За окном хмурилось низкое, серое небо. Рассеянный свет плотно завешенного дождевыми облаками светила едва проникал в палату. Из форточек порывами налетали влажные сквозняки.
      После обычного разговора о здоровье и обслуживании, полковник, вздохнув, перешел на подчеркнуто официальный тон:
      — Федор Андреевич, до полного восстановления функций головного мозга, прошу Вас впредь воздержаться от полетов на транспортном кресле выше 20 сантиметров от поверхности и скорости больше 2 метров в секунду.
      — Ну, чтож, я понимаю, что это решение продиктовано заботой о моей безопасности и готов подчиниться. Однако, упражнения на тренажере, быстрее помогли бы войти мне в форму.
      Особист задумался, потом сказал:
      — Тренировка в вечерние или утренние часы вас устроит?
      — А отчего нельзя заниматься в нормальное время?
      Полковник схватился за платок, промакивая моментально покрывшееся потом лицо.
      — Поймите, Федор Андреевич, тренажеров не хватает, график загрузки очень плотный. Чтобы тренироваться только Вам, придется блокировать отсек, выставлять охрану…
      — А что, на мне написано, что я не такой как все? — с холодной улыбкой произнес Конечников. — Почему я не могу заниматься с остальными?
      — Можете, если хотите, чтобы вас расшифровали. По легенде вы герой, суперасс, который невероятным маневром сбил 2 тяжелых эланских крейсера. Не обижайтесь Федор Андреевич, но на первой же тренировке, Вы при всех покажете себя хуже новичка. Сразу возникнут вопросы, что за человек занимает палату — люкс.
      — Нахожу ваши доводы не лишенными здравого смысла… Но, черт возьми, сколько я могу торчать в этих четырех стенах?
      — Может нам прогуляться в библиотеку?
      — Помилуйте, полковник. Разве там есть что читать? Или я похож на любителя сказок?
      — Там есть на что взглянуть, если опуститься поглубже.
      — Ну, слава Богу, вы сочли меня достойным посетить спецхран, — иронически сказал Конечников. — Разумеется, я хочу, вы тут уморили меня без чтения.
      — Прошу прощения Федор Андреевич, правила запрещают выносить книги из закрытого хранилища. Как было бы просто, если литературу из спецхрана Вам могла бы приносить медсестра, она же отвечать за их сохранность, когда вы спите или находитесь в невменяемом состоянии.
      — Поставить дежурить сотрудника первого отдела, вы понятное дело не смогли…
      — Федор Андреевич, правила. Да и всему свое время. Нервная энергия — ресурс ограниченный даже у Вас. Доктор только сейчас рекомендовал Вам больше находиться на свежем воздухе и читать.
      — После того, как я чуть было не разбился, изображая ПКДР -2, поражающую цель… Как я понимаю, медсестры не имеют допуска, чтобы сопровождать меня в этот отдел библиотеки. Поэтому я буду лишен общества Виктории, Марины, Беллы или Елены.
      — Совершенно верно.
      — Могу Вас утешить, — с усмешкой сказал полковник. — Допуска А-4 нет и у меня.
      — Вот как? — удивился Федор. — И кто же эти счастливчики, которые смогут быть моими гидами по океану времени?
      — Вы рассчитываете на молоденькую научную сотрудницу? — пошутил особист.
      — Не думаю, что это понравилось бы Виктории, — усмехнулся Конечников.
      — Виктория может совершенно не волноваться. Вашим лоцманом будет Афанасий Константинович Огородников, — личность совершенно неординарная. Десятки поколений студентов исторических отделений местного университета молились, чтобы попасть на экзамене к кому угодно, хоть к черту, но не к нему.
      — Он что, сильно старый? — озабоченно спросил Федор.
      — Как всегда, вы схватили самую суть. Но это единственный человек, допуск которого позволяет находиться в хранилище. Кроме того, дело он свое знает в совершенстве.
      — И что, больше никто не сможет попасть в хранилище? Это ведь неудобно.
      — Автоматика, — сокрушенно вздохнул полковник, — Ей не объяснишь…
      Федор с тревогой подумал, как аппараты сканирования отреагируют на чужой идентификатор, который ему дала княжна Александра, то есть Дарья Дремина или как там ее еще…
      — Жаль, что мы не можем все заменить надежной автоматикой. Курс процедур приведения хранителей к лояльности, штука длительная и не дающая 100 % гарантии, — важно озвучил Федор, то, что подсказала ему интуиция.
