– Костя! Костя, что с тобой? – заорал он так, что дрогнул остров. – Костя, ты жив?
      – Жив! Не орите, – отозвался я, выбегая навстречу.
      – А если жив, падла, то получай!
      За последние три дня меня часто били, но такого удара я что-то не припомню. Даже из глаз ничего не посыпалось, а просто я, отделяясь от земли, бешеным штопором ввинтился в черное небо. Очнулся оттого, что меня, словно щенка, кто-то кунает в воду.
      – Живой али как? – испуганно гудел полковник, держа меня за шиворот.
      «Живой», – хотел ответить я, но вместо этого получилось – «фыфой». Кажется, дорогой тестюшка выставил мои передние зубы.
      – Ну и черт с тобой, – подтолкнув меня на берег, опять разозлился он. – Что это за банду ты собрал? – кивнул он на связанных, лежащих на земле мужиков.
      – Это мальчики Наталии Николаевны Федько.
      – Так эта голая шлюха и есть Федько?
      – Так точно, господин генерал.
      – Кто из них лично покалечил мою дочь?
      – Тот, что посередине, – указывая на Валька, ответил я и вскоре очень об этом пожалел.
      Ефимов подошел к нему просто и устало. Перевернул на живот уже орущее тело, наступил ногой на шею и, взявшись за ремень, резко дернул вверх. Крик оборвался внезапно и сразу. В наступившей тишине негромко взвизгнула Федько, закурили Андрей с Гариком и застонала Милка.
      – Ну что? Кто следующий? – наступая на вертящиеся коконы Мишани и педераста Бори, захрипел полковник. – Говори, не стесняйся.
      – Начальник, мы тут ни при чем, – проглотив судорогу, заверил Боря. – Это все Наташка подстроила, с ней и разбирайтесь.
      – Не волнуйся, мертвяк, с ней у меня будет разговор особый, а для начала я хочу потолковать с вами.
      – Да чего с ними толковать, господин генерал, – торопливо и сбивчиво вклинилась Федько. – Какой разговор может быть с этими подонками. Камни им к ногам, и концы в воду. Верно говорю, а уж с вами-то мы всегда поладим.
      – Поладим, говоришь? – усмехнулся тесть. – Посмотрим.
      – Обязательно поладим! – жарко пообещала она.
      – Костя, – отводя меня в сторону, негромко пробубнил Ефимов, – парни надежные?
      – Абсолютно, если бы не Андрей, то вы застали бы здесь два трупа. Они друзья Макса.
      – Тогда вот что: сажай эту голую шлюху в моторку и вези на нашу дачу, там сбрось в погреб и жди меня. Утром я приеду, и мы все обсудим.
      – А как же вы? Как Милка?
      – О Милке ты уже побеспокоился! Делай, что тебе велят.
      – Слушаюсь. Последний вопрос: как вы узнали, что мы здесь?
      – Перед отъездом позвонил Макс.

* * *

      Наталия Николаевна Федько за время нашего водного путешествия, а оно продолжалось больше получаса, замечаний не имела, вела себя хорошо и лишь жаловалась на холод. От того места, где я причалил лодку, и до тестевой дачи было не меньше километра. Это по дороге напрямик, а если идти по оврагу, то в два раза меньше. Однако на пересеченной местности было больше соблазнов и возможностей от меня сбежать. Но и вести по дороге полуголую девицу показалось мне занятием рискованным.
      Оставалось одно – привязав ее к себе веревкой, идти оврагом. Надев на нее аккуратный, любовно вывязанный ошейник, я второй конец обмотал вокруг пояса. Взял ее на самый короткий поводок, практически уцепился за ошейник и, подталкивая таким образом, пустился в путь.
      Когда мы наконец прибыли на место, у меня просто не хватило хамства сбрасывать ее израненное, полуживое тело в погреб. Открыв дачу, я сопроводил ее на веранду, и она тут же без сил повалилась на пол. Привязав веревку к газовой плите, я занялся приготовлением еды. Не мудрствуя лукаво, просто сварил рожки и заварил чай. Порывшись в тайничке, нашел почти полную бутылку водки и занялся сервировкой стола, а когда все было готово, пригласил стерву разделить со мной скромную трапезу.
