Вот так, с подпиской о невыезде, в пятницу после обеда покинул я некогда родные пенаты. Прощаясь, Вайер настоятельно рекомендовал мне не соваться в это дело.
      Как показали некоторые очевидцы, в тот день в подъезд Князева заходили трое парней. И пробыли они там примерно тридцать - сорок минут. Вышли в спешке, но не суетясь, по-деловому сели в белый замызганный "жигуленок" первой модели и тотчас отъехали.
      Видимо, все шло по плану. И я для них был необходим лишь как слепой соучастник или просто подставка. Действительно, расчет был верный. Попадись мне следователем не этот замечательный мужик, а кто-нибудь из бывших врагов-сослуживцев, дело бы пришили будь-будь. И белые ниточки бы замазали. Деньги забрали до выяснения, только непонятно - чего. Бухгалтер Любаша от них напрочь отказалась. Бедная женщина! Наверное, у нее сейчас головные боли и расстройство желудка. Жаль, что мне нельзя ее посетить. И что делать с остатками аванса? Собственно, задание я выполнил, и не моя в том вина, что кто-то решил перекрыть Князю кислород.
      * * *
      Дома все шло нормально. Елена была в курсе происшедших событий и встретила меня как героя войны, только что вернувшегося с поля брани, как героя, ждать которого уже перестали. Омыв мою щетину обильной женской слезой, она попыталась отдаться мне тут же, в прихожей. И если бы не Студентовы антраша, ей бы это удалось.
      - Мне кто-нибудь звонил?
      - Ага, девка какая-то и мужик.
      - Когда? Телефон оставили?
      - Нет. Сказали, перезвонят. Несколько раз звонили.
      И только мы сели за стол, телефон взбрыкнул. Я снял трубку.
      - Мужик, ты жить хочешь?
      - Конечно, - заверил я абонента.
      - Тогда нюхай в тряпочку и не дергайся!
      Трубку положили. Я сразу сообразил, чего от меня хотят. Собственно, наши желания совпадали, и мне было нетрудно послушаться доброго совета. Я люблю тайны и риск, но в разумных пределах.
      - А ты надолго в гости? - осведомился я у Елены, отрезая изрядный кусок шницеля.
      - Ну ты и скотина! - удивилась она, с трудом заглатывая застрявшее в горле мясо. - Сейчас уйду, хам!
      - Да ладно, посиди пока, - великодушно разрешил я, чем вызвал новый истерический всплеск.
      Пришлось успокаивать подругу, утешать. От этого занятия меня отвлек телефонный звонок. Князевская бухгалтерша заквакала в трубку торопливо и сбивчиво:
      - Константин Иванович... Надо же... такое... Я не могу прийти в себя... Такое несчастье...
      - Еще бы, сто миллионов коту под хвост.
      - Ах, что вы! Да не было никаких миллионов, в глаза их не видела. Я о Степане Ильиче. Такой человек был... А вы о каких-то миллионах. Ничего не знаю, я и вашим это сказала.
      - Ну а я при чем? Зачем звоните?
      - Ах, ну что вы! Вас ведь посадить хотели, я так рада...
      - Что хотели посадить?
      - Нет, что отпустили.
      - Сомневаюсь. Зачем вам это было нужно?
      - Что?
      - Похитить Лию, удавить Князева и упрятать меня к белым медведям.
      - Вы в своем уме?
      - Да! Хорошо, что не в вашем. И вообще, оставьте меня в покое!
      - Ну и ладно! - воскликнула она, изображая обиду. - Прощайте.
      - Чрезвычайно меня обяжете.
      Все. На этой истории нужно ставить точку. Но еще хотелось настучать кореянке по ушам за все то хорошее, что она мне устроила. И я решил сделать это, не вмешиваясь больше в их мафиозные дела.
      * * *
      Ранним субботним утром я развалился в шикарном кресле в князевской приемной. Напротив чавкал, пуская жвачные пузыри, качок лет двадцати. Он глубокомысленно - хорошо, что молча, - анализировал поведение небольшого резвого таракана, нагло посмевшего осквернить стекло и хром журнального стола.
