Император умел видеть в темноте не хуже кошки, почти не прибегая к магии. Взгляд его медленно скользил от новых пятиугольных бастионов внешней стены к полукруглым рондолям стены внутренней; меж ними, скупо прочерченное светящимися нитями-ожерельями уличных фонарей, лежало пространство Чёрного Города, приют ремесленников, нищенствующих Орденов, полузабытых храмов полузабытых божеств, край бедных трактиров и постоялых дворов по три медяка за ночь на лавке, обиталище того самого простого народа, что исправно поставлял латников и щитоносцев в имперскую пехоту, опору опор и основу основ, сколь бы ни задирали нос благородные сословия, чьим уделом оставалась служба в коннице. Оттуда, из Чёрного Города - не только из этого, а из многих подобных же городов великой Империи, - при нужде, точно вызванные заклинанием духи, появлялись новые манипулы, когорты и легионы взамен погибших, оттуда выходили самые смелые, самые способные и преданные командиры, что умели тянуть общую лямку, есть из одного котла с воинами и бестрепетно умирать вместе с ними. Умирать за него, повелителя жизни и смерти мириадов подданных, разбросанных по неоглядным просторам вокруг Ожерелья Внутренних Морей. Умирать за него, по сию пору остерегающегося в открытую даже и в малом прекословить магам всесильной Радуги...
И суровым напоминанием о вечном, постоянном и повсеместном присутствии этой силы, над ровным тёмным морем крыш Чёрного Города возвышались полтора десятка тонких изящных башен - точно насквозь пронзившие плоть врага рапиры или стилеты.
Вернее, башен насчитывалось не полтора десятка, а ровно четырнадцать. Каждый из Орденов Радуги имел в Чёрном Городе по два укреплённых форпоста. Императору доносили - стража из Вольных, что не боялась ни смерти, ни позора, ни тем более магов, - что находились смельчаки, швырявшие камни в окна этих башен, оставлявшие кучи зловонного навоза таримов у парадных подъездов, писавшие ругательства на отполированных стенах и тому подобное. Там, в Чёрном Городе, магов ненавидели и боялись. И ненавидели, похоже, куда больше, нежели боялись.
А ещё во тьме смутно виднелись колокольни и купола церквей. Храмов в Чёрном Городе тоже хватало - Мельин славился набожностью. Разве не тут Господь Податель Благ явил своему народу в небесах Божественный Лик, а из-под земли забили источники со сладким вином, дабы сердца Его детей возвеселились, после того как человеческие мечи овладели важнейшей вражьей крепостью, положив конец Первой Войне?
В Господа тут веровали неложно.
"Кстати, священники на проповедях никогда не превозносят Радугу и не увещевают народ проникнуться к магам любовью, - вдруг подумал Император. Словно и не замечают вымазанные навозом стены орденских башен. Тоже ведь, наверное, игра. Церковь - вот она, со своей паствой, а эти непонятные маги - где-то там, далеко, и нам, простым смертным, что заботятся о своей душе, не до них.
Тем более что Ужас Исхода до сих пор жив в памяти".
Никто не знает, чем Исход был вызван. Но тот Ужас, древний, первобытный Ужас, помнят до сих пор.
За старой внутренней стеной легли кварталы Города Белого расторговавшееся купечество, ремесленная старшина, почтенное жречество, колдуны с патентами Радуги, цеховики, практикующие доктора (далеко не все согласны были лечиться даже у колдунов, не говоря уж о магах), куртизанки, содержатели приличных гостиниц, таверн и тому подобного, служилое дворянство, отставные урядники и капитаны, словом - чистая публика. Храмов и церквей здесь было почти столько же, сколько во всём Чёрном Городе. Паства Города Белого не скупилась на приношения Всевышним Силам.
Здесь же располагались официальные подворья Орденов Радуги - с нарочитой отстранённостью от императорской цитадели. Известно было, что маги чуть ли не год считали и вычисляли, добиваясь полной и абсолютной равноудалённости всех подворий от центральной крепости, дабы никто не смог бы хвастаться хотя бы таким "приближением" к правителю.
Белый Город освещался не в пример лучше Чёрного. Там по улицам вышагивала бдительная ночная стража, и невинной шестнадцатилетней девственнице здесь ничто не угрожало, вздумай она прогуляться даже и глубоко за полночь. В тёмное время ворота Белого Города накрепко запирались, словно вокруг раскинулся вражий стан.
