Звездная месть (№3) - Погружение во мрак

– Совсем не болит, – признался он, – но поначалу жуткая боль была, какая там видимость!

– Любая рана должна болеть. А если нет боли – одно из двух: или она обработана и введен препарат, или никакой раны нет.

– Есть еще и третий вариант, – добавил Цай, – отключены болевые центры в мозгу.

Иван усмехнулся.

– Выходит, когда брюхо протыкали или по черепу долбили, центры не отключали, а потом взяли да и отключили, чтобы не мучился? Нет, в Осевом действуют странные законы. Нам их все равно не понять.

Законы в этом мире и впрямь были странные. Иван сидел на пригорочке и смотрел, как пытается взобраться к ним под желтую стену отрубленная голова – она очень старалась, хватала огромными оскаленными зубами траву, перехватывалась рывками, рычала, роняла желтую пену изо рта, поднималась на два-три метра выше… и снова скатывалась вниз. От самого тела осталось несколько лужиц слизи.

– Погляди на нее! – он дернул Цая за рукав.

Но тот не обернулся.

– Отстань! – просипел нервно. – Я нутром чую, нельзя смотреть, хуже будет.

Иван удивился догадливости карлика.

– Верно, – подтвердил он, – чем ты больше к этим призракам присматриваешься да прислушиваешься, тем реальнее они становятся, ты как бы сам их притягиваешь…

– Ну вот, дошло, – обрадовался Цай ван Дау, – а дальше вывод сможешь сделать?

– Какой еще вывод? – не понял Иван.

– Простой. Раз ты притягиваешь призрака исключительно своим вниманием, значит, его нигде нету, понял?!

– Нигде?!

– Нигде, кроме твоей башки! – ответил карлик. – Осевое только усиливает Твои же внутренние фантомы, оживляет их, дает им силу. Но ты можешь их убить, не пошевелив пальцем – резко переключись на другую мысль, и все!

– А подсознание? Ты им умеешь управлять?

– С подсознанием хуже… – Цай обернулся, глянул вниз, в овраг. – И все же я прав. Нет там никакой головы!

Иван четко видел оскаленную голову. И он также четко знал, что этот фантом родился не в его мозгу. Карлик чегото путал, он искал слишком простых объяснений, а Осевое было сложным миром.

– Стена…

– Что – стена? – переспросил Иван.

– Она полая! – воскликнул Цай.

Забыв про свои раны и тряпки, карлик вскочил на ноги, вцепился трехпалыми изуродованными руками в желтый нарост, отодрал его, потом еще отодрал пласт… Иван бросился помогать. Через десять минут они полностью очистили большой черный экран, напоминавший что-то недавнее. Откуда в Осевом может взяться экран?!

– Надо поискать управление.

– Ничего нет, я все обшарил, – сказал Цай. И уставился вниз. Теперь он снова видел голову – она была маленькой, будто высохла и сжалась до размеров грецкого ореха, но она все еще продолжала скалить зубы. Бедный Филипп Гамогоза! Прах его наверняка уже сгнил на подлинной Умаганге, сколько прошло лет!

Иван вырвал Цая из сумерек воспоминаний.

– А ну погляди-ка, – нервно, отрывисто произнес он, – что ты видишь сейчас? Отвечай быстро и четко!

– Бледный старик с тонкими губами. Он говорит, но я ничего не слышу. Он только шевелит губами…

– Значит, не видение! Достали, гады! – озлобился Иван.

Он четко видел на экране знакомое старческое лицо. Но как могли «серьезные» попасть сюда, в Осевое?! Антарктика. Земля. Гиргея. А теперь и Осевое?! У них длинные лапы!

Губы ожили, голос будто прорвался с экрана:

– Ты думал, сбежал от нас? Нельзя быть таким наивным. Это просто глупо. Ну да ладно, скажи спасибо своим старым друзьям, мы вытащим тебя из Осевого. И этого тоже вытащим, передай ему.

Карлик ткнул Ивана в плечо.

– Что он говорит?

– Говорит, что вытащит тебя отсюда.

