают отсюда?!
      - Знаю, - покорно проговорил узкоглазый, - на тот свет.
      - Верно мыслишь, молодой человек! - Правитель отвернулся от начальника охраны. Ткнул пальцем в угол камеры. - А это еще что?
      В углу темнела уродливая, еле различимая головастая тень карлика-нечеловека.
      - Фантом.
      - Что?!
      - Фантомное изображение... так бывает при сильных потрясениях. Когда этот тип придет в себя, фантом исчезнет.
      - Ты хочешь, чтобы он пришел в себя?!
      Узкоглазый растерянно развел руками.
      - Сколько времени потребуется на полную мнемоскопию?
      - От силы полторы недели!
      - Так вот, чтобы через полторы недели вопрос с этим смертником, Правитель снова пнул ногой безвольное тело, - был решен, ясно?!
      - Так точно!
      - И никаких фантомов! - Правитель поднес кулак к носу начальника охраны. - Ты думаешь, это у меня от усталости в глазах мельтешит?!
      Думаешь, сдает старик?! Ошибаешься! Убрать!
      Узкоглазый ринулся в угол. С налета ударил ногой тень в голову. Но нога прошла насквозь, сапог врезался в серый упругий синтокон. Тогда начальник охраны выхватил из кобуры лазерный пистолет тройного боя и принялся исступленно расстреливать притихшую головастую тень. Камера превратилась в нечто кошмарное, напоминающее металлургические плавильные цеха древности, запахло горелым.
      - Прекрати! - в ярости заорал Правитель. - Болван!
      Узкоглазый бросил пустое занятие. С недоумением поглядел на бесполезный пистолет, сунул его в кобуру.
      - Я только хотел показать, что с ней ничего невозможно сделать, - начал оправдываться он.
      Но Правитель уже повернулся к выходу.
      - Осевое везде... - неожиданно прохрипел в бреду узник.
      Начальник охраны в сердцах ударил его сапогом под ребра. И истово заверил шефа:
      - Через полторы недели все будет в норме!
      Туман поднимался все выше, он уже скрывал колени, вырывающимися молочно-белыми языками лизал кисти рук. Иван поглядывал в сторону скалы надо бы пересесть повыше.
      - Прилив, - пояснил бледный. - Тут всегда так, то прилив, то отлив.
      - Ну и пусть. Нам ничто не угрожает? - спросил Иван.
      - Пока нет.
      - Тогда расскажи про Старый мир.
      - Это трудно описать. Там все иначе, там другая материя, другая энергия, там все иное. Там - боги! И они все видят.
      - Как это?
      - Очень просто, мы вот сейчас сидим и ни черта не видим, кроме скал и тумана. Попадем на Землю - тоже будем видеть только то, что под носом.
      А из Старого мира весь наш Новый мир, все миры, составляющие его, видны как на ладони, будто сидишь перед кучей аквариумов, в которых плавают рыбки и видишь сразу все или те, что захочешь. Но только все сложнее, нет таких слов.
      - Ты был там?
      - Я входил туда. Но не так, как сюда. Туда невозможно впереться со всем этим, - он выразительно обвел красными глазами свои руки, ноги, все тело.
      - Туда проникает только... душа... или то, что в мозгу, я не знаю. Но не само по себе, оно сразу входит во что-то другое и обретает силу, понял?!
      - Нет.
      - Это и невозможно понять!
      - Может, там загробный мир, рай?
      - Сказки! - отмахнулся бледный секретник. - Я в сказки не верю. А там все реальней, чем здесь в тыщу раз! После Старого мира, когда я назад вернулся, будто в вату попадаешь... или в песок с головой, со всем телом только что все видел и понимал, и будто разом отрезает, будто глохнешь, слепнешь, дуреешь, и толком вспомнить даже не можешь. Короче, там боги. А здесь - черви! - Он вдруг с подозрением посмотрел на Ивана, вжал голову в плечи. - Вот я тебе все выложу, а ты меня убьешь.
      - Я тебя убью, если ты не выложишь мне всего! - прямо ответил Иван. Ладно, черт с ним, со Старым миром - может, это одни галлюцинации только.
      - Галлюцинации?! - удивился бледный. - А где все наши парни? Куда они тогда подевались?!
      - Хватит об этом. Скажи, ты знаешь про Пристанище, планету Навей, сектор смерти. И смотри мне в глаза!
      - Нет! - выдохнул бледный.
      - А про Систему?
      - Какую еще систему?
      - Система одна.
      - Нет, ничего не знаю! - Бледный не врал, глаза его были прозрачны, красны, но не лживы.
      - Если это миры не нашей Вселенной, значит, проход в них только через Осевое измерение? Через эту вот пуповину?!
      - Ты забыл, есть прямые двери.
      - Но никто не знает про них?!
      - Может, кто-то и знает, - развел руками бледный. - Только не я.
      Старый мир, Новый, свои Вселенные, чужие. Пристанище, Система, Преисподняя, которая по словам Авварона Зурр бан -Турга тоже везде и повсюду... может. Осевое это и есть преисподняя?! Нет, не сходится!
      Тут можно с ума сойти. И повсюду не счесть всяких внутренних уровней, пространств, измерений, ярусов, миров-веретен и черт-те чего! Прав был батюшка - нечего вообще высовываться из своей берлоги, незачем уходить с Земли!
      Проклятье! Он никогда не доберется до разгадки... Иван вдруг похолодел.
      А может, никакой разгадки вообще нет?
      Ведь Мироздание бесконечно и вечно - одно свивается с другим, порождает новые формы бытия, переходит в другие измерения - и нет тому конца?! И плевать! Сто раз плевать на все! Но есть один вопрос - это Дверь, растреклятая тайная "дверь" из мира в мир, из пространства в пространство!
      Через нее начнется Вторжение... начнется лютая, беспощадная резня.
      Миллионы людей будут погибать в страшнейших муках... и их призраки, их души, как ни называй, будут проникать сюда, будут впитываться Осевым, и будут вечно блуждать в нем. Так ли? Да, ежели уничтожение человечества будет вести исключительно Система. Но ведь и Пристанище жаждет того же. Черное Благо алчет крови миллиардов... и не только крови. Не просто убить. Но и погубить! То есть, лишить души, отправить ее в пропасти преисподней или вывести вовсе, обратить в ничто! Это самое страшное - никакой памяти, никаких блуждающих призраков, ничего, полное забвение и абсолютная необратимая смерть! Зачем тогда были тысячелетия истории созданных по Образу и Подобию?! Не останется и призрачного следа! Хватит об этом!
      Есть еще и другое, что заставляет его копаться в хитросплетениях и нагромождениях хаотически-безумного мироустройства. Это они! Света.
      Аленка. Лана. Он обязан их вытащить! Он погибнет сам, но не оставит их в чужих мирах. И первая она, Света, она все еще стоит над обрывом мертвая, призрачная. И живая, теплая...
      - Света-а-а! - закричал он неожиданно для себя.
      И она разом оказалась рядом, по правую руку - Ты звал?
      - Да.
      - Зачем?
      - Я заберу тебя с собой! И этот приятель, - он кивнул на бледного, поможет мне.
      - Ее нельзя забрать отсюда! - захрипел тот. - И не думай! Она мертва!
      Осевое ее не отдаст!
      - Отдаст! - упрямо процедил Иван.
      Она неожиданно прильнула к нему, прижалась горячим, неестественно горячим телом, обвила руками.
      - Ты ведь не обернешься опять упырем? - ласково спросил Иван.
      - Нет, любимый, - ответила она шепотом, на ухо. - Я никогда и не превращалась в него. Это все шутки Осевого. Оно издевается над чужими, оно гонит их из себя, оно боится их... и потому оно вырывает меня из твоих объятий,иподсовываетмерзких тварей чужих миров, призраков-оборотней, чудовищ, оно умеет это делать, а я рвусь из туманного болота, из этого тоскливого плена... и не могу придти к тебе. Это страшно! Держи меня, не выпускай!
      - Ты пойдешь с нами! - сказал Иван еще тверже. - Но он не все мне сказал.
      - Я сказал все! - перепугался бледный.
      - Нет! Ты не сказал, кто ведет проект в Осевом, кто тут хозяйничает? И для чего, с какой целью?!
      Бледный засуетился, заерзал, снова стал рвать неподдающийся ворот и с тоской поглядывать на скалу, в которой скрывалась Дверь. Наконец выдавил еле слышно:
      - Мы пешки, мы рабы! Еще хуже чем рабы...
      - Я про другое спрашиваю! - резко оборвал его Иван.
      - Над нами был Рогов. Он выдавал все приказы и распоряжения, через него шли инструкции и прочая канитель. Еще с нами работали восемь инструкторов... больше ничего не знаю.
      - Врешь! - Иван готов был убить секретника.
      И тот понял это. Он сполз с камня, встал на колени и неожиданно зарыдал - громко, всхлипывая и обливаясь слезами, будто огромный напуганный ребенок.
      - Надо было его сразу убить, - тихо проговорила Света. Она стояла, прижавшись к Иванову плечу бедром.
      А он сидел в той же позе, застывшим, недобрым истуканом.
      - Я все выложил! - начал наконец оправдываться бледный. - За что меня убивать?! Еще, правда, болтают, что Проект финансируется не только из бюджета России, но...
      - Что?!
      - Синклит финансирует все работы! И вся информация утекает туда! Так болтали, но это слухи, никаких подтверждений нет!
      - Все ясно! - выдавил Иван обреченно. - Теперь веди к двери!
      - Пошли, пошли, - обрадованно зачастил бледный.
      И быстрехонько, меленькими шажками заспешил к скале. Иван со Светой двинулись следом. Ивану все становилось понятным. Так было и прежде Мировое Сообщество частенько загребало жар чужими руками, выведывало, вынюхивало, заставляло на себя работать всех и повсюду, одних покупая, других запугивая, третьих охмуряя велеречивыми разглагольствованиями о "благе цивилизации", "едином вселенском и земном доме", "общечеловеческих ценностях". Иван знал одно, что у Мирового Сообщества были свои ценности, ради которых оно, не задумываясь ни на миг, будь у него сила и возможности, свернула бы шею всему остальному "человечеству".
      Правда была в этом, а не в пустопорожней, отвлекающей болтовне о "гуманизме". Значит, и здесь так получилось - они на горбу у России пролезли в Осевое! Они хозяйничают здесь! А следовательно... "двери" и "дверцы" могут распахнуться по желанию Синклита. Не само человечество, не сорок пять с лишним миллиардов землян, разбросанных по Вселенной, будут решать свою судьбу, а кучка этих изолгавшихся и пресыщенных выродков!
      Он не хотел верить в то, что происходило. Он не мог в это поверить.
      Уже много веков Великая Россия была оплотом Добра и Справедливости Она одна, преодолевая трудности и тяготы, избавляясь от сонмов все новых и новых врагов, неся на своих могучих плечах чудовищную ношу всего не поспевающего за ней человечества, озаряла Вселенную, хранила Божью Свечу среди пропасти мрака и ужаса, являла собой силу созидающую и творящую, ибо сам Творец создавал детей своих и сыновей Ее по Образу и Подобию Своему творцами и созидателями. Она одна хранила мир и покой во Вселенной, не давая выродкам-разрушителям вторгаться в естественный эволюционный процесс, ибо любая революция, творимая этими выродками, есть насилие над миром, над людьми, над справедливостью... И вот теперь выродки не просто прокрались в ее огромное и доброе сердце, но и управляют ею, руками ее делают свои черные дела. Проклятье! Слишком долго он блуждал среди звезд!
      Слишком долго был вдали от своей Матери! Но не в нем дело!
      Самое главное в том, что все миллиарды россиян, и здесь и там, на Земле и в Космосе, ничего не знают - они попрежнему убеждены, что все незыблемо, что Великая Россия столь же сильна и добра, могуча и справедлива, что мудрые и праведные правители блюдут Ее волю и Ее чистоту! И еще страшнее, что вера в Добро и Справедливость столь сильна в сердцах этих миллиардов россиян, что невозможно их переубедить, невозможно их заставить усомниться даже в праведности помыслов избранных ими на власть! Вот так и подкрадывается смерть - внезапно, исподтишка, изнутри. Будь то смерть человека отдельного, или смерть народа, нации, страны, смерть империи...
      Вползает она незримо в здоровый еще и сильный, неподвластный хворям и недугам организм - вползает вирусом, бациллой, невидимым паразитомубийцей - и начинает творить свое страшное, разрушительное дело. И убивает она. И знает, что безнаказанна будет, ибо не найдется мстителя, ибо рожденные творить и созидать не мстят... Проклятье!
      - Вот здесь? - бледный остановился. - Дай мне лучемет!
      - Еще чего, - окоротил его Иван.
      - Тогда сам прожги круг, отсюда и досюда... - бледный махнул рукой, но сразу отдернул ее.
      - Будь по-твоему!
      Иван выставил регулятор на самый слабый бой. Поднял лучемет.
      Полуметровый слой камня осыпался осколками, пылью, открыл глазу большой черный экран. Иван уже испытал на себе как-то действие точно такого же. Но тогда на нем кривилось и злобилось сморщенное лицо старика.
      - Это и есть Дверь? - спросил он на всякий случай.
      - Она самая!
      - И куда мы через нее должны попасть?
      - В Желтый шар.
      - Что это?
      - Это наша тюрьма! Нас оттуда никуда не выпускают, сволочи!
      - Разберемся, что это за тюрьма, - заверил бледного Иван.
      - Поздно будет. Они убьют. Лучше оставайся здесь.
      Иван пристально поглядел на секретника.
      - Ты что хочешь сказать, - с вызовом переспросил он, - что меня, русского, в нашем русском отделении Дальнего Поиска, посреди Великой России убьют свои же русские?
      Бледный кивнул.
      - Убьют, - повторил он. - И кстати, там заправляет нерусский. Его зовут Сван Дэйк.
      Иван усмехнулся, качнул головой.
      - Четвертый сектор Центра Ай-Тантра, Лас-Римос, Объединенное Мировое Сообщество?! - спросил он.
      - Откуда ты слыхал про Ай-Тантру? - удивился бледный.
      - Да вот встречал уже одного Дэйка, только его звали Рон.
      - Где встречал?
      - В Пристанище. Ему там хорошо, и он не собирается возвращаться в свой Центр.
      - Про Пристанище я ничего не знаю, - снова зачастил бледный. - А про Ай-Тантру Сван говорил чего-то, пугал нас, говорил, дескать, там еще хреновей! И говорил, что у него там братец сгинул.
      - Хоть бы они все сгинули! - не выдержал Иван. И повернулся к Свете. Сейчас мы пойдем туда!
      - Я готова! - откликнулась она сразу, ни секунды не колеблясь.
      - Но с тобой может случиться всякое, - предупредил Иван.
      - Я знаю.
      - Она не проскочит барьер! - выкрикнул бледный. - И вообще, у нас инструкция - хвост на Землю не приводить, иначе смертная казнь!
      - Не ври! - сорвался Иван. - В России нет смертной казни.
      - В Желтом шаре есть! Пятерых повесили при мне, на глазах! Они орали, плакали, просили пощады. А их все равно повесили. Но они никого не проводили, они просто пронесли несколько гранул сипридориума и не сдали его сразу, они забыли... всех повесили!
      - Что еще за гранулы?
      - Я толком не знаю, их используют в перемещателях.
      - Ладно, - Иван вдруг подобрел, похлопал бледного по плечу. - Не волнуйся - повесят они тебя в Желтом шаре или не повесят, это еще бабушка надвое сказала. А я кой-кого здесь точно прикончу, если вредить будет.
      Говори, что надо делать, как дверцу открыть?
      Бледный засунул руку в подмышечный клапан, вытащил что-то и поднес к Ивановым глазам на ладони.
      Черный кубик! Только втрое меньше. Иван даже опешил.
      - Ну и что? - спросил он.
      - Ничего, - ответил бледный. - Надо встать там и прижать эту штуку к коже.
      - И уйдешь один? - в голосе Ивана сквозило недоверие.
      - Нет, уходят все, кто стоит там.
      Бледный говорил отрешенно и вяло, он будто уже был приговорен и отвечал "с петлей на шее". Его можно было понять, И потому Иван предложил:
      - Если хочешь, сам оставайся здесь, а мы пойдем в твой шар.
      - А это? - бледный снова разжал ладонь с кубиком. - Отдать вам? Тогда я не выберусь из проклятого Осевого! Мне уже осточертели призраки!
      Словно в подтверждение его слов, молочный туман поднялся выше, лизнул вялым клочковатым языком грудь бледного - и из мельтешащей белизны выявились призрачные корявые руки, потянулись к горлу. Бледный вздрогнул, зажмурился.
      - Если начинаешь бояться их, - оправдался он, - то они обретают силу, материальность... могут задушить, растерзать. Но всегда потом воскресаешь.
      Боль дикая, все взаправду... Я привык не реагировать. Но иногда срываюсь.
      О, если б вы знали, как я тут намучился!
      - Вот и уйдешь с нами. Становись!
      Иван занял место перед экраном. Он обеими руками держал Свету. Она прильнула к нему горячим телом, дрожала, не могла вымолвить и слова.
      - Дай мне твою ладонь, - попросил Иван шепотом.
      Она дала, он накрыл ее своей ладонью, вдавив в горячую кожу свой черный кубик, ретранс. Сжал руку покрепче, чтобы она не смогла выдернуть.
      - Иван, - прошептала Света еле слышно, обдавая жаром - она вся горела будто в лихорадке. - Я должна сказать тебе, должна признаться... ведь мы можем погибнуть, или я одна погибну, или Осевое не отпустит меня но я хочу, чтобы ты знал - я не только здесь.
      - Как это не только?! - не понял Иван.
      - Эти пространства и измерения издеваются над нами, они делают, что хотят. Я чувствую, давно, после... - она хотела сказать "после своей смерти", но осеклась, - после Малинового Барьера я распалась на части, будто раздвоение или растроение, я не знаю, но другие мои части попали в другие миры. Я это точно знаю, только не могу понять - куда, как, почему?
      Я их иногда чувствую, будто они подходят ко мне вплотную в темноте, касаются меня, чего-то хотят сказать. Но не могут, я их не слышу.
      Но они есть. Если я погибну, умру, помни, что я не вся погибла, не вся умерла... ищи меня, Иван!
      - Ну-ну, успокойся, - он пригладил ее растрепанные русые волосы, прижал сильнее к себе. - Был у нас один такой раздвоенный, нигде он не умер, не погиб. Я тебя еще с ним познакомлю, это он меня вытащил с Гиргеи, из подводного ада, а зовут его Кеша, Иннокентий Булыгин, рецидивист, ветеран, отличный парень... Гляди, что это?!
      Туман тянул к ним свои страшные неосязаемые лапы.
      Он уже поднялся до груди, норовил забраться выше - живой, страшный, призрачный туман, скопище страждущих, блуждающих в этом чистилище неприкаянных душ. Нагнетающий, надсадно-давящий вой исходил из самой гущи молочной пелены, будто тысячи, десятки тысяч демонов рвались из невидимых пут, жаждали овладеть чужаками, людьми... Не думать о них! Не смотреть! Не притягивать к себе! Их нет! И не будет никогда! и не было! Поздно!
      Страшные, полуразложившиеся, истлевающие руки, цепкие пальцы тянулись к людскому теплу, впивались в горло, рвали одежду, они становились все сильнее, все острее и цепче, они уже царапали кожу, они обретали материальность. Иван видел, как душили, как терзали несчастного бледного секретника, как тот кривился, дергался, пытался бежать, но не мог решиться.
      - Быстро! Становись! - рявкнул Иван. И поднял лучемет.
      Бледный, отмахиваясь от призраков, шагнул вперед.
      - Давай!
      Иван сам ощутил волну страха, панического, чудовищного страха, исходившего от бледного. Этим страхом он оживлял призраков, давал им силу лютую и дикую. И они рвались из белых, туманных пут Осевого. Они рычали и истошно вопили! Они визжали, тараща бессмысленно-злобные глазища, они жаждали живой плоти и крови. Это было невыносимо, от этого можно было сойти с ума. Но бледный все не решался. Ему смерть грозила со всех сторон.
      - Давай! Жми!!! - озверел от ярости Иван.
      Он ухватил бледного свободной левой рукой за ворот, рванул на себя. И так посмотрел в его улаза, что тот решился, сжал черный крохотный кубик.
      - Это конец, - просипел он сквозь мертвенно-белые, плотно сжатые губы.
      Экран вспыхнул черным внутренним пламенем. Полыхнуло заревом еле различимого зеленоватого огня. Адски заверещали, зазудели, загомонили призраки, истекая с камней и скал вниз, в долину. И все погасло. Ивану показалось, что он ослеп. Только Света прижалась сильнее, вздрогнула... но не пропала, как в прошлый, как в позапрошлый раз. Нет, она была рядом.
      Осевое выпустило ее!
      Иван повалился на холодный слизистый пол, пытаясь удержать ее, Светлану - свою жену, мертвую, погибшую много лет назад, блуждавшую в чистилищах Осевого, но ожившую, вытащенную им из ада, и потому особенно дорогую, любимую, родную. Где-то позади упал бледный, выругался, застонал, заскрипел зубами.
      Но Ивану было не до него.
      Они лежали и впрямь в огромном желтоватом шаре, пустом, гулком, холодном, покрытом изнутри сетями проводов и сочленений. Не обманул бледный! Но не это сейчас волновало Ивана.
      - Что с тобой, Светка?! - закричал он в полный голос. - Что-о?!
      Он держал ее за плечи и ощущал, как уходит жар из ее тела, как выходит последнее тепло. Она умирала. Она менялась на глазах, становилась изможденно-худой, полупрозрачной, страшной. Она хрипела:
      - Это я, Иван! Ничего не бойся, это я! Я ухожу!
      - Куда? В Осевое?!
      - Нет! Ты вытащил меня из Осевого, ты спас меня...
      - Нет! Я погубил тебя! Я тебя погубил!!!
      Иван был готов биться головой о железный пол. Она умирала страшно, в корчах, в муках - она превращалась в прозрачного, извивающегося безглазого призрака, почти такого, какой пил из него кровь, рвал тело тогда...
      давным-давно. Но голос был ее:
      - Ничего не бойся! Я ухожу в другой мир... не в Осевое! Я тебе говорила! Я соединяюсь с собой! Не бойся! Мне еще рано на Землю...
      Земля не принимает меня. Но я вернусь! Ты спасешь меня, как сейчас, как сегодня...
      - Нет! Не-ет!!!
      Иван тряс ее, вернее, он тряс это хлипкое, слизистое, расползающееся месиво. Он пытался вернуть ее к жизни.
      И ничего не понимал. Куда она уходит?! Зачем?! Почему?! Нельзя!
      - Не-е-ет!!! - закричал он нечеловечески, жутко.
      Но ее уже не было. Слизистые останки призрака истекали в ложбинки ребристого металлического пола, испарялись, превращались в ничто. Она умерла, она погибла - как и говорила, не надо было накликивать на себя беду! Как все это невыносимо, страшно! Иван встал на колени, глухо застонал, обхватил виски. Она ушла. Но все же он вытащил ее из Осевого.
      Вытащил!
      - Я говорил, что ничего не выйдет, - пробубнил изза спины бледный.
      Он сидел на полу, потирал разбитое колено. Вид у него был жалкий, пришибленный.
      - И где мне теперь ее искать? - безвольно спросил Иван, обращаясь к пустоте.
      Ответа не последовало. Лишь через минуту бледный снова подал голос:
      - Сейчас "карантин" кончится. Приготовься!
      Ивана уже ничто не интересовало. Он ощущал себя роботом, машиной. Он неохотно поднялся на ноги, поправил лучемет и бронебой. Потом нагнулся опять, подобрал оброненный ретранс. Вздохнул тяжко.
      - Оружие на пол! - прогремело сверху.
      - Бросай, а то не откроют, не выпустят, - посоветовал бледный.
      - Не выпустят - сами выйдем, - глухо проговорил Иван. Но оружие аккуратно положил под ноги.
      Не было ни скрипа засовов, ни визга лифтовых перегородок - сразу образовался провал в пяти метрах от них, из провала полыхнуло искусственным зеленым светом, полыхнуло успокаивающе и мягко.
      - Теперь надо вниз, - сказал бледный.
      - Надо так надо!
      Иван в странном прыжке, изогнувшись, вскинув ноги вверх, подхватил оба ствола и сиганул вниз. Он еще не знал, что там его ожидает. Но в падении сжег двух андроидов и одного человека, пытавшегося поднять парализатор.
      Больше никого в "зеленом подвале" не оказалось. Он осмотрелся, обнаружил два зрачка сфероидных камер.
      Подвал под наблюдением, значит, скоро пришлют охрану. Но обратно пути в любом случае нет- Как это нет? У него в клапане лежит ретранс, значит, он может хоть сейчас выбраться отсюда. Только бледного жалко. Да и побеседовать бы кое с кем не мешало.
      - Эй, наверху, заснул, что ли? - крикнул он.
      Бледный спрыгнул вниз. Руки у него дрожали, по лбу струился холодный пот.
      - Зачем ты это сделал? - спросил он прерывистым сиплым голосом. И указал глазами на трупы.
      - Ты ведь не хочешь, чтобы тебя повесили?
      - Нет.
      - Вот и я не хочу!
      Иван бросил бронебой бледному. Тот поймал на лету за ствол. От неожиданности растерялся.
      -Теперь будешь сам себя защищать, не маленький, - пояснил Иван. Он широко раздувал ноздри, принюхивался. Сонный газ не имеет запаха, обычный смертный его не учует. Но их учили, он сразу понял - не хотят устраивать драку в шаре, проще усыпить. Точно! Уж слишком свежим становится воздух, прямо нектар воздушный.
      - Ты чего это? - испугался бледный.
      - Сколько сможешь не дышать? - спросил Иван.
      - Чего-о?
      - Сколько, я спрашиваю?!
      - Две минуты.
      - Вот и не дыши, понял! Все! А то - петля!
      Бледный зажал нос. Он ничего не понимал. Но в петлю ему не хотелось. У него была одна надежда на спасение - сдать этого террориста своим.
      Сдать!
      Он набросился неожиданно, сзади, приставив бронебой под затылок. И это стало его последней ошибкой. Иван одним ударом, не оборачиваясь, переломил и левую, и правую ноги бледного, перепуганного парня. Вторым ударом сломал грудную клетку - труса еще можно простить, но предателя никогда. Да и маяться меньше будет, все ж таки не в петлю лезть при всем честном народе.
      Эх, бледный, бледный!
      Он не дышал уже полторы минуты. Но газ проникал и сквозь кожу. Надо срочно что-то делать, не то будет поздно! Створки люка над головою давно сомкнулись, рваться наверх бесполезно, тем более, что он уже был там, в железном гулком шаре. Можно уйти. Так и тянуло вытащить ретранс. Но рано,еще рано... Иван вдруг увидал зеленый глазок-индикатор, подбежал к стене.
      Так и есть, биосторож. Только бы успеть. Он ринулся к поверженному человеку, начал шарить по карманам-клапанам. Ничего нет. Ага, вот!
      Левая рука сжата, в кулаке - шарик на цепочке. Это пропуск. Отлично! Уже лет двести на всех особо важных объектах пропускная система, реагирующая на завитки кожи, зрачок, запах, тонкие поля человека, была запрещена - все это подделывалось запросто.
      Но подделать ежеминутно меняющуюся кодировку кристаллического "пропуска", настроенного только на свою "дверцу", было невозможно.
      Быстрей! Они следят за ним, они могут убрать его в любую секунду, они уже наверняка знают о нем все! Быстрей!
      Иван сорвал цепочку, прыгнул к индикатору, вдавил шарик в глазок.
      Контакт! Сработало. И он провалился еще ниже - сразу на три яруса, но провалился мягко, в гравиполя спуска-подъема. Значит, все нормально!
      Значит, они пока не включили системы особого реагирования. Ну и пусть!
      Это их ошибка. Он не виноват.
      - На пол! - заорал он не своим голосом двум диспетчерам-смотрителям.
      Это народец безобидный, по ним палить нет нужды.
      Оба рухнули будто мертвые.
      Теперь только вперед! Он вскинул оба ствола, прожег одну перегородку, другую, третью, за четвертой пустил в ход бронебой - биороб-охранник разлетелся в куски.
      Сжег две парализующих сети, попал на миг в "поле контроля", вырвался!
      Вперед! Он знал все действующие на Земле системы и системы систем защиты, и он опережал их - то, что уже двадцать раз остановило бы, усыпило, заморозило или распылило любого из инопланетных или земных суперразведчиков, уничтожалось им, прежде, чем срабатывало. Первым, надо всегда наносить удар первым! Вот так! Еще разок! Тройное сигма-поле он проскочил шутя, сбив ритм генераторов. Эх, наладчики! Салаги! Если бы они добавили что-то от себя, ему бы пришел конец, крышка, но они все выставляли по инструкциям, "по уставу". Ну и ладно, ну и хорошо!
      Когда Иван выкатился на зеленую подземную лужайку, он сам себе не верил. Прошел! Сейчас там, за спиной трескотня, суета, облавы, розыски, дурь, шум, гам... никто никогда не поймет, что случилось, потому что ни одно живое или неживое существо не сможет преодолеть всех рубежей защиты.
      Ну и плевать! Главное, сейчас не ошибиться. Ведь этот гад наверняка уже бежит туда. Тут только нюх, только интуиция!
      Иван нырнул под смотровую сферу, включил анализатор. Так и есть, жилой сектор, третий ярус, поверхность совсем близко. Регенерационные ячейки.
      Блок управления извне, запасной блок с "малым выходом". Хорошо.
      Теперь надо не мешкать. Он выскочил наружу, в три прыжка проскочил лужайку, пролез в силиконовый круг, отлично! Гравиполя подхватили его.
      Надо только задать направление! В этих структурах двенадцать плоскостей и шесть вертикалей. Ага! Верно! Его выбросило возле блока УИ. Тройной люк...
      Иван лоб в лоб столкнулся с невысоким лысым толстяком, прямо-таки боровом на человечьих ногах. Это он? Он! Одним ударом он вбил борова в блок. Коды! Заглушки! Блокировка! Зеркальный отвод! Все, их никто не видит, никто не слышит. Иван мысленно похвалил себя, не забыл, черт возьми, кое-что из особой программы, не забыл! Правда, хвалить надо наставников из "альфы". Но когда с ними встретишься?! И где они сейчас?!
      Ладно, рано еще расслабляться.
      Боров попробовал подняться. Но тут же полетел к противоположной стене, опрокинутый ударом ноги.
      Иван и не думал церемониться с ним.
      Сам он медленно опустился на терилоновый черный шар - тот стал удобным, но жестким рабочим креслом, облепил севшего. Ствол лучемета поднялся на уровень дынеобразной головы и застыл.
      - Не ожидал? - спросил Иван добродушно. И добавил: - Сван Дэйк!
      Боров выпучил маленькие глазки, привалился спиной к стене. На поясном ремне у него висел парализатор ближнего боя с лазерно-тепловой наводкой.
      Но боров и не думал сопротивляться, расклад сил был явно не в его пользу.
      - А я к тебе с приветом от твоего братца.
      - Мой брат погиб во время переброски в сектор смерти, - процедил боров сквозь зубы. Говорил он по-русски с легким акцентом, значит, учил его не здесь, а в Сообществе, там плюют на мелочи, там система иная.
      - Братан твой в Пристанище, - заговорил Иван, пристально глядя на инструктора, изучая его, - на планете Навей. Ты ведь. слышал про Альфу Циклопа?! Он в многопространственном сложном мире, он ушел от тех, кто его туда забросил. И не собирается возвращаться назад. Да он и не сможет вернуться, потому что его воплотили. Ты знаешь, что такое воплощение?
      Нет?! Это почти бессмертие. Вот так. Сван, твой братец стал почти бессмертным, он переживет всех нас и саму Землю. Но это еще не все, он может присутствовать сразу в разных местах, потому что он существует во множестве ипостасей.
      Ты еще не начал завидовать своему "умершему" братцу, а?!
      - Нет! - выдавил боров. - Люди из Ай-Тантры все равно тебя прибьют, каким бы ты ни был суперменом. Я тебе советую поднять лапки вверх и выйти отсюда со мною. А пушку свою брось, не нервируй меня.
      - Что, нервишки слабые?
      - Слабые! Я шуток не понимаю...
      Иван не дал договорить наглецу. Он ударил прикладом, наотмашь по жирной груди - хлестко и звонко, не для битья, а в урок. Боров сразу замолк, ушел в себя. Братом, похоже, он не интересовался.
      - Ну ладно! Тогда у меня к тебе есть пара вопросов! - сказал Иван. Будешь молчать, пристрелю как шакала!
      - Убивай сразу, - прохрипел боров по имени Сван Дэйк.
      Иван заглянул в маленькие глаза глубже. Да, этот будет молчать. Тут надо иначе. Тут надо наверняка. Он вновь сосредоточился. Он обязан войти в него, лишить воли, заставить говорить. Только так! С подобными негодяями нельзя по человеческим законам.
      Иван медленно превращался в "алмазную палицу Индры". Он обязан был подавить сопротивление. Времени оставалось мало. И вот он уже не сидел в шаре-кресле. Он лежал у стены, он был Сваном. Но только частично. Он изнутри ломал барьеры самозащиты, подавлял сознание - барьер за барьером, вот так! только так! но пора! пора возвращаться!
      Когда его сознание, сверкнув напоследок всеми алмазными гранями исходящей из полутрупа палицы, вырвалось наружу, когда оно вернулось в покинутое на миг тело, глазки у борова по имени Сваи Дэйк подернулись мутью, утратили злобу и упрямство.
      - Вот так, - устало процедил Иван, оттирая пот со лба. - А теперь мы продолжим беседу. Кто тебя заслая сюда?
      - Центр Ай-Тантра, - механически выдавил бороя.
      - Это верхушка айсберга. Кто под ней скрывается?!
      -Двести двенадцатое отделение черной грани - спецсектор нижнего яруса Синклита, отдел подавления восточных областей.
      - Вот как, восточных? - в раздумье, обращаясь к себе, проговорил Иван.
      - И давно он существует?!
      - Всегда, - ответил боров.
      - Цель Проекта?
      - Изучение основных характеристик и параметров Осевого измерения и использование последнего в интересах Федерации.
      Иван тихо засмеялся - как глубоко вдалбливают "обманку", даже в бессознательном состоянии этот негодяй бубнит то, что ведено бубнить.
      Он нажал:
      - Основная цель?!
      Мясистое лицо исказилось гримасой страдания, боли.
      - Полный контроль над Осевым и включение его в периферийную зону Сообщества. Поиск переходных шлюзов во Внешний мир. Установление контактов с цивилизациями Внешнего мира...
      - С какой целью?!
      - ...с целью упрочения единой модели мира в Федерации и устранения поляризации в ней.
      - То есть, полного подчинения России и ее внеземных областей?
      - Да.
      -Кому?
      - Синклиту.
      - И вы проводите этот Проект руками России и на ее же средства?!
      - Да, утверждена наиболее рациональная программа.
      - Ясно! - Голос Ивана звучал сухо. Последние сомнения развеялись. Но душа отказывалась принимать в себя то страшное, черное, гнусное, подлое, что исходило из этого борова и из всего Сообщества. И вскормили ты врага своего и убийцу своего на погибель себе. И не будет беспощаднее и злее к тебе чем вскормленный из рук твоих. Верно Гуг говаривал, простота - она хуже воровства, в сто крат хуже! Но надо продолжать, надо допрашивать это дерьмо, ничего не поделаешь. - Дополнительные цели проекта?!
      - Уход посвященных во Внешний мир. Уничтожение астральной субстанции в Осевом...
      - Ну а это еще зачем?!
      - Предотвращение исхода тонких тел и энергий из субъектов нашей Вселенной в случае ликвидации данных субъектов, предотвращение перехода упомянутых субстанций в Осевое измерение и накопления их в объемах данного измерения, обеспечение необратимости процесса санации и очищения Пространства для заселения его новыми формами цивилизаций, установление нового вселенского порядка...
      - Все! Хватит! - не выдержал Иван. - Заткнись, сволочь!
      Он не хотел верить себе. Не мог! Но теперь убеждался в правоте собственных догадок. Это схватка не на жизнь, а на смерть. Они всех уничтожат! Всех убьют! Но им мало убить! Им надо погубить, надо уничтожить не только тела, но и души, чтобы "обеспечить необратимость процесса"!
      Сволочи! Боров не мог врать.
      - Встань! Очнись!
      Иван ударил прикладом в жирную, омерзительную харю резидента.
      Скривился, будто коснулся рукой гадины.
      Сван Дэйк пришел в себя почти сразу. Глазки налились кровью, ненавистью. Он уже понял, что пощады не будет. Он пытался встать.
      Но Иван йе дал ему этого сделать, еще одним ударом он повалил борова.
      Потом захлестнул толстые ноги у самых лодыжек петлей, сделанной из микротроса карманной лебедки-подъемника, забросил конец наверх, за кронштейны верхних мониторов, вздернул борова, не включая движков, полтора центнера вонючего мяса и костей! Теперь мясистая рожа покачивалась в полуметре над черным поблескивающим полом.
      - Получай, скотина!
      Иван пнул ногой багровеющую, наливающуюся черной кровью морду. И снова опустился в жесткое кресло.
      Через десять, самое большее, пятнадцать минут этого "инструктора"
      хватятся, сюда прибегут охранники, персонал. Надо управиться раньше. И надо управиться еще кое с кем. И потому разводить политесы некогда, не время!
      - А теперь, гнида, когда ты в трезвом уме и доброй памяти, ты мне четко и ясно ответишь на каждый вопрос, понял? Отвечать быстро и коротко!
      Кто еще из ваших в Желтом шаре? Имена. Должности. Где они сейчас?!
      - Пошел ты! - процедил боров. Его лицо было залито кровью и потом. Но он еще держался.
      - Хорошо! - Иван вскинул лучемет, дал самый малый, вскользь.
      Тройной комбикостюм из светло-голубого пластикона, обволакивающий жирное тело, начал темнеть, потекли первые горячие капельки, пластикой не был рассчитан на воздействие трехструктурной плазмы. Раскаленные струйки заливали грудь, шею, мясистые щеки.
      И вот тут боров заверещал - пронзительно, мерзко, по-свинячьи. Иван даже подумал, не переборщил ли он.
      Но из визга вдруг выделилось нечто не сразу уловимое, но членораздельное:
      - Все-е ска-а-ажу-у-у...
      - Быстрей!
      - Гон Снакерс. Инструктор. Третий уровень, блок ХХ-2. Родер Гат.
      Инструктор. Третий уровень, блок "гамма", сектор 7. Мальга Рова.
      Советник.
      Там же. Булан Ольхов. Ведущий программы. Первый уровень... - он называл фамилию за фамилией.
      Иван считал - десять, пятнадцать, восемнадцать. Восемнадцать посвященных! Восемнадцать агентов и резидентов, открыто работающих против России. А времени в обрез! Четверо чужие. Остальные свои, русские - гады!
      предатели! подонки! Ладно, успеется, все успеется!
      - Отпусти меня! Я лопну! Я не могу больше! - верещал боров.
      Иван видел, что Свану Дэйку и впрямь несладко.
      Один глаз уже вытек - не выдержал давления, из ушей сочилась кровь. Но он знал, на что шел. Прекрасно знал!
      Ничего, потерпит еще немного.
      - А теперь быстро называй резидентуру в Совете безопасности и в Правлении. Ну?!
      - Не-ет! Не знаю! Я не посвящен... правда!
      - Они там есть?!
      - Есть! Есть! Они проводят все программы! Отпусти меня-я!!! Я больше не могу... - боров задыхался, терял сознание. Но Иван не давал ему отключиться, он усилием воли держал борова в сознании, это было и тяжело и противно, но так было надо. - В Правлении их много, две трети, самое меньшее две трети... Но я не знаю имен, не посвящен!!! Отпусти-и! Я хочу жить!!!
      Леший! Ускользающий, подлый леший, внутри которого голый червь с прозрачной головкой и высвечивающимся мозгом. Это там, в Пристанище!
      Рон Дэйк! Воплощенный и почти бессмертный. Резидент Ай-Тантры.
      Иван будто наяву видел его лицо - странное и страшное, уже почти нечеловеческое. Значит, они и там! Они внедряют своих резидентов повсюду... и имя им - легион!
      Это непостижимо и невыносимо. Отряд "Сигма-11". Проект Визит Вежливости. Четвертый сектор Ай-Тантры находился в Лас-Римосе. Ну и что?
      Эти сектора разбросаны по всему свету. Надо бить в голову. Но уже поздно.
      АйТантра мелочь, поверхностная мелочь. Синклит! Антарктический город-дворец, уходящий на километры вглубь.
      Центр? Одна из резиденций? Скорее всего, последнее.
      Нет, надо делать дело... так, как решил. Другого пути не будет! Все пути-дорожки отрезаны! Они приперли его к стенке... и бросили, он им не страшен. И он сам припер себя к стенке! Так почему же Рон Дэйк, почему этот леший Пристанища хотел его убить? Подлинно воплощенному было бы сто раз наплевать на какую-то там земную букашку, на тлю смертную! Нет, значит, он, и воплотившись, продолжал работать на Ай-Тантру, на Синклит...
      и еще черт знает на кого. С ними надо иначе.
      - Ну ладно. Хватит! - устало вымолвил Иван. - Пора тебе, гадина, возвращаться в свою обитель, домой, в преисподнюю. Прощай!
      Приклад лучемета в каком-то неуловимо-изящном движении коснулся жирной спины висящего, хребет переломился - и боров обвис мешком, вывалившийся язык едва не доставал черного поблескивающего пола.
      Уходить из шара, из его тройной оболочки, не повидав остальных работничков спецслужб Сообщества, Иван никак не мог. Но сил оставалось мало. Он проглотил подряд три стимулятора, воспрял. Надо! Надо вывести эту нечисть! Даже зная, что любая шальная или пущенная именно в него пуля, любой сноп излучений, плазмы, сигма-энергий может стать для него завершающей точкой, нож, сеть-парализатор, умелый удар - только один, и нельзя рисковать! Но если не рисковать... тогда и браться за дело нечего, тогда... Нет! никаких тогда!
      Еще полчаса он потратил на агентуру Синклита - Сван Дэйк не обманул, перед смертью мало кто обманывает. Иван доставал их по одному и, не тратя ни времени, ни слов, отправлял вдогонку жирному борову, которого Харон уже наверняка перевозил через унылую реку Стикс. Правда, дрогнула рука, когда добрался до Малый Ровы, все ж таки женщина... но заглянув поглубже в зеленые глаза стареющей блондинки, понял - таких стерв земля не должна носить, тем более, земля родимая, российская. Змеи подколодные!
      Гадины!
      Таких только в ад! только в преисподнюю! теперь уже не время следствий и судов! раньше надо было... Он сжег блондинку - она и не сообразила, что же происходит, как ее не стало, только распыленные в воздухе молекулы да атомы, которым уже не воссоединиться никогда в ее образ. Чище! Чище становится на родимой сторонушке. Иван почти физически ощущал это, хоть плачь от умиления. Но некогда!
      Во всех сферах, на всех этажах и уровнях Желтого шара и примыкающих к нему помещений парила кошмарная суета. Такого переполоха здесь отродясь не видывали.
      Ну и пусть. Иван знал, что если его не взяли сразу, то в этой дикой кутерьме его не возьмут никогда. Он победил.
      Но он не будет ожидать лавров и венка победителя. Они даже не узнают, что на их "особо важном объекте" малость пошуровал свой брат десантник, только классом повыше, но свой... они будут ругать его, будут проклинать за разрушения и смерти, и они, скорей всего, не узнают, что он их спас, что он остановил разрушительный для страны Проект, вывел под корень инструкторов-резидентов...
      Нет, тут благодарностей не дождешься!
      - Ну и ладно, - вслух опечалился Иван. - Ну и пусть.
      Он достал ретранс. Пора.
      На этот раз его так ударило о стену, что ребра затрещали. Ствол бронебоя врезался в живот, даже в глазах смерклось. Иван застонал. Но выбросило его не в камерепалате, а в какой-то тесной и вонючей каморке с низким потолком, каких не делали уже лег четыреста. Дверей в каморке не было, но было маленькое зарешеченное окошко. Иван пригляделся к решетке слаба, в два рывка можно выдрать. Но само оконце мало, не пролезть. И почему его закинуло сюда?!
      - Любо, братцы, любо, - пропел под нос Иван, - любо, братцы, жить...
      Пол каменный. Стены каменные. Потолок каменный.
      Но ведь ретранс должен был сработать на возврат? Какой же это возврат?!
      Тюрьма. Плен. Заточение. И поделом!
      Ивану неожиданно показалось, что за спиной кто-то стоит. Он резко обернулся... в самом углу каморки скрючилась чья-то черная маленькая фигурка, бесформенная и уродливая. Карлик Цай ван Дау? Но он должен ждать в палате, он не может оказаться здесь. Другой узник? Глупости, еще минуту назад здесь никого не было, Иван точно помнил, .он пока не выжил из ума.
      - Не гадай, не ломай попусту голову, - гнусаво и хлюпающе прокартавило изнизу, - это я, твой лучший друг и брат.
      Капюшон, скрывавший лицо, чуть сдвинулся назад - проявился большой вислый нос, слюнявая безвольно-обмякшая нижняя губа, тусклый блеск желтушных белков.
      На Ивана в упор, наглым и одновременно обиженным взглядом смотрел Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного - нечистый посланец мира мертвых.
      - Тебе еще не надоело быть собакой? - спросил Иннокентий Булыгин у оборотня Хара.
      Тот не понял вопроса, потому что не знал, как это бывает "надоело". И потому Хар широко, по-собачьи зевнул.
      Он давно уяснил, что с Кешей разговаривать бессмысленно, одни слова и никакой информации для троггов.
      Хар знал, что все эти люди, с которыми его свела не только судьба но и воля наисвирепейшей и единовластной королевы Фриады, затевают какое-то огромное и рисковое дело. Но ему приказано быть с ними. И он будет с ними.
      А Кешу он считал почти что своим, почти троггом.
      - Тоже мне, - с издевкой проговорил Булыгин, - зангезейская борзая!
      Никаких борзых на Зангезее нет! Там одни подонки и бандиты!
      - На Гиргее нет бандитов, - вставил Хар и почесал задней лапой облезлое ухо.
      - Чего-о?! - Хеша поперхнулся. - Это на Гиргее-то, на этой поганой каторге нет бандитов?! - Он выпучил глаза.
      - Среди троггов нет бандитов, - пояснил Хар. - Все другие лишние на Гиргее, мы их не считаем.
      - А-а-а, - глубокомысленно протянул Кеша.
      Хук Образина вошел с лязгом и грохотом, чуть не выпав из откидного стародавнего и ржавого люка. Хук все никак не мог придти в себя и напоминал ожившего покойника, и все это несмотря на неоднократные переливания крови, омоложение тканей, регенерацию и усиленную кормежку.
      Хук был бледен и страшен. Но сейчас глаза его горели, а нижняя челюсть тряслась.
      - Ты слыхал?!
      - Чего?
      - Нападение на особый объект объединения Дальний Поиск! В Арамчире! Не слыхал?!
      - Это што еще за объект? - спросил Кеша лениво, ему было плевать на любые объекты. Он скучал без дела.
      - Одна из наших баз, Кешенька! Банда террористов налетела, разгромила, ущерба на пять миллиардов, девятнадцать трупов в секторах обеспечения и один в пусковой зоне!
      - Ну и хрен с ними!
      Хук привалился спиной к стене бокса, сполз на корточки, откинул голову.
      Потом вытащил какую-то гранулу, проглотил. Хук был небрит и помят, но щетина недельной выдержки была почему-то зеленого, болотного цвета.
      Кеша хотел спросить - почему, потом раздумал, бог с нею и с Хуком. Несет околесицу, в себя не пришел еще, ничего - скоро оклемается, на дело вместе идти, ссориться нельзя.
      - И по мне бы хрен с ними со всеми, Кешенька, - просипел Хук. - Но сам сообрази, откуда у нас тут, посреди Великой Расеюшки, заведутся террористы?! И кому, как ты выразился, на хрен нужны эти нападения и погромы?! - Хук Образина хрипел и сопел, будто из-за гробовой доски голос долетал. Но еще две недели назад он вообще ни на что не реагировал, только мычал и стонал. - Дело странное и непонятное, убей меня бог! И ежели бы наш Ванюша не сидел сейчас в психушке под семью запорами, я б сказал одно:
      его почерк! Он с юности незлобивый, отходчивый. Но коли работу работает, то на совесть...
      Хар заинтересованно потянул длинную противную морду к Хуку Образине.
      Хар мог чуять далеко. И он чуял - Ивана сейчас на Лубянке, в подземнойспецлечебнице глухих времен нету. А вроде бы и там он. Двоилось чутье у Хара. Но сам он не мог разорваться на две половины. Хар ждал.
      - Это все ерунда! - подытожил Кеша, беглый каторжник и рецидивист. Тут вот Гуг Хлодрик приходил, Буйный, так он уже обратно к себе полбанды переманил, вот это здорово!
      - Здо-орово, - насмешливо просипел Хук. - Все ждут, всё готовятся, стволов выше горла, спецснаряжения хоть задом ешь, боеприпасов на триста лет вперед, Дил, мать его раскудрявую, половину цепочки загнал, на стреме восемь капсул держит, на всех переходники и возвратники запас, купил с потрохами две трети земного шара, Крузя, друг забулдыжный, подпольную армаду охмурил, двести тысяч длинных ножей ждут сигнала, не за совесть идут, за добычу, но подмога важная, тридцать семь бронеходов в полном боевом на орбите висят, стосковалися все... а Ванюша, бомбомет ему в глотку, здоровьишко поправлять надумал, в спецбольницу оформился на постой! Охладеет народ, один останется!
      Хук Образина встал, сплюнул, выругался и вышел.
      - Ничего, - рассудительно заключил Кеша, - возвернется Иван. Вовремя придет.
      - Уговор у нас с тобой был, - напомнил Авварон и ехидно осклабился. - А ты и позабыл, видать, про все?!
      На Ивана пахнуло трупной вонью. Но он не показал виду. Улыбнулся.
      - Ты, нечисть поганая, слова не держишь. А с меня требуешь?
      - Твои же интересы блюду, Ваня. Тебе в Пристанище надо. Без меня не попадешь туда?
      Иван потер ушибленный локоть. Потом разжал кулак и показал черный кубик, будто похваляясь перед карликом-крысенышем, перед колдуном и мерзавцем своей силой да мощью.
      - Нет! Не попадешь, - прогнусавил Авварон.
      - Сгинь, нечисть!
      - Напрасно нервничаешь, Иван, я же пришел за долгом. А долг дело святое! - Авварон приподнялся и вдруг гнусненько, похотливо захихикал.
      Гляди, а то твоя мертвая красавица, кою ты оставил во хрустальном гробе, не дождется тебя.
      - Дождется! - уверенно ответил Иван.
      - Нет, не дождется! - настоял на своем Авварон.
      Перед глазами у Ивана встало встревоженное, измученное лицо Светы.
      Одну он не уберег. Вытащил, называется, из Осевого... сгубил, негодяй. Не будет ему за это прощения. Никогда не будет! Но Аленка - она в надежной биоячейке, она под такой защитой, что неподвластна никому! Она будет ждать его вечность. И дождется. Он придет к ней.
      -Да, Иван, - сокрушенно, с явным притворством пронудил Авварон, - ты прав, она тебя ждала. Но вечность уже прошла! - Он не выдержал и торжествующе рассмеялся. Желтые, дурно пахнущие брызги полетели во все стороны. - Прошла, Ванюша, друг ты мой и брат!
      - Врешь!
      - Нет, не вру. Это тебе так хочется, чтобы я врал. А я не вру. Авварон перестал ухмыляться, насупился и сказал с укором: - Не любишь ты правды, Иван!
      - Издеваешься?!
      - Как можно? Ты вспомни-ка, совсем недавно своему дружку ты показывал Систему. Я рядышком был, я все видел.
      - И снова врешь, нечисть! - Ивана начинало трясти от нахальства этого карлика-крысеныша, готового вползти в душу червем.
      Но смутить Авварона Зурр бан-Турга было невозможно.
      - Я завсегда рядом, Ваня, ты не сомневайся, за левым плечом твоим. Ты как почуешь нужду в чем, так оглянись налево, да позови только, мол, Авварон, друг сердешный! И я мигом отзовусь... вот тогда и поверишь.
      Ну это присказка, - Авварон надул щеки и даже подрос будто бы. - А я тебе твою ненаглядную показать хотел, как ты Дилу, Гугу-бандиту и Правителю вашему кривобокому Систему показывал, я ведь умею. Хочешь?!
      Соблазн был сильный. Но Иван знал, этот колдун-телепат может запросто не правду показать, а наведенный морок, только запутает, охмурит, своего добьется и опять в погибельном месте на смерть бросит. Ага, бросит!
      Это коли сам не убьет. Ему ведь только Кристалл нужен.
      -Нужен, Иван... очень нужен,- вновь прочитал мысли Авварон.
      - Показывай! Но без всяких условий чтобы!
      - За показ денег не берут, Ваня. Гляди! - Авварон вдруг поднялся над каменным полом до уровня Иванова лица, тяжело, надсадно с маятой заглянул прямо в глаза-и налились его базедовые желтушные белки свинцовой пустотой, будто распахнулись в сам ад, в преисподнюю. Иван только успел выставить барьеры Вритры... и канул - в пустоту, во мрак. И почти сразу увидал ее.
      Он узнал Алену, хотя это было невозможно, это было просто безумием каким-то: на прозрачно-хрустальном кубе сидела седая, высохшая старуха, глаза ее были словно замороженные- свет от них отражался, но не проникал внутрь, омертвевшие глаза. Желтая кожа, морщины, плотно сжатые губы...
      И все же это была она, именно она, Алена. Нет! Ивана передернуло. Нет!
      Он на самом деле сошел с ума! Или этот нечистый морочит его. Не может быть!
      Но каким-то внутренним, глубинным чутьем он знал, что никто его не морочит, что он видит ее... и еще кого-то. Странно! Ивана затрясло. Очень странно.
      В этой старой высохшей женщине непостижимо сплелись черты невероятно красивой, когда-то молодой, нежной, доброй, ласковой, ждущей его прекрасной Елены, Аленки... и кого-то еще, очень знакомого, но страшного, гнетущего... Иван никак не мог понять. Будто кто-то стоял за спиной с занесенным в руке ножом. Будто сверлили затылок чьи-то ненавидящие глаза. Нет! Только не это!
      Иван мысленно взмолился: "Авварон! Я тебе верну Кристалл, он твой, только скажи, что это все неправда! Ты слышишь меня?!"
      - Слышу, слышу, - явственно раздалось из-за левого плеча. - Но это правда, Иван, ничего не попишешь. Ты узнал ее, да?
      - Узнал! - произнес Иван вслух.
      - А ты всю ее узнал?!
      - Как это... - Иван уже понимал, о чем говорит Авварон Зурр бан-Тург, но он не хотел в этом признаваться, будто от его признания зависело сбудется это или нет.
      Когда ему явился впервые призрак страшной, безумной старухи? Давно, еще перед отправкой в сектор смерти, в комнате с хрустальным полом. Она выросла из-за спины, пронзила лютым взглядом. И он тогда понял, что ненавидит ведьма не только весь род людской, но и именно его, ненавидит до сладострастия, до жути. А потом в капсуле! А потом на планете Навей! А потом - когда он вырвался из Пристанища. Она не отпускала его! Она тянула к нему свои скрюченные старческие пальцы и злобно, нечеловеческим смехом хохотала. И вот теперь... нет, он не увидел ее, но он узнал страшные, проглядывающие черты той фурии в своей Апенке. - Этого не может быть!
      Не мучай меня!
      - Может, - спокойно ответил Авварон, он почти не картавил, как и всегда, когда дело принимало серьезный оборот. - Она еще не стала злым духом планеты Навей. Но она станет. С каждой минутой, с каждым днем она стареет, наполняется злобой и ненавистью, она воплощается в оболочку фурии. И она становится ею!
      Лицо Алены приблизилось, теперь Иван видел каждую черточку, каждую морщинку. В этом лице были добро, ожидание, былая краса, усталость...
      и проглядывало в нем иное, нехорошее. Время! Проклятое время перевоплощает людей без всяких причуд, без ворожбы и колдовства!
      - Нет! Ты ошибаешься, Иван! Мы помогаем ей, по своему помогаем! И она станет той, что преследует тебя, никуда не денешься - это твой злой дух!
      Прежде, чем ты покинешь свое бренное тело, он изведет тебя вчистую, не сомневайся!
      - Гадина! Ты просто гнусная гадина! - сорвался Иван. - Но я не верю тебе. Она еще нескоро постареет и превратится в фурию... пройдут годы, десятилетия! А та мне являлась давно, значит, это не она. Не она!
      Авварон раскатисто рассмеялся. Он хохотал до тех пор, пока смех не перешел в перхающий кашель, в удушливые, болезненные стоны. Потом внезапно смолк. И прошипел:
      - Это она, Ванюша. Да, и тогда, в самый первый раз, и позже, и на Земле, и в Пристанище тебе являлась она.
      Ты же знаешь, что такое временная петля. Знаешь? Ну вот... Ты еще не узнал ее и не познал ее, ты еще не претерпел с ней тысячи злоключений, ты еще не бросил ее на тяжкие горести и муки, ты еще не оставил в ее чреве своего несчастного сына, а она приходила к тебе, потому что она уже пережила все это, она прошла через море страданий, боли, унижений, горя, она стала полубезумной, она воплотилась в фурию, в злого духа планеты Навей, и она возненавидела тебя! Потому что ты шел прямой тропинкой, а она попала в петлю времени... ты мог изменить ход событий, ты мог отказаться от задания, но ты не отказался, ты отправился в сектор смерти. И теперь она будет вечно с тобой. Она не оставит тебя и в преисподней! А ведь я предупреждал, Ванюша, разлюбезный ты мои брат, не путайся с мертвыми, не алкай усопших и пребывающих в мире ином - и не воздается тебе злом и ненавистью! Не послушал ты меня!
      - Замолчи! - У Ивана обручем стиснуло голову. Он страдал невыносимо.
      Он готов был разбить череп о каменную стену. Ну почему он несет всем и повсюду смерть, горе, боли, разлуку?! Это проклятие какое-то! Это невозможно вытерпеть! Иди, и да будь благословлен! Какая наивная чепуха, какое самомнение. Нет! Он проклят и обречен! Его место в Черной пропасти, в глухих дырах Вселенной, как можно дальше от людей, ото всех... но от себя не убежишь! и о нее теперь не убежишь, как ни старайся. И от Светы никуда не деться. Все они - это его тяжкий, смертный крест.
      Невыносимо!
      Он видел ее как наяву. Значит, она покинула биоячейку, вышла. Но как она смогла это сделать?! Это не зависело от нее! Следовательно, ей помогли. Прав негодяй Авварон, ей помогли и помогают сейчас - страшная, черная, губительная помощь. Значит, они до нее все же добрались.
      - Ты умрешь лютой, ужасающей смертью! - прошипело вдруг за спиной. - И никакая сила не защитит тебя!
      Иван обернулся. В темной каморке, прямо у черной стены стояла злобная, высохшая фурия в черном балахоне, в черном капюшоне, надвинутом на глаза, стоял злой дух планеты Навей, стояла его любимая- прекрасная когда-то Алена, превращенная дьяволами Пристанища и им, да, им самим, ибо без него они бессильны, превращенная в черный морок смерти и ужаса.
      - Нет! - застонал он сквозь зубы. - Я не виноват! Я ни в чем не виноват!!!
      Фурия расхохоталась - скрипуче и мерзко, потрясая своей кривой клюкой.
      Полы ее балахона начали биться, извиваться словно под порывами сильной бури. Сквозь смех вырвался каркающий хрип:
      - Нет ни виноватых, ни безвинных! Черное зло Мироздания вечно и неистребимо, оно перетекает из души в душу - и нет границ ему и нет предела! Трепещи, смертный, ибо черное заклятье лежит на тебе!
      - Нет! - закричал во весь голос Иван.
      - Пристанище не выпустит тебя! Никогда не вырвешься ты из пут преисподней, ха-ха-ха!!! Загляни же мне в глаза! Давай! Не отворачивайся, ну-у!!!
      Иван не выдержал, упал на пол.
      Оглушительный, истерический вой-хохот пронзил его уши, ледяным наждаком прошелся по сердцу, выстудил все внутри, вымертвил. И смолк.
      Он долго не мог отдышаться. Лежал обессиленный и подавленный. Авварон черным вороном сидел в углу каморки, сопел, причмокивал и вздыхал. Он выжидал.
      И Иван очнулся. Пришел в себя.
      - Что с моим сыном? - первым делом спросил он.
      Авварон закряхтел, зашмыгал, начал шумно чесаться и ловить блох в своей вонючей, драной рясе.
      - Я тебя спрашиваю, нечисть! Что с моим сыном?! - заорал Иван.
      - А вот это ты можешь сам узнать, - неожиданно ответил Авварон.
      - Вернуться в Пристанище?
      - Пристанище повсюду. Ты никогда из него и не уходил, Иван... Так что, хе-хе, мелочи, формальности - туда-сюда смотаться на полчасика! - Авварон глумливо захихикал, слюни потекли по жирной обвисшей губе.
      Поглядишь на сынка родного, прихватишь Кристалльчик - и к дядюшке Авварону, вот и всех делов. А я тебе помогу, как и уговорились.
      Иван передернулся, задышал тяжело, с натугой.
      - Ни о чем мы не уговаривались, - просипел он.
      - Э-э, память у тебя короткая, Ванюша... ну да ладно, мне не к спеху, у меня вечность в запасе. Прощай, что ли?!
      - Нет! Постой!
      Иван приподнялся, уставился на посланца преисподней, преследующего его, издевающегося над ним, мерзкого, гадкого, смертельно опасного, но и необходимого пока... Пока? А не стал ли этот негодяй и изверг его постоянной, неотвязной тенью? Не стал ли он вторым "я"?!
      Черный человек. Он приходил и к другим. Он помогал, утешал по-своему, будоражил, давал силы и призрачную власть, но он и высасывал потихоньку кровь из своей жертвы, он морил, сводил с ума, заставлял лезть в петлю и пускать пулю в лоб... во Вселенной есть лишь зло, одно зло везде и повсюду, и оно перетекает из одного сосуда в другой. Черный человек!
      Авварон Зурр бая-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного. Черная неизбывная тень!
      - Я согласен.
      - Ну вот и прекрасненько - карлик-крысеныш похотливо потер потные, тускло поблескивающие ладони. - Вот и чудненько.
      - Но у меня нет ни капсулы, ни разгонников, ни переходника большой мощности... вот, только это! - Иван вытащил черный кубик.
      -Обижаешь, Ваня!- дурашливо протянул Авварон. - Ну зачем нам с тобой, познавшим Мироздание, какие-то допотопные разгонники? И эту старушку спрячь. Спрячь скорее, не-то зашвырнет тебя снова невесть куда, а мне ищи-разыскивай!
      - Тебе видней, - согласился Иван. И убрал ретранс.
      - Конечно, видней. Ведь я вижу сразу во многих пространствах и измерениях, Ванюша. Ты только представляешь их, воображаешь, а я вижу!
      А ведь советовали тебе добрые люди - воплощайся, и познаешь непознанное, прозреешь аки слепец, возвращенный к свету...
      - Врешь все! - снова сорвался Иван. - Какие еще добрые люди?! Не было там людей! Там нелюди!
      - Ну это я для красного словца, конечно же, нелюди, Иван. У вас люди, а там, у нас, нелюди. В этом и конфуз весь. Вот пощупай меня. Пощупай, пощупай, не стесняйся!
      Иван протянул руку, и она прошла сквозь черный саван Авварона.
      - Вот оно как, - снова засокрушался колдун, - одна видимость и только.
      Я там реален и многоплотен во многих ипостасях. А здесь я призрак. Да и то лишь - тебе являющийся. Иные меня не зрят и не слышат, ибо не впитали сущность мою в себя. А ты впитал, будучи на планете Навей. Ты почти родной... да что там почти, ты родной брат мне, Ваня! - Авварон всхлипнул, три мутные слезинки выкатились из левого вытаращенного глаза и гнилыми виноградинами скатились на черную рясусаван. - И без тебя в этом мире нету меня, будто и не было, будто и не рождался семижды семь раз в одном только Оге! А ведь ты меня, родного твоего брата, убить хотел... там! И уж убил почти, насилу уполз... Но пусто, Иван! По сию пору пусто мне, ибо вырвал ты из многих тел моих, по многим измерениям рассеянным, часть естества моего, пробрался в меня, проник своим ведовством окаянным и вытоптал часть безмерной и мглистой души моей. Но все простил я тебе, не помню зла твоего черного, ибо...
      -...ибо нет ему меры и предела, и существует оно в самом себе, перетекая из одного в другого, не уменьшаясь, но произрастая, - продолжил Иван угрюмо.
      - Истину говоришь! - Авварон задрал палец вверх. - Ибо сказано в Черном Писании: "неси зло делающим зло тебе, и неси зло, делающим добро тебе, и любезен будешь властителю века нового, и примет он тебя в объятия свои, и воссядешь ты возле трона его по левую руку его!" А пока давай-ка, делом займемся, ведь это мне ходу нет в твой мир, а тебе, Иван, все дорожки открыты теперь, да и не духом-призраком, а телесно... а я - твоя дверь есть в закрытую для смертных, покуда живы они, часть Пристанища.
      Живехоньким попадешь туда снова. И живехоньким возвернешься!
      - Это за что ж честь такая? - вяло поинтересовался Иван. Сейчас ему было наплевать на всю дьявольскую механику перебросов-переносов. Он уже почти созрел.
      - А за то честь, что был ты нам чужой, а стал свой, причастившись жертвенной кровью на Черном Соборе нашем, - Авварон глядел прямо в глаза Ивану, тяжело и страшно глядел.
      И припомнились сразу беснования в подземельях, игла длинная, судорожные подергивания жертв, висящих вниз головами, укол, мгла и полумрак, изумрудно-зеленое свечение, и.дьявольская рожа с раздвоенным змеиным языком-арканом и стремительное падение в бездну, усеянную сверкающими льдами, и грохот низвергающихся водопадов, похожих на водопады Меж-арха-анья...
      "Ибо Земля лишь малая часть Пристанища, крохотный пузырек в его толще.
      А ты проткнул этот пузырек... ты вонзил иглу проникновения в тело беззащитной жертвы!" Как это нелепо и неисправимо, как горько!
      - Да, Иван! - чеканно, без гнусавости и картавости, выдал Авварон. - У тебя нет и никогда не будет такой силы, чтобы убить меня во всех ипостасях моих, чтобы уничтожить мою сущность.
      Он и тогда говорил точно так же. И показывал подземные инкубаторы, миллионы прозрачных ячей, заполненных эмбрионами - новая раса, сверхсущества, выращиваемые на смену вымирающему, вырождающемуся человечеству. И миллиарды маленьких черненьких паучков, за стеклотаном ненавидящие, ледяные глаза. Чуждый Разум! Это на Земле. А на планете Навей - огромный, черный, абсолютно непроницаемый пузырь, заговоренный, закодированный Первозургом, Сиханом Раджикрави, миллионнолетним старцем, старцем, который родится на свет белый лишь через пять веков. А в пузыре этом - Кристалл. А еще он сказал тогда Авварону, что биоячейка с Аленой заговорена и неподвластна ему, что только Сихан может ее раскодировать, оживить спящую."
      Получилось иначе, они добрались до Аленки. И ее больше нет. Есть старая, лишенная рассудка женщина, доживающая последние дни. И есть воплощенное в фурию зло, есть ведьма, злой дух, преследующий его. Есть страшное Черное Заклятье. Ни один нормальный землянин при таком раскладе никогда в жизни не сунулся бы в Пристанище, ведь это гибель - он убьет его, как только получит Кристалл. В этой штуковине, в этом мощнейшем гипноусилителе, заложены данные о сферах сопредельных пространств, координаты "дверей", "люков", "воронок". Черт побери! Но ведь все эти сведения выковыряны из его же, Ивановой, памяти, точнее, из Программы, заложенной в его мозг "серьезными". Программа должна была в итоге убить его. Сверхпрограмма - Первозурга. Осатанеть можно! Программа была закодирована, и он не мог ее познать. Его голова была использована...
      как сумка почтальона! Он должен был передать координаты черным силам преисподней?! Но "серьезные" ведь могли и напрямую это сделать!
      Авварон появился на Земле вместе с ним, с Иваном. Но слуги Пристанища всегда были на Земле. И "серьезные", эта теневая ложа Синклита, какие бы высокие посты ни занимали, под какими высокими градусами ни числились бы в своих ложах, были всего лишь слугами Пристанища. Зачем им какой-то почтальон, зачем им посредник? Нет, здесь явно двойная игра... Но важно не это. Важно другое, и Иван уже говорил Авварону, говорил напрямую, открыто: он не позволит нечисти черных миров вторгнуться на Землю вместе с полчищами негуманоидов Системы. Не позволит!
      Это будет слишком для маленькой Земли, для всей Федерации!
      - Ну и что? - поинтересовался вдруг Авварон с ехидством. - Уж не передумал ли ты?
      - Нет! - твердо ответил Иван. Он не лежал и не сидел, он стоял в полный рост посреди темной каморки.
      - Тогда... смотри мне в глаза. И ты войдешь в Пристанище!
      Не глаза, а черная, сатанинская пропасть открылась перед Иваном, бездна мрака, ужаса и отчаяния. И его повлекло туда- вниз, в адскую воронку в тягостном, замедленном падении. И не было рядом ничего и никого, не было и Авварона. Лишь он и смертная пустота. Лишь гнетущее осознание надвигающейся погибели... нет! он не имеет права сомневаться! он вынырнет из этой пропасти, из омута запредельных миров! он обязан вынырнуть оттуда!
      Чернота и пустота рассеялись постепенно... и не было никакого падения, никакой пропасти- просто возвращалось зрение и он начинал видеть. А видел Иван вокруг себя по все стороны - лес, неземной, полуживой, а может, и живой лес с шевелящимися лианами-червями, с кронами чудовищных дышащих деревьев, с глазастыми васильково-багряными цветами и колючими зарослями.
      Как и в прошлый раз прямо над головой, высоко-высоко пролетел со скрежетаньем и посвистом шестикрылый дракон, но без гипнолокаторов, это хорошо, это значит, что о н и не видят его и не знают о его возвращении.
      Планета Навей - проклятая, дьявольская планета Навей, в чреве которой блуждал всю предыдущую жизнь, из мохнатой утробы которой он вырвался дряхлым, умирающим старцем. Его спас и оживил Откат, вернул молодость, силу, не лишив памяти. Это почти чудо. Но это не будет повторяться вечно, и он теперь не имеет права блуждать по Кругам Внешнего Барьера годами, десятилетиями мыкаться в гирляндах миров-призраков Охранительного Слоя, ему не дано времени бродить вокруг да около или пронзать пространства в отходных сферах-веретенах... Дверь где-то в Нулевом Канале. Но она не нужна ему. Ему нужен только Кристалл и... в первую очередь, его сын, брошенный, одинокий, может, и не живой уже.
      - Иван, ты слышишь меня? - пробилось глухо, словно сквозь слой ваты.
      - Слышу, слышу, - процедил Иван.
      - Кристалл там, ты знаешь, давай быстрей, не тяни время!
      - У тебя в запасе вечность, обождешь! - грубо ответил Иван.
      Он подошел к колючим зарослям, припоминая, как продирался сквозь них, как спешил на бот, как боялся опоздать и навечно остаться здесь.
      Гибкие ветви с колючими, то сжимающимися, то разжимающимися пучками шипов, потянулись к нему, почуяв добычу, мясо. Иван отошел назад на полшага. Кристалл должен лежать в другом месте - там, где стартовал десантный боевой бот, стартовал, чтобы воссоединиться со своим кораблем-маткой, с капсулой, лавировавшей по сложной орбите.
      Авварон перебросил его точно, в нужное место, в тот самый "огромный, черный абсолютно непроницаемый для него, Авварона, пузырь". Не соврал!
      Значит, Первозург сильнее этой нечисти, пусть не во всем, пусть в каких-то отдельных вещах, но сильней! Не надо было с ним расставаться, да, Сихан Раджикрави - союзник, каких больше нет и не будет. И он всем обязан Ивану, это Иван вытащил Сихана из заточения Чертогов. Где он теперь?! Где, где...
      на Земле, где ж ему еще быть.
      Иван отмахнулся от мохнатой наглой лианы, которая хотела захлестнуть петлей его шею. Пнул сапогом в основание буро-синего ствола- из пробитой почерневшей коры ударила струйка желтовато-зеленой крови, где-то наверху, под кронами, глухо завыло нечто огромное и неподвижное. Живые деревья.
      А под ними и в них утроба - только зазевайся и сгинешь в ее непомерном брюхе навсегда. Тогда он был в скафе, с целой кучей всяких пил, ножей, пробоев, электрошоковых щупов и прочих премудростей, и то еле выкарабкался из неподвижно-живой исполинской гадины. Сейчас рисковать нельзя. И Иван пригнулся, прополз под низким стволом, попытавшимся придавить его к земле, но не успевшим, выскользнул - и уткнулся прямо в зеленую мирную лужайку с рыжей полузаросшей проплешиной. Здесь! Здесь стоял бот. Здесь он обронил Кристалл.
      Надо искать... а надо ли?! Сейчас он поднимет эту крохотную штуковину, выберется из пузыря, отдаст ее Авварону- и все! финита ля комедиа! все закончится просто и гнусно. Нет, так нельзя. Но иного хода нет. Виски ломило от невыносимости положения и от тоски маятной, неизбывной.
      Вот он! Иван опустился на колени. Да, это еще не Кристалл, но все же кристалл - маленький, розовенький, съежившийся, с налипшей поверху пыльцой, но он! Первым желанием было растоптать его, уничтожить, сжечь...
      Иван выдернул из-за спинного чехла лучемет, вскинул его стволом вверх.
      Нет, кристалл не горит, и растоптать его нельзя. Можно зарыть поглубже, чтобы глаза не видели. И все! Но уничтожить его практически невозможно.
      Иван взял кристалл двумя пальцами, осторожно положил себе на ладонь.
      Надо подержать его у тела, прижав прямо к коже: кристалл заряжается от человеческого тепла, от тонких энергий, исходящих от разумной человекообразной особи. Тогда он станет Кристаллом. И тогда Авварон заберет его себе. И откроются двери во Вселенную, заселенную людьми. И войдут в нее обитатели потусторонних миров. И станет это концом века и Апокалипсисом.
      Виски заломило еще сильнее. Потом их сжало с такой чудовищной силой, что Иван тихо и протяжно застонал.
      Так не должно было быть. Авварону невыгодно сейчас убивать Ивана. А кроме него никто не имел прямого воздействия... Никто?! Иван вдруг отчетливо увидал странное лицо Сихана Раджйкрави и сразу же его пронзила мысль: ведь он никогда не видел этого лица! никогда, ведь Сихан был то в облике уродливого монстра, то в теле круглолицего с широким перебитым носом, одного из "серьезных", что послали Ивана на явную и лютую смерть.
      Но сейчас это было совершенно иное лицо, невиданное прежде- узкое, темное, со вдавленными почти синюшными висками, тонким прямым носом, тонкими ровными губами, большими, но отнюдь не выпуклыми, не африканскими, глазами изумрудно-серого цвета, седые брови, седые очень короткие волосы бобриком, черные мешки под глазами, но какие-то странные мешки, не болезненные, а вполне присущие именно этому лицу.
      Иван ничего не понимал. От боли в голове он начинал терять сознание.
      Но не потерял, не успел... боль отхлынула неожиданно. И в мозгу прозвучали слова: "Это я, Иван. Вы узнаете меня?" Надо было что-то отвечать. Но слова не вырывались из пересохшего горла, только мысль скользнула: "Узнал!
      Хотя никогда не видел вас..." И Первозург услышал его. "Это я, именно я, не галлюцинации, не миражи. Слушайте меня внимательно: в Пристанище еще со стародавних времен мною были запрограммированы и заложены двенадцать областей, связующих меня с Ним, в какой точке Мироздания я бы ни находился, понимаете?!" Иван сразу все понял, иначе и быть не могло, ведь Первозург и был первозургом потому, что он создавал, проектировал и воплощал в жизнь этот чудовищный, непостижимый мир, и он не мог не быть предусмотрительным, он предвидел многие фокусы своего коварного детища. И вот он вышел на связь. Вышел, потому что Иван оказался именно в той области, в том пузыре, что соединен с Первозургом внепространственными каналами. Это чудо! Но и о действительности забывать не следует. Иван сунул бледный и немощный кристалл во внутренний, подмышечный клапан пускай набирается сил.
      "Как вы оказались там?" - спросил Первозург с явной дрожью в голосе.
      "Меня теперь слишком многое связывает с планетой Навей", - сокрушенно признался Иван, чувствуя, что Авварон отчаянно пробивается в его мозг, в его сознание, но не может пробиться извне, не может, потому что ктото поставил психобарьеры, очень мощные, непреодолимые. Кто?! Наверняка, онСихан. Он здесь хозяин, он кодировал "черный пузырь", да это и к лучшему, все же человек, хоть и тридцать первого века, но человек.
      "Никому не отдавайте Кристалла, - не попросил, и не посоветовал, а прямо-таки потребовал Первозург, - никому! Неужели вы не понимаете, что каждое подобное действие вызывает - целую цепь ответных действий, страшную реакцию... я не берусь даже предсказывать всей чудовищности исхода, если вы решитесь на этот безумный поступок!"
      "Решусь, не решусь, - уныло протянул Иван, - что ж мне теперь, сдохнуть в Пристанище?! Что так, что эдак - гибель! У меня вообще нет выбора, уже давно нет никакого выбора, я как тот витязь на распутье, только на моем камне написано: "куда ни пойдешь, везде смерть найдешь!"
      "Я вытащу вас оттуда!" - взмолил Первозург.
      "Каким образом? Вы сами себя не могли вытащить из Пристанища!"
      "Да, не мог, - признался Первозург, - самих себя за волосы вытаскивают только сказочные герои. А ныне сквозной канал: на одном конце я, на другом вы - это совсем иное расположение, неужели вы не понимаете? Я вас могу немедленно вернуть на Землю. Кристалл у вас?"
      "Да!" - признался Иван.
      "Тогда готовьтесь!"
      - Нет! - Иван заорал вслух. Он прекрасно осознавал, что другого случая оказаться в Пристанище у него не будет. И он не покинет этой чертовой планеты Навей, пока не увидит его. А может, и не существует никакого сына, может, это все сказки?! Нет, Авварон не врал. - Освободите меня!
      Снимите все барьеры, Сихан. Я вернусь на это самое место ровно через час, я вам клянусь!
      Снова адски заломило в висках. Иван упал в траву, чуть не задохнулся.
      И почти сразу, сквозь слой ваты пробился гнусавый голосок: "Где ты был?
      Что с тобой, Ванюша, я ничего не видел, ничего не слышал... ты хотел обмануть дядюшку Авварона?!"
      - Заткнись, негодяй! - закричал Иван. - Кристалл у меня. Вот он! Ты видишь?! - Иван вытащил кристалл из клапана, воздел его в руке.
      - Я ничего не вижу. Но я верю тебе... ты не посмеешь обмануть своего лучшего друга, погоди, сейчас я перемещу тебя, не бойся, ни один волосок не упадет с твоей головы.
      Ивана вдруг ошеломило.
      - Куда ты переместишь меня?! - выкрикнул он.
      - На Землю, куда же еще, - глухо прозвучало в ответ.
      - Врешь! На Земле ты не сможешь взять Кристалл!
      На Земле ты-нематериален! Ты самый настоящий бес, ты снова путаешь меня, ты снова обводишь меня вокруг пальца! - Иван был взбешен, этот колдун заманил его в Пристанище и будет морочить до тех пор, пока не получит своего и не погубит его, Ивана. - Вот видишь, я кладу кристалл туда, откуда взял его! - Иван положил прозрачный, тусклый, блеклый ограненный камешек в траву. Встал. И сказал совсем тихо, но твердо. - А теперь веди меня к ней. К ней и моему сыну. Кристалл я заберу на обратном пути, когда ты выполнишь свое обещание.
      Авварон долго молчал. Было слышно, как он сопит и причмокивает, как вздыхает тяжко, с присвистом. Потом будто из могилы прозвучало:
      - Будь по-твоему!
      Ивана опрокинуло наземь, перевернуло и понесло прямо в колючие, живые заросли. Острые шипы вонзились в него. Но боль тут же утихла. И он начал задыхаться. Нечто липкое и плотное обволокло его, стало засасывать.
      Фильтр! Снова система фильтров. Они высасывают его из черного пузыря через фильтры - значит, они властны над ним. Да, здесь в Пристанище, они могут сотворить с ним что угодно - убить, воплотить в какую-нибудь гадину, погубить, истерзать и замучить, они могут все! А он ничего.
      Полыхнуло синими сполохами хрустального льда, прожгло неземным космическим холодом. Проплыла перед глазами рыбина - клыкастая, плавникастая гиргейская тварь, облизнулась толстым пористым языком, прожгла кровавым взглядом. Но не испугала. Теперь Иван все знал про них, или почти все... наблюдатели проклятые! нейтральная сторона! кладезь информации! Только из этой кладези черпают все кому не лень. И везде они поспевают, всюду щупальца свои суют. Ну и дьявол с ними. Иди, и да будь благословен!
      Иного ему и не дано.
      Иван воспрял. Он вновь обретал зрение.
      Лес. Ночь. Тьма. Мертвенный проблеск ущербной луны. Уханье филинов и выстужающий кровь вой. Все уже было... Глаза медленно привыкали к мраку.
      Вот она, избушка - та самая избушка. Вот дверца косая, кривобокая, вот и цепь... на ней сидел оборотень. Почерневшие от древности доски, провалы окон еще более темные, чем ночь. Чудесная и страшная избушка. Он отошел на несколько шагов назад, и в глубине замшелого оконца высветилась мерцающая свеча. Внутри кто-то был. Если Авварон, Иван поклялся убить его сразу, на месте - второй цепи злых и выматывающих мороков он не выдержит. А времени мало, совсем мало - он обещал вернуться через час. Минут десять уже прошло, можно и не сверяться, не меньше. Иван снова приблизился к двери...
      свет свечи померк. Он шагнул внутрь и как в прошлый раз ударился о низкую притолоку, и снова из сеней пахнуло прелой соломой и духотой.
      Он опять уткнулся лицом в душистый пук травы, подвешенный невесть кем, плеснул водой из кадки - рука сама залезла в нее, задел плечом деревянное растрескавшееся корыто, которое он сбил в прошлый раз. Теперь оно не упало, но глухим похоронным гулом загудело, будто колокол из подземелья.
      Дверь в горенку заскрипела, выгнулась и поддалась.
      Иван шагнул внутрь. И понял, что не ошибся - та самая избушка, в которую можно войти из одного мира, а выйти в другой. Избушка-шлюз, избушка с тысячами дверей в тысячи измерений. Крохотная горенка, низкий черный потолок, полусгнившие полки с рухлядью, два косоногих, но кондовых табурета, дубовый растресканный стол, выскобленный до блеска, но почерневший от времени, сено на полу, еловые шишки. Свеча вспыхнула будто во мраке, хотя в избушке было скорее сумеречно, чем темно. И все же свеча высветила то, чего не было видно сразу: котенка, свернувшегося калачиком на столе, резное веретено, клубок стекловолокнистой бечевы, щербатый деревянный гребень... Язычок свечи дрогнул будто под наплывом сквозняка, и высветлил ее, сидящую на табурете, седую, высохшую, но прямую как лесное деревце.
      Иван вздрогнул, сгорбился.
      - Здравствуй, Алена, - прошептал он.
      - Здравствуй, Иван.
      Он не узнал голоса, старость уносит из звуков жизнь, оттенки и переливы. Она говорила тускло и безразлично, будто не спала много суток, а теперь неудержимо погружалась в сон, полуотсутствовала.
      - Вот я и пришел, - Иван виновато развел руками.
      Он не знал, что говорить.
      - Я вижу. Я так долго ждала, что устала ждать... ты напрасно пришел.
      Не надо было тебе возвращаться.
      Иван вглядывался в ее лицо, впивался глазами в каждую черточку- да, это она, Алена, Аленка, Аленушка.
      Авварон не обманул. Они ее разбудили до срока, они раскодировали биоячейку! Убийцы! Нелюди!
      - Уже прошла вечность после того, как я проснулась во второй раз. Я проснулась молодой, а потом состарилась. А ты остался таким же, ты даже стал еще моложе... нет, этого не может быть.
      - Может, Алена. Я стал моложе, потому что был Откат. На Земле и в Пристанище время течет по-разному. Как они раскодировали ячейку?!
      Старуха усмехнулась горько, еле заметно, а может быть, это лишь пламя свечи мигнуло, колыхнулось тенью по ее иссушенному годами лицу. Иван отвел глаза, он не мог смотреть на Алену, не мог.
      - Какая разница. Это случилось - вот и все. А ты не успел, ты не пришел. Но я не виню тебя, мы были не пара: я из тридцать первого века, ты из двадцать пятого, ты с Земли, живой, настоящий, я-из анабиокамеры, воскресшая из мертвых, с полувытравленной памятью, полуживая, не женщина, а заложница Пристанища, биомасса, разумная материя для цепи воплощений в оборотнях и зургах блуждающего мира. Нас были сотни, тысячи... а осталась я одна, я пережила всех, и меня больше не хотят приносить в жертву, я им не нужна, я сижу и пряду себе на саван, смертный светящийся саван, а лет через сорок, когда я умру, то, что останется от меня, воссоединится с этой фурией, с тем призрачным оборотнем, что преследовал тебя. И ты забудешь меня прежнюю, любимую и желанную, но будешь помнить меня ночным чудовищем, безумной и проклинающей ведьмой, да, так и будет, хотя я ни словом не хочу упрекнуть тебя." ведь я уже почти отмучилась, а тебе только предстоит пройти сквозь вековые мучения, через боль и страдания... ведь ты такой молодой, ведь ты будешь жить долго, очень долго, и ты всегда, каждый день, будешь вспоминать меня- но являться тебе буду не я, а она, злой дух Пристанища - так решили нелюди. И так будет!
      Иван опустился перед ней на колени, склонил голову.
      - Хочешь, я останусь с тобой до конца, в этой избушке, - проговорил он еле слышно, сдерживая слезы, - и пусть судьба решит, кому из нас раньше уйти из жизни.
      В эти минуты он был готов забыть про все, бросить всех, пусть горят синим пламенем и Земля, и человечество, и все сорок пять миллиардов земных душ, пусть подавится своим Кристаллом подлый Авварон, пусть Вселенная расколется как орех надвое и пропадом пропадет, пусть ее поглотит геена огненная, и пусть восторжествует Черное Благо, коего ждут сотни миллионов беснующихся в подземельях землян, пусть оборотни, призраки, вурдалаки, безумные порождения ада и выродков человеческих, порождения, скитавшиеся сорок миллионов лет в иных пространствах, обретут власть над истребляемыми, заблудшими и пребывающими в неге, пусть так будет, пусть в стонах, судорогах и вое жутко погибнет все живое, пусть... а он останется здесь, в маленькой, тихой, древней избушке, рядом с нею. Он принесет себе сена, бросит в угол и будет спать на нем. Он выкинет к чертовой матери лучемет, утопит его в поганом болоте, что неподалеку от избушки, он будет собирать грибы, сушить их, он будет питаться травами и корой, и никто не посмеет вытащить его отсюда. Пусть так и будет.
      - Не хочу! - ответила она. - Я забыла свой ослепительный, сказочный мир будущего. Я забыла тебя с твоим темным миром прошлого. Я живу этим лесом и светом луны. И мне ничего больше не надо.
      - Прости меня, прости, - Иван припал лицом к ее коленям, грубый лен длинного, долгополого платья потемнел, пропитался так и не сдержанными слезами. Она положила ему на голову легкую, почти невесомую руку, погладила.
      - Уходи, - сказала она. - Уходи, ничего не вернуть.
      - А сын?! - вдруг вспомнил Иван. - Ведь ты родила мне сына?! Где он?
      - Родила... но не тебе, Иванушка. Они забрали его.
      Он вскинул голову, не вставая с колен, пудовым кулаком ударил по столу, так, что загудел тот, задрожал. И отозвался на стук из лесу испуганным уханьем филин, завыли протяжно и тоскливо в черной, безлюдной чаще волки-оборотни. Налетели сырые ветра, захлопали ставнями, погасили пламя свечи. И пропало все, мраком покрылось.
      - Уходи, Иван, - прошелестело над ухом.
      Он вытянул руку, но ничего и никого не нащупал. Он один на коленях стоял посреди страшной избушки, будто и не жила в ней эта старая и высохшая женщина, а приходила лишь к нему на свидание - пришла и ушла.
      А он остался - опечаленный, истерзанный, измученный, бессильный.
      Он стоял так минут десять. Потом сорвался:
      - Ах ты нечисть поганая! Обманул?! Где ты есть?!
      Он звал Авварона Зурр бан-Турга, поводыря своего и беса-искусителя, звал через левое плечо, как и учил тот.
      Но колдун не откликался.
      И тогда Иван бросился в сени, сшиб корыто, опрокинул бадью, пнул ногой скрипучую дверь. И вылетел в ночь, в лес - в тот же самый, в поганый колдовской лес планеты Навей.
      Вылетел и обомлел.
      Из мрака и сырости глядел на него, сверкая огромными белками, Дил Бронкс - черный и поблескивающий в мертвенном свете луны будто антрацит.
      Но откуда здесь Дил? Этого не может быть!
      Иван сделал шаг вперед.
      И негр сделал шаг вперед, развел огромные ручищи для объятия, словно обрадовавшись неожиданной встрече. Толстые губы расползлись в широченной улыбке, обнажая крупные белые зубы.
      - Как ты сюда попал? - изумился Иван. И тоже распахнул объятия машинально, ничего не соображая.
      - Попал, попал... - эхом отозвался Дил. Он был одет в серый комбинезон с черными нашивками и какими-то странными прорехами.
      Иван пригляделся - в прорехи просвечивал мертвецкий лунный свет. Вот это да! А где бриллиант, вцементированныи в передний зуб, где этот блестящий камушек, столь милый сердцу Бронкса? Нет его!
      Иван еле успел выскользнуть из смертных объятий.
      Его обдало трупным душком, но черные лапы сомкнулись не на его горле, а чуть левее, сомкнулись с невообразимым и неестественным хрустом, будто переламывая чьи-то кости.
      Не дожидаясь, что последует дальше, Иван ударил оборотня ногой в бок, отбрасывая от себя. Удар получился неловкий и слабый, подошва увязла как в тесте. Но этот удар спас Ивана от нового еще более мощного захвата.
      - Уг-г-рррх-ы-ы!!! - взревел оборотень, вздымая черную морду к луне и раздирая когтями серый балахон комбинезона.
      Вот тебе и Дил Бронкс! Иван отскочил влево, прямо за ствол осины.
      Почти следом огромная лапища ударила по дереву, когти начали рвать кору.
      Прямо на глазах оборотень менял внешность - становился еще больше, зверовиднее, крупные белые зубы превращались в клыки, волосы в шерсть, глаза наливались кровью, остатки комбинезона трещали, спадали, обнажая мускулистое, заросшее рыжей щетиной тело.
      Ну, вот так оно лучше! Иван всегда предпочитал видеть врага в его собственном обличий, нечего тень на плетень наводить. Он не стал нападать, выждал, когда оборотень бросился на него, клацая зубищами, и угрожающе рыча, чуть отступил, изогнулся, присел, отпрыгнул и в развороте, в прыжке, что было силы ударил пяткой прямо в висок - удар был смертельным,;испробованным сотни раз, такой запросто валил с ног и отправлял на тот свет не только слона обыкновенного земного, но и исполинского мегозавра с планеты Угонда - височная кость у мегозавров достигала полуметра толщины, но она раскалывалась пустым орехом и мозги вытекали наружу. Иван любил животных и жалел их. Но когда стая мегозавров прогрызла на угондийском карьере защитную сферу и принялась пожирать одного андроида за другим, Иван бил их именно так, он был безоружен, никто и предположить не мог, что на карьере, в этом ржавом царстве тоски и уныния, понадобятся лучеметы. Давно это было... но это было в привычной, своей Вселенной. А здесь удар не сработал - нога снова завязла, потом с хлюпом и чавканьем отлипла. Оборотень истерически завизжал, упал, сжался в комок, покатился за стволы, но отнюдь не превратился в бездыханное тело.
      Пристанище. Проклятое Пристанище с его причудами и колдовством!
      -Авваро-он?!- заорал Иван снова.- Где ты, негодяй?"
      Иван не сомневался, что это шуточки подлого и лживого карлика-крысеныша, который был совсем не карликом и не крысенышем, который был." невесть кем и чем.
      Оставалось не более получаса. Нет, Сихан в любом случае будет ждать, никуда он не денется. Ведь просто так уходить нельзя, Алену удалось повидать, горькая встреча была, но была, он не все успел расспросить, она не все сказала, и, главное, так ничего не удалось выведать про сына...
      может, его и не было?! а может, он давно погиб, или пропал в мирах-гирляндах, или его воплотили? Ну, гнусный подлец Авварон! Теперь Иван не знал, что делать.
      Он обернулся назад - избушки не было, след ее простыл, кругом тонкие, кривые стволы осин, кочки, топь да филин все ухает, не переставая, злобно и гнетуще. И тихая жуткая ночь. Только всхлипывания еле слышные доносятся из-за стволов, кто там? Иван пошел на странные звуки. Шел он долго, прыгал с кочки на кочку, перелезал через буреломы, продирался сквозь кустарник во тьме, в призрачных бликах лунного света. Он уже прошел столько, что из эдакой дали не то что плача, а и рева бронехода не услыхать. Но всхлипывания не прекращались.
      И вот тогда он неожиданно резко обернулся.
      Прямо за спиной, метрах в трех под согбенным корявым стволом сидела Алена - не высохшая и старая, а та самая, которую он оставил на планете Навей: молодая, прекрасная, измученная и преследуемая. Она сидела, спрятав лицо в колени, сидела и плакала. Живая, желанная...
      - Аленушка,- прошептал Иван пересохшими губами.
      Она чуть приподняла голову, глянула на него одним глазом и зарыдала пуще прежнего. Серая хламида, которую она давным-давно, совсем в иной жизни содрала с одного из воинов непобедимого и сгинувшего Балора, была на коленях и ниже темной, сырой от слез.
      - Аленушка! - Ивану показалось, что он закричал в полный голос, но слова сиплым клекотом еле вырвались из горла.
      Он уже хотел броситься к ней, упасть на колени, обнять ее крепко-крепко и плакать вместе с ней, радоваться и грустить, забыв все нехорошее, весь этот злой морок, напущенный нечистью... Но замер, не решился, что-то внутреннее и сильное стучало в висках: Иван, не спеши, не надо, погоди! И почему она смотрит на него все время одним глазом, левым глазом, почему не поднимает лица от колен?! Леший... Иван сразу вспомнил всех, кого повидал в Пристанище: леших, навей, оплетаев, кикимор болотных... они все одноглазы и хромы, они глядят искоса, облекаются в чужую плоть, они появляются из-за спины, из-за левого плеча, насылают тоску и смерть.
      Но при чем тут она, Аленка?! Она просто плачет, сейчас она откинется назад, посмотрит на него большими, глубокими глазищами своими... и все кончится, колдовство, призрачные тени, сумрачные видения, и останутся они одни, вдвоем.
      - Это же я, - тихо проговорил Иван. - Погляди на меня! Я люблю тебя! Я так долго ждал нашей встречи!
      Алена снова уткнулась лицом в хламиду, снова волна дрожи пробежала по спине ее, плач стал громким, отчаянным, горьким. У Ивана сердце пронзило острейшей иглой жалости и боли. Он готов бьы ползти к ней, вымаливать прощения, целовать ноги, подол этой драной хламиды.
      И все же внутренняя скрытая сила удерживала его, заставляла делать иное, наливая ноги свинцом.
      - Погляди на меня! - закричал он.
      Плач перешел в жуткое стенание, в пронзительный крик-вой, в истерические взвизгиваний и хрипения.
      - Посмотри на меня!!
      Она приподняла голову, будто подчиняясь требованию, закрыла лицо ладонями. И снова меж ними проглядывал один глаз, левый, но смотрел он странно и страшно, ледяным взглядом, совершенно не сочетавшимся с завываниями и плачем. Вот уже и пена потекла пузырящаяся по рукам, затряслась голова, забилось в конвульсиях все тело.
      - Смотри на меня!!!
      Руки упали безвольными плетями.
      И Иван увидал ее лицо. Но лишь первый миг это было ее лицом, Аленкиным.
      А спустя этот краткий миг стало происходить что-то чудовищное, невозможное - острым клинком вытягивался ведьмачий нос, проваливались щеки, заострялись скулы, покрывался колючей рыжей щетиной костистый подбородок, когти вырастали на месте ногтей, и переходил плач в злобный рык, в клокотание звериное. Оборотень! Снова оборотень!
      Иван прыгнул вперед, ударяя сразу двумя ногами, ломая грудную клетку поганому чудищу. И снова завяз, снова погряз в трясине колдовской плоти, еле извернулся, упал, откатился. И бросился снова. Он бил гадину беспощадно, бил смертным боем - руками, ногами, локтями, коленями, головой. Бил, отскакивал и снова бил. И всякий раз ему самому доставалось крепко - острые когти оборотня изорвали одежду и кожу на лице и руках, кривые клыки впивались в мясо, выдирая куски, кровь сочилась отовсюду, он слабел. А оборотень набирал силы, становился все больше, выше, шире, страшнее. Он уже на две головы возвышался над Иваном. И теперь он бросался на человека, Иван еле успевал уворачиваться и отбиваться. Не помогало знание особых, тайных приемов, ничего не помогало. Оборотень на глазах постигал систему "альфа" и бил Ивана его оружием, его приемами. Он бил человека древними ведическими ударами, каких и знать-то не мог. Иван ничего не понимал, такого бойца ему встречать пока не доводилось:
      чудовищная нежить не просто избивала его, но уже добивала, он не мог ей ничего противопоставить, он был измучен, изранен, обескровлен, подавлен.
      Он ослеп и оглох от ударов и только чудом еще оставался жив. Монстр уже издевался над ним, забавлялся беззащитной и обреченной жертвой, сломленной, обессилевшей, загнанной в угол. Это было лютое избиение.
      И в последний миг, падая почти бездыханным на топкую землю, усеянную палой листвой, Иван всего на какое-то мгновение, чудом сумел собратьсяэто был отчаянный, полубезумный всплеск сил и воли. Он выскользнул из-под смертного удара костистого и когтистого кулака, вскочил на ноги, всем телом навалился на ствол ближайшей осины, сломал ее, расщепив вдоль узкого ствола, выдрал, вскинул, выставил вперед и, ничего не видя, ничего не слыша, бросился на оборотня.
      - Стой! - прогремело сзади голосом Авварона Зурр бан-Турга. - Не смей этого делать! Ты убьешь его!
      Но Иван ничего не слышал.
      Он уже вонзал острый конец осины прямо в сердце чудовищу.
      - Остановись! Это же твой сын!
      Нет! Иван не слышал. И не верил.
      Он загонял осину все глубже.
      Он задыхался, обливался кровью, но добивал оборотня.
      - Убийца!!! - вопил гнусно и истошно Авварон.
      Иван опрокинул оборотня. Теперь он стоял, еле удерживаясь на ногах, опираясь всем телом на осиновый кол, изнемогая от нахлынувшей слабости. Но сквозь кровь, сквозь боль и мрак он видел, как жуткое, кошмарное чудище истекает черной кровью, уменьшается, превращается в человека - хлипкого, голого, трясущегося, скребущего землю ногтями и молящего о пощаде.
      Да, молящего о пощаде с пронзенным сердцем.
      - Ты убил собственного сына! - зловеще прошептал из-за левого плеча Авварон. - Я же сказал тебе, Иван, что будет встреча с сыночком. Ты сам просил об этом, ты что - забыл? Забыл! А потом убил его. Убийца!
      - Врешь, сволочь! - прохрипел Иван.
      Человек извивался, стонал, тянул руки к нему, к Ивану, глаза его были налиты непостижимым отчаянием.
      Нет, Иван не верил, он ничему не желал верить, он давил на осину, пригвождая оборотня к земле.
      - Ну и дурак, - прошипел напоследок Авварон. - Убивец ты! - И отвернулся. И пошел прочь. А пройдя три шага, обернулся черным вороном - и улетел, канул во мраке.
      Дурак? Убивец? Иван резко выдернул осину из груди оборотня. Упал. Он не мог стоять на ногах. Но он просипел, вопрошая:
      - Правда это?
      Оборотень не ответил. Рана у него на груди медленно затягивалась. Иван заглянул в глаза оборотня. Это были серые, глубокие глаза Аленки. Оба глаза, а не один левый.
      Такие глаза не могли появиться в этом проклятом мире сами по себе. И это были не глаза оборотня, это были глаза его сына. Значит, он родился.
      Значит, он выжил и стал вот таким.
      - Ты живой? - спросил Иван.
      - Я не умру, - глухо ответил сын-оборотень. - Ты пожалел меня. Зачем?!
      - Много будешь знать, скоро состаришься, - пробубнил Иван. - Тебе мать ничего про меня не рассказывала?
      - У меня не было матери, - вызывающе проговорил оборотень, - я сын Пристанища.
      - Ты мой сын, - сказал Иван. - Погляди на меня, и ты узнаешь себя.
      Теперь, когда оборотень был в своем собственном облике, он и впрямь казался почти двойником Ивана - тот же нос, тот же лоб, подбородок, вот шрама над бровью нет. А роста почти такого же, и пальцы на руках, и даже уши, щеки... только глаза были ее; Аленины! Вот так встреча!
      Иван чувствовал, что теперь сын-оборотень не сделает ему ничего плохого, хотя и не поверил ему, хотя и не признал. Но еще он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание, еще немного и даже этот призрачно-мертвенный свет луны смеркнется, и он погрузится во мрак. И тогда Иван рванул ворот, снял с шеи маленький железный крестик на цепочке, подполз к сыну и надел на него. Тот передернулся, выгнулся, захрипел.
      - Носи! И не снимай! - приказал Иван. - Ты мой вечный должник! Я тебе жизнь вернул... Дал, а потом вернул! Понял? Ты меня понял?! Не снимай никогда...
      Иван провалился во мглу. Но последнее, что увидал перед провалом было встревоженное и совсем человеческое, вопрошающее лицо с серыми глазами, лицо, склоненное над ним. О чем сын хотел его спросить. О чем?!
      Иван так и не узнал этого.
      Две безликие тени возникли перед карликом Цаем ван Дау внезапно. Но он сразу понял, кто это.
      - Ты хотел уйти от нас? - сокрушенно, почти плача, вопросила одна из теней.
      Цай промолчал, он знал, что теперь разговоры бесполезны, все будет зависеть не от его ответов, а от того, какие инструкции получили в Синдикате серые стражи.
      Они могут просто взять да пропустить через его позвоночник ку-разряд и это будет крышка, четвертого разряда Цай ван Дау не выдержит, и ни одна из комиссий не установит, что он умер насильственной смертью.
      Но тени словно читали его несложные мысли:
      - Не бойся, - ласково прошипела другая, - ты еще нужен Синдикату, тебя не ликвидируют... пока. Но примерно накажут, чтоб впредь неповадно было, и другим в науку!
      Цай молчал.
      Первая тень неторопливо оглядела камеру, обвела липким пристальным взглядом пол, стены, потолок, сливающиеся в нечто серое и единое. И спросила, указывая мыском серого сапога на бесчувственное тело:
      - А это еще что?!
      - Псих, - ответил карлик Цай.
      - Больной, что ли? - переспросила тень.
      - Ага, больной,- равнодушно выговорил Цай. Ему теперь было на все наплевать, мечты о тихой и спокойной старости на заброшенной дальней планете канули в тар-тарары. Ничего не будет. Ни-че-го!
      - И чем же он болеет, позвольте узнать?
      - Душою, - голос Цая совсем померк.
      - А ты решил спрятаться у него в палате? Ты забыл, что в твоем мозгу сидит маленький такой дельта-маячок, забыл, что старые и добрые друзья всегда видят тебя и никогда не бросят одного? Эх ты, Цай ван Дау, а еще отпрыск царских кровей в тридцать восьмом колене!
      - Императорских! - поправил Цай.
      - Чего?!
      - Императорских кровей, вот чего. Только не осталось их во мне, ни хрена не осталось - всю кровь вы мою выцедили, кровопийцы! Убивайте здесь!
      Никуда не пойду с вами! Надоело! - Цай выпалил все это на одном дыхании и отвернулся.
      - Не хочет, - с издевкой протянула одна из теней.
      - Устал, небось, - сочувственно просипела другая. И тут же добавила:
      - Надо ему освежающий массаж сделать, тонус поднять!
      И обе тени придвинулись к Цаю на расстояние вытянутой руки, сунули руки в боковые карманы серых балахонов. Стражи Синдиката были на службе и они не имели права на сострадание.
      - Я убил его... - неожиданно прохрипел лежавший на полу.
      - Бредит? - вслух осведомилась одна из теней.
      - Можете, убрать? - вопросом на вопрос ответила другая. И вытащила из кармана крохотный черный шарик на трубочке без рукояти - распылитель ограниченного действия. Сноп лилового искрящегося света накрыл лежащего, окутал фиолетовым облаком... и пропал, улетучился.
      - Что еще за дела?! - воскликнул первый страж.
      - Это фантом, - развел руками другой. - Его здесь нет, одна видимость.
      Сейчас проверю! - Он подошел ближе к лежащему, пнул ногой - удар был ощутим и телесен. Он пнул сильнее.
      - Прости меня, я чуть не убил тебя... - снова прохрипел лежащий. И открыл глаза. Они смотрели вверх, но ничего не видели, это был отсутствующий взгляд человека, глядящего во мрак.
      - Брось ты его! Не наше дело!
      - Да, пора заняться этим! - он кивнул на Цая.
      Цай вытаращенными глазищами, сквозь наплывающие полупрозрачные бельма смотрел на Ивана, лежащего посреди камеры, и ничего не понимал. Да, он знал, что самого Ивана нет, что лежит здесь лишь его материальная оболочка, а точнее, просто конгломерат атомов, молекул, клеток, внешне абсолютно похожий на ушедшего.
      Но почему распылитель не берет этого двойника? Почему?! Цай ван Дау был не просто инженером, ученым, конструктором и создателем новейших технологий, он был еще и философом, мыслителем. И он обязан был даже перед смертью разгадать загадку, ум его проснулся, Цай ожил. Ретранс делали не на Земле, его делали не в этом веке - и все его возможности были еще неясны. Но ретранс явно гарантировал возвращение странника в его тело, то есть он обеспечивал неуничтожаемость этого тела! Теперь все менялось в корне.
      Карлик Цай встал. Подошел ближе к стражам Синдиката, шершавым распухшим языком провел по кровоточащему нёбу и, глядя прямо в невыразительные глаза одного из стражей, плюнул черным сгустком ему в лицо.
      Цай знал, что они могут убить его здесь, уничтожить полуматериальную оболочку, но им неподвластно его тело, оставленное в бункере... а сознание, душа, все, что спрессовано в объеме его мозга - неуничтожимы, даже если его сейчас распылят в ничто, они распылят только материю, а сам он вернется туда, откуда прибыл.
      Цай громко расхохотался.
      И стражи все поняли. Они осознали свое бессилие.
      Один из них, оплеванный и униженный, достал из кармана платочек, размазал черную кровь по лицу. И прошипел:
      - Ничего! Куда ты от нас денешься?!
      Другой злорадно ухмыльнулся и уставился в упор на Цая ван Дау, беглого каторжника, наследного императора и гения подповерхностных структур.
      Этот гений нужен был Синдикату живым. Но ни одна из инструкций и ни один приказ не освобождали этого гения от заслуженных им наказаний, а уж степень этих наказаний дозволялось иногда определять самим серым стражам на месте.
      Очнулся Иван в зеленой травушке посреди колючего полуживого кустарника.
      Он не сразу понял, что произошло, долго озирался, вспоминал, пока не сообразил, что Авварон, подлец и негодяй, исполнил обещанное, а потом снова впихнул его в "черный пузырь". А вот сколько прошло времени, Иван не знал. Он сидел в траве и удрученно разглядывал свои разбитые в кровь, изодранные руки. Все лицо горело от боли, кости ломило, комбинезон был черен и грязен. Жуткий сон! Да, все это было жутким, кошмарным сном, этого не могло быть в действительности, не могло, и все тут! Сын-оборотень, осиновый кол, страшная избушка, и не избушка вовсе, а переходной шлюз, такие на Земле будут лет через тыщу, не раньше! Аленка, постаревшая до неузнаваемости, наваждение, злой, гнетущий морок!
      Горло сдавливало накатывающими судорогами, измятая грудь болела, пылала, она, как и лицо, было сплошной раной, одним большим синяком-нарывом.
      Иван провел рукой по коже, - прямо под разодранным воротом, от шеи, потом на грудь", крестика не было. Неужели он и впрямь отдал его сыну-оборотню?! Нет, скорее всего цепочка оборвалась и крестик потерялся, лежит где-нибудь как и кристалл этот. Сон! Тягостный, черный сон! Но он сам просил о встрече, никто ему не навязывал ее. Ах, Авварон, Авварон темная душонка, одним словом, нечисть.
      Иван попробовал приподняться- тело его слушалось, но болело немилосердно, до черных кругов в глазах, до неудержимого стона. Это ж надо, как его отделали! И кто? Сыночек родной! Родимый! Плоть от плоти, кровь от крови! Оборотень! Мерзавец! Предатель! Негодяй!
      Иван вдруг оборвал свои излияния... это кто еще предатель?! это кто негодяй?! Он сам их бросил и предал. И родился его сын не на Земле, а в треклятущем Пристанище, и рос в нем, по его черным и гнусным законам.
      Хорошо еще не стал чем-то похуже! и не сон это, а явь, чистая явь!
      Иван глухо, с надрывом застонал.
      Но тут же вновь люто сдавило виски, бросило наземь, замутило, закрутило. И пробился прямо в мозг голос:
      - Иван! Иван, что с вами?! Почему вы молчите? Я не могу долго поддерживать связь, канал скоро закроется! Иван!!!
      - Да здесь я, - вяло ответил Иван. Он не знал, что делать. Авварон не простит ему обмана. Да и идти на обман дело негожее, грех. Хотя какой это грех провести нечистую силу, не грех, а хитрость... военная доблесть.
      Эх-хехе, хитрость, это и есть грех. Да, он обещал отдать Кристалл, обещал, никуда не денешься. Но разве он называл точные сроки, когда отдаст?!
      Нет, не называл. Ну и нечего спешить. Все будет отдано, что положено.
      Потом!
      Иван пошарил рукой - не Кристалл, а граненое стеклышко нащупали пальцы.
      Его надо отогреть, оживить, насытить теплом человеческим, и тогда это стеклышко станет Кристаллом. А-а, была не была!
      - Сихан, я готов! - прошептал Иван. - Забирайте меня отсюда.
      И снова как сквозь вату пробилось: "Я не вижу теоя, Ванюша, милый!
      Отзовись на зов дядюшки Авварона, не молчи!" Он пробился, он пересилил барьеры и преграды.
      Но в "черный пузырь" ему не войти. И слава Богу! Есть мир людей. Есть Пристанище. И есть Преисподняя. Три разных уровня, меж которыми миллионы ярусов и пространств, миллиарды миров-гирлянд и иных измерений, пронзаемых миллионами сфер-веретен. И каждому есть по воле Божьей свое место. Вот и сиди на этом своем месте! Прав был батюшка, прав, человек должен жить в людском мире, жить по-людски, и нечего во тьме искать света. Господи, обереги душу раба Твоего, ибо ставший Твоим рабом, отдавший Тебе себя, никогда и ничьим рабом уже не станет, а пребудет во всех мирах Твоих свободным и творящим. По Образу и Подобию!
      - Забирайте меня - заорал Иван.