Кварталы Белого Города оканчивались, упираясь в древний-предревний вал с внешней каменной облицовкой - самое первое укрепление, возведённое новыми хозяевами Maady(4), едва только были потушены пожары и окончательно обрушены таранами все остатки уцелевших дочеловеческих строений. Вал этот обходил вокруг подошвы Замковой Скалы, с двух сторон упираясь в отвесный обрыв над полноводной Стимме. С самого края этого обрыва император и смотрел сейчас на свою столицу, сделав круг по её улицам и вновь вернувшись к цитадели.
В пределах древнего вала сейчас оставались лишь городские усадьбы родовитой аристократии, несколько особо почитаемых храмов да казармы имперской гвардии. Были ещё там специально разбитые и тщательно охраняемые парки - для променада сиятельных особ - да несколько роскошных гостиниц вместе с изысканными борделями. Правда, последнее время среди золотой столичной молодёжи вошло в моду развлекаться в убогих кабаках Чёрного Города...
А возле самых стен императорского дворца скромно притулились семь орденских миссий. Именно там обитали Сежес, Гахлан, Реваз и им подобные. Обладающие Правом Слова и Дела в Имперском Совете.
Распоряжающиеся силами, перед которыми все армии государства - ничто. Истинные хозяева жизни и смерти. Хозяева бессчётных рабов... среди коих и он, якобы владыка полумира.
Забывшись, он зарычал. Бесстрастные Вольные не дрогнули, а вот кони их испуганно захрапели, кося глазами. Так рычит жаждущий крови дикий агранн, настигая загнанную важенку.
Правда, эта важенка не поддалась бы никакому агранну. Ни десятку их, ни даже сотне. Но, быть может... десятки тысяч аграннов сумели бы справиться и с такой добычей.
"...Да, это было бы настоящее дело. Он начал бы с Чёрного Города, он нашёл бы колдунов-предателей, он нанял бы Вольных, он пообещал бы права и привилегии гномам, он... Rqnnakiehh Tbazd(5), он утопит башни в крови, он, он и только он - истинный хозяин Империи! Он не позволит... Он не допустит... Он не даст этим жалким слабакам, среди коих лишь один из десяти может хоть как-то владеть мечом, не даст им властвовать над его Империей! И неважно, верны ли те мрачные слухи о человеческих жертвоприношениях, творимых в подземельях башен. И неважно, сколько новорождённых в муках испускает последний вздох на тёмных от пролитой крови алтарях. Он, Император, не герой в лилейных одеяниях. Однако он не позволит гробить армию за армией, легион за легионом в бессмысленных войнах, которые Радуга, очевидно, таковыми не считает. О, он выпустит кровь и из этих холёных отпрысков древних родов, уже вырождающихся от бесконечных кровосмешений - совершаемых не в силу необходимости, а лишь ради нарушения запрета Храмов. Он заставит их трепетать от ужаса, он станет их еженощным кошмаром, адом на земле, он очистит гноящуюся рану на теле страны, безжалостно отсечёт заражённое мясо, чтобы... чтобы...
А это уже на самом деле не так и важно".
Повелитель Империи тронул коня. Безмолвная стража Вольных двинулась следом.
"Интересно, сколько соглядатаев тащилось сегодня за мной следом? Сколько глаз приникли к магическим кристаллам, сколько перьев скрипело по тонковыделанным кожам, запечатлевая каждый мой шаг? И кто бы ещё мне сказал, какую пользу извлекут Ордена из всего этого? Какие выводы сделают? Кто отправится на дыбу, кто вознесётся? Если бы ещё научиться хоть как-то использовать недовольных... я уверен, они есть...
