Из-за тесноты, экипажи скаутов не пользовались скафандрами и жили в бою столько, сколько позволяла целостность корпуса, переборок отсеков и работоспособность генераторов полей воздушной отсечки.
      Пьяные приятели привычно проскользнули к рубке и заперлись в капитанской каюте на военный совет.
      — Крок, — повернув к нему красное лицо с обалделыми от «пакадуровки» глазами спросил Стрельников, — скажи, кто сегодня старший караула?
      — Вроде бы Разлогов, — ответил Конечников, борясь с чувством отделения от тела, которое возникало у него, когда он чересчур набирался спиртного.
      — А, Вован, — разудало сказал Стрельников. — Тут у нас проблем не будет. Открой-ка сейф.
      — Васька, не многовато ли будет? — поинтересовался Федор, все же доставая бутыль.
      — Так то для дела, — не моргнув глазом, ответил второй лейтенант. — С «горючкой» мы куда хошь пройдем.
      Стрельников для убедительности встряхнул наполовину осушенным пластиковым штофом с «пакадуровкой».
      — А как? — поинтересовался Конечников.
      — Учись кадет, пока я жив, — важно сказал Стрельников.
      Второй лейтенант решительно нацедил в емкость спирта, добавил воды, перемешал, попробовал, поморщился. Но решив, что сойдет и так, поднес руку с коммуникатором к самому носу. Строя уморительные рожи и отпуская ругательства вперемешку с невнятными междометиями, непослушными пальцами набрал номер.
      Второй лейтенант Разлогов, бывший сегодня начальником караула семнадцатого артсклада, появился на экране.
      — Вован, здорово, — приветствовал его Стрельников.
      — Кому здорово, а кому служба, — безо всякого энтузиазма ответил офицер.
      — Что, трубы горят? — поинтересовался Василий.
      Разлогов по кличке «Лох», долго изучал его лицо на экранчике коммуникатора. Наконец он, в результате тяжкого мыслительного процесса сообразил, что Васька не издевается, а напротив, хочет что-то предложить.
      — Да, Стрелкин. Хоть в петлю, бл*.
      — А у меня есть, — сказал Васька, поворачивая объектив на бутыль.
      — Ты чего, Стрелкин, издеваешься? — мрачно поинтересовался второй лейтенант, сглатывая слюну.
      — Нет, Вован. Место у тебя тихое.
      — Ну, — согласился второй лейтенант.
      — Ты нас поил? — продолжил обработку Стрельников. — А долги отдавать надо.
      — А как? — живо поинтересовался Лох. — Я то ведь на дежурстве, в отличие от вас, ухари.
      — Ты нам скажи коды доступа к грузовым воротам, а сам заходи мимо придурка на тумбочке. Да не ссы, Вован, все будет путем, — добавил Стрельников, глядя на мучительные колебания Лоха.
      — Вторые грузовые устроят?
      — А то, — ответил Стрельников.
      — Набери 442154. Когда будете?
      — Через четверть часа, Вовчик.
      — Договорились.
      В назначенное время начальник караула, для острастки сунув кулак под нос постового, прошел на территорию склада, с трудом отодвинув массивную, простроченную правильными рядами громадных заклепок, металлокерамическую сверхпрочную дверь.
      Еще минут через пять внутри на одну треть поднялась створка грузовых ворот с нарисованной на них во всю ширину цифрой «2». Две пары внимательных глаз обшарили темное, мрачное пространство артиллерийского склада, наполненное высокими, до потолка стеллажами с тускло поблескивающими бревнами ракетных снарядов, разделенное тяжелыми длинными блоками эмиттеров полей гашения и дорожками для кар-погрузчиков. Потом броневая плита поднялась выше, пропуская поддатых офицеров со скаута 2803.
      Васька в последний раз огляделся, ища посторонних и не найдя таковых, направился к одинокой фигуре второго лейтенанта, который уже приготовил место для пьянки у дежурного светильника возле двери, постелив на пол чистую картонку, положив на нее пластиковый стакан и занюханный, измусоленный сухарь, завернутый в металлизированную пленку.
