Барк скорее походил на модерновый детский воздушный шарик, надутую газом резиновую рыбу, сочетающую в себе черты ската, камбалы и акулы, нежели на мобильную резиденцию главы Обитаемого Пространства.
      Корабль шел широкими галсами в сторону заходящего Солнца, подставляя по его лучи, то один, то другой бок.
      Максим почему-то вспомнил, что эта громадная летательная машина, несмотря на обилие прозрачных элементов в обшивке, делающих барк несерьезным, похожим на игрушку, рассчитана на условия космического пространства и даже на 30-ти кратные перегрузки.
      Еще историк заметил, что корабль хорошо вооружен — незаметные с первого взгляда батареи лазеров и массометов размещались так, чтобы обстреливать любую точку окружающего пространства сразу с нескольких направлений.
      Максиму стало немного не по себе. Он увидел, что несколько прозрачных башенок со скорострельными картечницами отслеживают полет приближающихся аппаратов, целясь в них своими толстыми, короткими, похожими на выдолбленные бревна стволами.
      В воздухе загорелся огненный коридор, обозначенный рамками плазменных разрядов. Его провожатый отвернул в сторону, на прощание, помахав короткими крыльями, а Максим стал аккуратно, по центру обозначенного пространства приближаться к гигантскому кораблю. Очень скоро, к облегчению историка они миновали последнюю светящуюся рамку и глайдер подхватили невидимые поля причального комплекса барка. Силовые захваты втянули «Корсар» внутрь корабля.
      — Вот и прилетели, — сказал Максим, с трудом разжимая крепко сжатые на штурвале пальцы.
      — Надеюсь, у ее Величества сегодня хорошее настроение, — зло ответила Ирина, — и нас отпустят домой целыми и невредимыми.
      — Увидим.
      Их уже встречали. У стены стояла амазонка с приветливым, но совершенно непроницаемым выражением на лице. Увидев, что историк со своей спутницей вышли из глайдера, она двинулась к ним.
      — Максим Александрович? — спросила она.
      — Он самый, — сказал Величко, с улыбкой глядя в совершенно детское, с широко раскрытыми наивными голубыми глазами, лицо амазонки.
      — Мне поручено вас встретить, — серьезно сказала девушка. — Вы и ваша спутница — гости князя-императора на борту барка «Серебряный Ворон».
      — Очень хорошо, — ответил Максим. — Что мы должны делать?
      — Отдыхайте, — сказала амазонка, — Веселитесь. У нас на борту есть все для приятного времяпрепровождения: бассейн, танцевальные залы, фуршет — зал, рестораны. Есть аттракционы, игральные автоматы, карточные столы, бильярдная. Для гостей проводится лотерея. Вы планируете остаться на ночь?
      — Нет, — ответил Максим.
      — Позвольте спросить, планируете ли вы отдых в кровати?
      — Не знаю.
      — На всякий случай в вашем номере приготовлена постель. Если будете плавать в бассейне, рекомендую сначала принять душ. На борту принято соблюдать нормы общественной морали в вопросах оголения тела и проявления чувств.
      — Мы это учтем, — ответил Максим.
      — Нужен ли вам гид для знакомства с кораблем? У меня заканчивается смена, и я могла бы…
      — Спасибо, не надо, — несколько поспешнее, чем этого требовала формальная вежливость, отозвалась Ирина.
      Амазонка вопросительно посмотрела Максима, тот кивнул, подтверждая слова своей спутницы. Девушка улыбнулась, стараясь, чтобы это не выглядело невежливым. Она протянула историку ключи, коснувшись ладони мужчины своими длинными, прохладными пальцами.
      — Вот ключи для вас и вашей спутницы. Ваш апартаменты номер 26 на седьмом уровне кормовой жилой зоны. Вас проводить?
      — Спасибо, — улыбаясь, ответил Максим. — Попробуем разобраться сами.
      — Если у вас есть оружие, оставьте его в номере. Оно никуда не пропадет. Всего вам хорошего, — отозвалась амазонка и, повернувшись, направилась к своему посту.
