К церкви, уже ставшей мне родной и близкой, я подъехал без четверти одиннадцать, но там, рядом со стареньким автобусом, уже стояла ее белоснежная «десятка» с тонированными стеклами и прочими дешевыми выкрутасами.
      В отличие от прошлых моих посещений, сегодня работа здесь шла полным ходом. Иноки смиренные трудились, аки мураши. За те десять дней, что меня не было, двор, куда я загнал машину, преобразился. Кельи-барак стал неузнаваем, заново оштукатуренный битым бутылочным стеклом, он сиял в солнечных лучах пасхальным яичком. А спорткомплекс с классными комнатами для витязей уже находился на последней стадии кладки стен, и скоро на нем должна была появиться крыша.
      Нет, определенно, этой стервочке не этику преподавать, а на стройке прорабом вкалывать. Несколько минут, не выходя из машины, я с интересом наблюдал, как старательные пацанчики тащат непомерно тяжелые носилки и как боязливо косятся на стоящую в дверях Лютову. На лесах, куда они забрались до половины, жидкие ручки носилок лопнули и красный кирпич детскими кубиками посыпался вниз. Пацаны ошалело смотрели то на дело рук своих, то на неподвижно стоящую, бесстрастную Светлану.
      – Отец Никодим, – негромко, через губу подозвала она толстопузого попа или как он там у них называется, – этих двоих накажи розгами. А, Константин Иванович, не ждала вас так рано, – заметив меня, поспешила она к машине. – Прошу вас, пройдемте внутрь. Здесь ужасная пыль и дурные запахи. Отец Никодим, я передумала, оставь отроков, скажи, что Бог им их прегрешение простил. И вот что: на сегодня, я думаю, достаточно, езжайте обедать, а остаток дня проведете в мастерских.
      – Как вам угодно, матушка, – послушно ответил поп.
      – Добры вы к ним безмерно, – ехидно заметил я.
      – Мне тоже так кажется, – усмехнувшись, ответила она. – Пойдемте.
      Через дворовые ворота мы прошли в церковь. Здесь тоже кипела работа. Все стены храма уже были расписаны фресками, и теперь усердные богомазы корпели над потолочными сюжетами. Три бородатых мужика, лежа на спинах, с длинноногих козел прямо у меня на глазах творили чудо – серый обшарпанный свод мановением их кистей оживал, превращаясь из мрачного и угрюмого в нечто радостное и светлое.
      – Нравится? – как-то насмешливо спросила распорядительница фонда.
      – Нравится, – лаконично отозвался я. – А вам разве нет?
      – Да так, в пределах средней паршивости. Мазилы второсортные, а хорошие художники дорого просят. Алексеюшка! – негромко окликнула она богомазов. – Где вы там?
      – Ась? Здесь мы, Светлана Сергеевна, – отозвалась всклокоченная волосатая голова, свесившаяся вниз. – Что-то не так?
      – Пойдет. Спускайтесь, на сегодня все, ступайте с богом.
      – Вы сама доброта, совсем их разбалуете.
      – В то время как вы осматриваете церковь, им незачем здесь находиться. Пойдемте в ризницу, а то здесь краской пахнет, не переношу!
      В ризнице все, за исключением застекленного окна, оставалось таким, каким было в день моего тайного визита. Озираясь по сторонам, я с любопытством первооткрывателя осматривал помещение и вещи, находящиеся там.
      – Константин Иванович, очнитесь, – протягивая мне несколько листов стандартной бумаги, развеселилась Светлана. – Вот портреты, кажется, получилось сносно. Я смогла уловить в нем главное – его характер, а это удается не часто. Посмотрите.
      С плотного белого листа на меня пронзительно и настороженно смотрел тридцатилетний дядя. Острые черные глаза хищными зверьками притаились по обе стороны тонкого горбатого носа, крылья которого резко расширялись у основания. Впалые щеки рельефно вырисовывали выпирающие скулы, а подбородок как-то терялся под непомерно губастым ртом. Высокий его лоб не могла скрыть даже летняя шапочка с козырьком. Что и говорить, художником Светлана оказалась отменным, это я понял, когда посмотрел на остальные варианты. Под каким бы углом я ни разглядывал этого типуса, всегда он смотрел на меня вроде бы безразлично, иногда с ухмылкой, но с одинаковой внутренней настороженностью, одинаковой скрытой энергией, готовой взорваться в любой момент. Он был острый и мгновенный, как укол шпаги, как удар скорпиона, и честное слово – мне не хотелось, чтобы мы оказались врагами.
