Солнце за окном наконец-то пробило тучу, что с самого утра висела над княжеским теремом, и мутная тень от оконного переплета, наливаясь чернотой неощутимо медленно поползла по оструганному полу. Белоян сосредоточенно смотрел на темный крест, что подползал к ногам Владимира и думал о своем. Волхв старался отвлечься от общего разговора, перебирая в мыслях события прошлой недели, но чужие слова комарами летали вокруг, лезли в уши, сбивали с мыслей. Так и не додумав, что хотел он поднял голову.
      Рядом кружил веселый шумный гомон — нынче утром из Дикой степи вернулись богатыри, и теперь трое дружинников сидели перед князем, рассказывая о том, что творилось на границах Киевской Руси, но все эти разговоры о нанесенных и отбитых ударах, о врагах, разваленных надвое, и поверженных в прах чудовищах не трогали волхва. «Чистые дети, — подумал Белоян, — когда еще повзрослеют…. За то князь-то, князь…» На Владимира было приятно смотреть, не то, что последние два дня… Он сидел, улыбаясь, вертел головой, сверкал глазами. Белоян вздрогнул, огляделся…
      В горнице было людно, хотя звали сюда, вроде, только ближних к князю людей — Добрыню, Залешанина, Сухмата, Претича и еще человек пять, что князь приблизил к себе и все, кроме Добрыни, раскрыв рты слушали Ваську, Банишева сына, по прозванью Баниш-Законник. А тот веселой скороговоркой сыпал о том, как на обратном пути мимоходом спасли заезжих купцов, что отчего-то поперлись через Степь, а не пошли как все порядочные люди на лодьях по Днепру.
      — Умом убогие, что ли? — спросил Претичь, глядя как княжий дядя охотится за мухой, что нахально жужжала около его кубка.
      — Непохоже… — в полголоса отозвался Добрыня. Ему было не до разговора — обнаглевшая тварь, до того ползавшая неизвестно в каких местах, вертелась прямо перед лицом, видно, ожидая момента, когда он откроет рот, чтобы побывать и там.
      — То-то и чудно, ёпа-ёпа, — гвоздем влез в их степенный разговор Баниш. — Караванщики, купцы, ёпа-ёпа, не дурные, вроде, люди… Оружие везут, а ни охраны нет доброй, ни понятия. Если б не мы, то кто знает, что с ними там сделали бы…
      — А что, кто-то попробовал? — спросил Владимир. Богатырь кивнул.
      — Тем же вечером, ёпа-ёпа.
      — Степняки? — князь подался вперед. Последнее время мелкие степные вожди вели себя неосмотрительно и он искал повод, чтобы наказать кое-кого из них. — Или хазары?
      — Разбойники какие-то шальные, — пояснил Баниш. — Налетели, ёпа-ёпа, орут, саблями машут…
      — И что?
      Князь вопросительно поднял бровь, уже догадываясь чем все кончилось.
      — Схлестнулись… — скромно ответил богатырь. Он повернулся к своим спутникам. — Вон Ратибор с Микулкой отличились.
      И тут же, ревниво умаляя заслуги младшего товарища, сказал:
      — Ты же знаешь какой меч у него, ёпа-ёпа … Вот и помогли купцам… Тебе славу добыли, а себе, ёпа-ёпа, на пиво заработали.
      — Только на пиво? — удивился князь. Он тряхнул головой — Не похоже… Чудно как-то…. И не отблагодарили?
      Баниш посмотрел в пол, под ноги, помялся.
      — Ну, не то чтобы…. Не только на пиво…
      Владимир понял, что богатырь что-то скрывает, и ободряюще улыбнулся.
      — Зато вот, ёпа-ёпа, мечом разжился.
      Баниш достал из ножен черный клинок, усыпанный голубоватыми холодными блестками, словно покрытый изморосью и всем показалось, что в горнице пахнуло холодным ветром.
      — Не простой клинок, похоже…
      Он протянул руку, но так и не дотронулся до лезвия. В глазах князя загорелось любопытство.
      — Подарили? Ну-ка, ну-ка…. Расскажи.
      Он взял кубок, налил меду, готовясь выслушать рассказ любой длинны.
      — А потом и того хуже… — увернулся от ответа богатырь. Он уважал князя, но до пира, что должен начаться вечером, ничего рассказывать не хотел, понимая, что тут соврать не дадут, а раз так, то и на пиру приврать не придется. — Там потом, ёпа-ёпа, такое началось…
      Мухе наконец надоело кружиться вокруг Добрыни и она уселась на его согнутый палец. Не мгновения не медля, богатырь щелчком отправил ее за окно.
      — Чудовища? Драконы? — спросил он довольный маленькой победой над наглой тварью. Княжий дядя посмотрел на Претича и поднял брови. Тот кивнул, мол, все видел, одобряю, мухи иного и не заслуживают.
      — Хуже, — повернулся к нему Баниш. — Поляницы, ёпа-ёпа.
      — Опять Тулица балует?
      Претичь увидел вдруг, как брови Добрыни сошлись над переносицей. Как ни нахально вела себя Тулица, а муха вела себя еще нахальнее. Она вернулась и теперь вознамерилась, было, отхлебнуть из кувшина, что стоял перед Претичем, но тот не дожидаясь этого, ловко, как только что Добрыня, щелкнул пальцем и муху унесло. В окно он, правда, не попал, зато в княжеском кубке плеснуло, словно там рыба ударила хвостом.
      — Их-то тоже побили? — поспешно спросил Претичь.
      Владимир вытер со щеки капли и, рассмотрев, что послали ему Боги, поставил кубок на стол.
      — Да нет. Договорились по хорошему.
      — С поляницами договорились? Вот чудеса! — недоверчиво сказал Претичь, искоса поглядывая на Владимира, не гневается тот. — Когда такое было, чтоб с Тулицей договориться было можно?
      Богатырь развел руками.
      — Я что? Я в стороне стоял, — сказал он. — Вон они договаривались, пусть и рассказывают, ёпа-ёпа.
      Он уселся, довольный, что так ничего толком и не рассказал.
      Подпирая головами низкий потолок, Микулка с Ратибором поднялись, но Белоян едва заметно покачал головой и Добрыня, опережая их, сказал.
      — Не торопись князь. Дай им хоть горло промочить с дороги, да отдохнуть. Вели медку нацедить, да баньку, да девок им, да…
      Князь усмехнулся.
      — Девок — это чтобы песен попели?
      Добрыня почесал лоб и неуверенно посмотрел на племянника.
      — Ну конечно. Да. Про песни это ты здорово придумал.
      Княжеские зубы влажно блеснули, и показалось, что тучи за окном раздвинулись, а в горнице блеснуло солнце.
      — Что ж я своих медов не знаю, или богатырей позабыл? Им сейчас по чаше дай и там где четверо врагов было, сразу семеро станет.
      — Оставь их князь. Потерпи до пира. На пиру все расскажут.
      — Что я пиров не знаю? — Повторил князь. — Если сейчас правды не услышу, то, считай, никогда не узнаю…. На пиру привирать начнут, что было и чего не было, расскажут, а сейчас мне в глаза глядя…
      Добрыня посмотрел на Претича.
      — А чтобы правду с кривдой не мешали…. У тебя же чаша Белоянова есть. Пусть с ней в руках и рассказывают, — нашелся тот.
      Белоян, устав ждать, кашлянул прочищая горло. Среди молодого смеха кашель прозвучал карканьем. Князь посмотрел на него и улыбка скатилась с губ. Он знал, что верховный волхв ждал серьезного разговора.
      — Ладно уж. Подожду до пира.
      Он жестом отпустил всех и повернулся к волхву. Тот подождал, пока за Добрыней не захлопнется дверь и его грохочущий смех не затихнет на нижнем поверхе, и сказал, хмурясь так, словно и не было тут только что веселого разговора.
      — Ну, а теперь скверные новости.
      Волхв огляделся, словно хотел убедиться, что никого чужого тут нет и сказал.
      — Сегодня птица весть принесла. Князь Голубев пишет, что зверь наш погиб…
      Владимир сузил глаза, вспоминая о чем речь, затем зрачки его расширились. Вспомнил.
      — Сдох? — не понял он.
      — Убили, — поправился волхв. — Все как всегда было. Иноземцы. Схватка один на один. Княжеская дочь в жены…
      Князь ударил себя по колену. Звонкий шлепок отлетел от стены и выскочил в приоткрытое окно. Не в силах усидеть Владимир встал, прошелся по горнице. Определенно день сегодня был недобрым, как и вся неделя, что была до него. Словно где-то запруду прорвало — неприятности дождавшись этого полнолуния, скопом обрушились на князя.
      — Крепчает, видно Империя, — сказал князь сквозь зубы, — если в ней такие богатыри заводятся, что… Кто его?
      Белоян молчал.
      — В какой стороне такой богатырь народился, что твою волшбу мечом перебил?
      — То-то и оно, что свои же… — чуть замявшись, с досадой ответил Белоян.
      Князь повернулся к нему, наливаясь гневом.
      — Как свои? Ему же строго настрого было говорено, чтобы только иноземцы с чудовищем силой мерились!
      — Так оно и было, — кивнул волхв. — Три года клятое семя изводили, а тут так вышло…
      Князь хотел сказать что-то потом махнул рукой, смиряясь с тем, что и эту неприятность ему придется снести, вместе с другими. Помолчав, добавил:
      — Кругом у нас несуразица. Нигде порядку нет. И ведь все сами себе мешаем. А какой зверь был!
      Белоян кивнул. Ему ли не знать? Зверя создал он сам, когда стало ясно, что искатели приключений и золота из Империи не просто так начали захаживать на Русь, а с дальним прицелом. Кто-то из них и впрямь искал денег и чести, но были и такие (их становилось все больше и больше) кто старался осесть на славянских землях, пытаясь стать если не князем, то воеводой или кем-нибудь попроще. Для таких и создан был чудо-зверь.
      — А точно? Ошибки нет? Может…
      Белоян видел, что князю хочется, чтобы все шло по-прежнему, но помотал головой. Правда дороже.
      — Не может. Считай, что своими глазами видел.
      — Через блюдо свое, что ли?
      Князю можно было бы все объяснить, но Белоян не захотел тратить время на объяснения.
      — Чтобы тебе голову не морочить скажу, что нужно было, чтобы одна вещь волшебная ко мне из Пинска попала. Я послал кое-кого, они и видели, как там все вышло.
      Он знал, что Владимира волховские дела ничуть не занимают. Как он и ожидал, князь небрежно махнул рукой.
      — Кто видел-то?
      Белоян не понял и князь переспросил.
      — Кто вещь-то твою несет?
      — Гаврила Масленников.
      — Один? Может, ошибся он насчет чудовища-то? — бровь князя изломалась и поползла вверх.
      — Не один. Там еще двое.
      Князь вздохнул. Искоса посмотрел на волхва. Тот сидел, перебирая пряди бороды, и смотрел на него. Оба они понимали, чем должен закончиться их разговор.
      — Что ж теперь делать…. Придется тебе нового наколдовать… — Осторожно сказал князь. — Сколдуешь?
      Волхв отмахнулся…
      — Сколдую. Вот помощников наберу только да сколдую.
      Облегченно вздохнув, Владимир сказал.
      — Не тяни. Старый зверь нас здорово выручал.
      — Скоро уже. Как у Круторога волхвы соберутся, так с Хайкиным и выберем себе кого нужно.
      Владимир отодвинул створку, поглядел как во дворе толкутся кони и люди, потом как бы между прочим спросил.
      — Такого бы зверя сколдовать, да к ним запустить. Можно так?
      Белоян пожевал губами, прикидывая от этого пользу для князя, и ответил неопределенно.
      — Можно, конечно. Только стоит ли? Когда греческие маги с халдейскими враждовали, в те времена такое там в обычае было… Они часто всякую дрянь друг другу на голову вываливали…. Там и львы были и гидры…. Только от этого у твоих врагов силы не убудет. От таких чудищ не воины страдают, а смерды да поселяне. Да и тебе от этого ни славы не пользы не будет.
      Владимир долго молчал, потом, видно решив, что нет толку печалиться о прошедшем, спросил.
      — А что за вещь? Колдовское что-нибудь?
      — «Паучью лапку», — обронил осторожно Белоян. — Помнишь такую?
      — Помню, рассказывал… — голос князя стал скучен. — Второй год о нем поминаешь… И нужен он тебе? Белоян нахмурился, поднялся.
      — Не мне он нужен, и не тебе… Нам. Всем. Всей Руси.
      Белоян уселся, откинулся назад, привалился к теплым бревнам, давя в себе раздражение.
      — Ну ладно, ладно. Не кипи. Штаны прожжешь. Зачем отдал тогда? Я же помню, что он был у тебя. Раз уж он тебе так нужен, то и держал бы при себе…
      — И держал, — проворчал волхв, склоняясь вперед. Все было сложнее, чем думал князь. — Уж поверь, крепко держал. И не выпустил бы, да только…
      — Только?
      Белоян приложился к кувшину, вытер ладонью рот и сказал с горечью в голосе.
      — Талисман силу терять начал…. Не зря, видно, талисман в роду князя Черного находился. Так получается, пока его дочь Ирина жива, талисман должен при ней быть. Как понял это, пришлось талисман назад вернуть. Ну, а в Империи, похоже, узнали, что талисман в Пинск вернулся и восхотели его себе заполучить.
      — Им-то он зачем?
      Белоян видел, что князь слушает его с уважением, но без веры, считая что слабому воину никакой талисман не в подмогу, а сильный сам движет звездами. Волхв знал, что говорить с князем о талисмане бесполезно. Не верил князь в талисман и все тут. Уже не первый раз он пытался втолковать Владимиру, как важна «Паучья лапка» для Руси, но князь в свою силу верил больше, чем в силу колдовства и ворожбы. Его меч в руке значил для него больше заклинания в чужих устах. Все это так явно проступило на лице, что князь успокоил его.
      — Ну, расскажи, расскажи…
      — В отличие от тебя там в талисман верят. За теми магами и людьми, что к нам лезут, вся мощь Империи. Сам знаешь — она хоть и расколота, а все же сильна, а уж если соединится… Я даже представить себе не могу того, что из этого всего выйдет. Так что им талисман поболе, чем нам нужен…
      Владимир пренебрежительно хмыкнул и набрал в грудь воздуху, чтобы высказаться, но Белоян уже понявший что хочет сказать щедрый на подарки князь, сурово перебил.
      — И не думай даже! От этого не просто они сильнее станут. Мы ослабнем!
      Князь улыбался и видно было, что не верит он ни одному слову.
      — Пока ты тут Степью занят, там на тебя ножи точат…. Степняки что — они свои почти. Лет сто пройдет, и вольются племена в Русь, станут русскими, а это…. Это другое. Это — внешний враг! За ним глаз да глаз нужен…
      — Ну, ладно, ладно… — согласился Владимир. — Разошелся… Кого за талисманом-то послал? Я смотрю все богатыри-то на месте… Коли это тебе так важно, то и послать бы кого покрепче.
      — И те не крайние, — возразил Белоян. — Гаврилу Масленникова ты знаешь, а с ним еще князя Брячеслава воевода Избор да Исин.
      Князь коснулся рукой лба, вспоминая.
      — Гаврилу знаю. А что за Исин?
      — Сотник Пинского князя Брячеслава. Из хазар.
      Князь пожал плечами, словно говорить ему больше было нечего. Он посмотрел на лавку, где только что сидел Добрыня, вспомнил разговор о купцах и сече.
      — Носишься ты с этим талисманом как курица с яйцом. Если уж он так тебе важен, то послал бы за ним кого покрепче. Илью послал бы или вон Ратибора с Микулкой. Слыхал как отличились?
      Белоян молчал, не собираясь отвечать князю. Не дождавшись ответа, Владимир сказал.
      — А то, хазарин какой-то… Этот то хоть откуда?
      Солнце за ставнями снова занавесили тучи и погода стала нудной, как зубная боль. Белоян помолчал, и, стараясь чтобы это было не обидно для князя, ответил:
      — Что до богатырей твоих…Сильны они конечно, надежны, да уж больно заметны. А уж Илью нашего куда послать, так сразу доглядчики объявятся — куда это он пошел, да по какому делу, да скольких пришиб по дороге…. А тут по тихому нужно было. Да и не из последних эти…. В прошлом году они же талисман и уберегли.
      Он замолчал, раздумывая говорить — не говорить, то, что вертелось на языке, и все-таки не сдержался.
      — Голубевское-то чудовище они завалили. Хазарин и завалил.
      — Ну? — Удивился Владимир. — Хазарин? Как это он так?
      Уголки рта у Белояна скорбно опустились.
      — Не знаю еще…
      Князь прошелся от стены к стене. В нем зарождался интерес к воинам, истребившим волшебное чудовище, сумевшее погубить за эти несколько лет не один десяток имперских богатырей. Владимир задумался, улыбнулся.
      — Выходит теперь у Голубева в зятьях хазарин будет? Да-а-а-а. Дела-а-а-а. Ну-ка давай поподробнее.
      — Ну, это с самого начала рассказывать придется.
      — Ну и расскажи. Ты мне этим талисманом второй год голову морочишь. Может быть теперь и разберусь…
      Князь взял волхва за рукав и подтащил к другому концу стола, где стоял кувшин с медом, налил в два кубка. Белоян кивнул на кувшин.
      — А за мою голову не боишься?
      Князь улыбнулся.
      — У нас с тобой головы покрепче, чем у молодых будут. Рассказывай.
      Волхв собрался с мыслями.
      — Ну что сказать… О «Лапке» говорить не буду. Все что тебе нужно ты о ней знаешь. Одно напомню — Будет она на Руси, быть родине нашей единой и сильной, прирастать землями, а не будет ее — там уж как Боги решат.
      Князь кивнул, показывая, что про талисман волхв сказал уже довольно.
      — Ты мне лучше о людях расскажи.
      — Эти ребята еще в прошлом году «Лапку» для нас сохранили, когда Имперские маги хотели ее с Руси вывезти. В тот раз они и сошлись — Избор-наемник, Исин-хазарин да наш Гаврила Масленников. Конечно и я помог малость, но так или иначе отстояли талисман, вернули на Русь. Я тогда еще с имперской магией близко познакомился.
      — Сильны? Искусны? — быстро спросил князь, как спросил бы о своих врагах.
      — Сильны, — кивнул волхв. — Искусны, а только все одно наша взяла. Пока наши витязи талисман блюли заодно и дочь князя Черного, Ирину от хазар освободили, да жениху в Пинск доставили, а талисман у меня остался.
      А тут известно стало, что взялись враги за старое, что собрались они из Пинска талисман силой увезти.
      — Маги? — недоверчиво спросил князь. Знал Владимир, что грубой силой маги не действуют.
      — Не своими руками, конечно. Мы друг друга издалека чуем. Я бы им тут разгуляться не дал. Чужими руками, конечно, чтобы мы что к чему не поняли…. Наняли песиголовцев и в напуск…
      Владимир в сердцах грохнул кулаком по столу и вскочил. Кубки звякнули, по медовухе поплыли дрожащие круги. Что-то упало и с плеском покатилось по скатерти.
      — Так они там сейчас Пинск зорят, а я тут…
      Белоян махнул рукой, словно отгонял злого духа.
      — Охолонись, князь. Никто никого не зорит… Все, что нужно еще зимой с Брячеславом было обговорено. Едва он к городу подступились, как верные люди талисман из него вынесли, а я им навстречу Гаврилу послал с отрядом. Тут, правда, не все гладко вышло, но обошлось, слава Богам.
      — А Пинск?
      — Талисман им нужен, а не Пинск! — в сердцах сказал Белоян. — Талисман!
      Волхв побарабанил пальцами по столешнице и добавил.
      — Гаврила-то в Фофанове на песиголовцев напоролся. Врагов накрошил, по-доброму, но и дружину свою потерял, так что пришлось им втроем дальше талисман нести.
      — Песиголовцы? — Князь стал спокойным и серьезным. — Песиголовцы? А ты что же помощь не послал?
      — Не знал.
      — Ты же волхв. В тебя вон блюдо волшебное, зелья…
      — Не знал, — повторил Белоян. Зная, что прав, он все же почему-то чувствовал себя виноватым. — Откуда узнать-то? Пока «Паучья лапка» у них их волшебством не найдешь…. Если б их волшебством найти можно было бы, то от них и шерсти не осталось бы. Пока они талисман несут, он их хранит. Никто их найти не может, ни я ни враги…