      Максим проводил ее задумчивым взглядом, разглядывая девичью фигурку, скрытую серым армейским комбинезоном, потом подхватил Ирину под руку и направился к лифту.
      Перед тем, как двери кабины закрылись, Максим, увидев ненавидящий взгляд своей подруги, обернулся. Амазонка смотрела им вслед.
      — Джиханская шлюха, — пробормотала Ирина.
      Максим сделал вид, что ничего этого не слышал.
      Номер был действительно большим. 3 комнаты, обставленные добротной мебелью из блестящего металла и темного пластика, громадная ванная, бар с напитками, линия доставки, голографический экран — все говорило о том, что для своих гостей джихан не скупился.
      За окнами все также горел закат над погруженной в тень землей, создавая совершенно особое, непередаваемое освещение комнаты. Максим поразился тому, как плавно идет императорский корабль. Сверхзвуковая скорость абсолютно не ощущалась, не было ни вибрации, ни раскачки, которые говорили бы о движении. Казалось барк, замерев, просто висит в пустоте.
      Историк сел к окну, заворожено глядя на красно-оранжевый диск, висящий в узкой полосе света над горизонтом, между темно-фиолетовым небом высоты и далекой сумрачной землей, прикрытой сверху редкими розовыми заплатками облаков.
      По едва заметным деталям, за бортом угадывался царящий вокруг холод стратосферы. Но в помещении было тепло, даже жарко. Цифры на термометре показывали 28 градусов тепла. Все было сделано для того, чтобы люди комфортно чувствовали себя без одежды
      — Ты пойдешь купаться? — отвлекла Максима Ирина.
      Женщина уже скинула с себя все, и вертелась перед зеркалом, с удовольствием разглядывая свое точеное тело.
      .— Я так думаю, что не придется, — ответил Максим. — Не для того был приглашен.
      Подтверждая его слова, в дверь аккуратно постучали. На пороге стояла все та же амазонка.
      — Император просит вас заглянуть к нему на пару слов. Я провожу.
      — Хорошо, — ответил Максим. Я только предупрежу Ирину.
      Амазонка кивнула, историк прикрыл дверь.
      — Я к большому боссу, — сказал он.
      — А что буду делать я? — с упреком поинтересовалась женщина.
      — Запереться и сидеть в каюте будет невежливым. Не думаю, что тут на каждом углу народ режут.
      — Как скажешь, милый, — отозвалась Ирина. — Буду везде шататься одна и делать вид, что безумно счастлива.
      — Ну, вот и славно, — сказал Максим, целуя подругу и делая вид, что не замечает иронии ее слов.
      — Маленькие секреты, — объяснил Максим, появляясь в коридоре.
      — Пойдемте, Максим Александрович, — предложила амазонка. — Даниил, то есть Его Величество, попросил меня устроить небольшую экскурсию по кораблю, прежде чем привести на горку.
      — На горку? — удивился Максим.
      — Это наш местный фольклор, — пояснила девушка. — На верхнем ярусе есть большая площадка с прозрачным потолком для наблюдения звезд. Она и зовется лунной террасой или горкой. По совместительству это банкетный зал и место совещаний. Но обычно там валяется барахло из бассейна: матрасы, круги, шезлонги.
      — Вот это да, — поразился Максим. — Отчего?
      — Джихан ругается, но ничего не может поделать. На террасу ходит подъемник. Платформа у него большая, при уборке туда удобно покидать вещи и убрать их с глаз долой на верхний уровень.
      — Здорово, — Максим засмеялся.
      — Это еще что, — сказала довольная произведенным впечатлением амазонка. — Там любят спать наши тигры. Днем там немноголюдно, никто не мешает.
      — Тигры? — удивился историк.
      — Они смирные, ручные. Пара больших, ленивых белых кошек. Обычно они днем наедаются до отвала и дрыхнут. А по ночам несут охранную службу, — на совершенно законных основаниях спят в передней комнате апартаментов джихана, — амазонка рассмеялась.