      Кореянка еще не явилась. Зато ровно в восемь через приемную в кабинет важно прошествовал Владимир Ступин, бывший вице, а ныне, как я понял, президент фирмы. При виде его парень, проглотив очередной пузырь, вытянулся по стойке "смирно".
      Уже закрывая кабинетную дверь, Ступин соизволил заметить меня:
      - Чего вам?
      - Я, собственно, к секретарю.
      - Зайдите.
      - Слушаю вас, Владимир...
      - Леонидович. Садитесь. Я бы хотел просить вас забыть всю эту историю. Видите ли, только-только мы стали входить в русло, и ваш приход...
      - Он никоим образом не связан с вашими делами и князевской историей. Это личное дело и касается только меня и вашего секретаря.
      - Вот как? - Он улыбнулся уголками губ. - Что ж, тут я бессилен. В таком случае...
      - Позвольте единственный и последний вопрос.
      - Конечно.
      - Зачем вам понадобилось наговаривать на Лию?
      - Наговаривать? Бог с вами! Я и сейчас могу повторить слово в слово сказанное мною ранее.
      - Но по отзывам остальных...
      - Да, знаю. Общее мнение коллектива о ней очень высокое, но, полагаю, я разглядел ее получше, чем прочие.
      - Как же вам это удалось?
      - Тут присутствует личный вопрос, и я бы хотел на этом закончить разговор. Тем более, что мы с вами договорились предать эту историю забвению.
      - Но человек-то пропал.
      - Сбежал!
      - Вы уверены?
      - Уверен я или нет - к делу не подошьешь, а вот ее записка подшита, и производство дела прекращено. Заходите, буду рад вас видеть.
      Так нагло и так ловко меня еще ни разу не выставляли. Ошеломленный, я вышел в приемную. За мной тяжело вздохнула массивная дверь кабинета.
      Чио-сан переобувалась. Грациозно присев и чуть отставив попку, она надевала на ножку позолоченную туфельку. Я подошел и ощутимо, с оттяжкой, к этой попке приложился. Девчонка пискнула кастрированным кроликом и пошла, как волчок, на одной туфельке кругами по паласу.
      - Ну ты, гейша херова, - придержал я ее за талию. - Хочешь в лоб?
      Она внимательно посмотрела на меня своими черными миндалинами и ткнула пальцем мне в глаз. Теперь волчком завертелся я.
      - Убирайся вон, козел вонючий! - напутствовала она меня без тени гнева.
      Чуть отдышавшись, я попытался переломить ход событий, но она, уже сидя за столом, нажала на какую-то кнопку, и из правой неприметной дверцы выскочил квадратный мальчиш.
      - Кутя, проводи, пожалуйста, господина Гончарова.
      Кутя задумчиво, как на давешнего таракана, посмотрел на меня. Челюсть его по-прежнему пережевывала жвачку.
      - Мужик, сдрисни, - выдал он наконец свой вердикт и пошел на сближение. Вспомнив вчерашний телефонный вопрос, я неспешно удалился.
      Давненько со мною так не обращались. По идее нужно было плюнуть и забыть, но невозмутимое высокомерие этой Чио-сан меня бесило. Тертая девочка и знает много больше, чем я полагал.
      Чтобы как-то унять охватившую меня злость, я зашел в ближайшее кафе, где по-крупному поговорил с довольно приличной "Зубровкой", заткнув пасть свирепому зверю куском плохо прожаренного мяса. Домой идти не хотелось: Ленка со своей домовитостью заходит слишком далеко. А вот к старому товарищу будет как раз, тем более что его "швабра" недавно сделала ему ручкой.
      С Сашкой мы проболтали до самого вечера, вспоминая, что было и чего не было, но быть могло. Почему-то не выбранный ранее путь всегда кажется наиболее оптимальным. Довольные собой и встречей, мы расстались около девяти, и возвращался я уже в темноте. Войдя под арку, я почувствовал, как мне в ногу ткнулся пес. Студент был мокрый и, наверное, грязный. Но удивило меня не это, а то, как осторожно и сдержанно он приветствовал меня. Обычно его восторг граничил с собачьим умопомешательством. А сейчас пес подошел как бы украдкой. Уши прижаты, и, похоже, тянет меня прочь от дома.