      Наступал тот предрассветный час, когда ночь уже прошла, а рассвет, заплутавший в тучах, еще не спустился на землю и воздух вокруг освещался только капельками росы, вобравшей в себя свет ночных светил. Прозрачный воздух висел тихо, холодно и почти неподвижно.
      Не ощущалось в нем ни звука, ни движения, только плыла сквозь утреннюю свежесть тончайшая, прозрачнейшая тишина. Вместе с перьями тумана она висела на кончиках сосновых игл, на черенках листьев, на макушках травинок и странно было киевскому богатырю Гавриле Масленникову слушать ее сидя на мягком, после событий прошедшей ночи.
      Наклонившись вперед и упершись локтями в колени, богатырь неподвижно сидел на влажной от росы траве. Ему не спалось — болело потянутое во вчерашней сече с драконом плечо, жгло в груди (достал-таки хвостом зверюга поганый) к тому же кому-то нужно было охранять все это… Он оглянулся, окидывая взглядом поляну.
      Рядом с ним, недалеко от углей уже не дымившего костра лежали еще двое — воевода Пинского князя Брячеслава Избор и Пинский же сотник, хазарин Исин, и стоял мешок.
      После вчерашней схватки с горным князем Картагой и его драконом все, кроме мешка, выглядели куда как хуже Масленникова. Там не обошлось одной потянутой рукой. Масленников чесанул затылок, посмотрел на ладонь. Хотя, взвесив все обстоятельства, вряд ли теперь кто мог сказать кому тут сейчас лучше, а кому — хуже.
      Он вытянул шею, разглядывая хазарина. Этот-то еще выглядел ничего, хотя на черно-серых от копоти и перегоревшего мышиного помета руках сотника то тут, то там блестели свежезапекшейся кровью царапины от мелких каменных осколков, но вот Избор…. Гаврила жалостливо наморщил лоб.
      Обгорелая куртка Пинского воеводы лежала рядом, в траве, открывая спину покрытую волдырями и клочьями слезающей кожи. По красному мясу, по волдырям, по кровоточащим ранам, ползали какие-то поганые мухи. Похоже, что они досаждали воеводе — он стонал во сне, дергался, но сон его был крепок — чуть слабее смерти. Думая о том, что было вчера, Гаврила покрутил головой, соглашаясь со своими мыслями. День давеча выдался удивительный. Досталось всем — и им и врагам, досталось горя и радости, волшебства и удивительных приключений.
      «Умахались вчера…» — подумал Масленников, вспоминая дрожащий лиловый свет, оскаленную драконью морду и неохватную тушу, что еще валялась где-то в полупоприще вверх по склону. От этой мысли плечо снова заныло и он, чуть повернув голову, посмотрел туда, где несколько часов назад решалась судьба талисмана. За деревьями горы, что выбрал себе под логово горный князь, почти не было видно, но скала, с которой Избор вчера сбросил камень, придавивший дракона, торчала над кронами. Масленников представил, что почувствовал дракон, когда с неба на него рухнула глыба и усмехнулся. Потом посмотрел на Избора и тяжко вздохнул, опустив уголки губ. Дракону, конечно, досталось, но ведь и Избору не поздоровилось….
      Гаврила в который уж раз с содроганием посмотрел на воеводу и махнул рукой над изуродованной спиной товарища, разгоняя разлакомившихся кровососов. Но это не помогло.
      Где-то около крестца рука его на три пальца погрузилась в спину Избора и вышла наружу через затылок, но мухи даже не двинулись с места.
      Мелкие обитатели поляны уже успели привыкнуть к странному состоянию Гаврилы, а вот он сам — еще нет. Без удивления, но с каким-то недоверием он посмотрел на свою руку. Потом провел ею по верхушкам травинок. Те даже не шелохнулись, хотя Масленников своими глазами видел, как его ладонь проходит сквозь зеленые стебли.
      «Проклятое зеркало!» — подумал он. — «Угораздило же меня сунуться…»
      Зеркало Картаги, через которое он прошел, отбирая похищенную старичками «Паучью лапку», наделило его странным свойством проходить без помехи и вреда для себя через камни, деревья и все то, что называлось осязаемым миром. Пока разбирались с драконом, это все было ничего — тварь хоть и плевалась самым настоящим пламенем, опасным для Избора с Исином, и не опасным для Гаврилы, но сама оказалась большей частью такой же бесплотной, как и Гаврила.
      Вчера с этим можно было мириться, но сегодня, когда все оказалось позади… В мире обычных вещей он оказался хоть и неуязвим, но бессилен. Бессилен настолько, что даже не мог согнать мухи со спины товарища. В этом состоянии ему оставалось только гадать сколько еще времени придется провести бродя призраком по Руси и надеяться, что вместе с горами, оставшимися за спиной там же остались и все их неприятности. Теперь, после вчерашней ночи, все казалось простым. «Паучья лапка» лежала в ковчежце, в мешке под головой Избора, дракон задавлен, а пойманные враги размазаны по стенам.
      Вспомнив об этом он слегка приободрился. Не зря все же махались!
      Но при всем при этом в голове далеким огоньком постоянно брезжила мысль, что путь, которым они должны пройти, конечно, будет короче уже пройденного, но ни в коем случае он не станет легче. Пока враги не оставят попыток добраться до талисмана их дорога к Киеву будет дорогой в неизвестность. Дорогой, на которой их будут ждать засады, наемные убийцы и разные другие происшествия, обычно скрашивающие не радостную жизнь богатырей. Поэтому, даже сейчас, когда они расправились с Картагой и его драконом и вернули себе талисман, Масленникову не хотелось задерживаться около гор, в царстве обиженного ими горного князя.
      Не то чтоб он ждал от Картаги каких-то особенных подлостей, просто уже не один раз даже на этой неделе он сумел убедиться в правильности мысли — «Бог бережет только береженого». Гаврила задумался над этим не спуская глаз с клетки с поддельным талисманом, что стояла перед ним, и не заметил как проснулся Избор. Морщась и постанывая, тот поднялся из травы, посмотрел по сторонам и снова сел на корточки.
      — Тихо тут?
      — Тихо. Повернись.
      Избор послушно повернулся.
      — Да-а-а, — с удовольствием сказал Гаврила, еще раз полюбовавшись спиной друга.
      — Что там? — спросил Избор. Вместо ответа Гаврила только поцокал языком.
      — Неужто так плохо?
      — Да нет, — ответил богатырь. — Только что было гораздо хуже.
      — Мертвая вода, — напомнил ему Избор, зевая спросонья. Он-то своей спины не видел и оттого сохранял полное спокойствие. — Ты не спал?
      — Сам знаю, что мертвая вода, — отозвался богатырь. — Не спал. Все думал как бы наша жизнь повернулась бы, если б у нас ее не оказалось? Вот оказался бы Муря пожаднее, а? Тогда чего?
      Избор, покривившись лицом, наклонился, и подтянул к себе куртку. Прошлое для него сейчас было не таким важным, как будущее.
      — Что было бы? — переспросил он. Сон еще жил в нем, и он ответил, перемежая слова зевками.
      — Ты бы сейчас глупых вопросов не задавал. Лежал бы под камнями и зубы скалил… Меня бы, наверное, дракон насквозь прожег. А Исин…
      Оберегая спину, он повернулся всем телом, оглядываясь на сотника. Тот тоже проснулся и теперь лежал, медленно водя руками по лицу — умывался росой. То есть это он думал, что умывался, а на самом деле размазывал по лицу грязь и мышиный помет. Избор поморщился
      — Хазарин бы, какой был, таким и остался. Ничего ему на пользу не идет. Может быть только пах бы по-другому.
      — А я ведь не сплю! — откликнулся Исин сонно. — И все слышу!
      — А раз не спишь, то вставай. Пока никто будить не прилетел….
      Кряхтя, воевода поднялся на ноги. Кривясь от боли, раздвинул плечи, пробуя нараставшую молодую кожу. Пальцами Избор попытался размять засохшую и погрубевшую от жара кожу куртки, но, увидев что от нее осталось, бросил на траву. Он не настолько не любил свою спину, чтобы одеть на нее то, во что превратилась куртка. На нее смотреть-то было грустно — слишком наглядный ответ давала она на вопрос Гаврилы о том, что было бы с ними, не подари им Муря мертвой воды.
      — Спасибо Муре, — задумчиво сказал Гаврила, подумавший о том же. — Если б не его подарок…
      Он покачал головой.
      — Для себя старался… — напомнил Исин, чтобы друзья не слишком забывали в каком мире находятся.
      — Понятное дело, для себя, — согласился Гаврила. — Где ж теперь дурака найдешь, чтобы на чужого дядю захотел поработать?
      Они замолчали, чувствуя, как неприятности, которых еще вчера не было, уже снова мелькают у них над головами. Избор, глядя на Исина, намочил руки в росе и провел по лицу. Понюхав их, скривился.
      — Что дальше? — спросил его Гаврила.
      — Помыться бы… Несет как от коня… Реки тут нет?
      Он посмотрел вниз, но там стена деревьев до середины залитая туманом преграждала путь взгляду.
      — Ничего тут нет, — сказал Исин. — Уходить надо. Пол ночи на этом месте стоим. Принесет еще кого-нибудь — хлопот не оберешься. Как это они до сих пор еще…
      Избор усмехнулся, глядя на него. Головой он понимал, что после вчерашнего у остроголовых и тех, кто стоял за ними, интерес к ним ничуть не ослаб, а даже наоборот, но победа еще кружила голову. Все-таки талисман снова оказался у них.
      — Все одно нам с тобой далеко не уйти. По запаху найдут…
      Масленников повел носом, безуспешно стараясь ухватить хоть тень запаха, и вдруг сказал изменившимся голосом:
      — Накаркал… Кто тебя только за язык тянет?
      Избор подскочил, закрутил головой. Исин тоже не усидел, но вставая поскользнулся, и упал сквозь Масленникова.
      Ковер летел невысоко. Колдун Муря явно не знал где сейчас талисман и падать с большой высоты не хотел. Избор, не отрывая взгляда от ковра над кустами, подтянул к себе мешок с талисманом и на всякий случай развязал горловину. Настоящую «Паучью лапку», как и наказывал Пинский князь Брячеслав, он держал в ковчежце. Пока талисман находился под крышкой он не показывал своей силы и ни один маг в мире не смог бы обнаружить его, а вот без крышки эта волшебная вещь обнаруживала себя тем, что отнимала силу у любого мага, на время обессиливая волшебников и превращая их в беззащитных червей. И тут его осенило. Он сжал кулаки, мысли в голове прибавили ходу. Вместе с колдуном к ним сейчас слетала возможность помочь Гавриле. Муре должно было хватить ума понять, что раз его колдовство тут действует, то талисмана у них еще нет. Это было опасно, но в их положении он мог помочь советом или чем-нибудь еще, как помог вчера, указав где искать талисман и дав мертвой воды.
      — Клетка! — прошипел Избор и Гаврила тут же сел на землю, накрыв собой клетку с фальшивым талисманом. Исин выкатился из него и взял в руки камень. Камень против колдуна, что ветер против камня, но с ним хазарин чувствовал себя увереннее.
      Ковер бесшумно скользнул над высокой травой, и колдун неспешно — явно чувствовал свою силу — сошел на землю. Из осторожности он оставил ковер шагах в тридцати от них, на другом конце поляны и теперь шел, крутя головой и зыркая по сторонам. Подойдя поближе он остановился, то ли прислушиваясь к чему-то, то ли ожидая. Богатыри тоже настороженно молчали, не зная чего ждать от колдуна.
      — Ну что, касатики? — спросил он, осторожно выбирая слова, чтобы ненароком не обидеть богатырей. — Я слышал, подрались вы вчера?
      — А что по мне не видно? — неприветливо ответил вопросом на вопрос Избор. — Вон зайди сзади, погляди… Можешь пальцем потрогать. Вчера на всех хватило…
      Муря подошел сзади, хотел, было, потрогать спину рукой, но сдержался.
      — Вижу, что и подарок мой сгодился…. — напомнил он о своей доброте.
      — Сгодился.
      Они замолчали. Старый колдун осторожно искал слова.
      — Так как вы вчера? — наконец не выдержал Муря.
      — Да ты и сам все, поди, видел с зеркалом-то своим…
      Мысль о зеркале пришла в голову внезапно и Избор, словно обжегшись об нее, подумал, что может быть и в самом деле Муря теперь знает, что они взяли настоящий талисман, но следующие слова успокоили его.
      — Кое-чего наблюдал… — согласился колдун. — Только не все — там ведь защита. Так где же он?
      Избор горько усмехнулся.
      — Ты когда сюда летел не падал? А то, может, с ковра упал да башкой тряхнулся?
      Муря понял к чему тот клонит. Досада вспыхнула в нем, но он погасил раздражение.
      — Опять у вас неудача? — спросил колдун, тяжело вздохнув. — И как это только вас…
      Избор зло сверкнул глазами, оскалил зубы и старик, помня о его горячем нраве, не договорил. Ломая разговор колдун посмотрел на хазарина и, сочтя его состояние тоже заслуживающим сострадания, сказал:
      — Досталось же вам, бедненьким…
      — Ничего, — излишне бодро ответил сотник, — ты нас не жалей. Тем, другим, больше досталось.
      Муря посмотрел на Исина и тот понял, что колдун видел чуть больше, чем хотел показать.
      — Не хорохорься, — откликнулся колдун, глядя на хазарина. — Тем досталось, да и вам в две руки насовали.
      — Это точно, — сказал Избор. — Мою спину ты видел, у хазарина она малость получше — он все за моей прятался, а вот у Гаврилы….
      — Да знаю я все про вас, — отмахнулся от него Муря с очевидным огорчением. — Говорил ведь, предупреждал… Осторожнее нужно было, а не лезть туда очертя голову… Теперь вот ходи как сквозняк, просвечивай.
      — Да, — уныло согласился Гаврила, — хожу вот уже…
      Колдун обошла Избора кругом, по-хозяйски осматривая, словно бычка, которого собирался купить.
      — Воду пил?
      Конечно, он имел ввиду Мертвую воду.
      — Пил.
      Он еще раз по-хозяйски как-то потыкал ему в спину пальцем.
      — Добавь два глотка да потерпи. Само пройдет.
      Не говоря не слова, Избор достал кувшин с Мертвой водой, и добавил два глотка. Гаврила с напряжением смотрел на него и Избор, оторвав горлышко от губ, сказал.
      — Не горюй. Твое от тебя не уйдет. Нахлебаешься еще.
      — Нахлебаюсь…. Когда только?
      — А вот сейчас и спросим у хорошего человека. Эй, Муря!
      Колдун все шаривший глазами по поляне, словно не веривший словам Избора встрепенулся и наклонил голову к Гавриле.
      — Что тебе?
      — Со спиной понятно, — сказал Избор. — Спасибо. Теперь бы приодеться нам, а? Да вот Гаврилу вернуть в нормальное состояние… Можно это?
      Муря поднял из травы обугленную шкуру, принявшую на себя удар огня и растянула ее перед глазами. Лицо его стало кислым и подержав кожу в руках он разжал пальцы. Некогда мягкая, хорошо выделенная шкура с деревянным стуком упала на землю.
      — Ну?
      — Тут не то что штопать, тут уже гореть нечему — сказал он. — Да и не белошвейка я, вроде…
      — Ну сколдуй чего-нибудь… — посоветовал Избор.
      — Перебьетесь.
      — И что мне теперь голым ходить?
      — Зачем же голым? — искренне удивился колдун. — Новую достанешь.
      — Где я тебе ее тут достану?
      Избор огляделся, но после Муриных слов лес не стал ни реже, ни многолюдней.
      — Кто ж мне ее отдаст?
      — А зарежешь кого-нибудь и достанешь… — хладнокровно посоветовал колдун.
      Избор кивнул. Муря знал кому что посоветовать
      — А я? — Гаврила дернулся чтобы встать, но взгляд Избора удержал его на месте. Колдун смерил его взглядом, и чуть-чуть завидуя звериной силе, сквозившей в вопрошавшем, сказал с наигранным недоумением — по какой такой причина такой ладный молодец может иметь какие-то неприятности.
      — А что ты? Ты целый, руки-ноги на месте.
      — Мне бы как все стать… Можно? — Сдерживая бьющуюся под кадыком злость как мог спокойно спросил Гаврила.
      — А это тебе самому решать.
      — Что решать? — переспросил Масленников. От такого ответа злость куда-то улетучилась.
      — Что дальше делать. Если подождешь до ближайшего полнолуния, то все это само собой пройдет…
      Гаврила радостно улыбнулся, заранее радуясь, что от его беды задержки в пути не будет.
      — Ну? — недоверчиво спросил он. — И ничего делать не нужно?
      — Вот это тебе и решать.
      Муря посмеиваясь, сорвал прутик и постукивал им себя по ноге, словно дразнил бесплотного здоровяка и подчеркивая свою плотность. Гаврила понял, что все не так просто. Он попытался вспомнить, какой была луна прошлой ночью, но как не тужился — не вспомнил. Не до луны вчера было как-то. Отвечая на невысказанный вопрос Муря разъяснил:
      — Ежели без еды и питья двенадцать дней потерпиш, то так оно и будет.
      — Двенадцать дней? — удивился Гаврила.
      — Двенадцать, — подтвердил колдун. — У Картаги волшебство слабое… Да и не волшебство это, строго говоря, а так… Ничего его старички толком не умеют. Если б ты бы мне под горячую руку попался, я бы тебя года на три прозрачным сделал бы. А эти…
      Он пренебрежительно махнул рукой.
      — Ладно. Ты говори, да не заговаривайся… — мрачно сказал Избор. — Помог бы ему лучше. Ему и этих двенадцать дней много.
      Потом он спохватился и переспросил.
      — А почему это без еды и питья-то? Что ж тут пустыня, что ли? Или он куска себе не добудет?
      — Не добудет! — ответил Муря, гнусно хихикая. — Тот-то и оно, что не добудет. Тебе теперь простую еду ни укусить, ни проглотить нечем.

      Гаврила посидел немного, а потом его челюсть поехала вниз. Теперь и он понял, что его ждет. Богатырь чувствовал себя так, словно выпил медленно действующий яд. Покачавшись в раздумье из стороны в сторону, он сказал, наконец.
      — Ну, без еды, я положим, 12 дней вытерплю. А вот без воды….
      Он покачал головой.
      — Нет. Это никому не по силам…
      Исин слушая все это только сжимал кулаки. Талисман-то они добыли, но Картага оказался врагом куда как серьезнее, чем он ожидал.
      — Конечно, если ты останешься тут, то все обойдется. — Продолжил колдун, оглядываю поляну. — Ты сможешь есть все то, что пройдет через зеркало. Двенадцать дней — не срок. Раз, два и кончились…
      Исин встрепенулся, но, опережая его, два голоса одновременно произнесли — «Нет!» Гаврила с Избором переглянулись и воевода объяснил:
      — Как раз нам-то отсюда подальше быть нужно. Сюда скоро столько доброхотов налетит по наши души, да и талисман еще найти нужно… Что-нибудь другое подскажи….
      — Другое? — колдун задумался… — Есть и другое… Нужно пройти через Черное зеркало.
      Старик замолчал. Богатыри переглянулись и Избор, ощущая неловкость, сказал за всех.
      — Ну вот, объяснил и сразу стало все понятно.
      Муря засмеялся. Приятно было сознавать, что все те, кто сидел вокруг имели силу, но он все же был сильнее их, ибо имел Знание.
      — А чего же тут не понятного? Белое зеркало у Картаги вы уже видели, а Черное тоже где-то рядом должно быть. Так уж полагается… Они одно без другого не действуют.
      — А где же такое?
      — Не скажу.
      — А почему? — на всякий случай спросил Избор, уже знавший, чем все это кончится. Дураком Муря не был.
      — Потому что не хочу.
      Колдун в одно мгновение стал серьезным. Перемена в его лице была настолько стремительной, что Избор, ждавший такого поворота, едва не открыл ковчежец с настоящим талисманом.
      — Вот что, богатыри… — твердо сказал Муря. — Что нам вокруг, да около ходить? У вас свой интерес — у меня свой, а дело, как не верти, у нас общее. Мне талисман нужен и вам нужен. Только без меня вам ни Черного зеркала не найти, ни талисман добыть… Помогал вам я уже.
      — Мы твое добро помним, — перебил колдуна Исин. — Но если у тебя память моей не хуже, то и ты наше забывать не должен.
      — Это какое такое добро? — спросил, встрепенувшись от старой обиды, колдун. — Когда твой дружок меня по морде отхлестал? Не постеснялся старого человека обидеть.
      — Тебя обидишь… — отозвался Избор, вспоминая лунную ночь, Мурину избушку, что в позапрошлую встречу едва не выжала из него душу и сжимая от этого кулаки. — Как же… Ты все больше сам норовишь… Да побольнее…
      — А доброта наша в том, что рукой тебя хороший человек поучил, а вполне мог бы и мечом, — сказал Исин, ставя точку на старых обидах. — Ты с нами тоже не отечески обошелся…
      Гаврила до сих пор молчаливо сидевший прочистил горло и сказал.
      — Я так понимаю, у нас купеческий разговор пошел. Это хорошо, понятно…Каждый о своей выгоде печется. Что тебе нужно?
      Колдун коротко вздохнул, словно собрался прыгнуть в холодную воду.
      — Талисман на один день.
      — У-у-у-у…
      Колдун дождался, пока они закончат выть, и терпеливо переспросил.
      — Талисман вам нужен?
      — Нужен. Больше чем тебе…
      — Ну. Кому больше, кому меньше мериться не будем. Другое важно. Без меня вам его не найти. Ни его, ни Черное Зеркало.
      Исин отрицательно покачал головой с таким видом, словно отказ доставлял ему удовольствие.
      — Я же вам его потом и отдам, — быстро сказал колдун, переводя глаза с одного на другое. — Целый и невредимый. Он и нужен-то мне всего на пол дня.
      Избор поскреб голову. Посмотрел на Масленникова, на Исина, уже собиравшегося за всех сказать нет и решился.
      — Ладно. Согласен.
      Увидев как Гаврила раздувается от гнева он одним словом привел его в чувство.
      — Сиди. Не дергайся, — и повернувшись к Муре делово сказал. — Отдать я его тебе не могу. Вот он загрызет.
      Воевода кивнул в сторону сверкавшего глазами Гаврилы.
      — Однако можно и по другому договориться… Для чего талисман тебе нужен, я уж догадался. Поэтому предлагаю вот что. Когда скажешь я его во дворе у Круторога сам открою. В нас не сомневайся.
      Колдун задумался. Все это было совсем не так, как он хотел, но это было хоть что-то. Как там потом получится и в чьих руках в конце концов окажется «Паучья лапка» никто сказать не мог и в этом соглашении каждый имел свой камень за пазухой.
      — Слово? — быстро спросил Муря.
      — Слово! Считай, договорились. А теперь говори, где Черное зеркало?
      — Не скажу.
      — А теперь то почему? — удивился Избор. — Мы же вроде договорились?
      — Потому что не знаю!
      Исин разобрался быстрее всех. Избор с Гаврилой еще искали смысл в словах колдуна, а он уже выдохнул воздух из груди и промолвил:
      — Ну и мерзкая же ты собака… Что же ты над добрыми людьми изгаляешься? Теперь считай, что и слова тебе никакого не давали!
      Колдун махнул рукой и у хазарина мгновенно отнялся язык. У сотника хватило ума понять, что это может оказаться только началом неприятностей, и он тут же успокоился.
      — Я не знаю, а вот одну штучку вам подарить могу… Она знает. — Продолжил колдун. — Она вам и поможет.
      Колдун сунул руку в карман. На лицах богатырей читалось такое недоверие, что он переспросил:
      — Ну что? Показывать штучку-то?
      — Давай, — махнул рукой Гаврила. — Надеюсь, что ничего страшного ты у себя в кармане не держишь…
      Колдун медленно вынул из штанов сжатый кулак. В скудном утреннем свете воевода, стоявший к нему поближе других, углядел между Муриных пальцев что-то ослепительно белое.
      — Ну, давай, не стесняйся, показывай, — подбодрил Гаврила колдуна. — Не томи душу, а то кто-нибудь еще припрется. У нас всегда так. Как что-нибудь интересное, так сразу враги тучей прут. Любопытства ради.
      Муря разжал кулак и они увидели… яйцо.
      — Куриное, — со знанием дела определил Гаврила. — Из-под пестрой курицы…
      — Заговоренное, — поправил его Муря. — Оно вас прямым путем к Черному зеркалу выведет, а я тем временем постараюсь про талисман разузнать, где он и как…
      — И что потом?
      — Ничего. Там большого ума не нужно. Пройдешь сквозь него, как сквозь Белое Зеркало прошел и станешь, каким раньше был.
      Избор принял яйцо, повертел его в руках и хмыкнул.
      — Что хмыкаешь? — спросил Муря. — Не веришь?
      — Почему же не верю? Верю. Слыхал о таких штучках. Только я вот думаю сколько же нам туда идти придется? Может до него не двенадцать дней пути, а все четырнадцать?
      — Нет, — твердо сказал старик. — Этого не может быть. Оба зеркала волшебством связаны между собой и должны быть недалеко друг от друга. Я же говорил — у Картаги колдовство слабое…
      В голосе его звучала такая уверенности, что Избор ему поверил.
      — Надеюсь, что ты знаешь, что говоришь, — сказал Гаврила.
      — Конечно знаю. Яйцо вам поможет.
      Не сказав более ни слова он пошел к ковру, оттуда широко улыбнулся им, и, щелкнув пальцами, исчез.
      Где-то в глубине леса ухнул филин.
      В мокром лесу перекатилось, отскакивая от дерева к дереву, эхо. Оно осталось напоминанием о том, что здесь только что стоял колдун Муря. Он, да еще загадочное куриное яйцо.
      Гаврила облегченно вздохнул.
      — Ну все, отскоморошничали! Спровадили охальника. Теперь прямая дорога до Киева.
      — А с тобой, что делать будем? — спросил Избор. — Насквозь ведь светишься…
      Гаврила ответил так, как сказал бы о нежданно свалившейся на него болезни.
      — Ничего. Пройдет.
      — Мимо нас кто не пройдет, так тут же наступит, — сказал хазарин, обретший после исчезновения волшебника голос. — Вот ведь, сволочь, до чего правды не любит… Голоса лишил.
      — В Киев, — жестко сказал Гаврила, не обращая на слова хазарина никакого внимания. — Там Белоян ждет. А я потерплю.
      В это мгновение он не думал о себе. Слова Белояна о значении талисмана для всей Руси жили в его душе и он не мог сравнивать свою жизнь со всеобщей пользой.
      — Обязательно! — согласился Избор. — Только и ты мне не посторонний. С тобой-то как?
      — А куда я денусь? — удивился киевский богатырь. — С вами пойду… Терпеть буду.
      — В таком виде? — спросил Избор. Он спросил об этом так, что Гаврила понял, насколько смешной кажется воеводе такая компания. Масленников попробовал перевести все в шутку.
      — Доброго Шкелета привечал, а я что хуже?
      Избор, вспомнив былого соратника, улыбнулся.
      — От Шкелета хоть польза была. Мертвяк мертвяком, а дрался не хуже живого. Помнишь, как год-то назад?
      Гаврила даже не стал кивать.
      — А нам сейчас лишний боец совсем не помеха. Путь до Киева не близкий, а остроголовые? А песиголовцы? А мразь всякая разбойничья..? Что же ты просто смотреть станешь, как нас с Исином резать начнут?
      Гаврила ухватился за меч, вскочил, открывая небу клетку с талисманом, но Избор одной фразой усадил его назад.
      — Ты еще подерись со мной.
      Гаврила медленно уселся на место. Он-то уж лучше всех представлял, как мало он сейчас может сделать. Увидев, что тот успокоился, Избор добавил.
      — Видишь, как получается. Не все хорошо, что быстро…. Да и если бы только остроголовые.
      Гаврила хмуро посмотрел на него, чувствуя, что тот, все же, прав.
      — А еще-то кто?
      — Да сам Муря… Забыл, что ли доброхота? Нам твой кулак в дороге еще сильно понадобиться. Так, чтобы Лапку до Киева донести нам сперва тебя обустроить нужно.
      Он резко провел рукой по лицу, обрывая разговор.
      — Давайте думать, что с яйцом делать будем?
      — Давайте выбросим! — быстро сказал Исин. — Неужто мы без него дороги не найдем? Три таких молодца-то?
      — Еще чего… — ответил Избор, разглядывая подарок. — Чем выбрасывать съесть лучше…
      Исин шутки не оценил.
      — Вспомни кто подарил… И где. Может оно тебе сейчас руку отгрызет?
      Избор покачал головой. Яйцо каталось у него на руке хрупкое и беззащитное. Стоило только посильнее сжать его пальцами… Пока Муря не понял, что его обманули его можно было не бояться.
      — Муря не дурак. Зачем я ему без руки? Мы ему целые нужны, с руками, с ногами. Кто ему еще кроме нас талисман-то найдет?
      Исин подумал и молча согласился. Конечно, колдун был личностью себе на уме, но вредить им сейчас у него никакого резона не было.
      — Выбросить не хочешь, тогда хоть на землю положи, — предложил Исин. Что случиться после этого, он представить себе не мог и поэтому снова замолчал.
      — И..? — спросил воевода. Хазарин молчал, зная не больше других.
      — Может быть оно покатится? — предположил Гаврила. Исин не стал щеголять догадливостью и ничего не добавил к словам Масленникова.
      — А может из него вылупится цыпленок, — сказал Избор, — и побежит в нужную сторону?
      — Если ты будешь так долго держать его в своей руке, то может быть этим и кончиться, — огрызнулся хазарин. — Клади давай!
      Избор взвесил яйцо в руке, прикидывая чего можно ожидать от подарка. Яйцо вело себя смирно, не дергалось, не рвалось из пальцев.
      — Ну, готовы? — спросил воевода сразу всех.
      — К чему?
      — Ко всему! Может сейчас бежать за ним придется…
      — Как бы от него не пришлось, — проворчал слегка обиженный Исин, не ждавший от колдунов ничего хорошего. — Голубевского зверя-то помните? Сперва зайчик, зайчик, а потом…. И харя и зубы.
      Избор еще раз взвесил яйцо в руке, словно мысленно измерял размеры возможных неприятностей, что могли в нем таиться, и сказал.
      — Ну, это-то вряд ли.
      Потухший костер уже не дымил, и головешки повлажнели от выпавшей росы. Вчерашний день лишил их всего лишнего. Рядом с кострищем стоял мешок Избора и лежала куртка. Не выпуская яйца из рук богатырь с сожалением еще раз потрогал ее рукой и вынул из-под полы оба швыряльных ножа.
      Во время вчерашний неразберихи его собственный меч, часть которого, чтобы одолеть дракона, он сделал такой же волшебной, как и Гаврила, а часть оставил обычной, сломалась под ногами зверя. Исин сломал свой меч, когда хотел добраться до драконьей печенки. И теперь на троих у них были только эти ножи и прозрачный меч Масленникова. Тот, глядя как воевода укладывает мешок, сказал:
      — Далеко не прячь…. Понадобятся еще….
      — Думаешь драться придется? — поскреб обгорелую голову Избор. Он думал о чем-то своем, переводя взгляд с Гаврилы на клетку перед ним и Масленников грустно усмехнулся.
      — Вам-то точно, это меня никто не тронет. Так что не убирай далеко…
      — Это точно. Все вроде при деле. Один ты бездельничаешь. Куда бы тебя приспособить?
      Гаврила только покачал головой. В его душе слились два чувства. С одной стороны он ощущал свою никуда не пропавшую силу, тяжесть меча и доспехов, а с другой знал, что все это ему только кажется. Он был сном. Да! Именно сновидением — бесплотным и неопасным, под ногой которого трава не зашелестит и ветка не хрустнет…
      — В дозор если только… Глаза-то смотрят, да уши… — предложил Гаврила.
      — Да. Без дела шляться каждый может… Тебя бы с пользой приспособить….
      Гаврила обиженно молчал.
      Не дождавшись ответа, Избор вернулся к сумке. Не выпуская из рук яйца он начал перекладывать вещи там, разбираясь что же у них осталось после вчерашней ночи. В мешке было пусто — ни припасов добрых — только хлеба каравай — ни одежды, но там было главное — ковчежец с настоящим талисманом, да кувшин, что подарил Муря. Из развязанной горловины наружу свесилась веревка. Масленников смотрел на нее и что-то забрезжило в его голове. Когда Избор уже хотел затолкать ее обратно, он остановил его.
      — Слушай, а веревка у тебя вся настоящая?
      — Что значит «настоящая»? — не понял Избор.
      — Ну, такая как ты. Или нет?
      — Часть так, часть эдак.
      Гаврила обрадовано хлопнул себя по бокам.
      — Так давай я клетку хоть понесу. Привяжи ее ко мне!
      Избор поднял брови, посмотрел на Исина.
      — Я заодно ее в себе и спрячу тогда. От дурных глаз подальше, — добавил Масленников. — Вот считай одна рука у тебя и освободиться.
      Уловив желание Гаврилы хоть в чем-то оказаться полезным, Исин, еще не поняв все до конца, согласно кивнул. Мысль пришлась Избору по вкусу
      — Попробуем, может чего и выедет.
      Распутав веревку, они общими усилиями протащили ее конец в кольцо, что было расположено на верхней крышке, завязали узел и Гаврила, отрубив своим мечом конец веревки, обвязал его вокруг пояса.
      — Пройдись, — попросил Избор. Богатырь прошелся.
      Зрелище было жутковатым — при каждом шаге из тела одетого в крепкий доспех человека выскакивала клетка с чашей и вновь пропадала в нем.
      — Ну?
      — Смотреть страшно… — признался Исин.
      — Потерпишь, — весело ответил Гаврила, вполне довольный, что тоже при деле. — А уж если совсем плохо будет — отвернешься.
      Готовясь в дорогу, Избор из пращи сделал себе пояс. Завязав на ней два узла он вставил туда ножны, а потом обернул все это вокруг себя. Получилось не очень удобно, но это все же было лучше чем ничего. Он несколько раз подпрыгнул, но ножи держались крепко.
      — Тише ты! Яйцо раздавишь!!!
      — Может оно и к лучшему…. — сказал осторожный Исин. — Вот попомните…. Заведет оно нас…Уши обрежут, кровь высосут…
      — Справимся. Если что — Муря подсобит… — ответил Гаврила.
      — Он первый и высосет…
      Избор не согласился с Гаврилой и отрицательно качнул головой. Как ни крути, а колдуна они обманули. Когда он это поймет, а поймет он это обязательно, вряд ли он обрадуется.
      — Не знаю. Не уверен.
      Он помолчал, и, словно подведя черту под их разговором об этом, сказал:
      — На себя надеяться будем. Друг на друга, да на удачу… А на колдунов надеяться… Да у них и памяти — то нет…
      Переминающийся от нетерпения с ноги на ногу хазарин спросил.
      — Почему это?
      — Да вот яйцо нам оставил, а как его в дело пустить — не сказал.
      — Так это не у него, а у тебя с памятью худо. Спросить бы надо было. Ты его на землю положи, а там посмотрим…
      Избор ни слова не говоря, нагнулся и положил яйцо в траву, готовый случае необходимости бежать за ним, но яйцо проявило своеволие и никуда не двинулось.
      — Ишь ты! — сказал Исин, рассчитывавший как можно быстрее убраться с этой полянки и встать на путь истинны.
      — Первый раз вижу такое строптивое яйцо, — сказал Гаврила.
      — Наверное сказать чего-нибудь нужно было, — догадался Исин и на всякий случай сказал:
      — Ищи!
      Яйцо но двинулось о места. Немного подождав, Избор ехидно сказал:
      — Что оно тебе собака, что ли?
      Исин промолчал и жестом предложил воеводе вести переговоры с яйцом самому. Избор задумался. Чтобы скрыть замешательство он нагнулся к мешку, поднял его и стал пристраивать на спине.
      — Ну? — поторопил его Гаврила, видя, что тот тянет время. — Командуй, предводитель яиц. Пусть оно катится…
      Едва звук богатырского голоса долетел до скорлупы, как яйцо, словно проснувшись, покатилось вперед, прорываясь сквозь сплетение травинок.
      — Рысью давай! — крикнул Масленников и припустил мелкой трусцой за яйцом, хотя необходимости в этом никакой не было. Яйцо, явно примериваясь к шагам богатырей двигалось неторопливо и плавно. От его движения на поляне слышался тихий шорох, как если бы в траве ползла приличных размеров змея. Исин передернул плечами, словно, этот звук предвещал близкие неприятности.
      Постепенно них выработался свои ритм и порядок движения. Яйцо катилось, то чуть вырываюсь вперед, о чуть замедляя ход, но никогда не убегая вперед дальше чем на десяток шагов, а следом за ним входя в ритм дальней дороги шли три богатыря — Гаврила Масленников, Избор и Исин.

