Гаврила сделал шаг в зеркало. Он почувствовал знакомое сопротивление, словно Зеркало не желало пускать его в себя, такое же как и в Белом Зеркале. В глазах потемнело, но через мгновение Масленников уже миновал текучую поверхность и все стало на свои места. По ту сторону зеркала все было точно так же, как и по эту, только появились запахи, от которых Гаврила успел отвыкнуть. Он несколько раз с удовольствием ударил по стене, радуясь тому, что камень отбрасывает ее назад.
      — Эй, сторож!
      Он огляделся и никого не увидел. От стены к двери вела протянувшаяся по полу кровавая дорожка. Гаврила поднял свечу и огонек заплясал в его руках, расталкивая тьму по углам каземата. Прямо перед собой, в стене, он увидел неширокий, пожалуй даже поуже чем его плечи, проем, загороженный дверью. Из-за двери донесся голос стража.
      — Ты думаешь, что победил?
      Страж хлюпнул носом, втягивая в себя кровь и сопли.
      — Думаю да… — отозвался Гаврила.
      — Зря думаешь.
      Дверь глухо загудела, словно по ней ударили кулаком.
      — Это железо. Железо и камень….
      Страж засмеялся так радостно, что Гаврила понял, что радуется его враг не тому, что он, Гаврила, не может выйти из каземата, а тому, что богатырь не сможет теперь добраться до него.
      — Железо и камень? — переспросил Гаврила. Он провел рукой по двери и ладонь подтвердила слова стража. — Знал бы ты, что мне пришлось преодолеть, что бы добраться до зеркала… Что по сравнению с этим какие-то железяки?
      — Может быть это и правда, — согласился с ним стражник. — Дерьмо, оно где только не плавает… Ну, а если ты такой умный, то выберись отсюда… А я посмотрю как у тебя это выйдет…
      — Посмотри…
      — Там ты и сдохнешь! Я еще подумаю что лучше — оставить тебя от голода подыхать или все-таки на копье поднять, — неуверенно сказал страж. Он понял, что что-то идет не так.
      — Решай… — усмехнулся Гаврила, поглаживая кулак — Любопытно было бы на копье повисеть. Еще ни разу не приходилось.
      Масленников с удовольствием провел ладонью по стене. Шершавый камень холодил руку.
      — Посмейся, пока силы есть. Я на тебя посмотрю через недельку… — отозвался страж. — В ногах валяться будешь.
      — Не буду. Я сейчас дверь вышибу и уйду отсюда.
      — Да! Как же! Ты тут не первый и всех их отсюда веником выметали… Вот если бы у тебя папортниковый цвет был или одолень-трава…Тогда еще может…
      — Я выберусь… — отозвался богатырь, вкладывая меч в ножны. Уверенность его заставила стража насторожиться.
      — У тебя, что есть ключ? — осторожно спросил он и Гаврила услышал, как тот зазвенел каким-то железом, словно проверял не потерял ли свой.
      Богатырь улыбнулся. После того, что он сделал со стражем самоуверенности у того должно было поубавиться. Потом он почему-то вспомнил Сераслана и сказал.
      — Зачем ключ тому, кто знает Божье слово и Исину?
      — Божье слово? — в голосе стража мелькнуло недоверие. Тот, с кем он только что дрался мало походил на волхва.
      — Открой уши и ты услышишь его.
      Гаврила хрустнул пальцами, сложил кулак в трубочку. Он уже хотел ударить по нему ладонью, но тут увидел кувшин… Жажда, что терзала его эти дни, всколыхнулась в нем и заставила шагнуть к столу.
      — Ну? — донеслось из-за двери. — Говори…
      — В горле пересохло.
      — А ты промочи горло-то, промочи… Там под столом кувшин с пивом.
      В голосе стража слышалась веселая издевка человека уверенного, что противник его врет и ложь его вот-вот станет очевидной всем. В два шага Гаврила добрался до стола и поднял над головой кувшин.
      Блаженное мгновение длилось неимоверно долго. Уже потом он понял, что страж не обманул его. В кувшине действительно было пиво. Его поток прокатился по пересохшему горлу, превращая его в оазис. Крякнув и отдышавшись Гаврила сказал.
