Бог был добр к пьяной троице. Они пробрались сквозь завалы, не вызвав обвала барахла, и даже почти не испачкавшись.
      Приятели вынырнули из неприметной узенькой дверки позади построения, ввинтились в строй, протискиваясь сквозь шеренги офицеров. Как всегда, торжество начато было с большим опозданием, и пьяная троица пропустила лишь самое начало.
      Командующему Базы, который зачитывал поздравления великого князя-императора «доблестному космическому флоту» хаотическое движение в строю не понравилось.
      Масса облаченных в темно-синие мундиры болванчиков в таких случаях обязана стоять, замерев от благоговения. Он повел глазами, пытаясь рассмотреть нарушителей дисциплины, но не смог различить лиц.
      Помимо воли, выразительная, радостная декламация генерала Никифорова, положенная при прочтении подобных посланий, без счета клепаемых канцелярией Дубилы, сменилась саркастически-негодующим тоном. По рядам пошли смешки.
      Скорее всего, командующий хотел выразить все, что он думает об опаздывающих на торжественное построение офицерах. Но со стороны это выглядело как издевательство над поздравлением государя.
      Майор Тихонов укоризненно взглянул на Конечникова, когда тот встал на свое место, вздохнул. Краем глаза Федор увидел, как командир 2801, капитан Симонов молниеносно извлек из карманчика блокнот и сделал там пометку пижонским автоматическим пером в позолоченном корпусе. «Стукач поганый», — подумал про себя Федор.
      Закончив с посланием князя-императора, генерал похлопал глазами, незаметно выудил из кармана бумажку и начал произносить ответную речь, которая по задумке дефективного Дубилы должна истекать из уст оратора непринужденным экспромтом, как сердечный ответ верноподданных своему горячо любимому правителю.
      Командующий заглядывал в текст мастерски, почти незаметно. Однако Федор угадывал каким-то шестым чувством моменты, когда подобно списывающему на экзамене нерадивому курсанту, бригадный генерал обращался к шпаргалке.
      Когда бригадный генерал закончил, офицеры, как полагалось, хором спели «Князь великий, князь державный, православия оплот» и долго скандировали Даниилу XIII «многие лета».
      Наконец официальная часть была окончена. Прозвучала команда «Вольно». Пользуясь тем, что майор Тихонов не горел желанием портить себе праздник, разбираясь с пьяными подчиненными, Конечников помахал ему рукой и исчез в толпе вместе со Стрельниковым.
      — А Палыч, пожалуй, заметил, что мы накирялись, — сказал Федор.
      — Да ну, завтра он с бодуна и не вспомнит, — беззаботно ответил Василий. — Найдем Гута, и пойдем целок ловить.
      Авраама успел перехватить Никита, и теперь со своим обычным высокомерно — снисходительным видом что-то объяснял ему, явно вешая лапшу на уши. Конечников и Стрелкин подошли поближе.
      …Ты не представляешь, каковы эти благородные барышни. Они легко делают то, на что не всякая проститутка согласится. Сосать — пожалуйста. В жопу — пожалуйста. А мы шлюх наших на бал не пускаем, хотя они невинные девочки по сравнению с теми, кто сейчас в фойе ждет начала танцев.
      — В жопу — это круто, — вставил Стрельников. — Как бы глаза на лоб не полезли.
      — Да что вы понимаете, сосунки, — презрительно отозвался Никита. — Вам никто не даст. Только для богатых и благородных. Или тех, кто раскручивать баб умеет. Вам этого не испытать никогда в жизни, валенки.
      Приятели переглянулись.
      — Действительно, где уж нам, — с фальшивым смирением, произнес Конечников. — Но послушай, Ник, ведь действительно, наверное, больно.
      — Как очко привыкнет, начинает нравиться, — ответил Симонов, не подозревая о подвохе.
      — А ты часто пробовал… Ну, это…? — наиграно-уважительно произнес Федор.
      — Да уж. Не то, что ты.
      — Не болела задница? — тем же невинным тоном поинтересовался Конечников.