      Они шли уже больше часа. Лес к этому времени уже сбросил оцепенение ночи. По веткам порхали птицы, пересвистываясь с соседями и все шло своим чередом — туман таял, воздух теплел и лес наполнялся светом. Окликнув воеводу Исин сказал.
      — Смело ты с Мурей-то… А ну как он опять бы нас спеленал, да пошел по мешкам шарить?
      — Не стал бы… — спокойно ответил Избор. Исин покачал головой и воевода пояснил.
      — Тут все просто… Он знает, что мы знаем, что ему это нужно и ежели чего, то талисманом колдовство его укротить сможем. А ковер-то у него летит….
      Он умолк, считая, что сказал достаточно.
      — Ну и что? — переспросил Исин.
      — Не понял?
      — Я тоже не понял, — отозвался спереди Гаврила. — Ничего… Причем тут ковер?
      Приободренный Исин сказал.
      — Философ….
      Вроде как в сторону сказал, но все услышали. Избор вздохнул и начал объяснять все сначала.
      — Раз ковер летит, значит его колдовство действует. Раз колдовство действует, то талисмана у нас нет. Позволили бы мы ему летать где попадя, если б у нас талисман был! А раз его нет, то злить нас понапрасну не следует, иначе кто же его ему найдет?
      Так и не разобравшись до конца в мудрых мыслях воеводы Исин переспросил.
      — Ну а если б мы хитрыми оказались да спрятали талисман-то? Тогда как?
      — Не спрятали бы, — твердо сказал воевода. — Мы же не дураки так рисковать. «Паучья лапка» все же, не хлебная корка…
      Десятка через три шагов Исин сказал, наконец.
      — Я бы на его месте все же пошарил…
      — Бодливой корове боги рогов не дают…. — ответил Масленников. Тропинка перед ним вползала в кусты. То здесь, то там на ветках виднелись клочки шерсти — видно было, что ходили тут не только люди. Гаврила попытался, было по старой памяти развести их рукой, но неловко усмехнувшись пошел так. Он был бесшумен, только пощелкивала время от времени клетка с талисманом, когда за нее задевали ветки, а вот Исину и Избору пришлось терпеть царапины, которые шипы оставляли на коже и удивляться быстроте, с которой они зарастали.
      — Ого! — сказал Гаврила.
      — Что там? — спросил Избор.
      — Оно прыгает! — сказал удивленно Масленников. — Не иначе как в нем заяц сидит.
      Гаврила показывал на яйцо, которое пританцовывая на своем тупом конце, ожидало их в двух саженях впереди..
      — Бывает, — сказал Избор таким тоном, словно всю жизнь наблюдал за заговоренными яйцами и точно знал, что такие прыжки у них в обычае.
      — Ты вон через костер любишь прыгать, а оно вот так.
      Гаврила пожал плечами — мол тебе виднее, и пошел вперед. Плечом он задел огромную елку. Стоявший, рядом Избор, еще не привыкший к странностям Гаврилы пригнулся, стараясь увернуться от неизбежного удара в лицо еловой лапой, но ничего подобного не произошло. Елка осталась неподвижной, Гаврила пошел дальше, а Избор вдруг застыл, не в силах сделать ни шагу. Богатырь дернулся раз, другой, но ноги его неподвижно стояли на земле, словно кто-то привязал их к корням деревьев. Он словно обезножил. Ноги перестали слушаться его.
      Избор посмотрел вниз. Земля там была как земля. Он хотел, было потрогать его руками, но вовремя спохватился. Не хватало еще прилипнуть к ней руками.
      — Ты чего? — спросил Исин, заглядывая ему через плечо. — Примерз что ли?
      — Примерз…
      Хазарин попытался обойти его, но воевода ухватил его за рубаху остановил.
      — Стой где стоишь… Яйцо где?
      Гаврила ушедший на десяток шагов вперед остановился.
      — Тут.
      Яйцо и впрямь стояло на месте в нескольких шагах впереди, и не спешило двигаться.
      — Оно ту прыгнуло? — спросил Избор, ища подтверждение пришедшей в голову мысли. В голосе воеводы прозвучало что-то такое, что заставило Гаврилу обнажить меч.
      — Да…
      Его слова заглушил треск. Они уже почуяли засаду, но времени для того чтобы отразить удар у них не оказалось. Где-то над ними раздался долгий певучий звук, словно в небе оборвалась струна и ель, около которой стояли воевода с сотником накренилась и неестественно быстро рухнула на головы людям, хороня их под густыми колючими ветками. Одновременно с этим со всех сторон из-за кустов и деревьев выскочило с десяток мелких старичков и, как стая волков, набросились на Гаврилу.
      — Талисман! Талисман! — заорал он, сознавая свою беспомощность. Старички действовали стремительно. Не обращая внимания на Гаврилу и его призрачный меч, они повисли на клетке с талисманом. Сейчас их интересовала только «Паучья лапка» и ничего больше. Сознавая бессилие, богатырь зарычал и бросился сквозь кусты, в надежде, что ветки заменят ему руки и сбросят цепляющихся за клетку старичков. Со стороны он был похож на медведя, окруженного сворой собак. Клетку дергало из стороны в сторону и он прибавил скорости, не видя за листьями то ли это ветки дергают клетку, то ли старички грызут веревку.
      Сделав круг, он вернулся к елке, надеясь на помощь друзей, но те еще не освободились. Из-под ветвей виднелись только ноги. Обрушившаяся на дорогу елка ходила ходуном, том кто-то грозно рычал, но что там происходит, Гаврила так и не понял. То ли Избор пытался отклеиться и выбраться из-под дерева, то ли происходили там вещи еще более страшные.
      — Избор! — заорал Гаврила — Избор! Исин!
      С громким хрустом ель разломилась, и из колючей зелени перепутавшихся лап появился Избор. Он неразборчиво мычал, не в силах сказать не слова и показывал на Масленникова пальцем. Изо рта у него торчали шишки, а в каждой руке он держал по старичку.
      Шишки во рту воеводы так удивили Гаврилу, что тот остановился. Всего на мгновение он отвлекся, но это мгновение позволило одному из старичков перегрызть веревку там, где она была привязана к кольцу. Опешивший от этого Гаврила все молотил врагов кулаками, но богатырские удары приносили им вреда не больше чем его проклятья.
      — «Лапку» уносят! «Лапку»! — заорал он, словно кроме него этого никто не видел.
      — Проклятье! — прохрипел Избор перекусывая и выплевывая куски шишек. Освобождая руки, он ударил верещавших старичков друг о друга и отбросил в стороны. Кроме голоса у Гаврилы ничего не было и все чему тут суждено было свершиться, должно быть сделано его и Исиновыми руками.
      — Сотник!
      — А-у-у-у! — взвыло из веток.
      — Проснись. Талисман крадут!
      Воевода дернулся вперед, но приклеенные к земле ноги не дали сделать ни шагу. От этого движения он только упал, уткнувшись лицом в оглушенного старичка. К грохоту сердца в висках добавился дробный стук маленьких ног по мягкой земле. Чувствуя как безвозвратно утекают мгновения, воевода ухватил одного из бесчувственных старичков и выхаркнув из себя воздух швырнул его вдогонку похитителю. Старик детской игрушкой пролетел по воздуху и ударился о дерево.
      Гаврила отчаянно вскрикнул.
      Тогда Избор сорвал с пояса швыряльный нож и тот блестящей молнией соединил его руку и чужую спину. Похититель споткнулся, радостный крик сменился хрипом и он, выпустив клетку из рук, остался лежать на земле, словно прислушивался, что там такое твориться в подземном мире у Ящера.
      Другим ножом Избор полоснул себя по ногам, раз, другой, третий, злобно зарычал и огромным прыжком выскочил из ветвей.
      Корчившийся на земле похититель лежал шагах в пятнадцати от них. Рядом с ним на боку лежала клетка и талисман, провалившись сквозь прутья, касался земли.
      На мгновение у Избора встало сердце. Ему показалось, что это и есть настоящий талисман, но он тут же пришел в себя. Он же знал, что настоящий талисман лежит у него в ковчежце. Но враги должны думать именно так… Тут все было всерьез.
      Теперь исход дела решали мгновения. К клетке с другой стороны тропы бежали еще двое старичков. Не давая себе поблажки Избор прыгнул вперед так, словно в клетке лежало сокровище. Уже в прыжке он увидел, как бородатому наглецу, тянувшему руки к клетке, хлестнуло что-то гибкое, как пастушеский кнут. Еще и еще раз!
      Старички завизжали, попятились, уворачиваясь от непонятно откуда взявшегося кнута, но тот доставал их раз за разом, не давая подойти к чаше. Последний удар достался Избору. Жгучая боль распорола спину, когда он уже ухватил клетку. Он взвыл от боли, перекатился через голову и вскочил, подняв клетку с талисманом повыше.
      — Кто? — спросил он, оглядывая поле битвы.
      — Я, — ответил Гаврила, тряся обрывком веревки. — Ничего другого под руками не оказалось…
      Старички, кто мог, со скорбным воем уползли в кусты. Вид их был настолько жалок, что Избор ничего не стал делать. Под треск в кустах Избор сел на землю и облегченно рассмеялся.
      — Хо-хо-хо-хо!
      От этого смеха у Масленникова по спине пробежали мурашки. Смех был недобрый, почти людоедский и богатырь понял, что предназначен он для ушей старичков. В кустах горестно заныло и заскрипело зубами. Смех произвел впечатление.
      — Пошли вон, неумехи!
      В голосе Избора звучало такое презрение, что старичкам стало понятно — для них все пропало.
      — Драться не умеете, воровать…. Воровать! Воровать и то толком не научились. Все кругом воруют, а они не умеют. Одно слово — уроды.
      Вокруг них стало тихо. Старички, лишившись своего главного оружия — внезапности и не решаясь повторить нападение, растворились в лесу.
      — Исин!
      Вспомнив о хазарине Гаврила сунул голову в еловые ветки и засмеялся.
      — Что он там, уснул что ли?
      — Отдыхает, — сквозь смех сказал Гаврила.
      Избор раздвинул руками ветки и озадаченно свистнул. Хазарин висел на сосне опутанный веревками, словно паутиной и зло мычал. Весь гнев, который он не мог выразить словами краской цвел на его лице. Вытащив у него изо рта шишки, Избор сказал.
      — Вон как ты старичков напугал… Они тебя, видно, всерьез приняли, раз за тебя первого взялись…
      — Убью… — прохрипел сотник, обретя дар речи.
      Избор с Гаврилой переглянулись.
      — Все как всегда. Ничего нового, — сказал Избор, вкладывая ножи в ножны.
      — Я это тоже уже слышал, — подтвердил Гаврила. — Только опоздал ты малость. Разбежались гады. До следующего раза потерпишь?
      Не до конца веря в тишину и удачу Избор вслушивался в шум леса. Несколько секунд он вертел головой прислушиваясь к тому, что творилось в кустах и за деревьями, потом, вспомнив о способностях Гаврилы кивнул ему.
      — Посмотри там они или нет?
      Неслышными шагами богатырь вошел в кусты. Избор настороженно, смотрел, как он ходит там, взблескивая кольчугой. Несколько раз обойдя вокруг он сквозь упавшую елку вернулся назад. На лице его ширилась улыбка. Избор тоже улыбнулся и облегченно вздохнул:
      — Обошлось. Отбились.
      — Да, — согласился Масленников и сунул меч в ножны.
      Исин, у которого на языке кроме проклятий ничего не вертелось, промолчал.
      — А ловко ты их кнутом-то… — воевода засмеялся и закрутил головой. Он почесал вздувшийся от удара рубец на спине. — Сразу видно от души стеганул…
      — Извини, — еще раз повторил Гаврила. — Попался ты под горячую руку.
      — А, ладно — отмахнулся Избор. — Пройдет.
      Глядя на красного Исина, Гаврила спросил воеводу.
      — А сам-то ты, что под елкой сидел?
      Избор выставил вперед босую ногу, пошевелил пальцами.
      — Видел? Они ведь меня к земле приклеили. Не зря тогда яйцо-то скакало, почуяло видно. Пришлось из сапог выскакивать.
      Вспомнив о яйце, оба спохватились. Избор вскочил.
      — Где оно?
      — Эй! Яйцо!
      Трава рядом с ними зашевелилась, и на тропинку, откуда-то из-под корней деревьев, выкатился их белоснежный проводник. Целый и невредимый.
      — Что ж ты товарищей-то в беде бросило? — укоризненно оказал Избор так, словно не яйцо перед нм стояло, а сам колдун Муря. Яйцо промолчало, только покрутилось на месте на тупом конце и покатилось дальше.
      — Слава Богам! — выдохнул Исин, провожая его взглядом. — Все целы! Обошлось!
      — Обошлось? — переспросил воевода и принялся загибать пальцы. — Куртки нет, на троих меча порядочного нет, да теперь еще и сапоги потерял. Похоже это на благоволение Богов? Да и попутчики тоже… От одного только голос остался, а другой все норовит под елку забраться…
      И все же, не смотря на то, что он говорил, Избор был доволен тем, как повернулось дело. Исин понял это и деловито спросил:
      — Теперь куда?
      — Туда, — воевода кивнул вперед. Тропинка там круто заворачивала и яйцо, приостановившись на повороте, ожидало когда они подойдут.
      Избор сделал первый шаг, поморщился — сухие иголки кололи босые ноги, и подумав, что так идти не годится, ведь случись еще что-либо подобное ему больше не из чего будет выпрыгивать — пошел следом за Гаврилой.
      Теперь клетку нес он сам. Гаврила после случившегося принял это как должное — ведь старички могли повторить нападение. Походя, Избор отрезал кусок веревки и привязал чашу к себе на пояс, так же, как это недавно сделал Масленников. Освободив руки, он углядел хорошую дубину, что без пользы лежала на земле, он поднял ее, и стал обтесывать ножом делая из суковатой палки оружие.
      Срезая стружки, он поглядывал то на яйцо, то на меч Гаврилы, бесполезно болтавшийся у того за спиной. Масленников оглянулся, увидел дубину и покачал головой неодобрительно.
      — Что? Не нравится?
      — Нет.
      — И мне тоже. Только пока другого нет, придется этим обходиться.
      Он посмотрел на ухватистую рукоять, взмахнул…
      — Зато всегда под руками. И к кузнецу ходить не надо….
      Гаврила оттопырил губу и Избор добавил.
      — Да и выбирать сейчас не из чего.
      — До первых людей, — сказал из-за спины Исин. — Как каких-нибудь мордоворотов повстречаем, так разживемся.
      — Повстречаем, — успокоил Исин друга. — Еще до полудня. Я думаю….
      — Не каркай…. — отозвался Масленников.
      Исин, чувствуя, что Гавриле этот разговор неприятен высунул голову и сказал погромче.
      — И не мелочь какую-то, а серьезных людей… Поперек себя шире…С мечами.
      — Вот они из вас щепы понаделают… — спокойно отозвался Гаврила, даже не оглянувшись.
      — А уж ты и рад….
      Исин знал, что Масленников по своему прав. С дубиной и двумя ножами много не навоюешь.
      — Не рад, а спокоен. Пока на нормальную дорогу не выйдем ничего с нами не случится…
      Избор ковырнул землю под собой носком сапога и спросил.
      — А это что, не дорога? Чем не нравится?
      — Разве это дорога? По ней может не в город, а в муравейник придешь. Да и не главное это — добраться, — сказал киевлянин.
      — А что ж главное?
      Разговаривая с друзьями, Гаврила не спускал глаз с яйца и, думая, что не спроста, верно, старички отступили так легко и быстро.
      — Главное выбраться. Медведь!

      Избор мгновенно поднял глаза от недоструганной дубины и посмотрел туда, куда указывал Гаврила. Смешно переваливаясь с ноги на ногу, в десятке шагов впереди мчался медведь. Было в нем что-то странное — то ли слишком грязная клокатая шерсть, то ли какие-то неживые складки на шкуре. Воевода еще не понял для чего тут медведь, но что хорошего можно было ждать от медведя?
      — Стой! — крикнул Масленников, тревожно оглядываясь по сторонам. И слева и справа росла высокая густая трава, топорщились кусты, но он не задержал на них взгляда. Исин ни Избор пока ничего не поняли, а Гаврила уже холодным от ужаса голосом вопил:
      — Яйцо! Он унес яйцо!
      Богатырь повернулся к Избору, но увидел не его, а только Исина. Как раз в то мгновение, когда Масленников поворотился к воеводе тот пробежал сквозь него держа дубину в руке словно копье. Между ним и медведем было уже шагов двадцать и расстояние увеличивалось с каждой, секундой. Зверь бежал не хуже скаковой лошади. Понимая, что состязание в беге он неизбежно проиграет, Избор подпрыгнул и метнул дубину.
      Он немного не рассчитал. То ли зверь оказался умнее и услышав его раскатисто «Ух!» прибавил ходу, то ли сама дубина оказалась неподходящей для метания, но попала она не в спину, как он хотел, а по задним лапам.
      В воздухе прозвучал хруст, словно кто-то огромный наступил на снежный сугроб и зверь заорал человеческим голосом:
      — А-а-а-а-а-а!
      Спина его надломилась, его скрутило болью и задняя часть потащилась по земле, загребая лапами лесной мусор. Опомнившись, Избор в два скачка приблизиться к нему на десяток шагов и метнул нож в медвежью спину.
      — Спасите! Помогите! — неожиданно заверещали старческие голоса из-под шкуры и оттуда в разные стороны выскочили два старичка. Седые бороды вились на ветру как прапорцы, но почтения не вызывали. Избор был готов к любой неожиданности, но не к этой. Он не думая швырнул второй нож в ближнего из них. Тот упал, но у Избора не оказалось времени ни на то, чтобы обрадоваться, ни даже на то, чтобы подобрать нож.
      Яйцо, в суматохе выпущенное старичками, словно потеряв от страха голову покатилось вперед — тропинка там ощутимо сбегала вниз, под гору, а в том месте, где кусты вроде бы кончались, в просвете виднелась поляна.
      Гаврила, выбежавший на гребень первым, увидел, как их проводник, подпрыгивая на травяных кочках, катится вниз, в ручей, протекавший в низине, чьи берега, как и положено, усеивали мелкие и крупные камни.
      У Масленникова от этой картины захватило дух — яйцо весело подскакивая (да и чего с него взять-то, с курициного сына-то?) катилось прямо на камни. То ли мозгов у него не было, то ли еще чего-то, но остановиться оно не могло и его ждал неизбежный для любого яйца конец.
      На мгновение в глазах стало темно. Понявший, что тут происходит, воевода пронесся сквозь Гаврилу и почти невесомый от желания перехватить яйцо, ринулся вниз. Но он опоздал.
      Опережая всех, даже ринувшегося за яйцом Избора, с березы бесшумно слетел здоровенный ворон, и налету подхватил добычу.
      — О-о-о-о-о! — радостно завопили враги в кустах. Ветки по обеим сторонам дороги затряслись, словно все мелкое воинство, что до поры до времени пряталось там, пустились впляс, радуясь неудаче людей.
      Спускаясь прыжками вниз, Избор сообразил, что кидать ему в ворона уже нечем. Сапоги и те остались под елкой, и тогда воевода прыгнул, норовя ухватить налету пернатую скотину.
      Ворон, однако, сделав изящьный пируэт, облетел расставленные руки, а Избор рухнул в воду. Если бы Гаврила мог смеяться, он без сомнения рассмеялся бы — фонтан получился не хуже того, что он видел как-то в Царьграде, но сейчас ему было не до этого. Только он, бесплотный, до конца мог ощутить всю непоправимость того, что складывалось на его глазах — разбейся яйцо и что будет с ним, с талисманом?
      Широко раскрытыми глазами он смотрел на мир перед собой. В глазах уместилось все: и Избор, медленно распрямляющий спину, и тягучие струи воды, стекающие с него на землю и березу, пошатывающуюся от ветра и крупного ворона — странного чернотой своей и угловатостью, с белым яйцом в клюве.
      Птица сидела напряженно, словно ждала знака сорваться в небо и даже самому тупому из старичков этой поляны было ясно — чуть испугается птица, взлетит, взмахнет крыльями и поминай как звали.
      Старички тут же заорали, заулюлюкали, но птица, словно зная им цену, не обратила на них никакого внимания. Люди интересовали ее куда больше.
      — Оборотень… — прошелестело за спиной Гаврилы. Он не ответил хазарину, не желая рисковать, и только шепотом попросил Избора.
      — Не спугни… Только не спугни….
      Сам он был бестленен и не опасен для ворона, но тот не знал этого и богатырь стоял неподвижно.
      Избор только повел чуть плечом и ворон боком, боком шарахнулся в сторону. Шарахнулся, но с ветки не слетел. Затаив дыхание, Гаврила держался сколько мог, а потом коротко выдохнул сквозь сжатые зубы. Он все понимал. Сейчас дело решали мгновения. Замешкайся они, и кто-нибудь из старичков обязательно сообразит и швырнет камень или полезет на дерево, и тогда…
      — Ни ножа, ни палки, — прошептал Избор. Скосив глаза вниз, он поглядел себе под ноги. На дне ручья лежало множество самых подходящих камней, но как их взять?
      С досады он сжал пальцы в кулаки и вдруг почувствовал какое-то неудобство в правой. Не веря своему счастью, он шевельнул пальцами. Волна радости накатилась и схлынула. Удача еще не отвернулась от них. Между пальцами правой руки застрял маленький осклизлый от наросшего на него мха камень, размером с вишневую косточку.
      Поняв, что именно он держит в руке, он улыбнулся. Это была улыбка победителя. Повернув кисть, плавно и незаметно, чтоб не дай Бог не спугнуть ворона, он с силой сдавил большой и указательный пальцы. Камень выскользнул из них и с чудовищной силой вылетел вперед. Едва ли не раньше самого камня вперед прыгнул и сам Избор.
      Все произошло как надо. Еще в полете он услышал хриплое, возмущенное карканье. Суматошно
      зачерпывая крыльями воздух, ворон валился на землю, обгоняя его на этом пути рядом с ним падало яйцо. Кто-то за спиной вскрикнул — Избор не понял кто — он летел, следя одним глазом за яйцом, другим за вороном.
      — Ап! — крикнул он, когда перевернувшись через голову встал на колени и поднял яйцо вверх.
      Исин, остановившийся наверху, судорожно дернул кадыком, сглатывая комок в горле. Не ожидая вопросов, Избор весело крикнул:
      — Поймал!
      Исин сел, где стоял и Гаврила от облегчения опустился на землю, давая отдых вдруг ставшими мягкими ногам.
      Опустошенный переживаниями он сидел унимая сердцебиение. Вокруг него копошились старички, но он, уже ученый даже он пытался их ловить. Старички тоже знали, что богатырь не в силах причинить им вреда не стеснялись, ходили вокруг Гаврилы и даже внутри него. Стороны получили передышку.
      Избор тоже присев в ручье издевался над старичками, понимая, что едва он попытается встать, как те тут же разбегутся, исчезнут, растворившись в лесной чаще. Он обзывал их по-разному, а они отвечали ему, но без задушевности. Им явно не доставало княжеского красноречия, и старички безнадежно проигрывали Избору, а тот, чувствуя это пустил в ход совершенно ужасные сочетания саркинозских и хазарских проклятий.
      Яйцо лежало в кулаке Избора, старички лениво отругивались, и когда уже казалось, что они смирились с поражением, в перепалку вступил сам князь. Избор закончил очередное оскорбление словами: «Я сейчас плюну и ваш вонючий, однорукий и полубородый князь утонет!» и Катрага не выдержал. Он выставив мордочку из кустов, прокричал, всерьез обиженный.
      — Ты плюнешь — я утрусь, а мы плюнем — ты утонешь!
      Может быть он считал, что чем ближе он подойдет к своему врагу, тем более тяжелое оскорбление он сможет нанести богатырю, а может быть думал, что подойдя поближе сможет наконец то доплюнуть до Избора и сделать его еще более мокрым? Кто знает, но так или иначе это заставило его выйти из-под кустов. Так или иначе, заблуждение князя ему дорого обошлось. Картага помнил о своем состоянии, но совсем упустил из виду, что бояться ему нужно вовсе не Избора, и не сидящего наверху в позе утомленного героя Исина, которые при всем своем желании не могли причинить ему вреда, а тихонько лежавшего в траве Гаврилу Масленникова.
      Не поворачивая головы богатырь ждал, усмиряя блеск глаз, полузакрытыми веками, но, едва князь очутился в пределах досягаемости, как он молниеносно выхватил меч и хлопнул им по княжеской голове.
      Тот квакнул, попытался крикнуть что-то, но меч богатыря вторым ударом вколотил его вместе с воплем в траву. Избор тотчас вскочил на ноги. С него, как с водяного, лились струи воды.
      Старички, сперва разбежавшиеся от неожиданности, бросились назад, облепили своего князя и пытались утащить его с поляны, но его бесплотность не давала им сделать этого. Гаврила рассмеялся. Теперь они были точно в таком же положении, в котором побывал богатырь несколько минут назад, когда они пытались отобрать у него клетку с подделкой. Руки их напрасно искали какого-то кусочка княжеской плоти, чтоб зацепиться и оттащить своего бесчувственного господина в кусты. Все это было не страшно, но вот князь шевельнулся и попытался встать.
      Тут Гаврила точно кошка на воробьев, бросился в копошащуюся кучу. Он не мог ошибиться. Из всего того, что тут лежало, он мог бы ухватить только своего собрата по несчастью, побывавшего в волшебном зеркале.
      — Убил? — крикнул Исин. Он уже стоял на ногах и готовился спуститься.
      — Что же я меры не знаю? — самодовольно ответил Гаврила. — Жив гаденыш…
      — Так в расстройстве чего не сделаешь…
      — Почему же в расстройстве? — картинно удивился Гаврила. — Повода у нас, вроде нету расстраиваться… Талисман с нами?
      Избор тряхнул клеткой.
      — Козни врагов разоблачены?
      — Разоблачены!
      — Ну и с едой теперь проблем быть не должно.
      — С едой?
      Масленников кивнул. Увязывая князя своей веревкой, объяснил.
      — Я все думал, что я эти несколько дней пить да есть буду?
      — Ты же, вроде терпеть собирался? — удивился Избор, глядя как прислушиваются к разговору обступившие богатыря старички.
      — Слово нарушать это никуда не годится. — Подтвердил Исин. — Грех!.
      — Только еще больший грех отказываться оттого, что Боги сами в руки дают! Отказываться — Богов гневить!
      Сделав удивленное лицо, воевода посмотрел на болтавшегося вниз головой в богатырской руке горного князя.
      — Неужто ты его съешь? — ужаснулся он — У него же, наверное ноги потные? Да борода еще….Да в других местах…
      — У него только половина бороды, — уточнил Масленников. — Это не страшно. Жарить буду — опалю. У свиньи не ума ни щетины не меньше чем у него, а едят ее добрые люди.
      Пришедший в себя Картага нашел силы рассмеяться.
      — Какой огонь? Огнем нас с тобой не сжечь.
      — Правда? — удивился богатырь. Он крутанул Картагу так, что тот облетел вокруг руки. — А я и забыл. Ну, ничего. Значит кусками нарежу и сырым съем.
      — Живьем что-ли? А борода? — напомнил откровенно забавлявшейся Исин. — Борода-то?
      — Выщиплю. По волосинке.
      Как ни страшно звучала в устах Гаврилы эта угроза она князя не испугала Конечно эти люди могли причинить ему кое какие неприятности, но остроголовые, что стояли за его спиной обещали доставить неприятностей не менее. Так что выходило баш на баш.
      — Ладно, — сказал он. — Не пытайтесь меня запугать. Я вам все равно не поверю. Все это я мог бы сделать с вами, но вы со мной?
      Он покачал головой с сомнением и негодованием отвергая эту мысль.
      — Нет. Вы на это не способны…
      — Почему это? — спросил Гаврила.
      — Ты же князя Владимира богатырь? Ну вот… Вам положено малых да сирых защищать. Это значит таких как я! Я же маленький!
      Он посчитал, что этих слов будет достаточно.
      — Ну, ну, — неопределенно сказал Масленников не отрицая и подтверждая слов Картаги.
      — Я понимаю, что проиграл эту схватку, — признал Картага. Он поморщился, словно пришлось проглотить что-то горькое. — И готов принести извинения. Если вы поставите меня на землю, то я немедленно это сделаю.
      Избор, Исин и Гаврила переглянулись и рассмеялись над незамысловатым коварством князя. Став серьезным, Гаврила ответил ему.
      — Теперь твое дело не советы давать, сидеть, молчать в тряпочку и делать, что попросят. А если кто из нас на тебя обидится, то на себя пеняй.
      Он оглядел мирную полянку, скорбно притихших старичков, ухмыляющегося хазарина. Тот открыл и закрыл рот, делая вид, что что-то пережевывает.
      — Кстати, — сказал богатырь. — Мы тут что-то прогладались.
      — Мы? — перспросил Картага.
      — Да. Мы все, а ты больше других! — веско сказал Гаврила. — Ты, что думаешь, что твоего дракона легко завалить было? Намахались во как. Так что пусть сперва твои подданные нам всем поесть принесут.
      — Мне пока не надо, — быстро сказал Избор. — У меня, слава Богам, мешок не пустой.
      — Ты чего? — Изумился Исин. — Они же…
      Избор дернул головой и тот умолк.
      — Ну смотри…
      — И чтобы без всяких там штучек, первым все ваш князь пробовать будет. А если нам с ним ваша готовка не понравится, то он первый об этом узнает.
      Богатырь резко встряхнул Картагу.
      — Как же… — спросил кто-то из старичков.
      — А так. Я сказал — ты сделал, — холодно сказал Масленников, показывая, что время скоморошничания прошло. — Вот мы сейчас пойдем, а часа через два чтоб слева от дороги ковер лежал, и еда чтобы была горкой навалена для нас и для вашего князя. Будем мы довольны — то и ему плохо не будет.
      Гаврила еще раз тряхнул князем и тот, лязгнув зубами, соизволил ответить.
      — Делать все так, как просит мой самый большой новый друг.