      — Здорово, — улыбнулся Максим. — У меня тоже есть кошка.
      — И давно она у вас? — поинтересовалась девушка.
      — Лет сорок, — не стал запираться Максим.
      — Кошки столько не живут, — грустно сказала амазонка, и тут же спохватилась. — А, я вспомнила… Максим Величко, психолог и историк… Вы тот, кто первый придумал читать мантру для зверей.
      — Да, совершенно верно.
      Девушка привстала на цыпочки и поцеловала Максима. На какое-то время историк потерял ощущение реальности, захлестнутый совершенно непередаваемыми ощущениями от близости свежего, молодого тела и прикосновения нежных, теплых губ.
      — Спасибо, — немного смущенно сказала амазонка. — Раньше они так быстро умирали. Было так жалко… Теперь наши полосатые ребята, Шерхан и Барсик, живут уже лет пятнадцать, а сканер стабильно определяет их биологический возраст в полтора года. Жалко Карат не дожил…
      — Может быть, он вернется, — сказал историк.
      — Может быть, — задумчиво сказала девушка. — Пойдем, Максим.
      — Пойдем, — ответил он, вдруг поняв, что не знает имя девушки.
      — Меня зовут Яна, — сказала амазонка.
      — Очень приятно, — ответил историк, преувеличено любезно склоняясь в шутовском поклоне. — А я Макс…
      Девушка засмеялась.
      — Пойдем, а то не успеем все осмотреть. Даниил просил, чтобы ты был через десять минут.
      — Яна, так давай не будем. Я скажу, что меня задержали.
      — Есть идея получше, если ты не возражаешь. Умеешь лазить по лестницам?
      — Легко, — ответил Максим.
      — Давай за мной, — девушка открыла люк в стене и нырнула в темноту.
      Максим последовал за ней. В тесном, круглом колодце не было ничего, кроме лесенки наверх и маленького уступчика на ширину ноги. Стоять можно было только тесно прижавшись друг к другу. Яна, повисая на Максиме, протянула руку и захлопнула люк.
      — Я первая, — сказала она, ставя ногу на перекладину.
      Автоматически включился тусклый свет. Амазонка полезла наверх. Максим двинулся за ней, стараясь не смотреть в темную бездну под ним.
      Мужчина и девушка благополучно преодолели 25 метров подъема, и вылезли из люка, который располагался на полу. Максиму показалось, что он стоит прямо на наружной обшивке фюзеляжа. Он, на какое-то мгновение, испугался, — поток воздуха со скоростью 2500 км/час, размазал бы их по керамике корпуса и сбросил остатки вниз, с 20 километровой высоты. Историк приказал себе успокоиться. Опасности не было никакой.
      Вид, который открывался из треугольного, прозрачного коридора, был совершенно потрясающим. Впереди под лучами солнца, как драгоценный камень, переливалась сотнями бликов и отражений центральная, прозрачная часть аппарата.
      За стеклами неширокого коридора обводы корпуса круто уходили вниз, создавая ощущение узкого скального гребня, тропинки, на которой любой неверный шаг мог стать последним. Далеко внизу виднелось широкое основание корабля, снабженное похожими на поплавки цилиндрами антигравитаторов.
      Перепад высот, величиной в многоэтажный дом, волновал сильнее, чем далекая, темная, кажущаяся нереальной поверхность земли. Позади, справа и слева, как неприступные скалы, возвышались башни причального комплекса.
      — Здорово? — спросила Яна.
      — Здорово, — согласился Максим. — Когда сидишь в кресле пилота, рассматривать времени не остается.
      — А тут?
      — Тут все воспринимается по-другому.
      — Это потому, что страшно, — сказала амазонка и легонько подтолкнула историка боком. — Пойдем.
      Максим опять испытал странную смесь страха и влечения к этой девушке.
      — Ага, — сказал он.
      — Этот корабль император сам спроектировал и построил. Он чрезвычайно гордится этой машиной и любит, когда его творение хвалят.
