Герострат - Охота на Герострата

      Господи, как надоели мне эти песни!
      — Хорошо. Я думаю, что просто так вы меня все равно отсюда не отпустите. Поэтому я выслушаю вас, но при одном условии…
      — Да?
      — Если то, что вы собираетесь предложить, меня не устроит, больше никаких уговоров. Я ухожу и вы оставляете меня в покое.
      — Безусловно, — кивнул Сифоров.
      Легко же он согласился.
      — Выкладывайте, что там у вас.
      — Начну сразу с главного. Дело в том, Борис Анатольевич, что вы — единственный оставшийся в нашем распоряжении человек, который вступал в непосредственный контакт с Геростратом.
      — Неужели? А Михаил Мартынов? Знаете такого?
      Сифоров вздохнул.
      — Конечно же, знаем.
      Он помолчал, затем продолжил рассказ:
      — Нашими усилиями Герострат был водворен в исследовательский центр, где разрабатывалась известная вам тематика. Но не так давно Герострату удалось бежать. При побеге были убиты люди. Убиты самым жестоким образом. Теперь Герострат находится в розыске.
      Но и это еще не все. Мы выявили круг лиц, с которыми он встречался в качестве руководителя Своры. Их оказалось немного: известные нам члены Своры (на их помощь рассчитывать не приходится), несколько человек из Центра, участвовавших в работе над проектом. Более половины их на сегодня мертвы, а остальные… Остальные, Борис Анатольевич, похищены и либо тоже мертвы, либо… в любом случае, на сегодня их нет в пределах нашей досягаемости. Сотрудники фирм (Герострат, если вам не известно, возглавлял четыре фирмы по продаже оргтехники) нам ничем помочь не смогли. Остается ваш Мартынов, полковник МВД Хватов — знаете такого? — и вы.
      А теперь смотрите сами, Борис Анатольевич. Неделю назад капитан МВД Михаил Мартынов взял отпуск за свой счет: перед Играми Доброй Воли, не забудьте обратить внимание — это когда у них каждый сотрудник на счету. После чего исчез. То же самое на три дня раньше Мартынова проделал полковник Хватов. Мы только начали разворачиваться, а столь необходимых нам свидетелей, с которыми можно было бы разумно сотрудничать, настоящих профессионалов, как корова языком слизнула. Нас опередили, Борис Анатольевич. И если в прямом устранении свидетелей участвовал Герострат, то наше положение с уверенностью можно охарактеризовать как «незавидное»…
      Так, подумал я. Так вот значит как. Были и нет. И мой бывший друг «МММ — нет проблем», и полковник Хватов, и неизвестные мне спецы из Центра — похищены, убиты?..
      Два месяца назад, когда я затравленным зверем метался по Питеру, или еще раньше, когда по заданию Мишки шел на первую встречу с Геростратом, мог ли я представить, что дело Своры приобретет ТАКОЙ размах? И могу ли я правильно оценить это теперь? И если все — правда, и сбривший бороду Кирилл Сифоров, капитан ФСК, не вешает мне спагетти новой марки на уши, значит, я попал в лихой оборот.
      Господи, да когда же вы успокоитесь?! И меня когда оставите в покое?!
      — Вот и получается, Борис Анатольевич, — продолжал Сифоров, — что вы у нас последний имеющийся в наличии свидетель и последний, так сказать, специалист по Герострату. И нет гарантии, что завтра вы не запишитесь в стройотряд — у вас ведь каникулы сейчас, верно? — и не исчезнете в неизвестном направлении, как все другие свидетели перед вами.
      — Это был бы выход, — заметил я без прежней самонадеянности.
      — Такой же, как и для Мартынова? Он, кажется, ваш близкий друг?
      — Когда-то считался другом.
      — Ясно.
      Что тебе может быть ясно? А вот мне ясно многое.
      Игл, на тебя снова накидывают узду, размышлял я с каким-то отчужденно-холодным любопытством стороннего наблюдателя. Кто не с нами, тот против нас. Выбирай. Альтернатива проста, проще некуда.
