Гончаров влезает в аферу

      Дневной свет из люка пропадал, а Нина Ивановна все не шла. Нужно было как-то отсюда выбираться, причем неспешно, не расстраивая бродяг видом ускользающей поживы.
      - Посмотрите тут за девчонкой - пойду гляну, где она. - С озабоченным видом я направился к выходу. Но, сделав несколько шагов, растянулся во весь рост, больно ударившись лбом и носом.
      - Лежи, не дергайся, сволота! - Из темноты появилась кабанья рожа с полоской бинта на лбу. - Думал, уж не встречу легашка, а он сам в гости пожаловал. Давай, Санек, его в мокрый коридор. Обшмонаем да крысам на закусь.
      Вскочив на ноги, я попытался уйти от невидимого Сани, но, видимо, чего-то не рассчитал - удар под поясницу был настолько силен, что я врезался головой в кирпичную кладку. И, убаюкиваемый гудением труб, поплыл куда-то в фиолетовом тумане.
      Меня покачивали и урчали при этом. Покачивали осторожно и бережно, позабыв только вытащить раскаленный кол, наглухо засевший в моем затылке.
      Наконец я сообразил: качают меня не заботливые женские руки, а автомобильные рессоры. Меня воткнули между сиденьями, предварительно спеленав капроновым шнуром.
      Время позднее. То и дело салон вспарывали лучи встречных фар.
      Я пошевелился и слабо застонал.
      - Чего-то кряхтит, живой! - сообщил знакомый, слышанный где-то голос. - Лежи, придурок, отдыхай. Скоро приедем, - успокоил тот же голос, почмокивая и пощелкивая жвачными пузырями.
      - Куда едем? - пробормотал я.
      - К шефу. Поговорить он с тобой хочет.
      - Развяжете?
      - Да мы тебя и не завязывали. Таким тебя дружки твои выдали. Аккуратно упакованным, - вмешался сидящий за рулем. - Да мы уже приехали.
      Все тело ныло. И словно одеревенело.
      Молодцы выволокли меня из машины и, заботливо придерживая, поставили на попа.
      Уже совсем стемнело. Серой громадой выплывали из тьмы зловещие очертания герровского дома. Настроение у меня ухудшилось - насколько это было возможно.
      - Развяжите, - потребовал я. И осторожно добавил: - Олигофрены.
      То ли слова мудреного они не знали, то ли обращаться со мной им велели поаккуратнее, только Кутя щелкнул лезвием выкидного ножа и перерезал веревки. Освобожденный, я дернулся, вырываясь из рук "олигофренов", и тут же рухнул, слабо двигая затекшими, атрофированными ногами.
      - Во рванул! - насмешливо прокомментировал Кутя, рывком приподнимая меня за шиворот. - Куда собрался, болезный? Паспорт-то у меня.
      В больной голове забилась надежда. Если говорят о паспорте, значит, не все потеряно - на том свете его вроде не требуют. Наглея, я кинул вопрос:
      - А бабки где? Где ствол?
      - Чего не было, того не было, - успокоил второй качок. И добавил: Ползи, шеф ждет.
      Кое-как я доковылял до парадного входа - когда-то входа в трактир. Навалившись на тяжелую дверь, с трудом открыл ее. В запущенном зале под единственной лампочкой сидел господин Ступин. Соизволив меня заметить, он вежливо осведомился:
      - Как добрались?
      Рассудив, что сразу меня убивать не будут, я послал президента на три буквы. Никак не отреагировав на мое приветствие, Ступин поинтересовался:
      - Как вы себя чувствуете?
      - Не твое собачье дело, мокрушник.
      - Я вас не понимаю...
      - Поймешь, когда вышак дадут.
      - Скажите, а не могли бы вы выражаться на понятном мне языке? Я ведь блатным не владею.
      - Научишься! - успокоил я Ступина. - Там у тебя и академия будет, и колледж, и даже курсы гимназисток.
      - Хы-хы-хы! - захрюкал за спиной Кутя. И сразу заткнулся, напоровшись на холодный хозяйский взгляд. Как бы извиняясь за неуместное свое веселье, он основательно съездил мне по уху.
      - Перестань, - остановил экзекуцию Ступин. - Что с вами? Кто вас избил? Вы? - Он глянул на Кутю.
