„Ну, докладывай“, — сказал дракон.
      „Да, Хозяин“, — голос драконида стал более вежливым. Возможно, из-за того, что он не хотел нервировать дракона. „Я проверил деревню, как ты и приказал. Она богата — много еды, отложенной на зиму. Один из этих (тут драконид вставил очень плохое слово) Соламнийских Рыцарей имеет поместье рядом, но он уехал по какому-то поручению“.
      „Он оставил всадников охранять свое поместье?“
      Драконид издал неприятный гул. „Этот рыцарь беден, как нищий. Он не мог позволить выставить охрану. В поместье никого нет, кроме его жены и ребенка“.
      Лицо Оуэна совсем побледнело. Мне стало жаль его, так как я понял, что они говорят про его жену и сына.
      „Крестьяне?“
      „Деревенщина!“ — фыркнул драконид — „Они падут ниц, когда мы нападем. Мы с легкостью возьмем деревню.“
      „Прекрасно. Мы будем хранить пищу здесь, чтобы потом использовать ее, когда основные силы будут брать Башню Верховного Жреца. Там есть еще деревни, кроме этой?“
      „Да, Хозяин. Я покажу тебе на карте. Глендовер здесь, а вот…“
      Я не слушал дальше. Я боялся, что Оуэн сейчас упадет. Его лицо стало белее, чем снег и его трясло так, что его доспехи задрожали.
      „Моя семья!“ — застонал он. И я увидел, что его колени покосились.
      Я могу передвигаться практически бесшумно, когда мне нужно, и посчитал, что это как раз один из таких моментов. Я передвинулся к нему, обвил его рукой и поддерживал его до тех пор, пока его не перестало трясти.
      Наверно он был благодарен, потому как он держал меня очень крепко. Крепко и неудобно. (Я не упоминал, что он был очень силен?) И дыхание чуть снова не покинуло меня прежде, чем он расслабился и отпустил меня.
      К тому времени кровь снова стала возвращаться к его лицу, и он больше не выглядел больным. Он выглядел решительным, жестоким и беспощадным. И тогда я понял, что он собирается сделать. И это не способствовало продлению жизни.
      Дракон и драконид горячо обсуждали, какую деревню им стоит сжечь и ограбить после Глендовера.
      Пользуясь тем шумом, который они производили, я прошептал Оуэну — „Ты хоть раз видел дракона?“
      Он покачал головой. Он подтянул застежки на своей броне, затянул ремень и, уже видев раньше как Стурм делает тоже самое перед битвой, я понял, что все это означает.
      „Они огромные“, — сказал я, чувствуя, что комок снова поднимается в горле. „И крайне крупные. И громадные. И у них ужасно острые зубы и они обладают магией. Магией намного большей, чем у Фисбена. Даже чем у Рейстлина, правда, ты его не знаешь, но это не так важно. А белые драконы могут убить, просто дыхнув на тебя. Я знаю это, так как встречал одну драконицу у Ледяной Стены. Они образуют вокруг тебя лед, тверже, чем скала и это убьет тебя“.
      Мои слова не произвели на Оуэна Глендовера никакого впечатления. Он просто продолжал застегиваться, и лицо его становилось все холоднее и холоднее, так что я даже подумал, что оно не слишком изменится, когда белый дракон дыхнет на него морозом, ведь мне казалось, что оно и так уже заморожено.
      „О, Фисбен!“ — боюсь, что я даже немного расхныкался, но я на самом деле не хотел видеть Оуэна, отправляющегося в тот конец пещеры. „Останови его“.
      Но от Фисбена помощи не было. Он снова глядел тем хитрым и лукавым взглядом, от которого я чувствую себя скрюченным. И тихо сказал „Он может это сделать. У него есть Копья“.
      Лицо Оуэна озарилось радостью. Он стал выше и стройнее. Его светло-зеленые глаза заблестели, наполнившись изнутри прекрасным, величественным, ослепительным светом.