      Например, ты встанешь сейчас, делаешь капитану ручкой и уходишь, а ночью за тобой приезжают. Вопрос только: кто? Герострат со своей командой марионеточных головорезов? Солдаты на грузовике? Или есть еще некто, чрезвычайно заинтересованный в том опыте, который ты приобрел не так давно и который стремишься забыть всеми силами?
      — На самом деле, Борис Анатольевич, — между тем говорил Сифоров: сама тактичность, — мы легко могли бы вас мобилизовать. Вы рядовой запаса, не так ли? Но мы понимаем, что при таком раскладе ни о каком взаимопонимании, ни о каком равноправном, взаимообразном сотрудничестве между нами не стало бы идти речи. Поэтому мы предпочли иной путь, и, надеюсь, вы это в должной мере оцените.
      И тут он прав. Они — силовое министерство, или были когда-то, не так давно, силовым министерством, и вряд ли полномочий с тех времен у них убавилось. В рамках-то новых указов об «усилении борьбы», которые каждый божий день подписывает Президент.
      Соглашайся, Игл, соглашайся. Ничего не попишешь, придется вернуться в игру. Кстати, нужно отдать должное профессионализму капитана: «сделал» он тебя грамотно. В лучших традициях стратегов-гроссмейстеров, черт бы их всех побрал!
      — Если я буду с вами сотрудничать, — произнес я медленно, — мне хотелось бы быть спокойным за свой тыл. Я имею в виду близких мне людей.
      — Я гарантирую вам их безопасность, — уверенно отвечал Сифоров. — Наши люди уже занимаются этим вопросом. Ни Герострат, ни кто иной до ваших близких не доберется. Уроки недавнего прошлого мы учли, Борис Анатольевич, поверьте. Кое-какой опыт в делах, связанных с Геростратом, у нас появился. Так что возможность шантажа будет исключена.
      Когда-то и кто-то уже гарантировал мне их безопасность. Помнишь, Игл, чем все это кончилось?
      — Я буду спокоен только тогда, когда моих близких не будет в Городе.
      — Разумное предложение, — кивнул Сифоров. — Мы его поддерживаем. Вы только скажите нам, Борис Анатольевич, куда вам хотелось бы отправить близких вам людей.
      — Я подумаю.
      — Мы подождем.
      — В чем заключаются мои обязанности?
      — Это по-деловому, — обрадовался Сифоров. — Как я и говорил, вы нужны нам прежде всего в качестве консультанта. Приблизительный план действий у нас уже выработан; первый этап продуман до мелочей. Мы будем действовать самостоятельно в рамках утвержденного плана, и от вас не требуется участвовать непосредственно в его реализации. Но по ходу могут возникнуть какие-то вопросы. Мы при всем богатстве имеющегося у нас материала о возможностях Герострата пока еще очень смутно представляем себе его повадки, его привычки, его побудительные мотивы. Ведь в мае мы работали не против него, мы работали против его хозяев, а там были свои правила игры. А теперь нужно начинать все сначала. И вашу помощь в этом деле трудно недооценить. Кстати, Борис Анатольевич, вашу работу на наше ведомство мы хорошо оплатим. Думаю, по завершении вы не останетесь в обиде.
      — Прекрасно, — я откинулся на спинку стула, вытянул ноги. — С чего начнем?
      — Для начала, я думаю, есть смысл ввести вас в курс дела. Раз уж мы договорились, что сотрудничество будет равноправным.
      Сифоров встал, вытащил из кармана связку ключей и, выбрав нужный, открыл сейф, откуда извлек кипу папок устрашающих размеров и положил ее на стол передо мной:
      — Это материалы по «Своре Герострата». Будут вопросы, я всегда готов ответить на любой. Не стесняйтесь спрашивать. Но сейчас не стану вам мешать.
      И капитан ФСК Кирилл Сифоров ушел, оставив меня наедине с папками…

