Все началось для меня как игра. Мой отец играл в D D уже больше года и недавно начал новую кампанию. Он был необычайно возбужден и показывал мне фотокопированный материал по итогам первой игры.
      Мне было десять лет.
      Листы представляли собой грязные принтерные копии на тепловой бумаге, но, едва посмотрев на них, я ощутил, как мое сердце забилось сильнее. Сверху шли характеристики Стурма Светлого Меча вместе с иллюстрацией Ларри Элмора, потом краткая вводная история „Как встретились компаньоны“ для лучшего понимания ролей игроков. Наверное, я перечитал листы три или четыре раза, а через несколько дней отец пришел домой с двумя пакетами.
      Это были первые два модуля приключений „Dragonlance“, папа знал, что мы с приятелями уже играли в нее, но предложил начать собственную игру. Вскоре я обнаружил, что с головой ушел в книгу правил, и начал выполнять собственную миссию.
      Что затянуло меня в этот еще не до конца сформированный мир, может, яркое искусство Элмора, Колдуэлла, Исли и Паркинсона? Огромная эпическая история, битва Добра и Зла? Как случилось, что сквозь цифры и буквы характеристик стали проглядывать живые и близкие мне люди?
      Думаю, повлияло все в совокупности.
      Потихоньку компания разрасталась, теперь уже ко мне начали присоединяться друзья, а затем отец сделал очередной бесценный подарок — подборку книг Маргарет Уэйс, Трэйси Хикмэна и других авторов.
      Даже не помню, поблагодарил ли я его до того, как убежал к себе в комнату и открыл „Canticle on the Dragon“ Майкла Уильямса. А прочитав „Dragons of Autumn Twilight“ („Драконы осенних сумерек“), я понял, что жизнь изменилась навсегда. Я уже знал основные характеры и историю мира, но именно тогда окончательно погрузился в другое измерение. Радостно смеялся над любопытством Тассельхофа и переживал по поводу внутренних сомнений Таниса, даже видел амбиции и ревность Рейстлина!
      Наслушавшись моих рассказов, мой друг Блейк попросил прочитать книги ему вслух. Сам он страдал дислексией, но жаждал пережить ощущения в мире Кринна. Это тоже относится к моим первым воспоминаниям о „Dragonlance": Блейк валяется на верхней койке и слушает, а я громко читаю страницу за страницей.
      Кампания в „Dragonlance“ тоже проходила отлично, многие из тех игроков до сих пор, спустя двадцать лет, мои друзья. Ролевые игры настолько захватили меня, что зачастую вредили занятиям в школе.
      Но после ее окончания, в 1993 году, я отправился подработать в офис онлайн-поддержки TSR. Там мне пришлось заниматься становлением первых геймерских онлайн-клубов. Дейв Гросс, в то время мой начальник, явно разглядел во мне некий потенциал и скоро предложил возглавить отдел чатов.
      Моя главная обязанность состояла в ведении диалога с гостями знаменитого чата „Tuesday Night Chat“, который вел Дейв. Именно в те вторники я познакомился со столькими знаменитостями: Кристи Голдин, Джеф Грабб, Колин Мак-Комб, Дуглас Найлз… А в одну из ночей к нам пожаловали сами Маргарет Уэйс и Трэйси Хикмэн!
      С первых страниц „Dragons of Autumn Twilight“ они стали моими любимыми авторами, казалось, я давно их знаю и чувствую общие мысли. Чат подтвердил это, он больше походил на треп со старыми друзьями, Маргарет и Трэйси были очень доброжелательны и ответили на большинство вопросов поклонников.
      После этого я познакомился с другими авторами на „DragonCon“ и „GenCon“ — в 1994 году. Кстати, я был очень удивлен, что встреченные там же Маргарет и Трэйси помнили меня с того самого чата. У них затевались новые проекты, и я с радостью согласился в них участвовать. Так я оказался в числе творцов галактик „Starshield“ и „Sovereign Stone“… Это была потрясающе интересная работа, но „Dragonlance“ была и останется первой любовью.
