В креслах сидели старшие офицеры службы конвойного сопровождения, структуры формально относимой к Дальней Разведке, но активно используемой армией в войне с эланцами. Эти мобильные подразделения были предметом насмешек всякого космолетчика, которому посчастливилось проходить службу на настоящих кораблях с мощным вооружением и надежной защитой.
      Космические асы упражнялись в остроумии оттого, что по-черному завидовали способности малых крейсеров-разведчиков перемещаться в гиперпространстве, пользуясь собственными, бортовыми телепортами.
      Платой за возможность самостоятельно пронизывать сотни и тысячи парсек в мгновение ока, были невероятная теснота на борту, слабое вооружение и малый боезапас. Это и было предметом злобных острот космолетчиков с громадных, тяжеловооруженных кораблей.
      На трибуне стоял командующий 4-й эскадрой бригадный генерал Никифоров и уныло бубнил по бумажке обращение князя-императора к «доблестным защитникам Отечества».
      Офицеры слушали безо всякого энтузиазма, со смутным, все более и более возрастающим ужасом.
      — «…… Таким образом, по настоящему действенным способом добиться перелома в войне является уничтожение комплекса верфей в системе Альбено, на орбите планеты Гало, единственном центре строительства и ремонта боевых кораблей эланского флота.
      Как показало прошлогоднее нападение первой эланской эскадры Бессмертных, атака тяжелыми кораблями является наименее эффективной и приводит к полному уничтожению нападающих. Пойти на потерю эскадры в условиях, когда восполнение флота Нашего Величества, Божьей милостью князя-императора Деметрианского, связано с серьезными трудностями — преступное легкомыслие».
      Командующий остановился, наблюдая за реакцией подчиненных. Взгляд генерала с негодованием забегал по последнему ряду, где отдельно от всех сидела несвятая троица местных оригиналов. Компания слушала послание владыки безо всякого внимания и почтения. Генерал подумал, что похожий на рыжего клоуна парень по кличке «Стрелкин» здорово портит своих приятелей.
      Не будь его, первый лейтенант — медлительный философ с Амальгамы и капитан Кинг, смуглый мечтатель, безнадежно влюбленный в подругу академика Корсакова, оставались бы безобидными чудаками.
      Усталые глаза командующего с надеждой посмотрели на друзей, прося хотя бы промолчать. Но, увы.
      Стрелкин, как главный бузотер, ответил на слова Даниила XIII тем, что с озорным, решительным видом вытащил носовой платок и трубно, на весь зал высморкался.
      — Будьте здоровы, второй лейтенант Стрельников, — произнес командующий. — В другой раз потрудитесь соблюдать тишину, когда оглашается послание нашего государя.
      — Виноват! — подскочив, как чертик из табакерки, отрапортовал второй лейтенант. — Все сквозняки проклятые.
      — А если вы такой болезненный, — не успокоился бригадный генерал, — меньше увлекайтесь винными порционами, ведите здоровый образ жизни, закаляйтесь.
      — Так точно! — также громко, работая под идиота, отрапортовал Стрельников. — Как говорят матросы, по-простому: — «Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет».
      — Сядьте на место, вы, позор вооруженных сил! — рявкнул командующий эскадрой. — Услышу от вас еще один звук — дослуживать будете в матросской робе. Как вообще на собрание попал этот клоун? По моим данным он числится командиром группы операторов-наводчиков и присутствовать здесь не должен.
      — Осмелюсь доложить, господин бригадный генерал, — безо всякого усердия, с ленцой поднимаясь, ответил сосед второго лейтенанта. — Командир крейсера, майор Тихонов находится в очередном отпуске. В его отсутствие, согласно устава и по прямому распоряжению командира крейсера майора Тихонова, я, первый лейтенант Фeдор Конечников, командир артиллерийских и ракетных систем крейсера или иными словами боевой части 2, являюсь исполняющим обязанности командира корабля.
      — Ну, так исполняйте, первый лейтенант, — раздраженно сказал командующий.