Глава пятая

      Наверное, Борис Орлов удивился бы узнай он, что в это же самое время папка с краткой выжимкой из материалов по «Своре Герострата» легла на стол перед еще одним человеком. Но Борис Орлов не мог этого знать, и никто ему об этом не расскажет. Даже Сифоров. Или тем более Сифоров.
      Потому что тем человеком, который изучал сейчас папку с грифом «Особой важности», пробегая глазами текст и останавливаясь на аккуратных четких фотографиях, был Президент Российской Федерации.

Глава шестая

      Итак, Герострат вернулся.
      Как и обещал, написав краской: «Я ВЕРНУСЬ» на стальных воротах Центра прикладной психотроники.
      Я разглядывал снимок этих ворот, а в горле рос долгожданный комок, и первая капля пота прокатилась, щекоча кожу, из-под мышки к ремню на поясе, и тонкий давно заживший шрам на ладони вдруг напомнил о своем существовании легким, но неприятным зудом.
      Это уже привычка; привычная реакция организма на воспоминание о фокусах Герострата.
      Понятно, для нормального человека любой его поступок: будь то надпись на воротах: «Я ВЕРНУСЬ» или игра по телефону в шахматы на живых людей — покажется бредом, точным показателем сумасшествия. Как говорится, что хорошо для киношного суперзлодея, не к лицу злодею реальному: из плоти и крови. Но за каждой такой выходкой, за каждой «примочкой» у нашего суперзлодея имелся точный, тщательно продуманный план, основанный прежде всего на совершенном знании человеческой психологии. Нормальной человеческой психологии. И те, кого он заносил в свою пресловутую СХЕМУ, пожимая плечами и крутя пальцем у виска, поступали так, как этим планом, СХЕМОЙ было для них предусмотрено.
      На этот раз — не исключение! — нормальные поступили точно так же.
      Они прочли надпись, и хотя всерьез ее никто не воспринял, на всякий случай усилили охрану Центра и собрали туда оставшихся в живых спецов по Герострату, чтобы те, используя материалы архивов, а также собственные знания и опыт, выработали рекомендации по поимке беглеца.
      Я на месте того деятеля, что додумался до подобной идеи, поступил бы совсем иначе, но, видимо, «деятель» был не совсем в курсе и поступил так, как поступил.
      Там-то, в Центре, Герострат их всех и накрыл. Охрана была ему нипочем, сколько бы ее не усилили: на его стороне выступали неожиданность и около сотни хорошо вооруженных головорезов (как потом выяснилось, среди них были и старые члены Своры, и свежепрограммированные). Мощным зарядом тротила они подорвали стену и под прикрытием армейских гранатометов атаковали Центр.
      Охрана была смята и дезорганизована. Не помогло и присутствие в Центре большего, чем обычно, количества полевых офицеров. За десять минут Герострат захватил и Центр, и так необходимых ему спецов по проблемам прикладной психотроники. И еще десять минут ему понадобилось на то, чтобы заминировать лаборатории и архивы, а потом убраться восвояси, уводя с собой плененных спецов. А еще через две минуты после его ухода все постройки Центра взлетели на воздух.
      Сидя в кресле Сифорова, я внимательно разглядывал фотоснимки. Их оказалось здесь две пачки в конвертах: Центр до нападения и Центр после нападения. Зрелище впечатляющее. В первой пачке: белые стены, ухоженные дорожки, ровно подстриженные кусты, стекла высоких окон отражают зайчиками солнечный свет — курорт, да и только; и во второй: те же стены, но в черных разводах копоти, пепел на месте сгоревшего до тла кустарника, разбитый прямым попаданием гранаты асфальт, изрешеченное тело в солдатской форме — на первом плане, осколки стекол — целые груды, пустые глазницы окон, пулевые отверстия в рамах и вокруг них.