      Старички исчезли с поляны так стремительно, что Избору стало ясно — все их приказания будут неукоснительно выполнены.
      — Не обманут? Как думаешь? — спросил Исин думая, конечно, больше не способности старичков приготовить роскошный обед через два часа, а очередную подлость через пятнадцать минут.
      — Пусть только попробуют! — сказал Гаврила. — Мы будем настороже!
      А Избор ответил.
      — Помойся. Чистого человека обмануть завсегда сложнее…
      Он сам вернулся в ручей и, не сводя глаз с мешка, принялся смывать с себя грязь и копоть. Ворон, уснастившийся на елке уныло каркал, глядя как воевода поганит его поляну. Исин больше из желания насолить пернатому вору крикнул:
      — Сам виноват. Лезешь куда не следует…
      И тоже полез отмываться.
      Солнце не успело подняться и на два пальца, как они снова двинулись вперед. Как ни в чем не бывало, яйцо покатилось вперед, теперь, правда, стараясь не отрываться от людей. Теперь оно, наученное горьким опытом, приноравливалось к богатырским шагам.
      Все шло так, как и должно было идти. Картага, что сидел за плечами у Гаврилы, вел себя примерно, яйцо не залезало вперед и не путалось под ногами, рассвет вставал тихий, обещающий неплохой денек.
      Солнце еще, правда не успело высушить росу на деревьях, и она крупными каплями сверкала на листьях и кончиках сосновых иголок. Гаврила наблюдал за этим с радостью на сердце, а Избор — слегка поругиваясь. Для него роса была не столь красивой, сколько мокрой и холодной. На долю Исина ночной влаги не доставалось и он, глядя на босые ноги воеводы напомнил.
      — Надо бы сказать им было, чтоб сапоги отклеили и одежду какую-нибудь достали бы…
      Исин кивнул.
      — Эй, слышишь? — он постучал пальцем по княжеской голове. — Найдется в ваших кладовых что-нибудь для воеводы?
      Картага с трудом повернулся, смерил Избора высокомерным взглядом и ответил.
      — Не знаю. Вряд ли.
      — Это еще почему?
      Исин, у которого давно чесались кулаки, понял что князь вот-вот даст ему повод. Князь это тоже уловил и спокойно сказал.
      — Да уж больно он на нас не похож.
      Довод был серьезным, но у Гаврилы в запасе был аргумент не хуже. Вытянув руку, он потряс кулаком у князя перед носом.
      — А ты все-таки прикажи поискать. Попытка — она ведь не пытка, так что ли?
      — Ладно, — пробурчал Картага. — Что найдем, то и дадим. Нам что, жалко что ли?
      Избору этот тон не понравился. Он чуть нагнулся, чтобы встретиться с князем взглядом и сказал с издевкой.
      — Ого! А ты у нас, оказывается, тоже безжалостный…. А я думал, что я один такой.
      Князь под этим взглядом поежился. Видно сидеть на богатырской спине было все же не так хорошо, как могло показаться со стороны.
      Они шли и шли, а солнце поднималось все выше и выше. Оно уже не грело затылки, а пекло макушки. Хотя лес и остался таким же густым, как и был, теперь он перемежался огромными полянами, заросшими разнотравьем. Лесная тропа, по которой они двигались, кончилась, как-то незаметно она распалась на ниточки следов и растаяла в кустах ежевики, но их дорога еще не кончилась.
      От поляны до поляны был лес, а от одного лесного пятна до другого тянулся цветущий луг. Подобревший от вида веселого леса Исин что-то запел. Под его тихое подвывание Гаврила сказал задумчиво:
      — Удивительное дело…
      — Что? — встрепенулся Избор, глазами отыскивая то, что увидел Масленников..
      — Я совершенно не чувствую опасности.
      Воевода удивленно поднял брови.
      — Сейчас объясню, — сказал Гаврила. — С тех пор как талисман опять у нас я не чувствую, что опасность где-то рядом…. Казалось бы и остроголовые, и песиголовцы и Муря…
      — А что тебе? Тебе-то вот уж точно бояться нечего…
      — Не о том речь! — досадуя, что воевода его не понимает, сказал богатырь. — Я не чувствую опасности ни для кого из нас. Ее просто нет. Вон Исин, дикий считай человек, и тот чувствует, что все кругом спокойно. Поверь мне это очень странное ощущение — целых полдня не чувствовать за собой вражьего взгляда.
      — На твоей спине сидя в мою не посмотришь, — весело отозвался хазарин. — Вон у князя морда-то какая кислая…
      — Этот-то? — Гаврила пожал плечами и князь на его спине смешно подпрыгнул. — Этот уже не в счет…
      Избор уловил усмешку в словах.
      — Вон ты как….
      Он покачал головой и сказал так, словно князь не сидел на плечах богатыря, а был где-то далеко.
      — Такими врагами не бросаются…
      — Чем он других-то лучше?
      — То враги тучей, а то нет никого…. Не бывает так. Пусть хоть один да будет….
      Гаврила упрямо качнул головой.
      — Нет уж. Оказывается без врагов жить спокойнее. Бережет нас «Лапка» …
      — Бережет? Нас-то с Исином, между прочим, елкой по головам стукнуло уже после того, как «Лапка» у нас была…
      Масленников не стал отвечать. Лес перед ними расступился, и они остановились перед огромной поляной или полем. Богатырь задрал голову вверх, разглядывая небо. Там было пусто. Оно казалось бездонным и настолько безоблачным, что единственной опасностью, которая могла свалиться, оттуда было само солнце. Гаврила смотрел на него не моргая и не отводя глаз.
      — Дождь будет? — спросил Исин.
      — Неприятности…
      — Что-то она нам еще точно приготовила? — вздохнул Избор.
      — Да кто она? — не понял хазарин.
      — Да уж не княжеская дочка… Судьба…
      Прикрыв глаза ладонью Исин посмотрел в небо. Оно было светлым, теплым и совсем не страшным.
      — По лесу идешь, а неба боишься. А вдруг волки из кустов? Волки не тучи. У них зубы…
      — Нас с тобой сегодя уже елкой по макушке садануло. Верная примета, что теперь до вечера все неприятности сверху падать будут.
      Исин потер ушибленную голову. Голова уже не болела и на солнечной полянке не думалось о непрятностях.
      — Это когда было!…
      В кустах рядом с ними зашуршало и они сразу же бросили глазеть в небо. Раздвинув ветки на поляну вышел старичок. Не обращая внимания на людей прокричал.
      — Благородный князь! Обед подан! Прикажите пригласить к обеду господ богатырей?
      — Приказываю! — кисло ответил Картага. Услышав голос князя старичок соизволил заметить людей.
      — Господа благородные богатыри! — обратился он к ним с поклоном. — Князь наш, Картага оказывает вам честь и приглашает на обед, в честь своей прогулки!
      Избор рассмеялся, а Масленников побледнел от гнева. Гнусный старик ловко дал понять, что считает их наравне с вьючными животными.
      Движением быстрым как взмах меча Гаврила наступил на посланца, тот испуганно пискнул, но ничего страшного с ним не произошло.
      — Брось шутить, — сказал богатырь. — В следующий раз я об тебя ноги пачкать не буду. Товарищей попрошу.
      Он ткнул в грудь Избору с такой силой, что богатырский палец выскочил из воеводской спины. Избор осторожно шагнул назад, снимаясь с бесплотной руки, и пошел к ковру, расстеленному старичками чуть поодаль. То, что там виднелось, было куда как интереснее, чем Гаврилов гнев.
      Подошел и остановился. Роскошь ковра могла соперничать разве что с роскошью блюд приготовленных старичками для княжеской трапезы. Старички постарались на славу. Там стояли блюда с мясом, дичью, рыбой, а между ними, словно оазисы посреди пустыни виднелись кувшины с напитками.
      Вокруг ковра лежали подушки. Избор присмотрел себе одну помягче, наступил ногой, но к удивлению своему ничего не почувствовал — почти половина подушек и половина ковра, а так же всего того, что стояло на ковре явно предназначалась для князя и Масленникова. Он подхватил с земли путеводное яйцо. Пока раздумывал что делать с ним снизу пропищало:
      — Одежда для господина благородного богатыря!
      В пестроте узоров ковра он не разглядел ничего и спросил, обращаясь сразу ко всем кувшинам и мискам.
      — Где?
      По подушке, что лежала слева от него мелькнула тень, какое-то движение произошло там, и материя развернулась, превращаясь в цветной халат. Осторожно подцепив халат одним пальцем, Избор поднял его над ковром. Из развернувшейся материи вылетели добротные сапоги с весело загнутыми носами. Он не успел подхватить их и они плюхнулись в блюдо с жареным мясом. Над ухом обиженно охнуло, Исин огорченно втянул слюну, но рано он печалился. Все обошлось — мясо предназначалось для Гаврилы и князя.
      Облегченно вздохнув, Избор принялся рассматривать сапоги. Сапоги ему принесли богатые. Что-то зашевелилось у воеводы в голове, когда мягкая кожа голенища смялась под пальцами, но едва забрезжившую мысль прогнало появление другой — этих сапог ему хватит самое большое на несколько дней. По княжеским теремам ходить еще туда-сюда, а вот по лесам, по чащобам… Он покачал головой. На них были какие-то пряжки, кисточки, лисий мех по халявам… Сапоги эти явно не для богатырских дорог, но других никто не предлагал. Вздохнув, он уселся и аккуратно, чтобы не порвать тонкой кожи натянул их на ноги. Тот, на кого они шились, был мельче Избора, но мягкая кожа растянулась и вскоре по ноге побежало приятное тепло. Воевода пошевелил ступнями и присушиваясь к скрипу кожи начал пристально рассматривать халат.
      Сапоги были богатые, но с халатом они не шли ни в какое сравнение. Шивший его умелец не пожалел для него ни тяжелой парчи, ни золотого шитья, ни драгоценных камней. Хазарин за спиной завистливо вздохнул.
      — Вот так удача… Повезло тебе. Тут самоцветов — печку сложить можно.
      Избор провел рукой по мягкой переливчатой подкладке, пальцы скользнули по простеганной квадратами ярко-голубой материи.
      — Паволока! — со знанием дела сказал Исин. — Я на кагане такой видел. Победнее, правда.
      Зависти в его голосе прибавилось.
      — Если мал будет — тебе отдам… — пообещал богатырь. Он еще не решаясь накинуть халат на плечи смотрел на него, как смотрел бы на лавку золотых дел мастера.
      — Что-то он мне напоминает… Вспомнить не могу.
      — Халат как халат, — нетерпеливо ответил Исин. — В заморских странах, я слыхал, таких у богатых людей — двенадцать на дюжину…
      — Так это в заморских странах… А сюда-то он как попал? На чьих плечах?
      Избор присел перед старичком, и, понизив голос, чтобы Картага не услышал, спросил.
      — Князю, что ли на вырост держите?
      Старичок блудливо отвел глаза.
      Избор не стал привередничать, понимая, что и такой халат для княжеских кладовых большая редкость. Бормоча в полголоса слова благодарности, он влез в халат и закрутил плечами устраиваясь в нем..
      — Ну что? — спросил Исин, глядя, как воевода понапрасну пытается закрыть рукавами руки. Те заканчивались чуть ниже локтей. — Не мал?
      — Нет. Не мал… — пробурчал в ответ воевода.
      Исин уже понял, что халат ему не достанется, но не сделать еще одной попытки не мог.
      — Ну, как не мал…. Вон рукава-то…
      — Не мал.
      Избор поднял плечи, сгорбился, втягивая руки в рукава.
      — Это я для него велик, а он — ничего…
      Подошел остывший Гаврила. Оглядев воеводу, посоветовал.
      — Камни спори, а то ветками посшибает. Сбережешь, так хоть коней купим…
      Он опустился на свою половину ковра и отвязал заскучавшего князя. От картагиных старичков можно было ждать чего угодно, в том числе и отравы в каком-нибудь кувшине и оттого все, что он намеревался съесть первым должен будет попробовать князь. Не развязывая ему рук, он осторожно начал макать князя поочередно в каждое блюдо, приговаривая при этом.
      — Князю честь — первая ложка …
      Картага ничего другого и не ждал и поэтому, после последнего блюда на вопрос богатыря «Наелся ли он?» возмущаться не стал, а только кивнул.
      Пробовать уже было нечего, и Гаврила сказал.
      — Сухая ложка рот дерет. Теперь самое время выпить
      Так же тщательно не пропуская ни одного кувшина и не одной чашки он заставлял князя окунуться в них. Когда Картага позабыв о достоинстве, начал плеваться, Гаврила вынул его и объявил:
      — Отдых!
      Поводя осовелыми глазами, князь попробовал, было, дотянуться до последнего кувшина, в котором побывал, но богатырь почти добродушно шлепнул его по руке.
      — Не балуй, оторву! Гостям оставь…
      Увязав князя покрепче, Гаврила уложил его на виду, чтобы был под руками. Исин сунулся, было к блюдам, но Избор остановил его.
      — Потерпи. Поглядим, что с князем будет…
      Смотреть на еду сил не было. Голод грыз кишки и они старались не смотреть на ковер перед собой. Взгляд Избора все время возвращался в небо. Исин проследил за ним и довольно хлопнул рукой по земле.
      — Дракон!
      Гаврила вскочил, забыв о голоде, но Исин, ухмыльнувшись, пояснил.
      — Опасность. Ну, та, о которой Избор говорит! Это наверняка будет дракон.
      — Почему дракон?
      — Конечно дракон! Мы ведь лесом пойдем — значит, неба не увидим. Они уж постараются, чтоб все было внезапно…
      Избор примерил Исинову мысль и отбросил ее.
      — Слишком просто все у тебя…
      Он не то чтоб не разделял опасений Гаврилы — опасность для них несомненно была, только вот никто не мог наверное знать какой она будет.
      Прошел год, с тех пор как он столкнулся с талисманом и с магами остроголовых. За это время он понял, что те настойчивы, изобретательны, и не повторяются в своих хитростях. С издевкой он подумал, что те считают себя настолько умными, что придумать новую ловушку не представляло для них большого труда. Только какова цена этой хитрости? «Паучья лапка» все еще оставалась на Руси.
      — Что молчишь? — спросил Масленников воеводу.
      — Думаю, — ответил Избор, разглядывая складки на своем радужном халате. — Размышляю. Мозгами раскидываю.
      — Пробросаешься. Не забудь назад собрать, когда дальше пойдем.
      Избор не ответил. Задумчиво разглядывая полу халата, он вдруг спросил.
      — Как думаете, они нас за дураков не держат?
      — А у них память хорошая? — вопросом на вопрос ответил Исин.
      — Да уж, я думаю, не хуже нашей.
      — Тогда, надеюсь, принимают всерьез. Должны были уже понять, что с нами шутки плохи.
      Хазарин принялся загибать пальцы.
      — Отцов побили, сыновей, внуков и дедов даже…
      — В таком случае, я думаю, что это будет не дракон… — остановил его Избор — Вспомни. Они ведь еще ни разу не повторились.
      — Так-то оно так, — после раздумья согласился Гаврила.
      — И в таком случае нам остается этому только радоваться. Значит, дракона не будет.
      — Не должно, — поправил его Избор. — Но кто знает, может быть то, что они нам приготовили не этот раз — во сто крат хуже?
      — Так уж и во сто? Быть того не может! — безмятежно ответил Масленников. — И вообще, то, что талисман у нас, искупает все возможные неприятности.
      — Давай-ка лучше поедим.