– Нет! Он с ума сошел. Синдикат никогда не простит мне! Они меня разыщут и убьют. Я не могу уйти по другому каналу! – Цай ван Дау не на шутку разволновался. – Они не посмеют.

Старческое лицо ехидненько и меленько засмеялось, морщины изуродовали лоб, щеки, даже нос.

– Еще как посмеем! Этот малыш очень много знает, мы давно следим за ним. И мы непременно окажем ему дружескую услугу. Мы ценим знающих людей.

– Что он говорит?! – снова закричал Цай. Он ничего не слышал.

– Говорит, что ты им пригодишься, я так понял!

От бессилия у Ивана дрожали руки. В голове гудело. Он ощущал, что это существо на экране почти всемогуще, что он в его руках, и бессмысленно даже делать попытку вырваться из этих рук. Достали!

За спиной кто-то стоял и взволнованно дышал. Иван боялся обернуться. Он вглядывался в старца, будто гипнотизировал его, будто хотел взглядом уничтожить изображение.

– Не уходи с ними, – тихо раздалось из-за спины.

Иван вздрогнул.

– Они погубят тебя!

За спиной стояла Света. Совсем не призрачная, с живыми грустными, вовсе не русалочьими глазами. По ее щекам текли слезы.

– Иван, не отвлекайся на каждый фантом, – вкрадчиво попросил старец с экрана, – их здесь слишком много, они заморочат тебе голову и ты окончишь жизнь в психушке… если выкарабкаешься.

– А ты сам-то не фантом?! – с ехидцей спросил Иван.

– Нет. И вы оба сможете убедиться в этом очень скоро, – ответил старец.

На плечо легла легкая рука.

– Иван, – проговорила Света совсем тихо, на ухо, – я знаю выход из Осевого. Меня эта дверца не пропустит, но ты сумеешь выбраться. Пойдем!

– Почему ты раньше мне не сказала? – спросил Иван.

– Я не могла с тобой расстаться. Для меня каждый миг возле тебя – счастье. Ведь ты уходишь надолго, а приходишь на минуты.

Цай беспокойно поглядывал то на экран, то на Ивана.

– С кем ты говоришь, – не выдержал он, – я ничего не понимаю!

– Я сам ни черта не понимаю, – сознался Иван. Ему хотелось идти за Светой. Она укажет выход. Но он не мог оторвать взгляда от экрана. Старческое лицо притягивало его магнитом. И зачем он полез в этот проклятый гиперторроид?! Сидел бы себе с Кешей в живоходе! Но тогда бы он не разыскал карлика Цая… А за каким дьяволом ему этот отпрыск императорской фамилии в черт-те каком колене?!

Все какая-то бессмысленная суета и возня! Вместо того, чтобы дело делать, он мыкается беспутным бродягой. Как все надоело! Но Света… Нет, это невыносимо!

– Пойдем! – он обернулся к Свете. – Я верю только тебе.

Она припала к его груди, всхлипнула. Поцеловала в губы живым, теплым поцелуем.

Теперь он не сомневался нисколько – это она, она живая, она пленница Осевого измерения. Ион обязан вытащить ее отсюда. Надо идти!

– Нет! Ты никуда не уйдешь! – взревел с экрана старик. – Стоять!

Иван оцепенел. Его мышцы превратились в камни, ноги в столбы. Им овладевало безразличие. Гипнодавление?!

Нет! Он не мог понять, как на него воздействует старец. Защитные пси-барьсры не помогали. Он испробовал все. Цай тоже был какой-то странный, на него нельзя было без слез смотреть – сгорбленная спина, опущенная голова, кровь из незаживающей раны на лбу.

– Пойдем скорее, Иван! – тянула за руку Света.

– Я не могу. Они держат меня!

– Ты должен уйти!

– Не могу. Я очень хочу идти с тобой. Но не могу даже шевельнуться. Если б ты пришла чуть раньше…

Старческое лицо исказилось смесью злобной гримасы и самодовольной улыбки, зазмеились, скривились тонкие губы.

– Пора!