А ведь решение как будто бы на поверхности. Серая Лига. Основанный при пращурах, при первых Императорах тайный Орден прознатчиков и убийц. Потом, правда, во времена Первой Смуты, Лига приняла сторону мятежников... а вырванная у Птака Первого мирная хартия раз и навсегда вывела ночных воинов из-под власти имперской короны, превратив в Орден наёмников, служащих тому, кто больше заплатит. К её услугам прибегали потом и верхушка дворянства, и богатые купеческие гильдии, и правители Империи, и даже командиры крестьянских повстанческих армий - в годы Второй Смуты, когда чёрное поветрие и голод вкупе с атаками Дану едва не привели государство к гибели, в то время как родовитая аристократия либо прятала хлеб, либо бежала на Южный Берег. Серые служили всем - и никому. Девиз Лиги гласит - "служи наёмщику, покуда платит". Имперские архивы не сохранили записей о предательстве Серых или перепродаже ими тайных сведений, и всё же, всё же... Когда имеешь дело с Радугой, нельзя руководствоваться привычным. Серая Лига ничего не смогла разузнать о Нерге - вернули аванс; и это при том, что Серая Лига предупредила о пиратском вторжении, о набеге Т'Брина из-за Горячих Песков, Серая Лига в зародыше пресекла мятеж восточных графств, расправившись с собравшимися на тайный совет зачинателями заговора - но против магов они, похоже, бессильны. Хотя... как знать... Патриарх Хеон клялся, что послал лучшего человека. Нет смысла пытаться проникнуть в главные орденские цитадели, слишком хорошо охраняются. А вот в провинции...
Так что не забывай о Серых, но при этом ищи и другую возможность. Иначе ты...
Иначе ты не Император".
Караван господина Онфима быстро настигала ночь. Ее тёмные крылья поглотили даже зловещее покрывало Смертных Ливней. Над фургонами висела тяжёлая тишина. Поход Онфима и Агаты в лес отнял несколько драгоценных часов, а тучи, казалось, явился пришпоривать сам Хозяин Ветров. Тёмная кромка на горизонте поднималась всё выше и выше - куда быстрее, чем за день или два до этого.
Первым начал озираться Нодлик, затравленно косясь через плечо. Глядя на него, побледнела и Эвелин - она знала, каково это, уходить из-под самого Ливня, отдавая саму себя за убежище...
Помрачнел Кицум; и лишь Троша с Агатой оставались каменно-спокойны; юноша - потому что просто не понимал, в чём дело (господин Онфим сказал, что успеем - значит, успеем, и не о чем тут беспокоиться. А что старшие боятся - так кто он такой, чтобы этому удивляться?). Агате же после Друнга всё сделалось безразлично.
Вернувшись в фургон, она что-то отвечала на похабные шуточки Эвелин и Нодлика, отвечала, сама не слыша собственных слов. По правде говоря, она удивлялась, как ещё не свалилась под копыта или колёса - девушка-Дану ничего не видела, ничего, кроме огненного росчерка в окутавшей её черноте - Immelstorunn. Immeistomnn - в лапах Онфима. Не содержателя бродячего цирка, нет - в лапах коварного, хитрого и очень, очень, очень опасного типа, не то прихлебателя Красного Арка, не то его раба.
Сто лет Царь-Дерево выращивало Immelstorunn. Сто лет оно готовилось передать чудо-вещь в руки Дану. И передало - клеймёной рабыне, лишённой свободы воли, не имеющей сил даже умереть после всего случившегося. Ливни? Отлично, пусть будут Ливни. После них от людей, коней да и от самих фургонов только и останутся, что голые скелеты. Недаром все крыши Северного Края, вдоль всего Пути Ливней, крыты не соломой, не тёсом, не дранкой и не черепицей, а камнем. И - удивительное дело! - Смертные Ливни не трогают деревья в лесах. От не успевшего скрыться зверья остаются одни косточки, деревянные постройки первый же Ливень обратил в ничто, а обычные сосны, клёны да дубы как стояли, так и стоят. Не говоря уж о Lhadarin Naastonn. Их ведь не смогла осилить даже людская магия...
...Этим вечером они не остановились. С заднего фургона доносились истошные вопли Еремея - заклинатель змей подгонял лошадей и кнутом, и самыми чёрными ругательствами. Время от времени к нему присоединялись то братцы-акробатцы, то Смерть-Дева, однако помогала вся эта суета плохо измученные, исхлёстанные кони упрямо отказывались ускорить шаг.
- Плохо дело, кошка, - Кицум готовился сменить на козлах Трошу и жестом позвал Агату с собой. - Плохо дело, остроухая. Тучи словно с цепи сорвались. Сколько я хаживал по этому Тракту, а такого не видел. Эдак они нас достанут дня через три... Не успеем до Хвалина добраться.
Чужаку, даже бродячему артисту, не найти укрывища перед Смертными Ливнями вне стен города. В деревнях далеко не у всех дома под камнем; куда больше бедняков строят просто временные лачуги, а когда наступает осень, не мудрствуя лукаво, перебираются за определенную мзду к богатому соседу. Все места сосчитаны и утверждены, и хоть ты криком кричи на пороге - засов для тебя не отопрут.