      – Ну и как вам мое творчество? – любуясь моей реакцией, спросила Лютова. – Не правда ли, запоминающийся тип? Я бы не отказалась очутиться с ним в постели.
      – Колоритная личность, – более сдержанно и скромно выразился я. – Простите меня за нескромный вопрос: а вы не пробовали с ним заговорить?
      – Пробовала, я так и спросила: какого, мол, черта ты здесь шляешься? Но ответить мне он даже не удосужился, посмотрел на меня, как на кучку дерьма, и подался восвояси.
      – Ладно, – сворачивая рисунки, закрыл я тему. – Теперь займемся подвалом. Где расположена дверь, ведущая в него?
      – Так вот же, прямо перед вами.
      – Солидная дверца, – с уважением потрогал я знакомое дерево. – Никак, дубовая?
      – А черт ее знает, но, наверное, крепкая.
      – Что и говорить, – поцокал я языком, – умели раньше строить. Светлана Сергеевна, когда вы ее открывали, торчал ли из скважины ключ?
      – Нет, да и с какой стати ему торчать? Они сделали свое дело, разобрали потайную кладку, похитили мое добро и спокойно удалились, не забыв закрыть дверь на ключ. Не понимаю только, зачем они оставили сумку с инструментами?
      – Ну, на этот вопрос может быть, как минимум, два ответа. Во-первых, просто позабыли второпях, а во-вторых, они могли быть настолько тяжело загружены, что лишнюю ношу нести были не в состоянии.
      – Боже мой, неужели там было так много?! Мерзавцы!
      – Да, плохие люди. Но давайте посмотрим эту самую сумку, наверняка там окажется что-то любопытное.
      Десять минут перед лицом Светланы я с удивленными возгласами ковырялся в своем барахле, негодуя на изворотливость грабителей и восхищаясь хитромудростью их инструмента. А потом, достав запасной фонарик, предложил ей отомкнуть дверь и сопроводить меня в подвал. Не скажу, чтоб очень охотно, но она согласилась.
      – Только смотрите, без глупостей, – строго предупредила она, спускаясь следом. – Не забывайтесь, все-таки мы в церкви.
      – Господи, о чем это вы? – спрыгивая с последней крутой ступеньки, галантно протянул я ей руку. – Я и думать ни о чем таком не думал, а вы вот заставили. Так что можно считать, что инициатива исходит от вас. А вообще-то не волнуйтесь, пыльный церковный подвал – не лучшее место для любовных утех. Что такое?! – невольно воскликнул я, когда увидел, что вековая пыль подвала, равно как и бочоночные доски исчезли. – Вы здесь прибирались?
      – Конечно, терпеть не могу беспорядка в любых его проявлениях. Я заставила нашего глухонемого послушника, и он все здесь почистил. Но почему вы об этом спросили? – в свою очередь удивилась она и после некоторой паузы осторожно добавила: – У меня создается такое впечатление, что вы здесь уже однажды бывали.
      – Вы удивительно прозорливы, – глядя в открытую пасть подземелья, натянуто засмеялся я. – А кто же, по-вашему, вскрыл пол подвала, вытащил древние иконы? Конечно же Константин Иванович Гончаров! Только вот ума не приложу, как мне ими распорядиться, да так, чтоб было и выгодно, и безопасно. И вообще, зачем я согласился на просьбу мадам Лютовой – содействовать в поисках того антиквариата, который уже давно лежит в моем фамильном склепе?
      – Для того чтобы отвести глаза и снять с себя подозрения.
      – А разве вы меня подозревали, мадам?
      – Ладно, перестаньте паясничать и полезайте. – Зябко передернувшись, она нервно хохотнула. – Поскорее там все осмотрите и мигом возвращайтесь назад, а то мне что-то не по себе вдруг сделалось. Озноб какой-то непонятный! Полезайте!