      Полковник посмотрел на своего пациента с непередаваемым ужасом, но от вопросов воздержался.
      — Если можно ехать уже сейчас, то давайте позовем Елену, — предложил Конечников.
      — Ну, зачем, я сам не сочту за труд помочь, — предложил полковник.
      — Идет.
      Федор подъехал к платяному шкафу. С ловкостью заправского лакея, особист протянул Кроку свежую майку, развернул накрахмаленную до хруста рубашку, помог Конечникову одеть и застегнуть китель с капитанскими погонами, завязал галстук. Ноги Федора укрыли пледом. Конечников посмотрел в зеркало и остался доволен своим видом. Несмотря на инвалидное кресло, и неуставную нижнюю часть одежды, получился бравый и элегантный выздоравливающий офицер.
      Когда они вышли на улицу, вдруг начался совершенно нехарактерный для этого времени года дождь. Федору пришлось разложить тент своей тележки. Полковник невозмутимо шел рядом, рассказывая, какой замечательный выбор художественной литературы и исторических документов хранится в специальном отделении университетской библиотеки.
      Некоторое время он героически мок, пока из корпуса не выскочила медсестра и не вынесла своему начальнику зонтик. Тонкий халатик моментально напитался влагой, сделался прозрачным, показывая молодое упругое тело сотрудницы отдела безопасности.
      Федор скучающе взглянул на ее просвечивающуюся сквозь прозрачный лифчик грудь с твердыми темными сосками, потом на завивающиеся в мокрые колечки волосы на лбу и правильное личико с озорным, задорным выражением. Медсестра улыбнулась Конечникову, отдала зонтик полковнику и ср всех ног кинулась обратно.
      Федор проводил ее глазами, глядя даже не на обрисованную мокрой одеждой ложбинку между ягодиц, а просто на то, как легко, непринужденно бежит девушка обратно под защиту стен к мохнатому полотенцу, стакану горячего чая и фену с восхитительно теплой струей.
      — Борис Николаевич, скажите, а по каким критериям вы подбираете девушек?
      — В смысле? Надоели ваши, хочется разнообразия? — понимающе поинтересовался полковник.
      — Отчего они выглядят такими счастливыми? — спросил Федор.
      — Они молоды, хороши собой, устроены, очень неплохо зарабатывают. Потом они…
      — Что? — спросил Конечников.
      — Ну, вы же сами все знаете. Для простой девчонки, у которой ничего нет кроме смазливой мордашки, попки и ножек, — это все равно, что вытащить счастливый билет на лотерее жизни.
      — Просто завидно, — признался Федор. — Как бежит легко.
      — Ничего, и вы также бегать будете, — утешил его полковник.
      Библиотека помещалась в старом, ветшающем корпусе на отшибе. Посетителей практически не было. Интерны и ординаторы, студенты медицинского университета и редкие раненые в серых пижамах располагались в читальных залах на втором этаже и третьем этаже. На первом, в абонементе было пусто. Особист проводил Федора до служебного отдела.
      Их уже ждал седой старик, обряженный в мятый, засыпанный перхотью мундир гражданского чиновника шестого класса с петлицами исторического департамента. На груди гордо красовался потертый университетский значок. Позолота роскошного когда-то мундира облетела, оставив после себя пятна изначального цвета на линялой ткани. В довершение картины, из под ворота кителя, частично скрытого длинными, спутанными волосами, торчала засаленная горловина свитера неопределенного цвета.
      — Здравствуйте Афанасий Константинович, — приветствовал его полковник.
      — Здравствуйте, дражайший Борис Николаевич, — ответил ему с дребезжащими старческими интонациями в голосе хранитель спецотдела. — А это, как я понимаю, наш гость, кхм… боевой капитан, командир гиперпространственного крейсера — разведчика.
      — Прошу звать меня Федор Андреевич Конечников, — твердо сказал Федор.
      — Разумеется, молодой человек, разумеется, — сказал старик, протягивая свою высохшую ладонь для рукопожатия.
      Она была совсем слабой и костлявой, точно лапка мертвой птицы.
      — Оставляю Федора Андреевича на ваше попечение, Афанасий Константинович. Покажите ему все, что он захочет, дайте пояснения, если потребуется.