      - Нет, шеф, мы и пальцем его не тронули. Наоборот, вытащили. Там его местный бобик вообще мочить хотел.
      - Ясно. Иди принеси коньяк.
      - Так... э... ехать надо, Владимир Леонидович, э... в магазин.
      - Кутя, там в бардачке осталось.
      - Так пролилось. Вот, все коленки замочил, - суетился Кутя, тряся штанинами.
      Его коллега злорадно скалился, ожидая кульминационной точки Кутиного позора.
      - Геннадий, привезите, пожалуйста, бутылку хорошего коньяка и чего-нибудь съестного. Вы же, Кутилов, покурите на свежем воздухе. Заодно проверьте, не болтается ли кто из посторонних.
      Когда дуболомы исчезли, Ступин протянул мне сигарету. Прикуривая, спросил:
      - Зачем вам это?
      - Что?
      - Почему в яму оконную залезли?
      - От вас прятался.
      - А почему?
      - Вы убийца!
      - Послушайте, я ничего не понимаю. Что за чушь? И вообще, что вы здесь делаете?
      Ступин начинал злиться. И это было не так уж плохо - что-нибудь да прояснится. Хотя, с другой стороны, играть с ним не следовало. Наверняка еще одна парочка его мясников сидела за какой-либо из четырех дверей, ведущих из этого зала. Да и сам здоров бычок. А кроме того, я углядел у него под мышкой довольно внушительную рукоять револьвера. Под стать, наверное, был и ствол.
      - Почему вы здесь? Кажется, мы договорились забыть ту историю!
      - Ту я забыл, но появилось множество новых, забыть которые я не вправе.
      - Яснее, пожалуйста.
      - Можно. Дайте сигарету.
      Прикуривая от его зажигалки, я с жадностью затянулся сигаретой. И затягивался до тех пор, пока алая пирамидка табака не выросла до двух сантиметров. Затем неуловимым движением ткнул сигаретой Ступину в глаз. И тут же, падая на пол, дернул на себя президентовы ноги. Я никогда не слышал, как ревет стадо бизонов, но думаю, именно так, как заревел Ступин. Не давая ему прийти в себя, я выдрал у него из-под мышки здоровенную "ДУРУ" и, приложившись рукояткой к черепу страдальца, положил конец его мучениям.
      Кутя появился первым. И тотчас же принялся палить в меня из пушки, еще более внушительной, чем у хозяина.
      - Убьешь, сука! - заорал я, нырнув за ящик, сообразив, что бьет он металлическими пулями.
      А вот мой трофей оказался газовым. Это меня и спасло. Кутю скорчило после первого же выстрела. Кашляя и заливаясь соплями, он закрутился волчком, опрокинувшись на пол, засучил крепенькими ножками, что-то бубня и матерясь.
      Падая, он выронил пистолет, и я тотчас подобрал его. Затем осмотрелся, ожидая появления новых членов бригады. Но пока никто не появлялся. Со словами "не жуй жвачку, скотина" я на всякий случай въехал Куге каблуком в лоб. Он даже не вырубился как следует, только соплеотделение с кровью стало интенсивнее да мат громче. Я для контроля поднес к его носу ствол и снял с его ремня наручники. Защелкнув один из браслетов на Кутином запястье, я подтащил его к хозяину и вторым кольцом соединил "сладкую парочку". А ступинские бандюги все не появлялись. Нужно смываться, решил я, загостился. Да и президент начал проявлять признаки беспокойства.
      Еще два-три штриха - и я уйду. А если мне не помешают, будет просто замечательно. Одну за другой я обследовал все три подозрительные двери ничего, кроме запаха плесени и мышиного кала.
      - Перестаньте валять дурака и отцепите от меня этого болвана! Неожиданно резкий голос Ступина заставил меня вздрогнуть и прервать начатое исследование.
      - Как самочувствие? - участливо, как и он давеча, осведомился я.
      - Если я потеряю глаз, то подам на вас в суд. Увечье, истязание... и что там еще... В общем, ответите за все.
      Я радостно засмеялся:
      - Неужели вы надеетесь отсюда выйти?
      - А почему бы и нет?