      — Осмелюсь доложить, — также спокойно и ровно, голосом, в котором пробивался говор жителя далеких от центра империи окраин, продолжил офицер. — Согласно устава, второй лейтенант Стрельников исполняет обязанности командира артиллерийских и ракетных систем крейсера, иными словами боевой части 2, на время отсутствия командира корабельной артиллерии, поскольку я, командир корабельной артиллерии, первый лейтенант Конечников, согласно устава, не имею права совмещать должности командира корабля и командира корабельной артиллерии. Посему я, господин бригадный генерал, согласно данных мне, как временно исполняющему обязанности командира корабля, уставом полномочий, назначил второго лейтенанта Стрельникова, моего заместителя как командира корабельных артиллерийских систем, старшего группы наведения противокорабельных дистанционно управляемых ракет второго поколения, временно исполняющим обязанности командира корабельной артиллерии.
      — Сядьте оба, — приказал бригадный генерал, багровея от злости. — Какой незавидный жребий выпал малому ракетоносному крейсеру 2803. Накануне решающей битвы командование боевым кораблем перешло к двум жалким клоунам, которые даже в этот тяжелый и ответственный момент не могут удержаться от идиотских представлений в духе учеников низших классов заштатной уездной прогимназии. Ладно, господа, продолжим. Как вы понимаете, вам оказана великая честь…
      Первый лейтенант Федор Конечников ушел от сладенькой водички, обильно изливаемой генералом в свои невеселые мысли. Он попытался представить, как все это будет.
      Корабли группы вторжения не смогут выйти из гиперпространства парадным строем. Скауты непременно раскидает согласно функции диффузного рассеяния внутри сферы в пару мегаметров в диаметре. Это неизбежно даже при использовании стационарного циклофазоинвертора туннельного гиперперехода.
      Это означает, что командир группы поступит согласно канону. Ему плевать, что правила боя придуманы для кораблей совершенно другого класса, — главное не отступить от Кодекса воинской чести. Он заставит малые крейсера с боем прорываться друг к другу, построит в предписанный уставом строй, устроит дуэль с линкорами охранения. И только после этого поведет изрядно потрепанный клин небольших корабликов, скорее всего лишившихся к тому времени ракет, на штурмовку верфей.
      — Первый лейтенант Конечников, встать! — рявкнул генерал. — Зачем я тут распинаюсь?!
      — Простите, господин бригадный генерал. Задумался, — ответил Федор поднимаясь.
      — О свидании с Дуней Кулаковой? — отыгрываясь за подробное и точное, но издевательское по сути, объяснение Конечникова, спросил командующий эскадрой.
      — Никак нет, — также спокойно и обстоятельно ответил первый лейтенант. — Вкратце могу сказать, что, по моему мнению, во время операции каждый корабль должен действовать сам по себе. Сначала, пользуясь преимуществом в скорости и маневренности прорываться к верфям, не вступая в бой с кораблями охранения. Потом бить ракетами, сбрасывать полуактивные мины и утюжить противника пушками с близкой дистанции, непрерывно маневрируя, чтобы не попасть под прицельный огонь. Однако если мы хотим сохранить крейсера-разведчики, сразу же после сброса мин нужно прыгать в гиперпространство.
      Зал негодующе загудел. Первый лейтенант сказал немыслимую вещь, несовместимую с неписаным Кодексом воинской чести, которого придерживались деметрианцы и эланцы, войска Союза Небесных Городов и даже злые, полудикие вояки ратхора Каранги.
      — Сядьте, Конечников, — мягко, со вздохом, предложил ему командующий. Затем продолжил, словно растолковывая маленькому ребенку. — Вот если бы вы, первый лейтенант, дослужились хотя бы до должности командира отряда, то, пожалуй, имели бы право обдумывать и даже обсуждать такие вещи.
      Но до сих пор вы отличились вместе со своими собутыльниками Стрельниковым и Авраамом Кингом только в ресторанных дебошах, драках с комендантской ротой и бордельных погромах. А посему, делайте пока то, что приказывает ваш начальник.
      Смуглый капитан Кинг, по кличке «Гуталин», который сидел слева от Стрельникова, хотел было что-то сказать в свое оправдание, но справедливо решил, что это выйдет себе дороже.