      Обеими руками он прижимал к вискам ретранс и еще мертвый кристалл. Он был готов к перебросу. Но он не знал, кто окажется сильнее: Первозург Сихан Раджикрави, создатель Пристанища и управитель каналов, или черный кубик. Это выяснится позже - Сихан перебросит его из замкнутого мира планеты Навей, а там... нечего гадать, иначе будет поздно, иначе Авварон накроет их всех.
      - Ну чего вы тянете?!
      Ответа не последовало. Зато прямо над Иваном разверзлась вдруг огромная воронка черного, безумного, бешеного водоворота. И его потянуло туда, приподняло, стало засасывать. Боль в висках утихла. Он вообще перестал ощущать собственное тело... его вырвало из мира зеленых лужаек, колючих живых кустов, оборотней, зургов, шестикрылых драконов, леших, оборотней, вурдалаков и навей. Вырвало и швырнуло во тьму.
      На какой-то миг Ивана вынесло прямо в Пространство, над сияющей и огромной Землей. Он завис в пустоте и холоде. Но его не убило, не разорвало собственным давлением, не сожгло, не превратило в кусок льда он просто замер, удерживаемый двумя незримыми силами, борющимися не с ним, не с его телом, а друг с другом. И когда одна перемогла другую, пересилила - его рвануло вниз. Но он не упал на исполинский земной шар. Он не сгорел в атмосферных слоях.
      Он просто очнулся посреди серой, обитой жестким синтоконом камеры, камеры без окон и дверей. Он видел свои руки - они не были разбиты и разодраны. И комбенезон был цел. Только немного болели бока, ныла скула.
      Но это были мелочи. Важным было иное: в камере стоял какой-то зудлизый, неприятный шумок. Он просто вытягивал нервы из тела. Иван оторвал лицо от ладоней, от синтокона. И увидел двух типов в серых балахонах, серых сапогах и кругленьких шапочках на головах. Они стояли в углу, раздвинув руки, удерживая в них что-то похожее на тончайший невод. Внутри невода было сияние, зеленоватое, тусклое, неровное... И в этом сиянии бился а мучительнейших судорогах карлик Цай ван Дау.
      Иван оцепенел. Но замешательство длилось недолго.
      Серые не успели даже голов повернуть к нему, как уже лежали на полу с вывернутыми руками. Осевший невод утянул за собой свечение. Цай вывалился из его тенет и рухнул замертво. Рядом с ним упал и сам Иван - последние силенки ушли на рывок, на усмирение незнакомцев.
      Лишь через полминуты Иван сумел пошевелить языком и спросил у очнувшегося Цая:
      - Кто это?!
      - Дерьмо! - коротко ответил ван Дау.
      - А это? - Иван кивнул в сторону невода.
      - А-а, вот это знатная штуковина, - заулыбался горько и двусмысленно Цай, - ку-излучение не портит ни кожи, ни мяса, но ощущение такое, будто тебя поджаривают и снаружи и изнутри. А ежели эту мерзость пропускают сквозь позвоночник, Иван, лучше и на свет не рождаться!
      - Ясно!
      Иван понемногу приходил в себя после переброса.
      Силы возвращались не сразу, но возвращались. Он еще полежал немного, потом поднялся, подошел к серым. Те пребывали в полузабытьи, только стонали и чуть шевелили вывернутыми из ключиц руками.
      - Не слишком я с ними... э-э, грубо? - спросил Иван.
      - Да нет, ничего, не слишком, - развеял его сомнения карлик Цай. Ежели где чего лишнее нужно, это уж по моей части.
      Он тоже медленно оправлялся, приходил в себя.
      Встал, подошел к одному из серых, вытащил у него из кармана балахона трубочку с шариком, направил ее на одно тело, потом на другое, полыхнуло сиреневым полыхом... и ничего на полу не осталось.
      - Зачем?! - растревожился Иван.
      - Да ладно, не беспокойся,- осадил его карлик Цай, - этого дерьма в Синдикате хватает.
      - В Синдикате? - переспросил Иван.
      - В нем самом.
      - Ты отрезал все дороги назад!
      - Они у меня давно отрезаны, Иван.
      Цай ван Дау снова присел в углу палаты-камеры, пригорюнился. От стражей он ушел. А вот от себя да от этого русского Ивана никуда не уйдешь.
      Прощай, планетка с голубыми кактусами и зелеными тюльпанами, прощай, тихая спокойная старость!
      - Я слишком рано пришел, - вдруг начал оправдываться Иван. - Обещал в тот же час и тот же день. Карлик рассмеялся, и снова из дыры во лбу потекла у него черная кровь, снова растрескались узкие губы, обнажая воспаленные десны. Цай был болен, давно и неизлечимо болен. Но его железной воле, его выдержке могли позавидовать многие.
      - Ты, Иван, не рано пришел, - сказал он, - совсем не рано, ты чуть не опоздал. Еще бы три минуты, и здесь никого бы не осталось, они уже кончали меня наказывать. Понимаешь, они все время меня наказывают, чтобы я ни делал, я вечно наказанный. Синдикат заработал на моих мозгах сотни миллиардов, а я все виноват! Так вот, они же собирались уводить меня с собой... и тут ты заявился, а, точнее, очухался.
      - Неважно. Я о другом хотел сказать, - продолжал Иван, - я еще не везде побывал, Цай. И ты должен меня понять. Ты чуть не отдал Богу душу из-за меня, натерпелся от извергов. Но я не могу начать этого, пока не облегчу душу. Я страшный грешник, Цай, я слишком многим должен, я по уши в долгах, но главное, мне надо принести покаяние... принести тем, перед кем я грешен, перед кем виноват. Я был в Осевом... да, да, мы когда-то там были с тобой вдвоем, но это совсем иное, я был в Пристанище, я вернулся оттуда, но часть меня осталась там. Я не знаю, приняли мои покаяния, нет ли, но я сделал то, что обязан был сделать... теперь мне надо в Систему. Мне надо повидать одну русоволосую, ты ее не знаешь, мне надо выведать кое-что...
      но главное, мне надо повидать ее. Я уже погубил двух женщин, погубил своего сына... и чуть сам не лишил его жизни, а ведь я даже не спросил, как его зовут, вот какой я человек, Цай. Но там все, там уже в с е! А в Системе еще может быть надежда, я обязан туда идти! Потом не будет такой возможности, потом вообще ничего не будет. Ты понимаешь меня?!
      Цай ван Дау молчал. Но он все понимал.
      Он понимал, что Иван вернется в камеру в тот же час, в тот же миг, когда и покинет ее. Но это будет потом, а он останется здесь. И еще неизвестно, кто заявится сюда до возврата русского странника, ведь слишком многие хотели бы свести счеты с беглым каторжником. Иван оставлял его на муки и смерть.
      - Иди! - сказал Цай. - Но помни, люди ждут тебя. Ты не должен погибнуть там.
      - Да, - глухо выдавил Иван, - я пойду... сейчас пойду.
      Карлик Цай пригляделся к нему, вытащил из кармана горсть стимуляторов, протянул на ладони.
      - Это все, что я могу тебе дать с собой. Бери! - сказал он. И тут же, будто спохватившись, достал из-за отворота короткого сапога витую рукоять.
      - Возьми и это, пригодится!
      Иван вздрогнул. Откуда у Цая чудесный меч?! Он сразу узнал эту рукоять.
      Ну ван Дау, ну молодец, выручил!
      - Давай!
      Иван плотно сдавил рукоять, лезвие, широкое и сверкающее, молнией вылетело из нее, озарило полутемную камеру.
      - А ну испробуй!
      Иван не заставил себя упрашивать. Он рубанул по серому синтокону, рубанул вскользь, неглубоко, но острейшее лезвие меча рассекло пластик на полметра вглубь, будто широченная пасть огромной гадины раззявйлась.
      - Нормально, - тихо и умиротворенно сказал Цай. - Вот и все. Больше мне нечего тебе дать.
      - Больше ничего и не надо! - ответил Иван.
      Теперь все зависело от того, куда вынесет его черный кубик, непослушный и строптивый ретранс. Иван разжал ладонь, рукоять привычно и легко скользнула по предплечью, замерла, как приросла к комбинезону.
      - До встречи - бросил Иван.
      И приложил кубик к переносице.
      Он собрался как никогда, он сосредоточил волю, разум, сознание, подсознание, сверхсознание, силу, веру, все, что в нем было - сосредоточил в малом объеме, в крохотном шарике над переносицей, его не было сейчас в его собственном теле, он был только в этой раскаленноледяной корпускуле. И когда он понял, что он весь там, что ничего более от него вовне не осталось, он явственно увидел пред собою хрустальный куб, парящий над землею, великолепный в своей простоте и изяществе, сияющий голубоватым сиянием, переливающийся и непомерный в своей глубине. Он увидел это неземное чудо. И вдавил черный кубик в кожу, прямо в шарик-корпускулу.
      - Возвращайся! - крикнул вослед Цай ван Дау, карлик с душой великана.
      Но Иван его уже не слышал.
      От удара он потерял сознание. Тут же очнулся. И ничего не понял. Он висел прямо в Пустоте, посреди черного звездного неба. Он падал в страшную, бездонную пропасть, он падал в ту жуткую, кошмарную вселенскую пропасть, в которую падают все миры, все звезды, все планеты, астероиды и кометы, метеоры и болиды, туманности и галактики -~ он падал в ужасающую Пропасть Вселенной. С ним это было, много лет назад было. И тогда он висел в черной пустоте, низвергался вместе со всем живым и неживым в смертный омут. Это было в логове самой владычицы Мироздания, в обители хозяйки Пространства- Смерти, всепожирающей и всемогущей, Владычицы владык и Госпоже господ. Но тогда он был в тройном скафс с умопомрачительнейшими системами защиты... А теперь он гол! Тонкая ткань комбинезона... и все!
      Ивана сковало льдом ужаса. Это гибель! Это конец!
      Доигрался! Но тут же он понял, что если не умер в первый миг падения в эту Пропасть, то не умрет и во второй - что-то защищало его посреди ледяного безвоздушного пространства, что-то вело его, влекло, тащило.
      Но что?! Он вертел головой, пытаясь узреть хоть что-то.
      И наконец узрел - из мрака черных непроглядных далей цыпльтала капсула... нет, не капсула, на Земле таких не делали, выплывал космический корабль инопланетян, сторожевик, нет, патрульный крейсер. Именно к нему неудержимо влекло Ивана.
      Он начинал кое-что понимать. Он воззрился на звезды, на их хитросплетения в черноте. И он увидел виденное нс однажды - мнемограммы!
      те стародавние мнемограммы, что сняли с него в российском областном мнемоцентре, те самые координаты... нет, не координаты, это сами звезды!
      Он на периферии Вселенной, он у Черной Дыры, он в том самом месте, где погиблиего родители... и значит? Значит, это сторожевик-патрульщик негуманоидов Системы! Они берегут границы своего мира! Он в их лапах!
      Ретранс не смог перебросить его сквозь Черную Дыру, сквозь исполинскую воронку, соединяющую две вселенные, они оказались сильнее, они засекли его, они его выловили из иного измерения, связующего два мира, выловили и будто на леске тянут к себе. Черт возьми!
      Всего через несколько секунд Ивана всосало в патрульный корабль. Нет, это не крейсер, у страха глаза велики! Это всего лишь катер, обычный патрульный катер просто неземной катер, овальный и ребристый, угловатый, как и все в угловатом мире Системы.
      С ним не церемонились. Еще через пару секунд Иван лежал под прозрачным колпаком, и три трехглазые чешуйчатые морды пристально разглядывали его.
      Негуманоиды! Ему ли не узнать этих тварей! Иван чуть не закричал, чуть не выругался! Первым желанием было - выбросить проклятый черный кубик, забросивший его опять не по адресу, растоптать его, раздавить! Но он сдержался.
      Колпак исчез. Негуманоиды, эти сверхнелюди, наделенные немыслимыми возможностями, уже изучили его и, само собой, не боялись. Он был для них букашкой, тлей, комариком, залетевшим в случайно открытую форточку - ему не единожды давали понять об этом еще в прошлый раз. Ничего не изменилось.
      Они остались такими же. Наглыми, высокомерными, сильными и бесчеловечными.
      А чего он ждал? Торжественных речей и оркестров?!
      Одна из пастей наконец раскрылась, заскрипели пластины, затрещало, заскрежетало... но синхронный переговорник донес до Иванова сознания:
      - Мерзкая гнида.
      - Ничтожная гнида, - проскрежетала вторая пасть.
      - Ненужная гнида, - добавила третья.
      Трижды три огромных мутных глаза смотрели на него сверху, как и тогда, и не было в этих глазах жизни, но нс было в них и смерти, это были холодные, нечеловеческие глаза, каких не могло быть ни у одной земной твари, ни у ящера, ни у насекомого, ни у рыбины... в черных матово поблескивающих зрачках с золотистыми ромбовидными прорезями стояла ледяная спокойная, обыденная ненависть. Да, это были они!
      Иван вспомнил свою вторую встречу с негуманоидами, когда они без скафандров, извне разодрали обшивку его капсулы и пробрались внутрь, все круша, он расстреливал их в упор с двух рук, а они были неубиваемы, это рождало чудовищный, неосознанный страх. Но он справился с ними тогда.
      Он справится с ними и сейчас!
      - Данная особь досконально изучена и интереса не представляет,проскрипел первый негуманоид и отодвинулся, откатился в черном угловатом кресле к черной корявой перегородке.
      - Да, подлежит ликвидации. Низшая раса - ХС-114, предпоследняя ступень, полубезмозглая тварь, слизняк, - прошипел второй.
      - Только не здесь, - добавил третий.
      Ивана вдруг приподняло, развернуло и потянуло к овальному люку наверху.
      За люком - космос, смерть, конец. Теперь его оберегать не будут, теперь он уже "интереса не представляет"! Ну что ж, для себя и еще кое для кого он пока что вполне интересен. А значит, рано впадать в уныние!
      Рукоять послушно скользнула в ладонь.
      Высверкнуло сияющее лезвие меча. Для него нет полей, нет барьеров.
      - Вот тебе, Гмьи! - прорычал Иван, зверея от ярости.
      Шипастая, пластинчато-панпирная голова первого негуманоида непомерным кокосовым орехом подскочила над плечами, полетела вниз. Но не успела она проделать и половины пути до черного ребристого пола, как вслед ей полетела вторая голова.
      - Получай, Хмаг! - цедил Иван. Он помнил все. Все!
      Даже имена этих тварей. И пусть так звали других негуманоидов, пусть, мстить он будет и тем и этим! "Да не придет он сюда мстителем, да не умножит зла..."- прогремели вдруг в мозгу у Ивана последние слова матери.
      Ничего, мама, ничего! Все не так! Он еще и не начинал мстить! Это еще даже не начало! Это всего лишь прелюдия начала. Мне мщение, и аз воздам!
      Все по-Божески, все по-людски!
      Третий негуманоид когтистой восьмипалой лапой разодрал комбинезон от ворота до плеча, раскровянил тело.
      Но поздно. Он опоздал на полмига - и его голова летела с плеч поганым трехглазым бочонком. Все! Покончено с гадами! Иван оттер ледяную испарину со лба.
      "И ляжет на него мое проклятье!"- прогрохотало в мозгу. Нет, не ляжет, мама. Не проклятие твое мне требуется. А доброе слово твое. Напутствие и благословение.
      Иван пнул одну из голов, бессмысленно таращивших мертвые глазища.
      Прошел к иллюминатору- черному пустому квадрату. И заглянул в Пространство. Да, невооруженным глазом видел он сейчас Черную Дыру, страшную дыру Вселенной. Для землянина нет ничего чернее черноты Пространства. Но огромное пятно округлой формы - коллапсар, мрачнело посреди черноты, чернело непостижимой тьмой среди тьмы беспроглядной, даже глаза ломило. Иван вглядывался в этот убийственный мрак- и белые круги и полосы начинали мельтешить перед глазами, тьма вытягивала свет из них и давала свое зрение, черное, страшное зрение. И проявлялись лики давно ушедших, и высвечивались их тела. Он видел наплывающий издали корабль, устаревший, допотопный, с ограничительными поручнями вокруг выступающей рубки, такие были в XXII веке, и в начале XXIII века они еще были. Но это, Иван знал, особый корабль, корабль его памяти, корабль, на котором он родился посреди Вселенной. Но он ушел с этого корабля, а они навеки остались... Иван видел две фигуры, белые, рвущиеся к нему, прикрученные к поручням. Это его отец, это его мать.
      Они давным-давно погибли в беспощадном пламени, их убили нелюди трехглазые, шипастые, пластинчатопанцирные нелюди, вот такие, что лежат сейчас позади, убили походя, в вечной холодной ненависти ко всему иному чем они сами. Смертное пламя высвечивало лица, наполненные страданием, рты раскрывались в беззвучных криках и стонах, тела извивались, головы запрокидывались... и дольше века длилась мука, дольше жизни тянулась пытка.
      Иван отшатнулся от иллюминатора. Хватит! Иначе можно сойти с ума!
      Резким рывком он выкинул обезглавленное тело из черного угловатого кресла. И уселся в него сам. Мыследатчики везде мыследатчики.
      Переговорник переведет его приказ. А если система управления кодирована? Он ведь не знает кода!
      - Назад! На базу! - коротко приказал он, не произнося вслух ни слова.
      Рисунок звезд и созвездий за бортом не изменился.
      Сторожевик негуманоидов не слушался его команд. Значит, есть код.
      Значит, он пропал!
      - На базу! - повторил он. - Возврат в Систему!
      Нет! Бесполезно. Теперь сторожевик пойдет на автопилоте. Он не признал чужака. Да и как он мог его признать, слава Богу, что не уничтожил.
      Эх, верно Дил Бронкс говаривал, простота хуже воровства... все они так говорили. Говорить всегда проще. Поучать и советовать, менторски похлопывать по плечу всегда легче, чем дело делать да работу работать.
      Это Иван знал точно. Но он никогда не обижался на советчиков и поучителей.
      Пускай говорят, пускай учат, что, им, не рискующим носа высунуть из своего угла, остается делать, ну да Бог с ними! Он вытащил ретранс, подбросил на ладони черный волшебный кубик. А почему бы не попробовать еще раз?
      Надо только... его вдруг ошарашило: Невидимый спектр!
      - Ну, поехали! - процедил он сквозь зубы.
      И сдавил черный кубик в кулаке. Льдом прожгло ладонь, выстудило все тело. И разверзлись преграды и переборки, и всепоглощающая глубь черноты наполнилась мохнатыми, дышащими структурами, переплетениями, сверкающими решетками, уходящими в непостижимую для глаза бездну. Невидимый спектр! И как он мог забыть про главное предназначение ретранса?!
      - В Систему! - взревел Иван во всю глотку.
      И тотчас черная воронка коллапсара, мрачный омут Иной Вселенной начал всасывать его вместе с патрульным кораблем. Нет, не всасывать, так только казалось, они на огромной скорости неслись прямо на коллапсар, в чудовищное жерло, в адскую пропасть. И теперь ничто не могло остановить этого падения.
      - Господи, спаси и помилуй, - будто в тот, первый раз, взмолил Иван, огради меня силою Честного и Животворящего Креста Твоего, укрепи душу мою и дай сил мне!
      И будто эхом прокатилось где-то внутри: "Иди! И будь благословен!"
      Накатила волна тепла, потом стало жарко, невыносимо жарко. И вдруг жар схлынул. И чтото холодное, колючее, непонятное сдавило его сердце, острыми иглами пронзило все тело от висков до лодыжек, будто тончайшие ножи проткнули легкие, мышцы, кости, аорту, вены, печень... Сдавило невыносимо.
      И отпустило. Из тьмы, из ужаса и боли высвечивались звезды, крохотный кусочек звездного неба, клочок Но он приближался, он рос, ширился.
      Слава Богу! Иван откинулся на уродливую спинку уродливого кресла. Они выходили из коллапсара. Сторожевик проскочил дьявольскую воронку на неимоверной скорости. Прорвался!
      Иван терял сознание. В глазах все мутилось. Он силился привстать с кресла. Но ничего не получалось. Иная Вселенная! Она вытянула из него все силы, все соки. А ему еще так много предстоит свершить и в ней, и за ее пределами. Ну почему все так глупо и нелепо складывается?! Нет! Нельзя вдаваться в уныние! Нельзя! Надо держаться! Он упал, покатился по ребристому полу.
      На него навалились обезглавленные чудовищные тела, головы с мертвыми глазами. Они все падали. Сторожевик падал... куда? Иван пытался удержать сознание. Но не смог.
      Рот был полон спекшей вязкой крови. Глаза и уши болели до невозможности, казалось, их сейчас разорвет, вот-вот хлынет из них...
      и тогда все, тогда гроб с музыкой. Какая там к черту, музыка! Иван медленно приходил в себя. Налитые свинцом веки не желали слушаться его. Но он пересилил их, приоткрыл глаза - в черной чуть подрагивающей поверхности отражалось в полумраке и сырости чье-то искаженное мукой лицо. Он не сразу узнал себя... и никакая это не поверхность, это просто лужа. Иван дернулся, боль пронзила позвоночник, ударила огнем в ноги, прожгла запястья.
      -Господи, за что?! За что-о-о?!! - простонал он.
      Это было нелепо, невозможно, гнусно, подло, необъяснимо. Он снова висел посреди мрачного сырого подземелья, висел вниз головой на ржавых железных цепях.
      Проклятие! Он снова на Хархане-А! Он снова в заточении!
      Ивану на секунду припомнился жирный боров, которого он подвесил точно так же, его звали Сван Дейк. Недолго тому пришлось провисеть. А вот сколько "дозревать" ему, Ивану?! Если больше часа - глаза лопнут, барабанные перепонки не выдержат, хребет не выдюжит.
      Вот так дела!
      - Эй, кто там?! - захрипел Иван. - Есть кто живой или нет?!
      С потолка в лужу капали черные капли- звонко и гулко. Никто не отзывался. Да и кто тут мог отозваться.
      Его перехватили. Снова перехватили! И снова бросили в заточение "дозревать"... а может, просто на смерть бросили, подвесили, чтоб помучился, проклял самого себя и свое безрассудство. Но это дела второстепенные, дела личные - помирать-то ему, Ивану, а не кому-то другому.
      А главное в ином, опять он лопал не в Систему, а в "систему", угодил под колпак. А это совсем плохо!
      - Э-эй, сволочи!!! - заорал Иван.
      Он уже точно знал, что никто не отзовется. Просто нервы сдали. И на память пришла вдруг мохнатая и сонная, вечная Марта, висящая в прозрачной сети где-то в Невидимом спектре на пересечении квазиярусов. Вечная Марта!
      Волосатое раздутое брюхо, шланги, провода, морщинистый толстый хобот, уходящий в аквариум, миллионы мальков-зародышей, будущих воинов Системы.
      Вырождение! Да, вот в чем суть - Система выродилась, эти нелюди не способны даже продлить свой род, не способны оставить потомства- это полнейшая дегенерация, это абсолютное вырождение. Вот они, сошлись полюса. Ивана будто молнией озарило: дегенерирующая Система, убивая Землю, вливает свежую кровь в свои дряхлые вены, но это не здоровая кровь землян, это черная жижа земных выродков. Не Вселенная на Вселенную идет войной, а дегенераты обеих Вселенных, сплачиваясь, объединяясь, готовят жутчайшую бойню всему невыродившемуся, всему здоровому. И они не спешат, они сладострастно наслаждаются своей силой, своим коварством, своей хитростью, их сластолюбие тешит безропотность и открытость обреченной на заклание, безмятежной и беззащитной жертвы. Они будут не просто убивать, молниеносно и решительно, но упиваться растянутым во времени изничтожением всех, не поддавшихся гниению, разложению, вырождению, ибо в этом их суть, ибо порождены они не Богом, но дьяволом - и в этом выродки-дегенераты всех миров и вселенных едины и единосущны с их первообразами в самой преисподней. Вот она разгадка! И прочь иллюзии, прочь слюнявые и хлипкие надежды, прочь розовенькие мечты и идиотически-слащавую веру во всеобщее братание, мир без границ, единение в каких-то изначально ложных и лживых общечеловеческих ценностях, прочь сахарные слюни и сиропные сопли, ложь все это, обманка, рассчитанная на доверчивых, обреченных на заклание простаков. И уготованы этим простакам цепи, ржавые железные цепи, кнут, плеть, распятия, голод и смерть. И ничего более! Что ж, они хотели, чтобы он "дозрел"? Ну вот он и дозрел. Пора!
      Иван подтянул к лицу скованные железом руки.
      Мышцы напряглись от нечеловеческого усилия, волна дрожи пробежала по телу от икр до оцепенелых ледяных мизинцев рук. Он не человек. Он спрессованная мощь двенадцати славяно-арийских тысячелетий! Он титан!
      Он бог силы и веры! Он, и только он! Еще немногостальные наручи лопнули, разлетелись.
      - Вот так, - выдохнул с облегчением Иван.
      Витая рукоять скользнула в ладонь.
      Он дозрел. Он окончательно дозрел. И они скоро убедятся в этом.
      Харалужное сверкающее лезвие меча расцвело во мраке подземелья невиданным цветом, отразилось в грязной луже, разбросало отблески по сырым и мшистым стенам. Иван подтянулся, выгнулся и рубанул наотмашь по ржавой цепи - только лязгнул вбитый в потолок огромный крюк да обрывком цепи ударило по ногам.
      - Опа! Вот так! - Он успел перевернуться на лету, опустился на ступни.
      И долго стоял, зажмурив глаза, дожидаясь, пока кровь отольет от головы, начнет нормально бродить по венам да артериям, пока расцепенеют сведенные судорогами мышцы. Потом как-то разом напрягся, замер и гулко, с облегчением выдохнул. Он созрел! Ну-ка! Тройным "китайским веером"
      высветило мрак, меч, описав на разных уровнях три сверкающих ослепительных круга, замер, тонко звеня в сильной и умелой руке. Пора!
      В это время с грохотом и треском вывалился из мшистой стены большущий каменный блок на двух замохнатевших от старости цепях. И ввалились невесть откуда в подземелье три стража.
      - Пожаловали, дружки! - глухо обрадовался Иван.
      Теперь он был опытный, обученный, он не стал выжидать да обороняться.
      Он с ходу развалил на две неравные части ближнего негуманоида. Вырвал лучемет из ослабевшей восьмипалой лапы. Но не стал жечь второго, не успел, тот уже вскидывал ствол - пришлось отсечь ему сразу обе клешни и тем же ударом обезглавить третьего.
      - Вот так вот, гмыхи, хмаги и хряги! - прохрипел Иван, снимая голову с плеч изувеченного. - Вы, небось, хотели меня поприветствовать на Хархане-А в какой-нибудь там месяц цветущих камней, да? И вам привет!
      Он прыгнул на каменный блок. И тот пошел наверх, гремя, скрипя, издавая чудовищные и натужные звуки.
      Эх, вот сейчас бы яйцо-превращатель, как в прошлый раз, он бы тогда показал им! Иван почесал затылок, усмехнулся. Ничего, он им и так покажет.
      Блок вынес его прямо в караульное помещение, к вертухаям - их было всего четверо. И обмениваться поклонами с этими полуживыми явно не имело смысла. Иван знал, что лучеметом их, конечно, можно долго и с некоторым результатом жечь, ребятки крепкие, не людишки земные, не мокрицы и слизни, не комарики и червячишки, но лучше время не тратить.
      Он с диким воинственным криком выскочил наверх, еще прежде, чем поверхность блока сравнялась с титанологговым полом. И превратился в сверкающий шар - не было видно ни его, ни меча. Только летели по сторонам отсеченные лапы, когти, жвалы, головы. Он управился за несколько секунд.
      Постоял, передохнул.
      Шлюзового шара в караулке не было видно. Значит, надо искать, ничего не поделаешь. Он не собирался торчать в "системе" вечность. И он не боялся никого на свете. Плевать! Теперь, после того, как он беспощадно и без малейших сомнений, в режиме автомата смерти уничтожил уже десятерых негуманоидов, пробился на поверхность, его никто не посмеет остановить.
      Да, за ним следят, как и в прошлый раз! Да, он под колпаком, как и в прошлый раз! Но теперь он не игрушка в чужих руках. И они это сразу поняли. Оператор, который его ведет по "системе", незримый, но существующий оператор не причинит ему и капли вреда, не посмеет поставить заслона, ибо... Ибо так себя могут вести лишь облеченные силой и властью!
      Ибо неостановимы и беспощадны несущие послание от неостановимых, всемогущих и беспощадных! А таковых уважают, ничего не поделаешь, это закон всех миров. Он выше их, ибо волен в себе, и он хозяин себе. А они лишь исполнители... Да, они когда-нибудь обязательно получат приказ остановить его, убить, обезвредить, этого не миновать. Но он опередит их всех, он прорвется к цели!
      Иван вытащил ретранс. Призадумался. Нет, еще рано.
      Огляделся по сторонам. Дверей и окон в караулке не было. Значит, шлюз где-то здесь. Эх, жаль нет с собой шнура-поисковика, тот быстрехонько бы разыскал ход.
      Что же делать? Ага, вот черный ребристый параллелепипед стола, за которым сидели вертухаи. Какой же это стол! Это вообще не предмет, не материя. Это сгусток непросвечивающей и не знакомой ему энергии. Он подошел ближе, сунул в "стол" мысок сапога, тот пропал из виду, пальцы начало покалывать. Иван быстро вытащил ногу. Подобрал с полу отрубленную голову и швырнул прямо в черноту- она исчезла беззвучно и бесследно.
      Так и есть. Шлюз именно там!
      Иван уже собирался нырнуть во мрак и неизведанность, как из этого самого мрака высунулась сначала трехглазая жирная морда вертухая, а потом и все корявое могучее тело на упористых четырехпалых птичьих лапах.
      Вертухаи был один к одному похож на старого знакомца Ивана, на того, что сторожил в угрюмом и тихом саду земных женщин, предуготовленных на роли маток в квазиярусах - жирный, оплывший и изленившийся евнух в гареме, посреди жен и наложниц владыки. Черт их разберешь, все на одну рожу!
      - Вылазь, вылазь, браток, - покликал Иван.
      Но рубить голову не стал. А ухватил вертухая за левую лапу, вывернул ее с хрустом, до отказа, ломая сразу все суставы- канетелиться и упрашивать некогда. Потом повалил и встал правой ногой на хребет, чуть прижал к черному полу. Вертухаи притих.
      - Шлюз там?! - строго спросил Иван. Вмонтированный переговорник выдал скрежет и щелчки.
      - Там, - коротко ответил вертухаи.
      - Мне нужно в Меж-арха-анье, - приказал Иван, - в зал Отдохновений!
      Вертухаи засопел, покрылся серыми каплями вонючего пота. Пластины на его загривке встали дыбом.
      - А этих ты положил? - спросил он еле слышно.
      - Я.
      - Им оставалось совсем немного до отдыха. Они так мечтали о том дне, когда...
      - Сейчас ты ляжешь рядом! - сказал Иван с железом в голосе. - Отвечай!
      - Можно и в Меж-арха-анье, - прошипел вертухаи.
      - Пошли!
      Иван снял ногу. И ткнул кончиком меча в поясницу негуманоида, тот дернулся и как лежал, так и пополз на брюхе во мрак "стола".
      Иван пригнулся и последовал за ним. Он просунул голову во тьму, на миг ослеп, но тут же прозрел - никакой тьмы не было. Они стояли посреди зеленой лужайки, прямо в коротко остриженной, а может, и от рождения невысокой траве. И белел перед ними испещренный рытвинами шар, самый обычный системный шлюз-переходник.
      - Входи первым! - потребовал Иван.
      Вертухаи, прижимая изуродованную руку к груди, кивнул, согнулся и вошел в белый шар, прямо сквозь пористую стену. Иван юркнул следом. В шаре было темно, но Иван сразу ухватил вертухая за заднюю лапу. И пополз за ним.
      Ползти пришлось долго. Теперь Ивана нисколько не удивляло, что в шарике, чуть превышавшем ростом человека, лабиринтов было во все стороны на сотни и тысячи километров, а скрученного пространства, свернутого вдоль лабиринтов-направлений, на миллионы парсеков. Многослойные, многоярусные миры - дело обычное и занудное.
      Когда вертухаи вдруг свернул налево, Иван дернул его за лапу - не ошибся ли? Но тот пробубнил, что все верно. Иван помнил, что в прошлый раз он попал в Межарха-анье другим лабиринтом, и потому скрипел зубами, но молчал.
      Наконец их вынесло наружу.
      - Зал Отдохновений, - буднично и уныло доложил вертухаи и с опаской покосился на чужака.
      Белесый туман плыл по мраморному полу. Почти как в Осевом, подумалось Ивану. Он обернулся - ни вертухая, ни шара не было. Сбежал, паскудина!
      Ну и ладно, ну и черт с ним! Иван сделал шаг вперед, потом еще шаг.
      Далеко-далеко, почти у незримого горизонта возвышался над полом хрустальный куб-пьедестал. На нем трон.
      Трон - это сила и власть. Трон - это могущество! Но до него надо добраться.
      Иван бросился вперед. Глаза у него горели, сердце билось учащенно. Он обязан успеть! Он обязан влезть на пьедестал, забраться на трон!
      Он много чего обязан!
      Из клубов тумана, справа и слева, выскочили два десятка трехглазых.
      Бросились на него с обеих сторон, заходя полукругом. Опять они? Нет, Иван вспомнил, это слуги, неживые слуги или киберы, этих вообще жалеть не следует. Но лучеметом их тоже не возьмешь. Вся надежда на меч-кладенец да на ловкость. Он еще сильнее рванул вперед, пытаясь обойти тварей, выскользнуть из полукруга их забот. И он почти достиг этого, когда одна из тварей уцепила его изогнутым когтем, повалила. Иван еле успел выставить меч острием вперед- и чудесное лезвие пронзило, продырявило первого. С таким оружием он бог! он герой! он непобедим! Ивану разом припомнилось, как он бился с трехглазыми - это было лютой пыткой, он рвал их на куски, рассекал, жег, сбивал с ног, вышибал и выдавливал страшные, нечеловеческие глаза, выдирал шевелящиеся жвалы. Но они были невероятно живучи, они были неубиваемы. Он изнемогал в схватках с ними, и почти всегда побеждали они, не убивая его, не вышибая из него духа, а лишь жестоко избивая его, пытая, терзая, мучая. А потом они всегда подвешивали его в подземных темницах.
      Это было нескончаемой пыткой. Но теперь он властелин над ними! Цай выручил его, да что там выручил! Цай спас его! С таким мечом можно хоть к дьяволу в гости в саму преисподнюю!
      - Ну, как хотите! - зарычал Иван.
      И "тройной веер" разбросал сразу шестерых - теперь они не жильцы на белом свете. От седьмого он увернулся, восьмому выбил верхний глаз пяткой, девятому прожег подбородочные жвалы, десятому снес долой голову вместе с половиной левого плеча - меч был просто волшебным! меч тридцать...
      какого-то века! сказка! чудо! сверхоружие! - Иван перепрыгнул еще через четверых, на лету распарывая им затылки, упал на спину, трижды перевернулся, перекатился боком и снова выставил острие - опять первый из преследователей напоролся на него. Готов! И еще один готов! Осталось семеро... Иван неожиданно резко остановился. И те замерли. И тогда он бросился на них с воинственным кличем, будто в детской игре, а не в смертном бою.
      - Ну, нечисть, получай!
      Стоявший посередке прорвал ему коротким иззубренным тесаком пластик комбинезона, оцарапал. И потому Иван сразил его первым. Остальных он изрубил в крошево, в капусту - рука не могла остановиться, нервы, проклятые нервы!
      Путь был свободен. И Иван опрометью понесся вперед, не жалея ни ног, ни сердца, ни легких. Он летел стрелой, пулей, молнией... Но хрустальный куб-пьедестал ни на метр не приближался. Это было непонятно, невозможно.
      Но это было! Причуды Меж-арха-анья! Забавы средоточия многомерных пространств! Иван начинал уставать - страшно, люто, до рези в мышцах и колющей боли под ребрами. Но он не приближался.
      - Господи! Да пропади все пропадом!
      Он рухнул с разбегу на колени, ударился о холодный мрамор всем телом.
      И снова из клубящегося тумана бросились к нему нелюди, снова стали смыкать полукруг.
      Но не это ошеломило Ивана. Другое! Там, у самого горизонта, но не в дымке, а до боли четко выросла вдруг из небытия костляво-исполинская фигура Мертвеца-Верховника в угловатых доспехах. И это был конец. Иван видел огромный двуручный меч в руках у Верховника. Его собственный меч в сравнении с этим орудием смерти казался былинкой. Он вспомнил, как Верховник настиг его, как он пронзил его своим жутким мечом-гиперщупом, как его зашвырнуло аж в самую "форточку" - тогда они забавлялись с ним как с "амебой", как с "комаришкой".
      Теперь ему не миновать смерти.
      Иван даже слышал, как Верховник скрипел своими огромными костяными суставами, как лязгали его исполинские доспехи, как скрежещуще хохотал он сам.
      Нет, рано еще тягаться со сверхнелюдями, существами высших порядков, рано, он и есть слизняк, амеба, комаришка!
      Трехглазые твари приближались. А у Ивана рука не поднималась, он готовился к смерти, ждал ее прихода.
      - Прощай, Лана, - просипел он себе под нос, - прощай, если ты меня слышишь!
      И вдруг прямо в мозгу откликнулось: "Рано прощаться, Иван! Ты что это, пришел сюда, чтобы умереть у меня на глазах? А другого места ты не мог выбрать!" Голос был странный, почти без хрипотцы, если бы Иван был в ином месте и в ином состоянии, он бы голову дал на отсечение, что этот голос принадлежит Свете, Светке - его любимой, погибшей жене, дважды погибшей и погубленной им. Иван встрепенулся.
      Но иное явилось ему.
      Быстрым движением вытащил он черный кубик.
      Сжал в руке.
      И не было мига. Не было полумига... Он уже сидел на троне. В этом невероятном сверхагрегате сверхвласти. И он знал, что надо делать.
      Иван будто двумя руками, резко отпихнул прыгнувшего на него Верховника - и тот отлетел на мрамор, рухнул с грохотом, рассыпался, но тут же вновь воссоединился, взревел от бессилия и отчаяния.
      Верховник все понял. Он проиграл!
      Только тогда Иван поднес ладонь к глазам и поглядел на маленький, такой безобидный на вид черный кубик.
      Ретранс! На этот раз он не подвел! Он перебросил его прямо в это удобное креслице с чудесными мягкими подлокотниками - усадил прямо в Трон.
      И теперь нет ему равных во всем зале Отдохновений. И Мертвец-Верховник его раб и слуга.
      Иван сунул ретранс в клапан. Потом расслабился... достал из подмышечного карманчика кристалл. Большой, сверкающий всеми гранями, кроваво красный, тот стал настоящим Кристаллом, сверхмощным усилителем псиэнергий. Иван сморщился от досады, но он не мог отдать Кристалла Сихану, не мог, ведь его вынесло в камере. А Авварону он его и не отдаст никогда. Авось еще и самому пригодится!
      И тут Мертвец-Верховник начал на глазах таять, растворяться в тумане.
      Этого и следовало ожидать, как Иван сразу не догадался! Ведь чудовищный монстр, один из властелинов Системы мог пребывать в разных местах... и он убегал! он оставлял поле боя победителю! Нет!
      Иван вскинул вверх Кристалл.
      - Стоять! - заорал он. - Стоять на месте!
      Исполинская фигура Верховника содрогнулась, будто ее ударило невидимой молнией. И стала обретать зримые, плотские черты. Кристалл действовал!
      Прекрасно.
      Иван мысленно приказал трону окутать Верховника двойным колпаком силовых полей. Пусть постоит немного, пусть подумает, оценит обстановку.
      - Вот ты как... - громовым шипом прошипел вдруг Верховник. - Ведь это ты, комаришка! Ты посмел меня укусить? Ты пьешь мою кровь? И ты не догадываешься разве, что я могу тебя прихлопнуть?!
      - Попробуй, прихлопни! - с язвительной улыбкой крикнул Иван.
      - Не сейчас. Но прихлопну! - пообещал Верховник.
      И откинул забрало стального, почерневшего от времени шлема. Из прорези смотрела на Ивана пустота, ничто.
      - Не пугай меня, - спокойно проговорил Иван. - Теперь ты мой раб. И ты можешь не сомневаться, я уничтожу тебя во всех пространствах и измерениях, во всех твоих ипостасях! Уничтожу, даже если тебя нет!
      Верховник начал поднимать руку с зажатым в ней огромным мечом. Но не смог поднять. Незримые барьеры коконом сдавливали его тело, его мертвую плоть, вобравшую в себя нечто, не имеющее названия.
      - Но я могу и даровать тебе существование, - сказал вдруг Иван. - Если ты будешь столь же разговорчивым и покладистым как и в прошлый раз. Не жизнь, ибо ты не живешь, а существование и растворение в пространствах.
      Ну так как?!
      - И что же тебя интересует, комаришка?!
      Иван вжал руки в подлокотники трона, напрягся. И Верховника затрясло как под током, его корчило и содрогало минуты две. Потом он вдруг выдавил сипло и зло:
      - Хорошо, я не буду тебя так называть больше. Но что же тебе нужно?!
      - Всего две вещи - тихо ответил Иван, расслабляясь.- Мне нужна русоволосая, которую ты похитил у меня, это первое. И мне нужно проникнуть в Систему.
      - В Систему? - с сарказмом повторил Верховиик. И его мертвецки бледное, изможденное лицо выявилось из пустоты и мрака шлема. - В Систему?!
      Тебе нет туда хода...- он чуть было снова не назвал Ивана "комаришкой", но вовремя и будто нехотя сдержался.
      - Тебе нет хода в твое будущее, понял?!
      - Не понял, - признался Иван. - Ну так знай - Система это связь, это сочленение двух миров, двух Вселенных, нашей и вашей. Но ее еще нет. Она только будет!
      - Только будет?
      - Да, - подтвердил свои слова Верховник. - Ты никогда не узришь Системы и никогда не попадешь в нее, ибо не пришло время Ее, а твое время уходит, ты смертный есть. Ты уже знаешь, что вокруг тебя и повсюду во Вселенной этой - "система": мир игры и мир яви. Но ты не знаешь, что "система"
      негуманоидов, как ты называешь нас, лишь часть Системы, в которую входят и миры вашей Вселенной. Для Мироздания они уже входят, ибо Мироздание есть во всех временах и пространствах сразу.
      А для тебя и для землян ее еще нет. И возникнет она, по вашему убогому счету, в XXXIII веке от Рождества того, кого нарекаете вы в суете и гордыне Христом, Спасителем вашим.
      - Оставим богословские споры, - осек Верховника Иван. - Значит, Система появится только в будущем?!
      - Для тебя - да. Правители ваши и правители наши объединившись в едином стремлении создать лучший мир в Мироздании, образуют Систему, конгломерат всего высшего двух миров, слившихся в мир единый, новый!
      Из будущего, существующего вне наших субъективных ощущений, управляют они созданием этого нового мира. Нового Порядка! - Верховник неожиданно воззрился на Иванове предплечье.
      И того словно обожгло. Так вот откуда сыпятся на Землю будто манна небесная эти сверхчудесные вещички! Господи, спаси и помилуй! Не может быть! Бред какой-то! Слияние дегенератов-выродков двух чуждых друг для друга миров! Слияние несоединяемого! Как же так?
      Верховник не врет, это правда! Но тогда все его потуги, все его замыслы и надежды, вся его борьба, страдания, боли, муки, потери - все это бессмысленно и бесполезно. Выродки двух Вселенных нашли общий язык в будущем, чтобы в прошлом уничтожить все невыродившееся, попросту говоря, убрать все здоровое, все, что может сопротивляться, мешать в будущем.
      Это непостижимо!
      Мало того, они облекли геноцид в форму "большой игры"! Они готовят себе азартное и острое времяпрепровождение! Это невозможно...
      - Нет! Это возможно! - прочел его мысли Верховник. - Сильные и смелые всегда наслаждались смертью слабых и трусливых. А имущие власть тешили сердца стравливанием сильных и смелых, везде и повсюду, во все времена: на гладиаторских аренах, и на полях сражений, на земле, на воде, под водой и в воздухе, в мраке Космоса и в иных мирах. Жизнь и смерть - это Большая Игра, это большая кровь и огромное наслаждение! Настоящей Большой Игры не бывает без миллионов смертей! Да, мой юный дружок, таково бытие наше.
      И скоро будет Большая Игра, которая унесет миллиарды, десятки миллиардов жизней, прольет океаны крови, исторгнет триллионы стонов, проклятий, воплей. Мы не будем жалеть воинов "системы". А земные правители не станут жалеть обитателей вашей Вселенной, они будут упиваться гибелью каждого в отдельности и всех вместе. И это высшее наслаждение в Мироздании!
      - Наслаждение для выродков! - зло выкрикнул Иван.
      - Все относительно, - двусмысленно проскрипел Верховник.
      - Замолчи, убийца!
      - Я молчу. Ты сам спрашивал.
      Ивана трясло от услышанного. Он еле сдерживался.
      Но самое страшное заключалось в том, что слова Верховника во многом лишь подтверждали то, к чему он пришел сам. Горе горькое... Нет, надо держать себя в руках.
      - Но зачем тогда все эти "игровые миры"? Зачем все это?! - Иван развел руками,- Зачем создавали три сочлененных мира здесь?! Вы играли в наши игры будущего... нет, это бред!
      - Ты сам бредишь! - Верховник отвечал спокойно и обстоятельно. - Наш древний мир существует в Невидимом спектре, понимаешь. Это особая форма существования. И когда ваши корабли-проходчики проникли в пашу Вселенную из вашей, проникли в XXXIII веке и обнаружили нас, то правители ваши все поняли сразу. И они создали миры, в которых могли встречаться и вы и мы.
      Так что, Иван, это не совсем "игрушки", это контактные зоны. И на их базе стали создаваться большие полигоны, огромные питомники, и из своей незримой сферы мы стали переходить в сферу, доступную вам, и мы создали свои крейсеры, свои корабли и сторожевики, и мы вышли в прошлое и поставили заслоны, ибо "игровые миры" еще слабы были и не свершилась еще трансформация существ нашей Вселенной в существ, способных проникать в вашу, ты понимаешь ведь меня? И тогда же начался обратный процесс, ибо правители ваши и приближенные их захотели стать сверхлюдьми и обретаться не в одной лишь вашей Вселенной, но и быть у нас. Это сложно, в это сразу невозможно вникнуть, но это так!
      - Ты говорил раньше, что ваши уже и прежде развязывали войны на Земле и... и играли, отводили свои черные души в них? - спросил неожиданно Иван.
      - У тебя хорошая память, - язвительно проскрипел Верховник, - и так было, время вещь гибкая, но не всем удается блуждать в нем. Только в те чудесные игры мы играли не во плоти своей, ибо не готовы еще были. А играли мы чужими жизнями, сея смерть и кровь, в телах властителей ваших. И они не противились вселению нашему в умы и души их, в сердца и тела, они призывали нас, ибо знали, что мы дадим им вкус жизни и смерти, научим их играть!
      - Вы бесы! - заорал Иван. - Вы вселялись в людей, и те становились бесноватыми, губили других!
      - Нет, ошибаешься, молодой человек, - глухо ответил Верховник, - мы не плод ваших фантазий, мы иной мир, иная Вселенная. Мы есть! И скоро мы придем сами!
      Сначала в облике воинов трех сочлененных миров, миров-полигонов. А потом и в ином обличий, ты ведь видел меня?
      - Я видел только тьму, - признался Иван.
      - Но у тебя ведь есть спетрон!
      - Что?!
      - Он у тебя в руке!
      Иван разжал ладонь и снова воззрился на черный кубик. Ретранс. Так он называется... Но названий может быть много, очень много. Не в них суть.
      Иван сжал кубик в ладони. И снова поглядел на Верховника.
      Теперь он не видел пред собою исполинского средневекового рыцаря в громоздких и шипастых доспехах, гиганта с двуручным мечом в руках. Он видел сгусток мрака, черную тяжелую, тягостную пустоту, сквозь которую ничто не просвечивало. Где-то он уже видал подобное. Но где?! Сгусток бился под сверкающим серебристым колпаком полей и никак не мог вырваться наружу. Вот они какие!
      Иван разжал ладонь.
      - Что, не понравился я тебе?! - вопросил Верховник, вновь принявший вид огромного закованного в броню Кощея-Бессмертного.
      - Погано выглядишь, - признался Иван.
      - Ты мне тоже не нравишься, слизняк, - сказал Верховник.
      - Ну и прекрасно, нам с тобой не детей крестить, - отрезал Иван,- век бы тебя не видать. Отвечай, где Лана?!
      - Прежней Ланы нет, - вдруг прозвучало сзади.
      Иван развернулся резко, вместе с троном. И никого не увидал.
      - Я освобожу тебя, если скажешь, где она! - с угрозой обратился к Верховнику Иван. - Ну-у?!
      - Ты сам знаешь, - резко ответил тот. - Но лучше поспеши!
      Ивана словно огнем прожгло: дурак! болван! тупица!
      Как он не сообразил сразу! В пересечении квазиярусов она, вот где!
      Вперед!
      Разом, со всех сторон выросли мохнатые лиловые и решетчатые переливающиеся структуры, хитросплетения дышащих волокон устремились в бесконечностьНевидимый спектр! И одновременно заструились вверх грохочущие водопады, засверкали подземным ярым огнем сталактиты и сталагмиты бесконечных пещер. Трон был послушен Ивану, он его нес в нужное место, он его оберегал... а Верховник? Да дьявол с ним, с этим сгустком тьмы, рано или поздно барьер силовых полей ослабнет, и тот выкарабкается, сразу выпускать джина из бутылки опасно. Вперед!
      Фильтр-паутину он проскочил на одном дыхании.
      Трон замер.
      И Иван увидал Вечную Марту. Ну прямо везло на эту сонную дуру!
      - Приполз снова, слизняк? - пролепетала Вечная Марта, и только после этого разлепила слипшиеся набухшие веки. За прошедшие годы она стала еще гаже. Она была невыносимо отвратительна. Огромный мохнатый шар ее чудовищного живота разросся втрое и был непомерен, крохотная головка с потными и сальными жидкими волосами клонилась набочок, выглядела головой безумной старухи. Жирный слизистый хобот постоянно пульсировал, выдавая порцию за порцией мальков в заросший илом аквариум. Вонь в пещере стояла неописуемая. Но на лице у Вечной Марты застыло вечное полусумасшедшее наслаждение.
      - Вы все сдохнете, - прошипела матка, - все кроме меня! Уползай отсюда, слизняк! Не нарушай моего покоя!
      Иван не стал вступать в перебранку. Ему было плевать на это висящее чучело. Здесь Марта просто приобрела свою подлинную сущность, вот и все.
      На Земле да и по всей Федерации бродит множество таких же март, таких же животных, безразличных ко всему кроме своего брюха тварей, но бродит в человекообразном виде, а это куда страшнее и гаже. Вперед! Ищи ее!
      Ищи!
      Иван приказывал трону, а сам явственно представлял себе русоволосую Лану.
      Они пронзали перемычку за перемычкой, приникали из яруса в ярус мимо тысяч висящих живых груш, мимо миллионов зародышей-воинов. И наконец трон замер, будто конь, застьгвший на всем скаку над пропастью.
      - Не может быть! - выдохнул Иван.
      Прямо перед ним, чуть повыше его лица висел кокон - свежеспеленутый, мохнатый, просвечивающий. А из кокона смотрело на него... лицо Светы, его жены, погибшей в Осевом. Иван закрыл глаза и потряс головой.
      Видение не пропало. Света смотрела на него. Но была она необыкновенно хороша: русоволоса, нежна и чиста.
      - Это ты? - довольно-таки глуповато спросил Иван.
      - Это я, - ответила Света.
      - Но ты же погибла... у меня на руках, помнишь? - Иван еле шевелил языком, он ничего не понимал, он думал, что теперь видения стали являться ему не во сне, а наяву, а это уже совсем плохо, что его пора списывать. Ты же растаяла в Желтом шаре, после того, как мы вырвались из Осевого?! Ты умерла! Тебя нет!
      Света улыбнулась, еле-еле приподняв краешки губ, закрыла глаза. - Не умерла! - прошептала она. - Я же говорила тебе, я просто ушла в другой мир, сюда, я воссоединилась со своей же половиной, я не знала раньше, где она, но чувствовала, понимаешь, а после того, после Желтого шара - я очнулась здесь, и мне все стало ясно. А ты чего ждешь?! Что ты висишь посреди этой гнусной пещеры? Или ты и впрямь хочешь, чтобы я погибла?
      Ты хочешь, чтобы и я стала маткой, вечной мартой?!
      Иван тут же пришел в себя, протянул руки. Трон сам поднес его к ней.
      Он рвал мохнатые полупрозрачные путы и все спрашивал:
      - Тебе не больно? Тебе не больно?!
      - Нет, - тихо отвечала она. И плакала.
      Сейчас Иван видел - да. Света права. Только теперь он увидал ее такой, какой она и была на самом деле: в одном лице сплелись в единородном естестве черты Светы и русоволосой Ланы, его жены, с которой он, десантник смертник, выполнявший тысячи всяких спецзаданий, встречался так редко, что временами забывал ее, забывал, но любил, страдал без нее, и черты русоволосой спутницы его в блужданиях и странствиях по "системе", его мечты и его были, она пропала в хрустальном кубе... и она была частью той, оставленной им на Земле, брошенной в Осевом, она была всего лишь частью. И та была частью этой... Светлана! Любимая! Родная! Близкая!
      Потерянная... И найденная! Он сорвал с ее обнаженного стройного тела последние путы, прижал к себе, усадил на колени я зашептал в ухо:
      - Не надо ничего объяснять, я все понял, все... я нашел тебя, я вытащу тебя отсюда! Я не уйду без тебя!
      Пусть хоть все во всех вселенных горит синим пламенем, не уйду!
      А она молчала. Она прижималась к нему и плакала, обливая его щеку горючими слезами. Она верила, ибо хотела верить.
      - Держись крепче! - сказал он ей.
      Трон задрожал, вспыхнул сиреневым свечением и исчез, погрузив пещеры квазиярусов в сумрачный и нелепый сон, вековечный сон.
      - Я хочу на Землю! - страстно, с непонятным вожделением прошептала ему в ухо Светлана.- Хочу! Я так давно не была там, ты даже не представляешь себе, как я соскучилась по нормальной жизни...
      Иван хотел было сказать, что на Земле сейчас не все нормально, но промолчал, не стоит расстраивать ее, не надо. Они висели во мраке межуровневых внепространственных мембран. И ему следовало сделать лишь одно - выбрать направление перемещения. Но Иван никак не мог решиться после Желтого шара, когда Света растаяла прямо на полу за считанные секунды, он не верил ни во что, ни на что не надеялся, ведь подобное могло повториться. А могло быть что-то и похуже.
      - Успеем, - успокоил он Светлану, - никуда Земля от нас не денется.
      Мне тут кое с кем надо повидаться. И ничего не бойся - это креслице, он похлопал по подлокотнику трона, - защитит нас от любых напастей!
      - Знаю! - шепнула она громче. - Я здесь дольше тебя была, все знаю. Но лучше сразу домой... из Осевого я вырвалась. Даже не верится, что вырвусь и отсюда!
      - Вырвешься! - твердо сказал Иван. И прижал ее к себе обеими руками. Вместе вырвемся! - Он представил, как они "вырвутся" - из этой гнусной системы да прямо в тюремно-больничную камеру без окон и дверей.
      Может, она еще назад запросится.
      Ивану припомнились четырехгрудая красавица в роскошном парике, арена стысячами жаждущих крови зрителей, столб, к которому он был привязан, на котором его собирались сжечь, старуха с жертвенной чашей и ножом, драконы, птеродактили... Игра. Большая игра! Три сочлененных мира- неимоверный "Диснейленд" для взрослых скучающих, жаждущих развлечений особей. Да, Верховник не лгал. Это путь эволюции, это путь вырождения. Десятки тысяч лет первые люди на Земле все свое время тратили на добычу пищи, они охотились, собирали съедобное, все растущее, ползающее, бегающее, плавающее, скачущее, им некогда было играть, потом они пахали, сеяли, воевали, защищали себя, и снова пахали, сеяли, строили, возводили, перегораживали. Но время шло, технологии совершенствовались, время высвобождалось - сначала у совсем немногих: у вождей, воинов - и они первыми начали устраивать игрища, турниры, потехи молодецкие. Игрища должны были щекотать нервы и будоражить, разогревать кровь, готовить к чему-то более серьезному, но все равно щекочущему, а потому и желанному, страшному и манящему. Шли годы, столетия - все больше мощи и силы скапливалось в руках у людей, все больше времени высвобождалось у избранных и неизбранных, и те и другие жаждали развлечений, именно так, не только хлеба, но и зрелищ!
      Жажда развлечений затмевала все, начинала перерастать в навязчивую манию, в психоз, в одержимость - и власть имущим мало становилось рукопашных боев, гладиаторов на аренах, травли диких зверей, они с азартом и упоением усаживались за игровые доски больших и малых войн, двигали словно фигурками по черным и белым квадратам легионами, когортами, полками, дивизиями, армиями, флотами, звездными эскадрами. Власть вырождалась, пьянея от вседозволенности и вечной игры миллионами "=игрушек". Игрушки вырождались, шалея от затеянной не ими игры, от дарованной им на время потехи, от безнаказанности, от возможности вытворять запросто то, чего в обычных условиях вытворять никакие законы не позволят. Играл каждый сверху донизу! На какое-то время, длительное время, жажду игрищ и потех все чаще стали утолять "игровые", ненастоящие миры, где можно было отвести душу, покуражиться, пострелять, порубить, побегать, помахать мечом, топором, секирой или просто кулаками, поубивать кучу врагов, монстровчудищ, "инопланетян" и себе подобных... и живым-невредимымвернуться назад - эдаким героем, уставшим от боев и собственной удали.
      Целые планеты превращались в "игровые миры". Не играли, пожалуй, лишь космодесаптпики да звездопроходцы, которым хватало реальных опасностей и подвигов, не играли те, кто бился в настоящих войнах, будь то планетарные схватки или межгалактические, таковым вообще было не до игр, у них была своя Большая Игра. Но в ограниченных масштабах. Теперь же кое-кто извне собирался "поиграть" всей Вселенной. И самое гнусное заключалось в том, что правители Земной Федерации, охватывающей сотни тысяч населенных миров, готовы были услужливо подыгрывать неведомым и грозным внешним силам.
      Более того, они способствовали созданию иновселенских баз, выращиванию полчищ убийц и насильников... Это не укладывалось в нормальные человеческие представления, это было и не выше, и не ниже их, а где-то сбоку, поодаль, вовне - это было апофеозом вырождения. Дегенерация в Земных владениях становилась властелином полным, неограниченным и, что самое страшное,совершенно непонятным, необъяснимым для подавляющего большинства людей, ничего не понимающих, блуждающих в потемках, но уже приговоренных к закланию. Не извне страшна опасность, но изнутри! Иван от бессилия стискивал зубы, все напрягалось в нем до последней жилки, переполнялось гневом и чем-то еще не осознанным, неизъяснимым. Он дозревал.
      - Мы не надолго задержимся здесь! - прошептал он.
      Зал Отдохновений выявился словно из тумана - пустотой, огромностью и гнетущей тишиной. И посреди этой пустоты все еще бесновался в полевых путах Верховник- иновселенский выродок-дегенерат, не имеющий ни пола, ни возраста, ни рода, один из многих миллионов служителей дьявола, "преобразователь"-демократор, разрушитель, игрок и убийца, сгусток тьмы, злобы, ненависти, смерти. Его надо было уничтожить во всех его ипостасях, во всех пространствах и временах. Уничтожить! Ибо иного он не заслуживал.
      Но Иван не стал убивать Верховника, не стал его распылять, обращать в ничто. Он лишь приказал чудесному трону прихватить защитный кокон вместе с его содержимым - и рванул на Харкан-А. В подземелье. То самое, из которого выбрался лишь несколько часов назад.
      Верховник еще не знал, что его ожидает. А четверо сноровистых гмыхов и хрягов уже налаживали цепи, сваривали обрывки, крепили крюки.
      - Ничего, мой старый друг, ничего, - утешал Верховника Иван, - повисишь немного, отдохнешь, дозреешь, может быть. Это вторжение пройдет без тебя.
      Подземелье было вечным. И заключение в нем должно было стать вечным.
      Верховника вздернули вверх ногами, закрепили цепи, приварили доспехи к железу. Бласузуя на троне, Иван подавлял волю вертухаев-охранников, заставлял полуживых негуманоидсв работать на себя. И те послушно исполняли его приказы.
      - Это не воины, это киберы и биоробы, - шептала ему на ухо Светлана. Спеши! Если придут другие, нам будет плохо, мы сами повиснем в цепях.
      Иван, не надо испытывать судьбу!
      Иван и сам знал, что слишком долго играть с фортуной не следует. Но это дело он обязан сделать, этого негодяя он подвесит!
      Когда все было закончено, Иван внезапно отошел сердцем, он больше не испытывал зла к уродливому и огромному старцу, чье нутро черно и пусто. Он лишь усилил барьерную напряженность поля. И бросил на прощанье:
      - Виси, игрок! А нам пора искать свою форточку!
      Лязг металла, скрежет, глухие и злобные ругательства понеслись вслед.
      Но Ивана и Светланы уже не было в подземелье.
      Они застыли посреди напоенного звездным блистанием мрака Космоса посреди Чужой Вселенной. Иван сжимал в руке ретранс. И выявлялись структуры Невидимого спектра. Высвечивались из вакуума и незримого льда пустот мрачно сверкающие армады. Огромные уродливые боевые звездолеты Иной Вселенной хищными шестикрылыми демонами исполинских размеров застили свет мохнатых волокон и кристаллических решеток открывшегося незримого измерения.
      Иван машинально, по старой десантной привычке в доли мига разбил пространство на квадраты, определил плотность звездолетов на каждый из квадратов, прикинул, перемножил... и бросил эту пустую затею. В Невидимом спектре глаз проникал на многие миллионы километров вглубь Пространства, и невозможно было исчислить неисчислимое.
      - Их не так много, - снова шепнула на ухо Светлана и прижалась плотнее, - это обман зрения, они множатся в структурах.
      - Откуда ты знаешь? - спросил Иван.
      - Я здесь дольше твоего была, кое-чему обучилась, - она улыбнулась и стала совсем как та русоволосая Лат, что давным-давно, в другой жизни слушала на лужайке под шаром россказни своих скучающих подружек.
      - Не хочу уходить отсюда несолоно хлебавши, - пояснил Иван, - может, удастся хоть что-то выведать!
      - Не удастся! - сразу оборвала его мечтания Светлана. - И даже не надейся. Я вообще не уверена, что они придут к нам на этих вот звездолетах.
      - А на каких же еще! - удивился Иван. Он чувствовал, как трон под ним начинал мелко подрагивать- то ли сбои какие-то, то ли с энергетикой нелады, вечных запасов не бывает.
      - Я тебе все расскажу на Земле! - взмолилась она. - Бежим! Бежим отсюда!
      Иван окаменел. Он не мог раздвоиться, он жестоко страдал и ничего не мог поделать. Еще одного случая проникнуть в Систему никогда не предоставится, это точно. Но и второй такой - любимой, желанной, спасенной им... почти спасенной - тоже не отыскать во всем Мироздании.
      - Говори сейчас! - отрезал он. - Говори коротко!
      - Ладно! - голос у Светланы дрожал, да и сама она неудержимо тряслась будто в ознобе или лихорадке,- Этот кощей-бессмертный тебе поведал о многом, я ведь все слыхала, я была в прозрачном кубе, там целый мир, но неважно! Настоящая Система- это вовсе не одна только Чужая Вселенная, нет.
      Система стала складываться в начале четвертого тысячелетия, для нас- в будущем. Тридцать третий век, ты представляешь себе?!
      - Да, в нем, наверное, будет как в сказке! - ответил Иван. - Если он только будет.
      - По той временной оси, что пока еще не прервалась, он будет... он на ней уже есть, иначе не было бы Системы.
      Ну так вот, тридцать третье столетие - на Земле двести человек, если их можно назвать людьми, этих выродков, этих полубессмертных уродов. Во всей Федерации - двенадцать тысяч мутантов. Три созвездия на окраинах Вселенной, не вписавшиеся в Систему, блокированы полностью, все живое на них истребляется... я очень коротко рассказываю, на самом деле это невозможно описать, это чудовищно. Земная цивилизация вырождается. Ни один из выродков-правителей не верит другому, они убивают, изживают всеми способами друг друга, но они хотят жить. Им нужна свежая кровь, ты понимаешь, о чем я говорю? А ее уже нет в нашей Вселенной, их полубессмертие вот-вот кончится, они вот-вот передохнут без всяких интриг.
      И они заключают пакт с Иной Вселенной, где свои правители издыхают в собственном дерьме и не знают, как из него выбраться. У наших колоссальные энергетические возможности, накопленная сила тысячелетий, беспредельная мощь всей Цивилизации. У тех - фантастические возможности для прорыва во времени!
      Не одного человечка перебросить, не капсулу, а целые миры, армады! Ты себе представить не сможешь... и я не смогу, я только знаю об этом, но это невероятно! Так вот, слушай, те выродки и наши выродки объединяются в Систему, перебрасывают мощь будущего в прошлое, то есть, в наше с тобой настоящее - их цель изменить будущее, остаться владыками на вечные времена, обновить кровь... и погреть ее так, чтобы тысячелетиями помнить о Большой Игре, понял?! Объединение всемогущих выродков двух "систем"
      это и есть Система. А все Харханы, Ха-Арханы, Меж-архаанья и прочее это не только "игровые миры", но и базовые плацдармы. Все было создано в будущем, а потом перенесено сюда, вот так, Иван! Не нам тягаться с ними!; - О будущем я уже слыхал от одной прекрасной дамы, - грустно заметил Иван. - Она сама была из будущего... и я одним глазком видел это будущее:
      зеленая Земля, белые нити, красиво.
      - Короче, без меня ты времени даром не терял?
      - Не терял, - задумчиво и отстранение ответил Иван, - Полигон тоже делали в будущем, в начале четвертого тысячелетия, лет на двести пораньше, правда, чем эту поганую Систему. А вынырнул он из внепространствениых измерений почему-то именно сейчас. Странно все это, очень странно!
      - Полигон какой-то... ты начинаешь заговариваться, ты устал, торопливо зашептала Светлана. - Нам надо бежать пока не поздно! Ну чего ты тянешь?!
      - Я хочу побывать на таком корабле, - сказал вдруг Иван.
      Трон, до того висевший недвижно во мраке и блеске, рванулся, набирая скорость, пошел вперед, к ближайшему из звездолетов. Но не долетев каких-то двух-трех километров, резко остановился, задрожал, затрясся, натужно гудя. И это чудо не было беспредельным, трон не смог преодолеть охранительных слоев звездной армады. Права Светлана, они не дадут проникнуть в свои владения, не так уж они и просты... а Верховник - это просто дряхлое чучело, один из выродков, окончательно впавших в безумие, маразматический старикан, и никакой не верховник - Зал Отдохновений может каждого наделить любыми, самыми высокими титулами и дать возможность позабавиться, поиграть в нелепые и выспренние игры. Дегенерация!
      Полное, чудовищное вырождение, когда сами власть имущие и все, кто их еще окружает из выживших, перестают различать грань между действительностью и игрой.
      Вот он - венец всех цивилизаций, итог всех эволюции и революций полубезумный выродок-садист на троне, отродье дьявола, возложившее свои лапы на рычаги власти и изничтожающее с болезненным злорадством все здоровое и разумное, все, что не от дьявола, а от Бога.
      Неужели Светлана права, неужели через какие-то семьвосемь веков эти выродки безо всяких вторжений истребят человечество?! А чего еще от них ждать! Не тому удивляться надо, а другому, что не раньше они всех замучают, затерзают, в гробы и печи уложат. Своих мало, так еще иновселенские понавязались... Иван тихо и тяжко застонал.
      - Что с тобой?! - перепугалась Светлана.
      - Ничего! - процедил он. - Нам и впрямь пора бежать отсюда.
      - Пора!
      Иван прижал ее еще сильнее левой рукой, а правой вцепился в подлокотник трона. Назад! В родную Вселенную!
      Все нити, решетки, переплетения Невидимого спектра разом пропали. И в беспроглядном мраке закружило, завертело, понесло невесть куда...
      встряхнуло. И вышвырнуло вон из черной воронки коллапсара.
      - Мы погибли! - застонала она.
      Ничто не ограждало их теперь от тьмы и холода Космоса. Ничто! Но в тот последний миг, когда их должно было разорвать собственным давлением, разорвать и тут же превратить в омерзительный кровавый лед, Иван уже вжал в переносицу раскаленный кубик ретранса. Они обманули Пространство.
      Они обманули Систему. Они обманули смерть.
      - Кто это еще? - неприязненно спросил карлик Цай ван Дау.
      И Иван понял, он вернулся, как и обещал - в тот же день, в тот же час.
      "Меня не будет долго, - вспомнились свои же слова, - но вернусь я через секунду".
      Цай даже не успел переменить позы, в которой он стоял - угловатой и неудобной для человека. Значит, он ничего не помнит и не знает ни о стражах Синдиката, ни о прочем. Ну и прекрасно. Теперь события потекут по другой оси! Иван улыбнулся и, еще не видя Светланы, лежащей у его ног, но ощущая ее, чувствуя, что она жива, сказал:
      - Это моя жена, Цай! Наконец-то я ее вытащил оттуда!
      - Надо бы прикрыть хоть чем-то, - извиняющимся тоном посоветовал Цай.
      - Конечно, надо! - Иван скинул верх комбинезона, стащил с себя нательную холщовую рубаху. Провел ладонью по голой груди - крестика не было. Сразу вспомнился сын-оборотень, постаревшая Алена и мерзавец Авварон. Нет, не время раскисать. Он успел! Он повидался со всеми. И теперь он не имеет права откладывать главного, он не имеет права больше выжидать... он дозрел.
      Легкие сомнения вкрались в душу, сжали сердце. Но Иван отмахнулся от этих теней, он присел, накрыл Светлану рубахой - проснется, сама наденет, а пока пусть спит. Да, она именно спала, она не была в обмороке. И это хорошо.
      - Чудо свершилось, - Иван склонился, поцеловал спящую. Потом поднял ее на руки, перенес в угол больничной камеры, осторожно положил и снова прикрыл. - Здесь ей будет спокойней.
      Карлик Цай стоял на прежнем месте. Теперь он скрестил свои корявые трехпалые руки на груди и в упор смотрел налитыми кровью глазами из-под бельм на Ивана. Он ждал. Но Иван сам не заговаривал. И тогда Цай спросил:
      - Ты решился?!
      - Я дьявольски устал, - сказал Иван. - Мне надо по-спать хотя бы три часа. Я не спал больше двух недель, держался только на стимуляторах, я не могу больше... дай мне эти три часа отдыха, и я отвечу тебе на все вопросы.
      Он привалился к синтоконовой серой стене рядом с безмятежно спящей Светланой. И глаза его закрылись.
      Легкий белый туман стелился над землей полупрозрачной пеленой, укутывающим тонким покровом. В высоком и светлом небе, дневном небе светили золотистые звезды. Осевое?! Там тоже туман, там непроглядное небо, меняющее цвет... Нет, это не Осевое. В нем туман гнетущий, наползающий, страшный туман, в нем все гнетет и давит. А здесь... здесь наоборот, здесь легко. И тихо. Но почему он оказался здесь? Зачем? Иван напряг память, да так ничего и не вспомнил. Значит, снова одно из неведомых измерений с ним Шутки шутит. А где Цай? Где Светлана? Он огляделся - никого рядом с ним не было.
      Один. Опять один!
      - Нет, ты не один, - прозвучал ниоткуда тихий, но сильный, сдержанный голос. - Ты никогда не был одинок - ни во Вселенной, ни в глухом подземелье, нигде.
      - Кто ты?! - встревоженно спросил Иван. - Я не вижу тебя!
      И почти сразу от самых звезд будто снизошел, опустился вниз еле различимый глазом золотисто-прозрачный столп. Туман, стелившийся над незримой почвой, метрах в восьми поодаль, всклубился под золотистым светом, ожил, поднялся... и обратился в молодого еще мужчину, на вид ровесника Ивана, не старше, может, чуть моложе. Он сидел на чем-то невидимом, клубящемся, будто сам туман держал его- невесомого, но всесильного. Последнее ощущалось во всем облике этого странного и светлого человека. Могучие плечи, чуть прикрытые струящимся книзу тончайшим белым хитоном, крепкие, мускулистые руки, поджарый стан, ровные и сильные неги, прямая спина, величавая шея. Длинные, ниспадающие на плечи пепельно-русые волосы незнакомца были стянуты золотым обручем на три пальца выше прямых темно-русых бровей, но обруч этот не скрывал высокого благородного лба, прорезанного двумя поперечными складками. Прямой нос, чуть выступающие скулы, ровные прямые губы без изгибов и извивов, мужской подбородок.
      Глубокие и одновременно необычайно прозрачные серые глаза стального отлива, глаза человека сильного и прямого, не отводящего взгляда. Иван никогда прежде не видел столь притягивающих глаз. Да и сам незнакомец будто светился изнутри тем небесным золотистым светом, что снизошел со звезд. По левую руку от незнакомца, словно прислоненный к клубящемуся белому возвышению, стоял красный, чуть выпуклый щит в золотистом обрамлении. По правую- хрустально-прозрачный меч с золотой рукоятью и рубиновым навершием. И ото всего этого представал незнакомец былинным, сказочным витязем древних времен - в золотисто-красных каручах и поножах, с открытым светлым челом и сияющим взором. Казалось, взмахни он чуть рукой, поседн бровью - и десятки тысяч пресаетлых витязей, подобных ему, встанут позади из белезньг и света звезд, засверкают обнаженные мета, вздымется лес копий и светлее станет от яркого и ясного света глаз.
      - В чем сомненья твои? - спросил витязь небесный, не ответив на вопрос Ивана.
      - Долго рассказывать, - отмахнулся Иван, всматриваясь в искрящиеся одеяния светлого воина. И не веря своим глазам.
      - Мне не надо ничего рассказывать, - спокойно и неспешно проговорил тот, - я знаю про тебя и про других все, ты же поведай лишь о сомнениях, гнетущих тебя.
      Иван уже скривил было губы в насмешливой улыбке, дескать, навидались мы эдаких советчиков и благодетелей. Но тут же блажь пустая и гордыня схлынули с него, будто и не было их - не к месту да и не вовремя, И понял он, что с этим человеком... он даже не знал, можно ли его считать человеком, с этим незнакомцем... но тот был чем-то не просто знаком, но даже близок Ивану, с этим пресветлым небесным воителем нельзя кривить душою, темнить, изворачиваться, пытаться выглядеть лучше чем ты есть, нельзя, ему надо раскрыть душу... потому что он и снизошел для этого оттуда, со звезд, из сияния высокого. И сразу Ивану стало еще легче, благостнее. И сказал он:
      - Страшное дело задумал я. Горькое и кровавое. Многими смертями, большим плачем и великим неверием обернется оно. Ты сам сказал - знаешь. И знают еще немногие сподвижники мои. А враги не догадываются.
      Неправедные правители правят нами повсюду... и хотя сказано, всякая власть от Бога, вижу ясно и верно - не от Всевышнего они, а от дьявола. Но под ними миллионы безвинных ходят и бросать на смерть их будут... Имею ли я, сам погрязший в грехах и страстях, право на дело это страшное? Не проклянут ли меня и идущих за мною потомки наши?!
      - Дело страшное и горькое, верно говоришь, - длинные русые волосы витязя приподнялись с плеч, рассыпались, затрепетали, будто против ветра он встал, две жестких складки очертили уголки губ.- И проклясть тебя могут. Ибо не огражден никто от проклятия.
      Иван поник, опустил глаза.
      - Значит, нехорошее дело задумал я, - пробормотал он еле слышно.
      - Как можно оценить несуществующее? Как взвесить не имеющее пока веса?!
      Ты ничего не сделал, а ответа просишь?!
      - Доброго слова прошу. Или запрещения.
      - Не будет тебе запрета, ибо волен в поступках своих, как каждый из смертных.
      - И благословения не будет? - спросил Иван совсеч понуро.
      - Видно, память твоя коротка. Вспомпи!
      Все пропало разом. И стоял Иван под высокими сводами отрешенный и завороженный, как в тот далекий, самый первый раз, когда зашел, пересилив себя, во Храм. И видел он глаза Того, кто, единственный, не бросит его, не оставит в самую трудную и тяжкую минуту.
      "Что ты ищешь, сын мой?" От ответил: "Правду, правду ищу!" И не голосом священнослужителя, не гласом патриаршьим, а небесным Гласом прозвучало под Святыми Куполами: "Значит, ты ищешь Бога. Ибо не в силе Бог, а в Правде!"
      Да, все именно так и было. Были и другие слова, много слов, много вопросов, много ответов, много ликов на иконостасе и на фресках, но главный Лик был обращен к нему. Главные слова в его уши проникли, не из уст священника, нет, а Свыше: "Иди! И да будь благословенен!" Сколько раз во времена тягостных странствий своих, в минуты и часы испытаний, мучений, битв просыпалось что-то незабытое в душе, и звучало внутри, спасая, придавая сил: "Иди! И да будь благословен!" Так было. И так есть! - "Не ты ли рвался в бой за Справедливость? Не ты ли считал себя мечом в руках Добра?! Животворящий Крест Господень хранил тебя в муках и испытаниях.
      Ты падал в адскую бездну. Но ты и поднимался в выси небесные. Твой дух побывал везде, узнал многое. И он не ослаб. Это тело твое устало! В этой жизни покоя не обретешь ты..." Да, и эти слова он слышал - давным-давно, на ступенях, ведущих к Храму. Покоя не обретешь... Иди! Не на сидение и выжидание его благословили, нет. Но почему никто не скажет прямо, громко:
      "Возьми меч в руки свои и повергни их!" Почему?! Или он не услышал...
      нет. "Выбор за тобой! Только ты сам должен решить, с кем будешь в схватке Вселенских Сил... только ты, ты один... ибо грядущее дышит тебе в лицо Неземным Смертным Дыханием!" Храм наполнился небесным светом, воздух внутри него заискрился, заблистал.
      И стоял Иван уже не в Храме, а под пресветлым звездным небом напротив небесного витязя с развевающимися власами.
      - Ты вспомнил?
      - Да, я вспомнил. Я получил благословение... я никогда и не забывал о нем. Никогда!
      - Ну и что же за сомнения тебя одолевают? - еле заметная, мимолетная улыбка коснулась уст посланца небес.
      И Иван не смог удержаться, у него словно глаза раскрылись.
      - Я знаю кто ты, - прошептал он.
      - И кто же? - поинтересовался витязь, глядя бездонными серыми глазами прямо в Иванову душу, но не прощупывая ее, не ветискивая в ней чего-либо, а высветляя ее потемки заоблачным неземным светом.
      -Ты,- с замиранием сердца начал Иван,- ты Предводитель Небесного воинства Архистратиг Михаил, или, как у нас говорили в народе и сейчас говорят, Михаил-Архангел, покровитель воинов и святой вождь всех сражающихся за Справедливость и Правду?!
      - За Бога нашего, - добавил небесный витязь, - ибо Он и есть то, что зовется Правдою и Справедливостью.
      Ты узнал меня, Иван, и я рад, что ты сам догадался, что тебе не пришлось подсказывать. Но ты назвал лишь одно из многих тысяч моих имен, ибо по-разному зовут меня среди разных народов те, кто и составляет земное воинство Господа Бога... не в именах и прозваниях суть. Теперь ты догадываешься, почему именно я к тебе пришел во снах твоих?!
      - Во снах? - отрешенно переспросил Иван. Он не мог поверить, что эта чудесная, необыкновенная встреча лишь сон один, и ничего более.
      - Не изумляйся и не печалься, - осек его Архистратиг, - мы сами выбираем, когда и как являться избранникам своим. Во сне душа чистого помыслами чиста и не отягощена неверием бдящего. Ты никогда не забудешь нашей беседы и нашей встречи. И сон этот станет для тебя большим, чем явь, ибо он превыше яви. Но ты не ответил мне!
      - Не могу ответить, - Иван вскинул голову и в свою очередь погрузился взглядом в бездонно-серые очи Михаила-Архангела, воителя небесного, неисповедимы пути высших сил, а догадки - лишь прельщение гордыней.
      -Хорошо говоришь,- Архистратиг чуть склонил голову, будто кивнул одобряюще. И продолжил: - Тогда я сам отвечу. Доселе ты был лишь странником - мятущимся, сражающимся, страждущим, ищущим, но странником. А теперь, пройдя чрез круги испытаний премногие и обретя себя в муках и битвах, да приидешь ты под длань мою, - Небесный Воитель воздел руку, и повеяло от нее теплом на Ивана, обрел оп сразу уверенность и твердость душевную, словно по мановению чудесному, - и наречешься отныне воином.
      Да будет так!
      С последними словами Архистратига развеялась тонкая пелена тумана, засверкало бриллиантовыми гранями море воинское, океан небесный - и восстали за спиною его неисчислимые полки, пресветлые рати в изумрудном и рубиновом блеске - словно миллионы солнц вспыхнули под непостижимо прекрасным бездонным небом.
      Иван зажмурил глаза. Но веки были слишком слабым прикрытием. И он видел все!Тысячидружинподалыми,небесно-голубыми и золотисто-черно-белыми хоругвями блистали сталью, серебром и золотом прекраснейших доспехов.
      Воинство Небесное принимало его в свои великолепные ряды.
      И улыбался ему сам Вождь Пресветлого Воинства.
      И был он среди них.
      И был он на страдающей, обреченной на заклание Земле, в заточении и мраке, за многими метрами бетона, свинца, земли, под охраной не знающих доли своей, под недремлющим оком губителей душ земных, в логове зла, мерзости и вырождения, обреченный, униженный, слабый...
      Но был он отныне не странником, но воином.
      И не было на всем свете сильнее его.
      Часть вторая
      СВЕРЖЕНИЕ ИЗВЕРГОВ
      Во мраке, холоде и лютости ночи, оскользаясь на обледеневших горных тропах, вбирая в себя все ветра и всю сырость океанов воздушных, озираясь на пропасть смертную и вздымая глаза вверх, к незримым пока сочным лугам, ведет чрез скалы пастырь стадо свое. Бережет его и лелеет, хранит от блуждающих в ночи хищников, алчущих крови агнцев, ограждает от стервятников небесных и гадов подземных. Не спит, и не считает мозолей на руках и ногах своих, не щадит сердца, и гонит прочь болезни, усталость, уныние, не дает покоя подмоге своей, псам охраняющим, несет на себе слабых и ожигает кнутом строптивых и мятущихся - во их же благо, из рук своих выкармливает, выпаивает немощных и малых, грудью встает на пути лихих людей и зверей, не дает в обиду и поругание, не оставляет на смерть и заклание... Ибо пастырь есть. Ибо облечен крестной ношей своею - вести стадо к лугам и беречь стадо, умножая его и укрепляя. И берет он со стада этого и шерсть, и молоко, я мясо, потому как не Святым духом питается, потому что во плоть облачен и смертей, как смертны и псы его, и гомонящие подле.
      Паршивая овца портит стадо. И пастырь, желающий сберечь подопечных своих, извлекает ее, отделяет от стада, если он добрый и радеющий.
      Паршивая овца, не изгнанная из стада, сеет болезни и смерть вокруг себя, обрекая на муки и погибель здоровых и чистых. Пастырь, закрывающий глаза на паршивую овцу, плохой пастырь, ибо бросает на смерть многих, доверенных ему - тяжела для такого крестная ноша его, тяжела и непомерна, и не пастырь он, а враг стаду своему... За болезнями телесными, зримыми приходит парша невидимая, проникающая в душу и в голову. И звереют, начинают бесноваться псы охраняющие - режут тех, кого стеречь и беречюбязаны, рвут зубищами мясо доверившихся, сатанеют в крови многой.
      Не столь хищник ночной, алкающий поживы страшен, сколь берегущий тебя и идущий рядом, но по безумию и болезни возжелавший вдруг крови твоей.
      Враг, высверкивающий из мрака горящими глазами и воющий люто, старый и привычный враг, против которого уберечься можно. Друг, обратившийся во врага, страшен вдесятеро, встократ! Ибо сила его больше силы твоей, и не остановится он в безумии и алчи... А остановит его только пастырь благой и добрый, и излечит болезнь в нем, выбив из тела его больную душу вместе с бесами, вселившимися в нее. И чем раньше сделает он дело свое, тем больших убережет. И не будет ему хвалы и награды за это - просто ношу несет, как и надо нести, не останавливаясь и не озираясь, не блуждая суетным умом в потемках, а свое-дело делая, от паршивых овец и паршивых псов стадо очищая.
      Но горе тому стаду, где сам пастырь болезнь страшную приимет в душу свою, изнутри паршой покроется и служить бесам станет, вселившимся в него.
      Сбросит он крестную ношу свою посреди холода и льда тропы горной, оттолкнет слабых и малых, и воззрится изнутри доверившихся ему звериными, лютыми, кровавыми глазами хищника. И заразит он заразою своей псов охраняющих, вселит в них бесов черной души своей, и начнет творить дьявольскую потеху, низвергая несчастных в смертную пропасть, вырезая стадо свое, губя больших и малых, слабых и сильных. И не будет ему окорота, не будет узды... Горе стаду этому! Горе, ибо пастырь заботливый и псы охраняющие обратятся в убийц. И кого винить в горе этом - самого ли пастыря? бесов ли вселившихся в него?! Некому в стаде истребляемом тешиться поисками виноватых, ибо не дано, ибо обречено уже, ничто не поможет, не исцелятся бесноватые изверги-убийцы, не придет помощь извне, некому помочь - один был защитник, и тот врагом стал. Никто и ничто не спасет...
      Только чудо одно.
      И случится это чудо из многих тысяч однажды. И обретет один из стада нарождающуюся душу нового пастыря. И почует в себе силы встать на пути убийц одержимых. И погибнет он в неравной схватке. Или победит. И низвергнет в пропасть смертную, адскую извергов. И сам поведет стадо вверх... поведет, если будет кого вести, если пойдут за ним оставшиеся, если не разбредутся, не пропадут, если останутся на тропе.
      Людские стада ведут по тропам горним во мраке Бытия не благие пастыри.
      Ибо алчут со стад шерсти, молока и мяса больше меры своей. Ненасытны и суетны есть, как и псы их охраняющие - и не от ночных хищников одних, но и от стад ропщущих. Редко по тропе Бытия идет пастырь праведный и добрый. И не остерегаются уже люди пастырей неправедных и злых. Привыкли. К беде своей привыкли, к горю привыкли, к ножам пастырским и ножницам... и потому молчат в движении своем к лугам, отдают положенное и неположенное:
      Богово Богу, кесарю - кесарево. И не ждут беды большей, ибо не знают ее - кто познал, тот уже в пропасти смертной, оттуда возврата нет. Живые не знают.
      А беда - в пастыре, отдающем паству свою хищникам ночным и лютым, в пастыре, готовящем пастве бойню кровавую, ибо не пастырь он уже, а враг, служащий бесам, но властвующий над паствой незрящей и неслышащей. Он не приходит из ночи, не крадется. Он уже здесь. И он во власти полной. Не по нему крестная ноша.
      Он враг Креста. Он дьявол.
      И не ведают люди настоящего своего. Не знают будущего. Спят.
      И нет уповающих на чудо.
      И лишь свершившись оно станет Чудом. Или не станет. И разверзнется тогда черная пасть пропасти. И судить будет некому. И виновных искать некому. И незачем.
      Светлана проснулась первой. И сонным, ничего не понимающим взглядом уставилась на карлика Цая. Лишь через минуту она обрела дар речи и спросила:
      - Я снова в Осевом?
      Цай ван Дау покачал головой, молча приложил палец к губам.
      Но Иван уже не спал. Сквозь спутанные светлые лохмы он глядел на жену.
      И в его взгляде не было и тени сомнений. Светлана натягивала на свое прекрасное, но исхудавшее тело рубаху, его рубаху. Озиралась. Ей явно не нравилось в серой камере.
      - Куда ты меня заманил? - спросила она с улыбкой, приглаживая Ивану волосы. И поцеловала его в щеку, возле самого глаза.
      - Это Земля, Светик, - прошептал Иван. - Что бы там ни было, а это Земля! Мы выберемся из ловушки. Я знаю как... - он вдруг уставился на Цая.
      - Болит еще?
      - Что болит? - не понял тот.
      - Да вот, говорили мне, что ку-излучение штука препротивная, малополезная.
      - Не напоминай! - карлика Цая передернуло. - Не дай Бог, еще испытать.
      Сколько лет прошло, а до сих пор хребет ломит!
      Иван кивнул. Пересказывать будущее, которого наверняка уже не будет, ему не хотелось.
      -И серые стражи не заходили? - поинтересовался он, прижимая голову жены к груди, улыбаясь полублаженно.
      - Сюда и таракан не прошмыгнет.
      - Хорошо. А как насчет Правителя с его охраной?
      - Никак, - коротко ответил Цай.
      - Значит, не заходил?
      - Нет.
      Теперь Иван заулыбался в полный рот, он был доволен, даже рад. План созрел в считанные секунды. Выберутся! Еще как выберутся отсюда.
      Главное, без суеты.
      Он протянул ретранс карлику.
      - Держи! Тебе пригодится.
      -А ты?!
      - А я сам выйду.
      - Но где же мы?! - заволновалась Светлана.
      - В надежном месте, - отшутился Иван. - Тут нас ни один гмых не достанет. Скучала, небось, по земелюшке родимой? - Он встал на ноги, поднял ее, прижал к себе сильнее. - Думала про лужайки и березки, про пляжи и песочек... а очутилась в палатах подземных.
      - Мы под землей? - Светлана уставилась на Цая, ожидая подтверждения.
      - Ага, - промычал тот, - и очень глубоко. А наверху нас дожидаются, между прочим!
      - Ну и идите наверх! - Иван отстранил от себя жену.
      Заглянул ей в глаза.
      - Я никуда от тебя не пойду! - сразу отрезала Светлана.
      - Так надо, - повторил Иван. - Здесь будет серьезная драка. - Он вдруг осекся, достал из подмышечного клапана Кристалл, сияющий всеми багряными гранями, и добавил: - А может, и не будет.
      - Я остаюсь! - Светлана отвернулась к стене, стиснула губы, давая понять, что не двинется с места.
      - Ладно, пусть будет так, - согласился Иван. - А ты возвращайся. Гугу передашь дословно: он, его люди - Европа, мы с Кешей остаемся здесь, на запад усиленная делегация - ты, Дил, Хук, Арман, "длинные ножи".
      Остальное он знает. Сигнал будет. Всё!
      Карлик Цай ван Дау, наследный император Умаганги и беглый каторжник, поднял на Ивана глаза. Лицо его стало окаменевше-уродливым, будто лицо мертвого младенца, изъеденное старческими морщинами и безобразными шрамами. Не было жизни ни в глазах, огромных, потухших, отсутствующих.
      Цаи понял, что теперь обратного хода не будет, что все они обречены.
      - Передам, - просипел он еле слышно, - передам слово в слово. До встречи!
      Он отвернулся, прижался лбом к серому синтокону, до хруста сжал костистые кулаки. И исчез.
      - До встречи! - отозвался Иван.
      И обернулся к Светлане, к жене ненаглядной, вновь обретенной. Сердце сладко сжалось. Они будут вместе.
      Еще несколько дней вместе, до прихода в камеру Правителя. А там...
      Перед глазами у Ивана встало озаренное звездным светом лицо Небесного Воителя, засияло золото доспехов, зазвенела музыка иных сфер, могучая, великая, придающая сил и веры, прекрасная заоблачная музыка. Иди, и да будь благословен, воин!
      Дил Бронкс стал серым как мышь. Кеша никогда прежде не видал его таким растерянным и жалким. Цай смотрел в потолок и насвистывал. Они сменили уже шестой по счету бункер... седьмого не будет.
      Гуг сказал коротко и прямо:
      - Хоть сдохнем как люди!
      Хар засопел, заскулил, он не понимал унылых бесед и всегда тревожился, терял спокойствие, если кто-то заводил непонятные разговоры. Оборотня Хара тянуло на Гиргею, к своим. Но он терпел.
      - Меня другое удивляет, - прерывистым, чужим голосом протянул Бронкс, почему нас еще не схапали.
      Ведь мы готовимся почти на виду! Нас могли сто раз просечь и выловить всех! Может, и они ждут, э-э... сигнала?!
      - А какой сигнал-то? - спросил из угла Хук Образина.
      - Он не сказал, - ответил Цай.
      - Значит, сами догадаемся! - отрубил Гуг Хлодрик.
      Ему не нравилось, что пошли всякие вопросы да расспросы, только болтовни- и сомнений не хватает! Нет!
      Кто сомневается и трусит, пускай отваливает! Гуг побагровел и ударил кулаком по антикварному малахитовому столику, стоящему прямо на цементе, хватил так, что угол обломился и с грохотом полетел на грязный пол. - Даю три секунды на размышления. Кто передумал, может уйти! Кто останется, будет слушать меня и не вякать! Ну-у?!
      Никто не встал, никто не вышел. На лбу у Дила Бронкса выступила испарина, но он не утирал ее, он улыбался жалкой, извиняющейся улыбкой:
      слишком много сделано, слишком много вложено в дело, не уйти, да и лицо терять не хочется - сам торопил, сам гнал машину. Будь что будет! Одна подготовка вылилась в три "дубль-бига" да по континентам разбросано вкладами полтора миллиарда. Дил побледнел еще больше, за такие денежки он мог умотать от любого Вторжения! Или откупиться...
      Нет! Что за чушь лезет в голову!
      - Кто будет старшим в Штатах?! - спросил он с тревогой.
      - Ты! - ответил Гуг Хлодрик. - А Цай тебе поможет.
      - Не доверяешь? - скривился Дил.
      - Хватит болтать!
      - А почему именно меня на запад?!
      - Так сказал Иван!
      -Ну и что?!
      Гуг встал во весь свой огромный рост, сжал кулаки.
      Дил Бронкс тоже встал, не отводя взгляда от сузившихся глаз седого викинга. Остальные сидели молча, наблюдали, даже Хар перестал поскуливать, приподнял унылую морду.
      - Я поеду, - выдавил Дил Бронкс сквозь зубы, - поеду... но чует мое сердце - висеть нам на реях.
      - Кому суждено быть повешенным, тот не утонет! - выкрикнул дурашливо из своего угла Хук Образина, пытаясь разрядить обстановку.
      Не получилось.
      Гуг Хлодрик ухватил Бронкса за грудки, с легкостью оторвал от цементного пола многопудовое накачанное и холеное тело. Прошипел в ухо:
      - Ты б у меня в другое место поехал! Понял?! Моли Бога за Ивана... и убирайся!
      Негр вскинул руку, огромную, литую, чуть дрожащую. Но ударить не посмел.
      Гуг отпихнул его от себя. И выразительно посмотрел на карлика Цая. Тот прикрыл налитые кровью, усталые глаза - покоя и тюльпанов не будет, теперь уж точно.
      Бормоча под нос ругательства, сверкая белками, разъяренный и уже совсем не бледный Дил Бронкс вышел дон. Вслед за ним потянулись Арман-Жофруа дёр Крузербильд-Дзухмантовский, он же Крузя, пошатывающийся, мутноглазый Хук Образина, непроницаемоскорбный карлик Цай ван Дау.
      В дополнительном инструктаже никто из них не нуждался, план был отработан до деталей в семи вариантах, Большой Мозг боевой альфа-капсулы просчитал все досконально, недаром Цай напичкивал его данными и вводил программы. Теперь сама капсула-координатор болталась на орбитах между Меркурием и Марсом, и была совершенно неприступна и неуловима, для пущей надежности Цай запустил ее на тройное самоуничтожение в случае возможного перехвата, при этом капсула сделает залповый выброс программ управления и координации в две другие капсулы, находящиеся на иных орбитах, уловить такой выброс невозможно. И понапрасну нервничал Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный, Дил Бронкс сделал все, что мог, его бешенные деньги работали на полную катушку, такое обеспечение могло позволить себе только крупное государство или бандитский межсистемный синдикат, Дил по звеньям распродал свою бесценную цепь... но была у Дила Бронкса и задняя мыслишка, которой он бы и сам не признал за собой: ведь коли Система войдет во Вселенную, таких цепочек, такого железа будет навалом, и он не успеет сбагрить свою, Дил имел практический склад ума и он спешил.
      - Не подведут, ничего, - прохрипел Гуг вслед уходящим. - А у тебя чего, тоже сомнения? - повернулся он к Иннокентию Булыгину.
      - У матросов нет вопросов, - теребя облезлое ухо оборотня Хара, ответил Кеша.
      Хар издал утробный звук, переходящий в повизгивание. Он все больше входил в роль зангезейской борзой.
      Гуг облегченно вздохнул. Ему хотелось, чтобы все началось как можно скорее. Когда будет сигнал?! Цай сказал, что Иван созрел, что он вообще никогда прежде не видел Ивана таким... и это хорошо, это главное, вожак должен быть сильным- и смелым, он не имеет права сомневаться, иначе провал, иначе труба... Но когда же будет сигнал? И какой сигнал?! Иван ничего не сказал.
      - Я отваливаю в Европу, - пробубнил Гуг и протянул Кеше свою огромную ладонь. - Связь три раза в сутки, как обусловлено.
      - Счастливого пути! - кивнул Кеша и заранее сморщился, вкладывая свой биопротез в лапищу седого викинга. Протез имел нервные окончания и эдакая камнедробилка не сулила приятных ощущений.
      - И все же Седого нужно было придавить, - бросил на прощание Кеша.
      - Нужно было, - согласился Гуг. Он думал о Ливадии. Как там она в своей усыпальнице? Надо сходить проведать... нет, не получится. Теперь только после победы... или никогда.
      Правитель подошел совсем близко, склонился над лежащим посреди серой камеры телом, вгляделся в затылок, скрытый взлохмаченными волосами, хотел коснуться их, но не решился. Левая, от рождения сухая, рука дрожала, и он ничего не мог с ней поделать. Дергалась в нервном тике правая бровь...
      Да, надо, обязательно надо лечиться, надо ехать на отдых. Но как?! Куда?!
      Правитель боялся покидать свой кабинет, он и ночевал в нем, там было надежно, там многослойная система охраны и предупреждения, там бдительная стража во главе с этим...
      Правитель недовольно покосился на широкоскулого и узкоглазого сопровождающего - черт его знает, может, он и воткнет нож в спину, так бывает, так уже много раз было в истории, преторианцы убивали своих владык, императоров да царей, и сами садились на троны, эхе-хе, черт его знает! Здесь тоже надежно, почти километровая глубина, спецпсихушка для особо опасных конкурентов- правители конца ХХ-го века знали, что делали, знали, только и сами не убереглись. Он тяжко, с присвистом вздохнул.
      Нет веры, никому нет веры - кругом негодяи, подлецы, карьеристы, только и думают, как бы скинуть его, подсидеть, отправить на "заслуженный отдых", нет им доверия, ненадежные людишки, сволочь всякая, всех бы их сюда!
      Нет,тогда один на один с народом, это не годится, без них нельзя, а надо бы, надо - всех к ответственности, всех за решетку, всех под землю, а лучше в могилу, к стенке... Правитель отер со лба холодный пот. Теперь он был не тот, что семь лет назад, теперь он знал, что и над ним есть сильные мира сего, да еще какие сильные, да еще и не совсем "сего мира". Нет, тут надо иметь железные нервы и железную выдержку.
      - Света... уходи! - прохрипел лежащий. - Уходи!
      Правитель отшатнулся в испуге.
      - Что с ним?
      - Бредит. Все время бредит! - пояснил начальник охраны.
      Правитель отвел ногу и пнул лежащего вполсилы, чуть не упал сам. Но узник лишь чуть вздрогнул, не вышел из забытья.
      - Вот ведь гад какой! - посочувствовал Правителю начальник охраны.
      - Короче, - оборвал тот. - Докладывайте!
      - Слушаюсь. Субъект полностью прослеживается...
      Правитель слушал монотонный доклад плотного шестидесятилетнего человека с настороженным широкоскулым лицом и узкими щелками глаз, а сам думал о своем: надо было уматывать отсюда, отваливать! еще пять лет назад! три года!
      год! всегда можно где-то укрыться, купить островок, виллу в горах, вырыть бункера-убежища, запасов на сто лет... нет, сто лет он не протянет, но лет шестьдесят еще запросто, шестьдесят лет - это же целая вечность! и пускай тут разбираются другие, пускай делят власть, выполняют или не выполняют неясные инструкции извне, но он-то причем, его же потом и обвинят, а может, безо всяких обвинений пустят на распыл, кто их знает! еще и этот тип свалился на голову, за ним следят, не может быть, чтоб не следили... и никакой он не псих, просто шустрый слишком, лезет куда не следует, всех погубит и сам сдохнет! на него плевать! а зачем других подставлять-то, и так кругом одна сволочь, одни изменники! тяжко! и страшно! и не повернуть назад, черт возьми! тяжела ты, шапка Мономаха, ой тяжела, шею сломишь! И убивать его нельзя, нету распоряжений о т т у д а, а вдруг он и м нужен, что тогда? тогда накажут! это запросто, этого всегда жди! нет, надо было бежать, отваливать... теперь поздно! И в Систему он проник, мать его! И Синклит тут замешан - эти гады везде лезут, все своими сетями оплели, все опутали, а никуда без них не денешься, они первыми на контакт вышли, они ближе к тем. А Реброва, этого фрайера дешевого, он угробил, точно, он, только чужими руками, вот и верь всем этим спецслужбам - на себя, небось, работают, или еще хуже, двум хозяевам служат. Правитель недовольно взглянул на узкоглазого. Тот вздрогнул, попятился.
      - Я вышвырну тебя отсюда, понял?! - заорал он. - Ты знаешь, куда вышвыривают отсюда?!
      - Знаю, - ответил широкоскулый, - на тот свет!
      -Верно мыслишь, молодой человек, - Правитель отвернулся от начальника охраны. Ткнул пальцем в угол камеры. - А это еще что?
      В углу, в полумраке камеры-палаты чуть высветлялась на фоне серого, унылого синтокона тень худощавой женщины с распущенными волосами.
      Посконная серая рубаха скрывала ее тело, сливалась с синтоконом.
      - Фантом.
      - Что?!
      - Фантомное изображение... так бывает при сильных потрясениях. Когда этот тип придет в себя, фантом исчезнет.
      - Ты хочешь, чтобы он пришел в себя?
      Узкоглазый растерянно развел руками.
      Дебилы! Ублюдки! Правитель сдерживался, но это ему дорогого стоило, как можно работать с такими кретинами! Они его подставят, если не из корысти и властолюбия, так по тупости своей и дурости! вот и доверяй таким! нет, все надо самому проверять, все! иначе угробят, в дерьмо втопчут... а еще рано, рановато, он еще повластвует, он покажет всем! и пускай они его не любят, зато боятся, а это важней! нет, никаких вилл в горах, никаких островков, для этого, что ли, он рвался к власти, шел по головам и телам, не щадил самого себя?! нет! не для этого! пускай все они сдохнут! пускай эти дебилы и ублюдки все в огне сгорят, туда им и дорога, а он еще повластвует над ними всласть, он еще силен, он всемогущ! такие нужны всем - и самим баранам, самому стаду и тем волкам, что затаились где-то, а рож своих не кажут, только инструкции да распоряжения шлют, проверяют, пригоден ли?
      поживем еще, повоюем, не лыком шиты! с чужими проще поладить, чем со своими! а там еще поглядим, чья возьмет. Правитель с ненавистью уставился на начальника охраны. Надо узнать, что у этого парня в башке.
      - Сколько времени потребуется на полную мнемоскопию?
      - От силы полторы недели!
      - Так вот, чтобы через полторы недели вопрос с этим смертником, Правитель снова пнул безвольное тело, - был решен. Ясно?
      - Так точно!
      - И никаких фантомов! - Правитель поднес кулак к носу широкоскулого. Ты думаешь, это у меня в глазах мельтешит? Думаешь, сдает старик?!
      Ошибаешься! Убрать!
      Начальник охраны ринулся в угол. С налета ударил ногой по тени... Но удара не получилось: прежде, чем сапог коснулся виска, узкая, но сильная рука перехватила голень, рванула на себя, опрокинула - мига не прошло, как грузное тело широкоскулого оказалось припечатанным к серому полу.
      Другая рука молниеносно сдавила горло, не дав из него вырваться даже легкому хрипу.
      Это был конец! Правитель все понял. Он сразу же повернулся к лежащему... Но тот уже не лежал. Он сидел, скрестив под собою ноги, глядя прямо в глаза и сжимая в пальцах поднятой руки какую-то красную штуковину... и пусть, значит, так надо, значит, все правильно, молочно-белый водоворот замутил Правителю взор, повлек в себя, закружил, унес куда-то далеко, где нет ни звуков, ни мельтешения тел и предметов, ни времени.
      - Светик, шепни этому чучелу, - сказал Иван тихо, - что если он подаст хоть один сигнал наружу, даже мысленный, сразу сдохнет.
      - Он умненький, он все понимает, - откликнулась Светлана, вдавливая широкоскулому за ухо фиолетовую гранулу. - Он теперь на поводке у нас, трепыхнется разок - и поминай как звали.
      Светлане за эти дни донельзя осточертела серая камера. Как ни сладко и прекрасно было с любимым после долгой разлуки, но душа рвалась на волю, наверх. Может, именно по этой причине она немного переборщила с начальником охраны, не ожидавшим отпора, чуть вовсе не вышибла из него дух.
      А Правитель стоял столбом и лупоглазо пялился на Ивана, он был в прострации - Кристалл работал на славу.
      Иван подошел к кособокому и преждевременно состарившемуся человеку, имевшему огромную власть надо всей Великой Россией, подошел вплотную, ощупал карманы, достал из бокового яйцо-превращатель - никому его Правитель не отдал на проверку и экспертизу, не доверял, значит, - и сунул его в нагрудный клапан комбинезона.
      - Лови! - Светлана бросила распылитель.
      Иван поймал, привычным движением пристегнул к поясному ремню.
      - Нет, - проговорил он, - на заслуженный отдых в преисподнюю его еще рано отправлять, он нам не все рассказал.
      - Любая задержка может вызвать подозрения, - забеспокоилась Светлана.
      -А мы и не станем задерживаться. Эй, ты! - Иван подошел ближе к поверженному начальнику охраны. - Хватит лежать. Нам пора наверх!
      Светлана убрала руку с загривка широкоскулого. И тот стал медленно приподниматься - сначала на четвереньки, потом на корточки, на полусогнутые... выпрямиться окончательно ему не дали - заскрежетав зубами от боли и ухватившись обеими руками за виски, широкоскулый повалился наземь.
      - Управление работает, все нормально, - пояснила Светлана, - может, еще попробуем?
      Широкоскулый отчаянно замотал головой. Он все понял. Жизнь одна, и надо подчиняться тем, кто взял верх, пока... а там видно будет.
      - Выходим?!
      Нельзя, надо наверняка.
      - Нет! - осек Светлану Иван.
      Он снова подошел к застывшему столпом Правителю, вытащил яйцо. На миг задумался. Прижмешь к своему горлу - станет два Правителя, к его дряблой шее - будет два Ивана. Нет, надо попробовать! Иван, преодолевая отвращение, приблизил свое лицо к перекошенному, морщинистому лицу старика, вдавил превращатель прямо над кадыком, запрокинул голову и вжался в другой конец яйца своей шеей. Будто холодком пахнуло, но не снаружи... а внутрь.
      - Я сейчас с ума сойду! - ошалело и сипло пролепетала Светлана, глядя, как омерзительный старикашка на глазах превращается в статного и крепкого молодца, а ее Иван становится кривобоким и обрюзгшим уродом.
      Только этого еще не хватало!
      Широкоскулый сделался белым, а его узкие глаза расширились. Он не испугался, не изумился, он знал, что такое превращатель. Он просто все сразу понял. Обвели.
      Обхитрили! Теперь хана... нет, теперь один резон - служить новому хозяину, может, не тронет, может, и ему понадобится верный пес со всей его сворой. Широкоскулый чуть не заскулил от нетерпения. Он готов уже был выказать свою преданность... но не посмел, холодный блеск серых прозрачных глаз остановил его, Светлана умела говорить без слов.
      - Вот теперь порядок, - Иван-Правитель быстро сунул яйцо в карман двубортного костюма, отпихнул от себя Правителя-Ивана, крепкого и высокого парня, каким еще полминуты назад был сам. И добавил, чуть приподняв Кристалл: - А сейчас ты будешь спать. Ложись!
      Правитель в теле Ивана послушно опустился на колени, лег ничком. И уснул.
      - И никаких мнемоскопий, - предупредил Иван Правитель, - нечего время зря тратить. Когда он нам понадобится, ты его приведешь... понял?!
      Начальник охраны весь согнулся, заулыбался приторно и закивал - голова его немного тряслась, нервы сдавали. И немудрено. Хотя ничего почти и не изменилось в камере: крепкий парень в десантном комбинезоне лежал на сером полу в той же неудобной позе, как и полчаса назад. Разлохмаченный и дергающий бровью Правитель кривобоко и шатко стоял над ним... только не пинал, а так- в точности, он, отец родимый и кормилец. Вот только "тень" в рубахе не сидела в углу призраком-фантомом, а прислонившись к серой стене спиной, пристально следила за ним. Ну что ж, такой расклад, ничего не поделаешь. Даже если он, начальник всей охраны, поднимет шум и станет чего-то заявлять, его высмеют, а потом и выгонят. Ну и плевать. Король умер, да здравствует король!
      - Пошли!
      Иван-Правитель шагнул к тому месту, где должен был открыться незримый люк. Ему было до отвращения неуютно в этом болезненном, хилом, заплывшем жирком теле: сердце трепыхалось само по себе, пугливым вороненком, одышка подкатывала к горлу, сухая рука почти не слушалась, ноги расползались и дрожали... нет, надо привыкнуть, ко всему можно привыкнуть, ведь жил же этот выродок в своем теле и еще сто лет прожил бы. Он ощупал правую руку рукоять меча была на месте, значит, она не перешла к тому.
      Иван-Правитель скосился на самого себя, лежащего на полу... так, так, все, что было на теле, перешло, а вот комбинезон? Он склонился над лежащим, вытащил из клапанов несколько шариков, еще какую-то мелочь.
      - Оружие отдай! - сказал Светлане.
      - Ага, сейчас, - покорно ответила она, не принимая сердцем нового облика Ивана - с таким бы она не стала обниматься и целоваться, нет уж. Но без промедления, не сводя глаз с широкоскулого, вытащила из прорезанного мечом слоя синтокона лучемет и бронебой, сунула их пленнику, шепнула:
      Поднимешь ствол, сдохнешь.
      Тот обиженно надулся. Ему хотелось, чтоб эти лихие люди принимали его за своего, ведь он же с ними, а они не доверяют... ну ничего, он еще заслужит доверие. Широкоскулый даже подошел к лежащему, хотел было пнуть его в знак преданности новым хозяевам, но поразмыслив малость, передумал.
      За стенами палаты, в таком же сером коридоре их дожидались четверо парней в серых масках на лицах. Они и глазом не мигнули, увидав странную женщину в разодранном балахрне - в психушке, да еще спецпсихушке, и не такое увидишь, главное, их шеф вышел, жив-невредим, как тому и положено быть, а с ним этот черт кособокий. По мыслесвязи шеф приказов не дает, стало быть, все нормально, работать надо в штатном порядке, и слава богу, отпахать бы скорей смену да на боковую.
      В лифтовой капсуле Иван-Правитель молчал, недовольно шевелил кустистыми бровями. Всю механику и автоматику тут с конца ХХ-го века поменяли, немудрено, позаботились, значит, опасались. Ему хотелось хорошенько врезать этому олуху охраннику, разметать всю его шоблу, вырваться наверх, на свежий воздух, прямо посреди Москвы-матушки... но нельзя, да и тело не то, не совладает. Надежда одна - на Светлану, ежели она оплошает - всем конец, но она не оплошает.
      Широкоскулый покорно нес оружие, играть с огнем он явно не хотел. Лицо у него было скорбным и торжественным.