      „Да“, — сказал он благочестивым голосом, как будто молился. „Паладайн вручил мне эти Копья и теперь отправил сюда, чтобы я смог защитить свою семью. Это работа Паладайна“.
      Что ж, я хотел рассказать ему, что нет, это работа не Паладайна. Это всего лишь старый, худой и сумасшедший порою маг, из-за которого все мы провалились в эту дыру. Но не стал. Я думал о чем-то более важном.
      О Копьях.
      Я смотрел на них, лежащих на снегу, и слыша голос Тероса в своей голове. И посмотрел на Оуэна, такого высокого и статного и представлял себе его жену и сына, и как им будет грустно, когда они узнают что Оуэн мертв. Потом я подумал, что если умрет он, то и они наверно тоже. И я снова услышал голос Тероса в своей голове.
      Оуэн потянулся и взял одно из копий. Крик вырвался из меня, прежде чем я смог поймать его. (Крик)
      „Нет! Оуэн! Ты не сможешь использовать Копья!“ — кричал я, схватив его за руку и повиснув на ней. „Они не работают!“
 

Часть седьмая

      В общем, в тот момент произошла целая куча событий. Попытаюсь все рассказать по порядку, но там было все так запутанно, что я могу и ошибиться.
      Оуэн Глендовер посмотрел на меня и спросил „Что?“
      Фисбен посмотрел на меня и сказал резко „Ты, глупый кендер! Держи рот на замке!“
      Драконид тоже посмотрел бы на меня, если бы мог видеть через стену снега и крикнул „Я слышал это!“
      Дракон сдвинулся с места (мы могли слышать его, несмотря на стену) и сказал „И я тоже. Я чувствую теплую кровь! Шпионы! Давай, ящерица, предупреди остальных, а я разберусь с этим.“
      БУМ!
      Это была голова дракона, ударяющая об стену льда разделявшую нас. (Очевидно, стена была намного толще, чем мы предполагали. За что мы все были очень благодарны.) Гора затряслась, и еще больше снега свалилось на наши головы. Дыра над нами выросла. Правда, это нам не сильно помогло, ведь мы не могли добраться до нее.
      Оуэн Глендовер держал Копье и смотрел на меня „Что ты имел в виду, когда говорил, что Копья не работают?“
      Я беспомощно посмотрел на Фисбена, который так сердито нахмурился, что я боялся, что его брови слетят с него и упадут прямо на нос.
      БУМ!
      Это снова была голова дракона.
      „Я должен был сказать ему, Фисбен!“ — завопил я. Я говорил так быстро насколько мог, потому как видел, что на детали времени не остается. „Мы подслушали, как Терос Железодел говорил Флинту, что Копья не магические, не специальные и никакие другие. Они — обычные стальные Копья. А затем Терос бросил одно из них в стену и оно сломалось — я это видел“.
      Я остановился, чтобы глубоко вдохнуть, так все что я сказал — было сказано на одном выдохе.
      Второй выдох я использовал для того, чтобы крикнуть: „Фисбен! Вон твоя шляпа!“
      Драконьи удары головой вышибли кусок снега, на котором была шляпа Фисбена, немного грязная, мятая и уж совсем не волшебная. Мне пришлось нырнуть за ней, вытащить и надеть ему на голову.
      „Вот она! Сейчас мы сможем выбраться! Давай, Оуэн!“ — и я потянул рыцаря за руку.
      БУМ! БУМ! Это была голова дракона. Оба раза.
      Оуэн посмотрел на сотрясающуюся стену, (мы слышали, как на другой стороне дракон кричит „Шпионы!“) на меня, на Копья и на Фисбена.
      „Что ты знаешь об этом, маг?“ — спросил он. Оуэн был бледен, и дышал немного забавно.
      „Может, Копья и обычные, а может и освящены. Может они испорчены, а может — испорчен ты“, — Фисбен указал пальцем на Оуэна.
      Рыцарь сильно покраснел и приложил руку к сбритым усам.