      Все это, по факту содержания водорода в молекулярной структуре, относилось к детонирующему материалу, и не должно было находиться на территории склада. За одно это полагался трибунал. А уж за смесь воды и спирта можно было огрести по полной программе.
      Это было гораздо опасней, чем ходить с горящим факелом у открытых пороховых бочек. Лейтенант Разлогов сильно рисковал, впустив посторонних на склад. Но очень скоро расслабляющее действие «пакадуровки» окончательно преодолело служебное рвение Вована.
      Очень скоро Лох потерял всякую осторожность, окосев от пойла. Он тупо глядел на импровизированный столик, что-то бубня про друзей, которые не дадут пропасть в трудную минуту.
      Федор, который лишь делал вид, что пьет, прервал беседу, которая состояла в том, что он важно кивал в ответ своим собутыльникам и пошел отлить.
      — Крок, ты только на ракеты не с*ы… Лучше куда-нибудь в уголок, — напутствовал его Разлогов.
      — Ну что я, без ума, — ответил первый лейтенант. — Нахрена я западло пацанам делать буду.
      Федор знал, что Стрельников способен развлекать разговорами Лоха хоть до второго пришествия. Когда командир операторов-наводчиков «принимал на грудь», ему это не было в тягость, даже нравилось.
      Конечников перемахнул через бруствер эмиттера, и оказался в разлинованном царстве геометрически правильно расположенных огромных стеллажей. На них располагались двадцатипятиметровые чушки противокорабельных дистанционно управляемых ракет.
      Первый лейтенант нашел нужную ячейку хранения, для верности сверил ее номер с написанным на клочке бумажки. Решительно достал баллончик с термостойкой маркировочной краской и принялся выводить буквы на угольно-черном, блестящем борту…
      Закончив, Конечников вернулся. Васька, который что-то бубнил, повернулся к Федору и неожиданно трезво подмигнул ему. Первый лейтенант кивнул головой.
      На лице Стрельникова появилась умиротворенная улыбка. Теперь он мог трепаться в свое удовольствие до конца времен, а точнее пока хватит «горючки» в штофе. Конечников, зная, что Стрельникова теперь не вытащить даже орбитальным буксиром, смирился с этим, ушел в себя.
      Но всему приходит конец. Бутыль опустела, и офицеры-нарушители, покинув впавшего в меланхолию Лоха, убрались восвояси на свой корабль.
      Судя по всему, известие о предстоящей операции до сих пор не просочилось к нижним чинам. На малом крейсере шла обычная, ничем не примечательная жизнь.
      Матросы готовились ко сну, опускали жесткие, неудобные откидные койки, раскладывали на них промятые матрасы, тонкие колючие одеяла и серое, неприятно пахнущее белье. Боевые и технические отсеки корабля превращались в большую тесную спальню, которая вскоре наполнится храпом, сонным бормотанием и запахом множества потных тел.
      Старослужащие матросы, надеясь спастись от надвигающейся ночи, набились в курилку и туалет. Вскоре оттуда по всему кораблю потянуло палеными тряпками. По кругу пошли «косяки», раздались взрывы хохота.
      Новички, еще сохранившие остатки деревенской наивности, с чувством читали молитвы, призывая Богородицу сохранить их от злых человек и погибели в лихом бою.
      Федор отстал от Стрельникова, который, поняв все, дал товарищу поиграть немного в командира. Конечников вызвал дежурного, первого лейтенанта Ильина. Затем прошелся с ним по всем отсекам, заглядывая в каждый угол и всматриваясь в лица людей, от которых будет зависеть, останется ли 2803 мертвой, развороченной железякой у чужой планеты или вернется домой.