      - Домой, псина, домой!
      Я гладил пса и успокаивал, уже входя во двор. Но Студент упорно отбегал в сторону; он явно не желал идти домой и, кажется, мне не советовал.
      - Ну и хрен с тобой, мокни тут, душа твоя дворовая. - Я двинул к подъезду, и тут только до меня дошло, что пес предупреждает меня о какой-то опасности.
      С телефона-автомата я набрал номер соседа, бывшего коллеги и собутыльника. Трубку, к счастью, снял он сам.
      - Юрка, привет, Костя говорит.
      - Ну?
      - Накинь на себя что-нибудь цивильное и глянь, что у меня возле квартиры и вообще в подъезде. Потом доложишь, я в арке.
      - Ладно, - пробурчал семьянин-обыватель и бросил трубку.
      Опять пошел дождь. Собака сидела рядом, довольная догадливостью хозяина.
      Юрка появился с противоположной стороны. Значит, пес не блефовал.
      - Ну, что там?
      - Возле квартиры все спокойно, а между дверей, в тамбуре, курят трое мордоворотов в коже. Я на всякий случай зашел домой, взял две дубинушки. Держи. Прорвемся, сыщик Пинкертон.
      - Давай я пойду первым. Ты стой на улице. Если что, орудуй. Но учти, у них может быть "дура".
      - Я тоже взял!
      Я рывком распахнул дверь подъезда и тут же дубинкой, как рапирой, парировал удар арматуры. Но удар был настолько силен, что мне удалось только смягчить его и немного отклонить в сторону. Все-таки железяка достала мое плечо, парализовав руку.
      Шапку я ношу редко и сейчас пожалел об этом, потому что второй удар оказался хоть и слабоват, но пришелся по затылку. Ноги мои подогнулись, разум помутился, и уже в блаженном состоянии я услышал два выстрела. А потом понял, что Юрка заботливо тащит меня вверх по лестнице в мою квартиру, тащит и приговаривает:
      - Ничего! Тыква цела! А это тебе уроком будет. Со всяким дерьмом нюхаешься. Где ключи?
      - В кармане. Сейчас сам...
      Кое-как попав в скважину, я открыл дверь и тут только заметил, что из-под намотанного на голову шарфа мне за шиворот стекает теплый липкий компот.
      - Кровь, что ли? - вяло поинтересовался я у соседа, собираясь протопать в комнату.
      Юрка несколькими ловкими движениями раздел меня до пояса и развел марганцовку. Промыл рану раствором, потом промыл еще и водкой. Туго и умело перебинтовал разорванной простыней.
      Часа через полтора я уже отлично себя чувствовал. Мы сидели и выпивали за здоровье Студента, спасшего мне жизнь.
      Окончание схватки Юрка описывал так:
      - Когда ты вякнул, я понял, что нужно вмешаться, и выстрелил вверх. Мордовороты тут же выскочили и, бабахнув в меня, побежали к детской площадке. Я для понта засвистел, потопал и укрылся в кустарнике. Они сели в "шестерку" и крутанули в дальнюю арку. А я пошел оказывать тебе первую помощь. Бросай ты, Кот, этот частный сыск. Открутят голову-бестолковку, и некому будет купить красочный венок на могилку.
      - А где Ленка? - только теперь вспомнил я о подруге.
      - Не знаю... Вот хоть бы на ней женился. Она ничего, я бы отдался.
      - Не возьмет.
      - Это почему?
      - Она, Юрка, любит мужиков самостоятельных, крутых, вроде меня или Джеймса Бонда, а ты...
      - Что я, что я? - заершился сосед.
      - Жидкий в коленках.
      Он обиделся и ушел, на прощанье назвав меня "дятлом". Я заржал, увидев, с каким презрением смотрел ему вслед Студент. Пес держался скромно, но гордо, всем своим видом говоря: "Не стоит благодарности. Ведь мы с тобой мужики! А предложенное тобой мясо я, конечно, съем, но к делу это не относится".
