Пройдя склон до половины Гаврила посмотрел на почти погасшее зарево над логовом Черного всадника. На зазвездившемся небе замок выглядел несокрушимой твердыней. Хорошо был виден верхний поверх. Редкие огоньки — то ли факелы, то ли свечи бросали свет в открытые окна.
      Они оглянулись. Там, где оставались Исин и Иосиф все было в порядке. Костер раздвигал тьму на три-четыре шага, а дальше висела плотная темнота. Огонь горел почти без дыма, а то немногое, что все же поднималось в воздух как-то незаметно рассеивалось под широкими листьями орешника.
      — Да-а-а-а, — сказал Избор, глядя как дым процеживается сквозь листья. — Был как дым, станешь как камень…
      Воевода кивнул и Гаврила шагнул сквозь куст. Теперь, когда до заветного превращения осталось всего ничего он начал не то что бы сожалеть, но осознавать те преимущества, которые давало ему это странное состояние. Избор у него за спиной падал, кряхтел, хрустел ветками, а сам он бесшумно шел прямо, не обращая внимания на сплетение веток перед собой. Костер позади вспыхнул, бросив в них последнюю горсть света, и Гаврила увидел как сучковатый ствол прошел сквозь его грудь.
      Наверху они не сговариваясь остановились. Оставалось сделать самое трудное — войти в замок. Для Гаврилы там все было просто, а вот для Избора… Понимая, что они думают над одним и тем же Гаврила сказал.
      — Притворюсь привидением. Распугаю стражу…
      — А я?
      Гаврила даже не оглянулся.
      — А ты как-нибудь по стеночке, бочком, бочком…
      Избор посмотрел на замок. Каменная гора уходила под самые облака. Лезть по этой стеночке совсем не хотелось.
      — Хороший план.
      Голос его не обманул Масленникова.
      — Конечно хороший… Только у тебя, верно, получше есть?
      — Ты не подумал, что таких как ты, в этом замке таких столько перебывало, что….
      Гаврила прикусил губу. Избор был прав. В замке с Черным зеркалом, таких как он навидались и пугаться, тем более до смерти, не будут.
      — Ну и что? — на всякий случай спросил он.
      — А что и обычно при драке случается… Шум поднимется. До зеркала-то ты дойдешь, а вот что делать будем, когда ты из зеркала вылезешь.
      Гаврила мгновенно выхватил меч.
      — Чудной ты какой-то. Драться. Я их, гадов, кулаком…
      Он подумал, что все их предосторожности ничего не стоят. Все равно в замке знали, что они идут.
      — Все бы тебе драться, — с неудовольствием сказал Избор. — Не отвык за эти дни?
      — И захотел бы — не получилось бы…. У вас что ни день — то поножовщина… Ты-то что предлагаешь?
      Избор ножом слезал веточку и стал очищать ее от листьев.
      — Подземный ход поискать.
      Гаврила только пожал плечами. Его план был понятен и прост — ворота, стража, драка, а Изборов… Изборов план был темен.
      — Где его тут искать? И как?
      — Как деды искали и прадеды… Лозой.
      Он помахал перед лицом богатыря двумя сросшимися наподобие рогульки веточками и зажав их в кулаках направился вдоль оврага. В неровном свете, что струился с неба Гаврила видел как она то поднимается и опускается, следуя то ли колдовству, то ли чему-то еще. Он опять пожал плечами и пошел следом. До стен замка было больше двух поприщ. Они шли вдоль стены пока рогулька не клюнула землю. После этого Избор повернулся и пошел прочь от замка.
      — Нашел?
      — Ход-то нашел. Теперь только придумать как в него попасть.
      Теперь рогулька не качалась, а словно охотничья собака вела их, хищно уткнувшись в землю. Едва он начинал колебаться, как воевода останавливался и топтался на месте, пока ветка не упиралась в землю.
      Молча они прошагали почти полпоприща. Гаврила ни о чем не спрашивал — знал по себе, что такое, когда лезут под руки. Он и сам догадывался, что ветка как-то чувствует, где проходит подземный ход и готова привести их к его входу. Следуя за лозой они вернулись в овраг. Там Гаврила молча ждал, пока Избор не отыскал дверь.
      Из-за нее пахло сыростью. Не свежей водой, что струилась рядом, а сырой глиной, свежеобвалившейся землей и дождевыми червями.
      — Ну и прадед у тебя был… Наверняка по чужим кладовым шарил.
      Избор не ответил, и боком протиснулся в узкую щель. Несколько шагов, и он очутился в пещере. Он щелкнул пальцами, давая эху определить велика ли эта каменная нора, но звук увяз в мокрой темноте. Размахивая руками воевода сделал несколько шагов и вышел на свет.