      – Мисс, а вы довольно прожорливы, – вскользь заметил я, ненароком заглядывая ей в тарелку. – Никогда бы не подумал, что вы можете откушать кило лапши, причем ничем не приправленной.
      – Оставьте зубоскальство, Гончаров, я два дня ничего не ела.
      – Вы лжете, днем я скормил вам бутерброд с маслом, а уже вечером вы навалились на пустую лапшу. К баланде привыкаете?
      Поперхнувшись, она отбросила ложку и с ненавистью прошипела:
      – В таком случае вы не получите от меня ни единого цента!
      – Мисс, а не хотите ли глоток доброго виски? – пропустив ее угрозу мимо ушей, галантно предложил я. – Очень бодрит.
      – Давай, – встрепенулась она и сама потянулась к бутылке.
      – Э нет, так не пойдет, позвольте, я поухаживаю за вами сам. Бутылка в руках преступницы – вещь опасная, а мой череп удивительно слаб.
      – Зря я тебя сразу же не прикончила.
      – А я, напротив, весьма вам за это благодарен, и в знак искренней признательности позвольте мне предложить вам добавочную порцию макарон. Или вы уже сыты?
      – Накладывай, дурак, и давай сюда свою водку.
      – Прошу, мадам, – пододвигая ей пластмассовый стаканчик, ответил я.
      – Послушай, Гончаров, – выпив водку, затеяла она разговор, – если реально, то сколько ты хочешь? Только реально.
      – Свою сумму я вам уже называл и менять ее не намерен. Извините, мисс, но это не в моих правилах. Кушайте тюрю, молочка-то нет.
      – Ну и прохвост же ты, Гончаров! Вымогатель!
      – А вы главарь банды убийц и грабителей. Так кто из нас хуже?
      – Это еще нужно доказать, – заносчиво ответила она и драматично дернула ошейник. – Меня и выпустили за недоказанностью.
      – А мы докажем, – успокоительно похлопал я ее по плечу. – На этот раз докажем.
      – Хрен вам с маком! Не на ту нарвались, да и власть нынче другая. Не выйдет!
      – Поживем и увидим. Вы, Наталия Николаевна, понапрасну не расстраивайтесь, сердца не рвите. Лучше выпейте еще стаканчик, да я поведу вас в опочивальню.
      – Куда это еще? – насторожилась она, нервно дергая подбородком.
      – Да тут недалеко. Уютный погребок. Тепло и сыро!
      – Мне и здесь неплохо, – вцепилась она в столешницу. – Совсем неплохо!
      – Мне тоже, но джентльмену спать под одной крышей со столь благородной дамой просто непозволительно. Это кинет тень на ее репутацию.
      – Ничего, я позволяю джентльмену эту ночь провести со мной. А что будет утром?
      – Об этом мы узнаем только тогда, когда сюда приедет тот большой и добрый дядя.
      – Добрый? – нервно расхохоталась она. – Он убийца!
      – Вот как? Как вы только могли такое ляпнуть! Ужас!
      – Чего тут ляпать, когда я своими глазами видела, как он крякнул Валентина.
      – Господи, у вас, наверное, плохо со зрением, но ничего, в тюремном госпитале вам глаза подлечат, и тогда вы будете видеть истинное положение вещей. Пойдем, сука!
      – Не надо, кажется, я уже начинаю прозревать.
      – Трудно поверить. Не может слепой в одночасье стать зрячим, но, как бы то ни было, все одно ночевать ты пойдешь в погреб.
      Кинув ей для комфорта старый матрас и полковничью шинель, я захлопнул погреб, а сам, во избежание неприятностей, улегся сверху.
      Рано утром она попросилась в туалет, угрожая в противном случае испортить нам капусту и прочие скудные припасы, собственноручно выращенные тестем. Пришлось подчиниться. При свете дня вид ее был комичен и ужасен. С растопыренными лохмами, фиолетовыми синяками и в полковничьей шинели, я повел ее в летний сортир. Определив ей необходимое время, я уселся в ожидании под яблоней и собрался закурить.