      Пока Конечников наблюдал за тем, как личный состав нырял в койки, дневальный прокричал команду «Отбой». В помещении выключился верхний свет, загорелись несколько синих светильников, обозначающих проход. Стали слышны далекие голоса в курилке.
      Первый лейтенант распорядился прекратить хождения и смех.
      Дежурный офицер, взяв на подмогу дневальных свободной смены из наряда, направился на усмирение нарушителей. Короткое, на повышенных тонах разбирательство, закончилось парой оплеух, отчетливо слышимых в тишине. Тихо бормоча ругательства, мигом протрезвевшие матросы легли на свои тесные, неудобные ложа, наедине с собой, своими мыслями и темнотой.
      Во мраке, который создавал иллюзию одиночества, эти люди, закрученные в бараний рог скорыми на расправу командирами, стиснутые днем чудовищной теснотой, занятые внутренними разборками у кого больше прав, ненадолго снова стали собой, вспомнили, что они чьи-то мужья и любимые, сыновья и внуки.
      Федору показалось, что он физически ощущает, как перед закрытыми глазами засыпающих людей встают картинки мест, где они были свободны и счастливы и которые, может быть, не увидят никогда.
      Этот момент, наполненный грустными, напряженными и горькими мыслями в темноте и не любил Конечников. Словно распрямлялись стиснутые за день оболочки, делая воздух отсеков крейсера вязким, липким как кисель, заставляя первого лейтенанта, повинуясь общему минорному настрою, переживать давно прошедшие дни, старую боль и радость.
      Тяжелое, грустное время наступало вечером, после отбоя…
      Особенно тяжело было, когда память возвращала лица: деда, Алены, брата, тех, кто любил и рассчитывал на него, и кого он, Федор, бросил ради Космоса. Особенно мучительно было для Конечникова осознавать, что детское желание летать на космическом корабле и увидеть обратную сторону звезд, обернулось бесцельным, стертым существованием, предельно сжатым, неудобным бытом, долгими монотонными вахтами и возможностью в любой момент погибнуть в оправдание тупости отцов-командиров.
      В такие моменты Крок испытывал нестерпимое желание куда-нибудь выйти, хоть на холодную палубу ангара, хоть в холодную пустоту за дверью шлюза.
      И сейчас Федор решил убраться из забаррикадированных спящими проходов, где можно перемещаться лишь боком, касаясь выставленных рук и ног, вдыхая вонь вспотевших тел, слушая всхрапывания, присвистывания и сонное бормотание. Обычно он забивался в свою каюту с ее относительным комфортом отделенного от общей спальни помещения, кондиционированным воздухом, а главное с целыми шестью квадратными метрами на четверых. Но сегодня у Конечникова была возможность использовать свое служебное положение. Федор не пошел слушать храп командира первой батареи лейтенанта Миронова.
      Конечников по пути заглянул в рубку, проверяя, на месте ли дежурный расчет, что было вовсе нелишним, поскольку в предчувствии новой боевой операции народ расслаблялся спиртным.
      Еще раз проверив наличие личного состава, вернулся начальник смены.
      Ильин, его тезка, был зампотехом, вторым заместителем командира корабля. Сейчас, догадываясь, что затевается что-то очень серьезное, он откровенно испытывал облегчение по поводу того, что майор Тихонов доверил командование кораблем в свое отсутствие не ему.
      — Что было-то? — спросил зампотех, имея в виду собрание командного состава скаутов.
      — «Умрем за Бога, князя-императора и родное Отечество», Федька — ответил Конечников. — Сборная эскадра гиперпространственных кораблей пойдет к Гало. Командиром, скорее всего, будет назначен полковник Гагарин.
      — Мать твою… — выругался зампотех. — Сдается мне, тезка, что всем нам крупно не повезло. Жили грешно, и умрем смешно. Пропишут про нас в «Имперском сплетнике», потом зарегистрируют в списках потерь и уберут в архив.
      — Прямо как в банк… В активы Тупил Дубилыча гребаного. Скольких еще положит не за хрен собачий, — нервно усмехнулся Конечников.