      - Потому, любезный мой, что последуете за Князем, Чио-сан, несчастной Лииной матерью и за псом. А пропуск выпишу я.
      Очевидно, Ступин мне поверил. Забыв о боли, он резко приподнялся:
      - За что? Какой пес?
      - Мой пес, которому вы, подонки, отрезали голову и упаковали труп в коробку из-под немецкой игрушки.
      И тут выдержка изменила Ступину. Приложив одну руку к глазу, а другой волоча своего телохранителя, он зарычал:
      - Ты что? Кого убил?.. Ты что... Да ты охренел, что ли?
      - Я - нет. Что вы здесь делаете? Зачем приехали сюда? Отвечайте!
      - Дом этот дерьмовый купил.
      - Вот-вот. Зачем он вам?
      - Мне он на хрен не нужен, но Князев уже внес задаток. А вот зачем он понадобился ему, это я и сам хотел бы знать.
      Что-то уж больно правдиво он излагает. На всякий случай к его здоровому глазу я поднес пистолет.
      - Врешь. Зачем тебе дом? Отвечай.
      - Не нужен он мне, клянусь!
      - Зачем убил Князева, Чио-сан и Лиину мать?
      - Лиину мать? Убили? Когда?
      - Ты мне лапшу на уши не вешай, стреляю!
      - Стой! Стой! Не знаю я ничего, клянусь. Да скажи хоть ты, болван! Он затормошил прикованного к нему Кутю.
      Качок, по-прежнему отхаркиваясь и отплевываясь, только затряс свободной рукой.
      - Гончаров, да поймите же и поверьте: о собаке и Лииной матери я впервые слышу. Мы только сегодня прилетели - я, Геннадий и этот идиот. Взяли под залог машину, встретились с продавцом и... остальное вы видели сами.
      Если он врал, то очень профессионально, лучше меня.
      - Зачем Князеву этот дом? Если б я знал! Говорил, что откроем здесь филиал фирмы, с магазином "Дамское счастье". Только для женщин. Но за такие деньги я бы нашел ему как минимум два помещения.
      Опять выявлялся стройный ряд звеньев - событий, причин и мотивов - с одним только "но"...
      Из этой цепи, если поверить в искренность Ступина, выпадал он сам. И выпадая, напрочь рвал замечательно выстроенную мной версию. И все тогда выглядело бессмысленно и глупо. Последний князевский смех, перетянутая шнуром шея Чио-сан, безмятежная купальщица Катерина...
      Я уже начал прокачивать версию с Лией, но вдруг подумалось: не могла же она кокнуть собственную мамашу, хладнокровно введя в сосок иглу?
      - Вы, Ступин, по профессии, случаем, не врач?
      - Нет, экономист.
      - А Кутя ваш?
      Ступин пожал плечами, давая понять, что комментарии тут излишни.
      - Кто по специальности Геннадий? - продолжал я допрос, хотя прекрасно знал, что в момент убийства все трое находились здесь, вдалеке от Катерины.
      - Гена? Да Бог его знает. Спросим, как приедет. Что-то долго его нет.
      - Тогда как вы объясните тот факт, что выкупать эту хибару отправились вы, а не коммерческий?
      - Анатолий Иванович? Так он еще в воскресенье вечером отбыл на Черное море.
      - Странно, что в такой трудный для фирмы момент он задумал греть на море телеса.
      - Мне тоже так показалось. Но говорит, сердце прихватило - именно из-за последних событий. Года уже не те. Старик все-таки. Отпустил на десять дней... Что-то Гены долго нет.
      Об этом и я подумывал, прикидывая, куда бы оттащить моих пленников.
      - Он вооружен? - спросил я на всякий случай.
      - Наверное. Но он стрелять не станет. Я предупрежу.
      - Если успеешь. Вставай-ка, оттащим твоего холопа с тобой вместе от греха подальше.
      Мы потащили обалдевшего Кутю к правой двери, за которой открывался темный коридорчик с комнатами по обеим сторонам.