      Во время учебы в колледже я продолжал сотрудничество с Маргарет и Трэйси, вплоть до его окончания. Потом я занялся другой работой, но каждый год наведывался в Лейк-Женеву, поболтать о всякой всячине — и обязательно о „Dragonlance“!
      И вот в канун Рождества 2001 года Маргарет позвонила и сказала, что ее компания „Sovereign Press“ собирается вновь взяться за выпуск лицензированных игр по „Dragonlance“. Она предлагала мне переехать с семьей из Джорджии в Висконсин, где я смогу отвечать непосредственно за выход серии игр в свет. „Sovereign Press“ понимала, что это серьезный шаг, и дала мне время на раздумья.
      Решение было принято, не успела еще трубка упасть на телефон.
 
      Я счастливчик, и знаю это. Живу и работаю с „Dragonlance“ каждый день, словно женился на возлюбленной детства. Мы вместе уже двадцать прекрасных лет. Спасибо Трэйси за поддержку, спасибо Маргарет за вдохновение и веру (и за тот телефонный звонок). И спасибо папе за дверь, открытую в новый мир…
      Я тут очень счастлив.
 
      Джейми Чамберс, вице-президент „Sovereign Press“, издающей „Dragonlance“. Написал короткий рассказ „At the Water’s Edge“ для антологии „Search for Rower: Dragons of the War of Souls“.
      В настоящий момент работает над антологией „War of the Lance“, задуманной для поддержки игрового ресурса, совместно с Маргарет Уэйс и Трэйси Хикмэном.

      Эльф был измучен и хромал — он уже прошел немалое расстояние, добираясь до цели. „Если это действительно моя цель, выглядит она такой же потрепанной и жалкой, как я сам“, — бормотал он язвительно.
      Эльф запахнул изорванный плащ и надвинул капюшон пониже, надеясь сойти за своего в человеческой деревне. Но любой внимательный взгляд мог отметить изящные кисти рук и грациозность движений, выдававшую его. А разоблачение грозило эльфу серьезными неприятностями — шла Четвертая Эпоха, и люди относились к его расе с подозрением, а зачастую — с открытой враждебностью.
      Деревня была маленькой, и эльф быстро нашел то, что ему было нужно, никого не спрашивая. Наступила ночь, и единственной заплаткой света, несомненно, являлось место, где давали представление странствующие актеры. Именно их искал эльф, крадущийся по пустынной деревенской улице.
      Таверна оказалась заперта, а рядом собрались почти все жители, не упустившие редкий шанс развлечься. Сюда стащили скамьи и столы, которые обычно находили применение на летних ярмарках. Теперь на них не было свободного места — люди смеялись, болтали и сплетничали. Маленькие дети, визжа и хохоча, носились в проходах — они играли в „поймай кендера“.
      Огонь факелов выхватывал из темноты яркие борта фургонов, составленных перед таверной полукругом. Их было много — двадцать или даже больше. Посредине возвышалась шаткая сцена, поднятая на пять футов над землей, видно было, что ее постоянно собирают и разбирают по мере надобности.
      Эльф осмотрел все и покачал головой. Голые доски — никаких кулис и декораций.
      — А чего я ожидал? Сделал крюк в десяток миль — и ради чего? — пробормотал он, усаживаясь в последний ряд по соседству с огромным здоровяком. Человек подозрительно покосился на эльфа и постарался отодвинуться как можно дальше.
      Эльф увидел афишу на перекрестке дорог и посчитал ее наличие существенным фактом, ведь он как раз решал, какую дорогу выбрать. Ответ казался легким — одна дорога вела к воровству, ударам ножей и мошенничеству, другая — к голоду и лишениям. В мире, где большая часть эльфов жила обособленно в своих землях, а люди не отставали от них, одинокий эльф-чужестранец имел очень мало шансов для добывания средств к существованию. Только Гильдия Воров относилась ко всем одинаково, считая главным неукоснительное выполнение устава.