      Исин тут же потянулся к ближнему блюду, но осмотрительный воевода предложил:
      — Погляди сперва, жив князь-то, али помер.
      Князь лежал перед ними на животе, неудобно подвернув руку. Склонясь над ним Гаврила уловил дыхание, а когда тронул его, тот заворчал, как собачонка, хоть и не укусил. Богатырь облегченно вздохнул.
      — Меры не знаешь, князь. Хорошо, что воли тебе не дали, а то лопнул бы…
      Гаврила задумался над тем, что сказал, а потом радостно ударил себя по коленке.
      — Выходит, я тебе жизнь спас?
      Не говоря ни слова, князь сел на ковер и стел гладить живот. Похоже, что ему было не хорошо, но самое главное уже было видно — умирать князь не собирался.
      — Маленький-то, маленький, а съел-то сколько… — с некоторым удивлением заметил Исин, оглядывая княжескую половину ковра. — Только, вроде, перекормил ты его, Гаврила.
      — Первый и последний раз, — заверил Масленников. — Теперь буду держать его в черном теле.
      Исин окинул взглядом жалкую фигурку князя и сказал:
      — Пожалей его, Гаврила! Он тебя не объест. Он добрый — вон какой халат Избору подарил.
      — Пожалеть? Ни за что! — вернул Исину его усмешку Гаврила. — Я же не за себя — за халат и боюсь.
      — С какой это стати? — удивился Избор.
      — Ну как же! Будет есть хорошо — вырастет. Придется тебе ему халат возвращать.
      На вкус обед оказался едва ли не лучше, чем на взгляд. Изголодавшийся богатырь набросился на него словно не ел несколько дней, хотя со времени последнего обеда прошло не более суток.
      Поступил Гаврила предусмотрительно — сразу отобрал то, что намеривался забрать с собой в дорогу: ковригу хлеба, несколько ломтей сушеного мяса и замысловатую баклажку побольше с плеском внутри, а уж только потом взялся за то что нести было неудобно.
      Избор посмотрел на Гаврилу, ронявшего куски мяса в блюда с изысканнейшими соусами и со вздохом развязал свой мешок. По сравнению с великолепием ковра еда из мешка была достойна горестных вздохов. Увидев что собирается есть Избор Гаврила аж поперхнулся. Он закашлялся, ногой опрокинул кубок. Его удивление гораздо больше, нежели слова, которые он, кстати, так и не произнес, заставили Избора вопросительно поднять брови. Наливаясь кровью от незаглоченного куска, он только показал рукой на окружавшее их роскошь и изобилие. Избор отрицательно замотал головой.
      — Почему? — спросил тогда Гаврила, ради этого вопроса не пожалевший сплюнуть в траву добрый кус мяса.
      — Рисковать не хочу.
      — Ты думаешь, что они все же попытаются нас отравить? — недоверчиво спросил Исин, покосившись на осовелого князя. Кусок, что он уже собирался отправить в рот, застыл в воздухе. — Ведь князь…
      Избор опять качнул головой.
      — Нет. Вряд ли они решатся нас отравить, хотя бы потому, что им не нужна наша смерть. А вот усыпить…. Чтобы получить талисман назад им достаточно просто усыпить меня и Исина.
      Гаврила посмотрел на Картагу, и, уже ничего не боясь, вонзил зубы в мясо. Следующий кусок он макнул в блюдо с соусом. Исин дернул кадыком и медленно кивнул. Эта мысль еще не приходила ему в голову, хотя и должна бы. Он нехотя положил лакомый кусок на ковер.
      — Давай поступим так, как Гаврила. Поймаем кого-нибудь да накормим… — сказал хазарин. Когда он говорил, во рту булькало, словно у него там был полный рот воды.
      — Это ничего не изменит.
      — Почему?
      Избор охотно объяснил почему.
      — В лучшем для нас случае, если все это не отравлено и не приправлено сонным зельем — мы поедим. Ну, а в лучшем случае для них, я имею в виду тот случай, что это ловушка и она сработает, то у ковра останутся два спящих человека и два спящих старичка. Если это случится, то можешь быть уверен, проснувшись мы не найдем тут ни талисмана, ни Картаги. Так стоит ли рисковать «Паучьей лапкой» из-за возможности набить брюхо вкусной едой?
      Гаврила прекратил жевать и посмотрел на князя.
      Князь спал…
      — Светлые Боги! — воскликнул Гаврила. — Неужели ты прав?
      — Ну и что же? — спокойно спросил Избор. — Даже если я прав нам ничего не грозит.
      Богатырь непочтительно ткнул пальцем в старика. Тот дернулся, попытался подняться и Гаврила облегченно рассмеялся.
      — Нет, ребята. Все в порядке. Живой.
      Не отрывая голодного взгляда от ковра Исин сказал.
      — Наверное ты умнее все их вместе взятых… Надо же как придумал!
      — Коварнее… — поравил с набитым ртом Гаврила. По его рукам тек жир, он слизывал его. — Я слышал, был один ромей, так тот сам себя перехитрил.
      Рука Исина вроде как сама собой потянулась к бараньему боку. Он и смотрел-т в другую сторону. А рука сама собой…
      — Может быть это просто не пришло им в головы?
      — Может быт, — согласился Избор. — Но, скорее всего, они любят своего князя больше, чем боятся остроголовых.
      — На наше счастье.
      — Именно.
      Гаврила убедившись, что бояться больше нечего вновь налег на еду, а Избор, отрезав себе и Исину по куску хлеба из мешка, принялся жевать. Он двигал челюстями и вслушивался в звуки, доносившиеся до него с луга и из леса. Луг перед ним был тих и медленное жужжание пчел, витавшее над ним, не беспокоило воеводу. А лес, что начинался за его спиной, был наполнен обычными звуками. Там трещали ветки, шлепали друг о друга ладошки листьев. Это был обычный лесной шум — нестрашный и не интересный, но предчувствие неприятностей заставляло Избора держаться настороже, и вслушиваться в кружившие вокруг звуки. А вдруг?
      И вдруг.
      Они больше смотрели в небо, чем по сторонам и оттого никто из них не заметил, что произошло в эти мгновения на лугу прямо перед ними. Исин первым понял, что что-то началось. Когда они вскочили, то увидели, как на траве уже ворочалось и вспухало что-то черное, похожее на дым костра. Масленников застыл с куриной ногой в руке и стал на мгновение похож на каменную фигуру из ромейского фонтана — из наклоненного кувшина на ковёр медленно стекало вино. День стал тускнеть.
      В сгустившейся темноте богатыри ощущали какое-то движение, но кто там двигался и для чего?
      — Зверь, — чуть дрогнувшим голосом сказал Масленников, — но почему не с неба?
      Черная туча на лугу продолжала ворочаться, словно собираясь с силами, но ничего не менялось. Только вино в кувшине у Гаврилы закончилось и он перестал напоминать фонтан.
      — Зверь ли? — в полголоса сказал Исин. — Может это и не зверь, вовсе.
      Вместо ответа Масленников размахнулся и бросил кувшин в сторону облака. Кувшин не успел пролететь и половины расстояния до него, как облако изменилось. Оно уплотнилось, вытянулось вверх, длинным черным хоботом соединив небо и землю.
      До людей донесся свист и мощный порыв ветра прижал к земле траву и кустарник по лицам стеганули жесткие струи ветра.
      — Ого! — сказал Избор. — Это более чем серьезно.
      Новый порыв заставил их пригнуться.
      — Яйцо! — не своим голосом заорал Гаврила. Избор присел, нашаривая в траве проводника. У людей были руки, чтобы держаться за землю и ноги, чтобы убежать от опасности, а у яйца не было ни того не другого. Одной рукой воевода подхватил белобокого проводника и сунул в карман. Уже через секунду, когда ветер толкнул его так, что он едва не упал, он понял, что выбрал не лучшее место. Подхватив с ковра краюху хлеба он быстрым движение вырвал из середины кусок и сунул яйцо внутрь, а ковригу запихнул поглубже в мешок.
      Теперь все ценное, что у них еще оставалось, он мог нести одной рукой.
      Ковер задергался, заполоскал двумя концами, в траву полетели кувшины, блюда с закусками. На секунду это отвлекло их и этого времени оказалось вполне достаточно, чтоб эта толстая черная кишка как-то рывком очутилась совсем рядом с ними. От нее веяло холодом, но это была не та приятная прохлада, которой радуется сердце путников в жаркий день, а знобящий, сухой холод ледяной пустыни.
      Избор зябко запахнул халат. Его полы развевались так сильно, что приходилось придерживать их руками. Держась за бока оглянулся. Все было на своих местах — мешок, клетка с подделкой. Если придется бежать, то они смогут сделать это в любое мгновение.
      — Самум! — удивленно сказал Гаврила. — Я встречал такое на Востоке.
      — Что? — не расслышал Избор. — Что ты говоришь?
      Масленников наклонился к уху воеводы и прокричал, перекрывая рев ветра:
      — Это самум. Я видел такое только в пустынях на Востоке.
      Ветер, круживший листву, еще прибавил, и по траве покатились подносы. Жареные птицы на блюдах задергались, словно живые. Уплотнившийся воздух толкнул Избора и тот, сдвинутый ветром, попытался ухватиться за Гаврилу, но руки не нашли ничего за что можно было бы зацепиться. Исин попытался поддержать его, наклонился, но ветер, налетев сбоку, опрокинул и покатил к черному хоботу. Хазарин цеплялся руками за траву, за ветки проносящихся мимо кустов, но трава выдираясь с корнями, бросала ему в лицо землю и камни, а ветки ломались, словно были заодно с теми, кто напустил, на людей этот странный вихрь. Воздух вокруг взбесился. Он наполнял грудь, грозя разорвать ее, он давил на глаза, словно тайной целью того, что тут творилось, было вдавить их в глубину голов и лишить людей возможности увидеть то, что вихрь собирался сделать с ними.
      Ветер взвыл, радуясь первой победе, и навалился на Масленникова, но то, что ему удалось сделать с сотником, сделать с богатырем было просто невозможно. Ветер пролетал сквозь него, не причиняя никакого вреда.
      — Держись! — прокричал богатырь Избору. — Ползи в лес! Там он не так страшен!
      Черная воронка смерча пока пошатывалась, но стояла на месте. Широкий конец его болтался над деревьями, а узкий с силой буравил землю, сдирая с нее клочья дерна. Этот упиравшийся в землю конец отливал чернотой, но чем выше поднимался взгляд по этому столбу, тем светлее он становился.
      Он серел, серел, а на самом верху становился светло-серым облаком. Там что-то шумело и временами испускало грозный гул. Совет Гаврилы было не просто услышать и еще сложнее выполнить. Исин хватался руками за все что только мог достать, но ветер продолжал катить его вперед. Смерч притягивал его к себе как янтарь пушинку. Ему пришлось бы совсем плохо, но на полдороге сотнику улыбнулась удача — одна из рук по локоть провалилась в землю. Он мысленно благословил мышь, что вырыла себе нору в этом месте и стал толкать руку глубже и глубже. Сжав пальцы в кулак, он уперся ногой в подвернувшуюся кочку и остановился. У него хватило сил встать и успокаивающе помахать свободной рукой и тогда черный столб, приняв это за приглашение, сам двинулся ему навстречу.
      Гавриле, бессильно наблюдавшему за всем этим, стало ясно, что те, кто все это устроил, уже не надеялись, что смогут украсть или отобрать талисман у них, а решили кончить дело разом, унеся и «Паучью лапку» и тех, кто ее нес.
      В одно мгновение богатырь оказался рядом с воеводой, но что он мог сделать?
      Держа в зубах мешок, а в одной руке клетку с талисманом, воевода, медленно впихивая пальцы свободной руки в землю, отползал от кружащейся воронки, но ветер не шутил. Новые Изборовы сапоги надулись, и он боялся оторвать ноги от земли, зная, что те тут же соскочат с ног и улетят черти куда.
      И все же хуже всех было Гавриле. Скрипя зубами он метался по поляне, забыв обо всем, кроме мерзости своего положения. Богатырь то подбегал к воронке смерча, то оказывался около воеводы. С каждым мгновением перебежки его от одного к другому становились все короче и короче. Позабытый всеми сотник неестественно кренясь с натугой пронзая ветер уходил прочь от вихря. Ветер круживший по поляне усилился на столько, что поднял в воздух и ковер, точнее ту его часть, которая предназначалась для хазарина и воеводы. Блестя золотой вышивкой он, словно большая плоская рыба — Гаврила видал таких в Царьграде — шевеля бахромой потащился над травой к воронке смерча. Масленников вовремя успел заметить это и ухватился за свою половину. Теперь он знал, чем и как поможет друзьям. Ухватившись за свой край, он потащил его к Избору.
      — Хватайся! Вдвоем выстоим!
      Воевода, уже процарапывающий скрюченными пальцами борозды в мягкой земле, ничего не ответил, но за ковер ухватился. Только сейчас богатырь почувствовал силу урагана бушевавшего на поляне. Ветер крутил воздух вокруг них так, что ковер, стал ковром самолетом. Он рвался вверх, в небо. Твердый как деревяшка, болтающийся из стороны в сторону ковер удержать было нелегко. Богатырь в кровь драл пальцы золотой канителью, а смерч все ближе и ближе подползал к ним. Теперь он казался похожим на змею, приподнявшую над землей свое тело и выбирающую мгновение для броска и укуса. Сбрасывая с себя наваждение, он длинно выругался. Рядом эхом отозвался Избор, а Исин издали добавил к этому кое-что от себя. В ответ ковер дернуло с такой силой, что Гаврила упал на колени. Он заревел от унижения и крикнул:
      — Делай как я!
      Продолжая удерживать ковер одной рукой, он другой выхватил меч и ударил по полотну. С веселым треском призрачная сталь отсекла от призрачной части ковра неширокую ленту. Гаврила намотал ее на кулак и крикнул Избору.
      — Теперь ты!
      Избор понял, чего хочет Масленников, и метательным ножом с четвертого раза разрезал свою сторону ковра.
      Ничем более не удерживаемый, ковер, словно бич, щелкнул, взлетел в воздух и накрыл воронку. Из облака пыли донеслось громкое чавканье, будто кто-то там, в наполненном ветром чреве смерча, захотел попробовать каковы они бывают на вкус, эти ковры с золотым шитьем. На мгновение ветер утих и тут Гаврила дернул за ленту, что держал в руках. Избор, преодолевая разом ослабший поток, пролетел несколько саженей, успев увидеть как хазарин, то же воспользовавшись затишьем, бежит прочь, припадая к земле.
      — Где князь? — завертелся на месте Исин — Картага где?
      — Пес с ним! Самим бы уйти.
      Но время ушло и не уходить нужно было, а убегать. Избор принял это как неизбежное. Гордость его молчала. То, что он хотел сделать, было не позорным бегством перед более сильным врагом, а отступлением перед силами природы. Еще кувыркаясь по земле, он крикнул Исину:
      — В лес! Беги в лес! Там ему не разгуляться…
      Дважды повторять это не пришлось. Избор и сам, подхватив мешок, и огромными прыжками добрался до первых деревьев.
      Черный жгут, соединявший землю и небо, наконец-то понял, что с ковром ему не справиться. Так и не разжевав его, он выплюнул полотнище на траву и, колтыхаясь из стороны в сторону, двинулся к Гавриле — единственному, кто остался в поле.
      Тот ждал его стоя молча и неподвижно. Исин, увидев это противостояние — человек против смерча — взвыл из-за дерева.
      — Брось! Не вяжись…
      Но Гаврила не ответил. Он достал меч и спокойно ждал вихря, несколько картинно выставив ногу вперед. Богатырь ничуть не сомневался, что этот вихрь, как и все неприятное, что уже случалось с ними на этом пути дело хитрости и коварства магов Вечного Города. Когда столб ветра приблизился к нему, он сделал шаг вперед и плюнул в самую середину вихря.
      — Скоморох! — взвыл Избор, озлясь этим мальчишеством. — Нашел время!
      Гаврила повернулся на каблуках и медленно, с достоинством пошел к лесу, откуда Избор грозил кулаком не то ему, не то смерчу. Вихрь нагнал богатыря, подпрыгнул, и, словно сачком, накрыл его своей воронкой.
      Избор сжал кулаки. Казалось, что протянувшаяся с неба рука подхватила Гаврилу словно муху и мнет его там, кроша кости. Но прошло несколько секунд, и богатырь как ни в чем ни бывало вышел из него и пошагал дальше.
      Цепной собакой ветер прыгал вокруг него, но богатырь — воеводе это было отлично видно — слегка улыбаясь ходил по поляне отыскивая отложенную в запас еду. Дело у него продвигалось туго — пыль и трава, ветки и куски мяса, блюда и кувшины мельтешили вокруг него, мешая понять, что тут к чему.
      Решив помочь ему в поисках, Избор вышел из кустов. Тотчас вихрь накренился и плавно пополз к нему. Переведя взгляд с богатыря на кишку, воевода подождал, пока та подойдет поближе, и отступил за кусты. Оттуда прокричал:
      — Нечего там рассиживаться! Уходи пока можно.
      Ответа Масленникова он не расслышал. На поляне загрохотало и смерч разом вырос. Теперь он стал выше деревьев. Исин смотрел на него загороженный, широким дубом. Дерево было матерым, замшелым, корнями глубоко уходившее в землю, но даже оно не показалось Исину надежной защитой.
      Из дуба, пятясь и задрав голову кверху вышел Масленников. Он молчал, но на спине читалась тоже, что и на лице у Исина. На их глазах смерч еще вырос и плывущие в высоте облака закрутились вокруг него веселым хороводом.
      — Вот они как! — сказал он.

      — Как это «как»?
      — Вот так, — Гаврила махнул рукой в сторону смерча и спохватившись сказал: — Смерти дожидаетесь? Бежим!
      Избор вспомнил, как только что ветер полоскал его, словно прапорец и не стал спрашивать — «Куда?»
      «Лес большой, деревья толстые, — подумал он. — Укроют».
      Он не успел сделать и шага, как вой ветра перекрыл сочный треск. Лесной полумрак, окружавший их, распался на части, стоявшая перед дубом ель отлетела в сторону, и перед ними вновь вырос столб смерча.
      Люди переглянулись и не сговариваясь побежали в глубину леса. Треск ломающихся деревьев остался за спиной. Остался. Не пропал. Упорству маги остроголовых могли поучить кого угодно. Каждый из спасающихся бегством понимал, что затеянное магами еще не кончилось. Оно только начиналось, и пока между ними шла схватка, не было ни побежденных, ни победителей. Но когда схватка закончится, то они обязательно должны будут появиться.
      А пока… Стволы по сторонам сливались в размазанную движением коричнево-зеленую полосу. Она рывками двигалась мимо них, иногда выбрасывая из себя крепкие стволы, которые приходилось оббегать, чтобы не сломать голову. Гаврила, которому деревья не мешали, мог бы с легкостью обогнать друзей, но держался позади, поглядывая за смерчем. Он по привычке иногда бил себя по кулаку, но без обычных убийственных последствий.
      Они бежали вперед до тех пор, пока лес не кончился. Произошло это на удивление скоро. Тяжело дыша Исин с Избором остановились на границе нового луга.
      Перед ними лежало настоящее поле, то здесь, то там усеянное родимыми пятнами леса. Деревьев перед богатырями было очень мало, а поля — очень много. За их спинами продолжало грохотать. Оглянувшись, они увидели спешащий к ним столб смерча. Приближающийся треск означал, что теперь ветер набрал силы и валил деревья. Верхняя часть ветрового столба уже не была светло-серой, как несколько минут назад, а приобрела какую-то угрожающую лиловатость. В ней кружили стволы деревьев, ветки спутанные плети кустов.
      Избор смотрел на все это, лихорадочно соображая, что для них сейчас будет лучше: бежать через поляну к такой далекой стене леса или попытаться спрятаться за ближними деревьями?
      Он посмотрел налево. Деревья там стояли все реже и реже, и сквозь них просвечивала та же самая поляна. Зато справа лес вроде бы густел.
      От этих мыслей его отвлек смех Масленникова. Глядя на смерч, единственный из них, кому он не был страшен, смеялся и стучал себя по колену.
      — Ну, поганцы, ну хитрецы! Всех гадов поубиваю!
      — Что это он? — спросил Избора Исин. — Рехнулся?
      — Как место-то гады выбрали! — почти с восхищением в голосе оказал богатырь. Видя что ни Избор, ни Исин его не понимают он пояснил.
      — Я о старичках картагиных. Опять они нас провели! Вы все решали, кого они больше боятся — нас или остроголовых…Как подставили!
      Воевода отрицательно покачал головой.
      — Пока нет еще. Они только пытаются это сделать! А вот получится у них это или нет — поглядим еще!
      — Что предлагаешь?
      Избор озирался.
      — Сбежать бы куда.
      — Куда? — спросил Исин. Ветер сорвал слова с его губ и унес в смерч.
      — Вот кто бы посоветовал…
      За советом дело не стало. Ветер пихнул их так, что они не сговариваясь сорвались с места — Исин с Избором чуть впереди, а Гаврила чуть сзади. Воевода бежал первым, не глядя по сторонам, следом за ним во всю шевелил ногами хазарин, а Гаврила замыкавший цепочку иногда оглядывался, как и положено тому, у кого за плечами враг.
      А враг и не думал отставать. Пробив проход в стене из деревьев, смерч выкатился на ровное место и, набирая скорость, понесся к ним.
      — Не отстает! — крикнул Гаврила не сбавляя хода.
      — Как-же, отстанет… Он теперь как собака от нас не отвяжетя, — прокричал Исин. Услыхав слово «собака» Масленников встал как вкопанный. Обернувшись на пропавшее звяканье Избор крикнул.
      — Ты чего?
      — Яйцо где? Оно же там осталось…
      — В мешке твое яйцо. Беги!
      — Гора с плеч! — выдохнул свое напряжение Гаврила, но смерч, прыгнув вперед, дал новый повод для беспокойства.
      — Бежим!
      Ветер дышал им в спины, словно настигающий зверью На ровном месте, где ему ничего не мешало, он двигался гораздо быстрее. Теперь он не старался напугать их, раздирая дерн и вырывая траву. Набрав силу, он не пугал, чтобы показаться опасным, он стал по настоящему опасным. Воздух вокруг беглецов уплотнился. Задувавший навстречу ветер сильный, словно течение горной реки старался смести богатырей в сторону, закрутить, заставить бегать по кругу.
      Движение сквозь него требовало от Избора напряжения всех сил. Всех до последнего предела, до темноты в глазах. К счастью эти силы у них еще были, и они вкладывали их в свои ноги.
      В очередной раз оглянувшись, Гаврила обнаружил у себя за спиной что-то новенькое. Как опытный воин он каждый раз, когда оборачивался не только присматривал за врагом, о котором знал, но и искал там новых недругов, и вот в очередной раз обернувшись, он увидел высоко в небе облако, странной угловатостью выделявшееся из собранных сюда ветром сонма грозных, но все-таки курчавых облаков.
      Против всех правил углов у него было четыре и больше всего оно походило на заброшенный в небо кусок забора.
      — Эй, поглядите! Опять что-то сверху.
      В словах Масленникова было столько усталого удивления, что Избор остановился, приложив ладонь козырьком к глазам, и поискал в небе то, чем Судьба решила испытать их еще раз.
      — Ковер-самолет? — предположил задравший рядом голову хазарин. — Кто-то из остроголовых? Хорошо, Избор, что ты дубину не бросил. Сейчас помахаемся…
      Избор потратил нисколько драгоценных секунд, разглядывая это странное облако. Смерч уже буравил землю в сотне шагов от них.
      — Ковер-самолет, — согласился он с Исином. — Но вряд ли это кто-то из остроголовых.
      — Почему?
      — Ковер-то уж больно знакомый! — сказал воевода. Исин вгляделся и ахнул…
      — Муря?
      Гаврила прищурил глаз, словно целился в колдуна.
      — Похоже, он самый.
      Порыв ветра особенно сильный чуть не опрокинул Избора в траву, и напомнил о том, что ближайший их враг вовсе не витает в облаках, а грызет землю рядом, уже в полусотне шагов от них.
      — Бежим, — скомандовал воевода, начиная потихоньку пятится от приближающегося смерча, но при этом не отводя взгляда от ковра старого колдуна.
      — Говорил я тебе, в горах его еще прибить нужно было. Ухайдакали бы и делу конец… Он нам сейчас такое устроит…
      — Погоди каркать, — оборвал его Исин. — Может он сегодня добрый?
      Гаврила только махнул рукой.
      — Видали мы его добрым! С его добротой только нож в зубы, да в лес, к разбойникам. Как раз за своего примут.
      Последнее слово осталось за Масленниковым. Избор ничего не сказал. Он смотрел на Мурю, что как раз появившегося над краем ковра. Бежать вывернув голову назад было неудобно, но то, что творилось в небе было жизненно важным.
      Раскинув руки в стороны, старый колдун размахивал ими, совершая таинственные движения. Богатырям было странно видеть, что ветер, круживший наверху облака, никак не действовал ни на колдуна, ни на его ковер.
      Тот весел в небе, словно прибитый гвоздями, а сам колдун расхаживал по нему, совершенно не опасаясь, что его с ковра может сбросить вниз свирепствовавший вокруг ветер. Избор вспомнил, как в прошлом году Гы, так же, ветром, сумел забросить колдуна неведомо куда и против воли улыбнулся. Колдун за этот год поумнел. Похоже, сложил какие-то новые заклятья, что остановили ветер вокруг него и теперь готовился сделать что-нибудь еще более героическое. Левой рукой он описал над головой круг и прокричал так громко, что его услышали и на земле:
      — Кровью нетопыря, шерстью рыжего дракона, крылом нетопыря и Веткой Смородины заклинаю и приказываю — ОСТАНОВИСЬ!
      Голос его заметался, отражаясь среди облаков и ветер, словно и впрямь испугавшись этого шума и грома, вдруг замер на месте. Смерч остался таким же черным и грозным, но ветер на лугу стих.
      Простое лесное разнотравье перестало походить на водоросли, что непрерывно терзаются течением горной реки. Трава улеглась. Приглядевшись к утихомирившемуся смерчу, богатыри увидели, что их от него отделяет нечто вроде высокой прозрачной стены. Ураган налетел на нее, отскочил, сплющившись, и встал.
      — Бежим! — крикнул Гаврила, решив, что самое время воспользоваться таким удачным моментом.
      — Зачем? — спросил Исин с любопытством озираясь по сторонам. — Смерч дальше не двинется.
      Избор не стал объяснять, что к чему, а только спросил:
      — А для чего, ты думаешь, он остановил его?
      Не дожидаясь ответа, Избор побежал прочь от прозрачной стены. Исин нагнал его и напомнил:
      — Талисман же с нами.
      — Вот именно.
      — Лапка же у нас, а с ней он не опасен! — повторил сотник.
      — Хотел бы я знать кто нам сейчас не опасен, — с неожиданной тоской в голосе сказал Избор. Он дотронулся до мешка и отдернул руку.
      — Не думай об этом, — совершенно серьезно сказал Исин. — Пусть только опустится. Мы его опять Лапкой приделаем. Костей не соберет.
      Исин как всегда был прав, но его правда была «до кустов». А вот что будет за кустами, он не подумал.
      — Он-то конечно рухнет, да ведь и стена его то же… А там кроме смерча и остроголовые пожалуют… И песиголовцы подоспеют…
      Исин, словно только сейчас понял, что тут твориться сказал.
      — Надо же… Шли, никого не трогали и вот на тебе… Чего это он взбеленился? Договорились, вроде…
      Гаврила до сих пор молчавший ответил:
      — Догадался, наверное, что мы его вокруг пальца обвели, талисман утаили…
 
      Воздух, что сгустившись сдерживал смерч стал сдвигаться и, подчиняясь движениям рук колдуна, стал изгибаться подковой, охватывая смертоносный вихрь с трех сторон. Вихрь сопротивлялся, гремел молниями.
      Под этот грохот они побежали к еще далекому лесу, но тут землю перед ними вспорола голубая молния. Гаврила поднял голову и погрозил колдуну кулаком.
      — Ты что сдурел? — прокричал богатырь. — Мы же договорились?
      Сейчас Муре было не до них, но он улучил мгновение для ответа.
      — Воры вы и разбойники, — прокатился по поднебесью его голос. — Погодите. Доберусь я до вас!
      В голосе старика слышалось усталое торжество.
      — Нет у вас ни чести, ни совести! Вы же меня обманули бессовестно! Есть у вас талисман! Есть!
      Вихрь вздыбился и ударил в прозрачную стену, так что гул оглушил людей. Тряся головой, Избор ответил.
      — Этот что ли?
      Он поднял над головой клетку с талисманом. Муря, занятый вихрем, не ответил.
      — Сто лет, небось, прожил, а ума не нажил. Ты же сам эту подделку в руках держал! Это есть. Если нужно тебе, так спускайся по-хорошему, подарю…
      Муря не ответил. Смерч, отчаявшись пробить стену, превратился в тонкое веретено и чтобы вырваться попытался просверлить стену, но Муря не проглядел этого. Словно паук, закручивающий осу паутиной он петлю за петлей набрасывал на него свое невидимое волшебство, смыкал незримую подкову в кольцо.
      — Твой же ковер летит! — крикнул ему Исин. — А если б это был настоящий талисман от тебя и мусора бы не осталось… Летит ведь? Отвечай!
      Он ждал согласия, но вместо этого Муря проорал.
      — А почему я вас тогда в зеркале не вижу? А? Значит при вас талисман!
      Колдун замолчал так резко, что Избору почудилось, что чья-то невидимая рука, там наверху, ухватила его за горло.
      — У вас талисман! — прохрипел колдун. Его озарило. — Два талисмана! Один поддельный, другой настоящий!
      Избор как понял, что их обман раскрылся, сразу перестал строить из себя убогого.
      — Угадал колдун! Так оно и есть. Поэтому, ежели что, держись от нас подальше, а то попадешься под горячую руку в недобрый час… Я твою старость не уважу!
      Это был голос человека уверенного в своей силе. Но колдун не внял совету.
      Умудренный опытом своей первой встречи с богатырями Муря не стал спускаться ниже. Наверху, над головой колдуна что-то блеснуло, словно летучая звезда, и понеслось по направлению к земле. Исин проводил ее взглядом до тех пор пока она не ударилась о землю и на месте ее падения взбурлил фонтан тяжелого плотного дыма.
      — Это еще что? — сказал Избор останавливаясь. Исин успел подумать, что все это очень похоже на тот дым от сгоревшего перца, которым остроголовые их обкурили на теремном дворе у князя Голубева, но нелепой этой мыслью с друзьями не поделился. Они не видели, что скрывается этом дыму и именно поэтому не спешили приближаться к нему. Оба они хорошо помнили, что за все время их путешествия с неба ничего хорошего не падало, не ждали они милостей и на этот раз.
      И не ошиблись.
      Дым потянулся ввысь, совсем так, как недавно на их глазах тянулась ввысь воронка смерча, но на этот раз он, поднявшись не так высоко, родил из себя человеческую фигуру. Сперва она была лишь тенью, но спустя мгновение стала осязаемо плотной, превратившись в великана.
      Великан был до пояса гол, а от пояса и ниже облачен в синие шелковые шаровары. Наверное, он просидел в бутылке очень долго, и теперь вспоминая как надо двигаться, бестолково размахивал кривым мечом.
      Исин хватал воздух раскрытым ртом, а Гаврила, не совсем уверенный в том, что это именно то о чем он подумал, сказал:
      — Джин?
      Эти чудики были ему не в диковину. Пока ходил по земле, свой страх уничтожал, навидался он всякого, в том числе и этих. Избор только мельком взглянувший на джина и продолжая глядеть за Мурей ответил.
      — Это только первый.
      Масленников тут же задрал голову. Вторая «звезда» взблескивая круглыми боками на солнце, неслась к земле.
      — Знал бы, что этим кончится, — сказал Избор. — Я б его еще в горах в снег закопал.
      — Кончится? — злорадно рассмеялся Гаврила. — Ничего еще не кончилось.
      Забыв о своем состоянии, он вынул меч с таким видом, словно рубить великанов было для него самым обычным делом.
      — Это точно, — подтвердил Исин, глядя на то, как колдун, спустившись пониже, присматривается, куда бы ему сбросить третью бутылку. — Все еще и впереди.
      Приняв решение, Избор быстро сбросил с плеч мешок.
      — Ты чего?
      — Сейчас я это прекращу! — сказал Избор. — Прекращу, пока он нам все бутылки не покидал… Сейчас он тут у меня полетает!
      Он сунул руку в глубину и Исин понял, что воевода полез не за талисманом. Пока воевода шуровал в мешке Гаврила не отрываясь смотрел на второе облако, что клубилось перед прозрачной стеной, гадая что получится из него. Муря, однако, и не думал баловать их разнообразием. Дым собрался в точно такую же мускулистую фигуру. Разница между первым и вторым была только в том, что у второго были красные шаровары и огромная дубина вместо меча.
      — Еще один джин.
      — Последний! — откликнулся Избор. Обе руки его были заняты. В одной он держал бутыль с мертвой водой, а в другой — пращу.
      Там, наверху что-то изменилось. Прозрачная стена, за которой бушевал смерч, стала мутнеть, покрываться трещинами. Битва чародеев была в самом разгаре. Заклинания скрещивались с заклинаниями, одна воля с другой. Стена, отделявшая их от смерча, трескалась и осыпалась. Верхняя часть смерча засверкала молниями и приняла очертания человеческой головы.
      — Это еще что? — спросил на всякий случай Исин. Он представил какой величины будет фигура, если лицо обретет руки, ноги и туловище и озадаченно сказал.
      — Если у него появятся руки и ноги я с ним, пожалуй, не справлюсь.
      Гаврила коротко рассмеялся.
      — Это пока не наш. Это Мурин соперник.
      И никому ничего не объясняя Избор раскрутил в праще кувшин с мертвой водой и отпустил его в полет.

