Эпилог. ВОЗВРАЩЕНИЕ

На сотни тысяч километров от Земли Пространство светло и прозрачно, оно словно напоено незримым светом бело-голубой планеты, оно будто наполнено источающимся из нее духом – это известно каждому побывавшему там. Но особенно это известно тем, кто уходил в Дальний Поиск. После безысходного Мрака, Пустоты, Холода околоземное пространство всегда тянуло к себе, как притягивает путника в ночи огонек далекой избушки или невесть где горящий костер, к которому надо идти, брести, ползти, которого надо достичь во чтобы то ни стало, достичь, чтобы выжить. Так и Земля незримым магнитом, животворящим огоньком манит к себе странников Вселенной. И для всех у нее хватает тепла и света, места и времени. Широки ее объятия, известно ее гостеприимство. Спеши же к ней, путник!

И все-таки у того, кто постоянно болтается у Земли, возникает какая-то неприязнь к ней, может, быть вызванная обидой, может, другими чувствами. Понять таких нетрудно, попробуй-ка, покрутись в трехстах верстах над планетой месяц-другой! А если год, два года, три? Пусть и с отпусками, перерывами, выходными к праздниками, а все равно – утомительное это занятие.

Оба смотрителя кружились над Землею уже четвертый год. Им все осточертело до тошноты. И особенно сама станция, одна из бесконечного множества ей подобных. Эти станции даже имен собственных не имели, звались «бортами».

На борту 1785-ом царила такая же скукотища как и на всех предыдущих «бортах» и на всех последующих. Но вахта есть вахта. Обязанности свои смотрители выполняли – контролировали автоматику, автоматика контролировала их – все шло по заведенному порядку. Никаких происшествий на подходе к Земле не случалось вот уже лет как двести. И смотрители в основном спали или же проводили время у визоров, мечтая о тех временах, когда им удается подыскать более интересную работенку.

Они почти не разговаривали друг с другом. А когда и разговаривали, то суть беседы сводилась к одному.

– А бывало… – начинал Первый. И заводил длиннющий рассказ, составленный то ли из обрывков воспоминаний, то ли из сюжетов фильмов и постановок визоров. И по ходу дела выяснялось, что в общем-то вспоминать не о чем, вся жизнь прошла на «борту» или чем-то похожем на «борт».

И тогда они начинали строить планы.

Вот и на этот раз. Второй сказал:

– Все! Бросаю к чертовой матери! Завтра же подаю заявление. Есть кое-что на примете!

– Что? – спросил Первый тусклым голосом, его даже на иронию не хватило.

– А вот что!

Второй вдруг вскочил со своего кресла, подбежал к экрану обзора. Чуть не лбом ударился в металлостекло.

– Ничего не понимаю! – он с силой потер глаза. – Или мне мерещится? Почему системы молчат?!

– Спятил, что ли? – поинтересовался еще более скучным голосом Первый.

– Да нет же, его не было! Точно не было! Я прямо туда смотрел, там была чернота, пустота, и вдруг – бац! и появился!

Запикал сигнализатор систем оповещения всех уровней, замигали зелененькие точечки. Теперь и Первый привстал из кресла. Лицо у него было совершенно обалдевшим, глаза лезли на лоб. Но он пытался шутить:

– Слушай, нас с тобой так вот утащат, а мы и не заметим!

– Да брось! Это человек, точно, человек!

– Не дури!

– Иди взгляни!

– Откуда тут взяться человеку! Да еще так вот – как ты изволил выразиться: бац! И появился! Это обычный камень, метеорит, может, немного похожий…

Он подошел к экрану. Постучал по нему пальцем, словно опробывая на прочность. Помедлил. А потом стукнул тем же пальцем себя по лбу.

– Похоже, мы оба спятили!

За толстенным и совершенно прозрачным металлостеклом, в каких-нибудь тридцати-сорока метрах от них висела прямо посреди мрака человеческая фигурка – скрюченная, с неестественно вывернутой рукой, в которой был зажат длинный поблескивающий предмет.

– Я не знаю, на хрена нас тут держат! – сорвался Второй.

– Ну ладно, мы могли прошляпить, но локаторы?! – отозвался Первый. – Ты же спец, тебе незачем объяснять – они прощупывают Пространство чуть не парсек во все стороны. Нет, это бред!

И он потер экран рукавом, так, словно пытался стереть нарисованную на металлостекле каким-то шалуном скрюченную фигурку.

– Оставь! Это правда!

Человек по ту сторону «борта» был в скафандре одной из последних моделей. Но скафандр этот был изрядно ободрал, исцарапан, вытерт. Создавалось впечатление, что его вместе с самим человеком кто-то основательно потрепал, потаскал, попинал, а потом и изжевал.