      — Почему людям не объявил? — вдруг поинтересовался Ильин, заранее складывая на лице гримасу осуждения.
      — Пусть поспят сегодня спокойно. Погрузка будет идти пару дней. Успеют еще написать прощальные письма и поворочаться ночью без сна.
      — Может ты и прав, — ответил зампотех. — Ты командир, тебе решать.
      — А если я командир, то у меня к твоим техникам задание будет.
      — Какое? — насторожился Ильин.
      — Помнишь, мы лет пять назад хотели попробовать? — осторожно спросил Крок, искренне надеясь, что первый лейтенант не откажется сразу.
      — Что?! Опять?! — воскликнул зампотех.
      — Не кричи, люди спят, — осадил его Конечников.
      — Крок, допрыгаешься ты до суда офицерской чести, — сказал Ильин. — Тебя же предупредили…
      — Федор, просто узнать очень хочется. Сейчас или никогда. Или здесь, или нигде.
      Ильин хотел возразить, но вдруг до него дошел подтекст сказанного пакадуром.
      — И что, теперь получается можно? — задумчиво произнес он.
      — Последнее желание, — без улыбки сказал Конечников. — А разве ты сам не хотел бы узнать, работает ли твоя программа интерпретатора команд?
      — Одно дело абстрактное творчество, другое дело его применение, — ответил зампотех. — Крок, неужели ты решишься на глазах у всех…
      — Не знаю, Федя, не знаю, — сказал Конечников. — Давай так. Я дал тебе команду смонтировать дополнительный мануальный интерфейс на капитанском кресле, а объяснил это тем, что возможно пакадурам корабля потребуется моя помощь.
      — Хорошо, — ответил Ильин. — Есть смонтировать, командир.
      Конечников кивнул и прошел в капитанскую каюту — закуток два на полтора метра.
      Федор уселся за стол, наслаждаясь одиночеством и отделенностью от предельно спрессованных в тесноте корабля усталых человеческих тел. Но сегодня это ему не помогло. Взбудораженные дозой алкоголя мысли снова закрутились вокруг того, что ему уже 35 лет, а он до сих пор первый лейтенант.
      Жизнь возможно оборвется уже через несколько дней… Ничего великого, о чем мечталось, он не совершил… Не отомстил даже эланцам за сожжение его родной планеты, за сотни лет жизни его предков в пещерах…
      Федор в который раз подумал, что благодаря своему давнему выбору просто потерял время в каких-то непонятных и ненужных ему самому занятиях, заставил пройти себя чужой путь, бросив свой собственный.
      Ему стыдно будет взглянуть в глаза своего деда. Единственно, чем он сможет оправдаться за многолетнюю службу — это копейками, скопленными с заурядного лейтенантского жалования. Но на дикой планете, на которой и денег-то не знают, его сбережения может быть не нужны вовсе.
      Конечникову захотелось, чтобы пришел Стрельников, и они вдвоем, а лучше втроем, взяв для массовости Гута, устроили очередной погром в борделе, гоняя полуголых шалав и круша безвкусную обстановку дома терпимости.
      Или снова прицепились в Благородном Собрании к какому-нибудь офицеру штаба, изрядно потрепав чистенькому благополучному крысенышу нервы.
      Дверь распахнулась. На пороге появился Стрельников. Федор махнул рукой, приглашая его войти. Второй лейтенант сразу же занял все свободное место.
      — Дрочишь? — поинтересовался Васька в своей обычной манере.
      — Дрочу, Стрелкин, дрочу.
      — Крок, мне бы добавить, — перешел сразу к делу второй лейтенант.
      — Васька, ты бы поспал до утра, глядишь, легче бы стало.
      — Тебе легко говорить, крокодил ты амальгамский. Не пьешь, а только вид делаешь, что выпиваешь. Завидую я тебе: не боишься ничего, не переживаешь зря.
