— Так енто Иван Соломонов делат, то не на ярманке.
      — Яму надоть харч давать, — скис Виктор.
      — А вы ему денег дайте, — посоветовал Федор. — Рублей пять — семь.
      — Ишь ты, прям как космонауту, — подивилась Тамара. — Перебьется. Таки деньжищи…
      — Я прикинул, — продуктами дороже выйдет, — сказал Федор.
      — А возьметь? — спросил брат.
      — Куда он денется… — отозвался Федор.
      — И не хлопнуть ли нам еще? — предложил Виктор, плеская прозрачный как слеза первач в новые стеклянные стопки.
      — Давай, Витюня, — предложил дед, — выпьем за твоих деток замечательных, моих правнучат.
      Снова звякнула посуда.
      — Спасибо Томочка, — поблагодарил жену Виктор. — Усладу сердца гонишь.
      — А как жа. У меня с детства к ентому таланыт, — довольно ответила раскрасневшаяся от выпивки женщина.
      Очень скоро все изрядно набрались.
      Тамара отправилась спать. Даже выпив, она осталась туповатой, совершенно неженственной бабой — лошадью для работы, которая мужика и к себе допускает лишь для того, чтобы тот мог выпустить пар и не ходил налево.
      — Расскажи Федя, вы энтого, как его там, тьфу, «Праду», поймали? — попросил Виктор, когда они остались в мужской компании.
      — «Прайдо Элано», — поправил его Федор. — Сколько можно рассказывать…
      — Так ведь деда не слышал.
      — Расскажи, внучок, — попросил дед Арсений.
      — Ладно, — нахмурился Федор. — Они убивать нас пришли. Перепрыгнули, в систему звезды Карина, спрятались, тихо в поясе астероидов поставили на каменные глыбы двигатели, и двинулись, уже не таясь. Сколько они там отсидивались — один Бог знает.
      — А ты вроде не так рассказывал? — встревожился Виктор.
      — Это вся история с самого начала. 14 февраля прошлого, 7119 года с космокрепости, на перехват С Базы вышла наша 4 эскадра. Трое суток спустя, наша эскадра была поймана в ловушку и взорвана безо всяких потерь со стороны эланцев.
      — Вот суки, — покачал головой брат. — А что в ентой книжице писали… Какой бой описывали… Срамота.
      — Как это взорвали? — не понял дед. — Неужто так можно?
      — Бах, и нет, — дернув щекой, ответил Федор. — Наши дуболомы не заподозрили подвоха, тем более что эланские «Тондро» на их глазах расстреляли одного нашего разведчика и пустились в погоню за вторым. Эскадра ринулась спасать скаут сквозь астероидные поля, — и напоролись. Взрыв был мощнейший. Все линейные рейдеры и крейсера сгорели, не сделав ни единого выстрела по врагу.
      — Разве ж это по-людски?
      — Война, деда.
      — А дальше чего было? — спросил старик.
      — Скаут 2801, за которым гнались, успел передать про гибель эскадры. А потом его тоже добили. Если бы не он, на Базе бы ничего не узнали до того момента, когда по космокрепости ударили бы снаряды.
      На скауте был геройский экипаж, хоть командир был гадский. Хотя о мертвых только хорошее… Вот уж не подумал бы никогда, что буду обязан жизнью Никитке Симонову. Ладно… — продолжил Федор встряхнул головой. — Уничтожив корабли эскадры, эланцы уже почти не сомневались в победе. Как показали дальнейшие события, у них было еще много подлых сюрпризов.
      Из мобильных сил на Базе остались только плохо отремонтированный броненосец и 12 крейсеров-разведчиков.
      Мы с горя напились, устроили по себе поминки заранее. Нас накрыли, думал — расстреляют, но Бог миловал. Никого не наказали. Мне даже очередное звание присвоили.
      — О, это по нашему, — засмеялся Виктор. — Давайте и мы жахнем.
      Мужчины выпили.
      — А чего дальше было? — поинтересовался дед.
      — На предельной для орудийной дуэли дистанции, космокрепость открыла огонь по эланской эскадре. Они ответили. Но их орудия главного калибра были слабоваты против планетарных пушек «Солейны».