      Ну ладно. А теперь постараемся еще раз осмыслить происшедшее. Все просто, как лом. Упреждающий удар. Но ведь я не вмешивался, то есть выполнил требование. Может быть, по ошибке, а может, по неведению я задел какой-то скрытый мафиозный нерв? Когда бьют за дело, обидно. Когда так просто - обидно вдвойне. Ладно, предположим...
      Предположить помешал резкий звонок в дверь. Звонок, совершенно мне не нужный. Второй удар моя черепушка принимать отказывалась. Говорят, газовый пистолет в квартире весьма неудобен, но на безрыбье и гузка соловей. Я его сунул в задний карман спортивных штанов, и, когда шел к двери, он холодно и твердо хлопал мне по ягодице.
      - Стреляю! - предупредил я, открывая дверь.
      Чио-сан тряслась как в припадке. Не спрашивая разрешения войти, она проскользнула в прихожую.
      - Чего надо? - не очень-то любезно поинтересовался я, не пропуская гостью дальше.
      - Константин Иванович, извините, что так с вами обошлась: не могла по-другому - полно ушей кругом. Решила вам позвонить, но у меня дома телефона нет. Спустилась к автомату, а тут... эти трое хотели запихать меня в машину. С трудом вырвалась, поймала такси - и к вам.
      - Что еще?
      - Я хотела...
      - Я хочу спать.
      - Но они там... внизу... Как я?..
      - Как хотите! Знать ничего не желаю. Все. До свидания.
      Я открыл дверь, ни секунды не сомневаясь, что это очередная подставка.
      - Константин Иванович... можно я на кухне у вас... пережду только, может быть, они уедут... Я хотела сказать...
      - Скажи в милиции. Иди туда. - Я буквально вытолкал провокаторшу за дверь и на прощанье с удовольствием пнул ее под зад. Потом закрылся на все замки.
      Только этого мне не хватало после всего происшедшего, и причем в двенадцать часов ночи.
      Открыв "свежую" бутылку "Морозоффа" и накапав из нее на сон грядущий, я с удовольствием поставил точку на этом деле, едва не оказавшемся для меня последним.
      * * *
      Проснулся я в шесть утра. От доброго похмелья голова раскалывалась, что со мной бывало крайне редко. Грызло чувство вины, не знаю только перед кем. Перед Чио-сан? Возможно... Ночью мне то и дело грезились кошмарики в виде железного шкворня в руках у Чио-сан. Вперив в меня свои черные глаза, она мастерски огуливала меня по бокам и голове. Она била, а я кричал: еще, еще! Мазохист ненормальный. Как бы ей позвонить? Да у нее же телефона нет. Нет телефона, поэтому она вышла позвонить мне из автомата. Зачем? Чепуха какая-то! Без "Морозоффа" не обойтись.
      Съездить посмотреть, что там у нее, не ввязываясь при этом ни в какие драчки? Но куда? Я и адреса не знал. Хотя это - дело пяти минут. Каналы остались. Только хорошо бы знать фамилию, а я не ведаю даже имени. Через фирму справляться опасно. Пойдем другим путем.
      Подняв в воскресный день полгорода, я к семи уже знал, что зовут ее Светлана Ким и проживает она в новом общежитии, в 233-й комнате.
      Отпустив Студента гулять, я отправился по адресу, почти наверняка зная, что ищу бесплатных приключений на собственную задницу.
      Допуск посетителей в коммунальное жилье был разрешен только с восьми утра. "Как в лагере", - думал я, осторожно обходя этажную блюстительницу порядка и нравственности, в сладком утреннем сне пустившую на бульдожьи щеки слюну. Тихой мышкой я поскребся в обезличенную дверь 233-го пенала. Но внутри была тишина абсолютная.
      - Стучи, стучи сильней, потаскун, дома она, - не открывая глаз, присоветовала спящая и обманутая мной дежурная.
      - Почему это потаскун?
      - А к ней другие-то не ходют.
      - Да нет ее, наверное, - поделился я опасениями.
      - А я говорю тебе, дома. Никуда не выходила. Как пришла в первом часу, так и сидит. Спит, наверное. Троим-то кобелям дай за ночь - поневоле спать будешь.
      - Да никого там нет, - возразил я, дубася кулаком под гулкий перестук сердца, раньше меня понявшего, что произошло. - Есть вторые ключи?