      В кромешной темноте, тыча в ступинский бок стволом, я толкнул их в первую же комнату, с трудом отодвинув ржавый засов. Затем, отойдя к двери, велел Ступину чиркнуть зажигалкой. Огонек выхватил тесную грязную келью с зарешеченным оконцем и допотопной наружной электропроводкой. Я щелкнул выключателем. Под потолком вспыхнула лампочка, осветившая комнату. Узкая и длинная, она была совершенно пуста, но со следами недавней эвакуации. Откуда-то снизу как будто почудился голос. Я прислушался: тихо. Показалось.
      - Сидите здесь. Пойду встречать твоих гаври...
      Грохот засова оборвал меня на полуслове. Я кинулся к дубовой двери, все уже понимая, но еще не веря в случившееся. Ступин, сидя на пыльном дощатом полу, пытался скривить улыбочку, но было видно, что ему самому эта история непонятна.
      - Гена, открой!.. - закричал я.
      - Гена, в чем дело? - стараясь говорить как можно солиднее, проквакал президент. И нагловато мне: - Ну что, встретил? Козел синюшный! Снимай браслеты, затопчут тебя сейчас. Гена! Здесь мы, Гена!
      - ...Об колено, заткнись! - раздался чуть выше двери знакомый голос.
      Я, не целясь, дважды долбанул поверх двери, только потом сообразив, что, убив нашего тюремщика, мы убьем и свою надежду на спасение - так и будем гнить заживо. Я взял себя в руки и начал переговоры.
      - Геннадий, я понимаю, что вы молодой еще человек и вас обманом втянул в эту историю ваш начальник. Не бойтесь, все поправимо.
      - Кроме вашей глупости! - последовал лаконичный ответ. Голос был знакомый, но это не был голос Геннадия.
      Вот тут, ручаюсь, побелел и Ступин. Забыв про Кутю, он проволочился по полу и грудью налег на дверь.
      - Вы здесь? Каким образом?.. Кто вам сообщил? Анатолий Иванович, откройте!
      - Господи, ну нельзя же быть такими безнадежными тупицами, последовал ответ. - И перестаньте стрелять.
      * * *
      Вот теперь я наконец понял. Похоже, что-то дошло и до Ступина, потому что он завизжал кабанчиком и принялся молотить ногами в безмолвную дверь, тупо вопрошая:
      - Где Гена? Где Гена? Куда дели Гену?
      - Здесь я, мудак, - ответил злодей Гена, сразу лишая нас последней надежды.
      - Су-у-у-ка-а! - как пес на луну, завыл Ступин. - Телохранитель продажный!
      Левой свободной рукой он похлопал Кутю по щекам. Потом завыл с новой силой:
      - Паску-у-да! Иу-у-у-да! Продал!
      Мне было смешно, хотя я прекрасно понимал: смеяться нечему. Игра, судя по всему, принимала "влажный" характер, если не сказать, совсем уж "мокрый". Добродушный старичок Вотруба оказался тем самым героем, на роль которого я прочил Ступина. И жаль, что сообразил я это перед самым занавесом. В том, что он опускается, сомневаться не приходилось. Два наглых убийства подряд и третье, тщательно спланированное, свидетельствовали о том, что товарищ перед нами серьезный, а положение наше повода к розовым иллюзиям не давало.
      Я осмотрел оружие. Газовый пистолет полный, один только заряд истрачен на Кутю. В другом, 9-го калибра, конфискованном у олигофрена, было не густо. Три патрона просадил сам Кутя, целясь в меня, и два бестолковых выстрела произвел я сам. Скверно, если учесть, что мы заперты, как кролики в клетке, а у оппонентов руки развязаны, хоть дирижируй.
      - Может, договоримся? - сделал я дипломатический ход, потому что, кроме собственной шкуры, мне дорожить было нечем.
      Откуда-то снизу послышался металлический лязг. Ступин какался на глазах, я был на грани, и только Кутя, казалось, ничего не замечал.
      - Головин, вы убийца, - теряя голос, заверещал Ступин.
      - Ну и что? - Ответ был равнодушный и вялый.
      - Вы убили шефа?
      - Жадность его убила. Хотел получить все, вот и получил сполна.
      - А за что Чио-сан? - вмешался я.
      - Она много знала, а об остальном догадывалась, причем догадки были верны. Мне же после князевских крантов это ни к чему. Слишком много я терял, а ведь проделал колоссальную работу. Вот и попросил своих ребяток. Они-то галстук ей и надели, как и Степану Ильичу, царство ему небесное.