      Когда поднятые по тревоге бойцы двух соседних воинских частей прибыли на место (но копались они долго: почти час), все уже было кончено. Догорали лаборатории, остывали тела, по пожарищу, матюгаясь, метались пережившие бойню — пытались тушить, но, конечно же, впустую, а группа Герострата, оставившая на поле брани всего семерых боевиков, была уже далеко.
      Таким образом, на сегодня Герострат являлся единственным в стране (а может быть, и в целом мире) человеком, располагавшим всей совокупностью информации по наиболее перспективному проекту из тех, что разрабатывали Центр и несколько его филиалов, разбросанных по крупнейшим городам. И если в филиалах исследователи были заняты лишь решением частных задач, даже порой не представляя себе, зачем и кому это нужно, то в Центре все решения сводились в единое целое и уже на основе этого единого целого строилась практическая реализация тех или иных направлений изучаемой тематики. И вот теперь эти «бесценные» крупицы злой истины, с помощью которой вполне доступно управлять человеческой личностью, находились в руках Герострата, и уж кто-кто, а он способен оценить их значение.
      Другой вопрос — как он собирается распорядиться этой информацией? И вот здесь, господа мои товарищи, шутки кончаются. Это действительно страшно — представить себе, что будет, если Герострат всерьез займется внедрением разработок Центра в жизнь.
      Да, Герострат вернулся.
      Но он вернулся не только в Центр прикладной психотроники, он вернулся и в мою жизнь, потому что опять так получилось, что я, Борис Орлов, рядовой запаса войск специального назначения МВД, оказался на другом полюсе противостояния, и опять от меня зависит, сумеет Герострат реализовать свои планы или нет.
      Он вернулся. И чтобы понять, как мне самому действовать дальше, исходя из этой новой ситуации, что возникла с его возвращением, я решил пройтись по своим воспоминаниям от самого начала, заодно просматривая те события глазами моих новых партнеров.
      Я нашел в кипе папку, датированную осенью прошлого года (октябрь-ноябрь), и, устроившись поудобнее, насколько позволяло сделать это неказистое кресло Сифорова, раскрыл ее.
      Да, с этого все и началось. Передо мной лежали исписанные от руки отчеты Эдика Смирнова, лейтенанта МВД, сотрудника оперативной группы, которой руководил Мишка Мартынов, когда-то мой «старый и верный друг».
      В октябре прошлого года Михаилу Мартынову было поручено проверить руководителей различных неформальных группировок идейно-религиозного толка. На предмет правовой профилактики: как раз тогда было много шума вокруг инцидента с Белым Братством, сектой одурманенных ребятишек, решивших покончить с собой в один день на центральной площади Киева. Задание Мартынов выполнил добросовестно, и в ходе переговоров его внимание привлек руководитель одной из таких неформальных группировок, державшийся в отличии от других очень просто, так, что становилось непонятным, каким образом этот немолодой уже человек сумел объединить вокруг себя около сотни вполне интеллигентных, самостоятельно мыслящих ребят — пре имущественно студентов. Долго размышлять над неувязками в образе Мартынов не стал, а предложил внедрить на некоторое время в группу своего человека. Этим человеком и стал Эдик Смирнов.
      Я листал его отчеты. Четыре отчета, (не копии — те самые изъятые у Мартынова оригиналы) в общей сложности — семь страниц, исписанных твердым разборчивым почерком. Написаны они были в свободной, порой даже несколько развязной манере — видно, не в расчете на то, что будут когда-нибудь подшиты к делу.
      Вот первый отчет.
 