      Тесть приехал тихо и неожиданно. Я заметил его, когда он уже входил в калитку, и его хмурый вид не предвещал ничего хорошего.
      – Ну что? – вскакивая ему навстречу, только и спросил я.
      – Козел ты, Костя, – негромко заметил он. – Зачем ты ее в это дело втянул?
      – Так получилось, вы же знаете… Что с ней?
      – Ничего хорошего.
      – Где она? Я еду к ней немедленно.
      – Да успокойся ты, ничего страшного. Жить будет.
      – Так какого же черта вы мне тут драму устраиваете? – разозлился я.
      – А такого черта, что Милка на всю жизнь может остаться кривошеей.
      – Да и ладно!
      – Ладно, говоришь? А будешь ты с ней, с кривошеей, жить?
      – Конечно, буду, если она согласится жить с беззубым Гончаровым, чей фасад, кстати, повредили вы.
      – Будешь! Все так поначалу говорят, а потом тихо-тихо – и на сторону.
      – Пока у вас нет причин ставить мои слова под сомнение.
      – Посмотрим, – закуривая, хмуро отозвался тесть. – А это что за маскарад? – тыча еще не зажженной сигаретой в сторону выплывающей из сортира Федько, заорал он. – Кто позволил? Я вас спрашиваю: кто позволил?
      – Так уж Бог нас устроил, Алексей Николаевич. По утрам даже бездомные кошки отправляют свои естественные потребности.
      – Молчать, Гончаров! Я не про то. Я спрашиваю, кто ей напялил мою шинель?!
      – Так ведь холодно, товарищ полковник, а в погребе особенно, – неуверенно оправдывался я. – Вот я и побоялся, что околеет она у нас раньше времени.
      – Тогда дал бы ей свою куртку со штанами и не поганил полковничьи погоны, – уже не так грозно проворчал он. – У нас есть что-нибудь пожрать?
      – А как же, отварная лапша и сто граммов водки.
      – Возьми в машине консервы с хлебом, а эта сучка пусть умоется и приходит тоже.
      Плюнув, он протопал в дом, а я, выполняя приказание, повел свою подопечную в душ.
      – Что он хочет со мной делать? – тоскливо и без прежнего гонора скулила она, подпрыгивая следом. Надо заметить, что от ее прежней наглости за последние сутки не осталось и следа. – Что он, черт старый, задумал?
      – Можешь не радоваться, насиловать он тебя не собирается. Просто пожурит немного и отпустит с миром, чтоб ты и впредь творила свои грязные дела.
      – Нет, ну я всерьез спрашиваю. Он такой страшный.
      – Не страшнее тебя, – вталкивая ее в душевую кабинку, успокоил я. – Шампунь и мыло на полочке, а полотенце потом выбросишь. Когда помоешься, позовешь.
      Задвинув засов, я замотал его на проволоку и отправился за провиантом, размышляя о том, что в итоге с ней собирается делать полковник. С ней и с двумя оставшимися дебилами Борисом и Мишаней. Лично я на сей счет ничего путного придумать не мог. Оставлять их на свободе было равносильно самоубийству, отдавать же в руки правосудия – значило сознаться в убийстве Валентина и, естественно, Гришани.
      Этими мыслями я и поделился с полковником, когда принес ему хлеб и консервы.
      – А я и сам не знаю, – честно признался он. – Заварил ты кашу, а мне приходится расхлебывать. Зря я, конечно, тому придурку шею свернул, но что теперь говорить! Наверное, я и во второй раз поступил бы так же. Я как увидел Милкины глаза, готов был всех вас там перестрелять. Ну ладно, кончаем лирику, веди сюда эту лахудру.
      Лахудра мыться уже закончила и теперь молча и старательно пыталась открыть дверь изнутри, используя в качестве отмычки большую расческу с выломанными зубьями. Заметив меня, она убрала расческу и возмутилась:
      – Ну сколько же можно вас звать, я уже замерзла!
      – Сейчас мы тебя согреем, – зловеще пообещал я. – Сейчас тебе станет тепло, как в аду. Сейчас ты проклянешь тот день, когда впервые притащила меня в свой бар.