      Если воевода и делал какие-то расчеты, то он рассчитал все правильно. Кувшин с мертвой водой летел так плавно, будто у него появились крылья, и так точно, словно с крыльями он приобрел еще и голову. Исин злорадно ухмыльнулся и спросил, будто не знал, что услышит в ответ.
      — Он упадет?
      — Еще как!
      Гаврила, сдвинув брови глядевший в небо, странно переспросил.
      — Весь?
      — Ага, — ответил воевода провожая глазами кувшин. Что-то в голосе Масленникова заставило его отвернуться от ковра.
      Масленников натужно скреб лоб.
      — У него же там еще бутылки… Что будет, если все они разобьются?
      — Чего? — не понял Исин.
      — Джинов станет больше! Вот чего!
      Избор дернулся, было, вперед, но опустил руки.
      — Что за голова у тебя? Такие мысли в голову без задержки пускать нужно, а ты…
      — Руками надо тише махать, — огрызнулся богатырь. — Что теперь делать-то?
      По ковру расползлось голубое пятно. Это небо глядело на них сквозь дыру в ковре. С такой пробоиной ковер потерял устойчивость и словно лодка с дырой в борту завалился на сторону. Муря заметался, пропал из вида. Несколько мгновений ему еще удавалось держаться в воздухе, но это быстро кончилось. Половины ковра уже не существовало, а то, что осталось вело себя как норовистая лошадь. Остаток летающей тряпки болтало туда-сюда и от этого третья бутыль с третьим джином, которую он как раз собирался спровадить вниз упала как-то сама собой и подхваченная ветром устремилась в центр смерча. Следом за ней с ковра посыпалось все что там еще было. Богатырям с земли было не видно, что именно летит, но несколько уже знакомых блесток они отличили.
      Муря ничего этого не видел — не до того было — да и впору ли смотреть за джинами, когда тебя несет неизвестно куда. Вцепившись в край ковра, колдун теперь думал не о том, чтобы удержаться в воздухе, а о том, чтобы попасть на землю, сломав как можно меньше костей. Думать об этом было самое время.
      — Надеюсь он упадет на камни, — сказал Исин, когда ковер скрылся за кромкой леса. Вершины сосен отсюда смотрелись остриями пик, грозящими небу.
      — Какие же там камни? Там же лес… — откликнулся Гаврила. — Мы же там шли…
      — На самые острые и твердые…
      Избор представил каким злым будет Муря, если останется в живых и сказал.
      — Присоединяюсь.
 
      То что летит обязательно падает.
      Мурины причиндалы разлетелись по всему полю, и тут и там из зеленой травы поднялись рыжие дымы. Несколько их упали рядом с прозрачной стеной, а что-то рухнуло прямо в смерч. После этого внутри воронки вспучилось рыжее облако и тут же смерч с тяжелым грохотом осел, прижался к земле. Ветер стих, а сам смерч вдруг стал полосатым, как Марьянин кот. Светло-серые полосы смерча перемешались в нем с рыжими, словно там переплелись две змеи.
      — Они схватились! Они борются!
      В сверкающем облаке что-то гремело, трещало и рушилось. Что-то вспыхивало ярко, слепяще, словно солнце отражалось в ятагане джина или сверкали гневом глаза остроголового мага.
      Они с радостью посмотрели бы на том, чем это все закончится. Мало того, что это было необычно интересно, но это еще напрямую казалось каждого из них. Но Гаврила вовремя вспомнил о двух других джинах, что вылупились из первых бутылок брошенных Мурей. Те уже освоились со своими размерами и оглядывались по сторонам, раздумывая, ради чего это они оказались в этом месте.
      Потом они увидели друг друга и на лицах у них появилось одинаково-радостное выражение.
      — Может, передерутся? — спросил Исин неизвестно у кого. Но джины драться и не собирались.
      — Ясир? — недоуменно спросил синештанный, оглядывая товарища. Его голос прокатился по полю как раскаты отдаленного грома.
      — Ибрагим? — с тем же чувством радостного недоумения переспросил обладатель дубины и красных штанов. И оба в голос протянули.
      — Дела-а-а-а!
      Пока они занимались собой — хлопали друг друга по голым плечам и вспоминали общих знакомых — люди потихоньку отошли к кустам, что маленькой купой выросли посреди поля.
      — Бежать надо! — шептал Исин.
      — Куда? — спросил Гаврила, не сводивший глаз с парочки. — Они догонят и раздавят. Мы для них, что старички для нас… Наступит и не заметит… Вон ноги какие длинные.
      — Да что ноги, — отозвался Избор. — Дубина какая длинная.
      — С такими ногами и дубины не нужно… — возразил Гаврила.
      — Так что ждать пока сюда придут? — не выдержал хазарин.
      — Не ждать. Думать.
      Пока люди решали, что делать джины то ли договорились, то ли потеряли друг к другу интерес. Встав спина к спине, они смотрели по сторонам, так же как и люди не зная что предпринять.
      — Они же как и мы, ничего тут не понимают! — сказал вдруг Гаврила. — Им десятник нужен!
      Мысль, что пришла в голову Гавриле, залетела и к остальным.
      — Здоровые больно… Дураки наверное… А? — осторожно сказал Исин.
      Гаврила улыбнулся и попросил.
      — Ну, богатыри, давайте без обиды. Я этими сам займусь.
      Избор ни на минуту не забывал о Гавриловых странностях, а сам Гаврила еще грешил этим, поэтому воевода спросил.
      — Ты, что их бить будешь?
      — Зачем? Запугаю.
      Исин смерил взглядом две громадных фигуры маячившись на фоне терзаемого духами смерча.
      — Ты уверен, что ты их пугать будешь, а не они тебя….
      — Кто ж тут наперед уверен. Ну, а ежели что поможете… Да, я думаю, обойдется.
      Избор попытался быстрым движением хлопнуть богатыря по спине, но только задел по веткам. Гаврила уже выскочил из кустов.
      Те несколько мгновений, что он бежал к джинам он думал о том, как вести себя с ними, как начать разговор, но не придумал ничего лучше, простого и доходчивого.
      — Здорово, ребята!
      Так он обращался к дружинникам младшей дружины. «Ребята» поискали его глазами и, наконец, нашли.
      — Ты кто? — спросил Ясир.
      Гаврила, еще державший в голове Киевских дружинников ответил.
      — Я ваш новый десятник.
      — Ты?
      — Десятник?
      Джины переглянулись, и Гаврила понял, что малость сплоховал.
      — Хозяин, — поправился он. — Я ваш новый хозяин.
      Джины подтянулись.
      — А старый хозяин где?
      — Старый хозяин?
      Конечно, он отел обмануть джинов, но обмануть их совсем по-другому. Все получалось как-то само собой, неожиданно и дорога на которую он ступил, оказалась довольно скользкой. Отвечать следовало быстро, не раздумывая, а джины смотрели на него все более подозрительно.
      — А! Муря! — сказал, наконец, Масленников. — Так он улетел… Мы тут с ним в зернь играли, так он мне вас проиграл.
      Уже произнеся это он подумал, что может быть и зря сказал что выиграл их. Кто знает, как джины отнесутся к этому, но все обошлось.
      — И ты выиграл?
      — Да.
      — А что против нас на кон ставил?
      Гаврила посмотрел на одного, на другого. Ребята перед ним стояли здоровые — кровь с молоком. Головы вровень с вершинами деревьев. И в росте и в силе Масленников уступал им, но он считал себя намного умнее, и сознание этого толкнуло его к рискованной шутке.
      — В Дамаске были? — спросил он.
      — Спрашиваешь!
      — Городскую стену видели?
      Джины переглянулись.
      — Ну, видели.
      — Вот ее и поставил.
      Джины переглянулись. Молчание затянулось, и Гаврила понял, что зарвался. Он хотел уже рассмеяться и обернуть все шуткой, но тут Ясир сказал.
      — А чего! Годится. Я стену помню. Длинная. Двенадцать ворот. Такая дорого стоит…
      Ибрагим кивнул, положил дубину и присел, чтобы рассмотреть нового хозяина.
      — Ну, что делать, хозяин будем? Зачем мы тебе понадобились?
      Ответ Гаврилы был предельно честен.
      — Да ничего, вообщем-то.
      — Как так? — удивился Ясир. — Мы тебе служим. Приказывай, что нужно!
      Гаврила покачал головой так, что со стороны можно было подумать, что он сокрушается о своей доброте.
      — Да жалко мне вас стало. Муря про вас столько хорошего рассказал, пока играли, так я решил, что отпущу вас. Насиделись, поди, в бутылках-то?
      Гаврила говорил и сам начал верить в то, что говорит.
      — Так что вы свободны.
      Исин и Избор слышали разговор и восхищенные хитростью Гаврилы только качали головами. Исин ждал, что джины побросав все, что держат в руках от радости разбегутся, но те не двинулись с места.
      — Нет. Так нехорошо! — сказал Ясир. — Так не делается…
      — Конечно, — согласился с ним Ибрагим. — Дай мы тебе хоть какую-то службу отслужим… А то неудобно как-то.
      В голосе джина было такое упрямство, что Гаврила понял — чтобы они отвязались нужно сделать все так, как они хотят. Выражая уважение к капризу, он развел руками.
      — Ну, коли так…. Вон там за лесом, на лугу, посуда серебряная разбросана. Принесите-ка ее сюда, да побыстрее.
      Сложив на груди ладони джины прокричали — «Внимание и повиновение!» и побежали в указанную Гаврилой сторону. Когда они скрылись за деревьями, Избор высунул голову их кустов и спросил.
      — Ну что?
      — По-моему удалось. Сейчас они притащат что-нибудь, и я их отправлю куда подалее.
      — Как бы они еще чего с собой не принесли, — сказал осторожный Исин, наблюдая за смерчем. Он, окруженный огромными фигурами, бесформенным пыльным облаком болтался около виднокрая и уже не был страшен.
      Вскоре головы джинов показались над вершинами деревьев.
      — Прячьтесь. Идут соколики….
      Через несколько мгновений фигуры стали четко видны на фоне деревьев. Ясир с Ибрагимом вышагивали гордо, совсем как свободные люди. Было видно, что в их руках блестит посуда.
      — Бегут! — всмотревшись сказал Исин и добавил. — Светлые Боги! Они еще и ковер тащат!
      — Уважают, значит, — сказал Масленников подбочениваясь.
      Джины подбежали и высыпали перед богатырем все, что принесли.
      — Чего еще, хозяин?
      Ясир переминался с ноги на ногу и в глазах его горел огонь честного служения.
      — Прикажи!
      Гаврила улыбнулся, как мог дружелюбно и сказал.
      — Все, ребята… Свободны!
      Джины повернулись. Ясир сунул ятаган в ножны, а Ибрагим взвалил дубину на плечо. Исин и Избор в кустах облегченно вздохнули и тут-то над ними грянул голос.
      — Стойте, дурни! Он же вам голову морочит!
      Гаврила вздернул голову. Голос звучал отовсюду. Казалось, что эти слова выговаривали кусты трава и воздух, что окружали их.
      Но ни кусты, ни трава и ни воздух не сказали ни слова. Гаврила узнал голос. Он и джинам оказался знаком. При первых же звуках они встали навытяжку.
      — У них есть талисман — ожерелье. Принесите его мне.
      Голос не просил. Он требовал. Джины переглянулись в нерешительности.
      — Послушай, старый хозяин… Наш новый хозяин решил отпустить нас. Мы тебе…
      — Я ваш хозяин! И новый, и старый, и вовеки веков!
      Мгновение назад на лицах джинов была написана нерешительность, но тон Мури привел их в чувство. Гавриле даже показалось, что на их щеках проступила краска стыда за то, что они едва не стали жертвами такой глупой шутки. Ибрагим посмотрел На Масленникова и сказал.
      — То-то я все думаю… Если он нас выиграл, то куда тогда стена подевалась?….
      Он потащил ятаган, и тот с сухим свистом рассек воздух. Гаврила понял, что его тут больше не любят.
      — Где талисман?
      Гаврила показал на кучу серебра.
      — Все ценное, что у нас есть, все тут.
      — Ожерелье! — заревел Ибрагим
      — Ищите его! — вновь прозвучал голос Мури. — Он там!
      — А что с серебром делать? — спросил Ясир.
      — Какое серебро?
      — Чаши…
      — О Боги! Мне ожерелье нужно, а не чаши… Есть оно?
      — Тут еще и ковер.
      — Какой ковер?
      — Богатый… С шитьем.
      — Ковер еще… Боги, что же это такое? Ожерелье есть?
      Уже не надеясь на сообразительность помощников Муря обратился к богатырям.
      — Господа богатыри, отдайте талисман добром…
      — Где ты? — вместо ответа спросил Гаврила — Показался бы. Тогда бы и поговорили… А то не по-людски как-то. Ты нас видишь, а я тебя нет.
      — Ничего подобного, — возразил колдун. — Я вас тоже не вижу.
      «Ага», подумал Гаврила, а вслух сказал, сжав пальцы в кулак.
      — Жаль. Я бы с удовольствием посмотрел на тебя.
      — Я тоже…
      Гаврила почувствовал, как колдун сидевший неизвестно где точно так же, как и он сжал кулаки.
      — Но вы же, мерзавцы, мне ковер испортили.
      Гаврила помимо воли посмотрел на кусты, в которых сидели Избор и Исин, и одобрительно покачал головой.
      — А мы тут между собой поспорили, убьешься ты или нет…
      — И кто выиграл? — с интересом спросил колдун.
      — Похоже, что все проиграли, — после недолгого раздумья ответил Масленников. — Ты на что упал?
      — На деревья.
      — Я так и знал, что камней там не будет…
      Что-то в голосе выдало его.
      — И это после того, как я спас вас от разбойников!
      — Нет, — ответил Гаврила. — Это после того, как ты попытался украсть талисман.
      Голос мага стал холоден.
      — Спасибо, что напомнил. Эй, Ибрагим! Ясир! Нашли?
      Джины разогнули спины.
      — Нет его тут!
      Колдун задумался, но только на мгновение.
      — Обыщите их всех!
      Ясир на всякий случай нагнулся пониже разглядывая Масленникова.
      — Кого «их»? Он тут только один!
      — Один?
      Муря соображал быстро.
      — Ибрагим, дубина при тебе?
      — А как же?
      — Стукни ей господина богатыря по голове, и ищите еще двоих. Бей не досмерти, а так, чтобы искать не мешал…

      Это было то, о чем Ибрагима дважды просить не следовало. Со скоростью ветра он взмахнул дубиной и обрушил ее на Гаврилу. Земля вздрогнула, принимая удар, а джин, даже не посмотрев на дело рук своих, проворчал.
      — Я так не умею — «не до смерти». Так работать только руку сбивать.
      — Да за такую работу тебе их с корнем вырвать надо, — крикнул Гаврила. — Промазал, скотоложец…
      Ужасное ощущение неизбежности смерти, падающей на тебя сверху, было настолько мгновенным, что он не успел испугаться. Дубина джина — огромная, усеянная шипами, словно бродячий пес блохами, пронеслась сквозь него, не причинив никакого вреда, и грохнулась о землю. Сделав шаг в сторону и выйдя из дубины богатырь крикнул.
      — Не попал!
      Он бы и язык ему показал, но сдержался. Ибрагим ударил его еще раз, но богатырь вновь оказался невредим. Муря ничего не видел, но почувствовал, что тут что-то происходит и заорал что-то предостерегающее. Под его вопли к Ибрагиму присоединился Ясир со своим ятаганом. После этого перед кустами несколько мгновений царила веселая кутерьма — Гаврилу Масленникова рассекали и расплющивали безо всякой пользы для дела и безо всякого вреда для него самого.
      Остановились они так же внезапно, как и начали.
      — Дым! — обрадовано крикнул Ибрагим, показывая дубиной на кусты. — Там они! Ожерелье жгут!
      Ясир не глядя на дым, озадаченно смотрел на богатыря.
      — Что встали? — спросил тот.
      — Уж больно ты увертлив, — с уважением сказал Ясир.
      — Да, — согласился с товарищем Ибрагим. Он вытер рукой пот со лба. — Прыгаешь как блоха. Не попадешь по тебе. Может те, кто в кустах помешкотнее тебя окажутся…
      Они не успели сделать ни шагу, как кусты напротив них раздвинулись и оттуда позевывая вышел Избор. Посмотрев на джинов, он сказал Гавриле.
      — Это хорошо, что ты их так близко подманил… Я давно свежей печенки не пробовал…
      — Да-а-а-а, — на всякий случай сказал Гаврила. Ничего другого он сказать не мог, когда увидел воеводу перед Ясиром, занесшим над ним ятаганом. Голос у него пропал.
      — Погонял, чтобы пропотели?
      — Погонял, — через силу прохрипел Гаврила, каждое мгновение ожидая, что ятаган сорвется сверху упадет на голову Избора. Но Ясир не делал рокового движения. Вместо этого он медленно опустил острую сталь на землю.
      — Ну, так командуй ими.
      Избор смерил взглядом одного, другого…
      — Чего стоят? — опять заругался воевода. — Пусть ковер стелют, посуду расставляют. Пусть один другого разделывает…. Чего ждать-то? Есть хочется. С которого начнем?
      Голос Мури куда то испарился и джины не знали что делать. Гаврила понял, что задумал Избор.
      — Тот, что в синих штанах вроде потолще, — сказал он. — Только что ты про печенку-то врешь?
      — Ничего не вру!
      — Драконью только вчера ели.
      Избор снисходительно кивнул.
      — Ну и ели. Только она горькая оказалась.
      Он посмотрел на Ибрагима с нежностью, как посмотрел бы на человека, обещавшего подарить ему нежданную радость.
      — А у этого толстого наверняка сладкая…
      Чем ближе он подходил к джинам, тем больше они бледнели он невесть откуда навалившейся слабости. Сперва руки Ясира разжались, и страшный ятаган упал на землю. Потом пальцы Ибрагима упустили дубину. Избор подошел к нему поближе и дружески подмигнув, спросил.
      — Ну что, толстый, сам пойдешь, или тебя измордовать придется?
      — Муря! — прошептал Ясир. Всей оставшейся в них сил хватило только на то, чтобы они шевельнулись. — Где ты?
      Но голос старого колдуна исчез и за шелестом листьев был слышен только далекий гул уходящего куда-то урагана.
      — По-моему он просто сбежал… — сказал Гаврила. — А вы тут стоите, бедненькие…
      — Жирненькие, вкусненькие… — добавил Избор, плотоядно улыбаясь. Он цыкнул зубом и под его взглядом джины начали сползать на землю. — Ладно… Давайте-ка бегом до ближайшего леса. Ятаган у тебя есть? Хорошо. Дров нарубите и быстро назад…
      Он повернулся и пошел назад к кустам. Показывая, что разговаривать больше не будет. Как только он отошел от распластанных в траве джинов на несколько шагов, оба вскочили, словно подброшенные пружиной и что было сил припустили к недалекому лесу. Гаврила провожал их взглядом, пока спины великанов не скрылись за деревьями.
      — А если вернутся?
      Это он сказал уже сидя.
      — Не настолько же они глупы?
      Гаврила привстал и снова посмотрел в лес. Там что-то трещало, но отсюда не разобрать было, толи это ломаются деревья, неудачно выросшие на пути убегающих джинов, то ли джины добросовестно рубят их, чтобы богатыри смогли разжечь костер и зажарить их.
      — Может и настолько…
      — Ну, а если и вернутся, то и это ничего.
      Гаврила с интересом посмотрел на него.
      — «Лапка»?
      — Конечно.
      Избор поднял из травы ногу и показал привязанный к лодыжке ковчежец с настоящим талисманом.
      Гаврила нахмурил брови.
      — Открывал? Зря ты это …
      Кусты затрещали, и оттуда показалась голова Исина.
      — Всю сушнину сжег, — сказал он.
      — Кончай, — откликнулся воевода. — А что касается талисмана… Нет, не открывал. Я подумал, что раз колдовство слабеет при открытом ковчежце, то может быть если поднести его поближе в закрытом, то и этой малости хватит… Ну, знаешь как в корчме… В поварне сожгут что-нибудь, а по всей корчме вонь неизбывная…
      Гаврила покачал головой, удивляясь прихотливости пути добрых мыслей, залетевших в голову Избора и избавивших их от джинов.
      — Точно хватило… Не идут, джины-то…
      — Может они еще дров не нашли, а с пустыми руками возвращаются совестно. — Он сам не верил в то, что говорил и не сдержавшись довольно засмеялся — хитрость удалась.
      — Какая там у них совесть? Сбежали….
      Исин, мечтательно глядя в лес, сказал.
      — В телегу бы их впрячь и за яйцом…
      Гаврила поднялся и заинтересованно посмотрел в лес. Грохот там утих.
      — Нет, — сказал воевода с сожалением. — Рядом с талисманом у них сил не хватит не то что телегу тянуть, а и руку поднять.
      Исин поскреб голову.
      — Ничего. Оглобли бы подлиннее сделали бы…
      Он вздохнул. Что мечтать о бесполезном. Джины сбежали — теперь это было ясно всем и делать тут больше было нечего… Позади них лежали поваленные ветром деревья. На обломанных ветках накренившихся, но еще державшихся за землю лесных великанов, висели клочья зеленого дерна. Рядом с ними, буквально в нескольких шагах землю покрывали вороха срезанной травы и вмятины от ударов дубиной. В воздухе висел сладкий запах травяного сока.
      — Земле опять досталось, а нам хоть бы что… — сказал Избор. Он разломал клетку с поддельным талисманом и одел его на шею.
      — А как там этот… Остроголовый?… — спросил вдруг Исин, привставая на цыпочки.
      Они завертели головами, отыскивая своего врага, но теперь и у виднокрая ничего не было видно. Мурины джины то ли забили его, то ли отогнали за лес. Посмотрев на солнце, Гаврила сказал.
      — Все. Пошли.
      Он закинул за спину мешок, заглянул в лицо Избору.
      — Доставай поводыря.
      Избор кивнул и опустившись на колени начал шарить в мешке. Рука его погружалась в него все глубже и глубже, но яйцо куда-то закатилось и все не попадалось под руку.
      — С утра все теряется… — сказал воевода, сунув голову в глубину.
      — Потерял? — ахнул Масленников.
      — Да нет, я о другом, — успокоил его Избор.
      Он кряхтя распрямился, оставив под ногами белый комочек. Яйцо, словно разгоняясь, сделало небольшой круг по срезанной траве и покатилось по направлению к лесу.
      — Сперва Картагу потеряли, потом Мурю, потом двух джинов.
      — Остроголовый вот пропал… — напомнил Исин.
      — Да. Хоть дальше не ходи. Последнее что есть потеряешь… Нищим станешь.
      Гаврила, повернувшись, осмотрел Изборов халат.
      — С таким халатом в нищие не берут… Хоть год в ногах валяйся. Такой халат и за сто лет не прогуляешь.
      Воевода весело покачал головой.
      — С тобой все промотаешь. Купишь коней — потеряешь коней, купишь — потеряешь… На это никакого халата не хватит.
      Избор подергал за полу халата, оторвал камень, подбросил его на ладони, а потом швырнул в Исина, шедшего чуть в стороне.
      — Да и не держится у меня это…
      В хазарина он не попал, зато в траве рядом с ним что-то звонко щелкнуло и, искрой сверкнув на солнце, камень отскочил в сторону. Исин сделал несколько шагов в сторону, нагнулся и поднял что-то с земли.
      — Не все нам терять. Можно и найти.
      В поднятой вверх руке он держал одну их Муриных бутылок.
      Избор застыл с поднятой ногой, словно увидел перед собой змею.
      — Светлые Боги!
      Гаврила, успевший представить, что тут будет, если из бутылки еще кто-нибудь вылезет, выдернул меч, потом, вспомнив, какой он, с руганью сунул его обратно.
      — Тихо, тихо, — успокоил их довольный переполохом хазарин. — Чего всполошились? Никуда он отсюда не денется. Бутыль-то целая… Там бочажок… Так она в воду попала…
      — На наше счастье… — облегченно вздохнул Гаврила.
      Избор выдохнул сквозь зубы. Страх скатывался в ноги, и через них уходил в землю.
      — Ты давеча одну бутыль хорошо пристроил. Может и эта пригодится? — продолжил хазарин, словно не видел, что творится с ним.
      — Сунь в мешок. Сам же говорил «Первая заповедь: нашел — подбери!». — Решил Гаврила. — Мало ли что?
      — Джин и талисман…. — вслух подумал Избор, прикидывая, усоседятся ли они.
      — Ничего, — сказал Масленников. — Талисман в ковчежце, джин в бутыли…. Обойдется, а на нашей дороге чего не случается. Сгодится еще.
 