Изображение пропало с экрана. И сам экран пропал куда-то. В стене зияла черная дыра. И в нее неудержимо влекло, будто кто-то невидимый тянул на незримых канатах.

– Не поддавайся им!!! – закричала во весь голос Света.

Ее руки рвали комбинезон на плечах, тянули назад. Но они были слишком слабы.

Иван сделал шаг вперед. Потом еще один. Он отчаянно сопротивлялся, пытался перебороть черную, колдовскую силу. Но ноги медленно передвигались, увлекая все тело в дыру. Понурый карлик обреченно и как-то механически шел следом. Он молчал, прикрытые желтые бельма крупно вздрагивали.

– Ива-а-ан!! – кричала не своим голосом Света.

Она ничего не могла поделать, невидимое поле не пускало ее дальше. Она упала на колени, вздела к лиловым небесам руки, потом не выдержала, уткнулась лицом в траву, зарыдала в голос. В сведенных судорогой пальцах были зажаты обрывки комбинезона, из-под ногтей сочилась кровь.

Он снова ушел от нее! Ушел! Теперь он никогда не вернется, эти звери никогда не выпустят его из цепких лап. Она оглянулась назад – с уходом живых Осевое обрело свои собственные приметы: белесый туман стелился над каменистой растрескавшейся поверхностью. Туман, мутные восходящие струи, облака черного клубящегося дыма, сумерки. Только скалящаяся, жуткая голова с безумными глазами напоминала о недавнем.

x x x

Аранайская война многому научила Иннокентия Булыгина. Но главное – умению не щадить себя. И он не щадил.

Шестнадцать километров свинцовой толщи он пронзил черной молнией. Одну за другой пробил шесть гиргенитовых переборок. Обшивка бота малость раскалилась. Это было к лучшему. Теперь десантный боевой бот становился похожим на капельку расплавленного свинца, брошенную в огромный шар масла. Наводка работала дай Бог! Кеша никогда не управлял таким совершенством. Он был мастаком по боевым капсулам, ботам, шлюпам, мог при необходимости повести и крейсер, но ему всегда подсовывали рухлядь.

А эта прямо со стапелей – новье! На таких приятно идти в бой.

А что боя не миновать, Кеша знал точно. Понастоящему надо было заглянуть на свою родную зону, устроить там шорох, потрясти кой-кого. Но Кеша отвечал не только за себя. Иван вытащил с Каторги Гуга Хлодрика и Ливочку. А он обязан вытащить Ивана… и этого коротышку, ежели подвернется под руку, ежели не улизнет снова. Рецидивист и беглый каторжник Иннокентий Булыгин был человеком чести.

В первый пост он врезался с ходу – разнес его в пух и прах, хотя из соображений безопасности можно было работать тише. Но Кеша не хотел прятаться, хватит того, что заховал капсулу. А сам он шел в открытую, как когда-то хаживал его далекий славянский пращур лихой князь Святослав – в пору хоть сигнал слать вперед: «Иду на вы!» На первом посту этого блока было всего шесть вертухаев и полсотни андроидов. Он накрыл их двумя снарядами с рассыпающимися, сквозного действия боеголовками. Никто и охнуть не успел. Сигнализацию бот сжег напрочь еще на подходе – встроенный «мозг» работал не хуже Кешиной головы, даже если пилот допускал просчет, «мозг» его тут же выправлял.

Его многоимпульсный и всецелевой щуп не только разрушал. За миг до уничтожения поста он считал всю информацию, передал ее в «мозг». Теперь все ходы-выходы этого сектора на четыреста километров вглубь были как на ладони.

– Вниз? – орал Кеша. – Полный давай, полный!

Полнее было некуда. Дырявая, слоеная планета-каторга еще не знавала таких прорывов и эдакой лихости.

На двенадцатом посту произошла задержка. Наверное, кто-то успел передать сигнал тревоги. А может, и случайность – но на пути встала титанокремниевая заслонка в двести метров толщиной. Бот вывернул за сажень от нее, чуть искры не посыпались.

– Ну, суки! Держись!