      — Доброе у вас пиво…
      — Какая жизнь, такое и пиво, — откликнулся невидимый враг.
      — Ну теперь-то все будет по-другому…
      — Станешь пиво нам варить? — весело поинтересовался страж. Гаврила аккуратно поставил кувшин на место.
      — Нет. Жизнь у вас станет хуже.
      — Посмотрим… Сейчас-то у тебя нет сил, не то, что бы нам жизнь испортить, а даже Божье слово произнести. Или ты его позабыл?
      — Нет. Я все помню.
      Гаврила подумал об Изборе, что лежал на дне каменной ямы.
      — Только я тихо скажу. Если хочешь — подойди к двери, тогда наверняка услышишь…
      Богатырь направил свой страшный кулак на дверь и ударил по нему ладонью. Смерть сорвалась с его кулака и ударила по камню и в то же мгновение дверь выбросило наружу, раскрошив на осколки.
      Когда пыль немного осела, Гаврила разглядел ноги стража, торчавшие из-под нее.
      — Вот тебе и перемена в жизни, — обращаясь больше к себе, чем покойнику сказал он.
      Богатырь обошел дверь, в одночасье превратившуюся в надгробие. Пыли в воздухе было столько, что Гаврила на всякий случай резанул его мечом. Сталь не разогнала дым, но разрубила тишину. Вслед за движением меча в каземат хлынули звуки — стоны, крики, удаляющийся топот ног. Из уважения к покойнику Гаврила не стал наступать на дверь, а перепрыгнул ее и на ощупь пошел вперед, то и дело натыкаясь на что-то мягкое, иногда отзывавшееся стоном. Дойдя до развилки он остановился. Перед ним тянулся скупо освещенный коридор. Отвыкший от света богатырь прищурился, глядя на пламя.
      Как-то само собой вспомнился дворец Петра Митрофанова. Тот же мрак, та же вонь от факелов…. Не хватало только ручных крокодилов да стражи, хотя эти-то уж точно должны быть где-то поблизости.
      Шаги убегающих звали его в другую сторону, и он повернул туда.
      Прислушиваясь к шуму он добрался до закрытых дверей. Коридор заканчивался дверью и хода дальше не было. Это означало только одно — впереди насторожена ловушка.
      Но одна ли?
      Коридор в этом месте оказался широк — расставив руки Гаврила немного не дотягивался до стен, но дверь была узенькой да и располагалась не посредине стены, а сбоку, упираясь одним из косяков в стену. Гаврила совсем уж было, решился потянуть за кольцо, уже держа в голове, что ему предстоит сделать после того, как дверь откроется — отступить в сторону и прикрыться дверью от стрел, оставив с другой стороны крепкую на вид стену.
      Он хотел сделать это, но не сделал.
      Уж больно заманчиво выглядел тот закуток, в котором он хотел уберечься от неприятностей.
      Он задрал голову вверх. Коридор оказался высок — он не увидел над собой потолка — тот терялся в полной темноте. Даже свет двух чадивших рядом с дверью факелов не мог разогнать ее. Гаврила снял оба и затушив один, воткнул меч меж досок двери и потянул ее на себя. Едва дверь приоткрылась, как он швырнул в темноту факел и тут же отпрыгнул назад.
      Дверь открывалась на удивление медленно, словно что-то сдерживало ее движение. Но еще больше Гаврилу удивило то, что сверху, из темноты, на то место, куда он рассчитывал встать упала здоровенная каменная балка. Он не успел обрадоваться — отбив рукой брошенное издали копье он впрыгнул в розовеющую темноту. Коридор, что остался за его спиной оканчивался большим круглым залом. Что он большой Гаврила понял, когда упав на колени перекатился, уворачиваясь от дротиков, а то, что он круглый понял, когда разглядел цепочку огней, опоясывающую его.
      Там еще были и люди, и толстые, в обхват, колонны, но богатырь не разобрал сколько их там. Люди выскочили из темноты, визгом нагоняя страх. Гаврила встретил их мечом и заставил отступить. Со второй волной нападавших расправиться было труднее. Закованные в железо воины едва не затоптали его, но он, подобрав второй меч, расплескал и ее. После этого наступила передышка.
