«Я верну, — пообещал Джибрил с доверительной интонацией. — Омою и верну. На твоем сердце не должно быть скверны».
* * *
— Счастливчик, — говорили медсестры. — К самому Данилову на стол попал. Никто другой не вытянул бы.
Руслан Рашидов никак не комментировал эти высказывания. Он лежал в одной из лучших палат госпиталя юго-восточной группировки войск и смотрел в потолок остановившимся взглядом некогда жгучих глаз. Сестрички, откровенно напрашивавшиеся на близкое знакомство с молодым, красивым холостым офицером, который не сегодня завтра получит Звезду Героя на грудь, разочарованно вздыхали. Сам Данилов осматривал его не раз, но не вздыхал, а после каждого такого осмотра звонил в Москву, советовался со светилами психиатрии — этот замечательный хирург был из тех, кто любое дело доводит до конца, и ему, мягко говоря, не нравилось послеоперационное состояние героического пациента. Но все его усилия были впустую, потому что однажды утром Рашидов без какой-либо посторонней помощи встал, прошелся по палате, чем вызвал всеобщее оживление, и потребовал чаю. Медперсонал сбежался посмотреть на это чудо природы, и Данилов самолично поздравил Руслана с возвращением в эту реальность.
Рашидов резко пошел на поправку. Это не могло его не радовать, однако Руслана ждали и разочарования. Например, оказалось, что он комиссован подчистую, и за штурвал «Сухого», да и любого другого боевого самолета, ему сесть не разрешат ни под каким видом. В довершение, расследование дела о предательстве царандоя, которое вдруг зачем-то затеяла военная прокуратура, требовало отыскания виновных, а поскольку до предателей-афганцев было далеко, а до собственных офицеров рукой подать — вот они, голубчики, — следователи стали копать под командира части, в которой служил Рашидов; у того было что скрывать от их бдительного взора, а потому он разыграл настоящую комедию (для Рашидова это была, скорее, трагикомедия), обвинив пилотов-штурмовиков в несанкционированном вылете. Разумеется, из затеи командира ничего бы не вышло, но на дворе стоял восемьдесят седьмой год, коррупция в армии (да и во всем остальном обществе) достигла небывалых размеров (хотя скажи кому, каких размеров она достигнет через десять лет, никто бы не поверил), и следователя, прибывшего разбираться, удалось купить за видеомагнитофон и пачку кассет с жестким порно к нему. В результате было найдено компромиссное решение: да, сигнал от царандоя имел место, но предусмотрительный командир велел перепроверить поступившую информацию, в то время как двое пилотов, находясь в состоянии «куража» (так и было сказано в рапорте), самовольно покинули часть на приписанных к ним штурмовиках, собираясь нанести ракетно-бомбовый удар по позициям моджахедов, но попали в засаду, один штурмовик был сбит, другой с сильными повреждениями дотянул до базы. Новая версия давних событий была шита белыми нитками, это понимали все, но всем она была выгодна, и свою Звезду — без сомнения, заслуженную — Рашидов так и не получил.
Впрочем, его это больше не интересовало. После последнего вылета, после четырех часов, проведенных на операционном столе, он сильно изменился. В отличие от коллег, попавших в сходную ситуацию, он не писал писем министру обороны, не требовал повторного медицинского освидетельствования, не пил в тоске «шило» по углам. Со стороны казалось, что он вообще потерял какое-либо влечение к авиации, а особо — к военной. Однако это постороннее впечатление было обманчивым. Рашидов и не думал расставаться с небом. Наоборот, он собирался завоевать его. Но не для русских, а для своего нового бога. Руслан запомнил свой сон: от первого до последнего эпизода; запомнил он и слова Джибрила. Руслан демобилизовался и стал искать применение своим силам. И очень скоро, когда в советской империи центробежные настроения возобладали над здравым смыслом, он нашел людей, которые оценили его знания и умения по достоинству и которым не нужно было предъявлять «паспорт налета» или «свидетельство о пригодности по медицинским показателям» — этим людям было достаточно одного: он с ними, и он их не предаст.