      На поверхность они так и не выбрались. Иван не помнил, как его волокли в подземную тюрьму, он был в бессознательном состоянии, и теперь мог положиться только на начальника охраны. Сам он шел шаркающей походкой, горбатился, шмыгал носом. Впрочем, идти пришлось недалеко: от лифтового шлюза коротким переходом к горизонтальной ветке, снова в капсулу, несколько секунд пневмополета в трубе, остановка, фильтрационныи шлюз...
      ребятишки в масках так и остались в нем, будто растворились... и наверх в древнем уютно-теплом, отделанном резным дубом лифте.
      Широкоскулый распахнул дверь.
      И они оказались в том самом кабинете, с которого все и началось.
      Первым делом Иван-Правитель подошел к огромному резному столу, уселся за него - даже если охранносигнализационные системы настороже - на Правителя они не среагируют, а он Правитель, он в его теле, опасаться нечего. И действовать надо немедленно, время пошло, контрольные системы работают в авторежиме, и даже само появление в кабинете босоногой женщины в драной рубахе и оружия не пройдет бесследно, да, ни секунды нельзя терять!
      - Правительственная связь! - потребовал он.
      - Одну минуту! - широкоскулый суетливо подбежал к резной ореховой панели за спиной у Ивана-Правителя, зашевелил губами, провел ладонью.
      И доложил: - Теперь полное управление на мыследатчиках, повторите команду.
      Иван-Правитель не стал открывать рта, он только произнес то же самое в мыслях, молча. И тут же верхняя задняя панель ушла вбок. Из потаенных глубин выплыла вперед и зависла над его головой черная, матово поблескивающая сфера. Иван вздрогнул. Вот он -трон властелина Великой России и большей части освоенной Вселенной, прямо здесь, в кабинете. И не надо никаких шифровок, кодов, всякого мудрежа - здесь все диктуется открытым текстом, и все исполняется, эта связь не поддается никаким расшифровкам, и переданное по ней - приказ, подлежащий немедленному исполнению. Но все равно Спешить нельзя, ибо и действия Правителя, особенно серьезные, масштабные, просчитываются, анализируются, проверяются - и если они могут нанести ущерб государству и нации, блокируются до рассмотрения на Совете и утверждения. Правда, есть режим Особого положения. Но для этого нужны веские основания, просто так Особое положение ввести не дадут.
      Надо быть осторожным, предусмотрительным, по крайней мере, на первых порах... сколько удастся продержаться - день, два, три... потом все равно придется сбрасывать эту маску. Но за это время надо успеть многое, очень многое.
      Широкоскулый в угодливом полупоклоне стоял по левую руку от Ивана-Правителя. Светлана сидела на резком кресле, том самом кресле, вид у нее был и впрямь странный. Иван кивнул в ее сторону и сделал начальнику охраны выразительный жест пальцами. Тот сразу смекнул, засуетился, снова зашептал что-то, зашевелил губами: внутренняя связь - никаких переговорников, антенн, кнопок и прочей мишуры - все в крохотной черной пластине, искусно вшитой под кожу виска... можно и не шевелить губами, это он уже от усердия, по привычке, ничего, ничего. Иван-Правитель сидел окаменевшей статуей. Не спешить! Две-три минуты, оглядеться, освоиться, не спешить! У Светланы подготовка не хуже, чем у этого шустряка, да плюс к тому "управление", она себя в обиду не даст, нечего волноваться, теперь главное, спокойствие. В кабинете должна быть топо-кабина, в каждом доме есть, и пускай синтетика, пускай плазмолитье, неважно, потом сменит, сейчас надо себя в приличный вид привести.
      Светлана выразительно поглядела на него. Она знала, что все прослушивается, что никаких вольностей она себе позволить не может.
      Иван-Правитель кивнул.
      -Сюда-сюда, пожалуйста! - залебезил широкоскулый, приглашая в дальний полутемный конец огромного кабинета, приоткрывая резную дверцу.
      Светлана вошла. Широкоскулый застыл недвижным изваянием метрах в трех.
      Всем видом он показывал свою покорность и преданность. На всякий случаи Иван не спускал с него глаз. Но думал о другом - кого? кого надо вводить сюда?! охране Правителя верить нельзя! спецполк внешнего кольца подчинен Правителю напрямую, то есть, ему самому, но полк, вызванный внутрь Кремля, наделает переполоху - зачем? почему? с какой стати/ даже батальона будет много! Черный шлем? это уже лучше, хватит двух взводов... нет, третий должен блокировать подступы, иначе всякое может случиться, ошибаться он не имеет права! Сомнений не было, сомнения и отчаяние остались позади.
      Все долгие дни ожидания прихода Правителя в камеру Иван отрабатывал последние детали плана. Он думал об этом чертовом плане даже тогда, когда целовал свою Свету, обнимал ее, он не мог не думать о нем. И вот теперь последние штрихи. Последние!
      - Я готова!
      Светлана выскочила из топо-кабины будто провела там не полторы минуты, а полгода. Узнать ее было невозможно. Стройное тело облегал плотным серым слоем защитный комбинезон-полускаф с матовым отливом четыре миллиметра гибкого биотитанового пластикона.
      Ремни и портупеи черной пористой стальной кожи стягивали хитрыми переплетениями грудь, талию, бедра, вились по рукам и ногам. Черные высокие сапоги без шнуровки и прочих причуд скрывали босые прежде ноги, мелкими складками вздымались по икрам. Иван давненько не видывал своей женушки в таком отличном виде, она была просто прекрасна, она сейчас напоминала ему не ускользающий и расплывчатый образ Светы, меняющийся от поиска к поиску, от одной экспедиции к другой, а светловолосую Лану.
      Хороша! Но не время предаваться восторгам. Иван-Правитель кивнул, улыбнулся, кривя старческий рот, указал рукой на кресло.
      Пора!
      "Альфа-корпус. Командира!" - приказал он мысленно.
      И почти сразу прямо перед ним без всяких мониторов и экранов возникло изрезанное морщинами и шрамами лицо Глеба Сизова. Иван знал, что ни Светлана, ни начальник охраны сейчас ничего не видят и не слышат.
      Но он знал, что правительственный "черный ящик" накручивает в свою память каждое слово, каждую мысльприказ... не сорваться прежде времени, не выдать себя, спокойствие!
      Глеб был устал и хмур, наверное, он только что проснулся, а может, собирался лечь отдохнуть. Ничего, для таких как он выходных, отпусков, дней и ночей не существует. Иван всматривался в знакомые черты и машинально отмечал: постарел, помрачнел, но глаза те же, Глеб не будет вести двойной игры, он будет поступать по приказу и по совести, как всегда.
      "Три взвода ко мне, - мягко выговорил Иван-Правитель, - через десять минут я вас жду". Иван был полковником, а Глеб еще семь лет назад получил генерал-лейтенанта, но пребывал в опале, лишь три раза выходил на серьезные задания, командовать им было неловко, да ничего не поделаешь, теперь времена иные и расклад иной, Глеб кончил Школу на три года раньше его, по учебе Иван почти и не помнил Сизова, зато на Гадре им пришлось постоять плечом к плечу, такое не забывается.
      "Спецвыход?" - поинтересовался командир альфакорпуса.
      "Нет, облегченный вариант, - ответил Иван-Правитель, хотя по уставу и инструкциям ему ничего объяснять не следовало, как не следовало и Сизову задавать лишних вопросов. - Не теряйте времени".
      Иван вытащил из нагрудного кармана Кристалл. Надо проверить психо-экраны, пора. Он положил руку, с зажатым в кулаке усилителем на резную столешницу. Пристально посмотрел на широкоскулого и сказал:
      - А не кажется ли вам, молодой человек, - подделываясь под натурального Правителя, - что ваши люди переутомились и стали не слишком усердно нести службу, а?!
      Широкоскулый побелел как полотно, потом позеленел. Он был догадливым, он сразу все понял - они захлестнули удавку у него на горле, а теперь еще и лишают его последней власти, власти над своими же службами, этим может все и кончиться, он перестанет быть им нужен, но сначала надо проверить, проверить.
      - Я мигом! - выдавил он.
      Внутренняя связь не сработала. И тогда широкоскулый выскочил из кабинета, не прикрыв за собой дверь, выскочил и тут же, опасаясь наказания, вбежал обратно.
      За руку он волок за собой одного из своих парней. Тот был полусонный, одуревший, ничего не соображающий и, уж понятно, не работоспособный, мимо такого и слон пройдет и бронеход промчится.
      - Они все очумели! А четверо на полу, лежат...
      - Спят в служебное время, - укоризненно вставил Иван-Правитель, утомились и спят, устали... Распустил, совсем распустил ты людей!
      Заелся!
      Жиром зарос! Службу забыл! - отчитывал он начальника охраны, входя в роль и удовлетворенно отмечая, что Кристалл действует, прошибает любые психобарьеры, эх, сейчас бы Авваропа сюда, раздавить бы гаденыша, раз и навсегда, нет, сказок не бывает, не все сразу. Но надо успокоить этого, а то с перелугу еще наломает дров, испортит все. - Ладно, не суетись! Не твоя вина. Сядь-ка вон, и водички выпей.
      На длинном столе для совещаний и впрямь стоял старинный, антикварный хрустальный графин с водой и двенадцать пузатых стаканчиков на огромном искрящемся гранями блюде. Широкоскулый не посмел отказаться, выглушил полный стакан. Затих.
      В незакрытую дверь, припадая на перебитую еще на Гадре в трех местах ногу, вошел командир альфакорпуса, бывший десантник-смертник, инструктор "черного шлема", генерал-лейтенант Глеб Сизов. Вошел и сразу остановился, блюдя субординацию, вещь нужную в деле военном и государственном, более того, необходимую.
      - Ну что, видали? - с ходу спросил Иван-Правитель.
      Вместо уставного доклада Сизов коротко бросил:
      - Видал!
      И с презрением обжег взглядом широкоскулого.
      Тот отвернулся и засопел обиженно.
      - Надо заменить, - сказал Иван.
      - Уже сделано, - доложил Глеб Сизов. - Эта смена. отправлена в регенерационный блок. Последующая на проверке с целью предотвращения аналогичного срыва.
      Мои люди расставлены по постам.
      - Хм, хорошо, - заметил Иван-Правитель, - оперативно и четко.
      Недовольных не было.
      - Были, - коротко ответил Сизов.
      - Ну и что?
      - Служебные обязанности выше эмоций.
      Иван-Правитель только руками развел и поглядел на широкоскулого.
      Лучшего объяснения и он бы не нашел.
      Пока все шло чисто. Но надо, чтобы все шло и по-человечески.
      - Глеб Сергеевич, - начал он проникновенно, оторвавшись от своего кресла, подходя ближе, - надеюсь вы понимаете, что ситуация странная, и объяснить ее просто недобросовестностью и разгильдяйством охраны никак нельзя. Тут что-то иное... возможно, и неслучайное. Мы не может сидеть да выжидать. Потом, конечно, разберемся, Совет созовем...
      -Я все понял, - оборвал пространные излияния штатского лица Сизов, все ходы-выходы по всем уровням блокированы, сюда и мышь не проскользнет.
      Надо бы еще пару взводов на внутренние позиции и... - он помедлил, осмысливая, не перебарщивает ли, нет, не перебарщивает, - и три батальона во внешнее оцепление. Хуже не будет.
      - Не будет? - с недоверием переспросил Иван-Правитель, косясь на начальника охраны. - А то еще насмешим всю Москву - дескать, тени собственной испугались, переполох навели?!
      Начальник охраны смущенно заулыбался.
      А Сизов сморщил свое лицо еще больше, нахмурился, поправил обеими руками ремень, и без того сидящий там, где ему положено, потом приподнял костистый подбородок и сказал:
      - Не будет. Кроме того два подразделения прочешут все по квадратному миллиметру от ваших дверей до Белого Города. Раз уж возникла нештатная ситуация, позвольте нам выполнять свои обязанности... или отменяйте приказ!
      - Ну зачем же отменять, - Иван-Правитель радушно похлопал генерала по плечу. - Вы специалисты, вам и карты в руки. Действуйте!
      Он был доволен. Он не ошибся в выборе.
      Едва Сизов вышел из кабинета, широкоскулый рухнул перед Иванам на колени.
      - Я буду верно служить вам! Только не убивайте, не гоните! - взмолился он.
      Иван не ответил. Он возвращался к своему столу, к полусфере правительственной связи.
      - Эти генералы только по уставу могут! - причитал вслед широкоскулый.
      Они и служат по уставу, России служат, государству! А я вам буду служить!
      Лично! Как собака! Как пес преданный!
      -Ладно, ладно, - успокоил его Иван. - Поглядим еще, как ты служить будешь. Пока свяжись с теми, кто не впал в прострацию - с третьей сменой, с четвертой, как там у вас, и скажи, чтоб без суеты, без паники. Тихо чтоб!
      Он уселся в кресло. Сосредоточился.
      "Всем боевым соединениям! Всем частям! Флотилиям! Эскадрам! Флотам!
      Армиям! Немедленно остановить продвижение к заданным объектам!
      Обеспечить в кратчайшие сроки возвращение на базы! Командованию орбитальных оборонительных поясов! Прекратить демонтаж вооружений! Немедленно приступить к восстановлению прежней боеспособности рубежей по всей глубине обороны! Перевооружение и тотальная смена оборудования отменяется!
      Выполнять!"
      Пот градом струился по морщинистому лбу. Иван полностью отдавал себе отчет. Сейчас там, в боевых соединениях и на базах решат, что тут, в Москве, чокнулись окончательно, ну кто дает за неполные два месяца две взаимоисключающие команды?! Ничего. Они знают, откуда исходит приказ, есть лишь одно такое место, ослушаться никто не посмеет. Все объяснения потом, стоит только начать объясняться и все, крышка, завязнешь как в болоте!
      - Ваше распоряжение исполнено! - подкатил широкоскулый. - Все в точности. Но, осмелюсь доложить...
      - Что еще за "но"?!
      - Второй слой охраны мне неподвластен, там не мое ведомство, могут зашебуршиться. Это одно. И другое, ваш первый помощник уже десять минут топчется в приемной, у вас же сегодня семь встреч.
      -Зови!
      Помощник не заставил себя ждать, деловито влетел в кабинет и уже прошел полпути до резного стола. Но Иван-Правитель решительно остановил его жестом.
      - Никаких встреч! Все отменяется! Передать всем помощникам и советникам - на двое суток все откладывается. Спокойно, без суеты, причины сами найдете, можете ссылаться на непредвиденные обстоятельства и нездоровье, на что угодно, дипломатично и тактично, ясно?!
      - Да, но как же... - раскрыл рот помощник, разводя руками.
      - Никаких "но"! Никаких обид! Все встречи состоятся, позже. И все совещания, заседания и приемы тоже! Вам что, от меня письменное распоряжение требуется?! Вы что, не понимаете, что такое государственная необходимость? Или вам надо подробный отчет предоставить?!
      Исполняйте!
      Мясистые щеки помощника Правителя побагровели.
      С ним, наверное, еще никогда не говорили так резко. Но он подавил гордыню, сдержался. Теперь отдувайся, красней, оправдывайся перед людьми непростыми и нужными.
      Он склонил голову. И медленно вышел из кабинета.
      -А что касается второго слоя, - повернулся к широкоскулому Иван-Правитель, - пока не принимать никаких мер, не надо. Будут осложнения, решим, что с ними делать.
      Теперь следовало заняться службами безопасности государства и контрразведкой. Здесь лезть напролом опасно - руководители этих служб вполне могли работать на Правителя или, минуя посредников, сразу на Систему. Тут можно напороться.
      Следовало бы пойти самым простым путем: через систему Видеоинформа выступить перед гражданами Великой России и Федерации, рассказать об угрозе, призвать... Нет! Это провал! Неминуемый провал. Этот вариант у противной стороны тысячи раз просчитан, никаких обращений они не допустят, пойдут на любые меры, на ликвидацию Правителя, нарушившего правила игры, да и само выступление ничего не даст - человечество размякло, изнежилось, оно просто не поймет, о чем речь, а если и возникнут какие-то группы самообороны, стихийные, их немедленно подавят. Нет! Пока никто из работающих на Систему и другие миры не понимает, что произошло. И это залог успеха. Когда они поймут - будет поздно, для них будет поздно.
      Сейчас спать некогда.
      Иван поймал встревоженный взгляд Светланы. Про нее все позабыли. Все, кроме широкоскулого. Она ждала дела. Она казалась себе лишней здесь, в этом огромном и странном кабинете. Иван ободряюще посмотрел на нее ничего, ничего, надо набраться терпения. Надо!
      "Ко мне председателя комитета безопасности. Срочно!
      И главу контрразведки! Немедленно!"
      Сизова он вызвал в кабинет по внутренней связи.
      Тот не заставил себя ждать. Вытянулся у дверей будто лейтенант. Да-а, отметил Иван, не привык Глеб к милостям властей.
      - Я тут жду кой-кого с докладами из комитета и контрразведки, - пояснил он вслух, - пускать по одному, обеспечить безопасность. Понимаете?
      Пусть ваши люди проследят за выполнением моих распоряжений, а то время, сами знаете, смутное.
      - Нормальное время, - коротко ответил Сизов, - выполним. Задержек не будет. - И как-то особо пристально поглядел из-под выгоревших бровей на Правителя.
      Ивана будто током тряхнуло. Неужели узнал? Нет!
      Исключено! Тут другое. Пока неважно что, но он почувствовал, что этот генерал, бывший браток-десантник, будет с ним, он и сейчас уже с ним.
      Надо только прощупать его.
      - Вы что-то хотели добавить, - мягко сказал Иван, - говорите.
      - Если я правильно понимаю ситуацию, - начал Сизов, не отводя глаз, сведя брови к переносице и будто не замечая ни Светланы, ни начальника охраны Правителя, - надо поднимать корпус. Весь корпус!
      - Хорошо, - согласился Иван.
      - И еще! Не помешало бы доставить для доклада министра обороны и его первого зама по вопросам перевооружения Звездных флотов.
      - Именно доставить?
      - Именно доставить!
      - Хорошо. Действуйте! - Иван-Правитель чуть склонил голову и пристально поглядел в глаза Глебу Сизову.
      Он не ошибся в нем. Но радоваться рано.
      Генерал не уходил.
      -Что еще?!
      - Я прошу срочно вернуть с Дериза бригаду Семибратова.
      - Насколько срочно?
      - Да, это потребует колоссальных энергетических затрат, я знаю, но если сейчас отдать приказ - через полтора дня бригада выйдет из Осевого в околосолнечном пространстве, а еще через два часа будет на Земле.
      Иван покачал головой. Неужто-все настолько плохо.
      Неужели войска разложены и "перевооружены" до такой степени, что надо на землю вызывать черт-те откуда Семибратова с его Особой гвардейской бригадой?! Значит, так оно и есть. Глеб знает лучше, он давно не покидал Землю, Россию. Что ж, ему видней! Иван-Правитель откинулся на резную спинку кресла, обитую грубой кожей.
      Отключился от внешнего. Раз надо, значит, надо. "Сверхсрочно! Дериз!
      По получении данного приказа немедленный вылет на Землю! Верховный Главнокомандующий всеми Вооруженными Силами Великой России". Все!
      Такие приказы обжалованию не подлежат.
      - Будет вам Семибратов, - сказал он, вставая с кресла. - Вы свободны, идите, исполняйте!
      Впервые за все время устало-изможденное лицо генерала Сизова озарила улыбка - совсем простая, почти детская. Иван отвернулся, еще немного, и он бы не выдержал, бросился бы к Глебу с объятиями, а то и прослезился бы.
      Нет, нельзя, это потом можно будет, а сейчас нельзя.
      Когда Сизов вышел, Светлана подбежала к Ивану, хотела дотронуться рукой до плеча, но отдернула ее - какой это Иван! не Иван, а чучело гороховое:
      кривой, противный, страшный, недобрый даже внешне... выродок какой-то!
      А вдруг случится самое нелепое? вдруг превращатель потеряется, испортится, отнимут его - и тогда Иван навсегда останется в этем гнусном и гадком теле, она не сможет быть с ним рядом, не сможет! Что ж это за проклятье такое! Всего лишь несколько дней счастья и было у них в подземной камере!
      А вся остальная жизнь сплошные мытарства и мучения. Она вернулась из Осевого, вернулась из Системы. Думала, Земля прекрасна и чиста, думала, воскреснет от одного лишь воздуха ее... ан, нет! в этом кабинете она и не на Земле вовсе, и не в России-матушке, а будто в той же Системе! ну почему так не везет!
      - Иван! - взмолилась она. - Бежим отсюда! Какое нам дело до них! Двоим всегда найдется место, двое всегда спрячутся от зла! Я боюсь!
      - Осталось немного, потерпи, - успокоил он ее. - Вспоминай, как нам было хорошо с тобой. И не спускай глаз с этого... - он кивнул на широкоскулого. Садись и сиди как мышка, сюда идут!
      И впрямь, не успела Светлана присесть, как дверь распахнулась, и в кабинет вошел худощавый седой мужчина в старомодном сереньком костюмчике со старомодной черной папочкой под мышкой - председатель комитета безопасности Великой России.
      Иван разглядел в прикрывающихся дверях настороженное лицо Глеба Сизова.
      Это хорошо, он рядом, можно и без канители.
      - Присаживайтесь, - предложил Иван-Правитель.
      - Чем обязан столь срочному вызову? - спросил седой, оставаясь стоять.
      - Ну вот и хорошо, - Иван встал сам, вышел из света огромной причудливой лампы под зеленым абажуром. - Есть ряд вопросов по вашему ведомству.
      - Я готов ответить.
      Можно было бы вести долгую беседу, пытаясь поймать седого на мелочах, на несовпадениях, выявить его, а если получится, прощупать психозондажем... но уж больно тертый мужик, непростой, выкрутится. Тут надо иначе, надо ошеломить его и проследить за реакцией. Только так.
      - Опять ваши люди, - начал он брюзгливо, - проявляют излишнюю мальчишескую прыть, ну что же это такое? В Охотске раскрыли какую-то ...э-э, секту, под Вильнюсом устроили облавы. Нехорошо.
      Седой и бровью не повел. Хотя у Ивана была точная информация: на местах сотрудники безопасности работали по старой привычке, на совесть, забывая иногда выполнять досконально инструкции из Москвы, именно так было и в Охотске, где накрыли подпольное отделение Черного Блага, семьдесят шесть тысяч сатанистов, два дня назад накрыли, Арман четко отслеживал это дело и сообщал.
      - Наши друзья не одобрят такой прыти, - быстро проговорил он.
      Седой напрягся, чуть ссутулился и как-то искоса поглядел на начальника охраны. Он явно клюнул. Но он боялся себя выдать.
      - Система нам не скажет спасибо за эдакую шустрость!
      И вот тут седой выдал себя. Он пристально, в упор поглядел на Ивана, нет, именно на Правителя, в коем теле обитал ныне Иван, а потом чуть повел зрачками на широкоскулого. Большего и не требовалось.
      - Взять его! - прохрипел Иван.
      Широкоскулый опрометью бросился исполнятб приказание, перемахнул через стол... и тут же полетел в угол, сбитый с ног, мастерским ударом.
      Седой держал в руке парализатор. Но рука его дрожала, ствол перемещался с Ивана, на начальника охраны, потом на Светлану, потом опять на Ивана. Седой успел бы нажать на спуск, успел.
      Но дверь позади распахнулась бесшумно, и он просто осел на пол, на роскошный зеленоватый ковер. Глеб Сизов стоял над ним и хмурил брови.
      -Вы знали, чем занимался этот?.. - Иван-Правитель не договорил.
      - Нет, не знал. Но догадывался, - ответил генерал. И добавил: - Второй сидит, ждет. Скоро третьего доставим.
      - Добро! - заключил Иван. Поглядел на подымающегося широкоскулого. Здесь есть боксы?
      - Как не быть, - развел тот руками.
      - Убрать. Закрыть. Внутреннюю связь парализовать. Разбираться с ним будем позже!
      Начальник охраны принялся выполнять порученное с явным удовольствием.
      Он подхватил тело за ноги, грубо, резко поволок к боковым панелям.
      Седая голова безвольно постукивала по ковру, но его густой ворс топил в себе звуки.
      - Светлана, проследи! - бросил Иван. И тут же повернулся к генералу. В комитете есть надежные люди?
      - Люди на смену?- Точнее, один человек, правильно я понял?
      -Да.
      - Есть. Но сначала надо убрать ненадежных. Иначе все бесполезно.
      - Про ненадежных нам сейчас сообщат, - Иван мотнул головой в сторону панели, за которой скрылись широкоскулый и Светлана вместе с телом. Он знал точно, Света вытянет из этого гада все что нужно вместе с его поганой душонкой. Конечно, проще всего было бы давить гнусных гнид, предателей. Но нельзя, они унесут с собой в могилу агентурные списки и многое другое.
      Нельзя!
      - Вводить следующего? - спросил генерал.
      -Да.
      Через полминуты перед Иваном стоял начальник контрразведки - плотный и кряжистый, в черной рубахе под пиджаком, с мешками под глазами. Стоял и мялся с ноги на ногу.
      - Плохо работаете! - без приветствий и вступлений заявил Иван.
      - Как можем, - нагловато ответил контрразведчик.
      - За полтора года ни одного раскрытия?!
      - Как и было приказано вами, - кряжистый подчеркнуто надавил на "вами"
      и скривил губу.
      - Вот как? - растерялся Иван-Правитель.
      - Вот так! Именно так! - с вызовом начал контрразведчик. - И ещё в довесок кое-что! - Он вытащил из кармана сложенный вдвое лист. - Вот!
      - Что это?
      - Рапорт об отставке. В таком режиме я отказываюсь работать!
      - В каком это таком?
      - Я не собираюсь больше покрывать всю эту сволочь, что безнаказанно шурует в России и на всех наших планетах! Я не понимаю вашего приказа!
      Я его отказываюсь понимать! Я все эти полтора года думал как самый натуральный простофиля, что здесь какой-то смысл есть, непонятный мне смысл! Теперь я убежден, что это просто открытое вредительство, что это...
      - он был разъярен и не мог найти нужного слова.
      - Вот видите? - Иван взял рапорт и медленно разорвал его на две части, отбросил их от себя. Поднял руку вверх, пресекая новую вспышку гнева.
      - Я отменяю прежний приказ. И даю новый: немедленно, вы слышите, немедленно накрыть всю агентурную сеть, всю резидеитуру, всех косвенно причастных, всех! Ведь у вас есть неформапия?!
      Кряжистый дважды беззвучно разевал рот, прежде чем выдавил одно лишь слово:
      - Есть!
      - Ну и прекрасно! - Иван-Правитель подошел вплотную, протянул руку контрразведчику с силой сжал его ладонь. - Я верю вам. И вы будете работать не просто в прежнем режиме, в старом режиме, но с утроенным рвением, с удесятеренным. - Он помолчал, соображая что-то, домысливая, потом продолжил: - Мы специально давали им увязнуть, понимаете?!
      - Понимаю, - совершенно ошалело ответил кряжистый. В глазах его начинало высвечиваться что-то доброе и надежное, былого возмущения и в помине не было. - Понимаю!
      - Ну, тогда за дело! Связь держать только со мной! Прямую связь!
      Никаких замов и помов, никаких посредников! И прежде всего хорошенько протряхнуть весь аппарат, ваш аппарат - без канители, без сюсюканий, не до них! Я даю вам двое суток - сеть должна быть раздавлена!
      - Есть! - глаза у кряжистого загорелись пуще прежнего. Но тут же потухли. Он опустил голову и проговорил почти шепотом: - Всю раздавить не получится, виточки наверх тянутся, в вашу епархию, у меня нет такой власти, таких полномочий.
      - Ничего! Тут мы и сами управимся, данные о всех "ниточках" мне на стол... нет, прямо генералу Сизову. И действовать, действовать! Не робей!
      - Иван прихлопнул по плечу кряжистого. Этот будет землю рыть, не подведет.
      Только он вышел, Светлана выволокла из бокса седого. Вид у бывшего председателя комитета безопасности был жалкий - не лицо, а сплошной синяк, левый висок разодранный донельзя - выдирали блок "внутренней связи", костюм разорван, рубашка в запекшейся крови.
      - Готов! - доложила Светлана.
      - Как это готов? - не понял Иван.
      Широкоскулый угодливо заулыбался. Молча протянул карманный мнемоскоп серую коробочку на ладони.
      - Вся агентура комитетская здесь, все завербованные да еще и связники, выход - пятнадцать резидентов в России и шесть за бугром.
      - Отлично! - обрадовался Иван. Все шло как по маслу, он даже не ожидал, это очень странно, это чревато... нет, подвоха тут нет. - Скинь в память "большого мозга"! Мнемоскоп с собой! И в комитет, живо!
      - Я одна?! - испугалась Светлана.
      - Ты ж стосковалась по серьезной работе?! - съязвил Иван, не удержался.
      Но потом перешел на другой тон: - Сизова сюда!
      Генерал не заставил себя ждать.
      -Десять человек ей в придачу. Объект - комитет. Снаружи три взвода! Ни души не выпускать! Пока она летит туда, свяжитесь с этим, надежным, как его?
      - Рогов.
      - Артем Рогов?!
      - Нет, его брат. Артем сгинул в Осевом. Артем работал против России.
      Этот старший - Игорь.
      - Пусть будет так. Игорь Рогов - председатель комитета. По мнемоскопу семерых крупных в боксы и сюда.
      Остальных уничтожать на месте. Приказ ясен?!
      Генерал промолчал. Ему все было предельно ясно.
      - Тогда вперед!
      Светлана с тоской и болью поглядела на Ивана. Потом на широкоскулого.
      Тому деваться было некуда, и без "управления" будет работать на совесть.
      Иван кивнул Светлане. Надо!
      Еще через минуту Сизов за шиворот втащил в кабинет какого-то огромного, упирающего типа, швырнул под ноги Ивану-Правителю.
      - А это еще кто? - спросил Иван.
      - Министр обороны, - укоризненно ответил генерал.
      Иван понял, что выдал самого себя. Смутился на миг.
      Но тут же выкрутился.
      - Чего-то он сегодня не такой бравый как обычно!
      Сизов снова улыбнулся своей детской улыбкой. Его вполне устраивал такой ответ - никакой бравости в министре и в помине не было, наоборот, он был жалок как никогда.
      - Этот - гад! - прямо и грубо выдал Сизов.
      - И много таких в войсках?
      - Хватает. Он кое-что успел, к Москве идет спецдивизия "Летний гром".
      Его личная дивизия!
      - Нет личных дивизий! - взъярился Иван и ударил кулаком по столу. Есть только дивизии Российской Армии!
      - Это скоро выяснится, - с сомнением заметил Сизов. - Что делать с ним?
      - Он пнул сапогом министра обороны.
      - Связь отключена?
      -Еще пятнадцать минут назад. Мы его взяли тепленьким. Личная охрана в подвалах, троих пришлось списать... но в аппарате могут спохватиться в любую минуту, если они поднимут армию, трудно будет разобраться, кто за кого.
      - Есть надежный из заместителей?!
      - Есть. Сергей Голодов, первый заместитель Сил планетарного базирования. Его должны были убрать не сегодня так завтра, последний из могикан...
      - Вы уверены?!
      -Да!
      Иван-Правитель опустился в свое кресло.
      "Министерство обороны Великой России. Секретариат. Довести до сведения всех уровней, помощников, командующих флотами, армиями и группами войск. В связи с тяжелой травмой, полученной в автокатастрофе, Министр обороны временно освобождается от выполнения своих обязанностей и ввиду острой необходимости помещается в регенерационную клинику при Правителе ВР.
      Исполняющим обязанности Министра обороны назначается генерал-полковник Голодов. Приказ вступает в силу немедленно. Верховный Главнокомандующий".
      - Усильте охрану Голодова. Взвода хватит?
      - Два отделения уже у него.
      - Экий вы предусмотрительный, э-э, молодой человек, - одобрительно сказал Иван-Правитель. Ему все больше нравился Глеб, видно, зря он печалился, есть еще на Руси-матушке заступники, не один он в поле воин. А этого, - Иван указал на бывшего министра, - передайте начальнику охраны.
      Широкоскулый весь так и засиял. Доверие оказали.
      Это уже неплохо... хотя и бабушка надвое сказала, как дальше все сложится, но пока он служит сильному, это уже хорошо.
      Сомнений по части министра-предателя не было.
      Главное, выбить из него имена и фамилии тех сволочей, что наверху засели и немедленно, немедленно обезвредить их, порвать все агентурные связи, разгромить структуры координации, а мелочь или сама попрячется или будет выбита на местах. Но без проволочек! Срочно!
      Наверняка в Сообществе уже просекли кое-что, резиденты работают, все отслеживается. Но сунуться они не посмеют, десант на Москву исключен, в этом случае Генштаб будет отрабатывать одну из позиций Особого плана, даже если полностью блокируют управление отсюда. Но где гарантия, что Генштаб не работает на чужих? Нет, никаких гарантий нет. Теперь пускай Голодов выясняет.
      Иван никак не мог вспомнить этого Сергея Голодова, ни в одном из спецучебных подразделений он не обучался, это точно. Значит, армейский.
      Тоже неплохо, там ребята тертые и простые, не то что штабная братия, исхитрившаяся в подсиживаниях друг друга. Но "Летний гром"?
      Что с ним делать? Или пора вводить Особое положение?
      Нет. Рано еще! Он не собрал все силы в кулак, на местах могут не понять, точнее, поймут все наоборот, что в центре переворот, что чужие захватили власть, они будут драться "за Россию" но против России, против него - системы дезинформации работают четко, Видеоинформ наверняка уже давно в руках у этих тварей, они пустят в эфир то, что им нужно. Пора давать сигнал? Нет. И сигнал давать рано. А вот Кешу пора привлекать.
      Нечего ему отсиживаться да прохлаждаться.
      Когда все поразъехались и поразлетеяись, ветеран аранайской войны Иннокентий Булыгин сказал оборотню Хару:
      - Бросили нас, дружище. Бросили на произвол судьбы! И ничего толком не растолковали, хоть обратно на Гиргею беги!
      Хар обрадовался, заскулил, полез лизаться.
      - Ты это мне брось, нашлась тут, понимаешь, зангезейская борзая! - Кеша оттолкнул облезлую и противную рожу оборотня от своего лица, небритого и почерневшего. - Понимаю, хочется тебе восвояси... А я вот, вроде и дома, да и не дома как будто. Не думал, что эдак-то на родину возвращусь.
      - Никто тебя не ищет, - сказал оборотень по-человечьи, - никому ты не нужен, и дело твое личное в архивах стерто.
      - Откуда знаешь?
      - Знаю. У вас сейчас по всей Федерации так идет, архивы стирают, каторги и спецлагеря открывают, за сроком давности все прощены...
      только почему-то никаких официальных сообщений нету и службы информа помалкивают.
      - Да плевать на них! - засуетился вдруг Кеша. - Это что ж получается, друг ты мой сердешный, мне теперь можно идти сдаваться, не навешают новых сроков, домой отпустят?!
      - Должно быть так, - заключил Хар уныло.
      - А я тут, понимаешь, сижу! - горестно изрек Кеша.
      Минуты две он пребывал в прострации. Потом тряхнул головой. Нетушки!
      Он тертый калач, его не проведешь на мякине. У него своя дороженька. И плевать, что слежку сняли и прочее, он осторожности не утратит. Всякое бывает.
      - Нам пора! - сказал Кеша, приподнимаясь из черного складного кресла, вставляя в чехол лучемет.
      - Куда еще? - поинтересовался Хар.
      - Этот бункер пора менять.
      Хар возражать не стал. Его дело наблюдать... и иногда помогать Булыгину, иногда, если это не противоречит интересам троггов. Хар и сам не знал до конца, зачем его послала королева Фриада, ему это и знать было не положено, потом, когда придет срок, все выяснится само собою. Хар встал на задние лапы, обмахнулся облезлым хвостом. Менять так менять.
      Они не стали взрывать этот бункер, только заварили титановые люки и засыпали входные лазы. Ежели кто-то сунется, провозится не меньше получаса, а ни хрена внутри не найдет, нету следов никаких.
      Надо перебираться поближе к Москве. Не год же ждать сигнала! У Кеши оставалось еще четыре точки по России. Он выбрал заброшенную подземную котельную невесть каких времен неподалеку от Клина. Местечко тихое, спокойное. И сами они люди тихие, спокойные, мирные... до поры до времени.
      Низовая капсула, находящаяся где-то меж Землей и Луной, вела их, прикрывала.
      Никакого другого прикрытия не было, остальные капсулы, кроме координирующей, ушли вместе с Дилом Бронксом, гутом Хлодриком, Хуком Образиной и другими. Но Кеша надеялся больше на самого себя, голыми руками его не возьмут, пускай только сунутся... но ЛУЧШе и не думать об этом, лучше не ждать, бить первым. Ьоевая десантная капсула вещь хорошая, это он еще на проклятой Гирге& понял, но ее могут распылить или блокировать, околоземная защита хотя и не действует почти, еле дышит, но через пень-колоду да прощупывает временами пространство. А сигнала все нет.
      Вот и думай что хочешь!
      Семь дней они торчали в котельной. От скуки и тоски Хар начал линять, и Кеша уже не мог на него глядеть без отвращения. Потеряно столько времени!
      Эх, Иван, Иван.
      Да за эти дни и недели можно было вычистить еще десяток притонов, пустить черную кровь гадам. Главное, посеять страх - у них все мигом расходится, по всей планете, по всей Федерации, они уже знают, что на силу сила нашлась, уже кого попало на мессы не пускают. Правда, с ними можно было б и сгореть, засыпаться на мелочах, не добравшись до главного...
      тут Иван прав: коль воровать, так миллион, любить, так королеву, а уж если и сшибать кому рога, так самому дьяволу, а не ряженным скоморохам. Прав!
      Но Гугу лучше, он со своей шоблой, он быстрехонько порядочек навел, смуту пресек, и Сигурд молодой теперь ему верный друг-кореш и первый помощник, да-а, под гутом сейчас тысячи ходят. И Бронксу неплохо, вон их сколько в Штаты махнуло - целая госделегация от дружественной, хе-хе, державы, один Крузя с его "длинными ножами" чего стоит! А тут приходится в одиночку!
      Оборотня Хара Кеша не считал - оборотень есть оборотень, нелюдь инопланетная. Дважды ему казалось, что за ухом начинало жечь, покалывать внутренняя связь. Нет, один раз просто примерещилось, а во второй какой-то гнус мелкий укусил.
      На третий раз связь заработала.
      - Кеша? - тихо спросил Иван, будто не в ухо говорил, будто в самой голове сидел.
      - Он самый, - робко ответил Булыгин.
      - Как слышишь меня?
      - Нормально слышу. Это сигнал, что ли?!
      На случай "сигнала" Кеша знал чего делать, до мелочей распясано было.
      Но Иван нарушил все планы:
      - Это еще не сигнал. Сигнал потом будет. Слушай меня, и не бойся, нас никто не слышит. Ты где?
      - На четвертом мы... с Харом. Остальные ушли, как ты приказал.
      - Порядок. Я в самом центре, пока работаем "под ковром". Скоро будем выползать наверх. Понял?
      - Понял, - ответил Кеша. Он и не сомневался, что рано или поздно Иван возьмет за глотку большого бугра, Иван умный, настырный и дошлый. Он и от довзрывников ушел чистым, не то что сам Кеша - отпустили, понимаешь, на время, через барьеры сигать. Эх, круто, круто взял Иван. Но только так и надо.
      - Помнишь, как на Гиргее работал?!
      - Было дело, - признался Кеша.
      - Сегодня придется поработать по Космоцентру Видеоииформа. Наземные службы без тебя прикроют. А главное, Кешенька, на твои плечи ложится...
      - Не сдюжу, там вертухаев восемь тысяч, спецназ, системы дальнего обнаружения прозрачников... твой дворец так не защищен! Не получится у меня!
      - На Аранайе ты и не такие штуковины выделывал, - голос Ивана был напорист и решителен. - Не робей, Кеша, не один пойдешь. Через шесть минут два альфа-бота над твоей дырой будут.
      Кеша не поверил, неужели он смог договориться с корпусом?! Нет! Может, Иван сверзился? Может, его недаром в психушку сажали?!
      - Руководишь захватом ты! - поставил точку Иван. - Будет осечка, с тебя спрошу! Капсула ведет тебя?
      - Ведет, - ответил Кеша.
      - Пойдешь на капсуле. Смелость, Кеша, города берет. И второго такого как ты у меня нет. С Богом!
      Внутренняя связь отключилась. В голове стало тихо и пусто.
      Шесть минут... нет, оставалось всего четыре. Надо выползать. В особых сборах Кеша не нуждался, весь боекомплект со всеми причандалами на нем, спецснаряжение за плечами и в гравиаторбе. Дисколет не понадобится.
      Пусковик тоже. Эх, мать честная! Никуда уже не денешься - надо работу работать!
      -Наверх!- скомандовал Иннокентий Булыгин единственному пока подчиненному, оборотню Хару.
      И первым выскочил за бронированную дверь, впрыгнул в открытую кабину подъемника. Оставалось две минуты. Это хорошо, не сгоряча, не второпях. Он сдернул вниз люковые створки, чуть высунул голову наружутак не полагалось, но Кеша больше доверял собственному глазу, чем приборам. Оборотня он цепко ухватил за титановый, гравированный ошейник, присланный доброй Таёкой.
      Тот дернулся поначалу, но потом притих. Полминуты! Пора бы уже...
      Две серые точки выскочили из-за горизонта. Они шли стремительно, над самой поверхностью. Но Кеша знал, они снизят скорость, на несколько секунд, так его подбирали и на Аранайе, он знает, все знает... но зевать нельзя.
      - Опа!!! - вырвалось из его глотки.
      И тут же пусковик заплечной внутрискафовой микролебедки выбросил вверх крохотный крюк на прозрачном, невидимом тросике.
      Две тени закрыли свет белый лишь на миг, а потом рвануло, дернуло.
      Кеша ухватил Хара за хвост другой рукой, для надежности. И снова потемнело.
      Все было закончено. Они сидели внутри альфа-бота, прямо на броне.
      -На-ка, держи!- Кеша протянул руку ближнему бойцу, но не для пожатия в ладони у него был зажат черный шарик. - Это ключ-код с координатами.
      Засунька его, малыш, в самое нутро "мозга". Пора нам подниматься со дна.
      - Есть, - четко ответил "малыш".
      Еще через полминуты оба бота резко взмыли вверх.
      Никто не знал, где располагается штаб-квартира Синклита Мирового Сообщества. По традиции считалось, что и сам-то Синклит - это нечто полуэфемерное, собирающееся лишь раз в шесть лет для торжественных словоизречений и пышных застолий. Но Дил Бронкс прекрасно понимал, что до Синклита ему и не добраться, его задача проще - разобраться с верхушкой Объединенных Всеамериканских Штатов, а это тоже не малая работенка:
      Штаты поглотили всю Америку, и Южную, и Северную - одних космодромов восемьсот сорок штук, не считая мелочи, наземные авиационно-сухопутные силы - полтора миллиона голов с уймой всякой техники, четыре миллиона андроидов, полторы тысячи бронеходов и бессчетное количество стволов всех видов и размеров. Это помимо спецохраны непосредственной власти.
      Попробуй-ка ошибись!
      Дил не стал соваться в Нью-Вашингтон, где бесконечно заседал колоссальный аппарат - чудовищный гибрид Сената, Конгресса, национальных комиссий, представительств ЦРУ и ФБР. Нет, только не нью-вашингтонский Форум - это болото, в котором можно увязнуть напрочь.
      Планом сразу отбрасывались любые внедрения и вторжения в Форум.
      Белый Дом в старом, провинциальном Вашингтоне, привычное убежище Президента, имевшего весьма сомнительную власть в Западном полушарии также отметался.
      Все директивы, распоряжения, пожелания и прочие порождения Форума, одобренные Президентом и комиссариатом Синклита направлялись прямиком в Исполнительную Комиссию и ею же проводились в жизнь. Комиссия диктовала администрациям всех штатов, планет, городов и городков, что им делать и как им жить. Ослушания не допускались. И была Комиссия по сути заурядным техногородом с сотней живых людей, десятком тысяч андроидов, с огромным, постоянно наращиваемым "Мозгом" в сорока титановольфрамных шахтах и прочей принадлежностью, обеспечивающей своевременное доведение требований правящих кругов до тех, кому положено эти требования претворять в жизнь.
      Располагалась Комиссия в пригороде Нью-Вашингтона, всего в сороках милях от него за бронированными шестиметровыми стенами форта Видсто.к.
      Дил Бронкс посадил свой дисколет прямо посреди пригорода, на зеленую лужайку. Вышел и сел на траву.
      Еще десять человек должны были собраться в этом пригороде из разных мест, поодиночке, не привлекая внимания. Дил не доверял чужим, это были его люди. Они хорошо работали и хорошо получали за свою работу. Как доберется до Видстока карлик Цай ван Дау, Дила не интересовало, он вообще не верил, что Цай хоть в чем-то поможет ему, навряд ли, скорее всего, будет просто мешаться под ногами и время от времени доносить на него Ивану. Ну и плевать. Дил Бронкс верил в своих людей и в свою капсулу, ведущую именно его. Капсула сейчас торчала в тихих высях над Северной Америкой, торчала на геостационарной орбите. Ни одна собака не заметит ее, Дил обхитрил всех, он "приклеил" капсулу к орбитальному ретранслятору, ее невозможно обнаружить, "обманка" работает стопроцентно, наверняка, ни один локатор не возьмет капсулу, пока она не "отклеится". А там - подика, попробуй срежь боевую десантную капсулу, она вперед уничтожит любого врага.
      Гуг сидел спокойно, поглядывал по сторонам. Он знал, что если в радиусе трехсот метров хоть кто-то поднимет на него ствол, капсула превратит его в пыль за долю секунды - гамма-излучение боевой направленности пронзает тридцать с лишним тысяч километров вместе со всеми атмосферными "фильтрами" за единый миг, без проблем. Но не в этом дело.
      Дело в другом.
      За последние пятьсот лет, а может, и вообще за всю историю Штатов никто еще не решался на эдакое безумие, никто не работал столь крупно и нагло.
      Дилу было явно не по себе. Но в свое время неунывающий Дил Бронкс, покоритель Аль-Завары, герой Гадры, Белого Шара, Чук-Гейры и Зангезеи, неистребимый десантник смертник, входивший в двадцатку лучших десантников Федерации, проделывал и не такие дела... правда, они делались далеко от Земли, очень далеко, но тем не менее.
      Сейчас Дил сидел по колено в траве и вспоминал самого себя, прежнего Неунывающего Дила, не имевшего за душой не то что сказочного "Дубль-Бига", но и гроша ломаного. Пошел бы он в те годы на подобную авантюру?
      Нет! Не пошел бы... Но тогда было иное время - светлое, героическое, былинное, время романтических подвигов и веры, огромной и чистой веры в человечество, в его прогресс, во все доброе и прекрасное. А теперь?
      Теперь он старый циник и богач, он ни во что не может верить. А без веры разве пойдешь на смерть?! Прочь! Прочь мрачные мысли! Они возьмут верх, обязательно возьмут.
      Чтобы он ни болтал Ивану все эти годы, как бы ни пугал, ни грозил, а Иван всегда выходил сухим из воды, всегда оказывался если и не наверху, то где-то сбоку, живым и невредимым. Он не оплошает и сейчас. Он не подставит их! Да, простота хуже воровства. Иван всегда был прост и прям, не кривил, не юлил, не врал. Вот поэтому с ним можно идти и на смерть. Поговорки поговорками. А подлинная сила и заключается в простоте. Хитрый не бывает умным, это аксиома. Большой ум и большая сила, превосходящие все в окружающей суетности бытия, и порождают простоту. Хитрят и интригуют слабые и глупые, притворяющиеся умными и сильными... Нет, хватит философиями тешиться! Дил опрокинулся на спину.
      Прямо над ним в голубых высях плыли белые кучерявые облака. Человеку не надо подниматься за них - почему-то именно это пришло первым в голову.
      Не надо?
      Да, не надо, все необходимое есть здесь, на Земле. Дил закрыл глаза.
      Хук Образина и Арман-Жофруа начнут с низов, они наготове со всеми своими головорезами. Им проще. Они смогут раствориться в людской массе, уйти в случае провала. А у него не будет такого шанса.
      Когда, интересно, ждать сигнала? И что это за сигнал?! Долго оставаться незамеченными в Видстоке они не смогут. Сейчас время начинает работать против них.
      Впрочем, он не Булыгин и не Гуг Буйный, за ним нет ничего такого, и никто не сможет прицепиться к нему.
      Странные мысли. И почему они лезут все время в голову?
      Дил Бронкс осторожно приоткрыл глаза.
      Прямо над ним уродливо сгорбившись, стоял, карлик Цай ван Дау.
      - Чего надо? - грубо спросил Бронкс.
      - Не бойся, - прохрипел карлик, - уже третий день по всем Штатам в архивах стирают криминальную информацию, прекращены все слежки, открываются тюрьмы и каторги... понимаешь? Я не наведу на тебя никого, не бойся. Они сами хотят немного подогреть свое варево.
      -Бред!-прошипел снизу Дил.
      Он знал, что Цай не лжет, но не хотел верить. Еще бы, верить во все это было жутко - каждое такое событие неумолимо приближало роковой день, просто так подобные вещи не делаются.
      - Но бывает и особый учет, - добавил Цай.
      - Конечно, - согласился Бронкс, - они выпускают уголовников?
      - Я и есть уголовник, беглый каторжник, рецидивист.
      - А кто тогда я? - неожиданно спросил будто сам у себя Дил.
      - С этим будет сложнее разобраться! - Цай попытался улыбнуться, и снова его уродливые губы, напоминающие клюв гадкой птицы, растрескались обнажая кровавые десны, капельки черной жижи потекли по подбородку.
      Бронкс закрыл глаза, ему стало жалко несчастного карлика. На лечение надо! в регенерационные боксы! потом на год в отпуск, на пляжи Сан-Дифакса! А он в бой рвется. Калека, доходяга, полутруп...
      - Ты все еще держишь обиду на Гуга? - ни с того ни с сего спросил карлик Цай.
      Бронкс оторвал голову от мягкого травяного покрова, сверкнул своим врезным бриллиантом, широко раззявив рот в белозубой улыбке.
      - Мы никогда не были с Гугом друзьями. А обида это тонкое чувство, Цай, на каждого встречного-поперечного не обижаются, запомни это!
      - Ты держишь на него обиду! - упрямо повторил Цай, но теперь утвердительно.
      - Думай, как знаешь! - Бронкс отвернулся от карлика. Встал.
      Он был в таком запале, что хоть сейчас на штурм. Штурм? Нет, тут никаким бараньим лбом не прошибешь броню. Тут будет все идти по плану. Иван будто в воду глядел. И откуда он все знает?! Бронкс резко повернулся кЦаю.
      - Почему ты не вернулся на Умагангу?! - спросил он в лоб.
      -Я там чужой,- прямо и просто ответил Цай.- Там живут очень красивые люди. А я урод.
      -Ты и здесь урод!- озлобленно прорычал Дил Бронкс.
      - Может быть, - согласился Цай ван Дау, наследный император далекой, полупризрачной империи, - но среди вас, землян, мое уродство заметно меньше. - Он немного помолчал, потом добавил: - Держи себя в руках Дил...
      а если ты передумал - уходи. Я справлюсь один.
      - Ну уж нет!
      Бронкс пристально посмотрел прямо в кровавые глаза карлика, полуприкрытые нависающими бельмами синюшных век. Отступать поздно.
      Главное, чтобы сигнал не запоздал.
      Иван откинулся на спинку кресла. Все! Хватит! Надо передохнуть. Он подозвал широкоскулого.
      - Комната отдыха есть?
      - А как же! - широко осклабился тот. - Я провожу.
      Провожать пришлось недалече - четвертая слева панель послушно поднялась вверх, освобождая проход.
      Иван-Правитель шагнул внутрь. И остолбенел. Сама комната была огромна и великолепна. Темнозеленый шелк с золотистой набивкой, зеленые ковры будто травамурава под ногами, мягкий свет, диваны, диванчики, кресла - все под старину, под XIX век, а может, и впрямь старинные, благодать... но не это поразило Ивана. А совсем иное. В половину стены, напротив прохода, уходил во глубину за зеленоватым же толстенным стеклом огромный аквариум.
      Чуть шевелились трехметровые водоросли, высвечивались изящные кораллы, мрачно поблескивал крупный зернистый песок... и тонуло все во мгле.
      И здесь! Они везде!
      Иван резко развернулся к широкоскулому. Тот отпрянул, в глазах его промелькнул страх.
      - И давно это тут?! - спросил Иван.
      - Что это? - не понял начальник охраны.
      - Гиргейские рыбины!
      - Давненько... четыре, нет, пять лет как завели.
      Иван снова повернулся к стеклу. Прямо на него из мрака и зелени выплывала омерзительная, клыкастая, шипастая, плавникастая тварь. Она глядела в глаза своими выпученными багряными буркалами и плотоядно, неторопливо облизывалась. Именно такие сожрали Толика Реброва, подлеца и подонка, именно такие преследовали его повсюду - щупальца довзрывников, напоминания непостижимого. И глаза! уши! трансляторы! Они все передавали, все! до последнего вздоха, до словечка, до изгиба губ и взлета бровей...
      все шло в исполинский информаторий, туда, в само ядро Гиргеи, а потом дальше... в Старый мир! да, именно в Старый мир. Но не это сейчас важно, а другое- из непомерного кладезя данных черпали все: Синдикат, Восьмое Небо, Система, Пристанище... Синклит, черт бы его побрал! Это означало одно, он уже засвечен! и против него работают! но втихаря, "под ковром", как работает пока и он сам... нет! нервы! ничего это не означает.
      Он подошел к дивану у окна, отодвинул тяжелую штору. Белый столп колокольни Ивана Великого, подсвеченный снизу, неугасимой свечой самого Господа высился во мраке... нет, это только на первый взгляд над Кремлем царил мрак, но глаз быстро привыкал, и становились видны величественные очертания башен с двуглавыми орлами, купола, зубчатые стены... Дивная, непередаваемая красота. И это все может погибнуть. Из-за него!
      Бомбить, обстреливать, жечь, убивать будут его, Глеба Сизова, бойцов корпуса... а погибнет все это - сама Россия погибнет, рухнет с пронзенным, разбитым сердцем, руинами рухнет, чтобы быть уже не Россией, а землей незнаемой и пустынной. Белая свеча колокольни! Несчитанные мегатонны свинцовой беспощадной Тьмы... и почти бесплотный язычок пламенислабый, нежный, чуть теплящийся... и он раздвигает Тьму! Горе безумцам, ползущим по грани меж Светом и Тьмою, горе! Это все было, раньше было, в Пристанище, и на Гиргее. Океан Тьмы! Вселенская Черная Пропасть! И крохотная золотинка Куполов. Да! Тогда он был вдали от них. Теперь он здесь, их отсветы ложатся на его лицо. Тогда он был странник. Теперь он воин!
      Иван медленно и тяжело опустился на диван. Только три минуты. Три минуты полного забвения. Ни секунды дольше.
      - Выйди! - приказал он.
      И уставился прямо в кровавые зрачки гиргейской гадины. Ему не хватало своего собственного тела. Тело Правителя было слишком слабым, слишком немощным, это было тело не человека, но выродка. Ничего, еще совсем немного... а сейчас... Иван собрал в пучок сознание, подсознание, сверхсознание, сжал их словно под фантастическим прессом в крупинку, пылинку... и выдохнул ее.
      Пройдет вечность и восстановятся силы, укрепится сном, отдыхом и осознанием единого воля. Пройдут три минуты, и он будет свеж и бодр как родившийся заново.
      Нет... не выходит, не получается, этот кровавый взгляд не дает ему отключиться. Хорошо! Иван принял вызов. Теперь он был сам собой, но был и "алмазной палицей", только-только хватало сил, но он вдавливался, врезайся под это мутноватое стекло, он проникал в тяжелое и нездешнее тело гиргейской гадины. Она пыталась оторваться, уйти в толщи мутной воды, скрыться. Он не давал ей сделать этого, не отпускал, не шевеля и пальцем, он пронзал ее излучаемой из чужих, старческих глаз, но все же своей собственной незримой силой. И гадина вздувалась, разбухала, из плоской, муренообразнои твари превращаясь в. раздувающийся шар, отчаянно трепыхая шипастыми плавниками, вываливая плоский непомерный язык, пуча безумно-ненавидящие глазища. Все! Конец! Гадину разорвало- коричневые пузыри пошли кверху, пеня воду, цепляясь за длинные, извивающиеся водоросли. Разодранное, мертвое, волокнистое тело медленно опускалось вниз, на песок. С рыбиной было покончено.
      Он победил! Впервые он победил такую тварь! неземную тварь!
      сатанинское отродье сатанинских цивилизаций! Он сильнее их! Он воин!
      Иван прикрыл глаза, расслабился. Три минуты, только три минуты!
      - Я не знаю, когда будет сигнал, мой мальчик, - в открытую заявил Сигурду Гуг Хлодрик, - но чтоб до того дня, до того часа и той минуты, ты слышишь, чего я говорю, чтоб этот гаденыш, этот паскудник Крежень лежал передо мной, вот тут! - Гуг плюнул на мраморный пол в двух метрах от себя, от кованного ажурного трона, на котором он восседал. Трон этот стащили еще лет десять назад из какого-то музея, он Гугу понравился - натуральный древний чугун, черный как отражатель десантной капсулы, с толстенными кожаными набивками и раскоряченно-мощными львиными лапами ножек.
      Четыре гутовых логова накрыл Европол, еще тогда.
      Но пятое оставалось нетронутым. Правда, Бонн не лучший из захолустных городишек Объединенной Европы, но другого такого тихого местечка не отыскать. Породы здесь скальные, надежные, последнее землетрясение было лет двести назад, а пусковые шахты со всеми лазами, перелазами забросили чуть позже, залили сверху титановыми пробками да и успокоились. Гугова братия врубилась в брошенные коммуникации бундесвера не сверху.а сбоку через четвертые руки, по старому знакомству Гуг откупил списанный десантный планетарный проходчик, дело уголовное, грозившее пожизненным заключением, но он уже тогда ни черта не боялся. Проходчик запускали с одной из вертикалей заброшенного пригородного пневмополитена, он прошел семнадцать миль в породе и заглох. Последние семьсот метров пробивали вручную, угробили девять андроидов и еще новичка-бедолагу. Но пробились!
      Ни одна ищейка Европола не знала, что под старым городишком на глубине полутора километров, в самом центре Объединенной Европы таилось бандитское логово... Не штаб-квартира преступного межзвездного консорциума, не офис всепланетарного гангстерского синдиката с тысячами клерков и секретарш, а именно бандитское логово доброго и старого, благородного разбойника Гуга Хлодрика Буйного, который по всем статьям и законам должен был махать сейчас гидрокайлом на гиргейской подводной каторге. Да, Гуг был реликтом древнейших эпох, неизвестно как уцелевшей, диковинной особью давно вымершего мира, мастодонтом, мамонтом, динозавром непостижимо далеких, "золотых" веков. Он не признавал наживы на наркотиках, спиртных напитках, торговле женскими и детскими телами, органами, он не терпел подлости и грязи, мерзости и продажничества. Даже если он и брал с какой-нибудь сволочи "грязными" деньгами, он "отмывал" их, как не "отмывали" нигде и никто уже столетиями, он через подставных лиц строил школы и приюты, открывал театры, в которых не было голых и потных свивающихся в клубки тел, непонятные для подавляющего большинства поверхностных жителей театры с какой-то непонятной "классикой" полукаменного века- Чехов, Шекспир, Островский... Среди гнуси и мерзости он выстраивал лечебницы, лечил, выхаживал и выпихивал в жизнь сирых и обездоленных, тут же калеча, кроша в капусту, безжалостно давя направо и налево сытых, наглых, сильных...
      Преступный мир не любил Гуга Хлодрика, ибо он все делал не "по закону". Он делал по совести - такому же реликту как и он сам, давно вымершему и непонятному здравому человеку, забытому. Его не любили, но его и боялись.
      Гуг был одним из самых матерых и рисковых десантников смертников, он входил в десятку отборных сорвиголов, покорявших в одиночку целые миры, громивших планетарную оборону и звездные флоты иных цивилизаций.
      Гуг-Игунфельд не мог жить без риска, без боя, без схваток и прорывов, без лихих налетов и вечной драки... драки за правду, за справедливость, за обиженных. И он никогда бы не ушел из Дальнего Поиска, не ушел бы из "черного шлема", но его списали! его выбросили за борт его собственной жизни! А он не смирился, он нашел свои путь. Правда, поговаривали, что Гуг, как и большинство списанных десантников, сошел с ума, сверзился, потому и вытворяет невесть что, колобродит и дурит. Его боялись и по этой причине, даже тем, для кого преступление это профессия, проще иметь дело с живущими по профессиональным законам, чем с сумасбродами, готовыми пристрелить тебя на месте за какую-нибудь грошевую пятилетнюю соплячку, проданную на Зайгезею. Но была и еще одна причина, по которой даже самые влиятельные трансгалактические мафиозные картели со всем их штатом головорезов и программистов обходили Буиного стороной: десантный корпус, а это шестьсот тысяч человекообразных машин смерти со своим кодексом дружбы и товарищества, никогда не давал никого из "братков" в обиду, будь он хоть списанный, хоть вписанный. Даже четверти этого корпуса с лихвой хватило бы на то, чтобы разорвать любой синдикат пополам, вытрясти все наворованное заодно с его черной душонкой и тысячами трупов.
      Сигурд помялся и задал вполне законный вопрос.
      - А если сигнал будет через десять минут?!
      - Тогда мы все покойники, - невозмутимо ответил Гуг. Ему было плевать на Креженя в прямом и переносном смыслах. Крежень ничего не знал о деле...
      так, если только в самом общем виде. Но Крежень мог и в общем виде намекнуть на готовящиеся акции Синдикату. И тогда они и впрямь покойники Синдикат работает быстро и четко. Гуг не боялся Синдиката, он готов был объявить войну всему миру, не то что какой-то межсистемнои гангстерской сети. Пусть только сунутся! Другое мучило Гуга - неспокойно у него было на душе. Еще совсем недавно они заливали горе с Дилом Бронксом на его сказочной космической станции, их обоих дубасила и подвешивала для протрезвления очаровательная крошка Таека, казалось, душа в душу слились... и вот, на тебе.
      Вдрызг разругались! В себе-то Гуг не сомневался, он свернет хилые шеи европейским плутократам, вывернет наизнанку старуху-Европу! Но ежели Дил оплошает, Штаты задавят Старый Свет, задавят вместе с Гугом и всем его лихим воинством подземелий. Эх, Дил, Дил.
      Перед неминуемой кончиной, перед смертушкои предстоящей им бы всем побрататься, покаяться друг перед дружкой, поплакаться... а они зубищами скрежещут брат на брата. Хорошо еще Иван не видал. Где-то он теперь горе мыкает? И дождешься ли от него сигнала? Гуг уже принял решение, для себя, молча, втихаря- не будет сигнала до загаданного дня - он сам даст сигнал, сам начнет! И тогда держись! Парни дрожат от нетерпения, рвутся в бой, их только спусти с поводка - каждый понял, смекнул, что не на грошовое дело пойдет, а на одноединственное, фартовое, каких судьба за жизнь больше не дает, струсил - отпал, решился - иди до конца. Это как наркотик. Гуг по себе знал. Но ждать и догонять - хуже нету. Нервы не железные, не из колючей проволоки, их на лебедку жизни много не намотаешь.
      - Ребятишки дно подняли? - спросил он у Сигурда.
      - Угу, - отозвался тот односложно.
      - Совести у этого дерьма нету, толковать не о чем. Но пусть передадут всем: по свистку работать, весь хабар ихний - после гона на три дня гулеванье в полную масть, легавые вмешиваться не будут. Но ежели кто из гнилых наверх выползет, хоть в одну дыру, накажу по закону. Так и скажи.
      Но до свистка, чтоб тихо!
      - Нам бы на подмогу... - начал было Сигурд.
      Но Гуг осек его сразу.
      - Грязь грязью замочится... а мы на чистое дело идем. На святое дело, мой мальчик! Иван верно толковал, наши души загубленные, но Господу один раскаявшийся грешник дороже ста праведников, мы, своими руками спасем души миллиардов, даже если руки наши станут багряными от крови этих нелюдей...
      мне горько говорить все это тебе, мой мальчик, но кто ж знал, что именно на наш с тобой век выпадет конец света?!
      Иван открыл глаза. Он был бодр, свеж и здоров - ровно настолько, насколько мог быть бодр, свеж и здоров Правитель, точнее, его уродливое тело. Трех минут хватило. Можно продолжать. Еще двое-трое суток кряду.
      Аквариум пуст. Тут не должно быть чужих глаз и чужих щупалец. Тут, в сердце России, вообще не должно быть чужих. Давно позабытая поговорка:
      "рыба гниет с головы".
      Верно, значит, и чистить ее надо с головы. А голова здесь.
      Гниль. Вырождение. Патология. Гниль. Дегенерация! Все было известно еще тысячелетия назад. И рецепты были...
      И все оставалось по-прежнему. Опять гниль. Опять надо чистить.
      Чистильщик всегда не по нраву многим. Многим выродкам. Многим заблуждающимся. Многим одураченным. Многим недругам. Многим! Но это их личное дело. Хирург не спрашивает у раковой опухоли, нравится ли ей, когда ее вырезают или нет, он просто берет нож и вычищает гниль. И хватит, хватит философствований.
      Пора за дело браться.
      Иван-Правитель встал с дивана.
      И тут же чуть не повалился на него обратно.
      Панель вылетела с треском и грохотом. Зарядом из бронебоя вышибло непрошибаемое стекло, разметало по комнате кресла и креслица, диванчики и стулья... На пороге, точнее, в проеме стоял багрянолицый, избитый до полной неузнаваемости бывший министр обороны. Его огромная туша покачивалась, с трудом удерживаясь на ногах. Костюм был изодран в клочья, в здоровенные рваные дыры проглядывала шерстистая кудлатая грудь. Это был не человек, это было взбесившееся животное, раненный кабан, поднявшийся на две конечности.
      Но где начальник охраны?! Почему этот гад вооружен?! Ах, Света, Света!
      Оставила в кабинете бронебой!
      Какая непростительная ошибка! Из-за таких вот мелочей рушатся грандиозные планы, обращаются в пыль-иесвершившиеся великие свершения.
      Проклятье! Иван понимал, что он не успеет сбить с ног этого кабана, что тот опередит его... ствол бронебоя медленно поворачивался от окна к дивану.
      Кровавый след тянулся по паркету за министром. Но прежде, чем он истечет кровью, он успеет нажать спусковой крюк, это яснее ясного.
      Нет, не спешит! Глаз не видно, только узкие, запекшиеся щелочки... он торжествует! он видит перед собою немощного, слабого, болезненного старца, и он торжествует свою победу, он смакует этот миг! Ивана передернуло. Так глупо влипнуть, так глупо, когда все так хорошо шло, надо же!
      - Ну что, сука?! - прохрипел министр. - Хотел один остаться?
      Выслуживаешься?!
      Иван молчал. Шли секунды. И каждая могла стать последней в его жизни.
      Но он не ошибся - министр обороны, этот бывший министр, предатель, подонок, мерзавец, ничтожество выдавал себя с головой - он работал на них, как работал сам Правитель, как работал тот, кому надлежало блюсти безопасность государства и народа.
      Выродки! Мразь! Гниль! Но где же начальник охраны? где широкоскулый?!
      Где Глеб Сизов?! Эх, если бы он был в своем теле! Один прыжок! Один удар!
      Нет, судьба распорядилась иначе. Значит, придется умереть. Придется.
      Он сражался до последнего. Не щадил себя. Но у каждого есть свой срок.
      - Сейчас ты сдохнешь, старая сволочь, - почти беззлобно просипел министр, - но не сразу! Я отшибу тебе ноги, и ты будешь лежать на этом зеленом ковре и медленно издыхать, у тебя будет время подумать, старый козел, представить, как твой гнилой труп выбросят в мусорную яму, и как его будут обжирать вонючие, голодные, бездомные псы... не волнуйся, я сам позабочусь, чтоб все было именно так! А потом я прикажу привести сюда все твое ублюдочное семя, я скормлю их крысам в подвалах, понял?! Ты на кого посмел руку поднять, сука?!
      Ты что, забыл, кто за мной стоит?! - Злорадство распирало министра, он никак не мог остановиться, он ликовал - изуродованный, полумертвый, истерзанный и забитый, он верил, истово верил, что выживет, выкарабкается и будет править, ах, как он будет править! его трясло от вожделения и сладострастия, он захлебывался кровью, но хрипел, хрипел. - А теперь получай, сука!!!
      Иван не услышал выстрела. Он лишь увидал, как опустилось вниз черное дуло бронебоя, опустилось до уровня его лодыжек. А потом его ударило будто десятью ломами, подбросило к потолку, расплющило об него, оставило кровавое пятно, бросило вниз, на разбитый в щепу паркет, снова ударило и бросило в беспросветный мрак. Но он пересилил шоковый удар, он вернул себе сознание, хоть на миг, на долю мига - он воин, и он будет драться до последнего... как?! Глазам открылось ужасающее - ноги, самое колено были оторваны, из обгорелых, залитых черной кровью штанин, торчали раздробленные кости. Боль! Дикая, непереносимая боль! Он вздернул голову кверху. И прямо над собой узрел торжествующее, багровое лицо, нет, не лицо, рожу, кабанью, звериную рожу, скалющую крупные, наполовину выбитые зубы.
      - Ну как ты себя чувствуешь, сука?! - прошипела почти в глаза эта рожа,- А, Правитель? Теперь ты понял, что был не прав?!
      - Понял, - еле слышно прошептал Иван.
      Жизнь уходила из чужого тела. Уходила, убивая и его, находящегося в этом теле. Он держался лишь на своей чудовищной силе воли. И он выжидал.
      Ближе! Еще ближе! Рукоять меча скользнула в холодеющую ладонь. Ну, давай же еще немного!
      -Что-то ты слишком быстро издыхаешь, Правитель?! Ты не даешь мне насладиться твоими судорогами, - шипел министр, склоняясь над умирающим, заглядывая в мутнеющие глаза, будто именно в них должен был загореться ответ на какой-то очень важный для него вопрос.- Видишь, сука, они не вливают в тебя свою энергию, свою силу. Значит, они бросили тебя!
      Значит, ты не прав... а прав я! Подыхай, сука, подыхай!
      Мертвенно-белая рука взлетела вверх. Лезвие меча вырвалось из рукояти подобно ослепительному лучу во мраке... то ли голова министра, то ли кабанья рожа с промелькнувшим на ней мимолетным изумлением, еще не переросшим в ужас, подпрыгнула над истерзанным, залитым черной жижей туловищем и тяжело упала на лохмотья, перемешанные со щепой, покатилась к мрачному, зеленому аквариуму, замерла, скаля остатки желтых зубов.
      Рука разжалась, рукоять поглотила сверкающее лезвие меча, скользнула из ладони вверх по предплечью.
      - Я все понял, - оцепенело прошептал Иван.
      И пополз в кабинет. Там нет никого, но туда придет, обязательно придет Глеб Сизов, его парни, они окажут помощь, они... нет, они не спасут его, он труп, полный труп. Но он успеет сказать Глебу пару слов, и тот все поймет, обязательно поймет!
      - Господи! Помоги, дай сил, последних сил! - молил он бессвязно, еле шевеля губами. - И ты, Воитель Небесный... не спеши, я еще приду к Тебе, я встану в золотые полки, не спеши, мой меч- твой меч... Света, Светик, прости меня, за все прости!
      Он полз, уже и не живой и не мертвый, полз преодолевая с чудовищным усилием каждый сантиметр, обливаясь кровью, ломая ногти, до исступления кусая губы, лишь бы не потерять света, не уйти во мрак.
      И он выполз. Возле самого стола лежал в уродливонелепой позе широкоскулый начальник охраны. У него был переломлен хребет. На лице, восковом, отрешенном, застыла гримаса боли. Труп! Потом скажут - умер на своем боевом посту... верно скажут. Иван прополз мимо.
      Жизнь истекала из него. Шли последние секунды. Он ясно и вполне осознанно чувствовал это. И никто уже не поможет. Никто! Сейчас наступит последнее, минутное просветление, будто вспышка света - так всегда бывает, он знал - а потом вечный, беспросветный мрак, ничто!
      Еще немногим позже, через неделю, месяц, год беспросветный мрак поглотит все человечество, и придет уже полное, безысходное, необратимое и всевластное Ничто.
      Так будет. Да, теперь будет так. Все понапрасну... Нет, вырывающаяся из тела жизнь, последняя ее капелька, озарила угасающий, меркнущий мозг.
      Яйцо! Превращатель!
      Как он мог забыть! Рука медленно, смертельно медленно полезла во внутренний карман, это была мука, это была пытка... но она нащупала его, последнюю соломинку, яйцо-превращатель. Все это длилось вечность. Все это длилось миг. Уходя в небытие, Иван вцепился зубами в холодное, утратившее упругость яйцо, сдавил губами... и оно приняло его последний выдох.
      Кеша сразу узнал ее- родимую и дорогую сердцу.
      Капсула. Боевая, десантная, красавица, спасительница!
      Они вырулили прямо к поблескивающему черному боку.
      И она их приняла. Не отвергла. Еще бы, они ее родные детки. Ровно сорок три минуты понадобилось ботам, чтобы настичь ее возле Марса, играющую в прятки с полуразвалившимся пористым Фобосом.
      - Все ребятки, теперь мы дома! - расчувствовался Кеша.
      - Добрались без происшествий, - согласился командир отделения, но не сержант по званию, а капитан - само отделение состояло не из рядовых, а из лейтенантов и старлеев, это сразу удивило Булыгина. Впрочем, вскоре его волнения рассеялись: и капитаны, и лейтенанты, и старлеи бесприкословно подчинялись ему, все двадцать человек, два отделения, два альфа-бота.
      Ну и прекрасно.
      Так и должно быть. Иначе наделают дел.
      Капитан был худой, жилистый, с перебитым носом, лет под сорок, может, чуть больше. Он не суетился, не нервничал, и вообще, вид у него был полусонный. Капитан получил приказ от своего командира, не известного пока Кеше Глеба Сизова, и он его выполнял. Второй капитан сидел во втором боте.
      Капсула всосала оба бота одновременно. Ангары-приемники заполнились белесым газом, убивающим непрошенных "гостей". А Кеша уже ввинчивался в переходной шлюз, и по щеке его ползла слезинка. Сколько времени старался не вспоминать ничего, ни проклятую Гиргею, ни саму каторгу, ни глаз тех несчастных, кому он нес "свободу" - свободу покуражиться день, другой на своей подводной зоне, а потом сдохнуть в кошмарных судорогах на распятии бунтовщиков наказывали строго. Да, это была та самая капсула, на которой он пропарывал дырявую Гиргею слой за слоем, на которой он вырвался из кромешного ада пыток, истязаний, убийственной работы в рудниках... Ее подремонтировали, подновили на "Дубль-Биге", пополнили боекомплект, приварили сбитые фермы и орудия, привели в порядок десантный бот, тот самый, который и принял на себя основную тяжесть "гиргейского похода"...
      Но это была именно она!
      Капсула, три бота, двадцать молчаливых и суровых парней да беглый каторжник, рецидивист и ветеран Аранайи в придачу, с одной стороны. А с другой - это трудно было даже представить себе, Космоцентр надо было видеть. И видеть с расстояния не менее ста тысяч километров, большое видится на расстоянии. Сверхгигантская гелиостационарная станция Космоцентра Видеоинформа висела в черной пропасти Пространства между Марсом и Юпитером, сразу за поясом астероидов. Это был гигантский ферралоготитановый шар диаметром сто двадцать километров. Девятнадцать эллипсовидных колец от двухсот до полутора тысяч километров в поперечнике медленно вращались вокруг шара. Каждое кольцо щетинилось тысячами ажурных ферм - будто длинные и гибкие волосы Медузы Горгоны колыхались в черных водах Вселенского океана - силиконовольфрамовые фермы уходили от колец и шара на десятки тысяч километров и каждая заканчивалась черным незримым зеркалом. Эти зеркала и испускали сигналы Видеоинформа, сигналы, доходящие до любой точки покоренного и освоенного землянами Мироздания. Каждое зеркало было нацелено на свой внепространственный ретранслятор, находящийся далеко за пределами Солнечной системы - сотни тысяч черных Д-торроидов были рассеяны во внесистемном пространстве от Трансплутона и до Проксимы Центавра, именно они улавливали сигнал, кодировали его, импульсировали в Осевое... и уже за миллионы парсеков, в тот же миг приемные станции-торроиды вылавливали послание Земли, передавали в местные центры Видеоинформа, а откуда изображение и звук шли напрямую в видеоголоприемники. Даже заброшенный на край Вселенной отшельн мог видеть и слушать то, что происходит на Земле в эту минуту - сигнал запаздывал лишь на семь-восемь секунд. Были, конечно, и каналы особой, правительственной, секретной связи, но они работали на одиночек. А Космоцентр Видеоинформа работал на все сорок пять с лишним миллиардов землян да вдобавок еще и на миллиарды жителей иных планет.
      Разумеется, в каждой метагалактике, галактике, звездной системе, на каждой планете были и свои студии, передающие устройства, штаты Видеоинформа, но по привычке, по старой и никак не угасающей традиции смотрели Землю, ждали вестей оттуда, будто только там и рождалась истина, словно с Земли исходил Свет.
      Исполинское, невообразимо сложное сооружение, висящее меж Марсом и Юпитером, уже долгие десятилетия было сердцем земной цивилизации. За последние восемьдесят лет на Космоцентр было совершено только два нападения: в первом случае бывший крупный работник Центра, выброшенный со службы за пристрастие к наркотикам, на своем планетарном дисколете, насосавшись зангезейской плесени хоа-фоа, которая делала человека счастливым безумцем, врезался в двенадцатое кольцо - это был самоубийца-истерик; во втором случае, семеро дикарей системы Иргиза, с грехом пополам овладевшие техникой управления туристической капсулы, решили поживиться в "чужом большом вигваме", они успели набить свою капсулу до отказа всякой блестящей мишурой и вывинченными деталями строений сверхгигантского космического технополиса, но андроиды, контролировавшие их "похождения" и смотревшие на проказы гостей сквозь пальцы, при подходе дикарей к системам обеспечения сожгли их вместе с капсулой - закон есть закон. На Космоцентр никогда не поднимала в открытую руку ни одна из звездных мафий. Они вели свою борьбу внутри студий, пытаясь купить, приобрести, отбить, отвоевать как можно больше эфира для себя... но никто не пробовал взять сердце Вселенной "на копье".
      Иннокентию Булыгину, ветерану Аранайской войны, предстояло совершить это неблагодарное и заведомо гиблое дело. И выбора у него не было.
      Иван нашел Кешу и на капсуле за дырявым Фобосом.
      - Где ты?! - прорезалось в мозгу.
      - На исходной, - односложно ответил Кеша, все так же по-детски шевеля губами.
      - Хорошо, - Иван вдруг замолк, потом сдавлено и с явным волнением сказал: - Ну, Кеша, сейчас все будет зависеть только от тебя, понял? И все мы сейчас в твоих руках... и я, и Дил, и Гуг, и остальные. Ты догадываешься, какой будет сигнал?!
      - Догадываюсь, - прошептал Кеша. Как же он раньше не сообразил все думал и гадал, как их Иван оповестит, чего начудит? А получается вон чего!
      - Мы уже начали, Кеша. Обратной дороги нет. Только вперед!
      - Сколько у меня времени?
      - Два часа.
      Кеша промолчал. Ну что тут скажешь. В глотке сразу пересохло. Хар сидел рядом, преданно смотрел в глаза и молчал, он все понимал. Но оборотень Хар не боялся умереть- в подводных толщах Гиргеи осталась его часть.
      Иннокентий Булыгин тоже не боялся, но он не знал - сколько осталось и когда довзрывники утащут его грешную душу в свой хрустальный ад. И, плевать! Рано или поздно это случится, нечего дрожать, барьером больше, барьером меньше.
      - Бог в помощь! - прошептал в голове Иван. - Начинай.
      Два часа. Есть время. Кеша развернулся в литом командном кресле капсулы, посмотрел на капитана. Тот ждал приказа. Ждал его и командир второго отделения, в своей форменке как две капли воды похожий на первого.
      - Пойдем на Центр, прикрываясь Фобосом, - выдавил из себя Кеша, выдавил будто через силу, будто противясь нелепому и сомнительному решению.
      - Тащить эту глыбищу?! - удивился первый капитан, с перебитым носом.
      - А чего тут такого? - будто не понял Кеша.
      - Мы спалим все топливо, растратим всю энергию...
      - На штурм хватит! - отрезал Кеша.
      - А после штурма? - поинтересовался второй.
      - После штурма, господа офицеры, у нас будут все энергоемкости Космоцентра. А теперь хватит болтать, пора за дело браться... и не такие лоханки захватывали. Четверых ко мне, сюда! Остальные - по ботам!
      Выполнять команду.
      - Есть! - одновременно рявкнули капитаны. Оба знали одну мудрую и простую вещь: время болтовни проходит, а приказы не обсуждаются.
      Сорвать спутник Марса с орбиты и тащить его до пояса астероидов задача непростая. Но иначе трудно подойти незамеченным, иначе системы дальнего обнаружения засекут, дважды предупредят, а потом уничтожат, на том все и кончится. Одна надежда, идет "перевооружение", все разболталось, порядка нету, непрошенных гостей не ждут и, скорее всего, даже не заметят. Но береженого Бог бережет.
      Кеша включил половинную прозрачность... и вздрогнул от неожиданности кроваво-красный Марс, застилавший три четверти неба, не сулил ничего хорошего - дурное предзнаменование, много будет пролито кровушки. Он отвернулся. И сразу глаза погрузились во мрак внутренностей Фобоса.
      Сам по себе этот ущербно-корявый шарик был крохой по вселенским масштабам, всего двадцать пять километров в поперечнике. Невесть за что древние прозвали его Страх, именно так переводилось имечко спутника Марса. И был этот Страх дыряв до невозможности, рядом с ним изъеденная ходами и лабиринтами Гиргея выглядела стальным монолитом.
      Тысяч восемь лет назад во внутренностях Фобоса находилась крупная база погибшей цивилизации Агор-Турана, тридцать четвертой белой звезды галактики Циригена. Сами посланцы цивилизации шестилапых ящеров погибли на Фаэтоне, небольшой планетенке, крутившейся вокруг Солнца по орбите меж Марсом и Юпитером и оставившей после себя лишь тысячи мелких и крупных обломков - Пояс Астероидов. Сорок четыре звездолета агор-туранцев взорвались одновременно, и никто не знал по какой причине, но несчастный Фаэтон разорвало словно мыльный пузырь. Внутри Фобоса еще долгое время жили несколько разумных ящеров, потом и они вымерли, оставив вместо нормального каменисто-железного шарика изуродованный полый огрызок.
      Так или иначе, но Фобос сейчас мог пригодиться. Возможно, кто-то составил бы и более хитроумные планы, Кеша не отрицал, по он не был большим умником, что сидят по кабинетам и пьют кофий с секретаршами. Да к тому же... всего два часа.
      Прямо из разгонного бака Кеша впрыснул в одну из пещер Фобоса двести тонн горючего, взял спутник в гравитационные клещи капсулы, развернул, нацелил не без участия, конечно, бортового мозга. А потом поднес искру предупредительным снарядом ударил в пещеру. Фобос рванул вперед, увлекая за собой капсулу и оставляя призрачно-туманный сиреневый след.
      Горючего хватило на сорок восемь секунд, но главное, Страх получил тоичок, он оторвался от миллионнолетнего кровавого владыки Марса. Дальше его повела капсула, прячась за ним и прощупывая каждый сантиметр Пространства.
      - Красиво идем! - самодовольно изрек Кеша.
      Бойцы альфа-корпуса его не поддержали. Все четверо сидели у Булыгина за спиной увешанные оружием и боеприпасами. Они больше доверяли своим командирам, чем этому странному небритому, искалеченному и хмурому мужику, непонятно откуда взявшемуся. Но они знали одно - главный их шеф, Глеб Сизов, на пустое дело людей не пошлет. На оборотня Хара они вообще не смотрели, тоже еще, зангезейская борзая! Каждый из них по тыще раз бывал на вонючей Зангезее, видывал там много всякой дряни и мерзости, могли там быть и борзые, чем дьявол не шутит.
      - Красиво идем! - настойчиво повторил Кеша. И обернулся. - Чего заскучали, соколики?! На смерть надо идти весело и с легкой душой! А вы скучаете. Скушных, их с ходу отстреливают. А веселого пуля не берет.
      Сам Кеша отнюдь не был весел. Но малость подбодрить ребят ему хотелось.
      Дело невиданное, странное.
      Боковые камеры выдавали на экраны изображения Космоцентра. Вот он, красавчик! Блестит на солнышке.
      Шевелит тысячами усиков. Монстр непомерный! Охмурялище миллиардов!
      Кеша не любил шустряков из Видеоинформа, не верил им, а при возможности готов был свести счеты. Он хорошо помнил, как вели себя эти сволочи во времена Аранайской бесконечной войны, как они из самых объявленных убийц и изуверов семи подкланов Аранайи лепили "мирных жителей, безвинно гибнущих от рук земных палачей-насильников"! Их бы самих на Аранайю, в лапки этим "мирным жителям", чтоб их с выколотыми глазами, вырванными языками, отодранными ушами посадили на колья и напустили бы на них хотя бы один рой аранайских ядовитых ос! "Мирные жители" выделывали и не такое. Только репортеришки с Земли закрывали на их зверства глаза, искали главного зрага на родной планете. Война была пустая и бесполезная... для того ее, наверное, и затеяли, чтобы потрепать старушку-Землю в эфире да поубавить ее армию. Ну да дела старопрежние, никто за них уже не ответит, хотя война продолжается! Плевать!
      Кеша выпустил три "обманки" в разные стороны. Они пошли быстро, им проще, без людей, ускорения не страшны. Первая проскочила мимо Космоцентра, чуть не запутавшись в кольцах и фермах. Вторую и третью сожгли на подходах - одну в ста двадцати километрах от первого кольца, вторую- в восьмистах метрах от самого центрового шара. Хреново работают, смекнул Кеша. Это очень кстати. Ему не было жалко трех управляемых торпед, эдакую мелочь разве можно жалеть.
      Космоцентр имел семь слоев защиты. В первом уничтожались только метеоры, астероиды, кометы и прочая неодушевленная материя. Остальные работали избирательно, имели дело со званными и незванными посетителями.
      Сейчас важно было пробраться за спиной Фобоса до первого слоя, а там...
      - У них нет внешней охраны! - прогремело по связи из бота.- Во чего творится!
      Это не выдержал один из капитанов. И он был прав - убрать первый слой может только полный идиот, которому не даст сделать этого система блокировок и "защита от дурака", или враг. Значит, Иван во всем прав.
      Голыми руками хотят взять! Ну, сволочи! И ведь возьмут... только их опередит кое-кто.
      - Полный вперед! - выкрикнул вслух Кеша по старой гиргейской привычке.
      Ему просто захотелось подбодрить себя. - Готовность номер один. Эй, добры молодцы, не спать!
      - Тут уснешь, пожалуй! - отозвался один из бойцов, молоденький лейтенант.
      Кеша специально не расспрашивал никого, не узнавал имен, зачем?
      Расставаться в бою всегда легче с безымянными. А вот прикипишь сердцем к какому-нито знакомцу, и обольешься потом слезами, да словами мести поперхнешься да проклятьями врагу, а жажда мести, она ум застит, нельзя с ней на дело идти и в бою биться нельзя.
      Пора!
      Гравиполе капсулы отпихнуло Фобос. Одновременно включились радиопрозрачность, Д-прозрачность и вся защита. Теперь надо глядеть в оба.
      Космоцентр непростая штуковина. Но боевая десантная капсула тоже не детская коляска, специально проектировалась для боев с жесточайшим и сильнейшим противником. Только рано, пока еще рано в сражение. Пока надо тихо, вскользь, рывками - туда-сюда... сколько там прошло? сорок одна минута? ничего, еще семьдесят девять впереди!
      Кеша не отрывал глаз от Фобоса. Ну? Ну?! Несчастный космический урод разлетелся в пыль за полтора километра от пересечения трех ближайших ферм.
      Защита ударила прямо с кольца, автоматика... значит, не все еще "перевооружили"! значит, кое-что работает! Ну и прекрасно, беззащитного и слабого на абордаж брать слава не великая!
      Надо было решаться. Локаторы капсулы улавливали напряженность третьего, неотключенного защитного слоя. Надо! Иначе только отходной маневр, и полчаса потери времени.
      Кеша уткнулся лицом в колени. Он готов был разрыдаться. Бот! Надо жертвовать ботом! Тем самым! Родным! Это все равно, что витязю и казаку поступиться своим лучшим и вернейшим другом, боевым конем, выносившим не раз из лап смерти! Эх, бот десантный, боевой! Но почему-то представилась Кеше в этот короткий миг не треклятая гадина Гиргея, и не то, как вонзался в ее подлое нутро будто нож в масло на этом самом боте, а привиделась мать, ее лицо, ее печальные глаза, усталые, старые и добрые... но почему старые? ведь когда он уходил с Земли, мать была еще совсем молодой, вот тебе и раз, а глаза запомнились старыми, все в морщинках веки, черные волосы. Она сидела па поваленном ураганом огромном дубе. Дуб казался прежде могучим исполином, не подвластным никакой силе... а внутри-то был гнилой, трухлявый, и упал. А она шла его провожать, устала и присела...
      Кеша помнил, как лет на пятнадцать раньше он сам, еще мальчонкой, провожал отца, романтика, бросившего сытую и богатую Россию ради скитаний и мытарств в полуголодной, вымирающей Европе. Они тогда тоже долго шли по полю, а потом присели па поваленную, полуобгорелую осину и отец сказал:
      "Вот так и я буду лежать. Лес далеко, а она одна, в поле..." И махнул рукой. С тех пор, на Кешиной памяти, у матери были усталые и старые глаза.
      Где она теперь? Жива?! Он знал, что сирота он, сиротинушка! Никого не осталось. А может, и никого не было.
      - Бот! На штурм главного узлового шлюза! Полная программа. Вперед! заорал Иннокентий Булыгин во всю глотку, отрывая лицо от колен, оглушая бойцов "альфы", утирая накатившую слезу.
      Это надо-было видеть. Черный эллипсоид с разворачивающимися на ходу орудийно-ракетными лапами, подобно орлу, падающему камнем на жертву, вырвался из чрева капсулы и почти тут же исчез в блеске и кружеве переплетений ажурных ферм и колец.
      - Внимание, - спокойно произнес Кеша. - Альфабот-1 и альфабот-2 - в прорыв, следом! Задержка первому- пятнадцать секунд, второму- сорок секунд. Ну, капитаны, давайте, поглядим, чему вас учили. Ни пуха ни пера!
      - К черту! - прогремело в рубке управления.
      Оба боевых корабля черными тенями выплыли из приемно-пусковых ангаров.
      Зависли хищными бескрылыми коршунами во мраке Пространства. И вдруг сорвались с места, один за другим пошли вперед... А там, впереди, в полутора сотнях километров творилось нечто невообразимое: десантный бот, извергая чудовищные языки пламени, сжигая все перед собою сигма-излучением, сминая смертоносными залпами пространственные редуты, рассеивая веерами тысячи снарядоракет, ломал слои защиты, барьер за барьером, слой за слоем, уничтожая любую цель, вынырнувшую перед ним.
      Бот шел напролом с непостижимой скоростью, и сотнями вспыхивали поодаль от него разноцветные облачка- останки обезвреженных, сожженных им ракет Космоцентра.
      - Вы что там, с ума посходили!!! - ворвалось неожиданно на всех частотах во все шлемофоны, приемные устройства. - Прекратить!!?
      - Точно, посходили с ума, - ухмыльнулся Кеша. И вполне серьезно добавил: - Ну вот и хорошо. Ребятки пошли работу работать. А мы назад отпрыгнем...
      - Что-о?! - взревел один из бойцов и пантерой прыгнул на Булыгина. Наза-ад?!
      Боец был крутой и тренированный. Но и Кеша был крут. Он выпал из черного кресла, на лету, ногой сбил парня, навалился, прижал к титановому полу.
      - Остынь, малыш! - прохрипел он ему в ухо. - И слушайся старших.
      Трое других держали Кешу на прицеле. Они тоже не поняли его слов. Как это сейчас, после того, как друзья, братки ушли на штурм, можно отпрыгивать назад, бежать с поля боя, это не просто трусость, это предательство, подлость!
      Кеша спокойно встал. И снова уселся в кресло управления, потер ладони.
      - Ша, мелюзга! - прорычал он. - Слушать мою команду!
      Бойцы притихли - трусы и изменники себя так не ведут, как вел этот странный стриженный под нулевку, изуродованный шрамами человек.
      Кеша довольно расхохотался.
      Он уже дал команду. Капсула резко вывернула из зоны штурма. Сиганула на двести верст левее. Замерла, и стремительно пошла к нелепому яйцеобразному утолщению прямо в основании седьмого кольца Космоцентра.
      Именно там располагались личные апартаменты директора Космоцентра.
      Бортовой мозг снабдил Иннокентия Булыгина всей информацией, а уж тот выбрал что вернее... хотя в этот час директору полагалось быть не на своей огромной квартирке с шарообразным хрустальным бассейном в центре, а в рабочем кабинете, в основном секторе. Чутье! Кешу как и всегда вело чутье.
      Дело надо было делать наверняка. И даже если сейчас бравые парни из "альфы" возьмут штурмом Космоцентр, их просто могут заблокировать, отрезать им ходы-выходы, или хуже того, обдурить, завести не в те отсеки, не дать выйти в эфир, отрезать от блоков питания и еще, и еще, и еще!
      Но они не просто группа отвлечения, нет, они делают нужное дело... и он должен успеть к ним, успеть с директором, с этим "золотым ключиком", если он опоздает - не пожалеют ни его, ни директора, и ему смена найдется, наверное, давным-давно кое-кто из замов мечтает об уютном креслице вдали от земных забот.
      - Стоять!!! - прогрохотало в рубке угрожающе.
      - Сейчас, милый, остановимся!- Кеша включил тройное защитное поле. И вовремя - семнадцать разрывов в десятке километров от капсулы просверкали один за другим, семнадцать боевых ракет уничтожено. Прекрасно! Капсула полным ходом шла к "яйцу". Только бы не переборщить! Нельзя перебарщивать!
      Тут Кеша не встревал, позволял мозгу делать черновую навигационно-притирочную работенку. Вперед! Остановить десантную капсулу почти невозможно. Но тряхануло их так, что все четверо из "альфы"
      крепко пожалели, что не пристегнулись - у двоих были разбиты в кровь носы, один потерял сознание на полминуты, другой подвернул ногу. Ничего! Теперь поздно разглядывать синяки и ссадины.
      Капсула прорвалась сквозь дельта-барьер. Сожгла три охранных катера с андроидами, подавила четырнадцать "огневых" точек. И плавно коснулась ферралоговой обшивки.
      - Вот что, ребятки, - мягко выговорил Кеша, обернувшись к бойцам,внутри этой погремушки сейчас сотни полторы вертухаев. Надо бы их остудить малость.
      Я человек старый, больной, за вами не поспею... так что, давайте!
      Кеша не договорил. Он не мог сразу и разговоры разговаривать и команды капсуле выдавать. А команда теперь была простецкая: "на абордаж!"
      Капсулу даже не качнуло, не встряхнуло, когда абордажный шлюз всосался в обшивку "яйца", прорезал семь слоев и сразу из двенадцати виброинъекторов вплеснул внутрь сонный газ - ежели охрана без скафов и масок, значит, спать ей часика три-четыре до полного и окончательного пробуждения", а с чего им быть среди бела дня в намордниках? Нет, должно сработать!
      Кеша откинулся на упругую спинку кресла. Сейчас его взгляд был прикован к экрану шлюзового сегмента капсулы, где готовились к решающему прыжку парни из "альфы". Ни веревки, ни лестницы им не понадобятся - за плечами у каждого гравитационный ранец, скафы крепки - из сигмамета не прошибешь, ни один бронебой не возьмет."
      И тут же, будто были легки на помине, в сегмент ворвались два сигмаснаряда, разорвались, расшвыряли бойцов, зарикошетили мелкой, бесовской дробью по внутренней обшивке. Ничего, это даже хорошо. Кеша видел, как поднимаются его славные ребятки, отряхиваются.
      Ничего! Значит, не все в "яйце" уснули, значит, пора.
      - Вперед! - выкрикнул он сипло.
      Оборотень Хар встрепенулся, шерсть на загривке у него встала дыбом, глаза округлились. Хару сейчас не хотелось в бой - они все в защитных скафандрах, а он-то голый! Нет, было б из-за чего погибать!
      Кеша ласково потрепал Хара за ухом.
      - Не бойся, дружок, - просипел тихо. - Пора и нам собираться.
      Обзорники показывали нечто невероятное: вокруг капсулы на-разных расстояниях, одна за другой разрывались уничтожаемые защитными полями ракеты, ториеды, снаряды - Космоцентр не оставлял попыток избавиться от чужака, это было просто бойней, будто дикий хищник, обложенный со всех сторон и расстреливаемый в упор, капсула огрызалась, выпуская свои длинные острые когти, отбивая и убивая все, что приближалось к ней.
      Да, боевая капсула несравнимо сильнее любого, самого сильного хищника... но и у нее были свои пределы. Спасало и другое, она вжималась в бок кольца станции, ее уже не могли бить ураганным огнем, так запросто повредишь само кольцо. Ее били жестоко, смертно, но прицельно. Они успели прижаться! Кеша не скрывал довольной ухмылки. Успели! А это половина победы. Вот как там два капитана? Как ребятки, что пошли в лобовую атаку?!
      Им не позавидуешь, но так надо. Надо!
      Кеша приварил шлем, опустил на лицо фильтр. Подкинул в гидравлической лапе скафа трехпудовый спаренный лучемет-бронебой с шестью навесными ракетами.
      Подкинул... поймал да и положил на место. Вытащил из клапана привычный сигма-скальпель, закинул за плечо легкий десантный лучемет. И строго наказал Хару:
      - А ты сиди тут тихонько. И не лезь никуда!
      Потом шагнул в шлюзовой фильтр-мембрану.
      Внизу шел дикий и лютый бой. Кеша сунул было голову в дыру абордажного переходника. И тут же отпрянул - град осколков ударил в стеклотановое забрало, бронированную грудь залило красными брызгами, следом в шлюзовой сегмент швырнуло оторванную ногу- по стальному черному стержню вместо кости Кеша догадался, нога принадлежала не человеку, а андроиду. Этих сонным газом не возьмешь.
      Прямо из дыры поднимались вверх и заполняли сегмент черные клубы дыма, что-то там горело. Кеша хотел еще разок заглянуть вниз через переходник, осмотреться толком. Но тут же раздосадованно крякнул, ухмыльнулся недобростареет, стареет ветеран, осторожным стал и боязливым, будто школьница перед лужицей, ножки боится замочить, а идти-то все равно надо.
      - Эх, была не была! - сказал он безо всякого ухарства.
      И одним рывком перебросив тело к дыре, сиганул вниз.
      Инфравизорное зрение скафа включилось сразу, автоматически, еще до того, как Кеша рухнул в груду искалеченных тел, трупов и пузырящихся силимерных внутренностей андроидов - все перемешалось.
      -Где вы, ребятки?- спросил он по внутренней связи.
      В ответ услышал отборный мат, из которого становилось ясным, что они сами не знают, где. Но пока все были живы, и то слава Богу!
      Кеша шарахнул из лучемета прямо перед собой. Потом срезал багровую тень, прыгнувшую на него слева. И побежал к темнеющему впереди провалу.
      Теперь главное, не ошибиться, не дать директору Космоцентра ускользнуть, ежели уйдет - пиши пропало. А парни из "альфы"
      молодцы, лихо справились с охраной, правда, в этой мешанине не поймешь, кто спит блаженным сном и видит прекрасные разноцветные сны, а кто уже отошел в мир иной.
      - Как там подходы? - поинтересовался он будто между делом.
      - Перекрыты! - отозвался один.
      - Пока нет никого, - доложил другой.
      - А тут блокировка, они нас в ловушку загоняют, - прохрипел третий, все щели заварили, падды!
      - Надо бы подкрепление, - ровным и спокойным голосом проговорил четвертый,- тут семь ответвлении, один не удержу!
      - Третий и второй, бегом к четвертому! И затихли чтоб! Самим ни шагу вперед, пока не скажу!
      Кеша раздавал команды на бегу, торопился, спешил.
      Парни сделали свое дело, теперь бы и ему не оплошать. В красно-багряных тонах мельтешило и кружилось перед глазами нечто невообразимое, инфравизоры работала отменно... но Кеше все мерещился непомерно огромный, кровавый Марс, все в одном гнетущем колере, будто и других цветов нету!
      Прямо из провала он метнулся влево, потом вверх по витой лестнице, к чуть высвечивающему боку хрустального водоема. Чутье! Кешу вело его нутряное, верное чутье! Но как пробраться туда, в сердцевинку?! Спокойно, только спокойно. Надо наверх!
      Позади шарахнуло две очереди. Снова полетели, застучали нервным, психическим стуком осколки. И полыхнуло фиолетовым - это один из парней сжег нападавшего. Молодцы! Свое дело туго знают! Кеша бежал вверх, ничего не видя под собою - только хрустальные грани, только волнистый блеск.
      Чертовы толстосумы! Гады!
      Сволочи! С жиру бесятся! Кеша был зол и раздражен. На эдакое чудо ушло столько деньжищ, что можно было бы для дикарей на Аранайе выстроить дюжину школ. А этот хмьфь пузатый все под своей задницей держит, себя тешит!
      Хрустальный бассейн и- впрямь был огромен, сказочно велик - это был и не бассейн вовсе, как его величали, а трехсотметровая в поперечнике круглая, граненорезная, искрящаяся миллиардами ослепительных бликов ваза. И внутри этой вазы что-то светилось. Кеша знал, что там было. Он знал, точнее, безошибочно улавливал своим острым нюхом и другое - кто-то сейчас поплатится за тягу к роскоши. Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой, он тяжкий самый... может, и не будет никого боя, главное, дырочку найти, проходик отыскать.
      Спуск в вазу был сверху, он не ошибся - витой стебель вел к черному шару, покоящемуся в голубых водах.
      Шарик был без окон без дверей, но наверняка с полной прозрачностью, дорогая игрушечка, эдаких апартаментов не имели магараджи индийские и аравийские шейхи. Ну да теперь поздно горевать!
      С двух сторон снова донеслись разрывы, трески и дикая брань по внутренней связи, там отбивали очередной наскок охраны, но держались, пока держались.
      - Не подкачайте, ребятки! Я мигом! - прошептал Кеша.
      Вот! Здесь! Он с ходу срезал сигма-скальпелем заглушку, навалился.
      Сдвинул плиту... И в лицо полыхнуло пламенем. Этих еще не хватало!
      Кеша одним снопом из лучемета сжег двух андроидов, вполз внутрь... с другой стороны трубы красовалась распахнутая изумрудная дверь в три человечьих роста. Тьфу! Все нараспашку, все раскрыто, охрана заелась и разнежилась!
      Андроиды без снаряжения, где оно?! Все разворовали, сволочи! Все поистратили на себя, по своим делам приспособили! Падлы! Кеше зла не хватало... за что его совали из каторги в каторгу?! за что его мурыжили по зонам, когда эти жирные ублюдки разворовывают все и повсюду, и хоть бы что! а он подыхал за них на Аранайе! терпел лишения, лез под пули и снаряды, в огонь и пламя! гаденыши! твари! это их надо всех в каторгу!
      а лучше - веревку на шею, и к черту на постой!
      Кабина, в которую он влез была роскошна и отделана на славу- все натуральное, все с Земли, красное дерево, малахит, янтарные вкрапления, опять хрусталь - безумно дорого и безумно безвкусно! И для чего? для того, чтобы спуститься вниз на тридцать метров!
      Наверху, внизу, по бокам, повсюду шел бои: грохотало трещало, горело все - Булыгин слышал по внутренней связи. Но сюда, за хрустальные толщи недошло ни звука, ни шороха, тут было тихо и покойно, умеют же люди устраиваться! Кеша был вне себя. И опять хрусталь, опять эти толщи прозрачные, как там, как на Гиргее проклятущей... а может, не случайно?
      может, не спроста им все это нравится?! может, это привычно и нужно тем что скоро придут?! Нет! Некогда ломать голову!
      Еще немного! Возьмем тепленьким! Кабина погрузилась в шар. Люковый створ уплыл внутрь стен. И Кеша, как и был в обожженном скафе, грязный, продымленный, очумелый, с лучеметом наперевес и скальпелем в левой руке ворвался в обиталище самого главного человека на этой станции, во всем Космоцентре Видеоинформа. Это был кабинет, огромный, роскошный, отделанный под невесть какого Людовика кабинет, утопающий в зелени немыслимых пальм и кактусов, уходящих к высоченному еемиметровому отделанному деревом потолку...
      здесь все сверкало и блестеле, все кричало в полный голос: дорого!
      дорого!! безумно дорого!!! сплошь антиквариат, старина... золото, серебро, фарфор, жемчуга, хрусталь, а мебель... что это была за мебель, нет, ни у одного из Людовиков во всех их дворцах не было такой меоели.
      Кеша опустил ствол - рука не поднималась стрелять, палить и бесчинствовать в такой обстановке.
      Он медленно побрел вглубь непомерного кабинета, уставленного книжными шкафами с гранено-хрустальным стеклами и резными столами. Никто не нападал на него, никто не стрелял. Чуть позже он заметил огромные, старинные окна, все в резьбе и золоте - вот за ними-то, прямо за стеклами была вода, голубая вода, водоросли шелковистые, стайки разноцветных рыбок, причудливые хвосты, гребни, плавники, шаловливые пузырьки, бегущие вверх сказочная, непостижимая красотища. Кеша замер в смущении и растерянности.
      Да, огромный шар изнутри был абсолютно прозрачен. И кабинет этот лишь один из ярусов шара-квартиры, апартаментов директора Видеоинформа. А где искать его самого?!
      Время шло. Драгоценные секунды и минуты истекали. Два часа. Какие там два часа! Оставалось несколько минут. Иван ждал... а может, и не ждал.
      Связь-то односторовняя. Но это неважно. Под огромным раскидистым гибридом баобаба и японской сосны, растущим прямо из расписного сверкающего паркета, Кеша увидал спуск вниз - солидную, любовно вырезанную дубовую лестницу с огромными дворцовыми перилами. Разглядывать и любоваться было некогда. Заелись, толстобрюхие, с жиру бесятся!
      Кеша побежал вниз.
      Помещение внизу было поменьше, попроще: сотни три экранов рядами шли по овальным стенам, точнее, по одной замкнутой стене. Все они были темны и пусты, лишь один, метра три на четыре, светился полуобъемным светом, будто открывая ставни в какой-то внутренний мир. И творилось в том мире дело лихое, неприглядное, теребящее душу- шел там бой не на жизнь, а на смерть, страшный бой. У Кеши сердце сдавило. Но почти тут же отпустило.
      Дерутся!
      Сражаются! Значит, живы, значит, держатся! Молодцы капитаны, молодцы, ребятки! Но жаль... некогда разглядывать.
      Кеша снова вскинул лучемет.
      Метрах в двадцати от экрана, в черном управляющем кресле, спиной к нему сидел какой-то доходяга с бугристой лысой головой и тонкими нервными ручками.
      - Ты кто такой?! - растерянно вопросил Кеша, на всякий случай озираясь по сторонам.
      - Это вы кто такой? И что вы тут делаете?! Кто посмел впустить?! нервно завопил доходяга. - Здесь служебное помещение!
      - Тихо! Тихо! - начал было оправдываться Кеша, но тут же спохватился.
      Не может быть... он рисовал в своем воображении "пузатого": жирного, лощеного увальня с тремя подбородками, а напоролся на тощего и нервного человечка с землянистым обрюзгше-болезненным лицом, выпученными бессмысленными глазами, большим уродливым носом и вислыми обиженными губами.- -Ты вот чего, - сказал Кеша строже. - Сиди тихо! Вякнешь пришибу! Где охрана?
      - Тут нет никакой охраны! - завизжал человечек. - Вон где охрана!
      Он ткнул подагрическим кривым пальцем в экран и нервно рассмеялся.
      Смешного ничего не было, совсем наоборот, плакать ему надо было: там, на экране, бойцы "альфы", простреливая насквозь, прожигая лавиной огня и излучений, забрасывая гранатами и парализующими шашками, брали уровень за уровнем, коридор за коридором, этаж за этажом центровой шар. Это было неистовое побоище! Так нельзя брать свое! У Кеши душа разболелась, как потом восстанавливать, как?!
      - Капитаны, эй! Слышите меня?! - выкрикнул он по внутренней.
      - Чего там?! - отозвался один из них, непонятно какой именно, голос был осевший, неузнаваемый.
      - Доложи обстановку! - потребовал Кеша.
      - Хреновая обстановка, - просипел капитан, - пятерых потеряли, трое ранены, ползком ползут, ихних до двух тыщ положили... жалко, падла, сердце кровью обливается!
      -Понятно, жалко,- отозвался Кеша,- парни-то свои, наши, не их бы давить надо, а тех, кто за их спинами! Но... потом разбираться будем!
      Продержитесь еще немного, все нормально!
      - Какой там нормально! Только что перехватили - они вырубают энергию!
      Что толку бить народец, связи не будет! Понял?! - капитан чуть не рыдал.
      Кеша прожигал глазами экран. Камеры, установленные в местах прорыва, лопались одна за другой, но тут же подключались новые. Пыль, гарь, адский грохот, мечущиеся в дыму и огне фигуры в скафах, пальба, искореженные трупы, черт-те что! И они рвались вперед! Куда?!
      Пора было кончать с этим.
      - Ежели питание и связь будут вырублены, - прошипел он в спину человечку, - тебе не жить. Понятно?!
      - Все равно убьешь, - вяло ответил тот.
      - Нет, пока не убью, - заверил Кеша. - Давай команду: всем сложить оружие, немедленно прекратить сопротивление!
      - Кто вы? - вместо отдачи команды спросил человечек. Голос его дрожал.
      - Неважно. Главное, что ваша власть, власть выродков, закончилась! Кеша вскинул лучемет и дал малый залп по боковым экранам - те полыхнули багряно и ушли вверх черными клубами, будто и не было их. - Командуй, сволочь!
      Человек обреченно поднялся из управляющего кресла, ссутулившись, повесив плетями руки, прошел к обгорелым, почерневшим стенам, за которыми был лишь хрусталь да голубые воды, и пробубнил невнятно:
      - Сам командуй.
      Первым желанием было сжечь его, резануть скальпелем над шеей. Но Кеша сдержался. Он плюхнулся в черное кресло и заорал вслух:
      - Отбой! Прекратить стрельбу! Всем службам безопасности сложить оружие!
      Немедленно!
      Ничего не произошло. Никто не откликнулся. Глухо!
      Кресло не слушалось его. Оно было настроено только на директора Видеоинформа, только на этого тщедушного любителя роскоши.
      Кеша тигром выпрыгнул из кресла, в два прыжка подскочил к сидящему, ухватил его стальной лапой за горло, поднял и швырнул на черное сиденье.
      - Если ты сейчас же не остановишь смертоубийство, сволочь, на вверенной тебе территории, - зашипел он прямо в ухо человечку, отбросив забрало,- я изрублю тебя в капусту, я тебя поджарю на самом медленном огне!
      Директор будто и не слышал его, он был в прострации, только слезы текли из мутных глаз. Это шок, это нервный срыв, Кеша заскрежетал зубами.
      Теперь все пропало. Все!
      Он уставился на экран. Там бойня переместилась в огромный зал с ребристыми стенами и теряющимися в высях потолочными перекрытиями.
      Вертухаи окружали шестерых "альфовцев", загоняли на открытое место.
      Двое еле двигались- раненные, загнанные, измученные. У троих шлемы скафов были сворочены, сбиты, лица залиты кровью. Теперь Кеша явственно рассмотрел капитана, того самого, с перебитым носом - у него была оторвана по локоть рука, нога волочилась, волосы черной кровавой коркой липли к незащищенной голове, вздутый страшный шрам тянулся от виска к шее.