      — Ну и что, Васек? — сказал Федор, а про себя подумал: «Ах, если бы».
      — А не осталось?
      Конечников снисходительно усмехнулся:
      — У меня, да чтоб не было?! Обижаешь…
      Федор открыл капитанский сейф, где на боевом посту стояла канистра с «оптической жидкостью» и несла вахту пара апельсинов.
      — Крок, — поинтересовался Стрельников, когда одолел пару шкаликов пакадуровки, — Когда нас.… Ну, в смысле на Гало. Тютя говорил много, а конкретики — ноль.
      — Васька, я точно не знаю. Если судить по очереди на подачу боеприпасов — не раньше чем через пару дней.
      — Иди ты, Федька, — отмахнулся Стрельников. — Воткнут нам в бункера ракеты и тут же отправят, как это раньше бывало. Что там ждать будет?
      — Известно, что… Трандец, — произнес Федор, судорожно выдергивая из пачки сигарету. — Как наш зампотех говорит: «Жил грешно и умер смешно».
      — Так вот подумаешь, и тошно делается… Ведь для чего-то ведь мы на свет родились. Была и у нас цель в жизни, … — отозвался Стрелкин.
      — Васька, похоже тебе хватит, — обеспокоенно сказал Федор.
      — Не хватит, — зло выкрикнул Стрелкин. — Пусть слушают, козлы. Пусть они хоть самому докладывают. У, рожа…
      Второй лейтенант метнул в портрет владыки бутыль с остатками пойла.
      Пластмассовый штоф отрикошетил обратно, попав второму лейтенанту в лоб.
      — Мать твою, — выругался Василий, хватаясь за подбитое место.
      — Точно хватит, — подвел итог Конечников.
      — У тебя своя цель в жизни есть, с эланцами поквитаться, — остывая, произнес Стрельников. — А мне порой кажется, будто я и вправду служу этому гаду очкастому.
      Василий сложил пальцы кроме среднего в известный от начала времен жест, и показал его изображению князя-императора.
      В разговоре возникла неудобная пауза. Конечников включил командирский компьютер и вывел разведданные по системе Альбено.
      — Вот, посмотри. 12 линейных кораблей класса «Претендент», 18 тяжелых штурмовых крейсеров «Сарацин». Они охраняют орбитальный комплекс верфей, где для эланского регула его «верноподдатые» клепают все новые и новые бронированные коробочки. Добавь к этому стандартную орбитальную крепость. И против этой армады бросают остатки былой роскоши 4 эскадры… Наши командиры наверное считают, что все 65 скаутов-смертников на таран пойдут.
      — А куда бл*дь денешься… Или таран, или сдохнешь на колу в эланском застенке, — со вздохом сказал Василий. — Мы по-любому — жмурики. Сначала устроили эту глупую свалку на Тете, проспав эланские линкоры. Теперь головы наших стратегов посетила новая бредовая мысль — устроить набег нуль-пространственных кораблей…
      С точки зрения логики все гладко — лишить противника единственной оставшейся верфи. А малыми кораблями и их экипажами можно пренебречь. А если кто на таран решится, — вообще замечательно…
      Он плеснул себе пакадуровки и залпом выпил. Конечников тоже сделал вид, что пьет.
      — Пока есть «дурры», мы сможем почти на равных разговаривать с броненосцами, но вот когда они кончатся, станет очень кисло, — произнес первый лейтенант. — Шесть «пакадур» хватит, чтобы гарантированно «уговорить» «тундер», а вот линкору их нужно не меньше полутора десятков. А еще есть крепость и верфь… Не уничтожишь — будет кошкин дом. Типа «невыполнение боевой задачи» с оргвыводами в виде трибунала.
      — Крок, не дуди… И так тошно, — сказал Стрелкин.
      — Сам начал, — отрубил Конечников, — Кстати, Василий Иванович, ответь мне, почему на скауты грузят только по две ракеты?