      - Кто - они? - невольно вырвалось у меня. И еще подумалось: если Головин так спокойно и откровенно все рассказывает, значит, дела наши земные заканчиваются.
      - Кто-то, - передразнил он. - Ребятишечки-суперменчики. Вот Гена, сынок, и его дружки. Гену-то они знали, потому открывали сразу. Да и Кузя в фирме работал, личным охранником у Князева, он-то его и удавил. Так ведь, Кузя?
      - Ага! - заржал холоп-убийца. - Мы его целый час мурыжили. Сперва все яйца раздавили, но терпел, молчал, сволочь. Ну тогда шнурок накинули и медленно так, с чувством, с толком, с расстановкой давить стали, обхохочешься. Генка чуть не уписался, когда у него шары натурально вылазить начали и язычина изо рта сам собой полез. Так и давили с полчаса: потянем отпустим, потянем - отпустим. Тут он плакать стал: помилуйте, все отдам, а про место не знаю. Ну - и ауфидерзейн!
      - А Чио-сан? - проникался я жутким любопытством.
      - Баттерфляй? Эту мы тоже помучили, - вмешался Гена. - Два раза по кругу пропустили, а уж потом...
      - Вы что, ненормальные? - подал наконец голос Кутя. - Придурки, она же красивая была! Скоты-ы-ы! - Вытащив из кармана ключ, он кое-как отомкнул наручники и, разбежавшись, бросил свою тушу на дверь.
      - Ишь ты, бычок взбрыкнул, - захихикал Головин. - Ну побалуй, побалуй пока!
      - Кто убил Катерину? - продолжал я этот странный допрос из камеры. - И зачем?
      - А что, разве она не сама? - поинтересовался озадаченно Вотруба.
      - Нет, ей проткнули сердце длинной иглой, я заметил ранку.
      - Жаль. А ведь работа была ювелирная. Это я сам. - В его голосе послышалась гордость.
      Меня передернуло.
      - Как же вы вот так...
      - Как-как - вот так. Если бы ты, легаш паскудный, не появился в этом городе, Катька, может быть, осталась бы жива. Но тебе же, мусору поганому, больше всех надо! Считай, из-за тебя я и упокоил ее. Да там все шито-крыто, меня никто не видел. А теперь из нее отличный бульон получился.
      - Я отключил кипятильник, так что суп этот самый скоро сделают из тебя. Где Лия?
      - А вот сейчас и увидитесь.
      Снова послышался металлический лязг, пол заходил ходуном. Ступин закричал исступленно:
      - Анатолий Иванович, я-то при чем?! Меня-то отпустите, ничего я не знаю и знать не хочу.
      - А ты, воробышек, извиняй, попал в дерьмо, так не чирикай. Может, случайно, но попал, и ходу назад тебе нет. Ты уж прости меня.
      Пол дернулся и ушел из-под ног. Не успев даже охнуть, мы полетели вниз, в темноту преисподней, полетели, сопровождаемые визгом и лязгом металла.
      Я шмякнулся плашмя, по-лягушечьи, на живот, но сознания не потерял. Лежал несколько минут, размышляя, что же произошло и целы ли кости. В том, что я разбил колени и физиономию, сомневаться не приходилось: кровь так и хлестала из носа, частью попадая на холодный бетонный или каменный пол, частью в мой желудок, когда я судорожно сглатывал. Левая рука не шевелилась - то ли сломана, то ли отшиблена. Ног я не чувствовал.
      Кое-как перевернувшись на спину, я пытался унять кровь, прикрывая разбитый нос рукавом. Тьма была кромешная и тишина мертвая.
      Сверху раздался скрежет отодвигаемого засова, а потом надо мной забухали шаги, и веселый головинский голос осведомился:
      - Ну что, шандец котятам?
      Я молчал, остальные тоже.
      - Ага, Анатоль Иваныч. Откроем, посмотрим?
      - Не торопись, Гена, у них оружие - мало ли что? Пусть полежат малость. Для профилактики. Если живы, застонут, а окочурились - так и хорошо. Пусть себе гниют, Лийке для запаха. Ты как, сучонка, живая еще?
      - Живая. - Слабый женский голос раздался справа от меня.