      Федор сел, продолжая размышлять. Он поднял глаза к прозрачному потолку, где сиял Млечный Путь, видимый как река света в темноте межгалактической ночи. Где-то там был Яр, светило Деметры, планеты откуда исходят такие вот приказы.
      «Интересно», — подумал Конечников, — «Задумывался ли когда-нибудь тот, кто отправляет нас на смерть, что офицеры и матросы подразделения, обозначаемого в канцелярских бумагах дебильным шифром ГКСДР БКФ52 («Солейна») тоже живые люди? Которым тоже отчаянно не хочется умирать? Тьфу… Для стратегов стольного града Нововладимира, парящих в стратосфере под защитой брони города Вечной зари, мы все просто очередной список потерь л/с ГКСДР БКФ52… Прав Стрелкин, когда говорит, что эланцев бьют с таким остервенением потому, что представляют на их месте своих командиров и правителей».
      Орбитальная крепость медленно вращалась. За бронеблистером появился яркий диск, окруженный искорками света, парящий на фоне неярких звезд в пространстве за прозрачной крышей зала.
      Это был второй спутник звезды Карина, гигант Альбигор, окруженный целым десятком сателлитов, не уступающим по размеру Деметре, Алой или Старой Земле. В зале стало заметно светлее.
      Появление удаленной на миллион мегаметров планеты дало новое направление мыслям Конечникова.
      Глядя на рой разнокалиберных лун вокруг Альбигора, Федор вспомнил, что по странному капризу природы, первая планета этой системы — Солейна, блестящая нестерпимым блеском плотной ядовитой атмосферы, своих лун не имела.
      В те далекие времена механизмы телепортов сильно зависели от воздействия на них переменных магнитных и гравитационных полей создаваемых спутниками.
      Это и определило место закладки орбитальной станции, древнего чуда инженерной мысли,
      Собранная на ее орбите по воле цареградского князя-императора станция была действительно огромной.
      Конечников вспомнил выученные еще в бытность зеленым третьим лейтенантом цифры: 200 кубических километров помещений; общая масса 150 миллиардов тонн. Исследовательские лаборатории, ангары и доки для целой эскадры боевых кораблей.
      Вскоре после окончания строительства император Даниил Первый, теперь больше известный как Проклятый и джихан цареградский, был убит заговорщиками, не оставив распоряжений относительно использования этого секретного космического объекта.
      Теперь, по прошествии тысяч лет можно только гадать, зачем понадобился первому императору вооруженный до зубов исследовательский комплекс, размещенный на границе громадных межгалактических пространств и наполненного редкими звездами края спирального рукава галактики.
      Несмотря на то, что Конечников убаюкивал себя историческими сказками, уходя от железной определенности слов человека на трибуне, страх проникал в сердце, зажигая огонь злобы к тем, для кого он, Федор Конечников, уроженец планеты Амальгама, 35 лет от роду был простой пешкой в игре. Первому лейтенанту совсем не хотелось погибать, доказывая решимость августейшего игрока не сдаться раньше, чем будет потеряно большинство его фигур.
      Наконец, бригадный генерал закончил. Прозвучала команда: «Встать! Смирно!».
      Командующий критическим взглядом посмотрел на ровные ряды офицеров, потом резко повернулся и стремительно скрылся за маленькой дверкой секретных ходов.
      Приговор был объявлен. Притихшая группа кандидатов в покойники, устало вывалилась из зала собраний в роскошь нетронутого перепланировками Первого коридора станции.
      Здесь особенно сильно чувствовался дух великой и страшной эпохи джихана, о котором кричали толстенные плиты брони, гигантские смотровые блистеры, варварская пышность отделки и неприлично огромная для нищих времен Семицарствия кубатура помещений.
      Периферия, перестроенная по новым, урезанным стандартам, являла разительный контраст этому великолепию. Именно туда в казармы флотских экипажей и тесные отсеки задействованных на боевых дежурствах кораблей потянулись офицеры в темно-синих мундирах, «облагодетельствованные», вечно пьяным императором Даниилом XIII, которого называли за глаза «Дубилой» и «Тупилой» даже самые близкие люди.