Кеша повел машину по горизонтали. Теперь он сам себе казался карающим богом. Он крушил все подряд, без разбора. Он знал, на этом уровне нет каторжников. А всех прочих не жалел. Огненной стеной, смертоносным шквалом поокатился бот, уничтожая все. Через день-другой сюда подвалят инспектора из Центра или из соседней зоны. Но к тому времени и следа Кешиного не останется на гнусной Гиргее! Вот так. И не поминайте лихом!

– Вниз! Полный!

Главное, тотальная блокада. Ни один сигнал не должен уйти по горизонталям. Все следящие экраны просто погаснут и на центральном пульте и на всех периферийных. Никто никогда в жизни не догадается, что произошло нападение, подумают неисправность, обрыв. Этого и надо! Еще шестьдесят километров Кеша прошел без приключений – он уничтожал склады, взрывал автоматические рудниковые базы, вел себя как обезумевший вандал. Но он знал, что имеет на это право, знал, что ни одна сволочь, ни один земной чистоплюй не попрекнет его. Все по совести! Вперед! В первой же зоне он сделал остановку. После погрома вылез наружу. И обратился к сбившейся в кольцо толпе каторжан:

– Вы, братки, меня не ругайте. Может, я вам и хуже сделал! Не буду врать – никого с собой не заберу. А через пару дней сюда каратели нагрянут. Труба вам…

– Лучше так сдохнуть, чем гнить заживо! – выкрикнул один, молодой, с выбитым глазом и бритым лбом.

Но его не поддержали. Глядели на Кешу злобно и хмуро. Не будь за ним боевого бота, разорвали бы в куски.

– Ну, прощевайте, братки!

Кеша нырнул в бот, закусил губу. Глаза его стали влажными, но он сдержал слезу.

– Вниз! Полный!!!

Бот мог прошить насквозь три таких планетенки. И Кеша не жалел машины. На то она и машина, чтоб кататься. Вот полетит к черту, тогда и пешочком не поленимся. А пока – раздувай пары, мать твою!

Оставалось ни много ни мало – верст четыреста до цели. Ох и весела дороженька, только косточки трещат! Кеша будто скинул два десятка лет. Что тогда было? А ничего особенного – на Земле и по всей Федерации детишки в школу ходили, кто постарше – на работу, молодые влюблялись, ссорились по пустякам… кто из них слыхал про свирепую бойню за тысячи парсеков от мира и спокойствия, от пляжей и прохладительно-горячительных напитков, от маминых подолов и папиных подачек? Никто! А Кеша тогда, двадцать лет назад, знойным аранайским полувековым летом шел на штурм астероида 12–12, известного больше под прозванием Стальная башня. Он уже имел три ранения и два года лагерей. Были помоложе. Но вся надежда возлагалась на него, «старичка-ветерана». Эх, безотказность-матушка, скольких ты погубила! Кеша сразу все понял, когда его посадили в списанную стотонную галеру производства еще прошлого века – такие давали обреченным, такие было не жалко. Они думали, он законченный идиот. Но он обдурил их всех: и своих, и чужих. Он не пошел лоб в лоб на Стальную башню. Не пошел, хотя знал – позади заградительный отряд, четыре бота – они его сожгут, спалят синим пламенем, если он попытается уклониться от боя. Он не уклонился. Он резко взял влево, превысил все барьеры, титановым тараном врезался в принайтованный к астероиду списанный космокрейсер – и прежде, чем кто-то успел хоть что-то сообразить, катапультировался в дюзовые отсеки. Свои же боты-заградители ударили по крейсеру. Да поздно! Кеша, пролетев металлопластиконовым снарядом до шлюзовых камер, превратив в груды оплавленного металла шестерых охранников, прошиб люк бортовой капсулы, вынырнул в пространство, долбанул вскользь по суетливым заградителям и с лету пошел на штурм Стальной башни.