Рашидов был везде, где шла война. Он сжигал поселки иноверцев в Нагорном Карабахе, совершенствовался в бомбометании по городской застройке в Приднестровье, оказывал поддержку с воздуха повстанцам Таджикистана. Только во время чеченской кампании ему ни разу не удалось подняться в воздух: русские хоть и вели себя тогда как полные идиоты, но первое, что сделали — это разбомбили военные аэродромы противника, в результате чего Рашидову пришлось полгода слоняться с отрядом таких же обездоленных пилотов-чеченцев, партизаня, захватывая в плен нерасторопных российских солдат, подбивая танки из гранатометов, охотясь на вертолеты со «стингером» в руках. Теперь, когда Рашидов воевал на стороне истинной веры, новый бог берег его — даже в самых ожесточенных боях пули и осколки летели мимо, и бывший пилот советских ВВС выходил из переделок без единой царапины. О его везении и безрассудной храбрости слагались легенды. Кое-что из этих устных историй дошло и до него. Слушая их, он только качал головой и улыбался — молва, как всегда, разукрашивала подвиги сверх всякой меры.
* * *
У Рашидова хватило ума никогда и никому из своих новых собратьев по вере и оружию не рассказывать о причудливом сне, увиденном им на операционном столе, и встрече с Божеством. Ознакомившись с Кораном и комментариями к нему мусульманских богословов, Руслан понял, что он видел не просто сон, он участвовал в том, что мусульмане называют «Исра ва-л-мирадж» — «ночном путешествии и вознесении», которое совершил когда-то, много столетий назад, сам Пророк. Это историческое событие занесено во все хроники и по сию пору отмечается как праздник аль-мирадж в двадцать седьмой день месяца раджаб. Повторение священного вознесения Пророка — даже в виде сна — было бы воспринято любым мусульманином (будь он суннит, шиит или ваххабит) только как немыслимое святотатство. За подобное можно и головы лишиться, а потому Рашидов предпочитал помалкивать. Ему было вполне достаточно того, что он сам знает о своем особом статусе в грядущей «великой войне за веру», а слава… слава у него уже есть.
Эти войны, которые российская пресса упорно называла «локальными конфликтами», лишний раз укрепили Рашидова в убеждении, что он сделал правильный выбор: воевать сейчас на стороне русских было просто унизительно. Та раковая опухоль индивидуализма по принципу «моя хата с краю», которая иссушала русскую нацию с начала времен, наконец дала метастазы. Процесс развала приобрел катастрофический характер. Солдаты за водку продавали свое оружие и амуницию; генералы за пачку долларов продавали своих солдат; за то, чтобы сохранить дешевую популистскую репутацию, правители продавали своих генералов. Продажность и предательство стали настолько распространенным явлением, что уже никто не удивлялся, когда в сводках новостей проскакивало сообщение о том, что боевики сумели «непонятным» образом выйти из окружения, а лучшие истребители «Су-27» сдаются на металлолом.
Ничего подобного не было в среде тех, с кем теперь предпочитал иметь дело Рашидов. Воинское товарищество, гордость, достоинство — все эти качества, казалось, были присущи тем, кто встал под знамена истинной веры. Не смущала Руслана и политика репрессий, которую его друзья проводили по отношению к русским, так или иначе оказавшимся в пределах досягаемости; более того, он лично принимал участие в расстрелах и ощутил при этом странное и совершенно новое для него удовольствие.
После того, как генерал Александр Лебедь и начальник штаба вооруженных сил свободной республики Ичкерия Аслан Масхадов подписали в Хасавюрте историческое соглашение, фактически озвучившее победу чеченской армии над российской, Руслан Рашидов временно оказался не у дел. Он не сильно переживал по этому поводу, зная, что вскоре будет востребован вновь. На полученные от полевых командиров деньги (а Руслан хоть и воевал из идейных соображений, но от денег, положенных бойцам с «гяурами» и «ненавистной Российской империей», никогда не отказывался) Рашидов отправился отдохнуть в Европу, посетил Париж и Венецию, Берлин и Амстердам, покатался на лыжах в альпийских горах, полюбовался на корриду в Мадриде, загорел до черноты на Золотых песках, соблазнил темпераментную итальянку в Риме — в общем, турне удалось на славу. Тем более что именно там, в Европе, на одном из курортов, он познакомился с человеком, благодаря которому снова стал кадровым офицером.