      Раздумывая, куда лучше пойти — в сторону Палантаса и Гильдии Воров или в сторону представлений, эльф шагнул уже на дорогу, ведущую в город, во вдруг решительно вернулся, сорвал афишу и, сунув ее в карман, зашагал по направлению к деревеньке. „В Палантас никогда не поздно вернуться“, — справедливо рассудил он.
      Спектакль еще не начался. Эльф видел внутри повозок огни и мелькающие тени. Цветные занавески на многих фургонах были задернуты, но в иные можно было заглянуть. Сами они тоже отличались друг от друга — были здесь и огромные деревянные фургоны, изукрашенные резьбой, и маленькие, приземистые, кое-как крытые телеги, похожие на крестьянские. Изнутри доносились голоса: певцы в последний раз упражнялись в вокальных партиях, женщины хохотали.
      Аудитория кашляла и начинала проявлять беспокойство. Эльф вытащил афишу и, разгладив на колене, вновь перечитал:
 

УШЕДШИЙ ОТ СВЕТА

 
      Пьеса в трех действиях в исполнении
      Странствующих Актеров Гилеана
 
      Под руководством Себастиуса
      Текст Себастиуса
      Костюмы, декорации, фон — Себастиус
      Все права принадлежат Себастиусу

 
      На остальной части афиши были перечислены даты и населенные пункты, где будут даваться представления. Эта деревня оказалась последней в туре, и сегодня должно было состояться прощальное представление. Эльф вновь подумал, что зря он сюда пришел.
      Внезапно занавески на фургонах одновременно отдернулись, и на освещенную сцену взбежали артисты. Деревенские жители дружно выдохнули и раззявили рты. Двое актеров были эльфами, третий — человеком, но в черной мантии мага, а четвертый оказался людоедом с раскосыми глазами и тяжелой челюстью, с которой капала слюна.
      Жители изумленно примолкли, матери торопливо подзывали к себе расшалившихся малышей и шикали на старших. Вооруженные мужчины положили руки на рукояти ножей и дубинок. Раздалось несколько голосов, требующих вернуть деньги…
      Эльф на последнем ряду натянул капюшон так низко, что почти уже ничего не видел.
      На середину сцены выскочил огромный человек и примирительно поднял руки над головой. Его лицо, будто вылепленное из хлебного мякиша, было способно принимать любые выражения и складываться в любые гримасы.
      Он широко улыбнулся и возвестил сладким голосом:
      — Добрые поселяне! Пожалуйста, успокойтесь! Да, вы видите среди нас эльфов, но ведь пьеса именно об эльфах, потому эльфов играют эльфы — для большей достоверности! Так же дело обстоит и с людоедами, гоблинами, хобгоблинами, гномами, кендерами и людьми! Странствующие Актеры Гилеана — это вам не… — тут голос толстяка сделался строгим и жестким, — не прощелыги, которые обещают эльфов, а выпускают на сцену людей с приклеенными ушами из глины! Мы не надеваем на лица уродливые маски, крича, что это людоеды! Не заставляем актеров ходить на коленях, уверяя всех — вот гномы! — Он низко поклонился. — Нет, Странствующие Актеры Гилеана, под моим, Себастиуса, управлением, никогда не падут столь низко! У нас все реально! Эльфы играют эльфов, людоеды — людоедов, даже кендеры играют кендеров! Такого вы не увидите больше нигде на Кринне, даже в лучших театрах Палантаса! И я уверен, заплатив неплохие деньги, никто не захочет смотреть на жалкие подделки!
      Польщенные и приободренные, деревенские жители чуть успокоились, хотя все еще бросали косые взгляды на людоеда и эльфов. Себастиус, поправив роскошные красно-золотые одежды, с достоинством спустился со сцены.
      На его место вскарабкался гном, неся на вытянутых руках потрепанный саженец в бадье. Он установил кадку посредине сцены и, повернувшись к публике, объявил зычным голосом:
      — Прекрасный и запретный Лес Сильванести!