      Раненые уползли в темноту, убитые остались там, где им и положено, а живые отошли назад, готовясь к новому напуску. Гаврила знал, что еще ничего не кончилось и отошел к стене, выбрав место потемнее. Дух его был бодр и он ни чуть не сомневался в том, чем все это завершится. Глядя на раненых и убитых он крикнул:
      — Ну, кому этого мало?
      В глубине души он надеялся, что враги проявят благоразумие и разбегутся, но вместо ответа тени впереди заскользили обходя его с обеих сторон.
      «Если их не испугали дела, почему должны напугать слова?» — подумал он с сожалением, ощущая как уходит время.
      Время! Драгоценное время уходило просто так!
      Он представил полузадавленного камнями и истекающего кровью Избора и тряхнул головой, отгоняя видение.
      — Сдайся, богатырь, — крикнули из темноты. — Тебе не справиться с нами!
      — Многие покойники уверяли меня в этом, — откликнулся богатырь. — Будь вас числом поменьше…
      — Нас именно столько, сколько нужно, — оборвали его из темноты, но Гаврила был не из тех, кто позволял себя перебивать.
      — Будь вас числом поменьше, я бы просто не обратил на вас внимания, но уж раз вас тут так много, то придется задержаться и посмотреть, так ли у вас хорошо подвешены руки, как языки.
      — Лучше сдайся, — ответила темнота. — Тебе не справиться с нами…
      Гаврила вспомнил волхвов, что остались в Пылове и ответил.
      — Два дня назад моих противников было вдвое больше чем вас.
      Он не стал договаривать чем там все кончилось, надеясь, что враги все поймут как нужно, но те не захотели понять его.
      — Значит у тебя быстрые ноги, — отозвались с другого конца зала. — Если останешься жить, попрошу хозяина сделать тебя скороходом.
      Сразу за словами, ставя точку в передышке прилетело копье. Гаврила знал, что с этого все и начнется. Мечи в его руках превратились в два огромных полупрозрачных круга. Отразившись в них свет блеснул на остриях подлетевших копий и отрубленные наконечники упали к ногам богатыря. Он зло рассмеялся.
      — Ну, что еще у вас?
      — Не хорохорься, колдун! — ответили из темноты. — Тебе нет спасения. Сейчас сюда принесут мощи Иоанна Компостельского и тогда тебе конец.
      — Сейчас я сам из вас мощей понаделаю! — грозно крикнул Гаврила и не дожидаясь новых копий прыгнул в гущу врагов. Мечи его закрутились, их смертельные взблески высвечивали искаженные ужасом и болью лица. Он успевал наносить и отбивать удары. Под его мечом лопались брони, трескались щиты катились головы. В какой-то момент чужой меч сломался, но Масленников только засмеялся, опережая радостные крики нападавших и подхватил с пола щит. Несколькими широкими круговыми ударами он расчистил место вокруг себя. Теперь он стоял в середине большого круга и никто не решался приблизиться к нему. Гаврила тяжело дышал и с каждым вздохом выбрасывая из себя два — три слова сказал:
      — Не был… я в этом замке сто лет… и еще б сто лет к вам не заглядывал бы…Но уж раз пришел…. То уж не обессудьте,… задержусь малость.
      Там, в темноте еще верили в удачу.
      — Ты к нам надолго!
      Голос был полон торжества и радости, которых там было быть не должно. «Ловушка!» — понял Гаврила и отпрыгнул в сторону, подняв над головой щит, но это не спасло его. Сверху посыпались увесистые мешки, набитые не то камнями, не то песком. Какое-то время Гаврила противился пригибающей его к земле силе, но это не могло продолжаться долго. Очередной мешок смял его и припечатал к полу.
      Когда он пришел в себя, на его груди уже сидел кто-то тяжелый, а руки растягивали веревки, уходящие в темноту.
      — Ошибся я, — донеслось до него сквозь гул в голове. — Ты к нам не надолго…
      Сидевший на его груди человек стремительным движением, словно всю жизнь только этим и занимался, поднял над головой меч, намереваясь без затей отрубить Гавриле голову. Смерть была близко, но Гаврила не чувствовал страха, только видение гибнущего где-то в темноте Избора царапнуло по душе, напоминая, что он не выполнили того, что полагалось. Где-то лежал Избор и где-то сидел хазарин с талисманом, так и не доставленным в Киев.