      – Э, милая, да ты, никак, за дурака меня держишь! – стоялым жеребцом заржал я. – Нет, дорогуша, так у нас дело не пойдет. Один в эту дырку я не полезу! Только с тобою вместе, причем вас, как даму, пропускаю вперед.
      – Вы в своем уме?
      – Не только в своем, но и в трезвом. Только после вас!
      – Я туда не полезу, – брезгливо показывая пальцем на ниспадающие ступени, решительно заявила она и отступила на шаг.
      – Тогда я начинаю думать, что вы затеяли какую-то игру, которая может плохо для вас кончиться. Теперь мне понятно, зачем вы отпустили свою неразумную паству.
      – Не говорите глупости. Мне в самом деле стало не по себе. Зачем я вам там?
      – Кто-то должен держать фонарик, пока я буду производить осмотр, – зыбко аргументировал я свое требование.
      – А вы, оказывается, банальный трусишка. Борис мне говорил о вас совсем другое. Ладно, пошли, бесстрашный сыщик Гончаров.
      Подвернув брючины и отобрав у меня фонарик, она отважно пошла вниз.
      – Стареем, – пробурчал я, не так решительно спускаясь следом.
      В корявом известняковом коридоре идти вторым необыкновенно трудно. Ни черта не видно, потому как свет загораживает ее спина и передвигаться приходится на ощупь. Спотыкаясь на неровностях, я то и дело натыкался то на заскорузлые стены, то на ее крепкую и аппетитную задницу, что было куда как приятнее. И пахло от нее волнующе, хорошими духами и полынью, а может, наоборот, но почему-то вскоре мои запинания и натыкания заметно участились, и этого факта не заметить она не могла.
      – Господин Гончаров! – Вдруг резко обернувшись, она ослепила меня фонарем. – Теперь и мне понятно, зачем вы затащили меня в эту сусликову нору. По морде я вас бить не буду, но пятиминутный болевой шок обещаю.
      – А? Что такое? В чем дело? – закрываясь от света, залепетал я младенцем. – Что-то не так?
      – Все так! – продолжая путь, ответила она.
      – Тогда в чем же дело? – разыграл я недоумение, но спотыкаться стал аккуратней.
      Идти после этого стало скучно и неинтересно, тем более что ничего нового в той карстовой пещере я увидеть не ожидал. Просто детально и обстоятельно все обнюхаю, а мне такая работа не нравилась никогда.
      – Что-то вы, господин Гончаров, приуныли, – насмешливо и всепонимаюше заговорила стервочка. – Не печальтесь, уже скоро придем, я эту загогулину в стене хорошо помню, весь локоть об нее ссадила. Совсем немного осталось.
      В устье пещерки я остановил Светлану, дал ряд ценных указаний и, предупредив, что излишняя суетливость может только испортить наше дело, первым зашел в карстовую камеру. Она же, оставшись за сталактитовой ширмой, послушно следила за мной и моими передвижениями. Ничего нового, понятное дело, я не заметил, только немного не так стояли ящики и коробки, но это, скорее всего, результат ее обыска.
      – Госпожа Лютова, – на всякий случай спросил я, – ты, мать, ящики двигала?
      – Кажется, двигала, ну да, двигала, я думала, что там хоть что-то осталось.
      – Все ясно, покури пока.
      – Но я же должна вам светить.
      – Как видишь, я прекрасно обхожусь без тебя, – принимаясь за дело, отрезал я.
      – Значит, вы просто меня обманывали! Или, может быть, мечтали изнасиловать?
      – Отстань! – миролюбиво предложил я, опускаясь на четвереньки, что на остро-корявом полу пещеры делать крайне неприятно. – Ты же видишь, я занят. А насилует тебя пусть пузатый Никодим. Или ты его.
      – Вы забываетесь! Почему вы ко мне обращаетесь на «ты»?
      – Большего ты не заслужила, – фыркнул я, протискиваясь под нижнюю полку стеллажа, туда, куда не успел заглянуть в прошлый раз. – Помолчи и не мешай.