      - Посмотри, живы они?
      - Не знаю. Боюсь я, дядя Толя, отпустите меня.
      - Отпущу, отпущу, милая, только скажи, где прадедкино "рыжовье"?
      - Клянусь, не знаю.
      - Опять врешь, сука! Стал бы Князь за просто так покупать эту халупу.
      - Да не знаю я, искать нужно.
      - Ну вот мы и поищем, а ты уж посторожи "жмуриков", подумай!
      Опять наверху лязгнули запоры, и воцарилась тишина. Потом я почувствовал, что женщина приближается к нам. Первым на ее пути оказался я. Ощупав мою грудь и плечи, она вляпалась в теплую еще кровь и вскрикнула, когда я сжал ее руку.
      - Помоги сесть, - прошептал я, стараясь опереться на действующую правую руку.
      Помощи от нее было как от мухи - сама едва держалась на ногах, в полуобморочном состоянии напрягая последние силенки. Тем не менее нам сообща удалось привалить меня спиной к чему-то твердому, похожему на несущую опору.
      Правой рукой доставать из левого кармана зажигалку - дело сложное. Но в конце концов справился. Тонкий язычок горящего газа отпугнул темноту. В двух метрах от меня лежали вповалку, в луже крови, Ступин и освободившийся от наручников Кутя. Причем Ступин расположился на откинувшемся навзничь парне. Я кивнул в их сторону, и женщина меня поняла - опустилась перед ними на колени. Взяв Кутину руку, она пыталась прощупать пульс, хотя этого можно было не делать. Увеличив пламя, я увидел его открытые глаза, смотревшие бездумно и мертво. Падал он спиной вниз и о каменный пол грохнулся затылком. А уже сверху на него свалился Ступин. И, по-видимому, остался жив. По крайней мере, веки его чуть подрагивали.
      Я глянул по сторонам, осматривая нашу тюрьму. Летели мы метров с четырех, примерно столько было до потолка-перевертыша. По площади ловушка соответствовала комнате наверху, только посередине здесь высились два быка-опоры, которые и поддерживали потолок-заслонку. Механизм был предельно прост, а потому гениален - безотказно сработал через восемьдесят лет. В нерабочем положении потолок фиксировался в трех точках - на двух шарнирах посередине, что крепились на быках, и на защелке-фиксаторе. Освобождаемая от фиксатора более тяжелая половина пола тут же срывалась вниз, задирая к потолку верхней комнаты легкий край. Тот же, дойдя до определенной высоты, сбрасывал с приступка заранее заготовленный противовес, под тяжестью которого пол моментально принимал первоначальное положение.
      Зажигалка раскалилась и жгла руку. Я отпустил клапан и уже в темноте спросил:
      - Вы Лия?
      - Да. - Судя по голосу, пришлось ей не сладко.
      - Как они? - Я подполз ближе и снова чиркнул зажигалкой.
      - Кутя умер, а Володя жив, сейчас очнется. Холодно здесь... Есть хочется.
      - Вас что же, не кормят?
      - Иногда кидают "Спикерс" и баночку сока.
      - Долго вы здесь?
      - С того воскресенья.
      Я присвистнул. Если учесть, что сейчас почти среда, получается десять дней.
      - Чтоб ты к будущему сдохла, - отплевываясь и охая, выразил пожелание Ступин. - Где мы? - Он осмотрелся. - Ни хрена себе!
      Ступин попытался встать. Оперся рукой о размозженный Кутин череп.
      - Что это? Кутя. Кутилов! Вставай.
      Все уже понимая, Ступин отчаянно тряс мертвеца.
      - Оставь его и не кричи. Все равно он тебя не послушается.
      Я стащил с трупа куртку и кинул Лие.
      - Оденься. Да, там у него в карманах жвачка должна быть. Может, голод приглушишь.
      Из джинсовых Кутиных карманов я вытащил зажигалку, нож и бумажник. Самого Кутю я, как мог, одной рукой оттащил к стене и натянул на лицо рубашку. Не люблю, когда за мной наблюдают покойники.
      - Ну, и что теперь? - задал сакраментальный вопрос Ступин.
      - А теперь осмотрим дверь, - невесело срифмовал я, поглядывая на единственный возможный выход отсюда.
