Архимаг остался стоять, потирая левое предплечье, на котором — он знал — вскоре вспухнет багровый рубец. Его не хотели убить, его просто предупреждали.
      Но ничего, ничего. Он успел увидеть и, главное, почувствовать достаточно. Сегодня же вечером он подробно разложит всё по магическим компонентам и тогда разберется, в том числе, и где лежит этот самый «осссстров».
      Посоветоваться с Динтрой? Пожалуй… вот и пригодится наш лекарь, коий, как всё сильнее подозревал Игнациус, на самом деле никакой не лекарь, а…
      Пришла пора выяснить также и это. Если, конечно, не помешает главному.
      Во всяком случае, больше мессиру Архимагу тут делать нечего.
 

* * *

 
      Ворота ордосской Академии Высокого Волшебства оказались накрепко запертыми, и на яростный стук долго никто не отзывался.
      — Поумирали они там все, что ли? — раздражённо бросил Хаген, по-прежнему не расставаясь с обликом лекаря Динтры. Его левая рука лежала на груди Даэнура, и только поэтому сердце дуотта ещё продолжало биться.
      — Никак нет, — отозвался кто-то из добровольных носильщиков. — Все маги, как один, сколько было, с нами дрались. В школе одни юнцы остались, даже огнешара не пустят.
      Хаген молча поднял бровь — едва ли здешние чародеи озаботились поделиться своими планами с дружинниками-ополченцами. В конце концов створка всё-таки приоткрылась, и «лекарь Динтра» увидел совсем молоденькую девчонку с непослушными рыжими кудрями над высоким чистым лбом.
      — Мэтр Даэнур ранен, мы доставили его в Академию, — Хаген решительно шагнул внутрь. — Куда его отнести?
      Растерявшаяся девчонка (наверное, только-только принятая, подумал Хаген) махнула рукой в сторону длинного серого здания.
      …Факультет малефицистики, сиречь злоделания, встретил Хагена пустотой, тишиной, запустением. Пыль, паутина, затхлость. Здесь не убирались, наверное, целую вечность.
      …А книги тут, похоже, неплохи — Хаген отсюда ощущал исходящую от них злую ауру. Они призывали к отмщению, сами просились в руки, и понятно, почему племянник Аглаи Стевенхорст взялся за них: молодёжь слишком любит простую и грубую силу. Результат сразу, да и вообще — некромантия, таинственно, красиво. Чёрное идёт многим. Даже слишком многим.
      В глубине нашлась комната с узкой лежанкой, Даэнура осторожно переложили на неё; Хаген махнул добровольным помощникам, мол, уходите, спасибо, ваше дело сделано.
      Жёлтые совиные глаза раскрылись, неожиданно остро и резко взглянули на «лекаря».
      — Говори, я слушаю, — негромко произнёс ученик Хедина.
      — Благодарю, — выдохнул старый дуотт. — Слушай, пришедший извне!.. или… нет. Скажи, ты ведь от них?От настоящих богов, от тех, кто правит… всем этим, что больше Эвиала?
      Хаген молча кивнул, и у Даэнура вырвался вздох облегчения, безгубый рот искривился в гротескном подобии улыбки.
      — Я знал, — шепнул он. — Я верил. Верил, что тамдолжна быть справедливость…
      — Ты хотел поведать мне что-то важное, — не слишком вежливо прервал его Хаген. — Что твои соплеменники-дуотты готовят, как ты сказал, «возвращение». Кого, когда, во имя чего?
      — Да… — глубокий выдох, в глазах — боль, которая уже не уйдёт. — Дай мне немного силы, великий. Иначе мои братья успеют раньше, чем я закончу свой рассказ.
      Хаген вновь кивнул. Лежащие на груди дуотта пальцы сжались в кулак, лицо осталось бесстрастным, но Даэнур вновь улыбнулся через силу:
      — Тебе больно. Это хорошо — за тобою истина. Дуотты, мои братья, измыслили план мести за своё давнишнее поражение. Они знали, что не могут победить. Им оставалось только умереть, но так, чтобы захватить с собой всех, всехсвоих врагов и их потомков. Они связались с тем, что здесь называют Западной Тьмой. Вместе с другими, неведомыми мне, создавали Империю Клешней, познавали высокую некромантию. И всё потому, что Она обещала им победу, великую трансформу, что изменит весь старый Эвиал, отмщение врагам. А они, дуотты, за оказанную Ей помощь станут… высшими. Посвященными. И двинутся с Ней покорять новые миры. До тех пор, пока каждый из них не станет богом. В своём собственном бытии.