      – Садись и ешь, – хмуро приказал ей полковник и пододвинул ногой табурет.
      – Спасибо, – пролепетала она, совершенно сбитая с толку таким приемом и потому не двигаясь с места. – Спасибо, я не голодна.
      – Как хочешь. Упрашивать не станем, – равнодушно решил полковник и, поднявшись во весь свой богатырский рост, подошел к ней вплотную: – Что будем делать?!
      – Не знаю… – сжалась под его взглядом Федько. – А что нужно делать?
      – Вот и я сам не знаю, как мне с тобой поступить.
      – А вы меня отпустите, – отступая на шаг, несмело предложила она. – Я ведь ничего не знаю, я ничего не видела…
      – А что ты могла видеть?! – Бешеные глаза полковника пронзительными угольками впились в ее, ошалелые от ужаса.
      – Я ничего не видела… не видела, как вы его убили… вот… – Она облизала губы и, сообразив, что сморозила глупость, заторопилась ее исправить: – То есть я вообще ничего не видела и не слышала и вас я вижу сегодня впервые.
      – А как же ты здесь оказалась? – гаркнул полковник, по-прежнему держа ее в наивысшей степени напряжения. – Как ты попала на мою дачу?
      – Меня сюда насильно привез Гончаров.
      – С какой целью он тебя сюда привез?
      – Он хотел меня пытать, добиваясь, чтобы я вернула ему какую-то валюту.
      – Откуда он тебя привез?
      – С острова.
      – Что вы делали на острове?
      – Там была большая разбираловка.
      – Кто, кроме тебя, там был?
      – Майкл, Борис… Мила…
      – Все это ты расскажешь следователю, – оборвал ее полковник.
      – Нет! Я сказала вам не всю правду, – затряслась Федько от неправильно сделанного хода. – Я здесь оказалась потому, что уже давно являюсь любовницей Константина Ивановича Гончарова. Мы давно друг друга любим и втайне встречаемся здесь.
      – Уже лучше. А кто такие Майкл и Борис?
      – Да черт их знает, иногда заглядывают ко мне в бар, да и только. Подонки и мерзавцы, но клиент есть клиент.
      – А что это там за остров в километре от пристани?
      – Какой остров? Я понятия о нем не имею.
      – Где ты пропадала все эти дни?
      – Так здесь же, с Костей на даче.
      – На троечку, но экзамен ты выдержала. Цена этого экзамена – твоя жизнь. Только не думай, что все так просто и мы мелкие фраера и дырявые лопухи.
      – Я никогда так не думала, – отряхивая перышки, приободрилась Федько. – Я всегда считала Константина Ивановича и вас…
      – Заткнись и сядь, – досадливо оборвал ее Ефимов. – Сейчас поговорим о главном. Ешь, я же вижу, что ты голодна. Налей ей, Костя. Поговорим о главном, конечно, если ты хочешь выбраться отсюда живой. Я тебя не пугаю, Федько, просто получился такой расклад, при котором либо ты принимаешь все условия нашей игры, либо я буду вынужден тебя умертвить. Поэтому выслушай и все взвесь. Первое и непременное, что ты должна сделать, – это вернуть марки и доллары, и если этот первый пункт нашей программы ты выполнить отказываешься, то говорить нам больше не о чем. Учти, я не шучу, вы на всю жизнь покалечили мою дочь, и канителиться я долго не намерен. Итак, за тобой слово.
      – Я уже поместила их в дело, – пробуя почву, прошептала она белеющими губами.
      – У меня нет больше слов, – сожалея, ответил полковник. – Доедай паштет, и…
      – Что «и…»? Что значит ваше «и…»? – чуть не подавившись, вскричала она. – Что «и…»?!
      – Костя, принеси из сарая два полиэтиленовых мешка, тех, из-под удобрения.
      – Я понял, полковник, только мочить я ее не буду, прибрать – пожалуйста: и заверну, и перевяжу, и перенесу, и закопаю.