      Гаврила замотал головой. Оседлавший его враг, увидев отчаяние богатыря, задержал удар. Ему хотелось видеть страх в глазах противника и он не смог отказать себе в этом маленьком удовольствии.
      Но задержав удар страж уже проиграл. Улыбка на его губах сменилась выражением ужаса. Там, где только что был глаз теперь торчала рукоять швыряльного ножа.
      Это длилось мгновение и оседлавший Гаврилу воин начал медленно заваливаться назад. Меч выпал из ослабевших пальцев и перерубил одну из веревок, что держали Масленникова. Гаврила воспользовался моментом и быстро перевернулся, уворачиваясь от посыпавшихся на него ударов.
      — Избор!
      Он еще не видел его, но знал, что тот стоит где-то рядом, на расстоянии броска ножа. Воевода появился внезапно — со страшным ревом он съехал откуда-то сверху. Стражники сперва опешили, но увидев, что на помощь поверженному богатырю спешит только один человек, приободрились. Вверх полетели копья, но Избор съезжал вниз так быстро, что копья не попав в него только перебили веревку. Воевода упал на ноги и чуть присев оскалился.
      — Что это? — пронеслись голоса в истыканном копьями воздухе.
      — Ваша смерть! — засмеялся Гаврила. Он уже оборвал и другую веревку, что держала левую руку. Теперь обрывок волочился следом за ним, пока он метался вдоль стены, отыскивая свой меч.
      — Что ждешь? — крикнул он Избору, через голову врагов. — Лупи их…
      Стража надвинулась и Изборов меч скрестился с чужой сталью. Щедро сыпануло искрами, чей-то визг, отразившись от стен зала холодом обдал души сражающихся. Смерть самого смелого не охладила пыла нападавших.
      — Их всего двое! Убьем их!
      — Это будет не легко… — веселый оттого, что Избор жив откликнулся Гаврила. — И не такие как вы пробовали…
      Из темного ряда, что словно забор загораживал ему дорогу к выходу, вышел один — косая сажень в плечах.
      — Ничего, — сказал он — Справимся…
      — Не хвались на рать едучи…. — покачал головой Гаврила, которому новый противник неприятно напомнил песиголовца. — Такая настойчивость на моей памяти уже многих свела в могилу…
      — Все там будем… — ответили из толпы. — Одни раньше, другие позже…
      Гаврила понимающе кивнул.
      — Вот, вот. Это я сего дня уже слышал от одного покойника. Что это вы все об одном и том же?
      Масленников пока оставался безоружен.
      Взмахнув рукой, той самой, к которой еще был привязан канат он заплел ноги ближайшего стражника и дернул его к себе. Тот упал, и словно положенный на бок гигантский волчок подкатился к богатырю. Пнув врага ногой (не из надобности, а из призрения) Гаврила подобрал его меч. Меч был легок и Масленников презрительно покривился, но делать было нечего… Направив на воинов перед собой кулак он ударил по нему и пробил брешь в толпе. Сквозь кровь, стоны и крики ужаса он проскочил к Избору.
      — Жив?
      — Жив, — быстро ответил воевода, обрубая мелькнувшее перед лицом топорище.
      — Мертвая вода?
      Избор кивнул, не то соглашаясь с Гаврилой, не то уворачиваясь от пущенного прямо в лоб копья. Гаврила не понял его и переспросил.
      — Вода?
      — Конечно… От тебя когда еще помощи дождешься…
      — Я тебе жизнь должен!
      — Посчитаемся еще…
      Они встали спина к спине, прикрывая друг друга от подлости. Мечи поднимались и опускались, но врагов не становилось меньше.
      — Что на них силы тратить? Есть хочется, да и Иосиф, верно, проснулся… — сказал Гаврила, улучив мгновение для передышки. — Отвлеки, а я их кулаком поубиваю.
      Удар, стон, на камни упал топор на длинной рукояти.