      — Я восхищаюсь «Серебряным вороном» совершенно искренне, — ответил Максим.
      — Ну и отлично. Там впереди ступеньки, коридор имеет уклон до 45 градусов.
      Амазонка двинулась, Максим за ней.
      — Здесь хорошо бывать, когда летишь в облаках. Полное ощущение того, что стоишь на вершине горы.
      — А что, бывает, что вы летаете так низко? — удивился Максим.
      — Конечно, — ответила девушка. — Даниил большой выдумщик проводить выходные. Каждый раз что-то особенное. То парим на малой высоте над морем, так, что можно спуститься на тросе в воду и искупаться в настоящей морской воде, то устраивает полеты в облаках, то выбирает место для воздушной стоянки где-нибудь в Гималаях, чтобы полюбоваться заснеженными громадами гор. Ты не представляешь, какие они красивые: розовые, золотистые и при этом неуловимого голубого оттенка льда.
      — Это красиво, — согласился Максим. — А почему в этот раз так?
      — Джихан давно грозился устроить три дня вечерней зари. В четверг вечером мы вылетели из Мертвого Города, нагнали закат и уже второй раз совершаем виток вокруг Земли.
      — Так это был не модуль? Я имею в виду за кинотеатром, — спросил Максим.
      — Нет, отчего. И модуль тоже. Не размещаться же в этих ужасных, тесных постройках. Я поражаюсь, — теснота, холод, сквозняки, никакой звукоизоляции. Неужели и в правду наши предки так плохо жили? — спросила амазонка.
      — Да, Яна. И это считалось очень неплохим жильем. Похоже, наши предки были крепче своих хилых потомков, — пошутил Максим.
      — Ладно тебе, про хилых потомков рассказывать, — серьезно ответила амазонка. — Пусть попробуют эти «крепыши» пробежать за сутки 250 километров по лесу на лыжах в 30 градусный мороз.
      — А кто бегает, зимой, в мороз, по лесу, на лыжах, да еще и так далеко? — удивился Максим.
      — Есть ненормальные тетки, которые, живя у Мраморного моря, ездят тренироваться зимой в холодильник средней полосы.
      — Обалдеть, — сказал Максим.
      — Я считаю себя чокнутым оттого, бывает, делаю десяток километров по лыжне. Но ездить из Царьграда и так над собой издеваться… — историк с улыбкой покачал головой.
      — Вот и я не знаю, зачем нас мама так гоняет, — усмехнулась девушка.
      За этим разговором они спустились к миделю.
      — Макс, тебе прямо. Дверь в конце коридора, потом лесенка и ты на лунной террасе, — сказала амазонка. — А я, пожалуй, немного поплаваю. Рада была познакомиться.
      — Жалко, — непроизвольно вырвалось у историка. — Я думал ты мне весь корабль покажешь.
      — Тебя все равно джихан ждет, — ответила девушка. — Надеюсь, не в последний раз видимся.
      Яна нырнула в люк, помахав рукой на прощание.
      «Она ведь не джихана имела в виду» — пронеслось в голове у Максима.
      Максим открыл дверь. Узкий коридор неожиданно закончился пустотой. Прозрачный колпак открывал громадные пространства до далекого горизонта. Но страшным было не это. Он оказался практически в зените эллипсоида центрального сектора, так, что мог без труда дотронуться до прозрачной керамики остекления, и под ним было метров 20 пустоты.
      Внизу плескалась вода, в которой виднелись изрядно уменьшенные высотой тела купающихся, а прямо под ним шла неширокая галерея, скорее похожая на навесной мост через пропасть, который, дойдя до противоположной стороны, плавно расширялся, образуя почти правильный круг метров семи в диаметре.
      До этой, внушающей уверенность площадки нужно было пройти галерее, а главное, преодолеть метров пять по вертикали над двойной бездной.
      Максиму стало дурно, он застыл в ужасе на узкой площадке, похожей скорее на птичью жердочку. Площадка соединялась с галереей крутой лестницей, ступеньки которой состояли из тонких трубочек, вдобавок ко всему, без перил.