      - Капитан! Капитан, ты слышишь меня! - заорал он по внутренней.
      Отозвались не сразу, тихо, будто из могилы, с присвистом и одышкой.
      - Слышу...
      -Держись, капитан, еще немного! Держись, сынок! - Кеша чуть не плакал.
      Он так и не спросил тогда, как их всех зовут, чтоб не знать, чтоб не привыкать." а теперь не вытерпел, не мог вытерпеть, ведь это он их послал на смерть, он. Кеша застонал, увидев, как капитан упал на колени, вскинул спаренных бронебой, расшибая в куски, в ошметки особо рьяного андроида-охранника, прыгнувшего с бокового ребра. И тихо спросил: Капитан, слышишь, тебя как кличут-то хоть?!
      Один из тех, что еще был в шлемах, подхватил капитана, поставил на ноги, подтолкнул за выступ, прикрывая залпами лучемета и своим телом.
      Но тот вырвался, снова вскинул бронебой- и еще два нападавших рухнули замертво.
      - Сергеем, - на выдохе, еле слышно отозвался он.
      - Держись, Серега! Держись!
      Кеша с размаху хлестанул тщедушного по щеке, потом по другой.
      - Убью! Убью, сука!
      В глазах у человечка проявились безумие и ужас. Но он ничего не слышал, он ничего не понимал.
      - Держись, Серега!
      Сквозь сатанинский треск, вопли, мат, стоны, разрывы прохрипело тихо "держусь", а может, это только послышалось Иннокентию Булыгину, рецидивисту и ветерану, измученному жизнью скитальцу русскому. И он не сдержался, занес кулак над бугристой голой, уродливой головой.
      - Сто-ой!- проверещало пронзительно сверху.
      Кеша вскинул глаза, не опуская смертельного, нависшего над жертвой стального кулака.
      - Стой!!!
      С витой огромной лестницы кубарем скатывался облезлый обгорелый, изодранный оборотень Хар.
      На него было страшно смотреть - эту несчастную и без того нелепую "зангезейскую борзую" будто били-молотили два часа кряду, потом облили смолой, вываляли в пуху и перьях, вымочили в кислоте, выдрали все, что можно выдрать и пинками вышвырнули сюда, на лестницу.
      Хар, скуля, повизгивая, поджимая поврежденную лапу, подскочил к полубезумному тщедушно-жалкому директору Видеоинформа, скорчившемуся в утробной позе на своем всемогущем кресле, отпихнул грубо и нагло Кешу, сдавил в лохмато-драно-облезлых лапах бугристый череп, заглянул зверино-диким, неразумным, но пугающе-понятливым взглядом в.
      выпученные глаза, облизнулся дрожащим лиловым языком, роняя липкую желтую слюну и тихо-тихо протяжно и надсадно заскулил.
      -Э-эх, мать твою!- застонал в бессилии Кеша.- Падлы! Па-адды!!!
      Там, за экраном уже только двое держались на ногах.
      Капитан Серега лежал на боку, выставив вперед кровавый обрубок, и палил без передыху из подобранного, нештатного бронебоя. В дальнем конце зала грохотал, гремел траками малый охранный бронеход. Вытащили, сволочи!
      Это конец! Их там тыщи полторы, да плюс эти мастодонты! да гравитационные орудия! эх, мать твою! погибают парни! не будет подмоги!
      где ж другой капитан?
      - Где второе отделение?! - закричал Кеша. - Где?!
      - Идет, - отозвался Серега, - идут на выручку, три переборки осталось, только три... получай, гадина! - Граната тройного боя полетела в скопление охранников, не андроидов, живых. Разметала по стенам и полу. - Ничего, дождемся! Всего три переборки! У них связь подавлена... только нас слышит, один... один!
      Море огня полыхнуло по экрану. Кеша зажмурился.
      Все! Конец! Крышка! Но когда он открыл глаза - битва продолжалась, они отползали, они волокли друг друга, не бросая, не паникуя, не сдаваясь.
      Эх, жизнь стерва! Надо быть там! Только там! А он здесь прохлаждается!
      Кеша в сердцах со всего маху ударил по собственным бронированным коленям стальными кулаками. Он был в отчаянии.
      А оборотень колдовал над директором.
      Время шло на секунды, на доли секунд.
      - Все! - выдохнул Хар. И отпрянул.
      И почти сразу человечек открыл свои глаза. В них уже не было безумия.
      Но в них застыл холод, нечеловеческий холод.
      - Где я? - спросил он.
      - На своем месте, - спокойно и даже ласково ответил Хар. - Вы сейчас на своем рабочем месте. Вы управляете учебными маневрами по отработке всех систем защиты Космоцентра.
      - Да-а? - вяло поинтересовался директор, и слюна потекла из его полуоткрытого рта.
      - Да! - заверил сомневающегося Хар. - Маневры закончены. И сейчас вы воспользуетесь своим правом остановить персонал. Повторяйте за мной."
      - Вот это да, мать честная, - удивленно выдавил из себя Кеша.
      - Повторяю, - механически процедил директор. И тут же голос его изменился, стал властным: - Код Семьсемнадцать. Особое положение.
      Беспрекословное подчинеиие. Передаю приказ! Немедленно прекратить маневры.
      Сложить оружие. Занять базовые места! Повторяю!
      Занять базовые места!
      Лицо тщедушного вдруг исказила дикая, нечеловеческая гримаса, голос стал визгливым, чужим:
      - Группа неизвестных уничтожает все! Это не маневры! Они пробиваются в центральный зал... вы что там, с ума сошли!
      Кеша испуганно воззрился на Хара. Но тот только кивнул еле заметно.
      - Все в порядке, он повторяет то, что слышит из шара. А сейчас мы начнем видеть, сейчас!
      Вспыхнул еще один экран на стене. И открылась взорам рубка управления охраной. Какой-то крепкий и усатый тип в полускафе кричал, брызжа слюной, доказывал... это его голосом вещал директор секунду назад.
      Хар склонился над бугристой головой.
      И человечек заговорил:
      - За невыполнение приказа при действии Особого положения в Космоцентре генерал-полковник Цаидер приговорен к расстрелу. Командиром охраны назначается... Исполняйте!
      Двое парней в литых скафах, стоящие за спиной у усатого, подхватили его под руки, швырнули к стене... выстрел был еле слышным, плотное тело сползло на пол, замерло, содрогнувшись в посмертной конвульсии. Все.
      Как все быстро решается!
      - Приказ принят! - доложил новый командир. - Все отводятся на базовые позиции!
      Кеша видел своими глазами, как в центровом прямо на стене ребристой разрослось вдруг черное пятно, расползлось, разорвалось. И из огромной дыры с рваными краями выскочило в зал шестеро бойцов-"альфы". Только шестеро из всего второго отделения. Они слаженным залпом смели с пути преграду из двух дюжин андроидов, один бросился к окруженным, другие заняли круговую оборону. На них было страшно смотреть: все без шлемов, черные, изодранные, в искореженных, пробитых скафах, в кровище. Но они и не собирались сдаваться. Они готовились к последнему бою, к главному бою!
      -Все! Ребятки, все!- зарыдал по внутренней Кеша. - Вы их сломили! Они сдаются. Они отходят!
      И впрямь было видно, как живые охранники и андроиды, бросают сигмаметы, лучеметы, бронебои, паралиэаторы и идут, помогая друг другу, к боковым люкам. Побоище закончилось. Космоцентр Видеоинформа был захвачен - не бывалое прежде случилось.
      Кеша, внезапно обессиливший и изнеможенный, сел прямо на пол. Слезы одна за другой выкатывались из его воспаленных глаз, губы тряслись.
      - Все в полном порядке, не надо беспокоиться, - доложил ему оборотень Хар, - этот человек будет исполнять все, что мы ему прикажем... что ты прикажешь! Ни одна из энергосистем, систем связи и коммуникаций не будет отключена. Ты слышишь меня?!
      Кеша ни черта не слышал.
      Он настойчиво бубнил по внутренней: "Серега! Серега! Серега..."
      Но никто не откликался.
      Удар под ребра пробудил Ивана. И почему его все время бьют по ребрам, да еще ногами?! Обнаглели! Он открыл глаза... странно, в камере сменили обивку? вместо серого синтокона желтый старинный паркет, нет, это не обивка, это натуральный паркет, но зачем они это сделали?! Он ничего не мог понять, но не спешил перевернуться, встать - кто знал, что его ожидает, лучше еще немного попритворяться лежащим без сознания. Но что тут вообще происходит?
      Нет! Он же не в камере, не в психушке! Он давно выбрался! Перед глазами как живое встало багряное лицо, кабанья рожа, перекошенная ненавистью и злорадством.
      Неужели это было? Было! И он выжил! Он успел сделать последний выдох в превращатель! А вот он и сам, в кулаке!
      Иван поднял голову, повернул ее.
      И увидел наставленное прямо в лицо дуло лучемета.
      Чуть выше маячило хмурое и серое лицо Глеба Сизова.
      На нем медленно проступало недоумение.
      - Ива-ан?! - в полнейшей растерянности вопросил наконец Глеб. - Откуда ты здесь?!
      - Откуда, - грубо ответил Иван. И отпихнул ствол лучемета.
      Поднялся. Сел на стул, выдохнул с усилием. Голова еще кружилась. В ногах явно ощущалась слабость. Он вернулся с того света, а его еще допрашивают.
      - Не дури! - вдруг озлобился Глеб, передернул нервно плечами. - И отвечай, когда спрашивают, я на службе, а не на посиделках и здесь тебе не клубная баня, а Кремль, понял? Говори быстро - откуда ты взялся тут, как проник, зачем?!
      -Понял, Глебушка, понял,- улыбнулся Иван,- дружба дружбой, а служба службой. Сам такой. - Он заглянул Сизову в глаза и вдруг спросил в лоб, наотмашь: - А ты и впрямь не догадываешься, откуда я тут взялся?!
      - Нет, не догадываюсь, - не очень уверенно протянул Глеб. Но лучемет все же опустил.
      Он давно знал Ивана, еще до Гадры. А главное, он знал, что Иван не пойдет на подлость, не пойдет на нечистое и недоброе дело, скорее умрет, под петлю или под пулю встанет. Двенадцать лет назад Глеб Сизов сменил Ивана на Гадре. Тот уже сел в капсулу, вышел на орбиту и приготовился к заслуженному, как говорится, отдыху, когда от Глеба пришел сигнал, незапланированный, нештатный, внезапный... это было даже не сигналом, а каким-то внезапно оборвавшимся криком. По инструкции Иван должен был доложить на базу и преспокойненько отправляться на перевалочный пункт, а то и прямиком на Землю, только б горючего хватило. Но он вернулся вернулся на пустое место: ни Глеба на заставе, ни его шестерых спецназовцев не было, от десантного бота и след простыл, два бронехода лежали раскуроченные, будто их разорвало изнутри. Иван чуть с ума не сошел от необъяснимости всего случившегося. Звероноиды могли запросто уволочь кого-то из семерых в свои пурпурные джунгли, могли сожрать двоих-троих, но они никогда бы не справились с бронеходами и ботом. Иван, конечно, сразу дал аварийный на базу. Но сидеть сложа руки он не мог.
      И тогда явилась одна-единственная и потому верная мысль. Они в утробе!
      Вторгаться в утробы живых деревьев, в которых рождались, жили и умирали звероноиды, аборигены чертовой планеты Гадра, категорически запрещалось, можно было нарушить весь ход развития этого полуразумного сообщества, вызвать необратимые последствия. Но Ивану было плевать на все рассуждения умников, киснущих в своих кабинетах и пытающихся учить весь остальной мир, он просто разогнался на своем боте и врезался в поверхностный слой почвы, раздирая в ошметки лианы и дышащие стволы, он пробился в утробу в полутора километрах от заставы. И не ошибся. Это уже давненько была не "утроба"
      как таковая, звероноидов оттуда вывели и вычистили, все ходы-выходы закрыли...
      и кто же?! Иван своим собственным глазам не поверил, когда увидал пять вертикальных и семь горизонтальных гиперторроидов, попросту говоря, Д-статоров неземного производства. У них под носом свили осиное гнездо чужаки. Они устроили на Гадре свою перевалочную базу!
      Три "бублика" Иван уничтожил одним залпом бортовых пушек, четвертый сжег из сигма-пушки. И тут его самого зацепили. Он летел из бота, вышвырнутый микрокатапультой, как камень из пращи с одним только лучеметом за спиной и двумя парализаторами по бокам. Но он нс погиб. Он успел найти Глеба с его парнями. Они лежали в свинцовых саркофагах, подготовленные для переброса неизвестно куда, может, в иную галактику или в саму преисподнюю.
      Он их вытащил оттуда, привел в чувство...
      И тут из "бубликов" полезли рогатые четвероноги. У них и впрямь не было рук, одни ноги, так казалось с первого взгляда, но они ловко управлялись со всеми делами огромными, гибкими, буйволиными на вид рогами с сотнями присосок и усиков. Это были какие-то чудища. Но разумные и жестокие чудища. С такими не стоило канителиться. Иван раздал парализаторы, вскинул лучемет... и началось такое, что они чудом не попали на тот свет.
      Они были обречены, и только безумная смелость, переходящая в наглость, спасла их. Не зная ни принципа действия, ни способов управления шестилапыми самоходами пришельцев, они захватили две машины, одну сломали сразу, но вторая оказалась послушней - как они давили и молотили этих тварей! Тогда и сам Иван, и Глеб, и остальные парни поняли впервые по-настоящему, что такое стоять к плечу плечом и не давать в обиду браткадесантника. Из торроидов лезли все новые полчища рогатых, сил уже не было. И тогда они пробили запоры, заслоны и ушли по утробе в пурпурные джунгли... Ивана лишили отпуска, месяц продержали за произвол на гаупвахте. А потом оставили на заставе на год, в наказание.
      Это был адский "год". Из центра и с базы шли команды и распоряжения даже пальцем не трогать новый вид гуманоидов, изучать, наблюдать за ними со стороны до прибытия особой комиссии. Комиссия все не прибывала, а рогатые четвероногие "гуманоиды" изо дня в день штурмовали заставу.
      Года не прошло, а через четыре недели всех их, еле живых, изможденных и полубезумных, не отступивших ни на шаг, не давших в обиду себя, сняли с заставы... и вовремя, в патронниках каждого из восьмерых оставалась по одной пуле, для себя, зарядники лучеметов и бронебоев были пусты. Они не верили, что выжили в этом аду. Но это было давно.
      А теперь Глеб Сизов, постаревший и посмурневший, с недоверием и удивлением глядел на Ивана.
      - Да я это, я! Тебе не мерещится! - Иван растянул рот в улыбке.
      - Мои люди охраняют это здание, этот кабинет! Ты не мог сюда пройти!
      Иван понял, что надо выкладывать все начистоту. И он выложил. Потом добавил:
      - Неужто ты впрямь поверил, что сам этот старый хрен, правивший нами от имени народа, вспомнил про Русь-матушку?! Не будь наивным, Глеб! Это был я, Я-вызвал тебя по правительственной связи. Я дал тебе приказ сменить охрану, а до того именно я усыпил охранников вот этой штучкой! - Он вытащил Кристалл, помахал им под носом у Глеба. - А как мы с тобой раскалывали комитетчика и министра обороны?! Как мою Светлану послали с твоими парнями чистить гадюшник, ты помнишь?!
      Сизов качал головой.
      - Не может быть. Ты просто сидел где-то здесь и подслушивал. Точно!
      Ты, небось, сам работал в охране, втихаря! Поэтому ты и знаешь все, ну-у, Иван...
      -А Света?!
      - Никакой Светы нет, я помню твою жену, у меня хорошая память. Но она погибла давным-давно!
      - Не погибла, Глеб! Я вытащил ее из Осевого. Ты же видел ее! Она сидела вот на этом стуле! - Иван указал пальцем. - Вот здесь.
      - Тут сидела... какая-то, сидела. Но из мертвых, Иван, не воскресают.
      Я не верю тебе! Всегда верил, а теперь не верю.
      Драгоценное время шло, истекало решающими минутами и секундами, а они стояли, упершись лбами в этом великолепном и строгом кабинете. Иван горько улыбался. Стоило ли тогда выживать, может, лучше было сдохнуть в старом и кособоком теле. Горько, когда тебя не признают твои старые друзья, тяжко и больно, когда они не верят тебе. Но он бы и сам ни за что не поверил никому, даже самому близкому другу в эдакой ситуации, ведь Глеб никогда не видал превращателя. Надо показать ему!
      - Гляди! - Иван вытащил яйцо, приставил к горлу, нажал - и стал медленно превращаться в двойника Глеба Сизова, такого же мрачного и усталого генерала в корпусной полевой форме.
      Глеб помотал головой, проморгался.
      - Бред какой-то... гипноз, наверное? - сказал он невнятно, с сомнением.
      - Никакого бреда и никакого гипноза!
      Иван сдавил яйцо губами и снова стал самим собою.
      Потом развел руками, поглядел Глебу в глаза.
      - Я понимаю тебя, ты генерал, я полковник... трудно подчиняться младшему по званию, гордыня не дает. Но такой расклад, Глеб! Ты не испугался, один из немногих, ты встал сейчас за Россию. Потому что видел, потому что накипело, потому что больше не мог смотреть безучастно, как уничтожают Державу, разоружают, губят, изводят эти сволочи, эти иуды подлые! Но я видел больше, намного больше! И знаю я больше! Нет, я не работал в здешней охранке, я пришел сюда, чтобы сломать ей хребет, и предателям этим сломать хребет... а через час подойдет "Летний гром".
      Ты помнишь?! И они нам сломают хребты.
      - Сюда летит Семибратов!
      - Еще бы! Я сам его вызвал! - в упор выкрикнул Иван. И добавил тише: А знаешь, где настоящий Правитель, где этот выродок?!
      - Где?
      - В спецпсихушке под Лубянкой!
      - Я могу проверить, Иван, и тогда тебе...
      - Проверяй. Только быстро!
      Сизов вызвал по внутренней двоих в пятнистых бушлатах. Они понимали все с полуслова.
      - Доставить немедленно!
      Иван вздохнул. Отвернулся. И пошел к креслу у резного стола, к выдвинутой сфере правительственной связи.
      - Стоять!
      Голос Глеба был словно из литого металла. Иван ощутил холодок меж лопаток, туда, именно туда ударит тонкий луч, если он сдвинется еще на шаг. Глеб крутой малый, с ним шутки плохи. Но и верней, надежней его нет.
      Иван вернулся к дивану, развалился. Только теперь до него дошло, что связь все равно бы не сработала, ведь он теперь пребывал в своем собственном теле. А на него сенсодатчики мыслеуправления не сработали бы, никаких сомнений. Эх, нет добра без худа!
      - Ты давно учуял измену, здесь, в Кремле? - спросил он неожиданно у Глеба.
      -Это было странное ощущение,- откровенно признался тот, - я не смог бы ничего доказать, я просто знал, что делается все не так, я не находил себе места эти годы. И когда Правитель вызвал меня... - он запнулся, поглядел на Ивана,- я понял, вот он, пришел час!
      - Ты все правильно понял, Глеб!
      Дверь в кабинет распахнулась и один из двоих в бушлатах впихнул внутрь... Ивана. Это был именно Иван, Правитель-Иван. Глеб Сизов снова замотал головой. Он не спал уже две ночи, но это ерунда, раньше он, бывало, и по месяцу не спал, дремал на ходу, на бегу, но видения не мучили его, а тут...
      - Вы за все ответите по закону! - закричал ни с того ни с сего двойник Ивана. - Это терроризм! Это бандитизм! Да как вы смели!
      - Смели, молодой человек! - Иван быстро подошел к своему двойнику, ухватил его крепкой рукой за загривок, сунул к губам превращатель.
      Правитель-Иван был столь же силен, как и он сам, но у него не было такой воли, у него не было навыков и умения владеть таким телом, и он был бесконечно слаб перед Иваном подлинным.
      - Вы ответите... - выдохнул он визгливо.
      И стал ссыхаться, уменьшаться, сморщиваться, перекашиваться, зеленеть... через минуту рядом с Иваном стоял взлохмаченный и жалкий, кривобокий и сухорукий Правитель - иуда, подлец и выродок.
      - Ну, теперь ты веришь мне?!
      Иван швырнул Правителя на ковер. Тот упал и застонал, запричитал, забыв про все угрозы свои, про закон и ответственность, "террористов" и "бандитов". Правитель был жалок, мерзок и смешон. Иван бросил на него мимолетный взгляд, и передернулся - будто не Правитель, бывший Правитель Великой России скорчился на зеленовато-пожухлом ворсе, а омерзительный и гадкий крысеныш из преисподней Авварон Зурр бан-Тург, подлец и негодяй...
      Нет, это только показалось, только показалось.
      - Теперь я верю тебе!
      Глеб широко и открыто улыбнулся своей детской, простодушной улыбкой.
      Подошел вплотную, крепко сдавил Ивана в объятиях, прижался небритой щекой к Ивановой щеке, вздрогнул... и сдавил еще сильнее.
      Потом вдруг отпрянул, ткнул кулаком Ивану в широкую грудь и выдавил обиженно сквозь улыбку:
      - Вот, черт, не мог предупредить заранее, всегда ты так!
      Не было на Земле "золотого века", не было райских кущ и эдемов, молочных рек и кисельных берегов. Тяжко и кроваво ползла по трупам людским мачеха История. Хроники и мемуары пишут выжившие, победившие, уцелевшие...
      и потому прошлое смотрится не столь уж и печальным, даже приветливо-добрым, светлым и теплым. Эх, если бы летописи вели погибшие и растерзанные, если бы воспоминания писали замученные и истребленные миллионы, сотни миллионов, миллиарды невыживших! Если бы мы их глазами увидели океаны крови, пепелища, ликующие рожи убийц, занесенные над ними мечи и палицы, направленные в их груди стволы, если бы услышали их ушами предсмертные вопли, визги, хрипы, зная, что через минуту, секунду, миг будем сами хрипеть, умирая, покидая навсегда этот страшный и жестокий мир! Никогда бы не родились легенды о "золотых временах". Мачеха История, убивая слабых и неудачливых, растерявшихся и замешкавшихся, идет рука об руку с сильными, беспощадными, нахрапистыми и жестокими победителями. И они платят ей за это льстивыми и выспренними словесами хроник, летописей и воспоминаний. Не было на Земле "золотого века". Не было. Нет. И не будет. Ибо порождено человечество Богом- началом здоровым и созидающим. А погублено дьяволом - силами гниения, вырождения и разрушения. В адскую пропасть катится род людской, не желая оглянуться в падении, задуматься, раскаяться и вернуться к Богу. Обречен род людской. И потому тешит себя в смертном угаре баснями о былых "добрых временах" и грядущих "кущах райских". В дурмане дьявольском пребывает, подобно охмуренному зельями наркотическими или потерявшему разум. И нет спасения!
      Заложено Богом было от века - не пускать в мир сей порченных дьяволом, гниющих телесно и духовно с рождения, родившихся выродившимися. Забирал их Бог к себе, не давая умножать зло и спасая души их. Но пошел человек против Бога, науськиваемый дьяволом, и против Воли Всевышней, против самой природы естества своего, в гордыню превеликую впав, обрел безумство выхаживать не допущенных к долгой жизни, не допущенных к продлению рода выхаживать вырождающихся. И умножилось число их, и стали порождать они подобных себе-и пришел в мир земной дьявол вырождения, и воцарился над миром этим князем. И обрели вырождающиеся и несущие гниение в мир силы большие, чем здоровые, ибо цепче цеплялись за жизнь, за место в ней, ибо вся жизнь их была не созиданием и творением, а свирепой и нещадной борьбой за выживание среди чуждых им, и стали сильнее их, приспособленной, хитрее, злее, мстительней, злобней - на их плечах вполз владыка мира разрушения и смерти в мир живых, их руками и их нечистой волей установил в мире этом законы свои. И встали выродившиеся над невыродившимися, нечистые над чистыми, выгнившие изнутри над сохранившими душу, черные над светлыми, проклятые над благословенными. И пришло время извергов. И тщетно мучили себя вопросами созданные по Образу и Подобию, искали ответов на неустроение свое, на горе, раздоры, смерти, несправедливости и боли тщетно, ибо не ведали, что рожденные под Богом, оказались во власти извергов-выродков, слуг дьявола, царствующих в мире этом. Все смешалось под небесами земными и в черных пропастях Вселенной.
      Все помутилось в пресветлом царстве, задуманном пресветлым, но изначально погружающемся во мрак адский. И повсюду был враг рода людского - и извне, и внутри его, в самом нем, ибо идущий против Бога оказывается в лапах дьявола, каждый получает по делам своим. И пытались немногие и отчаянные в кровавом месиве мачехи Истории подать голос, образумить гибнущее человечество, пресечь вырождение, окоротить извергов-выродков, очистить род вырождающийся... но страшна их участь была и гибельна, ибо под Богом они шли открыто и честно, говоря одну правду святую, взывая к совести, чести, разуму. Но били их подло, чернили, клеветали на них, убивали из-за угла, губили чужими руками братьев их, бросали их в черное болото беспамятства или мазали дегтем обильно и гнусно.
      Беспощадны есть выродки! Беспощаден и подл князь мира сего! Ненавидимо им и ими все живое, здоровое, творящее. Но особо ненавистен силам зла видящий их, не пребывающий в их черном дурмане, ненавистен посланец Бога на земле. Исполчаются на такого всеми легионами своими, тьмами извергов. И обречены благословенные изначально пред незримо-лютыми силами. Неравен бой.
      Но покуда есть они во Вселенной - есть надежда у рода людского, ибо верят верящие, что придет пора и вложит Господь Бог в десницу благословенных Свой Карающий Меч!
      Наследный император Умаганги, беглый каторжник-рецидивист карлик Цай ван Дау, прежде чем наткнуться на незримую стену, вытянул вперед свою руку, трехпалую и уродливую, будто узрел энергетический барьер. Пальцы остудило и обожгло одновременно. Хрустальный лед! Он сразу вспомнил проклятую Гиргею и этот сатанинский, иновселенский хрустальный лед - толщи непонятных, коварных полей, переплетения прозрачных силовых линий... Будто и не покидал планеты-каторги! А может, и впрямь не покидал?
      Острая привычная боль пронзила виски, молотом ударила в лоб, выдавив из незаживающей раны каплю черной холодной крови. Цай скривился, сморщился, застонал. Защитные поля всегда плохо на него действовали. Да и, собственно, проверка эта пустая, ненужная, он знал и без нее, что шестиметровый бронезабор окружен энергетическими барьерами. И черт с ним! Никто и не собирается лезть через забор, все заборы на свете существуют только для идиотов и тупарей. Они проникнут в форт иным путем.
      Цай уныло побрел вдоль незримой стены. Он был одинок и беззащитен. Над его головой в черной пустоте не висела собственная капсула, не хранила от неожиданностей - он не миллиардер Дил Бронкс, он беглец, жертва, за ним охотятся со всех сторон... и когда-нибудь его обязательно настигнут. Да, настигнут и заставят держать ответ. Он больше не выдержит пыток! У карлика Цая ван Дау был свой расчет идти по рисковой тропке рука об руку с Иваном.
      Он пришел к русскому сознательно. Вместе с ним он или победит - и тогда станет недосягаемым для всех этих паучьих синдикатов и прочих гипербанд, недоступен для спецслужб земных и вселенских, - или проиграет, ничего не потеряв, все одно - преступлений за ним столько, что с лихвой хватит на десятерых висельников.
      Только вчера Цай перерезал глотку третьему серому стражу Синдиката.
      Они разыскали его и здесь. Еще бы не разыскать! Но они не собирались "мочить" строптивого беглеца, если б собирались - давно бы спровадили на тот свет. Значит, он им все еще нужен. А может, они позапу-тались совсем, и немудрено, такой кавардак по всему миру, все будто белены объелись...
      позавчера семеро бандюг, из амнистированных, прямо в центре пригорода, в скверике Процветания и Свободы, распяли двух копов вверх ногами на одном корявом дубе - зевак собралось тыщи с полторы - галдели, хихикали, визжали, советы давали, какая-то бабка в минишортах и фиолетовой майке зароптала было, так ее саму чуть не придавили. Цай стоял за поникшей осиной и дрожал.
      В те минуты ему хотелось обратно, на Гиргею.
      Чертова Исполнительная Комиссия! Не обойдешь ее, не объедешь! Цай завидовал Гугу Хлодрику и Кеше. Да только ведь не поменяешься уже ролями и местами. Теперь вся надежда на Хука Образину и красавчика Арма-на, если они не оплошают и не дрогнут, вызовут огонь на себя, никакая бронированная стена хоть до небес, никакие силовые поля не спасут эту проклятую Комиссию!
      Цай провел рукой по груди - черный кубик был на месте, в потайном кармашке, это хорошо. Бронксова десятка уже торчит в сверхзвуковых безынерционных бронехо-дах, они не подведут. Но почему...
      Цай ван Дау отошел к деревьям, подальше от стены, уселся в траву и щелкнул черным птичьим коготком по браслету инфоблока, навел бесцветный пучок на ближайший куст. Изображение получилось каким-то непривычным, расплывчатым и дрожащим. Косматый и нагловатый информатор в желтом, балахоне с красным бантом на плече вещал осипшим тенорком и суетливо поводил глазками, будто подмигивая или намекая на что-то:
      - ...два взрыва и яркая вспышка. Мы не располагаем видеоматериалами и приносим наши глубочайшие извинения почтеннейшей публике за качество передач! Впервые за сто пятнадцать лет прервана связь с Космо-центром Видеоинформа, оттуда идут по всем каналам развлекательные программы, сериалы и общеобразовательные циклы, односторонняя связь, на запросы с Земли и других планет ближайших систем ответов не поступает. Одну минуточку! - информатор прервал свой суетливый щебет, побагровел, скорчил кислую мину.
      А Цай сидел, внутренне сжавшись, все еще ожидая чего-то главного, основного. Он хорошо понимал ньюэнг-лиш, но речь информатора была насыщена новенькими и модненькими словечками, которые гасили смысл и сводили все к шуточкам да хохмочкам. Всю эту жеманную и перемигивающуюся дегенеративную сволочь давно пора было гнать из информслужб, да только ни у кого такой власти не было. Цай ждал главного. А ему вбивали в глаза и мозг гнусные рожи каких-то влиятельных негодяев, высказывающих свое мнение, потом из марева и тумана выявилось некое "официальное лицо" и попросило "почтенную публику" не волноваться, мол, все в норме и будет еще лучше. Будет!
      Непременно будет, согласился с ним по-своему карлик Цай. И опять засипел лохматый, желтый ублюдок - теперь его одутловато-моложавая бабья харя перемежалась с мутными картинками каких-то взрывов, аварий и туманов в Европе.
      - Качество чрезвычайно плохое, друзья мои, паршивое качество! Мы не может понять, что там с нашими парнями в Европе, или они разучились вести репортажи, мать их! Но творится, прямо скажем, что-то неладное и веселенькое! - Лохматого будто смело очередной вспышкой, изображение стало еще хуже - что-то клубилось, накатывало, клокотало в мареве и мраке, прорежи-ваясь желтыми молниями и разрывами. У Цая остро и нестерпимо защемило сердце - это Гуг! неужели началось?! но сигнал? где же сигнал, его не было!
      Прямо над головой, метрах в двадцати с ревом пронеслась шестерка полицейских дисколетов. Такого раньше не бывало. Они действуют по особому режиму. Это начало! И это конец! Цая затряую крупной рваной дрожью. Где же Дил? Он уже хотел включить внутреннюю связь.
      Но на фоне беспечных зеленых кустов вновь расцвела харя информатора.
      Она была еще гнуснее и гаже чем прежде.
      - Мы только что получили сообщение из России! - чуть не визжал выродок. - Это невероятно! На подступах к Москве, всего в семи километрах от города неожиданно вернувшейся с Дериза особой гвардейской бригадой...
      э-э, Семибратова, черт бы побрал эти русские имена...
      -Тебя бы черт побрал, подонка! - с неожиданной злостью прошипел Цай. И потянулся к ретрансу.
      - ...бригадой Семибратова уничтожена спецдивизия "Летний гром"! Это невозможно! Русские опять сошли с ума! Десять тысяч отборных бойцов-суперменов! Цвет Русской армии! Полторы тысячи бронеходов типа "черный смерч"! Восемьсот внепространственных батарей подавления "ураган-211"! Сорок восемь боевых армейских капсул на орбите! Две тысячи сигма-штурмовиков! Это мощь, способная сокрушить целую галактику! И она уничтожена в считанные минуты! я ничего не понимаю-смотрите!
      Харя исчезла и на ее месте посреди бескрайнего серого поля черными дырами застыли восемь обожженных, залитых расплавленной броней котлованов.
      Цай не выдержал, отвернулся. Теперь он все понимал, оставалось лишь выполнить то, что надлежало выполнить по программе. Но еще немного, еще хоть чуть-чуть, он все ждал.
      А желто-лохматый таращил свои воровато-подмигивающие глазища и вещал:
      - Но главный вопрос - зачем спецдивизия министерства обороны выдвинулась на Москву? Зачем она шла на столицу?! Мы даем связь с Пентагоном... одну минуточку. Вы готовы, сэр?
      - Да, это очевидно! - изможденно худой тип в фуражке дергал кадыком. Это переворот. Или удавшийся. Или неудавшийся и подавленный. Силы обороны Мирового Сообщества приведены в полную боеготовность и вам всем нечего опасаться, мы выполним с честью свой воинский долг. Нас больше беспокоит обстановка в Европе. Нарушена связь. И мы не можем понять, чем там заняты наши коллеги?! Если это очередные, не согласованные с нами маневры.., тип замялся, снова задергал кадыком. Потом неожиданно и прямо, по-солдатски рубанул: - Нам опять втрое урезали ассигнования! Армия разваливается! И с нас еще чего-то спрашивают?!
      Он тут же исчез. И снова засуетился, замельтешил желтый выродок.
      Ну хватит! Цай отключил инфоблок. Все ясно. Но почему молчит Иван?! И почему он обо всем узнает из вторых рук, от этих ублюдков. Где Дил Бронкс?!
      - Дил! - закричал он по внутренней. - Ты слышишь меня?!
      - Слышу, - надменно отозвался довольный Бронкс. Он явно обо всем давно знал, но тешил свое самолюбие, ждал, пока его попросят.
      - Ты готов?!
      - А ты разве не видал шестерку в небе?
      - Полиция?!
      - Это мои ребятки! Остальные пошли на бронеходах. Еще двенадцать по черным нитям. Теперь дело за нами. Не робеешь?!
      - Но сигнала не было!
      - И не будет. Начинай!
      Дил Бронкс отключился. Да и что он мог еще сказать, все давным-давно было сказано-пересказано, теперь пришла пора дело делать. Рука с черным ледяным кубиком вздрогнула. Сейчас! Еще миг! Еще один только миг, предчувствие не должно обмануть.
      И прорвало! Будто черный, незримый заслон в мозгу прорвало:
      - ...чишь?! Почему молчишь?!
      - Есть связь! - выдохнул Цай. - Я слышу! Иван!!! Голос у Ивана был усталый, хриплый и тихий.
      - Начинай, Цай! Мы сорвали план! Начинай немедленно! Все объяснения потом!
      - Погоди! Один миг! Где Кеша?! Где Гуг?! - выпалил карлик на одном дыхании.
      - Кеша взял Космоцентр. Он наш! Гуг в мясорубке. Не тяни! С Богом!
      Цай хотел спросить про "Летний гром" и про Семиб-ратова, но Иван уже вырубился. Да, со связью что-то случилось не только у служб информа и Пентагона. Ну да ладно! Ну да плевать!
      Он разжал ладонь перед самыми глазами - ретранс был весь в черной холодной крови, в его крови, он и не заметил, как поранил руку. Теперь все чувства, все сомнения и нежности долой! Теперь только точный расчет и спокойствие. И да помогут ему все силы Вселенной и Невселенной! Да, даже довзрывники, если он им еще интересен! Он не имеет права промахнуться! Не имеет!
      Туда! В самый центр!! В мозг Мозга!!!
      Его швырнуло в мрак, перевернуло, ударило о нечто невидимое, и еще раз! и еще! там были барьеры даже для ретранса! но он прошибал их! прошибал своим кодированным, сжатым в пучок дельта-частиц телом. Он не терял сознания... или это только казалось, он ничего не понимал, ничего не видел, ничего не слышал. Он пришел в себя, сильно ударившись о чью-то голову, ударившись затылком. И только потом Цай обрел зрение и слух. Даже не обернувшись, он вонзил сигма-скальпель в сидящего, почувствовал как обмякло тело - и тогда он привстал, дал телу сползти на пол. Но не посмотрел на него. Жаль, конечно, парня, он просто дежурил на своем посту - на самом ответственном и важном посту в Западном полушарии, но ничего не поделаешь, он сидел именно в том кресле, в котором должен был сидеть сейчас наследный император и беглый каторжник, сидеть во имя спасения всего человечества и самого себя.
      - Попал! - прошептал Цай, еще не до конца поверив в случившееся.
      Кресло, в котором он замер недвижной мумией, стояло в шарообразной крохотной ячейке с плоским, ребристым, не предназначенным для ходьбы полом.
      Труп человека в сиреневом комбинезоне занимал половину этого пола. Ни дверей, ни люков не было видно. Зато прямо сверху спускалась огромная, матово-черная сфера, мыс-лесфера. Она блокирована, тут и гадать нечего. Но Цай и не такие секреты разгадывал, он не сомневался в себе. Главное, чтобы Хук с Арманом не оплошали, да Дил Бронкс не подвел... да чтоб смена этому паршишке не заявилась, когда она должна быть, ведь не сидит же он здесь сутками?
      Цай думал о множестве вещей. Но одновременно его нечеловеческий мозг делал свое дело - проникал в тайну тайн самого ядра Исполнительной Комиссии. Чудовищного Монстра, обитавшего на Западном Полушарии и почти в половине освоенной Вселенной, можно было взять только изнутри, рубить головы снаружи этому исполинскому тысячеглавому Змею было бесполезно.
      - Мы с тобой преступники, Иван, - устало выдавил Глеб Сизов и сдавил виски своими огромными, жилистыми ручищами.
      - Знаю, - тихо согласился Иван. Он сидел прямо на столе, свесив ноги, уставившись глазами в одну точку на зеленом ковре.
      - Десять тысяч наших... наших парней! Нам никогда не простят этого.
      Никогда! Я сам себе не прошу! - Глеб заскрежетал зубами в бессилии.
      - У нас не было выбора. Они шли на Москву!
      - Все равно!
      Иван понимал, что спорить бесполезно. Уничтожать спецдивизию нельзя было. И не уничтожать, когда она получила приказ, тоже нельзя. Такие соединения выполняют приказ. Или погибают. Там не разбираются, кто прав, а кто виноват. И из-за этого муторней вдвойне. Тысячи русских парней! И всех восемью ударами. Одним бригадным залпом. Они и думать не могли, что свое же, российское соединение, такие же по сути братки, обрушатся сверху, с чистого русского неба... точнее, с околоземных высот. Они даже не выставили гиперзащиты! От кого?! И все до единого полегли. Прав Глеб, ох как прав. Но и он, Иван, тоже прав. Их надо было остановить. Они не выполнили его, Правителя, приказа, они отказались от переговоров - через час-полтора после выступления они бы вырезали, выбили, вытравили и выжгли всех из Кремля, не разбирая, кто за кого, они бы превратили в неживую пустыню весь Китай-город и половину Белого города, а в случае сильного отпора они просто-напросто разнесли бы по камушкам, в пыль и сам Кремль с его соборами и дворцами, с колокольнями и звонницами, с золотыми куполами и величавыми двуглавыми орлами. Иван прекрасно знал, что такое придворная, привилегированная беспощадная и нерассуждающая спецдивизия "Летний гром". Нет, он не преступник! Он воин! И встал на путь войны он не за себя. На этом пути надо побеждать. Или умирать. Прожигая мирную и успокаивающую зелень ковра полыхнуло вдруг перед глазами его золото доспехов, будто в малой хрусталинке отразилось все небесное воинство. И погасло разом.
      Иван отвел глаза. Встряхнул головой. Посмотрел на Правителя подлинного, избранного много-много лет назад, целую эпоху, - того привязали для надежности к одному из кресел, и он обмяк, растеряД всю свою надменность, сник, а теперь и вовсе провалился в забытье и тихо посапывал.
      Пускай спит, еще пригодится.
      Иван встал. Подошел ближе к Глебу.
      - Ну, хватит нюни распускать, - сказал тихо, с нажимом.
      Сизов отвернулся.
      И тут же запульсировало желтым со стены, прямо над панелью. Иван кивнул - экран внешней связи включился трехметровым зеркалом. Разгоряченная и растрепанная Светлана глядела прямо в глаза.
      - Ты слышишь меня?!
      - Да, - ответил Иван. Он уже и позабыл, что послал ее в комитет, столько прошло времени.
      -Тут все в порядке, - быстро затараторила она, - семерых положили на месте, двести шестнадцать в приемники на обработку... а остальные нас ждали, давно ждали.
      - Ждали и молчали, - просипел Иван, - вот всегда так у нас в России.
      - Ты о чем? - не поняла или не расслышала Светлана.
      - Да так, - оборвал ее Иван. - Дай мне нового председателя!
      Светлана скривила губы, но исчезла с экрана. И тут же на нем высветилось округлое и спокойное лицо Игоря Рогова, нового председателя комитета безопасности Великой России. Он был абсолютно не похож на своего брата, на Артема Рогова, который так бестолково погиб в Осевом измерении.
      Иван прервал обычный протокольный доклад-представление.
      - У нас нет времени на церемонии, - сказал он, - я вам верю и надеюсь на вас. Действовать по расписанию Особого положения, обо всех неожиданностях докладывать мне или генералу Сизову. Ясно?!
      - Так точно, - последовал уставной ответ. И тут же из-за Рогова в упор, прямо глаза в глаза, на Ивана уставилась Светлана - до нее только теперь дошло, что Иван-то в своем собственном обличий, что это его тело, его лицо, его глаза, а не старика Правителя! Она была явно ошеломлена.
      И Иван понял ее удивление, понял ее оторопь. Он еще тверже сжал губы, всмотрелся в Рогова. Тот как ни в чем не бывало смотрел на нового Правителя. Он все видел. Он все понимал. И не только понимал. Спецслужбы еще три часа назад докладывали - границы на замке, по всей стране и на внепланетарных территориях идут внезапные повальные захваты, аресты резидентуры, агентуры, обыски... Новый действовал решительно и умело, он чистил конюшни за прежнего, подобно Гераклу, а значит, второго "Летнего грома" не будет, это уже хорошо. Света права, они все видели, все знали, они ждали.
      Он одобряюще улыбнулся, чуть кивнул и заглянул обоим в глаза - как своим, близким, верным людям.
      Светлану пора бы и вернуть. Но пусть немного отвлечется, пусть поработает - после Осевого это не во вред.
      - Ну, давайте, с Богом! Рогов жестом остановил его.
      - Есть еще новость, только получили.
      - Что там?
      - Арестован комдив Сунский.
      - Кто-о-о?! - Иван от неожиданности чуть не потерял голоса.
      Глеб Сизов подскочил к экрану, вскинул руки со сжатыми кулаками, будто собираясь ударить. Только Правитель не проснулся, он, наверное, видел добрые и благие сны.
      - Командующий дивизией "Летний гром" генерал-полковник Михаил Сунский.
      Его взяли двадцать минут назад на седьмой внешней орбите.
      - Он жив?!
      - Жив и здоров, малость напуган...
      - Но ведь вся дивизия полегла, вся до последнего бойца! Вы что-то путаете! Немедленно выяснить и устранить ошибку! - Иван был взбешен.
      Но Рогов смотрел столь же спокойно. Он явно был уверен, он не ошибался.
      - Получив приказ от министра обороны...
      - Бывшего министра! - резко вставил Глеб.
      - Так точно, от бывшего министра обороны, комдив Сунский немедленно довел его до комсостава дивизии со своей добавкой: приказ безоговорочный, не подлежащий коррективам. После этого немедленно выбыл в Москву на консультацию.
      - А взяли на седьмой орбите?!
      - Да, он просто сбежал, послав свою гвардию на смерть, на неминуемую смерть, - коротко и просто пояснил Рогов. "
      - Немедленно ко мне! - приказал Иван. - Через пять минут этот гад должен быть здесь! И отключил связь.
      - Ну-у, гнида-а, - тихо протянул Глеб. - Этакого в Русской Армии еще не бывало!
      Иван положил ему руку на плечо. Он знал, что бывало всякое. Но теперь не время ворошить историю. Теперь надо быть сильным и справедливым. И быстрым. Да, он не палач. Он воин. Но именно поэтому он не имеет права прощать. Не имеет!
      - Как там со вторым слоем охраны? - поинтересовался он у Сизова.
      - Полный порядок, - доложил командир альфа-корпуса, - только четыре бойца оказали сопротивление. Их устранили. Две трети слоя отправили на отдых с дальнейшим распределением по подмосковным частям особого назначения. Парни нормальные, надежные. В Москве все тихо. Подавлено двенадцать очагов сопротивления. Уничтожен совместный батальон...
      - Ох уж эти мне совместные батальоны! - Иван не выдержал. Ему никогда не нравились игры и забавы штатских недорослей, не имевших представления о воинских делах, им только совместные учения да маневры подавай - то с общеевропейцами, то со штатниками! Забав себе ищут, рушат армию! Вот и батальоны завели... наши у них, ихние у нас, комедия! а может, и кое-что посерьезнее, наверняка серьезнее, ежели на дыбки встали!
      - Все подобные подразделения расформировать, разоружить и выслать за пределы России! - потребовал он.
      - Уже сделано, - Глеб Сизов немного обиделся, это стало заметно по его потускневшему лицу. Он профессионал, ему не надо разжевывать, Иван мог бы и потактичнее себя вести.
      - Хорошо! Что дальше?
      - Еще накрыли четыре подземных притона, в каждом до семи тысяч каких-то обормотов, я никогда не встречал подобных выродков... - тут Глеб немного растерялся.
      - Сатанисты?!
      - Похоже, они. Но вся эта мишура - только прикрытие, Иван. Там горы оружия, там аппаратура, все виды связи, там система...
      - Наши работают с ними?
      - Работают.
      - Всех, кто взят с оружием - к стенке. Остальных на рудники!
      Безжалостно! Беспощадно! Нюни не распускать! Воспитательной работой будем потом заниматься! Кто еще прибыл на Землю?
      - Четыре наших флота уже стоят за Трансплутоном. Остальные идут к Земле. Кроме системно-оборонительных. Восемь дивизионов планетарного боя заняли базы под Москвой... Все идет по Особому плану. Сбоев нет. Смещено семь командующих армиями и флотами. Трое восстановлены... не разобрались.
      Остальные под арестом. Маршал Тихоренко после смещения покончил с жизнью.
      Генералы Симанович, Зеленский и Тиго расстреляны за попытку невыполнения приказа и переход со своими соединениями под временное командование Силами Федерации...
      Иван горько усмехнулся. Предатели? Наемники?! Или тоже не разобрались?! Сейчас не имеет значения.
      - Этот еще в боксе?
      - Кто? - не понял Сизов.
      - Бывший предкомитета?
      -Да.
      Иван зажмурился. Ох, нелегко даются такие решения, нелегко. В бою и сече легче. Но он обязан это сделать. Обязан! Ради тех, кто не предал, ради России, ради всех русских, всех россиян, всех землян. Иди, и да будь благословен! Нельзя отступать. Теперь он не игрушка в чужих руках, не бродяга, не странник, теперь он воин. Пред глазами встало лицо сельского священника, тихого, скромного батюшки, погибшего по его вине - они так долго спорили в те зимние и осенние вечера, пытались убедить, переубедить друг друга, но так и не переубедили, оставаясь в одной вере и в одной мысли - единомышленниками. Он бы понял его, понял, несмотря на свою чистоту, почти святость. И они бы поняли! Они, сгоревшие в том белом, страшном пламени, сгоревшие медленно, привязанные к поручням своего же космолета, привязанные и обреченные на смерть нелюдями. Он слышал их последние слова.
      Не тогда, не в младенчестве. Он услышал их позже. Не мстить, не преумножать зла на Земле и во Вселенной, его и так много... Но сейчас они бы поняли его. И благословили. Ибо приходит час, когда зла становится столько, что оно бьет фонтаном, хлещет через край. Приходит час, когда нелюдей надо наказывать.
      Резкие слова вырвали его из полузабытья.
      - Комдив Сунский доставлен. ВвЬсти? Иван посмотрел на Глеба. И тихо, почти не разжимая губ, выдавил:
      - Нет, не надо. - Потом добавил еще тише и еще жестче: - Вывести обоих. Туда, под окна, чтобы я видел. И повесить!
      Бывшего председателя комитета, поникшего, измученного и бледного, выволокли из кабинета. Охрана и бойцы спецкорпуса уже давно поняли, что приказы здесь не обсуждаются, что это война, что мирные времена давно прошли... и будут ли когда-нибудь вновь?
      Глеб Сизов бросился к Ивану. Подбородок у него подрагивал.
      - Должен быть суд, трибунал. Ты не имеешь права, Иван! - зашептал он с болью и надрывом.
      - Имею! Мы теперь с тобой и суд, и трибунал. Да, Глеб, это война, это не маневры и игрища. И это только самое начало очень большой и страшной войны. Дай команду, чтобы все снимали. Люди должны знать правду не только о своих героях, понял? И сегодня же в эфир!
      - Они откажутся...
      - Кто?!
      - Телевизионщики, дикторы, операторы.
      - Слабонервных и мразь предательскую гнать поганой метлой! Правда, Глеб, страшна! Но люди должны ее знать! Понял? Должны!!!
      Он неторопливо подошел к окну, присел на подоконник.
      Когда командир альфа-корпуса покинул огромный правительственный кабинет, Ивану стало грустно. Он не мог понять, что с ним происходит. Вроде все так удачно складывается, все так хорошо идет. А тревога не убывает.
      Будто не он одерживает верх. Тревога и тяжесть в душе, почти ужас, черный, безысходный ужас -- будто это его ведут сейчас на эшафот... да какой там, к черту, эшафот, просто ведут вешать на первом же дереве, на первом столбе.
      Почему так?! Связь! Вот почему! Он потерял связь! Они почти не откликаются.
      Что-то случилось! И Гуг молчит. И Цай с Дилом Бронксом. Кеша держит Космоцентр цепко, твердо. Но и он то появляется, то пропадает. Это как в бетонном колодце - глухо, тихо, безнадежно. Нет, о какой еще безнадежности сокрушаться. Все нормально! Все даже слишком хорошо... слишком?!
      - К вам генерал-майор Семибратов, - прозвучало извне.
      - Впустите!
      Иван никогда прежде не видал командира Особой гвардейской бригады, но почему-то представлял его здоровенным, широкоплечим мужичиной с выпученными глазищами и громовым голосом. Но в кабинет вошел быстрой семенящей походкой совсем невысокий, худенький человек с фигурой довольно-таки хлипкого подростка, серыми маленькими глазками и пшеничными густыми усами. Вошел, приложил руку к форменной фуражке.
      Иван остановил его.
      - Я все знаю, - сказал он, пожимая крепкую сухую руку. - Спасибо вам, Василий Мироныч, большое спасибо! Орден бы вам... да, сами понимаете, это все не сейчас, потом.
      - Какие там ордена! - отмахнулся Семибратов. - Своих бить - наград не носить, а душу заливать до могилы.
      - Так было надо.
      - Это мы понимаем, ежели б не надо, бить бы не стали. Все равно камень вот здесь! - Он постучал себя по груди. - Две сотни душ загубили! Ироды мы и душегубы!
      - Как - две сотни?! - бросил с порога вернувшийся Сизов. Он все слышал.
      - А очень просто, - пояснил Семибратов, - весь, почитай, командный состав угробили. Двое из них - мои знакомцы старые, по Гадре и Деригону.
      вот так-то!
      - Но ведь в дивизии десять тыщ?! - опять не понял Сизов.
      Иван тоже стоял, полураскрыв рот, пуча глаза на бригадного.
      - Андроидов мне не жаль, чего нелюдей жалеть. Новых наделают! Да ты что, не знал, что ли? - Он уставился на Сизова, будто тот его чем-то очень удивил. - Не слыхал, небось, что этот-то, бывший наш министр-то, недоверчивый такой, еще перед моей экспедицией заменил парнишечек на адроидов? Я про него давно знал, он нашему люду расейскому ох как не доверял, а это ж спецдивизия, почитай что, личная, придворная! Даже две трети офицеров на нелюдей сменил, так ему надежней казалось... вот тебе и показалось! Боевой заряд не разбирает, кто там, всех в одну могилку кладет!
      Глеб оттирал со лба испарину. Куаски возвращались на его бледное чело.
      Ивана весть порадовала, но не слишком. Двести душ тоже не шутка, есть грех, никуда не денешься. Но был бы еще больший грех, страшный, черный, неискупимый, коли б эти спецандроиды снесли купола, башни, зубчатые стены, саму Москву, а с ней и Россию, и все прочее.
      - Может, остановить, пока не поздно?
      - Нет, Глеб!
      Иван снова подошел к окну. Махнул рукой Семибра-тову. Тот приблизился.
      Две грубые петли раскачивались на одной могучей ветви под порывами утреннего ветерка. Человек пятнадцать зевак топтались поодаль, их никто не гнал. Четверо охранников делали дело сноровисто, но неумело. Парни знали, кого вешают - таких сто раз мало сунуть в петлю, смущало лишь присутствие двух операторов - дело доброе, да присловье можно дать нехорошее. Иван будто чувствовал состояние этих ребят. Но отступиться не мог.
      Семибратов смущенно разглаживал усы. Ему тоже было неловко. Но старые времена оставались позади, он это хорошо понимал, теперь прошло время безнаказанности, теперь пришла пора отвечать за содеянное, а отвечать надо, это по справедливости, это по-Божески.
      Иван поймал вопрошающий взгляд оттуда, снизу.
      И махнул рукой.
      И будто услыхал вдруг, как жалобно заскрипела могучая ветвь, застонала под тяжестью двух повисших на ней тел, заплакала, зарыдала своим древесным тихим плачем. И ему стало жаль это старое, вековое дерево, по которому прежде лазили резвые и безгрешные детишки, и на котором висела теперь эта грязная, отвратительная, гнущая к земле нелюдь.
      Два бронехода на лету превратились в ослепительно белые шаровые молнии, полыхнули чередой разрывов и исчезли в белесой дымке. Еще два! Гуг ударил кулаком по кованой панели. Выругался.
      Народец у Гуга Хлодрика подобрался лихой и гиб он почем зря. За полутора суток почти треть головорезов вышли из строя. Но главного они добились - разгромили вдрызг все станции слежения в Европе и над ней, все основные узлы связи. Семь баз противокосмической обороны были в его руках - только сунься кто! Еще четыре базы - в норвежских скалах, под Барселоной, на Крите и Гидрополисе отчаянно .сопротивлялись, их не удалось застичь врасплох.
      Никто не понимал, что же происходит - ведь не было нападений ни с Запада, ни с Востока, ни из Космоса, ни из внепространственных структур.
      Координационный Совет с перепугу позалезал в подземные бункера, отрезанный ото всего мира, обескураженный и беспомощный. Полиция и прочие надзирательно-карательные подразделения разбежались по домам и убежищам после первых ударов Гуговой армады. Ошеломленный и обалдевший народ в панике и отупении громил магазины, сводил счеты с обидчиками или должниками - когда-то еще придется! В два дня вся Европа превратилась в горящий, зудящий, безумный растревоженный муравейник.
      Бились насмерть три армейских части. Отбивали все натиски, ждали подмоги. Откуда?! Гут твердо знал, никто им помогать не будет. В России Иван со товарищи. Всеамериканский спрут наверняка похотливо и плотоядно потирает свои щупальца, он влезет в дело, когда обескровленная, выдохшаяся Объединенная Европа изнемогшей жертвой ляжет у его ног. Нет, им не помогут, надежды лишь юношей питают. Но там не юноши, там солдаты.
      - Сигурда ко мне! - взревел Гуг-Игунфельд Буйный, вставая со своего ажурно-чугунного, огромного трона.
      - Сигурд в бою! - спокойно доложил дежурный - однорукий бритый малый лет пятидесяти, закованный в кольчугу и увешанный оружием. Он восседал в пластиковом кресле прямо за спиной карлика-андроида с огромной полупрозрачной головой. Тот отслеживал показания шести внешних локаторов на двенадцати экранах, контролировал решения управляющего "мозга". Если бы спецслужбы Объединенной Европы не погрязли в корыстолюбии, лени и свойственной таковым службам гордыне, они бы давно покончили с Гугом и его армадой - достаточно было шарахнуть глубинным зарядом в его логово, уничтожить центр управления вместе с заурядным штабным "мозгом" и всей его обслугой. Но кто мог предположить, что начнется эдакое?! Во всем Мироздании были только три силы, которые смогли бы одолеть Объединенную Европу. Это Великая Россия, Всеамери-канские Штаты и Синдикат. Но никому не нужно было нападать на нее, все и так превосходно ладили друг с другом, даже откровенно гангстерский мафиозно-бандитский вселенский картель, содержащий свою гигантскую армию с сотнями боевых капсул, тысячами штурмовых бронеходов, десятками внепространственных звездолетов и миллионами бойцов, не стал бы резать курицу, несущую золотые яйца, гангстеры прекрасно уживались с властями и различить, кто где, было просто невозможно. Конечно, Синдикат мог бы вступиться за Европу, отстоять отлаженный и привычный аппарат устоявшейся власти - этого Гуг боялся больше всего - но не сразу, Синдикат будет разбираться, искать свою пользу, он на рожон не полезет, по крайней мере, в ближайшие три дня, наверняка там уже подумывают, как и в Штатах, чуть выждать и уж навсегда, цепко и крепко прикрыть Европу своей ладонью. Умники!
      - Сигурда ко мне, дьявол вас побери! Немедленно! Гуг еле удержался, чтоб не врезать дежурному промеж глаз. Распустились, понимаешь! Рассуждать смеют! Гуг знал - чуть ослабишь удавку на глотках этих бестий, сожрут с потрохами. Он рвал и метал, грозил и пугал, скрипел зубами и метал молнии глазами. Но внутренне он был спокоен и доволен. Эти зажравшиеся, обленившиеся свиньи не могли противостоять ему, не знавшему покоя и отдыха, закаленному в борьбе и страданиях. Они сами ложились наземь и задирали лапки вверх. Лондон, Париж, Мадрид, Рим сдались после первого натиска бронеходов, выбросили белые флаги, а ведь в налет шли один против тысячи, против десяти тысяч... они просто обабились тут на Земле, изнежились, все по-настоящему боевые части на Аранайе, на дальних подступах, в глубоком поиске и геизации, на заставах и границах... а здесь дерьмо, здесь жандармы и стукачи, им бы невинных хватать и в каторгу пихать, это они мастера, воевать они не могут и не хотят, боятся. Гуг терзался и ликовал одновременно. А бой шел над самой его головой - на подступах к Бонну.
      Берлинские цитадели пока не трогали, там рядом граница Великой России, там свои сложности... А вот "дно" Гуга подвело, да и чего было ожидать ото всей этой сволочи - вместо того, чтобы накрывать сатанинские притоны, всеевропейская воровская и бездомная мразь ринулась громить лавки. Ну и плевать!
      Гуг в который раз уселся перед армейским всепрони-кающим передатчиком.
      Они услышат каждое его слово, и может, поменьше будет смертей, хоть немного поменьше! Он не пил уже третий день. И от этого глотка совсем охрипла, голос утратил громовость, стал тусклым. Но Гуг старался на совесть.
      - Ребятки! Братки! - орал он в микрофон. - Это говорю я, Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный! Все вы знаете меня! Да, да, с вами опять говорит легендарный вояка, десантник-смертник, про которого вы читали в учебниках еще в школе, про которого вы смотрели фильмы... Вы узнаете меня?! За всю мою паршивую жизнь я не соврал ни разу! Слышите, ребятки, ни разу! Я не совру и сейчас, вы знаете. Кончайте эту хренотень и идите к нам. Мы не бандиты! Мы не террористы! Мы спасаем вас, Европу, мир, Землю. Эти подлые свиньи, которых вы защищаете, предали всех нас, и вы знаете об этом, они вас убивают, а не мы! Вы герои, вы бойцы, вы воины. А они гниды и иуды поганые! Уже пять дивизий перешло на нашу сторону, я клянусь вам, это правда! Мы очистим Европу от нечисти! Вы знаете меня! И весь десантный корпус знает меня! Мою глотку не могли заткнуть ни тюрьмами, ни пытками, ни каторгами! Поэтому вы и верите мне, поэтому вся наша десантная братва, что поблизости к Земле, сбегается к нам. Прекращайте огонь! Нам тяжко и совестно убивать братьев! Четыреста семьдесят городов Европы признали нас и прекратили сопротивление... И не думайте, что эти выродки, эти суки пришлют вам подмогу, они наполовину разоружили вас, они услали все боевые соединения к черту на рога, они развалили и разграбили все базы по всей Вселенной. Но пришел для них час возмездия! С нами Бог, братки! А от них отказался даже сам дьявол, они уже в заднице! И они хотят забить туда и вас! Не надо бросать оружия! Не надо! Просто переходите к нам! Мы вам верим, потому что вы такие же как мы - простые, честные и смелые парни! Нам незачем убивать друг друга!
      - Я пришел! Зачем звал?! - донеслось из-за спины.
      Гуг обернулся.
      Это был Сигурд - черный, прокопченый, в разодранном полускафе и с кровавым синяком под глазом. Его и впрямь вытащили из какого-то рукопашного боя. Сигурд был взвинчен и зол. Он уже и помнить не помнил о своем былом предательстве. Но Гуг его сразу охладил.
      - Хватит геройствовать, мой мальчик! - процедил он резко и безоговорочно. - Хватит! Вся эта буза уже кончается, и ты мне нужен живым!
      - Там гибнут наши! Пачками! - закричал Сигурд, встряхивая свалявшимися и почерневшими от запекшейся крови, но местами еще белыми кудрями. - Они опомнились. Они уперлись! И мы не можем их подавить!
      - Не возьмем силой, возьмем измором! - отрезал Гуг. - У них почти нет серьезного оружия, мы упредили их! И сомнем, рано или поздно сомнем!
      Сигурд сплюнул на мраморные плиты кровью, утерся. Он никак не мог отдышаться.
      - Я не брошу людей! Там отборные части бундесвера, понимаешь?! Больше таких в Европе нет. И если мы не выбьем их сейчас, они устоят и пойдут на нас. Ты не уговоришь их, Гуг, им плевать на твои байки!
      - Молчать!!!
      Гуг неожиданно резко для его грузного тела выбросил вперед кулак - и огромный распаленный викинг, юный Сигурд полетел наземь, дважды перевернулся через спину и голову, уже пошел на третий, но с размаху наткнулся на стену, замер на миг и сполз вниз, на плиты. Он был ошеломлен и ошарашен. Но он не потерял сознания. Полулежал и бессмысленно-восхищенно смотрел на Гута Буйного.
      Тот быстро подошел к лежащему, встряхнул за плечо.
      - Ну ладно, вставай, малыш! Прости, не рассчитал удара, не думал, что ты такой хлипкий. - Гуг Хлодрик улыбался примиряюще, но улыбка была невеселой. Он готовил Сигурда на свое место, мало ли что случится, все смертны... но не под стеклом же его хранить, все-таки не принцесса на горошинке. - Поднимайся давай, хватит отдыхать! Черт с тобою, пошли наверх.
      Я хочу сам поглядеть!
      Гуг повернул голову и сурово уставился на дежурного в кольчуге. Тот все понял. Операция должна идти и без шефа, без главнокомандующего. Ничего, "мозг" вытянет командование тремя сотнями ударных группировок и просто отрядов по всей Европе, вытянет. Главное, чтоб сами там, на местах, не начудили от лихости и вольности, по удали да бесшабашности - легко завести ребяток, а остановить будет ох как непросто! Для надежности Гуг погрозил корявым красным пальцем, напоминающим издали огромную волосатую морковину.
      Палец был некрасив. Как и сам Гуг-Игунфельд - могуч, огромен, матер, умен, смел до безумия, неукротим и буен... но некрасив. Им с Ливой Стрекозой хватало одной ее красоты на двоих. Но Лива еще спала - спала долгим, беспробудным, а, может, и вечным сном. Каждые полчаса Гуг себя ловил на том, что мысленно и безответно заглядывает в ее глаза, бездонные, синие, колдовские. Он утопал в них, но всегда успевал выдернуть себя наружу, в явь... так и свихнуться было недолго.
      - Ладно, пошли!
      -А скафандр?!
      Гуг хлопнул себя по бокам обеими ладонями - броня полускафа отозвалась тугим, еле слышным звоном.
      - И этот сойдет, не в таких переделках бывали! - Он вдруг с сомнением поглядел на свой биопротез, нога поскрипывала, могла подвести.
      Они нырнули в шахту подъемника - шахта была обманкой, прошли в боковое ответвление. Пневмокапсула за секунды перебросила обоих на двенадцать миль восточное, пошла вверх - полтора километра до запасного ангара. Там стоял личный Гугов бронеход. Не было у него раньше такого, да перед самой ссорой Дил Бронкс расщедрился, приобрел, не ради приятеля, а для дела.
      - Слышишь? - поинтересовался Сигурд, потирая ушибленную челюсть.
      - Чего-то слышится родное... - промычал Гуг. Отсюда до места боев было тридцать с лишним километров, но грохот, свист, визг, лязг пробивались в ангар.
      - Во выбрали местечко на свою голову! - скаламбурил Гуг. - Нет, чтоб где-нибудь под Миланом или Веной!
      Гуг старался не думать, что там творится сейчас в России, что в Штатах. Он знал точно одно - Космоцентр заглох, значит, он захвачен, значит, Иван работает, все остальное неважно, связи нет и, похоже, не будет. Они выиграют время, а это главное... В глубинах души жил тихий, но постоянный страх - рано или поздно эти тоже начнут, сейчас еще не бой, еще только подготовки к бою, бой будет позже! Но хватит об этом! Пусть у Ивана голова болит обо всей Вселенной, а он будет свою работу работать!
      - Залезай! - прорычал он недовольно.
      Сигурд вдавил литое тело в мембрану люка. И пропал в нем.
      Гуг еще раз окинул взором бронеход, это здоровенное и громоздкое, неповоротливое на вид чудище с массивным трехметровым шаром-головой, утопленной в семи-лепестном обтекаемом жучьем туловище. Двенадцать су-ставчато-упругих ферралоговых лап пружинисто удерживали многотонное тело. Из пазов мрачно выблескива-ли титанофольфрамные несокрушимые траки.
      Бронеход мог ползать, летать, прыгать, ходить, катиться с легкостью воздушного шарика, накачанного водородом, но при этом был нашпигован таким количеством ракет, снарядов, излучателей, бомб и прочего добра, что глядеть на него было страшновато. Бронеход был несокрушим. Но ежели попадал в перекрестие четверного базового боя, сгорал в долю мига. Такого боя не выдерживало ничто из созданного землянами. Но по всей Европе стояло только девять подобных боевых установок, называли их ласково и нежно "Дыхание ночи". И дыхание это было смертным.
      - Ну что, готов?
      Гут спросил машинально. Он прекрасно видел, как Сигурд замер в почти непрозрачном шаре. Шарик этот был катапультирующимся креслом с мыследатчиками, боевым креслом управления. Второе такое же висело в полуметре. Гуг с трудом втиснулся в шар. И сразу ощутил успокоение и ясность ума - срабатывали психоотводы. "Готовность?" - мысленно вопросил он. "Полная, боевая" - мерно отозвалось внутри черепа.
      - Сперва поглядим, чего там делается, - предупредил Гуг Сигурда и повел бронеход к выходу.
      Керамические створки-ворота ангара убрались. И они плавным и мощным прыжком выскочили наружу. На две-три секунды застыли на поверхности, пружиня всеми двенадцатью конечностями, и тут же резко, набирая скорость, пошли вверх, за облака. Гуг даже не успел разглядеть сквозь прозрачную обшивку-броню - какой там снаружи денек, солнечный ли, пасмурный. Только одинокая ветла под налетевшим ветром махнула им на прощание своей зеленой гривой, и все пропало, лишь муть белизны по бокам да волокна клубящегося пара.
      Гуг включил локатор - пространство сразу же обрело хрустальную прозрачность. Теперь, с высоты сорока трех миль они видели ясно и четко всю картину боя, точнее, огромного и сумбурно-сумасшедшего сражения. Гуг даже не понял сразу, почему это внизу царит такая кутерьма бестолковая, кромешный бедлам.
      Но Сигурд оказался сообразительней.
      - Они поверили тебе, - недоуменно прошептал он, - чудеса, да и только!
      - Кто?! - вопросил Гуг.
      Ответа не дождался. Тут и без ответа все становилось ясным. Там внизу с восьми сторон одновременно, сменяя друг друга в стремительных налетах и отходах, извергая океаны огня, тучи снарядов, бомб, гранат, ракет, снопы излучений, смертные языки бушующей плазмы, бросались на опорную планетарную базу германского легиона вооруженных сил Объединенной Европы десятки штурмовых и десантных бронеходов. За исключением трех-четырех обугленно-издырявленных машин-ветеранов, с которыми Гут начинал дело, почти все они были отбиты в ходе боев.
      База держалась чудом, ее спасала двухметровая тита-новольфрамная оболочка и километровый слой грунта. Она выбрасывала наверх, под плавающие бронекупола оборонительного рубежа один батальон за другим. Гут все это предвидел - итальянские, французские, испанские и прочие легионы Европы сдавались после первого десятка уничтоженных наемников. Но бундесвер стоял насмерть. Германцы дрались лихо, спокойно и умело. Лишь один полк - три батальона на армейских самоходках, вырвавшись из-под куполов, выкинули "белые" сигналы-буи и резко ушли вправо на восемь километров. Именно их и имел ввиду Сигурд, именно они поддались на крик Гуговой души, не желавшей лишних смертей. И именно их, ожесточенно и сосредоточенно, обстреливала база. Полк поначалу молчал, полагая, что за ним последуют другие, но потом стал огрызаться, отвечать снарядом на снаряд. Все смешалось. Все перепуталось. Все превратилось в беснующийся и кромешный ад. Локаторы позволяли видеть картину боя ясно и четко, но для простого, невооруженного глаза сражение было покрыто непроницаемым мраком дымящихся, крутящихся, сатанинских клубов перемешанных газов, пыли, огня, дымов, песка, глины, крови и испарившихся вместе с машинами тел.
      Гуг шершавой ладонью утер мокрый лоб, поглядел на Сигурда изнизу, из-под клочковатых и кустистых бровей.
      - Заварили мы кашу, мать их под ребра! - процедил он.
      Сигурд кивнул. Он не понял смысла слов, он рвался туда, в бой. И Гуг все видел, его трудно было обмануть. Только одной лихостью и азартом не возьмешь, в бою расчет нужен, сноровка да навык.
      - Да прикройте же вы "белых"! - заорал он по внутренней на командный пункт. - Их же перебьют всех. Живо, мать вашу!!!
      Он знал, что "мозг" сейчас работает верно, он отслеживает возможность уловки, военной хитрости бундесвера, ведь перебежчики могут, воспользовавшись доверием и простодушием Гуговой армады, ударить в спину, кто их знает. Надо еще проверить, как по ним бьют с базы...
      Нет, били смертным огнем, без обману. Значит, он не ошибался.
      - Слушай мою команду! - пуще прежнего взъярился Гуг Хлодрик. - Всеми силами западного и северного флангов подавить левый рубеж! Смять его к чертовой матери!!!
      Понастоящему надо было наладить связь с Иваном. Раз он взял Космоцентр, стало быть, у него есть ударные соединения там, наверху. Один хороший глубинный заряд с внешней орбиты, боевой заряд направленного действия - и с базой было бы покончено, несколько тысяч бундесверовцев разом бы отправились по разнарядке, кто в рай, кто в ад, а расплавленная и испарившаяся броня их рубежей выпала бы где-нибудь за сотни километров тяжелым дождичком. Но связи нету, это во-первых. А во-вторых, такой удар означал бы дело нехорошее и опасное пока, военное вторжение в Объединенную, чтоб она сгорела, Европу! Вторжение в эту прогнившую и выродившуюся помойку! Нет, надо самим добивать гадов. Самим!
      - Как я буду нашим в глаза глядеть?! - неожиданно спросил Сигурд. Зачем ты это сделал?! Лучше б меня прибили раньше...
      - Заткнись, щенок! - Гуг пресек недовольство в зародыше, пресек в очередной раз. Он не имел права рисковать.
      Но он рискнул.
      Бронеход, послушный воле человека, взмыл еще выше, пронесся сквозь мрачные вихри бесшумной молнией. И камнем пошел вниз. Первые три слоя защиты они прорезали как нож масло. На четвертом изрядно тряхнуло. А пятый стал подобным бетонной стене - от удара Гуг чуть не вылетел из кресла-шара.
      Сигурд рассек лоб во втором месте, прямо над переносицей. Датчики оповещения замигали тревожно-багровыми огоньками - серьезные повреждения носовой части и внешних стабилизаторов, отказ правого гравиноса... все произошло в долю секунды, но бронеход сам среагировал - долбанул вперед и вниз таким залпом, что Гуга с Сигур-дом в их шарах залило из аварийных систем спасительными, гасящими удар маслами, еще немного и катапульты сработали бы на выброс вне воли и желания экипажа.
      -Ты спятил, босс! - еле слышно прохрипел юный викинг. Он был на грани обморока, сознание то угасало, то прояснялось.
      - Нет, сынок, - ласково и мягко прошептал Гуг, - я еще не совсем спятил. - И тут же добавил резко, отрывисто: - Пора!
      Второй, усиленный боевой залп бронехода, вырвавшийся снарядоракетами из сорока девяти жерл и излучателей, мгновенно ушел вниз, подобный тысяче молний, которым суждено сойтись в одной крохотной, но нужной, слабой точке с прицельно лазерным боем.
      В тот же миг Гуг вывернул машину из смертного, безумного пикирования, из ускоренного всеми двигателями падения, увел ее резко вправо, стелясь над изуродованной, изрытой землей и искореженными, уродливо вывернутыми наизнанку, рваными краями бронированных бункеров. Он успел блокировать катапульты, и от этого их крутануло, шибануло, долбануло еще троекратно, залило хлопьями и маслами уже по всем внутренностям шаровидной головы, утонувшей в брюхе машины.
      - Я готов... - прошептал Сигурд, отключаясь, выпадая из мира осязаемого.
      - Не знаю как ты, мальчик, - в полубреду отозвался Гуг Хлодрик Буйный, космодесантник-смертник экстра класса, беглый каторжник, вырвавшийся из гиргейского ада наперекор всем смертям и самой судьбе, добрый и малость грустный, стареющий не по возрасту северный богатырь, - не знаю как ты, а они-то уж, точно, готовы!
      Лихой маневр выбросил штурмовик из перекрестия четверного базового боя. Но в полумиле за кормой так прогрохотало, так ударило, что он еще долго летел кубарем, будто брошенный исполином и бешенно вращающийся в воздухе пляжный камень-голыш.
      Сигурд пришел в себя от сумасшедшего надрывного хохота. И он вовремя успел перехватать управление, выровнять машину. Теперь их забросило в зону обстрела перебежчиков, которых по-прежнему долбили отовсюду - одни, наказывая за предательство и бегство, другие - не доверяя, по инерции. Даже локаторы, искореженные, поврежденные, но не выведенные из действия, не могли передать всего ужаса, безумия и вакханалии чудовищного и беспорядочного боя. Клубы черной и огненно-желтой гари пронизывали ослепительные молнии всех цветов радуг, разрывы тысяч мин-прозрачников, висящих неуловимыми убийцами повсюду, озаряли непроницаемый мрак мраком ослепительно-багряным и еще более непроглядываемым... и только черные контуры сотрясающихся от адского напряжения штурмовиков все шли и шли вперед, на цель, и тут же взмывали над ней или выворачивали в сторону - то были счастливчики, уцелевшие. Кому не повезло сгорали в последнем падении и проливались огненным дождем на обороняющихся. Сила нашла на силу. Жизнь на жизнь. Смерть на смерть. Так могли биться только настоящие солдаты, подлинные воины, которые не знают пощады и не умеют сдаваться.
      А Гуг хохотал.
      Сигурд понял сразу - босс сошел с ума, не вынес накала боя, не выдюжил перегрузки, так бывает, так всегда бывает: десантники или погибают или сходят с ума, бойцы не умирают в постелях и не пишут мемуаров.
      Сигурд попытался взять на себя мыслеуправление бронеходом, взять полностью. Но, не получилось. Гуг сопротивлялся, его воля была базальтовой твердости - даже пребывая за гранью рассудка, он не выпускал вожжей из рук.
      И приходил в себя. Да, приходил!
      - Погоди, малыш, - сипел он. И тут же давал распоряжение в центр: Усилить натиск! все коробки одним броском! на левый рубеж!!! ну давайте же, дьявол вас забери!! Вперед! Мы пробили защиту! Вперед, ребятки!! Это победа!!!
      Они поднимались все выше, Сигурд знал для чего - нужен еще один заход, последний. А может, и не нужен уже, бреши пробиты, теперь справятся и без них... А Гуг все продолжал хохотать, но теперь тихо, внутренне, в непомерном напряжении рвущихся из него невыразимых сил. Нет, он не был безумен. Он ликовал. Теперь германский легион не могло спасти ничто на свете. А следовательно, Европа в их руках! Невозможное становилось явью!
      Они не просто брали верх, они его уже взяли, они прошли ад сражения, чтобы победить и выжить. Выжить?!
      Бронеход успел выпустить последний, сокрушительный залп в цель, когда две сигма-торпеды пробили его корму, разорвались океаном смерти. Ни бортовой "мозг", ни тем более, Гуг с Сигурдом не успели ничего ни увидеть, ни понять. Подброшенные в мрачно-клубящиеся выси вместе с прочими кусками и обломками машины, они зависли на какое-то время на дороге в небеса, в рай, но грехи их оказались, судя по всему, слишком весомы - и они полетели вниз, на грешную землю, превращенную ими в саму преисподнюю.
      Человек падал медленно, раскорячив руки и ноги, будто не падал, а тонулввязкоми прозрачном океане. Арман-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовский, сидевший на титано-пластиковой крыше полицейского скар-джипа, не видел, с какого этажа выбросили беднягу, то ли с триста двадцатого, из-под самой золоченой крыши, то ли просто с трехсотого. Не первый и не последний! Народишко вошел во вкус, в охотку, его теперь не скоро остановишь!
      Крузя страдал душою и телом. Телу все еще хотелось живительного вливания, душе не хотелось видеть всей этой гнусной мерзости.
      - А ну-у, взяли-и-и!!! - взревел синемордый ополоумевший негр снизу. И уцепился за крыло джипа.
      Негр был пьян, обколот, обкурен и дебилен с рождения, его красные джинсы вымокли в липкой коричневой дряни из ближайшей лавочки, а руки были покрыты толстым слоем жирных мух - наверное, он вымазал их медом или джемом во время погрома.
      - Давай, давай! - завопила на тысячи полуживотных голосов толпа и навалилась на ненавистную летающе-скользящую повозку с желтой шестигранной звездой. - Переворачивай их, сук поганых! Дави! Бей!
      Крузя еле успел ухватиться за ажурные выверты высоченного фонаря, сработанного халтурно и грубо под старину. Повис. Он лицезрел торжество беснующегося люда, крушащего все подряд, пьяного, озверевшего, сатанеющего от вседозволенности и возможности пограбить всласть. Это было море, нет, целый океан багровых, бледных, желтых, белых, черных, розовых и синюшных рож, выпученных глаз, оскаленных ртов и воздетых, растопы-ренно-алчных рук.
      Ликование мешалось с беснованием и предсмертными воплями задавленных, избиваемых, терзаемых.
      Но не всем удавалось вдоволь насладиться свободой.
      Очередной выброшенный из высотного нутра небоскреба рухнул прямо на синемордого дебила в красных штанах, в миг превратив его в груду еще шевелящегося липко-парного мяса, а заодно ломая шею хлипкому желтолицему парнишечке-панамцу и калеча прочих соседей заводилы-негра. Это и утвердило в мысли мнительного Крузю.
      - Расступись, гниды! - выкрикнул он истошно.
      И сиганул с фонаря вниз, на головы.
      Под его ногами что-то хрустнуло, треснуло, хрипнуло, упало. В бока ударили сразу с трех сторон. Он не остался в долгу, всадил нож в ближнего своего. Тут же выдернул. И дал волю локтям.
      - Поубиваю, гады-ы!!! - завопил он.
      Кричать было бесполезно. Эта дикая и алчная толпа рвалась к крупным магазинам, к банкам, к закрытым ювелирным лавкам, музеям, еще оставшимся в этом прогнившем городе.
      Нью-Йорк встал на дыбы и ходил ходуном. Население его пресытилось разбоем по супермаркетам и забегаловкам, ларькам и магазинчикам - все это было давно перевернуто, взломано, разбито, растащено, разграблено, развалено, разорено и раскрадено. Но хмельной и пьянящий азарт гнал толпу на крупную, обороняющуюся дичь. И это надо было видеть. Где-то там, в недрах еще неразгромленных зданий и витрин таились сверкающие множеством граней бриллианты, сапфиры, изумруды, агаты, тускло поблескивали груды всемогущего золота, лежали тугие и бессчетные пачки хрупких новеньких ассигнаций, стояли бесценные кубки и изваяния, висели картины, стоящие больше межзвездных лайнеров... и все это можно было достать, взять, унести!
      Закона не было! Власти тоже! Возможность получить все сразу, завладеть несметными сокровищами, дающими рай на земле, сводила с ума. Город разом разделился на жалкие тысячные, сотенные кучки обороняющих, защищающих свое и не свое нажитое, и на прочих, на сорок семь миллионов рвущихся в рай. Да, это надо было видеть!
      Если бы Арман-Жофруа, проторчавший всю жизнь на иных планетах и на орбите, знал, что дело обернется эдаким вселенским бедламом, он никогда бы не взялся за него. Крузю просто тошнило от этой гнуси и гадости.
      Разбой и разгул длились вот уже третий день, непрекращающимся кошмаром. Полиция сразу же, почуяв, что пахнет жареным и можно получить сполна за все дела, испарилась, пропала, попряталась, только скинутые форменки, разодранные в раже толпой - больше ничего за исключением, разумеется, двух-трех замешкавшихся и растерзанных копов, про которых в таком людском водовороте и поминать грех. Частная охрана еще держалась. Кое-где. Но и ее сметали. Толпа гнала саму себя, подобно муравьям, гасящим огонь и засыпающим реки своими телами.
      Толпа не щадила никого, в том числе и тех, из кого состояла, кто был ее плотью и кровью, ее мясом. Толпа была жестока и беспощадна, тысячелика и безглаза, безудержна и скора на расправу. Никто в одиночку не осмелился бы на такое. Но все вместе... Крузя хорошо помнил, как и Иван с Дилом говорили чего-то про отвлекающие маневры и прочее, про их особую и нужную роль принимающих огонь на себя. Но они ничего не говорили про то, что будет так хреново, так погано и подло. Родиться человеком, жить среди людей, пускай и далеко от них, верить, жалеть их, любить... и вдруг узреть их без грима, без белил и румян - дикими, алчными, похотливыми скотами, хуже скотов, ибо ни одна скотина не ведет себя так, подобно "раскрепощенному и свободному"
      человеку, рвущему глотку собрату, созданному по Образу и Подобию. Нет, это невозможно!
      - Пусти-ите-е!!! Я сама-а-а!!!
      Крузя вздернул голову, не забывая бить локтями и кулаками направо и налево, продираясь к переулку. Чуть левее, на балконе второго этажа три разгоряченных типа в драных рубахах насиловали тощую девицу лет четырнадцати, насиловали, беспрестанно избивая ее, ломая руки и ноги, выдавливая глаза, выдирая волосы и рыча, хохоча, визжа.
      - Жи-и-ть! Я хочу...
      Крик оборвался лопнувшей струной, оборвался с перехваченным или сломанным горлом. Крузя рванулся сильнее, подмял под себя жирного мужика в оранжевом пиджаке на голом теле, оттолкнулся. С его широкой спины вскарабкался на плечи сразу двух парней, лягнул их, чтоб не цеплялись за ноги, полосанул ножом, ухватился за край балкона, рывком выбросил могучее тело на перила.
      - Не надо! - раззявил пасть ближний.
      И упал с проломленным виском.
      Второму, вихрастому ражему парню лет тридцати пяти, Крузя свернул голову - одним взмахом руки, профессионально, так он расправлялся с нугагами за тридцать световых лет от Земли, в созвездии Бурбона. Свирепых и подлых нугагов не было жалко. Этих тоже. Но там у Крузи были крепкие нервы, там он работал. А здесь он сорвался, разнюнился.
      Третьего он тихо, не обращая внимания на вопли и мельтешащие кулаки, положил спиной на перила. Выждал, увидел дикий, животный страх в глазах, а потом легким движением переломил хребет.
      Кем они были раньше? Клерками в конторах? Или мелкими делягами-предпринимателями? А может, продавцами или массажистами...
      плевать. Теперь они трупы. И эта тоже - труп. Крузя перешагнул через изуродованное девичье тело, вышиб ногой дверь и вошел в комнату. Так он быстрее выберется из сумасшедшего дома, из этого безумного мира.
      В комнатенке, убогой и грязной, в которой наверняка жила эта дрянная девчонка, стоял большой засаленный диван. Крузя плюхнулся на него. Прикрыл глаза. Надо немного расслабиться, сюда никто не полезет, здесь уже нечего брать.
      Три дня назад, почти три дня, их было всего ничего - он, полтора десятка надежных ребят из "длинных ножей" - у десантной лихой братии везде кореша сыщутся. Свои, родимые, братки, с которыми на серьезные дела хаживали, - да вокруг шушеры с полтысячи, за каждым еще малость - желающих хоть и невеликий, но свой куш сорвать. Арман-Жофруа, постаревший и расплывшийся, больной и усталый, даже прикинуть не мог, сколькие решатся, а кто в кусты сбежит. А оказалось, только искорку поднеси. Полыхнуло вон как!
      До сих пор полыхает.
      В комнату ударило гарью - небоскреб напротив горел. Черные клубы валили в небо. Крузя поморщился, не разжимая век. Долго не засидишься, запросто сгореть можно, в самом прямом смысле.
      А ведь они начали с крох - вырубили сети по шести кварталам. Побили витрины. Сами и не совались никуда, ничего не брали, наказ был строгий кто сорвется, на нож поставят, а ребятки закон уважали. Начало лихое было и забавное. Но Иван с Дилом все верно рассчитали, вон во что вылилось-то! Уже армейские части к Нью-Йорку подтягивают. Скоро и правых и виноватых, всех подряд пачками мочить начнут. Хорошо, ежели пачками, а то ведь могут и газами травить, у этих парнишек в камуфляже дело не задержится: дан приказ - пускаем газ! Нет, надо бежать, рвать когти... Крузя и сам не заметил, пообщавшись с "длинными ножами", как усвоил их говор.
      А еще Иван говорил, мол, святое дело делать будем, нужное, очистительное и спасительное, иначе не просто все сдохнут на Земле и в окрестностях, но и погублены будут - то есть, душ своих бессмертных лишатся... Бессмертных душ?! Крузя чуть на ноги не вскочил. Да разве у этих скотов, у этих гадов-нелюдей есть души? Бессмертные?! Не-е-ет!!! У гнид, мокриц, червей и тараканов нет душ, и погубить их нельзя! Их надо просто травить! Отравой! Газами! Вот и пришел к тому, с чего начал. К газам. Стало быть, ничего иного человек и не заслуживает, как существо низкое, грязное, жадное, трусливое, жестокое и подлое. И нечего себя винить, были б ангелы, да что там ангелы, были б люди простые, нормальные, не дали б себя завести, нормальный, он грабить и насиловать не пойдет... а это скоты! Жирные, лощеные, холеные, балованные, изнеженные, алчные скоты. Лучше было помереть в запое, помереть на орбите, на старом заправщике, сдохнуть от беспробудного пьянства... чем прозреть?!
      Крузя встал. Плюнул под ноги.
      На балкон, в окно, в дверь лезли визжащие, орущие, хрипящие хари. Так, снаружи, рушился прямо на головы и спины горящий домина. Рушился огненными, полыхающими балками, стенами, обивками и обшивками, всей той дрянью, о которой Крузя не имел ни малейшего представления. Вой стоял там вселенский - безумолчный и страшный.
      Ну что ж, они получают то, чего заслужили.
      Он выломал дверь. Разбросал с десяток прущих на него скотов. И прямо из окна лестничной клетки выпрыгнул наружу, в загаженный, замусоренный двор.
      Два наполненных кровью близ(копосаженных глаза смотрели прямо на Ивана мутным звериным взглядом. Еще два недоверчиво и злобно щурились с висков, высматривали невесть что, то ли жертву, то ли опасность. Вместо носа поднималась и опадала при шумном дыхании толстая морщинистая перепонка. Но самое неприятное впечатление производил безвольный полуоткрытый рот с вислыми серыми губами и неровным рядом проглядывающих желтых зубов - это были даже не зубы, а зубища, такие могли быть только у животного...
      Впрочем, не человек же это! да, уже не человек!
      Иван коснулся пальцами бронестекла - и оно тут же вздрогнуло от удара, ответного удара. Чудовищный трехметровый и четырехглазый монстр с такой силой саданул своей волосатой лапищей, что запросто мог бы сбить с копыт шестиногого исполинского зангезейского быка, не то что Ивана.
      - Лучше их не дразнить, - тихо посоветовал служитель.
      - Нервные?
      Лысоватый и невзрачный старичок угодливо заулыбался, закивал торопливо, но не ответил, видно, и впрямь считая, что слово - серебро, а молчание золото.
      - Ну и чего там про него прописано? - поинтересовался Иван.
      Служитель быстренько набрал код на своем ручном пультике. И прямо на стекле ячейки вычернилось четкими буквами: "Коротеев Александр Артурович, 2420 года рождения, родственников не имеет, поступил в октябре 2468 года с диагнозом локальная парамнезия после возвращения из Дальнего Поиска..."
      - Сволочи! - сорвался Иван. - И нашего брата не жалеют!
      - Не жалели, - поправила его Светлана,- теперь все будет по-другому.
      Она была бледной, кончики пальцев подрагивали. Но Светлана не отворачивалась, она пристально вглядывалась в обитателя каждой ячейки это жуткого подземного паноптикума... нет, не паноптикум! это совсем иное заведение, и недаром Иван выкроил полчаса, оставил все на Глеба Сизова, чтобы заглянуть в тайные лаборатории генетических фабрик, недаром! такого Светлана не видывала ни в Системе, ни в Осевом... там что, там призраки. А здесь звериная, невыносимая явь, кошмары наяву!
      "...перестройка тела и мозга начата в мае 2469 года, завершена в сентябре 2477-го". Черная вязь исчезла, будто ее и не было.
      А служитель добавил:
      - Один из первых, неудачных образцов. Мы... они сохранили его для истории, как музейный экспонат. Отработанная же модель зверочеловека не превышает двух метров ростом и практически не отличается внешне от обычных человекоособей, но по силе и ярости значительно превосходит данный образец, а кроме того обладает исключительной послушностью и исполнительностью. Пройдемте, я вам покажу его.
      - Нет уж, - не согласился Иван, - поглядим всех по порядку, у меня нет времени возвращаться к пройденному.
      - Воля ваша, - покорно согласился старичок. Следующая ячейка была заполнена мутным желтоватым газом. И сидел в ней за стеклом какой-то скелет, обтянутый синей нечеловечьей кожей. Огромные базедо-вые белки выпирали из-под надбровий голого черепа. Зрачки, напротив, были крохотные - черно-красные точки.
      Светлана не выдержала застывшего и лютого взгляда, отвела глаза.
      - Эта особь может работать в любой атмосфере и без таковой. Сейчас она сидит в ядовитой метановой смеси, такая смесь даже при малой концентрации способна отравить...
      Ивану не надо было рассказывать про ядовитые смеси и метановые атмосферы, он вволю наглотался всякой дряни в Дальнем Поиске. До сих пор при воспоминании о Сиреневом Болоте - огромном метаноагазоновом океане Тругазанды, семнадцатой планеты созвездия Двойной Гаги, его бросало в озноб. Он еле выплыл тогда из этого сжиженного ада... Конечно, там здорово пригодился бы такой малый, такой неприхотливый и работящий скелет. Но всегда остается это проклятое "но"!
      - Он сам пошел на генную перестройку? - спросил Иван.
      - Вы шутите, - служитель испуганно-снисходительно улыбнулся и тут же заморгал, понимая, что допустил непозволительную вольность. - Нет!
      Разумеется, нет. Кто же пойдет на такое добровольно?!
      - Сволочи! - повторил Иван супА и злее. В следующей ячейке сидел восьмирукий и восьмипалый бледный голован. Ничего кроме жалости и брезгливости он не вызывал. Голован с потухшими очами и полупрозрачным брюшком предназначался для управления какими-то процессами на каких-то шахтах. Иван не стал вникать. А у Светланы выкатилась из левого глаза крохотная хрустальная слезинка - в ней несчастное существо отразилось еще более жалким и нелепым... отразилось, и тут же скатилось вниз, в небытие.
      Еще шесть ячеек были заполнены водой разных оттенков и обитали в них русалкообразные, чешуйчатохво-стые и плавникастые нелюди с человечьими головами и руками. Они таращились из-за стекла, вглядываясь выпученными рачьими глазищами в лица непрошенных гостей, пускали пузыри, будто хотели сказать что-то. Их руки с длинными водянисто-прозрачными пальцами вызывали ужас. А бледностью тел эти рыбочеловеки были подобны мертвецам.
      - Они разумны? - спросил Иван.
      - Да, - коротко ответил служитель. И тут же добавил: - Но если они проявляют животную непокорность, возмездие следует немедленно. Генетика генетикой, но под черепа им кое-чего вживляют для надежности. Внутренние системы психометрии и контроля корректируют поведение сами, так что не извольте беспокоиться, все эти создания, как бы страшны и неприглядны они ни были, находятся на службе у человечества.
      - Корректируют... - в задумчивости повторил Иван. Служитель говорил шаблонами, так его обучили, так запрограммировали. Создания! Не люди, а создания! Что ж, в чем-то он прав, это, конечно, уже не люди. Но в то же время они - пока еще и люди, раз полностью не утратили разума и осознания себя личностями. Страшный сон! И он ничего не знал про это. Ничего! Нет, вранье, не надо оправдываться - генная инженерия штуковина старинная и общеизвестная, перестроечная инженерия и биомоделирование тоже невесть какие тайны... но не до таких же кошмаров доходить! Не до таких? Наука не знает границ и пределов. Экспериментаторов не остановишь, так ему говорили там, в Системе, и в Пристанище, так говорил Сихан Раджикрави, когда Иван знал его Первозургом, так говорили другие, посвященные-посвященные?!
      властители жизни и мира?! нет, выродки! так говорили все эти выродки, им нужно было какое-то оправдание, какая-то красивая цель, прикрытая красивыми словами - и поэтому они говорили именно так! Но почему все это здесь?! В Великой России?! Здесь, всего лишь в полутора верстах от Золотых Куполов, почти под Святынями Русскими?!
      Час назад Иван узнал от очнувшегося Правителя про существование этих тайных лабораторий, про шесть огромных подземных "перестроечных" фабрик три на Севере и три за Уралом. Каждая могла вырастить за восемь лет начального цикла по восемь миллионов зверолюдей и "перестроить" из уже существующих "человеко-особей" всемеро больше. Никогда и нигде Иван не встречал сообщений об этой чудовищной индустрии - ни в инфопрессе, ни в видеоинформах. Ни один из его многих друзей и знакомых, работавших в самых секретных отраслях, никогда не рассказывал об этих экспериментах, превратившихся в отлаженный технологический процесс, в конвейер, не везде еще запущенный, но полностью готовый к запуску. Подготовленный в считанные годы! Эти монстры зверочеловеческой индустрии проектировались, закладывались и строились в обход всех Советов, всех контролирующих органов. Народ, огромный многомиллиардный народ ничегошеньки не знал про них! Невероятно!
      Лететь на заводы не было никакой возможности. Но спуститься в московскую подземную лабораторию, в сердце "перестроечной" системы Иван счел необходимым. Отложил важные дела, передоверил управление Глебу. И спустился вниз - всего на полтора километра, чуть ниже той спецпсихбольницы, в которую его бросили на верную смерть. Правда, бронированная тайная психушка была заложена в конце двадцатого века, а лаборатория "перестройки" не так уж давно - лет пятнадцать назад. Но судя по всему, кто-то работал в этом направлении и раньше, да еще как работал!
      Лаборатория, по сути, была огромным научно-исследовательским институтом с опытным и предсерийным производством - двухсотметровый в диаметре шар с двенадцатью трубопереходами к огромному "бублику"-кольцу, поделенному на сто восемьдесят сегментов-камер с сотнями ячей и биоинкубаторов. Все обойти было невмоготу. Но главное пропустить Иван не имел права. Пристанище! Голову сверлила одна пронзительная мысль. Он не желал верить Аввацону, не желал верить прочей нечисти Пристанища, само естество его не могло принять их страшной и открытой лжи: "Земля - это лишь часть Пристанища, малая часть..." Не могло этого быть, и все тут! Но ведь было? Но ведь есть! Так, вот так, именно так - Пристанище закладывалось не в тридцатом веке, а значительно раньше, и Первозург говорил об этом. Что?
      Он намекал, будто слуги Пристанища всегда были на Земле, всегда работали на Черное Благо... нет, бред! Черное Благо появилось значительно позже, это просто секта, колоссальная секта-спрут... и говорил про все про это не Сихан, а Авварон Зурр бан-Тург, проклятый и подлый оборотень в Шестом Воплощении какого-то Семирожденного Ога! Земля часть Пристанища? Земля - часть, или, точнее, капля непомерного, черного Океана Зла? Нет! Земля - это свеча во мраке Вселенной! Свеча Господа Бога?! Так ли? Черная свеча. Почерневшая от творимого на ней зла... Прав Авварон, прав гнусный негодяй и подлец! И не прав. Ему хочется, чтобы было так, он все делает для того, чтобы было так. Но так еще не стало! Да, так пока не стало!
      - Иван! Тебе плохо?! - заволновалась Света, потянула за рукав. - Ты совсем белый!
      - Нет, мне хорошо, - тихо ответил Иван. - Мне очень хорошо.
      Он хотел добавить, что ему очень хорошо по одной причине лишь - он больше не странник. Он воин! Он не даст заморочить себя, сбить с толку, запутать! Он не позволит бесам вселиться в себя и вновь бросить в пропасть блужданий, сомнений, мрака. Они роятся роем. Они пришли по его душу. Но он воин. Воин!
      - Здесь просто плохой воздух, - робко вставил служитель.
      - Да, - Иван улыбнулся, - дух тут витает нечистый. Старичок потупился.
      Голова его затряслась, руки, старческие и немощные, задрожали. Сто шестьдесят четыре немалый возраст. Осталось совсем немного, от силы пять, может, десять лет. Капля, малюсенькая капелька жизни. Но своя. Другой уже не будет. Удержать бы в трепещущем, больном сердце хоть эту... Страшные дела! Черные! Он простой служитель. Он ничего такого не делал, он как надзиратель в тюрьме, как библиотекарь в книгохранилище, как служитель в зоопарке... Зоопарк?! Зверочеловеческая тюрьма. Страшно. Могут не простить.
      - И этот тоже... - Света не договорила.
      Во мраке зеленеющей темной воды, на мшистом дне застыло в мерном шевелении нечто давящее, ужасное - бугристая огромная голова с двумя мутными глазами-бельмами, болезненно-кровавый клюв и полтора десятка толстых, изгибающихся отростков по три-четыре метра. Щупальца. Осьминожьи щупальца! Они свивались в клубки, вытягивались, липли к бронестеклу бледно-розовыми присосками, змеились и безвольно опадали. Зрелище было неприятное, невыносимое, ибо в бельмах глаз угадывался человеческий ум.
      - Да-да, и он разумен, - поспешно пояснил служитель, - но не извольте беспокоиться, он нисколько не опасен, полностью управляем. Применяется на огромных глубинах для самых разнообразных целей. Да-да, такой может в одиночку разбалансировать и уничтожить довольно-таки солидную базу в самых глубоководных впадинах...
      Даже на Гиргее, мысленно добавил Иван. Туда бы его - во мрак, под восьмидесятикилометровую толщу свинцовых вод! В памяти мелькнули бешенно вращающиеся сфероиды, черные тени, неуклюжие и стремительные донники, бледные щупальца... Нет, на проклятой подводной каторге Гиргеи не могло быть таких человеко-осьминогов, не могло! Ему показалось. Только вот глаза-бельма? Но разве все глаза упомнишь! Они преследуют его давно. Давно и повсюду. Эти черные тени, призраки тьмы и мрака. Нет, показалось. Гиргея слишком далеко. Слишком!
      - И как этого... как его звали? - пролепетала Светлана.
      - Одну минуточку! - служитель засуетился, щелкнул и затараторил вслух:
      - Ванюков Егорий Алкаменович, сорок второго года рождения, русский, не женат, детей не имеет, отец неизвестен, мать погибла в экскурсионно-иг-ровом круизе одиннадцать лет назад, в районе Крутой Горки, это созвездие...
      - Знаем! - осек его Иван. - Профессия?!
      - Хмы-мм, безработный, - облегченно выпалил старичок.
      - Обратная трансформация возможна? Служитель развел руками.
      - Ну, ладно, - Иван вновь встретился взглядом с чудищем многоруким, только бельма колыхнулись во мраке вод. - Ладно, Егорий Ванюков, пуощай!
      И отвернулся.
      Светлана будто завороженная прилипла к бронестеклу. Но она ничего не видела в эти минуты. Лишь ползущий живой и призрачный туман Осевого стоял перед ее внутренним взором. Да, она видела их всех - всех! - там, в Осевом.
      Значит, они погибали? Значит, они гибнут?! Значит, это не призраки, не чудища, не фантомы, а пусть и странные, не похожие на людские, но все же души искореженных, "перестроенных", невозможных людей? Зверолюдей?! Они умирают тут, на Земле, и на других страшных планетах Мироздания, чтобы обрести заключение в Осевом, обрести свободу страшных призрачных пут?! Как понять?! Как разобраться?! Но не это главное, не это... главное в том, что она и сама немного такая...
      какая?! Светлана в отчаянии и ужасе стиснула обеими ладонями виски, застонала.
      Чудовищно-жуткий Егорий протянул к ней два толстых и мягких щупальца, розовые присоски вдавились в невидимое бронестекло. Бельма приоткрылись и ее обожгло взглядом бледных зрачков, мерцающих посреди кроваво-пучащихся сосудами огромных глаз.
      - Не-е-ет!!! - закричала она. И отпрянула.
      - Пойдем! - Иван грубо рванул ее за руку. Не время впадать в истерику.
      Ныне иные времена. - Пойдем, Света!
      Одновременно он врубил внутреннюю. "Глеб?! Ты слышишь меня?"
      Отозвалось через миг: "Да! Здесь полный порядок! Мы контролируем ситуацию в стране. Что-то непонятное творится в Европе и Штатах!"
      - Все понятно! - вслух сказал Иван и усмехнулся, отключая связь. Все очень даже понятно. Они там ждали его сигнала. И не дождались. И не дождутся! Это им для встряски - нечего чужим умом жить, пора давить все эти комплексы. Он их подтолкнул, научил, дал в руки их собственную силу, их ум, их волю и их честь. Чего ж еще?! Вот коли б он их вел будто беспомощных младенцев за ручку, сейчас ничего "непонятного в Европе и Штатах" не творилось бы. Но сигнал еще будет. Обязательно будет! Слава Богу, началось!
      - Вот что, ребятки, - Иван обернулся к охранникам, двум офицерам Глебова альфа-корпуса, - вы мне живенько доставьте сюда Правителя.
      - Прямо сюда? - переспросил один, рыжеватый, с большим кривым шрамом на скуле.
      Иван недовольно поглядел на вопрошающего - на приказ следует отвечать "есть!" и бодро выполнять его, а не дискуссии разводить. Но потом сообразил, что в холодных и сырых коридорах-траншеях, где и присесть негде, обессилевший и перепуганный, обезноживший Правитель, бывший Правитель, будет мерзкой и грязной ношей для этих в общем-то ни в чем не провинившихся парней.
      - Давайте-ка, лучше в шарик, там удобнее будет.
      - Есть! - рыжеватый испарился, будто его и не было. Прямо за подводным диверсантом-работничком сидели в прозрачных клетях три пернатых зверочеловека. Отличались они лишь количеством крыл: у первого таковых была лишь пара, у второго две, а у третьего - все три.
      - Ух ты, прямо серафим шестикрылый, - прошептал под нос Иван. - Да еще с руками. И не тяжко им тут, в неволе?!
      - Испытывали в полете, - доложил служитель, - по всем параметрам значительно превосходят естественных крылатых, природных. Тут, конечно, тесновато. Выпускать неположено. В серийное производство должны пойти по спецприказу... пока что такового не было, - старичок виновато развел руками.
      А Иван смотрел на нижние конечности этих птице-людей. Когда-то давным-давно, трех лет еще не минуло, ему довелось побывать в когтях у птичек на Хархане, тогда он был один над огромным, безбрежным океаном. И он навсегда запомнил лапы ящеров, их когти. Но эти были не хуже и не слабее - Мощные, изогнутые, костистые и когтистые. Птицелюди. Или звероптицы разумные. Не разберешь. А спросишь у служителя, он опять начнет твердить, что дескать, абсолютно послушные. Ясное дело, для того и выращивали, для того и "перестраивали", чтоб были покорными и исполнительными рабами. За такие дела надо... К расстрелу. Всех этих экспериментаторов к расстрелу. А руководство и идеологов - на виселицы!
      Морды у птицечеловеков были грустные, затравленные. Именно морды, не лица. У них не было клювов, их заменяли костистые наросты, идущие прямо из-под глаз. А в глаза и глядеть не хотелось - отчаяние и страх, боль и неосознанные надежды.
      - Они помнят о себе? ( - Нет. Почти не помнят, очень смутно, рассыпался в услужливом блеянии старичок. - Они просто тоскуют. Всегда. Так и заложено. Только на время выполнения задания приходит облегчение это было придумано гениально! - Старичок забылся, чуть не зашелся в своем восторге. Но тут же спохватился, едва не умерев со страху. - Я хотел сказать, все это очень бесчеловечно, я всегда был против, но кто меня послушает, старого пенька?!
      Ивану было плевать на этого человечка, на эту тень человека. Он не понимал и не хотел понимать его страхов и сомнений. Он думал о другом если эти гады, эти "исследователи"
      способны вернуть человечий облик своим жертвам, они будут жить, ничего не поделаешь, они проживут до тех пор, пока не возвратят к людской жизни последнего из зверолюдей, но коли нет - им не жить! не жить! таких нельзя миловать! таким нельзя прощать! вот они-то и есть выродки! они и есть нелюди! Четверых шу-стряков из местной администрации, пытавшихся преградить им путь, уже пустили в распыл, и слава Богу. Но с остальными придется повременить. Но только с научным персоналом, только с ними.
      Главарей-администраторов - в петлю! И никаких розовых слюней! никаких глебовых слез! Виноват, сукин ты сын, отвечай! Только так. Только так!
      - Я не могу больше, - просипела в ухо Светлана. - Давай уйдем?!
      - Нет! - отрезал Иван. - Мы обязаны это видеть. Понимаешь, обязаны!
      Иначе все повторится.
      За стеклами ячей обитал сам ужас. Люди-змеи извивались на мраморных полах, пытались вползти по стенам, растопыривали крохотные лапки с человечьими пальцами, скалили клювастые рты... и падали вниз, в мокроту и нечистоты. Шестилапые рептилии с человечьим мозгом и нечеловечьим страданием в плачущих прищуренных глазах разевали клыкасто-зубастые пасти.
      Уродливые насекомые с мягкими брюшками и в поблескивающем хитине плели паутины, бились о стекла, царапали его когтями, коготками, лапами, лапками, хоботками и жвалами... и смотрели, смотрели, смотрели - жгли всепонимающими выпуклыми глазами.
      Светлана была в полуобморочном состоянии и уже жалела, что увязалась за Иваном. Да, в Осевом было погано, совсем плохо и гадко. Но там было знание, твердое и четкое - это мир нежити, этого нет. А здесь все живое, все настоящее, каждое из этих омерзительнейших и кош-марнейших насекомых имеет свое имя, свою фамилию. Их всех родили матери, родили обычные людские матери, родили на пытки, "перестройку" и мучения. Невыносимо!
      Дряблое тело шестнадцатилапого паука вывалилось из сетей паутины, распласталось на грязном мраморе. Жвалы подергивались будто от боли, из-под них сочилась черная сукровица. Тонкие, членистые конечности конвульсивно били по стеклу, стенам, полу.
      - Как его зовут? - Светлана встряхнула старичка за плечо, затормошила.
      - Как зовут этого мученика?!
      - Сейчас, сейчас! - запричитал тот. - Погодите же... Это - Сухолеева Марина Николаевна, шестьдесят третьего года рождения, с детства сирота, родители погибли при геизации Зенгоны. Она в полной памяти. Чувствует себя нормально. Пригодна для первичной проходки на планетах Левого Рукава метагалактики Гона.
      - Мои тоже погибли, - тихо, бессознательно вставил Иван, - оба. Давно.
      Я тоже сирота. Я тоже мог быть здесь.
      - Хватит! - заорала вдруг Светлана. - Хватит! Убейте ее! - Она схватила старичка за горло, встряхнула, сдавила. - Убейте ее немедленно!
      Сейчас же! Хватит ее мучить! Или я задушу тебя, гадина!
      Старик хрипел, зеленел на глазах, отчаянно вращал глазами, но ничего не мог поделать.
      -Убей!!!
      Иван силой оторвал Светлану от несчастного. Но она рвалась к нему, тянула к горлу свои тонкие руки... Так было! Он вздрогнул. Да, в Осевом уже было так. Она оборачивалась упырем, она вонзала в него, Ивана, свои когти и зубы, она тянула лапы к его горлу, а он из последних сил удерживал их, он не мог справиться с потусторонней силой, нечеловечьей силой. Нет, это видения, это призраки, это бред! А здесь все взаправду. Она убьет его.
      Убьет.
      - Все! Все-е! - выдохнул старикашка. Его дряблая, трясущаяся рука раздавила какое-то невзрачное стеклышко на ручном крохотном пультике, нажала малюсенькую кнопочку... и судороги, конвульсии прекратились, черная кровь хлынула из страшного насекомьего рта некогда сироты Марины Сухолеевой, студенистое тело расползлось неживой застывающей материей по полу, потухли и остекленели глаза.
      Светлана замерла. Закрыла лицо руками.
      - Что я наделала, - пролепетала она в тихом выдохе. Иван уставился на старичка.
      - Их можно всех так?! - спросил он.
      - Да, - служитель склонил голову.
      - Ладно, пойдемте дальше, - Иван обернулся к жене, - а ты можешь подниматься наверх. Уходи!
      - Нет! - она вцепилась в его плечо.
      Иван молча стряхнул ее. Но гнать от себя не стал. Истерика прошла, пусть остается. Они обязательно должны все видеть, все знать.
      Следующий сегмент "бублика", больше сорока ячей, был отведен под гибриды людей с инопланетными монстрами. Иван прошел этот отрезок жуткого пути быстро, почти не глядя влево, за стекла. Изощрению выродков-садистов не было границ. А он верил тогда! Он открывал, покорял, осваивал эти планеты! Он шел впереди, мерз, горел, получал ранения, умирал и вновь воскресал, чтобы идти вперед, работать для людей, дарить им все новые и новые миры. А за его спиной, здесь на Земле - не в проклятом Пристанище, не в Системе - творилась эта жуть, эта мерзость и эта подлость! В немыслимых далях, за миллионы световых лет от Земли светили ему Золотые Купола Несокрушимого Храма, грели его душу, не давали ей погибнуть. А совсем рядом, почти под ними дьявол правил свой сатанинский бал. Как же так? Иди, и да будь благословен? Борись со злом вдалеке от зла земного?! Как понять это?! Прочь! Прочь!! Прочь сомнения!!! Это снова бесы вьются вкруг его души. Надо их гнать. Все было верно! Все было не зря! Ему надо было пройти сквозь все круги ада, Системы и Пристанища! Надо, чтобы понять дела и горести земные. И он понял. И он стал Воином. Иди, и да будь благословен!