      — Неплохо, — процедил сквозь зубы Хаген. — И откуда ты всё это знаешь?
      — Что ведомо одному дуотту, то знают все. Ну… или почти все.
      — А почему же теперь открываешься мне? — на миг в Хагене вновь ожил лихой хединсейский тан. — Предаешь свою кровь?
      — Моя кровь обезумела, великий. И я потому предаю дуоттов в твои руки, что надеюсь на милосердие. Ты ведь не случайно принял облик лекаря, не случайно лечишь и меня…
      — Не трать силы, Даэнур. Говори, чего ты просишь?
      — Не попусти полного истребления дуоттов, великий. Отведи свою карающую длань от невинных малолеток. Выведи их из этого проклятого обиталища; дай им пустой, никем не заселённый мир, где они смогли бы начать всё сначала. Дети, только дети, и подростки, в ком ещё нет этой скверны, кто не отравлен местью!.. Умоляю тебя, великий!..
      Даэнур сделал попытку соскользнуть с лежанки и обнять ноги Хагена. Напрасная попытка, железная рука бывшего тана без труда удержала декана на месте.
      — Лежи и не шевелись, — рыкнул сподвижник Хедина. — Я обещаю тебе, что сделаю всё, мне доступное. Донесу твою просьбу тем, кто определит судьбу дуоттов. Твои соплеменники, похоже, и впрямь не могут делить ни с кем свои обиталища. Даю тебе слово.
      — Спасибо, великий… — лицо Даэнура расслабилось, веки смежились. — Теперь я буду говорить дальше. Средоточие всего и вся — маленький остров на крайнем западе, под названием Утонувший Краб. На нём, на этом острове… — шёпот дуотта сделался еле слышным, и Хаген наклонился к самым губам, боясь пропустить хотя бы слово.
 

* * *

 
      Мессир Архимаг умел поспешать медленно и никуда не торопиться, когда сталкивался с действительно необъяснимым. Динтра ушёл в город и пропал; ну и пусть его, ну и хорошо, нечего мешаться под ногами…
      Проводив взглядом пленённого змея, скрывшегося в туманной дымке у горизонта, Игнациус в буквальном смысле засучил рукава. Сбросил тяжёлый плащ, и прямо тут, на морском берегу, принялся чертить заклинательную фигуру.
      Там, где Фесс и Рыся тратили целый день, Игнациус справлялся за час. Рука старого мага не дрожала, и ему хватало одного взгляда на затянутое тучами небо, чтобы разом определить положение всех важных для данного магического построения светил.
      Он быстро взмок, но работу не оставил; острие посоха чертило на песке на удивление правильные прямые, дуги и хорды. Очень скоро он будет знать всё.
 

* * *

 
      — Высокородная госпожа Клара Хюммель, — прогнусавил странно-знакомый голос. — Вот и довелось встретиться вновь, высокородная госпожа!
      Клара застонала — в виски словно ввинчивалась пара тупых толстенных болтов.
      — Сейчас вам станет легче, госпожа. Вот так — лучше?
      Боль и впрямь отступила. Мельтешение в глазах улеглось, так что чародейка смогла осмотреться.
      Тот же самый покой, только на сей раз — никакого следа серой дряни. Она совершенно обнажена и распята на алтарном камне цвета кипящей крови; и рядом стоит, усмехаясь, тот самый козлоногий, с кем по поручению Игнациуса довелось вести переговоры!
      — Вижу, высокородная госпожа узнала меня.
      — Допустим, — процедила сквозь зубы Клара. — Узнала. Что, в прошлый раз на меня не насмотрелся? Снова полюбоваться захотелось?
      — Высокородная госпожа, — в голосе козлоногого звучала почти искренняя обида. — Уверяю вас, что сие сделано исключительно с целью обезопасить и нас, и вас от каких-либо неприятных сюрпризов. Я лишён плотского влечения, хотя и понимаю, что это такое.