      — А допуск нашего гостя?
      Федор извлек из-под рубашки золотой медальон. Старик — историк тихо и сладострастно замычал.
      — Полагаю, никаких проблем здесь не возникнет, — отрезал Федор, продолжая движение по тропе самозванства, которая заводила его все дальше и дальше в непроходимые и опасные дебри.
      — Милости прошу, милости прошу, — кланяясь и делая приглашающие жесты, сказал хранитель.
      — Честь имею, — произнес полковник, щелкая каблуками.
      — Да-да, вы свободны Борис Николаевич, — любезно, хотя несколько рассеянно ответил ему Федор.
      Полковник ретировался. Хранитель поманил Федора, указывая на неприметную дверцу за стеллажами.
      Неповоротливая воздушная телега поплыла за стариком, нырнув в темный, заставленный коридор. Конечников отметил, что в завалах пыльных книг, выставленных на полки и просто сложенных перетянутыми ремнями пачками, обозначено подобие прохода. Видимо выздоравливающего Управителя ждали.
      Но места все равно не хватало и наваленные друг на друга пыльные реликвии с грохотом падали, опрокинутые не вписавшимся в габарит креслом.
      Хранитель извинялся за беспорядок, а Федор и не думал останавливаться.
      Они вышли в довольно широкий тоннель с облупившейся краской на стенах и истертым, пузырящимся пластиком на полу. Проход имел явный наклон. Федор с провожатым прошли 3 или 4 поворота, опускаясь вниз.
      Дорога едва освещалась тусклыми желтоватыми лампочками, скупо воткнутыми так, чтобы идущие не оставались в полной темноте. Конечников удивился, почему старик не воспользуется большим фонарем, который колотил хранителя по высохшему заду, но не стал. Мало ли, какая могла быть на то причина. Может быть, профессор Огородников видел в темноте не хуже Федора. Стало влажно, на стенах заблестели капельки воды, появился запах гниющей древесины. И действительно, вокруг лежали сопревшие скамейки и тумбочки, связки влажных, рассыпающихся от времени газет, жерди, ржавые тяпки, расползшиеся мешки. У стен угадывались ведра и жестяные бачки с окаменевшей краской.
      Федор уже хотел было прекратить движение по этой подвальной помойке, как вдруг коридор вывел в просторный подземный зал.
      Откуда-то сверку проникали жалкие отблески солнечного света с поверхности, позволяли судить, Насколько огромно подземное помещение.
      — Извольте, — торжественно сказал старик, нажатием на кнопку карманного пульта, зажигая двойной ряд сильных, остронаправленных молочно — белых ламп на стенах.
      Источники света были обращены к темной, массивной полусфере в центре зала. Шизофренический бардак словно по волшебству заканчивался в 20 метрах от сооружения.
      — Подождите, господин. Чтобы войти, мне нужно подтвердить свои полномочия.
      Старик двинулся к сооружению как раз туда, где угадывался блок каких-то приборов.
      Конечников подождал немного и двинулся следом. Как только кресло Федора пересекло границу светового круга, сфера издала тихий, протяжный, мелодичный звук. Поверхность, напоминающая половинку куриного яйца, пришла в движение, которое угадывалось лишь по звукам работы тихого, но мощного механизма, приводящего в движение сферическую броню.
      — Однако… Вот я и думаю, кто у кого провожатый, — ворчливо пробурчал себе под нос профессор, так и не успев пройти идентификацию.
      Люди вошли на круглую платформу.
      Перед тележкой Федора возникли туманные сгустки, и прямо в воздухе проступили слова: «Статус Вашего спутника?»
      — Прежний, — ничуть не удивившись, ответил Конечников. — Пожалуйста, прибор для идентификации.
      Из пола вырос столб, увенчанный разрезанным пополам шаром с углублением сложной формы с плоской стороны. Хранитель резво подбежал и приложил туда свое лицо.
      В воздухе, перед хранителем появились слова: «Здравствуйте Афанасий Константинович. Прошу прощения за то, что не узнал Вас».
      А затем сгустки пламени перетекли к Федору, задавая ему вопрос зеленоватым светящимся пламенем: — «Какие будут поставлены задачи?»
      — Я желаю, чтобы хранитель делал свое дело, а я сам хотел бы лишь смотреть и слушать, — распорядился Федор.
      «Будет исполнено» — мигнули огни.