Он атаковал ее с внутренней стороны, эффект был сногсшибательный: за полтора часа боя сто восемьдесят шесть трупов Синего клана аранов, полностью сожженные системы внутреннего обеспечения и ползающий в ногах, молящий о пощаде комендант Стальной башни, советник Федерации Кир Сновкис, подонок и вор. Кеша знал, что трибунал будет долгие годы рассматривать дело коменданта, потом все заглохнет и эта старая сволочь станет выращивать где-нибудь на Эри-Гоне огненные тюльпаны и хихикать над ним, простофилей-смертником. Кеша пристрелил негодяя. Пристрелил, чтобы ста восьмидесяти шести аранам не было скучно на том свете, они спросят за все с советничка. Его тогда наградили орденом Парящего Ястреба на алом банте. А он просил – пусть возьмут свой орден, пусть дадут разобраться по-свойски со сволочами из заградотряда. Не дали! На Аранайе была железная дисциплина, когда дело касалось рядовых, пушечного мяса. И о ней не вспоминали генералы, разворовывающие все и повсюду, спаивающие простаков-аборигенов зеигезейской «адской водой», промышляющие контрабандой и не забывающие про молоденьких зеленоглазых аранок… Все это было двадцать лет назад! Тогда Кеша был молод, почти юн. А теперь сед, стар, искалечен… И его не хватит больше, чем на трое суток. Он знал всю правду о себе. И потому он спешил.

– Полный ход!!! Вниз!!!

В первую же рудниковую гидрозону он вошел на раскаленном боте как нож в масло Уничтоженная система оповещений сделала его хозяином положения сразу. И Кеша бросился куролесить. Он мстил за годы каторги, за издевательства, за побои, за вживленные датчики, за насильственные сеансы воспитательного видео в тюремных ячеях, за распятия невиновных, за спятивших в неволе, за убивших себя, за медленно сгнивших в подводном аду… Он уничтожал андроидов, сгонял охрану и администрацию в центровой зал, выпускал каторжную братву. И полностью отключал систему управления вживленными датчиками. Он терял время. Но он не мог не делать этого. Толпа была легка на расправу. Вертухаев распинали в демонстрационном зале. Оставляли в живых немногих. Это было страшное зрелище. Кеша и сам знал, что перегибает палку. Но он не мог остановиться, он был мечом возмездия.

В гидрозоне здоровенный бритый китаец сбил его с ног – Кеша не ожидал, что освобожденный ударит его, он растерялся. Китаец прохрипел в ухо на ломаном русском:

– Твоя нехорошая! Мы все умирай. Зачем твоя пришла?!

Кеша нажал на крюк парализатора, и китаец рухнул замертво. Неблагодарный! Сколько еще таких по всем зонам. Кеша не уважал трусов и слишком рассудительных, от них одни неприятности. Надо дышать свободой, наслаждаться ею, а не трястись перед призраком завтрашнего дня. Чем ниже он спускался, тем отчаянней была братва, его встречали с восторгом. За семь часов он прошел сокрушительным смерчем по тринадцати гидрозонам. Он устал. Он не может один освободить всех. Он не Господь Бог!

– Вниз!!!

x x x

Старик сидел в огромном кресле возле черного столика из иргизейского гранита, высвечивающегося внутренним мрачным огнем. Сидел и смотрел в расписной свод потолка. Янтарно-рыжий болигонский кентавр на этом потолке уносил невесть куда прекрасную земную девушку с седыми, заплетенными в две толстые косы волосами. Роспись была изумительной, такую могли создать только старинные мастера.

– Подлинное переживает время. Не правда ли?

Иван лежал метрах в четырех от кресла, лежал в страшно неудобном положении. Руки и ноги у него были скручены тонкой черной цепью – такую не разорвешь и двумя бронеходами. Лежал измученный и порядком избитый. В черной дыре, прежде чем его перебросило черт-те куда, четверо молодцов-андроидов отхлестали его пластиконовыми прутьями. Возможно, это был бред, галлюцинация, последний выверт Осевого. В ушах стоял пронзительный женский крик:

«Не уходи-и-и!!!»

– Не мне и не в моем положении рассуждать о времени, – недовольно ответил он.

Старик усмехнулся.

– Ну почему же, – тихо проговорил он, – вы бы могли пожить еще немного.

– Спасибо за вашу доброту!