      Серебряный кубок объемом в пивную кружку я заметил сразу. Он сиротливо лежал на боку и ждал меня. Конечно же грабители в спешке его обронили и не заметили потери.
      – Что там? – словно унюхав мою находку, забеспокоилась Светлана. – Почему вы замолчали? Вы что-то нашли?
      – От дохлой крысы хвост. Могу дать поносить, – схамил я, чтобы выиграть время и правильно оценить ситуацию.
      Стоит ли говорить ей о находке, которую она сразу же присвоит и которая в дальнейшем мне может очень пригодиться для идентификации? Или лучше промолчать? Поднявшись с колен, я молча протянул ей кубок.
      – Что это? – не сразу заметив через патину истинную ценность находки, недоумевающе спросила она и вдруг захлебнулась восторгом: – Ступа? Боже мой! Неужели! Константин Иванович, вы же гений, вы король сыска. Я безумно счастлива и прощаю вам все ваше хамство. Ищите дальше.
      – Вот как? – усмехнулся я ее непосредственности. – И чем же вы намерены одарить меня за следующую находку?
      – Я прощу хамство вашего отца. Ищите же.
      – Однако же, невелико вознаграждение, – буркнул я, вновь опускаясь на карачки. Но на этот раз мне повезло меньше, и тесть остался непрощенным.
      Я ползал по этой карстовой пустоте еще с полчаса, но ничего, кроме сбитых коленей и подранных ладоней, это мне не принесло. Мы уже поговаривали о возвращении, когда я наткнулся на удивительный предмет и даже два, которые на стервочку никакого впечатления не произвели, зато меня заставили взвизгнуть от радости. Как я мог не заметить их раньше – уму непостижимо. Чуть припорошенные известковой щебенкой, они покоились в неглубокой ямке под сталактитовыми наростами.
      – Ну и что? – равнодушно рассматривая стамеску, безразлично отреагировала Светлана. – Я вам таких десяток куплю. Вы иконные оклады ищите.
      – Нет, Светик, такой стамески, равно как и этого прекрасного свечного огарка с осколками разбитого подсвечника, ты мне нигде не купишь.
      – Это точно, такое барахло никто и продавать-то не станет.
      Назад мы возвращались в настроении приподнятом и праздничном. Она радовалась ценной добыче, а я – покореженной стамеске и еще тому неопровержимому факту, что клад действительно существовал и я имел счастье в этом убедиться. Теперь, когда получены такие веские доказательства, за дело можно было браться всерьез. Правда, я еще не знал, кто его умыкнул и где теперь его искать, но это чепуха. Тем более в моих руках орудие труда, с помощью которого кладоискатели, вероятнее всего, потрошили ящики, а может быть, и разбирали кладку. Что же касается осколков стекла и стеаринового огарка, то тут мне вообще повезло. На них вполне могут сохраниться отпечатки пальцев, и тогда можно считать, что преступники у меня в кармане.
      Выбираясь наверх в подвал, я был неприятно удивлен полной темнотой, царившей там. Это обстоятельство Светлану удивило тоже.
      – Что за фокусы? – растерянно спросила она равнодушную тишину подвала. – Делать кому-то нечего, ну сейчас я им устрою, евнухи долгополые!
      – Монахи тут ни при чем, – устало остановил я ее брань. – Ты ведь сама их выпроводила. Нет, Светик, похоже, что ситуация гораздо хуже, нежели ты думаешь. Нас заперли, радость моя, и заперли сознательно!
      – Кто нас мог запереть, если ключ у меня? Не знаю почему, но я взяла его с собой. Сейчас мы отсюда выйдем, и я тому шутнику оторву голову, – карабкаясь к двери, шипела она. – Он у меня надолго забудет свои шутки!
      – Попробуй, но я очень сомневаюсь. – Не желая попусту тратить слова, я безразлично уселся на первой ступеньке, предоставив ей полную свободу действий.
      – Что за чертовщина? – после продолжительной возни недоуменно воскликнула она. – Ничего не понимаю. Константин Иванович, ключ не вставляется, я его маму…
      – Перестань сквернословить в храме, – вполне серьезно одернул я. – А ключ не вставляется потому, что кто-то не хочет, чтобы мы отсюда вышли.