      — Колонны. Не всех достанешь… — отозвался Избор, оценив сказанное. — А потом копье в спину… Давай по-хорошему попробуем…
      Воевода отбил удар и отпрыгнул назад. Тяжело дыша он стоял перед ощетинившимся железом отрядом.
      — Эй, поганцы, — крикнул он им. — Давайте так… Мы спокойно уходим. Замок остается целым, а все, кто тут остался — живыми. Годится?
      Никто из врагов не сказал ни слова.
      — Жаль… — сказал воевода, отрубая чью-то руку. — Могли бы разойтись по хорошему…
      — Позовите лучников, — крикнул кто-то. — Зовите лучников и закончим это…
      Этот крик, казалось, наполнил нападающих новыми силами. И вновь волна за волной они накатывались на Гаврилу с Избором и снова богатыри расплескивали их на капли.
      — Стойте! — заорал вдруг воевода. — Стойте, славные воины! Мы готовы откупиться!
      Темнота перед ними отхлынула назад. Гаврила несколько раз взмахнул мечом прежде чем сообразил, что рубить больше нечего. Он не стал поворачиваться к Избору и тот, не дожидаясь вопросов крикнул.
      — Вот он наш выкуп!
      Тут Гаврила все же повернулся. Избор стоял высоко подняв руку, в которой держал невзрачного вида коробочку.
      — Мы с другом отобрали ее у двух могучих волшебников — Перерима и Никули.
      Одного вида коробочки хватило на то, что бы Гаврила от огорчения упал на землю и закрыл глаза руками. Едва он сделал это, как воздух вокруг наполнился едким светом, убивая темноту и выедая глаза у тех, кто не успел их закрыть.
      — Колдовство! — завопили люди после минуты напряженной тишины. — Волшба!
      Но богатыри уже не услышали этого. Их уже не было в зале. Сметая по дороге спешащих к схватке одиночек они бежали к выходу.
      Перед выходом во двор они остановились. В спину им ударил многоголосый вопль и звон железа, но они даже не посмотрели в ту сторону. Время тьмы окончилось и над миром встало солнце. Подслеповато прищурясь они оглядывали двор замка, отыскивая затаившихся лучников. Там было пусто и было похоже, что все кто мог драться бродили сейчас по подземелью.
      — Ловко ты их… — одобрительно сказал Гаврила убирая меч в ножны. — Теперь в замке ни одной кружки не останется.
      — Кружки?
      — Да. Кружки. Куда же слепому еще подаяние собирать?…
      Избор оглянулся, послушал крики, махнул рукой, словно Гаврила говорил о пустом.
      — Ничего. Обойдется. Нам не повредило и им не повредит…. Оклемаются.
      Не таясь Гаврила с Избором вышли из подземелья. Солнце уже немного поднялось над виднокраем и во дворе лежала зубчатая тень замковой стены. Гаврила с удовольствием принюхался к запаху хорошо унавоженной соломы и повернул в сторону колодца, что стоял у конюшни. Память о жажде и голоде еще жила в нем и он напившись из конского ведра бросил в рот горсть овса.
      — Поесть бы по-человечески… — прочавкал богатырь. — И дальше жить можно.
      — Нечего тут торчать. Бери коней, да поехали отсюда. Впереди день. Он и прокормит.
      Без помех они миновали ворота и вслед им не было выпущено ни одной стрелы. Может быть и был там кто-то, кто злобно смотрел им в спины, но богатыри не обратили на это никакого внимания — слишком мало оставалось в замке людей, которые еще могли видеть….

      Если в мире и оставалось место, где за эту ночь ничего не изменилось, то место это было в овраге, на берегу ручья, где провели ночь хазарин и отрок. Над мальчишкой по-прежнему шелестел орешник, а вода тоненькой струйкой сбегавшая с камней звенела как лесная тишина.
      Исин вопрошающе смотрел на Гаврилу. А тот вместо ответа похлопал коня по шее.
      — Ну?
      — Как никуда и не уходили… — сказал Гаврила спрыгивая с коня и оглядываясь. — У вас то тут как?
      Исин потрогал Масленникова рукой и улыбнулся. Дело было сделано.
      — Тихо…
      — Талисман?
      Исин ударил себя в грудь.
      — Мальчишка?
      — Спит.