      — Да нет, — машинально ответил Никита. — Эй, вы чего!? Не у меня, у них, — спохватился он.
      Ответом ему был дружный хохот. Смеялся даже печальный Гут.
      — Короче, с ним все ясно, — подвел черту Стрелкин. — То-то я гляжу он не такой как все. Пойдемте, парни, сегодня не его день, сегодня целки дают.
      Приятели покинули пытающегося что-то сказать капитана Симонова, и направились в вестибюль, где нижние чины и сестры милосердия уже накрыли столы с закуской.
      Там уже был потушен беспощадно-яркий верхний свет, подчеркивающий морщины и наложенный грим, потертости засыпанных перхотью мундиров, несвежесть воротничков и плохо вычищенные сапоги.
      Лампы коронного разряда в настенных светильниках горели едва ли на четверть. В вестибюле царил интимный полумрак. Дамы сидели на скамейках или стояли кучками, оживленно беседуя, деланно смеясь и стреляя глазами во все стороны в поисках стоящих кавалеров.
      — А они учли свои ошибки, — с усмешкой произнес Василий. — Впотьмах все выглядит гораздо привлекательней. Вот в прошлый раз люстры не погасили, все от смущения напились и разошлись.
      — Я не видел, — отозвался Федор. — Мы с ребятами этот день в Аделаиде, у «торгашей» встречали. Тоже напились и думали, как там наши веселятся.
      — Ну а что ж ты потерялся? — спросил Гут. — Приволок бы молоденькую «торгашку» и вздрючил.
      — Ну да, — Федор усмехнулся. — Нас даже в сортир под конвоем водили, все боялись, что кто-нибудь сбежит.
      Конечников поминутно глядел на часы, словно была какая-то необходимость знать, сколько сейчас времени. На самом деле, он просто демонстрировал окружающим свой роскошный «Куппермайн», «мэйд ин ЭсТи» на запястье. А заодно создавал видимость, будто с нетерпением ждет роскошную пышноволосую блондинку с умопомрачительной фигурой и ангельским, невинным личиком, способную безо всякого стеснения вытворять в постели то, о чем только что, со смаком, давясь слюной, рассказывал Симонов.
      Взвинченные, наэлектризованные дамы бросали влажные взгляды на троицу, но, разглядев шевроны Дальней Разведки на рукавах и малочисленность звезд на погонах, обращали свое внимание на других кавалеров.
      Кто-то умный, в давно прошедшие времена, придумал, что именно в этот день происходят счастливые в плане брака и семьи знакомства. А мужчинам подкинул другую сказочку, относительно того, что если в этот день иметь сексуальный контакт, лучше с той, с кем не спал раньше, то точно проживешь до следующего дня вооруженных сил.
      Таков был день 14 февраля, к которому готовились и мужчины и женщины. В этот день завязывались короткие романы военного времени, к этому дню приурочивали влюбленные кульминацию своих немудреных отношений.
      В этот день техники, пилоты и артиллеристы вспоминали, что они еще офицеры и джентльмены, а телефонистки, санитарки, поварихи придавали себе вид знойных охотниц на мужчин при помощи помады, пудры и краски, а также новейших изысков эланских портных и ювелиров.
      Дамы действительно были хороши. Привычные лица под боевой раскраской с трудом угадывались. Освобожденные от униформы тела были затянуты в блестящие, тонкие ткани, которые не только подчеркивали наличие женских прелестей, но и давали возможность пытливому взгляду рассмотреть их анатомические особенности.
      Дразнили глаз открытые глубокими вырезами груди, в разрезах подолов открывались затянутые в плотные чулки ноги.
      В сочетании с полумраком, который делал женщин моложе, а офицеров более представительными и мужественными, чем в действительности.
      Это создавало пропитанную сексуальным напряжением атмосферу ярмарки, где каждый выступал в роли продавца и покупателя, выставляя свой товар и зорко глядя, чтобы не упустить то, что ему надо.
      По правилам, собравшиеся первые полчаса просто смотрели друг на друга, выискивали знакомых, здоровались, пили и закусывали. Василий тихонько комментировал женщин, мимо которых проходила троица приятелей.