      Несколько человек захихикали, а эльф внутренне застонал. Он бы уже ушел, но боялся привлечь к себе внимание — селянин рядом и так все чаще поглядывал на его руки.
      Актеры заняли места, игнорируя свист, оскорбления и даже помидор, шлепнувшийся неподалеку от „прекрасного и запретного Леса Сильванести“.
      Прозвучала первая реплика, и крики и свист сменились изумленным молчанием. Эльф не поверил собственным глазам — он действительно оказался в Лесу Сильванести! Никакого саженца в бадье — вокруг стояли деревья с серебряными стволами и изумрудными листьями, качались кусты роз разных оттенков, мягко колыхалась сочная трава… Сам он был родом из Квалинести, но по рассказам и песням сразу опознал земли сородичей.
      Пьеса началась при замершем зале, каждый боялся даже громко вздохнуть.
      …Это была история про молодого эльфа, талантливого мага, происходившего из низкой касты, что мешало ему в достижении нужного уровня. Он спорил и умоляя, но старейшины оказались непреклонны. Магия бурлила в крови юного эльфа — он не мог больше терпеть и переметнулся к запрещенной практике черной магии. Его занятия обнаружили и осудили. Приговор был суров — самая ужасная участь для эльфа, — предстать пред судом Владык Домов.
      Прекрасная актриса-эльфийка — зрители не сводили с нее восхищенных взоров — появилась, чтобы обвинить молодого эльфа в стремлении к власти:
      — Но что есть власть? Способность управлять другими — и все. У нас, эльфов, есть лидеры, которые управляют, но не диктуют! Каждый эльф свободен…
      — Свободен?! — воскликнул молодой эльф. — Свободен до тех пор, пока думает как вы! Свободен делать то, что не запрещено, до тех пор, пока это не запретят тоже… Ты права, — добавил актер в заключение, — я действительно хотел власти, но не только ее. Я ищу то, что давно утеряли здесь, — свободу! Свободу мечтать о том, чего хочется, свободу преследовать цели, интересные мне! Свободу делать ошибки. Свободу раскаиваться и свободу прощать…
      Эльф в заднем ряду ощутил, что слезы потоком льются из глаз. Он неудержимо зарыдал, словно у него разрывалось сердце. Человек рядом осторожно и успокаивающе похлопал его по спине.
      …Пьеса заканчивалась сценой, где эльфа связывали и бросали на телегу изгнания, поднятую людоедом на помост. Мерцающее серебро Леса Сильванести исчезло. Теперь эльф лежал на голых досках, долго и пристально всматриваясь в зал.
      Люди на скамьях перестали дышать.
      Наконец изгнанник посмотрел по сторонам, озирая картину, столь отличную от пышной красоты его родины. Он не произносил ни единого слова.
      Мужчины в зале, стесняясь плакать, тайком смахивали слезы. Женщины утирали мокрые глаза уголками платков и детскими пеленками.
      Актер медленно поднялся на ноги и пристально посмотрел на чахлое растение, так разительно не похожее на серебряный Лес Сильванести, затем повернулся к зрителям спиной и медленно, но уверенно спустился во тьму с противоположной от зала стороны…
      Сцена на миг опустела, а затем на нее дружно выбежала вся труппа, держась за руки и кланяясь. Публика взревела и вскочила на ноги. Люди кинулись к сцене, пожимая руки актерам и выкрикивая слова одобрения. Хозяин таверны громко звал всю труппу переночевать и угоститься в его заведении, актеры вежливо отказывались. Им был необходим отдых — на следующий день вновь предстоял переезд.
      Жители деревни медленно расходились по домам, обсуждая увиденное.
      — Знаете, — говорил один мужчина, — а эльфы не столь уж не похожи на нас. Я помню, так же скандалил с отцом, когда был помоложе!