      Это был единственный путь вниз, и историк, замирая от накатывающих приступов страха, стараясь не смотреть вниз, стал переставлять ватные, онемелые ноги. Он двигался боком, держась рукой за ступеньки.
      Облегчение Максим почувствовал, когда снова оказался на твердой и относительно широкой поверхности, огороженной от пустоты вокруг легкими перилами.
      Терраса была шире, чем казалось сверху, но все равно не слишком большой — 2–2,5 метра. Как понял историк, пролегала она над трубой центрального коридора корабля, вернее той его части, которая соединяла разделенные прозрачной линзой бассейна носовые и кормовые отсеки корабля.
      Амазонка оказалась права. Большая часть поверхности была занята всевозможным снаряжением: надувными матрасами, лодками, спасательными кругами, мячами, ластами, масками, лежакам, шезлонгами — всякой всячиной для отдыха и физических упражнений. Стояла даже парочка аквабайков, неизвестно каким образом затесавшихся в пляжный инвентарь.
      Более-менее свободно было лишь в самом начале, в широкой части галереи. Там, под круто изогнутым наружным остеклением корпуса сидел человек на легком табурете и сосредоточенно смотрел на закат.
      Одет он был в простой серый комбинезон, который подчеркивал его широкие плечи и сухощавую фигуру. Снизу доносились заглушенные высотой голоса и плеск воды. Но мужчина не обращал на это никакого внимания, погруженный в свои мысли.
      Максим двинулся к нему через завалы. Подойдя поближе, он увидел, что это действительно император, только какой-то непарадный, лишенный всякого величия, обыкновенный человек, размышляющий о не слишком приятных для себя вещах.
      — А, это вы, господин Величко, — сказал император, даже не взглянув в сторону вошедшего.
      — Я, Ваше Величество.
      — Присаживайтесь, — предложил он, указывая на свободные табуретки.
      — Спасибо, — ответил Максим, усаживаясь.
      Повисла долгая, неловкая пауза. Максим, глядел на закат и поражался, как можно вынести это зрелище 32 часа подряд.
      — Ну и как вам, Максим Александрович у меня? — спросил император Даниил, прервав свои размышления.
      — Спасибо, замечательно, Даниил Андреевич.
      — Я и не сомневался, что вам понравится, — иронически сказал джихан. — И что вас увлекло больше всего?
      — Девочка Яна, разумеется, — в тон ему ответил историк.
      — Браво, юноша, — ответил император. — А я уже думал, что будет банальная сценка с неискренними восторгами и лизанием зада большому боссу.
      — Как скажете, господин император. Можно и сеанс чинопочитания.
      — Не стоит, — сказал Концепольский. — Вы не находите огорчительным тот факт, что люди, которые открыто, свободно и даже резко выражаются в близком кругу, прячут языки в задницы, в обществе того, над кем так остроумно потешались?
      — Я бы нашел огорчительным тот факт, что упражняются в остроумии таким образом. А все остальное понятно. Ведь на самом деле смеются не над живым человеком, скорее над образом, который, как правило, сами себе и придумали.
      — Иными словами, джихан это объект мифотворчества?
      — Да, такова уж природа выделенного положения.
      — Ну ладно, — с кривой гримасой сказал Концепольский. — Как вы думаете, Максим, за что меня ненавидят?
      — Кто? — удивился Максим.
      — Да хоть эта ваша Ирина, — ответил император. — Если бы вы ее не остановили, то она бы непременно вылила бы мне в лицо воду из стакана. И тогда пришлось побрить кого-то из моих девушек… Или не побрить… Ведь это действия, угрожающие здоровью и жизни охраняемого объекта. А еще скорее, мне пришлось бы ее ударить. Я вам очень благодарен. Ненавижу бить женщин.
      — А разрешите полюбопытствовать, что же этому предшествовало? — осторожно поинтересовался Максим.