      – Да я им головы поотшибаю! Они у меня…
      Исступленно накинувшись на дверь, она злобно застучала по ней кулачками. Примерно с таким же успехом в оконное стекло бьется муха.
      – Оставь это. Сядь и успокойся, – как можно уверенней приказал я. – Истерика еще никого до добра не доводила.
      – Что же теперь нам делать? – спросила она сквозь слезы и вдруг заревела взахлеб, по-бабьи: – Ма-а-а-ма-а-а!
      – А я-то думал, что ты действительно девка с самообладанием, а ты просто курица нетоптаная, – хамил я, с удовольствием наблюдая, насколько бессильна и жалка хозяйка «новой жизни» перед примитивной закрытой дверью. – Заткнись и перестань мотать сопли на шею, а то ненароком можно удавиться.
      – Чего вы сидите? – обретая некоторое душевное равновесие, повысила она голос. – А еще мужчиной называетесь! Идите и открывайте!
      – Идите и ищите, ищите и обрящете, – блеснул я эрудицией. – А сама ты что-нибудь можешь? Или, кроме как сечь пацанчиков, ничего не умеешь?
      – Я их не секу. Их Никодим сечет, – шлепаясь рядом, огрызнулась она.
      – Даже этого ты не умеешь, пропащая твоя душа. Если, бог даст, нам удастся выбраться отсюда живыми, то я обязательно попрошу пузатого Никодима обучить тебя этому заплечному мастерству, причем на тебе самой.
      – То есть как это – не удастся выбраться живыми?! Все шутите, Константин Иванович, а мне совсем не до шуток, теперь нам до завтра, до утра, сидеть здесь придется, пока послушники приедут.
      – Ну и что с того, что они приедут? – азартно накалял я атмосферу. – Глупая твоя башка, как они узнают, что мы здесь? Телефона у нас нет.
      – Нет, в машине, дура, оставила. Да он все равно отсюда не достает. Все один к одному, – досадливо сплюнула она. – Ну ничего, они машину увидят и сами все поймут. Не дураки. А мы кричать будем.
      – Они-то не дураки, – вздохнув, согласился я, – только вот кричи не кричи, а через такую толщу нас не услышат, а машину твою они завтра вряд ли найдут. Нас потому и прикрыли, чтоб твою тачку угнать спокойно и без риска, а к завтрашнему утру на ней будет значиться уже другой номер.
      – Господи, а ведь точно, так оно и есть! Я и ключи в замке зажигания оставила, – скорбно вспомнила она, но тут же оживилась: – А тогда и вашу машину они тоже угонят! Что же делать? Придумайте что-нибудь.
      – А что тут придумаешь, – невольно тревожась за свою собственность, обреченно вздохнул я. – Помирать будем. Вот если бы ты не выбросила те бочоночные доски, что упали на тебя в прошлый раз, то мы могли бы поджечь дверь и выбраться живыми. Так-то! Остается нам лечь да помереть.
      Упав ничком, она завыла протяжно и тоскливо. Кажется, своего я добился, удовлетворение получил. Унизил леди до самой задницы, и эту комедию пора было кончать.
      – Эй ты, птица щипаная, хорош натирать полы соплями, вставай и пойдем отсюда.
      – Куда?
      – На свежий воздух.
      – А как вы выломаете дверь?
      – Мы выйдем через задний ход, как это делали обитатели церкви сто лет назад.
      – Как?
      – Если есть подземный ход, по которому мы гуляли, то должен быть и выход.
      – Нет там больше выхода.
      – То есть как?! – теперь уже удивился я.
      – А вот так! Взорвала я его неделю назад.
      – Как взорвала? Ты в своем уме?
      – А вот так и взорвала, потому что дура. Побоялась, что кто-то может проникнуть в подвал. Купила у одного кретина взрывное устройство с часовым механизмом и ночью разворотила к чертовой матери весь вход. Там теперь десятерым мужикам за день не справиться. Господи, ну какая же я недотепа…
      – Если бы дура и недотепа, – чувствуя, как почва уходит из-под ног и в прямом и в переносном смысле, тихо прошептал я, – ты дебильная баба в десятом поколении, и твои дети будут горько плакать, если каким-то чудом ты останешься живой.