      – Не волнуйся, сам управлюсь, не первый год замужем, иди за мешками, а я тем временем все улажу. Мне уже терять нечего. Иди!
      – Умоляю, не надо! – наконец-то взвыла доведенная до отчаяния Наталия Николаевна. – Я все скажу, я все отдам.
      – Когда? – бесцветно спросил тесть.
      – Завтра, – моментально начиная лукавить, выпалила она.
      – Нет, только сейчас, а если не можешь, то это уже не наша вина. Костя, иди за…
      – Не надо, я могу отдать сейчас.
      – Что и требовалось доказать. Как ты намерена это сделать?
      – Я поеду и привезу, можно вместе с вами.
      – Нет! – решительно возразил я, достаточно хорошо зная ее подлую натуру. – Так у нас дело не пойдет. По тому адресу, который ты укажешь, поеду я один, а ты тем временем трепетно и истово будешь ждать моего появления под бдительным оком полковника, который, в случае моего невозвращения, таки открутит тебе голову. Резонно?
      – Абсолютно, – одобрил Ефимов. – Наталия Николаевна, придется согласиться с такой постановкой вопроса.
      – Но без меня там деньги могут не отдать, – опять что-то прикидывая, засомневалась стерва. – Даже наверняка не отдадут, а тем более они хранятся в двух местах.
      – Тогда тебе придется написать твоим хранителям такие письма, чтобы они встретили меня с почестями, а деньги отдали с радостью. Полковник, я прав?
      – Только таким я вижу решение всех наших проблем. А каково ваше мнение, уважаемая Наталия Николаевна? Думаю, оно аналогично?
      – Ну хоть немного, хоть десять процентов вы мне оставьте, – вдруг жалко скривив побитую рожу, заканючила она.
      – Не можем, уважаемая, при всем нашем желании не можем, потому как эти деньги мы сегодня же вернем в банк.
      – Не надо вешать мне на уши лапшу, я ею уже объелась! – обретая некоторую уверенность, засмеялась она. – Эти сказки мне еще в детстве рассказывал дядя Вова. Не верю я в такие подвиги.
      – Как тебе будет угодно, да и, собственно говоря, к делу это не относится. От тебя требуется написать соответствующие письма и ждать освобождения в том случае, если Константин Иванович привезет деньги.
      – А если не привезет?
      – Мешки готовы.
      – А если он не привезет по причинам, от меня не зависящим? – вспотела Федько.
      – Тогда проанализируем ситуацию и примем решение на месте, но лично для тебя было бы куда лучше, чтобы все сложилось по писаному.
      – Хорошо, давайте бумагу и оставьте меня на десять минут в покое.
      – Обязательно, но только не выходя из этой комнаты.
      Выдав ей все необходимые письменные принадлежности, мы с тестем отошли к двери, вполголоса обсуждая правильность выбранного нами пути. После недолгого совещания мы пришли к выводу, что иного выхода у нас просто нет, а кроме того, полковник намекнул, что в запасе у него для Наталии Николаевны есть большой сюрприз, но об этом я узнаю позже.
      – У меня все готово, – зло и вызывающе прошипела Федько, размахивая двумя половинками стандартного листа. – Будете рецензировать или повезете так?
      – Ну что вы, Наталия Николаевна, – пробасил полковник, забирая бумаги. – Как можно? Я с детства обожал читать чужие письма, не откажу себе в таком удовольствии и сейчас, тем более что они касаются всех нас. Итак.
      «Зинка, привет, Наталия. Совсем закрутилась, и нет даже минутки, чтобы к тебе забежать и поболтать. По уши в делах. Сегодня у меня презентация, а все мои туфли не годятся даже для посещения туалета. Те, которые я оставила у тебя, сегодня мне будут как раз. За ними забежит мой очередной придурок, так ты их ему отдай. Встретимся – поболтаем. Твоя Наталия».
      Хорошее письмо, – одобрительно поцокал Ефимов. – Правдивое.
      – Там марки, – запоздало проинформировала Федько. – Доллары по второму адресу, и заполучить их будет труднее.
      – Почитаем второе, – удовлетворенно проворчал Ефимов.