      Исин отвечал коротко, торопясь и сам спросить, что было там, в замке.
      — А в замке что?
      — Что в замке? — Гаврила оглянулся на воеводу, переправляя вопрос ему.
      — А в замке не спят, — сказал тот. — А значит и нам не положено. Буди мальца.
      Исин чуть помедлили все же протянув руку сказал:
      — Он сейчас нам устроит выволочку.
      — Ничего, — ухмыльнулся Гаврила. — У меня тоже есть что ему сказать…
      Разбуженный Иосиф очень быстро все понял и надул губы.
      — Спать меньше надо, — сурово изрек Масленников. — Тебя не добудишься…. Уж я тебя ночью толкал, толкал…
      Мальчишка смотрел угрюмо.
      — Да и сейчас. Солнце уже вон где, а ты все в кулак сопишь. Как ты только со стариками уживался?
      Он неодобрительно покачал головой. Взрослые смотрели на него сурово и Иосиф устыдился и умолк.
      Начало дня выдалось удивительно приятным. Лошади галопом неслись к Киеву, оставляя за спиной поприще за поприщем, а поднятая копытами пыль не накрывала их, а услужливо сдувалась ветерком в сторону и даже солнце не слепило, поднимаясь над виднокраем, а ласково грело лица.
      В первой же встретившейся деревеньке за камешек, содранный с халата, они купили еды и накормили Гаврилу и мальчишку.
      Иосиф наевшись перестал ныть, а стал сосредоточенно задумчив. Он на своем коньке скакал сразу за Гаврилой. За Иосифом следом мчался Исин, а замыкал кавалькаду воевода. Так они и выскочили на холм.
      — Стой! — крикнул Гаврила, поднимая руку.
      Солнце уже поднялось довольно высоко и теперь можно было рассмотреть все то, что лежало впереди. Дорога, как ей и положено сбегала вниз и упиралась в темнеющую впереди полоску леса. Богатыри молчали. Мальчишка ждал какого-то откровения.
      — Лес… — разочарованно протянул он. Ему никто не ответил.
      — Давно на нас никто засад не устраивал… — сказал вдруг Исин. — Можно подумать, что «Лапка» уж и не нужна никому.
      — Скучно, что ли? — не понял его Гаврила.
      — Тревожно. Вон сколько с собой подделку возили.
      Отозвался Избор задумчиво глядя на Иосифа.
      — Нет. Сейчас совсем другой случай. Наши неприятности с нами и останутся. Вон оно, облако-то…
      Облако, ничем неотличимое от других скользило по небу.
      — Облако — это к дождю… — объяснил Иосиф.
      — Это не к дождю. Это к неприятностям… — безучастно сказал Избор.
      — Знаешь? — насторожился Гаврила, измеряя глазами облако. Ничего необычного в нем не было — облако как облако. Белое, пушистое и даже не угловатое, как ковер самолет колдуна.
      — Чувствую. Будет еще возможность силой похвастаться. Может еще и знакомых встретим…
      Он думал об остроголовых и песиголовцах, но Гаврила его не понял.
      — Знакомых? Что еще за знакомые? Наши знакомые все перемерли — кто от старости, кто от дурости, а кто и от вредности характера. Кто с ковра упал, а кто с лодки… Один вот только Муря и остался.
      — Радетель наш… — добавил усмехнувшись Исин. — Отец родной!
      — А хозяин замка? — спросил вдруг Иосиф, принявший слова Избора всерьез. — Не мог же он так далеко отъехать, что бы мы его не догнали?
      — Не такой уж он и старый… — возразил воевода, но Гаврила не слушая его уже погнал коня вниз — уж очень хотелось ему еще раз повидаться с гостеприимным хозяином замка. Следом с радостным визгом помчался Иосиф. Избор пришпорил коня и обогнав Исина поравнялся с ним.
      — Драка будет — не лезь. В сторонке постой.
      Мальчишка повел плечом, словно не слышал.
      — Уши надеру, — отеческим тоном сказал Избор. — Так надеру, что новые не вырастут.