      - Ими не велено без причины пользоваться.
      - Когда ушли эти трое? - тряс я уже бульдожину, заставляя разлепить глазки-шильца.
      - Так вскоре. По разу, наверное, дернули и ушли.
      - А зачем вы их пустили? - шипел я, чтоб не разбудить спящих.
      - Как это зачем? Девушка зарабатывает. Ты вот чего приперся ни свет ни заря? Трахнуться хочешь. Вот и они...
      Договорить ей я не дал, выдрал из рук дубликат ключа и опрометью бросился к двери. Сторожиха следом затрясла свое мясо.
      Зачем я вошел туда? Ведь знал, что увижу. Знал, но не верил. Точнее, не хотел верить.
      Работали те же подонки, что и у Князева. Тоненькая девчоночья шея была перетянута белым капроновым шнуром. Его прикрывала раздувшаяся складка набрякшей кожи. Видимо, душили двое, натягивая шнур с двух сторон.
      Умертвили ее в постели, и сейчас она казалась совсем крошечной, как куколка. Широко распахнутые глаза говорили мне: "Вот видишь, что ты наделал? Ведь я просила твоей помощи..."
      Все во мне перевернулось. Намотав завитушки-локоны вахтерши на кулак, я резко откинул назад ее голову:
      - Ну что, сука! Сколько они тебе заплатили?
      Она посерела. Медленно оседая на пол, осипшим голосом прогундосила:
      - Вы что... Я никогда... я никого... они сами дали.
      - Сколько?
      - Одну.
      - Что?
      - Бутылку.
      - Курва ты старая! Иди вызывай милицию, а я в морг сообщу. Быстро!
      Оттолкнув ее, я зайцем поскакал на первый этаж, к выходу. Чио-сан я уже помочь не мог, но найти убийц был обязан - ведь накануне она просила о помощи...
      Только с какого конца взяться? Тетка, конечно, расколется. О моем приходе сюда узнают. Правда, следствие пойдет по другому району. Но и козе понятно, что два удушения в одной конторе сопоставят и увидят одинаковый почерк. Приметы мои налицо, разбитая голова - тоже. Примерно к среде меня опять пригласят к следователю. Не хотелось бы.
      Остается исчезнуть, переждать, но у меня подписочка о невыезде. Ну и хрен с ней! В сегодняшней неразберихе на Северный полюс за мной не поедут. Северный полюс? Или Сибирь. Сибирь, город Эйск. Там проводили свой медовый месяц молодые Князевы, о чем предпочел умолчать великовозрастный жених.
      Как бы то ни было, но воскресенье - мое. И пока есть возможность, необходимо этим воспользоваться - уладить домашние дела и уточнить несколько деталей.
      Через дежурного по фирме я узнал домашний телефон Ступина, и уже в девять его ровный вежливый голос осведомился:
      - Все продолжаете, Гончаров? Удивительно.
      - Что - удивительно? Что я жив? Да, сплоховали твои мокрушнички.
      - Не понял.
      - Кончай му-му трахать. Я не мальчик и вполне прикидываю, кто их нанял. А ведь мы договаривались, и я слово свое держал.
      - Ничего не понимаю.
      - Как тебе угодно. Где и когда ты познакомил Князева с Лией?
      - Я не знакомил. Они сами снюхались осенью на банкете. Зачем вам?
      - Любопытство имею. Личного характера. И учти: если меня грохнут, отвечать тебе. Я уже дал наколку кому надо. Все!
      Я бросил трубку и с жадностью закурил, пытаясь унять дрожь во всем теле. Все-таки за десять последние часов приключений хватало.
      Я уже потихоньку собирал сумку-чемодан, когда в дверь позвонили. Не ожидая ничего хорошего, я поплелся открывать. В дверях стоял крепенький вьюнош лет четырнадцати. Стоял, обнимая обеими руками огромную коробку с немецкой куклой. Паренек вежливо осведомился:
      - Вы Гончаров?
      - Да, - подозрительно оглядывая пришельца, подтвердил я.
      - Тогда это вам. - Он протянул коробку, судя по всему, очень тяжелую.