Молодая республика создавала свою армию и нуждалась в военных специалистах самого различного профиля. Разумеется, специалисты эти подбирались не просто как эксперты с соответствующим образованием, они должны быть преданы идее, ради которой им придется воевать и, возможно — умирать. В этом смысле Руслан Рашидов был для вербовщиков идеальной кандидатурой. Прослышав о его квалификации и боевых заслугах, вербовщик с ходу предложил ему звание полковника и должность при президенте республики. Рашидов, дослужившийся в советских ВВС до старшего лейтенанта, выказал свое равнодушие к любым должностям и званиям и сразу спросил, на чем ему придется летать.
— «Су-27», — ответил вербовщик, наблюдая сквозь огромные солнцезащитные очки за резвящимися на пляже девушками в трудноразличимых для глаза купальниках. — Личная гвардия президента. Вы знаете этот класс машин?
Рашидов, которому в последнее время приходилось летать на таком старье, как «МиГ-21» (Нагорный Карабах, Таджикистан) и «L-39» (Чечня), был приятно поражен. К сожалению, у большинства молодых республик, внезапно и бесповоротно обособившихся, не было средств на приобретение и поддержание в работоспособном виде современной военной техники. Только в Приднестровье ему подфартило: молдаване выделили под начало Рашидова «МиГ-29». Однако части ПВО 14-й армии, защищавшей Приднестровье, не дремали, и развернуться по полной программе у Рашидова не получилось.
— Знаю ли я «Су-27»? — переспросил Руслан. — Это лучшее из того, на чем я летал. Когда выезжаем?
Он уже понял, что устами вербовщика говорит судьба, и не колебался ни секунды. Вербовщик улыбнулся, обнажив большие белые клыки — словно волк перед броском.
— Сегодня, — сказал вербовщик. — Если вам не жаль расставаться с этим, — он обвел рукой пляж и девушек.
Рашидову было не жаль. И через три дня он уже входил в украшенный тяжелыми знаменами и средневековым арабским оружием кабинет президента. Новый наниматель произвел на Руслана двойственное впечатление. С одной стороны, президент был типичным номенклатурным работником брежневского пятизвездочного разлива, с другой — он действительно радел за благополучие своей страны, хотя и считал, что основой этого благополучия должны стать не развитие экономики и новые рабочие места, а сильная (на мировом уровне) армия и расширение территорий за счет ближайших соседей, в том числе — России. Проще говоря, президент был убежденным милитаристом, что вообще нехарактерно для бывших советских чиновников. Впрочем, эта позиция президента вполне Рашидова устраивала, он не собирался отсиживаться на военной базе, его тянуло в бой.
Президент встретил его приветливо и, когда они, расшаркавшись и выразив глубочайшее почтение друг к другу, перешли к делу, попросил (не приказал, а именно попросил) Руслана заняться разработкой организационной структуры гвардейских ВВС: состав, службы, атрибутика, обмундирование гвардейцев, внешний вид истребителей. Обмундированию и внешнему виду президент придавал особое значение. Рашидов понял, что президент из тех деятелей, которые привыкли видеть армию на парадах и смотрах, а не в гуще битвы, когда не до качества стрелок на форменных брюках. Впрочем, он не стал возражать. Он также придавал значение армейской атрибутике: вооруженные силы одним своим видом должны внушать страх врагу, апеллируя к его, врага, подсознанию, дремучим инстинктам — всему, что мы со тщанием скрываем под налетом цивилизованности. Да и сами бойцы новой армии гораздо увереннее себя ведут и чувствуют, когда у них есть ощущение принадлежности к касте избранных, что проявляется и в той форменной одежде, которую они носят, и в знаменах, под которыми они выступают в поход против неверных.
— Мне кажется, — сказал он, — что основным цветом гвардии должен стать черный.
Президент не слишком хорошо разбирался в религии, которую сам учредил в качестве официальной в своем государстве. Поэтому он спросил:
— Почему черный?
— Когда Пророк вошел в Мекку через семь лет после изгнания из нее толпой язычников, он был одет во все черное.
— О! Да вы метите в пророки! — рассмеялся было президент, но, заметив, сколь серьезен собеседник, оборвал свой смех. — Что ж, — сказал он, — это хорошая идея. Черный — цвет гвардии. Изящно, красиво. Пусть будет по-вашему.
Так на свете появился Черный Истребитель. И именно его сбил в небе над Заполярьем старший лейтенант Алексей Стуколин.
Глава девятая. ПОТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПРОТИВНИК-2.