      — Ну, так это же, — Стрелкин почесал в затылке, — если их зацепить на внешнем подвесе, при гиперпрыжке они нахрен повзрываются.
      — Ой-ли? — возразил Федор. — Чего только в порталы нуль-транспортировки не отправляли. И ничего, не сдетонировало ни разу.
      — А, понял! Нагрузить на внешний подвес и ракеты, и мины, а потом отправить скауты обычным путем, через кольцо.
      — Ну а как иначе? То, что висит на корпусе, в зону телепортации собственной установки не попадает, зато рвется — не дай Боже под такой взрыв попасть.
      — Ну да, там проходит эта, как ее… А, вспомнил, граница пространственных потенциалов. Вот чего я знаю, — Стрелкин коротко рассмеялся. — Слушай, Крок, — обратился он к Федору, — башка у тебя варит. Вместо 130 ракет — 260! Да еще по шесть «Чертополохов» на каждый борт. Федька, давай звонить командующему.
      — Стрелкин, ты чего, перепил? — поинтересовался Конечников.
      — А я чего… А я ничего…, — Стрельников задумался и отбарабанил радостно-идиотским тоном. — В Уставе сказано, что любой военнослужащий, в случае чрезвычайных обстоятельств может обращаться напрямую к вышестоящему начальнику.
      — Ну и как ты это сделаешь? — иронически поинтересовался Конечников. — Пойдешь к нему прямо сейчас? Остаток ночи мы проведем в камере на гауптвахте…
      — Крок, ты умный, но иногда как упрешься… — Стрелкин торжествующе усмехнулся. — Собирайся.
      — Куда?
      — Не боись, паря. Васька Стрельников тебе плохого не предложит. Компьютер свой возьми.
 

Комментарий 1. Вечер первого дня

      14 апреля 10564 г. по н.с. 19 ч. 13 м. Искусственная реальность «Мир небесных грез».

      Наконец Рогнеда решила, что сегодня надо заканчивать.
      Девушка, вздохнув, отключила и убрала аппарат чтения.
      — Ну как? — поинтересовался Управитель.
      — Вот уж действительно, жил грешно и умер смешно, — ответила девушка. — И весь смысл им подменили на что-то похожее, но уводящее совершенно в другую сторону.
      — А как иначе? — возразил Андрей. — Вряд ли кто-то мечтал помереть во цвете лет за Даниила Громова с порядковым номером 13… Вот уж был действительно Тупила… Ни рыба, ни мясо, ни шесть, ни пять…
      При нем только ленивый не крал и не вешал на себя медали. А «помазаничек» все только пил и блевал. Голубая мечта алкоголиков всех времен и народов.
      — Полегче с моими родственниками, — посоветовала Рогнеда, не то в шутку, не то всерьез.
      — А тебе было, наверное, легко при дворе Громовской династии, — сказал Управитель. — Фамильное сходство со знаменитой Рогнедой — это капитал.
      — Великих княгинь при дворе было как собак нерезаных… Одна надежда на сходство… Ты это хотел сказать? — поинтересовалась девушка.
      — Нет. Я хотел сказать только то, что сказал.
      — Порой придворные жалели, что не могут сделаться птичкой и упорхнуть на волю. Или мушкой, чтобы забиться в самую дальнюю щелочку летающего города Нововлада. И уж почти всегда завидовали людям, которые ходили на работу, смотрели по вечерам визию до тошноты, жили от получки до получки и имели ну хоть какие-то права…
      — Как же так случилось, что все это безобразие длилось целые эпохи, прежде, чем окончательно сгинуть? — подивился Управитель.
      — Это все оттого, что перед тем длилось другое безобразие… Во главе с нежно любимым всеми Управителями Князем Князей.
      — Не знаю… — задумчиво сказал Управитель. — По сравнению с тем, как все обернулось, время Даниила Первого, пожалуй, было не таким уж плохим.