      — Что у вас тож были запрещенны пушки?
      — А как же, — усмехнулся Федор. — Понятно, что «Имперский сплетник «об этом обстоятельстве стыдливо умолчал. Как потом я узнал, канониры батареи сверхкрупного калибра сожгли тяжелый крейсер и серьезно повредили пару линкоров. Но ребята на второй эскадре «бессмертных» оказались не лыком шиты.
      Они снова разыграли астероидную карту. Эланцы не стали нарываться на кинжальный встречный огонь и просто шарахнули пару астероидов в планету, над которой вращалась станция. Им удалось ударить по касательной и взметнуть фонтаны камней и газа до орбиты.
      Обломки градом хлестанули по наружной броне, плазма сожгла локаторы и уничтожила эмиттеры защитного поля. На космокрепости со стороны удара в иных местах конструкции были снесены на несколько уровней.
      Станция горела, рвались накопители, вспыхивали реакторы. Под эту дуду им удалось подойти очень близко, ведя в поводу все те же управляемые астероиды.
      «Прайдо Элано», флагман эскадры стал отбивать сообщение, предлагающее сдаться в плен и отдать великую княжну. На кораблях начались волнения, люди не хотели умирать за дочку Тупилы.
      Федор не стал рассказывать все правды про «Омегу».
      — А как вам удалось спастись? — поразился Виктор. — Ты мне про это не рассказывал. Полтора месяца живешь, каждый день байки травишь, а про главное молчишь.
      — Эх, Витька, — сказал дед. — То же тебе не сказки в журнальчике.
      — Когда эланцы пришли к «Солейне», — продолжил Федор, чувствуя болезненное удовольствие от возможности поделиться, тем, что долго носил в себе — мы ответили им тем же, расстреляв их же бомбы — астероиды. Оказалось, что они вели их в боевых порядках. Глупость с их стороны…
      Поджарили почти всех. А флагман, этот «Прайдо Элано», поскольку был парламентером, вместе с адмиралом раньше всех попал под разделку. Я по нему первый ракету пустил.
      — Слышал деда? Это тот самый «Прайдо Элайно», который у нас тут побывал и дел натворил. Сквитался Федор с ним за все, что он, сволочь тут изделал.
      — Так вишь, — они сами в переплет попали, — вставил дед.
      — Дык и я не знал, — ответил Виктор. — Федор, он хитрый, рассказывал про то, как «Прайду» замолотили ракетами, но молчал как рыба, что они сами погибали. Я думал — лихо налетели, как в «Вестнике» пишут, притерли, и — привет рогатым…
      — Эх, если бы… — ответил Федор.
      — Так выходит, вы в парламентера стреляли, — подивился дед.
      — Стреляли, — с досадой ответил Федор. — Не до сантиментов. Они первые Конвенцию нарушили, они наших раненых живьем на части резали… Они вот чего сделали с 4 эскадрой… А нам, что утереться и сделать вид, что все в порядке?
      — Страсть какая, — вздохнул дед. — До какого озлобления и ненависти человек дойти может…
      — А дальше чего было? — спросил Виктор, с удивлением и глядя на брата.
      — Пара тяжелых крейсеров убежала от нас, и потом мне пришлось встретиться с ними один на один. У эланцев был сюрприз, козырь в рукаве… «Сучки», пушечные линкоры, с теми же запрещенными планетарными пушками. Эти корабли называют «убийцами планет».
      На каждом по пять пушек, зато они метают вольфрамовую картечь или бальдуритовые снаряды по шести метров в диаметре со скоростью 1200 километров в секунду. После попадания остается двадцатикилометровый кратер, плюющийся магмой из мантии на сто километров вверх.
      — Нихрена себе, — поразился Виктор, силясь представить себе это.
      Но было видно, что в голове планетного жителя все это никак не укладывалось. Дед переменился в лице и незаметно осенил себя крестным знамением.
      — Они расстреляли крепость, наш последний линкор и крейсера разведчики. Но, если верить радиоперехвату и сами погибли. Одну «сучку» долбанул «Князь Иван», другую, судя по всему, затрепали скауты. Но Бог его знает. Мой «2803» повел санитарный корабль с ранеными к кольцу нуль-транспортировки. Связные сообщения с космокрепости уже просто не приходили. Мат, крики, призывы о помощи. Потом все стихло.