      БУМ! В стене образовалась трещина, через которую можно было увидеть часть гигантской морды дракона, белой как кость. Но он не мог просунуть туда свою пасть целиком. Поэтому он отступил и принялся снова ломать лед. (Этот лед оказался намного, намного крепче, чем я предположил вначале. Очень странно).
      Оуэн продолжал держать Копье и очень внимательно смотрел на него, будто бы ища в нем трещины. Что ж, мне нужно было бы сказать ему, что их там нет, ведь Терос был отличным кузнецом, даже когда он работал с обычной сталью. Но времени не было. Я сунул шляпу в руки Фисбена.
      „Быстрей!“ — кричал я — „Давай! Пойдем, Оуэн! Пожалуйста!“
      „Ну, Сэр Рыцарь?“ — спросил Фисбен, надевая шляпу — „Ты идешь с нами?“
      Оуэн бросил Копье и выхватил меч.
      „Иди“ — сказал он — „Забери кендера. Я остаюсь.“
      „Ты дурак!“ — сказал Фисбен — „Ты не победишь дракона мечем!“
      „Беги, маг!“ — прорычал Оуэн — „Уходи, пока еще есть возможность“. Он посмотрел на меня и моргнул — „Портрет у тебя“, — мягко сказал он — „Отдай им его. Скажи им…“
      Мне никогда не узнать того, что мне нужно было рассказать им, потому как в тот момент голова дракона пробила стену льда.
      Пещера, в которой мы оказались запертыми, была слишком мала для дракона, и он мог просунуть только свою голову. Его подбородок проскреб по полу, а злобные глаза страшно смотрели на нас. Он был настолько огромен и величественен и поразителен, что боюсь, я даже позабыл о том, что это не способствует продлению жизни, которая могла бы прекратиться прямо там, но Фисбен схватил меня за шиворот и оттащил меня к противоположной стене.
      Оуэн оступился, держа меч и оставив Копья на снегу. Можно сказать, что рыцарь довольно удачно приземлился, несмотря на всепоглощающий страх, распространяемый драконом. В тот момент он видимо понял, что Фисбен был прав. С мечем против дракона сражаться бесполезно.
      „Колдуй, Маг“ — крикнул Оуэн — „Отвлеки его внимание!“
      „Отвлечь внимание! Ладно!“ — пробормотал Фисбен и бесстрашно, как мне показалось, вышел из-за меня. (Я тогда был впереди него) и махнул шляпой по направлению к дракону.
      „Кыш!“ — сказал он.
      Не знаю, понятна ли тебе причина или нет, но дракон не кышнулся. Его это только разозлило. Один его глаз горел, пока снег подо мной не начал таять. Он начал глубоко, очень глубоко вдыхать, и я понял, что когда он выдохнет, мы все останемся тут на веки в виде замороженных статуй.
      Свистел ветер и снег завихрился вокруг нас оттого, что дракон всосал весь воздух. И, вдруг, послышалось драконье „Хлоп…“, а в его глазах стоял изумленный и испуганных взгляд.
      Он всосал шляпу Фисбена.
      Фисбен размахивал ее перед мордой дракона и, видишь ли, когда дракон всасывал воздух, ее вырвало из рук Фисбена и засосало. Шляпа пролетела по воздуху, мимо зубов дракона и „Хлоп…“ — застряла в горле у дракона.
      „Моя шляпа!“ — завопил Фисбен и так надулся, что я подумал, что он собирается лопнуть.
      Дракон, задыхаясь, хрипя и кашляя, замотал своей головой, пытаясь избавиться от шляпы.
      Оуэн стремительно подался вперед, нисколько не думая о том, чтобы по рыцарски поприветствовать противника, что, на мой взгляд, было разумно с его стороны, и воткнул (точнее попытался воткнуть) свой меч в глотку дракона.
      Лезвие задрожало и рассыпалось. Дракон набросился на Оуэна, но не мог ничего сделать, кроме как попытаться ударить его головой, так как шляпа все еще мешала дышать. Оуэн отлетел на снег и приземлился рядом с Копьями.
      Это было все оружие, какое у нас имелось, кроме моего хупака. Я должен был бы предложить ему взять мой хупак, но в тот момент я про него забыл. Все происходящее было таким захватывающим.