      — Ты еще Большое Вторжение вспомни, — посоветовала Живая Богиня. — После того, как мы заигрались до уничтожения планет….. Не помнишь ПКДР-3 и «Мирандо»?
      — Слушай, Ганя, а зачем тогда эту дрянь придумали? — поразился мужчина. — Воевали себе, воевали. Все было нормально. И вдруг…
      — Андрей, — укоризненно сказала Рогнеда. — Ты уже забыл?
      — Нет, — ответил мужчина. — Кстати, а что я должен помнить?
      — Ну конечно, не помнишь, — усмехнулась девушка. — Ваше болото отбивает память о годах, когда все торопились жить и чувствовать, упиваясь запрещенными раньше эмоциями.
      — Не понял, — честно ответил Управитель.
      — Любой наркотик вызывает привыкание, — пояснила Рогнеда. — Приходится увеличивать дозу.
      — Ты про это, — пренебрежительно ответил Живой Бог. — Не бери в голову.
      — Как скажешь, — в тон ему ответила девушка.
      — Вот и ладно, — заметил Управитель. — Мы, я полагаю, не будем больше сегодня читать.
      — Да, — с благодарной улыбкой ответила Рогнеда. — Я как-нибудь продолжу на днях.
      — В твоих интересах одолеть весть текст, — многозначительно сказал мужчина. — Мне он ни к чему. Я его редактировать не буду, это твоя прерогатива. А ты не стесняйся, читай при мне, читай без меня. Прочтешь, подредактируешь. Потом во всем мирах будут писать агитки по образу и подобию. Ведь только ты можешь гармонично соединить древнюю энергию с нынешней, дав жизнеспособный гибрид.
      — Ну, вот уж нет, — сказала Управительница. — Я эту писанину в Совет отнесу с надлежащим комментарием. Вы меня за подобное 3000 лет на Мароне гноили.
      — А вот этого бы тебе не надо делать. Получится, что унтер-офицерская вдова сама себя высекла.
      — Что, припас очередной компромат? — спросила девушка.
      — Нет, что ты, — притворно-ласково сказал мужчина. — Просто просьба о помощи.
      — Ну, как всегда, — оценив свои шансы, заметила Рогнеда.
      — Тогда я пойду. Дела…
      Пастушонок улыбнулся, поднялся с кресла. В дверях он остановился, медленно повернулся. Долго и насмешливо он смотрел на бывшую покровительницу, наслаждаясь своим триумфом. Наконец он произнес:
      — Не надо было, девочка, в свое время делать из меня дурачка. Если ты хотела, чтобы я тебе помог, то должна была попросить по старой памяти. В счет прошлых заслуг, так сказать. Может быть я бы и поспособствовал твоему горю. А я знаю, девочка, твою печаль. Так сказать, насквозь вижу.
      Рогнеда не ответила, но опытный взгляд Управителя отметил злость и досаду, которая промелькнула на лице Живой Богини.
      Девушка весь вечер посвятила себе, внешне продолжая блаженное ничегонеделание. Потом Управительница переместилась в свой дом на Деметре, возвратясь в альфа-реальность.
      Там Рогнеда наскоро перекусила и отправилась спать.
 

Утро второго дня

      15 Апреля 10564 по н.с. 13 ч. 25 мин. Единого времени. Искусственная реальность «Мир небесных грез».

      Утром Живая Богиня, как прилежная ученица снова засела за изучение старинной рукописи. Только она запустила воспроизведение, как в небе возникла черная точка корабля. Через пару минут Живой Бог вошел в павильон для чтения.
      — Привет, Принцесса, — бодро поприветствовал он девушку.
      — Привет, — не оборачиваясь, бросила ему Рогнеда.
      — Почти успел, — сказал Живой Бог.
      — Успел — хорошо, — меланхолически заметила Управительница. — Не успел бы — плакать не стала.
      Девушка перенесла внимание на экран, окончив разговор с мужчиной.