(Лэнгли, округ Колумбия, США, декабрь 1998 года)
Как и в любой другой организации, в Центральном разведывательном управлении внезапный вызов к начальству не сулил ничего хорошего. Но идти всё равно было надо, и Роберт Фоули, курировавший разведдеятельность ЦРУ в молодых мусульманских республиках, хоть и с тяжестью на сердце и с большой неохотой, но положил папки, с которыми в момент вызова работал, в сейф, поставил компьютер на временный пароль, вышел из кабинета и направился к лифту, чтобы через три минуты, вознесясь на четыре этажа, предстать пред строгими очами Шефа.
К удивлению Фоули, кроме Шефа, в кабинете находился еще один человек — седовласый и смугловатый джентльмен в хорошем шерстяном костюме. О высоком статусе джентльмена говорило хотя бы то, что он, развалясь в кресле, курил одну за другой длинные сигареты с тремя золотистыми ободками вокруг фильтра, извлекая их из металлического портсигара странной формы, а Шеф, который терпеть не мог сигарет и курильщиков, словно не замечал столь явного нарушения всех писаных и неписаных правил. Представить джентльмена Роберту Шеф не удосужился, а Фоули на знакомство напрашиваться не стал. Он только дружелюбно улыбнулся, на что джентльмен ответил лучезарно белозубой улыбкой.
— Вот, — сказал Шеф, глядя на Фоули, но обращаясь, по-видимому, к своему высокопоставленному гостю, — наш лучший специалист по исламистам.
— Очень приятно, — откликнулся джентльмен; говорил он с характерным британским акцентом, и Фоули понял, что перед ним коллега, представитель «МИ-6
».
— Присаживайтесь, Роберт, — предложил Шеф. — Разговор будет долгим.
— Благодарю, — кивнув, Фоули сел. Ему несколько полегчало: Шеф никогда не распекал подчиненных в присутствии гостей из дружественных служб, значит, головомойки не будет. Возможно, его вызвали для консультации.
С минуту безымянный джентльмен из «МИ-6» пристально изучал Роберта. Тот выдержал, не заерзал в кресле, взгляда не отвел.
— Итак, вы занимаетесь мусульманскими республиками, некогда входившими в состав СССР? — переспросил англичанин.
Фоули предупредительно посмотрел на Шефа. Тот кивнул, разрешая ему отвечать на вопросы коллеги.
— Да, — сказал Фоули. — Это входит в число моих служебных обязанностей.
— Как давно вы этим занимаетесь?
— Шесть лет.
— Приличный срок. Как вы можете охарактеризовать состояние дел в этих республиках?
Роберт подумал. Странный вопрос. Туманный до неприличия. «Характеризовать состояние» дел можно по-разному. Если в качестве критерия оценки брать, например, степень независимости от Москвы, то с этим у молодых республик всё в порядке — их руководители готовы хоть с чертом-дьяволом сдружиться и договор с ним пожизненно-посмертный заключить, лишь бы тот разделял их отвращение к Москве. Но если смотреть на уровень экономического благосостояния, то хуже критерия не придумаешь: никакие кредиты не помогут им подняться до, как любят говорить русские, уровня 1913 года. Впрочем, здесь, скорее всего, хотят услышать не то, что происходит в республиках на самом деле, а то… что хотят услышать.
— Положение в молодых мусульманских республиках внушает оптимизм, — сообщил Фоули осторожно. — Несмотря на разногласия, обусловленные особенностями различных направлений ислама, в правительствах этих государств преобладают прозападные настроения. Они легко идут на контакт, готовы сотрудничать в любых сферах, включая обмен разведанными.
— Хорошо, — сказал англичанин. — А что вы можете сказать об экспансивных настроениях в этих республиках? По нашим сведениям, эти настроения довольно сильны. Джихад, газават, территориальные претензии. Могут ли они быть подкреплены чем-то серьезным, или это только разговоры?
— Это зависит от конкретных условий. Кому-то повезло больше: русские войска, уходя, оставили им свои арсеналы; кому-то меньше, и они вынуждены создавать свою армию практически с нуля.
Фоули отвечал самыми общими фразами — так, как принято отвечать в присутствии высокого гостя, который не должен узнать больше того, что ему положено знать в этом статусе.
Шеф поморщился.
— Здесь другая ситуация, Роберт, — сказал он. — Говорите более подробно. Ничего не скрывая. Фоули изогнул бровь:
— Совсем ничего? Шеф хмыкнул.