      — Психолог, историк, дипломат, — и до сих пор не в Царьграде, — усмехнулся император. — Я оценил вашу деликатность. Она приняла меня за одного из гостей. Я успокоил девушку и предложил посидеть со мной в баре. Ирина, конечно же, согласилась. Там ваша подруга стала рассказывать о своем… эээ — джихан замялся, подбирая нужное слово — знакомом.
      Император прервался, наблюдая за реакцией Максима.
      — Совершенно верно, знакомом, — продолжил император. — Она рассказала об его странной, неустроенной жизни. Я встречался как-то с ним, если вы знаете.
      — Толик говорил мне об этом. Вы награждали его за храбрость после аварии в тоннеле…
      — Да, было. Считаю, что в долгу я не остался. Толя Копылов получил все, о чем мог бы мечтать разумный человек в такой ситуации: крупный несгораемый бонус, пожизненное содержание по второму имущественному классу и даже целый остров на теплой, курортной планете в собственность.
      — Это его и убило, — отозвался Максим. — По крайней мере, так говорит психологическая наука.
      — Психология — наука о человеческой ублюдочности, — недовольно ответил император.
      — Вы тоже согласны, что именно это преждевременно лишило его жизни? — вежливо поинтересовался историк, скорее утверждая, чем спрашивая.
      — Да, — спокойно ответил джихан. — Вы искусный дипломат. Ирина, та сразу вспомнила о Корпусе Теней.
      — Свалившееся буквально с неба богатство усугубило уже развившийся синдром ненужности, — сказал Максим.
      — Смерть при помощи ребят в черной форме от синдрома ненужности и других нарушений психического равновесия, — лидирует в Обитаемом Пространстве, — несколько огорченно сказал император. — Это самый массовый вид смерти. Как правило, ушедшие таким путем, не возвращаются. Что говорит по этому поводу теория?
      — Которая из? — поинтересовался Максим. — У нас в ВИИРе — сколько людей, столько и моделей реинкарнации.
      — Я знаю, — сказал джихан. — Но я подумал, что вы не будете рекламировать разработки ваших конкурентов.
      — Мне кажется, все они, даже мои расчетные таблицы — частные случаи, крутящиеся вокруг чего-то целого, которое мы до сих пор не поняли.
      — Не скромничайте, господин историк, — прервал его император. — Именно ваши расчеты позволили выловить золотую рыбку, которая спасла жизнь институту и вдохнула новую кровь в исследования.
      — Ну, в общем-то, да. Я, конечно, ошибся, но корректировка данных показала, что я выходил на требуемые параметры, стоило мне немного внимательней отнестись к интерполяции, использовав разные алгоритмы. Мне повезло.
      — Нет случайностей, а есть скрытая закономерность, — отреагировал джихан. — Мы отвлеклись…
      — Моя теория говорит, что никуда эти бедолаги не пропадают. Стертая смертью тела личность, откладывает отпечаток на духовную, бессмертную часть, тем больший, чем больше была степень неудовлетворенного желания. Новая персона, созданная этим духом будет еще более настойчивой в достижении своей цели.
      — Да какого рожна им еще надо?! — не выдержав, разгорячился джихан. — Сытая жизнь в свое удовольствие, развлечения, путешествия, секс.
      — Получение других чувственных удовольствий, — ответил Максим. — Тяжелой работы, лишений, страха, почитания, поддержки, лидерства, радости выстраданной, заслуженной победы.
      — Да знаю, — скривился и заметно сник Концепольский. — Но вы то хоть сами понимаете, что это все игры?
      — Так и мир — иллюзия. Я тридцать лет смотрел в клинике на этих несчастных и убедился, что они без этого действительно не могут. Это очень глубокая программа.
      — Да, это так. Сотни тысяч, возможно миллионы лет даром не проходят даже для духа. Видеть доблесть в преодолении того, что сам же себе и устроил… Сущности Тонкого Мира привыкли, что здесь отхожее место. сюда очередь уже выстроилась на многие тысячелетия вперед, — раздраженно произнес император, вставая. — И никому нет дела, что кто-то не хочет жить в свинарнике, терпя игры шумных и раздражающих соседей, которые к тому же часто заканчиваются массовым выкосом игроков.