      На лицах служивого люда застыли страх, злоба, растерянность, тупое или философское безразличие. Сомнительная честь умереть во искупление промахов тупоголовых стратегов генштаба, в откровенно разбойничьем, бесчестном набеге, их души не грела.
      Люди старались или не думать вовсе, или вспоминали родных, милые сердцу места, пытались радоваться наступающему вечеру с его нехитрыми развлечениями: ужину, трехрублевым девочкам из дома терпимости, «чекушке» винного провианта, ожидающей их в казарме.
      Из Зала Собраний в ангары внешнего уровня можно было пройти длинной дорогой по светлым магистралям, поднимаясь и опускаясь неспешными лифтами, проходя секторами центральных уровней, прихотливо соединенных сложной геометрией коммуникаций станции. Существовал и короткий путь, который проходил по тесным, темным и грязным закоулкам технических этажей и прыжковым шахтам пониженной гравитации.
      Его-то и выбрала шебутная компания молодых офицеров, во всех красках расписанная командующим эскадрой, как банда драчунов, алкоголиков и погромщиков.
      Поскольку конкретной даты операции названо не было, а обрадовать личный состав при необходимости было кому и без них, приятели решили, что ничего не случится, если матросы двух номерных скаутов лишнюю ночь поспят спокойно.
      Сегодня, кроме горячего желания расслабиться от словоблудия командующего эскадрой и выговориться без свидетелей по поводу идиотизма отцов-командиров, был серьезный повод для выпивки.
      У друзей было свое место в закутке со всякой дребеденью: отработавшими свое полевыми эмиттерами, шестернями и подшипниками, огнетушителями, ведрами и швабрами.
      «Точка» располагалась на границе основных секторов и внешних ангаров, в вечной ночи одного из бесчисленных технических коридоров, где во мраке вздыхали механизмы, скрытые за широкими створами ворот.
      Конечников, который видел в темноте так же хорошо, как при свете, прошел вперед и зажег лампы аварийной подсветки. Друзья прошли вдоль линии огоньков до секции, в которой после всех перепланировок остался один небольшой прямоугольный иллюминатор. Прозрачный материал, заполняющий проем, здесь, по недосмотру проектировщиков, не был заменен блоком компресситовой брони.
      Даже если станция находилась на теневой стороне Солейны, это оконце давало немного света, который позволял обходиться без демаскирующего «точку» электрического освещения. Сколько друзья ни собирались в этом месте, тут никогда не было слишком светло или слишком темно.
      Эта сторона никогда не выходила под прямые лучи Кары или на блестящие облака Солейны. В моменты, когда небесный остров был в глубокой тени планеты, в окошко заглядывал сияющий Альбигор, разгоняя тьму.
      Троица быстро подготовила место, достав спрятанные за корпусами списанных генераторов картонки и емкости, разложила нехитрую, скудную закуску — сухарик, парочку конфет, несколько лавровых листочков для отбития запаха.
      Ресторан «У пакадура» был готов к работе, не хватало самого главного блюда — «пакадуровки». Напиток собственноручно готовился вторым лейтенантом Стрельниковым из 2,5 частей воды и полутора частей осаженного денатурата с добавлением апельсина, вечному рецепту всех времен и народов. В армии спившегося владыки, князя-императора деметрианского, этот коктейль пользовался особой любовью и уважением.
      Стрелкин с ловкостью настоящего бармена самозабвенно тряс пластиковую бутыль, добавляя туда «концентрат» из плоской фляжки, периодически раздавливая деревянной палочкой плавающие в растворе оранжевые дольки.
      Свои манипуляции он сопровождал какими-то невнятными междометиями, через которые временами пробивалось: — «Хрен ты угадал, Тютя. Имел я и тебя, и твою эскадру, и всех твоих козлов-начальников».
      Он долго священнодействовал, переливая «пакадуровку» из емкости в емкость, перемешивал по- и против часовой стрелки, пока самому не надоело.