      – Простите меня, Константин Иванович, только придумайте же хоть что-нибудь.
      Что я мог придумать, если, как и в прошлый раз, оставил сумку с инструментами в ризнице, а в карманах имел скудный набор джентльмена. Первым делом следовало попробовать открыть дверь ключом, что я и сделал, но после того, как увидел, что замочную скважину плотно зацементировали какой-то вязкой и вонючей дрянью, от этой мысли сразу же отказался. Выкурив со своей сокамерницей по сигарете, я кругами пошел по подвалу, умоляя свой хилый мозг дать мне сколько-нибудь стоящую идею. И она пришла. Мне вдруг отчетливо представилось, как прекрасно все может получиться и каким умным я буду выглядеть на ее сером фоне.
      – Эврика! – закричал я. – Светик, снимай нижнее белье.
      – Перестаньте, Константин Иванович, мне совсем не до шуток.
      – А я и не шучу, говорю совершенно серьезно.
      – Неужели в такую минуту вы вдруг захотели женщину? Если так, то я не смогу…
      – Как ты хорошо обо мне думаешь, но, к сожалению, это не так, Светик. Насчет белья я пошутил, а вот твоей блузкой и моей рубашкой действительно придется пожертвовать. Мне в голову пришла замечательная идея. Сиди здесь и жди меня с нетерпением, как Пенелопа ждала Одиссея.
      – Вы куда? – глядя, как я исчезаю в черном провале, вскрикнула она. – Мне страшно!
      – А ты пой песенку «Нам не страшен серый волк»! – заржал я уже из лаза.
      – Я хочу с вами, – тоскливо и глухо раздался надо мной ее голос.
      – Со мною хотят все женщины Европы и Танзании!
      Через полчаса я приволок два отличных, сухих ящика, и костер, мной любовно сложенный, запылал ярким факелом. Чтоб спастись от его адова дыма, да под святою церковью, оккупированной «новыми русскими», я ушел в подполье и спасался во чреве Земли. Стервочка была рядом, но поддерживать беседу желания не изъявила.
      Дверь пылала никак не меньше десяти минут, и еще столько же мы пережидали, пока улетучится дым, как в воронку, уходящий в ризницу. Потом, поздравив друг друга, мы, словно пробки, выскочили наружу, в последний зной уходящего лета.
      – Господи, неужели мы спаслись? – радостно закашлялась она от передозировки угарного газа. – Какое счастье! Солнце, воздух и свет, что может быть лучше?!
      – Титьки спрячь, идиотка, – разозлился я, заметив, что мои дурацкие прогнозы сбылись и на месте нет не только ее «десятки», которая ранее просматривалась через кованую ажурную ограду, но и моей многострадальной «Коломбины».
      – Да перестаньте же вы мне хамить, все равно я вас теперь не боюсь. – С собачьим восторгом она повисла у меня на шее. – Константин Иванович, вы просто прелесть, а можно я буду называть вас просто Кот?
      – Можно, если купишь мне машину, – лаконично ответил я, отстраняясь от ее согласных глаз; она или еще не заметила пропажи, или такой ущерб ей до лампочки.
      – Кот, у тебя же есть машина, зачем…
      – У тебя тоже была, – резко осадил я ее любовную демагогию. – А где она теперь?
      – Что?! – Округлив глаза и, кажется, начиная что-то соображать, она резко крутнулась направо, ожидая встретить знакомый силуэт.
      – Детка, кажется, нам с тобой крупно не повезло.
      Не больше десяти минут мы простояли на обочине заброшенной и безлюдной дороги, пока не увидели крутого деревенского наездника за рулем грязно-голубого «Москвича».
      Подобно пигмеям, впервые увидевшим белую женщину, мы заулюлюкали легко и радостно. Предвкушая сладость больших денег, а может быть, просто из сострадания мордатый парень остановился сразу. Даже не поинтересовавшись, куда мы держим путь, его не менее ядреный пассажир, восседавший на заднем сиденье, радушно распахнул дверцы и, растянув свиную ряшку, предложил быть как дома.