      „Спаси мою шляпу!“ — кричал Фисбен, прыгая на месте — " Спаси мою шляпу!»
      ТЬФУ!
      Дракон выплюнул шляпу. Она пролетела через всю пещеру и врезалась прямо в лицо Фисбена и сбила его с ног. Оуэн поднялся на ноги. Он весь дрожал, его броня болталась, но он поднял Копье и бросил его со всей силой, на которую был способен. Копье ударилось о чешую дракона и рассыпалось на тысячи осколков.
      Дракон снова набирал воздух. Оуэн выглядел раненым и поверженным. Он знал, что сейчас умрет, но это его не сильно беспокоило. Из-за мысли о том, что его жена, ребенок и возможно еще и крестьяне тоже умрут, которые дали росток в его сердце.
      А затем я, кажется, услышал голос. Это был голос Флинта, и он зазвучал так близко, что я даже оглянулся, ожидая от него, всего покрасневшего и орущего, удара по голове.
      «Ты тупица! Ты что, не слышал, что я говорил? Скажи ему то, что я сказал Теросу!»
      Я попытался вспомнить и вспомнил это. Я начал бормотать: «Когда ты бросишь это Копье, то именно твоя вера, сила твоих рук и твое зрение будут направлять это Копье в темное сердце злого дракона. Это слова Флинта. Или что-то вроде этого, Оуэн. Я немного изменил текст. Может, я и ошибся!» Я крикнул: «Бросай второе Копье!»
      Не знаю, слышал ли он меня или нет. Дракон издавал много шума, а снег завывал вокруг нас. Но то ли Оуэн меня слышал и внял моему (и Флинта) совету, то ли он видел, как шляпа приземлилась на Фисбена и понял, что Копье оставалось нашей последней надеждой. Он взял Копье, но не бросил его. Он побежал с ним, прямо на дракона. И со всей силой воткнул его прямо в горло дракона.
      Кровь забила струей, превращая белый снег в красный. Дракон ужасно завыл, замотав головой из стороны в сторону, от боли и ярости. Оуэн налег на Копье, засовывая его все глубже и глубже в дракона. Копье не сломалось, оно было всажено прямо и точно.
      Кровь была повсюду, Оуэн был весь в крови, а крик дракона был криком поверженного. Затем дракон издал нечто вроде булькающего звука. Голова упала на окровавленный снег, вздрогнула и осталась лежать.
      Никто из нас не двинулся с места. Фисбен был без сознания, Оуэн — измотан битвой с драконом, а я потому, что в тот момент мне не хотелось двигаться. Дракон не двигался тоже, и я понял, что он мертв.
      Оуэн припал к земле, тяжело дыша, стирая кровь со своего лица. Фисбен пошевелился, застонал и пробормотал что-то на счет своей шляпы, поэтому я понял, что с ним все было в порядке. Я поторопился помочь Оуэну.
      «Ты ранен?» — спросил я с тревогой.
      «Нет» — ответил он и, опираясь на меня, нетвердо встал на ноги. Он покачнулся назад, но поймал себя сам и, с трудом дыша, уставился на дракона.
      Фисбен открыл глаза и оцепенело смотрел по сторонам. Затем он увидел нос дракона, находившийся в футе от него, завопил, и в панике подпрыгнул и попытался «просочиться» сквозь твердую стену позади него.
      «Фисбен», — сказал я ему — «Дракон мертв.»
      Фисбен поглядел на его злые, полузакрытые глаза. Тот не двигался, и глаза не моргали. Маг подошел к нему и постучал по морде.
      «Похоже на то!» — сказал он.
      Оуэн уже немного оправился и перестал использовать меня в качестве опоры. Подойдя к дракону, он взял Копье и резко выдернул его. Пришлось постараться. Копье крепко засело, и было погружено почти по самую рукоятку. Он вытер его об снег, и мы увидели, что наконечник был острым и заточен наилучшим образом и даже нигде не поврежден. Оуэн перевел взгляд с целого Копья на разбитые осколки второго, лежащие рядом с головой дракона.