      — О, как… — потрясенно сказал Виктор. — Значит, пришли, убили всех и сами погибли?
      — Типа того. Но наши злоключения на этом не кончились. У Альбигора наш конвой ждали два тяжелых крейсера, припаленных в свалке у орбитальной станции. Они спаслись лишь потому, что последний уцелевший линкор пожертвовал собой и таранил наш транспортник с ракетами.
      — О, как? — поразился Виктор. — Люди ли вы, космонауты? Зачем так?
      — Я теперь и сам не знаю, — ответил Федор.
      — Ну, сказывай дальше, — нетерпеливо сказал Виктор.
      — А дальше очень мало чего было, — сказал Федор. — Был бой, меня ранило.
      — А что, все было как «Вестнике» прописано?
      — Почти, — невесело усмехнулся Федор. — Будут теперь наши кормой вперед на таран ходить и гибнуть на за хрен собачий.
      — А чего, наврали? — поинтересовался брат.
      — Наврали, — ответил Конечников. — И антенну я сбил, чтобы думали, будто готов транспортник сжечь, лишь бы он врагам не достался.
      — Мудрено как — то все выходит, — подал голос дед. — Что-й, они бешеные?
      — Не знаю, — ответил Конечников. — Есть версия, что мстили за Гало. Это такая эланская планета. А еще на станции великая княжна была.
      Он решил не говорить всей правды даже деду. Зачем лесным жителям знать про лучевой аннигилятор.
      — А что княжна? — удивился дед. — Неужто из-за девки? Сам — то веришь?
      — Слабо, — ответил Федор.
      — А что с Гало? — продолжил спрашивать старик.
      — Скауты нашей эскадры при атаке верфей на ее орбите уронили на поверхность 4 эланских линкора. Короче, получилось так, как когда-то и нашей Амальгамой. Ядерная зима, 500 миллионов зажаренных или замороженных эланцев. Не специально, просто так вышло.
      — Дед, ты понял? Страшно конечно, — потрясенно произнес Виктор. — Но ведь есть, есть на свете правда. Наши деды и прадеды верили, что придет этот день, день расплаты. Ты, я надеюсь, в этом поучаствовал?
      Эти слова Виктор произнес с гневным торжеством и надеждой.
      — Да, — ответил Федор. — У меня скауте оставалась одна ракета, на которой не работал двигатель. Так эту дуру я исхитрился в трюм «Эстреко» загнать и самому целым остаться.
      Дед еле слышно вздохнул и печально опустил голову.
      — Как бы я хотел бы быть на твоем месте, — произнес Виктор.
      — Меняюсь, — с усмешкой сказал Федор, бросив взгляд на ноги.
      — Заживет, — хлопнул его по плечу Виктор.
      — А зачем вы на Гало пошли? — тихо спросил дед.
      — Они наши верфи на Тэте спалили. У нас другого выбора не было. Они и так нас теснят, а без новых кораблей деметрианскому флоту конец и империи конец.
      Старик совсем сник.
      — Как же так можно, — с досадой сказал он. — Колотите друг друга, а люди страдают.
      — Дед, ты чего? — поразился Виктор. — Есть на свете справедливость. Сколько лет мы в пещерах Хованских прятались? Поделом, тварям!
      — Так то оно так, — вздохнул старик. — Но ведь люди же. Бабы, ребятишки, живность разная. Чем же они виноваты?
      — А чем виноваты были люди на Амальгаме? Разве не мечтали наши прадеды, коптящиеся в горе, чтобы отомстить? И не ты ли сам нас учил, что нет человека гаже гаже эланца?
      Разве не оне убили Аленушку и тебя, старого дурня, чуть не кокнули? Что же ты меньжуешься, старый!? — распалился Виктор.
      — Внуки мои милые, — грустно сказал дед. В его глазах заблестели слезы. Он опустил голову и продолжил глухо: — Мальцы мои… Много я с той поры думал. Не знаю, что и сказать теперь…
      Да говорил я, да писал и мой дед и прадед, про то, что придет однажды день и найдется человек на Амальгаме, который заставит заплатить эланцев за то, что они тогда сотворили. Но теперь не знаю…
      — Дед, по моентому разумению, ты перепил малость, — сказал Виктор. — Укладайся-ка ты в постель, завтра вставать рано, на ярманку.