      Стрелкин разглагольствовал на тему: «ночью все кошки серы», что в его понимании означало одно — статус женщины можно определить только по нижнему белью. «Тетка может быть надушена и одета, как мажорка, но, к сожалению и духи чужие, и платье не ее. Раскатаешь губу на богатого тестя, — и облом», — сокрушенно сказал он. — «Семейка бедная, как мыши церковные, и «суженая» страшна, как смертный грех».
      — Хочешь богатенькую? — иронически поинтересовался Гут.
      — А то, — без тени смущения сказал Васька. — И приданое, и протекция.
      — И выпивки — залейся, — вставил Авраам.
      — Не, мужики, — подумав, ответил Стрельников. — Пить бы я бросил, карьерой занялся.
      Авраам вздохнул. Ему на этой ярмарке «вакансий», с его искусственной рукой и несколько нетрадиционным цветом кожи, ничего путного не светило.
      Федор шел, слушая разговор приятелей и думал, что пожалуй не смог бы, даже если ему повезло, так нахально устроиться на чужой шее, чтобы решить все проблемы.
      — Все бы в этой ситуации ничего, — вставил он в разговор, — но тут вопросик каверзный возникает — кто в семье мужиком будет?
      — Да ну тебя, Крок, скажешь тоже, — обиделся Василий. — Линкоры с неба валили, а уж этих лохов построить, как два пальчика описать…
      — Ну-ну, — только и ответил Конечников.
      — Эта вот подруга точно замуж хочет, — произнес Стрельников, разглядывая кучку беседующих дам, — но видать очень долго собиралась, устарела. Той, что стоит напротив нее, не мешало бы жрать поменьше… Эта просто страшная. А вот к этой я, пожалуй, подкачу.
      Стрелкин улыбнулся симпатичной, простоватого вида девице, и та скроила в ответ немного ненатуральную, но благосклонную гримаску.
      Приятели круто повернули к дамам.
      — Стрелкин, а как же приданое? — тихонько поинтересовался Гут. — У этой на лбу написано, что денег у нее не водилось никогда.
      — Так это я потом, когда состарюсь, — с усмешкой ответил Василий. — А пока для души.
      Он подошел к девушкам, щелкнул сапогами, громогласно представился, завязал разговор молодцевато-пошлым тоном. Дамы старательно смеялись остротам Стрелкина.
      Гут и Конечников вынуждены были поддержать разговор с дамами, понимая, что на сегодня судьба предоставила им делать выбор лучшего из худшего. Даже простушка Таня, молодая, глупенькая телефонистка, которой вплотную занялся Стрельников, откровенно проигнорировала его приятелей, которые и чинов не выслужили, и развлекать женщин бесконечным трепом не научились.
      А ее подруги, страшные тетки из лазарета, не вызывали особо желания совершать вокруг них галантные маневры, хоть и показывали всем своим видом, что для них единственный недостаток в мужчине — это когда у него не стоит.
      — А что это у вас с рукой? — спросила пончикообразная Лена у Гута.
      — Мода такая, перчатку на левой руке носить, — вымученно ответил он.
      — Нет, ну правда, — настаивала та. — Можно посмотреть?
      Женщина без церемоний взяла его за кисть.
      — Протез? — поинтересовалась она.
      Гут кивнул. «Пончик» собралась было переключиться на Конечникова, но вклинился Стрелкин:
      — Капитан в нашей компании самый завидный жених.
      Тетки повернули головы и обратились во слух.
      — Милые дамы, вы не смотрите, что у Авраама петлицы интендантской службы. Он раньше был командиром малого крейсера, линкор сбил в сражении у Гало. Был ранен, в плен попал, потом наши отбили. Ему вот-вот присвоят майора, да и приказ о награждении орденом Алмазного Креста за тот бой уже подписан.
      Капитан Кинг имеет хорошие шансы окончить службу лейтенант-полковником или даже полковником. А это означает хороший пенсион и наследственное дворянство. К тому же в офисе интендантской службы он в полной безопасности.