      «Вадим! Мне срочно понадобился тот телефонный аппарат, который я давала тебе на временное пользование. Мой сломался. Отдашь аппарат тому человеку, который передаст тебе мою записку. Наталия Федько».
      – Тоже неплохо, – пробубнил полковник. – Почему же ты думаешь, что здесь получить денежки будет труднее?
      – Потому что этот Вадим тот еще жучок. Он догадывается, а может быть, и знает, что лежит в телефонном аппарате, и будет искренне рад, если я сдохну.
      – Понятно. Непонятно другое: неужели двадцать тысяч долларов поместились в корпус телефонного аппарата?
      – Да, почти все крупные купюры, а мелочь в обувной коробке вместе с марками.
      – Все ясно, какого цвета аппарат? – уже делово и конкретно спросил я.
      – Ярко-красный, кажется польского производства.
      – Отлично. Адреса на месте, телефоны тоже. Последний вопрос, Наталия Николаевна: они у тебя работают или занимаются свободным промыслом?
      – Зинка работает, но только по ночам, профессия у нее такая, что же касается Вадима, то тут я ничего сказать не могу: он появляется и исчезает, когда ему вздумается, поэтому и стопроцентных гарантий нет.
      – И на том спасибо. Он живет один или с семьей?
      – Периодически в его логове поселяются бабы и начинают вить гнезда, но длится это недолго, обычно он выставляет их через пару недель.
      – Спасибо. Ну что, Алексей Николаевич, помолясь и с богом?
      – Выходит, что так, ни пуха тебе…
      – К черту. Не щупайте девочку!
      – Шел бы ты да не спотыкался.

* * *

      И все-таки Наталия Николаевна солгала, когда заявила, что Зинка работает только ночами. Неутомимая труженица любовной нивы, как оказалось, вкалывала и в дневную смену. Об этом я мог судить по ее взъерошенному виду, блуждающим глазам и специфическому запаху, исходящему из квартиры.
      – Вам кого? – наконец собралась она с мыслями и оправила халатик.
      – Мне нужна Зинаида Уткина, – веско сказал я.
      – А по какому вопросу? – спросила она, наверняка зная ответ.
      – По тому же самому, – подыграл я.
      – Кто мне вас рекомендовал? – деловито осведомилась она.
      – Наталия Николаевна Федько, – подняв палец, важно ответил я.
      – Но я сейчас занята, зайдите через пару часов. Вы знаете мой тариф?
      – Не знаю, но дело не в этом, вы, вероятно, подумали, что я один из ваших потенциальных «друзей», так вы ошиблись, я пришел, чтобы просто передать записку Наталии и забрать какую-то там коробку с туфлями.
      Проговорив этот длинный монолог, я с поклоном вручил ей записку.
      – Так какого же черта ты сушишь мне мозги и отнимаешь время? – С негодованием отбрасывая записку, она скрылась за дверью, чтобы уже через секунду выкинуть мне черную золоченую коробку, заклеенную скотчем. – Привет Наталии, да передай ей, что ты в самом деле придурок.
      Отодрав ленту и убедившись, что марки и мелкие доллары на месте, я от души пнул ее дверь, негромко обозвал шлюхой и весело побежал к машине.

* * *

      Вадим Мокрецов, тридцатилетний амбал, встретил меня в более подобающем виде. На нем был женский халат, а в зубах трубка. То, что это не его образ жизни, было понятно по тому, как он держит и курит трубку. Парень тужился изо всех сил, залезая в чуждые ему рамки. Ну да и бог с ним, богата дураками земля Русская, а сегодня так особенно.
      – Вы ко мне? – томно-снисходительно спросил он и выдохнул в меня облако ароматного табачного дыма. – Вам кто нужен?
      – Мне нужен Вадим Мокрецов, – как можно вежливее ответил я.
      – Это я, – подумав, согласился он. – Но вам я не могу уделить ни минуты, потому как готовлюсь принять ванну, заходите после обеда. Вы по какому вопросу?
      – Я из фирмы «ЭлФитцДжералд» и хочу предложить вам интересную работу, – сказал я, понимая, что только подобными глупостями можно его пронять и проникнуть вовнутрь квартиры и при этом не засветить Федько.