      «Вариант внедрения через Мальцева себя оправдал, — писал Смирнов. — Я был приглашен пообщаться с интересным человеком. Кроме меня и Мальцева собралось еще четверо.
      Отсюда вывод:
      В Своре используется классический принцип разделения на пятерки.
      Познакомились. Двое студентов из Универа: Саша и Валентин, одна спортсменка-пловчиха по имени Ирина, и еще одна совсем молоденькая девушка, школьница с Васильевского острова Светлана. Вечер провели за несколько принужденной беседой. Ждали Г. Но не дождались.
      Вывод:
      Г. не столь обязателен и точен, как принято в Своре о нем говорить.
      Мальцев долго и многословно извинялся. Ну что ж, нам спешить некуда, подождем.»

 
      И подпись размашистая уверенная: большая буква «С» и частокол закорючек справа налево.
      Герострат в тот вечер не пришел. Интересно, почему? Или здесь имеет место сходный с моим случай, то есть Герострат все-таки появился, но, покопавшись в извилинах Смирнова и все про него выяснив, заменил истинные воспоминания о встрече ложными, будто никакой встречи не было? Не исключено. Ведь уже тогда игра в противостояние началась, и пошел поток «дезы».
      Вот второй отчет. Описание новой вечеринки у Герострата. Что здесь истина, а что «навязанные воспоминания»? Никогда нельзя сказать с уверенностью, если имеешь дело с таким человеком, как Герострат.
 

      «Снова собрались все вместе. Снова ждали. Наконец появился Г. Моему присутствию был рад. Шумно и многоречиво демонстрировал эту радость. Хвалил Мальцева за то, что тот меня привел. Уверял, что мне у них понравится, и я останусь в Своре навсегда.
      Мои впечатления от Г.:
      Откровенный позер, играет на публику, имидж — своеобразный симбиоз образов: шизанутый простачок, фанатик идеи и в то же время добрый, но хитрый дядюшка. При достаточно продолжительном общении с Г. создается ощущение, что имидж этот имеет искусственное происхождение. Он был предложен, обдуман, сконструирован — возможно, специалистами более высокого класса, чем Г.
      Версия:
      С помощью этого образа Г. создает для посторонних глаз видимость своей личной безобидности при всей его устрашающей философии.
      Философия (идеология) Своры:
      В основу, как легко догадаться, положен миф о Герострате. Вводится понятие Личности, противостоящей всемирной несправедливости. Единственная возможность самореализации Личности видится в том, чтобы совершить некий акт (тут может быть все, что угодно: от элементарного поджога до террористических акций глобального масштаба), который увековечит имя вышеупомянутой Личности.
      При этом подразумевается, что он один, т. е. Г., способен указать, где, когда и какой акт следует совершить. Априори утверждается, что совершать акт пока еще рано, нужно выждать, но время его придет и придет скоро.
      Кроме того, как и предполагалось, имеется в наличии принцип материальной заинтересованности для членов Своры. Построение хорошо знакомо: мы все — одна Личность, у нас нет секретов друг от друга, мы решаем любые проблемы сообща, твои трудности — мои трудности, мои трудности — твои трудности, мой кошелек — твой кошелек, твой кошелек — мой кошелек.
      Вывод:
      Общая идеология Своры стандартна; с учетом некоторых поправок вполне соответствует приемам базовой подготовки перепрограммирования психики. Идеология не опирается не на одну из метафизических доктрин, но именно поэтому привлекательна для наиболее здравомыслящей части молодежи.
      Подать ее принципы Г. умеет. Он — прекрасный вдохновенный оратор, свободно владеет искусством риторики, способен направлять дискуссию в нужное ему русло. Это местами нарушает целостность принятого имиджа, но заметить несоответствие способен только очень искушенный в психологии человек.
      К вопросу о применении Г. психотропных препаратов:
      Лично мной ничего похожего замечено не было. За ужином, к которому меня пригласили присоединиться, почти никто не ел: все слушали Г. Сам подбор продуктов (в Своре нет диетических ограничений, характерных для большинства известных на сегодня сект) не оставляет места подозрениям: только свежие фрукты, много импортных консервов хорошего качества (я сам наблюдал за тем, как их вскрывали — добавить туда что-то было бы не реально), дорогое вино (бутылки открывались непосредственно перед произнесением очередного тоста). Применение респираторных психотропных препаратов исключено, т. к. сам Г. не курит и, судя по всему, не одобряет этой вредной привычки: по крайней мере, в его присутствии никто не курил и даже не проявлял желания.
      Вывод:
      Возможно, Г. имеет в своем распоряжении более изощренные методы воздействия на психику своих подопечных, чем известные нам психотропные средства.
      Дополнение к сказанному:
      Не следует сбрасывать со счетов возможность вообще полного отсутствия каких-либо средств воздействия на психику, кроме вышеупомянутой идеологии. Соответствующий имидж подобран не преднамеренно, а в силу хорошего понимания Г. аспектов человеческой психодинамики. В таком случае Свора Герострата — всего лишь еще одна неформальная группировка молодежи, объединенная за счет и ТОЛЬКО авторитета конкретного лидера. Если это так, то в смысле профилактических мероприятий Свора Герострата оперативного интереса для нас не представляет.»