      — Нет, не перепил, — ответил дед Арсений. — Придут снова эланцы. И не просто придут. На этот раз явятся, чтобы жестоко мстить за своих. И нет конца этому. Как детей растить? Или сразу в гору прятаться?
      — Ладно, деда, пойдем мы тебя спать положим, — предложил Виктор, поднимаясь.
      Проволив старика, братья остановились покурить на крыльце.
      — Ты знаешь, по-моему деда просто спужался, — сказал Виктор.
      — Испугаешься тут, когда такие страсти ужасы рассказывают, — в раздумье произнес Федор. — Я вдруг подумал, как нормальные люди отнесутся к таким рассказам. Я военный человек, таким как я, положено воевать и погибать. Нам есть чем защититься и на чем при случае убежать… А вот каково быть таким как мой дед? Как они глядеть на небо и молиться Богу, чтобы на этот раз пронесло, и вон та самая звездочка не оказалась очередной «рогатой камбалой»?
      — Оне Алену убили, душу мою сничтожили, — с железной убежденностью, горько произнес Виктор. — А без Алены мне ни дом, ни дети, одна только самогоновка.
      Терять мне неча. Пусть оне тоже плачут. Мне плохо, а им еще хуже. Вот за то я тебя братуха и уважаю, что выписал им приговор с процентиями.
      — Помалкивай о том, что слышал, — попросил Федор. — Вот уж не знаешь как лучше. Красивое вранье про героизм или голая, страшная правда.
      — А за коим хреном ты про эти дела деду стал сказывать?
      — Не знаю, — честно ответил Федор.
      — А потому, что и ты шатаешься, не знаешь, правильно ли. Ты такой же как деда. Одно слово — Синоптики.
      — Это правда, брат. Много у меня было времени подумать, когда на койке больничной лежал.
      — А ты не думай, — усмехнулся Виктор. — А думать припреть, наливай и пей.
      — Не только это меня гложет, — помолчав, сказал Федор.
      — А что еще твою душу космонаутскую тревожит? — поинтересовался брат.
      Крок достал сигарету и затягивая ответ сначала размял длинную, черную гильзу, начиненную отборным, эланским табаком.
      — Говори, коли собралси, — теряя терпение, сказал Виктор.
      — Помнишь, ты мне про карточку рассказывал? Та, за которую давали какую-нибудь дребедень?
      — Не, не дребедень… — возразил брат. — Цельно ружо можно было выменять.
      — А какая цена у того ружья?
      — Рублев 30. А еще к нему материю, давали, струмент, нитки. В хозяйстве все сгодится. Всего на полсотни будет.
      — А что бы ты сказал, если узнал, что цена это карточке десять тысяч? — поинтересовался
      — Брешешь, — с ужасом отшатнулся брат.
      — Вот те крест, — произнес Конечников, как бывало раньше, осеняя себя крестным знамением.
      — Братуха, обожди, — сказал Виктор. — Схожу, проверю, цела ли.
      — А заодно и принеси, — напутствовал его Конечников, щелкая зажигалкой. — Покажу, что в ней ценного.
      Виктор вернулся быстрее, чем мог себе представить Федор. Из дома донесся плач разбуженного Николеньки и сердитая воркотня Томы, про оглашенных мужиков.
      — Вот оне, — произнес Виктор, крепко и бережно сжимая в лапах кусочки пластика.
      — А ну дай одну, — попросил Федор.
      — А зачем? — опасливо поинтересовался брат. — Не испортишь?
      — Дурак ты Витька. Стал бы я тебе тогда про десять тысяч говорить?
      — И верно… Чего это я…… — недоумевая самому себе, произнес брат, с трудом разжимая пальцы.
      — Давай, не сс*, — усмехнулся Федор. — Фокус из серии — невероятно, но факт.
      — Ты чего, шутишь, что-ли? — разочарованно сказал брат. — А я то поверил, купился. И в правду, че в ней такого ценного. Разве что пластмасс.