      – Вот как, это уже интересно. Прошу вас, будьте так любезны, – посторонился он, пропуская меня в просторную переднюю. – Проходите в комнату, разуваться у меня не принято, – изящно выразился он и вдруг захлебнулся никотиновой горечью, попавшей из мундштука на язык. – Простите. Скверный табак, – откашлявшись, извинился он. – Так в чем состоит ваше предложение и чем занимается ваша фирма?
      – Видите ли, господин Мокрецов, разговор у нас с вами предстоит долгий и обстоятельный, а я бы не хотел, чтобы вы меняли свои привычки и до приятного купания забивали свою голову деловой информацией. Спокойно мойтесь, а я, возможно, зайду и попозже. Еще раз извините.
      – Нет, нет, – крабом уцепился он за мой рукав, – ванна может и подождать.
      – Настоящий джентльмен никогда своим привычкам не изменяет. Именно такое мнение сложилось о вас, и нам не хотелось бы его менять. Всего доброго.
      – Вы правы, но подождите, – насильно втащил меня возбужденный джентльмен назад в квартиру. – Не уходите. Я прошу вас: подождите меня ровно десять минут, именно за такое время я принимаю эту чертову ванну. Я вас очень прошу: пройдите в комнату, полистайте журналы, посмотрите телевизор, и ровно через десять минут я буду к вашим услугам.
      – Ну ладно, уговорили, – ответил я, недовольно проходя в комнату. – Так и быть, даю вам на все про все аж пятнадцать минут.
      Он птичкой упорхнул в ванную, а я, едва услышав шум воды, кинулся на поиски треклятого телефона. Нашел я его на десятой минуте, когда уже перерыл все возможные и невозможные потайные места и хотел отказаться от своей затеи и действовать иным путем. Две пухлые пачки долларов находились в действующем телефоне, механизм которого был заменен на более компактный. Я успел вытащить деньги, кое-как закрутить аппарат, когда шум воды стих и тревожный голос Мокрецова осведомился, по-прежнему ли я его жду.
      – Да, разумеется, жду с нетерпением, – ответил я, открывая входную дверь.
      – Отлично, сейчас я только оботрусь – и к вашим услугам.
      – Поторопитесь. У меня для вас отличный сюрприз, – пообещал я и тихонько прикрыл за собою дверь.
      Дурак с курительной трубкой во рту и телефонной в заднице, резюмировал я с удовлетворением, поспешно садясь в машину.
      По дороге на дачу я заехал в магазин и накупил настоящей еды и выпивки, так как, по моему мнению, скромное вознаграждение я заслужил.
      Ждали меня с нетерпением, а на мой бодрый вид отозвались улыбками. За время моего отсутствия дом протопили, и я с удовольствием снял куртку, из которой не вылазил черт знает сколько.
      – Ну что там, Костя? – не выдержал тесть.
      – Окорок, колбаса, пельмени от Марьи, – вытаскивая продукты, начал я перечислять их ассортимент. – Копченая селедка, ну а к ней, как и положено, водка.
      – Значит, все нормально? – насколько допускал ошейник, вытянула голову Федько. – Все получилось? Вы забрали деньги?
      – Да, – возвращая неиспользованное письмо к Вадиму, ответил я. – А с этого напыщенного идиота можешь требовать деньги во второй раз, потому как он не видел, как я забрал доллары.
      – Значит, я свободна и могу идти?
      – Не торопитесь, Наталия Николаевна, неужели вам у нас не нравится? – захрюкал игриво полковник. – Посидите еще часа полтора-два, покуда я узнаю подлинность купюр и сдам деньги в банк, а Константин Иванович будет вам интересным собеседником.
      – Господи, да когда же это все кончится?
      – Как только мы обговорим и распишем все формальности. Не скучайте без меня.
      – Постараемся. Вы к Людмиле будете заезжать?
      – Как получится. Ждите и уповайте.