      — Но ведь они и в правду страдают, — сказал Максим.
      — Ерунда, — ответил император. — Надо же им как-то выполнить свою жизненную программу.
      — Через страдание?
      — Страдание — это жизнь, получение чувственных переживаний, возможность бороться, напрягать силы, добиваться, побеждать или проигрывать. Они к этому весьма настойчиво стремились, и теперь снова и снова будут реализовывать это несмотря ни на что… — император нервно выдернул из пачки сигарету и жадно закурил. — Мне бы 20 тысяч лет стабильности… Я бы смог все поправить.
      Они опять долго молчали. Даниил Концепольский курил, глядя на закат, а Максим, который не мог терпеть ганджубасовой вони, отворачивал нос, насколько это было возможно.
      — Не делайте вид, будто вам интересно помещение. Я уже закончил портить воздух, — сказал пришедший в благодушное состояние император. И продолжил, имея в виду, о чем они только что говорили. — А вы что, этого не знали?
      — Я много лет облегчал страдания людей. Они искренне были мне благодарны. Я видел, как они страшно мучились. Особенно те, у кого психическая неуравновешенность перешла в соматику, в болезни тела.
      — Не портите себе настроения. Лучше я его вам испорчу. Все те ужасы, которые не поддаются современной медицине и которые были совершенно неведомы в доисторические времена непуганых идиотов — всего лишь средство обрести нечто абсолютное, твердо реальное, независящее от собственного желания и воли. Вы поговорите хотя бы с Ириной. Она наверняка вам расскажет о чудовищной трясине неопределенности, от которого есть одно спасение — играть роль человека.
      — Значит, вы хотите сказать, что слабый разум моих пациентов спасался от лавины сверхчеловеческих возможностей эпилептическими припадками, язвами, соматическими дисфункциями и опухолями?
      — Совершенно верно, Максим Александрович, — удовлетворенно ответил император. — А вы выступали в роли их убийцы, поддерживая эту игру.
      — Почему убийцы? — пораженно спросил Максим.
      — А все очень просто. Игра только тогда имеет остроту и привлекательность, когда ставки непрерывно растут. А что им собственно терять? — усмехнулся джихан. — В нынешнюю эпоху каждый твердо знает, что дух бессмертен.
      — Знаете, господин император, — зло сказал Величко. — Я понимаю, почему Ирина захотела облить вас.
      — А что же вам мешает, Максим Александрович? — иронически поинтересовался Концепольский. — Ну, смелее.
      — Вы наслаждаетесь тем, что чувствуете себя в полной безопасности в окружении своей охраны?
      — Напротив. Тут нам никто не помешает решить это дельце. Валяйте, юноша, — с угрожающими нотками в голосе ответил император.
      — Нет, Ваше Величество, я не так глуп.
      — Ну, тогда давайте пофехтуем, выпустим пары, — предложил император. — В инвентаре, наверняка, есть легкие тренировочные мечи и средства защиты.
      После короткой подготовки к схватке, историк за 20 секунд боя пятнадцать раз получил гибкой фибергласовой палкой по всем частям тела, после чего был сбит и обезоружен. Император, как джентльмен, помог ему подняться.
      — Полегчало? — спросил у Максима Концепольский. — В реальном бою ты был бы изрублен в мелкий винегрет.
      — Сила есть, ума не надо, — пытаясь отдышаться, ответил тот.
      — Я не силой тебя одолел, а умением, — сказал император. — Учись и ты, при дворе это нужно.
      — Первое и наиважнейшее качество власть имущих — творить насилие, — сказал историк с усмешкой.
      — Не буду отрицать. Но ты не совсем прав. Умение постоять за себя, настоять на своем, имеет мало общего со сворачиванием челюстей, отрубанием голов и пытками в застенках.