      — Да, она мало чего стоит… — ответил Федор. — Здесь. А вот здесь… Смотри внимательно.
      Конечников поднес карточку к считывателю идентификационного браслета. Раздался сигнал. Загорелся дисплей, больно ударив привыкшие к темноте глаза.
      — Пресвятая Богородица, — произнес Виктор и забористо выругался. — По глазам… Ты ведь знал.
      — Знал. Потерпишь. На экран смотри.
      — Креди… кредит… А — «кредитная» — наклонясь к светящемуся окошку, прочитал Виктор, от натуги непроизвольно хватая себя за голову и проглатывая от волнения окончания слов. — Кредитная карта цен… централь… резер… банка. Какая еще банка?
      — Короче, это кредитная карточка. По ней можно деньги получить. Сумму видишь?
      — Ебить твою налево, — от неожиданности вырвалось у Виктора. — Десять тыщ рублев. Десять тыщ рублев, братуха. Мы богатые, Федька.
      — Подожди, — оборвал его Конечников. — Все ли карты у тебя?
      — А вон ты про что… — потух брат. — Обвели меня вы космонауты вокруг пальца, как недоумка малого. Не, я пойду ее обратно требовать. Я ему морду набью, ироду.
      Виктор рванулся было к калитке, но видя, что брат не пытается его остановить, встал. Крайт, выскочив из конуры забренчал цепью и глухо, басовито залаял, поддерживая хозяина.
      — Далеко собрался? — поинтересовался Федор.
      — А ты, умнай, — сказал Виктор и снова тихонько выматерился, отвернув голову. — Тебе и горя мало. Все вы ироды такие. Нет, чтобы брату помочь.
      — А что ты сделаешь. Сейчас, ночью, один. Да тебя даже в поселок не пустят.
      — А ты на что? — поинтересовался брат.
      — Я? Тут криком ничего не добьешься — усмехнулся Федор. — Ты это, не ори. Весь хутор перебудишь. Утро вечера мудренее.
      Виктор, хмурясь вернулся. Взял сигарету, закурил.
      — Кулаками пойдешь махать, загремишь в цугундер. А там тебя быстро угробят, чтобы молчал. Списки видел? Сложи теперь деньги. Вот и прикинь теперь хрен к носу. То видать не просто местный интендант решил на кусок хлеба с маслом заработать. Там начальство повыше замешано.
      — Я мужикам скажу, так они порвут космонаутов. — со злой убежденностью ответил брат. — Прикинь, кто все свои карточки профукал.
      — Да кто им даст, — в раздумье сказал Федор. — Поселок им штурмом не взять.
      — Можа и не взять, но к нам в лес оне больше не сунутся. А как сунутся, так и вперед ногами выйдуть.
      — По нынешним временам партизанствовать обходится себе дороже. Пригонят настоящих абордажных десантников и привет. Они когда тернави курнут, быстрее крыс бегают и силы делаются неимоверной. Только мелькнет, и ты уже с выпущенными кишками лежишь. Стреляют влет без промаха и бьются пока живы.
      — О как… — призадумался Виктор. — А тернав это что?
      — Тернава — травка такая, пакостная, хуже ганджубаса. Ее еще дрянком называют, — Федор, присел на крыльцо, закурил, сосредоточенно вдыхая дым и выпуская его вверх. — А по моему разумению, на то и было рассчитано. Мужики узнают, придут биться.
      Начнется стрельба. Вам для этого и ружья продали, чтобы кого-нибудь из космонавтов подстрелили. А после этого с чистой совестью можно прислать две роты обкуренной десантуры и зачистить поселок под ноль. А тем нашим, кто выживет, веры не будет никакой. К ним типа с добром, а они жечь и убивать.
      — Так и что делать то? — приуныл брат.
      — Скажи, Вить, хватит пороху у мужиков недельку другую в округе подежурить?
      — А зачем? Чай лутче не станеть…
      — Есть у меня одна задумка. Помнишь про великую княжну?
      — А как же. А не брехня?
      — Нет. Может она подсобит.
      — Можа и пособит, коли не забыла.