      - Я, малыш, уже в куклы не играю, так что не по адресу. Ступай, милый, вертай назад. А лучше брось ее подальше.
      - Но это же вам. Мне заплатили, чтоб я доставил по адресу.
      - Кто?
      - Парень. Остановил меня недалеко отсюда, указал ваш адрес и фамилию.
      - Слушай, полудурок, она там у тебя не тикает?
      - Кто?
      - Дурость твоя. Посылка не тикает?
      Парень приложил ухо к коробке и старательно прислушался.
      - Не-е... Да там что-то мягкое, но тяжелое, кило на десять потянет.
      - Сколько заплатили?
      - Чего?.. А, пять штук дал.
      - Не тикает, говоришь? Значит, взрыватель работает от крышки, откроешь ее, и тебе...
      - Что?
      - Крышка! Иди и отдай назад.
      - Так он бабки заберет.
      Сколько бы мы еще препирались, неизвестно, только меня вдруг качнуло.
      - Рука! Что у тебя с рукой?! - Я уставился на руку парня, поддерживавшую снизу коробку. Он неловко перехватил ношу и, белея, стал рассматривать свои красные пальцы.
      - К-к-кровь...
      Я мигом затащил придурка в квартиру, вырвал из рук немецкий сувенир и, закрывшись в ванной комнате, сдернул крышку.
      Бомбы не было. А из полиэтиленового мешка я вытряхнул прямо в ванну сначала голову, а потом туловище рыжего моего пса. К хвосту его, обернутая в пленку, была привязана поздравительная открытка с текстом: "Я не слушал большого дядю!"
      - Иди сюда, - позвал я топтавшегося в прихожке придурка. - Смотри, что ты принес.
      Он беспомощно развел красными руками:
      - Я же не знал.
      - Какой он был, парень-то?
      - Крутой такой, в коже.
      - Один?
      - Не-е, их трое в машине сидело.
      - Пойдем, покажешь. - Я выдернул из-под дивана газовую пукалку и, толкая придурка в спину, выкатился во двор.
      Но кожаная мразь исчезла.
      В сыром углу городского сада я похоронил пса, еще вчера спасшего мне жизнь.
      Допил остатки водки. Позвонил Елене, строго-настрого запретив ей появляться в мое отсутствие. Тщательно запер дверь и дневным поездом отбыл из города, нарушая подписку о невыезде. Четко пока связь не прослеживалась, но что-то подсказывало мне: искать нужно Лию. Если она, конечно, жива.
      * * *
      Эйск - городишко невеликий, тысяч на сто жителей. Прибыл я туда рано утром, и сразу же - за дело.
      На манер Остапа Бендера перебрав все номера в гостинице, я остановился на самом дешевом. В восьмом часу утра подобающим образом одетый я на вокзале уже присматривался к похмелюшкам. Публика эта, как показывал опыт, - много знающая и мало что докладывающая властям. После тщательного осмотра наколотых мною кандидатов я выбрал старика с благородными сединами, очень похожего на Эйнштейна.
      - Папаша, тебе, случаем, Альберт родственником не приходится?
      - Мой двоюродный дед, - с достоинством кивнув, ответил старик.
      - А хрюкнуть хочешь?
      - Это вы в смысле выпить? Ну что ж... Несмотря на ранний час, действительно, я бы не отказался составить вам компанию, поскольку вчера имел неосторожность...
      - Перебрать! - быстро закончил я монолог потомка великого ученого.
      - Именно. Но как...
      - У меня есть, - приоткрыл я полу замызганного пальто.
      - О! Это меняет дело! В таком случае следуйте за мной.
      - Куда? Я, папашка, лишних хвостопадов не люблю, у меня от них настроение портится и голова начинает болеть.
      - Уладим, - коротко бросил старик и величаво понес на эйнштейновских сединах свою жеваную шляпу.
      Мы шагали через рельсы, мимо стрелок, составов, бесхозных паровозов и наконец подошли к обгоревшему купейному вагону без стекол. Вагон был обитаем. При нашем приближении в щелях появились серые, синие и карие глазки; воспаленные и заплывшие, они смотрели с надеждой и ожиданием. Слышалось шуршание, жаркий и страстный шепот.