 
      Да, я тоже так считал. «Герострат — низкого полета шизик». Так я думал.
      Я ошибался. Ошибался и лейтенант МВД Смирнов.
      И вообще, читая этот его второй по времени написания отчет, я не без удивления обнаружил, насколько мои собственные впечатления от самой первой встречи с Геростратом похожи на первые впечатления Эдика. И хотя Смирнов был профессионал, что чувствуется по подходу к проблеме, тем не менее и он не обошел само собой напрашивающегося вывода: Герострат — ничтожество, каких много; реальными силами он не располагает и не будет располагать в ближайшем будущем. «Оперативного интереса не представляет.» Точка.
      Но Герострат оказался более серьезным противником, чем Смирнов с Мартыновым поначалу думали. И тут нужно было бы поставить точку с запятой, потому что он уже располагал реальными силами и готов был применить их при первой же подходящей возможности.
      Посмотрим, что было дальше.
      Отчет третий.
      Датирован одиннадцатым октября девяносто третьего. Уже совсем близко к моему появлению на арене боевых действий. Ба-а, да здесь знакомые все лица!
 

      «Состоялось две встречи с Г., —

      писал Эдик; развязности тона в этом новом его отчете заметно прибавилось. —

      На горячее как всегда очередная порция бесценных идей. Единственная достойная внимания деталь — какая-то СХЕМА, о которой Г. упомянул между делом, подразумевая, видимо, что всякий и каждый должен уже знать, о чем конкретно идет речь. Я рискнул переспросить: „Схема?“. Г. рассмеялся и сказал, что я все узнаю в свое время. Из контекста я понял, что Схема — это программа действий Своры на случай, когда Г. наконец решит, что время пришло, пора претворять „акт“ в жизнь. Это действительно зацепка, и в этом направлении, думаю, стоит еще поработать. Может быть, что-нибудь прояснится.
      Я теперь полноправный член Своры со всеми вытекающими отсюда последствиями: мой кошелек — твой кошелек. Г. определил меня пятым в только что сформированную пятерку. Старостой пятерки (второй после Бога) является Семен Сальников, „афганец“, работает в службе безопасности частного коммерческого банка. Далее: Вениамин Скоблин, студент Политеха, начинающий и уже обворованный предприниматель; Юрий Арутюнов, студент Техноложки, явно выраженный комплекс неполноценности; Людмила Ивантер, студентка Университета, филфак, особый случай: душный мир — поиск истины — уход от суеты — очищение в служении Идее, непредсказуемые переходы от полной замкнутости, невыразительности к состоянию классически беспредельной экзальтации (подобных девиц я встречал: в группировках идейного толка и только здесь они чувствуют себя, как рыба в воде).
      Как я на словах уже отмечал, существует еще один признак, отличающий членов Своры. Все они мнят себя обиженными. Каждый по-своему, но в то же время очень похоже. Моя пятерка не составляет исключения. Сальников обижен на правительство и „новых русских“; Скоблин — на обворовавших его конкурентов и опять же на правительство; Арутюнов готов винить во всех своих личных недостатках кого угодно, только не себя самого; Ивантер — как и полагается при особых случаях, отвергает сам мир, Вселенную, как бездушное кровожадное образование, существование которого лишено какого-либо разумного смысла.
      Вывод:
      Свора принимает „обиженных“ в неограниченном количестве. Видимо, Г. удобно использовать именно такие настроения членов, как базу для привнесения собственной идеологии. Различия же в конкретных причинах обид таковы, что при прочих равных условиях, но без присутствия Г. в качестве лидера, мне трудно представить себе этих четверых вместе. Становится понятным, почему они собираются только по поводу встречи с лидером и разбегаются сразу после его ухода.
      Дополнение к сказанному:
      Новые данные по Своре не дают ответа на главный наш вопрос, насколько серьезны намерения и возможности Герострата. Можно взглянуть и так и этак: или Г. представляет некую силу, планирующую использовать членов Своры в акции общероссийского масштаба, или Г. представляет самого себя без поддержки со стороны.
      Рекомендация:
      Необходимо продолжать наблюдение.»