Господин Онфим это, по всей видимости, прекрасно знал. И потому гнал изо всех сил. Наверное, даже магия Арка (неважно уже, своя или заёмная) не могла помочь ему сейчас.
...Покорно послушавшись Кицума, девушка-Дану вынырнула следом за ним из-под фургонного полога. Лес с обеих сторон сжал узкий здесь Тракт; мусорные деревья по-прежнему бормотали неразборчивые проклятия вслед бывшей своей повелительнице. Dad'rrount'got кончился, потянулась обычная хумансова чаща; где-то невдалеке от обочины тоскливо завывал голодный оборотень - наверное, опять сбежал из зверинцев Арка; впереди над дорогой заплясали быстрые чёрные тени авларов, летучих мышей-кровососов. Ими, доводилось слышать Агате, занимались в Кутуле...
Канун Смертных Ливней - время, когда Нечисть вновь и вновь тщится отыскать дорожку к человеческому жилью. Из глубоких логовищ, из тайных укрывищ на свет выползают остатки тех, кто когда-то владел всей этой землёй - давным-давно, ещё до гномов и эльфов, раньше, чем даже Дану. Вылезают те, кого, если верить Орденам, доблестные маги Радуги в основном истребили ещё столетие назад. Вислюги, ногохвосты, голоухи. Прачки-кроволюбки, кошмарники, горлорезы. Недобитые, вконец одичавшие орки, тролли, кобольды - раньше эти брезговали человечиной, а теперь уже полностью уподобились тем же вислюгам или кроволюбкам.
Вислюги, голоухи, горлорезы - все они разумны и умеют говорить. Это твари из плоти и крови, правда, со своей магией. Но есть и другие бродячие мертвецы, поднятые из могил неведомыми колдунами да так и оставшиеся бродить по миру на погибель всему живому; инкубы и суккубы, разнообразные обликом, но одинаково опасные, если встретишь их после захода солнца; бешеные сильваны; беспощадные, молчаливые убраки - охотники за головами; кривоногий, низкорослый Лесной Народ - духи неправедно убитых старых деревьев, облекшие себя в плоть и давшие клятву вечного мщения; и ещё много, много иных. В обычное время магия Радуги держала их в отдалении от главных дорог, городов и крупных посёлков, и лишь перед Смертными Ливнями - и во время оных, - когда волшебство семи Орденов слабело, все они могли выйти на большую охоту - заполнить брюхо и сделать запасы на долгую, долгую, долгую зиму.
По осени караваны обычно ходили не только с охраной, но и с одним-двумя стражевыми волшебниками. Господин же Онфим по знаменитой своей, всем известной скупости, нанимать в Остраге никого не стал, буркнув, что, мол, и так пронесёт, а всякие прочие богатеи-умники, конечно же, могут уплатить волшебнику из собственного кармана, чему он, господин Онфим-первый, препятствовать никак не станет. Это разом заткнуло недовольным глотки.
Правда, справедливости ради следует заметить, что не дремали и Ордена Радуги. Оборотень мог и сбежать из зверинца, а мог с тем же успехом быть выпущен специально. Летучие же вампиры Кутула были явно посланы на Тракт охотиться. И всё было бы ничего - но у господина Онфима не имелось с собой заклятья-пропуска, отпугивающего чудовищ Радуги. Для того же оборотня, тех же авларов два ярко размалёванных цирковых фургона оставались законной добычей, ничем не отличающейся от того же вислюга или убрака.
Кицум витиевато выругался и машинально пошарил за широким голенищем, где, как все знали, он хранил плоскую фляжечку отборного гномояда - на самый крайний случай. - Плохо дело, данка. Оборотня я не боюсь, но вот эти мышки... Чую, потеряем коней, - невозмутимо закончил он, хотя всем известно: потеряешь коня на Тракте перед Ливнями - можешь сразу копать могилу.
- Что же ты молчишь... Aecktan?
Она не ответила.
- Aecktan? - уже настойчивее повторил Кицум.
Агата тупо смотрела перед собой.
Aecktan. Белочка-огнёвка на языке Дану. Так звала Агату мать, смешным домашним прозвищем, потому что девочка обожала отращивать волосы до немыслимой длины, помогая себе несложным детским колдовством, заплетая их в нечто схожее с пышным беличьим хвостом.