      — Тяжело ему, бедняжке, в изгнании, — всхлипывала женщина, — мне тоже пришлось покинуть отчий дом…
      Эльф подождал, пока зрители разойдутся, а когда людоед с гномом начали сноровисто и быстро разбирать сцену, поднялся на ноги. Он не мог заставить себя заговорить с людоедом и обратился к гному.
      — Где… где я могу найти… управляющего? — нервно спросил эльф.
      Гном поднял яркие черные глаза, но, казалось, не был удивлен вопросом.
      — Первый фургон, — указал он молотком. — Можешь не стучать, он надеялся, что ты придешь.
      — Что? — удивился эльф, но гном уже вернулся к работе, выдергивая из досок гвозди и складывая их в поясной мешочек для последующего использования.
      Эльф двинулся в указанном направлении, миновав стоящее у колес дерево в бадье. Он присмотрелся получше — дерево как дерево. На борту и пологе фургона с одной стороны красовались созвездия. Были даже священные луны пропавших Богов: серебряная Солинари, красная Лунитари и черная Нуитари. С другой стороны изображался яркий солнечный день и жаркое солнце с лицом самого Себастиуса.
      — Милое самомнение, — пробормотал эльф, подходя и поднимая руку, чтобы постучать — он не поверил словам гнома, приняв их за розыгрыш, — но тут изнутри раздался голос:
      — Заходи, друг, я ждал тебя.
      Рука эльфа метнулась к узкому мечу, но он все же вошел в потемки фургона.
      — Садись, сейчас запалю свечу… Вот, так намного лучше.
      Широкое, морщинистое лицо, казалось, засияло не хуже свечи. Эльф присел на краешек походного стула, оставив занавески отдернутыми.
      — Ты проделал долгий путь, — молвил Себастиус. — А дороги бывают длинны, особенно когда не имеют окончания… И особенно когда они пролегают далеко от дома… Ведь тебе запрещено возвращаться, не так ли, друг мой? Ты один из тех изгоев, которых называют темными эльфами, ушедшими от света… Нет, вложи оружие в ножны! — Себастиус лениво махнул рукой. — Мы не охотники за головами, знаешь ли… Здесь ты в безопасности.
      — Как ты узнал? — прошептал эльф.
      — Я видел, как ты покинул родину, видел, как стоял на перекрестке… — удовлетворенно протянул Себастиус. — Именно потому я распорядился, прибить там нашу афишу, ну, если не считать надежды раздобыть немного медных монет у местных…
      — Видел меня? — недоверчиво протянул эльф — Но это невозможно! Откуда?! Как?! Кто разболтал о моем появлении? Ты шут и обманщик! Я ухожу…
      — А как же я узнал, какую пьесу давать сегодня вечером? — хитро прищурился Себастиус. — Она шла специально для тебя. Не веришь? А вот интересно, отправился бы ты смотреть „Магиуса и короля гоблинов“? Может, ты бы сделал крюк ради „Жизни и трагической смерти сэра Рогара Мурского“? Пришел бы смотреть „Магический меч Кит-Канана“? Или „Дядюшку Пружину и три грубых овражных гнома“? У меня тысячи и тысячи пьес. — Себастиус постучал себя по лбу. — По одной на каждого живущего на Кринне. Сегодня, как я уже сказал, представление давалось для тебя.
      Эльф медленно и неохотно опустился на стул, словно тот притягивал его.
      — Кто ты? — все еще сомневаясь, спросил он.
      Человек вскочил на ноги и учтиво поклонился.
      — Я Себастиус, сын Гилеана, — гордо возгласил он.
      — Сын Гилеана… — фыркнул, эльф. — У Бога Гилеана не было никаких сыновей, только дочь — Лунитари.
      — Есть те, кто утверждает так. — Себастиус присел и вытянул толстые ноги, сложив руки на объемистом животе. — А есть те, кто говорит, будто у Гилеана есть еще два сына… Одного зовут Астинусом, может, слышал? Он хозяин библиотеки в Палантасе. Другой — это я. — Себастиус скромно улыбнулся. — Астинус ведет хроники жизни Кринна в книгах, я же веду их собственным способом.