Иван поглядел на цепь. И припомнились ему подземелья Хархана, вспомнилось, как висел на цепях вниз головой, как «дозревал», как отчаянно пытался выдраться из оков, как били его гнухи и хмаги. Было ли все это?! Какая разница! Сейчас важно то, что происходит сию минуту. Его еще не убили. И слава Богу! Значит, скоро убьют. Снимут информацию из мозга – и убьют.

Старик оторвал взгляд от диковинной росписи и, будто угадав Ивановы мысли, прошипел:

– Нет, мы решили вас не убивать.

Иван озлобился.

– Чего это вдруг на «вы»? У нас другой был разговор!

Старик тихо засмеялся, пряча губы под длинной узкой ладонью. Глаза его заслезились.

– Тогда мы были далеки друг от друга, имели разные представления о грядущем. А теперь вы у меня в гостях и, надеюсь, не сомневаетесь, что музыку будет заказывать хозяин… но для своего гостя. Ведь мы с вами русские люди, надо уважать старые обычаи, как это славно и трогательно – быть гостеприимным, не так ли?

– Вы – русский? – удивился Иван.

– А что здесь такого? Мои предки всего двести лет назад выехали из России. Я всегда в душе считай себя русским, меня всегда тянуло на родину, к золотым куполам, березовым рощам, древним избушкам. И скажите, ведь они еще сохранились?

– Сохранились, – ответил Иван. – Их стало еще больше, чем двести лет назад, человек без дерева высыхает, превращается в пластиконовую куклу. Кукла может жить в пластиконовом доме. Человек нет. И вообще – у меня затекли ноги. Странное гостеприимство!

– Сейчас вам станет удобнее! – Старик поднял руку.

Из темного угла зала выкатилось плоское кресло, подползло под Ивана, обжало, обмяло, приподняло, раздулось, принимая удобную для лежащего в нем форму. Теперь Иван выглядел со своими цепями и скрюченной спиной на роскошном биосенсорном кресле совсем лишним и нелепым в этом росписном дворце. Неужели он снова под толщей антарктических льдов?! На Земле?!

– Вам не надоело слоняться по Вселенной?!

– А что?! – простовато спросил Иван.

– О нет, – замахал рукой старик, – не подумайте, что я стану предлагать вам хорошую, прибыльную должность в нашем концерне! Это просто любопытство.

– Мне плевать на ваш концерн!

– Грубо. Так можно было бы отозваться о чем-то незначительном и мелком. Но у вас была возможность убедиться в нащем могуществе…

Иван вдруг вспомнил про несчастного карлика, отпрыска императорской династии.

– Где Цай?! – выкрикнул он.

– Он уже работает на нас. Он покладистый малый.

– Не верю!

– Осведомьтесь в Синдикате. Вам подтвердят.

– Откуда вы знаете про Синдикат и про то, что Цай ван Дау был с ним связан? Это неправда! Цай был простым каторжником на Гиргее…

Старик не стал спорить с Иваном. Он вновь сосредоточенно рассматривал старую роспись. Ноздри его тонкого и длинного носа алчно трепетали, будто это не кентавр, а он сам умыкал прекрасную седокосую незнакомку.

– Мы знает правду, – бормотал он машинально, – знаем. А чего не знаем, узнаем от вас, верно я говорю?

Иван промолчал.

Он видел, как открылась ниша в черной стене… и в зал вполз головоногий. Это было выше всякого понимания.

Неужели он в Системе?! Что случилось?! Почему?!

– Это Хархан? – спросил он неожиданно для самого себя.

– Нет, это Земля, – ответил старик.

Вслед за головоногим на гравиподушке, в путанице шлангов и проводов выползла плаха-распятие. Это был конец света! Неужели ОНИ уже на Земле!

Кресло с Иваном наползло на плаху, растеклось, разорвалось на четыре части и стекло по боковинам. Теперь он лежал на том самом распятии, что даровало ему высвобождение из чужого, чуждого тела негуманоида там, на Хархане, нет, его распяли на плахе в Меж-арха-анье, вот где. И головоногий тогда вволю поиздевался над ним. Так что же, все сначала?!