      — Бедный, — сощурилась чародейка. — В таком случае ты много потерял.
      — Возможно, — вежливо поклонилась тварь. — Но, с разрешения госпожи, ближе к делу.
      — А без этого, — Клара постаралась кивнуть на цепи, наручники и кандалы, — никак не обойтись? Вы лишили меня магии, я всё равно никуда не денусь…
      Козлоногий с серьёзностью, которая в другой ситуации показалась бы потешной, покачал головой — совсем по-человечески.
      — Нет, высокородная госпожа. Обстоятельства изменились. Вы смогли нас удивить.
      Вы были сильным противником. Но вы проиграли. И не могли не проиграть, потому что слишком уж сильно любили честь в себе. Вот потому вы и полезли очертя голову в совершенно очевидную, в простейшую ловушку. Многие из моих… соратников, назовём их так, советовали выставить против вас и вашего отряда целую армию — даже самые лучшие бойцы не продержатся в одиночку против тысяч.
      — Помнится мне, что не так уж давно мы продержались. Против целой армии твоих сородичей.
      — Верно, — неожиданно легко кивнул козлоногий. — Вы продержались. Но потом в дело вступила совершенно новая сила, которая и смешала все карты, как говорят у вас, людей. Если бы не она — вы бы не победили. Впрочем, это действительно уже прошлое. А настоящее — вот оно, — козлоногий эффектным жестом повёл жутковатого вида лапой. — Вы, госпожа, прикованы к алтарному камню.
      — Оценила, — спокойно сказала Клара. — Мне моего тела стыдиться нечего. На красном должно выглядеть неплохо. Ты как считаешь?
      — Отдаю должное вашему духу, — насмешливо поклонился козлоногий.
      — Благодарю, — невозмутимо отозвалась чародейка. — Но не был бы ты так любезен ознакомить меня с предметом нашей сегодняшней беседы?
      — А сегодня у нас не будет никакой беседы, — чуть ли не весело заявила тварь. — Мы всё обговорили ещё в прошлый раз. Теперь, высокородная госпожа, вы просто станете ещё одним кирпичиком в опорах нашей победы. Вы и ваши спутники. Вам как, не стыдно, что привели их на убой? Если только я правильно понимаю человеческие чувства, вы сейчас должны…
      — А ты угадай, — Клара постаралась ухмыльнуться как можно наглее.
      — Простите, но не стану. Этот интерес являлся, как говорят у вас, сугубо академическим. Сейчас вы всё увидите сами — когда этот камень займёт своё место в кругу других жертвенников.
      Жертвенников. Ну, конечно. Что ещё могут придумать эти бестии, подчинённые одному-единственному — целесообразности?!
      Клара ничего не сказала. Все силы ушли на то, чтобы стиснуть зубы и не застонать от горького бессилия. Ведь она и впрямь завела свой отряд в западню. И Мечи теперь у них,хотя едва ли онисмогут их использовать. И вряд ли передадут «по назначению» — никакой связи Падшего с козлоногими до сегодняшнего дня не просматривалось.
      Как она могла так, нет, ТАКпроколоться? Может, действительно уверовала в собственную непобедимость, она, боевая чародейка Долины? А с ней никто не стал состязаться ни во владении мечом, ни даже в убийственности заклинаний. Расставили капкан и спокойно ждали. Знали, что она непременно сунет голову в петлю.
      Клара Хюммель стиснула зубы ещё крепче. Ей казалось, они уже хрустели и крошились.
      — Мы двигаемся к цели, а не наслаждаемся мучениями жертв, — в голосе козлоногого прозвучало нечто, напоминающее сочувствие. — Ваше ожидание не станет долгим.
 

* * *

 
      Внутри Храма Океанов стояла тишина. Добрая, ласковая и домашняя. И предрассветный полумрак — тоже добрый, в каком только и отдыхать от трудов праведных.
      Сильвия Нагваль, новая Хозяйка Смертного Ливня, сидела на жёстком камне, привалившись к стене. Двигаться не хотелось. Слёзы течь перестали, и теперь глаза жгло, словно их засыпало песком.
      Наллика, крылатый воин Трогвар, эльфийка с магической флейтой — где-то там, во тьме внешней. Броневые плиты век опущены и — мира больше нет. Есть только она и тот вечный, непреходящий ужас, что отныне с Сильвией навсегда.