      «Одно сломано, а вторым удалось сделать то, на что ни одно обычное Копье не способно. В чем истина?» — Оуэн выглядел озадаченным и смущенным.
      «В том, что ты убил дракона», — сказал Фисбен.
      Оуэн снова поглядел на Копья «Но я не понимаю…»
      «Любой сказал бы, что ты это сделаешь. Или же, что тебе будет даровано право!» — фыркнул Фисбен. Он напялил свою шляпу и вздохнул. Шляпа больше не выглядела шляпой. Она была вся смятая и в чем-то липком.
      «Драконья слюна», — грустно сказал он — «И кто же будет платить за сухую чистку?» — посмотрел он на нас.
      Мне стоило бы предложить заплатить, чем бы это ни было, да только денег у меня было не много. С другой стороны, ни Оуэн ни я не в тот момент не обратили на Фисбена внимания. Оуэн начищал хорошее Копье, и когда он с этим закончил, то стал собирать осколки разломанного и тщательно осматривать их. Затем он снова покачал головой и сделал нечто, чего я не понял. Он очень трепетно и аккуратно сложил осколки в одно место, завернул их и обвязал куском кожи, который я нашел для него в одном из моих кармашков.
      Я собрал все свое имущество, которое оказалось разбросанным оттого, что я бегал и прыгал во время битвы с драконом. К тому времени как Оуэн уже собрался, я собрался и Фисбен тоже собрался, то осознал, что мы все еще заперты в пещере.
      «Вот ведь», — сказал Фисбен, подошел к задней части пещеры, попинал ее немного ногой, и стена обвалилась.
      Мы увидели солнце и синее небо, а когда проморгались от яркого света, то увидели что то, что мы принимали за стену ею не было. Это был всего лишь сугроб, и догадываюсь, что мы могли выйти отсюда в любое время, если бы знали, что это был он.
      Да уж, Оуэн одарил Фисбена действительно необычным взглядом.
      Фисбен не видел этого. Он запихивал свою шляпу в карман, поднял свои вещи, лежащие на снегу и вышел на солнце. Мы с Оуэном последовали за ним; Оуэн держал копья, а я — свои самые ценные вещи.
      «Сейчас», — сказал Фисбен — «Мы с кендером отправимся к Лорду Гунтару. А тебе, Оуэн Глендовер, следует вернуться в свою деревню и встретиться с налетчиками. Нет, нет, не возражай. Ведь я великий и могущественный маг. Я просто перенесу нас к Лорду Гунтару. Это не займет много времени. Драконид убежал предупредить свой отряд. Теперь они будут действовать быстро. Если ты вернешься в логово дракона, то увидишь, что пещера проходит сквозь всю гору, и ты сократишь свой путь вдвое, а угрожать тебе ничего не будет, ведь дракон мертв».
      «Нет, нет, с нами все будет в порядке. Я знаю, где найти Лорда Гунтара. И все время знал. Нам нужно было идти влево, а мы забрали вправо» — сказал он.
      Я хотел сказать, что все время это говорил, но, похоже, Оуэн был больше озабочен своим путем.
      Он попрощался с нами и пожал мне руку очень вежливо и официально. Я отдал ему портрет обратно и объяснил (довольно строго), что если он так много для него значит, то ему стоит получше заботиться о нем. Он улыбнулся и пообещал, что будет. Затем он пожал руку Фисбену, который все это время смотрел на него и на этот необычный путь.
      «Пусть твои усы отрастут» — сказал Фисбен, похлопав Оуэна по плечу. — «На счет мой шляпы не волнуйся. Конечно, она уже никогда не будет прежней», — печально вздохнул он.
      Оуэн отошел и отсалютовал нам. Я ему тоже хотел отсалютовать, но этот комок внутри снова начал толкать меня, поэтому я стал рыться в поисках платка. А когда нашел (в кармане Фисбена), то Оуэн уже ушел. Комок разросся и превратился бы в рыдание, если бы Фисбен не схватил меня и не устроил освежающую встряску. Затем он погрозил пальцем.