Рука-манипулятор тянулась к человеку. Тянулась медленно, расчетливо, управляемая электронным мозгом станции. Хоть и мала была надежда, а все-таки – вдруг человек еще жив?!

– Пора нас списывать! – сказал Первый.

Второй ему не ответил. Он смотрел, как рука пластиконовой захваткой нежно и осмотрительно обворачивает человека, как она сжимается, как втягивается в приемный отсек станции.

– Если он жив, с него причитается! – сказал вдруг ни с того, ни с сего Второй.

А Первый уже облачался в непроницаемый комбинезон внутреннего использования. Он понял, это то самое происшествие, о котором можно будет рассказывать всю жизнь, всю оставшуюся жизнь, и слушатели будут сидеть с разинутыми ртами, будут ловить каждое слово. Второй это тоже понял. Через несколько минут они были готовы.

– Карантин не требуется, – доложил мозг, – объект септичен в установленных пределах, внеземной инфекции не обнаружено. Внутренний доступ открыт.

Это вовсе не означало, что к объекту могли подпустить прямо сейчас кого угодно или же выпустить его, если он жив, выбросить, опустить, передать, если мертв, соответственно, на Землю или в землю, вовсе нет. Доступ был открыт только для этих двоих.

– Береженого Бог бережет, – проговорил Первый и поверх маски-респиратора натянул прозрачный шлемофильтр.

Второй последовал его примеру.

Одна за другой, поднимаясь и тут же опускаясь за спинами, открылись три двери, пропустили смотрителей в приемник. В шлюзовой камере пришлось постоять подольше. Да и люк здесь был поуже, в такой не пройдешь, только пролезешь!

– Этого парня надо было сразу на кладбище или в крематорий! – не выдержал Второй. У него были не слишком крепкие нервы. Его и влекло туда, и отпугивало что-то. Вот он и пытался скрыть волнение за словами.

– Помолчи! – оборвал его Первый.

Наконец замигала зелененькая, лампочка. И они смогли отвинтить крышку люка – только вручную, иначе не полагалось. И пролезли в отверстие.

Неизвестный лежал на полу приемника все в том же скрюченном положении. Здесь, на свету, было видно, что скафандр его не просто был изжеван, а вероятно побывал даже в чьи-то внутренностях – до того он был изуродован, помят, измазан. На полукруглом шлеме живого места не было – казалось, им не так давно поиграли хорошенечко в футбол некие сверхъестественные существа, обладающие исполинской силой.

– Что это?! – удивился вдруг Второй и указал пальцем на длинный предмет в руке лежащего.

– Это не наше, – ответил Первый глухо.

– Я понимаю, что не наше! У нас на «борту» такой штуковины не было отродясь!

– Нет! Ты меня не так понял, это вообще не наше!

Второй нагнулся и поднял штуковину. Судя по всему это был лучемет, об этом говорил специфический раструб, приклад, широкий спусковой крюк, баллон-магазин… Но таких лучеметов на Земле не делали.

– Он оттуда?!

– Наверное оттуда, – ответил Первый, – но это наш парень, гляди!

– Нет, не трогай! Пусть все киберы сделают, это их забота! Не трогай, мало ли что!

– Если боишься – уходи! – зло отрезал Первый.

Он перевернул человека на спину. Надавил на колени. Те пошли вниз, ноги стали распрямляться.

– Живой!

– Это еще бабушка надвое сказала!

Первый недовольно поглядел на Второго.

– Ключ-сварку! – потребовал он.

Второй вытащил из ниши в стене коробку, вынул ключ распечатки скафандров, проверил заряд, включение, протянул Первому.

Короткое холодное пламя ударило из ключа змеиным язычком. Рука Первого чуть дрогнула. Второй заметил это, воспользовался, выкрикнул:

– Брось! Он давно мертв. Погляди на его лицо!

Лицо подобранного просматривалось плохо. Обзорный сектор шлема был затемнен и исцарапан. Но все-таки Первый увидел, что лицо это измождено до крайности, иссохшейся кожей обтянута каждая косточка, каждая впадина. Низ лица вообще не просматривался.

– Он уже давно мертв!

– Все равно надо поглядеть!

Первый поднес ключ к основанию шлема. Потом медленно провел по осевым швам скафандра. И отпрянул.

Шлем откинулся, скафандр раскрылся. Перед ними лежал невероятно худой человек в бронепластиковой кольчуге, перетянутый широким поясом. Он был бесспорно мертвым. Живой человек не мог так выглядеть. Даже мощи, пролежавшие годы, даже мумии, пролежавшие тысячелетия, выглядели лучше. Кисти рук человека казались кистями скелета, глаза его запали, скулы были обтянуты кожей до такой степени, что непонятно было – почему она не лопается. Длиннющие, до плеч, волосы были спутаны, всклокочены, густая растрепанная русая борода прикрывала не только подбородок и щеки, но и шею, часть груди.