      Ход тут раздвигался и превращался в пещеру. В дальнем ее конце висел светильник, освещавший основательную дверь. Гаврила, опередивший Избора сказал.
      — Нам туда.
      — Глянь, что за ней.
      Сделать это Гавриле было так же просто, как почесаться. Зажмурив на всякий случай глаза он просто сунул голову сквозь окованный железом мореный дуб.
      — Темно. Ничего не видно.
      Избор дернул дверь за кольцо. Та стояла как каменная. Тогда он попробовал ее плечом. Преграда немного подалась внутрь, не то заманивая, не то обещая поддаться его напору. Тогда воевода, не дожидаясь пока Гаврила высунет голову, ударил по двери раз, другой, третий… С третьего удара дверь распалась на две половинки и упала внутрь.
      — Ломать — не строить, — пробормотал Масленников. Сразу за дверью Избор нашарил в нише факел и поджег его от светильника. Сразу стало светлее, черные стены раздвинулись.
      — Я первый, — быстро сказал Гаврила.
      — Само собой… — согласился Избор. — Догоняй…
      Факел то вспыхивал, то пригасал. В тишине подземелья шаги Избора отражались от мокрых стен и смешивались с ударами капель, падавших со свода. Гаврила бесшумно шел впереди, не чувствуя сырости, но вполне представляя, что твориться вокруг него. Вода и тут его искушала.
      — Лягушек только не хватает…
      — Что? — обернулся Избор.
      — Сыро, говорю, как в болоте. Только лягушек не хватает.
      — Тут много чего не хватает…
      Гаврила прошел сквозь Избора и опередил его на несколько шагов.
      — Главное, что неприятностей тут нет, а все остальное…
      — Неприятностей? Будут тебе неприятности.
      Утоптанная земля под ногами воеводы сменилась чем-то твердым. Он наклонил факел. Теперь под ногами лежали каменные плиты, гостеприимно показывая дорогу к неприятностям, но им в эти минуты было не до них. Похоже, что те ждали их совсем в другом месте. Шагов триста богатыри прошли не встретив ничего кроме темноты, воды и воздуха.
      — Что там?
      Глаза Гаврилы различили впереди металлический блеск. Он подошел к решетке, что перегораживала всю ширину коридора и попытался пройти ее, но у него ничего не вышло. На прикосновение она ответила железным звоном.
      — Вот. И обо мне подумали… — сказал он обернувшись.
      Подошедший Избор просунув сквозь Масленникова руку щупал решетку.
      — Кто поперечины ковал — о тебе думал, ну а кто все остальное делал — меня вспоминал…
      Поперечные прутья не давали пройти Гавриле, а те, что перегораживали проем сверху донизу — воеводе. Избор пощупал решетку. Она оказалась редкой, но прутья там оказались толщиной в руку. Гаврила спокойно ждал, зная чем все это закончится. Воевода попробовал обхватить прут и пальцы его едва сошлись на железной шее. Он приблизил факел к стене. Как оказалось решетка не висела в воздухе. Прутья скрепляла широкая квадратная рама из таких же толстых железок. Вторая рама немного побольше первой была вделана в стену и соединена с ней четырьмя крепкими петлями. С другой стороны около самого края решетки висел попорченный ржавчиной замок. Это было слишком просто для людей, которые так умело спрятали вход в замок. Избор поднял факел вверх, несколько мгновений вглядывался в темноту, потом презрительно рассмеялся.
      — Хитрецы…
      — Что там?
      — Веревка…
      — Что смешного в веревках?
      — Это же не просто веревка… Простодушные люди тут живут.
      Гаврила из любопытства подошел посмотреть, что такого смешного увидел за решеткой.
      — Одним концом к двери привязана, а другим, наверное, к колокольчику где-нибудь… Мудрецы.
      Он поднял факел еще выше и пламя на конце раздвоилось. Веревка тускло, словно нехотя загорелась и, перегорев, погасла.
      — Не дурней рассчитано…. А мы умные!
      — Нда-а-а? Может и умные, только вот везения бы побольше….
      Гаврила ухватился за поперечину. Он набычился, и со змеиным шипением выпуская из себя воздух, потянул железо вверх. Не теряя времени Избор ухватился за свои прутья и добавил свою силу к Гавриловой.
      Упершись руками и ногами в прутья он замычал от напряжения, борясь с железом.
      Оно заскрипело, но поддалось. Звонко щелкнули и укатились в темноту заклепки и два соседних прута изогнулись, словно луки, открыли им дорогу в глубину подземелья. Каменные плиты несколько шагов шли прямо, а потом ход поворачивал. Гаврила прошел дальше, до поворота и через минуту вернулся.