      — Приступайте, пожалуйста, Афанасий Константинович, — предложил Конечников.
      — Извольте, Федор Андреевич, — еще не слишком оправившись от шока, сказал профессор Огородников. — Подумать только, страж не узнал меня.
      — Бывает, — неопределенно сказал Конечников.
      — А если бы вы приказали ему оторвать мне голову?
      — Значит такова ваша планида, — иронически ответил Крок. — Мы так и будем стоять? Развлекайте гостя, представьте, что проводите экскурсию.
      — Господин, мы сейчас переместимся в главный зал хранилища. Путь вниз долгий, около 15 минут. Небольшой видеоряд и хорошая музыка скрасят вам путешествие.
      Платформа пришла в движение. Люди оказались в глубоком колодце. Впечатление довершила выступившая из пола зеркальная пленка, в которой отразились стены, механизмы и люди на подъемнике. Поскольку провожатый стоял совершено спокойно, Конечников постарался не реагировать на погружение в блестящую жидкость… Она вообще никак не ощущалась. Пребывание в ней не доставляло неудобств.
      Вскоре Федор с головой ушел в зеркальную субстанцию, напоследок взглянув на свое лицо из необычного ракурса. Судя по всему, зеркало было просто границей чего-то, потому, что Фeдор продолжал нормально дышать. Пятно света над головой пропало. Стало темно.
      В мраке раздались тягучие, вызывающие смятение звуки древнего духового инструмента, называемого саксофоном.
      Внезапно темноту сменило зеленоватое свечение голографического проектора. Оно длилось секунду, потом металлические стены исчезли.
      Федор оказался над снежно равниной. Перед ним, причудливая игра природных или иных сил создала практически идеально выглаженную гигантскую воронку, напоминающую вмороженный в прозрачный лед пузатый бокал, толстые стенки которого выступали над поверхностью замерзшего моря.
      В этом громадном аквариуме помещались искрящееся великолепные сооружения, совершенство, созданное по прихоти кого-то или чего-то.
      В лучах Солнца, словно облитые сахарной глазурью, блестели громадные купола, изогнутые, наподобие стволов деревьев километровые башни, прямые и наклонные галереи, поднятые как грибы на умопомрачительных тонких ножках открытые площадки. На самом дне, утонув в массивных ледяных полях, широко раскинулись остатки дворцов и крепостей разных эпох.
      — Печальный итог, не правда ли? — спросил старик.
      В голове Федора, словно что-то щелкнуло. Во сне его сна, показанном ему Ларой, все это выглядело совсем по-другому.
      — Мне больше нравилось, как было раньше.
      — Вот так? — спросил хранитель, меняя кадр.
      Волны грозного ревущего моря разбивались о невидимую преграду, понемногу намерзая на прозрачной поверхности силового поля.
      Туман наполнял глубокий сферический проем, в котором на самом дне светили желтые фонари в аллеях, заросших елями и березами парков.
      Из этой сумрачной бездны гибко вырастали анфилады и арки, стены, башни, мостики зданий, которые Федор на первом слайде чуть было, не посчитал игрой природы. Ракурс съемки позволял судить о том, насколько огромен защищенный от бушующей водной толщи участок на дне.
      — Мне больше по-сердцу, когда в этом месте светило ласковое солнце, вечера были тихи и спокойны, жизнь размерена и разумна, а океан еще и не думал наступать на благословенную землю, — сказал Конечников, вспомнив чувства человека, которым был когда-то сам, и чья жизнь ему привиделась в кошмарных снах блока смертников.
      Старик перевел изображение. На этом снимке равнина была завалена снегом. Ледяной кратер, превращенный в холм, был скрыт холодным белым слоем и лишь угадывался по коническому углублению в центре.
      — А по мне хорош самый первый кадр, — сказал профессор. — Так бывает после сильных бурь, когда смерчи подчистую выдувают снег из котловины и вокруг нее. Представляете силищу — вырвать слежавшийся снег из «стакана» двухкилометровой глубины, сточив его до прочного тысячелетнего льда.
      На полюсе ветра в 400 км/час не редкость. Но с какой скоростью мчатся потоки- чистильщики, трудно даже представить. Если задуматься, все это напоминает, что прошлое иногда можно видеть воочию.