      Развевая мрак и темень, встали перед внутренним взором полки в золотых доспехах. Он один из них. Да, он один из них!
      - А это еще что?!
      Старичок сгорбился и прикрыл рукой горло, будто его вновь собирались душить.
      - Тут у нас, как говорили, мозговой отдел. Коррекция и наращивание мозговых объемов. Этим повезло.
      .В трех метрах от Ивана, за двойным бронестеклом на широком низком кресле сидело что-то невообразимое. Огромная бесформенная голова размером с письменный стол удерживалась на мягких высоких подставках. Она пульсировала, будто именно в ней билось сердце. Глаза Иван сразу и не приметил, они располагались в самом низу головы и были прикрыты веками.
      Прямо из-под глаз вниз шла безвольно висящая тонкая шейка и под ней хилое бледное туловище годовалого младенца. Тельце казалось неживым, только нижние лапки, совсем не похожие на ножки малыша, чуть подрагивали, не доставая синюшными пальцами пола.
      - По уровню интеллекта и быстродействию этот мозг почти не уступает среднему "мозгу" пассажирского кос-молайнера, - с гордостью, будто именно он был создателем данного чуда, доложил служитель.
      - Но есть и более совершенные образцы. Пройдемте.
      Несколько ячей с головастыми уродами они миновали, остановились у крайней в сегменте. Всю ее от мраморного пола и почти до сферического потолка заполняло что-то аморфное, неопределенное, студенистое. Временами по студню пробегали конвульсивные волны и начинали мерцать изнутри зеленоватые огоньки, наплывать из просвечивающих глубин пульсирующие свечения. Все это уже совсем не походило не только на человека, но и просто на живое существо.
      - Сверхмозг! - отрапортовал старичок. - Вполне может конкурировать с "большим мозгом" любого объединения штабов. Один недостаток недолговечность, средняя продолжительность работоспособной жизни - четыре года, потом он начинает постепенно отмирать.
      - И сколько ж таких вы сменили здесь? - спросил Иван глухо.
      - Да, это не первый, - неопределенно ответил служитель. Развел руками и добавил: - Наука требует жертв.
      - Вот мы и принесем ей эти жертвы, - пригрозил Иван, - чтобы поставить точку.
      Старичок привалился к бронестеклу. Ноги у него подогнулись, челюсть отвалилась. Нет, не дадут дожить, не дадут протянуть последние годки, пришел и его черед.
      Иван все видел, но он не стал успокаивать служителя, пускай потрясется от страха, пускай помучается, авось, поймет, как себя чувствовали бедолаги, попавшие в лапы изуверов-"перестройщиков". Себя, наверное, эти сволочи не "перестраивали", берегли. Неожиданная мысль взбудоражила Ивана - а что если собрать экспериментаторскую шатию-братию да самих обратить в эдаких монстров и чудищ, чтоб на своей шкуре ощутили... нет, нет! нельзя уподобляться выродкам и жить по их законам! надо их просто стрелять! надо их вешать! всех до единого! надо обязательно прервать цепочку безнаказанности и безответственности, иначе все впустую, иначе все начнется снова, даже если они выстоят, даже если они победят. Ведь так было. Так было в те давние, древние, почти мифические времена ХХ-го века. Тогда Великая Россия нашла в себе силы избавиться от выродков, сбросить их ярмо со своего хребта. Да, тогда изуверы-нелюди, пившие живую кровь людскую, жиревшие на этой крови, убивавшие и терзавшие Россию, ответили за свои преступления- очистительный перелом тысячелетий:
      исход из мрачного, черного, трагического Второго от Рождества Христова в светлое и великое тысячелетие Третье, конец Эпохи Смут и начало Возрождения. Да, тогда изверги рода человеческого, покусившиеся на Великий Народ, на Великую Державу, погрузившие ее во мрак безысходного отчаяния и страха, в пучину братоубийственных войн и хаоса, в липкие сети нищеты, голода, безработицы, всеобщего отчуждения, взаимной ненависти, вражды, в бездну смерти и вымирания, эти кровавые палачи получили по заслугам - ибо сказано было Всевышним: "Не по словам вашим судимы будете, а по делам вашим!" И пришло тогда на Земле судное время: и казнили убийц, вешали вешателей, расстреливали расстрелыциков - по делам их. И прерывалась тогда цепь безнаказанности, и начинали осознавать несознающие, что за горе и страх, за разор и предательство отвечать придется, неминуемо отвечать своей головой, и невозможно уже стало прикрывать свои преступления, корысть свою и ненависть к люду лживыми вывесками и красивыми словесами, ибо не по словам стали судить извергов-выродков, не по лозунгам и намерениям - благими намерениями выстлана дорога в ад. В ад! Туда и дорога! Через виселицы! Через трибуналы! В преисподнюю! Ибо отец выродков, ставящих опыты на народах своих и чужих, не Бог, а дьявол. От него изошли - к нему и вернуться должны! Не спасало палачей-изуверов ни бегство в края чужедальние, ни сокровища награбленные, ни покаяния лживые... отвечали все.
      По заслугам! Иван горько скривился, все... да, видно, не все! Ибо великодушие победившего народа не знало границ - и ускользали иные, укрывались, избегали заслуженного наказания. Да, их было очень мало, совсем немного, но они, эти выродки, выжили - и пустили новые побеги, наплодили себе подобных... И вот они! Опять у власти! Втихую проползли ужами, змеями, гадюками. Проползли! И вновь готовили погибель Державе... Нет, есть все же справедливость на белом свете! есть Бог! иначе бы по-другому обернулось. Иди, и да будь благословен! Будто под сводами Храма пророкотало под черепной коробкой у Ивана. Иди! И не сворачивай с благого пути своего!
      Служитель оправился, пересилил страх.
      А из студня за стеклом вдруг выплыл будто из глубин трясущейся жижи, прорвался сквозь тонкую прозрачно-влажную кожицу рыбий бессмысленный глаз.
      И уставился на Ивана изучающе и холодно.
      - Пойдем отсюда! - снова потянула за рукав Светлана.
      - Пойдем, - согласился Иван.
      Оставалась последняя ячейка в замыкающем сегменте. Там, как говорил служитель, должна сидеть более совершенная модель зверочеловека. Надо взглянуть. Потом побеседовать с бывшим Правителем, тот уже в "шарике"
      дожидается. И наверх! Хватит нервы терзать и душу рвать!
      Ячейка была обычная, лишь свет озарявший ее изнутри, был приглушенней, тусклее. Зверочеловек сидел на пластиконовом буром валике без ножек и спинки, сидел спиной, сгорбившись и повесив голову. После всех мыслимых и немыслимых гибридов, чудищ и человекообразных звероящеров да пульсирующих голов он смотрелся бледненько, подстать своей тусклой и невзрачной камере.
      Одно лишь неприятно задело Ивана - существо было одето в десантный комбинезон, старый, потертый, какой носил и сам Иван, комбинезон очень удобный, но нелепый здесь, в жутком подземелье.
      - Больной? - спросил он у старичка.
      - Не-ет, - протянул тот, - больных не держим. Тоскует, небось, или задремал просто. Сейчас мы его взбодрим!
      Он навел свой пультик прямо на спину. И зверочело-век в комбинезоне вдруг напрягся, одеревенел. А потом резко обернулся. Лицо его, поросшее густой и короткой рыжей щетиной почти до самых глаз, было искажено злобой, светло-серые глаза излучали ненависть.
      - Что это?! - прохрипела Светлана.
      И уткнулась Ивану в плечо.
      Тот и сам оторопел. Вот так встреча! За бронестеклом, в полутемной ячейке, выряженный в десантный комбинезон и щерящийся от злобы, налитой ощутимой, зримой звериной силой и мощью, раздавшийся в плечах и кости, заматеревший и страшный, сидел он сам - Иван!
      Служитель переводил испуганный взгляд с морды зверочеловека на Иванове лицо, и наоборот, бледнел все больше, но ничего не понимал. Сходство было разительным, страшным и, явно, не случайным.
      - Гады-ы!!! - еле слышно просипел Иван.
      И теперь он все вспомнил. Теперь он все понял. Голо-воногий.
      Центрифуга, плаха-распятие. Так было в Системе. Так было на Земле, после Осевого. И янтарно-рыжий болигонский кентавр, похитивший прекрасную землянку с седыми тугими косами - это на фреске. Старик у столика из черного иргизейского гранита. Старик еще тогда жаловался на жизнь, тосковал по России, из которой его предки выехали двести лет назад, а ему, якобы, снились березки да древние избушки... Старик, открывший ему глаза, поведавший часть правды о выродках и всем прочем, старик, думавший... нет, точно знавший, что Иван не жилец, и потому разоткровенничавшийся с ним. А сам он был весь опутан шлангами и проводами, и плаха уже начинала нагреваться, раскручивалась, и он уже знал, что с ним будет. Он был перед дверью в небытие. Дверь открывалась, его толкали туда. Да, именно во второй раз. Потому что в первый раз, еще в Системе, на плахе-центрифуге с него сдирали шкуру негуманоида, возвращали человеческий вид. А во второй, после Осевого, после черных экранов и черной дыры он попал на Землю, на такую же плаху, они начали его воплощать, начали "перестраивать" - в зверочеловека!
      Он все помнил. Такое невозможно забыть. Ивана будто молнией прошибло.
      Пристанище! Здесь повсюду отблески, отсветы Пристанища! Везде идет воплощение. Это непостижимо, но это так. Страшный, гнетущий мир воплощений и перевоплощений, мир прозрачных червей с просвечивающими мозгами, червей в телах ящеров и леших, оборотней и птиц, мир вурдалаков, воплощенных из небытия в бытие злым гением выродков... Пристанище везде! И Земля лишь часть Пристанища! Нет! В это нельзя верить. Но вот же - сидит перед ним доказательство. Он сам, ставший зверочеловеком. Нет! Не он, Первозург тогда спас его, в последние секунды вытащил с плахи, вырвал из провала в небытие, захлопнул дверь без выхода. Но он клонировал его, без этого нельзя было уйти из подземных дворцов подземной Антарктики. Нельзя! Его клон перестроили в зверочеловека, лишили воли, памяти, лишили своего "я". Нет, он никогда не должен был встретиться с ним. Но почему никогда?
      Иван сдавил пальцами переносицу. Ему было больно. Он не ждал такой встречи.
      Светлана не знала подробностей. Но она все поняла.
      И она молчала. Сейчас не было нужды в лишних словах. И лучше всего уйти, уйти как можно быстрее отсюда, немедленно! Но она уже не решалась тянуть его наверх.
      А зверочеловек стоял, прижавшись лбом к бронестеклу, сжав до посинения кулаки. Крутые желваки перекатывались по его скулам, ноздри были широко раскрыты, верхняя губа, щетинистая и бесцветная, подрагивала, обнажая ряд ровных желтых зубов и два мощных клыка. Да, это был не человек, это был зверь. Но с человеческим мозгом, с остатками неутраченной памяти, со смутными картинами канувшего в лету прошлого. И он тоже узнал Ивана. Узнал, и сразу возненавидел.
      Служитель стоял ни жив, ни мертв. Теперь и до него начинал доходить весь ужас встречи. Старичок, немощный и дряхлый, терял последние надежды. И зачем только он привел их сюда, зачем?! Но откуда он мог знать... Нет, ему уже не дадут дожить, дотянуть эти пять лет, хотя бы три, два года, пусть один, пусть месяц, неделю, пусть." нет, не дадут!
      - Я могу убить его, - пролепетал он в отчаянии, - хотите?! Я могу убить его! - Тоненькая бледная ручонка с пультиком начала подниматься.
      - Вон! - закричал Иван. - Убирайся прочь с глаз моих!
      Служителя будто ветром сдуло."
      А они остались. Оба. Смотрящие друг другу в глаза. Человек и его зверообразная копия, страшный и могучий двойник. Сатанинское отражение, обезьяна дьявола. И в мозгу мерно гудело: "Человек хуже бабуинов и слизней.
      Люди - это худшее, из того, что породила Вселенная. Это раковая опухоль Космоса! Но придут врачи, врачи извне, и немного подлечат нашу Вселенную.
      Они вырежут эту опухоль. А мы... мы лишь ассистенты, мы их земной медперсонал, мы подготавливаем все для операции, для настоящих хирургов.
      Они придут. Они уже идут. Слышишь их шаги?!"
      Иван резко обернулся. Всего на миг.
      Но он узрел след проплывшей в хрустально чистом воздухе гиргейской гадины. Они здесь! Они повсюду! Кроваво-красные глаза ретрансляторов.
      Огромные клыки. Плотоядно облизывающиеся языки. Это не врачи, не хирурги.
      Но это их глаза. Они все видят. Они уже идут сюда. А он расслабился, он бросил все на Глеба, на Гуга, на карлика Цая, измученного, несчастного, полуживого карлика Цая...
      Наследный император и беглый каторжник сидел в мыслекресле и корчился от боли. Его хилое, больное, исстрадавшееся тело прожигало, пробивало, пронизывало какими-то непрекращающимися и очень болезненными разрядами. Это была пытка! А ведь всего несколько минут назад половину мира он держал в своих цепких трехпалых руках.
      Да, ему удалось разгадать все шифры, все секреты и тайны центрального пульта. Он раскодировал мыслеуп-равитель Исполнительной Комиссии. Он сразу узрел, услышал и понял все. В мгновение ока он увидел прямо внутри своего мозга, безо всяких экранов, полыхающий Нью-Йорк - его расстреливали с воздуха десятки боевых бронеходов армейских частей быстрого реагирования.
      Восстание подавляли безжалостно и беспощадно, не считаясь с миллионами горящих живьем, пробиваемых свинцом, прожигаемых смертоносными лучами людей - Крузя сработал, подлец, ничего поручить ему нельзя! - машинально отметил Цай. Но внутреннее зрение показывало пожарища и погромы иных городов и городишек: все бушевало, кипело, сходило с ума в Чикаго, Лос-Анджелесе, Гаргонге - суперполисе, раскинувшемся на ста тысячах квадратных миль и пожравшем сотни городков, поселков и пустырей, трясло в ужасе и озлоблении весь Юг, острова. Под бронированным колпаком тихо и настороженно притаился Комиссариат Синклита Мирового Сообщества, затихла Антарктида и все восемьсот тысяч околоземных станций-баз. Напряглись будто перед прыжком на жертву в тринадцатипланетарныхсупербункерахНаземные авиационно-сухопут-ные силы, все полтора миллиона живых головорезов и еще четыре- обученных и запрограммированных на войну андроидов... Штаты были в полнейшей сумятице, в дичайшей растерянности, никто, явно, не понимал что же, черт возьми, происходит!
      "Всем оставаться на местах!" - приказал Цай.
      Приказы, исходящие из самого ядра, из "мозга" Исполнительной Комиссии, обжалованию и обсуждениям не подлежат, это известно сызмальства каждому оболтусу-школьнику, тем более воякам и спецслужбам. Сказано ОТТУДА. Значит, сидеть да помалкивать, да руку у форменной кепочки держать, выполнять приказ.
      "Никаких передислокаций! Никаких ответных мер! Все идет по плану!"
      Цай ван Дау торжествовал. Он их обхитрил. Он успел. Теперь надо лишь дать разгореться смуте по всему Сообществу, а потом бросить спецслужбы на армию, армию на полицию и федеральное бюро, а чтобы поставить точку, срочно вызвать космоспецназ и "погасить" наземных стражей порядка, включая армейских, объявив их мятежными силами, которые возглавляет хунта, стремящаяся к захвату власти. Силы космического базирования, точнее, их неперевооруженные остатки, живо сведут старые счеты с наземниками, только дай законный формальный повод, а тем более приказ. Как по маслу! Так и должно быть! Потом можно и Гуга поддержать, и Иванову победу закрепить.
      Лиха беда начало.
      Только бы Дил Бронкс со своими парнями не оплошал! Цай отключился от глобальных событий, теперь важнее было отслеживать заваруху внутри форта.
      Здесь обязательно должна быть блокировка. Если Дил затянет дело, они рано или поздно распознают его и замкнут. Это конец! Это крышка!
      - Дил! Дил, мать твою, ты слышишь меня?! - захрипел Цай по внутренней.
      - Отвяжись, - сипло отозвалось извне, - не до тебя! Цай все видел.
      Мыслекресло было просто чудом. Он видел, как ползли по "черным нитям"
      Диловы ребятишки, ползли к самому сердцу форта, если они доберутся нормально, с внутренним кольцом охраны будет покончено. А снаружи творилось нечто несусветное. Бронеходы Дила громили бронированный форт Видсток. Они уже разнесли в щепы, в пыль весь пригород Нью-Вашингто-на, выжгли вокруг форта "кольцо безрпасности" в семь миль поперечником. И теперь рвались внутрь. Боевая десантная капсула прикрывала нападающих сверху. Она висела черным застывшим солнцем в поднебесьи и срезала все движущееся, все вылетающее из форта, все - снаряды, ракеты, дисколеты, малые охранные бронехо-ды, андроидов на гравилетах. Без нее Дил Бронкс уже лишился бы половины своих штурмовиков и двух третей братвы.
      - Давай! Давай, черный дьявол! - мысленно подбадривал его Цай.
      Рукопашные бои шли в четырех коридорах, ведущих внутрь. Страшные бои, не на жизнь, а на смерть. Цай смотрел, все видел, но не завидовал этим парням. Драться с андроидами в ближнем бою?! Андроидам почти не больно, они не щадят себя. А сил у них в два раза больше. Но Диловы ребята пробьются!
      Обязательно пробьются!
      Все видел Цай. Все знал. И работал - рассылал десятки приказов, распоряжений, тормозил прытких, тормошил робких и неуверенных. Он успел отвести армейские силы от пылающего Нью-Йорка, остановил бойню. И собирался уже поднимать спецгруппировку морской пехоты - в это время как раз из "черных нитей" выскочило сразу шестеро, они были в сотне метров от него, они давили растерянную охрану... - и вдруг прямо в голове промерцало зеленым: "Вариант 0-11! Вариант 0-11! Полное переключение управления на Север!" И перед глазами высветились четкие контуры Антарктиды. Цай еще успел подумать, что Антарктида это вовсе не Север, что это Юг! Но его уже начало трясти, бить и прожигать. Он мгновенно ослеп, оглох, онемел... Во мраке и давящей тишине, сквозь лютую боль он четко осознал - сработала не ведомая ему защитная система! Она распознала чужака, несмотря на разгаданные им шифры, распознала, отключила и перевела управление Исполнительной Комиссии на дублирующий пульт, наверное туда - подо льды Антарктики! Это был полный проигрыш! Теперь все впустую! Зря гибнут парни, зря рвется сюда неунывающий Дил Бронкс, зря висит в поднебесьи черное солнце капсулы.
      Он врубил внутреннюю.
      Заорал, что было мочи:
      - Дил! Отбой!! Отход!!! Немедленно уходите!!!
      Но никто его не услышал.
      Цай бился в судорогах, бился в страшной ловушке, в тюрьме, из которой нет выхода, в бронированной мышеловке отключенного и никому уже ненужного, брошенного форта Видсток.
      Хук Образина отшатнулся от зеркальной стены, будто его кипятком ошпарили. Сотни раз он допивался до белой горячки. Но еще ни разу не видывал такой гнусной хари. Неужели совсем дошел?! А ведь когда-то, в Школе десанта и космоспецназа, его звали Хуком Красавчиком.
      Тогда он был молод и хорош собой, все встречные-поперечные девицы заглядывались на него - смуглый, светловолосый, ясноглазый... Нет, надо еще разок вглядеться, это бред какой-то!
      Хук осторожно подошел к стене.
      С расстояния трех метров она, как и следовало зеркалу, отражала его подлинный облик - изможденный, тощий, страшный, кожа зеленая, щеки провалились, нос рыбьей костью торчит вперед, подбородок тоже, но не костью, а рукоятью ятагана, седые короткие лохмы топорщатся взлохмаченными перьями, будто у испуганной полуоблысевшей от дряхлости курицы, в глазах туман и мука... ничего не попишешь, таким он стал, но это все нормально, куда ни шло! А вот... он приблизился еще на метр. Изображение начало тускнеть, двоиться. Еще полшага... и вместо изможденного лица на Хука глядела отраженная от зеркальной поверхности гнусная и уродливая харя.
      Такая ни в одном запое не привидится! Хук дернулся было назад. Но усилием воли сдержался, пересилил страх и отвращение, вгляделся. Эдакому отражению мог позавидовать сам сатана! Харя была болотно-зелено-го, мертвенистого цвета, в обрамлении густой седой шерсти. Кривой, змеящийся рот шел от уха до уха, сами уши были козлиными, поросшими рыжим пухом, вместо носа торчало свиное рыло, но не пятачком, а свисающим морщинистым хоботом с ноздрями.
      Застывшие, остекленевшие глаза были мертвы и ничего не выражали черные прозрачные камни в обрамлении желтушных белков. Огромные надбровные дуги нависали над этими глазищами, переходя в невероятно морщинистый лоб. С крохотного и тоже морщинистого подбородка свисала редкая рыжая бороденка.
      Но самым страшным в отражении были рога - короткие, кривые и острые рога, торчавшие прямо над ушами. ( Хук осторожно и с опаской провел потной ладонью по собственному лбу, потом по всей голове. Никаких рогов у него не было. Значит, мерещится!
      Значит, опять накатила горячка! Но ведь он уже давным-давно не употребляет, ни капли! Ни-ни! Неужто так бывает?! Это же черт знает что!
      - Докатился, едрена вошь! - прохрипел он под нос.
      И сдвинулся чуть левее, просто нога затекла. И увидал еще харю.
      Похлеще первой - жирную и лохмоб-ровую. Глазища у этой хари стекленели столь же мертво, что и у первой. Теперь Хук вообще ничего не понимал, не мог же он отражаться двумя дьявольскими харями сразу?!
      Он отскочил на три метра и саданул из ручного луче-мета самым малым разрядом.
      - Получай, гады!
      Зеркало запотело, побагровело на секунду-другую. Но выдержало. Хук заглянул в него - хари торчали на своем месте. Теперь он видел и третью, четвертую, пятую... их было не перечесть. И не были они никаким отражением.
      Эти гады просто торчали за стеклом мертвыми, застывшими статуями.
      - Все одно побью! - прошипел Хук.
      Отбежал на двадцать шагов и влепил на полную. Обратной струёй газов его самого швырнуло на пол, ударило о противоположную стену, так шибануло, что он не сразу пришел в себя.
      - Живой, что ли?! Чего дрыхнешь?! Муга Муравей, мосластый паренек из шайки Легавого, тряс его за плечо.
      Хук тряхнул головой, прогнал муть из глаз. Встал.
      - А чего тут было-то? - спросил Муга. - Гранатой, что ль, шарахнули?!
      Хук ткнул Мугу прикладом в бок. Показал стволом наверх.
      - Вали на место! Тут все нормально!
      А когда Муравей убежал, процедил про себя:
      - Разберемся еще!
      Хук был недоволен. Более того, он был зол и хмур. Они уже перевернули вверх дном три дюжины черных притонов, облазили сотни километров подземелий. А выгнать наверх удалось лишь тысячи с две этих долбанных сатанистов-обормотов! Хорошо там Ивану у себя в России планы разрабатывать да сроки назначать, командовать хорошо и вольготно! Мол, давай, Хук, шуруй, под-суетись, да так, чтоб все это отродье довести до белого каления и вышвырнуть прямо на поверхность, под ножи и дубины мародеров и бандюг этого, мать его, "восставшего мирного населения", которое грабит и громит лавки и банки, насилует друг дружку, режет в лоскуты, заливается всяким дерьмом по самое горло, колется на дармовщинку, обкуривается и снова грабит, режет, стреляет, громит! Иван говорил, мол, отвлекающие маневры, дескать, Крузя с "длинными ножами" малины взбаламутит, шухер подымет, народишко распалит, эти пидермо-ты из подземелий на народишко налезут, власти всех разом усмирять да калечить начнут... в такой бузе Цай с Дилом Синклит за горлышко и возьмут. Ага, взяли, как бы не так! Хорошо рассуждать да стрелочки на планах и картах рисовать!
      Еще совсем недавно, какие-то месяцы, недели назад они с Крузей и Кешей по притонам Черного Блага такой шорох наводили, что дым коромыслом стоял.
      Но это подготовка шла. А как за дело браться, так и притоны по-опустели!
      Где они, сатанисты эти поганые?! Где она, эта мразь чокнутая?! Неужто порядочными стали, повылазили наверх и на работу в белых сорочках ходят...
      хрена! Там вообще сейчас никто ни на какую работу не ходит, там сейчас гулеванье идет! Нет, лучше и впрямь на заправщике было с Крузей на пару сидеть да стаканить, самогонкой заливаться! Или дело делать.
      А тут дела нет. Дело было в Дублине. Хук вспомнил свою прекрасную Афродиту. И прослезился. Сволочь она была, паскудина, стервозина и сука. Но все же своя, родная. Зря ее Арман так строго, не по-людски это. Правда, и она не по-людски, чуть не погубила Хука, чуть не сгноила в помойном баке...
      но все равно жаль. Арман, он же Крузя, все рассказал Хуку по совести и начистоту: как наказал хахалей Афродитиных, как повесил ее саму на простынях да выставил в окошко на обозрение, проституткам местным на увеселение, а прочим в назидание. Жалко ее... да сама ведь себе дорогу проложила, сама себе подлянку подкинула. Хук горестно вздохнул, вытер ладонью холодный пот со лба. Он не помнил, как его вытащили из бака, как в бот к Дилу Бронксу сунули, как выхаживать начали. Ежели б не братва десантная, не Крузя с Дилом да не Ваня с Гугом, глодали бы его косточки псы бездомные. Он им по гроб жизни обязан! { Но ведь не лбом же теперь биться о пустые стены!
      Хук крепко выматерился. И еще разок саданул в зеркала.
      Ну их!
      Наверху его ждал сам Легавый, толстый коротышка с усиками аля-мехико, серпом к подбородку, и все тот же Муга Муравей, бестолковый, но дотошный. В ногах у них извивался лохматый хмырь с шестиконечными наколками на щеках, один из этих испарившихся пидермотов-сатанистов.
      - Чего разлегся, тварь!
      Хук с ходу саданул кованным сапогом прямо под ребра хмырю.
      Муга вздернул его, поставил на тощие, обтянутые черной кожей ножки.
      Ткнул прикладом в живот и заорал благим матом:
      - Сми-ирна-а-а!!!
      Хмырь вытянулся как мог. И тут же получил от Легавого по зубам.
      Одновременно прозвучал вопрос:
      - Где вся ваша сволочь? Отвечай!
      - В богадельни подались, - ехидно пробубнил хмырь, выплевывая выбитый зуб.
      - Пристрели его! - холодно приказал Муравью Хук. Муга поволок хмыря к провалу в нижние этажи - будет лететь как в бездонную могилу, как в преисподнюю.
      - Не-е-ет! - завопил вдруг резанной свиньей хмырь. - Не на-а-адо!!!
      - Говори! - коротко бросил Хук в минутном раз-думьи.
      - Я все... я все скажу!
      Хмырь упал на колени, пополз к Хуку, принялся вылизывать запыленные сапоги. На него было противно глядеть. Но дело превыше всего.
      - Они их увели!
      - Куда?
      - Еще ниже.
      - Там никого нет! Ты врешь, гнида!
      - Есть!
      - Нет!!!
      - Есть! - хмырь рыдал, бился лбом о каменные плиты. Ему, видно, больше нравилось вести беседы, ползая на брюхе. - Они все там! С ними чего-то сделали. Их усыпили... а может, убили! Я не знаю... я видел только, один сбежал, весь волосатый, с когтями, но я его узнал, он всегда ходил на мессы, его чуть в жертву не принесли, еще год назад было, а щас с рогами, маленькими такими, и волосатый!
      Хук насторожился. Дернул затвором.
      - Говори, падла! Все говори!
      - Больше не знаю! Ничего не знаю! Коротышка Легавый вклинился, поглаживая ус коротким жирным пальцем:
      - Тут дело нечистое.
      Хук кивнул. И достал парализатор, не из лучемета же бить этого червя!
      - Мне страшно, - пролепетала Светлана. - Не смотри на него, не надо!
      Иван не шевельнулся. Он не мог оторваться от этих пронзительных глаз.
      Своих собственных глаз. Зверочело-век глядел, не мигая. Это было страшно.
      Это наводило оцепенение. Иван знал, стоит ему сейчас обернуться... и он увидит ее, страшную патлатую ведьму, злобную фурию, дух планеты Навей и Пристанища, Алену, свою постаревшую, страшную, ненавидящую его смертной ненавистью Алену, в которую вселилось нечто безысходное и черное. Он не мог обернуться, хотя в ушах у него звучало ее страшное проклятие. Он не мог обернуться, потому что рядом стояла Света, его жена... Много раз Иван порывался рассказать ей все про планету Навей, про Аленку, но она всегда останавливала его - что было, то было, быльем поросло, - она не хотела слушать, ничего не хотела слушать. А теперь вовсе было не время, не место.
      Но это страшное заклятье. Да! Оно всегда с ним, оно черной печатью сковывает его душу, и никакие благословения не могут освободить от него! И эти пронизывающие глаза! Может, зря он прогнал старичка-служителя, может, и впрямь надо было избавиться от страшного двойника?! Кто знает. Совершенная модель! И таких будет много, очень много. Может, уже есть. И не с его лицом, не с его памятью, других, но очень много. И они будут убивать своих братьев, губить ту страну, что их породила и выкормила, губить Землю, у них нет своей воли, они во власти выродков-нелюдей... Нет, это все в прошлом.
      Их власть в России пала. Скоро она падет по всей Земле, а там и по всей Федерации, ни на одной самой крохотной планетенке, ни на одном самом замухрышистом астероиде ее не останется.
      - Ты слышишь меня? - прошептал Иван. Зверочеловек не ответил.
      - Ты понимаешь меня?! - заорал Иван во всю глотку, приникая к стеклу.
      Двойник отпрянул. И чуть кивнул. Что это было- случайное движение? Или знак?!
      - Все! Хватит!
      Иван схватил Светлану за руку. Потащил за собой - туда, в "шарик".
      Недоумевающий и молчаливый охранник быстро пошел за ними. Стук его кованных полусапог глухо прокатывался по округлым коридорам эхом, тонул в пористых стенах, рассыпался, гас и снова нарождался из полумрака и тишины.
      Правитель уже сидел в сером пенолитовом кресле, рука его была прикована наручем к подлокотнику. Рыжеватый парень со шрамом стоял за спиной у него, дожидался.
      - Оставьте нас, - попросил Иван.
      За эти короткие и бесконечно длинные дни он узнал все, или почти все, тайны великого и огромного государства, постиг скрытые механизмы, движущие Федерацией. Что мог сказать нового этот кособокий и хромова-тый человечишка? Почти ничего... разве что, пожаловаться на свою незавидную участь. Правителя можно было с полным основанием расстрелять или повесить, подобно прочим предателям, причем еще вчера, позавчера - он заслужил тысячекратного повешения за свою измену, подлость, двурушничество. А еще поговаривают: на троне не бывает изменников! Бывает! Еще как бывает. Врет поговорка. Правда, самого главного, основного так и не удалось выяснить не удалось выйти на связь, прямую связь с Системой, с Пристанищем, со всеми теми силами зла, на которых работали и Правитель, и комитетчик, и министр обороны, и многие другие иуды. Связь была односторонней. И почти сразу после переворота она оборвалась. Наступило зловещее молчание.
      ОНИ поняли, что случилось!
      Правитель, взъерошенный и смурной, глядел на Ивана исподлобья, глядел с ненавистью и страхом, и чего было в его взгляде больше, не разберешь.
      - Взяли верх, молодой человек, - процедил он с ехидцей, - радуетесь, торжествуете?! Одолели немощного старика!
      Иван не стал вдаваться в разъяснения.
      - Что все это значит?! - сурово спросил он, чуть поведя головой назад, туда, где в ячейках томились жертвы.
      - Что это? - переспросил Правитель, шевеля бровями и глядя на вопрошающего будто на несмышленого мальца. - Это прогресс, мой юный друг!
      Это восхождение к совершенству! От питекантропуса к человеку идеальному, многовариантному, к хому суперсапиенсу, юноша, вот что это!
      От подобной наглости Иван опешил.
      - Но вы спрашивали их самих, - робко начал он, постепенно преодолевая и свою неожиданную робость и нахальство этого старца, - вы спрашивали этих несчастных, хотят ли они вашего совершенства, желают ли они быть сверхразумными?!
      Правитель скосил глаза и тихохонько заклекотал, заперхал, сразу даже непонятно было, смех это или кашель.
      - А господь бог, мой юный друг, а сам создатель - спрашивал ли он согласия у тех безмозглых обезьян, которых он направленными порциями жесткого излучения превращал в первых людей, в Адама и Еву?!
      - Вы не боги!
      - Мы выше богов! Мы сильнее и всемогущественней! - торжествующе прошипел старец.
      - Не надо кощунствовать! - Иван ударил ладонью по столу. - Не трогайте Создателя своими грязными лапами! Вы не боги, вы садисты, вы изверги-вивисекторы, вот кто вы!
      Теперь Правитель засмеялся явственней, громче, злораднее. Он вовсе не собирался сдаваться, брать на себя вину и каяться. У него явно было свое мнение, отличное от мнения Ивана.
      - Вы слишком молоды! Вы не знаете жизни! - с нажимом, глядя прямо в глаза, будто пытаясь заворожить и подчинить себе, принялся вещать он. - Вы что-то там вякали раньше про выродков, было дело, не качайте головой, я все помню. Вы, юноша, имели ввиду таких как я, вы обвиняли властьимущих и близких к ним... да, это правда, мы вырождаемся, мы сами изживаем себя, деградируя все больше. Конец наш страшен и незавиден, сама Вселенная, сама Природа Мироздания не терпят нас, не желают терпеть, изживают нас, обрекая на дегенерацию и вымирание, это так. Но у нас есть ум! Есть сила! И есть воля! Мы не уйдем сами! Ибо" вырождаясь и падая в бездну тьмы, мы столь же стремительно обретаем разум, недоступный вам всем, мы умнеем, становимся изощреннее и изворотливей, да-да, не бойтесь этих слов, в жизни выживают не сильные и открытые, а хитрые и изворотливые, даже если они выродки. Вы поняли только половину правды, ту половину, что про нас - сильных, умных, изворотливых выродков, собравших всю власть во Вселенной в свои руки. Но вы не знаете другой половины... А она в том, что и вы все, жалкие людишки, все человечество вырождаетесь столь же стремительно и необратимо! Вы летите в пропасть вместе с нами. Но не замечаете этого.
      Уже семь веков идет процесс неостановимой дегенерации - матери-выродки порождают детишек-выродков, больных, с испорченной наследственностью, дебильных или с рождения запойных! Они плодят уродов, которые в свою очередь будут плодить уродов и уродиц! Вот так, молодой человек! И знаете, почему это происходит? Что вы молчите? - Правитель сделал выжидательную паузу, весь скособочился, скривился, довольно осклабился, казалось, он вот-вот с несдержимым злорадством завизжит - тонюсенько и противно. Но он не визжал, а лишь хихикал да потирал руки. Голос его был чистым сахарным сиропом. - А потому, юноша, что людишки - это жалкие, слабовольные, похотливые и ленивые животные. Они не могут отказать себе в желаниях чисто скотских, они беспрестанно ублажают себя - сладостями, бездельем, развлечениями, спиртным, наркотиками, куревом, одеждой, меняя ее безо всякой необходимости, даже спортом, которым занимаются от пресыщения и во вред себе, они пичкают этим же своих больных детишек, делают их еще более больными, а потом лечат, калеча окончательно. Естественного, здорового отбора нет уже сотни лет... сколько было человек на место в вашу десантную школу?
      - Двести семьдесят, - нехотя отозвался Иван. Он сидел в напряжении, не прикасаясь спиной к спинке кресла. Правитель-негодяй говорил все верно, это была чистая правда - человечество вырождалось. Но чего-то не хватало в этой связке, тут одной логикой и даже математическим анализом не возьмешь, нужно еще что-то. Что?!
      - Вот видите! И все равно не добрали человек сорок?
      - Сорок семь человек, - подтвердил Иван.
      - Даже сорок семь. И вы, юноша, знаете почему.
      - Если ты еще раз назовешь меня юношей... - начал закипать Иван.
      Но бывший Правитель осек его.
      - Не буду, ладно, - выдавил он. - Но и грозить нечего! Что так, что эдак - все равно мне не жить, я в добренькие сказочки не верю! Но продолжим. Не добрали, потому что здоровых парнишек оказалось меньше, чем мест в Школе. Это было двадцать восемь лет назад, нет, почти тридцать. А сейчас недобор еще больше... вы все вырождаетесь. Вы все выродки. И мы выродки. Но мы - умные, хитрые, волевые. А вы - безвольные, похотливые и тупые. Вы - выродки вдвойне. Вот в этом и заключается вторая половина правды - одной большой Правды на всех!
      - Ты служишь дьяволу! - мрачно изрек Иван.
      - Плевать кому, - отрезал Правитель. - Если все будет идти дальше точно так же, через четыреста лет Вселенная превратится в огромный сумасшедший дом для ублюдочных и совершенно недееспособных дебилов!
      - Вы сдохнете раньше!
      - Пусть! - согласился Правитель. - Но выродки-дебилы, никем и ничем не управляемые, ибо они просто физически и умственно не способны к этому, будут крушить все повсюду, будут отравлять все вокруг себя, гадить, ломать, убивать до тех пор, пока не захлебнутся в собственном дерьме. Этого вы хотите, молодой человек?!
      Иван промолчал. Еще не хватало ему покорно кивать головой, соглашаться с подлецом и негодяем. Да будь он хоть трижды прав, это еще не вся правда.
      На то они и бесы, чтобы влезть в душу, заставить доверчивого поверить им, охмурить его, закружить, превратить в бесноватого. Слуги дьявола! Они лопочут, лопочут что-то постоянно, все про прогресс, про благие дела... а сами ждут пришествия своего черного мессии. Бесы!
      Правитель злорадствовал. Он видел замешательство собеседника. И он был счастлив. Да, ничто не спасет его от смерти. Но он умрет победителем! И никто не сможет опровергнуть его. Пусть так получилось, пусть, но он будет перед ликом небытия смеяться и плевать в рожи этим червям, этим слизням. А пройдет время, и они станут такими же как он, они уже сейчас его наследники, только они не знают об этом.
      Правитель внутренне торжествовал, да и почти не скрывал этого.
      - Мы спасали человечество, понимаете?! Да-да! Это такие как я и мои предшественники, мои коллеги подавали утопающему руку. Новые расы!
      Приспособленные! Сильные! Умные! Они должны были пережить погибающее, вырождающееся человечество, придти ему на смену. А значит, и само человечество не погибло бы. Они, наши первенцы, стали бы связуемым звеном между вырождающимся миром и миром новым, миром сверхчеловеков!
      -А потом придут пауки. Черные пауки! - вставил Иван.
      Правитель сразу сник, побелел.
      - Откуда вы знаете?! - воскликнул он.
      - А вы - откуда? - вопросом на вопрос ответил Иван. Он его поймал.
      Этот негодяй знал про подземные инкубаторы.
      - Я вообще много чего знаю, - тут же воспрял Правитель, - вам нет смысла избавляться от меня. Второй такой кладезь мудрости, хе-хе, и знаний вы еще не скоро отыщете!
      - Мы пьем из своих источников.
      - Не торопитесь, молодой человек, всех ждет могила, и не думайте, что хуже меня злодеев земля не рождала. То, что вы лицезрели - еще цветочки.
      Мне тут, в России, не давали развернуться, все тайком да тишком. А вот мои коллеги - уважаемые, кстати говоря, люди, и в Европе и на Западе ни с птичками, ни с рыбками почти и не баловались. Глядите!
      Правитель левой рукой вытащил из внутреннего кармана пиджака черный шарик, сдавил его узловатыми пальцами прямо над пластиконовым серым столом - и из шарика словно неполная рассыпающая колода карт развернулись в пространство белые квадратики, темнеющие и сереющие на воздухе, голографии!
      Иван протянул руку, поднес карточки ближе. Таких отвратных рож он не видывал ни на одной планете Вселенной. С голографии смотрели на него натуральные черти с рогами, но не те, карикатурные, каких обычно показывали в фильмах и рисовали в книгах, а страшные, пугающие, отвратительно-естественные. Иван отбросил квадратики.
      - И это тоже новая раса?! - спросил он, пересиливая омерзение.
      - Вы еще узнаете, что это такое! - кривое лицо старика скривилось больше, злорадная улыбка перекосила его. - Земной материал. Внеземная генетика. Превосходная работа специалистов.
      - Это они придут нам на смену?
      - И они тоже.
      - Не совестно вам, порождая и выпуская в свет такую нечисть, сравнивать себя с Творцом, с Создателем?!
      - Совесть - химера, молодой человек. А сатаноиды и дьяволоиды, выращенные на Западе нашими коллегами, реальность. Более того, наше будущее! Смена вех, понимаете ли. Какая разница вырождающимся дебилам, кому поклоняться - богу или дьяволу? Поверьте, всем этим миллиардам ублюдков по всей Вселенной абсолютно все равно! Тем более...
      - Что - тем более?!
      - Им не так долго осталось, молодой человек. Скоро начнется! - зловеще протянул Правитель, снова заглядывая в глаза завораживающим взглядом Авварона Зурр бан-Турга.
      - Когда?!
      - Точной даты никто не знает. Но скоро!
      - Ты не доживешь до этого часа, паскудина! - Иван встал.
      Правитель посерел, помрачнел. Но нашел в себе силы выдавить мрачно:
      - Убьешь меня - сам сдохнешь! Прощения тебе не будет, они не умеют прощать.
      - Кто это о н и?!
      -Они! Ты сам все знаешь! Ты был там! Смирись! - Правитель говорил почти угрожающе. - Смирись и исполняй их волю. Иного пути нет. Они ценят верных и нужных. А мы с тобой им нужны!
      - Мы с тобой?! - повторил Иван.
      - Да, именно мы, ты и я, - зачастил Правитель, полагая, что почти добился своего, что перед натиском неумолимой логики и самой обычной целесообразности этот выскочка сдался, понял, что бесполезно трепыхаться, юродствовать, корчить из себя дон-кихота, спасителя и защитника человечества. - Мы будем еще долго жить, поверь. Даже когда наши бренные тела откажут нам служить, они воплотят нас в другие, и мы будем вечными и всемогущими, понимаешь?! Это бессмертие! Это власть! Это могущество!
      Нет, это просто Пристанище, именно оно. Авварон был прав. И Первозург был прав. Они уже давно здесь. И Вторжение уже давно началось. AL он чего-то ждет и рассуждает, он ведет себя как слизняк, а не как воин. Лети в форточку, комаришка, лети! Спасай свою жалкую шкуру! Мечись! Кланяйся!
      Испрашивай воплощения и бессмертия - и ты получишь его. Да, этот негодяй, этот бывший правитель прав по-своему. Иван встал, посмотрел на рыжеватого охранника со шрамом. Тот вытянулся, встал по стойке смирно. И когда он успел войти? Почему он здесь?! И Светлана сидит. Все ждут, что он скажет, что сделает. Они сами вошли? И они слышали обрывок беседы? Нет, не слышали.
      Заслон щелкнул уже после того, как он встал. Ну и быстрые же они, ну и шустрые... нет, просто они волнуются за него. А он попусту растрачивает время. Пристанище! Да, пришла пора - Земля стала частью Пристанища. И с этим надо кончать.
      - Ты не дождешься власти, - тихо проговорил Иван, - ты не получишь бессмертия. - Обернулся к охранникам. - Бросьте его туда, к самому первому, четырехглазому. Пусть его жертва решает его судьбу.
      - Выродки! Вы сами все выродки!!! - заорал в бессильном бешенстве Правитель. Слюна полетела с его губ, глаза разом стали безумными, выпученными.
      - Не надо, Иван, - тихо вступилась за старца Светлана.
      - Если он чист перед Богом, этот зверь не тронет его. Пойдем!
      Иван быстрым напряженным шагом пошел к трубо-переходу. Он должен был видеть своими глазами конец Правителя... а может, и не конец? Правильнее было судить его, оповестить весь народ о страшных злодеяниях этого чудовища, а потом казнить публично, в назидание прочим нелюдям. Но справедливее именно это решение, пусть "неудачный образец" потолкует малость с тем, кто благословил на зверства его мучителей-истязателей. Народ поймет. Народ увидит в записи. Так надо.
      Оба охранника из альфа-корпуса, бегом, волоча тщедушное тело по пористым коврам, обгоняя Ивана и Светлану, спешили к ячейке четырехглазого верхним этажом-переходом, им был нужен люк.
      - Ну что, приятель, что, Александр Артурович Коро-теев, припоминаешь меня? - вполголоса спросил Иван, прикасаясь ладонью к бронестеклу.
      Монстр обнажил внушительные клыки, все четыре глаза налились кровью.
      Но на этот раз он сдержался, не стал размахивать своими пудовыми лапами.
      Соображает! Иван скрестил руки на груди. Вне всякого сомнения, он разумен. Но врал старикашка, не новую расу тут выращивали, может, те самые, с рогами - новая и есть, а этим предназначалась участь рабов, убийц, тяглового скота, надсмотрщиков, диверсантов... разве это новые хозяева Вселенной? Нет! Это несчастные жертвы, это гипертрофированные выродки, а не создания Божьи. Они не приживутся в Мироздании. Они по замыслу палачей-экспериментаторов должны были сделать свое грязное дело, подобно чернорабочим, и уйти - уйти навсегда.
      Створ люка в высоченном потолке съехал в сторону. И на гибком пластиковом шланге, затянутом под мышками, стал медленно спускаться вниз кособокий, взъерошенный, перепуганный и дико машущий руками и ногами бывший правитель.
      Гуманисты, мать их! Иван скривился. Вместо того, чтобы просто сбросить гнусного ублюдка вниз, они устраивают ему прямо-таки сошествие с небес.
      Но еще больше Ивана удивил четырехглазый. Этот огромный, трехметровый громила, способный разорвать на две половины хомозавра с Ирзига, вдруг прижался спиной к стене, опустился на корточки, прикрылся обеими ручищами.
      И тоскливо заверещал. Он помнил, он знал этого тщедушного кособокого старца... и он трепетал перед ним даже сейчас, когда тот был беспомощен и жалок.
      - Это действительно полное вырождение! - прошипел Иван, почти не разжимая губ.
      Они все парализованы, и не только эти несчастные за стеклами, все!
      Мерзкие и мелкие прозрачные черви с просвечивающимися розовыми мозжечками, въевшиеся под кожу, в загривки, в мозг многомиллионных титанов, правят ими и на Востоке и на Западе. Мало того, что правят! Не червями, а исполинскими, грозными и всевластными удавами видятся они каждому и всем.
      Это и впрямь вырождение. Это конец... Иван тряхнул головой. Бред! Он опять чуть не попал под их ворожбу. Сейчас. Еще немного! И этот зверюга опамятуется, выдавит из себя ужас. Вот - он уже начал приподниматься, встает, встает...
      Четырехглазый и на самом деле приходил в себя. Он уже стоял на своих толстых искривенных ногах-лапах. Нависал над бывшим правителем мохнатым колоссом.
      - Не сметь! Раб!! - истошно завизжал обезумевший от страха старикашка.
      Затопал ногами, воздел сжатые кулаки чуть не к самой морде монстра.
      Визжание было нестерпимо: - Не сме-е-е-ть! Сгною-ю-ю!!!
      Четырехглазый даже отшатнулся на миг, прикрылся лапой, обернулся и поглядел со звериной тревогой на людей за бронестеклом. Те молчали, не отрывали глаз от него. И тогда, превозмогая оцепенение кролика перед удавом, четырехглазый медленно, невероятно медленно поднес ладонь к лицу визжащего и бессильного властителя, ткнул ею прямо в лоб - старик повалился, забился в судороге... и вдруг начал обеими руками рвать воротник рубахи, царапать горло, захрипел, дернулся раза три пуще прежнего и затих - изломанной, скособоченно-урод-ливой, гадкой, выброшенной за ненадобностью на помойку куклой.
      Светлана отвернулась.
      Иван беззвучно выругал себя - он виноват, устроил, понимаешь, дешевый спектакль с плаксивым финалом. И этот хорош, жертва называется, еще зверочеловек, монстр!
      Четырехглазый, брезгливо подергивая кончиками когтистых пальцев, отодвинулся, отошел, привалился снова к противоположной стене и уткнул морду в колени, лохматые и острые. Чувствовалось, что ему не по себе.
      - Падаль убрать! - жестко приказал Иван.
      - Куда? - переспросил встревоженно рыжеватый. Он стоял наверху, прямо за черным барьерчиком круговой площадки.
      - В мусорные отстойники, ему место там! Он подхватил Светлану под руку. Пора наверх. И так загуляли слишком. Он не обязан сам возиться со всей этой мерзостью и падалью, со всеми этими негодяями, работавшими на чужих. Не его дело! Его дело спасать страну! Землю! Вселенную!
      Светлана чуть придержала. Шепнула на ухо:
      - А как же с тем?
      Перед Иваном сразу загорелись яростным, ненавидящим огнем серые, ясные глаза - его собственные и одновременно чужие. Сердце сжалось.
      - Никак! - ответил он.
      Дил Бронкс застонал и пришел в себя. Голова была чугунная, боль пронизывала ее со всех сторон. Рук и ног он не чувствовал. Зато огромный, распухший до невозможности язык слушался. Дил провел им под верхней губой - сухой и шершавой. Так и есть, двух зубов не хватает. Выбили, гады! Вместе с бриллиантом выбили! Он снова застонал.
      Они погибли!
      Сколько раз он предупреждал, что затея бредовая. Сколько раз молил выслушать его и понять. Нет, они уговорили его, они впрягли его в свою упряжку и бросили в самое пекло.
      Да, именно в самое пекло!
      Дил напряг левую руку, дернулся - что-то чуть слышно звякнуло.
      Приковали! Он рванулся всем телом, пренебрегая невыносимой болью. Бестолку!
      И руки и ноги прикованы. Под спиной бетонная плита, шершавая и холодная.
      Это провал! Это смерть!
      А где же капсула? Почему она не спасла его?!
      От бессилия и отчаяния он заскрипел остатками зубов, стискивая их, не жалея, давя в крошку - все равно больше не пригодятся! Это надо же - он, везунчик, здоровяк, богатей-миллиардер, баловень судьбы, у которого было все, чего ни пожелаешь... а теперь прикованный пленник, полутруп, избитый, истерзанный, искалеченный. Зачем он вляпался в это дерьмо! Дил застонал с непередаваемой тоской.
      Капсулы не было. Это ясно. Значит, никто его не защищает, значит, никто его не будет защищать и спасать. Он брошен! Его кинули на милость врагу... нет, даже и не врагу, какой там враг, он в ловушке у властей, и они раздавят его безжалостно и спокойно, равнодушным катком наказания за преступления. Да, уж он-то не попадет под амнистию!
      Дил Бронкс тихо, приглушенно, надрывно зарыдал. Горячие слезы поползли по щекам. Лучше бы его убили во время прорыва, в бою!
      А как лихо они начали. Как дружно ударили по форту с семи сторон, перерезая все отходы! За четыре минуты до начала атаки он вывел капсулу с ближней орбиты, опустил над фортом. Это было чудо! Никогда прежде Дил Бронкс не видел снизу, как работает боевая десантная машина. Обычно он сам сидел внутри капсулы или бота, сам шел на штурм, сам подавлял сопротивление, зависнув в атмосфере планеты.
      Это надо было пережить! Капсула первым делом выжгла всю внешнюю охрану, и андроидов, и людей - прицельно-лазерные, тончайшие лучи, невидимые глазу, пронзили полторы тысячи охранников по всему форту. Без крика, без шума, без писку - раз, и нету!
      Дил сидел в дисколете за полкилометра от Форума, там был его пункт управления. Но он все видел - капсула передавала изображение, цифры... Ей самой было нелегко, при проходе вниз, в подоблачные слои пришлось срезать по шести горизонталям семнадцать защитных спутников-автоматов, работенка нудная и кропотливая. С четырьмя полицейскими шлюпами-гравилетами она управилась быстрее и проще, сожгла на подлете вместе со всеми потрохами... Да, это было красивое зрелище! Но никто не знал, как пришлось потрудиться, попотеть самому Дилу Бронксу, ведь это он месяцем раньше почти две недели корпел над блокировочными системами боевой десантной капсулы. Ей, как и прочим серьезным машинам, не полагалось приближаться к Земле - в "большой мозг"
      были заложены такие барьеры, что ни объедешь, ни обскачешь! Боевая капсула могла работать исключительно в Дальнем Поиске, и исключительно против неземной техники и неземных существ. Они с Иваном не первый раз лезли под запретную планку, нарушали законы. Еще прежде, когда тот шел на проклятую Гиргею на другой машине, Дил перестраивал ее, подрезал малость шоры и отпускал узду. Только за это обоих могли навечно упрятать в каторгу! Но им было ради чего рисковать.
      И они рискнули.
      После первого беззвучного удара все двери, люки, створы, ворота и окна форма Видсток мгновенно поза-крывались - чего-чего, а брони тут хватало.
      Капсула начала резать форт словно консервную банку, одновременно с семи сторон - "гуляющим лучом". Сама она висела всего лишь в двух километрах над Исполнительной Комиссией и над титановольфрамными шахтами. Вся ярость и мощь защитного шквала была брошена на нее.
      И тогда Дил послал на штурм первые пять бронехо-дов.
      - Ребятки! Мы их давим! - орал он в восторге. - Навались!
      Но мысленно он не переставал ругать этого умника Цая ван Дау, коротышку Цая. Ведь они вызывали огонь на себя ради этого тщедушного уродца, чтобы тот мог добраться до "мозга" и заставить его поработать на них.
      С ближайшей базы в Наксе поднялись было в воздух две эскадрильи подавления. Но тут же и пролились вниз, на взлетные полосы, огненным дождем. Капсула держала под колпаком всю округу на полтысячи миль, с ней шутки плохие.
      А Дил хихикал себе под нос и скалил огромные белые зубы - только бриллиант сверкал всеми гранями. Он вспомнил, как брал Обратную сторону Изаки. Это было двенадцать с половиной лет назад, если ему не изменяла память. Там пришлось похлеще. Там в двенадцати десятимильных кратерах сидели и поджидали его двенадцать эскадр зеленых угонов. Разведка ошиблась всего в десять раз, вместо шести боевых угонских крейсеров на Изаке их оказалось шестьдесят. И на помощь звать он не имел права. Он вообще не имел права выходить в эфир, ведь официально Земля не вела ни с кем войн и ни на кого не нападала. Операцию надо было провести тихо и назидательно. Это был ад! Дил выбросил троих своих спутников на все три стороны в трех боевых ботах. А сам ненормальным и заносчивым Давидом бросился навстречу кошмарным угонским голиафам. Но ему повезло, недаром говорят, что дуракам везет и что смелость города берет. Три бота уничтожили восемь звездолетов этих "мирных"
      бандитов. Остальные пятьдесят два взял на себя Дил, а точнее, его боевая десантная капсула. Он сжег сорок семь кораблей, выпустил весь боеприпас капсулы, включая и неприкосновенный. Он был на грани гибели. Но оставшиеся пять крейсеров в панике бежали, хотя им хватило бы одного дружного залпа.
      Гут три недели пьянствовал и клялся, что больше на такие дела не пойдет, у него была своя работенка - Дальний Поиск и начальная геизация. А эти шустрые штабные лепили из него ястреба. Нет! Ни за что!
      Тогда капсулы были не чета нынешним - и послабей и попроще. А эти только в страшном сне присниться могут. Одним словом, Дил глядел на работу своей боевой подруги да радовался. Пока пора не пришла.
      А пришла пора, сел в шестой бронеход. Да рванул навстречу судьбине.
      В продырявленный форт они ворвались сразу, с первого залета. Второй слой брони Пришлось прожигать самим, туда излучатели капсулы не доставали.
      Это с ума можно было сойти - столько усилий, чтобы вскрыть старую консервную банку в пригороде Нью-Вашингтона, столько времени и столько жизней! А этот карапуз, небось, уже внутри сидит - живехонький да целехонький! Дил хохотал, скалил зубы, а потом начинал кусать толстую губу.
      Они тут дохнут под шквальным огнем, а этот лилипут править ими будет, герой, понимаешь!
      Третий слой прожгли с огромным трудом, с потерями - четыре бронехода обломками валялись на керамических палубах форта. Четыре трупа из десяти штурмующих на машинах. А сколько прочих?! И все равно - не страшно, не смертельно, ведь они берут верх, они почти у цели, они оттянули на себя все силы обороны! Сейчас этот уродливый малыш дотянется до рычага, он им всем даст... а не даст, так и без него справимся!
      - Черт побери!
      Дил успел выругаться, прежде чем его вышвырнуло из бронехода.
      Катапульта сработала, иначе гореть бы под несокрушимой броней.
      В боевом полном скафе можно выпадать и из бронехода и с четырехсотого этажа небоскреба к дьяволу в зубы. Он лишь немного ополоумел, потерял ориентацию. Но тут же вскочил на ноги, выпустил из локтевых каналов скафа парочку малых сигмаметов и припустился вперед, благо, что гидравлика работала отменно.
      - А ну расступись, братва! - орал во всю глотку Неунывающий Дил, хотя никто ему и не заступал дороги.
      Он с налету ворвался во внутренние отсеки. Сжег с десяток андроидов будут помнить лихого десантника-смертника, таких навряд ли видывали. Дил знал, что нерасплавленные мозги андроидов в вольфрамовом коконе вставляли в новые тела, ежели, конечно, эти мозги выдерживали. Ну и пусть помнят, может, с кем из них придется еще разок встретиться!
      Он рвался вперед разъяренным львом.
      И только потом заметил, что позади прет свой броне-ход, поддерживает атаку. Дил замешкался на миг, сбил какого-то малого в черных доспехах внутренней охраны, успел отпрыгнуть... но так и не решился, куда ему сейчас - в проем, вперед, или сначала в бронеход, а потом уж вперед. В этот миг нерешительности в него и шарахнула шаровая мина. От удара Дил взлетел к переборкам, метров на сорок.
      Когда он упал на палубу, бронеход только кормой сверкал. Вот тут-то и понеслась воцсю рукопашная. Минут сорок он молотил кулаками направо и налево, прыгал, обрушивался всем телом на вертухаев, бил их ногами и валил ручным парализатором... Он совсем позабыл, что его дело - руководить прорывом. Неунывающий Дил Бронкс, скрупулезный и педантичный в исследованиях и быту, терял голову на поле боя, это за ним давненько водилось. Он легко входил в раж, в боевой азарт, за это и получал часто нахлобучки от командования. Но так было прежде... а теперь.
      Теперь ничего не изменилось. Дил катался по палубе, подпрыгивал, бросался один на четверых, мелькал повсюду черной молнией. С ним ничего не могли поделать выдрессированные наемники и запрограммированные андроиды. Они и знать не знали, что такое "черный шлем"
      - секретное боевое искусство космодесанта. Но они познавали его с получаемыми ударами, травмами или переломленными хребтами. Церемониться было некогда. Чтобы пробиться в самое нутро, хватило именно этих сорока минут.
      Они победили! Они прорвались!
      -Ур-р-а-а!!! - орал Дил Бронкс. И уже мечтал о своей русской баньке на Дубль-Биге-4.
      Сорви-головы, что ползли по "черным нитям", опередили основную группу прорыва всего на несколько минут и перемолотили треть внутренней охраны.
      Форт был в руках нападавших. Оставалось деликатно постучать согнутым мизинчиком в бронированную дверцу этому наследнику инопланетной короны, этому малышу, и вынести его на руках под овации ревущих от восторга и счастья парней. Они победили! И они выжили!
      - Эй ты, император хренов, выходи! - вопил Дил Бронкс, откинув забрало внешнего шлема и сверкая бриллиантом. Его черное как сажа лицо блестело будто напомаженное. - Вылезай, чертов бездельник! Мы уже пришли, а ты все спишь в своей каморке! Цай, мать твою, ты слышишь меня!!!
      Дил не знал, что карлик Цай ван Дау корчился тогда от дичайшей боли и молил только об одном, о смерти. Откуда он мог знать!
      А потом разом померк свет.
      И они затаились, все одиннадцать выживших и захвативших форт.
      И вдалеке с тяжелым гудом и лязгом опустились вниз бронированные стены.
      И из невидимых отверстий потек удушающе-сладкий, пьянящий сонный газ.
      Они влипли как щенки, как несмышленыши-сосунки!
      Теперь Дил знал, отчего так болит голова - не от побоев и истязаний, хотя все было, было с лихвой, а от этого поганого сонного газа - мечты всех наркотов и дармоедов.
      Он снова застонал, на этот раз надрывно и яростно. Все пошло прахом.
      Что теперь будет с Таекой?! Она сойдет с ума на станции, она не переживет этого безумия!
      Свет вспыхнул подобно разорвавшейся гранате - ослепляя и причиняя острую боль, Дил зажмурился, прохрипел спекшимися губами:
      - Полегче, ублюдки!
      И тут же получил страшный удар в скулу - будто еще одна граната разорвалась, но уже внутри черепа. Одновременно он почувствовал, как плита поднимается, вместе с ним. Теперь он не лежал на шершавом и холодном бетоне, а висел, прикованный за руки и за ноги короткими цепями к выступающим из плиты кольцам.
      Получив еще один удар, в другую скулу, Дил чуть приоткрыл глаза, сощурился. Прямо перед ним стоял двухметровый бугай с обвисшим животом и волосатыми кулаками. Бугай был в голубой форменке с золотистыми галунами и нашивками - госполиция, не частная охрана. Его покачивало из стороны в сторону, наверное, успел снять стресс после заварухи, поднабрался! Дил снова закрыл глаза. Плевать на них на уродов поганых!
      - Прочухивайся, сволочь! - крикнул в лицо бугай.
      И врезал прямым в нос.
      Дила чуть не вывернуло наизнанку от боли и злобы. Боль он умел терпеть, еще в Школе научили отключаться, а вот обиду терпеть не собирался - разве так положено обращаться с пленными?! Ну, гады, придет время - за все ответите! Битье вернуло ему бодрость духа и веру в то, что еще не все кончено.
      - Вот гляжу я на тебя, черная харя, - процедил бугай, сквозь пьяную икоту, - и ни хрена не понимаю! Ну ладно, вся эта шваль по городам, грабят, хапают, упиваются, набивают карманы дармовым хабаром... понять можно человеков! По-людски их понимаю и даже оправдать могу! Перед соблазном хрен устоишь! А какого дьявола ваша шобла лезла сюда? Чего тут брать-то?! Тут брать не хрена! Тут ни золота, ни денег, ни (кратвы, ни выпивки! Тут даже банка нету во всем форте! Не-е, я таких не уважаю!
      Бугай трижды приложился кулаками к Диловым ребрам, да так, что только хруст стоял. Потом от души смазал по челюсти. Потер ушибленную руку.
      Сплюнул.
      - А ты знаешь, харя черная, - продолжил он воспитательную беседу, знаешь, паскудина, что четыреста наших ребят тут полегло, не считая нежить андроидную! На-ка вот получи за них! - Еще один прямой обрушился на разбитый в кровь нос Дила. - Мне плевать, падла!
      Может, им в раю получше будет, чем в этой дыре поганой. Но ты, черномазый, понимаешь, что из-за вашей дурной шоблы форт прикрыли! А нас коленом под зад, оставшихся - так и сказали: валите, мол, на хрен без подъемных и содержания, да еще спасибо скажите, что по уставу вас за разгильдяйство и потачку врагу на кичу не впихнули... А куда мне валить, паскудина?!
      Дил уже не слышал, чего там бубнил бугай. Все в ушах и в голове гудело от ударов. Глаза залило кровью, и он не видел света белого - только молнии да рассыпающиеся звезды при ударах. Бугай-полисмен, вертухай поганый бил на совесть и от души. Его можно было понять. Да только Дил Бронкс уже не был в состоянии этого сделать. В его горящей башке молотом колотило: "прикрыли!
      прикрыли! значит, все зря! они перевели управление Исполнительной Комиссии на дублирующую базу, в дубль-форт! прикрыли! прикрыли!"
      Он понимал лишь одно.
      И когда бугай выдохся, Дил процедил ему прямо в рожу:
      - Дурак ты! Все вы дураки! Вот когда начнется по-настоящему, все поймешь!
      - Чего начнется? - не понял бугай.
      - Война. Большая война! И ребята ваши не в раю, в аду они парятся, недоумки! Но теперь поздно.
      - Да ладно тебе!
      Бугай опустил уже занесенную ручищу, не стал бить. Он ни черта не понял про войну, может, черный просто рехнулся? А вдруг не рехнулся?!
      - Будет страшная война! - зловеще прохрипел Дил Бронкс. И уронил голову на грудь.
      Глеб Сизов подошел к столу и молча уставился на усталого от бессонницы и круглосуточной нервотрепки Ивана.
      - Чего там еще? - недовольно спросил тот.
      - К тебе один тип рвется. Не наш. Говорит, из Европы пробился. Быть того не может, все границы на запоре, поля - до стратосферы и выше. А может, не врет. Но странный малый, уголовный какой-то.
      - Сами не могли разобраться?!
      - Только ты нужен. Хотели поначалу пихнуть в мне-москоп, да он орет, что ты признаешь... Гляди! - Глеб щелкнул пультом и на стене, на мягко вспыхнувшем экране появился крутоплечий парень лет тридцати, с длинными светлыми, почти седыми волосами, в полускафе с искореженными ребрами жесткости и рваным металлом. Был он растрепан, взбудоражен, зол. Левая рука на перевязи, лицо исцарапано, будто битый час его драли бешенные кошки... и все же его можно было признать.
      - Сигурд, - прошептал Иван. - Давай его сюда! Юный викинг ворвался в кабинет Правителя, сильно прихрамывая и пытаясь вырвать локоть из цепкой клешни не отстающего ни на вершок охранника.
      - Почему нет связи?! - закричал он с ходу.
      - Почему нет связи, Сигурд? - спокойно переспросил Иван, не вставая из кресла, даже не приподнимаясь. И добавил: - Здороваться надо сначала. А потом вопросы задавать!
      В голове завертелось: что-то случилось с Гугом! почему этот парень бросил все и прорвался сюда, сквозь закрытые границы? связи и впрямь нет, но общая обстановка известна, Европа почти прекратила сопротивление, Запад пока не вмешивается. Синклит выжидает, плетет свои сети.
      - Здравствуй, Иван! - выдавил через силу викинг.
      - Здравствуй, Сигурд, - отозвался Иван. - Что с Гугом?
      - Буйный разбился вдребезги. Мы вместе были в бронеходе. Штурмовали базу бундесвера... Нам ударили в спину! Я подобрал его в воронке, на нем живого места не было.
      - Он умер?
      - Нет! Он успел просипеть, что хочет лежать рядом с Ливой, ты помнишь ее. Он сказал, где. У нас не было регенераторов, да и что от них толку, Гуг превратился в месиво из переломанных костей и разорванного мяса. Мы сунули его в анабиокамеру, на самАй полный. Мы превратили его в кусок хрусталя...
      - Хрустальный лед, - в задумчивости прошептал Иван.
      - Чего?! - не понял Сигурд.
      - Ничего, это я так.
      - Я сам законопатил его в саркофаг. Сам переправил туда, в эту нору, к Стрекозе, к Ливадии Бэкфайер-Лонг... и замуровал там. Они лежат рядом, Иван. Но никто не сможет его вытянуть на белый свет, если его разморозить, никто! Это готовый труп!
      - Спокойно! - Иван встал, подошел к Сигурду, похлопал по спине.
      Тот дернулся, скривил лицо - видно, и спина у него была повреждена.
      Крепкий малый - взорваться вместе с бронеходом, рухнуть с приличной высоты и отделаться переломами да царапинами! Как это могло случиться?
      Сигурд словно мысли читал.
      - Они обдурили нас! - быстро проговорил он. - Они вывели полк управляемых андроидов под "белым флагом". И сами наполовину раздолбали его.
      Мы думали своих бьют, живых... А потом нам в спину!
      - Всякое бывает, - машинально откликнулся Иван. У него до сих пор холодело на сердце при воспоминании о "Летнем громе".
      Жаль старину Гуга! На этот раз он крепко влип. Проклятый Параданг. Его здорово подставили тогда, принудили взять грех на душу. После Параданга Гуг-Игун-фельд Хлодрик Буйный искал смерти - повсюду: и на Земле, и во Вселенной, не было ему равного по лихости и бесстрашию, плакал по нему Интерпол, Европол, каратели всех стран и народов, тюрьмы и лагеря, каторги и зоны, особенно Гиргейские подводные рудники. Гуг искал смерти. И он нашел ее. Теперь он рядом со своей возлюбленной. Иван с силой сдавил виски, зажмурился. Но жизнь продолжается. Надо бить до конца. Иначе он будет в ответе за все. За все!
      - Чего еще там? - пробурчал он Сигурду.
      - Гуг готовил меня на смену...
      - Я знаю.
      - Мы подавили все базы. Европа наша. А связи нет! Я не знаю, что делать дальше. Люди растерялись... думали вволю погулять, свести счеты с фараонами и прочим дерьмом. А их за шкирку - назад! в конуру! Люди обижаются. И боятся! Запад вот-вот пойдет "порядок восстанавливать"!
      - У них у самих дерьма по уши, - спокойно ответил Иван, - там все полыхает: и Север, и Юг, не дай Бог! - Он чуть помолчал, а потом прибавил еще спокойнее: - Но война будет. Большая, страшная война. Не бойся, приятель. Пока Гуг не встанет на ноги, ты будешь заправлять в Европе. И связь наладим, и спецов на каждую базу дадим. Техники-то много покрушили?
      Осталось хоть что-то?
      - Навалом, - коротко ответил Сигурд. Он начинал успокаиваться, этот русский умел вселять веру и надежду. Может, и впрямь Гуг встанет. Все еще наладится.
      - Креженя давненько встречал? - будто ненароком поинтересовался Иван, приглашая сесть в кресло.
      - Угу, дважды наступал на хвост, дважды на мушке держал. Но Седой очень скользкий, уходит, гад!
      - Это мы знаем, что скользкий. Только достать все одно надо. Ладно, это между делом. А сейчас послушаем, чего там в мире творится. - Иван повернул голову: - Начальника оперативного штаба ко мне!
      Штаб располагался рядом, за стеной. Работа там кипела - когда того требовали обстоятельства в России умели работать на славу, не щадя живота своего, не за деньги и награды, а ради Отечества. Последние сутки Иван ловил себя не раз на мысли, что отойди он сейчас в сторонку, на "заслуженный отдых", и все равно дело будет делаться, да еще как. Нет, хороший, добрый народ в России! А сволочи и дерьма всякого не так уж и много, совсем мало. Дерьмо оно всегда наверх всплывает, в глаза бросается да дух портит. А почистишь малость - океан родниковой чистой воды, один лучше другого, свои, Русские, за мать-Россию жизни положат. Иван, начиная страшное и рисковое дело, даже не ожидал, что за ним пойдут с такой охоткой, будут ночей не спать, здоровья не щадить - видно, не у одного у него глаза есть, видели, знали, чувствовали, кто не душой и умом, тот селезенкой, нутром чуял тленье измены. Теперь поднялись. Три части дурные всего-то и пришлось прихлопнуть помимо "Летнего грома". Остальные его "на ура" приняли. "Перевооружались", молча утирая слезы, проклиная тупые и предательские верха. Расформировывались, кляня "недальновидных политиков", а попросту говоря, всю эту агентуру Мирового Сообщества, всю сволочь иудину. Ждали, кто первым голос подаст. В России всегда так было терпения хватало, чего-чего, а уж жила у русского мужика крепкая да выносливая, побаивались сгоряча дров наломать, может, чего не поняли, может, наверху виднее... но кляли! поносили! чуяли измену! И встали за сказавшего слово Правды. Вся Русь необъятная от океана до океана, безмерная и огромная, разбросанная землями своими по Вселенной, воспряла, не позволила себя добить. Вовремя! Иван готов был бежать в Храм, ставить свечи, падать на колени и биться лбом - вовремя!!! Если б не решился, протянул полгода, три месяца, месяц - труба! крышка!
      оружие и техника остались бы только у тех, кто работает на Сообщество, на Систему, на Пристанище, на Синдикат, на Восьмое Небо и Черное Благо. Да!
      Его вело само Провидение! И народ российский понял это. Практически все базы нечисти и подполья разгромлены, очищены, обезврежены. Сотни тысяч охмуренных, почти миллионы, оружия горы, наркотики, генераторы подавления, зомби-передатчики, чего только не изъяли, монбланы! эвересты! Готовилось нечто невообразимое... ну да ладно, это позади, почти позади! Теперь о Земле надо думать. О Федерации!
      Начальник штаба вошел быстрой походкой. Остановился перед огромным столом.
      - Доложите обстановку, пожалуйста, - попросил Иван. - На Земле, в Солнечной системе и Федерации в целом.
      Сигурд сидел ошеломленный и подавленный размахом, порядком и деловитостью. Там, у него, в Объединенной Европе царили кавардак, разброд и бестолковость. Братва лихо брала на штык крепости, на большее ее не хватало.
      Худощавый, высоченный и бритоголовый начштаба, протер черным платком сверкающий затылок. И приступил к делу.
      - На двадцать три двадцать, число сегодняшнее, - начштаба машинально сверился по наручным дедовским часам, - положение следующее. Все властные центральные и местные структуры Великой России, включая ее околосолнечные и инопланетарные земли, все базы, армии, флоты, флотилии, звездные эскадры и прочие подразделения находятся под полным контролем Комитета Национального Спасения, одобряют его действия и принимают самые решительные меры к немедленному восстановлению и наращиванию оборонного потенциала. Последний очаг сопротивления уничтожен сегодня в двадцать два ноль-ноль...
      - Где? - прервал доклад Иван. И сурово поглядел на Глеба, тот ничего не говорил про "подавление очага".
      Бритоголовый включил экран объемного видения. Ткнул световой указкой в пульсирующе-приближающу-юся карту.
      - Левый рукав галактики Соленая Падь, планета Круглая - планета Ульфага, Вторая Основная база Одиннадцатой эскадры. Тридцать девять световых лет от Солнца...
      - Не надо деталей, - встрял Иван, - они получили шифровку из Космоцентра?!
      - Так точно. Проверено - они получили ваш приказ по прямой правительственной и дубль-шифровку Космоцентра.
      -И что?!
      - Отказались выполнять. Причины неясны. Ультиматум истекал в двадцать один двадцать. Иван скривился.
      - И вам понадобилось всего сорок минут, чтобы уничтожить базу эскадры?
      Чего же стоит эта база, ежели она себя защитить не может?!
      Бритоголовый с сомнением поглядел на исцарапанного молодца, развалившегося в кресле - он явно не был допущен к особо важным делам.
      Но Иван махнул рукой, мол, продолжайте.
      - Было применено секретное оружие экзот-Х. База выброшена из Вселенной. Выглядело это так, - начшта-ба снова указал в сторону экрана.
      Циклопическое сооружение, висящее в черноте меж двумя планетами, будто поплыло назад, уменьшаясь. Не было ни пальбы, ни взрывов, ни вспышек. Но появилась вдруг едва заметная глазу голубенькая сфера - будто невообразимо огромный мыльный пузырь надули вокруг базы-спутника, ощерившегося тысячами боевых ракет. Пузырь стал сжиматься, стремительно съеживаясь. База съеживалась вместе с ним. Кончилось все тем, что пузырь превратился в точку и пропал. Во мраке поблескивали далекие звезды, синела изъеденным боком Круглая.
      - И все? - тихо спросил Сигурд.
      - Нам пришлось пойти на это, - твердо отрезал на-чштаба, будто заранее не принимая обвинений нового Правителя и всех прочих в жестокости и скоропалительности действий. - В экстренных нештатных ситуациях любая искра может разгореться в пожар, который уже невозможно затушить.
      - Он правильно поступил! - довершил Глеб Сизов. - На местах не любят слабую власть - коли тонкая кишка, не берись за дело!
      - Сколько людей погибло? - гнул свое Иван.
      -Сто восемьдесят человек, весь офицерский корпус.
      Рядовой и сержантский состав расформирован за восемнадцать суток до уничтожения базы...
      Плевать! Иван замотал головой. Плевать на этих "бунтарей", они знали на что шли, не выполняя его приказ, приказ Правителя Великой России, они все принимали присягу, и все скопом изменили ей. Не в дезертирах дело.
      Он ударил кулаком по столу.
      - Через неделю база должна быть восстановлена! Мы не имеем права оголять этот участок, ясно?!
      Бритоголовый поглядел на Сизова. Глеб призадумался. База будет восстановлена. Ничего не поделаешь. Уже объявлен дополнительный призыв всех запасников, всех до единого надо поднимать. Хорошо, ежели их хватит, хорошо, коли молодежь и штатских штафирок не придется обучать с нуля. Дело серьезное! Глеб приглушенно вздохнул.
      - Продолжайте! Про чистки, проверки и замены командующих не надо, только основное, только главное.
      - Есть, главное, - начштаба дал объемное изображение земного шара, рассеченного кривой и уродливой синей полосой на две половины. - Африка и внероссий-ская Азия блюдут нейтралитет, все восемь объединений прислали подтверждение своей дружбы и благорасположения к Великой России. Наши объекты планетарного базирования на их территориях тому порукой.
      Проникновения спецслужб и подразделений Всеамериканских Штатов и передислокации воинских частей из Объединенной Европы в упомянутых регионах не отмечено. Арктика полностью в наших руках. Австралия отозвала своих представителей из Российского отделения Совета Федерации. Вооруженные силы Австралии приведены в повышенную боевую готовность. Опасности не представляют, так как полностью блокированы с орбитальных баз. На европейском театре возможные объекты угрозы национальным интересам Земли и Федерации нейтрализованы местными отрядами самообороны...
      -Теперь это называется "местные отряды самообороны"! - Иван хлопнул Сигурда по колену и рассмеялся.
      Бритоголовый не понял юмора.
      - Ну, а как еще назвать этих бандюг, я не знаю... если бы вы видели прямые передачи, поглядели бы на их рожи, извиняюсь за выражение, но иначе не скажешь. Это ж головорезы какие-то! Сброд! Что вы мне, прикажите их регулярными частями записать?!
      Сигурд вскочил на ноги, побагровел и готов был броситься на бритоголового. Из глаз юного викинга, по разодранным щекам текли слезы обиды.
      Иван не дал случиться ненужному.
      - Ну хватит! - выкрикнул он. - Хватит тут эмоций! Рожей, видишь ли, не вышли! А когда надо всю Землю спасать, когда человечество надо из пропасти адской вытаскивать, почему те, у кого рожи благонамеренные и с обмундировкой все в порядке, по кустам да щелям забились?! Почему братьев гробят, а выродков грудью прикрывают?! Чтоб я больше не слыхал про бандюг и сброд, про головорезов и рожи! Это такие парни как он, - Иван кивнул на Сигурда, - и другие головорезы, понимаешь, на смерть шли, в огонь бросались... И-ех, горько ведь это и страшно! Понимаете, страшно - на Земле, чтоб ее спасти да вылечить, никого кроме ее отверженных сынков не нашлось! Все порядочные и законопослушные сидели да выжидали! - Иван снова дернул Сигурда. - Сколько ваших полегло?
      Тот только рукой махнул.
      - Они счет не вели, - пояснил за него Иван. - А не было б их, ты сейчас тысячи наших парней гнал бы на бастионы бундесвера, понял?!
      Бритоголовый сжал губы. Но не обиделся. Только вдруг сказал мрачно:
      - Еще погоним.
      На минуту в огромном кабинете воцарилась тишина. Каждый знал, что до конца далеко, что сейчас только затишье перед боем. В самом дальнем углу неожиданно и громко всхлипнула Светлана. Ее серый комбинезон был разорван на плече и грубым броские швом сварен - метка после драки в комитете.
      Светлана своим бабьим сердцем чуяла большую грозу. И все другие, каждый по-своему, ощущали ее приближение.
      - Я дальше пойду, - первым опомнился начштаба. - Штаты молчат. Но ситуация крайне напряженная: все крупные города охвачены волной насилия, грабежей, разбоев, местные и центральные власти практически ничего не предпринимают для подавления беспорядков. Попытка захвата управления Исполнительной Комиссии предотвращена. Форт Видсток выключен из альфа-структуры. Управление переведено в подконтинентальную Антарктику...
      - Сорвалось! - неожиданно зло выдохнул Иван. - Успели! Точно в Антарктику?!
      - Да, именно туда.
      - Это Синклит! Они берут власть на себя. Впервые открыто берут всю власть!!!
      Иван не думал сейчас ни о жуткой участи друга и братка Дила Бронкса, о черной судьбине карлика Пая, Армана-Жофруа и Хука Образины. Он думал о другом - теперь не избежать столкновения. Серьезного и кровопролитного.
      Переворот не удался. Сорвалось. Это он и раньше знал. Но были еще отходные пути и запасные варианты. А теперь, после того, как "серьезные", это Тайное Мировое правительство, взяли власть в свои лапы, войны не миновать.
      Выродков не удалось придавить с наскоку, разом. И теперь они будут драться до последнего землянина. Что ж, и к этому надо было быть готовым.
      - Дальше! - приказал Иван.
      - Дальше, как стало известно, Сообщество ведет себя непонятно - готовит три мобильных группировки в Околосолнечном пространстве, - начштаба указал координаты на голокарте, - и одновременно продолжает расформировывать и перевооружать все без исключения крупные соединения, базирующиеся в радиусе светового года и далее, включая окраинные форпосты и десантно-боевые базы Дальнего Поиска.
      - Сколько флотов и эскадр переброшено к Земле?! - не выдержал Иван, его интересовало сейчас именно это.
      - Нисколько, - невозмутимо ответил бритоголовый и снова вытер черным платком блестящий потный затылок. - Зафиксирован уход с двух наземных и четырех пространственных космодромов шести суперзвездолетов типа "Синее пламя", все они ушли в две "дыры" сразу за Трансплутоном. Поспешность ухода наводит на мысли.
      - Бегство? - вопросил Глеб Сизов.
      - Не исключено.
      Начальник штаба еще долго расписывал обстановку на Земле и в прочих местах Вселенной. Иван почти не слушал его. Пока все ясно. Пока тихо. Один этап они выдержали. Похоже, Запад не собирается начинать первым. И это понятно, время играет на них, на выродков - они ждут, каждый день, каждый час ждут. Им уже плевать, что народ все подряд крушит, даже наоборот, им это на руку. Но почему только три группировки и только у Земли?! Может, Глеб прав, и главари Синклита сбежали? Тогда за каким дьяволом им было переводить управление в Антарктику, в эти подземные дворцы-лабиринты?! Иван вспомнил, как он с мордобоем, пальбой, матом и руганью, будто ополоумевший, круша все направо и налево, пробивался сквозь проклятые лабиринты, с уровня на уровень, с этажа на этаж. Он тогда придавил круглолицего выродка в комнате с гиргейскими гадинами и хрустальным полом... думал, что придавил, а на самом деле Первозург сумел перебраться в издыхающее тело, вышиб из него дух круглолицего и занял тело сам, да впридачу сумел восстановить перебитые хрящи и позвонки. Шустрый этот Первозург старичок! А те еще шустрее и ловчее, целый город для себя подо льдами да под толщей материка выстроили, свезли половину сокровищ мира туда, обустроились на долгие века... да не тут-то было! А ведь его, Ивана, могли прихлопнуть еще тогда, как комарика, не нашедшего своей форточки запросто! без усилий! Он уходил от них волей случая. А может, и не случая?! Иди, и да будь благословен!
      Иван вспомнил растерянное лицо толстяка, у которого в кармане лежал переходник... вспомнил пустыню, в которой его выбросило из внепро-странственной щели. Африка! Там сейчас тихо. Пока тихо. Что ж, поживем - увидим!
      - Достаточно, - прервал он бритоголового. Тот развел руками, остановился на полуслове.
      - В Европу перебросить восемнадцать дивизий планетарного базирования, бригаду Семибратова и четыре дивизиона лучевого подавления. Пси-генераторы, над территориями, контролируемыми нами, отключить. Границы закрыть намертво. За прочность "колпака" отвечаете вы лично! Всем частям и соединениям обеспечить полную энерговооруженность, ясно? По уставу военного времени. Европу, Африку и Азию мы берем под полную свою защиту. Местные режимы не менять. Народ не будоражить, привлекать добровольцев нам нужны миллионы людей, отсеивать агентуру...
      - Вот это уже не моя забота, - обиженно проворчал под нос начальник штаба. - Не жандармы-с! Иван услыхал.
      - Не ваша! - поправился он. Но добавил: - А коли попадется и вам, к примеру, враг - к стенке без разговоров, ясно? Провокаторов, паникеров, диверсантов, шпионов стрелять на месте! Порядок в Европе обеспечивает он! - Иван кивнул на Сигурда.
      Такова воля... Гута. Он чуть было не подумал - покойного Гута, но вовремя осекся. Гут еще жив. Он выживет!
      - Обеспечить бесперебойную связь! Немедленно!
      - Связь была уничтожена преднамеренно.
      - Кто посмел?!
      - Спецслужбы Объединенной Европы.
      - Точнее!
      - Департамент госбезопасности.
      - Отдел?
      - Отдел эвакуации.
      Иван с недоверием покачал головой.
      - Неужто они заранее предусматривали эвакуацию?! Не может быть!
      - Они многое предусматривали. И, к сожалению, кое-что, о чем мы сейчас не имеем понятия. Но это епархия комитетчиков, увольте! - бритоголовый отошел на два шага к стене, полагая, что он выполнил свою задачу.
      Иван воззрился на Глеба.
      Тот вытащил галоблок.
      - У меня только основное, на крайний случай.
      - Давай!
      - В России четырнадцать резидентов - все выявлены, все уничтожены.
      Агентура выбита начисто. В Европе- руководители основных служб: Сэм Дюли, Арон Исхак, Роджер Сеговия... - в воздухе появлялись и пропадали лица, фигуры, глаза, носы - быстро, почти мгновенно сменяя друг друга. Это нужно было Сигурду. Иван не верил, что все "эвакуировались", разрушив инфраструктуры, уничтожив архивы, взорвав, образно и прямо говоря, мосты.
      Так не бывает! Всегда кто-нибудь да остается.
      И он не ошибся, i - Стой!
      Будто джин, выпущенный из сказочной бутылки, вознесшийся над коврами, стульями, столом, застыло чуть склоненное, увеличенное галопроектором одутловатое лицо с уродливым шрамом, идущим через бровь, щеку, нижнюю губу.
      Короткие седые волосы. Равнодушные чуть прищуренные глаза...
      - Крежень! - прошептал Иван.
      - Это же Седой! - заорал, срываясь с места Сигурд.
      - Полковник Департамента госбезопасности, начальник седьмого отдела Говард-Иегуда бен Буковски, он же Крежень, он же Петр Мансурия, он же Аваз Баграмов, он же Седой, Порченный, Игрок...
      - Он же сучий потрох! - не сдержался Сигурд. - Это он Гуга подставил, падла! Все поверили. Буйному чуть башку не отвернули! Я все равно достану его!
      Иван точно помнил, как в лос-анджелесском притоне, на самом дне, в поганой и полутемной каморке, куда они провалились благодаря системе сквозных лифтов, припертый к стене и перепуганный Крежень сознался, что работает на Восьмое Небо. Соврал? Нет! Гуг бы его за одно словечко лжи живехонько бы спровадил на тот свет, недаром он ему капсулку в глотку всадил, Крежень был в маразме. Значит, эта паскудина, этот пижон с зеркальцами и перстеньками, работал на всех, кто хорошо платил? Но госдеп?!
      Как они могли держать такого приметного типа - его шрам раз увидит кто, даже склеротик, так на всю жизнь! Вот тебе и Говард Буковски! Даже имени подлинного не скрывал. А промежду прочим, Европа продала проклятую планетенку Гиргею со всем ее поганым, изъеденным нутром именно Восьмому Небу! Так на кого тут сработал Крежень? Гиргея - это триллионные прибыли!
      Шустрые разбойнички запустили свои щупальца повсюду... но плевать на них!
      они не нуждаются в стукачах и соглядатаях, они получают всю информацию напрямую, от довзрывников... всю, да значит, не всю- лишняя тайна, лишний секретик и знание расклада никогда не помешают. Крежень знал системы связи, их внутренней, не доступной для других связи. Неужто он?! И впрямь, как выражается несдержанный Сигурд, сучий он потрох! Навредил и снова сбежал!
      - Возьмите этого на заметку, - приказал Иван. И подумал, может, его в живых давным-давно нету, Европа горит, от подошвы Италии до Дублина, от Бонна до Мадрида, неужто среди тысяч смертей, среди сотен тысяч тонн выпущенного во все стороны металла не нашлось самой малой смертушки для одного прохвоста, крохотного осколочка для одного негодяя! Нет, Крежень скользкий. Он будет вредить до конца. Надо с ним построже. - А как обнаружите - устранить!
      Сигурд недовольно уставился на Ивана.
      - Крежень мой, - процедил он еле слышно, не для чужих ушей.
      - Конечно, твой, - спокойно согласился Иван. И тут же ударил викинга по плечу. - Пора! Возвращайся к се-бе. С двенадцати ноль-ноль у вас вводится комендантское правление, соединения уже на месте.
      Но ты со своими парнями остаешься в полной воле, - Иван шутливо погрозил пальцем, - и под моим прямым началом. Не давай людям слишком разгуляться, направляй на добрые дела... вот так-то, Сигурд. Только не расслабляйся, передышка будет недолгой. Ну а выживем сами, там и Гуга поднимем! Иди!
      Бронеход получишь у Глеба. Граница для тебя открыта. Связь будет...
      Иван замолчал. Но не прошло и мгновения, как у Си-гурда в голове зазвучал его голос: "Надеюсь, ты меня слышишь? Вот так-то, дружок, мы умеем работать!"
      Иван встал. Протянул руку.
      Сигурд пожал ее молча. Только сейчас усталость и боль навалились на него в полную силу. Но раскисать не время. Он тряхнул своими белыми, почти седыми кудрями. И быстро вышел из кабинета.
      - Забыли все про нас, Харушка ты мой лохматень-кий, - бубнил Кеша себе под нос, - потому что люди мы маленькие и никому не нужные. Сделали порученное дело, и все, свободны, гуляй на все четыре стороны!
      Хар поглядел на Булыгина мутными рыбьими глазами. Он не понимал шуток и иносказаний, какие же они свободные? и на какие еще четыре стороны им гулять?!
      - Не врубился? - пожалел его Кеша. - Э-э, глупый ты! А все потому что оборотень... и, э-э, басурманин, вот ты кто!
      Они сидели в самой плохонькой и тесной конурке-каюте исполинского Космоцентра Видеоинформа. И грустили. Каждый по-своему. Хару хотелось домой, на родную и милую Гиргею, к властительнице своей Фриаде, под крылышко, чтоб зависнуть в темрой и тяжелой воде, распустить плавники - и наслаждаться одиночеством, растворяться в океане мрака. Кеша грустил по погибшим ребятам, ругал себя - почему опять выжил, будто кащей какой-то бессмертный. Иван ему сказал прямо, мол, если бы не ты, лежать нам всем во сырой земле, вся эта шобла информаторов взбудоражила б всю Вселенную, подняла б на нас наших же братьев, приемы этой шоблы бесовской давно известны. Но теперь им окорот!
      Кеша держал Космоцентр в своей железной руке.
      На подмогу им для пущей верности сразу после захвата прибыло два армейских полка на двух крейсерах. Два полка! И все под его началом! А брали эту громадину горсткой. Два отделения. И два полка! Ничего, будут знать ветерана Аранайской войны! Ветеранством своим и подвигами на Аранайе Иннокентий Булыгин между делом раза три похвастался.
      Но про каторжное прошлое помалкивал - зачем ребяток пугать, для них в каторге одни злыдни да убивцы сидят, они другой жизни не видали. Ребятки хорошие, тихие, душевные, даром, что в альфа-корпусе служат да солдатскую лямку тянут на крейсерах.
      - Нет, забыли про нас, и не перечь мне! - завел Кеша свою старую песнь.
      А унылый оборотень подтянул ему протяжным и занудным воем. Никто в мире не слыхивал как воют занге-зейские борзые, но, должно быть, так и воют Хар был мастак на перевоплощения. И у Хара имелось чутье.
      - Скоро будет опять, - завершил он полувоем и зевнул, совсем по-собачьи, раздирая пасть и щуря глаза.
      - Чего это? - осведомился Кеша для уточнения.
      - Много стрельбы, много шума, много крови! - выдал оборотень.
      - Ты мне брось это! - рассерчал Кеша. - Отстреляли уже, хватит!
      - Все ваши биться будут. Все!
      - Пророк хренов! - Кеша отвернулся от Хара. Но он тоже чуял нутром грядут дела непростые.
      Сразу после боя, после прорыва капитан Серега помер. Сердце не выдержало напряжения и прямого попадания - осколок его надвое рассек. Кеша лил горькие слезы, матерился, грозил страшно. Но ни одного из охранников и армейских, защищавших Космоцентр, не тронул. Эти грудью шли на смерть, думали, за правду и свободу стоят. Они, кто еще не понял, чего случилось и чего готовилось, поймут еще, свой брат, хоть и с миру по нитке, российских маловато. Они сейчас отмокают после парилки. А потом отмываться будут, грехи с души своей смывать службой верной.
      А вот доходягу с бугристой головой и нервными ручонками, того, что в сказочном хрустальном тереме-аквариуме сидел и заправлял местной шоблой, Кеша в расход пустил. Своей волей и властью. Не стал дожидаться Ивановых посланников и его самого - народ русский, уж кто-кто, а Кеша знал, отходчивый да душевный, все простят извергам да с миром восвояси отпустят.
      Нетушки!
      Кому в аду гореть, пусть поспешит, не хрена на пенсию надеяться! А для кучи, за компанию собрал Иннокентий Булыгин при доброй поддержке выживших альфовцев по всему Видеоинформу два десятка самых ретивых и гнусных говорунов-подлецов, лжецов-сволочей, что науськивали брата на брата да на кого-то работали все время: то на Синклит, то на Восьмое Небо, то на Синдикат с Черным Благом, желчь свою изливали, словцом людей губили, особенно служивую братву на Аранайе. Взял, собрал - да туда же и отправил с бугристоголовым, в преисподнюю. Было за что! На Аранайе только опамятуются братки солдатики от зверств диких и наскоков разных кланов со всех сторон, только кровь и слезы утрут да вперед пойдут, так сразу истерика на всю Вселенную - каратели "мирных жителей" истязают! прочь руки от свободолюбивых кланов!! вон с независимой Аранайи!!! И до того вопят и психуют, что ополоумевшие правители да одуревшие от визга генералы очередные "переговоры" начинают. Кланы оружие получат, перегруппируются, тысячи трупов накосят... и все по-новой! Ох, как зол был ветеран Иннокентий Булыгин на сволоту продажную, на нелюдей лживых, на эти вещающие со всех экранов поганые головы. Три ранения из-за них получил, чудом живой остался.
      А братков потерял по вине их, и не счесть сколько! Теперь ответили. Так по справедливости. Других на смерть обрекаешь, сдохни и сам. Ох и визжали "правдолюбцы"! Ох и ползали в ногах, пыль и сажу с сапог слизывая! Да только врагу потакать - головы не сносить. Кеша был опытным, дошлым. Это вам и за Серегу и за тыщи других!
      Как обратную связь со всеми кроме Москвы вырубили, так к Кеше с Земли уже три комиссии прилетали, и все с Запада, со Штатов. Он всех приветил.
      Всех разместил по аппартаментам, только без ключей. Пусть отдохнут до особых распоряжений. Космоцентр работал круглосуточно по сотням тысяч программ - на все Мироздание освоенное - да все скользь, все не напрямую, а как-то вокруг да около, будто ничего не произошло на Земле. Этого Кеша не любил. Но такая была установка. Не спешить! Не дергаться! Установка понятная и жизненная.
      Вот Кеша с Харом и не дергались.
      Только на душах у них было муторно.
      Вспоминая про душу, Кеша смотрел на оборотня с сомнением, есть ли душа у него?
      - Надо было тебя, басурмана, перед вылетом сводить в храм, окрестить!
      - высказал наболевшее ветеран. И тут же расстроился: - Да ведь тебя и в храм-то никто не пустит, даже на порог. И-эх, зангезейская, твою мать, борзая!
      В каюту постучали, дверца раскрылась, и на пороге застыл армейский подполковник в подшлемнике и полу-скафе.
      - Почему без доклада входишь?! - осерчал Кеша.
      - Нечего докладывать, - угрюмо пробормотал комполка, не очень-то довольный, что над ним поставили невесть кого, явно не кадрового офицера, - все по-прежнему.
      - Ну а чего тогда влезаешь? Чего покой командования нарушаешь?!
      - Виноват, - процедил полковник. В его голосе прозвучала ехидца. Бойцы без дела сидеть не должны. Надо учебу организовать, маневры...
      - Вот и организовывай, только чтоб без муштры, - разрешил Булыгин добродушно, - скоро им будут маневры!
      - Имеются сведения?
      - Ни хрена не имеется. Но толковище будет. Отдохнуть перед разборочкой не помешало бы мальцам... и, правда твоя, расслабляться нельзя. Ты давай-ка, еще разок прощупай каждую дыру, каждый ход в этой горгоне чертовой, не верю, что всех гадов переловили, не верю!
      - Чего так?! - обидчиво вопросил комполка.
      - А гады - они живучие, - житейски мудро ответствовал Кеша. И вдруг резко встал, отпихнул оборотня ногой. - Действуй, генерал!
      - Подполковник... - поправил было комполка. Но Кеша сказал, как отрубил:
      - Будешь генералом!
      И пристально посмотрел в глаза оборотню. Всего минуту назад, когда бравый командир уже был здесь, в глазах этих мутных и рыбьих, высветилась вдруг тревога - острая, нестерпимая. Хар что-то чувствовал, что-то неладное, грозящее, страшное - Кеша знал по опыту.
      Теперь нельзя было терять ни минуты.
      - Внимание! Всем слушать меня! Всем слушать меня! - захрипел он по командной связи, прямо в серую горошину микропередатчика, вживленного в биоворот полускафа. - Всем сотрудникам Космоцентра оставаться на своих местах до особого распоряжения! Повторяю приказ коменданта Космоцентра всем сотрудникам оставаться на своих местах до особого распоряжения! За невыполнение приказа - расстрел на месте! Повторяю - расстрел!
      Сейчас во всех студиях, во всех каютах, рубках, техма-стерских, залах, переходах, коридорах, спальных отсеках и даже в сортирах, многократно повторенный, звучал его голос, его приказ. И никто не имел права сдвинуться с места, даже если приказ застал его на бегу к начальству, в ванной или столовой. Тысячи обитателей колоссальной космической станции, превышающей по своим размерам десяток крупнейших городов, замерли, остановились, присели, встревоженно замолкли - они знали, приказ будет выполняться строго и безоговорочно, так уж поставлено ныне, дергаться и качать права бесполезно.
      А Иннокентий Булыгин тем временем вещал на более узкий круг- спецназу, армейским, охранным службам, всем тем, кто обязан был хоть сдохнуть, но обеспечить сохранность и работоспособность Космоцентра в новых условиях.
      - Немедленно проверить объект, по сантиметру, по вершку! Изнутри и снаружи! Привлечь техперсонал под строжайшим контролем! Обшарить каждый угол! Никаких поблажек! Все, вызывающее подозрение, немедленно дезактивировать! устранить! уничтожить на безопасном расстоянии! всех подозрительных лиц срочно сюда! - Кеша бубнил будто автомат, железо звенело в его голосе, аж связки дрожали натянутыми стальными струнами. Но закончил он отечески, проникновенно: - Ребятушки, братки! Не подкачайте! Сейчас только от нас самих будет зависеть, дождемся мы очередного отпуска и встречи с ненаглядной, или взлетим все к червовой матери на этой пузатой лоханке. Вы меня поняли, я знаю. Ну, давайте, ребятки,вперед!
      Закончив, он уже схватил было Хара за его красивый, подаренный Таёкой ошейник, и хотел тоже бежать на поиски. Но одумался, присел.
      - Нам с тобой, Харушка, не по чину!
      Оборотень завыл, пряча грустные глаза. Чуять он чуял неладное, но ищейкой не был, какой от него прок.
      А Кеша думал, надо ли будоражить Землю, теребить Кремль. Наведешь попусту панику, самому стыдно потом будет. Нет, нужно обождать. И нечего суетиться, нечего квохтать как дурная курица и крылами хлопать.
      Иннокентию Булыгину, ветерану и беглому каторжнику-рецидивисту, было нелегко. Он ждал. Каждый день. Каждый час. Каждую минуту. Он слишком хорошо помнил, что довзрывники не даром чудо сотворили - такие благодетельством не занимаются, богодельни для сирых и убогих не строят, они ему смерть отвели не даром, и отпустили на волюшке погулять не за просто так. Барьеры! Он, хошь-не хошь, обязан сигать через барьеры смертные, лезть на рожон. Ну ладно, с этим-то ясно - он себя не бережет, работает на совесть, отрабатывает добро нелюдям. Но вот ведь твари, не сказали - сколько сигать-то? умолчали- когда его черед придет? вот так и живи под занесенным топором, жди, когда сорвется да по шее рубанет! В ожидании неладного жить плоховато. Они с Иваном помнят все, не обдуришь, слышали напрямую от этих сволочей, живших до Большого Взрыва, чтоб их еще разок взорвало! У Кеши в ушах загудело, забубнило:
      "Мы забираем тех, кто обречен на неминуемую смерть - попавших в страшные катастрофы, умирающих от старости и неизлечимых болезней, мы можем вытащить смертника из-под пули, которая уже летит в его грудь... но мы берем только прошедших двенадцать барьеров смерти! А ты прошел семнадцать!"
      Еще бы, Кеша усмехнулся- попадешь на Аранайю, жить захочешь- все двадцать пройдешь! И тут же насупился, неправда это, большинство его дружков гибло сразу, высунулся разок - и срезало башку долой! "Ты почти идеальный материал для нашей цивилизации". Идеальный? Материал?! После ухода из ядра Гиргеи Кеша прошел три или четыре барьера, стал еще "идеальней"! При штурме этой проклятущей Медузы Горгоны, загляделся малость в ее смертно-завораживающие глазища, и чуть не перекинулся, бой был страшный, смертный бой. Да только опять удалось перепрыгнуть барьерчик! Эх, Серега, Серега! Что ж ты, парень, так славно дрался, так геройски шел к цели, а под самый конец оплошал, словил осколочек? Неидеальный ты, стало быть, материал! И братки твои, погибшие за Россию, за мир весь, за меня кощея, тоже .неидеальные? Кеша заскрипел зубами от боли сердечной. Но ведь не прятался же он от пуль и огня излучений, шел напролом. Неужто и впрямь довзрывники берегут?! Он расстегнул ворот, отвернул край нижней рубахи, вытащил крестик нательный, поглядел на него в раздумий. Нет, это Бог бережет!
      И нечего душу рвать, и так изорванная да исколотая, живого местечка нету!
      Вон ведь, Ивану они сказали, что иссяк он полностью, выдохся до предела, что ни одного смертного барьера ни в жисть не преодолеет, от первой же пули ляжет, от первой же заразы загнется, в первом бою голову потеряет... А он прет без светофоров, будто за ним лекарь бегает с канистрой живой воды, ни хрена не боится и всем рога сшибает... Кеша совсем запутался. Но грусть-печаль отпустила его. Эти сволочи не от Бога. А Ивана Бог бережет, тут дело ясное! Но только ведь на Бога-то надейся, но и сам не плошай! Иван ушел от них. Его, Кешу, они раздвоили, душу его напополам поделили и тело грешное. Но он их обдурил. Надолго ли?!
      А Медуза Горгона - исполинская голова Космоцент-ра Видеоинформа, висела чудовищным спрутом во мраке Вселенной, висела, раскинув во все стороны свои змеящиеся толстые и неимоверно длинные волосы. На десятки тысяч километров вытянулись в черном и молчаливом океане Космоса всевидящие, всеслышащие и наполненные ядом змеи - ядом целебным в добрых руках и смертным, ворожащим в руках нелюдей. Стоило лишь раз узреть эту вселенскую голову с шевелящимися волосами-змеями, чтобы никогда уже во всей жизни своей не избавиться от мрачного и навязчивого видения, возвращаясь к нему во сне и наяву. Страшна ты, богиня-дьяволица, матерь мрака и ужаса!
      Дик твой цепенящий взгляд! Но создана ты не чудовищами Хаоса и не гневом всемогущих жителей Олимпа, а мелкими, беспомощными, суетливыми и беспечными пылинками земными - человеками, людьми. И всесильна ты над ними и подвластна им.
      Недобрая весть прорвалась неожиданно.
      - Комендант, слышите меня? - хрипел один из "альфы". - Капитана убили!
      Вы слышите меня?!
      - Слышу, сынок, слышу! - заорал Кеша. - Давай обзор!
      Он настроился на ближний экран, приглушил звук, все еще не веря услышанному. Из двух отделений штурмовавших Космоцентр, осталось всего семеро парней. Причем, двоих, искалеченных донельзя, отправили на Землю.
      Еще у троих были серьезные ранения, но они наотрез отказались покинуть строй. Капитана звали Олегом, Кеша не признавал никаких фамилий - Олег и точка! Все они в сынки годились ему. Все были парни что надо. Олегу во время штурма пробило колено, две пули сидели в плече, их блокировали до госпитализации, да еще здорово обожгло лицо и голову, волос вовсе не осталось. Но капитан ни в какую не хотел на Землю, отшучивался- будет отпуск, заодно и подлечится, мол. Вот и подлечился.
      Три бойца в десантных полускафах тащили тело. Кеша сразу просек мертвое тело, у него был наметанный глаз. Он не слышал невнятных объяснений. Он видел сам - прямо по горлу шла черная полоса, резанули сигма-скальпелем, резанули под открытое забрало! Сукины дети, пижоны! Вот до чего доводит пижонство - на операцию норовят без шлемов или щитки долой.
      Эх, Олег, Олег! Где такого парня второго отыщешь?! Сам себя подставил!
      Лежать бы тебе на поправке, жирок набирать да коленку лечить, нет, полез на свой барьер... да не перелез! Эх вы, черти поганые, эдакого парня порезать!
      Кеша отвернулся от экрана. Он сам послал его на смерть, сам. Панику навел!
      Но ведь не зря, значит, есть кто-то на станции, шалит понемногу... и дай Бог, коли у него только сигма-скальпель имеется!
      - Почему не задержали?! - выкрикнул он в ярости. - Где этот гад?!
      Все трое молчали, не знали, чего отвечать-то. Потом один, тупя глаза, процедил:
      - Из-под земли достанем.
      - И не простим! - добавил второй.
      Теперь Олега не оживишь, глотка перерезана от уха до уха, не ножичком, не саблей вострой. После скальпеля рана иная, черная и страшная. Мир его праху, отвоевался.
      - Оставьте! - приказал Кеша. - В морозильник без вас положат.
      - Мы своих не бросаем, - огрызнулся кареглазый боец с промятым носом.
      - Поговори еще у меня, сынок! - осек его Булы-гин. - Живо искать! Ни секунды задержки! И чтоб по двое, по трое. Выполнять приказ!
      Хар завыл в голос. Это была плохая примета. Вообще оборотень плошал, почти не разговаривал, наверное, терял навык. Но сейчас не до него.
      Кеша нервно сжимал и разжимал свои черные биопротезы. Его подновили в свое время, заменили оторванные кисти. Как давно это было. Аранайские дикари свирепы и жестоки, у них нет такого понятия - милосердие. Лучше в их лапы не попадать. Они звали его Железная Рука. Они боялись и уважали его. И все равно они были злобные и подлые. И этот не лучше. Но никуда он не уйдет! Все пространство вокруг Космоцентра просматривается и прощупывается. Доиграется, гад, рано или поздно.
      Кеша вытащил из клапана свой сигма-скальпель. Пригляделся. Оружие старое, доброе, запрещенное. На каждом должен стоять тройной номер, прямо на рукояти. Но здесь номера не было. Сигма-скальпель Кешин сработали на подпольной фабрике, большие умельцы - такую штуку запросто не смастеришь, это тебе не лучемет и не бронебой. Он сунул скальпель обратно.
      Нет, надо все же связаться с Кремлем. Дело неладное. Пахнет жареным. И очень сильно пахнет!
      Кеша ударил себя по бронированным коленям. Встал.
      Но в эту минуту дверца снова распахнулась без оповещения и даже без стука. На этот раз грубоватый комполка был растрепан, красен и взвинчен. В руках у него покачивался огромный армейский бронебой.
      - Какого дьявола?! - заорал Кеша. - Разжалую, к ед-рене фене!
      - Сказано было, сюда! - процедил комполка, смахивая пот тыльной стороной ладони, - вот сюда и доставили, значит. В соответствии с приказом!
      И не надо орать!
      - Что-о-о?! - Кеша побелел.
      Но тут же белизна сменилась пунцовым багрянцем, а лоб стал мокрым как у комполка. Хар вскочил на лапы, натужно, совсем по-собачьи зарычал. Шерсть у него на загривке встала дыбом. И немудрено.
      Комполка освободил проход.
      За спиной его, на пороге, связанный и избитый, стоял... Говард Буковски, он же Седой, он же Крежень.
      - Вот это встреча, - протянул Кеша, - не ожида-ал! Было видно, что он и впрямь растерян.
      - Это было при задержанном, - комполка протянул на мясистой ладони черный, инкрустированный ирги-зейским панцирным агатом, сложенный сигма-скальпель. - Так же при нем был парализатор ближнего боя и нательный плоский лучемет типа "дзетта". Что прикажете делать с задержанным?!
      - Что-что?. - Кеша не мог оторвать взгляда от гнусной рожи Седого, шрама на ней не было, успел сделать-таки пластическую операцию, шельмец! Вот это подарочек для всех! Кеша даже растерялся. Но руку протянутую пожал, предварительно бросив оружие, лежавшее на ладони, прямо в потертое креслице.- Молодец, генерал, даже не ожидал от тебя!
      - Подполковник я по званию, - поправил его комполка.
      - Ты со мною не спорь - сказано генерал, значит, генерал, завтра тебе бумага со штемпелем будет и погоны новые. А пока благодарность объявляю от лица командования и Комитета Национального Спасения!
      - Служу Великой России! - новоявленный генерал вытянулся.
      - Все мы ей служим, - машинально заметил Кеша. - А этого оставь, разберемся. Поиска не прекращать... тут уж извини, не до отдыха, покуда все не обыщем на боковую нельзя. Ну иди, генерал!
      Пока шли разговоры, Хар, вцепившись зубами в поясной ремень задержанного, оттащил его в самый угол. Сел рядом и обнажил острые клыки.
      Была б его воля - перегрыз бы глотку беглецу, и дело с концом. Но у людей какая-то своя логика - странная и непонятная.
      Кеша долго молча глядел на Креженя. Потом спросил в лоб:
      - Ну и как же, стервец, ты от нас ушел в прошлый раз? Поделись опытом!
      - Как в тот, так и в этот раз уйду! - нагло ответил Седой и заулыбался своей странной улыбкой.
      Иннокентий Булыгин и оборотень Хар хорошо помнили, что посадили они Креженя в каменный мешок, из которого выход был один - в бункер, где таилась до поры до времени вся честная компания. А он сбежал. Значит, у него был переходник. Значат, он сбежит и теперь, коли не принять меры. Уже бы сбежал, да, видно, связанные руки мешают, видно, ждет, когда его одного оставят, чтобы изловчиться и...
      - А ну, Харушка, разоблачи-ка этого стервеца! Оборотень понял все как надо. Он вцепился зубищами в прокладку ворота, рванул раз, другой комбинезон был крепким, не поддавался.