      Отец. Заигрался. И, конечно же, подумал обо всём, о чем угодно, кроме мамы и меня. Оставил подарочек. Он, естественно, не предполагал, что я окажусь в совершенно ином мире, под иным солнцем; я должна была стать его наследницей в Мельине. Или нет? Или всё это случайность, нелепое совпадение?..
      Это помогало. В первую очередь не думать о том, что же дальше. О том, сколько ей ещё сидеть в этой приятной прохладе, под защитой зачарованных стен.
      Я ведь выполнила просьбу Хранительницы. Отстояла Ордос. Сразилась не за себя, за весь ихний Эвиал. Мне что-то обещали. Отвести к тем, кто на самом деле может помочь. А теперь молчат, ни словечка. А мне — мне всё равно. Вроде нужно трясти здешних хозяев, требовать, грозить… нет, не получится. Сил нет. Навалилось такое равнодушие, что и собственная судьба не волнует.
      Звук. Кто-то шевельнулся. Подойдут, заговорят, спросят?..
      — Очнись.
      Это Трогвар.
      — Очнись, Хозяйка. Твой Ливень никуда не уходит, он ждёт тебя.
      Ну и что? Да и пускай! Какое это теперь имеет значение?.. Чтовообще сейчас имеет значение?..
      — Очень многое, — ответил твёрдо, словно обладал способностью читать её мысли.
      — Опять про общее благо, защиту других? — Сильвии слышится её прежний голос, а вот остальным?..
      — Нет. Про тебя.
      — Это я уже слышала. Спаси Ордос, собирался кто-то умолять меня на коленях. Спаси Ордос, и мы попросим за тебя, — кажется, нет, не всё ещё угасло. Едкость Смертного Ливня словно оживает в словах.
      — Я попросила, — это уже Наллика. Мягко, увещевающе, даже как-то виновато. — Сейчас такие времена, что голосу моему не так легко достичь слуха того, кто может тебе помочь, но я постаралась. Он ответил, что сейчас разворачивается решающая битва, и не только за наш Эвиал. Но при первой же возможности он…
      — Я не сомневаюсь.
      — Не надо столько яду, Сильвия. Ты не можешь даже представить себе, сколько сейчас у него на плечах, — Наллика по-прежнему уговаривает.
      — Что ты от меня хочешь, Хозяйка? Чтобы я вновь повела Смертный Ливень против твоих врагов? Но почему бы тебе не выступить против них самой?
      — Закон Равновесия…
      — А разве он помешал послать стихийных элементалей против флота Империи Клешней?
      — Не помешал, — рука Наллики касается плеча последней из Арка, и Сильвия невольно отодвигается, словно кошка, уворачивающаяся от докучливой ласки. — Я могу защищаться. Но не нападать.
      — А если…
      — Даже если нападение — единственно оставшаяся, как сейчас, защита, — непреклонно отрезала Наллика. — Я привыкла к осторожности. Кое-кто, в частности, Трогвар, считает это трусостью. Пусть так. Но Закон…
      — Чушь и ерунда этот ваш закон, — сплюнула Сильвия. — Какое ж это равновесие, когда одним можно нападать, а другим — нет!
      Глаза открылись. Слабость, растерянность, апатия — отступали.
      — Нет смысла спорить. Есть так, как есть. Я не могу повести на запад армаду…
      — Но можешь послать меня. Сдохну — так туда мне дорога, чудовищу.
      — Но могу послать тебя. — Голос Наллики не дрогнул. — Ты уже справилась один раз, в Ордосе, преуспев там, где любой другой потерпел бы поражение. Остался последний бой.
      — И что? Что ты собираешься пообещать мне на сей раз? Что снова попросишь своего покровителя о милости для меня?
      Эльфийка с флейтой метнула на Сильвию осуждающий взгляд, однако Наллика и бровью не повела, словно не слыша резкостей.
      — Милость для тебя уже обещана. И мой покровитель, как ты выразилась, не нарушает слова. Но требуется еще больше. От всех нас.
      Наллика сделала паузу, и тишина в Храме Океанов словно набрякла, потяжелела, будто готовая пролиться дождём грозовая туча.