      Гут стиснул зубы от досады и незаметно показал Василию кулак.
      Эффект был полный. Дамы, даже Стрельниковская Татьяна, защебетали вокруг капитана Кинга, который отвечал на любезности односложно, борясь с желанием послать девиц подальше.
      Побыв еще минут пять для приличия, Гут и Федор отошли, сославшись на неотложные дела, не обращая внимания на отчаянную жестикуляцию Стрелкина. Казалось, второй лейтенант просто кричит: «Вот же вам нормальные бабы. Дадут по паре разиков без проблем… Какого хрена вам еще надо, лохи?!».
      Приятели пошли на четвертый круг, высматривать то, что осталось… Из зала уже раздавались звуки настраивающегося оркестра: фыркал тромбон, на разные голоса блеяли трубы, отчаянно, точно их распиливали напополам, голосили скрипки.
      — Ты знаешь, — сказал Гут, — хватит с меня этих девочек-пустышек. Знаешь, зачем госпиталя каждые полгода переводят?
      — Понятия не имею, — ответил Федор.
      — Когда на тетках пробы становится негде ставить. А перебросят парсек на пятьсот — снова как целки, хоть замуж бери, — произнес Авраам…
      — А ты что, о женитьбе задумываешься? — спросил Конечников.
      — Нет, — ответил Гут.
      — Сам ведь знаешь, что женщина в армии это нечто неприличное, но крайне необходимое. Мне кажется, что зря мы отказались от услуг Никитки Симонова.
      Стоит сказать «черт», как он появится. Никита был уже здесь.
      Симян пристроился к компании штатских из лаборатории бурового оборудования. Как всегда, научные сотрудники делали вид, что восторгаются остротами академика Корсакова.
      Антон Петрович наивно принимал этот явный подхалимаж за чистую монету. Он, хвастливо-веселый, неприятно раскрасневшийся от выпитого, с самодовольным и гордым видом рассказывал бородатые анекдоты про аспирантов, мэнеэсов, жен академиков, не понимая, что смеются в первую очередь над ним.
      При этом академик обнимал за тонкую талию Хелену, свою ассистентку, что еще больше усиливало комический эффект.
      — Когда научный сотрудник защищает кандидатскую диссертацию, он в первый раз меняет жену.
      — Почему? — спросила одна из слушательниц.
      — Ему некогда, а природа женщины своего требует…
      Раздался дружный смех. Академик подождал, пока он утихнет, и продолжил:
      …Вот тогда у жены возникает молодой аспирант, а ее муж, получив кандидатскую «корочку», узнает про развесистые рога. Это оттого, что когда у него появляется свободное время, неверность супруги им обнаруживается сразу.
      Когда веселье утихло, Симонов поинтересовался:
      — Антон Петрович, а дальше?
      — А дальше, молодой человек, все просто. Новоиспеченный кандидат наук подбивает клинья к жене коллеги, который работает над докторской, и которому тоже некогда заниматься женой.
      Компания захихикала.
      — А дальше? — не унимался Никита. — Доктор наставляет рога академику?
      — Ах, юноша, — назидательно сказал Корсаков. — Сразу видно военного. У академиков, как правило, молодые жены. Чаще всего девочки, отбитые у своих аспирантов. Тут нужен свежий мальчик, только из института, которому жены академиков помогают пролезть в аспирантуру.
      — И, наверное, не один? — внешне почтительно, но с большим ехидством поинтересовался Симонов.
      — Ну, это уже по обстоятельствам, — не подозревая о подвохе, ответил Антон Петрович. — Смотря сколько сил кладется мужем этой дамы на науку.
      — Простите, а чего на науку кладут? — поинтересовался Никита.
      Народ вокруг захихикал.
      — То самое, чего женам не хватает, — давясь от смеха, сказал академик.
      Компания взвыла. Хелена так смялась, что облила Антона Петровича шампанским, чего он, будучи в упоении от собственного остроумия даже не заметил.
      Вдруг Симонов увидел Конечникова и Гута.
      Он показал Хелене глазами в сторону своих коллег.