      - А мы вот этим ножичком попробуем! - Кеша достал сигма-скальпель, тот самый, каким убили капитана, который был при Седом. Установил регулятор глубины надреза на полсантиметра, достаточно будет. Успокоил затрясшегося вдруг Креженя.- Не боись, пока что до конца резать не станем!
      И полосанул крест накрест, чтоб жгутов не задеть, коими были руки скручены, полосанул по груди. Крежень взвыл. А Хар, вцепившись в лоскуты, в три приема содрал комбинезон, точнее, его остатки, содрал вместе со всем, что под ним было. И остался Говард Буковски в одних жгутах волосатый, кривоногий с обвисшим животом, весь в шрамах - на лице-то свел, а на теле остались, пожалел себя, а может, просто времени не было.
      - Ты вот чего, Хар. Возьми рванье это да пошарь по кармашкам, может, там чего упрятано?
      Оборотень, забыв, что он четвероногая зангезейская борзая, встал на задние лапы свои, передними поднял разодранный комбинезон. Минуты две ковырялся, выгребал всякую мелочь: стимуляторы, антигравы-горошин-ки, какие-то датчики и приборчики, все мелкие, для спецработ предназначенные, вытащил и зеркальце в золоченой витой рамочке, три перстня с подозрительными вставками... Но переходника среди обнаруженного не было.
      - Куда ж ты его девал, стервец? - удивился Кеша. Внешне он был совершенно спокоен. Но внутренне - готов изрезать гада в лоскуты - за одного только Олега изрезать, не поминая старых грехов. - Куда ж ты его засунул? Может, в задницу себе запихал?!
      Крежень мрачно кривил губы. Молчал. В прошлый раз ему было похуже. В прошлый раз Гут Хлодрик держал его как на аркане, только дернись - сразу сдохнешь, от одной только мысли, одного желания горло начинало сдавливать, в глазах темнело. Сейчас полегче. Ничего, он уйдет от этих лопухов, снова уйдет! А без русского, без главаря и его слова, ничего они ему не сделают, не посмеют! Улыбка была злорадная и настороженная одновременно.
      А Кеша думал о своем - надо бить! бить смертным боем, иначе не признается! да и душу отвести! Только ведь душу отведешь, нервишкам дашь волю, а этот сукин сын опять уйдет. Лучше с Иваном связаться. Пускай разбирается. А пока он разберется, тут чего-нибудь эдакое содеется, что лучше б и сразу придушить подлеца. Нет, Кеша не был пригоден для тайного сыска, в прошлый раз тоже его зря посылали - к Реброву, к предателю поганому, потому так и кончилось, что сожрали Толика рыбки клыкастые, а послали бы мастера заплечных дел, из этого иуды можно было б столько полезного выбить, столько разузнать... Кеша тяжело вздохнул. Да, он был создан для открытого боя во чистом полюшке, чтоб грудью в грудь, челом в чело. С увертливым Креженем так не повоюешь!
      В густой шерсти на груди связанного что-то блеснуло. Кеша не понял неужто сподобился нечестивец, неужто свет веры Христовой его осиял?!
      - Да никак это крест у тебя? - изумился он вслух. - Это кто б мог помыслить, что такой паскудник и гаденыш в Бога верует! Крежень, да ты ли это?!
      - Не юродствуй и не богохульствуй, - ответил Говард Буковски неприязненно. - Жизнь можешь отнять, а веру - нет, не тобой дана, не тебе и лишать. С крестом жил! С крестом и умру под пытками вашими!
      - Ух ты, великомученик нашелся, едрена-матрена! - не выдержал Булыгин.
      - А ну перекрестись, нехристь поганый!
      - Сперва руки развяжи!
      - Еще чего!
      - Тогда нечего изгаляться!
      - Не буду, ладно, уговорил. Буду пытать тебя, пока сам всю правду не выложишь. Сам напророчил, что сдохнешь под пытками. Только без креста.
      Нечего тут комедию ломать, в черта ты веришь, а не в Бога. Чего это глазенки забегали, а?!
      Кеша пристально уставился на Креженя, прямо на грудь, на просвечивающий в черно-седых лохмах довольно-таки внушительный крест.
      - А ну-ка, Харушка, сыми с этого ирода то, чего ему носить не пристало. Сыми!
      Оборотень снова встал на задние лапы, вытянул вперед передние - с длинными и тонкими, почти человечьими пальцами.
      И в этот миг Крежень захрипел, подогнул колени, упал на пол, закрутился, согнулся калачом - он явно пытался дотянуться до груди - то подбородком, то коленом, то и тем и другим сразу. Все это произошло настолько быстро, что Кеша не сразу понял, в чем дело.
      - Припадочный, что ли?! - заорал он. В один прыжок подлетел к крутящемуся на полу голому человеку, наотмашь врезал сапогом в челюсть, потом под ребра. Склонился, уцепился за болтающийся у плеча крест, рванул на себя, обрывая прочную серебряную цепочку. Отпрянул. - Мы тебя вылечим, стервец! Поганец!
      Крежень замер на полу раздавленной, полудохлой жабой.
      А Кеша уже снова сидел в своем потертом креслице и рассматривал на ладони трофей. Оборотень Хар заглядывал через плечо.
      Крест был явно липовый - толстый, полый внутри. Нажмешь на него, вдавишь в грудь- и окажешься совсем в другом месте. Да, вне всякого сомнения это был переходник ограниченного, очень ограниченного действия. Но Креженю, чтобы улизнуть опять, хватило бы и такого.
      - Ну что с этим поганцем теперь делать? - вопросил Кеша у оборотня.
      Тот ответил с ходу:
      - Отдайте нам. На Гиргею!
      - Ух ты, разбежался! Вы из него плодить мелких кре-женят начнете, чтоб потом, после бойни, оставшихся людишек извести на нет, верно?
      Хар отвернулся, зевнул.
      - Я его лучше ребяткам из альфа-корпуса отдам. Эй, падаль, ты слышишь меня.
      Седой приподнялся, сел, скрючился. Он был раздавлен, он превратился за несколько минут из усмехающегося наглеца в трясущееся и отупевшее от страха животное. И все же с каким-то надрывом, в отчаянии труса, обреченного и не подлежащего прощению, он промычал срывающимся тонким голосом:
      - Сдохнете! Все равно все вы сдохнете!
      - Вот это уже интересней!
      Кеша снова сжал в кулаке сигма-скальпель.
      - А ну выкладывай, чего знаешь!
      Новый министр обороны генерал-полковник Сергей Голодов сразу пришелся Ивану по душе. Спокойный, собранный, малость лысыватый и полноватый, он имел открытое лицо армейского служаки-трудяги, не исхитрившегося еще и не изловчившегося в лабиринтах штабных коридоров. Со старым и сравнивать нечего. Прежнего Иван вспоминал с содроганием и невольно прикрывал глаза.
      Тогда он был на грани, даже за ней, выкарабкался чудом. Ничего, это урок на будущее - с врагом надо без церемоний, на то он и враг.
      А с другом... С другом иногда не легче, а даже сложнее.
      - Нет, не могу, рука не поднимается на такое, - снова твердил свое Голодов, - вы Верховный Главнокомандующий, вам решать - будет приказ, найдутся и исполнители. Возможно.
      - Вы понимаете, что вы говорите? - спросил Иван.
      - Бывают случаи, когда приказы обсуждаются, - министр привстал, пододвинул к себе объемный глобус с вздымающимися горами, синими морями, белыми льдами и даже прозрачно-синеватым флером атмосферы. Глобус висел над полом на антиграве, висел двухметровым шаром-геоидом.
      Указательный палец министра пробил стратосферу, нижние слои атмосферы, уткнулся в белое ледяное пятно, в самый Южный полюс. - Мы не можем нанести сюда глубинный удар такой мощности. Где гарантия, что вся вода растопленных льдов уйдет в воронку?! А если она хлынет на материки? Австралию затопит мгновенно. Половина Африки не успеет даже высунуть носа из окон! Южная Америка накроется моментально. Это только от избытков воды. А сам удар?! Вы думаете, что все города и городишки на Земле рассчитаны на двенадцатибалльные землетрясения? Нет! Там же не одни выродки живут, кроме баз противника есть и кое-что иное... Я не могу!
      Иван понимал, что задача непростая. Но бить надо было именно одним ударом. И только глубинным. С расстояния не менее четырехсот километров.
      Иначе ни под-антарктический дворец, ни подземные инкубаторы не накроешь.
      Да, это опасно! Да, могут пострадать безвинные! Но если на поверхность выйдут нелюди, выползет вся эта нечисть - погибнут все. Вот и выбирай. Одно было ясно - с ударом в ближайшие два дня ничего не получится. А там вторая ложа Синклита, "серьезные" могут нанести такой удар по России, что не о чем и говорить будет. Уж эти выродки никого жалеть не станут. Они так хлопнут дверью перед своим уходом, что земной шарик расколется.
      Иван оттолкнул висящий глобус. Покачал головой.
      - Все верно говоришь, министр. Все верно! Но есть логика мира. И есть логика войны!
      - Нам никто войны не объявлял. И не посмеет объявить!
      - Конечно, не посмеют. Вот и начнут без объявления... А мы поставим силовые барьеры, заслоны. Мы все объясним людям.
      - Глубинный удар сметет все заслоны. Мы не наносим таких ударов даже в Дальнем Космосе. А по Земле лупить... нет, увольте!
      Прав был министр. Прав по-своему. Но и выход находить было нужно.
      Взявшись за гуж, не говори, что не дюж! Отсчет времени идет на часы, на минуты.
      - Ну а если экзотом? Новым оружием хваленым. Голодов развел руками.
      - Вырвать огромный кусок из земного шара, отправить в иное пространство? Мгновенно нарушится вся система, Земля сорвется с орбиты.
      - Земля уже сорвалась с орбиты, - зловеще пробормотал себе под нос Иван. Но имел он ввиду нечто иное.
      У виска противно звякнуло особым протяжным кодом. Внутренняя? Это мог быть только Кеша, прямо из Космоцентра Видеоинформа.
      - Ну чего там?! - недовольно спросил усталый от бессонных ночей Иван.
      Включил мысленно связь.
      - Тута знакомец наш отыскался невзначай, - прохрипел Иннокентий Булыгин, будто он сидел прямо в голове у Ивана, не поздоровавшись, не представившись. - Сердце неладное чует. Да и он грозится, бубнит чего-то невнятное, видать, спятил. Иван, слагай с меня полномочия коменданта! Тут поумнее меня нужны и покруче!
      - Да не мельтеши ты! - разозлился Иван. - Давай толком обстановку!
      Давай обзор!
      Он переключил Кешу на внешнюю связь. Вывел на два больших экрана.
      Скрывать не от кого секретов - Голодов, охранники, спящий на диване прямо в кабинете Глеб Сизов.
      Креженя он сразу и не признал. На полу каюты сидело какое-то человекообразное, гадина какая-то волосатая с бессмысленно-животным лицом.
      - Не-е, Иван, мы его не трогали, честное слово! - с ходу начал оправдываться Кеша.- Он сам сверзился. Талдычит невесть чего про конец, про взрывы какие-то. А толком ничего не может объяснить, одним словом, крыша поехала!
      Иван похолодел. Только еще не хватало проблем с Космоцентром. Они все же не сдались! Они ведут свою игру! Уже провели. А он пока ничего не успел. Ну Кре-жень! ну негодяй!
      - Почему не приняли мер! - заорал Иван, бледнея; - Ты что, не отдаешь себе отчета?! Ну, Мочила, гляди- дружба дружбой, а служба службой! Я с тебя за все спрошу!
      Кеша промолчал. Обиделся.
      - Немедленно осмотреть всю станцию! Обшарить сверху до низу!
      - Шарят уже, - доложил комендант Космоцентра, - по десятому разу шарят!
      - Ну и что?!
      - Пока ничего. Прилетай сам, Ваня...
      - Я тебе не Ваня! - процедил Иван. - Я тебе Верховный Главнокомандующий и Правитель Великой России!
      Кеша втянул голову в плечи, поморщился. Что он еще мог сказать! Дела хреновые, совсем плохие. Но ведь и Иван разорваться не может - Федерация бескрайняя, это тебе не Видеоинформ, это посложнее будет, а ведь Иван-то обучения специального тоже не проходил, на Правителя экзаменов не сдавал, ясное дело, тяжело ему. Да никуда не денешься, назад поворота нету.
      - Надо еще полк послать в усиление, - предложил Голодов, - заодно просмотрят каждый микрон.
      - Не надо полка, - отозвался Иван, - не надо лишних жертв! Там дело серьезное! - Он замолчал на минуту в тяжелом и непростом раздумий. Долго длилась эта минута, свинцовой вечностью. Потом сказал: - Я вылетаю в Космоцентр. Через полтора часа. Все! С ударом спешить не будем. Эй, Глеб, просыпайся, остаешься за меня! А вы готовьте вооруженные силы, ни секунды передышки, чтоб полным ходом! Все должны быть наготове, ни одной законсервированной машины! Военные заводы на полную мощь! Короче, не мне вас учить! Все!
      Иван уже знал, куда он пойдет перед вылетом.
      Иначе нельзя.
      Туда!
      После полумрака кабинета огромный, возносящийся к синим небесам белый Храм ослепил его. Золотые Купола - Святые, величественные, уходящие в заоблачные, незримые выси. Да, подлинный полет здесь, на Земле - вот он, самый совершенный звездолет, самый быстроходный вселенский крейсер. И незачем отрывать свою смертную, грешную плоть и бежать куда-то, на край Мироздания.
      Достаточно воспарить духом, чтобы, не сходя с места, оказаться значительно выше... и ближе.
      Ближе? К кому?!
      Иван умерил шаг. Под сводами было тихо и благостно.
      Горели свечи. Много свечей под образами.
      У самого иконостаса молился человек в длинных темных одеяниях.
      Он стоял на коленях, осенял себя широким крестным знамением и склонял седую голову к самым мраморным плитам пола.
      Иван прошел вперед. Опустился на колени рядом с молящимся. Закрыл глаза. И мир растворился в небытии. Он остался один во Храме. Один во Вселенной. И он обращался лишь к Тому, кто растворен во всем и пребывает везде.
      Господи! Дай силы, еще немного сил и времени. Не помощи прошу, не чуда. Только сил для благих дел, творимых за всех созданных Тобою и во Имя Твое. Не оставь на пути крестном! Услышь мя! Услышь, Господи!
      Иван не открывал глаз. Ждал. Он помнил то необыкновенное чувство, когда силы просыпающегося духа поднимают к сводам, делают тело невесомым, парящим... нет, не тело, то душа сама воспаряет и единится с Духом, обитающим под этими сводами. Так было с ним. Было уже не раз. Отправляясь в Систему, на верную смерть, он забрел сюда. Нечто более сильное, чем разум, привело его во Храм. И он поднялся над собою. И он получил благословение.
      Иди, и да будь благословен!
      И он ушел.
      И он вернулся. Вернулся из Иной Вселенной.
      И он снова был в Храме.
      И снова покидал его и Землю.
      Он вернулся с планеты Навей, из Пристанища, из самой преисподней. Это было невозможно, из мира мертвых не возвращаются. А он вернулся.
      И попал в земное Пристанище!
      Господи, даруй же надежду и веру! Дай сил в последнем восхождении на мою голгофу! Не оставь!
      Тяжесть давила на Ивана. Страшная тяжесть. Гнула к мраморным плитам.
      Не давала воспарить к сводам, обрести облегчение душевное. Он не хотел верить в страшное, не мог себя заставить поверить в это. Ведь сам Архистратиг Небесного Воинства, сам Архангел Михаил благословил его на подвиг и муки. И он взвалил на себя неподъемную ношу. Он отрекся от себя во имя всех остальных.
      Он взял грех на душу, чтобы иные очистились и вернулись к Богу, к жизни, к возрождению. Так почему же сейчас Дух, растворенный здесь, не приемлет его взыскующей души, не вбирает ее в себя, даруя покаянием и отпущением грехов?! И как ему идти дальше по страшному пути выбранному?!
      Лики. Лики. Лики, бесстрастные и сокрушающиеся, взирали сверху. Они были там, а он здесь внизу. И не оживали глаза, не наполнялись скорбью и печалью, напутственным теплом и состраданием.
      - Чего ищешь, сын мой? - спросил молящийся подле.
      Иван медленно повернул голову.
      И встретился взглядом с глазами Патриарха, усталыми, скорбными, ждущими ответа. Почему он сразу не узнал его? Седой, исхудавший, кожа пожелтеластареет Патриарх. Что же поделаешь, и прочие не молодеют, такова горькая участь смертных.
      - Ищу напутствия доброго, - тихо ответил Иван. Патриарх вздохнул.
      Отвернулся. Встал с колен. Иван тоже поднялся. Замер рядом.
      - Горестные грядут времена, - промолвил старец, - и ты ускоряешь их приход. Большую печаль несешь в мир.
      Иван вздрогнул. Не таких слов ожидал он.
      Болью сковало сердце.
      И пришли из памяти слова старые, слышанные из уст этого старца, изреченные будто в другой жизни, когда его и старцем-то назвать нельзя было. "Боль вырывается наружу и порождает новую боль, обида - обиду, тоска становится неизбывной. Горя жаждой" мщения, выплескивая обиду, принесешь Зло в мир, помни об этом. Тебе будет казаться, что борешься со Злом, что ты есть истребитель Зла, но истребляя его и обарывая лишь силой, ненавистью и мщением, будешь умножать его! И настанет день, час, когда ты перестанешь понимать, где кончается Добро и где начинается Зло. И сам станешь воплощением Зла! Это будет страшный день для тебя и для всех, страшный час, не дай Бог, чтобы настал он, ибо не помогут тогда тебе ни Животворящая Сила Креста Господня, ни добрые напутствия. Помни, в какой мир ни вознамерился вступить ты, чего бы ни содеял, не меч в него принести ты должен, не злобу и ненависть, вражду и раздоры, а одну любовь только. Помни об этом!"
      Патриарх заглянул в глаза его. И кивнул еле заметно, будто только что повторил вслух слова свои прежние.
      - Слишком много горя, слишком много смертей. И будет больше, сын мой.
      Пусть Бог простит тебя и благословит. Мне же грешному сие не под силу.
      Прощай!
      Старец отвернулся, помедлив секунду. И быстрым шагом пошел прочь. Лишь черные развевающиеся одеяния в последнем порыве коснулись Иванова плеча.
      Ушел! Не благословив?!
      Иван стоял в оцепенении.
      Пора вылетать, он сам назначил срок.
      Но и уйти отсюда просто так нельзя.
      Он поднял голову, повернул налево, направо - лики! лики!! лики!!!
      Вот и Архистратиг.
      Лицо иное. Глаза иные. Но это он. Он! Направивший его на путь воина.
      "Доселе ты был лишь странником - мятущимся, сражающимся, страждущим, ищущим, но странником. А теперь, пройдя через круги испытаний премногие и обретя себя в муках и битвах, да приидешь ты под длань мою! И наречешься отныне воином. Да будет так!" Это он! Сквозь олифу, старые краски, иконописные темные очи прорезались вдруг чудом неизреченным бездонно-серые, всевидящие глаза Небесного Воителя. И узрели Ивана. И вошли чудесные лучи, испущенные ими, в его глаза, и дали силу, веру и надежду. И ощутил Иван себя не одним. Он даже чуть обернулся назад, на легкий, пространный шум, на чистый небесный звон - и в глаза ударило ослепительным сиянием, сверканием золотых доспехов. То под алыми, небесно-голубыми и золотисто-черно-белыми хоругвями и стягами стояли неисчислимые полки, пресветлые рати, тысячи и тысячи дружин. И он был впереди их. И они шли за ним!
      - Подойди к Нему! - тихо прозвучало в ушах.
      И Иван сразу понял - куда и к кому он должен подойти.
      Нет, он не приблизился к Лику Спасителя. Наоборот, он отошел назад, на пять шагов, десять, двадцать. И тогда лишь он узрел воочию Его.
      Слов не было.
      Был лишь взгляд.
      И во взгляде этом светилось само благословение.
      Иди!
      Иди! И да будь благословен!
      Но прежде, чем выбежать из Храма, Иван застыл на миг, ощущая, как вздымается к высям его существо. И миг стал минутой, часом. Его вознесло под своды. И он растворился в океане пребывающего здесь Духа. И он сбросил свинцовую тяжесть усталости - вниз, во прах, во мрак земной и подземный. Он ощутил прилив сил. Как и тогда.
      Он видел все - и Чудесный Образ, и всю Землю сразу, и миллиарды, миллиарды непогубленных душ людских, и океаны света, и малую свечу во тьме, и всю Вселенную, и Золотые Купола, сияющие в ней небесным очищающим сиянием.
      Кеша подошел шаркающей походкой. Пожал протянутую руку.
      - Хочешь потолковать с ним? - спросил он.
      - Нет, - ответил Иван, - не хочу. У нас мало времени. Что нашли твои парни?
      - Пока ничего, - смущенно протянул Кеша. - Может, ни хрена тут и нету, зря я только шухер навел?! Иван похлопал его по плечу. И сказал:
      - Готовь эфир. Срочно!
      - Слыхали! - Иннокентий Булыгин повернулся к замам, помам и прочей братии, зудевшей вокруг него рою подобно. Кешу здесь слушались. Кеша был строг и справедлив.
      Через восемь минут Иван сидел в студии. Еще десять ушло на оповещение всех служб информации по всем мирам во Вселенной, где бы они ни Заходились.
      Его обращение должен был услышать и увидеть каждый - каждый имеющий глаза и уши. Другого не будет.
      И когда разбуженные, бодрствующие, оторванные от работы, застигнутые на лету, на бегу миллиарды землян притихли у вспыхнувших не по их воле экранов, вспыхнувших зеленой, мигающей и броской надписью "Экстренное сообщение!", когда вся Федерация, вся Вселенная застыла в напряжении и тревожном ожидании слова Земли, Иван начал:
      - Люди! Земляне! Соотечественники! Братья и сестры! К вам обращаюсь я, Председатель Комитета Национального Спасения Великой России и Объединенной Европы.
      Известие мое печально и безрадостно. Но человечеству, всем нам, не следует уподобляться страусу, прячущему голову в песок при приближении опасности. Я говорю вам о том, что есть. Недобрые силы Иной Вселенной готовят вторжение в наш мир - Вторжение страшное, беспощадное, всеуничтожающее. Мы не знаем точного дня и часа, но агрессия может начаться в любую минуту. Под-; готовительные операции силами зла уже проведены и проведены успешно - по своей обороноспособности человечество отброшено на сто пятьдесят лет назад, во все властные структуры внедрена и действует резидентура и агентура противника. Именно по последней причине в Великой России и Объединенной Европе, как вам уже известно, были Проведены смены властвовавших режимов - те, кто способствовал иновселенским силам и готовил вторжение, смещены со своих постов, должностей и сурово наказаны. Сейчас все мы, все сорок восемь миллиардов землян, а также миллиарды наших собратьев по разуму в нашей Вселенной, стоим на грани полного уничтожения и исчезновения. Повторяю, никогда еще человечество не встречалось на поле боя с таким противником - сверхразумным, обогнавшим нас в развитии на тысячелетия, вооруженным сверх всяких границ фантастической по нашим меркам техникой уничтожения. Силы неравны. Но у нас нет выбора. Неумолимая и смертная орда идет на нас, чтобы обратить нас во прах и сделать наш мир своим миром. Ни о какой пощаде и проявлениях милосердия к побежденным не может идти речи. Мы имеем дело с негуманоидной сверхцивилизацией, для нее наша цивилизация всего лишь помеха, которую следует просто устранить. У нас мало шансов на победу - практически у нас их нет. И все же мы не дадим себя безропотно и покорно уничтожить, ибо мы люди, созданные Творцом по Его Образу и Подобию, а не двуногий скот, которому уготована бойня. Мы должны сделать все, чтобы встретить неумолимого и грозного врага во всеоружии. Нам много что надо сделать в эти оставшиеся дни, часы. Но главное, перед лицом смертной для человечества опасности мы обязаны - я повторяю, обязаны!
      объединить все свои силы, всю мощь и весь разум человечества! Мы обязаны превратить само понятие Федерация из пустого звука, не означающего ничего кроме сложившегося положения - существования в нашей Вселенной двух миров, двух образов жизней и двух соперничающих цивилизаций Земли, в единый боеспособный организм, готовый отразить агрессию извне.
      Ныне не время размолвок и дискуссий, не время выяснения отношений. Вы прекрасно понимаете, что я мог бы обратиться к руководству Всеамериканских Штатов, к Комиссариату Синклита Мирового Сообщества по правительственным, дипломатическим каналам и предложить объединение, союзничество, предложить создание единого Штаба отражения иновселенской агрессии с неограниченными полномочиями. Но я не стал этого делать по двум причинам. Первая заключается в том, что каждый из вас должен знать о грядущем, знать о том, что сделано для спасения цивилизации и спасения лично вас. Не может быть никаких келейных, тайных переговоров. Прошла пора подобной дипломатии.
      Пришло время открытых решений - и каждый должен знать с самого начала: вот враг! а вот друг! Каждый должен знать, кто тормозит процесс создания Единого Фронта! Есть и вторая причина, в Мировом Сообществе и поныне пребывают у власти лица, тайно работавшие на противника, готовившие Вторжение. Я не хочу огульно обвинять всех достойных людей в госструктурах Запада и Федерации. Но факт остается фактом - предатели и агентура противника остаются на своих местах. И поэтому обращение мое я прошу рассматривать как ультиматум! Да, ультиматум!
      Время не оставляет нам возможности для долгих переговоров. Мы прекрасно понимаем, что Запад переживает сейчас не лучшие времена - стихийные бунты уже превратили большинство городов Южной и Северной Америки в развалины, в пепелища. Но выбора у нас нет. И потому я, как Председатель Комитета Национального Спасения Великой России и Объединенной Европы, как Верховный Главнокомандующий и временно исполняющий обязанности Правителя Великой России, призываю руководство Мирового Сообщества, а точнее, его оплота, Всеамериканских Штатов до двадцати двух ноль-ноль завтрашнего числа сего года официально объявить о поддержке Комитета Спасения Федерации и передать в его штабы управление всеми наземными, воздушными, морскими, космическими и инопланетарными силами Сообщества. Повторяю, Фронт должен быть единым!
      Только объединение всего человечества даст нам шанс выжить.
      Я хочу, чтобы меня правильно поняли. И ответственно заявляю, что не преследую в данной акции никаких личных или групповых интересов; Сразу по выполнении Комитетом, Единым Фронтом их задач, я обязуюсь вернуться на прежнее место службы в отделение Дальнего Поиска на ту же должность, что занимал ранее, и в том же звании. Но сейчас мы не можем тянуть времени, проводить выборы и заниматься прочими подобными игрищами.
      Я повторяю прямо и открыто- наш ультиматум подлежит безоговорочному и своевременному выполнению. В случае отказа другой стороны от исполнения ультиматума, Великая Россия примет самые решительные меры для немедленного создания Единого Фронта и единого Комитета Спасения Земной Цивилизации!
      Братья и сестры! Я призываю всех вас к спокойствию и единению. Чтобы ни произошло на Земле, мы будем едины. И мы отразим натиск агрессора! Не только Земля, не только Солнечная система, вся наша Вселенная - наше Отечество, мы рождены в нем. И мы имеем полное право на защиту его от внешнего врага. Мы обязаны встать на его защиту! Мы помним заветы наших легендарных предков. Кто придет к нам с мечом - тот от меча и погибнет!
      Наше дело правое, мы победим! С нами Бог, братья и сестры!
      Иван откинулся на спинку кресла. Закрыл глаза.
      Теперь обратного пути нет. А когда он был у него, этот обратный путь?
      В Системе? Или в Пристанище? А может, на Земле?!
      - Не слишком круто? - спросил тихонько подошедший Иннокентий Булыгин.
      - Надо бы покруче, - посетовал Иван, - да я не мастер речи говорить.
      Бот подготовлен?
      -Да.
      - Тогда пошли. И дай сигнал - планомерная, спокойная эвакуация.
      Остается только минимальная охрана на внешних плавсредствах и самый необходимый техперсонал, понял?
      Палуба студии качнулась. И Иван с Кешей, а за ними все остальные полетели на ребристую стену. Где-то вдалеке, за прозрачными экранами обзора полыхнуло заревом - стало светло будто и не в Пространстве, а где-нибудь на Земле в погожий денек.
      - Поздно, - прохрипел Кеша, отплевываясь кровью. - Это диверсия!
      - Ничего не поздно! - отрубил Иван. - Живо в бот! Эвакуация ускоренная! Но без паники чтоб!
      Второй взрыв сотряс исполинский шар Космоцентра Видеоинформа, когда они оба, да вдобавок с оборотнем Харом и четырьмя "альфовцами" приближались к орбите Марса.
      Булыгин включил полную прозрачность. Доложил:
      - Девяносто четыре процента личного состава Космоцентра эвакуировались по плану. Остальные... Бог их знает, что там с ними!
      Полубезумный Крежень, связанный цепями по рукам и ногам, лежал в грузовом отсеке - с ним предстоял разговор особый. Хар беспоминутно чесался и зевал, нервничал. Но глаза у него были мутные, рыбьи, без признаков тревоги, а стало быть, никаких новых сюрпризов не предвиделось.
      Вполне хватало и этого одного, свершившегося.
      Иван, не отрываясь, смотрел назад, во мрак вселенский, перемежающийся яркими вспышками, снопами, гроздьями рассыпающегося огня.
      Колоссальное, непомерное сооружение, восьмое чудо света содрогалось от чудовищных взрывов, разваливалось, крошилось, вспучивалось и лопалось. Это была смерть титана.
      Медуза Горгона Космоса умирала, издыхала в страшных судорогах и конвульсиях. И ее волосы-змеи, тянущиеся на тысячи верст во мрак, будто почуяв внезапную свободу, отрывались от уродливой, всесильной прежде и завораживающей головы, извивались, сбивались в клубки... и горели, полыхали, сотрясались в нервически-болезненной, паралитической дрожи. Это был конец Чудовища, властвовавшего над Хаосом и Космосом, простиравшего незримые щупальца на тысячи световых лет и державшего в них всю Вселенную-матушку. Это был конец прежней жизни, старой - жизни в мире и покое, в тихом гниении и вырождении.
      И это было Началом.
      Часть третья
      Воин
      - Они с ума посходили! - выкрикнул Глеб Сизов, генерал-лейтенант, командир альфа-корпуса, правая рука Ивана. Выкрикнул и замер с раскрытым ртом, будто рыба, выброшенная на берег. Глеб не понимал западников, отказывался понимать.
      Спутники, висящие над Всеамериканскими Штатами, давали полную картину происходящего: и в панораме, и в деталях, и как угодно. Но глаз не выдерживал такого зрелища.
      - Да-а, - задумчиво протянул бритоголовый начальник штабов, - мы им дали слишком много времени. Слишком!
      - Они истребят всех! - мрачно изрек министр обороны Голодов. - За двенадцать оставшихся часов можно полмира превратить в пустыню. Такое трудно было ожидать!
      - Трудно? - комитетчик сделал вид, что удивился. - А чего ж еще было ожидать! Я вам скажу, что будет дальше. Я уже говорил - они перебьют половину, даже две трети своего населения, покажут, что не в бирюльки играют, а оставшихся загонят на свои боевые базы, заложниками - и скажут нам, давайте, мол, лупите изо всех орудий! Так и будет. И, кстати, на большинстве крупных планет Сообщества происходит то же самое - управление идет из одного центра ... эх, мы! упустили возможность нанести упреждающий глубинный удар! - Он с раздражением поглядел на Голодова. И отвернулся.
      Один Иван ничего не сказал. Он молча смотрел на экраны.
      Изображение теперь было отличным - фильтры убирали все дымы, клубы, копоть и гарь. И виделся с высоты орбитального полета уродливо-корявый городишко Чикаго, полыхавший, разгромленный, обезумевший. И виделись два бронированных кольца, сжимающих этот семнадцатимиллионный бедлам. И висели в воздухе боевые гравилеты карателей. И мутили и без того мутные воды отравленного Мичигана десятки десантных кораблей, плоских, на воздушных подушках, похожих сверху на голубенько-сереньких клопиков. И все крохотные клопы эти, и наземные, и воздушные, и морские, время от времени извергали из себя огоньки, затейливые ветвистые молнии и облачка разноцветного газа.
      Все выглядело с высот благопристойно и даже красиво... все, за исключением самого убогого городишки.
      Но стоило дать приближение, что и делалось на других экранах, как картина менялась. И становились видны невидимые прежде детали. В городе шля лютая, беспощадная резня. Шеренги бойцов-близнецов в одинаковых пятнистых десантных полускафах, паля из пулеметов и парализаторов, сгоняли пестрые и разношерстные толпы в одну огромную гомонящую, визжащую, разноцветную толпу - сгоняли так плотно, что люди лезли друг дружке на головы. Они сбивали их в немыслимый гурт, как не сбивают ни овец, ни прочую рогатую скотину. А потом сверху подлетал гравилет и очень методично выжигал толпу, где напалмом, где из бортовых сшестеренных лучеметов. Каратели работали деловито и уверенно. Они давили бунт.
      Правда, значительная часть ребятишек в полускафах шустрила по разгромленным лавкам и домам да таскала туда-сюда смазливых девочек. Но судя по всему, это делалось в свободное от основной работы время и по договоренности с отцами-командирами, во всяком случае, никто им не мешал и внимания на них почти не обращал. Зато толпы горели дружно и эффектно, сотрясая воздух нечеловеческим визгом, бросаясь на карателей живыми горящими факелами... но не добегая, падая. Каратели были в шлемах, им было чем дышать. А прочие раздирали себе ргы, рвали глотки, падали, задыхаясь, корчась и застывая обуглившимися уродливыми куклами. Отдельные смельчаки и даже кучки беглецов выбирались из города, бросались в бега, но тут же расстреливались с бронеходов и кораблей.
      Кольцо .сжималось. Видно, экипажам бронемашин тоже хотелось поучаствовать в веселых игрищах, а заодно пощупать местных девчонок и набить карманы. Жители города были обречены, это становилось ясным сразу.
      То же творилось в Филадельфии, Детройте, Ванкувере, Боготе, Буэнос-Айресе и еще тысячах и тысячах городах. Запад и впрямь сошел с ума.
      - Но ведь пять дней назад, три, даже вчера еще они просто усмиряли восставших, - будто сам с собой заговорил Иван, - а теперь они истребляют всех подряд, без разбора! Это бойня!
      - Это ответ на наш ультиматум! - сказал Глеб. Иван поморщился. Но не стал вступать в прения.
      - Что скажет разведка? - спросил он. - Какие планы у наших друзей?
      Начальник Главного разведывательного управления, седовласый и румяный человек в штатском, привстал.
      - Все те же три мобильные группировки. Больше никаких шагов Сообщество не предпринимает. Но...
      - Что еще за "но"?!
      - Заметно некоторое шевеление во внегосударствен-ных межгалактических соединениях. Например, некий вселенский консорциум, обозначаемый обычно под от-влекающе-дезинформирующем названием Восьмое Небо, проводит большую чистку в своем аппарате и создает новые, усиленные вооруженные формирования. Мы не привыкли брать в расчет эти структуры, но они могут сыграть существенную роль...
      - Надо срочно установить контакт с их... - Иван хотел уже было сказать "главарями", но тут же нашел слово иное, равнозначное по смыслу, - с их руководителями.
      - Попытаемся! - заверил бодро главный разведчик державы. - Совместно с коллегами, - он обвел взглядом всех присутствующих.
      Ивану такой ответ не пришелся по душе.
      - Попытаемся? - переспросил он с иронией. - Нет уж! Вы должны в ближайшие два-три дня обеспечить мне личную встречу с четырьмя боссами преступных мафий... ведь их четыре, самых крупных?
      Разведчик развел короткими полными руками. Но туг же твердо дополнил:
      -Не более!
      - А всю мелочь и главарей средней руки - собрать без переговоров и церемоний! И сюда, в подземелья! Иван выразительно посмотрел на Глеба Сизова. Тот скривился, помрачнел. Но кивнул.
      Хук Образина опрометью проскочил улицу, извиваясь, изгибаясь, бросаясь навзничь и кубарем перекатываясь под градом визжащих, стучащих о камни и стены пуль, сквозь пламя и разрывы. С налету сбил с ног карателя в глухом непрозрачном шлеме, каблуком сломал ему грудную клетку и тут же, не теряя времени, уложил еще троих, поочередно превращая их в мешки с переломанными костями. Оглянулся нервно, сдерживая судорожную дрожь. Потом сорвал с ближайшего поверженного заплечный баллон с маской, вжался в нее лицом, пустил кислород.
      - Да иди ты сюда, Образина! - захрипел из развалин Арман-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовский, потомок то ли польских панов, то ли онемеченных французских шевалье, загубивший свою жизнь сначала в десанте, а потом на старом космическом заправщике. - Живей канай, там пристреляно!
      Хук вполз в какую-то черную, обугленную щель. Привалился спиной к стене. Промычал из-под маски:
      - Сам себе не верю, Крузя! Чего творится! Год назад ежели б кто мне сказал, что вновь придется старое вспоминать да козлом скакать под пулями, ни в жисть бы не поверил, даже не смешно б было!
      - Да заткнись ты! - Крузя мотнул головой на свет. - Надо переползти, у них радары ручные и прочая хрено-тень,засекут!
      И они поползли вглубь руин, во мрак и копоть, поползли, зная, что сейчас любой паршивый снарядишко может обрушить на их спины и головы тысячи тонн бетона и металлопластика, превратить эти развалины в могилу. Но деваться было некуда. Снаружи не первый день шел дикий, непонятный и какой-то нелепый своей первобытностью и жестокостью бой.
      Каратели выбили и вырезали по Нью-Вашингтону и пригородам почти весь народ - несчитанные миллионы обезумевших в грабежах и попойках людишек. Они были легкой и беспомощной жертвой, стреляй, жги, калечь, насилуй, дави - не хочу! Но вот беда, среди этих десятков миллионов отыскались откуда-то единицы да сотни таких, кто давал отпор, кто брал оружие в руки, кто не хотел издыхать подобно тупой и загнанной скотине. Они-то и били карателей, которые сами одурели от бойни, спиртного и разгула, били беспощадно, били изо всех дьф и щелей поверженного, разгромленного, сожженного и брошенного властями на произвол судьбы города.
      - В Лос-Анджелесе было веселей, - просипел Хук. Ползущий рядышком Крузя не ответил. Он и сам знал, там с утра до ночи врубали с бронеходов один и тот же шлягер Дона Чака "Пропади все пропадом, моя крошка!" От этой идиотской песенки многие сходили с ума и лезли в огонь гравилетов сами. В Детройте и Сан-Франциско морили газами, и потому там стояла жутчайшая вонь - тела не сгорали в огне, а просто валялись по улицам, домам, крышам, подвалам и медленно гнили под веселым жгучим солнышком. Похоже, всем было плевать на санитарные нормы. Хук и Крузя работали порознь, каждый шел своей дорожкой. Но в проклятом Нью-Вашингтоне их пути пересеклись. Хук говорил:
      - Вот, Крузенька, мы и встретились - как две крысы с одного корабля на бревнышке. Корабль пошел ко дну, а мы еще трясемся наверху, мать их промеж глаз!
      Крузя кряхтел и помалкивал.
      В руинах на них напали - какие-то чокнутые, загнанные и озлобленные бедолаги. Переговоров начать не удалось. Пришлось всех семерых отправить досрочно на тот свет. И Хуку, и Крузе помогала давнишняя, вбитая сержантами Школы навечно, до самой могилы, выучка космодесантников - без нее гнить бы и их косточкам посреди камней да трупов бывшей столицы Штатов, а скорее всего, еще в тех городишках, что они посетили ранее. Оба прошли сквозь огонь и воду, чтобы встретиться здесь, как и было намечено по плану. Не такой представлялась встреча, совсем не такой! Да и Дила Бронкса с его ребятишками, с карликом Цаем чего-то не было видно.
      - Лопнуло всё, Хук! Провалилось к едрене фене! - шипел Арман-Жофруа, размазывая скупую слезу по грязной щеке - слеза эта была не от излишних чувств, а от едкой и вонючей дряни, пропитавшей воздух. - Провалилось! И нам с тобою, двум дуракам старым, еще радоваться надо! Мы хоть и в дерьме по уши, но покуда живехоньки! Вон, видал, чего делается? Дил с коротышкой, небось, в кандалах уже, коли и вовсе не в земле сырой - их первых спровадят, не то что нас с тобой, мелкую сошку! И Гуга давно обратно в каторгу пихнули, на Гиргею! Все провалилось, все прахом пошло. Не рассчитали чего-то! Ивана к вышке, это точняк! Скорей всего, шлепнули! Или обратно в психушку сунули! Накрылись мы, Образина, медным тазом! Да еще этим ублюдкам на руку сыграли. Да сейчас за нас свечки ставят, нехристи поганые! Они, небось, уже по всему миру особое положение ввели, всю власть заграбастали - вона как народишко-то бьют - намертво!
      Хук не отрывал маски от лица, сил у него оставалось мало, шел на старом заводе, по инерции. Но шел. Сейчас Хуку было плевать на теории и рассуждения ни о чем. Выбраться бы! Вылезть из дыры поганой!
      - Зря мы сюда влезли, Крузя! - стонал он. - Зря! Надо выползать! Рвать когти из города! В леса прятаться!
      - Какие тут, на хрен, леса?! Это тебе Россия, что ль?! Два карателя выскочили неожиданно. Навели лучеме-ты. Они не собирались предупреждать, кричать: "стой! руки вверх!" Они собирались жечь ползущих. Но они не знали, с кем имеют дело.
      - Вот это очень кстати, - обрадовался Хук, облачаясь в пятнистый скаф, натягивая шлем на голову.
      Этих двоих они прибили очень тихо и аккуратно, боясь повредить одежку и выкладку, голыми руками давили, нежно, почти любя. Баллоны в скафах были полны --а это шесть часов легкого и чистого дыхания, будто на пляже под пальмой, а не в горящем бедламе. Два лучеме-та, два парализатора, всякая прочая мелочь.
      - Живем, Образина! - обрадовался и Крузя. Захлопнул шлемовый створ. Как связь? , - Нормально! - отозвался Хук. И тут же испугался. По связи их могут и засечь, лучше помалкивать до поры до времени.
      - Не боись! - расхохотался Крузя. - В такой кутерьме не до нас! Пошли наверх, надо оглядеться!
      Хук не мог надышаться. Он чувствовал нутром, как вливаются силы, будто всю кровь ему сменили - на молодую, здоровую, горячую. Он открыл грудной клапан скафа, нажал на синюю кнопочку - и прямо из трубочки у рта в губы ткнулся шарик стимулятора, потом второй, третий. Хук закатил глаза от блаженства. Ну, теперь можно и наверх!
      Они выскочили на широченную площадь перед Форумом. И застыли на миг.
      Это место знали все на земном шаре и во Вселенной, его бесконечно показывали по Ин-форму, тиражировали на красивеньких открыточках, обыгрывали со всех сторон в голофильмах. Форум возвышался колоссальным хрустально-прозрачным дворцом на полуторамильную высоту. Шесть возносящихся к небу вскинутых крыльев переливались гранями на все цвета радуги - в каждом крыле была своя служба, будь то Сенат, Конгресс или вездесущее Разведывательное Управление. Под стать искрящемуся, возносящемуся к солнцу Дворцу искрились и возносились в выси бессчетные струи фонтанов, возносились, рассеивая мириадами мельчайших капелек алмазную водную пыль.
      Это было ошеломляющее зрелище, оно будоражило и подавляло. Сама площадь утопала в роскошной и густой зелени - исполинские гибриды лиственниц и пальм с Зангезеи высились посреди сказочно густых синих елей и папоротников агума-рума с планеты Ро. Форум был мечтой, ирреальной галлюцинацией, воплощенной в действительность.
      Он был таким еще неделю назад.
      Теперь все выглядело иначе.
      - Ни хрена себе! - выдохнул Хук.
      И он был прав. Вся зелень на огромнейшей, необъятной площади Величия и Процветания Объединенных Наций Мирового Сообщества была выжжена дотла. Лишь кое-где торчали вверх обугленными чертовыми пальцами черные страшные стволы. Слой грязно-серого, седого пепла метровой плесенью покрывал всё открывающееся глазу. И посреди этого застывшего ужаса высился черный, уродливо-гнетущий хищный зверь, раскинувший шесть черных, обугленных крыл.
      Да, это был не хрустальный возносящийся к Богу дворец, а будто спустившийся с адских кровавых небес огромный и мерзкий черный демон-стервятник, спустившийся и озирающийся вокруг, выискивающий жертву, готовый сорваться с чудовищным клекотом и броситься на мир еще живых, еще надеющихся.
      - Берегись!
      Хук не услышал крика. Аркан туго захлестнул его шею. Сразу повалило, поволокло по битому кирпичу, по пеплу... И вдруг отпустило. Это Крузя, он спас. Хук приподнялся на колено, повернул голову. Крузя лупил из лу-чемета по развалинам - трое горящих размахивали руками, дергались. Еще четверо лежали обугленными трупами. Один убегал, втянув голову в плечи и волоча ногу.
      - Пускай бежит, - милостиво просипел Крузя.
      - Жаль их, - промычал Хук Образина, - такие же несчастные как и мы с тобой!
      - Будем жалеть, сами сдохнем! - философически заключил Крузя. И махнул рукой на черный дворец Форума. - Надо идти туда.
      - Потопали! - согласился с ним Хук.
      С крыши Дворца можно было осмотреться, выбрать отходной путь, другой такой возможности не имелось. И потому стоило рискнуть.
      Местами пепел был выше груди. Но гидравлика ска-фов работала отменно.
      Да и стимуляторы давали сил. Хук с Крузей продвигались вперед.
      Дважды их останавливали, прятавшиеся за обугленными стволами патрули.
      И оба раза они их били на месте, без долгих слов. Было жалко армейских ребятишек, да что поделаешь - на войне как на войне.
      Через полтора часа они выбрались к подножию исполинского демона.
      - Ты, думаешь, лифты работают? - спросил Крузя.
      - Ни черта я не думаю! - Хук нашарил в плечевом отсеке скафа микролебедку. Это было кстати, но подниматься на ней опасно, могут снизу подстрелить как цыпленка. Пешком по лестницам на эдакую высотищу тоже не радость взбираться.
      Внизу было тихо. Стояли два сожженных бронехода с тремя трупами прямо на броне. Валялся неподалеку сбитый, а может, и сам рухнувший армейский гравилет - искореженный до неузнаваемости. Здесь пепла было поменьше раздуло ветрами.
      - Пошли!
      Крузя дернул Хука, засиживаться на одном месте опасно, наверняка с обеих сторон шуруют снайпера, им только подставься - в заварной шов скафа влепят сигма-иглу, и все, и труба!
      По разрушенным, обвисающим лестничным пролетам, с опаской взирая в дыры изуродованных стен, они взбежали на тридцатый этаж, остановились.
      Прыть можно было поберечь для боя, для прорыва. Тем более, что время шло.
      - Чего творится, Крузя! - прошептал Хук. - Глядеть не хочется!
      Отсюда были хорошо видны сквозь клубы дыма и вздымающиеся тучи пыли и пепла останки западных кварталов огромного города. В мрачном багровом небе висели всего два гравилета, и то полицейские. Наверное, здесь каратели уже отработали, выполнили свою задачу. И все же и тут и там то и дело звучали разрывы бомб, мин, снарядов - кто-то бил по развалинам, кто-то огрызался, где-то короткими очередями и одиночными выстрелами добивали уцелевших.
      - Выше надо!
      - Придется рискнуть, - согласился Хук. И первым вышел на широченный карниз, задрал голову вверх. Микролебедочный гарпун бьет на четыреста метров. Но лучше не спешить. Хук выбрал на высоте двухсот метров торчащую балку, нацелился. Выстрелил. Попробовал трос - держит. И его понесло наверх. Раза три сильно долбануло о выступы. Один раз откуда-то сбоку пальнули. Но промазали. Хук успел ухватиться обеими руками за некогда прозрачные, полисмарагдовые, а ныне черные, обгоревшие перильца, подтянулся, спрятался за стеной. Вытащил из заплечного колчана лу-чемет, надо Крузю прикрыть. А как прикроешь, откуда знать, с какой стороны в него стрелять будут? Арман-Жофруа поднялся быстро, перевалился, упал на пол. Да так и остался лежать, передохнуть захотел.
      Хук передернул плечами. Крузя лежал чуть ли не посреди полутора десятков трупов, разбросанных тут и там. Кем были эти люди, застигнутые смертью на своих рабочих местах? Рабочих?! Ну конечно. Сюда посторонних не пускали. Но почему же и их на распыл? Ведь они же клерки, чиновники, госслужащие. Какой смысл их-то убивать?! Хук Образина ничего не понимал. Но он знал, что без команды такие вещи не делаются.
      Каждый второй труп был женским. Изодранные, изломанные, вывернутые неестественно, истерзанные - этих несчастных явно насиловали перед неминуемой смертью, издевались, мучили. Хук отвернулся. И увидел, как тихонько, в ужасе, дрожа всем телом, уползал от них какой-то седой старичок. Он еле двигался, оставляя за собой ручеек крови.
      Хук убрал лучемет, подошел ближе, присел над раненным.
      - Что тут было? - спросил он тихо.
      Голова у старика затряслась, застучала по полу, глаза полезли из орбит. Изо рта потекла кровь. Он умер. Умер от ран, от страха.
      - Да-а, порезвились на славу! - процедил Крузя. - Зря мы сюда полезли.
      Надо было сразу бежать на окраину и прорываться!
      - К черту на рога? - спросил Хук. - Прямо на бро-неходы?!
      - А хоть бы и так. Видно, и нам пришло время сдохнуть!
      - Если так рассуждаешь, проваливай! - обозлился Хук. Он вовсе не собирался помирать.
      - Да ладно, - Крузя уже успокоился. - Полезли дальше.
      На этот раз они дали из лебедок на полную. И чуть не погибли. Из соседнего крыла трижды открывали огонь. Разрывные били дождем, то чуть ниже, то чуть выше. Да, видно, стрелки были уже хороши, лупили с пьяных глаз.
      Оба долго не могли отдышаться. Снова лежали на полу. И снова посреди мертвых, страшных, изуродованных очередями и огнем тел. Здесь почти всех жгли огнеметами - черные метки остались на полу, на рамах, их не слизал даже пожар, бушевавший позже - хлипкие языки пламени не могли зацепиться за что-то горящее, лишь лизали голые стены. Но это было. А сейчас... Хук приподнял забрало шлема - в легкие ударила ядовитая гарь. Нет! Хватит на себе пробовать! Он прикрыл шлем. Теперь им оставался лишь один путь - по внутренним лестницам. Но здесь тоже на каждом шагу мог таиться враг. На каждой ступеньке могла поджидать смерть.
      Все непомерно огромное здание Форума держалось на шести тысячах массивных на вид, но пористых внутри церризоновых столпах, способных выдержать дюжину термоядерных взрывов и не свернуться в спирали, не лопнуть, не свиться стружкой и не полечь. Такие столпы могли стоять до конца света. И фермы. И перекрытия. Но все прочее было искорежено основательно - скорее всего каратели били по Форуму с десантных гравилетов и боевых бронеходов. Били, выжигали, а потом впрыгивали в пробоины и наводили порядок, очищали помещения. И потому лестницы были местами сильно изуродованы, приходилось и прыгать, и ползти, и пускать в ход лебедку.
      На семьсот девяносто шестом этаже верхолазов поджидал сюрприз. В зале приличных размеров, прямо под здоровенной, покачивающейся на ветру хрустальной люстрой сидела веселая компания карателей - человек двадцать пять. Усталые, грязные, разодранные, многие без шлемов - они сидели и тихо-мирно выпивали. В углу, рядом с зияющей брешью лежали три связанные и тоже грязные, растрепанные и перепуганные насмерть девицы, они ждали своей очереди.
      Хук вылез первым.
      И тут же получил приглашение.
      - Давай сюда, братва! - благим матом заорал стриженный малый в сером пятнистом скафе, замахал рукой с зажатой в ней черной бутылью, заорал на новоанглийском с щелкающим акцентом, явно наемник. - Гулять будем! Имеем право!
      Хук задумался.
      А Крузя из-за его спины швырнул связку бронебойных гранат. Полдня таскал за собой, уже хотел было выбросить, да вот пригодилась. Пришлось открыть огонь из обоих лучеметов. Ребятки не ожидали. Это их и сгубило.
      Девиц Хук с Крузей развязывать не стали. Им все равно - не жить, не одни, так другие достанут, нечего и времени тратить. Пошли дальше.
      Но сердобольный Хук все же вернулся, перерезал путы.
      - Бегите, девочки!
      Девочки как лежали, так и остались лежать. Только затряслись сильнее.
      Еще через полчаса вылезли под своды. Сели передохнуть. Отсюда ничего не было видно. Но стоит только выползти на крышу... и они сразу поймут: куда, как, с какой скоростью бежать. Вот только минут пять отдыха, только пять!
      - И все же я ни хрена не пойму, - задавал все один и тот же вопрос Образина, - ну зачем они свою малину спалили, зачем всех под корень? Какой такой смысл?!
      Крузя сопел и не отвечал.
      Наверху что-то гремело, звенело, лязгало - наверное, ветра гуляли по разодранным крышам. Хук сидел и думал - ну вот выберутся они из этого ада, ежели Бог поможет, подадутся в леса и пустыни, уйдут от карателей... а дальше? Обратно на заправщик? Опять беспробудная, кошмарная жизнь в глуши, в вечном похмелье и муках? Куда ему еще приткнуться! Дороги назад, в Дальний Поиск, нету, его списали полностью и безоговорочно, да и здоровьишко уже не то. Афродита - единственное его пристанище на Земле-матушке - с Крузиной помощью отбыла в миры иные, а точнее, в саму преисподнюю, больше ее нигде и не примут. В Гугову банду податься? В Европе, небось, уже шмон навели, второй раз Гугу не повезет, нечего и надеяться. Так и плутать по жизни неприкаянным одиночкой?! Так и мытариться?!
      Хук тяжко и горестно вздохнул. Ладно, жизнь сама покажет - куда и как.
      - Хорош дрыхнуть, - он толкнул Крузю в плечо.
      Тот проснулся. В короткой и смутной дреме ему привиделся зеленый садик и розовый домик в садике - это еще с детства осталось, это все грезы. Крузя знал, что в природе не существует никаких домиков с садиками, в природе есть войны, боль, унижение, драки, похмелье и тягомотина в промежутках, больше ничего! И потому он покорно встал. Надо было выползать на крышу.
      Оба знали, что крыши Форума предназначены для прогулок, обзоров - не всех пускали, конечно, но те, кому повезло, могли насладиться прекрасным зрелищем с заоблачной высоты. Был еще центральный шпиль. Он торчал метров на пятьдесят вверх, и в нем располагались какие-то особые службы. Но туда лезть не было никакого резона. Шесть огромных крыш-площадок шести крыльев - они на одной из них - что еще надо, чтобы увидать во всей нынешней красоте подлый и проклятый Богом Нью-Вашингтон, а заодно и половину света?!
      От неожиданно яркого и синего неба, от проглянувшего сквозь мразь солнца заломило глаза. Фильтры замутили забрала шлемов. Первым выполз из большой и широкой двери Крузя.
      За ним Хук. Они ползли, чтобы не привлечь к себе внимания случайных свидетелей их высотной прогулки, они знали, тут можно ожидать всякого...
      Но такого они не ожидали.
      Теперь становилось ясным, что это вовсе не ветра гремели и лязгали наверху. Совсем не ветра!
      Хук привалился спиной к двери. Поднял руку, чтобы вытереть внезапно выступившую испарину. Ударился о броню шлема. Вздохнул тяжко.
      Поначалу они увидали лишь пятнистые спины карателей, множество спин.
      Потом до ушей донесся дикий, нечеловеческий визг, стенания, вопли, ругательства, хрип, плач - такие страшные звуки могли извергать лишь обреченные существа, потерявшие от смертного ужаса человеческий образ, обезумевшие.
      Хук приподнялся.
      Теперь он видел лучше. Площадка была велика - целая площадь, на которой можно запросто разместить на стоянку тысячу бронеходов. За спиной, чуть поодаль торчал вверх огромный и толстый шпиль с узорчато-круглыми, непроницаемыми окнами. А впереди... каратели гнали к самому краю крыши большую толпу, тысячи три-четыре перепуганных, избитых, растрепанных и орущих людей.
      - Ну-у, гады! - просипел Хук. И приподнял ствол лучемета.
      - Спокойно, - остудил его Крузя.
      Карателей было больше сотни. Они работали сноровисто и умело - шли реденькой шеренгой во всю ширину площадки и время от времени то один из них, то другой давал самым малым под ноги - металл раскалялся, стоять на нем становилось невозможно, и толпа отступала, пятилась, давя задних, тех, что должны были первыми полететь вниз с полуторамильной высотищи. Эти задние не хотели умирать, они рвались по головам вперед, били, пинали передних, рвали их за волосы, раздирали ногтями лица, пытались ужами проползти под ногами, но получали удары и пинки от таких же обреченных, орали и рыдали.
      Каратели шли молча.
      Какая-то женщина, голая, тощая, избитая в кровь, вся сплошной синяк, выбилась вдруг из толпы, завизжала перекошенным рваным ртом, завизжала животным визгом, упала плашмя на покрытие, обожглась, заорала еще громче и рванулась влево, пытаясь обежать цепь, вырваться - но тут же подброшенная выстрелом, изломанно вскинулась, замерла на миг и полетела с крыши. Стенания и крики в толпе стали громче, надрывнее. Каждый из обреченных уже видел, ощущал, как он сам падает, падает, падает.
      На это огромное стадо, приговоренное к закланию, было невозможно смотреть.
      - Пусти! - Хук вырвал ствол. - Поступай как хочешь, а я пойду!
      - Ты просто спятил! Их больше сотни!
      - Плевать! Они нас принимают за своих! Надо подойти ближе! - Хук кричал в открытое забрало. И Крузя слышал его. Но в шлемофонах вдруг проскрипело:
      - Кто такие? Личные номера? Быстро!
      Хук не отвечал. Но шел вперед. Он знал, сразу эти гады в них, одетых в форменные скафы, стрелять не будут. Надо выиграть время.
      . Еще четверо из толпы попытались избежать страшной участи, рванули вперед, прямо на шеренгу, отчаянно крича и ругаясь. И все четверо головешками повалились к ногам наступающих.
      У кого-то не выдержали нервы и с душераздирающим ором он сам прыгнул вниз. Хук даже не понял - мужчина, женщина, юноша... нет, это было просто животное, без пола, без возраста, обезумевшее от страха животное. Толпа шарахнулась вправо, раздались вопли задавленных, струйкой вытекла из-под ног кровь - теперь Хук видел и это. Две женщины с переломанными ребрами упали на колени, потом плашмя, вытягивая руки ладонями вперед, с мольбами о прощении и пощаде поползли к ногам карателей - вспыхнули свечками, замерли, обугленные, страшные, скрюченные.
      - Отвечать немедленно! Ваши номера?! Хук закивал, приветственно помахал рукой. Не помогло. Отделившаяся фигурка в сером шла ему навстречу с поднятым лучеметом. Сержант. А может, и лейтенант. Это он командует тут.
      Ничего, все будет нормально. Хук сделал еще три шага вперед, потом резко отскочил левее, вскинул лучемет и срезал фигурку. Упал, замер, давая возможность Крузе издали врезать по шеренге.
      Теперь в толпе заревели все, это был дикий, звериный хор, поющий последнюю и страшную песню смерти.
      Хук успел увернуться от четырех выстрелов. Перекатился, затаился за черной будочкой. Лишь через миг высунулся. Прямо к нему бежали шестеро.
      Человек двенадцать из шеренги валялись в разных позах на крыше. Но остальные неумолимо надвигались на беснующуюся толпу. И уже летели вниз, истошно голося, первые несчастные, сброшенные самой толпой, ее отступлением, давкой.
      Крузя отчаянно матерился и бил из лучемета.
      Упали еще четверо в скафах, потом еще трое, двое... И только тогда шеренга остановилась. Каратели бросились врассыпную - кто влево, кто вправо. Они не видели укрывшегося за дверями Крузю, они не понимали, что itpo-исходит, но они не хотели умирать.
      На мгновение толпа замерла. Потом взорвалась ревом восторга. Тут же смолкла. И начала медленно отступать от края крыши.
      - Ну слава Богу, - прошептал Хук Образина. Он был насквозь мокрый весь в ледяном поту. Он скорее согласился бы сам сдохнуть здесь, чем далее наблюдать страшную картину.
      И тут сзади диким треском затрещал пулемет, счетверенный, Хук сразу распознал, крупнокалиберный. Очереди ударили в передних, отбросили их назад, к краю крыши, снова погнали на смерть, теперь уже вместе с некоторыми растерявшимися карателями. Стрельба была дикой, беспощадной. Все решилось в две минуты. Лишь три десятка распластанных тел остались на краю крыши. Еще какое-то время не смолкал угасающий истерический визг сорвавшихся. Потом наступила тишина.
      Хук повернулся.
      И снова ударил пулемет. Теперь фн бил прямо по нему. Это был конец.
      Хук обогнул будку и спрятался с другой стороны, подставляя спину растерявшимся карателям.
      Он не заметил подлетевшей из кровавых небес тени.
      Он не услышал свиста снаряда.
      Он лишь увидел, как медленно, будто в старинном кино, вылетают из основания шпиля огромные блоки, камни, кирпичи... как рушится сам пятидесятиметровый колоссальный шпиль, грозя всех погрести под своими обломками.
      Только после этого стало тихо. И Хук обернулся. Прямо на крышу, на распластанные мертвые тела, на обломки шпиля, в крошево, пепел, гарь и дым стальной крутобокой птицей, выдвинувшей из острых плеч шарообразную голову, спускался ощетинившийся десятками боевых ракет и снарядов, излучателями и дельта-шипами,могучийиогромныйармейский бронеход с золотисто-черно-белым российским флагом на сверкающем боку.
      - Ваш муж переведен в тюрьму для особо опасных преступников, мадам, вежливо улыбнулся Таёке служащий департамента наказаний и казней Сообщества, - не беспокойтесь, через полтора часа его казнят на электрическом стуле. В таких делах длительного судопроизводства не требуется, всё и так ясно.
      - Ясно? - Таёка тоже улыбнулась вихлявому, усатому пуэрториканцу, улыбнулась еще вежливее. - Мне ничего не ясно! Вы знаете, что творится сейчас в Штатах и во всем Сообществе? Возможно ли в такое время, когда льется кровь миллионов людей, без суда казнить еще одного?
      - Вы правы, - глуповато ответил служащий, - сейчас всякое возможно.
      Решение принято. Обжалованию не подлежит.
      - Где эта тюрьма?
      - Разглашению не подлежит.
      - Где эта тюрьма?! - зашипела Таёка. И стальными своими пальчиками ухватила усатого за нос Тот в мгновение стал багровым, застонал от боли, умоляюще завращал глазами. Боль была непереносимой.
      - Я не буду больше повторять вопроса! Усатый движением умирающего подтолкнул к ней пластиковую карточку. И вдруг обвис, потерял сознание.
      - Ну и ладно!
      Таёка быстро выбежала из бункера. Это был единственный в Штатах отдел госдепа, который еще работал, ей просто повезло, и сюда успела поступить информация. Это тоже везение. Значит, он проходит просто по уголовной статье, за бандитский налет... нет, всех бандюг без разбору амнистировали, и за прежние преступления, и за будущие, всех - они сейчас по обе стороны:
      и грабят, насилуют, жгут, и убивают, истребляют насильников - кого куда судьба забросила. Но почему же тогда ее Дила Бронкса хотят казнить?! Значит, есть за что! Таёка была мудра и спокойна.
      У самого люка бота ее чуть не сцапали, сработала сигнализация или усатый очухался - теперь неважно, плевать!
      Она втиснулась в мембрану. И сразу дала ход. Боевой десантный бот взмыл под облака. Ей снова повезло. Еще неделю назад на таком боте ее просто-напросто сбили бы при подлете к старушке Земле. А сейчас кавардак, беспредел, творится чего-то несусветное!
      - Ну, поехали!
      Она сунула карточку в приемник бортового "мозга". Через двенадцать минут они зависли над огромной, бескрайней льдиной. Таёка включила прозрачность, огляделась и ей стало холодно - льды, заснеженные вершины айсбергов, метет метель - это видно и отсюда, холод, бр-р-р! Она поежилась.
      Неужто Дил где-то здесь?
      - Казематы прямо под нами. Глубина - минус сто сорок, третий блок, доложил "мозг".
      - Он там?
      -Там.
      Бортовые щупы работали отменно. Но Таёка все же дала сигнал на капсулу. Полчаса дела не решают. А береженого Бог бережет.
      - Крайне мало времени для выполнения задачи! - забеспокоился "мозг".
      - Не возникай! - поставила его на свое место Таёка. Задача у нее была одна - вызволить муженька из заточения, устроить ему нахлобучку хорошую и быстро на Дубль-Биг-4. Там еще две капсулы охраны - это стопроцентная надежность, они запросто переживут любой Апокалипсис. Только бы его не казнили досрочно.
      -У нас крайне мало времени! - стоял на своем "мозг". I, - Капсула на подлете. Чего ты мне нервы портишь?! Откуда исходит угроза, снизу?! "Мозг" ответил прямо:
      - Угроза исходит сверху.
      - Бред какой-то! - Таёка рассмеялась. Это был нервный смех.
      - Внизу работают все системы. Кроме системы противовоздушной защиты, радары ничего не показывают. Но нет сомнений, что система выведена из режима готовности преднамеренно. Это очень странно. Это недопустимо для подобных систем и возможно только при переходе на новые типы защиты.
      - Тогда надо идти вниз, не терять ни минуты! Капсула нас прикроет, она рядом. Даю команду! - Таёка села в кресло мыслеуправления.
      - Угроза исходит сверху! - стоял на своем "мозг". - Оставаясь здесь, мы рискуем целостностью бота и вашей жизнью. Это запрещено!
      - Что непосредственно угрожает нам? - Таёка спросила в лоб. Она не верила, что кто-то осмелится напасть на них сверху, с этого чистого и серого неба, тем более, из Космоса.
      - Данные обрабатываются, анализируются. Ответ будет готов через полторы минуты.
      - Тогда вниз!
      Приказы обсуждению не подлежат.
      Прямо на глазах льды под ботом потемнели, вспучились, стены пара взвились вверх. Машина стала медленно опускаться. Сто сорок метров пустяки! Таёка была абсолютно уверена в победе. Долго выжидать нельзя, а капсула как раз подойдет и зависнет над ними, вот без нее было бы опасно, очень опасно!
      Они пробурили тридцать метров льда, вошли в скальную породу. Нет, на это смотреть было невозможно. Таёка отключила прозрачность.
      - Только не перепутай! - напомнила она "мозгу".
      - Саркофаг номер двести восемнадцать дробь икс, - подтвердил тот. Казнь через тридцать восемь минут.
      Так повелось уже давно - осужденных пихали в саркофаги, перемещали с места на место. А уж перед казнями и тем более их вытаскивали лишь за секунды до приведения приговора в действие: прямо из гроба на электрический стул, потом обратно в тот же гроб - и на хранение, авось, пригодятся для исследователей природы криминогенное(tm) хомо сапиенса.
      Бот пробил толщу базальта. И с шипом опустился в центровом зале.
      - Андроидов за борт! - приказала Таёка нервно.
      - Уже давно за бортом, - доложил "мозг", - ведут поиск. Сопротивления не оказывается. Это очень странно. - Он вдруг умолк, щелкнул противно. И заговорил быстрее, суше: - Угроза сверху. Данные обработаны. Прямо над нами на высоте семисот миль находится российский космокрейсер глубинного подавления. Удар можег быть нанесен в любую секунду. Предупреждаю, надо немедленно выходить. Чрезвычайно опасно! Чрезвычайно опасно!!!
      - Заткнись, подлец! - простонала Таёка, мертвой хваткой сжимая подлокотники. - Без Дила мы отсюда не уйдем!
      - У нас нет защиты от крейсерской атаки! Чрезвычайно опасно!
      - Гдеандроиды?!
      Таёка была готова сама бежать в эти проклятые лабиринты, отыскивать своего ненаглядного, пропащего мужа. Она не верила, что русским зачем-то понадобится бомбить льдины, эту тюрьму, спрятанную под антарктическим покровом. Зачем?! Но "мозг" не мог врать! Крейсер - это не капсула. Их зря не подгоняют так близко. Что-то готовится, а она влезла. Она сама виновата.
      Таёка стрелой вылетела из кресла. Пробила три мембраны. Выскочила наружу. Эти тупые андроиды! Разве они способны что-то найти?!
      На бегу она вскинула бронебой, вышибла округлую дверь с буквой "лямбда" посредине. Ворвалась внутрь. Два малайца в синей форменке шарахнулись по сторонам. Это не то! Дальше! Она прожгла стену, сунулась в дыру. И наотмашь, без приветствий и предупреждений, ударила по голове какого-то типа в белом. Тот отлетел к стене, упал.
      - Где двести восемнадцатый?! - заорала она во все горло.
      И долбанула прикладом сверху.
      Человек в белом подполз к экранам, защелкал пальцами по клавиатуре. И Таёка своими глазами увидала раскрывающийся саркофаг... и черное, измученное, искривленное лицо своего мужа - это был Дил Бронкс. Его подвозили к "электрическому стулу", который лишь по привычке называли "стулом". На самом деле это был такой же саркофаг, только побольше, совсем прозрачный - там и творилась лютая и медленная казнь.
      - Остановить! - закричала она еще громче. Но человек только руками развел.
      - Автоматический, неподконтрольный и неуправляемый процесс, - прохрипел он.
      И получил еще один удар - последний в своей гнусной жизни.
      Таёка не знала, куда бежать, что делать. Она готова была в щепки разнести эту тюрьму, поубивать тут всех - от простых надзирателей до палачей. Дил! Ее любимый, единственный Дил! Через минуту от него останется лишь мумия. Нет! Это невозможно! Она убьет себя тут же, на месте!
      Прозрачный саркофаг приближался. Сейчас должен был произойти переход тела. И тогда... И тогда в камеру смерти ворвались один за другим оба андроида. В последний миг один из них успел втиснуться между двумя саркофагами, развести их. Другой обрушил на что-то невидимое бронебой. И сразу стало темно.
      Назад! Немедленно назад!
      Когда Таёка влетела в бот, Дил Бронкс и оба андроида уже лежали в приемном отсеке. Она согнулась над ним, прошептала в лицо:
      - Любимый!
      - Таёка? - недоуменно прохрипел Дил. И открыл один глаз. Он был налит кровью. Второй оказался не лучше.
      - Они тебя били?!
      - Били! - сознался Бронкс.
      - Ничего, плохо били, - сквозь рыдания прошептала Таёка, - я еще добавлю!
      Она неожиданно сильным рывком взвалила мужа на себя, перенесла в рубку. Опустила.
      - Наверх!
      - Мы уже давно идем наверх, - ответил "мозг". И мрачно добавил: Глубинная атака.
      - Врешь!
      "Мозг" промолчал. Он готовился исчезнуть навсегда в небытии.
      - Ничего, пронесет, - успела шепнуть Таёка, прижимая к себе Дила Бронкса.
      Не пронесло. Стена багрового огня поглотила бот, завертела его словно щепку в волнах водопада, швырнула в ад. Но еще прежде умирающий бортовой "мозг", последним, предсмертным усилием успел выбросить на недосягаемую высоту, выбросить аварийной катапультой черный шар, в котором прижавшись друг к другу, сидели полуживые люди - Таёка и Дил Бронксы.
      Шар поднялся выше облаков, когда его стал нагонять вторичный кроваво-черный смерч, всесжигающий язык глубинного удара. Шар уже прекратил движение, готовый рухнуть в ад преисподней. Но вынырнувшая из-за туч капсула мягко, будто ребенка, вобрала его в свое чре-во и взмыла вверх.
      Светлана смотрела на себя в зеркало. Нет, ничего не изменилось, точно такая же как и была, ну прическу сменила, ну форму бровей, а все остальное прежнее. Она дотронулась пальцами до щеки, провела вниз, потом ущипнула себя за подбородок. Все без обмана.
      Прошло столько времени, а она никак не могла поверить, что вновь обрела плоть. Там она была бесплотной, там она была тенью. В Осевом. Или все только примерещилось, пригрезилось? Нет! Она все помнила... но вспоминать не хотела, боялась - призраки, белый туман, страшные и тягостные мысли, вечная разлука и короткие, почти сказочные явления Ивана - то ли было, то ли нет. Тогда ей казалось - только бы вернуться, каждый день станет праздником, раем на земле, только бы увидеть настоящее солнце, зеленую траву, деревья, живых людей, Ивана... больше ничего и не надо, ходить ежеутренне в Храм, свечи ставить да молиться под образами. Но вот она здесь, и все по-прежнему, будто и не уходила в мир теней, и праздник что-то уж слишком быстро пролетел, и снова все буднично, серо. И тревожно.
      Да, именно тревожно. Самые счастливые деньки ушли. А были они в подземной психушке, рядом с Иваном. Сколько их было - пять, шесть? Она точно не помнила. Она жила им. И собою. Она ловила каждое ощущение, самое малое и слабое, она любила и упивалась любовью. Он принадлежал только ей. А она - ему.
      А сейчас он принадлежит всем - России, Земле, человечеству. Он далеко, очень далеко. И не докричаться... хотя вон он, сидит напротив, в кожаном темно-коричневом кресле на гнутых и массивных резных лапах. Сидит и смотрит - в пустоту, ни во что!
      - Иван! - тихо позвала она. Он не откликнулся.
      - Иван?!
      - Ты что-то сказала? - Он встрепенулся, словно разбуженный.
      - Я видела вчера, как смыло Австралию. Ее просто смыло гигантской волной...
      - Я тоже видел это, - сказал Иван сурово, будто давая понять, что разговор закончен.
      - Но там были миллионы людей, - возразила Светлана.
      - Они переждали в убежищах. Многие поднялись в воздух, так что не переживай, мы предупредили за два часа, и они успели!
      - Но все дома, вещи, даже собак, кошек... я все видела, их унесло в огромном водовороте! - Голос у Светланы дрожал. - Огромными льдинами разбивало вдрызг здания, подвесные дороги, машины летели как осенняя листва. Там все смыло!
      Иван поморщился, отвернулся. Светлана преувеличивает - цунами прокатило только по побережью, на двести миль вглубь материка, не больше.
      Они сделали, что смогли. Он пошел против самого себя, он умерил заряд, и теперь в гигантской воронке сгинул антарктический подземный дворец, но инкубаторы с проклятой нечистью остались целы. Он пожалел людей и он сыграл на руку выродкам, теперь концы в воду - тайная ложа Синклита ушла, дворца как не бывало. Ну и что дальше?! Надо быть безжалостным, надо было бить в полную мощь! Да, погибли бы миллионы невинных. Но так их погибнет в сотни, в тысячи раз больше. Смыло Австралию! Бабий вздор. Вот когда начнется, тогда все вспомнят, все скажут спасибо, еще и упрекнут, мол, слишком жалостливый был. А ежели ничего не начнется? Ну, вдруг?!
      Иван уставился на Светлану.
      - Ты просто устала. Тебе надо отдохнуть.
      - Нам обоим надо отдохнуть! Иван улыбнулся.
      - Мне это удастся сделать только на том свете, - мрачно пошутил он.
      - Не каркай!
      - Каркай, не каркай, а все уже закручено. Один гадюшник мы раздавили, как не было! - Иван с силой ударил кулаком по столу. - В Европе чисто.
      Сигурд, да и Се-мибратов тоже рвутся на Запад. А там бои, понимаешь, бои за каждый город, за каждое вшивое поселение. Командование умотало, даже наша разведка не знает, где оно, а части бросило в огонь! Они же тупые, они думают, что демократию спасают - это перебив-то половину своего народа! Мы бы их накрыли за четыре часа, да там перемешались все, там сумасшедший дом, Света. Мы уже пятьдесят семь ракетных атак отбили. Тринадцать спутниковых баз уничтожено! Половина Пскова разрушена!
      Кельн в руинах, Мадрид снова горит, и Константинополь, ты представляешь, термоядерную сбили над самым городом, в вакуумный мешок, с выбросом, радиация не прошла, но волной полсотни небоскребов повалило, слава Богу Святая София устояла, молитвами нашими! Мы их бережем, щадим, сукиных детей, а они лупят и лупят! А нам беречь силы и запасы надо, понимаешь?! Для гостей из Системы, с ними похлеще придется, попомни мои слова!
      - Там одни андроиды, - Светлана сама осерчала, - нечего их жалеть, мы людей губим своих, а за них машины и нелюди воюют!
      - Но в городах-то и люди еще живут, не всех поубивали. И возле каждого крупного, почитай, база! - Иван говорил медленно, будто разъясняя урок бестолковому ученику. - И базы эти нужны нам. Проще простого их уничтожить, в воронки километровые обратить. А с чем сами останемся? Ты помни, что не ради войны воюем, не ради славы и гонора идем на смерть, а чтоб Земля единой стала. Нам бы только успеть! И у выродков Системы и у наших выродков расчет простой, чтоб мы себя в усобице перебили, чтоб нас голыми руками взять да еще и потешаться над нами, мол, олухи, простофили, сами себя перебили, на распыл пустили! Нет! Не перебьем! Не ослабим силы Земли, а умножим! Вот так!
      Иван говорил все верно. Но страх и тревога не проходили.
      Япония выжидала. Но ведь могла ударить в спину? Могла! Раздавить ее вооруженные силы, дело трех часов. Но так с каждым. А если подойдет Седьмая Межзвездная эскадра? А она может подойти. А если ударят разом три мобильные космические, околосистемные группировки, пока затаившиеся, выжидающие, но не принявшие ультиматума?! Эта непрекращающаяся бойня может стать затяжной, может обернуться кое-чем похуже любого разоружения или "перевооружения". Нет, прочь сомнения!
      Вчера к Ивану в кабинет привели бывшего президента Всеамериканских Штатов. В наручниках. Вид у него был помятый и жалкий.
      - Почему не выполнили условия ультиматума? - поинтересовался Иван, заранее зная ответ.
      Ну что, собственно говоря, мог сделать этот растрепанный, виновато улыбающийся человек в ярком галстуке и белых дурацких шортах?! Ни хрена он не мог. Миром, точнее, Западом, частью Федерации, и всем Мировым Сообществом правят несколько богатейших кланов, сказочно состоятельных семейств, да плюс еще "крестные отцы" ведущих мафий, что одно и то же с первыми, это и есть "тайное мировое правительство", это и есть заправилы, они везде - в синклитах, в синдикатах, в конгрессах, сенатах... везде, если и не они сами, то их денежки! А тот милый парень в галстуке и клоунских шортах просто пресловутая "баба на чайнике", и не больше. Ну чего с него спрашивать, и так вон стоит - дурень дурнем, рот белозубый раззявил. Ну чего он скажет!
      - Не уполномочен народом, - ответил бывший президент.
      Народом! Иван показал на экранах, чего там сейчас вытворяют каратели с народом. Парень в шортах сначала покраснел, потом побелел, потом отвернулся. Нет, он не причем. А причем Синклит. Только его главарей не достать! Причем Исполнительная Комиссия. Но это название, это форма организации. А кто конкретно, где фамилии, где имена, должности?! Перед внутренним взором Ивана встали холеные и нагловатые рожи "серьезных". Это они! Им принадлежал мир. И они ушли. А он глубинным зарядом, мощнейшим ударом с космокрей-сера покрыл их делишки. Эх, тяжела ты, шапка мономаха!
      -Ладно, ступай на все четыре стороны, - сказал Иван президенту. - И не показывайся больше на глаза мои! Выдать ему пособие на месяц... и штаны нормальные. Все!
      Наручники сняли. Отпустили. На том и кончилось.
      А бои все идут. Беспорядочные бои, бестолковые. Нет, так больше нельзя!
      Иван встал, подошел к шторам, отдернул их. Величавые башни стояли молчаливыми стражами земли Русской. Стояли как и тысячу лет назад. С колокольни Ивана Великого звонили к обедне - золотой звон, чудный, проникающий в самую душу, бередящий, заставляющий плакать... плакать? Нет, не время плакать.
      - Министра обороны и начальника штабов ко мне! - приказал Иван, не оборачиваясь.
      Когда приглашенные вошли, он не предложил им сесть. Как стоял, от окна, бросил резко, в полуобороте:
      - Мобильные группировки уничтожить! Упреждающим ударом! Не медля!
      Вечно сомневающийся Сергей Голодов открыл было рот.
      Но Иван прожег министра таким взглядом, что рот сам собою закрылся.
      - Исполнять!
      Уже в спины он выкрикнул:
      - Стойте, это не все! Ровно в восемнадцать ноль-ноль всем силам, продолжающим сопротивление на Земле и планетах Федерации, передать коротко и один лишь раз следующее - передать дословно: час - свобода! два часа каторга! три часа - смерть! Они поймут. Только так - решительно, жестко, бесповоротно. По-суворовски! Действуйте.
      Иван повернулся к Светлане. Впервые она видела его таким. На окаменевшем и каком-то просветленном, одухотворенном небесными силами лице сияли два чистых, ясных серых глаза, и отражалось в них что-то нездешнее, неземное, могучее и праведное. Это было лицо пророка, подвижника, взвалившего на плечи тяжкий крестный груз и ступившего на свой путь, последний путь, осиянный Светом Свыше и усеянный терниями. Не лицо подвижника-мученика, готового покорно принять все истязания и оскорбления.
      Но лицо подвижника-воина, обнажившего меч и не ждущего пощады.
      Да это был Воин!
      Светлана не могла вымолвить ни слова. Она знала Ивана давным-давно, они прожили не один год, прежде чем она сгинула в Осевом, а потом будто заново народилась на свет. И всегда он был сильным, волевым, но вместе с тем добрым, даже слишком добрым, сомневающимся, уступающим всем и во всем, стесняющимся своей невероятной силы, ловкости, умения выживать везде и всюду... Да, он был другим, совсем другим. Он был просто человеком, землянином. Он входил в десятку лучших десантников-смертников, он в одиночку покорял планеты, миры, которые были не под силу звездным армиям и флотилиям, но он никогда не кичился этим, он всегда оставался в тени, полковник без полка, гроссмейстер "черного шлема", сверхчеловек... тихий, милый, любимый, скромный, молчаливый, понимающий.
      Нет, это не он. Это другой! Светлана закрыла глаза, будто силясь вызвать из глубин памяти прежний, знакомый образ. Нет, не получалось.
      Надо остановить его. Прекратить бойню... зачем эта жестокость? зачем лишняя кровь? Все само собою образуется, надо только переждать.
      Слова чуть не сорвались с ее губ.
      Нет! Она не имеет права упрекать его. Не имеет! Она должна помогать ему, быть опорой, поддержкой. Или уйти прочь, не мешать. Все остальное это палки в колеса несущейся колеснице. Тяжко тянуть одному, да еще в гору.
      А он тянет. Превозмогая все, тянет!
      Она приоткрыла глаза.
      Иван стоял у окна и смотрел в небо, смотрел так, будто видел там того, кого не видят иные.
      Дил Бронкс, опомнившись и более или менее придя в себя, первым делом спросил у Таёки:
      - Где мои парни?
      - На том свете! - ответила Таёка и со всей силы врезала своей крохотной ладошкой по черной и припухшей правой щеке. - Копы их всех положили на месте, ясно?!
      - Она ударила другой рукой по левой щеке. - Твои авантюры дорого обходятся, понял?!
      - Понял, - Дил Бронкс жалко улыбнулся. Таёка успела сосчитать - трех зубов не хватает, и бриллианта тоже. Она в сердцах стукнула муженька кулачком в лоб. Заплакала.
      - Ну хватит меня уже бить! - не выдержал Дил и тоже зарыдал. - Все бьют, понимаешь! Только очухаешься - сразу, хлобысь по морде!
      - Заслужил - получай! - деловито ответила Таёка, и наотмашь хлестанула справа налево, потом слева направо - по щекам! по щекам!
      Дил приподнял огромные черные ручищи, прикрылся. Еще не хватало, чтоб его прибила собственная женушка. Дил хорошо помнил, как она мутузила их с Гугом Хлодриком на Дубль-Биге, как подвешивала их словно груши и колотила, хмель вышибала. Но там было за дело. Там можно было понять ее и принять побои, согласиться - по-справедливости. А сейчас-то за что?!
      - Где Пай?! - спросил он, облизывая разбитые и опухшие губы.
      - Откуда мне знать!
      Дил Бронкс лежал прямо на черном пружинящем полу рубки, в своей десантной капсуле, той, что спасла их с Таёкой в последний миг, вынесла лихим конем из огня да полымя жестокой крейсерской атаки.
      Жена стояла над ним и укоризненно покачивала головой. Теперь, когда жизнь мужа была в безопасности, маленькая и строгая японка могла отвести душу в назидательно-воспитательной работе. К ней-то она и изготовилась, предвкушая долгие часы вразумления и наставления на путь истинный.
      Но получилось иначе.
      - Он остался там! - Дил вскочил на ноги, будто не было бесконечных трех дней пыток, истязаний, битья, издевательств, трех суток без воды и хлеба, трех проклятых суток, тянувшихся век.
      - Стой-ой! - закричала Таёка.
      Но он нежно и ласково приподнял ее и посадил на кольцевой карниз, опоясывающий внутренность рубки на двухметровой высоте. Пускай посидит. А сам влетел в регенерационный отсек, выкрикнув "большому мозгу" капсулы:
      - Курс обратный, на Землю!
      - Ты с ума соше-е-ел!!! - завизжала сверху Таёка.
      Но Дил ее почти не слышал. Его огромное черное тело, будто свитое из бугристых мышц-жгутов, омывали горячие и ледяные струи живительных растворов. Микроскопические иглы вонзались в вены - и уже текла в них новая, горячая и здоровая кровь, насыщенная черт-те чем, дающим мощь буйвола и ярь голодного рыщущего по лесам волка. Отсек делал свое дело.
      Содержимое внутренностей ослабевшего в заключении негра вымывалось, вытравливалось - и закачивалось тело новым, свежим, жгущим. Дил Бронкс оживал. Он превращался из выжатой мочалки в человека. И он был готов к драке, к бою, к чему угодно... только выбитые зубы не могли вырасти столь быстро, но это потом. А сейчас?
      Дил выскочил из отсека черной сверкающей пантерой. I, Подбежал к жене. Обнял ее, усмиряя град обрушившихся на голову кулачков, поцеловал, потом еще и еще... она размякла, затихла в его могучих объятиях.
      - Любимая, - прошептал он почти беззвучно, - ты спасла меня! Спасибо.
      - Да ладно уж, - отозвалась растаявшая в неге, растворившаяся в его объятиях Таёка, - чай, не чужой, свой, родимый.
      - Но мы должны вытянуть и его!
      - Кого еще?
      - Коротышку.
      - Этого страшного карлика Цая ван Дау?! - Таёка отстранилась, округлила свои узкие раскосые глаза.
      - Да! - Бронкс закивал головой будто нервнобольной. - Понимаешь, мы вдрызг разругались перед делом, все видели! И все подумают, что я его нарочно подставил, понимаешь?!
      Таёка все понимала. Особенно хорошо она понимала, что три раза подряд никогда не везет, и если они влипнут сейчас, вернувшись на Землю, то влипнут окончательно. И вообще, возвращаться плохая примета.
      - Тебе непременно нужно притащить сюда труп этого карлика?! - спросила она с просыпающейся злостью.
      - Он жив! - заверил Бронкс. - Нутром чую! Если ты боишься, я высажу тебя... да, на Луну или орбитальный спутник, переждешь, потом я заберу тебя!
      - Нетушки! - отрезала Таёка. - Одну капсулу угробил, десятерых парней на тот свет спровадил... Я пойду с тобой!
      Черный пружинящий пол ушел из-под ног. Но они не упали, защитные поля успели поймать их в свои гамаки, уберечь - оба так и зависли в воздухе, посреди рубки.
      - Чего там еще?! - заорал раздраженно Дил.
      - Капсула остановлена, - доложил "большой мозг".
      -Ты спятил?!
      Дил ничего не понимал - кто мог остановить боевую десантную капсулу, эту черную и не знающую преград акулу Космоса?! Что еще за бред?!
      - В данное время капсула вовлекается в приемный шлюз боевого всепространственного звездолета "Ратник", тип "черное пламя", масса одиннадцать мегатонн, эквивалент суммарного боезаряда- полторы галактики типа Млечный Путь, базовый флагман Второго Межзвездного...
      - Да заткнись ты! - в бешенстве заорал Дил. - На хрена мне все это знать! Откуда он взялся?! Почему радары молчали?! Почему ты, бездельник чертов, молчал?!
      - "Ратник" вышел в пространство пятьдесят восемь секунд назад.
      Поглощение капсулы произошло одновременно. По боевому уставу капсула не имеет права оказывать сопротивление флагманской матке.
      - Чертовщина! Бред! - прошипел Дил Бронкс. Матка! Флагман! Звездолет!
      Они все охренели! Да боевой звездолет типа "черное пламя" не имеет права здесь быть! он не может вообще всплывать в Солнечной Системе! Его место у черта на рогах, за десятки и сотни световых лет отсюда. Скорее всего, "мозг" перегрелся после глубинного удара, после всей этой кутерьмы... и вообще, разве можно доверять боевую десантную машину женщинам. Дил с явным недоверием и настороженностью поглядел на Таёку.
      Та уже хотела разразиться бранью. Но в это время в рубке прозвучало бесстрастно:
      - Полковник Дил-Алфред Бронкс-младший?!
      - Полковник в запасе, - машинально поправил Дил, - он самый.
      - Вы приглашаетесь для представления в адмиральскую каюту флагмана.
      Явка через две минуты. Вы готовы?
      Таёка вцепилась в рукав мужа.
      - Не пущу!
      - Готов, - понуро ответил Дил.
      Он погладил шершавой ладонью черные блестящие волосы, согнулся в три погибели, чмокнул в щеку возле самого ушка. Шепнул:
      - Ничего не поделаешь, надо идти.
      Иннокентий Булыгин поправил ремень, приосанился, выпрямился и даже, вроде, ростом повыше стал. Потом поглядел свысока на Хара.
      - Может, в дверях обождешь, неудобно с собакой-то к самому адмиралу?!
      Оборотень жалобно заскулил и приподнялся, встал на задние лапы.
      - Не-е! - Кеша испуганно замахал руками. - Так еще хуже, ты уж, корешок, лучше на четвереньках оставайся.
      Белоснежная с золотыми завитками дверь распахнулась. И перед Кешиным взором открылся прекрасный, просто дворцовый зал - такой же белоснежный и золотой, с расписным потолком и хрустальными свисающими нитями бессчетных светильников. Стены были увешаны огромными картинами в золоченых рамках. На картинах изображались морские и океанские баталии. Лишь на трех самых маленьких - метров по шесть длиною и высотою, горели какие-то звездные крейсера. Паркет был золотистый, светлый. И тянулся по нему узорчатый ковер, тянулся вдоль белого длиннющего стола, который упирался в стол покороче. Вот именно за последним и восседал сам адмирал, Командующий Флотом, седовласый, краснолицый и сердитый. Впрочем сердитым он мог просто казаться, густые и длинные седые усы скрывали рот, губы, переходили в густые бакенбарды, оставляя подбородок голым.
      Кеша уже было оробел. Но тут взгляд его уперся в чернокожего детину, сидевшего возле адмирала, по левую руку от него - эдакого детину с другим не спутаешь.
      - Дил, черт чумазый?! - еле слышно просипел Кеша вместо заготовленного приветствия.
      Адмирал встал и пошел навстречу с протянутой красной рукой.
      - Ну вот мне и комиссара прислали! - сказал он добродушно, пожимая Кешин протез.
      - Комиссара? - не понял Булыгин.
      - Словечко старое, позабытое, - заулыбался адмирал, щетиня усы и поглаживая баки. - Коли не слыхали, и знать вам не к чему, батенька. Будем знакомы!
      Кеша представился.
      - Прямо от самого?!
      - От него.
      - А это еще что за чучело?! - адмирал только увидал "зангезейскую борзую".
      - Денщик, - пошутил Кеша.
      Адмирал рассмеялся в голос и прикрикнул на Хара:
      - А ну, денщик, на место!
      Оборотень уныло поплелся к ковру, лег и свернулся калачиком.
      - Умная, все понимает, - довольно заключил адмирал.
      - Угу, - согласился Кеша.
      Дело начиналось легко, с шутки. А это хорошая примета. Только бы вот этот Иванов дружок, негр-богатей, не напортил бы!
      -А вы знакомы?! - полуутвердительно заметил ад-мирал.
      - Знакомы, - прямо ответил Кеша.
      - Полковника Бронкса подобрали вместе с капсулой, прямо здесь, на месте всплытия, - принялся отчитываться перед Кешей адмирал, - ничего бы особенного, но оный утверждает, что так же был лично знаком с Верховным Главнокомандующим, и что, дескать, даже выподнял особое задание, полученное лично от него! - Адмирал ткнул пальцем в расписной потолок.
      - Было дело, - подтвердил Кеша.
      - Значит, можно при нем?
      - Можно, - покладисто прохрипел беглый каторжник-рецидивист. И начал о деле: - Задачу буду ставить поэтапно, как ведено.
      - Вас понял.
      - Тогда слушайте. Первый этап - обеспечить прикрытие операции по уничтожению трех мобильных космических группировок Сообщества. Координаты таковых вам, надеюсь, известны?
      Адмирал кивнул - еще бы, ему не держать под прицелом флагмана все боевые соединения в округе, да еще соединения Сообщества, и комиссар-то вроде бы не штатский, тертый малый, а такие вопросы задает, да видно, для разговору, для затравки. Адмирал еще раз кивнул, неспешно, с достоинством.
      Но тут не выдержал Бронкс.
      - Слушай, Кеша, мне надо на Землю! Позарез надо! - завел он, подымаясь со своего еще и не пригретого места.
      Булыгин подошел вплотную, приобнял Бронкса, прижался щекой к щеке, по-братски, по-десантному. Хоть и горяч Дил, резок на слово, а все ж они не чужие, одно дело делают... откуда он только тут взялся, может, сбежал?!
      - Цая надо выручать!
      - Да он жив ли? - Кеша занервничал. - Столько дней ни слуху, ни духу.
      - Живой! В плену! - уверенно заявил Дил.
      - Тогда и впрямь надо выручать, - заключил Кеша. И уставился на адмирала. - Вот только выполним боевую задачу, и сразу бросимся выручать.
      Дил Бронкс перекосился, заскрипел остатками зубов.
      - Поздно будет, - простонал он.
      - Сядь и сиди! - отрезал железным голосом Кеша.
      - Я одного в толк не возьму, - продолжал адмирал, будто ни в чем ни бывало, - от кого прикрывать будем?! Кроме этих трех группировок, насчитывающих сто сорок восемь кораблей и прочую мелочь, никого в системе нет.
      - Вот в том-то и вся штука заключается, что нету, - ответил Иннокентий Булыгин, - коли б были, можно было бы сразу накрыть! - И повернулся к Дилу, сказал чуть не со слезами в голосе: - Не любит меня Верховный-то, как где можно голову сложить, так туда и шлет сразу, нет, не любит.
      Дил жалобы не понял, у него свое болело. Но Булыги-ну некогда было с ним заниматься. Вторжение могло начаться в любую минуту, и почему бы первый шаг, точнее, бросок не ожидать во время проведения масштабных операций?
      Нет, у Ивана определенно голова варила. Кеша все больше уважал Верховного.
      - Пройдемте в рубку, - предложил он адмиралу.
      - Нет необходимости, - ответил тот.
      И почти сразу стена с малыми картинами исчезла, словно ее и не было. И появились на ее месте двенадцать огромных экранов.
      - Присаживайтесь, - адмирал указал на шарообразное кресло.
      И сам уселся в такое же, пропав в нем из виду.
      - Вот отсюда вы и управляете флагманом? - поинтересовался Кеша.
      - Мне нет необходимости им управлять. Команда работает, автоматика отслеживает... я вношу только кардинальные изменения в стратегию, даю вводные, и то редко. Я тут самый лишний, доложу вам по секрету, и бесполезный человек!
      Кеша представил, как адмирал улыбается в свои густые усы и сам заулыбался. Скоро он перестанет шутить. Скоро будет не до смеха.
      - Вот эти три точки и есть группировки?
      - Они самые.
      Световые точки на экранах приближались, росли, уже виднелись очертания крейсеров, переплетения ударных соединений, напоминающие кружева на черном столе, шаровые станции слежения и охраны.
      - Они получили ультиматум? - спросил Кеша.
      - Да, общий текст.
      - Ну и что? Промолчали?
      - Нет. Ответили, что обязуются хранить нейтралитет.
      - Это несерьезно.
      - Я тоже так думаю.
      Кеша вздохнул, поглядел на свой ручной хронометр. В кресле было уютно, хотелось вздремнуть. Да разве тут вздремнешь! И еще этот пропавший Дил выискался, дурдом какой-то. И гнать его неудобно, и отпускать никак нельзя.
      Пускай посидит!
      - Кто будет выполнять приказ, - поинтересовался адмирал, - Семибратов?
      - Дался вам всем этот Семибратов, - отозвался Ке-ша, - ему и на Земле работенка найдется. - Потом спросил сам. - Обзор полный?
      - Полный, полнее некуда.
      Кеша достал из нагрудного клапана черный кубик.
      - Так кто же будет выполнять приказ? - настаивал адмирал.
      Кеша промолчал. Он смотрел на экраны. Теперь он представлял картину четко, четче не бывает. Все три группировки висели не в одной области, как показалось поначалу. Они очень хитро разбросаны по отношению к Земле, они держат ее на прицеле - это дураку ясно, смекнул Кеша. Эх, Иван, затянул!
      Надо было их с самого начала громить, чтоб и опомниться не сумели, чтоб понять, откуда удар пришел, не смогли. Хорошо, что теперь-то спохватились!
      - А это еще что? - спросил он, узрев вдруг серый дисковидный корабль, выплывающий из-за колец Сатурна.
      - Эта посудина принадлежит Синдикату, - доложил адмирал, - хотя приписана как австралийский поисковик на Трансплутоне. Ходит далеко... да выныривает близко.
      - Мы сможет его подавить?
      - Без проблем, как мошку!
      - Тогда трогать не надо, - предупредил Кеша. И добавил: - Скоро начнется!
      Не успел договорить. Вздрогнул. Одновременно, без малейшего разрыва во времени изо всех трех боевых мобильных группировок Сообщества вырвались ослепительные, тоненькие, ветвистые молнии. И исчезли.
      - Что это?
      - Что, что, - пробурчал адмирал, - они дали залп по Земле. Но я думаю, отвлекающий. Они опередили нас. Так кто же все-таки будет выполнять приказ Верховного?!
      Кеша побелел. Он понимал, что ежели Земля не сможет защититься, то он будет во всем виноват, тогда крышка! конец! Но Иван четко сказал - не встревать, без вас разберутся! только прикрытие! только обзор... вот если оттуда пойдет, тогда и прикрывать.
      - Их будут уничтожать экзотом? - спросил адмирал.
      - Нет! - ответил Кеша. И вдруг обрадовался, чуть не выскочил из кресла. - Вот они! Наши!
      Прямо из тьмы одновременно в трех местах высвсти-лись серебристо-серые тела трех плоских скатообразных кораблей. И пропали. И мгновенно появились в иных местах. Прыгуны. Кеша знал эту систему. Их невозможно взять на прицел. Они появляются и исчезают, тут же материализуясь за сотни тысяч километров от объекта. Но почему они? Это же игра на нервах! Это же разыгры-вание спектакля! Кому это все нужно?! Можно было убрать группировки внезапно, сжечь их мощным прицельным ударом, даже опомниться не успели бы!
      Тут что-то не то, тут... Кеша понял, тут привлекается чье-то внимание.
      Чье?! Для этого его и послали!
      Прыгуны делали свое дело. Эти хвостатые и неуловимые скаты явно не спешили, они выныривали из мрака, каждый возле своей жертвы, своей группировки - и жгли корабли, один за другим. Жгли эффектно, красиво, будто на праздничных маневрах. И даже когда эскадры рассыпались, стремясь уйти от скатов-прыгунов, тщетно пытаясь спастись, эти серебристые бестии успевали настичь каждого, настичь и уничтожить в ослепительно-сиреневой вспышке.
      Кеша залюбовался. И чуть было не забыл о главном.
      Пора!
      Он сдавил в ладони черный кубик ретранса.
      И все сразу изменилось. Расцвели неземными цветами мохнатые, фантастические нити, заиграли в незримых лучах всеми неисчислимыми гранями исполинские, уходящие в нескончаемую бездну кристаллические структуры, зеленовато-желтый мох поплыл перед глазами, которые вдруг обрели способность видеть на миллионы верст. И просвечивали сквозь сказочные ответвления и наросты, сквозь решетки и волокна, нежные и прозрачные, не заслоняющие Мироздание, а напротив, открывающие его, просвечивали звезды знакомые, здешние, свои. И вели бой скаты, но почему-то не серебристые, а ослепительно желтые, и они не проваливались во мрак, а носились туда-сюда молниями, лишь корабли группировок Сообщества висели все такими же светлячками, отстреливались ветвистыми разрядами, ползли, ползли, расползались, горя, погибая, пропадая во мраке и холоде Вселенной.
      - Что это?! - изумился адмирал и даже высунул голову из своего кресла-шара.
      - Невидимый спектр, - ответил Кеша.
      Дил Бронкс стоял за его спиной, тяжело дышал. Но он ничего не видел.
      Только черные экраны, только серебристые тела плоских скатов-прыгунов, только горящие штурмовики Сообщества.
      - Сволочи! - выдавил он. - Вот гады!
      Кеша не сразу понял, о чем там говорит Дил. Только чуть позже увидел раздувшееся вдруг тело ската, тот превратился почти в шар... и лопнул, растекаясь огненным шлейфом, оставляя последний свой след во Вселенной.
      - Доигрались! - прохрипел натужно адмирал, - Тридцать шесть парней одним махом!
      Кеша промолчал. Противник практически уничтожен. Погибли свои, плохо, горько, страшно... но это война! И он тут не виноват, он тут для другого, совсем другого. Он уже устал вглядываться в диковинные и чарующие, завораживающие переплетения Невидимого спектра, глаза болели, наливались кровью. Только отрываться нельзя. Ни в коем случае нельзя!
      - Как там с первым залпом по Земле? - спросил он между делом.
      - Погасили, - отозвался адмирал.
      Он тоже не отрываясь, смотрел на невиданную картину и не признавал родной, ставшей даже близкой, своей, а теперь вдруг чужой, Вселенной. Ему казалось, что от перенапряжения начались видения, галлюцинации. Но ведь они начались с прибытием этого "комиссара"! Вот в чем штука. Адмирал был человеком серьезным и дотошным, он хотел во всем сам разобраться.
      А Дил Бронкс рвал и метал. Там внизу, за миллионы миль отсюда, на Земле, в любую минуту могли прикончить карлика Цая. В любую! Если уж не прикончили. А они тут, понимаешь, сражение наблюдают! Они игрищами кровавыми тешатся! Нет, плохо все это, очень плохо.
      Дил уже готов был выбежать самовольно из адмиральской роскошной каюты, как Иннокентий Булыгин, не видимый в своем кресле, заорал вдруг благим матом:
      - Вон! Вон они!
      - Кто?! - переспросил адмирал.
      -Они!
      Кеша явственно видел - за дальним сиреневым наростом, левее завершающегося боя градусов на тридцать, в переплетениях желтых и зеленых прозрачных мхов и лиловых волокон притаился уродливо-хищный, черный, ощетиненный тысячами острых и непонятных колючек-шипов корабль, огромный звездолет. Неземной звездолет.
      Будто поняв, о чем идет речь и что им всем грозит, тоскливо и предвещая недоброе, на одном гиблом звуке завыл со своего места на ковре оборотень Хар.
      - Вы можете определить координаты? - спросил Кеша, успокоившись.
      - Все уже сделано. Какие будут команды?
      - Его надо выпихнуть из нашей Вселенной!
      - Выпихнем, - пообещал адмирал, - для того нам и вмонтировали, э-э...
      экзот этот. Не люблю, знаете ли, новинок всяких. Вот выпихиваем, а, спрашивается, куда? И откуда потом снова нагрянут?!
      В такие премудрости Кеша не вникал, ну их к лешему! Голова человеку одна дадена, и надо ее по возможности сберечь, как от внешних врагов, пытающихся ее оторвать или сшибить с плеч долой, так и от внутренних сомнений да премудрствований, что еще гнуснее - вроде и на плечах остается головенка-то, а уже не та: или пустая,. или набитая таким дерьмом, что лучше б вчистую срубили. Кешина забота - устранить чужих, вот и все!
      - Но не сразу! - торопливо вставил он. - Нам нужно с них хоть чего-то содрать, хоть клок, как говорится, с паршивой овцы!
      - Для доказательства?
      - Да какие еще, к черту, доказательства! - сорвался Кеша. - Вон же они! Щас как шарахнут - вот и будет вам доказательство!
      - Не успеют. Глядите!
      Адмирал дал приближение. И Кеша, и впрямь, усмотрел по четыре стороны от незваного гостя четыре светящихся красных шарика. Шарики чуть помигивали, будто далекие звездочки.
      - Это и есть, э-э... экзот, - пояснил адмирал, - вот они берут кусок пространства с этим суденышком, вырезают его из нашего мира...
      - Погодите! Нашел!
      Кеша четко видел на увеличенном, приближенном мощнейшей электронной оптикой боку чужака десятки подвесных шаров, побольше и поменьше, это наверняка были боты и шлюпы. То, что и нужно!
      - Вон! Самый маленький, левее, видите! Адмирал не ответил, а вдруг забурчал в своем кресле-мыслеуправителе, наверное, инструктировал соответствующие службы флагмана. Кеша на миг вырубил ре-транс - и все сразу пропало: и невидимые решетки-структуры, и чужак, и четьфе красных шарика.
      Что ж это за дьявольщина такая, Невидимый спектр?! Он снова сдавил черный кубик - картина восстановилась. Шарики стремительно сходились, пожирая пространство, надувался меж ними тончайший переливающийся пузырь, и был в пузыре этом хищный, страшный звездолет, и уже оторвался от него черный шарик шлюпа, будто бусинка ртути скатилась вниз... Чужак не сопротивлялся, не пытался уничтожить своих красных губителей, даже не испустил ни единого залпа. Он исчез, выброшенный в иные измерения, в недоступные для человека миры. Но вместе с ним пропали и сами красные шарики - пропали, будто их и не было.
      - Эт-то еще что такое?! - удивился адмирал. - Сбой?!
      - Не-ет, - тоскливо протянул Иннокентий Булы-гин, - он их просто утащил за собой. Но и мы кое-что утащили. Где сейчас шлюп?
      - Скоро будет в приемнике, терпение, мой друг. Адмирал отключил экран.
      Группировки противника уничтожены. Чужак выброшен из Вселенной. Флагман могуч и неприступен. А стало быть, Земля и Россия могут, как водится, спать спокойно. Он разгладил седые усы, встал и пристально посмотрел на чернокожего полковника - и не прогонишь, и не удержишь, куда его девать?
      Адмирал был стар и мудр, но никогда не думал, что доживет до той поры, когда воевать станут возле самой Земли. Уму непостижимо! Пригнать сюда, в Солнечную, эдакую силищу! И не один флагман. Еще семь боевых звездолетов готовы к всплытию, ждут его сигнала. Зачем?! Вон ведь, эти новенькие вертлявые скаты-прыгуны, как лихо они разгромили флотилии Сообщества ничего не скажешь, новейшая техника, секретная. А все ж один подорвался, не уберегся!
      "Ратника" закладывали на стапелях Сигиморы в конце прошлого века.
      Сейчас таких не делают, разучились, мастера не те, думал адмирал. Дай Бог обоим, кораблю и капитану, дожить до конца века нынешнего. Но ведь не дадут, вон что творится на белом свете - флагман в Солнечную вызвали, это как океанскую субмарину в Яузу провести да во всей красе поднять наверх! Охо-хо!
      - Надо бы поглядеть на улов, - намекнул Кеша.
      - Поглядим, - кивнул адмирал.
      И снова экраны ожили. Теперь срединный, самый большой, показывал приемный ангар флагмана, точнее, одну из его ячей. И висел посреди этой ячеи круглый черный шар, малость оплавленный, ободранный, с торчащими будто у остриженного ежа колючками-шипами.
      - Вскрывать будем?
      - Обязательно! Только чтоб без сюрпризов, - испугался вдруг Кеша, - а то рванет как!
      - Не рванет, меры приняты.
      Адмирал был спокоен. Раз приборы молчат, значит, угрозы нет. А все дыры в шарике-шлюпе заварили сразу же, когда еще брали в гравитационные клещи.
      Теперь и Дил видел все, что творилось в приемнике. Где-то точно в такой же ячейке, может, чуть побольше, находилась и его капсула с Таёкой внутри. Где? Этого экраны не показывали. А показывали они, как приближаются к оплавленному черному шару две сферы с двух сторон, как вжимаются в изодранные бока... Шар раскололся подобно грецкому ореху - две половины его бронированной скорлупы разъехались. И застыло прямо в воздухе, удерживаемое полями нечто страшное, чудовищное, трехглазое, пластинчато-чешуйчатое, с ко]ти-стыми птичьими ногами и звериными восьмипалыми лапами.
      -Мать моя! - выдохнул в изумлении Кеша. - Не врал ведь Иван!
      Взрывной волной Хука Образину сорвало с брони, подкинуло метров на десять в воздух и ударило о рассыпающуюся в пыль стену. Если бы не скаф, Хука можно было б вносить в списки погибших. Но он тут же вскочил на ноги, потерял равновесие, шарахнулся в одну сторону, потом в другую, выровнялся и с диким ором побежал вперед, в атаку.
      - Ура-р-ра-а-а!!! - вопил Хук, паля из бронебоя и ни черта не видя перед собой кроме черных клубов дыма.
      За эти два дня Хук Образина окончательно остервенел. Если прежде были бои да перестрелки, с передышками и перекурами, то теперь шло одно, выматывающее и доводящее до озверения, бесконечное и кровавое сражение. Хук чувствовал себя не человеком, а роботом, которого накачали всем, чем только можно, зарядили, завели и швырнули в бой. Нервы! Это все проклятые нервы.
      После того, как русская пехота на бронеходах опустилась на крыши полуторамильного Форума, вышибла всех карателей до единого без пощады и переговоров и подобрала их с Крузей, прошла целая вечность. Их самих тогда чуть не пришибли, спасло одно - с бронеходов видели, что творилось на крышах, видели двух смельчаков, пытавшихся противостоять сотне карателей, спасти обреченных. Эх, спасают их только в кино, в жизни все проще и страшнее, ни один не выжил - все полегли на раскаленном металле, все, кроме тех, кто сорвался вниз и долетел до земли-матушки! А Крузе с Хуком повезло.
      Смелым да отчаянным всегда везет! Сержанты не долго слушали их россказни об "особом плане", о каком-то русском Иване, не до болтовни было - обоих быстрехонько, по их же просьбе зачислили на место погибших, в одно отделение, в один бронеход. И понеслась веселая жизнь царицы полей и небес, трудяги войны - пехотушкм. А ведь так и не успели разглядеть с высоченных крыш, где кольцо карателей потоньше. Так и помчались в самое пекло, обращая машины противника в кипящую пыль, в расплавленные лужи металла да жгучие брызги. Нью-Ва-шингтон задавили в три часа. Кто там пеп&л разгребал, да порядок наводил, Хук не знал, шли какие-то части, но их несло вперед, все время вперед, к побережью, будто огромным летающим броневикам, этому могучему рою, захотелось вдруг нестерпимо напиться морской водички, солененькой, утоляющей жажду погони и битв.
      Когда Хук узнал от русских, что в России все в порядке, что там новая, своя, родимая власть, он выскочил на броню из люка и будто осатаневший от ритуальных плясок индеец принялся скакать и прыгать, в довершение выпустил в воздух из полученного бронебоя целую обойму, упал на спину и заорал во всю мощь измученных легких, заорал, зажмурив глаза и наслаждаясь собственным криком. Ур-р-ра-а!!! За один миг все переменилось, от полного провала, ужаса, пропасти поражения до блистательной, ослепительной победы... и жизни! грядущей жизни! Арман-Жофруа встретил весть спокойней.