      — Людей там нет. Никто не обидит, — немного задыхаясь объявил он.
      Избор принюхался. С другого конца коридора несло копотью и горелым маслом.
      — Скоро конец.
      — Чему, — на ходу повернулся Гаврила.
      — Всему…
      Гаврила так не узнал, что имел в виду воевода. Это слово он произнес налету. Там, где Масленников прошел легко, Избора ждали неприятности. Каменные плиты под его ногами разверзлись он, не успев даже разогнуть поднятую для следующего шага ногу, рухнул в темноту западни.
      Инстинктивно Масленников отпрянул к стене, но опасность его не коснулась. Факел, оброненный воеводой лежал у решетки. Маленький тусклый огонек освещал каменные стены и провал в полу.
      — Избор! — крикнул Гаврила туда. — Избор!
      В ответ оттуда ядовитой змеей выполз шорох осыпающихся камней.
      Несколько мгновений Масленников сидел впираясь глазами в темноту. Потом бросился к решетке, назад… Он подавил в себе желание прыгнуть вниз и помочь Избору. Он ничего не мог сделать.
      НИЧЕГО!
      Но решение уже пришло… Он смотал с пояса веревку, и найдя свой конец привязал к решетке и бросил в яму. Потом проверил меч, похлопал себя по доспехам. Склонившись над ямой он глухим от ярости голосом крикнул:
      — Если жив — держись. Я вернусь! Ну а если… Не забудь! По левую руку от выхода. По левую!
      Произнеся это он постарался на время забыть о существовании Избора. Мысли о нем наполняли душу тоской и только мешали обрести то ясное состояние духа, что требовалось в эти минуты. Пока свет оставшегося за спиной факела освещал его путь и он мог видеть стены богатырь шел не заботясь ни о ловушках, ни о неприятностях, но когда ход повернул и свет остался за поворотом он остановился, давая глазам привыкнуть к темноте. Закрыв глаза он стоял и думал о том, что раз они не могут ему помочь, то обязательно поможет нос. Теперь он знал, что ни в воде, ни в камне он не сможет дышать и только так он сможет в полной темноте определять когда на его пути окажется камень. Он готов был снова испытать удушье, но, слава Богам этого не понадобилось.
      Когда он открыл глаза, то увидел далеко перед собой тонкую туманную полоску. Где-то впереди был выход. Или ловушка. Или что-то еще, но наверняка ожидающая впереди неприятность была лучше той черной пустоты, что окружала его.
      Гаврила не стал долго раздумывать над тем, что делать, и пошел вперед. Теперь тьма уже не давила на плечи. Он чувствовал, что превращение было где-то рядом, может быть даже за той дверью, что манила его к себе полоской света, но это не радовало — как ни старался он отбросить от себя видение исчезающего под землей Избора память настойчиво напоминала ему об этом. Он скрипнул зубами.
      — Ладно. Все же я тут. Да не будет это радостью для подлецов!
      Не испытывая ни жалости, ни колебаний он шагнул сквозь дверь. Сразу за ней оказался длинный коридор, освещенный факелами. Прямо за дверью стоял воин и смотрел на Гаврилу безо всякого страха и интереса.
      «Пожалуй Избор был прав, когда говорил что тут привыкли к привидениям…» — подумал богатырь.
      Они смотрели друг на друга довольно долго, пока Гаврила не спросил.
      — Куда дальше то? Где тут зеркало?
      — Ищи, — ухмыльнулся воин. — Найдешь — значит твое счастье…
      Он отвернулся от Масленникова и начал вынимать факел из державки. Гаврила понял, что помогать ему тут никто не будет.
      — Хорошо, — сказал он. — Я пойду поищу зеркало, а ты поищи саван. Я вернусь…
      Не слушая ответа он шагнул в стену. Тьма вновь сомкнулась над ним. Инстинктивно он задержал дыхание и не дышал до тех пор, пока сердце в груди не заколотилось, требуя воздуха. Только тогда он попробовал вздохнуть и почувствовал как воздух, словно живая вода вливается в легкие. Отдышавшись он вынул меч. Умом он понимал, что ничем это ему не поможет, но оружие в руках придавало уверенности. Несколько раз вдохнув в разных местах воздух он определил куда идет коридор, и пошел по нему, поводя перед собой мечом, словно снимал паутину или раздвигал ветки. Иногда он сбивался с пути и охватывавшее его удушье напоминало ему об этом и тогда оно, напрягая грудь вздохом, пытался отыскать то место, где можно было бы наполнить воздухом разрывающиеся от удушья легкие. Это продолжалось бессчетное число раз. Он уже понял, что блуждает по лабиринту, и это яснее всего говорило ему, что он на верном пути. Тот, кто прятал Черное зеркало явно знал, что делал.