      Санциско стоял, озираясь и старался представить, чем тут занимался Тьерн. Тут было хорошо и уютно — за спиной сопел здоровенный песиголовец, ворковали почтовые голуби, а сам претендент на место главы Совета лежал чуть в стороне, за занавеской, и тихонько стонал.
      — Что с ним? — спросил Санциско не обернувшись.
      — Его колотили как пшеничный сноп, — сказал Белый Ежик. — Я видел в шаре…
      Глава Совета все-таки повернулся и невидящим взглядом посмотрел сквозь песиголовца. Тот, оскаблясь объяснил.
      — Есть такая забава у славян.
      Маг не удостоил его ответом. Сейчас его интересовали не обычаи дикарей, а его собственное дело.
      — Что он делал?
      — Если бы он был воином, — с легким пренебрежением ответил Белый Ежик, — я бы сказал, а так… Колдовал что-то.
      Он кивнул на стол, что стоял позади главы Совета.
      — Сам разбирайся.
      Зверочеловек не прощаясь повернулся и вышел. Услышав шелест закрывающегося полога, Санциско сосчитал до ста, и только тогда дал волю чувствам. То, что произошло, выглядело оскорблением. Его товарища не превратили в камень или жабу, не упрятали в кувшин или дальнюю пещеру и даже не лишили памяти. Его просто избили, избили как простого поселянина….
      — Белоян! — произнес Санциско. В голосе его звучала нежность, сочащаяся ядом. — Ты ответишь за это, Белоян!
      Больше всего его жгла мысль, что волхв не стал тратить на Тьерна магию. Не было поединка искусных соперников. Он просто избил своего врага и, завершая оскорбление, оставил ему жизнь. Теперь Тьерн неподвижно лежал на ложе, замотанный тряпками, сквозь которые проступала кровь. Против воли в Санциско шевельнулась жалость.
      «А что ты хотел?» — спросил внутренний голос. — «Ты ведь и посылал его сюда, чтобы с ним случилось то, что случилось?»
      — Да, — ответил сам себе Санциско. — Но не это… Смерть — да, но это…
      Тряпки на Тьерне пахли не только кровью. От них за поприще разило поражением. Не человека и даже не мага. Поражением Совета.
      «Ты ждал чего-то другого?»
      «Поражения и смирения строптивца, но никак не этого… Хорошо, что я предпринял меры….» — подумал он. Во рту у него стало горько, и одновременно он почувствовал вкус крови.
      — Принял меры, — вслух повторил он вслух, глядя на едва живого товарища по Совету. Санциско смотрел на него и представлял, как медленно и неспешно по тайным тропам и торным дорогам подходят к землям Журавлевского княжества его люди переодетые купцами и волхвами, лекарями и сказителями.
      Там все и решится….
      Он смотрел на вещи, что лежали на столе, и по ним угадывал то, что происходило тут за последние десять дней. Стеклянные шары, куски пергамента, чернильница с рассыпавшимся по столу песком, сухая лягушачья лапка…
      «Он все же рискнул, — подумал Санциско. — Не думал…»
      Глава Совета очистил место перед собой, сбросив на землю свитки, отодвинул ящик, разделенный на два десятка отделений и пахнущий магией. Наклонившись к зеркалу, принялся творить себе лицо. Зеленый с яркими искрами дым коснулся щек и маг почувствовал как кожа расслабляется, становится похожей на податливую глину в руках гончара.
      Несколькими круговыми движениями он стер черты своего лица, разгладил его словно тесто и начал лепить чужое. Брови, нос… Нет, не так, не так. Ладно. Потом переделаю… Уголки рта выше. Он посмотрел в зеркало и резко провел рукой, стирая почти законченную работу. Не то и не так.
      Маг провозился с собой долго. Тень от шеста, удерживавшего верхушку шатра, сдвинулась с головы Тьерна на грудь и потемнела. Подступал вечер. Маг начал все с начала. Лицо. Овал. Округлость. Упрямый квадратный подбородок не давал себя спрятать и упрямо вылезал, корежа задуманный образ. Санциско задержал дыхание, и резко сжав кулаки, смял ставшую податливой кость.
      Так. Неплохо… Теперь рот. Твердыми горячими пальцами он смял губы и вылепил их наново. Верхняя оказалась чуть больше чем надо и он ногтями подправил ее. Сойдет. То есть не сойдет, а хорошо. Здорово! Он чуть оттянул скулы назад, изменил разрез глаз…
      Надеть личину, конечно, было проще, но тогда любое зеркало выдало бы его с головой, ну а теперь… Теперь это женское лицо было его лицом до тех пор, пока он не захочет другого.
      Шум лагеря доносившийся из-за матерчатой стены в мгновение приблизился. Около палатки затопали чьи-то ноги, кто-то зацепился за растяжку и крепко, по-солдатски, выругался. Нетерпеливая рука дергала завязанный полог.
      «Распустил их Сельдеринг» — подумал Санциско, вылепливая себе правую бровь с кокетливым изгибом. Вместо этого бровь изгибалась червяком, и это придавало лицу блудливое выражение. Полог, наконец, треснул. Санциско услышал звук рвущейся материи и в шатер ввалился Белый Ежик. Маг успел увидеть его отражение в зеркале. Бровь, кажется, встала на место.
      — Эй, колдун! — взревело за спиной — Колдун!
      «Хам», — мимолетом промелькнула мысль у Санциско. — «Распустились… Ни страха ни уважения…». Глава совета подхватил коробочку, что валялась на столе и, закрыв глаза, сжал ее пальцами. Тотчас же на его руке вспыхнул яркий как солнце и холодный, как дохлая рыба свет. Вспышка ударила песиголовца по глазам. Он взвыл от боли и страха. Мир, в котором он чувствовал себя сильным, исчез, залитый темнотой. Тьма была страшной, и он выхватил меч, но не успел даже взмахнуть им, как неведомая сила (неведомая и невидимая, а оттого еще более страшная) вырвала оружие из рук и отшвырнула проч. Сполна насладившись его страхом, Санциско сказал.
      — В следующий раз, тварь дрожащая, придешь тогда, когда позову…
      Отвернувшись от бессильного песиголовца, он прошептал заклинание, и того спиной вперед вынесло из шатра. Санциско посмотрел на себя в зеркало. Все было как нужно. Бровь легла так, словно ее там положили Боги. Маг шевельнул ей и меч, залетевший под ложе Тьерна, отразив лезвием свет светильника, вылетел следом за хозяином.
      Новый хозяин шатра задумчиво перебрал несколько шаров и выбрав один поставил его на треножник. Облако зеленого дыма коснулось стекла и, рассыпавшись в нем снопом искр, превратилось в стаю мелких рыбешек. Потом зеленый цвет исчез и шар, ставший глазом мага в другом мире, показал просторную комнату, увешанную коврами. Он увидел окно, падающее к краю земли солнце и женщину с удивлением, но без страха смотревшую на него. Нет не на него. На шар… Пока она еще не могла видеть его. Санциско бросил в светильник несколько крупинок сандала и когда душистый дым затуманил блеск шара сказал.
      — Здравствуй, Тулица! Как дела?

      Княгиня поляниц встала с лавки, но, пересилив удивление, плотно уселась обратно. Санциско понял, что что-то не так, но не успел осознать что именно.
      — Откуда ты знаешь меня? — спросила женщина. Санциско покосился на кусок пергамента с именем, что лежал рядом и ответил.
      — Знаю… Я дух этого шара. Разве тебе не говорили об этом?
      Женщина отвернулась от шара и крикнула кому-то позади.
      — Эй! Дилька! Сюда давай… Ожило …
      Через мгновение маг увидел вторую женщину потоньше и пониже княгини. Она подошла ближе, но не успел Сельдеринг и слово сказать, как она отпрянула.
      — Ого! — сказала она. — Заговорил! Ты смотри, не соврал купец-то, а Лерка говорила, что нет в нем волшбы… Вот бы ей послушать!
      — Ладно. Успеет, как вернется…
      — Так вернулась. А чего он?
      Санциско спокойно, чуть прищурясь слушал щебет, не перебивая. Когда человек знает, чего он хочет, он может и подождать. Лицо Дили снова приблизилось.
      — А обличьем-то женщина!
      — Небось, мужик какой-нибудь заклял, гад… — сказала Тулица. — Мужик?
      Это уже Санциско.
      «Хорошо, что для голоса нет зеркала», — подумал маг, а вслух сказал.
      — Да. Пришло время выполнить предначертанное. Подойдите ближе!
      Он приготовился сказать слово Послушания, но сдержался. Женщины не подошли ближе, словно у них не было положенного всем женщинам любопытства. Тулица поправила волосы и, положив руку на кинжал, спросила.
      — Что тебе нужно, дева? Говори короче у нас тут дел…. На коне не обскакать.
      «Ничего, издалека тоже получится, главное глаза…» — подумал Санциско. Он открыл, было, рот, но ничего не произнеся, закрыл его. Что-то не так… Что?
      — Не выспалась что ли? Что рот разеваешь?
      Санциско обвел глазами покои княгини. За спинами женщин стены и мебель неразборчиво темнели. Расплывались так, как если бы он смотрел на них сквозь столб теплого воздуха. Уже догадываясь, почему это так, он посмотрел на княгинины руки. Кинжал, что она осторожно поглаживала пальцами, лежал под левой рукой.
      «Зеркало» — подумал Санциско. — «Они смотрят не в шар, а зеркало за ним…Ничего не выйдет…»
      — Я могу выполнить любое ваше желание, если вы поможете мне… — все-таки сказал он.
      — Поможем, коли в наших силах… — сказала княгиня. — Шар что ли разбить? Это мы враз…
      Ее рука потянулась вперед.
      — Нет!
      Тулица невозмутимо убрала руку, как если бы знала, что услышит именно это.
      — Кто тебя так?
      Санциско скосил женский глаз на постанывающего недалеко Тьерна.
      — Есть такой великий маг — Тьерн Сельдеринг. Его имя ужасно, а сила повергает в ужас даже животных…
      Он прислушался к шороху за пологом. «Великий маг», кажется, пришел в себя и Санциско с удовольствием добавил.
      — Цари земные служат ему привратниками, а могущество его…
      Тулица взмахнула рукой, показывая что бы дева прекратила славословие.
      — Уймись, дева. Короче.
      — Это он заточил меня в шар с условием, что я освобожусь отсюда только после того, как выполнят мою просьбу… — послушно закончил фразу маг.
      Он рассчитывал на женское любопытство, но, похоже, что эти женщины были не любопытны. Точнее интересовало их совсем не то, на что он рассчитывал…
      — А чего это мы тебя раньше не видели? — спросила та, что пониже и потоньше. Он увидел как лицо в шаре качнулось и уменьшилось, словно дева отошла назад, развела руками.
      — Это воля Сельдеринга. Я могу появляться раз в пять лет… Если вы не поможете мне в этот раз, то я буду ждать еще пять лет.
      Пока он говорил, рука княгини постепенно отодвигалась от кинжала.
      «Поверила!» — подумал Санциско и тут же самодовольно подумал — «Еще бы, ведь я так притворялся! Может быть еще и получится…»
      Он как мог жалобно охнул и передернул плечами.
      — Что трясешься? Икота давит?
      — Нет, — жалобно ответил глава Совета. — Тут холодно! Согрейте меня!
      Он посмотрел на худенькую. В ней было больше женственности, а значит и слабости.
      — Как? — жалостливо спросила та. Санциско внутренне усмехнулся. Он правильно угадал слабину в ней.
      — Возьми в руки шар я и погреюсь около.
      Поляницы переглянулись. Рука Дили потянулась вперед, закрывая свет магу. Еще мгновение и она возьмет шар с зеркальной подставки и тогда не сможет не посмотреть в него. Санциско обрадовано задержал дыхание, готовый выдохнуть его заклинанием, но Тулица все переменила.
      — Подожди! — приказала она, и шар вновь наполнился светом. — По другому согреем. Что ей твои руки?
      Пододвинув к шару огарок свечи, она зажгла фитиль, и шар окутал поток горячего воздуха. Санциско выдохнул воздух. Еще одна неудача…
      — Выкладывай что нужно.
      «Нет. Еще не все потеряно. Может быть…».
      — Снимите с меня заклятье! И я выполню ваши желания…
      Женщины переглянулись.
      — Желания… А что ты можешь сидя там, в шаре? Ты бы свои выполнила… Чего тебе чужие?
      — Я бессильна в вашем мире, зато кое-что могу в своем…Неужели у вас нет желаний, которые заслуживают того, чтобы исполниться? Может быть деньги, золото, власть? Я слышала у вас это ценится высоко..
      Тулица по-мужски пожала плечами.
      — Мы, что хотим, что нужно, сами берем…. Помощников не нужно. Слава Богам, сил на это еще хватает…
      Санциско уловил в ее голосе не то, чтобы сомнение, неуверенность какую-то… Неуверенность человека, в уме перебирающего желания.
      — Может быть нужно что-то такое, о чем вы еще не знаете? — осторожно направил женскую мысль Санциско.
      Диля рассмеялась.
      — Как же? Как же так? Как можно хотеть то, о чем не знаешь?
      Тулица с рассеянной улыбкой на губах перебирала свои желания. Не произнесенные они так оставались на ее губах, но Санциско ждал, не обращая внимания на ее подругу.
      — Чудно, — сказала, наконец, княгиня. Глава Совета видел, что она сама удивлена открывшимися мыслями.
      — Если ты желания мои выполнишь, как без желаний жить? Скучно… Я уж сама как-нибудь… Так хоть вкус у жизни будет и смысл… Может ты?
      Она повернулась к Диле.
      — А мне чего? Красотой не обижена, силой да умением тоже… Люди кругом хорошие… Чего еще человеку нужно?…
      — Молодость, — вкрадчиво обронил Санциско. — Вторую и третью… Здоровье и силы-то сейчас есть. А завтра, глядишь, кончились…. Нам ли женщинам этого не знать? Кожа сохнет, глаза меркнут…
      — На то воля Богов, — чуть вздохнув сказал Тулица. Мельком глянув в зеркало, поправила ожерелье на груди.
      — Я, конечно, не Бог… не Богиня, — поправился Санциско, — но помочь в этом в моих силах…
      — В чем в «этом»? — в один голос спросили женщины.
      — Молодость… Здоровье… Вкус к жизни…. О молодильных яблоках слышали? Съешь такое и на 25 лет помолодеешь….
      Стало так тихо, что Санциско услышал как со свечи капает расплавленный воск. Тишина плавилась на фитиле свечи и стекала в подсвечник.
      — Ой! — тихонько охнула Диля. — Неужто и впрямь можно?
      — Можно, — донеслось из шара. Голос девы был обыденно правдив. — Конечно можно… Я скажу где взять. Только для этого вы должны помочь мне.
      Он молчал, пока Диля не сказала нетерпеливо.
      — Ну?
      — Открыть шар и выпустить меня отсюда может только три человека. Один хазарин и два русича…
      — Хазарин и еще двое?
      Женщины переглянулись, одинаковым движением закусив губы, сдерживая то ли смех, то ли ярость…
      — Да. Я не знаю как они выглядят и где…
      — А не Гаврила ли Масленников и не Избор?
      Санциско не подал виду, что удивлен. Он не знал, кто такой Гаврила Масленников, но имя Избора он видел в записях Тьерна. Этот-то наверняка должен быть рядом с талисманом. Про хазарина ему говорил Белый Ежик. Его воины видели всех троих.
      — Они. Знаете их?
      Женщины переглянулись, и маг готов был поклясться, что они обменялись улыбками.
      — Со всех сторон! — не удержалась Диля. — И спереди и сзади.
      — Таких раз встретишь — не забудешь. Убить их? — деловито спросила Тулица. Санциско помнил о своем образе и е захотел показаться чересчур кровожадным. Он как мог широко раскрыл глаза и спросил:
      — А зачем еще нужны мужчины, как не для смерти? Они ведь воины и сами ищут ее…
      Диля хмыкнула, а Тулица даже не посмотрев на нее, отозвалась.
      — Молода еще… Да и в шаре живет… Откуда ей знать?
      Она подумала, пробуя пальцем острие кинжала, а потом просто сказала.
      — Нет. Убивать их мы не будем. Мы их замучим!
      — Замучим? — с замиранием в голосе откликнулась Диля.
      — Еще как! — весело откликнулась Тулица и ее грудь колыхнулась, вспоминая приятное..
      Дева за стеклом исчезла, шар погас. Тулица кивком указала Диле на шлем, что лежал на полу, и та нахлобучила его на подставку. Руки сделали это сами собой, а девушка уже мечтательно смотрела в окно уже чувствуя себя на сорок лет моложе..
      — Ладно, — деловито сказал Тулица, возвращая ее на землю. — И до нас очередь дошла… Давай-ка делом займемся, как он велел.
      — Ага, — отозвалась Диля. — Осталось только их найти.
      — Найдем.
      Тулица потянулась до хруста в костях.
      — Есть средства… Помнишь Лерка рассказывала… Ты говоришь, вернулась она?
      Тулица подхватила меч, потом опомнившись поставила в изголовье кровати.
      — Да. У себя сидит … — ответила Диля открывая дверь. — Тебя ждет.
      — А что так?
      — Не знаю. Сама скажет.
      Они спустились двумя поверхами ниже и коридором прошли к двери.
      Не было за этой дверью ни мечей, ни ратных доспехов. Даже пахло там иначе, чем во всем тереме — чередой, сушеной малиной, яблоками. Едва дверь скрипнула, женщина за столом подняла голову, чуть прищурилась и улыбнулась.
      — Здравствуй, княгиня!
      По всей комнате на тонких веревках висели раскрашенные в веселые краски птицы — Лерка вырезала их для своего удовольствия. Тулица, расположившись по-хозяйски, ухватила с блюда краснобокое яблоко и с хрустом откусила чуть не половину. Лерка смотрела на нее с удовольствием — любила глядеть как люди едят, пододвинула блюдо поближе.
      — Что к Хайкину не поехала? — спросила княгиня. — С полдороги вернулась?
      — Вернулась, — кивнула Лерка. — Новости по дороге попались, вот и пришлось вернуться.
      Тулица укусила яблоко еще разок. Глядя на нее, Диля тоже подхватила яблочко и безжалостно ополовинила.
      — Хорошие?
      — Хорошие, хорошие… Видела я богатырей.
      Тулица прекратила жевать отложила то, что осталось в сторону.
      — Каких богатырей?
      — Тех, кто в прошлом году к нам заезжали, накуролесили, да ушли не по-хорошему.
      Диля с Тулицей переглянулись. Зверь сам бежал на ловца.
      — Где?
      — У князя Голубева.
      — Что прямо у князя?
      — Нет. Не прямо. В корчме на его землях. Есть там у реки сельцо такое — Пылово.
      — Неужто все пятеро были? И со скелетом своим?
      — Не пятеро. Трое.
      — Хазарин был? — быстро спросила Диля.
      — Был твой хазарин.
      Тулица дернула подругу за руку — уймись, мол.
      — Служат они у него что ли?
      — Не похоже. Княжеская дружина как раз за ними и гналась. Досадили видно князю-то.
      Тулица с Дилей переглянулись, вспоминая, что устроили богатыри в этом тереме в прошлый раз..
      — Эти могут. У этих получится. Буянили?
      Лерка поспешила объяснить.
      — Говорят, они зверя какого-то у князя убили. Ну помните… Чудище было… Появлялось неизвестно откуда и пропадало неизвестно куда….
      — Это наши-то? — удивленно спросила Диля. От тех, кого она знала, конечно можно было ждать всякого, но такого…
      — Это твой! — улыбаясь, поправила ее Лерка. — Говорят, хазарин его в пыль и потоптал.
      — Похоже на него, — подумав сказала Тулица. — Он тихий, тихий, а озвереет… В прошлый раз чуть кота нашего не убил, а сейчас зверя чужого изничтожил.
      Она тряхнула головой, отгоняя воспоминания.
      — Весть твоя кстати. Их найти нужно. Сможешь?
      Лерка фыркнула пренебрежительно.
      — Не грибы они, да и не зима нынче… Чего же не найти? Найдем! Прямо сейчас и найдем!
      Тулица кивнула. Не вставая с места, Лерка повернулась, и сняла со стены тусклое старое блюдо. Темный, древний металл отозвался легким звоном, когда лег на стол между волхвицей и княгиней. Серебряным же ковшом она залезла в кадку, что стояла под столом и вылила воду в блюдо. Диля весело ойкнула. По воде побежала мелкая рябь.
      — Таракан!
      Лерка брезгливо, двумя пальцами, взяла пловца за бока и отбросила в сторону. Тулица, спокойно озиравшая приготовления, спросила на всякий случай.
      — Это пить не придется?
      — Смотреть придется, — успокоила ее Лерка. Она взяла яблоко и положила на блюдо.
      — Кого искать будем?
      — Гаврилу Масленникова, да Избора, да хазарина Исина.
      Лерка кивнула — и так знала, что к чему… Она взяла яблоко и положила на блюдо. Лицо ее стало сосредоточенным.
      — Теперь тихо. Не мешайте…
      Под ее сосредоточенным взглядом яблоко сдвинулось с места, и постепенно убыстряя ход, покатилось вдоль кромки блюда. Волны кругами побежали по воде, встречаясь друг с другом и, проникая друг в друга, и через несколько мгновений вода в блюде словно вскипела. Потом дрожь унялась, вилы исчезли и дно блюда стало окном в…
      — Что это? — спросила Диля. — Куда это ты?
      На блюде елозили нетерпеливо разноцветные разводы, от яркости которых резало глаза. Лерка попробовала раз и еще раз.
      — Устала, или мешает что? — спросила Тулица. Не обратив внимания на слова княгини Лерка зашептала заклинания, брови сошлись в линию.
      — А может… — начала было Диля, но Лерка шикнула на нее так, что с блюда полетели брызги, и стала бороться с серебряным блюдом. Женщины отодвинулись в стороны, с любопытством глядя, как волхвица вгоняет свою волшбу в непокорное серебро. Что-то у нее не выходило. Вода на блюде покрылась льдом, потом вскипела, поднялась паром. По горнице потянуло горелым — из-под блюда показался дымок и мелкие язычки пламени. Диля взвизгнула и зачерпнув горстью вылила воду на стол. Лерка откинулась назад и круглыми от изумления глазами смотрела на выжженный круг перед собой.
      — Не могу! — сказала она удивленно. — Их не видно…
      — Может с зеркалом твоим чего? — осторожно, чтобы не обидеть спросила Диля
      — Да при чем тут блюдо? С моими заклятьями хоть Багдад, хоть Оловянные острова увидеть можно! А тут…
      Она мелко-мелко порвала клочок то ли мха, то ли зеленой от времени шкуры и бросила на блюдо. Там грохнуло, полыхнуло дымом, и воду выплеснуло на женщин. Тулица утерлась, но ни о чем не спросила. По удивлению, что плескалось в глазах волхвицы, она поняла, что та, как и она, сама ничего тут не понимает.
      — Та-а-а-к, — протянула княгиня задумчиво. — Что-нибудь еще сделать можно?
      Лерка ответила только тогда, когда Диля тряхнула ее за плечо.
      — А? Да. Конечно…
      Сцепив пальцы под подбородком, она долго молча смотрела сквозь стену, потом перевела взгляд на раскачивающихся под потолком птиц. Лицо ее просветлело.
      — Защита у них, получается… Ну, да и мы не в сенях пальцем деланы…
      Она покачала в руке ковшик, решительно швырнула на стол.
      — С прошлого раза вещи их какие-то у нас оставались… Остались?
      Тулица посмотрела на Дилю, та не очень уверенно кивнула.
      — Наверное.
      — Несите чего-нибудь…
      Княгиня, она, конечно, и в Киеве княгиня, но тут, у себя Лерка чувствовала себя хозяйкой и могла покомандовать даже Тулицей. Через минуту все кругом кипело. Появились дружинницы и принесли с собой короб обносков. Первыми Лерке попались под руки драные холщевые портки.
      — Это, вроде, их безумного колдуна портки. Он не нужен??
      Тулица качнула головой.
      — Бери любые другие. Колдун нам ни к чему….
      Она стряхнула с волос остатки воды.
      — Нам тебя вот так хватает…
      Она чиркнула ладонью по горлу резко, словно ножом провела.
      Не смущаясь, Лерка вытолкнула ногой кадушку из-под стола и засунула туда одежду.
      — Ну, теперь под руки не лезьте… — предупредила она. Диля с Тулицей отошли подальше, к лавкам, что стояли между двух окон и не нарушая тишины стали смотреть как творится колдовство.
      Из кадушки уже валил то ли дым, то ли пар, но вместо тепла по полу ходили ледяные сквозняки. Вода загустела, стала похожа на болотную жижу только не было от нее ни вони, ни смрада, да пузыри, что буравили поверхность, лопались там, выбулькивая мелодию, которую играли пастухи, выгоняя поутру коров на выпас. Лерке все это было не в диковинку, она слушая это, иногда подпевала. В нужных местах в кадку летело то одно, то другое — порошки из березовых туесов, лягушачьи лапки, пыльные комки паутины. Кадушка в ответ на это сыпала искрами, скрипела, а раз даже вскрикнула человеческим голосом.
      Пока варево доходило, Лерка прошлась по горнице, касаясь пальцами висящих птиц.
      — Выбирай, княжна… Какая больше нравится?
      Под пальцами ведуньи птицы качались туда-сюда, словно пытались взлететь. Тулица молчала, не совсем понимая что хочет Лерка.
      — Птицу выбирай… Теперь она тебе проводником будет. Сейчас я ее в зелье окуну, потом посадим ее на что-нибудь она и повернется в ту сторону где богатыри ходят… Найдем…