      Но и у него сердце рвалось из груди. Теперь все мысли о бегстве, о том, что надо скрываться по лесам да норам, исчезли бесследно. Теперь только бой! До полной виктории!
      Два дня они шли стальным девятым валом по пустыням и городам Штатов, два дня они сметали все, что могло сопротивляться их движению. С огнем и мечом шли они. Но несли мир и жизнь. Из развалин за их спинами начинали выползать уцелевшие. Никто уже не громил - нечего было громить, никто не грабил - некого было грабить. Сдавшихся карателей толпами уводили в лагеря, им теперь восстанавливать разрушенное. Отвоевались.
      А дивизия, в которую ненароком попали Хук с Кру-зей, шла к берегу океана. Время минуло, и уже не обращали внимания на вопли о сострадании, мольбы о прощении, белые флаги. Три часа - воля! Давно прошли три часа, все, кто сдался - на свободе, отобрали у них оружие, дали по пинку под зад, иди, гуляй, служивый. Два часа - каторга! Сдававшихся с опозданием гнали на работы, не будут впредь тугодумами. Но и эти благословенные два часа давным-давно канули в Лету. Три часа - смерть! Дивизия планетарного базирования Великой России, а ныне Объединенной Федерации, одна из сорока дивизий, брошенных на Запад, добивала самых остервенелых шакалов войны и бездушных, выполняющих заложенную программу андроидов. Ни высшего командования, ни генералитета, ни даже старших офицеров ни на опорных базах, ни в фортах, ни в других местах по всем Штатам не было. "Удрали, сволочи! - ругался сержант, командир отделения, русоголовый парнишечка Коля. - Вот их бы покосить, стервецов!" Он был прав. Но косить приходилось тех, кто стоял на пути.
      - Ур-р-а-аа!!! - орал во всю глотку Хук. Он первым ворвался в .бронированный бункер, с ходу швырнул вперед связку сигма-гранат, долбанул двойным залпом из бронебоя, грохнулся наземь, сбитый обратной волной и шестью свинцовыми допотопными пулями, расплющившимися о скаф.
      - Ур-р-р-аа!!! - заревело сзади в десятки глоток, усиливаемое встроенными мегафонами, - Ур-рр-а-а!!!
      И на Хука обрушились чьи-то бронированные сапожищи - через него прыгали, перешагивали, наступали - и неслись вперед, под огромный титановый колпак, почерневший от гари. Да, можно было все это хозяйство сжечь, не выходя из бронехода. Но приказ был - беречь! беречь базы, форты, все беречь! пригодится! Когда? где? зачем? Хук ничего не знал.
      - Чего развалился?!
      Арман-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовский, десантник-смертник, пропойца и бунтовщик, а ныне рядовой российской армии, ухватил Хука за локоть, встряхнул, поднял, заглянул под тонированное забрало.
      - Живой, что ли?
      - Живой, - простонал Хук.
      А пехота уже бежала назад, громыхала, сопела, материлась.
      - По машина-ам! - ударило в шлемофоны. Значит, порядок. Значит, еще одно укрепление взяли.
      Значит, надо двигать дальше. Без остановки! Стальной лавой! Девятым валом!
      - Ну, пошли, - Крузя перекинул руку приятеля через плечо и поволок его к бронеходу.
      Хук успел очухаться, когда вдалеке, усеченный смотровой щелью, сказочный и необъятный, выплыл из-за гребней скал океан - синяя бескрайняя пустыня в седых бурунах, в тающей дымке убегавшего окоема.
      - Хорошо-о, - протянул он. И сорвал шлем. - Дошли, Крузя!
      Три нежданных ракеты ударили со скал.
      Пропал синий и седой океан.
      Вспыхнул кроваво-багровыми огненными валами океан смертный. Вспыхнул, затопил все в помутневшем небе, поглотил, и уступил место океану мрака, тишины, небытия.
      Сигурд выровнял гравилет, ушел от встречного удара, и выпустил сразу семь "поющих" снарядов. Называли их так за мелодичный, завораживающий звук, издаваемый на подлете к цели, как бы предупреждающий: "иду на вы!"
      Снаряды пробили брешь в стене, оплавили рваные вывернутые края своим огненным содержимым, вытравили все внутри.
      Гравилет вошел в дыру, будто его там ожидали - плавно и торжественно.
      Все! Можно передохнуть. Сшурд откинулся на спинку кресла, расслабился. Он заслужил отдых: за последние четыре часа восемь потопленных подлодок, два экраноплана, шесть полицейских дисколе-тов и один бронеход Сообщества.
      Прекрасно! Хотя, в общем-то, это не его дело заниматься такими мелочами, его дело сидеть в бункере и посылать на задание своих людей. Но Сигурд был молод, горяч, он не мог долго сидеть на одном месте, тем более рядом со слишком умным и везде сующим свой длинный нос "мозгом". Мало ли что Гуг с Иваном поставили его командовать, он сам больше любит драться лоб в лоб, грудь в грудь!
      Уже третий день он здесь, на Западе. В Европе и без него справятся, там комендант, там усатый Семибратов со своей Гвардейской бригадой, там огромное и вооруженное до зубов ополчение, там мощные боевые соединения Объединенной Европы - опамятовались, зализывают раны и верно служат новому режиму, одни со страха, другие поняли, куда дело клонится. И там все ждут.
      Чего, никто не знает. Но все ждут. Там сейчас мирно, спокойно... но тревожно. А здесь - эх, раззудись плечо, развернись рука!
      Сигурд вышел из гравилета. Откинул шлем за спину, потянулся будто ото сна. Прошлепал по сырому, чавкающему полу к просвету. И замер, подставляя лицо солнышку - такому нежному и ласковому. Зажмурился.
      Он стоял долго. Пока не почувствовал на лице холодок, видно, тень набежала. Откуда, на небе ни тучки?!
      Сигурд приоткрыл глаза, уставился в небо.
      Огромным черным блином, бесшумно и красиво, прямо на него опускалась десантная капсула. На Землю!
      Сигурд потряс головой - видение не исчезло. Тогда он бегом бросился к гравилету. Впрыгнул в кабину. Но управление было блокировано. Это она! Она, проклятая! Его взяли голыми руками. Кто?!
      Он выбрался наружу, подбежал к пролому и сиганул вниз. Лететь пришлось метров двести - башня была хоть и наклонной, скорее похожей на древнюю коническую пирамиду, чем на башню, но достаточно высокой. И каким чертом его туда занесло! Единственная "высота" во всей Атланте, самая видная мишень - навигационная башня ВВС Сообщества, древняя старушка, краса и гордость... может, и не стоило спешить, бежать, торопиться?
      Нет. Стоило!
      Сигурд еле успел укрыться в какой-то воронкообразной трубе. Вниз полетели обломки титанопластика, пено-кона, мрамора, всякая неопознаваемая дрянь, железяки, мусор... Капсула срезала почти весь верх пирамиды и уселась на нее будто какая-нибудь сумасбродная орлица на чужое гнездо. С ума можно было сойти. Хотя, чему удивляться, подумал Сигурд... и почуял, что его пригревает из трубы, даже печет, жжет со страшной силой, сквозь полу-скаф! Он снова выпрыгнул, полетел ниже, еле успевая притормаживать ладонями в бронированных перчатках. В конце концов налетел на затейливый бордюрчик, стукнулся, перевернулся и покатился дальше кубарем.
      - Эх, жизнь-житуха, прощай! - прохрипел в мельтешений закрутившегося в глазах белого света. Сердце сдавило до острой, гнетущей боли.
      Теперь ему спасения не было. Полускаф не выдержит, голова тем более.
      За доли мига он успел увидать печ.шь-ное лицо матери. Ее убили шесть лет назад, убили зверски и подло. Но сейчас она смотрела на сына грустными глазами и шевелила тонкими бесцветными губами, силясь сказать чего-то, наверное, звала к себе, в лучший мир.
      - Иду, мама! - просипел Сигурд сквозь слезы. Долбанулся головой, потом коленом. И вдруг оторвался от мраморно-титановой облицовки, взлетел... и медленно поплыл наверх. Он замахал руками, закричал что-то несусветное и непереводимое. Вытащил ушибленной правой рукой парализатор и принялся палить - не глядя, во все стороны. Через две минуты выдохся. Еще через минуту понял, в чем дело - это все проклятая капсула, она его сграбастала, втягивает в себя гравитационным арканом. Значит, она успела засечь его, идентифицировать, черт бы ее побрал, и счесть нужным уберечь от дурацкой смерти. Лицо матери последний раз расплывчатой тенью скользнуло перед глазами и исчезло. Сигурд лежал на прозрачном полу, стонал от боли. А над ним стояли два человека: один очень большой и черный, другой очень маленький и желтый, женщина.
      - А паренек-то знакомый, - сказал большой и черный.
      Теперь Сигурд узнал его. Дил Бронкс - Гугов кореш, из одной десантной фляги спирт хлебали. Гуг иногда вспоминал его... а маленькая - Таёка, жена негра. Это они раздавили его гравилет, это из-за них он сверзился с башни-пирамиды и чуть не сыграл в ящик. Благодетели, едрена капсула!
      - Места мало, что ли?! - заорал Сигурд в раздражении. И привстал.
      - Цыц, мальчуган! - успокоил его Дил. И добавил с улыбкой: - Теперь я сам вижу, наша верх берет - куда ни плюнь, везде свой браток, даже в поганой Атланте. Но каждый браток, - он погрозил черным пальцем без перстня - все перстни содрали копы, - знай свой шесток! Ты чего залез на эту хреновину?!
      Сигурд отвернулся. Они над ним насмехаются! Л за ним между прочим такая силища стоит, что сотню капсул раздолбать можно... нет, все бредовые мыслишки лезут, мутит чего-то в голове, это после боев, после падений, еще разок сверзиться - и вообще в богадельню можно заявление писать.
      - Молчишь? - Дил Бронкс снова раззявил беззубую пасть. - Тогда скажи хоть, куда Буйный подевался, чего-то ни слуху, ни духу, может, в большие начальники выбился, зазнался?!
      - Гуг в анабиозе, замороженный, - процедил Сшурд сквозь зубы, - его в бою искалечило.
      Дил помрачнел. А Таёка тихо заметила:
      - Все мы под Богом ходим.
      С флагмана их выпроводили двенадцать часов назад. Нашпиговали до отказа боеприпасами, подзарядили да и выплюнули в.Космос. Иннокентий Булыгин пожал Дилу руку, просипел виновато: "Ты уж прости, рад бы с тобой на выручку Цаю идти, да не могу, служба, понимаешь, хуже каторги!" Таёка повесила Хару на ошейник золотистый колокольчик, растрогалась. Хар тоже пустил слезу. Адмирал пообещал, что флагман будет вести капсулу, а в случае чего прикроет - до Земли прикрытия хватит с лихвой, а там видно будет. На том и расстались.
      - Мы, мальчуган, этот вшивый форт Видсток, где Комиссия эта поганая была, в щепки разнесли! - рассказывал Дил ободранному и измученному викингу. - Мы там вверх дном все перевернули, мы там все в кладбище превратили...
      - Сейчас пол-Америки кладбище, - вставил Сигурд.
      - Ага, - спокойно согласился Дил, - но коротышки там не было! Я взял за глотку последнего уцелевшего диспетчера "мозга", понимаешь, я его чуть не разорвал надвое, мы выковыряли из памяти этой гадины все за прошедшую неделю. Цая отправили в Антарктиду, ты представляешь?! А мы сами видали, вот этими глазами, - Дил Бронкс ткнул пальцем в свой вытаращенный белок, потом в отшатнувшуюся Таёку, - сами видали, как туда засадили глубинный заряд. И мы все равно полетели. Но что толку?! Там дыра на три километра в глубину во весь материк, ни хрена там не осталось! Сейчас льды заново нарастают, красиво, мальчуган! Но Цая нет, значит,прихлопнули?
      - Значит, прихлопнули, - согласился Сигурд. Он ." ощущал себя не в своей тарелке. Там, снаружи уже все сражения завершены, сейчас уцелевшие гуляют, хвастаются подвигами, делят чины и награды заодно со шкурами неубитых медведей, там сейчас все решается... а он торчит в этой капсуле, выслушивает этого полуседого негра с выбитыми зубами. И вообще, какое ему дело до карлика Цая, до какого-то там наследного императора и беглого каторжника!
      - А вот и нет! - торжествующе воскликнул Бронкс. - Адмирал-то седоусый не обдурил, он и впрямь нас вел. Мы еще из Антарктики не вернулись, еще надо льдами торчали в полном отупении, когда он прямой связью нам залепил:
      "мозг" не всю информацию выдал, скривил, мать его, это была обманка! На самом деле они прямо из форта рванули сюда, в Атланту, вот в эту башенку! И коротышку прихватили.
      - Кто они?
      - Скоро узнаем. Ты готов?
      Сигурд был всегда готов. Вот только лучемет он обронил, когда летел кубарем. Парализаторы, правда, остались, висят по бокам. Дил горю помог, выдал запасной с тремя дисками.
      И они пошли вниз.
      - Если вас там пришибут, - крикнула в спины Таёка, - лучше не возвращайтесь!
      Пирамида под капсулой была полой, рассеченной на множество отсеков и переходов, этажей и лифтовых шахт. Все это было безнадежно разрушено.
      Пришлось спускаться на лебедках.
      - Надо было б шарахнуть во всю силу, - оправдался Дил. - Но вдруг коротышка там? Сварится еще живьем. А Иван будет всем говорить, что я его специально сжег, счеты, мол, сводил.
      - Иван так говорить не будет, - поправил Сигурд, болтающийся на тросе.
      - Ну, пусть не Иван, но кто-нибудь скажет обязательно, Образина так скажет и другие!
      С высоты метров в тридцать над титановым покрытием им пришлось сжечь троих андроидов - те уже вскинули парализаторы, да малость опоздали. А в целом, в пирамиде было тихо, как и повсюду сейчас. Странная стояла тишина.
      Они долго бродили по лабиринтам, подземельям - броня, всюду броня, сейфовые двери-люки нараспашку, переходы, шлюзы, все брошено, все не успело покрыться даже тонким слоем пыли. Ушли. Причем, недавно ушли. Кто? Они!
      Случайные, распрограммированные и оттого бестолковые андроиды шастали по ходам подземелья серыми безголосыми тенями, они не нужны, про них забыли. И снова лабиринты, снова спуски вниз, неработающие подъемники, тросы, броня, люки.
      - Да здесь можно было сорок дивизий держать! - удивлялся Сигурд.
      Дил помалкивал, охота шутить и балагурить пропала. Они спустились уже на двести семьдесят метров под землю, а картина была все той же.
      - Вот он! - воскликнул вдруг Сигурд.
      - Кто? Цай?! - дернулся было Дйл Бронкс.
      -Люк!
      Сигурд стоял на двух половинах огромного раздвижного створа - грузового створа. Но прямо перед ним был люк с круглым старинным штурвалом, зажимами, кнехтами и тонким запутанным тросом.
      - Ну и что? Таких тут тыщи!
      - Нет, этот один, - не согласился Сигурд. - Надо попробовать.
      Они навалились на штурвал-подъемник - он не был закручен, потянули гидравлика скрипуче запела. Не закрыто! Но почему! Все бросали в спешке.
      Значит, им ничего уже на Земле не нужно?
      - Да кому это им? - не сдержался Сигурд.
      - Им. Выродкам!
      Дил сунул голову вниз. И все понял - там в глубине огромного, полутемного машинного зала стоял невероятно большой торроид. Не прогулочно-туристический, и не десантный... а военно-промышленный Д-макро-ста-тор. Он дрожал легкой, поверхностной дрожью. Даже не отключили в спешке, гудит себе вхолостую. Дил выругался.
      - Ушли, суки!
      Да, эти выродки ушли. Они не хлопнули напоследок дверью, не раскололи земной шар на тысячи осколков. Они ушли тихо и подло, бросив спичку в сухую солому, и даже забыв выключить свет, прикрыть дверь. Почему? Дил сморщился от досады. Им просто все равно! им плевать! может, они давно хотели уйти отсюда, свалить, уехать с "этой Земли" - а теперь подвернулся удобный случай?!
      Спецслужбы поработали неплохо. Перед Иваном в большом зале Измайловского подземного дворца-убежища, выстроенного еще в тревожные времена XXII века, да так и оставшегося почти без надобности до сей поры, стояли плотными и разномастными шеренгами двенадцать тысяч восемьсот сорок восемь головорезов со всего белого света. Да не простых бандюг, а все главарей и предводителей банд, "крестных папаш" и простых паха-нов, короче всех, кого Иван пренебрежительно отрекомендовал Глебу Сизову "мелочью", чьи группировки и шоблы, кодлы и банды не превышали тысячи голов. Стояли они смирные и малость напуганные, чувствовали жесткую руку и потому бузить не осмеливались.
      Вдоль стен с парализаторами в руках, один краше другого, в серых комбинезонах, перетянутые черными ремнями, замерли два взвода альфа-корпуса. Высоченные своды искрились отблесками невидимых люстр. За стеклами огромных окон цвели белым цветом вишни, зеленели кроны тополей и берез - но это уже была только видимость, там, за стеклами ничего не росло, там был трехметровый слой ферротитана.
      - Ну что, господа рецидивисты, - обратился Иван к застывшим шеренгам, погуляли на славу, верно?
      - Верно! - выкрикнул один из смельчаков.
      - Теперь и поработать можно - во имя Отечества!
      Иван хотел еще что-то сказать, но резкий вопль на новоанглийском остановил его.
      - Где платят хорошо, там и отечество!
      Кричал тощий длинный малый с двумя жидкими косами и багряной серьгой в ухе. Иван отыскал крикуна глазами, ткнул в него пальцем и коротко, но громко произнес:
      - Повесить!
      Малого выдернули из шеренги, проволокли к стене и вздернули на коротком шнуре, прямо под лепным круглощеким ангелочком - светильник был хоть и декоративный, но мог бы выдержать еще троих.
      - Впредь попрошу, господа мокрушники и медвежатники, не мести помелом чего ни попадя, не оскорблять добрых чувств добрых людей. Кому Отечество наше не по нутру, а Отечество ныне не только вся Земля, но и вся освоенная нами Вселенная, того можем отправить в мир иной, может, ему там лучше будет. Желающие, два шага вперед!
      Шеренги содрогнулись, будто волны прокатились по телам столь разным - и корявым, и стройным, и тощим, и полным. Но вперед никто не вышел.
      - Вот так-то, - продолжил Иван с железом в голосе, - все вы, даже самый последний негодяй из вас, сыны Отечества. Заблудшие, отбившиеся от рук, блудные, виновные и грешные, но сыны. И пришел срок вашего покаяния.
      Времени на раздумья не даю. Тут думать не о чем. Все вы со всеми вашими людьми отныне солдаты объединенных вооруженных сил Федерации. Вот это тряпье, что на вас, через двадцать минут будет в печах, вас отмоют, постригут, выдадут форму - армейскую пехотную форму. Вам самим здесь, вашим людям - на местах. Получите и оружие...
      В шеренгах загудели, зашушукались.
      - Да, армейское боевое оружие. Но если хоть один ствол будет направлен не в ту сторону, которую вам укажут, вся банда такового ... прошу прощения, все отделение, весь взвод, а у кого-то - батальон, полк - будут расстреляны. За службу Отечеству - ордена, жалование, почет, честь и достойная старость. За возврат к старому, дезертирство и прочие грехи вышка! Кто хочет возразить или дополнить?!
      Гробовое молчание воцарилось в прекрасном огромном зале, даже дыхания не стало слышно, будто в шеренгах застыли уже покойники.
      - Вы поняли, о чем я хотел сказать? - Иван откинул голову, чуть скосил глаз на окаменевшего и угрюмого Глеба Сизова, стоявшего по правую руку.
      Сам Иван будто помолодел на десять лет - еще с вечера нашел после бесконечных мытарств полчасика, подрезал накоротко бороду. Как ни жаль их было, убрал длинные русые кудри - мастер нашелся там же, в его резиденции нынешней, старый мастер, многих правителей переживший, но такого видевший впервые. Да, Иван был молод, силен. Он не чувствовал больше усталости, прожитых лет, будто все прежнее было не с ним, а с кем-то другим. Он стоял прямо, чуть раздвинув литые мощные и длинные ноги, развернув плечи - будто молодой, но опытный и умелый воевода перед своей ратью... нет, это не его рать, его рать за ним - вся Россия, весь мир. Но и от блудных сыновей отказываться он не имеет права.
      Все должны сплотиться в последний час, грозный час.
      - Вот и прекрасно, господа офицеры федеральной армии. Вы на всю жизнь запомните эти минуты, будете рассказывать о них своим детям и внукам, вы будете вспоминать их как свой звездный час. А теперь за дело!
      Да, они будут работать на человечество, в интересах землян. Не может быть никаких сомнений, всю шналь вычистят быстро, за сутки, остальные встанут в ряды защитников Земли. С "мелочью" покончено. Бузотеров добьют в их "малинах". Пора браться за крупных рыбин, за акул и зубров преступного мира, за Синдикат...
      - Ну что там у нас по расписанию? - спросил Иван. Глеб покачал головой.
      - Ты не передумал? - ответил он вопросом на вопрос. - Время ли сейчас устраивать зрелища?
      - Самое время! - обрубил Иван.
      Крытый ринг был давно подготовлен. Иван знал, что будут кривотолки, сплетни, что многим это побоище, ежели оно вообще произойдет, не понравится. И все же это было нужно. Он верил. Он знал.
      - Не будь слюнтяем, пошли! Глеб с силой сдавил его локоть.
      - Ты так со мной не говори, - процедил он тихо.
      - Ладно, - Иван улыбнулся, палку перегибать незачем.
      Они прошли переходами в сферический зал поперечником в сотню метров, с высоким потолком и самим рингом. Ринг был просто большим помостом, овальной ареной с небольшими зубчатыми бортиками, и весь его куполом закрывали защитные поля, так было нужно.
      Иван проследовал к ряду кресел на возвышении. Дил Бронкс уже ждал его там, сверкал новыми вставными зубами - не было только врезного бриллианта, а так не хуже прежних.
      - Тебя и не узнать! - прогремел он басом. И обнял Ивана. Потом намного тише, склоняя голову набок и вращая белками, сказал: - Ну, знаешь, это и чудище, а я ведь тебе не верил, думал, ты все врал, выдумывал... или в бреду видал. Какой там в бреду! Ни в одном кошмаре эдакое чучело не увидишь! Неужто ты и впрямь цепью такого придушил?!
      - Правда, - ответил Иван, - придушил, а цепь тебе привез, забыл?
      - Никогда не забуду!
      Еще бы Дил Бронкс забыл обрывок этой неземной цепи, этот чудо-металл, благодаря которому он стал втрое, вчетверо богаче.
      Они расселись по местам. Иван, Глеб Сизов, Дил Бронкс, Голодов со своим главным армейским разведчиком, начальник штабов, замы по Комитету Спасения, еще два министра, комитетчик... Светлана наотрез отказалась, не пошла.
      - Все готово, можно начинать, - доложил Ивану один из его помощников, тот самый, в чьем обличий он и явился к Правителю. Иван поглядел на него пристально - спокойный, держится с достоинством, этот будет работать на своем месте, еще и самого Ивана переживет, и следующих верховных, ну да ладно.
      - Откажись пока не поздно, - зашипел в ухо Сизов, - достаточно его просто показать, зачем нам эта дикость, эти бои?! Не поймут люди!
      - Поймут! - обрубил Иван.
      Конечно, его могут обвинить и в варварстве, и черт-те в чем, разумеется, все это выглядит странно и страшно. Но когда-нибудь оно начнется - не убежать, не спрятаться, не вымолить пощады. Так пусть начнется с этого поединка... если он вообще будет, пусть все увидят. Они еще не осознали до конца, что ждет Землю, они сидят, улыбаются, перешучиваются. Так пусть они увидят то, что видел он много лет назад.
      Много? Нет, не так уж и много прошло, считанные годы, а вместилось в них - несколько жизней. Да разве об этом расскажешь!
      Иван встал.
      - Прошу внимания, - начал он, поднимая руку. Можно было бы обойтись и без вступлений. Но сейчас он не мог молчать. - Три года назад я вернулся из Системы. Господь Бог даровал мне жизнь - я возвратился оттуда, откуда не возвращаются, из Иной Вселенной. Я видел своими глазами обитателей этого мира, говорил с ними, дрался, убегал от них, не понимая нечеловеческой жестокости Системы. Мне открылось многое. Но самое страшное- готовящееся Вторжение на Землю. Они не верили, что я когда-нибудь вернусь, они вообще не принимали меня всерьез - я для них был амебой, существом низшей космической расы, отставшей от них на миллионы лет... и поэтому от меня ничего не скрывали. Я видел армады боевых звездолетов, гигантские инкубаторы, в которых выращивали воинов, видел их сказочную технику, их вооружение... такого у нас не будет, нечего и надеяться. Но главное, сроки - они не скрывали, что Вторжение готовится, что оно вот-вот начнется. Я вырвался из жуткого мира негуманоидов. У меня не было ни одного шанса на спасение. И все же я вернулся на Землю. На восстановление ушло полгода.
      Почти столько же я бился в кабинеты, просиживал в приемных - я молил, грозил, объяснял, доказывал... Мне не верили. М еня принимали за сумасшедшего, а кое-кто способствовал упрочению этого образа. Вы понимаете, кого я имею ввиду. Но теперь многое переменилось. Еще неделю назад не было ни в одном из нас уверенности... - Иван медленно обвел глазами собравшихся, ища душевного отклика, сопереживания и веры, - не было уверенности, что мы уцелеем в битве за Землю, в битве не с самим вторгшимся иновселенским агрессором, а только лишь его агентурой на наших планетах. Сегодня мы взяли верх. Мы сильны как никогда. Впервые в истории человечества. Вы помните, что перед нашествиями самых разных орд губили нас не столько они, сколько наша же разобщенность, усобицы, распри. Так было. Но так больше не будет!
      Мы едины перед лицом внешней угрозы! Федерация готова к отпору! Враг сильнее нас. Но мы стоим на своей земле, уходить нам некуда! - Иван опустил глаза. Слишком уж много пафоса, надо проще, здесь собрались не болтуны трибунные, а люди дела, люди, не испугавшиеся встать за Россию, за все остальные земли. Они и так все понимают. - Короче, настало время поглядеть нам с вами на тех, кто придет сюда с мечом. Вы знаете, мы захватили шлюп с иновселенского корабля-наблюдателя, шлюп с негуманоидом обычным нои-ном, каких в Системе сотни миллионов. Сейчас вы увидите его!
      Слева от сидящих, за защитными полями, прямо из помоста, с гнетущей неспешностью начал расти мутный кокон. Когда он поднялся на высоту двух с половиной метров, застыл и прекратил вращение, оболочка исчезла, будто опала вниз, закрывая дыру, из которой кокон вышел.
      И открылся взорам сидящих кряжистый широкоплечий двуногий монстр с ниспадающими на спину поблескивающими пластинами, с чешуйчатым телом.
      Негу-маноид казался неживым, будто возникла на арене каменная, уродливая статуя, выставленная на обозрение. Огромные корявые руки свисали вниз двумя молотами. Ноги были скорее похожи на лапы ящера - на них не было обуви, толстые морщинистые пальцы заканчивались устрашающими огромными когтями, три торчали вперед, а один, как у птиц, назад. Короткие, чуть выше бугристых колен штаны из черного пластика почти сливались с блестящей чешуей, переходящей в пластины. Грудь была скрыта под таким же темным комбинезоном с короткими, выше локтей руками. Шеи вообще не было, шевелящиеся пластино-жвалы нависали на вздымающуюся грудь. Но самое страшное впечатление производили глаза. Их было три, и под внешней бесстрастностью суженных трехгранных зрачков, застывших будто осколки стекла, таилась чудовищная, непостижимая, нелюдская злоба, переходящая в ненависть. В эти глаза невозможно было смотреть.
      - Хоро-ош, - протянул еле слышно Глеб Сизов.
      - Его надо было показать всем, - отозвался Дил Бронкс, - пусть видят!
      - Покажем, - тихо отозвался Иван. - Но всем не удастся, ты забыл Космоцентр Видеоинформа взорвали, у нас только спецсвязь да местные системы видения. Покажем... и дай Бог, чтобы они сами не показались землянам!
      Застывшее изваяние вдруг ожило, чуть присело на расставленных толстенных ножищах, вытянуло вперед лапы, словно ожидая нападения, еще сильнее вжало в плечи уродливую массивную голову. Негуманоид почувствовал опасность, угрозу, исходяпкто с другого конца ринга-арены.
      - Вот такой гад, - шепнул Иван Глебу, - разодрал обшивку моей капсулы, голыми лапами разодрал и вперся внутрь!
      - Десантной капсулы?!
      - Нет, тогда у меня была прогулочная. Но и она не из картона! Они выходят в пространство без скафов. Они несокрушимы и неуязвимы... Но я бил их, Глеб, понимаешь, бил! Надо только подавить в себе страх!
      Глеб Сизов сам сидел каменной застывшей куклой, будто оцепенение, ужас Сковали его намертво. Он был бледен и напряжен. Бледны и напряжены были все сидящие. Одно дело рассказы да описания, другое - когда вот он, рядом, непостижимо чужой, отталкивающий...
      и не зверь, и не человек. Монстр Иной Вселенной!
      С правой стороны, так же как и первый, начал вдруг вырастать из помоста еще один вращающийся кокон. Именно он и насторожил негуманоида, на него уставились все три злобных глаза.
      - Мы должны это видеть! - громко и жестко сказал Иван. - Должны! С одной стороны обычный, рядовой воин Системы - усталый, голодный, оторванный от своих и растерянный. С другой - самый сильный, могучий, ловкий человек Земли, которому нет равных, который своей мощью в десятки раз превосходит любого могучего бойца...
      - Не человек, - тихо вставил Глеб, - а зверочеловек, гибрид.
      Иван покачал головой, но в спор вступать не стал.
      - Смотрите!
      И тут сидящие зароптали:
      - Это уж слишком!
      - Мы не в Колизее! Еще нам боев гладиаторских не хватало!
      - Нельзя! Нельзя допустить этого!
      - Остановите...
      -Нет!!! - оборвал всех Иван. - Вы должны смотреть! Вот он!
      Кокон спал. И все разом стихли.
      В правом углу ринга-арены стоял сам Верховный, Председатель Комитета Спасения... сходство было разительное, невероятное. Но все же это был не он - мимолетный единый вздох облегчения прокатился над креслами - не он, лицо его, глаза его, лоб, подбородок почти его, но выше, крупнее, мощнее.
      Двойник. Зверочеловек. Они знали про тайные работы - кто-то давно знал, кто-то недавно узнал. Вот он - результат долгих поисков ученых-вивисекторов, продажных правителей. Зверочеловек! Это из-за него не пришла Светлана, она знала о готовящемся поединке. И не пришла!
      У Ивана ком подкатил к горлу, виски сдавило. Он и не ожидал, что так разволнуется, до дрожи, до липкого холодного пота. Словно не зверочеловек стоял на помосте перед негуманоидом, а он сам... и не здесь, далеко-далеко отсюда. И било в уши со всех сторон тысячеголосо: Ар-рр-ах! Арр-р-р-а-ах!! Словно его швырнуло назад во времени. Откат! Лестница, арена, усыпанная опилками, железный ошейник на горле, меч в руке. Вопли беснующихся зрителей - десятков, сотен тысяч трехглазых, орущих, визжащих, жаждущих крови - его крови, жаждущих смертей. И огромный, омерзительнейший чудовищный паук на шести лапах, мохнатый, с просвечивающим брюхом, с языком-арканом и скорпионьим жалом, паукомонстр-ург. Бой. Ар-р-ах! Ар-р-а-ах!!
      Ар-рр-а-а-ах!!! Лютый, смертный бой на потеху праздным жестоким зевакам.
      Год 124-й, Ха-Архан, будь он неладен, первый день месяца развлечений. Да, у них был такой месяц. Не в Системе, а в "системе". Они развлекались. А он изнемогал, умирал! Паук выбивал из него душу, он охотился за ним будто за мошкой... но у мошки была воля, был ум, был меч. А-р-рр-ааах!!! Тогда он был в шкуре негума-ноида, если бы не яйцо-превращатель - смерть! он не выдержал бы той жизни! Арена! Кровь! Душераздирающие вопли! Арр-р-а-аах!!!
      Никто не знал, что творилось у Ивана в голове. Все смотрели на ринг.
      На двух замерших перед схваткой бойцов. И если каждому из сидящих сейчас было тяжко, у каждого было неладно и неспокойно на душе, то Ивану было втройне хуже, вдесятеро тяжелее, в стократ муторней и горше.
      В какой-то нелепый миг двойник, озираясь по сторонам, увидал вдруг Ивана, вздрогнул, глаза его округлились. И он даже сделал несколько шагов к сидящим, наткнулся на защитный барьер, отпрянул, но взгляда не отвел.
      Иван чуть заметно кивнул - не высокомерно, и не заискивающе, а будто поддерживая, будто говоря - все в порядке, все будет хорошо, не робей. Он имел на это право, он вступал в единоборство и не с такими. А двойник сильнее, его руками буйволам хребты ломать, справится с чужаком, а главное, ... покажет, что и с такими чудовищами, с такими монстрами можно сладиться, только не поддаться страху, не отступить.
      Дил ошарашил вопросом:
      -А почему ты считаешь, что они будут драться, Иван? - Он не улыбался, и был от этого совсем не похожим на себя, грустный Неунывающий Дил, нелепо, непонятно. - Этот монстр разумен, он будет искать контакта, попытается объясниться, вон, гляди!
      Трехглазый, и впрямь, тяжело ступая, прямо и открыто, вывернув наружу серые пустые ладони, будто показывая, что безоружен, что нет дурных намерений, пошел на зверочеловека. Тот медленно пятился, не веря, даже не допуская, что эдакое чудище может надвигаться с добром.
      Негуманоид был страшен, один его вид наводил оцепенение.
      Иван кожей ощущал беспокойство, страх сидящих вокруг него. Они уже сникли, уже заранее смирились с участью, будто старцы, оказавшиеся перед дикими зверями, бессильные и обреченные. И это было самым невыносимым, утрата воли! Они все разом поверили, еще до начала схватки, что человек, его двойник, обречен, что он станет легкой добычей монстра. Вот что по-настоящему страшно!
      Трехглазый вывернул руку ладонью вверх,будто протягивая что-то.
      Зверочеловек остановился, прижавшись спиной к невидимому барьеру, теперь ему было труднее ускользнуть от монстра, пожелай тот броситься на него. Но тот не бросался.
      - Включить переговорник! - приказал Иван. Он хотел, чтобы все слышали, что скажет негуманоид. Ведь не будет же он и теперь молчать, когда сам пошел на контакт, на сближение.
      Послышался треск, щелканье, цоканье... и тут же перевод:
      - Зачем вы бросили ко мне зверя? Это не человек. Зачем?
      - Ты тоже не человек! - грубо ответил Иван.
      - Я разумен, - сказал негуманоид.
      - Разум разуму рознь. Зачем вы вошли в нашу Вселенную тайком, в Невидимом спектре?
      - Я простой солдат. Я выполняю приказ.
      - И что же это за приказ?
      Все под сферическими сводами насторожились. Даже зверочеловек подался вперед, будто ответ для него был очень важен.
      - Приказа не было.
      Теперь монстр смотрел прямо на Ивана, и ромбовидные прорези его глаз горели золотистым огнем. Это был испытующий взгляд. Жертва или пленник так не могли смотреть. Иван вспомнил, как его били два негуманоида, два обитателя Хархана, Гмых и Хмаг, он помнил их имена, он никогда не забудет их, они били его зверски, беспощадно, поднимая после ударов, перешучиваясь, отдыхая и снова принимаясь за дело. Тогда он еще мало знал про этих жутких нелюдей, почти ничего не знал, и его убивала необъяснимая жестокость, но он терпел, он чудом выжил. А они истязали его и потом, подвешивали на железных цепях, в сырых и мрачных подземельях Хархана и снова били, били до потери сознания. Неужто они изменились, стали добренькими и вежливыми? Нет, Иван не верил в подобные превращения. Он смотрел в эти жуткие глаза, в которых стояла и черная ночная пропасть и свет слепящих золотистых, пылающих сверхновым пламенем звезд. А видел уже иное: две скрученные фигурки, белые и беззащитные, отца и мать, сожженных заживо на краю Вселенной этими тварями, сожженных просто так, для развлечения. Они кричали, звали его...
      он все видел своими младенческими глазами. Он забыл. И он вспомнил.
      Областной мнемоцентр, травма, потеря памяти - и обретение памяти. Он не придет мстителем! Он не умножит зла! Так кричала мать, она не хотела его гибели, прежде всего она желала жизни, свободы ему. Они оба погибли. Двести с лишним лет назад. А он выжил. Не для мести, нет. Не мстить пришел он в этот мир, не мстить! Но безнаказанным зло не должно оставаться. И пощады ему не будет. Нет! Ближнему своему он подставит левую щеку, после удара по правой. Ближнему. Но не чужому. Не этим убийцам с обжигающе-ледяным взглядом. Не будет им прощения! Не будет пощады!
      И трехглазый понял все, он прочитал то, о чем думал человек, прочитал в его глазах. Пощады не будет? Хорошо. t - Вы все сдохнете. Слизни! прощелкал и прошипел он. - Все!
      И резко развернувшись, махнул когтистой лапой - Иванов двойник отпрыгнул, иначе ему была бы верная смерть, спасла отменная реакция, звериное чутье. Отпрыгнул, подскочил вверх на два метра и с силой ударил монстра в спину обеими ногами. Тот чуть присел, но удара будто не почувствовал, не шелохнулся. Двойник упал на бок метрах в четырех от монстра. Быстро поднялся. На скривившемся лице застыло недоумение.
      - Вы все сдохнете! - прорычал негуманоид, снова повернувшись к зрителям.
      - Нехорошо получается, - пробубнил Глеб Сизов. Голодов встал, собираясь выйти.
      - Сидеть! - приказал Иван. - Вы не дома. Вы на службе!
      Слабаки! Слюнтяи! Нервы у них, видите ли, не выдерживают! Излишнее благородство их, понимаешь ли, душит! И это с ними он взял власть в Великой России, во всей Федерации?! Иван был недоволен соратниками... Но он понимал их, они еще не висели в цепях, как висел он, их еще никогда так не били, как били его, они еще н е созрели! Но они станут такими как он, станут воинами, или погибнут. Победят или уйдут из этого мира, уступят его вот таким!
      Тем временем трехглазый медленно, выставив коти-стые лапы, надвигался на двойника. Ему достаточно было ухватить того, сграбастать - и поединок был бы закончен. Но зверочеловек уворачивался, выскальзывал, отпрыгивал, не давался. Он не пытался бить сам, он уже пробовал это делать и приобрел некоторый опыт. И все же он исхитрился - в полупрыжке ударил пяткой в пластинчатый висок монстра. Тот отшатнулся, но не упал, лишь заскрипел непереводимо и грозно.
      Ответный удар попал в цель, негуманоид, отмахнувшись, сбил противника на помост, и уже прыгнул на него, грозя разорвать птичьей, могучей лапищей.
      Но зверочеловек извернулся, выскользнул. И снова ударил монстра пяткой в висок. Он нащупал слабое место, скорее всего, не настолько слабое, чтобы повергнуть негуманоида. В какой-то миг Иван поймал взгляд своего двойника - в нем было отчаяние.
      - Надо остановить бой, - тихо, но сурово потребовал Бронкс. - Или я уйду от тебя, уйду совсем! Я не на службе.
      Глеб сидел, уткнувшись лицом в ладони, по худому и жилистому горлу, торчащему из форменного ворота, нервно ходил кадык.
      - Мы не вытянем против них, - просипел в оцепенении комитетчик.
      Иван с силой сдавил подлокотники. Терпение! Терпение и спокойствие!
      Избитый, окровавленный и слабеющий на глазах зверочеловек отступал, уворачивался, падал и поднимался снова, отскакивал, проскальзывал в миллиметрах от убийственных лап. Он уже почти и не пытался сам наносить удары. Даже барьер не мог заглушить его тяжелого, срывающегося дыхания и стонов. Это было избиение - страшное своей неотвратимостью и беспощадностью. Да, на ринге не было судей, не было передышек после коротких раундов. Борьба шла на смерть.
      Дил приподнялся из своего кресла. Но Иван, даже не повернув головы, будто стальными клещами ухватил его за кисть, дернул, усадил назад.
      - Вы все сдохнете, - снова взревел трехглазый, - сдохнете, как сдохнет сейчас это слизняк!
      Шум, грохот, рев амфитеатра - того, невероятно далекого - ударил Ивану в виски. Ар-ра-ах! Ар-р-р-а-ах!! Сдавило горло, будто тогда, будто ошейником. Горько. Страшно. Безысходно! Но никуда не денешься...
      Отступления нет и не будет. Ар-ар-рр-а-ах!!! Тогда он был даже не странником, не скитальцем. Тогда он был игрушкой. Но он играл и свою игру.
      Он не боялся их... точнее, он их боялся, до судорог, до смертного ледяного пота, но он пересиливал себя, и всегда вставал против них грудью, не прятал лица. Он был слабее телом. Но не духом. Ар-р-рра-ах! Страшный враг, смертный враг. И снова он один. Они, друзья, соратники не понимают его Не понимают, что от этого боя будет зависеть все! Или почти все! Встретят ли они Вторжение уже покоренными и слабыми духом, поверженными до сражения.
      Или обретут силу в самих себе, и встанут на пути нелюдей бойцами, воинами, готовыми биться до последнего смертного выдоха. Он воин, и они будут такими.
      - Йа-а-ааа!!! - взревел истошным, отчаянным ревом зверочеловек.
      Мощный удар снизу подбросил его метров на семь вверх, закрутил, завертел, лишил опоры и... надежды. Не-гуманоид снова поджал свои кряжистые лапищи, выставил когти, собираясь нанизать на них падающую жертву.
      - Прекратите это! - закричал в голос Голодов. Зверочеловек, немыслимо вывернувшись, перекинувшись всем своим мускулистым и изодранным в кровь телом, сумел миновать убийственных когтей, упал за спиной трехглазого. Тут же вскочил на ноги, снова упал в бессилии. И пополз, пополз по помосту, оставляя бурый поблескивающий след.
      -Прекратите!!!
      Уже все повскакивали со своих мест, желая остановить жуткую расправу.
      Все! Но Иван опередил их на миг, на мгновение - он сорвался с кресла будто выброшенный катапультой, в два огромных прыжка преодолел расстояние до барьера, пробил его - барьер был односторонним - вспрыгнул на помост. И замер.
      - Слизняк! - прохрипел трехглазый и зашелся в тихом цоканье - он смеялся. Смеялся над смельчаком, над очередной жалкой и беспомощной жертвой - разве могут они, амебы, недосущества, тягаться с ним!
      В эти секунды Иван не видел никого, кроме врага - страшного, беспощадного, вкусившего человечьей крови, не слышал ничего, кроме его наглого, вызывающего смеха. Он погружался в себя, в собственное подсознание и сверхсознание, он готовился к битве. Он собирал в себе силы тысячелетий, сокровенными чарами рос-веда превращал себя в алмазную палицу Индры, славянского всесокрушающего бога-воина. Он отдавал годы жизни для того, чтобы выиграть сейчас мгновения, он до предела ускорял собственное время, входил в бешеный, губительный ритм одухотворенной и праведной машины смерти. И он уже жил в этом новом ритме. Он начинал видеть, как медленно, будто заторможенный до предела, ползет прочь умирающий зверочеловек, как со скоростью улитки, но с неотвратимостью парового молота тянет к нему лапищу трехглазый, как застыли за барьером статуями-манекенами с разинутыми ртами его соратники-друзья. Он не спешил. Он вбирал в себя энергию тысяч воинов-росов, ушедших из жизни за многие века, но не выпустивших из руки меча. Их рассеянная в пространстве мощь и воля становились его мощью, его волей. Он окружал себя барьерами Вритры, превращая собственную кожу в броню, а мышцы в гранит. Да, он превращался в несокрушимого, неостановимого бойца, каким были его давние предки, в одиночку бившие рати, а вдесятером - орды. Он обретал свою сущность, разнесенную по поколениям, но единую, необоримо-живучую, вездесущую, вековечную, заложенную в рос-ведов Творцом.
      Он один из немногих сынов Великой Славяно-арийской цивилизации богатырей-росов, внуков Стрибога - Старого Бога первоцивилизации земной, умел это делать. И он это делал! Для всех - людей и нелюдей прошли две-три секунды, для него - часы. Но теперь он был готов. Теперь ему не было равных. Ар-рр-аахх! Арена! Он снова на арене.
      Но не паукомонстр-ург, тысячетонный убийца, противостоит ему, а лишь жалкий двулапый и двуногий монстр. Так пусть же свершится...
      - Иди сюда, иди! - выдавил Иван.
      Перехватил лапищу стальной хваткой, рванул на себя, отступил на полшага.
      Будто в замедленном кино, переворачиваясь через голову, вскидывая вверх задние лапы ящера, четырехглазый поплыл в тягучем, застывшем воздухе.
      Иван, скрестив руки на груди, ждал - когда он упадет на помост. Не добивал. Пусть они видят. И этот пусть видит - он скосил глаза на уползающего полуживого зве-рочеловека, на двойника своего, свою кровь и плоть. Тот, вывернув шею, смотрел назад - и глаза его не были звериными.
      - А-а-а-а... - гудело бессмысленно и нечленораздельно снаружи, звуки не складывались в слова, не успевали.
      Иван дождался, когда трехглазый, ударившийся спиной о помост, вскочил, развернулся и, склонив голову, ринулся на него. Только тогда он подпрыгнул метра на полтора и обеими ногами ударил монстра в круп, ускоряя его движение - тот снова поплыл в тягучем воздухе, пластинчатой головой вниз, будто прыгал в воду. Опамятовавшийся зверочеловек, скаля выбитые наполовину зубы, столь же медленно несся на трехглазого, намереваясь добить его. Но Иван помешал двойнику, выставил руку, отбросил назад поздно сводить счеты! теперь он сам разберется на смертном ринге. Он сам!
      Монстр снова поднялся.
      И нарвался на встречный прямой удар такой силы, что многопудовой тушей, подобно сверженному монументу, рухнул на спину. Он был силен, огромен, напоен злобой и он был готов драться! Но он не успевал поднять лапы, не успевал даже осмыслить ситуации, как снова летел на помост. Такое с ним творилось впервые.
      А Иван не спешил добивать противника. Пусть все видят. Пусть знают, что и этих чудищ можно бить. Еще как можно!
      Трижды негуманоид поднимался на ноги, трижды бросался на Ивана в слепой, нечеловеческой ярости. И трижды, отброшенный прямыми ударами, падал на помост, заставляя его содрогаться от тяжести своего огромного тела.
      Глеб Сизов, Дил Бронкс, министр обороны Голодов и все другие, обступив ринг-арену, в изумлении, затаив дыхание наблюдали за поединком и ничего не могли по-/ нять. Для них время продолжало идти в привычном размеренном ритме - монстр был стремителен, резок, быстр, он в доли секунд после ударов вскакивал на лапы, бросался вперед... и получал новый удар от почти невидимого противника. По лицу окаменевшего Дила Бронкса крупными градинами тек пот, губы, толстые и синюшные, дрожали. Дил не верил своим глазам, хотя не раз видывал Ивана в деле. Он догадывался, что происходит, он и сам умел ускорять реакцию, движения тела... но не до такой же степени! Иван то застывал на арене неподвижным памятником, со скрещенными на груди руками, то почти исчезал в полуневидимом резком броске, в стремительном и неуловимом порыве - и после этого кошмарное чудище опрокидывалось на спину, переворачивалось, катилось кубырем по помосту, будто ему в лоб ударяло двухпудовым снарядом. Молодец Иван! Страх перед пришельцем пропал. Можно! Их можно бить! Дил готов был и сам выскочить на ринг, помериться силушкой с монстром. Но ведь Иван не уступит места, ни за что не уступит!
      Иван и не собирался никому уступать своего права повергнуть трехглазого. После очередного мощного двойного удара, опрокинувшего негуманоида, он решил, что пора с ним кончать, достаточно, хватит, много чести для этой иновселенской нежити биться с ней в долгом честном бою. И когда трехглазый застыл на короткие секунды, застыл, лежа на спине, широченной панцирной спине, от которой гудел помост, он резко взмыл вверх на три метра, намереваясь в падении сокрушить ударом ног непрошибаемую, выпуклую грудь чудовища, сломать ребра, чтобы их острыми осколками пронзить, продырявить черное сердце трехглазой гадины-ящера. Да, только так, иначе одолеть его было невозможно, только так...
      Пятки с силой ударили в помост, заставив его отозваться натужным гулом. Иван не удержался, рухнул на колени, перевернулся через голову, тут же поднялся. Он был ошарашен - он не мог промахнуться! Но он промахнулся!
      Монстра не было на помосте. Его вообще нигде не было!
      - Слизняк! - вдруг прошипело за спиной.
      И сокрушительным, чудовищным ударом Ивана бросило на силовую преграду, чуть не расплющило, лишь барьеры черного божества Вритры спасли его, не дали превращенному в базальт телу обратиться в кровавый студень.
      Он отключил болевые центры - не время предаваться ощущениям. Замер, собирая силы, приходя в себя, все еще не понимая, что же произошло. Потом осторожно шагнул вперед, еще шагнул, быстро развернулся, выставив вперед руки, будто принимая удар сзади, отпрыгнул.
      - Вы все сдохнете! - прогремело под сводами зала.
      Иван врожденным чутьем ощутил угрозу слева. И тут же его бросило вниз, на помост. Он успел перевернуться, откатиться - не напрасно, совсем рядом ударила в поверхностный пластик сначала одна незримая звериная лапа, потом другая... И тогда до него дошло, будто прожектором ослепило - Невидимый спектр! Да, этот гнусный монстр ушел в Невидимый спектр, и теперь именно оттуда достает своими убийственными ударами. Еще два, три, от силы четыре таких удара - и все будет кончено. Нет! Не для этого он прошел тяжкий путь от скитальца до воина, не для этого. Иван вскочил на ноги, отпрыгнул преимущество во времени было за ним, а значит, не все потеряно. Он шарил по клапанам, искал. И одновременно прислушивался, пытался ощутить внутренним чутьем, где сейчас монстр, где?!
      Очередной удар оглушил его, отбросил на противоположную сторону ринга-арены. Сознание уже покинуло Ивана, погружая весь мир во тьму, но тут же вернулось - он был не человеком, не простым смертным, он был воплощением воинов-росов, и он не мог уйти из осязаемого и зримого мира раньше своей смерти. На этот раз Иван с трудом поднялся на колени. Он не мог отдышаться.
      Но сквозь мельтешение черных кругов и точек перед глазами он видел, как мечется по арене зверочеловек, размахивая руками, пытаясь вслепую достать невидимого врага. Он видел застывшие лица за барьером - на них были боль, страдание, и непонимание. Он видел даже капли пота на черном лице Дила Бронкса. Он видел все.
      Он не видел лишь монстра-убийцу.
      - Вы все сдохнете! - прогремело, прохрипело, прорычало снова.
      И зверочеловек рухнул вниз, будто ему перебили ноги. Рваная глубокая рана словно сама собою вскрылась на его груди, заливая помост кровью.
      Значит, он там! Иван прыгнул вперед и, не глядя, молниеносно обрушил град ударов в воздух. Один из них достиг цели - что-то хрустнуло, защелкало, зацокало и повалилось. Но мешкать было нельзя.
      Рисковать тоже.
      - Ты сам сдохнешь, тварь! - закричал Иван в гневе.
      И отпрыгнул назад.
      Наконец-то! Наконец-то он нащупал ретранс в боковом набедренном клапане. Черный кубик скользнул в рассеченную, мокрую от крови ладонь. Иван сжал кулак.
      И тут же очутился в нелепых и гнетущих переплетениях мшистых лиловых и желтых волокон. Свет померк, но зрение обрело непостижимую ясность, сквозь волокна, свивающиеся миллионами гирлянд, он видел на сотни верст - не было ни зала, ни арены, ни трибуны, ни зрителей, ничего, лишь фантастические, невероятные структуры Невидимого спектра. Так вот почему этот монстр был столь нагл и уверен в себе, он оставлял запасной выход, ему не страшны были барьеры, ринги, поединки, он мог в любой миг ускользнуть от землян в привычное для него и недоступное для них измерение Невидимого спектра. Нет!
      Не выйдет!
      - Ты сам сдохнешь! - прошептал он себе под нос, неожиданно обернулся.
      И увидал страшное чудовище - полупрозрачное, многорукое, покрытое студенистыми отростками. Это был вовсе не трехглазый негуманоид. Это был кошмарный, наводящий смертный ужас оборотень Осевого... нет, это была все та же тварь иновселенская, просто в Невидимом спектре она выглядела так, именно так. Три мертвенно-зеленых, будто потусторонних глаза прожигали Ивана. Извивающиеся щупальца с бритвенно острыми, тонкими когтями тянулись к нему, суля лютую смерть.
      Господи, спаси и укрепи, дай сил! Иван наотмашь рубанул ребром ладони рука погрузилась в вязкую, омерзительную массу. Он еле успел выдернуть ее. Отступил.
      Гадина медленно надвигалась на него.
      Иван собрался. Теперь он не имел права промахнуться. Иначе все окажется напрасным. Иначе грош ему цена и вечное проклятие!
      Он взвился вверх, насколько мог, насколько позволяли силы. Удар надо было нанести всем телом, всей массой. Ну, грозный и справедливый Индра, дай сил! Обрушь свою алмазную палицу на демона черного зла! Не оставь в праведном бою!
      Прежде, чем сжаться в комок, в сгусток нечеловеческой, божественной мощи, Иван снова сдавил в кулаке черный кубик - его мгновенно вынесло из Невидимого спектра.
      И тогда он ударил! Будто вырвавшаяся из грозовой тучи стрела Перунова осветила мрак, пропала в пустоте... Нет, не в пустоте - ступни ощутили броню хитина, пробили ее, сорвали с невидимых плеч... Иван обессиленный, выдохшийся, еле живой упал на помост, скрючился от острой боли. Тело обретало обычную плоть, живую и ранимую, оно не могло больше выдерживать страшной нагрузки, оно дрожало рваной крупной дрожью, молило об отдыхе, покое, не повиновалось. Иван не мог даже встать на колени, он лишь приподнял голову, посмотрел назад мутным взглядом.
      - Все, - просипел он, - кончено.
      Прямо посредине арены валялся в уродливо-вывернутой позе безголовый труп иновселенского монстра. Он медленно выявлялся из прозрачного воздуха, обретал материальность, видимость. Из разодранной глотки ручьем вытекала густая зеленая жижа, наверное, кровь. Метрах в двенадцати от трупа лежала оторванная голова, но ни глаз, ни носа, ни жвал на ней различить было невозможно, все было разбито, вдавлено внутрь жуткого черепа.
      Он не промахнулся. Удар попал в цель!
      Иван входил в прежний, обычный ритм.
      Теперь он явственно слышал, как кричат, как суетятся там за барьером люди, видел, как они тянут к нему руки, будто желая поскорее вытащить с этой проклятой арены, защитить, укрыть. Поздно, он сам себя защитил. Он одолел чудище. Но какой ценой?!
      Он глядел в нервные, растревоженные, кричащие лица. Глядел будто сквозь них, не замечая, не видя их. Лишь глаза Светланы не горели диким, суетным огнем. Она сидела в дальнем кресле. Она пришла. Пришла под самый конец, под развязку. И она молча смотрела на него. Этот взгляд невозможно было вынести.
      И все равно он победил. Он взял верх! И так будет впредь, так будет всегда. Он пробудит их от спячки, он заставит их защищать Землю!
      Изнежились! Размякли! Раскисли! Если б их предки были такими, ничего бы не было - еще тысячи лет назад сгорели бы последние города и селения в пламени пожарищ, созидающие были бы уничтожены, вырезаны, выжжены, настал бы час, когда остались на пожарищах и в пустынях одни разрушители-убийцы... и конец их стал бы страшен - передохли бы все до единого подобно саранче в пустыне, опустела бы земля, обезлюдела бы Земля. Нет, предки умели не только дома строить да хлеб ростить, когда надо было, они становились крепче кремня, они не толкли воду в ступах, не мудрствовали лукаво и изворотливо, они брали в руки мечи - и уже не знали ни боли, ни страха, ни пощады. Они были созидателями. Они были воинами. Они сохранили, сберегли жизнь на планете-мученице. Но потом, века в неге, в пресыщении, в "общечеловеческом" парнике-цветнике... прав был ублюдок Правитель, прав, - они все вырождаются, все до единого, и самые умные, самые добрые, самые человечные - все на гибельной тропе в ничто, в ад кромешной и необратимой дегенерации!
      Иван перешагнул чрез незримый рухнувший барьер. Молчание было непонятным. Они глядели на него, будто он вернулся с того света. У Дила Бронкса тряслись толстые синюшные губы. Голодов был бледен как лесная поганка.
      Первой подошла Светлана. Подошла и молча уткнулась лицом в плечо. Она видела тот мир, она знала Систему, и она все понимала... кроме одного, к чему этот нелепый, непонятный бой. Зачем так рисковать, не могла она понять этого по-женски, ведь он не только свою жизнь ставил на карту, он обрекал ее на муки и страдания, зачем такая жестокость?! Напряжение, сковывавшее ее, ушло, слезы сами потекли из глаз. Светлана рыдала - тихо, беззвучно, почти не вздрагивая.
      - Прости, я был не прав, - будто через силу выдавил Глеб.
      Иван кивнул.
      - Мы будем их бить! - твердо и даже с вызовом сказал он, глядя поверх голов. - Да, именно вы будете их бить. Бить смертным боем! Бить всем нашим оружием, а когда его не будет, бить руками, ногами, грызть зубами, давить!
      Мы отстоим Землю! А кто собирается нюни разводить и самокопаниями заниматься, пусть проваливает сразу! Ну?!
      Все молчали. Само существо человеческое не могло им позволить вот так сразу взять да и отрезать отходные пути, сжечь мосты за спиной... надежда на отход на отступление, она всегда должна теплиться, жить где-то с самого краешка в сознании, иначе... а что иначе?! И вообще, что же это за надежда?!
      - Нам некуда отступать! - продолжил Иван. - Нам некуда прятаться! Ни шагу назад! Сегодня утром я подписал приказ - любое отступление с позиций, где бы то ни было, в любом конце Вселенной, - будет караться смертной казнью. И если дрогну я - стреляйте без жалости и снисхождения!
      Он крепче прижал к груди Светлану. Уставился прямо в глаза Глебу Сизову. Тот не отвел взгляда. Иван облегченно вздохнул. Да, они не подведут его. Настанет час, и они все увидят сами, все поймут. Других нет. Рок отвел им слишком мало времени. Мало? Теперь он сам желал, страстно желал, чтобы Вторжение началось скорее, как можно скорей. Иначе он перегорит, иначе они все выдохнутся... Нет! Иван тряхнул головой, будто избавляясь от наваждения. Как тяжко ждать. Как тяжко!
      Ласковое, нежное прикосновение вернуло жизнь и свет. Хук снова зажмурился. Но прохладная и трепетная волна накатила, омыла воспаленную кожу, остудила. Это было сказочно и прекрасно.
      Хук со стоном перевернулся набок. И сразу увидал необъятную лазурную синь. Океан! Вот он и добрался до океана. Тихий, огромный, добрый океан. В его голубых толщах нет крови и боли, нет боев, нет сражений, нет смертей. В прохладе лиловых вод не горят смрадным багряным пламенем города, не вспыхивают крутящимися факелами людские тела, не грохочут траки, не лязгает броня. Там нет седых и черных пепелищ, нет стонов, воплей, смертного хрипа... там все тихо и благостно, там мир и покой, тишина... да, именно там, и только там само царствие небесное на земле. Прохлада и тишь.
      Благодать. Растворение в большом, огромном, несуетном.
      Соленые слезы текли из усталых полусомкнутых глаз Хука Образины и сливались с солеными водами океана. Единение, растворение. Ему неудержимо захотелось туда-в мрак синевы, в холод неспешных вод, в тишь и покой. У каждого есть свое пристанище. Не каждый знает о нем, не каждый догадывается, но оно есть. Эти воды укроют его, дадут главное возможность забыться, уйти из той проклятой жизни, что репьем цепляется за изможденное, измученное тело. Да, только так, только здесь!
      Хук приподнялся на локтях, уставился в бескрайнюю синь. Голова закружилась. Слезы потекли сильнее, неудержимей. У него не было сил проползти несколько метров, чтобы волны укрыли его с головой, чтобы подхватили, унесли с собой в благостные и добрые глубины. Он прополз лишь полметра, раздирая в кровь локти. И упал лицом в мокрый песок.
      Еще недавно ему снился страшный сон. Снилась явь. Выжженное побережье.
      Выжженный материк. Черные непроглядные тучи. И воронье. Откуда оно взялось?
      Хук никогда не видал столько воронья. Тучи гари и тучи воронья в страшном апокалиптическом небе. Под этим багровым небом шла лютая бойня, и никто не считал убитых и погибших. А остались ли там, за спиною, живые?! Может, и не остались. Страх, ужас, смерть. И спасительный Океан. Они рвались к нему как к последней надежде. И вот - прорвались!
      Избитый, израненный, умирающий Хук Образина лежал в полосе прибоя - и не знал толком, жив он или мертв. Здесь было лучше, чем в помойном баке, куда его бросили умирать в прошлый раз, намного лучше. Чтобы оказаться здесь, стоило пройти весь этот страшный путь. Хук ни о чем не жалел. Да и чего жалеть-то? Они укротили взрыв дикого, стихийного бешенства на Западе, укротили, усмирили... но какой ценой?! Он один из немногих знал, что ожидает Землю. Но другие-то не знали! И вот это побережье, эти волны.
      Благодать! А он умирает, и нет никого рядом... Как это нет?
      Хук снова приподнялся на локтях. Попробовал сесть. С трудом, с невыносимой болью, но получилось. Крузи нигде не было видно, и сержанта, русоголового совсем молоденького Николая, тоже не было здесь, никого, ни души! Бронеход сбили над скалами, Хук точно помнил. Он обернулся - пики скал торчали рваными, иззубренными остриями вверх, как и положено им. Скаф разбит, разодран. Шлема и вовсе нету. Какие-то обломки и обрывки валяются позади. У Хука начинало в глазах темнеть, но он до боли вглядывался в пространство. Рано еще помирать-то! Рано в лилово-голубую толщу! Может, в другой раз, не сейчас.
      Хук зачерпнул в пригоршню набежавшей водицы, плеснул в лицо, протер глаза.
      И тут же зажмурился, прогоняя нелепое видение. Контузило! От внезапной мысли сжалось сердце - ежели с головой нелады, он никогда не выберется отсюда. Нет! Надо смотреть. Надо.
      Хук осторожно приоткрыл один глаз.
      Видение не исчезло. Прямо из пучины морской шагах в двадцати вылезал какой-то рогатый гад. Вылезал, вздев до самых ушей острые плечи, выставив вперед полусогнутые трясущиеся лапы, передергиваясь, будто пес, стряхивающий воду... И человек, вроде, и не человек.
      Нет, это не видение. Теперь Хук явно видел облезлую, мокрую тварь, выходящую из вод. Он уже видал таких! Память ударила будто обухом по виску.
      Точно, видал, там, под землей, в проклятых притонах. Рогатая, полузвериная морда, шерсть... Рука потянулась к парализато-ру, нащупала рукоять.
      - Не выползешь, гаденыш! - просипел Хук. - Я тя на свет-то Божий не пущу!
      Он вскинул парализатор, дал по рогатому средним, упреждающим.
      Тот дернулся, вскинулся, упал, поглощенный бурлящей водой. Но почти сразу поднялся и столь же слепо, выставив лапы пошел к берегу. Теперь его трясло еще сильнее.
      - Ух ты, зараза! - прошипел Хук. - Никак промазал! Нет уж, не уйдешь!
      Получай, нечисть!
      Он выпустил три заряда подряд. Он бил точно и метко, верняком.
      Но рогатая гадина, упав, сгинув в волнах, вновь подымалась, и даже не поворачивая головы в сторону стрелка, шла вперед и вперед, она уже выбиралась на желтый песочек.
      Хук ничего не мог понять. Были б силы - бросился бы на тварь, прибил, придушил. Но сил не было, лишь слезы текли по небритым колючим щекам.
      Рогатый наконец выбрался, замериа мгновение, увязнув костистой лапищей в песке. Потом дернулся и сомнамбулически, будто зомби, побрел к скалам.
      - Мерещится! - озлобился Хук. И стал яростно тереть глаза.
      Совсем рядом с ним, в двух саженях, прибоем выкинуло огромную студенисто-фиолетовую медузу. Хук поморщился, попробовал было отползти. Сил не хватило. И он застонал.
      Медуза минут восемь лежала бездыханно, чуть подрагивая. Потом прямо из блеклого студня стали вытягиваться два шарика на стеблях, два глаза. Хука прошибло холодной испариной. Он снова потянулся к парализато-ру. Но омерзительная тварь не замечала его, страшные полупрозрачные буркалы были устремлены к берегу, к скалам.
      Прошло еще немного времени, и вслед за глазищами из студня вытянулись четыре длинные членистые и прозрачные лапы, потом появились извивающиеся отростки, щупальца... и все это, колыхаясь и сотрясаясь, дрожа и переливаясь, поползло из воды к камням, к скалам.
      Хука чуть не вывернуло от отвращения. Он не стал стрелять, не мог, руки тряслись, не слушались. Нет, океан-батюшка, не одну лишь прохладу ты рождаешь, не только тишь да благодать... это ж надо, какие гадины! Хука трясло неостановимо. Ежели из ласковых мирных толщ лезет эдакое, и впрямь нелады творятся! и впрямь пришли времена жуткие! вот он, настает все-таки Конец Света, и восстают мертвые из могил и пучин, и лезут чудовища сатанинские, дьявольские! всему есть предел! вот он и пришел, не отвертишься и не спрячешься!
      Лодка опускалась медленно. Сигурд не спешил. Там и без него обойдутся, сейчас, после их победы, начальничков стало много, каждый спешит примазаться, вот и пускай поработают. А ему все понять надо, иначе никак нельзя.
      За последние вылазки и самовольные выходки Иван врезал ему по первое число, устроил основательную взбучку и пообещал, что если еще будет самовольничать, в карцер загремит. Сигурд молчал, кивал. Защищать его было некому, Гут лежит бездыханный в своем гробу-ана-биокамере. А провинностей-то всего-навсего- две гигронные субмарины, затопленные Сигурдом вместе с экипажами по триста душ, расплавленная база космоде-санта в Паломаресе и остановленный гиперторроид, тот самый. И черт дернул его заглушить! Но разве он виноват, разве он специалист по этим проклятым Д-стато-рам? Вот Иван так и сказал: не специалист, черт бы тебя подрал, так и не суйся, пока тебе башку не оторвали! Оказывается, он, сам того не желая, следы всех этих выродков замел, а заодно и следы карлика Цая ван Дау. Ну и ладно, дело старое, забудется со временем.
      Сейчас Сигурд опускался на исследовательской подлодке типа "креветка"
      в антарктические глубины. Раньше тут был материк. А теперь ямища непомерная. Глубинный заряд оставляет не воронку, он оставляет провал на тот свет - будто и не след удара, а новоявленная марианская впадина поперечником в сорок миль... нет, больше, значительно больше. Что ж поделаешь, думал Сигурд во мраке, русские Антарктиду открыли, они ее и раздолбали к чертовой матери. Загадочный народ! Зато там, внизу, что-то есть - это он знал наверняка, и сомневаться нечего.
      Но пока ничего интересного на глаза не попадалось. Лишь раз семь или восемь всплывали вверх чьи-то скрюченные тела, трупы - странные, со вздымленными волосами, без одежды и будто мхом поросшие, наверное, такие шутки выкидывает с покойниками давление, ведь поднимались тела оттуда, со дна провала... А когда-то здесь был дворец. Тайный дворец! Никто не знал о его существовании, почти никто. Он и сам-то недавно узнал. Сначала не поверил даже. И на вот тебе - никаких следов! Нет, надо идти вглубь, нечего барахтаться у самой поверхности!
      Сигурд откинулся в кресле, прикрыл глаза.
      Лодка стремительно пошла вниз, во мрак и холод. Взбаламученная, непроглядная жижа все клубилась, вихрилась, не находила покоя, хотя прошло немало дней. Миллионы тонн воды! Исполинские всеразрушающие силы столкнулись здесь, чтобы погасить друг друга в бессильной титанической злобе. Испарившиеся льды через минуты и часы после удара водопадами обрушились на Южную Америку, Австралию юг Африки. А воды Тихого и Атлантического океанов ринулись в чудовищный провал... Даже представить себе невозможно эдакую мощь! Сигурд словно оцепенел в кресле. Таких катаклизмов на Земле не бывало за последние сорок миллионов лет. Чего же он ищет! Там ничего не могло остаться, там все уничтожено самим ударом, а потом и убийственным прессом океанских вод. И все же... вниз!
      Он опустился на самое дно и теперь методично, последовательно обшаривал метр за метром. Собственно дна как такового и не было. А было страшное нагромождение валунов, искореженного, изодранного, вздыбленного металла и всевозможных обломков. Здесь можно было потратить полжизни и ничего не найти. Сигурд направил лодку к уродливым стенам воронки. Там было опасней - в любой миг мог обвалиться очередной непомерный обломок породы или конструкций, задавить, похоронить под собой.
      Лодку удалось раздобыть самую простенькую, "креветка" это не боевая субмарина, и даже не поисковик, а так, старье, полулюбительская посудина.
      Ни один нормальный человек не отважился бы на этакой лоханке лезть в ледовитые моря. Но Сигурд не был нормальным. Он полез.
      И он нашел. Дыра зияла в кромешном мраке, ее удалось нащупать радаром.
      Главное, что это не пещера, не естественное образование в толще материка, а именно дыра- тут был путевод, а может, просто здоровущая труба, используемая невесть как, разорванная ударом. Повезло!
      Сигурд повел лодку в темноту. Он прекрасно осознавал, что сам загоняет себя в мышеловку, что стоит случиться малейшему завалу позади, и никто и никогда его не отыщет, он станет узником мрачной тюрьмы, обреченным узником. И все же он шел вперед.
      - Разберемся еще! - цедил он себе под нос. И смахивал пот со лба.
      Внутренняя связь отсюда не срабатывала. Он уже пробовал - ничего не выходило. Значит, была блокировка - преграда, которую не смог разрушить даже глубинный заряд. Ну и плевать! Он обойдется и без внутренней.
      Все чаще локатор засекал человечьи тела. Откуда их столько бралось?!
      Сигурду некогда было жалеть утопленников, печаловаться об их судьбе. Но он отказывался понимать происходящее. Трупы всплывали отовсюду, будто некто незримый их выталкивал изо всех щелей. Да, он понимал, дворец был огромен, сказочно велик. И всякой обслуги в нем хватало, наверняка, одной охраны была целая армия... и все равно это переходило все грани.
      -Ладно, поглядим,- проворчал Сигурд еле слышно, - пощупаем, чего это такое!
      И выпустил манипулятор, захватил одного из мерт-вяков, втянул в шлюзовый отсек лодки. Дал полный обзор. И чуть не выскочил из своего кресла. Мертвяк был рогатый... и живой! Да, он открывал лупоглазые, бессмысленные глазища, тянул вперед когтистые нечеловечьи пальцы. Только этого еще не хватало!
      - Нет уж, прочь! - прошипел Сигурд. И вышвырнул мертвяка из отсека, только манипулятор черной тенью мелькнул во мраке.
      - Примерещится же! - успокоил себя Сигурд. Он не боялся ни живых, ни мертвых. Но ему только не хватало еще воевать с какой-то нелепой и непонятной нечистью... впрочем, почему именно воевать?
      Ведь этот тип даже не пытался сделать чего-либо нехорошего он просто извивался червем в лапе манипулятора. Бред! Нелепица!
      Сигурд вел лодку вперед, по извивам и изгибам огромной трубы. Вход в это чрево оставался далеко позади, в двенадцати милях. Но локаторы не нащупывали ни люков, ни переходников, ни шлюзов. Лишь через полтора часа неспешного хода лодка уткнулась в титанобазальто-вую стену.
      - Ну вот и приехали! - обрадованно воскликнул Сигурд.
      Он был уже в скафе, при полном снаряжении. Ни чутье, ни радары его не обманывали. Здесь вход, один из множества входов в антарктический дворец.
      Значит, часть его уцелела! Она и не могла не уцелеть. Тут строили надежно, надолго. Хозяева этого великолепного логова обустраивались в нем навечно, будто позабыв, что сами не вечные.
      Полтора часа Сигурд угробил на заглушку, нещадно корежа ее лазерным резаком. Потом как-то разом, ее сорвало, подхватило струями и вместе с ним самим швырнуло внутрь. Спасло то, что автоматика шлюзов работала. Запасной створ опустился за спиной, вода сошла будто ее и не было, один за другим пооткрывались три люка-переходника. И он оказался в просторной камере с одной-единственной дверцей. Сигурд не стал разоблачаться, мало ли что! Он отворил дверь и побрел по длинному унылому коридору. Никто не препятствовал его продвижению, никому он тут не был нужен.
      - Где эти негодяи? - не выдержал наконец-то Иван. - Где они?!
      Комитетчик смотрел исподлобья. Глеб Сизов разводил руками.
      Еще на вчерашний день была запланирована встреча с главарями мафий, с теми, кто возглавляет и Синдикат, и Восьмое Небо, и прочие супербанды вселенского масштаба. У Верховного было достаточно сил и средств, чтобы скрутить их в бараний рог, заставить подчиняться Комитету Спасения... или ликвидировать. Не до шуток. И пятеро из семерых дали согласие. Каждому отводилось по пятнадцать минут, поочередно, больше и не нужно, кто за эти минуты не способен принять решения, тот и за год не решится.
      Вторжение начнется со дня на день. И никто не должен стоять за спиной.
      Никто! Он не допустит этого, он пойдет на все! Только безумец не способен понять такой простой штуки. Или им мало опыта всех этих выродков из Объединенной Европы, Штатов, Австралии?! Нет, не может быть, ведь есть же у каждого голова на плечах. Причем, одна, единственная!
      - Где они?!
      - Все филиалы, все базы на Земле и других планетах пусты, - повторил Глеб. - Они ушли разом, будто по команде. Они что-то знают, чего не знаем мы...
      - Тем более их надо было достать!
      - Мы можем их достать. В любую минуту, - доложил министр обороны.- Они все на прицеле: двести семьдесят семь межгалактических звездолетов, четырнадцать базовых станций - ни одного объекта в ближнем Космосе, все за пределами метагалактики. Достать можно...
      - Так в чем же дело?!
      - У них в лапах примерно пятая часть всей нашей совокупной мощи. Мы не можем и дальше уничтожать свой же боевой потенциал, пускай он и в руках бандитов. Они земляне, и они дали слово не противодействовать нам.
      - Слово?! - Иван сжал кулаки. - Этот потенциал, как ты изволил выразиться, они всадят нам в спину, понял?!
      - Не всадят! Они ушли по другой причине.
      - Другой?!
      - Они почувствовали какую-то опасность, но не говорят, какую. Они бежали с Земли и других планет, как крысы с тонущего корабля. Но они не нас испугались.
      - Так кого же?! - не выдержал Иван. - Трехглазых, которые еще не пришли?!
      - Нет, не знаю. - Глеб тоже почти кричал. - Для этого есть разведка, пусть отрабатывают свой хлеб!
      - И все же надо их бить!
      - Нет, - Голодов застыл перед Иваном с окаменевшим лицом. - Нельзя, ни в коем случае нельзя.
      - Почему?!
      - Мы угробим на них половину всего боезаряда.
      - Всего? Половину всего боезаряда, имеющегося в наших вооруженных силах?!
      - Да! Мы наполовину разоружим себя. Это недопустимо. И так уничтожена треть всех баз, мы слишком много отдали, чтобы стать едиными, чтобы собрать всех землян в один кулак!
      - Это было необходимым!
      - Да! Но факт остается фактом. Если мы израсходуем последнее, нам не с чем будет встретить пришельцев. На восполнение утраченного промышленности потребуется минимум год напряженной работы, да еще доставка, комплектация, прочие дела. Мы слишком много палили, стреляли, расходовали. Пора собирать камни.
      Иван отвернулся. Они правы, ничего не попишешь. И нечего кричать, нечего зло срывать на невиновных. Надо работать в любых условиях. А ежели нужно, так и самому пойти на поклон к этим... Но почему они как огня страшатся Земли, почем бегут с нее?! Неспроста все это. Есть причина.
      Сначала ушли выродки, ушел Синклит со всей своей шушерой. Теперь сбежали эти, слава Богу, не в другие пространства. Но почему?! Ведь не от него же они бегут, не от Комитета Спасения? Он их везде достанет, и они это прекрасно знают. Значит, есть еще кто-то. Но кто?!
      Иван подошел к столу, уселся в кресло. Сосредоточился. Из-за резной ореховой панели за его спиной выплыла черная, матово поблескивающая сфераправительственная связь.
      - Я хочу говорить с главой Синдиката! - потребовал он.
      Перед глазами вспыхнула зеленоватая надпись, лишь он один видел ее: "С организациями подобного рода и их представителями не принято устанавливать прямой контакт. Повторите запрос".
      - Немедленно связать с главой Синдиката! - процедил Иван.
      Новая надпись ударила в глаза: "Синдикат не имеет главы".
      - Бред какой-то, - вырвалосьу Ивана. "Синдикат не имеет главы!"повторно высветилось перед ним.
      - Но ведь кто-то же управляет им! Я не знаю, совет какой-нибудь или триумвират, выборные, черт возьми!
      "Никто не управляет. Синдикат есть самоорганизующаяся система".
      Иван откинулся на широкую и мягкую спинку кресла. Час от часу не легче. Век живи, век учись, дураком помрешь! Ну почему он не знал об этом раньше? Почему?! Голова гудела.
      Ответа не было. Да и какой мог быть ответ - почему, собственно говоря, он должен был знать это, он что, специалист по мафиям?
      - Ну ладно, хорошо, - проговорил он спокойней, - кто там у них осуществляет координацию действий, с тем и связать.
      "Координацию действий осуществляет оперативный штаб четырех "больших мозгов" Синдиката. Подключение блокировано".
      - Взломать блоки! - потребовал Иван. В нем начинало закипать возмущение. Кто он, в конце концов, бедный родственник, попрошайка или Верховный Правитель Федерации!
      "Есть подключение!" - вспыхнуло зеленым. И понесло, закрутило, завихрило в сумасшедшей, бешенной гонке видений, знаков, символов, звуков, наплывающих и пропадающих картин - бред ополоумевшего наркомана. Иван знал, что человеку не следует подключаться напрямую к "мозгу", тем более "большому" да еще и целому конгломерату "мозгов". Но ведь аппаратура правительственной связи по его желанию должна, обязана выбрать самое важное, необходимое даже сквозь все блокировки, не взирая ни на какие шифры! Пересиливая головокружение, мельтешение линий, точек, кругов, тел, лиц, вихревых потоков и изнуряющих черных водоворотов, он выплеснул из себя с силой и твердостью облеченного приказывать:
      - Слушать меня! Говорит Верховный Правитель Федерации! Слушать и отвечать!
      За эти доли секунды оперативный штаб "больших мозгов" должен был узнать его, декодировать, подтвердить для самого себя, что говорит именно Правитель. И он это сделал. Мельтешение на время прекратилось. Мрак объял Ивана, будто его стало втягивать в черную воронку. Ох, эти саморегулирующиеся системы. Ежели так и дальше пойдет, то человек и вовсе не нужен будет. Нет, хватит философствовать, не время.
      - Причина исхода с Земли?! Отвечать!
      Они обязаны ответить ему. Но они не ответят, Иван уже знал это.
      Точнее, не ответят в привычном смысле слова, они не люди, у них свой способ общения: для подчиненных- команды, планы, оперативные карты, пакеты приказов, для себя, внутри - образы, символы и повторяющиеся в различных комбинациях точки.
      И на самом деле ответа не последовало. Но зато он вдруг увидел посреди черного водоворота приближающуюся Землю, вращающийся в суетном ускорении земной шар. Он наплывал быстро, стремительно, заслоняя собою все. И когда наконец заслонил, застил и свет и тьму, поверхность его начала трескаться - и бурые материки, и синие воды, все вдруг покрылось сетью трещин. И полезло из них что-то мелкое, будто личинки, выбирающиеся из пор растрескавшейся перезрелой дыни. И ударило не в уши, а прямо в мозг: "опасность!
      опасность!! опасность!!!"
      - Какая опасность?! - заорал Иван, сдавливая виски. Три красных круга один в другом загорелись перед его глазами. Высшая степень опасности. Но почему он ничего не знает? Откуда исходит эта опасность? Кто ее несет? С ума можно было сойти! Все Пространство, от Земли и до самых дальних закоулков Вселенной прощупывается по микрону - никто не проскочит мимо, никто не пройдет незамеченным! Сама Земля полностью под их контролем. Что еще за опасность? Они просто издеваются над ним!
      А тем временем личинки из щелей и пор все лезли и лезли, они были похожи на малюсеньких вертлявых и суетных человечков, они кишели, наползали друг на дружку, и все вылезали и вылезали.
      - Что это?! - потребовал он ответа.
      "Синдикат не знает", - полыхнуло зеленым в глаза.
      - Черт с ним! - Иван вскочил с кресла. Уставился на Голодова. - Держать на прицеле! Малейший ненужный жест с их стороны - уничтожить! И без всяких сомнений! Заводы успеют дать нам заряды! Успеют! - Он твердил слова, будто заклиная самогасебя.
      С Восьмым Небом удалось связаться. Ответил один из шестерых совладельцев и долго клялся Ивану, Земле, Федерации в верности, заверял, что все как один сотрудники Неба встанут плечом к плечу... и даже примут на себя первый удар. Но на Землю? Нет! Ни за что!
      - Нам темнить незачем, - напрямую ответил Дун Хагос, то ли и впрямь "совладелец", то ли "крестный отец", черт их там разберешь. - Вы сами знаете, Иван, вы там были - ваши кодоблоки в нашей памяти. Ядро Гиргеи, припоминаете?!
      - Еще бы, - мрачно изрек Иван. Ему совсем не нравилось происходящее. И не столько тем, что с ним, Верховным, вели себя неподобающим образом, сколько своей бестолковостью и неизвестностью.
      - Мы получили подтверждение прямо оттуда. Угроза нулевой категории, это похлеще, чем голышом в реакторе. Иван, мы тут все восхищаемся вашей смелостью, но никто из наших не пойдет на Землю. Это точно, даже если вы отдадите приказ отправить всех нас на тот свет! Не спешите! А мой вам совет, уходите сами пока не поздно!
      Иван ударил кулаком по резной столешнице. Он был готов и расхохотаться и разрыдаться одновременно. В подобном идиотском положении ему еще не доводилось бывать.
      - Вы можете толком сказать - в чем заключается угроза?! Сейчас не время темнить, Дун! Я обещаю, что никто вас и пальцем не тронет!
      Хагос долго молчал. Потом начал виноватым тусклым голосом.
      - Открылись какие-то туннели или воронки, я не знаю, я не ученый, я делец. Из них что-то идет на Землю. Нам известно одно, это смертельно и неостановимо. То же, только немного медленнее, происходит и на всех прочих планетах. На спутниковых и транссистемных базах этого нет, вот мы и ушли на них, понимаете? Не теряйте времени даром! У вас роскошные базы, у вас фантастический флот! Какого дьявола вы держитесь за эту прогнившую старую Землю! Да плевать на нее сто раз! Пусть получает, что заслужила - слишком уж много на ней дерьма накопилось! Да еще эта последняя война, такого ужаса мир не видывал. Я не ученый, Иван, но я вам скажу, я думал об этом может, мы сами открыли эти проклятые туннели. Понимаете? Ведь не просто так все бывает, есть же причины?! Бегите, пока можно сбежать!
      - Спасибо за совет!
      Иван отключился.
      Ничего большего от этих скользких типов не разузнать. Надо всегда помнить, с кем имеешь дело. Но почему его службы молчат. Он сурово воззрился на начальника Главного Разведывательного управления, перевел тяжелый взгляд на комитетчика. Что они ему докладывали? Все спокойно, все в норме... притащили, правда, двух мертвяков, двух рогатых уродов-мутантов так Иван их и прежде знавал. Правитель, чтоб его черти на том свете не забывали, называл таких сатаноидами, говорил, мол, чуть ли не серийное производство на Западе. Но это все ерунда. Сколько их там может быть миллион, десять миллионов рогатых управляемых тварей? Пустяки!
      Зародыши-пауки заблокированы, да и не время им, не созрели еще... и вообще, все это не то! все это ерунда! опасность исходит из Пространства Чужого Пространства, Иной Вселенной! И они уже показали себя! Вот чего надо бояться! На Земле все в полном порядке. Но тогда почему... А потому! Они, эти лицемеры, ведут двойную игру! Они скрывают главное, а может, они готовят что-то против него. Да еще заодно с довзрывниками - недаром он проговорился про ядро Гиргеи, выдал себя Дун Хагос!
      И все же надо принять меры. Какие?! Какую задачу он перед ними всеми поставит?! Гоняться за бесплотными тенями? Ловить призраков?! Ивану до боли, до судорог в кистях захотелось реального, осязаемого противника. Но игра шла не по его правилам.
      Только сейчас Сигурд абсолютно четко понял, что он влип, что ему никогда не выбраться из этого логова. Он сам сжег мосты!
      В обитель владык мира не положено забредать чужакам. А он забрел. Мало того, он проник в святая святых - в хранилище информации, в закрытый блок Антарктического дворца, блок, чудом уцелевший, отрезанный ото всего мира, брошенный самими хозяевами, но блок, оберегающий себя, работающий в прежнем ритме. Все двери открывались перед ним, все ставни распахивались здесь не было кодов и шифров, не было по той простой причине, что смертный снаружи никогда, ни при каких обстоятельствах не попал бы сюда. Блок имел внутренний, закрытый вход. И не имел выхода. Тут бесполезно палить из бронебоев и лучеметов. Это лабиринт смерти - бери все, сокровища пред тобою бери сколько унесешь, но знай - нести тебе эти сокровища некуда, на них и помрешь, под ними и сгинешь. И выручки не будет. Внутренняя не работает.
      Первым делом он забрел в малый агатовый зал, где под низкими гранеными сводами стояло хрустально-прозрачное кресло. Больше ничего не было. Больше ничего и не было нужно.
      Сигурд прямо в скафе плюхнулся на искрящееся сиденье, вцепился в подлокотники. Но почувствовал, что кресло отторгает его скафандр. Пришлось разоблачиться. И все пошло по-другому. Нега и тепло охватили его тело. Своды пропали. Стало белым-бело. Он даже не успел задать своего вопроса, только смутно ощутил его зарождение в мозгу, а система сработала. Он видел! Бескрайние льды Антарктики, еще не потревоженные, не испарившиеся, прежние, и черные пики выступающих изо льдов скал. И всю толщу белых наростов, и толщу базальта и гранита подо льдом... а потом он разом узрел огромный, непостижимо-огромный подземный город: тысячи этажей-уровней, уходящих вниз, немыслимое сплетение дорог-трубопроводов, колоссальные энергетические установки, фабрики, заводы, гигантские лаборатории... но все это по окраинам, внизу, сверху, а в центре - фантастическое сверкающее ядро сказочного дворца в ферралоготи-тановой скорлупе с алмазными гранями. Разум отказывался воспринимать все это великолепие.
      - Так было, так было, - шептал Сигурд в полузабытьи, - этого уже нет, нет, нет!
      Он был прав. Этого уже нет. Но оно было. Обиталище Синклита? Никто толком не знал, что такое Синклит. Но все догадывались, что миром правит несколько невероятно, непостижимо богатых семейств. Они не были самим Синклитом. Но Синклит подчинялся им и только им. Они меняли места своего обитания, у них во Вселенной было множество подобных городов-дворцов с миллионами слуг, с армиями охраны. И все они были родней, все принадлежали к одному роду, издревле поставившему себе целью собрать все богатства Земли, подчинить себе человечество. Они добились своего. Но они разом потеряли все... или почти все. И этот зал, и это хрустальное кресло- все было сделано для них, все принадлежало им. А он чужак, поэтому ему никогда не выбраться отсюда. Никогда!
      Сигурд смотрел и запоминал. Вот оно изгибающееся, вьющееся ответвление трубохода, ведущее к хранилищам памяти, их наверное специально сделали наотшибе, а может, их не слишком часто посещали. Да и кто мог их посещать - единицы избранных, выродки, как называл их Иван. Нет, этого постичь невозможно!
      - Что ждет Землю?! - выкрикнул Сигурд во всю глотку.
      Если он здесь не получит ответа на свой вопрос, то нигде не получит.
      За тем и шел сюда, за тем не щадил жизни. Тут все - все знания, вся память, все богатства человечества...
      уничтоженные богатства!
      Ответа он не получил. Кресло в агатовом зале продолжало знакомить его с самим дворцом и всеми его залами, переходами, сегментами и секторами, знакомить с тем, чего уже не было.
      - Нет, так не пойдет!
      Преодолевая негу, Сигурд вырвался из мягких оков хрустального кресла.
      Дальше! Надо идти дальше.
      Он уже не шел, его влекли самодвижущиеся лестницы, дорожки, он плыл в креслах, поднимался на ложах, его несло и переносило из зала в зал. В одном, пурпурно-алом, он задержался. В центре его стояло сиреневое ложе под ажурным балдахином. И Сигурд рискнул, прилег - это было ошибкой. Дюжина ослепительно красивых женщин, полуобнаженных, сверкающих драгоценностями, обворожительно улыбающихся, изгибающих станы ползли к нему со всех сторон.
      От такого сулящего блаженство удовольствия невозможно было отказаться.
      Сигурд тихонько застонал. Стоило лишь расслабиться, отдаться неге- и эти гурии подарят рай на земле. Но в голову ударило - фальшивка! Все это фальшивка, этого нет - просто игра полей, наведенные фантомы и возбуждение соответствующих центров в мозгу. Они так развлекались, они тут блаженствовали - максимум удовольствия, и никакого риска, никаких телесных болезней и душевных страданий... Прочь! Прочь отсюда!
      Он вскочил с ложа. И все пропало. На миг Сигурд расстроился. Но тут же собрал волю в кулак. Не для того пришел он сюда, не для того обрек себя на смерть, не для того!
      Искомое ждало его в черном зале с уходящим в невидимую высь потолком.
      Здесь стояло не кресло, а целый трон - огромный черный трон с полусферой над изголовьем. Черный трон посреди хрустального пола.
      Сигурд, не раздумывая, уселся на черное сиденье, откинул голову. И поплыл - будто в ладье по широкой и неспешной реке. Спинка трона опустилась, тело выпрямилось, набежала сверху пелена, словно прозрачный покров, качнуло в одну сторону, в другую, омыло горячими струями... и ощущение рук, ног, бьющегося сердца, вздымающейся груди пропало, осталась лишь голова: мозг, кристально чистый и ясный, уши, глаза. Это было невероятное ощущение, но оно не пугало, напротив - радова
      ло, дарило отрешенность и мудрость. Сигурд понял, что именно сейчас он может выведать все обо всем, познать Мироздание и его законы. Теперь можно было задавать любые вопросы. И не затыкать уши, не кривиться в сарказме, заведомо не признавая ответов, нет, теперь лжи не, будет, и фальши не будет, здесь не лгут.
      - Что ждет Землю?! - прошептал он, еле шевеля губами.
      "Гибель!"
      Ответ прозвучал в мозгу бесстрастно и четко.
      "Неминуемая гибель, неотвратимая и ужасная для оставшихся на планете, гибель предрешенная для всех двуногих..."
      Двуногих? Сигурд не сразу понял, о ком речь. Но тут же усмирил себя нечего психовать, отсюда на мир смотрели другими глазами, для них люди двуногие животные. Не надо забываться, это там, во внешнем мире, выродки и их холуйствующая прислуга растекались елеем, источали мед красивых речей и посулов, там. А здесь, у себя они все называли своими именами. И такое дается не каждому, ему страшно повезло - побывать в шкуре одного из тайных властелинов мира, познать ведомое ему. И хватит дергаться! Хватит! Нельзя напрягаться, нельзя растравлять себя. Ведь он уже плыл, он начинал познавать... Снова! Все снова! Волны опять подхватили его, понесли, обожгли горячими струями и погрузили во мрак. Но не свинцово-беспросветный мрак, а в какой-то иной, дающий зрение во тьме и беспроглядно-сти, будто в беззвездной ночи вспыхнуло вдруг черное солнце, вспыхнуло и осветило ночь черными лучами черного нереального света. Видеть во мраке? Значит, так надо, значит, есть такие, кто обладает подобной способностью. Главное, ничему не удивляться. Бескрайняя, необозримая ночь, черная бесконечная пропасть. И он в ней. И свет смертелен и страшен... Но почему?! Потому!
      Потому что он другой, потому что он - не он, а один из них. В голове ни с того ни с сего возникли два слова - Черное Благо. Знакомо, слыхали, Сигурд почти не реагировал на слова, к нему начинали приходить образы более емкие и наполненные, чем эти жалкие, поверхностные и пустые слова-словечки.
      И все же он помнил про Черное Благо - притоны, черные мессы, сборища полубезумных поклонников дьявола, оргии, шабаши... причем тут Синклит? Не причем. Все уплывало, и его несло в еще более черный мрак, в вездесущую и абсолютную Тьму. Она была не на Земле, и не в Космосе, она была сама по себе и повсюду, она и была тем беспредельным Океаном, что заключал в себе все вселенные и все измерения, черным океаном Мироздания. Тьма царила повсюду- и в страшной бездонной пропасти, в которую падали миры, и в самих мирах, порожденных ею, тьма была в холодном, мерцающем под черными лучами льде безжизненных астероидов, и в термоядерном огне обезумевших сверхновых звезд, вспыхивающих смертным черным пламенем, тьма была повсюду, и в ней жили химеры, черные, бесплотные и вездесущие. Они жили во Тьме и Мраке, ибо и тьма и мрак Пространства не были пустынны и пусты для обладающих черным зрением в черных лучах черного внепространственного солнца. Океан смерти и холода был обителью черных незримых химер... Химер?! Нет, они переставали быть химерами, обретали плоть, и пустота заполнялась черными шевелящимися, копошащимися, снующими во мраке чудовищами, изгрызающими друг друга, пожирающими самих себя и нарождающимися вновь из той же вековечной Тьмы. Да, мрачный и ледяной Космос не был пуст и мертв. Он жил своей жизнью - мертвенно черной, ужасающей и беспощадной. И среди всего этого черного и бесконечно-бескрайнего хаоса были две силы: несущие закон и порядок в черный мир мрака, порожденные им и переустраивающие Мироздание во имя Черного Блага, властелины всех миров и вселенных, хозяева бездонной черной Пропасти и логовищ Смерти, изгнанные и блуждающие, всесильные и ожидающие Часа Тьмы... и еще какие-то другие, мрущие во мраке и живущие при белом нелепом свете, населяющие крохотные, микроскопические пузырьки белого света, разбросанные в непомерных толщах мрака и черного бытия чужие, обреченные, жалкие и немощные, вымирающие недосущества, белая смертоносная, изъедающая и гадкая слизь на исполинском черном теле, вирусы убивающей жизни и вместе с тем сама жизнь, непрекращаемо приносимая в жертву, наполненная жертвенной кровью, и существующая для ее уничтожения... Сигурду стало страшно. И одиноко. Хотя он сейчас был с ними - всесильными и жестокими, с носителями Черного Блага, не балаганно-земного, при-тонно-оргиевого, а подлинного, существующего вне Земли и помимо ее. Он был ожидающим исполнения Великого Предназначения и дождавшимся его, дождавшимся Пришествия. Он был словно поделен на три части: самой крохотной и жалкой была прежняя, человеческая, самой большой и давящей - та, вселенская, потусторонняя, черная и внереальная, а средней, промежуточной частью его нынешнего существа было и земное, человеческое, и то чужое и страшное, что стало вдруг своим. Да, они именно такие- они, правившие ими, но не бывшие людьми в полном смысле слова! Это они знали свою цель с самого начала, когда белые, копошащиеся на белом свете двуногие недосущества еще рвали друг другу глотки, стравливаемые ими же и не понимающие своей роли стравливаемых диких животных, но проливающие жертвенную кровь и отдающие свои богатства им - отражениям высших, черных существ на Земле и в других пузырьках белого света во Вселенной. Они всегда были разными?! Нет! Было время, когда они еще не были ничем, но были едины. Потом одних коснулось дыхание света, а других - Тьмы! И стали одухотворенные светом жертвами, а посвященные в Черное Благо приносящими жертвы. И разделилось все в пузырьке света - и познали одни разделение, и стали сильны им, жестоки и беспощадны, и не познали разделения свершившегося другие и остались жалкими, беспомощными, игрушками в руках посвященных в Черное Благо. Когда это случилось?! Давно, очень давно... Но почему... Сигурд не успевал задаваться вопросами. Образы наплывали на него вместе с горячими струями черной незримой реки, открывающей черный подспудный мир. Да, это была и сила избранных Извне, и слабость. Они были сильней своих прародителей - обитателей Океана Мрака, ибо они могли жить в пузырьках света и творить жертвоприношения, властвовать незримо и тайно над двуногими, заставлять их принимать их закон и существовать по их заповедям - во лжи к заповедям собственным. Но они были бесконечно слабы пред самими носителями Черного Блага, коим недоступно было проникновение в миры живых и обитающих при белом свете. И ждали Пришествия одни, и жаждали жертвенной крови другие. Но были целым, не щадящим друг друга и не могущим быть без друг друга. Черное Благо! Черные пустыни! Сигурда закружило, завертело, повлекло в пропасть чуждого, но ставшего близким мира. Пришествие! Сквозной канал?! Это начинает свершаться! Этого не было миллионы, миллиарды лет! Но Предначертанное Извне начинает сбываться... и не будет больше раздвоения - они уйдут из пузырьков света, они уйдут во Мрак, чтобы слиться с породившими их. Свершается...
      Сейчас он стоял - а может, висел, или лежал, или плыл, он ничего не ощущал - меж ними, меж своими новыми собратьями и соплеменниками. И они касались своими черными, матово поблескивающими телами его тела, и они свивали свои скользкие щупальца с его щупальцами, и они дрожали все вместе в мерной лихорадочной дрожи благостного напряжения, предчувствия свершения.
      И высший над ними, большой, огромный, чудовищно великий и страшный вещал проникающим в каждую клетку тела зудом - заставляющим дрожать и благоговеть: "Во славу черного владыки нашего! Во славу Вель-Ваал-иехава-Зорга и присных его во Черном Благе! Испита до края горькая чаша блужданий и изгнания! Грядут времена выхода нашего из небытия в бытие. Близится воплощение, и ждут его ждущие во избавление Великого Космоса от живородящей материи низших порядков. И уже идем мы, вездесущие и всепроникающие богочеловеки, соединенные узами Общего Вселенского Разума, идем на пастбища наши, ибо так было и так будет, ибо купались предшествующие нам в крови жертв наших и обретали силу и могущество во имя Черного Блага и свершения Предначертанного. Жалки, низки и червеподобны обитающие при свете, отбирающие у нас Тьму и хранимые от нас гонителем нашим, несущим свой омерзительный живородящий свет! Низки и подлы в сути своей, ибо сами открыли нам дорогу в недоступные прежде обиталища свои. И где были наши слуги и наши тени, там пребудем мы сами.
      Сверхпространственная воронка из миров Черного Блага сквозным каналом открыла нам пути к жертвам нашим. И мы уже идем! Слава владычествующему над нами и непроизносимому, могущественнейшему и внесущему - черному пламени небытия, Вель-Ваал-иехава-Зоргу, отцу нашему! Тяжкий и священный жребий наш исполнен будет в изживании недостойных воплощений в бесконечном и многотрудном Великом Переустройстве! И едины станем пред черным господином нашим все: и те, что были предвечно, и блуждавшие сорок миллионов лет по иным вселенным, пребывавшие в Великом Исходе в пустынях Мироздания и обретшие дом свой, и те, что лишь тенями нашими были в мирах недоступных нам, и правили мирами этими, доказывая свою первосущность и свое избранничество не богов Черного Блага, но не воплощающихся и смертных высших двуногих, богоизбранной демоном Мрака расы.
      Не погнушаемся последними, ибо в воплощении станут равными нам, ибо трудом своим тяжким и праведным они открыли нам дорогу в мир белого света к жертвам нашим. И уже идем мы туда, идем! Отверзлись врата в Мироздание, и настает эпоха богочеловечества во всех измерениях и пропастях. Это вы избранные! Это ваш Путь!" Неистовый зуд достиг пределов. И Сигурд, черный, извивающийся всеми сотнями змеиных членов своих, зудел со всеми богочеловеками-чудищами, зудел, обливаясь желтой жгучей пеной. Он был вне себя от неизбывного, невероятного восторга. Они у цели! Близится великий и долгожданный Час Тьмы! Воцаряется повсюду Черное Благо - благо сильных, беспощадных высших существ Вселенной! Он уже не помнил своего прежнего имени, не ощущал себя двуногим, ползающим при бледном белом свете. Он был велик, могуч и страшен в лучах восходящего черного солнца. Он был един во мраке с его властелинами. Они идут! И они придут в светлый пузырь, где обитают жалкие недосущества, их жертвы - придут и наполнят заушные мешки-мембраны жертвенной горячей кровью. И станут еще непостижимей и ужасней в своих новых воплощениях, и будут жить вечно в еще одном из измерений Бытия! Пришел Час Тьмы!!! И нет предела торжеству, ибо нет предела череде воплощений! Теперь он пребывал одновременно в нескольких ипостасях, видел разные уровни Бытия, переливался, дрожал в десятках тел одновременно - и все они жаждали горячей, пьянящей жижи. Земля! Наконец-то они прорвут этот пузырь белого света, войдут в него, просочатся, проползут, пролезут... это будет царственное, фантастическое пиршество! И недаром веками, тысячелетиями там, в этом светящемся пузыре жили их тени, их предтечи... теперь они все вместе, и никто не отделен от другого, теперь настает час Пришествия!
      В совершенном остервенении, в приступе умоисступ-ляющего вожделения Сигурд зашелся в истерическом сладострастном визге. Сила! Мощь! Всевластие!
      И нет никого выше, сильнее, могущественнее, нет и никогда не будет тех, кто смог бы, сумел их остановить. Высшая раса Мироздания! Единственная раса!
      Все остальное - амебы, слизни, простейшие, жертвенные животные, двуногий скот! Он надрывался в истошном озверяющем стоне всемогущего, воплощенного в тысячи ипостасей богосу-щества... это было подлинным блаженством, это было бесконечно в сладчайшем томлении, в предвкушении пьянящего экстаза. На какой-то миг он даже утратил ощущение своих новых тел, растворился в безграничном мраке... И это бросило его назад, в исходное естество, в двуногое и двурукое тело, распластанное в троне-саркофаге под черными сводами. Он просто не выдержал нахлынувшего нечеловеческого, сверхчеловеческого счастья, он был слаб, ведь он был неизбранным, простым, низшим. И в этот миг он почувствовал, как напряглось все вокруг него, как ощетинилось полями недоверия, будто внезапно признавая в забредшем чужака, несущего предчувствие беды.
      Он отринул поля от себя. Неимоверным усилием воли он выбросил из памяти, из сознания все человеческое. Он здесь свой!
      И выкрикнул в голос:
      - Как все это было, как?!
      И снова его закрутило, бросило во мрак. Но мрак этот почти сразу рассеялся - и в глаза, а точнее, прямо в мозг, ударил дикий калейдоскоп времен и событий. История прокручивалась с бешенной скоростью - века укладывались в минуты, десятилетия в секунды. Но вот чудо, он все успевал осмыслить, понять. Тени! Они на самом деле были тенями потустороннего мира.
      И они готовили Пришествие. Их жгли на кострах Святой Инквизиции, выбрасывали из городов и селений, но они пробирались снова, они опутывали доверчивых людей липкой паутиной, делали их зависимыми от себя, подчиняли... Кто? Они! Слуги мира Мрака, тени потусторонних носителей Черного Блага - по виду земляне, люди, но по существу нелюди, чей закон беззаконие, чьи заповеди - убей чужого, ограбь чужого, возобладай женой чужого и растли детей его. Они жили вне морали и чести, они гребли под себя все золото мира, его богатства и ценности, они шли к своей цели - они покоряли не приемлю-щий их мир. И они покорили его. Почти покорили. Они властвовали над полумиром. И недоступна им оставалась лишь Великая Россия, Святая Русь - ненавидимая ими до нервной дрожи, до спазмов, земная обитель Высшего Духа. Они, прячась за чужими спинами, бросали на непокоренную землю легион за легионом, орду за ордой. Они не могли взять ее приступом, силой, и тогда они пускали в ход свое золото, неисчислимое золото- они разъедали страну изнутри. И Сигурд видел все это их глазами - свет, ослепительно чистый небесный свет исходил из ненавистных земель, он жег, он просвечивал насквозь темные души, темный мир, утопающий в роскоши, богатстве и чудовищной грязи. Много раз они были близки к цели- и уже владели обетованной землей, и уже громили ее храмы и уже вырезали, изводили ее народ - оставалось добить, уничтожить этот источник Духа, загасить эту последнюю Свечу во мраке - и вот оно - Пришествие, воссоединение прообразов потусторонних миров и их теней на Земле, жертвенная кровь, водопады крови, и Вечное Царствие Мрака. Но полуубитая, разграбленная, измученная Держава Вседержителя, нищая, босая, умирающая восставала из пепла и вышвыривала слуг тьмы вон. Это было чудовищно для них, это было непостижимо, избранные не должны были терпеть поражения от неизбранных. А они терпели. А ненавистная земля крепла, росла, возвышалась и процветала - вольно, открыто, беспечно и радостно, даря благое всем ближним и дальним, рассыпая по Вселенной свет и добро. С этим надо было кончать. Сигурд видел в секунды то, что происходило за десятилетия, века. Он видел трехглазых монстров Иной Вселенной и рядом тени, он видел исчадия ада, выходцев из преисподней и рядом тени, он видел предавших, тысячи иуд в самой России, и ими управляли тени мира Мрака. Это была паутина. Это была страшная и хитроумная паутина, чьи нити плелись не годами, а веками, тысячелетиями... но сплелись в последние годы. И он узнавал знакомые по видеоинформу лица, рожи, морды известных политиков, дипломатов, актеров, писателей, банкиров, певцов и снова политиков, правителей - их руками, их языками, их мозгами творилось то, что готовило Пришествие. Они все работали на Черное Благо, они все работали на мир Мрака, на преисподнюю. Черные приходы и черные мессы были лишь малой частью большого и воистину черного "блага" - блага для нелюдей, царствующих в мире людей и готовящих смерть этому миру. И вот она уже шла, наплывала, выползала изо всех щелей - теперь Сигурд видел то, что происходило в глубинах планеты. Он видел тысячи, сотни тысяч рогатоголовых гадин, лезущих из трещин в океанском дне, он видел страшное, неуловимое человечьим глазом черное сияние в провале под Антарктидой, под пробитым материком - это и была чудовищная, невозможная и оттого еще более страшная Сверхпространственная воронка.
      Сквозной канал! И он уже не просто понимал и ощущал, он совершенно четко знал, видел, как трескаются защитные невидимые барьеры Земли и других планет, населенных людьми, созданными по Образу и Подобию, видел, как в эти непостижимо огромные и вместе с тем крохотные пузырьки белого света просачивается черное, неостановимое зло. Да, теперь он был отделен от носителей этого зла, он не визжал от восторга вместе с ними, не бился в упоительном экстазе и сладких предвкушениях. Он видел мрак и темень. И в них не было света, в них не было солнца и лучей, ни черных, ни серых, ни пегих. Умирающая, пульсирующая словно живая Земля билась в агонии, сдавливаемая протекающим в нее Извне мраком... И все мелькали, мелькали знакомые улыбающиеся, хохочущие, подмигивающие лица гастролеров, президентов, премьер-министров, правителей, актеров и режиссеров, и снова правителей, и вертящихся рядом с ними, греющихся в лучах славы и власти, опьяненных властью и славой - сотни, тысячи лиц иуд, подонков, выродков, отдавших на поругание и погибель белый свет - весь огромный населенный миллиардами невинных и чистых душ белый свет!
      На это невозможно было смотреть. Не хватало сил. Лучше было ничего не знать, оставаться в неведении, жить как и все эти миллиарды в забытьи, в тумане, во лжи, восхищаясь кумирами и авторитетами, что ведут в пропасть, на заклание. Тысячи, тысячи холеных, ухоженных, довольных и сытых лиц, рож, морд с сияющими глазками и несходящими улыбками. Нет! Хватит! Си-гурд не мог остановить сумасшедшими калейдоскоп. Как поздно он прозрел. Как поздно!
      Перед самой смертью! Да, этот трон-саркофаг, в котором он заключен, станет его гробом, последним приютом. Они распознали его, и участь чужака будет нелегкой. Но еще вертятся лица, кружатся... вот поганая рожа Говарда Буковски, Креженя, Седого, которому он поддался, чуть не сгубив Гуга Хлодри-ка, вот жирная харя комиссара из Европола, он посадил Сигурда на десять лет, но тот сбежал, да, да, все они работали на мир Мрака, на Черное Благо. А вот... неожиданно прямо перед глазами промелькнуло встревоженное, даже какое-то напуганное лицо Ивана. Нет! Не может быть! Это ошибка! И снова выплыло оно - в кутерьме, в нагромождении лиц бывшего Правителя, багроворожего военного, повешенного комитетчика, каких-то незнакомых, но отвратно-слащавых рож, странного полупрозрачного, просвечивающего лица не человека, а мохнатого лешего из страшных недетских сказаний. Но Иван?!
      - Кто он?! - заорал Сигурд во всю мощь легких, не справляясь с собой.
      - Кто?!
      На этот раз ответ прозвучал не в мозгу. Металлический голос ударил молотом в уши:
      - Мы ответим тебе, чужак! Это разработка номер 18-18 дубль дзетта, понял? Разработка Черной Грани Синклита, Отдел Подавления Восточных провинций. Одна из наших удачных разработок, сыгравшую важную роль в разблокировке земных и планетарных барьеров...
      - Нет! - закричал Сигурд, отчаянно вздевая руки, ударяя кулаками в прозрачную крышку саркофага. - Нет, этого не может быть! Нет!!!
      - Может, - бесстрастно ответил голос, - очень даже может. И помни, мы не люди и даже не нелюди. Мы не ошибаемся. Нелюди ушли. Люди погибли. А мы остались. Мы остались, чтобы выполнить волю ушедших до конца. Ими созданы.
      По их слову погибнем. Отвечай, кто ты такой?!
      - Будьте вы прокляты, падлы! Сволочи! - сорвался Сигурд.- Будьте прокляты!
      Нет, он не мог поверить, что и Иван работал на них, не мог. Тогда все напрасно! Тогда все впустую! Столько жизней, столько боли, столько крови и тяжкого труда! И Гут погиб зазря... Нет! Сигурд знал, что ему недолго осталось жить. Но он не хотел умирать обманутым. Не хотел.
      - Молчишь? Не отвечаешь? Ну и не надо. Мы и так все про тебя знаем, Сигурд Халкнесс, профессиональный бандит и бунтарь. Все! Мы не дадим тебе последнего желания. Ты и так вдоволь натешился перед смертью. Прощай!
      Две дюжины острейших игл одновременно вонзились в бока юного викинга, нарушившего приказ и обрекшего себя. Он узнал все. И теперь он умирал.
      Горячая молодая кровь заливала его серые ясные глаза. И он не видел, как в черный зал вползали мертвяки- рогатые, вздутые, трясущиеся, ожившие мертвецы.