      – Нам в город, срочно, – усаживаясь вперед, доверительно сообщила Светлана.
      – А куда же еще? – доброжелательно ухмыльнулся парень. – Тут только одна дорога.
      – Да, и, пожалуйста, побыстрее.
      – Как скажете, мадам, – услужливо отозвался водитель и жирно хохотнул, чем живо напомнил мне комическую ситуацию из «Бриллиантовой руки» и все за этим последовавшее.
      – Пожалуйста, к Черной скале, говорят, там клев хороший, – не удержался я от киноцитаты и засмеялся, очень довольный своим чувством юмора.
      – Можно и к Черной скале, только это дороже.
      – Господи, да при чем тут деньги, – дернулась Светлана. – Плачу по высшему тарифу, но только до подъезда.
      – Вот вам и подъезд! – прижимая вдруг зачихавшего «Москвича» к обочине, выругался водитель. – Наиль, опять карбюратор!
      Остальное произошло в долю секунды. Я успел заметить летящие мне в глаза растопыренные пальцы моего попутчика, а потом нестерпимая боль раскаленным прутом пронзила череп до самого затылка и почти сразу за ней последовал хорошо отлаженный удар. Серый бесформенный тюфяк с красными воспаленными прожилками душно и липко закрыл сознание.

* * *

      Какой период времени я пребывал в заоблачных далях, сказать было проблематично, но на грешную землю меня вернул резкий и размеренный стук двигателя. Не открывая глаз, я прислушался. Так мог стучать только лодочный мотор. Дрожь и вибрация пола, на котором я лежал, как нельзя лучше подтверждали мою догадку. Интересно, за какие заслуги я получил по кумполу и куда меня транспортируют? Если бы я понадобился на предмет грабежа, то со мной бы не канителились. Стукнули по головке, очистили карманы, и до свидания. Нет, на тривиальное ограбление это никак не похоже. Скорее всего, эти два жеребца, гарцующие на «Москвиче», пасли нас давно. Не исключено, что это они заперли нас в подвале и угнали наши автомобили. Но кто они такие? Неужели те самые типы, что раньше нас обнаружили и очистили сокровищницу? Но тогда за каким чертом мы им понадобились? В этом случае я бы на их месте вообще держался подальше от церкви.
      Опять масса вопросов и ни одного вразумительного ответа. Кажется, что такого запутанного дела у меня не было никогда. Время идет, а оно нисколько не проясняется, наоборот, ширится и пухнет, словно на дрожжах. И самое неприятное, что череда новых вопросов не согласуется со старыми, не дает хоть сколько-нибудь логической картины. Растет количество действующих лиц, но нет того, кого бы я в полной мере мог подозревать в непосредственном разграблении клада. Все они, как коршуны, нацелили в него клювы, но и только. Открывает эту стаю внук Крутько с Наталией, за ними следуют Зоя Андреевна с Рафаловичем, далее Светлана Сергеевна с ее многочисленными иноками и послушниками. И наконец, эти два мордоворота, что увозят меня водным путем в неизвестном направлении. Кроме того, возле церкви маячил какой-то подозрительный тип, портреты которого лежат у меня в сумке. А почему бы не предположить, что бугаи, меня захватившие, действуют по указке мадам Лютовой и все случившееся не более чем инсценировка? Кстати сказать, не вредно бы убедиться в ее наличии.
      Чуть повернув голову и приоткрыв глаза, я сразу же отмел все свои подозрения на ее счет. На расстоянии вытянутой руки Светлана лежала на боку спиной ко мне. Сизые перетянутые кисти рук говорили о том, что связали ее по всем правилам, а залитые кровью элегантные бежевые брюки исключали всякий намек на сговор. Наверное, она здорово сопротивлялась, потому как обошлись с ней не по-джентльменски. Значит, у меня нет никаких оснований привязывать ее к деревенским бугаям.