Глаза девушки вспыхнули. Несложное слово на родном языке внезапно прорвало непроглядную завесу горя, сорвало пелену с глаз. Откуда, откуда, ОТКУДА мог знать его горький пьяница Кицум? Или это просто совпадение? Единственное ласковое слово на её родном наречии, известное старому клоуну?
- Аерас fyuarcky koi, Khoeteymi? - слова скользили стремительно и почти беззвучно, точно порхающие жарким летним днём высоко над землёй ласточки. Если он ответит...
- Ghozyl shoacky koi, Seammi, horrshoarcky tyorrdnock, - быстрым шёпотом и без малейшего акцента отозвался клоун. - Koi, Seamni, Koi, Seamni Oectacann.boewarry! Ol koi fuuarcky...
Он знал всё, и даже её полное родовое имя. Однако долго разговаривать им не дали. С козел заднего фургона завопил, размахивая руками и подпрыгивая, Еремей-заклинатель змей. Господин Онфим-первый интересовался, какого-такого нелёгкого-нечистого передний фургон так плетётся? Ещё господину Онфиму благоугодно было узнать, видят ли Кицум с Нодликом впереди летучих мышей, и если видят, то, опять-таки, почему бездействуют?..
Бледные Нодлик с Эвелин тотчас же появились на козлах. Позади них шумно сопел Троша, тащивший охапку амуниции - короткие луки со стрелами и пару громадных плотных попон - укрыть бока и спины коней.
Останавливаться господин Онфим не разрешил. Троше и Агате пришлось накидывать попоны на бегу, а потом ещё закрывать головы и шеи лошадей наспех содранными коврами - господин Онфим расщедрился.
Солнце садилось прямо напротив них. Узкая просека Тракта, окружённая чёрными стенами леса, казалось, упирается прямо в громадный багровый диск. Уныло, обречённо завывал оборотень - жить ему осталось до начала Ливня, не дольше. Чёрными точками на фоне уже не слепящего солнца вели свой танец авлары - сомнений нет, уже почуяли караван и теперь ждут заклятия-пропуска. Пропуска, которого нет.
Агата исполняла команды не рассуждая, точно безжизненная кукла. Кицум заговорил с ней на родном языке! Хуманс, оказывается, владел тайной, никогда не покидавшей пределы поселений Дану речью! И он обнаружил это перед ней! Ясно дело, неспроста!..
...Несколько лет назад воображение Агаты, конечно, уже нарисовало бы соблазнительную картину - кто-то из чародеев, Хозяев Слова Дану, появился здесь, чтобы спасти её. Увы, те времена ушли безвозвратно. И теперь она скорее верила, что клоун Кицум на самом деле - ловкий прознатчик одного из семи Орденов. Только там ещё могли сыскаться знатоки наречия Дану; правда, в таком случае от Кицума следовало бежать и как можно скорее - в башнях Радуги девушку-Дану могла постичь судьба горше самой смерти - горше последней, конечной смерти, когда не остаётся ни души, ни надежды, ни памяти, а дышащее существо просто проваливается в бездонный чёрный колодец вечной ночи, без надежды на воскрешение...
- Готова, данка? - без выражения бросил Кицум. - Бери лук. Твоё племя славилось меткостью.
- Рехнулся, старый козёл? - яростно зашипела Эвелин. - Хочешь, чтобы она всадила бы первую стрелу в горло мне, вторую - Нодлику, а третью тебе, размалёванная образина?
- Вот-вот, правильно, - тотчас же встрял Нодлик. - Эй, ты, данка, марш к лошадям! Смотри, чтобы им в морды не вцепились.
- Это ж верная смерть, Нодлик, - нахмурился старый клоун.
- Тебе что, жалко это отродье? - вскинулась Эвелин.
- Мне-то нет, да вот только что скажет господин Онфим? Девка-то его собственность!.. Это несколько отрезвило.
- Эй, там, на головном, готовы? - заорал сзади Еремей.
- Готовы! - отозвался клоун.
- Тогда давай вожжи и вперёд! Господин Онфим говорит, что стая долго гнаться не будет!
- Подавай мне стрелы, Агата, - спокойно сказал Кицум девушке.