      Лейтенант-артиллерист признал «живительный напиток» готовым к употреблению и разлил для первого «залпа». Конечников погасил свет, содрал со стекла иллюминатора тонкую светозащитную пленку. Тьма была, хоть глаз коли.
      — Мать твою, — вырвалось у Стрелкина. — Романтический ужин при звездном свете отменяется.
      Альбигор загораживала какая-то темная масса. Конечникова темнота не касалась. Когда глаза привыкли и включилось ночное зрение, Федор увидел виновника затемнения.
      Это был «косорылый», — линейный рейдер проекта «Король неба», узнаваемый по диагонально расположенным артиллерийским фортам. Конечников сначала удивился, зачем корабль эскадры пришвартован к пирсам техзоны, потом сообразил, что это несчастный «Князь Иван», бывший флагман 4 эскадры, который перегнали из сварочного дока после капитального ремонта корпуса поближе к мастерским:
      — Парни, к нам в гости «Князь Иван».
      — Тоже выпить просит? — спросил Авраам.
      — Хрен ему, уроду, — грубо сказал Стрельников. — На нем Ястреб погиб.
      — Да ладно, на Тэте была месиловка. От трех эскадрилий скаутов осталось 65 машин. Сережка Ястребов мог оказаться в числе тех, кто из боя не вышел, — возразил Конечников.
      — Так же как ты или я, — вставил капитан Кинг. — И нам это скоро предстоит.
      — Хорош парни за упокой петь, — оборвал их Стрелкин. — Не будем нарушать традицию. Никакого электричества. У меня на этот случай свечечка припасена.
      Второй лейтенант пошарил в жестяном ведерке, извлек коротенький огарок толстой восковой свечки, явно позаимствованный в гарнизонной часовне. Зажег его и поставил на картонку, рядом с выпивкой и закуской.
      Пространство наполнилось трепетным, оранжевым светом, исходящим от пляшущего под летучими сквозняками пламени. Некоторое время друзья заворожено смотрели на чудо живого огня.
      — Каждый год мы собираемся здесь, чтобы отметить очередную годовщину нашего знакомства, — начал, опомнившись Стрелкин. — Сегодня с нами нет Сережки Ястребова, славного парня, надежного друга, выдумщика, весельчака, мечтателя. Мы всегда будем помнить о нем.
      Офицеры не чокаясь выпили.
      — А помните, какими мы были? — немного помолчав, сказал Василий. — По «духанке» на первом курсе училища.
      — Какими были, такими и остались, — заметил Авраам. — Ты в особенности. Поставить на уши любого командира и устроить бардак средней степени тяжести ты уже тогда мог.
      — Что правда, то правда, — заметил Стрелкин. — Абрашка, помнишь, как ты стихи читал, стоя дневальным? Приходит комроты, первый лейтенант Голохвастов с ночной проверкой, а юное дарование вместо того, чтобы зорко бдить, прикрыв глаза повторяет стишки из книжки.
      — Да уж, насиделся я на гауптвахте за изящную словесность, — со смехом отвечал капитан.
      — А как Федька выдал? «Я Федор Конечников по прозвищу Синоптик». Без бутылки не выговоришь. Мы тогда сортир мыли. Так народ чуть на пол обоссаный не лег от хохота после этих слов.
      — Да помню, — смущенно сказал Конечников. — «Синоптицем» после этого дразнили.
      — А потом ты поверил, что крокодилы летают, — вспомнил Кинг. — Вот было у народа веселье. Пока Федька не настучал по репе Пашке Анисимову, все, прикола ради, спрашивали у Федора, как низко летают крокодилы.
      — Было, — согласился Конечников. — А откуда мне было знать. Ну, летают и летают. Я что, видел этих крокодилов?
      — Я вот думал, что Федька чурила тупая, пока он нас с Ястребом табуреткой не погонял по казарме, — вспомнил Стрельников. — А потом, когда на «губе» нормально поговорили, понял, что если парень молчун, то это оттого, что есть у него в жизни цель…
      — А как мы однажды патрулю попались на втором курсе… — продолжил Авраам. — Командир роты тогда…
      Под приятные воспоминания молодости друзья хлопнули по второй стопке.