      — Что ты хочешь сказать? — вступил Трогвар.
      — Храм Океанов воздвигался, чтобы мы могли хранить этот мир. Не править, не пасти жезлом железным, но именно хранить. Лишь отбивать сыплющиеся на нас удары, но не разить в ответ, как велит Закон Равновесия, — голос Наллики зазвенел, наполняясь силой. — Пришла пора вернуть долги. К добру ли, к худу — мы покинем наше надёжное убежище.
      — Аэтера … — флейтистка, похоже, в ужасе. — Но тогда уже не будет права на отступление. Храм…
      — Да, может, будет разрушен, — Наллика гордо кивнула. Бросила взгляд на Трогвара — крылатый воин с мрачной торжественностью отсалютовал Деве Лесов.
      — А может, нам повезет, и он устоит. Но прежним ничего не останется, я даже и не надеюсь. Запрещаю себе надеяться, от такого только теряешь силы и решимость. Но, Сильвия — главное всё равно на тебе. Ты начнешь, мы подхватим. Тебе выжигать, нам отгонять тучи, чтобы не залило пламя.
      — Цветисто-то как… — вырвалось у Сильвии. Но в груди стало теплее — наверное, потому, что именно этих слов она и ждала.
      — Ты не изгой, не чудовище, не отвратительный монстр. Мы встанем рядом с тобой, плечом к плечу.
      «Нет, я не плачу. Честное слово, не плачу. Мне не с чего плакать, мне, Сильвии Нагваль, по…»
      — Последней из Красного Арка, — докончил Трогвар. — Всё знаю. Это, поверь, будет достойное тебя дело. Раз уж сама Хранительница вспомнила о нашем последнем оружии.
      Сильвия мгновенно ощетинилась.
      — При чём тут я, крылатый?..
      — При том, что себе поможешь только ты. Нет такого чародея, что пришел бы, дунул, плюнул, и всё стало по-прежнему.
      Сильвия знала такого чародея, но Трогвар прав. Игнациус ей помогать не станет.
      — Спасибо, а то я без этого прямо как в трех соснах заблудившаяся, — ядовито отозвалась Хозяйка Ливней.
      — Зря ершишься, — хладнокровно ответил крылатый воин. — Наллика не договорила. В Эвиале сейчас осталось одно-единственное место, где в один узел стянуты все нити. В том числе, подозреваю, и нить твоей жизни. Остров Утонувший Краб, да ты, наверное, и сама об этом догадывалась.
      — Утонувший Краб… — повторила Сильвия. Эти слова ей ни о чём не говорили. — И что, этот узел?
      — Именно так, — подтвердил Трогвар.
      — Аэтера, но разве мы можем взять верх? Даже вместе с Сильвией?
      — Не можем, мейели , — спокойно ответила Хранительница. — Но есть надежда, что продержимся, пока не подоспеет помощь. Что они потратят на нас запасённое на весь Эвиал. Что Тьма не вырвется на волю, пока у хозяев Утонувшего Краба руки будут связаны с нами. Что Онсможет прийти. Потому что, должна тебе признаться, Сильвия…
      Хранительница вдруг сбилась.
      — Тебе не поможет никакая наша магия, — закончил за нее Трогвар. — Но, быть может, нам удастся надорвать связь между тобой и Смертным Ливнем.
      — Пока что каждый раз, когда Сильвия пускала его вход, эта связь только крепчала, — осторожно возразила флейтистка.
      — Если потянуть очень сильно, то даже накрепко захлестнувшаяся петля может лопнуть, — отрезал крылатый воин. — Тем более что от Смертного Ливня нет защиты.
      — К сожалению, есть, — вздохнула Наллика. — Как над нашим храмом, например. Но — надеюсь! — до подобного на Утонувшем Крабе еще не додумались.
      — Ударим вместе, — решительно рубанул Трогвар. — Сперва мы — со стихиалиями, если сумеем протащить их через все моря, не растеряв; потом — ты, Сильвия…
      — Верно, — кивнула Наллика. — Мы отвлечём на себя часть стражей Утонувшего Краба…
      — Но, аэтера, — флейтистка почти шептала. — Сферы смещаются. Держащие Эвиал корни вот-вот затрещат. Заключившая в себя наш мир раковина дала трещину. Да, нельзя ждать и бездействовать, но, быть может, всё-таки лучше дождаться помощи Хозяина?