Авлары рухнули на караван тонко визжащей тучей. Остро потянуло отвратительной вонью; Эвелин перегнулась через борт повозки, Нодлик и Троша, побледнев, схватились кто за живот, кто за горло; и лишь Кицум остался невозмутим. Вскинул лук, бросил стрелу - под копыта коней покатилась первая тушка.
Авлары сперва атаковали лошадей. Попоны затрещали под натиском десятков небольших, но очень острых чёрных коготков; кони с истошным ржанием рванули, не нуждаясь в вожжах. Первым пришедший в себя Нодлик вслед за Кицумом стал посылать стрелу за стрелой в летучих бестий. Троше же пришлось в основном заботиться о полубесчувственной Эвелин - женщину мучительно рвало от непереносимой вони, и толку от неё не было никакого.
Два лука против доброй сотни порхающих, точно бабочки, тварей - это маловато. Авлары осмелели. Не решаясь бросаться коням в ноги, они атаковали людей.
Агата наугад отмахнулась попавшимся под руку дрыном - по уродливой чёрной морде, по раззявленной пасти, полной крошечных острейших зубов... Тварь захлебнулась собственной кровью, трепыхаясь, кожаный мешок полетел вниз, где - надеялась девушка - его переедет колесо. Дану вообще презирали охоту и трепетно относились к жизни любого существа, но сейчас перед Агатой был не честный зверь, которого она сумела бы отвадить, а мерзкое порождение хумансовой магии, рождённое в подземельях Кутула, и девушка не чувствовала никакой жалости.
Вожжи пришлось бросить. Кони мчали сами по себе; их бока и спины превратились в сплошной шевелящийся чёрный ковёр. Кицум, Нодлик, Троша не колеблясь били по нему лёгкими стрелами - они не пробивали толстых стёганых попон. Агате и пришедшей в себя Эвелин пришлось, размахивая дрынами, отгонять авларов от лучников. Оказалось, что женщина на удивление ловко владеет немудрёным оружием - куда лучше, чем положено даже опытной жонглёрше.
Однако крылатых вампиров слетелось слишком много.
- Ай! - Троша схватился за окровавленное плечо. Кицум наотмашь хлестнул ладонью по чёрной твари, словно отвешивая оплеуху - брызнула тёмная, почти синяя кровь, нетопырь затрепыхался на дне фургона. Задыхаясь от омерзения, Агата наступила сапожком ему на голову.
Хрипя, ругаясь, вскрикивая от укусов, они продолжали отбиваться однако вот одна из лошадей, не выдержав, вдруг взвилась на дыбы, отменного качества постромки лопнули, и животное бросилось наутёк, по пятам преследуемое чёрной сворой. Бедняга надеялась найти спасение в бегстве.
...Прежде чем вырваться из объятий стаи, фургон потерял ещё одного коня. После этого уцелевшие авлары, лениво взмахивая чёрными крыльями, потянулись прочь от дороги - сегодня пиршество им было обеспечено.
Уцелевшая пара измученных, израненных животных еле-еле протащила фургон ещё примерно с лигу и встала.
Господин Онфим был очень недоволен. Мрачный, он пару раз обошёл фургон кругом, скривившись, пересчитал сундуки с цирковым добром... Кицум, Нодлик, Эвелин, Троша и, уж конечно, Агата боялись даже вздохнуть.
- Придётся бросить, - заявил наконец господин Онфим-первый. - Придётся бросить, нерадивые, нерасторопные болваны! Из-за вас я почти разорён!.. Потерять такой фургон!.. Клянусь, следовало бы оставить здесь вас всех подыхать под Ливнем - таких артистов, как вы, я найду на любой ярмарке, а вот где я найду такой замечательный фургон?!
Разумеется, никто не дерзнул напомнить господину Онфиму, что, если бы не его скупость, они имели бы заклятье-пропуск, с коим миновали бы авларов без всяких хлопот. Интересно, на что рассчитывал хозяин? Что повезёт, ловчая стая Кутула им не попадётся?..
Тяжело дыша, защитники передового фургона стояли перед Онфимом, понурив головы. Все оказались изрядно попятнаны, Нодлик прижимал ладонь к наскоро перевязанному уху - похоже, от него осталось не больше половины. Господина Онфима все знали слишком хорошо. Ему и в самом деле ничего не стоит бросить людей здесь на верную смерть, даже более чем верную - от Ливня лес не укрытие, по крайней мере для них.