      — Я бы хотел, чтобы оно действительно возвращалось в кружащем голову калейдоскопе запахов, красок, ощущений, а не просто напоминало о себе обледенелыми, насквозь промороженными остатками, — ответил Федор.
      — Да… — потрясенно сказал хранитель, устремляя на него свои воспаленные, линялые глаза. — Я Вас понимаю… Год проходит за годом и все больше хочется вернуться в те года, когда был молод, а мир вокруг ярче… Ничто не в силах противиться напору прошедших лет. Даже такой могучий человек как Князь Князей не устоял под потоком времени.
      И его Дом Вечности погребен под ледниками нового полюса. Обычно, Стакан, как называют это место полярные наблюдатели, завален снегом доверху и похож на банальный взрывной кратер от падения метеорита. И лишь раз в несколько лет открывается то, что скрыто внутри.
      — Но отчего такая правильная форма у котловины? — удивился Федор.
      — Даже когда вода поднялась много выше километровых башен дворца, она все равно не смогла одолеть силового поля. Так и замерзла прозрачной глыбой с зазубринами волн наверху — ледяной аквариум былого величия этого места.
      Генераторы потом испортились — вечного нет ничего. Снег засыпал давно мертвые деревья и пустые здания дворцового комплекса. Так образовалось это чудо природы.
      Но к тому времени люди больше тысячи лет как покинули эту ставшую не слишком пригодной для жизни область планеты. Поговаривают, что где-то там остался тот, закопанный в безымянную могилу глубоко под землей, чье имя теперь не упоминают.
      — Хоть нынешний император тезка и прямой потомок этого человека, — с ухмылкой сказал Конечников.
      — Вот такие странности судьбы, — отозвался старик. — Ну хорошо. Вот Вам то время, которое нравится больше всего.
      Эффект присутствия был полный. Над покрытой сумерками и туманом землей оранжевым огнем горели башни, освещенные заходящим за горизонт светилом.
      В кадр попало несколько чаек, таких же оранжевых от солнца, как и высотные строения комплекса. Птицы лениво и безмятежно парили, завершая образ тихого неспешного вечера давно прошедшей эпохи. Они летели так близко от оператора, что отчетливо различалось каждое перышко, и было видно, как горит в глазах птиц отражение утопающего в плотной дымке у горизонта Солнца.
      Конечников на какой-то момент мысленно перенесся в пространство над Царьградом, почувствовал покой и отрешенность ясного летнего вечера, полного пьянящих ароматов земли и подступающей влажной свежести ночи. Тихая темная земля и безмятежная светлая высота.
      — Я Вас расстроил? — спросил старик.
      — Все проходит, — ответил Федор.
      На экране возникла молодая женщина в парадном платье. Она выглядела просто потрясающе: рыжие, цвета темной меди кудри оттеняли гладкость смуглой кожи, похожие на зеленые омуты глаза с дразнящей полуулыбкой заглядывали в душу зрителя.
      Неширокие, точеные плечи, крепкая, сильно открытая грудь, тонкая талия, подчеркнутая фасоном платья, открытые до середины бедер крепкие и стройные ноги не давали оторвать взгляд от картинки.
      Смятение Федора усилилось, когда в женщине он узнал Дарью Дремину, то — есть княжну Александру.
      — Ну, как? — поинтересовался хранитель? — Хороша?
      — Недурна, — ответил Федор. — Мы знакомы.
      — Господин, долгие века эта женщина была эталоном красоты. Мужчины мечтали обладать женщиной похожей на эту, дамы чего только не делали, чтобы приблизиться к идеалу.
      — Я знаком именно с ней. Зрительная память у меня работает без сбоев. Она особенная: глаза этой леди в темноте светятся как у кошки. Еще я знаю, что всем ароматам она предпочитает «Дикий сад» и любит покурить хорошую дурь.
      — И как давно вы с ней знакомы? — осторожно поинтересовался хранитель.
      — Со времен моего детства, — ответил Федор. — Когда это было, не спрашивайте.
      — О… — только и сказал старик.
      Кадр сменился. На экране Дарья Дремина стояла под руку с человеком в богато украшенном мундире, с парадным мечом на поясе. Мужчина был высок, под стать своей спутнице, хорошо сложен. Только лицо было заслонено черным прямоугольником. Именно туда, за черную границу смертного забытья ласково и нежно улыбалась Дарья, с любовью и радостью отвечая на внимание человека без головы.