      — Да не должна, — в раздумье сказал Федор. — Есть у нее мысль относительно меня. Но это все равно, что просить помощи против черта у дьявола.
      — Не опасно?
      — Не опаснее чем сейчас, — отрезал Федор. — Выбора нет.
      — Как знаешь. Тебе решать, как со своими бабами разбираться. — Виктор помолчал, потом спросил. — А мужики-то зачем? Коли не выйдет, что будет? Звали тебя Синоптиком, а прозовут Пустобрехом.
      — Не выйдет, так недолго будут обзываться. Не беда… Главное то, что, если мы начнем жаловаться, нам бошки снимать придут. А в нашем гарнизоне бойцов всего четверо: два калеки, пацан, да ты, лапотник.
      — Ох, *бит твою мать, Федька. Голова. Обо всем подумал.
      — Короче, как хочешь… Деньги обещай, самогонку, жратву, но главного не говори, чтобы не пошли они на факторию с дубьем и ружьями.
      — Троих человек хватит? — спросил Виктор. — Генку Строева, Пашу Колядкина, толстого Мишку — Колбасыра.
      — Ишь ты… Маленькие — орлами были. А сейчас как?
      — Нормально. Справные мужики. Не богатеи, но и не бедуют.
      — Витька, а может ну эту затею к лешему? — спросил Федор. — Подстрелят кого из детей…
      Виктор помолчал, поглядел с крыльца вниз, по сторонам.
      — Нет, братан. Даже если мы откажемся, оне то все равно свою задумку выполнять. Можа раньше, можа позжей, — тяжело сказал он. — А вот тебя точно отседова не выпустят живым. Нахрена им головная боль.
      — Ладно, — вздохнул Федор, признавая справедливость его слов. пора.
      — Я с утречка с ними договорюсь, — сказал Виктор. — Ты не ходи, а то заломять втридорога.
      Конечников вошел в маленькую, закопченную горницу старого дома. По глазам резанул огонек свечи.
      — Кто там? — спросил дед. И сам же ответил. — А, это ты, Федечка.
      — Я, деда. Ты не спишь еще?
      — Нет, внучек. Уснешь тут.
      — А что так?
      — Я вот думаю, что не оттого эланцы назинанку выворачивались, что хотели поймать одну девку, пусть даже наследницу императора. Там еще что-то было.
      — Умный ты дед, — помолчав, сказал Федор. — В корень смотришь. За эту штучку из лаборатории космокрепости эланцы целую эскадру положили. Они до последнего боролись, за ее обладание этой машинкой. Они даже готовы меня были отпустить, лишь бы я отдал.
      — А что это было? — поинтересовался дед.
      — Скажу лишь, что оружие. А больше не спрашивай. Это секрет из раздела сильно портящих жизнь.
      — У наших оно осталось? — с надеждой спросил старик.
      — Да.
      — Ну, слава Богу. Ложись спать Федечка. Завтра вставать рано.
      — А ты?
      — Я еще посижу.
      — Ладно. О чем слышал, не пиши, тайна это, — предупредил Федор, понимая, что дед его все равно не послушает.
      Ночью Федору приснилась Лара. К утру он уже не помнил всего, но ощущение ого, что все будет хорошо осталось.
      Конечников проснулся бодрым и здоровым, точно не пил вчера. Нынешняя жена Виктора точно была знатной самогонщицей. Ее умению делать горячительное, позавидовал бы даже Васька Стрельников.
      Стояло хмурое утро. С неба опять падала какая-то гнусная морось… Туман закрывал верхушки деревьев. Федор почистил зубы, умылся и ежась от холода обтерся холодной водой.
      Не зажигая огня, в зыбком свете, льющемся из окошек в горнице, мужчины наскоро позавтракали. Зевающая Тома, молча подала на стол и отправилась в спальню, досматривать сны.
      Виктор с сыном пошли запрягать сохатого, а Федор, пользуясь минуткой, забежал в старый дом. Быстро натянул термокостюм, нацепил погоны, вставил в салазки держателей орденские планки, подпоясался портупеей с кобурой и накинул сверху пахучий полушубок местного дубления. Дед собирался, складывая котомку провиант на дорогу. Он был так сосредоточен на процессе, что даже и не заглядывал в открытую дверь комнаты старшего внука.