      После третьего «залпа», когда «пакадуровка» в полной мере оказала свое действие, темы разговоров стали отдавать государственной изменой.
      — Господа, знаете ли вы, — мрачно улыбаясь, спросил капитан Кинг, — почему матросов меньше чем по трое никуда не отправляют?
      — Нет, — пожал плечами Конечников, предчувствуя, что Авраам скажет нечто смешное.
      — Так вот, Крок, это потому, что если их будет меньше, то кто-нибудь непременно повесится.
      — А, — разочарованно сказал Конечников, — это был бы смешно, если б не было так грустно. Знаете, отчего у орудия должно находиться не менее трех канониров?
      — Это что, чтобы не повесились? — не особенно въезжая, спросил Авраам.
      — Да нет, — ухмыльнулся Конечников. — Вдруг какая-нибудь сволочь на спецтранспорте мимо пролетит.
      — Так ведь можно его «пакадурой», противокорабельной ракетой достать, «пакадур», оператор-наводчик, в одиночку управиться может, — хмыкнул Стрелкин.
      — Однако… — только и сказал капитан Кинг. — Давайте лучше выпьем.
      — По последней? — спросил второй лейтенант, разливая остатки жидкости из бутыли.
      — По последней, Стрелкин. А потом пойдем весточку друзьям-эланцам отправим, чтобы знали. Раз уж нашим козлам нельзя ее послать. — Ответил ему первый лейтенант, подставляя стакан.
      — Вы о чем это, ребята? — поинтересовался Авраам.
      — Да так, — ответил первый лейтенант. — При помощи доброго слова и «пакадуры» можно добиться больше, чем только при помощи одного доброго слова.
      Стрельников мелко захихикал, поняв, на что намекает Крок.
      — Понял я, что вы задумали… Командующий вас предупредил… Смотри, Федька, допрыгаетесь… Ладно Васька такой безбашенный по жизни… Но ты, Крок, до первого лейтенанта уже дослужился, начальником артсистем стал на корабле. Пока твой майор в отпуске, звездолетом командуешь, а все детство в жопе… Брось херней заниматься…
      — Да, Гут, — с усмешкой ответил ему тот, — был бы я таким примерным и положительным как ты, то наверное, не только скаутом командовал, а в Нововладимире бы на паркете фигуры на балах нарезал… Перед светлыми очами Дубилы, три х*я ему в жопу разом…
      — Скажешь тоже, — Авраам не обратил внимания на «Гута», сокращение от слова «Гуталин», обидную кличку, которая пристала к капитану Кингу за смуглый оттенок кожи. — Давно бы уже капитана дали, если бы не залеты и теорийки всякие вредные.
      — Парни, давайте выпьем, чтобы все у нас на Гало получилось, — предложил Стрелкин.
      — И еще раз помянем, ребята Сережку Ястребова, — предложил Гут.
      — И не только, — продолжил Конечников. — Всех… Если мы не облажаемся, то за всех разом с эланцами сочтемся.
      Офицеры выпили. Потом помолчали. Кинг вытащил длинную, пижонскую сигарету «Глобус», «Made in UST».
      Немного подумав, протянул пачку приятелям. Федор взял тонкую, благоухающую мятой «дымную палочку». Стрелкин демонстративно вынул из-за уха папироску армейского табачного довольствия.
      — Курите сами это буржуйское барахло, — сказал он, щелкая зажигалкой.
      Смешиваясь с тонким изысканным ароматом дорогих сигарет, поплыл резкий запах травы, которой пакадур набивал папиросные гильзы.
      — Говорил я Сережке, — «На кой ляд тебе рейдер», — в задумчивости произнес Гут. — А он мне ответил, что надоело задницами на «собачках» толкаться. Вот и перевелся орудийным фортом командовать на свою голову…
      — Никто не думал, что нас на Тэту в мясорубку отправят, — возразил ему Василий. — Да и жена ему попалась — не то, что на рейдер, в петлю загонит.