      «Тассельхоф Непоседа!» — сказал он, очень серьезно и прямо-таки магически глядя на меня, что сразу привлекло мое внимание, чего, должен заметить, иногда не случается, когда он что-то мне говорит. «Ты должен пообещать мне что никогда, никогда и ни за что и никому не расскажешь про Копья».
      «А что с ними?» — спросил я заинтересованно.
      Его брови чуть не взлетели прямо в небо и не присоединились к моим, которые, вероятно, были где-то там же.
      «Ты имеешь в виду… что… Копья… не… работают?» — предположил я.
      «Они работают!» — заорал он.
      «Конечно же, да» — поспешно ответил я. Я знал, почему он кричит. Это все из-за его шляпы. «А как на счет Тероса? Вдруг он кому-нибудь расскажет? Ведь он очень честный».
      «Терос сам решит» — сказал Фисбен — «Он отнесет Копья на Совет Белокамния, и мы увидим, что он сделает, когда придет туда».
      Ну, конечно же, когда Терос придет на Совет Белокамния, а на случай, если ты забыл — это встреча Рыцарей Соламнии, эльфов и еще некоторых личностей, не помню уже каких. И все они готовы убить друг друга, в то время как они должны убить злых драконов, и я пытался объяснить им это, а когда разбил Око Дракона (оно было именно ОКОМ, а не какой-то там травой), то думаю, все были готовы убить меня, когда пришел Терос с Копьями, бросил одно в Белый Камень и расколол его (Камень, а не Копье), поэтому думаю, что он решил, что они работают.
      Фисбен вытащил свою липкую шляпу из кармана и аккуратно надел на голову. Он начал что-то бормотать и делать пассы руками, поэтому я понял, что он готовит какое-то заклинание. Я прикрыл лицо и схватил его за рукав.
      «А что на счет Оуэна?» — спросил я — «Что если он расскажет остальным рыцарям, о Копьях?»
      «Не перебивай меня. Трудное оно, это заклинание». — пробормотал он.
      Я замолчал или я хотел замолчать, но слова вылетели из меня и я не смог остановить их — как икоту, которую ты не в состоянии подавить.
      «Оуэн Глендовер — рыцарь» — сказал я — «А ведь ты знаешь, как относятся к правде рыцари. Он обязан, чем там обязаны рыцари, рассказать о Копьях другим рыцарям, не так ли?»
      «Если он это сделает, то сделает. Он сам решит» — сказал Фисбен. И внезапно у него в руках появилась черная летучая мышь.
      «Летучая мышь!» — закричал он на кого-то, но я никого не увидел. «Могло быть и хуже», — пробормотал он, отпуская мышь. «Теперь придется начать сначала».
      «Мне немного непонятно», — сказал я, глядя на мышь, улетавшую в пещеру — «Если Оуэн и Терос сами принимают решение рассказывать или нет, то тогда и я тоже должен решать сам. В смысле буду ли я говорить про копья или нет. Работающие.» — добавил я.
      Фисбен перестал читать свое заклинание и посмотрел на меня. Брови его распрямились. «О боже! Я думаю, что наконец то понял. Ты абсолютно прав, Тассельхоф Непоседа. Решение будет твоим. Что скажешь?»
      Ну, я думал, думал, думал.
      «Наверно они не магические», — сказал я после долгих раздумий, от которых у меня даже волосы заболели. «Возможно магия внутри нас. Но, тогда, если это правда, то не все смогут найти в себе магию, и тогда, если они попытаются использовать Копья и думают, что магия не в них а в копье, то тогда магия, которой в Копье нет, в реальности будет в них самих. И через некоторое время они поймут это — как это понял Оуэн, хоть он и не искал, а они будут искать магию внутри себя, а не снаружи».
      У Фисбена появилось такое выражение, которое бывает, когда ты висишь на канате, а кто-то этот канат сильно раскрутил, потом снял тебя с каната, а перед глазами у тебя все идет ходуном и подпрыгивает, если, конечно, тебе когда-нибудь доводилось этим заниматься.