      Сейчас Гаврила был не только бесплотен, но еще и слеп, как летучая мышь на солнце. Единственное, на что он еще был способен — так это дышать и двигаться. И он двигался и дышал. Несколько раз им овладевало отчаяние, но он вспоминал о Изборе и продолжал поиски. Это все было похоже на поход по пустыне — от родника к роднику, от оазиса к оазису и цена ошибки тут была та же — смерть.

      Темнота сжимала его как орех клещами. Он никогда, даже ребенком не боялся ее, но сейчас чувствовал напор тьмы так отчетливо, словно стоял в реке с сильным течением Стиснув зубы богатырь отчетливо осознавал, что с ним будет, если он поддастся этому напру и побежит. Жизни ему хватит на один глубокий вздох, а потом… Потом тьма, режущая легкие боль, тщетные попытки наполнить грудь воздухом и смерть… Гаврила представил себя заживо замурованным, задыхающимся и замотал головой, избавляясь от кошмара.
      — Без торопливости, — сказал он сам себе. — Избору не легче, чем мне…
      С этой мыслью он вновь двинулся вперед. Словно слепец, он размахивал перед собой мечом. Взмах — шаг. Еще взмах и еще один шаг… Меч крушил темноту, но богатырь не видел этого. Как слепец он брел во тьме, ощущая как копится в нем злость на хозяина замка, устроившего себе развлечение из его беды. Перед его глазами встала улыбка Черного всадника и кровь, ударив в голову вывела его из равновесия. Он побежал, выставив перед собой оружие. Его бег продолжался до тех пор, пока в груди оставался воздух. Потом перед глазами замелькали круги и отрезвев, он бросился сперва в одну, потом в другую сторону.
      Легкие просили воздуха, кровь молотам била по вискам, но спасения не было. Мир вокруг заполнил камень, не дававший вздохнуть. Из последних сил, без надежды, только от слепого отчаяния он взмахнул мечом. В ударе не было ни силы, ни цели. Это было бесполезное движение, но именно оно и спасло ему жизнь.
      Гаснущим сознанием он уловил, что после удара что-то вокруг изменилось. Несколько драгоценных мгновений он соображал, что же именно, пока не понял. Его меч, только что легко рассекавший тьму и камни в чем-то застрял. У него уже не было ни сил ни времени думать об этом он просто тянул оружие к себе, не желая умереть без него. Он тащил его пока сознание его окончательно не померкло и он не провалился во тьму беспамятства. Ноги его подогнулись и он сделал шаг вперед, спасший ему жизнь. Стена тьмы была так тонка, что этого шага хватило что бы он вышел на свет и воздух.
      Воздух!
      Не глядя по сторонам Гаврила хрипел, пропуская сквозь себя затхлый воздух подземелья. В голове посветлело, круги перед глазами разлетелись по углам и он понял, что в этом месте вместе с воздухом есть еще и свет. Свеча, что горела на столе освещала каменные своды каземата и человека, сидевшего рядом. Он смотрел на Гаврилы спокойно и даже с удовольствием.
      — Ну, вот один и прибыл, а говорили не дойдет никто…. Спасибо. Ты мне три кувшина вина выиграл.
      Он с удовольствием поднялся, покрутил руками, разминая затекшие пальцы.
      — Погоди радоваться, — прохрипел богатырь. На всякий случай Масленников поискал глазами меч. На полу было пусто и он ощутил неприятный холодок, подумав, что его меч канул в бездны земли и, пробив Земной круг, провалился к Ящеру. Пока он сожалел об этом человек у свечи потащил из ножен свой меч. Тень его согнувшись скользнула по стене.
      Гаврила посмотрел на него безо всякого интереса. Он уже успел привыкнуть к тому, что никто из смертных причинить ему вреда не может, но воин шел к нему, явно зная, что делает и Гаврила ощутил смутное беспокойство. Что-то было не так. Его рука сама собой зашарила по полу, отыскивая клинок. Не найдя его рядом он взглядом обежал комнату и этого оказалось достаточно, что бы понять что к чему. Меча он не увидел, но тут стояло Зеркало. Оно стояло совсем рядом и он с первого взгляда узнал странную струящуюся поверхность.