— Ничего не скрывайте, — подтвердил он приказ, — но придерживайтесь обсуждаемой темы.
— Меня интересует вот что, — вмешался в их диалог англичанин. — Оказываете ли вы помощь этим республикам в приобретении вооружений? Я имею в виду не администрацию Соединенных Штатов, а именно вас — Центральное разведывательное управление.
Фоули посмотрел на Шефа. Шеф посмотрел на Фоули и кивнул.
— Да, — ответил Роберт на вопрос импозантного англичанина. — Мы помогаем правительствам этих государств, когда в том возникает нужда. Время от времени мы помогаем им в приобретении оружия. Мы заинтересованы в том, чтобы молодые республики укрепляли свою оборонную мощь, чтобы их вооруженные силы могли оказать эффективное сопротивление в случае, если в России придут к власти коммунистические реваншисты, которые, как известно, предполагают восстановить Советский Союз в прежних границах.
— А если вместо укрепления оборонительного потенциала упомянутые правительства используют ваше оружие для решения своих территориальных проблем — за счет России, в частности?
— На сегодняшний момент мы противники передела, — сказал Фоули. — Открытый военный конфликт между Россией и мусульманской республикой может привести к непредсказуемым последствиям — вплоть до смены правительства Российской Федерации, изменения внутриполитического и внешнеполитического курсов. В этом случае мы можем утратить контроль над ситуацией, а это сегодня просто недопустимо.
— Разделяю ваши опасения, — кивнул англичанин. — Подобный сценарий вполне возможен. Однако у моего руководства есть основания полагать, что одно из правительств, поддерживаемых вами, ведет свою игру и готовит широкомасштабное вторжение на территорию России.
Видимо, это было новостью и для Шефа. Фоули не знал, о чем тут у них шла речь в его отсутствие, но подозревал, что явно не, о мусульманских правительствах, которые «ведут свою игру» — Шеф даже не сумел сдержать изумленного восклицания. Впрочем, благодаря утечке, допущенной не так давно приятелем Роберта — Джоном Муром, Фоули догадывался, что имеет в виду импозантный англичанин.
— Вы ошибаетесь, — заявил Роберт спокойно. — С теми, о ком вы говорите, у нас нет договоров: ни официальных, ни тайных.
— Вот как? — англичанин прищурился. — Тогда прокомментируйте вот это, — он взял в руки кейс из натуральной крокодиловой кожи, который лежал до поры до времени в стороне.
Шеф и Фоули обменялись многозначительными взглядами. Похоже, коллега из «МИ-6» приготовил сюрприз.
Безымянный англичанин достал из кейса плотный черный пакет и портативный диктофон.
— Не беспокойтесь, — сказал он, заметив, как изменилось лицо Шефа. — Я не «писал» нашу беседу. Диктофон здесь для другой цели.
Поставив диктофон на стол перед Шефом, он без какого-либо предисловия нажал на клавишу «PLAY».
— «База, цель обнаружена, — услышали они. — Ведем ее».
— «Так держать».
— «Good morning, Костьйя! How is your health? How are your wife and son?»
— «Факал я тебя»…
Запись продолжалась около двадцати минут. Шеф, который не понимал ни слова по-русски, очень быстро потерял терпение и сверлил англичанина гневным взглядом, способным испепелить любого из сотрудников ЦРУ, но только не гостя — тот невозмутимо попыхивал сигареткой.
Фоули русский знал неплохо и понял почти всё из того, что говорилось и было записано на эту пленку, В тупик его поставило только одно слово: «охуели», но Роберт решил, что это скорее всего какая-то экзотическая русская фамилия.
— Что это было? — спросил Шеф сразу после того, как англичанин выключил диктофон. — Я ничего не понял, кроме первой фразы.
— Это запись переговоров двух русских пилотов между собой и с наземной базой, — ответил за англичанина Фоули. — Они преследуют разведсамолет класса «Нимрод». Это ведь ваш самолет, не правда ли? — Роберт обернулся к англичанину, и тот кивнул, подтверждая догадку. — Затем разведчик уходит, а в зоне действия русских истребителей появляется НЛО… э-э-э… так русские называют неопознанные объекты… Этот объект оказался истребителем, он сбил одного из русских, второй был вынужден катапультироваться…
— Где это произошло? — настороженно поинтересовался Шеф.