      «Пожалуй, я лучше присяду», — сказал он и опустился прямо не снег.
      Я тоже присел, и мы поговорили еще, и в итоге он понял, что я хочу сказать. Это было тем, что я не должен никогда и ни за что и никому рассказывать о том, что Копья не работают. И, чтобы уверить его в том, что не скажу про это не слова, я поклялся самым дорогим, чем может поклясться кендер.
      Я поклялся свом хохолком.
      И могу сказать, здесь и сейчас, для Астинуса и для истории, что я держал свою клятву.
      Я бы не был собой без хохолка.
 

Часть восьмая

      Я закончил свой рассказ. Они все сидели на Верхней Галерее, недалеко от бедного Оуэна Глендовера и слушали меня. Это лучшая аудитория, которая когда-либо была у меня.
      Танис, Леди Крисания, Лорана, Карамон, сын Оуэна Глендовера и Лорд Гунтар, все они сидели, уставившись на меня, словно были превращены в ледяные статуи дыханием того белого дракона.
      Но единственное, о чем я думал — это то, что мой хохолок отсохнет и упадет. Я надеялся, что этого не произойдет, но я все-таки пошел на этот риск. Я просто не мог дать Оуэну умереть, ведь этот рассказ мог помочь ему, только я не знал как.
      «Ты хочешь сказать» — сказал Лорд Гунтар, а его усы задрожали, — «Что мы сражались всю войну и рисковали своими жизнями, думая, что они магические, в то время как это обычная сталь?»
      «Ты это сказал» — ответил я, трогая себя за хохолок и думая о том, что я его там не обнаружу — «Не я».
      «Терос Серебряная Рука знал, что они обычные» — продолжил он, расходясь — «Знал, что это обычная сталь. Он должен был сказать это кому-нибудь».
      «Терос Железодел знал. И он расколол таким Копьем Белый Камень» — спокойно сказала Леди Крисания — «Копье не сломалось, когда он кинул его».
      «Да, это правда», — сказал Лорд Гунтар, спасовавший перед этим фактом. Он подумал над этим и снова зло сказал «Но, как напомнил нам кендер, ведь и Оуэн Глендовер тоже знал, и Мера должна была заставить рассказать это на Совете Рыцарей».
      «Что я знал?» — спросил голос, и мы все подпрыгнули.
      Оуэн стоял посредине кучи из одежд и, несмотря на то, что он выглядел так же плохо, как и после той битвы с драконом, он сумел подняться на ноги сам.
      «Вам известна правда, Сэр!» — нахмурившись сказал Лорд Гунтар.
      «Я сам дошел до правды. Как я могу решать за остальных? Вот что сказал я себе и вот во что я верил до тех пор, пока… пока…»
      «Пока я не стал рыцарем» — закончил Гвинфор.
      «Да, сын», — Оуэн вздохнул и подкрутил усы, которые были очень длинными, только они не были рыжими — в основном они были седыми. «Я увидел тебя с Копьем в руке и снова увидел Копье, первое Копье, которое я бросил, и которое рассыпалось передо мной на осколки. Как я мог отпустить тебя на битву со злом, зная, что оружие, от которого зависит твоя жизнь — обычное. И как я мог сказать тебе это? Как я мог уничтожить твою веру?»
      «Вера, которую ты боишься уничтожить в сыне, находится не в Копье, а в тебе самом, не так ли Сэр Рыцарь?»
      «Да, Праведная Дочь» — ответил Оуэн — «Теперь я это понял, выслушав историю кендера. Которая», — добавил он, сглотнув — «не совсем точна».
      Танис строго посмотрел на меня.
      «Все было так, Танис!» — беззвучно сказал я ему. Мой хохолок, кажется, отваливаться не собирался, и я планировал и дальше сохранить его.
      «Это моя вера меня подвела, когда я бросал в первый раз», — сказал Оуэн — «А во второй раз мое сердце и мои намерения были чисты.»