      Она освободилась от клешни академика, бросила быстрый взгляд вниз, проверяя, как сидит платье, облизнула губы и поправила волосы.
      — Тед, — окликнула Хелена первого лейтенанта, призывно махая рукой. — Иди к нам.
      — Кто это? — с неудовольствием спросил Корсаков.
      — Это друзья моего мужа, — с легким нажимом ответила женщина.
      Антон Петрович покачал головой и закатил глаза в деланном смирении, словно говоря, что ради нее он готов общаться даже с офицерами из службы охраны Дальней Разведки.
      — Привет, Тед, — промурлыкала Хелена, целуя в щеку Федора и прижимаясь к нему своей упругой, сильно отрытой грудью несколько плотнее, чем требовалось, — Как давно я тебя не видела.
      Конечникова накрыло облако дорогого парфюма, он почувствовал, как его начинает подташнивать от сладковатого запаха.
      — Да вот все недосуг. Служба… — ответил он, с удовольствием отдаляясь от слишком надушенной женщины.
      — Привет, Авраам, — совсем холодно приветствовала Хелена Гута.
      — Здравствуйте, — печально ответил ей капитан, с сожалением вглядываясь в ее привлекательное, покрытое дорогой косметикой лицо.
      — Антон Петрович, познакомься — первый лейтенант Федор Конечников, командир артсистем разведкрейсера 2803… Антон… — Хелена бесцеремонно дернула своего научного руководителя за рукав.
      — Рад познакомиться, молодой человек, — как хорошо обученный попугай, прогнусавил Корсаков.
      — Здравия желаю, господин академик, — на военный манер приветствовал его Конечников.
      Они обменялись рукопожатиями. Рука у Корсакова была маленькой, слабой и потной.
      — Как служба, молодой человек? — поинтересовался Антон Петрович.
      — Превосходно, — тем же нарочито-молодцеватым тоном ответил Конечников, незаметно вытирая свою ладонь о штаны.
      — В молодости все превосходно, — снова закатывая глаза, сказал академик. — Скоро начнутся танцы, присоединяйтесь к нам вместе со своим другом. Наши кавалеры совсем разучились развлекать дам.
      — Да наш Конечников знатный мастер, — мстительно сказал Никита, — сказки рассказывать.
      — Какие еще сказки? — поинтересовалась Хелена.
      — Да вот… Он всех уже достал байками про то, как разведывательный гиперпространственный крейсер может в одиночку разделать под орех эланский линкор.
      — Неужели? — заинтересовался академик. — Это забавно. Господин Конечников, поведайте нам, что вы там такого принципиально нового придумали.
      — Байками народ травит только капитан Симонов. Служба у него такая, засорять чужие уши, — отреагировал Конечников. — Я моделирую на компьютере маневры кораблей для достижения огневого и тактического превосходства.
      — Слышали, — возмущенно произнес Симян, оборачиваясь по сторонам в поисках поддержки. — Мы, рыцари неба привыкли биться честно и стоять до конца. А первый лейтенант Конечников флот позорит.
      — Я думаю, Никита, ты выбрал не лучшее время и не лучшую аудиторию, — прервала его Хелена.
      — Постойте, господа. О маневрах — это интересно, — удивленно продолжил Корсаков. — Меня всегда удивляло, что пилоты боевых кораблей знают лишь один маневр — медленное схождение на параллельных курсах.
      — Такой способ сражений был обусловлен огромной массой звездолетов и отсутствием антиускорительных систем на большинстве боевых постов, — ответил ему Конечников. — Теперь компенсаторные установки скаута позволяют совершать маневры с перегрузками до 35 «g».
      — Скаут? — удивленно переспросил Корсаков. — Это вы имеете в виду гиперпространственный крейсер-разведчик?
      — Так точно, — протокольным тоном ответил Федор, желая замять неуместную на балу тему.