 
      Я отложил отчет.
      Знакомо все это. Узнаваемо. Помнишь, Игл, как говорил тебе Мишка Мартынов? «Мы ДОЛЖНЫ продолжать наблюдение.» Вот откуда все идет. От этих листков, исписанных твердым почерком уверенного в себе человека. В отличие от меня, он был готов «продолжать наблюдение». Он не знал, что его вскоре ждет. А я знал, пример у меня был перед глазами. Но все-таки полез. Зачем, Игл?..
      И вот теперь все они: «шурави» Семен, Венька Скоблин, Люда Ивантер, Юра Арутюнов, Андрей Кириченко (кстати, его в третьем отчете Смирнова нет: он, судя по всему, появился в Своре позднее) — все они мертвы. И твоя вина в том, что они погибли, тоже есть.
      НЕ ТОЛЬКО Я, НО ТЫ…
      Но хватит, Игл, хватит. Так тоже нельзя. Сегодня у тебя есть дела поважнее углубленных самокопаний.
      Отчет четвертый.
      Написан на листке из школьной тетради: край оборван неровно, сам листок засален, захватан пальцами. И не отчет это, а письмо. Последнее письмо Эдика Смирнова. Без даты, без подписи, но почерк принадлежит ему: не надо быть экспертом-графологом, чтобы это увидеть.
 

      «Моим бывшим сослуживцам
      ПИСЬМО.
      Дорогие (зачеркнуто) коллеги! Я хочу поблагодарить вас за то, что вы меня познакомили с таким замечательным выдающимся человеком как Герострат. С его помощью я приобрел возможность по-новому взглянуть на окружающий меня мир. Выводы, к которым я пришел, вас скорее всего (зачеркнуто) вряд ли порадуют. Потому что мне теперь стало ясно, кто виноват в смерти моего отца (зачеркнуто) папы. Вы, распослед (пропуск) дерьмо, вы его убили! Вы вместе с вашим гнилым Аэрофлотом!
      Мне блевать хочется, когда я думаю, сколько лет я провел у вас на службе (зачеркнуто) в услужении. А вы все знали, посмеивались (зачеркнуто) гнусно хихикали у меня за спиной; да, конечно, сочувствовали для видимости, соболезнования приносим (зачеркнуто), а сами смеялись и тыкали пальцем — говнюки, пидорасы! И ты, Мартынов, главная вонючка, знал ведь все, и тоже смеялся, и соболезновал (зачеркнуто), и тыкал. Ты его и убил, завидовал ему и убил. Подговорили диспетчера в аэропорту и убили. Падаль, падаль, падаль! Ненави (пропуск) всех!!!!!
      Жаль не сумею (зачеркнуто с таким нажимом, что порвалась бумага) у меня нет возможности добраться до тебя, Мартынов. А ты заслуживаешь собачьей смерти. До тебя мне не добраться. Но до Аэрофлота я доберусь, доберусь до этих ублюдков, вонючек. Они заплатят мне за все. Никто не уйдет от возмездия, НИКТО!».