– Да-да, – как-то радостно заговорил старик, – с прошлым всегда приятно встретиться, как это говорят, ностальгия по прошедшему… Да-да, вначале вас хотели просто ликвидировать как ненужное звено. А потом подумали и решили: а куда нам спешить, ну ликвидируем днем позже, неделей. За неделю человека да и любое существо можно полностью перестроить, врага можно превратить в друга, мешающего в помощника. Да вы ведь все знаете, еще в конце ХХ-го века начались эксперименты по выращиванию зверолюдей – ох уж эти наши малограмотные пращуры, они чуть ли не каменным топором и кресалом вытесывали из своих соплеменников человека нового типа, сколько загубили – не сосчитать. И хотя потом все время, почти пять веков считалось, что эти опыты запрещены и не проводятся, ученые потихоньку да полегоньку работали, Иван. Научную мысль не остановишь…

У Ивана кольнуло в голове. Где же он все это слышал?

Какие знакомые слова и мысли – научную мысль не остановишь, жажда нового, инстинкт исследователя, познающего мир – все это сильнее запретов и морали… Пристанище! Точно! Это дегенерация, это не просто вырождение человека и человечества, это дегенерация самого научного процесса, это все Оттуда. Зловещий голос в мозгу: «…больше половины ваших работает на нас, с нами нельзя тягаться!» И тут же другой голос: «Развитие науки невозможно остановить! Не было никаких монстров-ученых, исследователей-нелюдей, которым неведомы человеколюбие, были обычные, нормальные, добрые люди… это все равно что умирающему от жажды видеть перед собой стакан чистой прозрачной прохладной воды и не выпить его!» И снова зловещий: "Мы – это разрушение Миров созданных, мы – это дегенерация, вырождение, распад, тление, уничтожение.

Тьма, заключенная где-то в полуреальной преисподней, переполнявшая лишь мозги и души выродков-дегенератов, сатанистов, ведьм, колдунов, выплеснет черным водопадом на Землю! Мы властвуем в вашем мире руками и мозгами этих людей? Этих людей? Неужели это они?! Но зачем они посылали его в Пристанище? Для того ли только, чтоб убить Первозурга? Нет! Слишком простое решение. Сейчас они намерены снять полную информацию с его сознания, подсознания и сверхсознания, включая блокированные участки, а потом… потом они превратят его в зверочеловека, в своего слугу. И он будет работать на них?!

– Лучше убейте меня! – простонал Иван.

– Как-нибудь потом, при случае, – снисходительно, с милой улыбкой ответил старик.

x x x

После сна у Кеши страшно гудела голова. Он долго не мог понять, где находится и что это за странное теплое кресло, и что за странное изголовье?! Еще минуту назад он сидел в рубке боевого бота, прожигающего пласт за пластом поганую Гергею. И вот… Сон. Это был только сон! Кеша огляделся. В живоходе было тепло и уютно. Из него не хотелось вылезать. Да и куда вылезать – в этот сферический зал, в эту ловушку с гиперторроидом?! А что толку? И сколько еще можно ждать Ивана? Прошло… прошло двое суток. Может, Иван уже на Земле. Может, он пьет горькую с Гугом Хлодриком где-нибудь под Москвой, а темнокожая Дивочка подкладывает соленых грибочков и томно поводит глазками?! Всякое может быть.

И все же надо выбраться наружу, поглядеть.

Он протер глаза, проглотил сразу две таблетки сухой воды и один шарик стимулятора. В голове прояснилось. Кеша выскользнул из удобного кресла, протиснулся в дыру-клапан.

Гиперторроид стоял на своем месте, да и куда он мог подеваться. Кеша подошел к нему поближе, ах как заманчиво было сейчас бы шагнуть в желоб, погрузиться во тьму, уйти отсюда. Но надо подождать еще немного. Хотя бы сутки.

– Отсюда есть выход! – прозвучало тускло и уныло из-за спины.

Кеша резко обернулся – оба парализатора, зажатые в его руках, смотрели черными отверстиями на человека, стоявшего в десяти метрах, пальцы подрагивали на спусковых крюках. Надо было стрелять сразу, так подсказывало Кеше чутье, но по слабости душевной он всегда уступал инициативу противнику. Впрочем, в руках этого противника не было оружия.