      — Да ладно, в основе та же угроза причинения страданий, — отрубил Максим.
      — Так правят плохие правители. Как правило, их власть длится недолго и страшно заканчивается. Настоящая власть — это тонкая игра, умение убедить, что именно предложенное отвечает глубинным чаяниям, использование внутренних запретов и знание очерчиваемых человеком для себя границ.
      — Что-то не сильно в это верится, — ответил Максим. — Если вспомнить, как орудуют шлемоголовые.
      — Кстати, сними шлем и фуфайку, — посоветовал император. — Иначе потом изойдешь.
      — Спасибо, — сказал Максим, и поспешно избавился от доспехов.
      — Пойдем, присядем, — предложил император. — Соку хлебнем. Или чаю.
      — Хорошо, — согласился Максим.
      — А с каких это пор тебя стал волновать Корпус Тени? — вдруг спросил император. — С тех пор как сошелся с Ириной?
      Он посмотрел жестко и прямо в глаза историка.
      — Да, — ответил Максим.
      — А отчего? — продолжая просверливать зрачки Величко своим взглядом, спросил джихан.
      — Оттого, — ответил Максим, дотронувшись до идентификационного браслета.
      — Понимаю, юноша. Было все хорошо. Была любимая работа, хороший дом, любимая кошка, удовольствие от жизни.… Пока не появилась она. Так?
      — Не совсем.
      — Понимаю, — сказал император поднимаясь.
      Он дошел до терминала доставки и набрал заказ. Через пару минут с характерным звуком дверцы раскрылись. Концепольский взял поднос и двинулся обратно к столику. Максим, который провел это время в напряженном ожидании, думая, что еще может учудить этот странный, непредсказуемый человек, и вовсе оторопел от изумления.
      — Я бы и сам… — начал он, беря стакан.
      — Ты знаешь коды пищеблока? — перебил его император. — Мы не закончили.
      — В ВИИРе «шлемоголовые» людей не брали, а в лечебнице они страдали так, что право же быстрая и безболезненная смерть за мыслепреступление была бы воспринята как благо. Просто я вдруг стал задумываться, что это не атавизмы, это не болезнь. Это сама система убивает людей.
      — А задавал ли ты себе вопрос — зачем?
      — Да, и много раз. И отвечал: — Засорение пространства разрушительными мыслеформами должно пресекаться.
      — Да, — согласился император. — А зачем?
      — Чтобы не было повторения Большого Голода, — ответил Максим, вдруг почувствовав себя студентом на экзамене.
      — Катастрофа началась, когда людей на Земле перевалило за шесть миллиардов. Теперь во всем Обитаемом Пространстве живет лишь чуть больше шестидесяти миллионов человек. Может все же дело не в этом? — хитро улыбаясь, поинтересовался Концепольский.
      — Если все время лить в бочку, когда-нибудь она все равно наполнится, — ответил историк, чувствуя, что действительно не знает настоящего ответа на вопрос, который был подробнейшим образом расписан и растолкован во всех учебниках: по экономике, социологии, психологии.
      — Это хорошо, что ты понимаешь, — сказал император. — Но если у тебя вызывает живой протест судьба Толи Копылова, то, получается, что самого главного ты и не понял. Попробуем вместе восполнить твой пробел в образовании.
      — Давай, — неожиданно для себя, назвал Максим императора на «ты».
      — На какие группы делятся люди? — спросил император.
      — На четыре основных и шесть имущественных, — озадаченный тем, что джихан спрашивает такие простые вещи, ответил Максим.
      — Хорошо, — ответил император. — А чем же они все же различаются?
      — При равенстве основных средств положенных каждому человеку на жилье, одежду, еду и медицинское обслуживание, имущественные классы отличаются дополнительными суммами кредитования, которые также имеют различные для каждого класса сроки действия, от двухмесячных для низшего, шестого класса, до несгораемых у первого и второго. Психическое разделение на 4 типа, происходит от старинного принципа деления на гуны или как их сейчас принято называть психические полярности.