— Это произошло за Полярным кругом, — сообщил англичанин. — На границе между Норвегией и Россией.
— Ничего не понимаю, — признался Шеф. — Если инцидент произошел за Полярным кругом, при чем здесь мусульманские государства? Насколько мне известно, за Полярным кругом нет мусульманских государств.
— Это еще не всё, — англичанин вскрыл черный пакет, извлек из него пачку фотографий и разбросал их по столу. — Это данные космической съемки, — пояснил он. — Наше Министерство обороны давно обратило внимание на необычайный всплеск активности на так называемом Святом Носу.
Фоули присмотрелся. Как и любой другой снимок, сделанный со спутника-шпиона, эти мог «прочитать» только специально подготовленный человек: размытые разноцветные пятна, ни одной прямой линии, хаос земной поверхности.
Шеф тоже взглянул на снимки.
— Да, — сказал он. — Я это уже видел. Но мы считали, что русские оборудуют новую вспомогательную базу; по крайней мере, так трактовали это строительство наши аналитики.
— Они ошиблись, — заявил англичанин. — Взгляните вот на этот ракетный крейсер, — из фотоснимков он выбрал один с изображением вытянутого серого пятна.
— Я его знаю, — сказал Шеф, чем поверг Фоули в трепет благоговения. — Это ракетный крейсер «Адмирал Владимирский», военно-морской флот Российской федерации.
— Он давно уже не принадлежит России и называется не «Адмирал Владимирский», а «ал-Бурак». Его перекупили фундаменталисты.
Это была новость. Всем новостям новость — хоть сейчас на передовицу «Таймс» с заголовком: «Ракетный крейсер в руках религиозных фанатиков — угроза национальной безопасности США!» Шеф тут же попытался развить бурную деятельность, схватился за телефон мобильной связи, но англичанин нетерпеливым жестом остановил его:
— Вы еще не услышали самого главного, — сказал он. — фундаменталисты не просто перекупили крейсер, с его помощью они доставили на Святой Нос истребители и бомбардировщики наземного базирования — «флэнкер» и «фоксбэт». Именно «Флэнкер» сбил два русских истребителя, а затем звено «Фоксбэтов» нанесло удар по авиационной воинской части на Рыбачьем полуострове.
Фоули раскрыл рот от изумления.
— Это же война! — не сдержал он восклицания. Шеф спохватился первым.
— Всё это интересно, — сказал он, — но при чем здесь Центральное разведывательное управление?
Англичанин кивнул.
— Я ожидал этого вопроса, — он затушил в пепельнице едва начатую сигарету, и она, дымя, сломалась пополам. — Самолет «Нимрод» выполнял задачу в рамках программы по сбору разведданных о работе служб противовоздушной обороны русских — вашей программы.
— Не вижу связи.
— А мы ее видим. Судите сами, истребители вылетают на перехват нашего разведчика, и их тут же сбивают. Элементарный расчет показывает, что пилот «флэнкера» знал, когда «Нимрод» будет выполнять задание у границ Российской Федерации. Знал и воспользовался этим.
— Вы хотите сказать, что в управлении появился предатель?
Шеф — мастак на такого рода версии. Понятно, что коллега из «МИ-6» имел в виду совсем другое. Англичанин не стал спорить.
— Если вы не санкционировали утечку информации о графике вылетов разведсамолетов, — сказал он, — то да, среди вас появился предатель.
Шеф выглядел недовольным. Фоули подумал: у него есть причины быть недовольным: управление обвиняют в предательстве и двойной игре, а если уж «партнерам по НАТО» что-нибудь подобное в голову втемяшится, не переубедить их никакими силами — дело пахло международным скандалом. Но, кроме всего прочего, Шеф был еще и политиком. Поэтому он не стал выяснять, почему коллеги из «МИ-6» сразу свалили вину за утечку на ЦРУ — ведь вполне могло оказаться, что информацией фундаменталистов снабдил кто-нибудь из обслуживающего персонала аэродрома, на котором базировались «Нимроды». Опять же у самих «МИ-6» частенько бывают проблемы с лояльностью сотрудников. Однако Шеф счел за лучшее оставить свои соображения при себе, он только спросил:
— Какой реакции вы от нас ждете? Англичанин наклонился вперед и даже привстал в своем кресле.