      Первые трое суток Цая прожигали ку-излучением. Четыре иглы вонзили в затылочные кости, по две в пятки, еще по четыре в коленные чашечки и локти, шестнадцать буравчиков вкрутили в позвоночник - от шейных позвонков до копчика. Жгли медленно, умело, не торопясь. Хребет у Цая превратился в воспаленный, пылающий, нарывающий нерв. Через каждые четыре часа его отмачивали в слабом растворе серной кислоты, накачивали кислородом, стимуляторами, свежей кровью... и начинали снова. От лютой, нестерпимой боли он терял сознание, проваливался во мрак. Но долго ему наслаждаться небытием не позволяли - через вживленные в мозг электроды пускали ток, и Цай пробуждался в адских корчах. Его наказывали за прошлые прегрешения и воспитывали на будущее. Ему не давали умереть. И Цай уже не помнил и не понимал, кто он такой, откуда, за что его пытают, почему... Ему виделся в огненном бреду родной папаша - чернобровый красавец испанец, неудачливый звездный рейнджер и император-узурпатор Филипп Га-могоза Жестокий, ненавидевший его пуще всего на свете. Папаша дико хохотал и бил Цая трезубцем в хребет, бил будто заведенный, безжалостно, злобно и исступленно. А Цай в эти жуткие минуты столь же исступленно мечтал, чтобы трезубец пробил его сердце насквозь. Он не мог больше терпеть пыток. Но выбора у него не было.
      На четвертые сутки иглы и буравчики выдрали. И распяли Цая вверх ногами на двойном кресте. Чтоб не сдох раньше времени, подвели шланги со всякой дрянью, подключили сердечные и легочные стимуляторы. Начинался второй этап пыток и наказаний. Но теперь карлик-мученик постепенно выплывал из бредового пламени кошмаров. И он видел, что попался в лапы отнюдь не серых стражей Синдиката, и не в пыточные застенки Восьмого Неба, которые ему были хорошо знакомы. Значит, его снова запродали - одна банда другой, одна мафия другой мафии. Что поделаешь, всем нужны хорошие мозги! И теперь ему явно давали понять - больше не сбежишь, голубчик, и не пытайся!
      отрабатывай свою жизнь и радуйся, что не спровадили на тот свет с еще более страшными мучениями!
      Какой-то четырехлапый студенистый козел с двумя витыми шипами, торчавшими изо лба, все крутился вокруг да около, пронзал кисти и лодыжки подвешенного карлика острыми винтами, подкручивал их, затягивал, смазывал кожу заживляющими снадобьями-мазями... и кряхтел, сопел, зудел беспрестанно. Заговаривать с ним было бесполезно. Да и не мог Цай ван Дау сейчас заговорить - нижняя челюсть у него была раздроблена в шести местах, язык выдран с корнем, в пересохшей глотке шершавым кляпом торчал сгусток крови и гноя. Цай не умирал лишь по двум причинам: он был не совсем человеком и ему не давали умереть. Голова была свинцово-чу-гунной от прилившей к ней крови, мысли ворочались внутри черепа тяжело и неуклюже.
      Память потихоньку возвращалась. Но ясности все равно не было. После неудавшегося захвата Исполнительной Комиссии в форте Видсток прямо из пыточного кресла управления его швырнули в грузовой отсек дисколета, потом выбросили словно полено - где, когда, зачем, Цай не знал. Били, выдирали ногти, рвали тело крючьями, и снова куда-то волокли, везли, перебрасывали из отсека в отсек, и снова били, рвали, пытали. Последнее, что запомнилось Цаю, был невыносимый надсадный гул гиперторроида... и все. Где он теперь на Земле, в Иной Вселенной или у черта на рогах, Цай не имел ни малейшего представления. Да ему на это было и наплевать - какая разница, где корчиться от боли и мук!
      На седьмые сутки в пыточную ввалился косоглазый Дук Сапсан-младший, главный специалист по внешним проводкам. Значит, все-таки Синдикат, мрачно подумал изнемогающий Цай. Он видел Дука изнизу, и оттого тот казался еще поганее и гаже. Расплывающаяся жирная рожа главного специалиста, вечно полупьяного и икающего, была блаженно-счастливой и даже радостной, будто он увидал старого и доброго друга после долгой разлуки.
      - Не-е-ет! - замахал Дук обеими руками. - Я знаю, о чем ты подумал, малыш! Нет, я давно работаю на другую фирму... А теперь и ты тоже. Ладно, не расстраивайся, все плохое позади, скоро мы тебя вымоем, вычистим, надраим до блеску - и будешь ты у нас лучше прежнего!
      Да, Дук был не просто поддатым, он был здорово пьян. Теперь Цай это видел явно. Но на четырехпалого козла главный специалист глядел с почтением и даже подобострастием, это Цай тоже заметил.
      - Верно, малыш, - будто уловив его мысли, заговорил Дук, - верно! Они лучше нас, выше, умнее, благороднее и даже чище в чем-то! Поэтому они и пришли нам на смену! Я тебе доложу по чести и совести, всегда, всегда я ненавидел и презирал жалких людишек, этих ублюдков, эту мразь! И поделом! Так и должно было случиться, малыш! На то есть высшая справедливость... не нами, Цай, не нами, а высшими силами, - он задрал палец вверх, определяются пути земные и небесные! Такова, значит, была воля Всемогущего!
      Кого Дук подразумевал под "всемогущим", оставалось загадкой, но то, что он в Бога не веровал и презирал людей, Цай знал прекрасно, такого подлеца и негодяя надо было поискать.
      - Да ты ведь и не знаешь ни черта толком! - пьяно возопил вдруг специалист. - А я, понимаешь, перед ним тут расшаркиваюсь! Ты хоть слышишь меня, э-эй, Ца-ай?!
      Цай закрыл свои бельмастые воспаленные глазища, потом открыл их. И с шумом вытолкнул, выплюнул из глотки шершавый комок.
      - Слышишь, слышишь! - обрадовался Дук Сапсан-младший. - Сейчас я тебе покажу кое-что, малыш. И ты сразу все поймешь! Я тебе гарантирую, Цай, что от этих зрелищ ты возблагодаришь самого дьявола и примешься за работу с таким запалом, что никто тебя не остановит. Да, малыш, нам надо будет всем хорошенько потрудиться на благо... на благо наших новых хозяев! Мы еще им пригодимся! Ну, а теперь гляди, милый!
      Двойной крест поворотился на невидимом для Цая ван Дау круге. И он принял нормальное для двуногих положение, головой вверх. С непривычки все закружилось, завертелось, волна мути и тошноты подкатила к горлу. Но шланги и вживленные электроды сделали свое дело - Цай пришел в себя, зрение его прояснилось, слух обострился. Вот только сказать он по-прежнему ничего не мог, мычал бессвязно, ругался.
      А тем временем на большом и числом листе обшивки метрах в пяти от него вспыхнул вдруг экран - будто окно, будто провал в беснующийся и реальный мир. Вспученные свинцовые воды, кипящие воды, пузырящиеся и клокочущие на десятки, сотни квадратных мыль. Вырывающиеся фонтаны кипящих брызг, ужасающие водовороты, кромешный водяной ад - казалось все это сейчас хлынет через провал экрана, зальет, затопит, погубит. Цай поневоле зажмурился.
      - Это Антарктида, малыш, - довольно и назидательно осклабился Дук, его жирная рожа сияла масляным блином. - Там были льды, был материк, больше того, я тебе скажу, там был сказочный подземный дворец! А теперь там... теперь там ворота, большие ворота в наш подлый и продажный мир, чтоб он быстрее сгорел! Гляди!
      Пошло приближение, кипящие воды будто стремительным набегом бросились в лицо, в глаза. И Цай вдруг увидел, что это не пена, не буруны, не клокочущие пузыри рвутся, беснуются, лопаются над кипящими свинцовыми водами, нет! Теперь он явственно видел тысячи, десятки тысяч медузообразных, полупрозрачных жутких существ, вырывающихся на поверхность, всплывающих из страшных глубин мертвенно-серого океана, которому не было даже названия. Ворота! Внепространственная воронка! Они открыли двери на Землю! Он сразу все понял, этого невозможно было не понять. Они лезли на Землю, они проползали, просачивались в мир людей из чудовищно далеких, почти несуществующих измерений. Но почему?! Как это могло случиться?!
      Вторжение должно было начаться далеко от Земли, невероятно далеко - в зоне непостижимых сверхчерных дыр, на границах с Иной Вселенной. А здесь бурлила и кипела земная вода! Нет! Это обман, фальшивка... ни у кого нет таких сил, такого могущества, чтобы отворить ворота нежити!
      Но она всплывала - непостижимо омерзительная, жуткая. Цая пронзила мысль - подземные антарктические инкубаторы, это они! Это прет наверх новая раса, те, кого выращивали себе на смену и в услужение выродки человечества!
      Нет! Те были совсем другие, те были человекообразные, были и пауки, черные, разумные. А это медузы, твари, аморфные, бесформенные чудовища. Было видно, как лопаются и рвутся их хлипкие тела, отрываются змеящиеся конечности, надуваются и опадают тянущиеся вверх щупальца. Цай в своей жизни повидал много всяких гадостей и мерзостей. Но такого он еще не видывал.
      - Людишкам не останется места на Земле, - злорадствовал Дук, - хватит, двуногие скоты, пожили всласть - теперь издыхайте, уступайте место другим!
      Бурлящее месиво побежало, поплыло. И Цай увидал вдруг два боевых судна, зависших над серыми волнами на воздушных подушках. Они вели непрерывный, бешеный огонь изо всех своих орудий, изо всех излучателей. Они лупили снарядами, огнем, незримыми волнами прямо в медузье месиво, в студенистое кишение. Но всплывающих гадин не становилось меньше. Их становилось все больше - они рвались, расчленялись, взлетали ошметками вверх, но тут же сливались в новые еще более уродливые существа. И жили, жили, жили! Они уже тысячами наползали на корабли, студенистыми телами обволакивали броню, орудия, башни, мачты. Они просачивались, вползали внутрь, они выедали, выгрызали, вы-мертвляли все там, они прожигали металл... Корабли были обречены.
      Поодаль Цай увидал еще несколько подобных океанских штурмовиков. Их уже трудно было опознать, они представляли из себя огромные и нелепые комки слизи, они кренились, оседали в воду, минуты их были сочтены. Прямо с серого неба упали вдруг два тяжелых гравилета. Упали, облепленные полупрозрачной дрянью, и пошли на дно.
      Картина была тягостной. И все же Цай видел - земляне, люди сопротивляются, они пытаются уничтожать эту мерзость. И уничтожат!
      Антарктика еще не вся Земля! Обязательно уничтожат! Ведь есть, в конце концов, мощное, смертельное для этих гадин оружие, есть!
      - Это только начало, малыш! Дальше будет веселее! - заверил Дук Сапсан-младший.
      И мрачные холодные воды пропали.
      Высветился ясный погожий день, и каменистые уступы, и корявые деревья, и двухэтажные хижины какого-то Богом забытого селения. Пыль, суета, беготня, истерические крики, все непонятно, нелепо.
      - Это Кордильеры, Цай. Народишко темный, безграмотный, а туда же, гляди-ка!
      Какой-то малый в широченной шляпе палил из пулемета, не переставая, очередями, отступая назад, оскальзываясь на камнях, скаля белые зубы, ругаясь отчаянно. Но тот, в кого он палил, лишь трясся и беспрестанно дергался, откидывал странную рогатую голову, тянул вперед, к малому, трясущиеся руки. И шел, шел... Финал был страшен. Патроны закончились, малый прижался к скале спиной, принялся махать кулаками. Но от первого же удара рогатого руки его, переломанные, обвисли плетьми, лицо исказилось ужасом. Цай увидел, как рогатый прильнул к малому, впился в шею... и стали вдруг у него надуваться за ушами багровые шарики, все увеличиваясь и увеличиваясь в размерах, становясь большими, уродливыми, сотрясающимися пузырями.
      - С паршивой овцы хоть шерсти клок, - прокомментировал Дук.
      Была бы возможность, Цай убил бы этого "специалиста" на месте. Но такой возможности не было. И он терпел.
      А тем временем в деревушке шла самая настоящая бойня - несколько рогатых пришлецов, их можно было сосчитать по пальцам, истребляли всех, попавшихся им на глаза. Это были сущие дьяволы - и хотя движения их своей судорожностью, нелепостью и несоразмерностью наводили на мысль, что рогатые слепы, что они ориентируются в пространстве не при помощи глаз, а как-то иначе, уйти от них никому не удавалось. Они настигали несчастных, ломали им руки и ноги, хребты и вгрызались в горло, высасывали кровь. Причем раздувающиеся за их волосатыми ушами, наполненные кровью пузыри почти сразу же опадали, обвисали. Когда один из нежитей набросился на древнюю старуху, морщинистую, страшную, со вскинутыми в мольбе узловатыми высохшими руками, Цай закрыл глаза. Хватит!
      - Что, жалко стало? - захохотал жирный Дук. - Нечего жалеть этих слизней, малыш! У нас теперь новые хозяева, они сильнее прежних. С нами так не будет. Ты видишь все это? - Он развел руками. - Это все наше, земное, и им покуда еще нужны умельцы вроде нас! На наш век хватит всего! А там - да гори оно синим пламенем! Ты еще не видал их самих! Не-ет, эти рогатые не они, и медузы - тоже не они, это только тела, биокадав-ры, Цай. Они сами другие, они бессмертные и жестокие! Ах, как бы я хотел, малыш, быть хоть немного похожим на них!
      В поселение вползал старенький танк. Где такой только откопали?! Цай воспрял. Они защищаются! Это главное, они не хотят быть безропотными жертвами! Ну, давай же! Давай, шарахни хорошенько!
      Земля содрогнулась от выстрела, танк будто присел на пыльной дороге.
      Двоих рогатых размазало по скале. А из-за полуразрушенного дома выползло вдруг студенистое многолапое чудище с выпученными глазищами. Оно стало подниматься, вставать на задние щупальцеоб-разные отростки... И тут ударил второй снаряд. Прямо в студень, прямо в брюхо гадины. Это был смертный удар, Цай увидел, как разнесло в клочья полупрозрачное тело. И еще он увидел другое - из дряблой, трясущейся головы чудища выскочил тоненький червь - желтовато-прозрачный, со злобными кровавыми глазенками и просвечивающим красным мозгом-мозжечком. Зрелище было гадким, отвратительным. Но в долю секунды червь перепрыгнул в самый большой ошметок студня... и все другие куски стали сползаться к нему, к большому. И уже через полминуты медузообразное чудище снова дыбилось, выставив конечности - живое и невредимое. Немыслимо! Гнусно! Они и впрямь бессмертны.
      - Это еще цветочки! - ликовал маслянорожий холуй новых господ. - Ты погляди, малыш, что делается в городах! Это Рио!
      Цай содрогнулся. Какой там Рио! Ему показывали груду обугленных развалин, остовы рухнувших зданий, горы пепла, а вместо прекрасной лазурной бухты - поганое болото, заваленное мусором, плавающими раздутыми трупами, перевернутыми суденышками и... студенистой слизью.
      - Не-ет, развалины это не их рук дело, это сами людишки постарались в последней заварухе. Ты гляди на другое, малыш, глубже гляди в суть вещей!
      Все было ясно и без слов. Суетно и бестолково бегали по развалинами и меж торчащих руин люди в камуфляже, солдаты, стреляли в разные стороны, пригибались, таились, снова выскакивали. Стрельба была беспорядочной и ненужной. Она не причиняла хлопот стаям рогатых, шерстистых уродов, которые сбивали обезумевших, визжащих горожан в толпы и бросались на них, не давая никому выскользнуть. Временами они настигали более ловких и увертливых, чем гражданское население, солдат и расправлялись с ними. Но самым гнусным и нелепым было то, что рогатые лезли изо всех щелей, изо всех трещин, они будто всегда жили в подземельях этого сказочного когда-то города. Цай сам видел, как на ровном месте, прямо посреди гитоновой дороги вдруг лопнуло покрытие, образовалась дыра и оттуда высунулась рогатая уродливая голова со свиным рылом. Эти твари были вездесущи!
      Позвоночник невыносимо болел после пыток, после проклятого и изматывающего ку-излучения. Голова разрывалась. Сердце билось с надрывом.
      Но Цай смотрел, не отворачиваясь. Это была гибель Земли! Это и было самым настоящим Вторжением! Они ждали трехглазых воинов Системы. А пришли эти кровососы. Пришли нежданно-негаданно. Правда, Иван еще раньше говорил что-то о том свете, о душах, которые будут погублены, о каком-то Пристанище, о преисподней...
      Но ему почти не верили, его рассказы казались бредом, сказкой. Теперь творилось и вовсе несусветное.
      - И так везде! - Дук сиял. - По всей Земле-матушке. А есть места, где и похлеще! Гляди!
      Перед глазами Цая ван Дау замелькали города, страны, искаженные ужасом лица, сатанинские рожи, кровавые пузыри, медузотелые чудища. Черное Благо!
      Его как током прожгло. Никаких медуз-студней не было. Но этих уродов они выращивали! Кто?! Они - выродки! Это они содержали черные приходы по всей Земле, по планетам Федерации, это они благославляли черные мессы... а потом дьяволопоклонники все куда-то подевались, пропали... Нет, они не пропали - это из них в подземных пристанищах создали неумертвляемых рогатых уродов, они получили то, чего хотели, они стали дьяволообраз-ными существами, нечистью. Они не проникли в открывшиеся ворота, в страшную внепространственную воронку - через нее лезут иные, студенистые гадины с червями в прозрачных головах. А эти были здесь, они порождены Землей, ее выродками. И они убивают детей Земли, бывших соплеменников... Каких там бывших! Цай зажмурился, его трясло от бессилия, от ненависти к таким как этот жирный ублюдок Дук. Горе! Страшное горе! И они, люди... он впервые в полной мере ощутил себя человеком, он, гибрид землянина и инопланетянки...
      они, люди, бессильны! Они обречены!
      Арман-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовский, двухметровый гигант, мастер "черного шлема", десантник-смертник, в просторечии и среди друзей Крузя, отбил два удара, встряхнул нападавшего левой рукой, чуть придержал и резко выбросил вперед окостеневшую литую ладонь - прямо в горло, под подбородок. Это был испробованный удар, смертельный, не оставляющий надежд.
      Такими ударами Крузя бил го-хомров, панцирных полуразумных насекомых на планете Ара-Утан, никто не верил, что он расправлялся с этими живучими тварями, а он их бил, отправлял на тот свет - и было за что, они крали и пожирали детей из земной колонии, у простых работяг-переселенцев, которые не могли себя защитить.
      Сейчас Крузя ударил на совесть, не оставляя рогатому гаду надежд. Звериная, заросшая рыжим пухом голова сорвалась с разодранной, перебитой шеи, закинулась назад и повисла на какой-то тонкой жиле.
      Крузя с отвращением отпихнул от себя труп. Это было невероятно, но он потратил уйму времени на рогатого, тот чуть не убил его. Такой живучести Арман-Жофруа еще не видывал.
      Уже третий день они отбивались от выползней. Батальон изнемогал.
      Лихие, родные парни, прошедшие огни и воды, очистившие Штаты от мрази и убийц, гибли один за другим. Днем они отбивали атаки выползней, сметали их ураганным огнем. Но по ночам эти гады вылезали прямо из трещин в земле, выползали из-под ног. И вгрызались в глотки спящим, караульным, всем, кто подворачивался под руку. Оказывавшиеся рядом не могли стрелять, они убили бы своего товарища, и они бросались на выползней с ножами, штыками, они резали их в лоскуты, но те успевали наполнить заушные пузыри и бросались в ночь и тьму с истошными визгами, все изрезанные, разодранные. Батальон таял на глазах. Облавы, карательные операции и прочие затеи не помогали.
      Выползли уходили к беззащитным, убивали их, пропадали бесследно и тут же появлялись в иных местах. Это был сущий ад. Заматерелые в боях воины сходили с ума, накладывали на себя руки.
      Крузя пока держался. Он знал от командиров, что подобное происходило и в других частях. Но он не собирался умирать. Он был счастливчиком, он чудом выжил, когда их бронеход разорвало на две половины. Погибли все. А он уцелел. Его подобрали и зачислили в другое отделение. Два часа они кружили над скалами, опускались и вновь поднимались. Они нашли тела всех, они подобрали умирающего сержанта, молоденького Колю - тот отдал Богу душу на его руках. Но Хука Образину так и не удалось отыскать. Наверное, он сгорел в пламени, думал Крузя. Царствие ему небесное! Хука было до слез жалко. Но сейчас, после появления рогатых выползней, жалость уходила и оставались лишь злость, остервенение. С подобной нечистью невозможно было совладать.
      - Берегись! - дико заорал кто-то позади.
      Но было поздно. Острые кривые зубы сомкнулись на затылке Армана-Жофруа дер Крузербильда-Дзухмантов-ского. Ожил! Ожил проклятый рогач! Такое бывало, он сам видел, и он виноват... но теперь поздно!
      Крузя закинул могучие руки назад, за плечи, пытаясь сорвать с себя кровососа-выползня. Но силы уходили вместе с высасываемой кровью. Как в тумане он видел лица друзей-товарищей, бойцов, выживших, отчаянных. Они оттаскивали от него рогатого, они пропарывали гада штыками, выдавливали ему бессмысленно-выпученные глазища, рвали волосы, уши, отдирали... нет, жизнь уходила. Этот выползень успел, он восстал, ожил... надо было спалить его из огнемета, да теперь уже все, уже поздно, мгла застила глаза, все пропадало, даже боль уходила.
      - Отомстите за меня, - чуть слышно просипел Крузя.
      И упал в поникшую, желтую траву. Для него тревоги и мытарства земные закончились навсегда.
      Светлана ухватила Ивана за руки, опустилась на колени. Она рыдала и оттого слова ее звучали бессвязно:
      - Я умоляю тебя, бежим! Бежим отсюда!
      - Нет! - мрачно ответил Иван.
      - Нам надо бежать с Земли! Пока не поздно!
      -Нет!
      - Мы все здесь погибнем, понимаешь?! Это бессмысленно! Ты живешь старым, все изменилось! Земля гибнет!
      - Нет! Я погибну вместе с Землей!
      Она замотала головой - бессильно, обреченно и зло.
      - У нас есть космические базы! Мощные звездолеты! Там нет этих тварей, там наше спасение!
      - Уходи куда хочешь!
      Иван оттолкнул ее от себя. И Светлана упала в мягкий ворс зеленого неброского ковра. Она отказывалась понимать его. Все кончено. Надо бежать.
      Надо спасаться тем, кто уцелел и спасать других уцелевших. Они отбиваются чудом. Но чудо не вечно. Иван просто спятил, просто сошел с ума. Надо его связать... да, надо сказать Глебу, Дилу Бронксу, Кеше. Они его свяжут, увезут, спасут. И ее спасут. Теперь осталось одно - бегство. Все свершилось столь быстро, в считанные дни, еще и недели не прошло, как качалось это безумие, да, первые сатаноиды начали выползать на Западе всего неделю назад. И вот - страшный итог... нет, еще не итог... они спасутся! А значит, не все потеряно. Земля - это еще не вся Вселенная, не вся Федерация!
      Иван вышел из комнаты отдыха, жестом подозвал Глеба Сизова.
      - Как проходит эвакуация? - спросил он.
      - Задействованы свободные от ведения боев средства... - начал было командир альфа-корпуса, ближайший заместитель Правителя.
      Но Иван оборвал его:
      - В первую очередь все ценности, все исторические реликвии! Лично ответишь!
      Глеб грустно улыбнулся, скривив измученное, серое от недосыпания лицо.
      - Эти дворцы и храмы, звонницы и башни мы не вывезем, - тихо сказал он.
      - За наши храмы и очаги мы будем драться здесь, на Земле, в России!
      -Драться?! - министр обороны вскочил со своего места. Он был взвинчен до предела, даже руки тряслись.- Как мы будем драться с ними?! Да, у нас есть оружие, которым можно их испепелить, обратить в ничто, в воздух... но они не группируются дивизиями и армиями, они выползают из щелей там, где наши люди. Что, прикажете жечь вместе со своими?!
      - Не прикажу! - отрезал Иван. Он и сам понимал, что обычными, старыми приемами с этой нечистью не навоюешься. Тут каждый должен быть в поле воином, каждый обречен биться один на один! Они уже пробовали применять оружие серьезное, мощное - Арктику выжигали с орбитальных баз, воды закипали, испарялись, поднимались вверх... и несли студенистую заразу на материки, расщепленная, разодранная в ничто слизь выпадала с дождями в Африке, Америке, Азии, и уже через несколько часов после жутких ливней слизь скатывалась в комки, обращалась в студенистых омерзительных тварей и ползла в селения, города, везде, где обитали люди. И начинались бойни, начиналось истребление всего живого.
      Никогда эти твари не собирались в кучу! Никогда не становились удобной мишенью. А если и становились, то издыхали ненадолго. От них было невозможно избавиться, как невозможно избавиться загнанному в тайге лосю от туч гнуса, избравшего его своей жертвой. Но бедное животное могло найти реку, болотце, озеро, спрятаться хоть на время в спасительной воде... От этих тварей на Земле негде было укрыться. От них можно было уйти лишь в пустоту, в Космос, там они пока не объявлялись.
      Иван подошел ближе к Глебу.
      - Светлану отправь с очередным рейсом, - угрюмо сказал он.
      Глеб кивнул, он все понимал.
      Невозможно было отправить за пределы планеты всех россиян, всех землян. Люди становились беззащитными жертвами... Последним приказом Иван рассредоточил две трети всех бойцов по городам, по кварталам, домам, улицам на защиту несчастным. Но бойцы гибли один за другим, а нечисть все прибывала, ее становилось больше и больше.
      - Дайте обзор! - потребовал Иван.
      Вспыхнули одновременно двенадцать экранов. Россия. Москва. Сейчас Верховного интересовали только они. Все остальное было безвозвратно утеряно. Как пришло, так и ушло - в считанные дни. По всем землям, по всем материкам отбивались от слизистой гнуси и рогатых выползней отчаянные, обезумевшие от непрекращающейся резни одиночки. Управление силами планетарного базирования было полностью утрачено, да и некем было управлять, выжившие сражались каждый сам по себе, сражались за себя, в полубезумном бреду, в яростной горячке. Но и они выдыхались. Такого Земля еще не знала.
      На экраны было больно смотреть. Дальний Восток, КурилЫ, острова трясло в непрекращающемся землетрясении, трещины в земной коре раздирали, разламывали все - дороги, здания, космодромы. Из дыр лезла слизистая нечисть, она превосходно себя чувствовала на сотрясающейся поверхности и в беснующихся недрах. Сибирь горела - страшно, безысходно, всеми бескрайними лесами. Над тайгой стояла черная завеса, сквозь которую временами прорывались и лизали мутные небеса огромные языки пламени - рвались и горели хранилища. Людей не было видно.
      Иван молча повернул голову к начальнику штабов.
      Тот протер платком багровую лысину, он все понял без слов.
      - Бегут! Кто мог, уже сбежал. Орбитальные станции переполнены, боевые корабли превращены в богодельни, забиты до отказа, там можно сойти с ума.
      Сейчас разворачиваются резервные модули...
      - Как Луна, Марс, другие планеты?! - перебил Иван.
      - Везде лезут эти твари, повсюду! - ответил начальник штабов. - Не осталось ни одной планеты в Федерации, где бы они не появились.
      Иван сжался, отвернулся и выговорил через силу:
      - А трехглазые?
      - Ни одного появления не зафиксировано. Это было поражением. И виноват он, Верховный! Иван готов был закричать и броситься на стенку с кулаками.
      Бессилие! Что может быть страшнее?! Он ничего не способен изменить. Он не понимал происходящего.
      А на экранах творилось страшное. Города были охвачены невиданной, ужасающей паникой. Люди тысячами сходили с ума, выбрасывались из окон, бежали в леса, пустыни... но где бы они не появлялись, всюду настигали их выползни и полупрозрачные гадины. Командующие армиями, флотами не выдерживали, пускали себе пули в лоб. Командиры дивизий, полков, батальонов с оружием в руках бились плечом к плечу с рядовыми, их опыт, их знания были не нужны, они не могли управлять и командовать, все было разрушено, нарушено, прервано... На центральном экране какие-то смельчаки в зеленых скафандрах с огнеметами и дельта-излучателями лезли в канализационные подземелья прямо на Лубянке, у Петровки, возле Красных Ворот - жгли, выжигали студенистую и рогатую нечисть. Они все были в ошметках слизи, разгоряченные, усталые, злые.
      - Смотрите! - Голодов ткнул пальцем в экран, показывавший оцепление у Красной площади.
      Все произошло быстро. Камни брусчатки словно вышибли изнизу, булыжины градом взметнулись вверх, опрокидывая, валя с ног двоих крепких парней в черной форменке поверх скафов. И тут же полупрозрачная, студенистая цепкая лапища высунулась из провала, ухватила третьего, здоровенного малого с лучеметом, втянула его в дыру. Оттуда полыхнуло пламенем. Трое бросились на выручку. И замерли. Они не могли стрелять в провал. Не могли!
      - Добрались! - мрачно изрек Глеб Сизов. Он нервно сжимал и разжимал кулаки, будто сам собирался броситься в драку.
      Иван промолчал. Он не мог сосредоточиться. Глаза бегали с экрана на экран. Крым. Черное море. Пустые пляжи. Прямо из воды лезли рогатые, их было много, сотни. Какой-то черный, полуобгоревший бронеход бил и бил из единственного уцелевшего орудия в прибой, в волны, бил неприцельно, впустую, скорее всего, внутри уже не оставалось живых. Агония. Страшная, необратимая агония! Черные острые пальцы кипарисов, развалины, гарь, пепел, одуревшие галдящие чайки. Повсюду смерть и ужас. Прибалтика. Пустыня.
      Голая, брошенная, какая-то неземная. И уже серые мертвые воды. Там кончено, там прошелся смертный смерч. Только неубранные дистрофичные трупы и бездомные облезлые псы. Дальше! Дальше! Киев - огромный могильник, стрельба, дым, суета и дикие, истерические крики, бой у Святой Софии беспощадный, лютый бой. Последние бойцы, их всего восемь или девять, отбивают натиск гадин. Смертники! Они обречены. Лица отрешенные, неземные.
      Кровь. Стоны. Они даже не догадываются, что камеры с орбитальных станций сейчас выхватывают их из огня, дыма, запечатлевают перед уходом в мир иной, показывают тем, кто далеко отсюда, в Москве. Нет! Хватит!
      - Они выдохнутся! - прохрипел Иван со злостью, даже ненавистью, будто заставляя самого себя уверовать в свои же слова. - Это не может продолжаться долго!
      Паркет у выхода из кабинета вдруг вспучился, вздыбился, разлетелся. И с отвратительным скрежещущим сипом из пролома полезла такая жуткая трясущаяся желеобразная гадина, что на миг все опешили, растерялись. И только когда сразу шесть извивающихся щупалец протянулись в разные стороны, грозя захлестнуть ближайших людей, охранник из "альфы" вскинул дельта-излучатель - и все потонуло в сиреневом мареве, кипящая слизь потекла в пролом, что-то скользкое, мелкое, вертлявое, юркнуло вниз.
      - Взять! - заорал Иван. - Взять немедленно! В силовые поля! - он кричал в голос, кричал по внутренней, сейчас его слышали все в здании, и внизу, и вверху, и по бокам. Там было подготовлено, он предупреждал. Нельзя упустить! Нельзя!
      Они пробрались и сюда. Для них нет преград. Как? По "воздушкам"? Иван не знал. Да и не столь это важно. Важно другое, что они вездесущи. Они проникают в такие дыры, куда и муравей не пролезет. Они растекаются по всем порам, трещинкам, каналам и канальцам, они пропитывают своей слизью все материалы и породы, лишь металл им недоступен, они пролезают везде. Но почему?
      Откуда взялась эта напасть?! Если поначалу ему казалось, что все дело в подземных заводах и лабораториях выродков, где выращивали сатаноидов и дьяволоидов, то последние дни Иван начинал отчетливо понимать - все сложнее, все значительно сложней. И страшней! Дьяво-лоиды были только пусковым механизмом... нет, они были катализатором, чем-то начальным, запускаемым для разогрева. Пусковой механизм сработал до них... Иван отогнал нехорошие, черные мысли. Нет, он тут не причем, просто так получилось. Да, так получилось. И эти твари скоро выдохнутся! Не век им творить зло!
      - Здорово, мужики!
      Дверь, пнутая сапожищем, распахнулась, затрещала от удара. На пороге появился взъерошенный и небритый Иннокентий Булыгин. Охранник в черном пытался приостановить его. Но остановить Кешу было невозможно.
      - Не суетися, малец, - беззлобно сказал он и отодвинул охранника.
      Иван махнул рукой, чтобы впустили. И Кеша, как был - грязный, потный, измочаленный, так и вперся в кабинет. За собой он волочил какое-то чучело волосатое.
      -А это еще чего?! - изумился он, чуть не сверзившись в дыру. Таких дыр в кабинетах иметь не полагалось, Кеша даже растерял немного былую уверенность.
      - Добрались и до нас, - пояснил Глеб Сизов, не сводя глаз с чучела и начиная нервничать еще больше. - Какого черта ты притащил этого мертвяка?!
      - Притащил, стало быть, надо! - мудро ответствовал бывший каторжник и ветеран. И оглянулся на оборотня Хара. Тот сидел в дверях, как и положено зангезейской борзой, и тихо поскуливал.
      - Отвечай! - потребовал Иван.
      Он уже понимал, почему Кеша притащил сатаноида. Тот был дохлый! Они впервые видели дохлого выползня. Эти твари не издыхали, по ним можно было прокатиться пять раз бронеходом, но все равно через какое-то время раздавленные, изничтоженные ткани соединялись, срастались, стягивались - и выползень вставал на ноги, оживал, брел на поиски новой жертвы.
      - Вот так с ними надо! - сказал Кеша. И пнул дохляка сапогом.
      - Серебряной пулей, что ли? - насмешливо поинтересовался Глеб Сизов. Или осиновым колом?!
      Кеша поглядел на вопрошающего сверху вниз. Потом перевел взгляд на Хара и заявил вполне серьезно:
      - Это он его укусил.
      Кривые улыбки сошли с лиц, их место заняло недоумение. И надежда. Иван подошел ближе к дохляку. Был тот небольшой, метра на полтора, весь покрытый реденькой сизой шерсткой, колени и локти выступали острыми розовыми проплешинами, ножки сами по себе были тонкими и кривенькими, зато живот расползался бурдюком. Уродливая голова увенчивалась двумя выгнутыми рогами, один был обломан, видно, выползень вволю успел покуролесить. На получеловечью-полузвериную морду глядеть не хотелось - сплошные морщины, рыло, остекленевшие пустые глаза. Глотка у сатаноида была перегрызена от уха до уха.
      Перегрызть да перерезать глотки этим тварюгам - дело нехитрое, коли б они не заживали тут же, не срастались. У этого не срослась, значит, что-то есть в слюне у оборотня, значит, надо срочно провести химическую экспертизу, выделить эту самую составляющую, синтезировать в массовых объемах... Ивана даже в жар бросило. Но он почти сразу охладел. Где синтезировать? Все разрушено, народ разбежался, многие погибли. На орбите?!
      Кеша подошел к нему вплотную.
      - Видал, - сказал он полушепотом, положив руку на плечо Ивану, - не одних трехглазых можно бить. Этих тоже! Не боись, прорвемся, бывало и похлеще!
      - На экспертизу! - приказал Иван, и кивнул в сторону оборотня. - И его заодно! - Он хотел пнуть выползня, но отвел ногу, побрезговал.
      Ерунда. Все это ерунда! Дело зашло слишком далеко, на Земле сейчас сотни тысяч, миллионы рогатых тварей и миллионы слизистых гадин. Кеша молодец, он вдохнул в них во всех надежду... но поздно, слишком поздно!
      Дверь снова распахнулась. Вошли трое. Средний держал в руках стеклянный шар, похожий на аквариум. Но это был не аквариум. Иван ткнул пальцем в столешницу длинного резного стола.
      - Успели?! Хорошо, очень хорошо!
      Он медленно подошел к "аквариуму", присел на ближайший стул. За бронестеклом и незримыми переплетениями мощных силовых полей что-то шевелилось. Прозрачный червячок, совсем крохотный - тонкий шнурочек с просвечивающими беленькими позвонками и раздутой кругленькой головкой, два красных глаза-бусинки, бледный клювик и розовый мозжечок за студенистой пленочкой... Пристанище! Иван окаменел на стуле. Ему было тяжко, несказанно тяжко - будто накапливавшиеся годами боль, усталость, страдания, муки навалились на него многопудовым грузом, придавили, прижали к земле, расплющили. Да, недаром черные предчувствия грызли его, не зря! Пристанище безгранично и вездесуще, это Вселенная вселенных и аура Мироздания. Земля лишь малая часть Пристанища... Как он мог забыть? Как он мог забыться?!
      Сейчас все они, и Голодов, министр обороны без армии, и суровый Кеша, и вымотанный, падающий с ног Глеб Сизов, и багроволицый начальник штабов, и комитетчик, и охранники, и даже Светлана - когда она успела выскользнуть из потаенной комнатушки! - все вглядывались в стеклянный шар, все пытались понять хоть что-то, узреть и осмыслить. И ничего они не видели, кроме жалкого червячка с кровавыми злобными глазенками. Ничего! А он видел все сразу: сектор смерти в закрытом пространстве, чудовищное притяжение Черного Карлика - Альфы Циклопа, страшный многоярусный гипер-мир, планета Навей, лес-утроба, лабиринты, потом другой лес, Поганый, и странный леший с неуловимым лицом, сквозь которое просвечивали деревья, ветви и гнусное небо, Рон Дэйк, нагрудный номер ХС 707320, отряд "Сигма-11", проект Визит Вежливости... и выскользнувшая из лешего суетливая змейка с полупрозрачной головой и красными выпуклыми глазками, даже не змейка, а скорее, омерзительный, гадкий червь, невероятно быстро скользнувший по хвое, оставивший сырой след... он бросил тогда меч вдогонку, попал в след, а сама увертливая гадина пропала в черной норке, только голый хвост мелькнул, и потом... Нет! это было прежде - фиолетовый лишайник, стадо ожиревших четырехглазых чудищ с лопа-тообразными языками, чудищ, извергавших из огромных утроб отвратительный писк, набухшая и лопнувшая кожа на лбу чудища, и высунувшийся из разверзшейся дыры трехглазый червь-паразит, мягкий трясущийся клювик с алыми ноздрями, зеленоватый пух, болезненная ухмылка и гипнотический сип: "В Пристанище никто не умирает, хотя убивают тут всех!", непостижимое Предназначение, воплощения и перевоплощения, бесконечная цепь воплощений! черви в телах, тушах, монстpax... повсюду! черви и змеи в Чертогах - да, кишмя кишевшие скользкие гадины! Чертоги Избранных! а потом огромный, немыслимо огромный и страшный Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного, он впервые видел его таким, но он поразил его, он убил беса, Иван помнил, он как сейчас видел голого розового червя, выскользнувшего из-под балахона, тот был еле живой, он извивался, сворачивался в кольца, сверкал горящими красными глазками, а у Ивана не хватало сил подняться, встать, раздавить червя, не было сил, он умирал, и он начинал осознавать, что его заставили играть чужую черную игру без правил, его обрекли, и не его одного.
      Прозрачные черви. Воплощения. Пристанище! Нет, они сейчас смотрят в шар, но они ничего не понимают! И он не сможет им ничего объяснить.
      - Какая мерзость! - прошептала Светлана. Ее надо срочно вывозить с Земли, подумал Иван, иначе будет плохо, очень плохо, она близка к срыву. Но ведь упрямая, страшно упрямая, попробуй сладь с ней. Земля часть Пристанища! Так не было, врал Авварон. Но так стало. Тяжесть гнула, давила Ивана. Он смотрел в горящие красной ненавистью глазенки и видел тот смертный, потусторонний мир, из которого еле выбрался. Пристанище. Полигон!
      Доигрались, проклятые выродки! Но сам Полигон-Пристанище лишь тень кувшинки на черном непроницаемом зеркале исполинского бездонного болота. Имя тому болоту - преисподняя. Да, они еще не понимают до конца, что произошло. Это конец... Нет! Нет!! Иван большим усилием отогнал мрачные мысли, он не имеет права так думать, он воин, он православный, для него уныние и отчаяние тяжкий грех, самый тяжкий изо всех! Кого Господь любит, того и испытывает.
      Это лишь очередное испытание, которое надо выдержать. Надо устоять! И он не имеет права бежать с Земли. Другие имеют. А он нет!
      Иван снова перевел взгляд на экраны. На Красной площади жгли из лучеметов нечисть. Но она лезла и лезла. Прямо на брусчатке лежал раненный в разодранном скафе, его будто вспороли изнутри. Раненный стонал, пытался встать. И некому было помочь, цепи смешались, все перепуталось... но никто и не думал бежать. Ребята дрались насмерть, до последнего, изнемогая, переходя в рукопашную. Нет, он не имел права бросать их. Ни живых, ни мертвых. Если это конец, значит, он умрет с ними, значит, это будет и его конец. А Светлану - на флагман!
      - Глеб, - обратился Иван к Сизову, - не надо медлить, ты помнишь мою просьбу?! - Он скосил глаза на жену.
      Тот отвернулся. В кабинет ворвались трое из его корпуса, вызванные по беззвучной внутренней связи. Они подскочили к растерявшейся Светлане, подхватили на руки.
      - Нет! - закричала она в лицо Ивану. - Ты не смеешь! Ты не смеешь!!!
      - Смею, - ответил Иван тихо. - И не хорони меня раньше времени. Ну все, Света, пора, до встречи! - Потом встал, сказал резче, ни на кого не глядя: - Все свободны!
      Кешу он придержал за руку. Тот провожал взглядом альфовцев, несущих будто оцепеневшую женщину в сером комбинезоне и виновато улыбался, как мог улыбаться только он. Кеше надоело сигать через "барьеры", он устал, выдохся. Ему хотелось выйти на площадь и бить, крушить, рвать зубами, топтать, убивать, пока есть силы, пока не остыла кровь. Сдохнуть - так с музыкой! Вот только жаль бедолагу Хара, без него он пропадет, совсем пропадет в этом жестоком мире. Но Хара тоже увели, его будут, видишь ли, исследовать и изучать! Поздно. Иннокентий Булыгин, ветеран аранайской войны и беглый каторжник-рецидивист, припомнил вызолоченную адмиральскую каюту, тяжело вздохнул - только, понимаешь, начали в три этапа выполнять задуманное, только разохотились с усатым и важным стариком-адмиралом, а его снова выдернули, отозвали... все Иван! Ну, да Ивану виднее! А ему, стало быть, пришла пора Богу душу отдавать. Так и не повидав родных местечек, земелюшки родимой. Ну ничего, Господь простит, он мудрый и жалостливый.
      Кеша вздохнул совсем горестно и побрел вслед за Верховным.
      В комнате отдыха стоял полумрак. Перед опустошенным и потому выглядевшим странно аквариумом сидел Дил Бронкс. Он зажал голову ладонями и мерно покачивался, в такт какой-то неслышной, внутренней музыке. На Кешу Дил даже не взглянул. Он думал сейчас о Тае-ке- она в безопасности, на Дубль-Биге. Но все равно было как-то тревожно. Цая так и не выручили. Все парни, с которыми начинали, сгинули. На Земле сущий ад. Плохо!
      Иван поставил стеклянный шар с червем на столик у стены. Сам подошел к окну, отдернул тяжелые шторы - башни величавыми стражами охраняли Кремль. В соборах служили службу, спокойно и размеренно, будто и не творилось ничего ужасного. Пастыри просили за свою паству, уничтожаемую нечистью, просили перед Святыми Ликами. Но, видно, велики были грехи рода человеческого...
      или молитвы их не долетали до Создателя. Иван задернул штору. Присел на диван рядом с Кешей.
      Тот мрачно изрек, глядя в пол:
      - Видел бы все это старина Гут, придушил бы нас собственными руками!
      - Причем здесь мы? - не понял Иван.
      - Притом, - коротко ответил Кеша.
      - Притом, притом! - эхом повторил Дил Бронкс. И добавил: - Я бы и сам себя придушил с удовольствием.
      - Ну хватит сопли распускать! - сорвался Иван. - Что делать будем?!
      Дил поглядел на него большими и грустными глазами.
      - Совета спрашиваешь?
      - Спрашиваю.
      - Ты же такой умный, Иван, ты ж наперед все знаешь, все растолковать можешь. Вот сам и скажи.
      - Скажи, - повторил на этот раз Кеша. - Сам скажи.
      - Веселый у нас разговор получается!
      Иван встал, подошел к стеклянному шару. Червь смотрел прямо на него, глаза в глаза. Он уже не дергался, сообразив, что силовые поля крепче стальных цепей. Сколько таких червей просочилось сквозь незримые щели на Землю?! Иван знал, ответа не будет.
      Разговора не получалось - никакого, ни веселого, ни грустного. Они начинали это нелегкое дело вместе. Остальных растеряли. Теперь теряли и саму Землю. Иван гнал прочь простое и чудовищное решение. Он не собирался говорить о нем вслух.
      Но сказал Дил Бронкс. Он будто проснулся, глаза ожили.
      - Надо всем уходить! Туда! - Дил указал пальцем вверх. - Землю придется уничтожить, выбросить в другое измерение, экзотом! Иного выхода нет!
      Иван закачал головой.
      - И не будет! - настаивал на своем Дил. - Мы обязаны уничтожить Землю и все жилые планеты, куда пробрались эти твари! Обязаны! Тогда хоть что-то уцелеет. И можно будет начать все сначала на других планетах, их полно во Вселенной!
      Кеша ехидно прихмыкнул и вставил:
      - Эти суки придут туда вслед за нами, Дил. Младенцу ясно!
      - И все равно, надо дело делать! Какого дьявола мы сидим, сложа руки?!
      - Они выдохнутся! - истово, с верой в невозможное сказал Иван.
      - Надежды юношей питают, - просипел Кеша. - Это мы выдохнемся и после сдохнем. А они прут...
      Из-за стекол, с улицы раздались крики, натужный визг, пальба.
      - ...вон, уже и сюда пролезли! - заключил Бу-лыгин. - Вы как хотите, а я пошел туда. Пускай сдохну, но хоть парочку спроважу обратно, в преисподнюю. Пока!
      - Стой! - закричал Иван. - Никто тебя не отпускал! Стой!
      Кеша обернулся в дверях и пристально поглядел на Верховного, на Правителя, на Председателя Комитета Спасения Федерации и Великой России. Во взгляде его были усталость, боль и снисхождение.
      - Не кричи, Ваня, не надо, - промолвил он душевно и тихо, - поздно кричать-то. И приказывать поздно, перед смертью каждый сам себе командир. - Он как-то неумело и воровато перекрестился, глянул в потолок, потом наоборот, потупился. - Не поминайте лихом. Бог вам судья!
      И вышел.
      Дил Бронкс бросился к Ивану, встряхнул его за плечи.
      - Ну?! Решайся! Другого выхода нет!
      - Не могу.
      - Сейчас счет на минуты, понимаешь? Нам не простят нерешительности, Иван! Ты же воин!
      - Воин не станет жечь свой дом...
      - Если в него пробрался враг и беснуется в нем - станет!
      - Нет, не могу!
      - Ты будешь сидеть тут, отгородившись ото всех и ждать, когда они придут к тебе, когда они высосут из тебя кровь и отпихнут твой труп?! Или, может, ты уже нашел с ними общий...
      Дил не успел договорить. Он рухнул прямо на ковер, сбитый резким и сильным ударом в челюсть.
      - Не надо так говорить! - Иван подошел к пустому встроенному аквариуму, к самому стеклу. Когда-то за ним в зеленоватой толще змеились, поводили острыми плавниками клыкастые гиргейские гадины с кровавыми прожигающими буркалами. Теперь там не было никого, там не было ничего, даже воды. Но Ивану мерещились серые призрачные тени - будто промелькнули, одна за другой, оставив рябь и муть в глазах. Наваждение!
      - Ну, как знаешь, - Дил Бронкс медленно поднялся с ковра, потрогал челюсть.
      И только теперь Иван заметил, как тот изменился, как постарел за эти месяцы, обрюзг, поседел еще больше, ссутулился, даже огромные выпученные белки глаз стали желтыми, почти старческими. Нет, не надо было бить, не надо было обижать его, сорвался, хотя и тот слишком многое себе позволяет, да как он смел заподозрить его, Ивана, как у него язык мог повернуться!
      - Я тоже ухожу, - прохрипел Дил. - Зря ты меня втравил в это дело, Иван. Я не боюсь отдать концы, мне уже все равно, но я хотел бы умереть с чистой совестью... теперь не получится. Мы все виноваты!
      - Ну и куда ты пойдешь?!
      - Не знаю. Прощай!
      Дверь хлопнула. Иван вздрогнул, по спине пробежал холодок. Они бросили его! В самый трудный час. Бросили! Гут Хлодрик никогда бы не поступил так.
      И Хук Образина тоже. И Глеб. Но что теперь толку, теперь уже все равно. Они обречены!
      Иван сбил ногой со столика стеклянный шар. Тот покатился в угол, ударился, замер. Bcех гадин не заключишь в такие шары! Что толку?! Иван был в полнейшей растерянности. Он прекрасно осознавал, что именно сейчас все ждали его команды, все ожидали решения, они были готовы. А он нет! Погубить Землю, планету, давшую жизнь всему человечеству, не только сорока восьми миллиардам нынешних, но и тем миллиардам, что жили прежде, что оставили на Земле бесценные сокровища, богатства тысячелетий?! Нет! Это невозможно! Да и нет никакой гарантии, что такой отчаянный ход прервет страшную игру, остановит вторжение нечисти, вторжение из Ада. У них нет оружия против жутких гадин. Но Земля должна сражаться, она должна биться до последнего солдата и Земля и все заселенные планеты, и только тогда, может быть, уцелеют, выживут те, что ушли в Космос, на базы, на спутники, на звездолеты и пространственные станции. Да, спасется Светлана, другие... а он погибнет здесь, и Глеб погибнет здесь, и Кеша, и Голодов, и все, кто помогал ему, альфовцы, ребята из прочих наземных соединений, все бойцы, все, кто может держать оружие и убивать, убивать, убивать неубиваемых тварей! Им и не нужны никакие команды, им ни к чему приказы, они уже бьются, они уже умирают.
      Иван бросил взгляд на резную дубовую панель шкафа, где стоял его боевой скафандр, где хранилось оружие. Его словно магнитом потянуло к панели, да, надо идти! Надо умереть с честью, не отсиживаться за спинами.
      Кеша прав, нынче уже нет ни командиров, ни подчиненных, кончилось время приказов. Надо идти к людям. Смерть на миру не страшна.
      Иван собирался встать с дивана. Но взгляд его коснулся вдруг мутноватого стекла, уходящего под потолок. Он встряхнул головой, проморгался, не веря глазам своим, и почувствовал, как по спине потек ручейком холодный липкий пот. Такого давненько не случалось, даже стало забываться, но... Иван почувствовал, что нижняя челюсть у него начинает мелко и противно дрожать, сжал зубй. Этого еще не хватало!
      За стеклом, прямо на пыльном мраморе, сгорбившись и втянув голову в сутулые приподнятые плечи, в своей черной грязной сутане и надвинутом на глаза капюшоне сидел гнусный и подлый колдун-крысеныш, лучший друг и брат, злой дух черных миров и самой преисподней, вислоносый и слюнявогубый Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного.
      Сидел и мерзко ухмылялся, перебирая крупные черные четки.
      Оторопь, охватившая Ивана, схлынула, и он уже собирался заорать на незванного гостя, прогнать, выставить вон.
      Только тот опередил его, раззявил отвратительную пасть и глумливо вопросил:
      - Ну что, Ванюша, доигрался?!
      От такой наглости Иван опешил, одеревенел, крик и ругань застряли в горле. Подлый крысеныш дождался своей минуты, своего звездного часа и явился по его душу. Явился, когда его не ждали... Ну что ж! Человек предполагает, а располагают совсем иные силы. Придется принимать на себя и этот удар.
      - Что надо?! - грубо спросил Иван.
      - А ничего не надо, - беспечно прогугнил Авварон, - так вот как-то, мимо проходил, дай, думаю, зайду, проведаю старого доброго приятеля, друга и брата, потолкуем по душам, как живется как можется, чай, не чужой человек... да и величина немалая, уважения требует. Вот я, ничтожный и сирый, и заполз с поклоном! Челом, стало быть, бью!
      - Хватит паясничать! - сорвался Иван. - Не до тебя! Сам видишь, чего творится. Говори, зачем пожаловал? Кристалл нужен?!
      Авварон высверкнул базедовым глазом из-под капюшона. И ответил прямо:
      - Ничего мне от тебя не нужно, Ванюша. Все уже наше. И дать ты мне ничего не можешь, нету у тебя ничего.
      - Врешь, собака!
      - Врут людишки. Собаки не врут. А я, Иван, и не то, и не другое, сам знаешь.
      Узловатые, грязные пальцы не переставали теребить черные шарики четок.
      Мерзкие капли сочились из вислого носа, прямо на синюшную губу. Жалок и противен был нечистый, и только гугнивый голос да вы-сверкивающий нагловатый глаз выдавали злорадное торжество.
      - Да, Ванюша, сколько раз я тебе говорил, что простота хуже воровства.
      А ты мне все не верил. Вот и теперь все никак понять не желаешь, родимый, что пришли мы. Пришли! Эхе-хе, а ведь сколько я на тебя времени поистратил, сколько раз я тебе разобъяснял все да по полочкам раскладывал! Ведь мы с тобой, ВанюАа, считай, что полжизни рука об руку прожили, последним делились, вызволяли друг дружку из бед всяких, - Авварон пустил слезу, расхлюпался, зашмыгал носом, даже голос у него стал дрожащим, проникновенным, - ведь любил я тебя как брата и опекал будто дитятко родимое... А все, получается, впустую. Так ты ни хрена и не понял!
      Оцепенение и оторопь схлынули с Ивана. Он уже знал, что от нечистого в этот раз просто так не отделаешься, что пока всю душу не вымотает, не отстанет. Но протягивать не то что руки, а даже пальца этому подлому словоблуду Иван не собирался - оторвет, заманит, затянет в свою нечистую трясину и сожрет.
      - Не брат ты мне, Авварон, и не друг, - недобрым голосом начал Иван, бес ты, вот кто! И всегда бесом был! Это ты кружил меня, сбивал с пути, бросал в пропасти смертные, ты изводил меня везде и всюду, погибели моей жаждал! А теперь почуял конец мой, заявился. Не спеши! Неизвестно, как еще обернется-то!
      Колдун-крысеныш хихикнул, утерся рукавом поганой рясы. С деланной обидой прогундосил:
      - Грубый ты, Иван, грубый и несправедливый.
      - Какой есть!
      - Это верно. Сколько тебя припоминаю, столько ты и грубил дядюшке Авварону, пользуясь его добротою и отходчивостью. Попрекаешь ты меня, Ванюша, хулишь и стыдишь, а ведь я к тебе не с хулой и руганью пришел, а с добрым словом, с благодарностью большой и чистосердечной...
      - Чего-о?! - Иван привстал с дивана. Но тут же вновь встряхнул головой, будто бы желая избавиться от наваждения, потом трижды сплюнул через плечо, перекрестился мелко, шепнул под нос: - Сгинь, нечистая, сгинь!
      - Ну-у, зачем же так-то! - протянул Авварон. - Думаешь, я тебе мерещусь, Ванюша? Обижаешь. Не мерещусь я тебе... бестолковый ты очень, потому и понять не можешь - пришли мы, родимый. Пришли!
      - Врешь!
      - Мне врать не к лицу! - истово заявил Авварон, лжец, подлец и негодяй.
      - Докажи!
      Авварон покряхтел, поерзал, потом сунул четки под сутану, встал, подковылял к пыльному стеклу. И прошел сквозь него, будто никакой преграды и вовсе не было. Минуты полторы он простоял у стеклянного шара с червем, укоризненно и горестно покачал головой, потом ссутулился еще больше, неспешно подошел к дивану, влез на него и уселся со стонами и оханьем на широкий кожаный валик всего в полуметре от Ивана.
      - Можешь потрогать.
      Иван протянул было руку, но трогать не стал. Они пришли! Они уже здесь, какие еще доказательства?! То, что происходит за этими стенами, самое лучшее доказательство! Только пока не ясно, кто вторгся на Землю - демоны самой преисподней, или всего лишь обитатели Пристанища... да только об этом расспрашивать бесполезно, крысеныш не скажет правды - бесы юлят, крутят, сбивают с толку, путают, но правды не говорят. Или все же говорят иногда?!
      - Говорят, еще как говорят, - прошипел колдун-телепат - ты ж мне не чужой, Ванюша. Я тебе всю правду расскажу, хоть и глупый ты и недоверчивый.
      Ты умишком-то своим убогим тужился все истины мира понять да мой интерес разгадать, все с Кристаллом как наседка с яйцом носился и меня, горемычного, по себе мерил, своим аршином. А мне Кристалл-то этот уже и не нужен был после Пристанища-то, смекаешь?! Ты мне нужен был Ванюша. Кто твои поручения выполнял, а? Кто тебя и твоих спящих красавиц от смерти спасал, припоминаешь?! Позабыл, Иван, что из лучшего друга и брата, обратился ты в раба моего - сам! по своему хотению, не неволил я тебя.
      - Удавкой ты был на глотке моей! - мрачно процедил Иван, глядя в пол.
      - Лучше б мне пришлось сдохнуть в Пристанище!
      - Еще сдохнешь, Ванюша. Не печалуися о былом. U грядущем подумай!
      - Отслужил я тебе! - Иван стиснул виски ладонями - Отслужил свое рабство, неволю свою, все, чего требовал, исполнял! Чего еще хочешь, нечисть?!
      Авварон снова захихикал, утробно, плотоядно. Потом примостился поудобнее, зачесался под рясой и уставился в Ивана тяжело, мрачно, в оба глаза.
      - Исполнял, говоришь? Это дело десятое, дела делать да исполнения исполнять. Видать, не все ты понял, Ва-нюшенька Ты впустил меня в себя, и стал я твоим хозяином и господином. А до того был лишь поводырем да наставником. Вот так-то, милый! Жристалл при тебе был А я внутри тебя! Я и сейчас внутри тебя, в тебе самом Иван! Не сразу я из Кристалла нужное-то вытянул, не сразу, все вживался да приглядывался, не мог дотянуться до него изнутри тебя. Да только ведь ты сам раскрылся, сам вразнос пошел, родимый ты мои, без принуждения, без попреков. Ты думал, сердешныи, что эдак-то маяться, скитаться, метаться из мира в мир, а потом все вверх дном переворачивать можно запросто так. Нет, Ваня, нетушки! Ты меня тешил, меня ублажал... да ненароком и раскрылся, сам того не заметив. Своим ты стал для всех нас, родным и близким- и координаты Сквозного канала через тебя познали, и дороженьку из Пристанища в Систему, а из Системы в вашу епархию земную, все через тебя. От прыти твоей замешкались даже, думали, когда еще к канальчику сквозному дверочка найдется, когда еще воронка-то приоткроется, ведь для этого потрясения нужны ого-го какие, катаклизьмы, Ванюша, как говорят люди необразованные и простые, без них-то никак! А ты удружил, услужил пуще прежнего - такую заваруху учинил, так шарахнул по Земелюшке, что вот она, дверца-то - и открылася!
      - Все врешь! - взъярился Иван. Теперь его трясло от гнева, от злости.
      Авварон, подлец, перешел от намеков к прямым обвинениям. Нет, все не так, все это ложь! Нечистый явился поизмываться над ним, поиздеваться перед смертью. Неминуемой, страшной и... бесчестной смертью. Бесчестной? Да, надо признаться самому себе, чести мало, он не спас Землю, так получилось. Но не он ускорил ее погибель, не он! И нечего возводить на него напраслину. Этот бес глумится над ним, хочет, чтобы он не просто погиб, сражаясь, с верой, с убежденностью в правоте своего дела, а чтобы он сломался перед смертью, превратился из человека, из воина в кусок падали, в тряпку, в дерьмо. Нет!
      Не будет этого! Все было правильно! Иначе нельзя было поступать, все верно!
      Большего, чем он, Иван, и его товарищи, сделали для Земли, для всех людей, сделать было просто невозможно. А все остальное от лукавого! Этот гад опять морочит его, напускает морок! Хотя и есть в его словах доля... доля истины, есть что-то верное... есть? Нет! Нельзя ему поддаваться! Ни на миг нельзя!
      перед внутренним взором Ивана встали первые мученики, которых он видел своими глазами, две корчащиеся на поручнях фигурки. Страшное пламя освещало их... и сжигало. И голос, пронзительный голос, звучащий изнутри: "Он не придет в этот мир мстителем, не придет!" Так было. Это жестокая правда, которую не перекроишь, не изменишь. Но он никогда не мстил! В нем не жила месть! Он вершил справедливый, праведный суд. Иди, и да будь благословен!
      Такими напутствиями не бросаются! Суровый, но добрый лик заслонил всеуничтожающее пламя. Глаза, в нем жили глаза. И золотились доспехи, вились в лазури стяги, блистали зерцала и шлемы. Да, иначе быть не могло, он вершил Добро и только Добро! Сгинь, сгинь, нечистая! Пусть смерть! Пусть гибель! Пусть забвение и даже позор! Но совесть его чиста!
      Иван резко выбросил влево руку, намереваясь отшвырнуть от себя гнусного гаденыша, сбросить его с дивана. Но рука рассекла воздух.
      Авварон, как ни в чем не бывало, сидел на красивом резном столе у окна. Сидел, чесался под рясой, сопел, хлюпал. И поглядывал искоса.
      - Убирайся прочь! - потребовал Иван.
      В руке у него, на ладони, лежала рукоять - только сожми, и вырвется, засверкает всеми цветами радуги хара-лужное лезвие меча - непростого меча, рассекающего живую и неживую плоть. Иван смотрел на рукоять и ждал. Что поделаешь! Опять эта комната. Опять лютый враг в ней. Так уже было. В прошлый раз он вышел победителем из жестокой схватки, он сумел отправить в ад бывшего министра обороны, выродка, предателя, подонка, убийцу. Что будет сегодня?
      - Горячий, горячий ты, Ванюша, - просипел негромко и укоризненно Авварон, - а ведь я к тебе, повторяю, ты, небось, запамятовал, с добром и благодарностью пришел. Ты хоть выслушай спервоначалу... ну, а потом, нечистый вздохнул совсем горестно, страдальчески, утер рукавом набежавшую слезу, - потом секи долой голову мою, не жалко!
      - Паяц! Скоморох! - Иван криво усмехнулся, думая, а стоит ли об эдакую гадину поганить добрый меч. Там, снаружи, гибли люди - добрые, умные, честные, чистые. А он тешил беса, он не мог изгнать его ни из этой тихой комнатушки, ни из себя самого.
      Авварон понял, что рубить его и вообще обижать пока не будут. И снова уставился на Ивана двумя желтушными выпученными глазами-сливинами, уставился, будто захотел заворожить, подавить тяжким, свинцовым взглядом.
      - Не скоморох я, Ваня, - заговорил он без обычной гугнивости и картавости, - не скоморох. И ежели кого мечом сечь собрался, так секи самого себя. Ты во всем виноватый. Ты! Ты был разработкой особого отдела Синклита, тебя забросили в Пристанище неспроста, понимаешь? Не делай вида, что ты совсем бестолковый, сейчас ты все понимаешь. И тогда ты кое-что понимал! Ты помнишь тех людей подо льдами? Ты звал их про себя "серьезными", ты думал, они и есть тайные правители мира... Да, они вершили большие дела, но правили миром другие, те, кого мало кто видел, а ежели и видели, так принимали совсем за других. А "серьезные" были подставкой, марионетками. Серьезными, солидными, весомыми, но марионетками. Смекаешь? И сама разработка, по которой тебя, Ванюша, на мытарства обрекли да закинули к черту на рога, другими была подброшена в особый отдел, нами, Ванюша, ежели говорить попросту. Они на скелетик только мясца нарастили, технически подработали да запустили. И все, мой милый друг и любезный брат, пойми это, все, что с тобой приключилося от тех дней стародавних и до дней нынешних, с тобой и с вашей колонией земных слизней, все было спланировано, запрограммировано от начала до конца. Ты тогда поверил, будто бы вложенная в тебя сверхпрограмма - это всего лишь Первозурга ликвидировать да кой-чего из Пристанища уволочь. А все было сложнее, Ванюша... Тихо, тихо! Не ерепенься ты, не дергайся, родимый, вот дослушаешь, тогда и махать своим кладенцом будешь. Или правда глаза колет?!
      Слушай! Слушай, Ваня! Другой тебе вот так, начистоту, не выложит всей правды-матки! Ты шел по наводке! Были всякие непредусмотренные мелочи и сбои, это ерунда, говорить не об чем, но в главном ты шел по наводке, по плану - шел вот к этому самому дню! Ты был нашим биороботом, родимый. Ты был великолепным зомби! Иногда тебе даже давали волю - пошалить малость, показать удаль молодецкую... вот ты и давал шороху! Это была операция, каких ни тот, ни этот свет не видывали! Блестящая операция! В несколько жалких лет мы сломали все земные барьеры! Мы пришли сюда! А ты, Ваня, нам не просто помогал, это ты нас вел, ты, родимый! Вот за это тебе в ножки и кланяюсь! За это поклоны и бью, терпя несправедливость и оскорбления. (HO только не зазнавайся, не впадай в гордыню, Иван. По глазам вижу, избранным себя ощутил, избранным! А это нехорошо! Разработка ты отличная, и ребятушки из сектора Подавления Восточных Провинций расстарались, и ты сам не оплошал. Но запускали, уж не обессудь, не одного тебя. Никто ведь знать не знал, что именно ты героем-то окажешься, наверх вылезешь. Запустили сразу и поочередно по разработочке этой сто сорок семь добрых молодцев, Ванюша, подобных тебе, да-а, именно столько со старта ушло, чтоб на финише один-единственный всю земную шарагу вашу раздолбал в пух и в прах да нам дверцу открыл...
      - Молчи, паскудина!
      Иван вскочил на ноги. Сверкающий, переливающийся огнями меч взметнулся над черным уродцем, восседавшим прямо на столе. Ивана трясло неудержимо. Он был близок к истерике. Но он не мог ударить. Не мог. Он был будто заворожен, околдован. Бред! Это все бред! Туман плыл перед его глазами.
      Если колдун-крысеныш, поганый бес, вновь одолевший его, не врал хотя бы на тысячную долю, он, Иван, не заслуживает ни малейшего прощения, это конец!
      страшный конец! в стократ хуже, чем просто смерть, чем самая ужасная и страшная смерть!
      Авварон тяжелых глаз, в коих открылась вдруг сама черная потусторонняя бездна, не отвел.
      - Чего ж молчать-то теперь, - проговорил он скорбно, себе под нос. Молчи - не молчи, а работа сработана, Ваня. Так было, историю не перепишешь. Да ты ведь знал двойников своих по разработке, и Рона Дейка из проекта Визит Вежливости, и Рогова из Осевого, и еще кой-кого... каждый сломался на чем-то, из полутора, почитай, сотен на Землю вернулись шестеро:
      трое на Западе, двое в Европе да ты. Тебе повезло, ты оказался покруче остальных пятерых. Ты прошел до конца. Ты привел нас на Землю, Иван. Ты!
      Меч сверкнул ослепительной молнией. Старинный дубовый стол ручной работы развалился на две половины. Иван резко обернулся, будто ожидая удара в спину. Но удара не было.
      Черный и согбенный Авварон вновь сидел за пыльным, мутноватым стеклом аквариума. Сидел и печально покачивал головой.
      - Зря ты так, Ваня, зря. Ну чего ты добьешься зарезав еще одного своего брата, ну чего?! Ты оглянись вокруг себя - на любые земли и страны.
      Ведь это ты завалил их горами трупов, это ты загубил миллиарды собратьев по всем обитаемым земным мирам, а особливо на самой Земелюшке многострадальной. Разве не так?
      - Ты все врешь, нечисть, - еле слышно ответил Иван. Он снова сидел на диване, сидел, не глядя в сторону навязчивого беса, зажав уши руками, сотрясаясь в крупной, рваной дрожи. Ему было тяжко, несказанно тяжко.
      Почему все вдруг обрушилось на него, на него одного?! Где остальные? Где его друзья-соратники? Где они?! Или за все придется отвечать ему и только ему? Перед кем отвечать?! Перед собой...
      перед Создателем. Невыносимо тяжко!
      - Да, да, Ваня, ты устроил бойню людишкам, еще до того, как мы пришли сюда, ты умножил зло, его стало в тысячи крат больше. Ты, родимый, так шарахнул по южному полюсу, что Земля содрогнулась и платформы материков полопались. Ты ведь знал, что ты делаешь... ну, сруби еще одну голову!
      Вырви язык, говорящий правду! Утешься!
      - Заткнись!
      Иван сомнамбулически подошел к стеклянному шару, поднял его. Потом вместе с ним опустился прямо на ковер. Снаружи, с улицы и со стороны кабинета, доносился шум. Наверное, бой шел уже там, совсем близко, да, они пришли, они пришли на Землю, они добрались и до него. Это гибель. Это конец цивилизации. Это конец всему!
      - ...пусть тебе не жалко было людишек, мне их тоже не жалко, двуногий тупой скот. Но ведь ты знал, Ванюша, не скрывай, знал, что за многие века те, кого ты называешь выродками, скупили и захапали все сокровища вашей земной культуры, все картины, статуи, подлинники рукописей, бесценные шедевры... все, что создало человечество за тысячелетия, скупили и вывезли в свой антарктический подземный дворец-город. В прочих городах и музеях остались только копии, копии - везде, повсюду. И ты одним ударом уничтожил достояние человечества, то, чем вы гордились, что берегли веками, из столетия в столетие! Ты разрушил города по всей планете, ты сеял ужас, смерть, глад и мор! Твой путь был выстлан грудами человечьих костей и залит морями крови. Ты ненавидишь тех, кто пришел следом, ты ненавидишь нас, тех, кто насыщается ныне жертвенной кровью низших существ по всей вашей Вселенной?! Но ты сам разбух от нее, ты сам поглотил ее столько, что нет меры поглощенному. Ты пролил ее больше, чем любой из них! - Авва-рон ткнул корявой рукой в сторону окна, за которым шла бойня. - Ты один из них. Да, Иван, не пеняй на зеркало. Свершилось Предначертанное Извне. Оно и должно было свершиться. Пристанище вошло на Землю. И ты стал одним из нас. Да, мой любезный брат, я не зря тебя так величаю, ты заслужил право называться так, ты из разряда низших и подлых предсуществ переходишь в разряд иной, высший.
      Тебя ждет Воплощение!
      Иван почти не слушал страшного демона преисподней, гнусного и жестокого Авварона Зурр бан-Турга в Шестом Воплощении Ога Семирожденного.
      Он сидел на полу, сосредоточенно вглядываясь в стеклянный шар и ничего не видя внутри него, кроме мути силовых полей из которых невозможно выбраться.
      - Где этот червь? Где эта гадина?! - глухо, будто у самого себя, спросил он. Ничто внешнее уже не проникало в его уши, в его мозг.
      Ответ прозвучал столь же глухо и безнадежно- Он внутри тебя.
      Эпилог
      Уход
      Нет выхода сильному духом из самого себя. Ибо только он сам себе и тюрьма, и каторга. Трудно бежать из таких застенков. Исступленно мечется узник во мраке своего заточения, ощупывает изодранными в кровь ладонями угрюмые, холодные стены, бьется грудью о камни, стенает и ропщет. Открыто перед ним множество щелей, змеятся тропки, вьются лазейки... Но нет выхода, не всякая щель выход. Ибо не может встать на колени, предать себя и верящих в него, не может пасть на брюхо и червем выползти в щель. Сильный духом.
      Человек!
      Три миллиона лет роду человекообразных, три миллиона лет бродят по планете двуногие, от коих выводят родословную свою прыткие антропологи-человековеды.
      Видно, и впрямь произошли они от тех гоминидов, что рыскали давным-давно по саваннам Африки. А человек нынешний, не человекообразная двуногая особь, а именно человек, появился на Свете Божьем лишь сорок тысяч лет назад, будто с неба свалился. И нет меж двуногими человекообразными и ним, человеком, ни мостика, ни звена. Уж на что бились-старались неутомимо-бесноватые, ретивые "гуманисты", пытаясь определить людям в праотцы и праматери обезьяну, да так ничего и не добились, лишь сами уподобились ей в суетности и богомерз-кости. Тщились связать свой род, человекообразных, с родом человеческим, да ничего и не связали, оставив в недоумении простодушных и изуверившись во всем. И правы они были. И не правы. Ибо разгадка всему проста, как просто в жизни настоящей истинное и доброе. Два рода обитают на Земле многие тысячелетия, обитают смешиваясь и разделяясь, переплетаясь в миллионах сочетаний и все же оставаясь несочетаемыми и несоединимыми - те, что путем эволюции сбросили шерсть звери-но-обезьянью, поднялись на задние конечности и уподобились людям, и те, что рождены были человеками, что явились на Землю нежданно-негаданно сорок тысяч лет назад, когда дыхание Божие, пришедшее из миров неведомых пучками жестких космических лучей, создало их без "мостиков" и "звеньев" - сразу людьми, создало по Образу и Подобию, чтобы испытать изгнанием с Неба на землю, из сфер высших в болото животного произвола, болото борьбы за выживание среди четвероногих и двуногих, души не имеющих. В этом разгадка всей Истории человеческой и нечеловеческой, разгадка происхождения, возвышения, стремления ввысь, к Богу, и падения в пропасти адские, к дьяволу. Проста разгадка, как все великое и истинное, и недоступна, сокрыта нагромождениями лживых и велеречивых мудрствований, сбивающих с толку и заводящих в дебри теорий, гипотез, умствований пустопорожних, но многословных. Сложно все. И неизреченно просто, когда не в потемках бродишь, ведомый лжеповодырями и бесами, сбивающими с дороги, а открытыми.
      глазами смотришь на мир, смотришь сам, просветленный Творцом твоим, а не копошащимися округ тебя "учителями" премудрствующими - за миллионы лет двуногого существования своего изощрились они во лжи, не просветлят, а затуманят глаза доверчивого, увлекут в мрак и грязь от света и чистоты.
      Во испытание человека и духа его поселены на планете Земля были не одни лишь люди, сотворенные по Образу и Подобию, но и двуногие, бездушные двойники их. Ибо все растет, возвышается и созревает во Вселенной, лишь преодолевая сопротивление. Особое испытание было ниспослано человеку, суровое и тяжкое. Страшно жить в мире, где властвуют привычные к нему, миллионы лет грызущие друг друга, и ближних своих, и дальних, поднаторевшие в борьбе за выживание, в убиении объявившегося рядом, в хитрости и ловкости, в подлости и изворотливости, в жадности и недоверчивости. Страшно обладающему душой жить среди не имеющих ее. Страшно, ибо не отличишь с первого взгляда одних от других, живущих при свете от рыщущих во мраке, потому что одинаковы внешне, потому что и мрак и свет не снаружи, а внутри них, под черепными сводами. Попробуй, узри!
      Тридцать тысячелетий люди жили в тщетной борьбе за место не во мраке, но под солнцем, тридцать тысячелетий не могли преодолеть гнета человекообразных, тянущих в дикость и тьму. Но на исходе тридцатого начали подниматься, обретать свой, человеческий уклад, отрываясь от грешной земли, взирая на звезды и волоча за собой непомерный груз уцепившихся за них, присосавшихся к ним двуногих. Только десять тысячелетий понадобилось человеку, чтобы подняться от топора каменного к всевластию над звездами и галактиками, от наскальных тотемов к высокой и одухотворенной живописи, к музыке, уловленной из высших, недоступных сфер, к отрешению от земного и слиянию с Небесами - незримому, нетелесному, но великому. Тяжкие и горькие были эти тысячелетия. В смешениях и разделениях человеков и человекообразных текли столетия, полыхали войны, свирепствовали моры. За грехи были посланы испытания эти и наказания. За страшное грехопадение человека, свершенное им первоначально еще сорок тысяч лет назад, и свершаемое с той поры постоянно и повсеместно, и не с себе подобными грехопадение, а с двуногими. Ибо отделены были и не имели звеньев и мостков, родства и близости. И так бы и шли по жизни веками, эрами разделенные, чуждые, как нынешние разумные и нынешние обезьяны. И был бы на Земле век бронзовый, век серебряный и век золотой. И велик был бы человек, светел, чист, всемогущ как созданный по Образу и Подобию и идущий к прощению и возвращению в сферы высшие.
      Но свершилось чудовищное, трагическое, определившее кровавый ход Истории, вырождение и погибель рода человеческого. Свершилось с приходом человека на Землю грехопадение его - кровосмешение с чужими ему, бездушными, лишь внешне похожими - с полуразумными животными гоминидами, миллионами лет до того, блуждавшими по саваннам и лесам в дикости животной.
      И привел человек в семью свою, в род свой зверя. И разделились роды. И пошли они друг на друга, ведомые не людьми уже, а порожденными от кровосмесительного греха нелюдями, двуногими выродками. И оставалось в одних больше человеческого, а в других родах больше звериного. И переставали они понимать друг друга, разбредались по Земле, чтобы при встречах убивать друг друга, и красть жен друг у друга, и отнимать накопленное друг у друга, ибо было в них уже не одно лишь людское, человеческое, но и животное... Нет ничего страшнее под Солнцем, чем животное, наделенное разумом! Тяжек был грех смешения, ужасен и страшен.
      Ибо наделил человек одухотворенный разумом зверя бездушного, дал ему силу и власть над собой. Из-за минутной слабости-похоти, а может, и по другим причинам. Нам не дано знать, как случилось это грехопадение: то ли сам человек, один из первых, не устоял, соблазнился дикой красотой двуногой, но бездушной самки - и породил с ней первого разумного зверя, то ли похотливый зверь-гоминид выкрал из семьи-рода людского женщину и в пещере своей насильно, грубо овладел ею... за тысячелетия было и так, и эдак, по-всякому. Не защитил себя человек. Не защитил. И тем обрек на горе, страдания, войны, пытки, муки, вырождение, власть выродков-нелюдей над собой... и конец рода своего. Да, поднимаясь вверх по ступеням, ведущим к Небу, он тащил за собою и порожденного собой разумного зверя, коего нет страшнее в Мироздании, тащил, готовя страшный и лютый конец всем - и людям, и нелюдям. Не зверь отвечает перед Богом, даже если он наделен способностью мыслить, не зверь, а Человек. Ибо он дал зверю мощь и силу, которой у того никогда не было и никогда бы не стало! Он сделал зверя, приспособленного и живущего миллионы лет, зверем вырождающимся, утратившим свою сущность и оттого безмерно страшным, безжалостным, жестоким в вырождении своем.
      Сорок тысячелетий назад, лишь появившись на Земле, род человеческий обрек себя на гибель. И уже с тех пор не оставляло его сумрачное предчувствие конца века, Конца Света.
      Не просто конца и гибели людского рода, а именно конца Света. Ибо Свет во Вселенную нес только человек, для того и созданный Свыше носителем души, носителем Света. Уйдет он, изгубив себя неразумием своим, и погаснет последняя Свеча во мрачном океане Тьмы. И настанет новая эра - эра черного мира, черного солнца, черных тварей, обитающих под ним, эра, несущая благо рожденным во мраке дьявольских пропастей и бездн, эра Черного Блага!
      Но зажжена была свеча во Вселенной! Был свет! И ответит по делам своим тот, кто должен был хранить этот Свет, поддерживать горение Свечи, но не исполнил предназначенного ему, а напротив, способствовал угасанию огня, приходу мрака. Он виноват! Ибо он Человек! Не легионы разумных зверей, не тьмы коварных, злобных и хитрых выродков, разрушающих все вокруг себя, несущих хаос, смерть, глад и морок. А только он! Ибо не звери и выродки облечены были высшим предначертанием, одухотворены и избранны Творцом, а только он, Человек! Тяжек суд Божий. Тяжек, страшен, но справедлив.
      И потому нет сильному духом и наделенному душою выхода из тюрьмы, выстроенной своими руками, нет! Бьется он, мучается, мечется, раздирает в кровь ладони в поисках двери, щели... но не находит их. Выползать же из темницы своей совести змеей, червем, исхитряясь и ловча, елозя в пыли брюхом, не способен он. Ибо наделен тем, чего нет у животных, чего никогда не будет у разумных зверей. Ибо Человек!
      Огромная, сотрясающаяся студнем гадина ворвалась в комнату, выломив дверь, раздирая стену, истошно зудя стократно усиленным зудом навязчивого гнуса. Сразу три членистых длинных лапы потянулись к Ивану.
      И тут же сгорели в лиловом снопе, извергнутом из лу-чемета. Иван нажал на спуск машинально, он был в полной прострации, словно в другом, тихом и безмятежном мире. Его тело - глаза, нервы, пальцы, мозг работали сами по себе - выучка космодесантника, накрепко вбитый навык.
      Гадина попробовала было захлестнуть жертву жирными прозрачными щупальцами. Но с тем же успехом. Студенистая жижа каплями стекла на изгаженный паркет. Третьим выстрелом Иван выжег оба мутных глаза на толстых выдвижных стеблях, а потом раскроил желеобразный череп. Червь выскользнул молнией, никакие лучи, никакой огонь его не брал. Ну и плевать!
      Иван вышел в пролом, даже не взглянув в сторону панели шкафа, за которой стоял его боевой скафандр. Плевать!
      Прямо посреди огромного кабинета, возле стола два омерзительных дьяволоида пытались опрокинуть Глеба Сизова. Тот не давался, ломал длинные лапы, вдрызг разбивал тянущиеся к нему нечеловечьи рыла, увертывался.
      Дьяволоиды были слабей его, драться они не умели. Но эти твари не знали усталости, не щадили себя, и все у них заживало прямо на глазах, они лезли и лезли, неостановимые и страшные своей неостановимостью. Глеб уже изнемогал. Но он не кричал. Дрался молча.
      - Чего на помощь не зовешь? - хрипло выдавил Иван.
      Первым ударом он снес напрочь голову ближайшему дьяволоиду. И чтоб тому было неповадно, подобрал ее, вышвырнул в разбитое, изуродованное окно.
      Второго он разодрал напополам и тоже, одну половину зашвырнул подальше, так не воскреснут, не срастутся!
      Глеб ошалело поглядел на Ивана, вытащил платок, начал вытирать лицо, но платок сразу весь вымок, побурел от кровищи. Глеб бросил его под ноги.
      - Нечего с ними цацкаться! - сказал Иван без выражения. И добавил: Остаешься за меня!
      - Куда ты? - спросил Глеб срывающимся голосом, не в силах усмирить прерывистого дыхания.- Там ни одного бота, ни одного гравитана! Все на орбите. Дежурная капсула придет через полчаса.
      Иван криво усмехнулся. Слова командира альфа-корпуса, который почти весь лег костьми на Красной площади и в самом Кремле, долетали до него словно сквозь вату. Ему было все равно, мозг оцепенел. Но намек он понял.
      - Думаешь, я бежать собираюсь? - проговорил он с расстановкой, выделяя каждое слово. - Ошибаешься, Глеб.
      - Так куда же ты?!
      - Пойду пройдусь.
      Ворвавшегося в кабинет сатаноида Иван сбил ударом ноги, потом приподнял за шкирку левой рукой, правой поочередно сшиб оба рога, и вышвырнул в окно. Сатано-иды были пушечным мясом нечисти, их не жалели, бросали тысячами на лучеметы, бронебои... Так чего ж он их будет жалеть?!
      Нет! И нет никакого червя у него в голове. Этот подлец Авварон врал. Он издевался над ним! Но теперь Ивану было все равно, теперь на душе у него лежал такой черный и неподъемный камень, с какими на белом свете долго не живут.
      Им надо было сразу уйти из Кремля, и вообще из Москвы, уйти на какой-нибудь пустырь. И тогда древние здания, все памятники, резное дерево, росписи, филигранные полы... все бы уцелело, ведь нечисти нужны люди, только люди, их кровь, их тела. Все бы уцелело. Но для кого?!
      Это он привел их сюда. Это он открыл им вход на Землю! В голове у Ивана гудело, будто она была полой, будто внутри бил размеренно и гулко набатный колокол. Он преступник. Страшный, непрощаемый преступник! И если бы люди, вот эти несчастные, что погибают сейчас повсюду, знали бы о том, они разорвали б его в клочья собственными руками. И правильно бы сделали.
      Он поглядел вверх, на лепной потолок. Больно! И невыносимо тяжко. Он хуже Иуды. Тот хоть нашел в себе силы повеситься. А он ходит, поганит землю.
      Негодяй! Иван скрипел зубами. Сердце у него оборвалось и полетело куда-то вниз, наверное, в саму преисподнюю. Иуда!
      - Всех оставшихся посадишь в капсулу, - бросил он Глебу уже из дверей, - уходите с Земли! На флагман!
      - А ты?! - Сизов не понимал.
      - А я... пойду пройдусь. Не переживай за меня.- Иван умолк. Потом тихо выговорил: - И не забудь, теперь ты за главного, теперь ты за всех отвечаешь. Ну... прощай! Береги Светлану!
      Он не подал руки. Не кивнул.
      В приемной два охранника резали студенистую гадину сигма-скальпелями, получалось ловко и здорово, лучше, чем дельта-излучателем. Иван не стал им мешать, сами справятся. Зато на лестнице шел настоящий бой. Семеро одеревенелых и трясущихся дьяволоидов слепо лезли вверх по ступенькам. Их сшибали кулаками, опрокидывали выстрелами из парализаторов, лучеметов. Но они поднимались и снова лезли. Теперь Иван явно видел - они слепы, они вообще ничего не видят, не слышат, не чувствуют. Они прут будто зомби, как заводные, ожившие манекены. Движения судорожны, прерывисты. Глаза остекленелые, застывшие. Мертвяки! А ведь каждый был человеком, живым человеком, ходил на черные мессы в черные приходы, доводил себя до умопомрачения, терзал очередную жертву и упивался своей силой, безжалостностью, жестокостью... и одновременно дрожал, боялся до потемнения в глазах, ведь в следующий раз жертвой мог стать он сам. Они упивались ужасной, дикой игрой. Они подражали своему господину. И они стали такими же... почти такими, только не господами, а слугами, мертвечиной, пушечным мясом невидимых владык. Они лишь на какое-то время оживают после высосанной из жертвы крови, приходят в себя, но потом кровь из их заушных пузырей уходит... куда? никто не знает, но уходит, это только накопители-передатчики, кровь уходит к подлинным и опять-таки незримым, но присутствующим здесь кровососам, а эти снова бросаются слепыми и неостановимыми мертвяками на поиски жертвы. Нелюди!
      - Уходите! - бросил в горячке Ивану ободранный и задыхающийся паренек в сером полускафе наружной охраны. - Здесь не пройти!
      - Пройдем, браток! - Иван похлопал его по плечу. Забросил лучемет за спину, пускай отдохнет, повисит немного. - Ну-ка, ребятки, дайте дорогу старику!
      За три минуты всех семерых выползней он превратил в одно большое, хлюпкое и гадкое, расползающееся месиво, из которого торчали обломки желтых острых костей. Стряхнул ошметки с рукавов, брезгливо поморщился. Путь на улицу был свободен. Охранники наверху застыли с разинутыми ртами, такого они еще не видали в своей жизни.
      А месиво уже сползалось, пучилось. Из него тянулись лапы, звериные когти.
      - Чего стоите, подогрейте их маленько! - посоветовал Иван.
      И вышел на свежий воздух.
      Прямо у Красного крыльца выползень прогрызал затылок полной и немолодой женщине в цветастых шортах. И откуда она здесь взялась в такое время?! Иван вытащил из кармана старенький, почти допотопный пулевой пистолет, подарок Гута Хлодрика, любителя старинного оружия и прочего антиквариата. Выстрелил в раздувавшийся красный пузырь за ухом у сатаноида.
      Пузырь с чавканьем лопнул... но ни капли крови из него на землю не пролилось.
      Точно, это передатчики-трансляторы, машинально отметил Иван. Армейский усатый майор переломил выползню хребет, отскочил. Но женщине это уже не могло помочь, она запрокинулась, упала на спину.
      Иван прошел мимо. Каблуком размозжил отекшую морду поднимавшегося выползня. Тот снова распластался... а потом снова поднимется, Иван знал. Но он прошел мимо. Тут и там гремели выстрелы, вспыхивали огни, зарева. Надо было идти под стеной, так безопасней. Только ему было все безразлично.
      Убьют? Пусть! Затем он и выбрался из покоев дворца. Чем раньше, тем лучше.
      Иван искал смерти. И не находил ее.
      Под колокольней Ивана Великого толпилось не меньше взвода внешней охраны. Кричали, гомонили, вскидывали вверх стволы.
      - Что там?! - спросил Иван.
      Ответил капитан с кровавой повязкой на лбу и синяком под глазом.
      - Да вот, десятка три мужиков и баб из персонала залезли наверх, черт их побрал бы, а гадины рогатые следом. Лестницы трупами завалены, не пробиться. Да и стрелять, мать их, не выстрелишь! Сами себя губят!
      - Чего с головой-то?
      - Рогом ударил!
      -А ты?
      - А я ему рога вместе с башкой сшиб! Вот этим штык-ножом глотку напрочь перерезал... вон, падаль, в кустах валяется!
      Иван еле заметно улыбнулся, прихлопнул капитана по руке.
      - Значит, можно бить гадов?
      - Можно! - капитан только теперь признал Верховного, вытянулся в струнку.
      - Вот так и бейте!
      Иван отвернулся. И почти рядом, в метре от его ноги грохнулось что-то тяжелое, сырое, брызнувшее жижей.
      - Пропади все... - дико прогремело над головами. И оборвалось с упавшим телом, вторым. Это с самого верха колокольни выбрасывались загнанные, объятые ужасом жертвы.
      Взвод побежал внутрь. На штурм.
      Всех перебьют, подумал Иван мрачно. Но может, и спасут кого-то, а коли стоять, тогда точно, не спасешь, тогда точно, всем погибель. Нет, нельзя было выжидать, нельзя было стоять с опущенными руками! Все врет проклятый Авварон...
      Все, да не все! Камень надавил тяжелее, к горлу подкатил комок.
      Ну что ж, надо идти туда. Больше некуда! Больше ему никто ничего не скажет. А там, скажут?! Ивана пронзило острой внутренней болью. Нет, не от жалости к себе резануло по нервам, не от жалости. Просто дошло вдруг - вот он, последний день, не его, всего народа земного! вот он конец света, пришел - грязно, кроваво, буднично и серо. Без величавых и бесстрастных ангелов в белоснежных одеяниях, без громогласных золоченных труб, без апокалипсических всадников с их красочными свитами и без торжественной музыки горних сфер... Буднично, некрасиво, обыденно. Вон, даже багровых небес с черными тучами нету, не то что гласов заоблачных. А проглядывает сквозь марево солнышко, как оно проглядывало тысячи, миллионы лет. Чуть накрапывает дождичек, но ливня не будет, тучка идет себе стороной.
      В белую стену за Ивановой спиной ударила граната, выпущенная из бронебоя. Он даже не вздрогнул. Канула в вечность еще одна секунда. А ведь именно она могла стать последней, окажись он на полметра левее, поставила бы точку, и дело с концом! Проклятье!
      Иван вышел за ворота. Охраны не было. Зато кто-то отчаянно бился с двумя рогачами сразу у стены. Смелый малый, сноровистый! Иван подошел.
      Хотел помочь. Но, приглядевшись, понял - тут справятся и без него, свой браток, космодесантник, из молодых, но умелый. И чего его на Землю занесло?
      Сейчас самое время в Дальнем Поиске какую-нибудь очередную гадру или гиргею геи-зировать!
      Он свернул, побрел вниз, отсюда стена на заслоняла Золотых Куполов. Но Иван не глядел на них. Голова не подымалась, не отрывалась от выбитой, разбросанной повсюду брусчатки, от вывороченных "кустов, обломанных деревьев. Он шел медленно, перешагивая через поваленные столбы, через трупы. На мосту из кривой и глубокой трещины выскочил было дьяволоид, огромный, взъерошенный, размахивающий ручищами. Но Иван его тут же отправил в свинцовые воды, через перила - пускай охладится. Заодно посмотрел вниз, стиснул зубы покрепче. Неспешное течение Москвы-реки несло сотни тел - раздутых и усохших, изуродованных и почти нетронутых, голых и одетых, страшных, обезображенных смертью! Иван еле сдержался, чтобы не перевалиться через перила... ему надо было только расслабиться, и ничего больше, а огромный черный камень, что лежит на душе, утянет на дно. И все! И конец всем печалям... До самого суда Господня. Никуда от него не уйдешь, никуда не денешься. Нет, нельзя, пока нельзя, не время. Надо назад.
      Иван, еле волоча ноги, побрел к Храму. Там, там его примут, там будет ответ - правдивый и праведный, там он развеет сомнения, там сбросит черный камень с души. Иди, и да будь благословен! Вот он и идет, вот он и возвращается. Блудный сын.
      Купола горели ярко и чисто, Неземным Огнем горели. Будто и не случилось ничего, будто Господь все так же оберегал Землю, хранил свою обитель на ней - Великую Россию, единственную во Вселенной пристань Духа, озаряющего мрачные толщи Мироздания светом, теплом и верою - Святую Русь.
      Господи! Дай силы выдержать и это испытание! Иван воззрился на величавые кресты, прижал ладонью к груди малый крест нательный. Не благ прошу и не помощи, только лишь сил терпеть страдания и лишения, сил преодолевать их!
      Ноги становились тяжелее с каждым метром, будто белые высокие стены Храма отталкивали его, отвергали. Нет! Это только кажется...
      Метрах в сорока, слева от ступеней лестницы, три прозрачных гадины теснили к граниту кучку измученных людей. Двое армейских отбивали несчастных, удерживали нечисть. Тут дела были плохие. Иван сомнамбулой побрел к кричавшим, перепуганным донельзя людям, заслонил спиной. Слизистая лапа, будто четырехметровый прозрачный и хлипкий крюк, нависла над ним.
      - Ну, ладно, сволочи! - просипел он.
      Лезвие меча вырвалось из рукояти хрустальным лучом, превратилось в рассыпающий искры веер. Крики сразу стихли. Даже армейские оторопели.
      - Это вам не кровь сосать из беззащитных! В считанные секунды Иван изрубил гадин в капусту, в лапшу. Тут же повернулся, заорал со злостью:
      - Чего стоите! Чего ждете!! Расшвыривайте обрубки, да подальше! Или опять хотите?!
      Они стояли, не понимали, жалко улыбались, трясли головами. Только армейские раскидывали сапогами слизь. Эти были потолковее.
      - Ну ладно, как знаете.
      Иван отвернулся, пошел к Храму.
      На этой лестнице ему была знакома каждая ступенька. На ней он стоял, когда вернулся из Системы, стоял и слушал голос сверху. Может, тогда ему все почудилось? Может, и не было ничего?! Он шел неспешно и тяжело. Давил камень, давил тяжко и безысходно. Шаг. Еще шаг... Горят Купола, горят. Их золотые огоньки, их блеск освещал ему путь за тысячи парсеков от Земли, во мраке бездонной пропасти - той самой, в которую падали все миры бескрайних вселенных, все, кроме мира этого - мира Святой Руси, увенчанного Золотыми Куполами Храма Христа Спасителя. Русь не падала в бездну, она была над ней, она парила надо всеми безднами и пропастями Мироздания... И сейчас парит?!
      Иди, и да будь благословен! Как же так? Теперь все они падают в пропасть, страшную, черную, бездонную, смертную пропасть. И виноват он, только он, облеченный и избранный, взваливший на себя тяжкую крестную ношу всех землян, всех христиан... Нет! Неправда!
      Перед Храмом никого не было, ни души.
      Иван подошел к огромным великолепным дверям. Они были закрыты.
      Постучал. Пока ждал, мелькнула горькая мысль, он здесь теперь лишний, ему во Храме нет места, вот и закрыто... Но служитель приоткрыл двери впустил.
      Иван спросил сразу же:
      - Они лезут сюда?!
      Служитель, молодой еще человек с русой бородкой и печальными глазами, весь в черном, покачал головой.
      - Нет, во Храме Божием им нет места. Вы кто будете?
      - Грешник я, - после некоторого раздумья ответил Иван, - и преступник, коему нет прощения.
      - Господь всемилостив.
      В Храме было пусто, лишь пять-шесть смутных силуэтов различил Иван во глубине его. И все же, прежде чем пройти далее, спросил еще:
      - Здесь можно укрыть тысячи людей. Почему же двери ваши закрыты?!
      Служитель в черном ответил смиренно, без раздражения:
      - Двери наши для всех открыты, вы только что убедились в том. Час назад здесь было очень много людей, больше двадцати тысяч. Их вывезли на космобазу к Сатурну. Через полтора часа придет очередной корабль. Но людей остается все меньше, город опустел...
      Будто нож вонзился в сердце Ивана. Город опустел. Опустела Земля Русская, города и веси, равнины и долы, не слышно уже ни смеха, ни плача, повсюду царят запустение, смерть и страшные гадины Пристанища. Иван вздохнул тяжко. Пристанища или преисподней? Подлый крысеныш так и не ответил. Бес!
      Он прошел вперед, к образам.
      Он ожидал, что придет облегчение. Но оно не приходило. На душе становилось еще муторней, еще тяжелее. Так не могло долго продолжаться, всему есть предел. Иван был на грани. И он ждал слова...
      Патриарх стоял перед ликом Спаса. Стоял спиной. Это просто чудо, уже третий раз он застает его, пастыря всех православных, того, чье слово есть утешение. Иван рванулся вперед. Колыхнулось пламя свечей.
      Старец обернулся. На лицо его набежала тень, глаза сверкнули.
      Иван поднял руку, моля о слове, одном коротком слове, подался всем телом, душою... Но было поздно, патриарх резко развернулся и пошел прочь.
      Он узнал его. Узнал! Но он не захотел его видеть, говорить с ним! Значит, это правда. Значит, неискупимый грех лежит на нем. У Ивана потемнело в глазах, ноги подогнулись.
      Служитель с русой бородкой успел подхватить его под локоть. Прошептал в изумлении:
      - Чем вы могли его так напугать?! Никогда, никогда я не видал святейшего таким!
      Иван отстранил руку.
      И опустился на колени. Сейчас он смотрел прямо в глаза Тому, от Кого ждал ответа. Все отказались от него, все отвернулись, кроме беса-погубителя, завладевшего его душой, вкравшегося в нее. Все! Ну и пусть! Патриарх облечен саном, но и он лишь человек на грешной земле, человек! Перед Иваном все плыло, качалось, он еле удерживал себя на кромке сознания. Чернота и темень наплывали на него, застили лик Спасителя. На какой-то миг он даже уронил голову на грудь, уставился в мраморные плиты, и сразу набежала тьма, а из тьмы выплыло блудливое лицо, омерзительная харя Авварона. "Прочь! Прочь! - мысленно приказал Иван. - Уходи, бес!" Крысеныш осклабился, обнажая гнилые черные зубы. "Я уйду, Иван. Но и ты уйдешь отсюда. Ты чужой в этом храме, чужой..." Ивана вновь затрясло. "Не смей! Не смей так говорить! Ты вообще не можешь здесь быть, в Святом Храме, в Доме Господнем!" Авварон отозвался не сразу и будто издалека: "Как же не могу, Ваня? Ведь ты же там, верно? А я в тебе! Стало быть, могу! Еще как могу! Это ты убирайся вон из храма этого, проваливай из дома того, кого ты называешь своим господом! Проваливай!! Прочь!!!"
      Иван согнал наваждение. Но его не переставало трясти. Чужой? Он здесь чужой?! Сознание возвращалось к нему. А с ним возвращались боль, горечь, стыд и тяжесть, страшная тяжесть в груди.
      Господи! Прости меня, Ты ведь всемилостивый! Дай мне сил искупить свою вину... Нет, вначале ответь мне - виновен ли я?! Или только бесы изводят невиновную душу мою?! Не говори ничего, только взгляни как прежде, я пойму, дай мне знак Твой, Господи! Страшно! Страшно мне, и горько! Вот я весь перед Тобою! От Тебя ничего не скроешь, Ты все видишь и все знаешь. Ответь же, есть ли моя вина в том, что смеркается белый свет над Землею и застит ее тьма лютая, ответь! Ведь Ты и опричь Тебя стоящие направляли меня. Иди, и да будь благословен! Не слова ли то Твоих вершителей?! Значит, Ты не бросал меня, не оставлял без руки Твоей... Или в гордыне пребывал я, смущенный бесами?! Или не Ты вовсе был водителем моим?! Ответь же! Любой муке, любому страданию предел должен быть положен. Ты же милостив, Боже!
      Иван вглядывался в лик Спасителя, до боли в глазах, до ломоты в затылке. Но он не видел очей Его, лишь черные, зеленые и красные круги плыли перед ним, и таял сам лик в мутном мареве, уходил, расплывался, будто отворачивался.
      И не воспарял ищущий ответа под сводами, не растворялся духом своим в царствующем здесь, во Храме, Духе Святом. Гнуло к земле его, давило, жало к плитам, будто отяжелело тело его. Тяжко ему было, тяжко. Но не тело болело и страдало. А душа.
      Горючие слезы текли по щекам. Напрасны, напрасны мольбы и молитвы.
      Господь не приемлет его. Прав Авварон, этот Храм не для него. Он тут чужой.
      Нет! Иван встал, подошел к иконе Богоматери, прижимающей к сердцу своему Того, Кому еще только предстояло пройти крестным путем и принять муки страшные.
      - Матушка! Заступница! - прошептал Иван. - Не отринь...
      Он был на пределе. Он не мог уйти ни от себя самого, ни от тех, в кого верил, под чьей рукой шел на смерть и на муку, нес свою крестную ношу.
      - Заступись! Помоги!
      Он протянул к ней дрожащие руки. И услышал вдруг за спиной злобный тихий смех, знакомый, старческий. Нет! Только не здесь!! Нет!!!
      Святой лик Богоматери потемнел, будто тучей грозовой его закрыло.
      Отвернулась? Отказалась!? Ивана словно окатило арктическим холодом. Зубы застучали, ноги свело, выворачивающая боль пронзила позвоночник... и он медленно повернул голову.
      Позади, будто в порыве сокрушительного урагана, в развевающихся, бьющихся черных одеждах, злобная и торжествующая, стояла черная фурия, злой дух ненавистной планеты Навей.
      - Вот и сбывается черное заклятье, Иван! Ты узнаешь меня?!
      - Не-е-ет!!! - закричал во всю мощь легких он. Но даже сипа не вырвалось из его рта.
      - Я вижу, ты узнаешь меня! - шипела ужасная, сморщенная, высохшая старуха в черном балахоне. Изогнутая сучковатая клюка содрогалась в ее птичьей костистой руке. - Тебе ли не узнать своей брошенной возлюбленной, своей Прекрасной Елены?! Ты помнишь меня! И ты очень хорошо помнишь о черном заклятьи! Загляни же мне в глаза! Загляни!!
      Иван вскинул голову вверх, к высоченным белым сводам. Но не увидал их тьма застилала все, рваные черные клочья разодранных ураганом туч неслись поверху, в багряном страшном небе. Да, это была она, его Алена, Аленка, его любимая, которую он оставил в Пристанище, которая восстала из своего хрустального гроба, которая ждала его вечность в ином времени, не дождалась и прокляла! Петля времени! Черные проказы Вселенной! Но в ней были и другие - в ней собралось все зло планеты Навей, вся ненависть... и она стала духом зла, духом чудовищного многоярусного гипермира, в который он пришел чужаком, неся горе, смерть, страдания и несбыточные надежды. Да, надежды!
      Она поверила в него. Она родила ему там сына. Тот стал оборотнем. Она стала злой навью. А он остался прежним, чистым, светлым, безгрешным?! Иван обхватил голову и затрясся в горьких рыданиях.
      - Виноват! Я виноват во всем! - хрипел он сквозь слезы.
      И уже не ждал слова, не ожидал прощения. Не будет его. Не будет.
      Пристанище больше Земли, и Земля лишь часть Пристанища. Но ему нет места ни в преисподней навей, ни на Земле, у него нет и не будет своего пристанища.
      - Прости! Прости меня! - застонал он.
      - Нет ни виноватых, ни безвинных! Ты зря пришел сюда с покаянием, в поисках прощения, напрасно! - дребезжащий старческий голос убивал мозг, сушил душу. Оглушительный, истерический вой-хохот пронзал насквозь, леденил, мертвил. А слова били наотмашь. - Черное зло Мироздания вечно и неистребимо, оно перетекает из души в душу - и нет границ ему и нет предела! Черное заклятье лежало на тебе. И предал ты породивших тебя и благословивших. И выполнил ты Предначертанное, ты открыл ворота черному злу! Ты вернулся в Пристанище!
      Иван отшатнулся будто ударенный. Что? Что за бред?!
      - Смотри мне в глаза! Смотри же!!!
      Он собрал остатки сил и воли, поднял голову. Теперь ему нечего было бояться. Теперь он отвечает только за себя.
      Страшная, уродливая ведьма хохотала прямо ему в лицо. Жуткий вой-хохот, истерический и надрывный, сводил с ума. Но черные глаза фурии не смеялись. Они были мертвы и пусты. Это была сама пропасть, Черная Пропасть Мироздания, в которую падало все, живое и неживое, светлое и темное, черное и белое, злое и доброе, это была Пропасть Смерти. И чем дольше Иван в нее вглядывался, тем сильнее притягивала она его, всасывала, манила, тащила, вцепившись невидимыми смертными крючьями. Мрак. Ужас. Пустота. Вход в Пристанище! Вход без выхода.
      Нет! От отпрянул от страшной безумной старухи. Он не уйдет в мир Тьмы.
      Он останется здесь. И пусть у него нет выбора. Но сейчас решать будет он, только он!
      Ужасающий хохот стал тише, отдаленней, фурия растворилась в проступающей белизне стен и сводов. Да, он решает сам. Он имеет право на это.
      Медленно, очень медленно Иван вытащил из кармана пистолет, тот самый.
      Разорвал рубаху на груди, приложил ладонь к сердцу. Оно билось натужно, надрывно, измученно. Он вдавил ствол в горячую кожу, поднял глаза к сводам.
      Нажал спуск. И повалился с пробитым сердцем, замертво, повалился под просветленными, добрыми ликами, взирающими на него с мольбой и страданием.
      "Одна лишь надежда, да вера..."
      Романы "Звездная Месть" и "Бойня" писались почти одновременно, и были они для меня двумя вехами, двумя лучами, расходящимися из настоящего в будущее. Тогда казалось мне, что оба направления имеют равное право на существование: и сверкающее грядущее "Звездной Мести" с ее вершиной человеческой цивилизации и кошмарный тупик "Бойни". Прошло время. И видится ныне мне, что мы идем по пути, описанному в "Бойне". "Цивилизованный мир"
      без спешки, спокойно и методично убивает Россию - подобно хищнику, сбившему с ног зазевавшуюся жертву, придавившему ее, бьющуюся в агонии, трепещущую, к земле, и медленно сдавливающему ее в смертных лапах своих. Россия обречена. Уже сейчас, ныне. И нужно какое-то непостижимое, немыслимое чудо, чтобы она стала воскресать... России уже нет. Осталась только вывеска и великая память о великом прошлом, да еще новые нерусские "русские", пускающие слезу под сентиментальные стоны "живи, страна..." Дотягивают свой век последние поколения старых русских. Бегут с тонущего корабля подобно крысам наиболее приспособленные, дуреют по миллионам подвалов десятки миллионов отупевших вненациональных существ, от коих родятся в нескором "светлом далеко" персонажи "Бойни" - гурыни, паки, близнецы-Сидоровы, бубы, хреноредьевы и прочие выродки-мутанты, не лишенные многих добрых качеств и свойств характера, но все ж таки, нелюди. Это наше будущее, предсказанное мною то ли в озарении божественном, то ли в дьявольском прельщении - но одно, единственное будущее, что ждет нас за близким порогом. И не будет никаких Гиргей, никаких созвездий Отверженных и туманностей Андромед, не будет десантных и боевых капсул, прогулочных космических лайнеров, и крейсерского корабля "Ратник" не будет.
      Без России человечество, тупеющее и америка-нообразное, никуда дальше Луны не выберется. Оно выродится задолго до XXV века и любых вторжений извне, оно уже на пороге вырождения... Не будет Дальнего Поиска, и космодесан-тников-смертников не будет. Зачем рисковать на окраинах Вселенной, геизировать загадочные и страшные миры, когда все под боком - и развлечения, и пойло, и телеящик - поспевай лишь менять одеяния да стрижки - вот ты и супермен. А десантникам да прочим спецназовцам и на Земле работы впору - ломать хребты недовольным, калечить старых, недобитых русских да охранять новых нерусских "русских". Великая Мечта! Великая Иллюзия! Все в прошлом. Впереди - Подкуполье и Забарьерье. Впереди колбасный рай демократов и утопия (в полном смысле слова) самого гениального демократора из всех демократоров, того самого, о чей чугунный лоб разбились в "Бойне" на своих "тарахтелках" Пак Хитрец и "герой демократии" Айвэн Миткофф, как говорится, за что боролись... Теперь, по прошествии времени, кажется мне, что написал "Бойню" вовсе и не я, не мог смертный, погрязший в быте и суете, как и все мы, написать такое недостижимая вершина! Не знаю, поймут ли когда этот роман современники мои, потомки, не знаю... на смену нам идут гурыни и баги скорпионы. А как хотелось бы войти в Д-статор И перенестись на Сельму, в мир чарующих призраков, туда, где хохочет белозубо и бесстрашно неунывающий Дил Бронкс!
      Как бы хотелось побывать в утробах таинственной Гадры, побродить по ее пурпурно-алым лишайникам в сиреневых сумерках вместе с благородным потомком русов-викингов Гугом-Игунфельдом Хлодриком Буйным... Нет, не будет Гадры, не будет Сельмы, не будет Дила и Гуга. А будут трубы, трубы, трубы... будут краники, будет пойло, будут отстойники, переполненные неразлагающимися трупами. И будут миллиарды, триллионы жиреющих, алчных крыс. И еще будут существа более страшные чем крысы и монстры подземелий, будут "туристы" - да, те самые туристы, что приедут в Подкуполье-Россию на сафари, на охоту, чтобы вволю потешить себя загоняя и расстреливая в упор беззащитных и жалких мутантов-выродков, наших с вами правнуков. Так будет. Потому что начало положено. Россия вырождается. И она выродится вместе с теми, кто сейчас в подвалах, кого все больше, для кого уже нет обязательной работы, обязательного образования, обязательного лечения, а есть только идиотизирующее телевидение, наркотики, пойло, заливаемое в российские глотки миллионами тонн, заливаемое невесть кем, кавказской шатией-братией, шустрым народцем, есть бессмысленные, тупые войны - войны на истребление русских. Все как в "Бойне": резвые и расторопные сбегут за Барьер, отупевшие и расстерянные останутся, чтобы дичать и вымирать. Геноцид. Тихий, планомерный геноцид осуществляемый мировым сообществом в России при полной поддержке его президентами, правительством и прочей колониально-управленческой гопкомпанией. Геноцид, творимый с немого и безропотного согласия самого подвергаемого геноциду народа - вернее, как сказал покойный В. А. Солоухин, "не народа, а населения, народа у нас не осталось, повывелся весь". Горе-горькое... Но когда в одну дуду дуют все: и "цивилизованный мир", и властьимущие наши, и население безропотное, горемычное, то так тому и быть - свершится желаемое, сообща Россию и добьют. "Бойня"! Роман пророческий, гениальный, не автором будет сказано. Да и что есть автор, когда вещь уже написана, многажды переиздана, живет сама по себе без его воли - ничто, стоит он в сторонке, сам не понимает, откуда что взялось, как сложилось, в какое ухо Господом Богом нашептано. "Бойня"! Последний, видно, крест на могиле Великой Литературы Российской и, пожалуй, мировой. Ничего выше и горче не будет уже. Роман-трагедия! Сама жизнь! Но кроме нее есть еще и надежда. Надежда на слова Иисусовы "Мне возмездие, и Аз воздам!" Надежда на "Звездную Месть", на воздаяние всем по делам их. И Вера, и Любовь. И еще - "Меч Вседержителя", священный карающий меч в благой длани самого Спасителя.
      Юрий Петухов