      — Это, конечно же, лучше, мейели. Без него наш поход… — Наллика поколебалась, и всё-таки закончила правдиво, — имеет мало шансов на успех. Но на полную победу я и не рассчитываю. Если удастся хотя бы уничтожить Салладорца…
      — Он сейчас на Утонувшем Крабе? — удивился Трогвар.
      — Скорее всего. И не спрашивай меня, что он задумал.
      — Мы нарушим равновесие, аэтера. Скорее всего — необратимо.
      — Знаю, — оборвала флейтистку Наллика. — На рушащемся мосту не удержаться. Придётся прыгать, если хочешь спастись. Даже если у тебя за спиной мост совсем развалится.
      — Но на мосту — живые, — не сдавалась эльфийка.
      — Он все равно рухнет, — досадливо отмахнулась Хранительница. — Нет нужды спорить и дальше, младшая.
      — Нет нужды, — согласился Трогвар. — У нас в руках ещё никогда не оказывалось такого страшного оружия, как ты, Сильвия. Ты видишь, я говорю прямо. Мы — союзники и можем помочь друг другу. Это если отбросить всё прочее, «высокие слова», как ты бы, наверное, сказала. Однако всё зависит только от тебя — а ты ни звука. Что ты нам ответишь?
      — А что я могу говорить? — внутри по-прежнему жуткая, звенящая пустота, словно в пересохшем колодце. — Я мало что поняла из вашего разговора. Не знаю, кто такой Салладорец, что такое Утонувший Краб. Не знаю, поможет мне его уничтожение или, напротив, прикончит окончательно. Ничего не знаю.
      — Что такое Утонувший Краб, ответить и легко, и трудно, — услыхала она голос Наллики. — Остров в океане, между Левой и Правой Клешнями — с их обитателями ты уже знакома. Когда-то мы думали, что это — истинная столица Империи Клешней. И жестоко ошиблись. Мы заслали туда двух лазутчиков — лучших из тех, кого имели. Они не вернулись. Жертвовать двумя последними я не рискнула, они требовались для другого дела. Стихиалии, наверное, тобой не забытые — они сдерживали флот Клешней в море, — там бессильны, им не подобраться близко. Остров защищает магия ничуть не слабее моей. Не сильнее, но и не слабее, к сожалению. Они, кто бы это ни оказался, не могут навредить Храму Океанов. Я, в свою очередь, не могу навредить им.
      — Никто никогда не испытывал истинные пределы сил, — вмешался Трогвар. — Мы не ходили войной на Утонувший Краб. Они — ты сама видела, Сильвия — пытались. Но теперь у нас есть ты! Рождённая вне пределов Эвиала. Принявшая жуткую мощь Смертного Ливня, ставшая его Хозяйкой. Этого не могли предусмотреть никакие маги проклятого острова.
      — Постойте, подождите! — последняя из Красного Арка почувствовала, что голос срывается. — Ну хорошо. Я срою этот ваш Краб с лица земли… или утоплю по-настоящему, если только хватит сил… но как это поможет мне?
      — Утонувший Краб — истинный полюс зла в Эвиале, — отчеканил Трогвар. — Даже не Западная Тьма. Она в конце концов сама по себе пассивна. Если уничтожать её миньонов, то Старый Свет продержится ещё очень, очень долго. Ты стала хозяйкой Смертного Ливня здесь, в Эвиале. Скрепы нашего мира пронзили твою плоть, видимую и невидимую. Чёрные скрепы. Скрепы настоящего зла. Они завязаны на магию Утонувшего Краба; они стали возможны только потому, что существует он сам. Уничтожь его — скрепы исчезнут; не скажу, что ты немедля и в тот же миг сделаешься прежней, но, во всяком случае, пославшему нас сюда будет куда проще исцелить тебя.
      — П-правда? — это получилось совершенно по-детски, беззащитно и с наивной надеждой.
      — Я в это верю, — с мрачной торжественностью отозвался крылатый воин. — Хранительница права — наша магия бессильна против проклятого острова. Но ты… как я уже сказал, твоя мощь, её сердце, её корни — не из Эвиала, над ними не властны порождённые им пределы и ограничения. Уничтожь ненавистный нам остров, залей его Смертным Ливнем, выплесни всю ярость, вспомни, что только из-за него с тобой случилось то, что случилось, — и ты освободишься от гнёта.