      — Деда, — спросил Федор, когда собрался. — А где твои старые железки?
      — Надо то чего, Федечка? — поинтересовался старик.
      — У нас накопитель был.
      — Какой такой накопитель? — не понял дед.
      — Та железяка, которой лежала в ящике с барахлом. Мы им дверь раньше припирали, чтобы не закрывалась, когда печка дымила.
      — А эта то… — сказал дед. — Пойдем, внучок, покажу. Тут лежит.
      Дед Арсений вывел Федора в сени и указал на старый ящик, который спрятался за кадушками с квашенной капустой, пустыми, трухлявыми ульями и прелой мешковиной.
      — Выкинуть жалко, — сказал дед. — Иногда для чего сгодится.
      Накопитель информации, похожий на уменьшенный корабельный «черный ящик», лежал посреди обрезков труб, проржавевших дверных скоб, гнутых и ломаных гвоздей, треснутых подков, обкатанных водой округлых голышей с речки и другой ненужной дребедени. Накопитель, как и в сонной грезе, был завернут в ветхий пластиковый лист древней газеты.
      Прямо на Федора, с фото смотрел одетый в старую эланскую униформу полковник Томский. Подпись под снимком гласила, что это адмирал Антонио Гито, начальник штаба регул-императора.
      — Чего нашел-то? — полюбопытствовал дед. Увидев фото, он покачал головой. — Личность у него знакомая. Не вспомню только…
      «Ты же сам мне сказал», — пронеслось в голове Федора.
      Старик виновато посмотрел в глаза внука, вздохнул и пошел прочь.
      — Федька, чего копаешься? — донесся с улицы голос брата.
      Конечников покрутил в руках блок накопителя, отметив, что корпус цел, разъемы тоже, значит, есть шанс, что на платах памяти устройства цела и информация. Нужно только найти переходник, который бы связал его компьютер и этот старинный агрегат.
      Федор помнил, как еще во времена курсантской юности, эти устройства выбрасывались на помойку во время наведения порядка в кандейках и «гадюшниках» запасливых интендантов.
      — Дядя Федечка, — сказал Алешка, распахивая дверь, — ехать пора.
      — Идем, — отозвался Федор.
      Он аккуратно положил раритет обратно в кучу и пошел за племянником.
      Дорога шла тянулась удивительно долго. Алешка сначала восторгался по поводу поездки, но чувствуя настроение взрослых, Умолк. Дед дремал, Виктор сосредоточенно курил сигарету за сигаретой, пытаясь успокоить стискивающий желудок страх, а Федор размышлял о том, как пути Управителей Жизни пересеклись с его семьей, и что нужно сделать, чтобы им всем выйти живыми из этой передряги.
      Ярмаркой назывался истоптанный сотнями ног грязный пустырь неподалеку от летного поля. До центральной площади по прямой было метров 200. Телега Конечниковых свернула в проулок, не доезжая торжища, и прямиком покатила к амбулатории фельдшера Авдеева.
      — И виду не подавай, — на всякий случай в пол-голоса предупредил Крок. — Всех спалишь…
      — Петрович, — осторожно поскребся в дверь Виктор.
      — А, Витька… Заходи, — пригласил хмурый медик. И увидев Федора, приветствовал его. — О, какие люди. Здравия желаю, Федор Андреевич.
      — Благодарствую, — произнес Виктор, протискиваясь в дверь.
      Федор пролез следом. Прапорщик удивленно посмотрел на зипун, в который был обряжен капитан Конечников, но решил, что так тому удобней и вопросов задавать не стал. После второй серии приветствий и рукопожатий фельдшер перешел к делу.
      — Привезли?
      — А как же, — ответил Виктор. — Как условились.
      — Хорошо, — сказал медик. — Я вот тоже приготовил. По рублю за литр.
      — А о чем мы договорились, помнишь? — поинтересовался Федор.
      — Однако, — вздохнул медик. — Это будет стоить дорого.
      — Сколько, Петрович? — спросил Федор.
      — По сто рублей за аппарат.
      — Это недорого, — заметил Конечников. — А про мою особую просьбу не забыл?