Вышагивая вокруг фургона, господин Онфим пару раз покосился-таки на восток - стена туч поднималась всё выше. Закатный пламень бессильно, точно прибой о скалу, бился о воздвигшуюся преграду, за которой уже вовсю хозяйничала Смерть. Суболичья Пустошь и Остраг уже накрыло. О том, что творится там сейчас, лучше было и не думать.
- Господин Онфим... - рот Эвелин жалко кривился, в глазах стояли слезы. - Господин Онфим... пожалуйста... не губите...
- Не губите! Х-ха! - ворчливо отозвался хозяин. - Вас пожалеешь, так сам под Ливень попадёшь... Ладно, я сегодня добрый. Выпрягайте коней. Сундуки и всё прочее - бросить. Взять только самое нужное, без чего нельзя выступать. Сами виноваты. Стрелять надо было лучше.
Агата услыхала, как старый клоун рядом с ней скрипнул зубами.
- Кажется, ты что-то хотел сказать, почтенный Кицум? - с убийственной вежливостью повернулся к нему хозяин. - Если хотел, так скажи, не таись.
- Нет, нет, ничего, - покорно забормотал Кицум, низко нагибая голову.
- А раз ничего, так и хорошо, - подхватил Онфим и зашагал прочь, к своему фургону. - Поторапливайтесь, лентяи, - я вас ждать не стану.
Проще всех собираться было Агате. Ничего своего, кроме маленького узелка с одеждой. Троше пришлось бросить свои железные шары - "с камнями упражняйся", буркнул господин Онфим. Зато с Нодликом и Эвелин разыгралась настоящая трагедия.
- Мои платья! В чём мне выступать?!
- Оставь одно! - рычал Онфим. - Кидай, кидай в кусты, да живее!..
...Наконец тронулись. В просторном хозяйском фургоне враз стало тесно. Правда, сам господин Онфим не потеснился ни на йоту - это пришлось проделать Еремею и братцам-акробатцам. Тукк и Токк попробовали было ворчать, но Кицум втихаря вдруг очень ловко и быстро сунул кулаком под рёбра тощему акробату, и тот разом подавился бранью.
Двух высвободившихся лошадей припрягли, и фургон, даже перегруженный, побежал едва ли не резвее прежнего - прямо к тому месту, где тонуло в земной тверди усталое солнце.
Агату немедля отправили чистить котлы, а вдобавок на ней сорвал злость господин Токк - за Кицумов кулак. Утирая сочащуюся из разбитого носа кровь, девушка-Дану взялась за всегдашнюю работу.
Фургон настигала ночь. Настигала, настигла и перегнала. На передках зажгли пару фонарей. Покончив с котлами, Агата взялась за стряпню.
Близость immeistorunn'a сводила с ума. Чудо Дану лежало совсем рядом; Агата почти не чувствовала ни стен сундуков, ни стальных кольчужных оплёток, запертых на заговорённые замки, в кои Онфим упрятал драгоценную добычу. Immelstonmn рядом! Рядом! И неужели она, дочь Племени Дану, не найдёт средства до него дотянуться?..
...Впрочем, когда-то она точно так же думала, что сумеет вырваться из плена хумансов.
...Еремея сменил на козлах Троша. Нодлику кое-как залечили разорванное ухо. Господин Онфим готовился ко сну - в обществе Таньши, Смерть-девы. Агате достался самый грязный и холодный угол, но ей было не привыкать.
Ночь пала на одинокий фургон, точно филин на добычу.
А далеко на юге, в Мельине, ночь уже давно властвовала безраздельно. Наступил краткий час её ежедневного торжества. Мрак чёрными змеями извивался по улицам столицы, надменно игнорируя жалкий свет фонарей. То тут, то там в ночи слышались подозрительные шорохи, шевеленье, алчные плотоядные вздохи, хрипы и стоны. Огромный город жил особой, ночной жизнью; и по его брусчаткам вышагивала сейчас лишь до зубов вооружённая стража.
Как ни хвалились маги Радуги, что извели Нечисть под корень и что она теперь-де гнездится только в отдалённых, глухих уголках, каждый обитатель Мельина, от последнего мусорщика до имперского канцлера, формально второго лица в государстве, знали, что в катакомбах под городом, в старых подвалах и складах обитают Хозяева Ночи, с которыми лучше не встречаться лицом к лицу, если, конечно, у тебя за спиной нет десятка панцирников и пары стражевых волшебников в придачу.
Знали ли об этом чародеи Радуги? Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.