— Вы должны остановить войну в Заполярье, — ответил он. — Это и в наших, и в ваших интересах…
* * *
(Лэнгли, округ Колумбия, США, декабрь 1998 года)
Когда-то давным-давно (а на самом деле всего десять лет назад) командировка в Россию была для сотрудника ЦРУ поворотным событием в карьере. После такого стресса агент или сразу уходил на пенсию, или переводился на высокую руководящую должность. Положение изменилось за каких-то полгода, железный занавес рухнул, и поездка разведчика-нелегала в Россию стала мало чем отличаться от поездки в Нигерию: экзотика, специфические условия, национальный колорит, то-сё, но и не более того,
Однако этот факт мало утешал Роберта Фоули, сотрудника аналитического отдела, по определению не готового к оперативной работе за рубежом. К тому же не раз и не два ему приходилось слышать рассказы о том, что не всё так просто в современной России, что если раньше, во времена СССР, «спалившихся» агентов с большой помпой и ехидными нотами «от лица советского правительства» выдворяли восвояси (или обменивали на деятелей Коминтерна), то теперь в демократической России запросто можно было пропасть без следа, и никто никогда не сумеет выяснить, что с тобой сталось.
— Ваша задача — проникнуть на территорию Российской Федерации, — говорил Шеф, не замечая (или делая вид, что не замечает) нервозности в поведении своего подчиненного, — конкретно — в Мурманск, и под тем или иным предлогом вступить в контакт с резидентом. Он проживает на проспекте имени Ленина. Вот его адрес. В официальных документах резидент значится под именем Иванова Ивана Ивановича. Вот его фотография.
Приняв в руки адрес, напечатанный на простом, без вензелей и грифов, листе бумаги, и фотографию, Роберт внимательно изучил их.
— Я могу это забрать? — спросил он, хотя и так было ясно, что вынести эти документы из кабинета Шефа ему не позволят.
— Нет! — отрезал Шеф. — Вы запомнили?
— Запомнил. Позвольте вопрос?
— Слушаю.
— Откуда у нас информация о резиденте? Шеф посмотрел на Фоули столь выразительным взглядом, что тот прикусил язык. Помолчав, Шеф таки смилостивился и ответил:
— Он сам предложил нам свои услуги. Всего лишь позавчера резидент связался с представителями одной из торговых компаний, действующих в Мурманске, и предложил нам свое сотрудничество в обмен на возможность выезда из России и получения вида на жительство в США. Вы знаете, Роберт, что процедура проверки подобных «перебежчиков» обычно занимает несколько месяцев, но ситуация экстраординарная и времени на доскональную проверку у нас нет.
Фоули кивнул. Ситуация действительно была экстраординарная, иначе он никогда не согласился бы отправиться в Россию — даже под угрозой увольнения.
— Далее, — Шеф отобрал у подчиненного распечатку и фотоснимок. — Через резидента вы постараетесь выйти на Черного Пса. Он наверняка в Мурманске; без него операцию такого масштаба, как нам описывают ее коллеги из «МИ-6», кавказским фундаменталистам не организовать.
— А если резидент откажется организовать мне встречу с Черным Псом? А он может отказаться — это встреча не в его интересах. После нее у Черного Пса возникнет много вопросов к своему резиденту…
— А вы объясните ему, что после этой встречи он может уже ничего не бояться: мы сразу обеспечим ему переправку в Норвегию с последующей натурализацией в США — поселится в любом штате по его выбору.
— Это правда?
Шеф остановился и посмотрел на Фоули как-то по-новому.
— Не понимаю вопроса.
На этот раз Роберт не стушевался. В конце концов не Шефу, а именно ему — Роберту Фоули — придется разговаривать с этим человеком на фотографии, обещать ему неземные блага и американское гражданство, и лучше сразу знать, может ли этот человек на что-нибудь рассчитывать или всё это — блеф.
— Я спрашиваю, правда ли, что будет проведена операция по защите резидента? Или это «легенда»?
Шеф побуравил подчиненного глазами, но тот стоял на своем.
— Это «легенда», — неохотно признался Шеф. — Времени на эту операцию у нас также нет. Резидент должен остаться в Мурманске, или…
— Или?
— Или пусть выбирается из передряги своими силами.
— Я могу оказать ему помощь в этом деле?
— На ваше усмотрение, — буркнул Шеф, — но не во вред общему плану.