      Это так обрадовало его, что он забыл о мече и стороже, однако тот сам напомнил о себе. Чуть присев, словно собирался разрубить полено он наклонился над богатырем и обрушил на Гаврилову голову разящую сталь. Блеск стали над головой отрезвил Гаврилу. Он качнулся в сторону уклоняясь от удара, и спустя мгновение он увидел как меч стражника вошел в пол. Силу на удар тот не пожалел и не удержавшись на ногах чуть не упал на Гаврилу. Он бы и упал, но рукоять меча уперлась в камень и воин устоял. Согнутый страж начал подниматься, но Гаврила не теряя времени отвесил ему здоровенный пинок, чуть пониже спины, надеясь, что страж такой же как и он сам, но ошибся. Нога его пролетела сквозь стража с такой легкостью, с какой сквозь Гаврилово горло пролетала когда-то кружка пива. Нога Масленникова проскочила стражниково седалище и ударила по мечу. Тот выскользнул из ладоней и снова по рукоять ушел в пол. Стражник выругался. Добродушия в нем поубавилось. Там еще не было злобы, но — недовольство.
      — Резвись, резвись, — сказал он. — Конец все равно один — Смерть!
      — Все умрем, — беззаботно согласился Гаврила. — Одни раньше, другие — позже…
      — Это другие позже, а одни раньше… — буркнул страж, приглядываясь к богатырю. Теперь он стоял у Гаврилы на пути, между ним и зеркалом. Сам страж бы неуязвим, но его меч оставался опасен для Гаврилы. Масленников посмотрел на Зеркало. Оно стояло так близко, что он мог бы добраться до него двумя прыжками, но все же богатырь остался на месте, прекрасно понимая, что враг не даст ему сделать и одного… Он не надеялся встретить тут благородство, но на всякий случай сказал:
      — Это же не честно.
      — Что?
      — Хочешь подраться, так хоть дай мне меч взять.
      Стражник сперва не понял его. Брови его поднялись вверх.
      — Сроду у нас таких порядков не было…. Звал тебя кто? Нет! Пришел незваный, свои порядки устанавливает. Да за одно это тебя на воротах стоит повесить…
      Страж распрямился. Меч в его руках уже ходил как крылья ветряной мельницы и Гаврила как не смотрел, так и не мог найти щели, сквозь которую можно было бы пробраться к зеркалу.
      — И получше тебя люди тут кровь проливали, — подбадривал стражник Гаврилу. — Ну давай, подходи, обрежься! Давай!
      — Я бы дал, да нечего… — ответил Гаврила отходя все дальше и дальше.
      — Поищи. Может быть найдешь чего?
      Совет был неплох. Гаврила, уже понявший, что с голыми руками ему со стражником не справится, шарил глазами по полу. Конечно он мог бы вернуться в стену, но что это давало ему? Зеркало-то с собой унести он не мог, а страж всегда будет ждать около него.
      Блеск в темном углу был быстр, как удар меча. Так могла блестеть только сталь и Гаврила с радостным удивлением подумал, что меч его может быть и не провалился в тартарары, а лежит рядом с ним, немного, самым кончиком, высовываясь из стены. Он даже не стал думать так это или нет. Блеск давал надежду и Гаврила решил до него добраться.
      Осторожно приплясывая на одной ноге Масленников сдернул с другой сапог и бросил в стража. Меч, только что сверкающим кругом крутившийся перед ним остановился, отбивая его и Гаврила, воспользовавшись моментом, прыгнул вперед. Ему повезло и он проскочил стражнику за спину. Теперь до зеркала было совсем немного — шагов десять-двенадцать, но понятно было, что просто так ему их пройти никто не даст и он шарахнулся в сторону.
      Меч пролетел рядом с правым плечом и разрубил воздух с той же легкостью, с которой Гаврилов меч только что крушил темноту и камень.
      — Попрыгай, попрыгай… — сказал страж. — Кто не надышится перед смертью, а кто не напрыгается…
      Но Гаврила не внял совету. Вместо того что бы прыгать он подбежал к стене и сунул туда руку. Есть! Сталь холодом лизнула ладонь. Богатырь подбросил меч в воздух, а когда рукоять, словно по волшебству, вылетела из стены другой рукой подхватил оружие. Не теряя ни малейшей частички движения он перевернул меч и направил его в сторону стража. Отточенный блеск рванулся к одетой в кольчугу фигуре, но другой блеск, стремительно вылетевший навстречу остановил ее движение. Стальной звон расколол воздух и полутьма осветилась снопом искр. Гаврила, стосковавшийся по бою сделал обманный выпал и рубанул стража по рукам. Лезвие его меча проскочило сквозь доспехи и руки стража и точно так же как только что у стража вошло в пол.