      С круто заломленными руками я лежал на спине ногами вперед в носовой части лодки так, что мне хорошо был виден синий небосвод с легкими перистыми облаками. Но сами конвоиры, сидящие на корме, находились вне поля моего зрения. Стараясь получше их рассмотреть, я повернулся и невольно вскрикнул от резкой боли в суставах.
      – Гляди, Майкл, кажется, пес очнулся! – сыто заржал Наиль. – А ты боялся.
      – А что мне бояться? – равнодушно отозвался водитель. – Ты его пригрел, тебе было и ответ держать. От такого удара и кабан бы копыта откинул, а баба как?
      – А что с ней будет, я ее едва тронул. Наверное, притворяется. Да и хрен с ней, главное, пес очухался, хоть тащить его на горбу не понадобится. Поддай газку.
      – И так хорошо, – возразил Майкл. – Тише едешь – дальше будешь.
      Еще минут пятнадцать они продолжали мирно беседовать, но из их неспешного разговора мне ровно ничего не удалось узнать. Мягко ткнувшись носом в песчаную отмель, лодка причалила, и над нами нависла крона раскидистого дерева.
      – Ну вот и ладушки. – Перекрывая их, надо мной склонилась обширная рожа Майкла. – Наиль, чаль конец. С приехалом тебя, господин хороший, не укачало ли?
      – Кто вы такие и что вам от меня надо? – нехотя поднимаясь, спросил я борова.
      – Не торопись, всему свое время, – гнусно ухмыльнулся он.
      – Где мы? – разглядывая незнакомый и крутой, бурно покрытый зеленью берег, спросил я.
      – На острове Невезения. Слыхал про такой? Здесь тебе здорово не повезет, если будешь себя плохо вести. Вытряхивайся на сушу, да бабу свою не забудь.
      – Пока не скажете, что вам от меня надо, я никуда не пойду.
      – Пойдешь. Или Наиль тебе точно вытряхнет мозги! Наиль…
      – Не надо! – жестом остановил я спешащего ко мне Наиля. – Вы меня неправильно поняли. Конечно же я пойду, но было бы неплохо знать куда.
      – Вопросы будешь задавать только после того, как тебе разрешат. Живо бери бабу и вытряхивайся из лодки.
      Не меньше десяти минут, поддерживая стонущую Светлану, мы шли в глубь леса. Коса это, остров или берег, сказать я не мог, но вполне возможно, что наши провожатые говорили правду. На это указывали плохо протоптанная тропинка и множество нетронутых грибов, явление близ города достаточно редкое.
      Лес поредел, вскоре мы вышли на небольшую неухоженную поляну, и там на взгорке я увидел под прогнившей крышей сиротливо стоящий домик.
      «Просто сказочное место для пыток, – грустно подумал я. – Хорошо бы было знать, что, собственно, им от нас нужно».
      Однако, вопреки моим ожиданиям, в дом они нас приглашать не торопились, а ограничились только тем, что, спутав по рукам и ногам, привязали к здоровенному столетнему дубу. Потом покурили на дорожку и, пообещав вернуться через пару часов, ушли восвояси.
      – Погодите, куда же вы? – беспокойно наблюдая, как они скрываются в чаще, крикнул я им вдогонку. – Не оставляйте нас одних!
      – А вы не скучайте, любовью займитесь, – посоветовал Майкл. – Времени достаточно.
      – Чего вы от нас хотите?
      – Если еще не догадались, то скоро узнаете, – пропадая в листве, зловеще пообещал он. – Счастливых движений!
      – Кто они такие? – Дернув веревку, я вывел из забытья Светлану.
      – Первый раз их вижу, – плаксиво отозвалась она. – Я думала, что вы их знаете.
      – Я-то точно не знаю, а ты постарайся вспомнить, где и при каких обстоятельствах ваши пути могли пересекаться. Это поможет нам найти ключ к разгадке.
      – Говорю же вам, не видела я их раньше. Чего они от нас хотят?
      – Если бы я это знал. Что делать-то будем?
      – Вы мужчина, вы и должны придумать, как нам освободиться.
      – Будем перетирать веревку о дуб, – молниеносно решил я. – Кора шершавая, веревки не бог весть какие, думаю, что при упорстве и терпении мы справимся. Начали!