 
      Я прочитал письмо. Я оттолкнул его от себя дрожащей рукой: страх, новый приступ откровенного животного страха перед Геростратом.
      Теперь я понимал, почему аэропорт. Почему ИМЕННО аэропорт. И видел, как Герострат сумел зацепить Смирнова, как сумел вывести его на финишную прямую, на позицию для стрельбы. И для Смирнова все кончилось тогда, в октябре; он отыграл свое, так и не успев ни в чем разобраться.
      А для меня все только начиналось. И страх мой от того, что кажется, будто ЭТО никогда для меня не закончится…

Глава седьмая

      Я оказался тогда в Пулковском аэропорту: встречал Елену из московской командировки. И в зале ожидания наткнулся на Смирнова. Я узнал его не сразу: Мишка Мартынов знакомил нас, но вокруг моего «старого и верного друга» всегда вертелась масса не менее интересных людей, и всех хорошо запомнить я и не пытался. Но в конце концов я его все-таки признал, решил подойти, завести беседу, чтобы хоть как-то скоротать время томительного ожидания.
      Его вполне обыкновенные реплики, но произнесенные со странной интонацией в сопровождении странного, словно подернутого дымкой, взгляда, заставили меня насторожиться. И настороженность эта меня не подвела в тот момент, когда Эдик принялся («Они заплатят мне за все!») Расстреливать окружающих из пистолета-пулемета. Я успел уйти с линии огня и даже допрыгнул до Смирнова с намерением прекратить бойню, после чего Эдик умер, можно сказать, у меня на руках…
      Вот, кстати, здесь в папке имеется и моя фотография: профиль, анфас.
      Да, именно с этого момента можно начинать вести отсчет моего участия в деле «Сильные мира сего против Герострата». Меня закрутило в водовороте событий, и остановиться не было уже ни времени, ни сил.
      Через неделю ко мне на дом пришел Мишка и прямо попросил содействия в разоблачении деятельности так называемого Герострата, того самого руководителя группировки, куда был внедрен Эдик. Именно тогда, из уст Мишки я впервые услышал о существовании психотронного оружия и программе психокодирования под страшноватым названием «Зомби». С большой неохотой, со многими оговорками я согласился ему посодействовать. Тем более что, как выяснилось, в Своре состоял мой однокурсник, будущий коллега Венька Скоблин, начинающий «шоп-турист». Так как уже тогда Мишка Мартынов и полковник Хватов, непосредственно руководивший нелегальным расследованием (легально дело было передано в Министерство госбезопасности), догадывались о совершенном умении Герострата копаться в чужих извилинах и программировать человеческий мозг по своему усмотрению (после предсмертного письма Эдика Смирнова «бывшим сослуживцам», нетрудно было бы догадаться), они подключили к игре «внештатного консультанта», специалиста по всем этим психотронным заморочкам.
      Специалист установил мне в подсознании защитный блок, но все было спланировано таким образом, чтобы Герострат вскрыл этот блок при первой же со мной встрече. Узнав все, что можно, про меня и про наш замысел в том виде, в каком преподнес мне его Мартынов, Герострат задумал провести комбинацию, благодаря которой предполагал избавиться от контроля со стороны своих истинных хозяев (троица генералов во главе с генерал-полковником Проскуриным, под надзором которых функционировал в те дни Центр). Для этого он вложил мне в память (бедная моя голова!) Идею «вскрыть» через модем системный блок его рабочего компьютера с целью извлечения из него планов Своры на ближайшее будущее. Планы эти он заранее подготовил и, наверное, потом посмеивался, потирая руки и дожидаясь, когда мы клюнем на его «дезу».