      Кинг хотел возразить, но передумал.
      — Нам самим много ли осталось? — Задал он риторический вопрос.
      — За всех рассчитаемся, — глядя в пространство, сказал Конечников. — У меня большой счет к этим stupida virkoko. За Ястреба, и за других…
      — Абрашка, ты с нами? — спросил Гута Стрелкин.
      — Нет, ну вас на фиг. Потом дерьма не оберешься. А главное — смысла не вижу.
      — Все, что мы хотим сделать, мы можем сделать или здесь или нигде. Это один умный человек сказал. Пусть знают, петушня тупая, от кого и за что кирдык прилетел.
      — Ну ты сказанул, — закатил глаза в комическом ужасе Стрелкин. — Класс.
      — Нет, парни. Это уж сами, — решительно отказался капитан Кинг. — В бою станцуем по высшему разряду. А вот такой дебилизм не для меня…
      — Как знаешь… — ответил Василий. — Чем займешься? Будешь компрессию в магистралях мерить или упругость вакуума проверять? Под романтическую сказочку о любви, разлуке и «последнем прощальном разе», можно хорошо так проверить. Качественно…
      Авраам ничего не ответил. На смуглом лице румянец был не виден, но Федор почувствовал, как запылало жаром лицо капитана.
      — Ну вас нафиг, пошляки, обломы, — только и нашелся сказать Гут.
      — Конечно, ты ведь в шахматы играть идешь, — иронически добавил Стрелкин. — Взял бы Крока с собой. А то загибается человек без практики.
      — Вон, пожалуйста. Три рубля, — и пусть тренируется, сколько хочет.
      — Теперь там за это деньги берут? — искренне удивился Василий. — Или это только с тебя? Потому, что приветы Федору не передаешь, в гости не приглашаешь. Другие вот уважают чужие пожелания, и им пока без оплаты отпускают.
      Капитан Кинг хотел было ударить Стрелкина, но сдержался, развернулся с каменной физиономией, и скорым шагом отправился по своим делам, спотыкаясь впотьмах о всякий хлам и задевая углы.
      — Пойдет он, как же, — несколько раздраженно сказал Стрелкин. — Он к «мандаме» в гости собирался.
      — Ну и х*ли, — возразил Конечников. — Взрослые люди.
      — «Папик» не знает, — с усмешкой ответил Василий. — Вот бы пистон обеим вставил. Ты мне лучше скажи, как на артсклад собрался залезть?
      — Пошли, там разберемся.
      Приятели вышли из закутка и двинулись по узкому коридору, едва освещенному редкими огоньками.
      — Что это вы с Гутом сцепились?
      — Да он, дурачок, влюбился не на шутку. Руку и сердце предлагал. Пусть задумается, полезно. Жалко его…
      — А может, он нашел свое счастье?
      — Ты чего, не въезжаешь? Пораскинь мозгами, откуда я об этом узнал… Да она всем подряд… Ты никогда не слышал про вакуум второго порядка? — вдруг резко поменял тему Стрельников.
      — Нет. А причем здесь это?
      — Оказывается, силовое поле реагирует с потоками нереактивной тяги.
      — Ерунда, — отрезал Конечников. — Никогда еще такой бредятины не загоняли. Это еще большая чушь, чем роман Гута.
      — А отчего в стартовых компенсаторах катушки горят, если корабль стартует без катапульты?
      — Откуда я знаю? — пожал плечами Федор. — Делают кое-как, вот и горят.
      — А керамика отчего плавится?
      — Тоже наверное лепят, как Бог на душу положит.
      Стрельников долго и внимательно посмотрел на Конечникова, потом хлопнул его по плечу.
      — Пойдем, Крок. Не слушай меня. Крышу, бывает, сносит. Говорю всякую фигню.
      Остаток пути до корабля Конечников пытался размышлять над словами второго лейтенанта, но пьяный бред Василия забивала другая, более насущная мысль — как оказаться в хранилище ракет.
      Конец 1 главы.

Глава 2
ВЕЧЕРНЕЕ УПРАЖНЕНИЕ В БЕЗУМИИ