 

* * *

 
      Офицеры прошли по сонным отсекам, наполненным храпом, сопением и бормотанием. Выбрались на свежий воздух, если так можно было назвать нездоровую атмосферу техзоны, пропитанную запахами резины и пластика, нагретого металла и керамики.
      Федор, как исполняющий обязанности командира корабля, знал пароль, поэтому часовые пропускали его и Стрельникова беспрепятственно.
      Приятели вышли к центру связи, где сходились линии военной, секретной, эсбешной и правительственной связи. Стрелкин сделал Конечникову знак, чтобы тот молчал и ничему не удивлялся.
      Они беспрепятственно прошли мимо дежурных операторов, клевавших носами за пультами, и нырнули в один из закоулков. Ни перед чем не примечательной дверью второй лейтенант остановился, аккуратно выдернул проволочку из пломбы, которой была запечатана дверца пульта пожарной сигнализации.
      Федору сначала показалось, что Василий собирается объявить пожарную тревогу. Конечников даже представил опускающиеся под аккомпанемент сирены герметичные перегородки.
      Стрелкин пошарил в углублении и вытащил ключ, спрятанный за панелью.
      Федор вздохнул с облегчением…
      — Пошли, Крок, — гордясь собой, произнес второй лейтенант.
      Они оказались в темном, заставленном железными шкафами с аппаратурой помещении, где сходились толстые жгуты световых и электрических кабелей. Василий выбрал шкаф, уверенным движением сжал в руках замок, дернул. Потом раскрыв перочинный ножик, свинтил панель, оголив ряды оптотронов линейного усилителя. Прочел номер на схеме и счистил краску со стеклянного корпуса одного из приборов.
      — Замок здесь ржавый, техники его так же открывают и закрывают, — произнес Василий, с сожалением разглядывая полуштофную бутыль, некогда наполненную «живительной» влагой императорских винных порционов, а ныне пустую, сухую и пыльную.
      — Стрелкин, ну ты даешь, — только и сказал Федор. — Это же…
      — Да, Федька. Даже проводки подцеплять не надо. На твоем компе есть оптический интерфейс.
      — Вась, может зря? — спросил Конечников. — Узнают, что были тут, лет по пять штрафных рот нам обеспечено.
      — Ну, я тут был, — усмехнулся Стрелкин. — Что, посадили? Техники тут бухать собираются и народ разный приводят. Все бы сидели, считай пол-гарнизона в лагеря бы пошло.
      — Устроим старику экстренный вызов по правительственной связи? — спросил Конечников, глядя, как в пространстве экрана ползут данные сканирования сети.
      — А пока ты «ля-ля» будешь, тебе ласты скрутят.
      — Текстовое сообщение, с задержкой отправки на 30 минут, — усмехнулся Федор. — Любите компьютерную технику, она сильно облегчает жизнь.
      — Крок, напиши, что «малява» от самого Тупилы.
      — Да ну тебя, — отмахнулся Федор. — Придумаешь же х*йню.
      Первый лейтенант принялся за работу. Набрав сообщение, отослал и хладнокровно дождался уведомления о том, что короткий файл начал свое путешествие по недрам секретной сети.
      Чтобы не вызывать подозрений, приятели, вернувшись на корабль, заняли места в койках.
      — Крок, а Крок, — поинтересовался Васька, глянув, спят ли соседи, — скажи, а что ты на «дурре» написал?
      — Да не все ли тебе равно?
      — Ну, знаешь ли, Крок… Колись, давай. Я-то имею право знать…
      — Хрен с тобой, — Федор оперся рукой об пол, приблизил свою голову к голове Стрельникова и прошептал ему на ухо пару слов.
      — Крок, ты придурок, — вырвалось у второго лейтенанта. Потом Василий улыбнулся и добавил: — А впрочем, я был уверен, что ничего другого ты не напишешь. Молоток!
      Второй лейтенант протянул ему руку, и Федор с радостью пожал ее.
      Конец 2 главы.

Глава 3
НАБЕГ