– Шнур-поисковик не нашел даже щели! – сказал Кеша.

– Выход есть, – тупо повторил незнакомец.

Был он невыразителен до чрезвычайности, будто и не человек, а восковая кукла, которую не успели раскрасить, только ляпнули немного краски на место глаз, носа, рта, ушей… Явно не боец. Кеша опустил парализаторы. Раз этот хмырь сюда проник, значит, выход действительно есть. Он с тоской поглядел на подрагивающую кучу живохода.

– Не-ет, – незнакомец покачал головой. И ткнул пальцем в Кешу. – Только ты. Идем!

– Мне и тут неплохо, – ответил беглый каторжник.

– Плохо, – эхом отозвался человек.

– Никуда я не пойду, – упрямо стоял на своем Кеша.

Но его ноги уже делали первые, вялые шаги.

– Пойду, – повторил человек. – Выход есть.

Кеша дернулся к живоходу, упал, выронил парализаторы. Он отчаянно соображал, что же это за власть такую имел над ним тусклый, восковой незнакомец. Или все это продолжение бредового сна? На Гиргее вся житуха бредовая! Здесь ни черта нормального нет.

– Ива-ан! – застонал Кеша. Больше ему некого было звать на помощь. Но даже крикнуть в полный голос он не мог.

– Идем!

Незнакомец отвернулся. Подошел к серебристой стене… прорвал ее словно фольгу, повернул голову к Кеше. Глаза у незнакомца были рыбьи, бессмысленные. Такими глазами глядели на свой жертвы гиргейские псевдоразумные оборотни… Оборотни?! Кешу передернуло – как он не догадался сразу, эти гадины могут принимать почти любую форму, вот почему восковой человек так непохож на человека настоящего, вот почему! Кеша еще сопротивлялся, но теперь он видел, что ползет к дыре не сам, что его тащат на полупрозрачных желеобразных и лохматых нитях, он весь опутан ими. Опять! Ведь они совсем недавно были в плену у оборотней, это оборотни волокли их по подземно-подводным лабиринтам, глазели на них, оборотни сунули их в пещеру с экраном и стариком. Значит, все снова?! Значит, Иван уже в их лапах?! Нет, на этой невыносимой Гиргее с ума спятишь!

Кеша тихо и надсадно завыл. Просить пощады у полуразумных тварей, которых еще никто не сумел понять и на четверть, было бесполезно. Больше всего его бесило, что оборотни запросто могли внушить ему что угодно, могли подавить волю, загипнотизировать. Он готов был погибнуть в любом бою, честном или бесчестном. Но он не хотел, чтобы из него делали ничего не соображающего идиота. И кто?! Полуживотгные-полугуманоиды! Нелюди поганые!

Он ударился головой о стену. Никакой дыры нет! Это наваждение, морок! Но хлипкие, студенистые нити уже тянули его в другую сторону – к стволу шахты, к заслонке.

Незнакомец маячил у живохода, он как-то сразу оказался возле него, не сделав ни шага.

– Выход есть.

Кеша умудрился извернуться, подхватил парализатор – на этот раз он не промедлил: беззвучный невидимый луч превратил незнакомца в комок слизи. Но нити, мерзкие, всесильные нити не пропали, они тянули еще сильнее, с непостижимым напором, будто их кто-то невидимый наматывал на вал.

– Вот сучары! – Кеша выхватил пилоообразный тесак из-за набедренного клапана, резанул по нитям – они противно заскрипели, разбухли, полопались сразу в пяти или шести местах, но уже новые студенистые волокна тянули его, обхватывая запястья, горло, икры, грудь, шею… Из комка слизи торчал острый плавник. Оборотни! Теперь Кеша не сомневался. Он очень нужен им. Иначе бы отстали.

Они всегда отстают от случайной добычи, которая оказалась не по зубам, которая не захотела быть добычей, но они никогда не отстанут от того, кто им нужен позарез. Зачем?!