      - Говорю тебе, профессор кого-то зацепил, - объясняла женщина.
      - Да кого он зацепил? Триппер если только, - возражал в ответ сиплый баритон.
      - Товарищи, прошу не беспокоиться, - поднимаясь в вагон, объявил старик. - Мы по делу с господином... э-э-э...
      - Ежиком, - подсказал я.
      - Да, с господином Ежиковым. Нина Ивановна, нам бы купе минут на тридцать.
      - Вы, Самсон Данилович, еще за вчерашнее не рассчитались.
      - Нина Ивановна, вы же меня знаете...
      - Ладно! Седьмое купе... Я зайду?
      - М-м-м... Попозже.
      - Когда ничего не останется, - проворчала вагонная начальница, пропуская нас.
      Седьмое купе оказалось комфортабельным. Разбитое окно было заделано фанерой, спальные полки закиданы всевозможным тряпьем, а вместо вышибленной двери висел брезентовый полог.
      С ловкостью фокусника старик явил на свет два алюминиевых фужера и надкушенное яблоко. Церемонно осведомился при этом:
      - Простите, с кем имею честь?
      - Константин, - ответил я лаконично, вытаскивая из кармана пузырь. - А вы давно здесь обитаете?
      - Здесь - это в каком смысле? Вагон, город, область, страна? Или на этом свете?
      - В городе.
      - Почитайте, шестьдесят лет, с момента рождения. Ваше здоровье! Дергая кадыком, старик с жадностью засосал водку.
      Я проделал то же самое. Игнорируя надкушенное яблоко, закурил.
      - А ты, папаша, фамилию такую слышал - Герр?
      - Герр... Ну конечно. - Эйнштейновские уши ходили в такт желвакам и, очевидно, помогали старику сосредоточиться. - Герр известным прохвостом был. Теперь предпринимателем бы назывался, а в двадцатом году в расход пошел. Сбежать не успел.
      - А вы откуда знаете?
      - А я, дорогуша, историк! Ну да, преподаватель истории.
      Вот это попадание! Есть еще нюх у легавой собаки Гончарова.
      - Ну-ну, - подталкивал я, подливая. - Кто же он такой?
      - А вам зачем?
      - Я, папаша, тоже историк, - протягивая деньги, закручивал я баки старику. - Пошли кого-нибудь, еще возьмем. И пусть колбасы принесут... Так кто такой был этот прохвост Герр?
      - А был он золотопромышленником и по тем временам шельмовал изрядно. Сейчас-то бы в масть пошел, за своего, а тогда это в глаза бросалось. Ну да он не очень переживал, дела в гору шли.
      - И каким образом?
      - Самым что ни на есть классическим. Когда-то он на Урале у Демидова в управляющих вроде бы ходил, там и навострился. Делал аферы - пальчики оближешь! Закажет участок, начнет разработку россыпи - и на тебе: сумасшедшее содержание, раз в десять больше прогноза. Прибыль налицо. Налицо и желающие перекупить. Перекупают, оформляют документы, а на участке том, кроме дерьма собачьего, ничего нет. Хотя еще вчера покупатель своими руками с лотка граммов по пять снимал. Чудеса? Не совсем. Просто он накануне походит с верным своим холопом и жуликом Сашкой да кое-где в землю из ружьишка пальнет. Сашка замечает, а наутро пробу для покупателя сам оттуда и ковыряет.
      - Ну и что?
      - А то, что вместо дроби он патрон золотым песочком славно фаршировал. Так и жил: сначала своим тюльку гнал, а потом и заморским промышленникам. Несколько раз его пытались бить, но он все ускользал. А вот в двадцатом попался, и крепко. Говорят, не без участия своего же брата-промышленника. Кто-то капнул. И, как говорится, "ваша не пляшет".
      - Ясно.
      Дело принимало для меня новый, причудливый выверт. Но жареным запахло до гари.
      - А что дальше?
      - А дальше, молодой человек, чертовски интересно мне знать, что это вас так волнует судьба убиенного немца?