– Дикарь! – поразился Второй. – Откуда такой только взялся?!

– Сам ты дикарь! – обрубил Первый.

Он нагнулся, отцепил что-то от пояса, поднял. Второй посмотрел на его руку. В ней был полуметровый обрывок толстой цепи. Таких цепей на Земле не делали уже лет четыреста! Это было каким-то бредом, мешаниной фантастической – суперскафандр и средневековая цепь.

– Да-а, досталось этому парню, – почти не разжимая губ проговорил Первый.

Второй положил ему руку на плечо.

– Да чего уж теперь горевать, отмучился бедолага, – сказал он, стараясь, чтоб голос звучал скорбно, – да ты не переживай, кому надо, те разберутся с мертвецом, оприходуют. Пошли обратно!

– Щас – погоди!

Первый всмотрелся в лежащего внимательней.

– Что это у него?

– Где?

– Да вон, на груди!

Второй пожал плечами, отвернулся. Его не интересовали всякие мелочи, он уже потерял интерес – думал, будет что-то необычное, непредсказуемое, захватывающее… а это был простой мертвец, вывалившийся наверняка где-нибудь на подходах к Земле из любительской капсулы – вывалился он, скорее всего, живым, а потом и окачурился. Экая невидаль!

Первый нагнулся, чтобы рассмотреть непонятную штуковинку на груди мертвеца. Он даже протянул руку, собираясь потрогать железячку, снять ее.

Но в эту минуту мертвец открыл глаза, разлепил запекшиеся, обтянутые корочкой ссохшейся крови губы и спросил еле слышно, на выдохе:

– Хархан? Квази?

Не услышав ответа, он опустил веки. Но губы прошептали еще одно слово, тихое, нежное, почти неуловимое:

– Земля.

Иван стоял на ступенях, ведущих к Храму. Он стоял уже давно, не меньше получаса. Но все никак не мог заставить себя сдвинуться с места, сделать шаг вперед и вверх. Все было чудом – и этот Храм, и то, что он сам живой-невредимый, что он вернулся, что светит солнце и сияют Купола.

Он был еще очень слаб. И все же он нашел в себе силы, чтобы придти сюда. Именно тут он должен был принести благодарения всем. Всем, кто его поддержал, кто ему помог и даже тем, кто просто не мешал, ведь это тоже было своеобразной помощью. Но в первую очередь он обязан был возблагодарить Творца за дарование жизни, за сохранение души. А потом уже и всех прочих, даже неунывающего и преуспевающего Дила, хотя тот и подсунул его несерийный возвратник, сработанный на подпольных заводах где-нибудь в районе Гиргеи. Иван из-за этой штуковины выскочил не там и не так. Но без нее он бы вообще не вернулся! Без нее он бы вообще нигде не выскочил! Спасибо и Бронксу! Иван привез для него сувенир оттуда – обрывок цепи. Он отдал бы Дилу и лучемет негуманоидской выделки, да вот беда – лучемет отобрали, сказали, им будет заниматься особая комиссия, а у особой комиссии назад уже ничего не выцыганишь, это точно! Ну, не страшно! Дил будет рад и этому подарку.

Иван стоял и вспоминал всех. Он совершенно ослеп от сияния Золотых Куполов. Но он не отводил взгляда, он был готов ослепнуть, но ослепнуть здесь, на Земле, у Храма, ослепнуть и простоять вот так остаток лет. И ничего ему больше не надо! Он затаил дыхание… нет, надо, обязательно надо! Ему надо предупредить о Вторжении, надо рассказать все, что он знает, а там они разберутся, они все сделают, чтобы уберечь Землю. А он уйдет на покой. И будет стоять здесь, будет дышать этим воздухом, будет наслаждаться сказочным сиянием. И ничего больше! Все! Хватит! Теперь очередь других. А он свое сделал, он сделал даже большее, он имеет право на отдых, и может, даже на тепленькое уютное кресло в службе Реброва, он будет сам выбирать… хотя нет, выбор уже сделан, никаких кресел, никаких мест! Его место здесь. Здесь и там, под Вологдой. Он будет сидеть на бережочке, ловить рыбку и рассказывать местной ребятне всякие истории из своей жизни – и про Систему, и про Хар-хан, и про все эти уровни-ярусы… А они будут слушать его, раскрыв рты, вытаращив глазенки. А потом они будут смеяться над ним, вот он объявился деревенский сумасшедший, враль и загибщик, будут хихикать и шептаться, за спиной, показывать пальцами… Ну и пускай хихикают, пускай смеются, тычат! Главное, чтобы все было хорошо, чтобы Земля оставалась Землей, и чтобы не было тех, из Системы, а остальное все образуется. Люди будут жить, рожать детишек, строить дома, садить деревья. И будет сиять солнышко, будут сиять над землей этой Золотые Купола. Большего и не надо!