      И вновь молчание.
      И пустота… звенящая пустота, которая рождает боль, и ты радуешься ей, как единственному живому чувству.
      Так хочется верить крылатому воину!
      Сильвия открыла глаза. Взглянула на собственные руки, ладони, пальцы — всё как обычно, с раннего детства памятные шрамы и родинки; тотчас вспомнила, что это лишь иллюзия, помощь Храма Океанов, а на самом деле она…
      Нет. Я такая, как и всегда. Я не чудовище. Я Сильвия Нагваль, наследница великого ордена и великих магов. Пусть у меня не осталось заветных крупинок — мне они не нужны, во мне — настоящие кровь и жизнь. Утонувший Краб, говорите вы? Что ж, его час близится.
      — Я не знаю, говоришь ли ты мне правду, крылатый, или просто хочешь, чтобы я победила твоего врага, над кем тебе самому не взять верха. Не знаю и не хочу знать. Я выполню твою просьбу. А там — как получится, — она помедлила. — Но учти, если ты обманул меня, я вернусь. И посмотрю тебе в глаза. Собирайте своих стихиалий, Хранительница Наллика.
      — Если ты доберешься до острова раньше нас, скройся и подожди.
      — Хорошо! — огромная полярная сова, таща в когтях исполинский фламберг, рванулась ввысь прямо с порога Храма Океанов.
 

* * *

 
      Скрежетало, скрипело, лязгало. И вновь — лязгало, скрипело, скрежетало. Жертвенник с распятой на нём Кларой медленно опускался в тёмную глубину каменного жерла. Всё правильно и понятно — именно он, этот алтарный камень, лишил Клару магии; внутри у чародейки всё словно заледенело.
      Холодно, холодно, холодно. Кровь стынет, кажется, что жилы закупориваются застывшими сгустками. Вокруг тьма, нет просвета и наверху. Цепи впиваются в плоть, мышцы свело судорогой.
      Так нелепо проиграть. Так нелепо погубить всех, кто шёл за тобой, Клара. Что ж, если тебя зарежут первой, так тебе и надо. Такие «боевые маги» Долине не нужны.
      Клара крепко зажмурилась. Как, как они этого добились? Ни следа силы, ни намёка на волшебство, она сейчас — самая обыкновенная женщина, раздетая догола и прикованная к камню. Как неведомое множество её товарок, объявленных в разных мирах «вредоносными ведьмами» и закончивших жизнь на кострах.
      Камень опускался всё ниже, становилось всё холоднее, а перед закрытыми глазами Клары упорно не проносилась «вся её жизнь». Перед нею стоял Аветус, молодой, дерзкий и красивый. Их последние два года. Счастье. Одно простое незамысловатое слово.
      Ты исчез, а теперь исчезаю и я. Но ты погиб в гордом одиночестве, а я тяну за собой добрый десяток имевших несчастье поверить мне и в меня.
      Какая ж всё-таки злобная чушь, вот это: «Из каждого безвыходного положения есть по крайней мере два выхода». Не умирали бы тогда на эшафотах благородные, но недалёкие короли, не гибли бы лучшие из лучших магов, не… а, да что говорить! Скорее бы уж кончалась эта шахта. Проклятье, мне не суждено даже умереть в честном бою, при свете солнца или по крайней мере звёзд.
      Умереть. Убить боевого мага Долины не так просто, но, если уж убивают…
      Ну-ка, вспоминай, подруга. Что говорил мессир Архимаг ещё на первом курсе вашей собственной Академии?..
      Только тут Клара поняла, что скрип и скрежет прекратились. Камень прочно лег на невидимый фундамент.
      Теперь, согласно канонам жанра, со всех сторон должен вспыхнуть яркий свет. Очень яркий и, как положено, слепящий, — Клара искала в себе последние запасы сарказма.
      Нет, свет не вспыхнул. Где-то за головой (волшебница лежала на спине) медленно разгоралось нечто мрачно-алое, вполне соответствующее окружению. Клара вгляделась — нет, без магии ничего не разобрать. Клубящаяся темнота, ничего больше.