      - Да мент это, профессор, - неожиданно донеслось из-за тонкой вагонной переборки. Несколько секунд спустя полог отодвинулся, и в дверном проеме появилась жуткая рожа ветерана-рецидивиста. В купе ввалилась оплывшая водкой и жиром туша. Бандюга, надвинувшись на меня, наступил мне на ногу. Я невольно ее отдернул. - Чё дергаешься, сволота? Бабки есть - отстегивай, может, тогда не замочу. Ну, шевелись, сука!
      Он двинул меня коленом в подбородок. Я отлетел в проход между полками. И тотчас, изловчившись, саданул его правой ногой по колену. Раздался хруст, кретин послушно улегся в коридоре, вереща и матерясь как тридцать проституток, вместе взятых.
      - Может, мы продолжим в другом месте? - обратился я к Эйнштейну.
      - Да, конечно. Бегите! Сейчас они все соберутся...
      Эйнштейн указал на окно. Естественно, так было удобнее, потому что в коридоре уже послышался топот. Выбив размокшую фанеру, я неторопливой рысью покинул "малину" на колесах. Запомнить время и место новой встречи не составило труда - кинотеатр "Сокол", ровно через час.
      Что и говорить, информацию я раскопал первосортную. Старичок - блеск: историк, алкаш, говорун. Все необходимые качества в одном человеке.
      О-ля-ля! Кажется, уголовный детинушка очухался и желает меня догнать. Господи, ну и рожа! Воистину "прекрасной внешности был ум прекрасный дан". Заскочив в открытый тамбур стоящего рядом состава, я с интересом наблюдал: выдержит ли алкашеское сердце такую сумасшедшую нагрузку?
      Выдержало! Более того, пыхтя и отдуваясь, он полез в вагон, что мне совершенно не понравилось. Сняв стопор откидной площадки, я воздвиг для преследователя непреодолимую преграду. Подмигнул проводнице и через другую дверь убрался восвояси.
      * * *
      Приняв душ и переодевшись в цивильный костюм, я расположился в кафе напротив кинотеатра "Сокол" и в ожидании историка-краеведа заказал солянку под коньяк. Она, в отличие от выпивки, оказалась вполне приличной. Когда показалась долговязая фигура старика, я уже очистил тарелку и, постучав в стекло, заказал еще две порции.
      Эйнштейн подошел к столу, весьма эмоционально реагируя на запахи пищи и выпивки. Проворно усевшись напротив, раскурил бережно выуженный из кармана бычок. Он пытался держаться независимо.
      - Нехорошо вы поступили, Константин. Кабан до сих пор в себя прийти не может.
      - В себе ему делать нечего. Шибко буен. Примите, Самсон Данилович, пододвинул я старику стакан коньяку.
      - Итак, продолжим наш экскурс? Я вам поведал о расстреле Герра.
      - Так... А семья?
      - Семью, как ни странно, не тронули. Остались после него жена и двое детишек-несмышленышей, лет по восемь - десять Мальчик и девочка. Забегая вперед, скажу: Олег погиб во время войны, а Ольга вышла замуж и продолжала жить с матерью в старом доме на берегу. Он и сейчас стоит. Крепкий дом, каменный, там склады после войны были, до недавнего времени. Ольга в сорок четвертом родила дочку. Не пойму, куда вы клоните? Вам что, нарисовать все генеалогическое древо семьи Герров?
      - Не обязательно. Только ту ветвь, откуда девица Лия произросла.
      - Лийка! Господи, Лийка!
      - Вы ее знали?
      - Конечно. Лет десять - пятнадцать тому назад преподавал ей историю. Где она сейчас?
      - Не знаю, поэтому и интересуюсь. Какая она была?
      - Была?
      - Ну есть! Какая есть?
      - Умная девонька, остренькая, училась хорошо, только с гонором. Она и есть внучка Ольги, от Катерины, что родилась в сорок четвертом. У нее мужа не было, и потому Лию записали на фамилию прабабки - Герр. Лет шесть-семь назад, окончив школу, она выехала в Москву с надеждами на ВГИК, но провалилась. Назад сюда не вернулась, а поступила в иняз в каком-то сибирском городе. Вот вам вкратце ее генеалогический прутик. Позвольте... Старик потянулся к бутылке, но я остановил его, потому как выжал из него не все.