      Он уехал, а я опять остался с этой стервой, преследующей меня, кажется, с самого дня моего рождения. Она сидела перед телевизором, привязанная левой рукой к батарее, а поводком к решетке окна. В мое отсутствие и без моего согласия полковник обрядил ее в мои джинсы и свитер. Одетая таким образом, она сразу обрела уверенность и привычную наглость.
      – Константин, а как вам удалось забрать деньги у Вадима? Это почти фантастика.
      – Не твое дело, – зло отрезал я, потому что мне вдруг четко и явственно вспомнилась беспомощно лежащая Милка. – Сиди и сопи в две дырки и моли Бога, чтоб доллары оказались настоящими. И вообще, не нервируй меня, Муля.
      – Извините. Не могли бы вы сделать мне бутерброд с бужениной и налить немного водки? Это будет моей единственной и последней просьбой.
      Выполнив ее пожелание, я уселся у нее за спиной и на журнальном столике устроил настоящее пиршество, так что к приезду тестя меня развезло и мой зареванный вид мог вызвать только жалость и сострадание.
      – Подбери сопли, индюк, – посоветовал он от порога. – Сейчас будет серьезный разговор, и я хочу, чтобы ты был в курсе.
      – Что-то не так? – встревожилась Федько.
      – Все так, валюта оказалась настоящей, и на этот счет у меня к тебе претензий не возникло. Дело теперь совсем в другом. Ты помнишь тех двух парней, что спасли тебя от верной смерти, когда четверо мужиков пытались тебя убить?
      – Еще бы, и большое им от меня спасибо.
      – Подожди говорить спасибо. Они утверждают, что прекрасно видели, как, защищаясь, одного из них ты ударила по голове веслом и после этого удара он пошел ко дну и больше его никто не видел.
      – Чушь. Это полная чушь, ничего такого быть не могло.
      – Может, могло, а может, и нет, но только два посторонних и незаинтересованных свидетеля значат больше, чем вся ваша бандитская шайка. Ты улавливаешь мою мысль?
      – Но я никого не убивала! – чуть ли не со слезами закричала Наталия Николаевна.
      – А я и говорю, что, возможно, ты не убивала, а может быть, и убила, это я к тому, что если ты начнешь разворачивать против нас бурную деятельность, то конечно же этот факт, подкрепленный двумя свидетелями, обязательно всплывет, ну а если будешь сидеть тихо, то тот покойничек просто и неназойливо останется висеть на твоей совести, не делая никому вреда. Надеюсь, теперь ты меня поняла?
      – А вот теперь поняла! Поняла, в какие подлые руки я попала. Ужас!
      – У тебя есть выбор. Если не хочешь так, то сделаем по другому варианту, о котором мы уже говорили. А то еще можно всем вместе поехать в ментовку и сдать тебя как убийцу. Какой вариант ты предпочитаешь? Я жду ответа.
      – У меня никаких вариантов, кроме тех, что предложили вы, просто нет.
      – Ну вот и отлично, я думаю, что по этому поводу следует немного выпить. Хотя прежде я хотел тебе рассказать еще одну интересную деталь. Оказывается, те самые парни отлично видели, что Валентина убили Михаил и Борис. Это же подтверждают Константин Иванович и моя дочь. Наверное, ты тоже это видела? Или я ошибаюсь?
      – Нет, полковник, вы не ошибаетесь, все было именно так.
      – Вот за это и выпьем, а потом мы поедем в магазин, купим тебе кое-какую одежонку, и на этом наши пути должны навсегда разойтись. Это тебя устраивает?
      – Устраивает, – подавленно принимая рюмку, согласилась Федько.
      – Тогда, если вопросов больше нет, все в машину, – скомандовал полковник, выключая телевизор. – Назад пути нет.
      На первой же барахолке скуповатый тесть купил ей не самый шикарный спортивный костюм, очки и шляпу. Дал денег на дорогу и посоветовал впредь ему на глаза не попадаться.
      Покончив с Наталией, Ефимов, неожиданно для меня, направился в сторону реки, а на мой вопрос проворчал что-то неопределенное и нечленораздельное. Предпочитая его не нервировать, дабы не напороться на грубость, я перебрался на заднее сиденье и приготовился немного вздремнуть.