      — Кирия Клара.
      — Райна!
      — Я здесь, кирия. Слева от вас.
      Шею волшебницы охватывал грубый железный ошейник, острые выступы не давали повернуть голову.
      — Не вижу тебя, Райна…
      — Ничего, кирия. Заковали вас знатно. Очень боялись. Мы такого не удостоились.
      — Мы? — сердце оборвалось. Хотя, собственно говоря, чего же ты ждала, Клархен? Что козлоногие удовольствуются только тобой, отпустив твоих спутников на все четыре стороны?
      — Мы, кирия, мы. Все здесь. Начиная с орок.
      — Шердрада!
      — Это… был… славный… поход! — донеслось из некоторого отдаления.
      — Бельт, Ниакрис, Тави?!
      Они откликнулись все, один за другим.
      — Простите меня. Если сможете. Или… нет, не прощайте! Не надо. Я виновата. Такое не прощается!..
      — Ну в самом-то деле, кирия Клара… — усмехнулся невидимый некромант. — Прощается, не прощается… Зачем всё это? Просто здешние набольшие оказались попроворнее, чем я рассчитывал.
      — Не казните себя, кирия, — это уже Ниакрис. — Мы ещё не мертвы.
      — Какая разница? — подала голос Тави. — Осталось немного.
      — Но мы не мертвы! — уже яростно выкрикнула дочь некроманта. — Не мертвы-ы!
      Зазвенели оковы. Острый край ошейника рассёк Кларе щеку, но нет, все равно ничего не видно, проклятье!
      — Лейт! — это уже её отец. — Остановись, что ты делаешь, нам уже не спастись, будет только хуже…
      Топот и клацанье когтей. Резкий шелест плащей, словно сюда ворвался ворох осенней листвы.
      Дуотты. Быстры, однако… И дикий вопль Ниакрис. Многоголосое шипение — «лешши, лешши…»
      Цоканье копыт. Важный, самодовольный голос. Ну конечно, старый знакомый. Без тебя не обошлось. Слов не разобрать — козлоногий обращался к дуоттам.
      Саднила порезанная щека. И ничего нельзя сделать, совсем-совсем ничего. Только лежать, ждать неизбывной последней боли да стараться, чтобы из глаз не покатились предательские слёзы, не порадовали бы палачей.
      Шаги, шаги, шаги, вперемешку со змеиным шипением. Звяканье чего-то твёрдого: воображение тотчас нарисовало Кларе набор жертвенных кинжалов в чаше тёмного обсидиана.
      — Последнего желания не предлагаю, госпожа Клара, — над лицом нависла морда козлоногого. — Вы просто станете одним из звеньев в нашей цепи, не скрою, весьма важным. Вы храбро дрались. Ваша смерть не будет ни быстрой, ни лёгкой, но не потому, что мне нравится вид вашей агонии или отзвук ваших криков. Это необходимое условие процесса. Ничего личного, госпожа Клара. Мне… жаль, что вы оказались у нас на пути. А ведь я предупреждал, и предупреждал искренне!
      — Делай своё дело, — Клара не могла отвернуться. Пришлось просто смежить веки. — Достаточно уже разговоров. И помни, урод — за меня отомстят.
      — Госпожа Клара… — усмехнулся козлоногий. — Беда ваша в том, что вы так и не поняли — меня и мне подобных невозможно ни оскорбить, ни запугать. Я и другие высшие можем притвориться и оскорблёнными, и испуганными — когда это нужно для дела. Притвориться, не более того. Поэтому перспективы возможной мести со стороны досточтимой Гильдии боевых магов меня ничуть не заботят.
      — Разве прекращение твоего существования тебя не заботит?
      — У меня нет существования, госпожа Клара. Таких, как я, — мириады, и на моё место тотчас встанет другой. Я думаю, как другие, вижу, как другие, и не имею целей, отличных от целей других. У меня нет столь для вас драгоценного «я», над коим вы так трясётесь. Моё тело можно уничтожить. Пусть — появится другое. Всё, увиденное и запомненное мною, не пропадает с моей гибелью. Начало, для которого мы торим Путь, заботится о нас. Вам, смертным, этого не понять. Даже и не пытайтесь.