      — Федор Андреевич, ну без ножа режешь, — начал прапорщик.
      — А вот не далее как в прошлом году, вы сами оружие продавали за гроши. Вы тогда, говорят, целый контейнер со «стволами» налево пустили.
      — Так тож были «полтины» бестолковые. А ты чего просишь?
      — То и прошу. Мне «полтинки» не нужны. Для чего ручная пушка, к которой зарядов не найдешь? Мне нужна десантная «десятка». Маленькая, компактная, мощная. Три, — поправился Конечников. И кивнув головой в сторону телеги, добавил. — А то ведь сам все выпью.
      — И где ты, твое благородие, этому научился? — вздохнул Авдеев..
      — Сам то за них, сколько хочешь? — осторожно спросил Федор.
      — По 500 целковых за каждый.
      — 200 хватит, — отрезал Федор.
      — А зачем тебе боевое оружие? — вдруг опомнился медик.
      — Тома винокурню открыть хочет, — пояснил Конечников. — Любителей халявы вокруг много будет. На всякий случай, чтобы обороняться
      — Ну, если для этого… За тысячу 3 ствола отдам. И боезапас…
      — По рукам.
      Фельдшер сходил в кладовку, гордо именовавшуюся медицинским складом и выволок оттуда 3 грязных мешка стандартной армейской расцветки.
      — В этом — указал прапорщик, — дистилляторы. В этом «стволы», в этом заряды. Будут спрашивать откуда взял — меня не впутывай. Откажусь от всего.
      — «Машинки» новые? — поинтересовался Конечников.
      — Муха не сидела, — с гордостью ответил прапорщик.
      Конечников внимательно осмотрел подаватель, магазины, реактор и блок привода, каждого автомата, не вынимая оружия из мешка.
      Конечников извлек стопку толстую денег и отсчитал запрошенную сумму.
      — Много даешь, — заметил фельдшер.
      — За самогонку с Виктором сам расплатишься, — ответил Федор. — У меня своя торговля, у него своя.
      — Ну, как скажешь, — ответил медик.
      — Тому порадуешь, — ответил на недоумевающий взгляд брата Федор, когда они простились с крайне довольным медиком. — Давай, трогай.
      Телега отъехала от амбулатории, направляясь проулками обратно к ярмарочной площади. Федор внимательно проследил, не наблюдает ли фельдшер за ними и даже проверился по эфиру, не было ли передачи со служебного переговорника. Все было чисто.
      — Самое время навестить почту, — с усмешкой сказал Федор. — А перед тем в лавке кой-чего купить. Останови.
      — Нашел время запасаться, — буркнул Виктор.
      — Федь, а что за страсть вы таку в телегу положили? — поинтересовался дед. — Тяжеленная.
      — После скажу, — ответил ему Конечников. — То очень хорошая будет штука.
      — А коли нас с ней прихватят? — мрачно поинтересовался Виктор, — пока ты будешь шляться. Что я скажу? Что на дороге нашел?
      — Ну, тогда сразу объезжай проулками площадь и становись с той стороны у почтового отделения.
      Выражение лица Федора изменилось, став непреклонно-волевым, спокойным, слегка усталым.
      Алешка, с испугом посмотрев на дядю, непроизвольно отодвинулся. Конечников скинул треух, пригладил волосы.
      — Приехали, — сказал Виктор. — Ну, давай, братуха.
      Федор распахнул тулуп и энергичной походкой уверенного в себе человека отправился к почтовой конторе. Он вошел в здание пункта связи, помещавшееся в типовом блок-модуле, таком же как и амбулатория и с порога крикнул:
      — Дежурный! — Срочный межпланетный по военной связи. Бегом!
      Ефрейтор, который поднял голову на шум, увидел орденскую планку и кобуру с пистолетом под расстегнутым тулупчиком местного производства. Погонов не было видно, а лицо связисту не запомнилось из-за низко надвинутой на глаза форменной кепи. Стандартное выражение наглого превосходства, столь характерное для обращения офицеров с нижними чинами отбило всякое разбираться с личностью требующего переговоров. Человек, не дожидаясь ответа, прошел в кабинку для переговоров и оттуда крикнул: