Но жизнь в условиях становления капиталистических отношений просто не может не изменить мировоззрения тех, кому привелось жить в эту эпоху, и за последние десять лет большая часть граждан России пускай и незаметно, но, похоже, что уже необратимо сменила свои коллективистские принципы жизни на индивидуалистские. Какая уж там смерть за Родину, если каждый сегодня норовить ободрать её, точно дойную корову! К одним из наиярчайших примеров такой обдираловки можно, пожалуй, отнести описанную Сергеем Алихановым в романе-феерии "Оленька, Живчик и туз" систему превращения добываемого из национальных недр России природного "туза" (читай - газа) в собственные доходы лиц, причастных к его добыче, а пуще всего - к его распределению. Не удивительно, что сильнее всего ощутил себя собственником этого богатства не кто иной, как Президент и Основной Диспетчер компании "Тузпром" Рор Петрович Фортепьянов (думаю, камуфляж здесь настолько прозрачен, что нет даже необходимости расшифровывать, кто это). Само собой, все вокруг прекраснейше понимают, что "туз, этот горючий продукт мезозойского разложения тиранозавров", принадлежать никакому частному лицу, будь оно хоть трижды Председатель Правления и четырежды Основной Диспетчер, НЕ МОЖЕТ, но "поскольку при недавней спортлотерейной раздаче недр и уренгойское, и бузулуцкое, и ковыктинское, как и все остальные освоенные когда-то героическими первопроходцами триллиарднокуботысячедецикилометровые месторождения туза вместе с титановыми вентилями, стальными тузопроводами, насосными станциями, тузоконденсаторными заводами, подземными тузохранилищами, турботузонагнетателями и прочая, и прочая достались задарма господину Фортепьянову со товарищи по Тузпромовской Коллегии, то теперь все остальные их сограждане как только осмеливаются поджечь принадлежащий не им, а Рору Петровичу туз, тут же становятся должны, уже в этой постсоветской эре, его и новым владельцам - дружным господам тузпромовцам."
      Суть обдирания Родины и всей той части проживающего в ней народа, которая не принадлежит к привелегированной касте тузпромовцев, заключается в том, что эти, накапливающиеся за потребителями туза, долги в один прекрасный момент все-таки "якобы гасятся, но при этом деньги ни в коем случае напрямую не идут через счета "Тузпрома" (чтобы не дразнить вконец обнищавших, т. е. абсолютно свободных граждан демократической совкодепии), а проходят косвенным образом, при котором и волки (тузы "Тузпрома") сыты, и овцы (остальные людишки) обстрижены - или, если угодно, общипаны".
      Мало того, что в результате подчинения деятельности "Тузпрома" исключительно законам индивидуализма, Рор Петрович Вяхире... то есть, простите, Фортепьянов получил возможность без малейших душевных сомнений использовать общенациональное достояние по своему личному усмотрению! И ладно бы деньги расходовались только на помощь академикам-атомщикам или другие, представляющие хотя бы внешне общегосударственные цели. Но роман Сергея Алиханова красноречиво живописует картину ещё и того, как в системе этих индивидуалистских координат представляющий собой всенародное достояние поток "горючего туза" преспокойно пускается на ублажение пленившей главу компании залётной аферистки Оленьки...
      Тут надо сказать, что роман Сергея Алиханова и сам выглядит написанным в жанре, так сказать, индивидуалистического реализма, а потому он хоть и иронизирует над брошенным в конце концов Оленькой старым толстосумом, но в то же время как-то не очень его и осуждает за отношение к национальным недрам как к своей собственной дачной кладовке, не говоря уже про какой-либо намек на критику той самой воцарившейся у нас в стране государственно-политической системы, которая как раз и дает возможность многочисленным сегодняшним Фортепьяновым для злоупотреблений такого рода. Наверное, именно по этой причине в романе Сергея Алиханова нет никого, кто хотя бы отдаленно напоминал собой положительного героя, ведь настоящий положительный герой - это тот, чья деятельность посвящена в первую очередь защите интересов оскорбленных и униженных, тот, кто кладет свою жизнь на алтарь борьбы не за частные, а именно за общественные, то есть всенародные ценности. А откуда в наше время взяться таким ценностям (и соответственно борющимся за их сохранение героям), если с переориентацией российского общества на индивидуалистские основы жизни у нас практически тут же исчезла общенациональная идея? Она-то была как раз супер-коллективистского характера - проповедовала грядущим поколениям устроение жизни по принципу всенародной коммуны, где тебе каждый друг, товарищ и брат.
      Так что, по сути дела, в сегодняшней России (и соответственно - в отражающей её жизнь литературе) не стало не столько героев-защитников, сколько самого объекта защиты, ибо с исчезновением общенациональной идеи и весь, некогда единый народ России распался на множество частных лиц. А подлинному герою как-то не пристало бегать от одного частного лица к другому, защищая их каждого по отдельности от напастей эпохи. Герой - это не агент охранной конторы, нанятый для защиты того или иного Фортепьянова; герой уж ежели жертвует собой, то сразу за весь народ, а вот НАРОДА-то как такового в России сейчас и не стало. Так только - одно НАСЕЛЕНИЕ...
      3. На роман Юрия Мамлеева "Блуждающее время".
      БЕСТСЕЛЛЕР ДЛЯ ПОСВЯЩЕННЫХ
      РОМАН ЮРИЯ МАМЛЕЕВА "Блуждающее время" можно отнести к той категории мистических историй, которые, надо полагать, неоднократно в своей жизни слышал каждый. Например, о том, как некий парень познакомился на улице с девушкой, пригласил её в ресторан и там по неосторожности облил ей красным вином платье. После этого он проводил её домой, целовал возле двери и договорился о завтрашнем свидании. А когда на следующий день позвонил в эту самую дверь, то вместо девушки ему открыла её мать и сказала, что её дочь похоронили ещё три дня назад. "Как?! - вскричал парень. - Я же с ней только вчера был в ресторане, ещё вино ей на платье опрокинул!.." Поехали на кладбище, выкопали гроб, открыли крышку и он увидел, что в нем и правда лежит та самая девушка, с которой он накануне целовался, а на белом платье - ещё не высохшее пятно от вина...
      Вот - примерно та "фактура", на которой строится роман Юрия Мамлеева. Конечно же, это не просто пересказ подобных анекдотов, роман намного шире и даже не лишен потуг на определенную "философию", пытающуюся сказать читателю, что понятия "жизнь", "смерть" и "время" вовсе не такие однозначные, как мы о них привыкли думать. Однако читается вещь довольно тяжело, в ней много искусственной надуманности и нереалистичности, так что если роман и может стать бестселлером, то не более как для одних только почитателей мамлеевского таланта. А это, надо признать, весьма-таки узкий круг...
      4. На роман Маруси Климовой "Белокурые бестии".
      ПОДРАЖАНИЕ ЭДИЧКЕ?..
      НЕ ЗНАЮ, НАДО ЛИ говорить что-нибудь о содержании этого романа или же достаточно только процитировать какой-либо из участков его текста. Ну хотя бы вот этот: "...Нет, эти мальчики в кожаном, которые ходят с хлыстами и привязывают себя к унитазам, чтобы на них все мочились, его не интересуют, сам он так никогда не делал, есть, конечно, в этом что-то приятное, испытать подобное унижение, когда тебе в лицо бьет струйка мочи, но он это не пробовал... И сосать хуи или жопу подставлять Алеша не любил и не стал бы этого делать никогда. Он вообще с удовольствием имел бы дело с бабами, но с ними всегда возникают какие-то проблемы, им что-то надо, от них не отвязаться, а мальчика он мог всегда послать на хуй. Например, просыпается он утром и видит на подушке рядом с собой чью-то физиономию, какого-то юношу, которого он накануне подклеил в баре, тот, конечно, уже осмотрел квартиру, ему, понятное дело, понравилось, и он не прочь здесь у него задержаться, но Алеша с ним мог особенно не церемониться: дал ему двести крон - и гуд бай!
      Алеша любил молодых блондинов, а у них на работе, в основном, были стареющие брюнеты, причем все, как один, страдающие слабоумием и импотенцией, у них уже давно не стоит, и они и представить себе не могут, чтобы у кого-нибудь вообще стоял, а тем более на такие вещи, на какие у них не стоял никогда..."
      Думаю, что после книг Эдуарда Лимонова или Натальи Медведевой вряд ли кого-нибудь можно особенно удивить употреблением матерных слов в своем сочинении. И хотя народ и использует эти слова в своей устной речи, для великой русской литературы их демонстративное употребление в печатном тексте все-таки остается и по сей день оскорбительным. А потому, наткнувшись в очередной раз на подобный абзац в романе Климовой, так и хочется взять нехороший пример с этого самого Алеши и, выкрикнув в сердцах: "Да пошло оно на х...!" - отправить этих "Бестий" прямиком в мусоропровод, где для них будет самое лучшее место.
      * * *
      ...Сегодня же Виктор Хотулёв прислал из Старицы письмо с рукописью статьи о том, как этот древнерусский город и весь Старицкий район переходит в руки чеченцев. Они чуть ли не массово заселяют эти места, занимая все руководящие должности, плодят своих детей - и, того и гляди, скоро над Старицей взовьется зеленое знамя ислама.
      Но где это можно сегодня опубликовать, в каком издании? Да и будет ли от этого польза или появление статьи в печати только навлечет беду на самого Виктора? Ведь чеченцы - народ мстительный и жестокий...
      16 февраля, суббота. Вот уже несколько дней в Международном трибунале в Гааге идет суд над бывшим президентом Югославии Слободаном Милошевичем. Однако вместо того, чтобы оправдываться в выдвигаемых против него обвинениях в геноциде и военных преступлениях, Милошевич сам обвиняет США и НАТО в развязывании на Балканах войны, которая привела к неоправданным жертвам среди населения и разрушению жизненно важных народнохозяйственных объектов. И надо сказать, что его показания, подкрепляемые документами и фотоматериалами, выглядят гораздо весомее тех явно тенденциозных обвинений, которыми оперирует его главный оппонент - прокурор Карла дель Понте...
      17 февраля, воскресенье. Погода по-прежнему отвратительная - все те же плюс четыре градуса да при этом ещё и довольно сильный сырой ветер, так что мы никуда не пошли гулять, а весь день просидели дома. Женщины мои занимались какими-то своими делами, Алинка ходила в библиотеку и в магазин, а я читал выдвинутые на премию "Национальный бестселлер" произведения и писал на них рецензии.
      1. На роман Дмитрия Липскерова "Родичи":
      КИМ and РУШДИ В ОДНОМ ФЛАКОНЕ
      ГЕОГРАФИЯ МЕСТ ДЕЙСТВИЯ липскеровского романа довольно пестра и широкомасштабна - здесь тебе и заснеженная зимняя Чукотка, и проданная когда-то американцам Аляска, и жаркая Африканская пустыня с её песками, и российский городок Бологое, и матушка Москва с её знаменитым Большим театром. Время действия - в основном сегодняшнее, хотя есть один эпизод с неизвестно как перенесшимся во времена Иакова и Марии белым медведем, которого несколькими десятками страниц ранее малышом подобрал во льдах уже в наши дни главный герой романа чукча Ягердышка. Хотя действительно ли он главный?.. Да и вообще - нужна ли была в романе сюжетная линия, повествующая о его женитьбе на эскимоске Укле, хождению на Аляску и возвращению домой через Москву?.. Как впрочем и целый ряд других линий - о рождении Марией ребенка от белого медведя, о крушении странного вагона с палладиевыми колесами и следствии по этому делу, о воскресающем альбиносе-олигофрене Михайлове и так далее?..
      Любопытные сами по себе, все эти линии как-то очень слабо пересекаются друг с другом и не образуют того художественного целого, которое должно было бы работать на раскрытие романной идеи. Практически каждое из русел сюжета живет своей собственной жизнью, и если они каким-то образом и пристыкованы друг к другу, то в основе таких пристыковок лежит вовсе не логика развития романного действия, а единственно - одна только авторская воля.
      На первый взгляд, роман замахивается на постижение неразрывной связи сразу между несколькими мирами - между земным и горним, из которого в жизнь Ягердышки то и дело вторгаются духи погибших братьев Кола и Бала; между реальным и мифологическим, откуда к железнодорожному полотну под Бологое прибегает злобный потомок рожденного Марией от медведя существа по имени Арококо, а также миром живых и миром мертвых, который несколько раз пытается покинуть загадочный студент-олигофрен-балерон Михайлов, являющийся одновременно ещё и кем-то из того же мифологического мира, откуда появился в лесах под Бологое Арококо.
      В романе много непонятных моментов, которые так и остались до конца необъясненными. Да, честно говоря, необъясненным в романе осталось практически ВСЁ, и это ВСЁ к последним страницам ещё и замкнулось в некое сюжетное кольцо, как бы намекая на необходимость своего повторного прочтения.
      Нечто подобное когда-то уже было продемонстрировано в романе Анатолия Кима "Белка", где так же, как в "Родичах", мертвые возвращались после своей смерти в мир живых, животные соединялись с людьми, времена заезжали одно в другое, а религии перепутывались в некий сложный клубок верований. К сожалению, вопрос с художественным переосмыслением различных вер - это одна из самых непростых и "взрывоопасных" тем в литературе, и обращаться с ней нужно очень и очень осторожно. У Дмитрия же Липскерова такого осторожного подхода хватает, похоже, не всегда, и в некоторых случаях создаваемые им переклички с текстами Священного Писания (да и вообще его вторжения в область народных верований) балансируют на той тонкой границе, за переход которой Салману Рушди был в свое время вынесен смертный приговор исламистами. Потому что и Коран, и Библия - это вовсе не те книги, на которых стоит упражняться в искусстве сотворения пародий. Даже, казалось бы, самых безобидных...
      2. На повесть Олега Павлова "Карагандинские девятины":
      "БАЛАНДА" О СОЛДАТЕ
      КАК БЫ НИ СТАРАЛСЯ критик Павел Басинский выдать сочинения Олега Павлова за достижения так называемого "нового реализма", а более точного определения, чем "пасквили", для того, что делает в своей "армейской" прозе этот писатель, трудно и придумать. На наших русских мальчишек, призванных на воинскую службу, нападают сегодня албанцы в Косово, им отрезают головы арабские наемники в Чечне, расстреливают боевики Басаева из засад, а Олег Павлов всё никак не перестанет уверять читателей, что в нашей Российской Армии ничем другим не занимаются, кроме как избивают молодых, пидорасят слабых, а то и просто так, ни за что ни про что, стреляют в не понравившихся офицеру солдатиков-новобранцев.
      Что это, как не затянувшееся авторское отмщение некогда обидевшей его армии? Проходит год за годом, а, оставаясь ослепленным чувством своей обиды, Павлов все мстит той карагандинской караульной роте, где ему когда-то довелось служить и где его, похоже, чем-то унизили тогда "деды", и, будучи движим этой местью, до сих пор создает не реалистические картины армейской жизни и не живые образы российских солдат, а какие-то, порожденные личной озлобленностью, уродливые тени, в которых нет ничего общего с подлинными воинами Российской Армии рубежа ХХ-ХХI веков.
      Уже персонажи его "Записок из-под сапога" напоминали собой по интеллектуальному уровню скорее неких дремучих платоновских чевенгурцев, нежели наших с вами сегодняшних современников. Вот, к примеру, как выглядят откровения главного героя его новеллы "Облака": "...Из тварей по земле ползают змеи, ящерицы, степные черепашки. Случалось, что конвойные мучили их, но это без злобы. Разгадать хотелось: для чего они живут на земле заодно с нами. Но как поймёшь, что творится у черепашки под панцирем, если не раскурочишь прикладом? При мне одну раскурочили - она из костей оказалась. (А что он там, хотелось бы знать, ожидал обнаружить шестерёнки? - Н.П.) Не поверилось даже: должно же в ней что-то чудное быть. Буров из второго взвода больше иных расковырял и говорит, что ни на грош не понял, - у всех одно и то же под панцирем. Тоска. А ящериц папиросками жгли. Может быть, и не стали бы жечь, если бы кто по-ученому растолковал, почему они от боли жгучей, как люди, не кричат. Конвойный овчарку пнёт, она заскулит, а тут - папироской, самым угольком. А ящерица - будто немая..."
      Наверное, с такой же самой степенью серьёзности герой мог бы ломать голову над тем, почему не поют рыбы, не летают коровы или не свистят раки самопародийности от этого не уменьшилось бы, а ощущения НОВОЙ реальности не прибавилось бы, так как, повторяю, герои Олега Павлова срисованы им не из реальной жизни, а сконструированы из чувства мести, соединенного с языковым подражанием Андрею Платонову и Александру Солженицыну. Но язык Платонова и Солженицына - это некая "среднеарифметическая" речь заговорившей "человеческой массы", язык темного, сорванного со своих мест революционными или ГУЛАГовскими вихрями люда, тогда как персонажи Павлова - люди все же образованные, имеющие как минимум среднее образование и выросшие уже при включенных телевизорах. Так что - какие уж там для них могут быть загадки под черепашьим панцирем? Фальшь всё это..
      (К слову сказать, манеру Олега Павлова совершенно неоправданно сравнивают с солженицынской - это только внешнее подражание ему и не более того, глубинная же разница между двумя этими писателями просто непреодолимая. Причина её заключается в том, что в основе творчества настоящего художника должна лежать только любовь, а месть, ненависть или злоба - это все равно что опухоль в голове, они зацикливают человека на его собственной боли и не дают видеть страдания других. И именно это главным образом и отличает творчество одного писателя от другого. Вот, скажем, сумел же Александр Солженицын в повестях "Матренин двор" и "Один день Ивана Денисовича" ОБЩЕЕ для всего нашего народа чувство выразить через судьбы ЧАСТНЫХ персонажей! И это при том, что он и срок в лагерях отсидел, и, говорят, онкология у него была обнаружена... А вот молодой, здоровый и свободный писатель Олег Павлов не смог пересилить свою ЧАСТНУЮ обиду и нагружает теперь ею все свои писания, а через них и своих читателей. Мол, если уж мне было хреново, так пускай и вас потошнит...)
      Ну вот перед нами новая повесть этого автора - и мы снова видим в качестве главного героя почти абсолютного дебила, выведенного Павловым в образе демобилизованного со службы солдата, который (и это-то после получения своих дембельских бумаг и денег на проезд до дома!) больше, чем на месяц (!), застрял в опостылевшей за два года службы части (!) только лишь ради того, чтобы в угоду какому-то идиоту-прапорщику Абдулке вставить себе совершенно ненужный железный зуб вместо естественного здорового! И читатель должен поверить, что дождавшийся заветного дембеля солдат не рванул бы в тот же день за ворота КПП в сторону вокзала, чтобы вскочить там на первый же попутный поезд и как можно скорее оказаться за сотни километров от своей части и всех её прапорщиков вместе взятых?..
      Глядя на героя Олега Павлова (хотя такое откровенное чмо и героем-то называть не хочется!) трудно даже представить, что он два года обслуживал военные стрельбы, изучал устав, материальную часть и прочие вещи. Безликий и бесхарактерный, умственно заторможенный и не имеющий никаких твердых жизненных принципов, он болтается по пространству повести, как половая тряпка, которой командуют то люди, то обстоятельства, покуда ум (а точнее сказать, умишко) этого персонажа не съезжает окончательно с крыши и, вместо возвращения домой к маме, он не уходит куда-то в карагандинскую ночь с бессмысленным арбузом в руках...
      Повесть Олега Павлова - это тягомотное и унылое чтиво, наполненное духом пессимизма и ненависти к изображаемому в нем миру, а потому и читать эту словесную "баланду" о солдате - довольно тяжелая и лишенная какого бы то ни было эстетического, философского, стилистического или иного удовольствия работа. Да и надо ли её читать вообще - это ещё тоже вопрос...
      18 февраля, понедельник. Вечером в Малом зале ЦДЛ состоялось обсуждение газеты "День литературы", на которое собралась масса литературного народа. Помимо Владимира Бондаренко и проводившего вечер Вадима Дементьева, тут были А. Проханов, Ю. Поляков, Н. Дорошенко, Л. Аннинский, В. Личутин, Т. Набатникова, С. Сибирцев, Н. Краснова, Ю. Рябинин, А. Дорин, Г. Иванов, В. Широков и целая прорва других писателей.
      Очень толковый состоялся разговор, причем не только о "Дне литературы" как таковом, но и о самом литературном процессе, о проблеме объединения всех творческих союзов в один общий и многом другом. Хорошо говорили Поляков и Дорошенко, да и сам Бондаренко тоже был на высоте. Посмешил своим выступлением пьяненький Саша Вознесенский из газеты "Ex libris НГ", рассказавший нелепую историю о том, как он когда-то написал разгромную статью на первые номера "Дня литературы", а её никто не захотел печатать. "...И я не получил из-за этого свои двести баксов", - пожаловался он.
      19 февраля, вторник. В три часа дня в МСПС началась презентация романа Николая Лугинова "По велению Чингис-хана", на которую был приглашен и я. Это действительно хороший роман, напоминающий нам, что история как раз и есть этакая синусоида вызреваний, крушений и последующих новых вызреваний империй. Без наличия в стране, человеке и литературе имперского духа, представляющего собой ген прирастания, начинается застой...
      Словом, состоялся хороший литературный разговор о романе и вообще об идее имперскости, которому не помешала даже стоящаяна столах водка. Были Арсений Ларионов, Олег Шестинский, Геннадий Иванов, Ринат Мухаммадиев, Алесь Кожедуб, я, Марина, сам Николай Лугинов ну и... ещё человек тридцать.
      * * *
      Вечером, дома, написал ещё две рецензии на книги, претендующие на премию "Национальный бестселлер". Увы, лучше бы на эту премию выдвинули роман Лугинова. А то теперь читай всякую белиберду...
      1. О романе Сергея Морозова (Магомета) "Великий Полдень":
      СЛИШКОМ ВЕЛИКИЙ ПОЛДЕНЬ
      ЕСТЬ У АНГЛИЙСКОГО писателя Уильяма Голдинга широко известный роман-притча "Повелитель мух", в котором рассказывается о том, как попавшие в результате авиакатастрофы на необитаемый остров дети, оправившись от страха, начинают организовывать свою жизнь, добывая пищу охотой и рыбалкой, и при этом подсознательно повторяя все самые жестокие человеческие законы, подмеченные ими в мире взрослых. Очень быстро у них появляется свой малолетний, но не по-детски циничный и расчетливый "вождь", которого тут же окружают верные слуги, подхалимы и прочие члены свиты, но появляются и конкуренты, с которыми команда "вождя" начинает борьбу не на жизнь, а на смерть...
      Роман Сергея Морозова (Магомета) построен на несколько ином фундаменте, и хотя его главными героями тоже являются дети, они у него живут не на пустынном острове, а в хорошо обеспеченном цивилизованном мире (отец одного из ребят является ни много, ни мало, как Президентом России) и затевают они свою "игру во взрослую жизнь" уже не по вине обстоятельств, а вполне ОСОЗНАННО. При этом выигрышем в этой "игре" должно стать совершение государственного переворота с целью оттеснения своих родителей (и вообще всех взрослых) от управления жизнью страны и захвата президентской власти в свои руки.
      Подобная идея в литературе уже тоже в общем-то не нова - тут достаточно вспомнить довольно жестокую новеллу Стивена Кинга "Кукурузные дети", в которой изображается, как ребятишки одного из отдаленных американских городков устроили себе жизнь без взрослых, принося в жертву некоему кукурузному божеству каждого, кто достигает девятнадцатилетнего возраста.
      Но если роман Уильяма Голдинга написан так, что от него невозможно оторваться, и если новеллу Стивена Кинга читаешь хоть и с холодной дрожью, но практически тоже на одном дыхании, то идея Сергея Морозова (Магомета) буквально-таки тонет в каких-то нескончаемых, имеющих очень отдаленное отношение к развитию сюжета, диалогах и второстепенных, неимоверно засоряющих собой романное пространство, деталях. По сути дела, 620-страничный роман Сергея Морозова (Магомета) "Великий Полдень" - это 600 страниц, так сказать, фоновой, почти не помогающей развитию сюжета болтовни персонажей да обширных описаний всяких побочных декораций, и только 20 страниц изложения реальной идеи и показа её воплощения героями. Наверное, при каких-либо иных пропорциях это произведение могло бы и вправду обратить на себя внимание и широкого читателя, и российской критики. Наверное, при изрядном ужимании, сокращении и избавлении романа от массы перегружающих его диалогов и ненужных описаний он мог бы и на самом деле составить реальную конкуренцию другим претендентам на высокое звание "Национального бестселлера". Но в том виде, в котором он есть сегодня - это только 620 страниц скучнейшего чтива, домучивая которые до конца, ловишь себя на той единственной горькой мысли, что не напрасно ли оказались погубленными деревья, спиленные ради производства нескольких тонн бумаги, пошедшей на напечатание этой толстенной книжищи?..
      2. О романе Юрия Козлова "Реформатор":
      РОМАН, ПОХОЖИЙ НА ТРАКТАТ
      СКАЖУ СРАЗУ: новый роман Юрия Козлова мне не "глянулся". Автор таких замечательных сочинений, как "Одиночество вещей" и "Геополитический романс", о которых я в свое время много и с удовольствием писал, а также не лишенных глубины, оригинальности и занимательности романов "Ночная охота", "Колодец пророков" и "Проситель", выпустил в свет произведение, которое, на мой взгляд, задавило само себя, погребя все заложенные в нем идеи под тяжеловесной грудой псевдофилософских умствований. Может быть, конечно, кому-нибудь и понравятся идущие страница за страницей рассуждения о роли денег в истории человеческой цивилизации, о влиянии рекламы на жизнь общества или же о других, вполне актуальных для жизни народа и государства, но очень малохудожественных проблемах. Мне же кажется, что роман должен быть все-таки в первую очередь произведением ХУДОЖЕСТВЕННЫМ, а следовательно - и решать поставленные в нем философские, социальные, психологические и иные задачи ХУДОЖЕСТВЕННЫМИ же методами. А иначе это никакой не роман, а самый что ни на есть скучный научно-публицистический ТРАКТАТ, и тогда он должен выдвигаться на премию за научно-публицистические трактаты. Ежели, конечно, таковая существует...
      (Кстати, хоть это вроде бы и выходит за рамки жанра оценочной рецензии, но думаю, будет нелишне отметить и то обстоятельство, что два последних романа Юрия Козлова - то есть "Проситель" и "Реформатор" - несут на себе следы довольно сильного влияния романа Виктора Пелевина "Generation П", а также - хотя и в значительно меньшей степени - его же "Чапаева и Пустоты". Мало того, что и в "Просителе", и в "Реформаторе" одним из основных объектов писательского исследования является такой вид человеческой деятельности, как находившаяся также и в центре пелевинского романа РЕКЛАМА, так некоторые страницы прозы Юрия Козлова словно бы продолжают собой диалоги, начатые в сочинениях Пелевина. Ну чем, например, не сцена из разговора Василия Ивановича с Петькой или, того лучше, Вавилена Татарского с Че Геварой? - Пожалуйста: "...Вот только, - повторила, опустив голову, старуха, - невозможно быть счастливым в жизни, которую хочешь переделать, то есть в жизни, в которую не веришь". "Что же тогда остается?" - глухо спросил Савва. "ПУСТОТА, - ответила она, - внутри которой есть всё, за вычетом... жизни". "Ты полагаешь, что воля - это ПУСТОТА?" - удивился Савва. "Воля - парус, - сказала старуха, - но ты ведь не станешь отрицать, что главное - ветер, который наполняет парус". "А ещё главнее то, что насылает ветер", - уточнил Савва..."
      Само собой, нет ничего плохого в том, что один автор отталкивается в своей работе от сочинений другого, но думаю, что некоторая проявляющая себя при этом ВТОРИЧНОСТЬ - это все-таки не та категория искусства, которая выводит произведение писателя на уровень НАЦИОНАЛЬНОГО БЕСТСЕЛЛЕРА...)
      20 февраля, среда. Сегодня, 20.02.2002 года, все календари мира зафиксировали факт появления так называемого "дня-палиндрома" - то есть такой даты, которая одинаково читается как слева направо, так и справа налево, а нынешним вечером, в две минуты девятого (т. е. в 20 часов 02 минуты), это был даже тройной палиндром: 20.02. = 20.02. = 2002.
      В этот день мне должны были выплатить гонорар в издательстве "Гелеос" (за книгу "Прости, брат"), но я позвонил туда и узнал, что деньги можно будет получить только через неделю - то есть аж 27 февраля. К сожалению, на этот день у нас в СП запланировано проведение расширенного секретариата по литературным итогам прошедшего года и встреча с главными редакторами литературных журналов России, так что я попросил найти возможность и выплатить мне мои рубли хотя бы накануне вечером, так как 27-го я приехать не смогу и гонорар мой опять зависнет. Слава Богу, я сейчас живу не "от получки до получки", но деньги так быстро обесцениваются, что если не перевести их сегодня в валюту, то завтра они могут превратиться уже ни во что.
      * * *
      ...На работе полно разговоров о том, как завершилось проходившее в понедельник обсуждение газеты "День литературы". Как это всегда и бывает, толком никто ничего не видел, но говорят, что после окончания "официальной части" в ЦДЛ все пошли в Московскую писательскую организацию на устроенный Бондаренко фуршет и там у них учинилась большущая пьяная драка, во время которой вынесли чьей-то спиной одну из стеклянных дверей, а прозаику Владимиру Личутину воткнули (правда ли это?) в ногу вилку...
      * * *
      В сегодняшнем номере "Литературной газеты" опубликована моя большая статья "Не с тем ключом" - об утрате русским народом своего тысячелетнего менталитета и невозможности перенесения наработанных вчерашней эпохой нравственных ценностей коллективистского характера в нашу сегодняшнюю сугубо индивидуалистскую форму жизни. Статья несколько сокращена (хотя и так занимает чуть ли не всю полосу!), но главные её мысли остались понятными.
      Там же в "Литературке" - интервью с Сергеем Есиным о кино и литературе, а также Маринины информашечки о вечере Евгения Антошкина и презентации книги Арсентия Струка в МСПС. А вот в газете "Завтра" помещено потрясающее по своей прямоте открытое письмо Президенту Путину от советских генералов и адмиралов.