      - Ее не открыть, я пробовала, - предупредила Лия. - Меня в воскресенье через нее и втолкнули сюда.
      - А гулять, что же, не выпускали?
      - Нет.
      - А в туалет как же? - удивился Ступин.
      - А мне не надо. Пятьдесят граммов шоколада в сутки к этому не располагают.
      Про мать она, похоже, ничего не знала. Наверное, не расслышала нашего разговора. Ну и пусть пока так. Легче помирать будет. Если мы не выберемся отсюда сами, то считать нас трупами можно уже сейчас. Потому как при любом раскладе наших вшивых козырей живые мы Головину очень обременительны.
      Подойдя к двери, я тщательно ее обследовал. Дубовая, толщиной сантиметров десять, она сохранилась идеально. Надо думать, и засовы с той стороны такие же. Для профилактики, на всякий случай, я ее пнул - и тут же мячиком отлетел с обжигающей болью в левом плече.
      - Да отдай ты им это золото! - не вытерпев, заорал я на Лию.
      - Если б я знала, где оно.
      - Какое золото? - вмешался Ступин. - Нет никакого золота. Золото миф, в который поверили эти придурки. А если бы и было? Ну, отдала бы, а финишный результат один: убьют.
      - Сделаем так. Если они повернут потолок и из открытой двери верхней комнаты начнут переговоры, ты, Ступин, начнешь палить туда газом. - Я вложил ему в руку ствол. - Ну а этой дверью займусь я. Один патрон все-таки патрон. Дальше... Если они начинают переговоры при закрытых дверях - молчать. Нас нет, мы умерли. Тишина абсолютная. Но рано или поздно они откроются, и тогда - по плану, это единственный наш выход.
      - Есть еще один. Дня три назад обнаружила. Только он ведет прямо в преисподнюю.
      - Какой? - Я насторожился, потому как иногда самые бредовые идеи оборачиваются самым реальным их воплощением.
      В углу, недалеко от Кутиной головы, Лия разгребла щебенку, под которой обозначились дубовые доски люка, стянутые кованым железом, с кованым же кольцом посередине.
      - Они про него не знают, а я открыть не смогла, не поддается.
      - Давай, Ступин!
      - Чего?
      - Ничего! "Свобода нас встретит радостно у входа..." Тяни кольцо, мудак!
      - Вы бы, Гончаров, постеснялись хотя бы при женщине...
      - Боже мой, да тащи ты, пижон надутый! - Лия с остервенением ухватилась за кольцо.
      Втроем мы кое-как откинули крышку люка, открыв доступ холодному сырому воздуху. Явственно послышался плеск воды, а где-то далеко внизу, в глубине, пробивалась неясная серая муть.
      Теперь технология обогащения Лииного пращура стала понятна до мелочей.
      - А прадедка-то у тебя, Лия Георгиевна, отменный мокрушник и мародер был.
      - Почему?
      - По кочану! Наверху старателя опаивал водочкой, да, наверное, пополам с какой-нибудь дрянью. Потом через крышку-вертушку транспортировал сюда. Здесь полуживого мужика тщательно и не торопясь шмонали, а затем - туда. Я показал на жутковатый колодец, последний путь многих забубенных мужицких голов. - Грузик только к ногам подцепить - и вперед!
      - Но нам-то это может помочь, - обиделась за предка Лия.
      - Как? - поинтересовался Ступин. - Пока мы можем помочь только Куте, только вот грузика нет!
      Я смотрел и смотрел в гнилостную дыру. Но ничего придумать не мог. Пламя зажигалки освещало колодец не более чем на метр в глубину. Очевидно, мертвяки легко, не задерживаясь, покидали гостеприимный трактир, уходя из него на дно реки забвения.
      Но это был шанс, и не воспользоваться им было бы глупо. Только нужна хотя бы веревка... Я внимательно осмотрел трехметровую с гаком цепь противовеса. Хороша! Только снять ее чертовски сложно. Одним концом она крепится к потолку, а другим прикована к пятипудовой гире.
      - Ты, Ступин, как себя чувствуешь?
      - Ничего, только глаз болит. Ты мне за него еще ответишь!