      «Так же как будут и мои, отец» — сказал Гвинфор — «Так же как будут и мои. Ты должен был сказать мне раньше».
      Гвинфор обнял отца. Оуэн крепко сжал сына, хоть это и непросто было сделать, учитываю всю ту броню, которая была на него одета, но они справились. Лорд Гунтар, похоже, подумал по началу, что сходит с ума, но потом, чем больше он об этом думал, тем больше я в этом сомневался. Он подошел к Оуэну, и они пожали друг другу руки и обнялись по-дружески.
      Лорана пошла за Теросом, который, как ты помнишь, вышел. Он был ужасно угрюмым и мрачным, когда вошел, так как думал, что все будут орать на него. Но он расслабился, когда увидел улыбающегося Оуэна, и что мы все тоже улыбаемся, и даже Лорд Гунтар улыбался так широко, как никогда, скорее всего, просто из-за дрожащих усов.
      Они решили продолжить церемонию по поводу Создания Копья, но это уже не было «спектаклем», как сказал Танис, когда думал, что Лорд Гунтар его не слышит. Это было тем самым временем, когда рыцари перепосвящали себя чести, храбрости, благородству и самопожертвованию. И сейчас это значило больше, чем когда-либо.
      «Будете сообщать им правду о Копьях?» — спросила Лорана.
      «Какую правду?» — спросил Лорд Гунтар и поглядел таким же лукавым и хитрым взглядом, как и Фисбен. «Нет, не буду. Но я собираюсь убедить Оуэна рассказать им свою историю».
      И они с Оуэном и Гвинфором вышли (Оуэн очень вежливо со мной попрощался) и направились к Гробнице Хумы, где находились все остальные рыцари, приготовившиеся поститься, молиться и перепосвятить себя.
      «Его история!» — сказал я Танису. «Она такая же его, как и моя и Фисбена».
      «Ты абсолютно прав, Тас» — сказал Танис серьезно. Одним из его качеств, которое мне нравится — это то, что он всегда серьезно ко мне относится, — «Это твоя история. Я разрешаю тебе спуститься в Гробницу Хумы и рассказать ее самому. Уверен, что Лорд Гунтар поймет».
      «Это точно лучше бы для него» — сказал я важно.
      Я уже собрался спуститься в Гробницу Хумы, так как был уверен, что Оуэн опустит множество самых интересных моментов, когда к нам подошел Карамон.
      «Чего-то я не понял», — сказал Карамон, и на его лице можно было увидеть сложный мыслительный процесс — «Так Копья работают или нет?»
      Я посмотрел на Таниса. Танис посмотрел на меня. Затем он положил руку на плече Карамона.
      «Карамон», — сказал он — «Я думаю, нам стоит немного поговорить. Мы использовали копья и выиграли с их помощью войну. И, видишь ли…»
      Они ушли, разговаривая. Я надеялся, что Карамон поймет правду о Копьях, однако я думал о том, что более забавно то, что он только что поймал насморк Таниса.
      Я оказался предоставленным самому себе, и я уже снова собирался спуститься в Гробницу Хумы, когда внезапно меня посетила мысль.
      Гробница Хумы. Снова.
      Не поймите меня неправильно, если вы рыцарь и читаете это. Гробница Хумы — это прекрасное, священное, скорбное и чувствуешь-печаль-пока-не-почувствуешь-себя-лучше место.
      Но я уже насмотрелся на него достаточно для одной жизни.
      Тут я услышал чих Таниса и подумал, что ему наверно нужен носовой платок, который он оставил у меня в кармане, поэтому я лучше решил сходить отдать его Танису.
      И еще я подумал, что Оуэн Глендовер должно быть ищет портрет, который он опять умудрился потерять. Я собрался вернуть ему потрет… когда он покинет Гробницу Хумы.

МЕРТВЫЙ ДРАКОН НА ДОРОГЕ
(а также другие трудности, которые были преодолены при написании первой книги)
Вспоминает Джин Блашфильд Блэк