      Лошади слетели с холма и в одно мгновение домчали их до леса. Не задерживаясь на опушке всадники въехали под деревья. Дорога вильнула туда, сюда и обогнув кусты Гаврила резко натянул поводья. Дорога впереди оказалась перегороженной повозками, а самая первая — с коней это было хорошо видно — стояла, накрытая упавшим деревом. Рядом с ней ожесточенно рубились двое, отражая ленивый натиск разбойников. Дрались только в одном месте, а вокруг было тихо. Там и сям сновали бородатые морды и Гаврила разочарованно развел руками. Никакого Черного всадника тут не было, а был самый обыкновенный разбой.
      — Разбойники, — не скрывая разочарования сказал Иосиф. — Это что ли ваши знакомые?
      — Во имя Аллаха! — пронеслось над дорогой.
      Ни Гаврила, ни Избор не узнали голосов, но прозвучавший тут же рев пардуса все расставил по местам.
      — Купцы!
      Купцам приходилось туго. Их грабили, но выглядело это странно. Дети Аллаха стояли около своих повозок и кланялись, а разбойники, не обращая на них внимания, лазили по возкам и тащили оттуда, кому что нравилось. Это удивило даже Иосифа. Выглядывая из-за Исинова плеча, он спросил:
      — Что это там, а?
      Ближайшая повозка заколыхалась, и оттуда выглянул Муаммар Каффади.
      — Помогите, ради Аллаха! Прогоните их!
      — А сам-то что? — спросил Гаврила, вынимая меч. — Покалеченный что ли? Твое добро разносят-то.
      Караванщик заплакал.
      — Не могу. Пятница. К тому же полдень — время намаза!
      Избор рассмеялся.
      — Это что, еще одно преимущество ислама?
      Он посмотрел на рубившихся около клетки людей. Два тела, что лежали в траве оказались достаточной платой за разбойничье любопытство и те не особенно напирали на них, не желая платить больше. Да и что там брать, в клетке-то? Да и сами хранители пардуса не спешили прийти на помощь каравану — свое бы сберечь…. На Гавриловых глазах они нехотя вроде зарубили еще двоих, самых любопытных и встали около клетки, покачивая чудными мечам — черной стали с голубыми прожилками внутри.
      — А это кто?
      — Неверные. Они своего пардуса защищают, а до нас им дела нет…
      — Мечи у них хороши… — сказал Исин. — Где-то мы уже такие видели.
      — Любые в обозе возьмете, только помогите!
      Караванщик закусил бороду. Лицо его, искаженное рыданием мучительно содрогнулось. Он дернулся и упал назад, в повозку. Только когда он повернулся к ним другим боком они увидели, что он все же ранен. Гаврила нахмурился и посмотрел на подбегавших разбойников.
      — Так вот что тут у вас!
      И услышал в ответ.
      — Ба! Старые знакомые! И халат сберегли, не пропили!
      Атаман Шарлыга остановившись в десятке шагов посмотрел на Гаврилу.
      — А я думаю кого это нам еще Боги послали? А это вы… Старые знакомые — считай родня! А раз родня, так подарки давайте!
      Он повернулся к своему воинству показывая на Гаврилу.
      — Этого не троньте. Он не опасен и прибытку с него никакого, а вот соседа его миролюбивого от халата освободите… Грех в таком халате одному ходить…. Сам походил — дай товарищу поносить… Да не особенно его уродуйте, я с ним за давешнее еще посчитаться должен.
      Разбойники осторожно двинулись к Избору с Исином, а Шарлыга почти дружески обратился к Гавриле.
      — Мало тебе ночи, — укоризненно сказал он. — И днем тебя по белу свету носит… Совесть что ли мучает?
      — Жизнь такая, — следя за приближающимися врагами, отозвался богатырь…
      — Жизнь? Какая же у тебя жизнь, у призрака-то? Так… Дым один.
      Он поскреб затылок, кое-что вспомнил и крикнул, обступающим Избора разбойникам.
      — Сапоги с него не снимайте. Он без сапог дюже лютый становится.
      Избор рассмеялся.
      — Нет. Теперь можно и сапоги…. Это уже не важно.
      Разбойники попытались стащить его с лошади, но Избор даже не стал вынимать меч, а просто ударил их по головам. Глядя сверху на обступавших его лихих людей он ласково сказал.