      - Договорились! А теперь лезь под потолок и сними цепь, только без шума, мышкой. Ферштейн?
      - Как?
      - Сначала по моей спине, потом на приступочек, где стояла гиря, а дальше - как получится. Из слесарного инструмента мы имеем бандитский нож, но обращаться с ним нужно аккуратно, не ломать! От этого зависит ближайшая наша перспектива.
      Подставив спину, я охнул от боли, когда Ступин, резво вскарабкавшись, оказался на моих плечах. Закрепившись на приступке, он щелкнул зажигалкой и радостно заржал.
      - Господи, тут карабин! Тугой, правда, очень.
      - Да и ты не хилый, отцепляй.
      - Цепь ослабьте, гирю приподнимите.
      Гиря болталась в полуметре от пола. Я подполз под нее на карачках и с трудом, задницей, приподнял сантиметров на десять.
      - Молодец, - похвалил меня Ступин. - Только сама цепь очень тяжелая, не дает карабин развернуть.
      - Маму бы я твою развернул. Делай что-нибудь, да побыстрее, гиря тяжелая! Лия, сколько можешь, подтяни цепь. Ну как?
      - Лучше, только наручники мешают.
      - Если бы у тебя имелись мозги, ты бы, падая, получил сотрясение. Почему не отомкнул?
      - Да иди ты... Держи гирю. Так, хорошо, пошел... пошел...
      Послышался скрежет металла, потом звонкий щелчок, и обломанное лезвие ножа упало мне на спину.
      - Сломал, дятел-долбоносик?
      - А он больше и не нужен. - Мне на спину упала рукоять ножа. Затем щелкнул карабин. - Готово! Теперь как?
      - Каком кверху. Держи пока на вытянутой руке.
      Я осторожно, боясь потревожить гирю, ложился на брюхо. Когда наконец улегся, приказал Лие:
      - Снимай, скатывай. Только осторожно, без звука.
      Поднявшись на ноги, я забрал конец цепи вместе с карабином и начал раздевать мертвеца. В ход пошло все: мои и Кутины джинсы, два ремня, ступинский галстук и ремни от кобуры. В общей сложности конец получился метров семь-восемь. Мало. Но ничего не поделаешь.
      Оставшись в одних трусах и башмаках, я руководил операцией.
      - Значит, так. Я спускаюсь, и вы сразу закрываете люк крышкой, защемляя гирю с этой стороны. Дальше не ваша забота. Как только действует этот сатанинский механизм?
      - Там, за дверью, в нише торчит какой-то вентиль, может быть... высказала предположение Лия.
      - Ладно. Ровно через полчаса ты, Ступин, стреляешь единственным патроном, и Лия вступает в переговоры. Стоять будете на этой половине. На другую не заходить. Ясно? Если кто будет дергаться, бей рукояткой по башке без стеснения. В противном случае шлепнут нас. Оружие отберете сразу, даже у мертвых. Потому как противовес снят и потолок останется открытым. Все. Au revoir.
      Я подмигнул многозначительно Лие, ущипнул ее легонько за ляжку и, привязав к поясу пистолет, нырнул в пасть шахты.
      Там кое-как утвердился ногой на каменном выступе, а больной рукой ухватился за край люка. Подождав, пока закроется крышка, и проверив прочность крепления, я потихоньку начал спускаться, скользя по ржавой цепи голым животом.
      Цепь кончилась, начались ремни, потом связанные джинсы... и все. А от моих пяток до воды оставалось метров пять.
      Зажмурившись, я отпустил конец и, ударившись больным плечом о какой-то выступ, сдирая кожу и теряя сознание, колуном пошел в воду.
      * * *
      Майская ледяная вода мигом меня воскресила. Вынырнув, я поплыл вверх по течению, туда, откуда утром доносились голоса охранников крестного отца Максимыча. И, как выяснилось, я не ошибся.
      С песчаной прибрежной полосы вверх по обрыву змеилась узенькая тропинка, едва различимая в сером, раннем еще рассвете. Цепляясь за колючий кустарник, почти на четвереньках проделал я половину пути. Задрав голову, различил контуры крыши герровского дома. Ползком - уже только ползком - я пробирался сквозь кустарник. Наконец добрался до края обрыва и осторожно осмотрелся.