      — Простите меня великодушно… э…э, — академик близоруко сощурился, разглядывая погоны Конечникова, — господин первый лейтенант. Очень похвально, что вы любите корабль, на котором летаете и очень здорово, что думаете, как усилить его мощь. Но между нами говоря, гиперпространственный крейсер — это летающий телепортатор, на который надели трубу чуть больше по диаметру, чтобы было, куда затолкнуть полторы сотни членов экипажа и несколько декоративных пушечек.
      — Извините, господин Корсаков, — это в разговор вмешался Гут. — Эти, осмеиваемые вами и такими как вы корабли, уничтожили эланские верфи на Гало.
      — Наслышан, — Антон Петрович сощурился, пытаясь разглядеть знаки различия на офицере. — Я, конечно, ценю мужество и героизм, но насколько я знаю, после израсходования ракет из действенного оружия на малом крейсере остается лишь только таранный удар. Чем, собственно говоря, в том бою и неоднократно воспользовались.
      — Я знаю еще один способ, — произнес Гут.
      Его лицо задергалось, он был готов долбануть академика своим коронным ударом с левой, железным кулаком протеза.
      — Интересно, какой же? — поинтересовался Корсаков, чувствуя, как ему становится страшно.
      — Сбросить как бомбы полуактивные мины.
      — Вы знаете, большей чуши я не слышал, — пытаясь сохранить лицо, и отчаянно не веря, что простой офицер интендантской службы, посмеет его ударить, ответил ему академик. — И вообще, вы до этого в своей каптерке додумались?
      Хорошо, что Симонов и Федор были наготове. Гут ринулся в драку, и они едва успели оттащить его.
      — Вот и славненько, вот и славненько, — нервно повторял Корсаков, тыча трясущимся, худеньким пальчиком в сторону Авраама. — Это черт знает что такое. Не умеешь пить, не пей. Припадочный какой-то… Прямо страсти африканские. Чурка черножопая.
      — Да я тебя… — рычал Кинг.
      Сослуживцам стоило большого труда отвести Авраама на приличное расстояние, и успокоить. Компания научников сочла за благо убраться.
      Никита, по своему обыкновению испарился, как только представилась возможность, и направился на новый круг охоты. Федор остался рядом с Гутом, который ни к кому не обращаясь, продолжал словесный поединок с Корсаковым:
      — Хухрик — урод… Да таких так ты, давить надо… Если бы не ты, может, Сережка жив был бы… Скаут ему не нравится, хорек кабинетный.
      Подошла Хелена, как всегда, насквозь фальшивая, неестественно заботливая. Даже сейчас, в туго обтягивающем серебристом платье, открывающем грудь и плечи, с прической от лучшего гарнизонного парикмахера и доведенной до совершенства при помощи тонального крема кожей лица, она не казалась Федору привлекательной.
      — Авраам, — сказала она, — глядя почему-то на Крока. — Антон Петрович просит прощения, он не знал.
      — Передай ему, пусть поцелует меня чуть пониже спины, — ответил капитан Кинг.
      — Фу, какой, — наиграно засмеялась Хелена. — Я передам, что извинения приняты с благодарностью, и ты в свою очередь тоже сожалеешь о своей несдержанности. Ребята, ну чего вы, в самом деле, завелись?
      — А чего он? — упрямо возразил Гут.
      — Авраам, мне еще Сережа говорил, что скаут кораблик маленький, тесный, боезапаса на полчаса хорошего боя. А когда он закончится — только таран.
      — Нет, теперь есть еще одно средство — на полной тяге вдуть движками в полевой створ. Это ведь давно известно про взаимодействие поля и тягового импульса, — сказал Конечников.
      — А откуда ты… — начала Хелена, и остановилась по причине крайнего изумления. Но, быстро овладев собой, она предложила: — Мальчики, подходите попозже, когда Антон Петрович уйдет. Он обычно не задерживается на балах.
      — Непременно, — дежурно улыбнулся Федор.
      Толпа потянулась на танцы. Разглядывая сбившихся на пары и компании людей, веселых, цветущих, довольных, Гут заметил:
      — Васька тоже хорош, выбрал себе молодую, симпатичную, худенькую. А нам предложил на выбор крокодила, бегемота и Бабу-Ягу.