Он стоял, опираясь на палку – ноги плохо еще слушались. Он так и не разрешил себя побрить и остричь в восстановительном центре. И сейчас его тронутые сединой русые волосы спадали ниже плечей, борода ложилась на грудь. Они не были такими всклокоченными и растрепанными как в самом начале, когда он пришел в себя и посмотрелся в зеркало, и все же он не касался их ножницами, будто боясь, что вместе с ними отстрижет-отрежет нечто важное, нужное. Память перестала его мучить. Нет, он не забыл ничего. Но теперь он не вскакивал по ночам, не бредил, теперь его не жег огонь. Он просто помнил все. И все хранил в себе.

Три месяца пролежать на восстановлении! Ивану казалось несколько лет прошло. Но он быстро шел на поправку. Врачи говорили, что он полностью восстановит утраченное, а нет, так и у него есть свое средство, испытанное, спрятанное от любопытных глаз. Только Иван не хотел, не мог им пользоваться тут, на Земле. Да и вообще, зачем оно ему, зачем ему все? Теперь он будет жить спокойно и тихо, как живут все.

Иван сделал шаг вперед. Но тут же остановился, заморгал, из глаз потекли слезы. Да, это наверное ему показалось, он слишком долго смотрел на сверкающие Купола, несомненно – показалось, это мираж. Слезы набегали на глаза, ион не мог с ними справиться. Сквозь них, как-то расплывчато и зыбко, совсем неясно, он увидал появившуюся вдруг на верхних ступенях фигуру, сокрытую длинными расшитыми облачениями. И он узнал появившегося, сразу узнал несмотря на расстояние. Он даже увидал маленький крестик на головном уборе. Это был он! И голос прозвучал так, будто говоривший был совсем рядом, прозвучал тихо и мягко, по-домашнему:

– Ты вернулся?

– Да, – еле слышно ответил Иван. Он знал, его услышат, и потому не напрягал голосовых связок, не старался докричаться.

– Я рад твоему возвращению. Мы все рады. Что ты принес нам?

Иван склонил голову. Ему не хотелось тут говорить об этом, пусть в другом месте разбираются, те, кому положено разбираться в таких вещах, кому надо думать о всех людях Земли.

– Отвечай.

– Я принес плохую весть, – проговорил Иван.

– Они собираются сюда?

Иван кивнул, смахнул рукою слезинки. Но те снова набежали.

– Да!

– И что ты думаешь делать?

Иван поднялся еще на ступеньку. Ноги задрожали предательски. И он сказал, но уже громче, увереннее:

– Я хочу на покой, я устал ото всего!

– И ты знаешь, кто заступит на твое место? – вопросил его стоящий наверху.

– Нет!

– Чему же будет подобно твое бегство? Вспомни, что ты говорил тогда, там, – рука вопрошающего поднялась, указала на Храм. – Не ты ли считал себя поборником справедливости и мечом в руках Добра?! Не ты ли рвался в бой за Добро?! Что же изменилось, что произошло внутри тебя?

Иван собрался было поведать о своих злоключениях, хотя бы в двух словах, очень коротко. Но поднятая рука остановила его.

– Животворящий Крест Господень хранил тебя в муках и испытаниях. Ты падал в адскую бездну. Но ты и поднимался вверх. Твой дух побывал везде, узнал все – из того, что мог узнать. Но он не ослаб. Это тело твое устало.

– Да, я не могу совладать с этой усталостью. И я не хочу с ней совладать, я хочу покоя.

– В этой жизни покоя не обретешь! И искать-то его – великий грех. Не для того человеку жизнь даруется. И тебя еще ждет многое впереди. Но ты должен знать, что все бывшее с тобою, все что ты вынес и превозмог – лишь прозрачная, легчайшая тень того, что ожидает тебя впереди. Выбор за тобой! Только ты сам должен решить, с кем будешь в этой схватке Вселенских Сил! Еще не поздно отступиться, сойти с усеянного шипами пути. Никто не осудит тебя за это, никто не укорит. Один ты лишь сам сможешь себя судить. И суд совести твоей будет справедлив, жесток и страшен. И только ты, ты один… Взвесь все перед последним словом, ибо грядущее дышит тебе в лицо Неземным Смертным Дыханием! Знай, оно может испепелить Землю, помни об этом. Нет, не произноси вслух своего последнего слова, пусть оно останется в тебе. Молчи! И все помни!

Иван наконец проморгался, согнал с воспаленных глаз слезинки. На верхних ступенях, ведущих к Храму, никого не было. Чистое по-осеннему небо казалось бездонным. И сияли в нем неземным сиянием Золотые Купола.