      — Никто не даст нам избавленья, ни Бог, ни царь и не герой. Добьемся мы освобожденья своею собственной рукой, — прочитал Конечников неведомо откуда пришедшие на ум строки, подразумевая, разумеется, второй по массовости, после пьянства порок деметрианского флота — онанизм.
      — Или, таки Никитоса найдем.
      — Кто поминает меня всуе? — капитан Симонов подкрался к ним сзади и слышал последние слова Авраама. — А вы, похоже, уже нашли друг друга…
      Никита был в хорошем подпитии. Он, получив полный отлуп, утешался бесплатными выпивкой и угощением, выставленным в фойе.
      — А ты видно тоже остался не у дел, — в тон ему ответил Конечников.
      — Да нужны мне малахольные телки нашего исследовательского центра. Я тут такую девушку видел, закачаешься.
      Никита вздохнул, отпил из бокала халявного шампанского, откусил от халявного бутерброда.
      — Ну и что, облом? И это у тебя, мастера по съему? — иронически поинтересовался Федор.
      — Сам бы попробовал, — огрызнулся Симонов.
      — Кто такая? — спросил Конечников.
      — Столичная штучка, хороша неземно… Бесподобна, — Никита мечтательно прикрыл глаза.
      — Сопли не жуй, Симонов. Где видел? — оборвал его Конечников
      — Улетела уже… Не посчитала нас, лапотников, достойными своего общества.
      — Если ты валенок, то ведь не все такие, — усмехнулся Федор.
      — Тоже мне герой, — с усмешкой ответил Симонов.
      — Да я бы ее… А уж пригласить на танец — дело плевое, — сказал Конечников.
      Его особенно вдохновили слова, что дама уже отбыла из расположения части, и он не упустил случая, чтобы поиздеваться над озабоченным Симяном.
      — Поспорим? — взвился Никита.
      — На что?
      — Да хоть бы на твой «Куппермайн».
      — Идет, — произнес первый лейтенант, чувствуя, что совершает большую глупость. — А ты публично признаешься, что имеешь склонность к мужчинам.
      — Вот как, — Никита задумался, потом усмехнулся и сказал: — Ладно, х*й с тобой… Разбей, Гуталин.
      Глаза капитана загорелись.
      — Кому Гуталин, а тебе, Никитка, господин капитан Авраам Кинг, — хмуро сказал Гут.
      Но все же «разбил» рукопожатие спорщиков.
      — Ты с Авраамом не ссорься, Никитка, — бросил Федор, наслаждаясь возможностью поставить на место ненавидимого им Симонова. — Под левый прямой ему попадешь — сгоришь. Удар пушечный.
      — Крок, а Крок… Ты ничего не слышишь? — издевательски поинтересовался Симонов. — Вроде как каблучки стучат… Как часики…
      И действительно, в вестибюле раздались голоса и стук каблуков, скрытые до того доносящейся из зала музыкой. Конечников повернулся, и кровь бросилась ему в голову.
      Нет, не оттого, что рядом с девушкой, которую он, по всей видимости, должен был пригласить, шли бригадный генерал Никифоров и командующий Базой генерал Соломатин. Не от того, что отставая на два шага, за ними двигался лощеный, положительный во всех отношениях адъютант командующего Базой майор Лебедянский, интриган, наушник, мастер подковерных маневров. И не потому, что компанию сопровождал зам командующего по безопасности, мрачный, наголо бритый, полковник Томский, недобро глядящий из-под бровей тяжелым, пристальным взглядом. Эти люди наводили ужас даже поодиночке, а когда высший командный состав собирался в кучу, то младшие офицеры старались не показываться им лишний раз на глаза.
      Конечников обратил внимание, как свободно и независимо движется девушка. Было понятно, что «верхнее» начальство Базы и эскадры сопровождает молодую женщину, а не она идет за генералами и эсбешником.
      Федору на мгновение показалось, что облаченная в длинное, простое платье девушка просто светится. Одежда девушки казалось жила своей особой жизнью, наполняемая молодым, упругим телом. Она была не просто хороша, от нее просто нельзя было оторвать глаз.
      Длинные ноги, широкие бедра, тонкая талия, узкие плечи, длинная шея, копна светлых волос на голове, правильные черты лица, зелень глаз, действовали на подсознание, словно мощный наркотик.
      Федору пришло в голову, что все виденные им ранее женщины по сравнению с ней могли быть отнесены к толстыми или тощими неуклюжим коровам.
      — Что, хороша? — поинтересовался Никита. — Часы давай…
      — А вот х*й тебе, — обозлился Конечников. — Приглашу, вот увидишь.
      Федор решительно направился к девушке, словно одинокий скаут, атакующий прикрытый мощными кораблями охранения транспорт.
      «Интересно, меня сразу на гауптвахту отведут или потом?» — промелькнуло в голове у первого лейтенанта.
      Посмотрев на генерала, Федор стал слышать, о чем он беседует со своей спутницей. Расстояние было слишком большим, чтобы читать по губам, но Конечников давно понял, что механизм здесь совсем другой, возможно, хоть это и антинаучно и глупо — чтение мыслей.
      — Я вас уверяю, что мы совершенно напрасно сюда вернулись. Если начался нуль-циклон, который вынудил нас отложить старт, это не значит, что вы должны проводить время среди этих людей, — пробубнил генерал Соломатин.
      — Я должна их понимать, — возразила девушка.
      Федор поразился, насколько красивый и сильный у нее голос, по крайней мере, тот, который возникал у него в голове.
      — Вы отдаете себе отчет, — загремел своим командным голосом полковник Томский, — в том, что здесь нет вашей личной охраны, а вокруг полно пьяных офицеров заштатного гарнизона, рыщущих в поисках женского тела?
      — Ну и что? — удивилась девушка.
      — Культура у них не на уровне, это еще мягко сказано, — вставил Никифоров. — Они могут оскорбить вас, унизить, ударить наконец. Как мы это объясним вашему отцу?
      — Что я сама этого захотела, — в голосе девушки появился металл. — А кроме того, я вполне могу постоять за себя… Кто это? — вдруг спросила она, увидев направляющегося к ним офицера.
      Федор увидел, как на ее лице промелькнула целая гамма чувств: узнавание, удивление. Потом эмоции пробежали от удивления к испугу, от испуга к спокойствию. Конечников вдруг понял, что девушка знает, что он слышал ее слова, но ее напугало не это.
      — Первый лейтенант Конечников, — ответил полковник Томский. — Мечтатель и фантазер. Отличился тем, что свалил один из линкоров, который взорвал Гало.
      — И не просто подбил, — со вздохом добавил бригадный генерал, — достал его головоломным неуставным маневром. Вот и сейчас на гауптвахту напрашивается.
      — Не вмешивайтесь, господа, — попросила девушка. — Это может быть забавно.
      — Как скажете, Александра, — без энтузиазма согласился Никифоров.
      — Здравия желаю, господин бригадный генерал, здравия желаю, господин генерал, здравия желаю, господин полковник, здравия желаю, господин майор! — пролаял Конечников, отдавая воинскую честь и удерживая на лице предписанное уставом выражение дебильного усердия.
      — Чего тебе, первый лейтенант? — спросил бригадный генерал, — мимолетно приложив руку к голове.
      — Разрешите обратиться к вашей спутнице!
      — Конечников, шел бы ты мимо, — с угрозой произнес Томский.
      — Простите, господин полковник, не понял…
      — Шагай отсюда, лейтенант, — зашипел особист. — Сгною в кутузке.
      — Господин бригадный генерал, — тем же идиотическим тоном продолжил Федор, — согласно правил Благородного Собрания, любой офицер может, с разрешения спутников завязать разговор и пригласить даму на танец. Если кавалеры этой дамы против, то сообщить они должны об этом вежливо и спокойно. Ваш подчиненный в вашем же присутствии нарушает вековые традиции флота, оскорбляя тем самым и вас, призванного следить за соблюдением правил и распорядка. А вы делаете вид, что так и должно быть.