      Иногда на их пути попадались тропинки, но яйцо словно понимая, что такие богатыри как они прямыми дорогами не ходят, перекатывалось через них и уводило их куда-то в глубь леса. Избор шел первый, за ним — Гаврила, а Исин последним. Хазарин шел, разговаривая сам с собой. Воевода несколько раз недовольно оборачивался, но хазарин говорил не громко и его бормотание ловили и комкали ладошки березовых листьев.
      — Песиголовцы, пожар, камнепад, река из грязи, — выводил он за спиной Гаврилы. Масленников посмотрел на небо — солнце стояло уже высоко, и он повернулся так, чтобы тень была перед ним. Увидев лицо Масленникова хазарин спросил у него.
      — Ты как-то этот ветер называл?
      — Самум….
      — Пожар, камнепад, река из грязи, самум…
      С каждым словом в его голосе прибавлялось уважения к самому себе.
      — Все преодолели, все превозмогли!
      — Ну почему все? — не согласился с ним Гаврила. Ветка прошла сквозь его голову и хазарин, чтобы не оцарапаться отвел ее. — С нами много еще чего не было… Наводнения, например, снежной бури..
      — Это летом-то? — хмыкнул хазарин. Ветка распрямилась и осталась в прошлом.
      — А чума? А песчаная буря? — спросил задетый тоном сотника Гаврила. — А если они все то, что уже было, по второму разу попробуют?
      Исин посмотрел на него, потом, на Избора, и обрадовано улыбнулся.
      — Хорошо бы… Я тогда второй халат себе возьму. Тебе-то он все равно пока ни к чему..
      Вскоре яйцо наткнулось на тропу, которая чем-то отличалась от других в этом лесу и покатилось по ней. Они шли по ней всю вторую половину дня и весь вечер, до тех пор, пока тонкий рожок месяца из туманной полоски не превратился в острый клинок, подвешенный над их головами. Они не думали о ночлеге, полагая, что ночь сама позаботится о них. Так оно и вышло.
      Избор, шедший впереди остановился и предостерегающе поднял руку. Исин с Гаврилой замерли, осторожно поставив занесенные для очередного шага ноги. Гаврила вслушивался в тишину, изредка на прерывающуюся птичьим свистом и ничего не слышал.
      — Что там? — наконец спросил он. — Ничего не слышу.
      Дорога перед ними поворачивала, и ее продолжение скрывала рощица молодых березок. Оттуда, из-за деревьев, донеслось звяканье. Металл стучал о металл. Избор даже готов был поклясться, что звенит серебро… Точно также звенели серебряные подвески, что всегда носила княгиня Ирина.
      — Ох уж эти повороты… — прошептал воевода. — Не люблю поворотов…
      — Что же их любить? — отозвался тоже шепотом Гаврила. — Для засады самое милое дело. Лучше места не знаю…
      — Засада?
      Сквозь грудь Гаврилы просунулась голова сотника. Даже не удивившись его появлению, Избор озабоченно ответил.
      — Была бы засада, то сидели бы тихо…
      Звяканье не стихло. Оно постепенно удалялось в глубину леса.
      — Да и не сидят они. Идут.
      Гаврила по привычке вытащил меч.
      — Я схожу посмотрю.
      Сказал так, что непонятно было, предложил он это или просто поставил в известность. Расставив руки в стороны, чтобы ненароком не звякнуть металлом о металл он канул в темноту. Избор тихонько выругался и поднял с земли яйцо. Едва он успел убрать его, как вернулся Гаврила.
      — Там люди, — улыбаясь сказал он.
      — Ясно, что не лошади…
      Гаврила покачал головой.
      — И лошади тоже есть при телегах… И даже верблюды.
      Избор посмотрел на него с недоумением.
      — Тебя там, в темноте, никто копытом по башке не задел? Верблюды-то откуда?
      — Купцы с востока, — объяснил богатырь. От его слов в воздухе запахло благовониями.
      — Хорошо, что не остроголовые, — сообразил Исин. — На ночь глядя такое было бы слишком.
      — Много их?
      — Десятка два…
      — Что делают
      — Молятся…
      Избор достал ножи, потрогал остры ли…
      — Богобоязненные…
      — Знаем мы этих богобоязненных, — ответил осторожный хазарин, глядя как блестит сталь.
      Избор коротко вздохнул.
      — Мусульмане перед едой молятся. Как мы кстати…
      Тишину леса нарушили голоса — Аллах! Аллах! — и тут же, как по волшебству, небо озарили сполохи огня. Купцы разжигали костры. Богатыри простояли еще несколько минут в нерешительности, и тут до них донеслась волна запахов.
      — Пошли, — решительно сказал Избор. — Не утра же тут стоять. Может быть, накормят. Эти-то точно не отравят.
      Исин слушавший разноголосый шум, что несся из леса, сказал.
      — Настоящие ли они? А то сунемся, и самих съедят.
      — Зубы обломают. Я злой сегодня…
      Избор поднялся, расправил плечи
      — Пойдем.
      — А если…
      — Никакого если.
      Не боясь, что его услышат, он пошел вперед, говоря на ходу.
      — На лошадях, с телегами… Не на ковре же самолете они сюда добрались? А у кого за неделю до этого ума хватит угадать где мы окажемся… Купцы это…
      Вскоре они уже видели отблеск огней на вершинах деревьев, а следом и сами костры. Купцы расположились на поляне, поставили телеги в круг и отгородившись ими от неприятностей готовились к ночевке. В прохладном воздухе пахло дымом. Исин, так и не разжиревший на картагиных хлебах, вынюхивал чем кормятся странствующие и путешествующие.
      — Мусульмане? — вдруг спросил он у Гаврилы.
      — Сам же слышал, как Аллаха славили.
      — А почему свининой пахнет?
      — С чего взял что свинина? Мясом пахнет — да, а что б свининой…
      — Когда Моряна поросенка из печи вынимает так же пахнет… У-у-у, она свинину хорошо жарит… — Исин неволей сглотнул. Из темноты с ветром снова донеслось. — «Аллах!» Это гортанный выговор знали и Избор и Гаврила.
      — Ага, свинина… — сказал Гаврила — У кого в темноте глаз ошибается, а у кого нос… И такие, оказывается, есть…
      А Исин вроде бы и не услышал слов Гаврилы.
      — Чудные они какие — то. Магомета чтут, а свинину трескают.
      — Это нос у тебя чудной. Чего с голодухи не покажется…
      Избор остановился и с силой втянул в грудь воздух. Он пах мясом, пряностями, а рядом с запахом тепла и сытости ручейком звенел запах хорошего вина.
      — Вином пахнет… — сказал он шепотом. — Влипли….Назад…
      По Руси, славившейся своей веротерпимостью, бродило множество людей верящих не Перуна, Сварога и Даждьбога, а в своих чудных Богов. Таких иноверцев хватало и в Пинском княжестве, а уж Избор, побродивший по свету и повидавший там много всякого, знал, что последователи пророка Мухаммеда вина не пьют.
      — Может быть они не все там… — начал Исин, но договорить ему не дали.
      — Стоять! — скомандовали из темноты, и в грудь Избору уперся широкий как ладонь наконечник копья. — Кто такие?
      Воевода одним взглядом пробежался по копью от наконечника, точно такого же, какие он видел в сарацинском походе базилевса, до стражника, державшегося за другой конец древка. Он не разглядел лица, но различил чалму на голове, кольчужную сетку на плечах — обычный легкий доспех саркинозского воина. По тону Избор понял, что их не считают врагами, а вопрос задан для порядку. С одним мечом на троих даже в темноте он не походили на разбойников.
      — Не тебе спрашивать… — нашелся хазарин. — Мы-то здешние, испокон веку тут ходим, а вот вы кто?
      Стражник глядя им за спины отошел в сторону.
      — Идите к костру…. Там скажите.
 
      Миновав стражника они не спеша пошли к костру. До ближайшего было шагов двадцать, а следом за ним горело еще несколько. Темнота вокруг уже не казалась ни мирной, ни безопасной. Даже звезды в небе искрились словно наконечники далеких пик. Понимая, что теперь придется выворачиваться, Избор шепотом сказал:
      — Себя не называть. Вы наемники, а я калика перехожая… Ты Гаврила иди по-человечески. У твоей тени я потом сам прощения попрошу.
      Костров на поляне было несколько, и они пошли к ближайшему. Около остановившись. Тени их фигур отпрянули в темноту и Гаврила, верный зароку, из вежливости повернулся боком, делая вид, что смотрит по сторонам. Жмурясь на пламя они дали торговцам рассмотреть себя. Потом Избор сказал.
      — Мир вам, добрые люди…
      Избегая неприятностей они не двигались с места до тех пор, пока кто-то из купцов не ответил им.
      — И вам мир…
      Эти спокойные, полные достоинства слова перекрыл звериный рык, донесшийся с поляны. Гаврила повернулся, но в темноте ничего не разглядел.
      Несколько стражников подошли поближе, разглядывая их. Они не спешили освобождать дорогу к стоявшим недалеко повозкам и понимая, что пришельцы не позволят обыскивать себя просто рассматривали их. Гаврила и Исин уловив в их взглядах вызов расправили плечи, а Избор напротив, улыбнулся как можно шире. Стражники молчали. Через мгновение Избор понял, что всех их интересует не столько он, сколько халат.
      — Так смотрит, словно видел его уже… — сказал за воеводиной спиной Исин. Избор вспомнил блудливый взгляд старичка и подумал. «Может и правда у них украли. Придет сейчас каравнщик и скажет: „А халат-то мой… Снимай одежонку“. А у меня даже меча нет…»
      — Много вас там? — наконец спросил кто-то.
      — Мы ни душегубы, ни разбойники. От добрых людей не прячимся… Все, что есть — все перед вами…
      — Проходите с миром…
      Страж цокнул языком, провожая халат.
      Когда они отошли на десяток шагов Гаврила прошептал.
      — Это он не нас. Это он халат пропустил…
      Гаврила шел рядом с ним и рукоять меча описывала круги в ночном воздухе. Избор посмотрел на богатыря, на хазарина, узкими глазами высматривающего остроголовых.
      — Богатство и сила, — пробормотал он.
      — Что, что?
      — Богатство и сила Руси, — сказал Избор громче. — Мы с вами олицетворяем богатство и силу Руси…. Я, точнее мой халат — первое, а вы — не смотря на всю призрачность Гаврилы — второе.
      Гаврила хмыкнул, но тихо, не желая привлекать к себе внимание бдительного стражника, и провел бесплотной рукой по халату Избора.
      — Спасибо Картаге. Куда бы сейчас без его халата. Под кустом бы ночевали…
      — Ты погоди еще радоваться. Кабы тебя самого тут под дерновое одеяльце не уложили… — одернул его Исин.
      Большой костер, разложенный торговцами посреди поляны, был уже недалеко, когда в воздухе пронесся новый звериный вопль и среди людей сидевших вокруг костра возникло замешательство. Они вскочили с мест, указывая руками в темноту. Богатыри невольно посмотрели туда, куда указывало с десяток пальцев.
      Поодаль от костра они увидели клетку. Она не была пустой — пламя костра отражалось в чьих-то глазах двумя зелеными огоньками. Послышался властный голос.
      — Какой дурак оставил клетку открытой? Где эти неверные? Опять вино пьют?
      Другие голоса тут же подхватили этот крик:
      — Дверца! Дверца!
      Но зверь в клетке не стал дожидаться, когда люди придут в себя, Он мощным ударом распахнул ее — на траву посыпалась какие-то миски, и выпрыгнул на поляну. Сейчас они могли рассмотреть его целиком.,
      Великолепный пардус, размером никак не меньше сажени очутился посреди лагеря. Купцы в большинстве своем не стали проявлять отвагу. У кого не хватило сил убегать — застыл на месте. От зверя до богатырей было шагов тридцать, не больше. Он вошел в круг света, разлитый вокруг костра. Хвост, словно ошалев от страха метался вокруг него, задевая то левый, то правый бок.
      — Какой он здоровый! — сказал Исин.
      — Не длиннее меча! — отозвался Гаврила, привычно берясь за орудие убийства.
      — Ты его как резать собрался? Вдоль или поперек?
      Избор сделал шаг вперед и его халат вспыхнул словно костер, с которого ветер сдул золу и пепел. Зверь прищурился, заворчал. Уже не обращая внимания на купцов он, прижимаясь брюхом к траве, медленно скользил к воеводе.
      — Если мы его убьем, то вряд ли обрадуем хозяев. По нашим местам зверь редкий. Дорогой, наверное.
      — Сердобольный какой… Может быть, тогда и накормишь его? — спросил хазарин, вращая головой, чтобы найти хотя бы палку. — Может у тебя рука или нога лишняя есть?
      Гаврила задышал и плюнул — вспомнил, что ни пардус ему, ни он пардусу ничего плохого сделать не могут. Его меч со скрежетом вернулся в ножны.
      — Везет вам. Опять ваша потеха … — сказал он, скрещивая руки на груди. — Любят вас Боги…
      — Не на всех у них, видно, драконов хватает — напомнил Избор богатырю о недавнем прошлом. — Кому-то приходится и с пардусами дело иметь.
      — Его бы живым взять! — сказал Исин. — Вот за это они нам спасибо точно сказали бы…
      — Тебе-то что, очень нужно? Это спасибо? — спросил Исин.
      — Да не помешало бы. Сделай мы им что-нибудь хорошее, и они ответят нам тем же! Есть же хочется!
      Исин, как знаток Востока, не мог не согласиться с Масленниковым, но все-таки сказал:
      — Вы для Руси доброе дело сделайте — талисман сберегите. А уж все остальное по возможности.
      Переговариваясь, они не отрывали глаз от зверя. Тот тоже не сводил с них глаз, увидев в людях нечто привлекательное. Блестящие глаза его перебегали с одного на другого. Как оказалось, в свете костра могли блестеть не только пардусовы глаза. Камни, усыпавшие халат Избора возвращали свет костра назад, и блеск их привлек зверя. Издали воевода казался похожим не то на догорающий костер, вспыхивающий жаркими углями, не то на туманность в звездном небе. Он сделал шаг вперед. Зверь зажмурился, зарычал, присел на задние лапы.
      — Сейчас прыгнет, — предупредил сотник воеводу. — Ты бы хоть пальцы в кулак сжал …
      Избор не ответил. Под взглядом пардуса он сделал несколько шагов в сторону и встал так, чтоб фигура богатыря оказалась между ним и зверем.
      Едва Избор спрятался за Масленникова как зверь, которому было безразлично на ком выместить свое голодное раздражение прыгнул на богатыря. Избор видел, как напряглась спина Гаврилы, но он не дрогнул, не отступил назад. Он был неколебим, как скала.
      После этого все произошло так, как и должно было произойти по расчетам Избора. Зверь, выпустивший когти, пролетел сквозь богатыря. Это получилось настолько неожиданно для пардуса что из Гавриловой спины он вылетел перевернувшись хвостом вперед. Этого-то и ждал Избор.
      Аккуратно, чтобы упаси Бог, не повредить хвост, Избор ухватился за него, и, крутанув зверя, бросил его назад. Вой зверя, уже не злобный, а жалостный пронесся по воздуху и влетел точно в открытую дверцу. Избор отряхнул руки и сказал, глядя на тени вокруг.
      — Всего и делов то. Раскрутить и бросить.
      — Поймать за хвост, — напомнил хазарин.
      — Конечно.

      Они переглянулись и рассмеялись,
      — Кто бы вы ни были, вы пришли вовремя! — Раздалось у них за спиной. Они повернулись. Стоящий рядом с ними человек был сух и как-то необычайно бородат. В руках он держал сеть, и это делало его похожим на паука. Пока побратимы разглядывали его, он бросил сеть в траву и сразу утратил зловещее сходство.
      — И все-таки кто вы?
      Избор смерил его взглядом. Оценил богатый халат, богатые одежды его спутников столпившихся за его спиной сказал:
      — Хожалые люди, наемники, — ответил Гаврила, как и договаривались
      Караванщик кивнул. Если он и имел что-то против наемников, то умело скрыл это. Казалось, что в этих трех слов было достаточно, чтоб удовлетворить его любопытство, и он перевел свой взгляд на Избора,
      — Я — Избор. Калика перехожая. Спутник этих славных наемников.
      — Калика? — переспросил караванщик. — Что значит «калика»?
      Гаврила усмехнулся непонятливости купца — ведь вое было так просто.
      — Калика — это святой человек, угодный Богам, — пояснил он.
      Лицо караванщика просветлело.
      — Дервиш?
      Избор, поколебавшись, кивнул, но Гаврила не согласился с караванщиком и раздраженно ответил:
      — Я же сказал — Богам, а не только твоему Аллаху!
      Караванщик в ответ усмехнулся и поправил наемника:
      — Нет Бога, кроме Аллаха и Мухаммед — пророк его!
      Гаврила горделиво поднял подбородок. По нему видно было, что уж он-то точно знал, что караванщик ошибается. Караванщик не менее гордо расправил плечи. И не миновать бы драки, если б Избор не встал между ними.
      — Если ваши Боги слушают вас сейчас, то она наверняка смеются над вами.
      — Что ты такое говоришь? — надменно удивился караванщик.
      — Почему? — спросил ревнитель древлянских Богов.
      — Если вы верите в разных богов, то уж предоставьте им самим доказывать кто из ни более достоин поклонения, Велес, Стрибог, Тенгри-хан, Христос и Аллах договорятся между собой, — он поднял руку. — Там в небесах им сделать это просто. Попробуйте и вы сделать то же самое тут
      Караванщик поле недолгого молчания кивнул головой — то ли от того что считал себя хозяином положения, то ли вспомнив о том, что именно он является начальником каравана и сделал шаг назад, к костру.
      — Клянусь Аллахом ты прав, дервиш! Идемте к костру. Может быть, его свет и тепло, данное нам Аллахом, отогреют ваши души и рассеет тьму невежества царящие в них.
      Избор одобрительно улыбнувшись Гавриле пошел за караванщиком. Слишком уж они были известны и богатырь посчитал нужным вести себя не так как всегда, чтобы обмануть соглядатаев, если они тут были. Люди дошли до костра. Скрестив ноги, караванщик первым сел на ковер и, приглашающе проведя рукой по густому ворсу, указал гостям место рядом с собой.
      — Дервиш! — обратился караванщик к Избору, но тот поднял руку, обрывая речь торговца.
      — Я не дервиш. Возможно, что ты оказываешь мне честь, называя меня так, но я не дервиш. Я — калика перехожая. Зови меня лучше так. А кто ты, почтенный, к сожалению, не знаю твоего уважаемого имени? Купец?
      Хозяин погладил бороду, а заодно и живот.
      — Да, ты прав. Я купец. Меня зовут Муаммар Каффади. Со своим караваном я иду из славного города Бухары.
      Он еще раз коснулся руками своей бороды, и пробормотал что-то обращаясь к Аллаху. Гаврила смотрел на него подозрительно, решая не прячет ли купец кинжал в рукаве и нет ли у него кольчуги под халатом.
      — По этой земле приятно путешествовать, — сказал Избор. — Особенно если путешествие приносит прибыль… Удачно ли оно?
      — Слава Аллаху удача сопутствует нам!
      Воевода понимающе кивнул.
      — А далеко ли лежит ваш путь?
      Муаммар неопределенно развел руками показывая, что ответ на этот вопрос далеко не так прост.
      — Цель купца — не место, — сказал за него Гаврила.
      — А что же? — спросил Исин и проверяя свою сообразительность сказал. — Выгода?
      Глаза купца сверкнули. Он замешкался с ответом и Избор первый согласился с хазарином.
      — Да. Деньги. Прибыль. Они продают свой товар там, где нам дают за него больше денег. И сейчас наверняка едут в такое место.
      Муаммар кивнул и камень в его чалме сверкнул кровью. Избор пошутил.
      — Я не удивлюсь, если узнаю, что вы едите в Журавлевское княжество…
      Купец дернулся и так посмотрел на Избора, что тот понял, что угадал все правильно.
      — Наверное, ты действительно необычный человек. Ты угадал. Как?
      — В этом нет ничего удивительного, — пояснил воевода. — Почему-то все кого мы в последнее время встречаем направляются именно туда.
      — Все идут и едут к князю Круторогу, — подтвердил Гаврила слова Избора. — Словно там что-то должно произойти.
      — Что-то? — удивился купец. — Вы даже не знаете что именно?
      — Представь себе — нет, — слукавил Избор, — Все выражаются как-то неопределенно…
      Муаммар понял, что ему представляется редкая возможность рассказать этим странным людям о том, что всем вокруг известно.
      — Там будет большое празднество!
      — По какому случаю?
      — По случаю схода волхвов. Там будет большое гадание, ярмарка! Состязание волхвов! Со всей Руси съедется множество знатных людей с кошельками полными золота и серебра!
      Глаза купца закатились наверх и замаслились, словно он уже держал в руках чужое золото. Исин недоверчиво покачал головой:
      — Неужели такая новость, как сход русских волхвов дошла и до славной Бухары?
      Купец пожал плечами.
      — На все воля Аллаха. Может быть и дошла. Я узнал о празднике несколько дней назад и развернул караван на Русь. Слава Аллаху мы должны успеть!
      — Тебе повезло!
      Самоодовольно улыбаясь купец кивнул.
      — Меня еще попросили доставить могучему журавлевскому князю подарок — того самого пардуса, которого ты так удачно поймал.
      Гарила оглянулся на клетку.
      — Так это не твой зверь? Кто же так любит Круторога, что шлет ему подарки?
      Муаммар пожал плечами.
      — Не знаю. С пардусом едут люди, которых я должен довести до места, а они вручат его князю и скажут что нужно… Надеюсь, что князь обрадуется, и его расположение поможет мне продать и мой товар.
      — Что за товар? — поинтересовался Исин. — Паволоку? Благовония? Драгоценности?
      — Почему ты так решил?
      — Я был на востоке и знаю, чем богаты те края, — ответил хазарин. Муаммар хлопнул в ладоши и на ковре быстро, словно им прислуживала не люди, а духи, стали появляться блюда с едой и кувшины.
      — И это тоже, — сказал он тогда, когда на ковре появилось все то, что он хотел там увидеть. — Но большая часть нашего товара предназначена отнюдь не для женщин.
      — Что же это?
      Купец просмотрел на Гаврилу, потом перевел взгляд на рукоять меча, торчавшую у него над головой. Этот взгляд и был ответом.
      — Оружие? — спросил Избор. Пальцы, выдавая его, сжались в кулаки, словно обхватывали рукоять меча. Слава Богам купец не заметил его движения, а может быть, просто сделал вид, что не заметил.
      — Да оружие. Восток богат, а это значит, что мы должны защищать свои богатства. … Там мечи, кинжалы, луки. Все что угодно душе настоящего мужчины. Есть трехрядные кольчуги, доспехи, изготовленные мастерами из Дамаска. Копья с шести и трехгранными наконечниками, индийские дротики… Повозки забиты так, что и палец некуда сунуть…
      Перечисление всего того, чем он был богат, доставляло ему истинное удовольствие, а пока он рассказывал о товарах Избор с Исином сметали угощение с блюд. Словоохотливый купец наверняка перечислил бы все, что лежало в его повозках, но тут он заметил, что Гаврила не притронулся ни к одному из стоявших перед ним блюд. Муаммар замолчал и грозно нахмурился.
      — Как твое имя, человек? Почему ты не ешь? Может быть ты желаешь мне зла?
      Гаврила спокойно посмотрел на купца.
      — Те, кому я желаю зла долго не живут, — сообщил он ему. — К тому же все они остались там откуда я возвращаюсь. Сейчас я никому не желаю зла, и меньше всего тебе, приютившему нас в эту ночь у своего костра.
      Муаммар смягчился и Гаврила, чтобы тот не очень-то радовался, добавил с удовольствием наблюдая, как глаза купца наполняются желтизной. Уже не золото, а желчь плескалась в них:
      — Я ем только тогда, когда этого хочется мне, и только то, что мне хочется!
      Избор хотел, было, по привычке коснуться Гаврилова колена, но вовремя отдернул руку.
      — Не обижайся, уважаемый Муаммар. На этом человеке — благодать его Богов. Он готовит себя к необычайному подвигу, и дал обет ничего не есть. Он не может нарушить своего обещания Богам! Ты понимаешь?
      Купец, подумав, кивнул.
      — А сам ты, калика, какой веры?
      — Я верю в тех Богов, которым угоден, — уклончиво ответил воевода.
      — Какому же Богу ты угоден? — склонился к нему караванщик, желавший вызнать все до тонкости.
      — Тому, о котором мы все думаем и которому служим… — Ответил Избор так значительно, что купец принял его за тайного сторонника ислама. Муаммар значительно закивал головой и передал воеводе куриную ногу. Смягчившись, он обратился к Гавриле с вопросом:
      — Зачем ты постишься?
      Гаврила задумался для вида, а потом сказал.
      — Мои Боги избрали меня для совершения подвига, и я должен быть готов к нему!
      — Твои Боги? — удивился караванщик. — Твоим Богам нужны люди, чтобы совершать чудеса?
      Он рассмеялся:
      — Слабы же тогда твои Боги. Аллах в этом не нуждается…
      — Наши Боги всемогущи. И часть их сил в тех, кто верит в них!
      Гаврила улыбнулся и хлопнул себя по рукоятке меча.
      — Часть этой силы и сейчас при мне!
      Караванщик не дрогнул, хотя это был серьезный аргумент. Он только пожал плечами.
      — Наши Боги могут быть убедительным, когда это необходимо, — сказал молчавший до сих пор Исин. Он сказал это таким тоном, что-то ли от свежего ночного воздуха, то ли от чего-то еще Муаммар зябко передернул плечами.
      — Наши Боги горазды на разные чудеса! — добавил Гаврила. — Им под силу убедить в моей правоте даже такого неверующего как ты.
      — Да, — поспешно согласился с богатырем купец. — Чудеса показывают силу Бога. Аллах не раз пользовался этим для убеждения неверных…
      — А как все это происходит у вас? — спросил Избор, ловя взглядом движение теней за спиной Гаврилы. Тот как обычно сидел спиной к огню и на фоне костра люди, ходившие за ним, были хорошо видны. — Само собой? Без участия людей?
      — Все что происходит с нами, происходит по тем же причинам, что и все в этом мире — по воле Аллаха и совету пророка.
      Масленников улыбнулся, это не понравилось караванщику, но он ничего не сказал и обратился к Избору.
      — В основе нашей веры убежденность в том, что в мире есть две бесконечные вещи — Воля Аллаха и его милосердие! Благодаря и тому и другому мы иногда можем наблюдать чудеса, которые Аллах, по милосердию своему, производит для вразумления неверных. Этих чудес, да и преимуществ, которыми отличается наша вера перед всеми другими верами, привлекает к нам множество неверных!
      Откровенное хвастовство бухарца разозлило богатыря. Не то чтобы он был как-то особенно настроен против Аллаха, но…
      — Впервые слышу о том, что какое-то заблуждение имеет преимущества перед истинной верой — надменно сказал он. — О твоих чудесах мы поговорим позже, а сейчас я хотел бы услышать о том, что ты по заблуждению называешь преимуществами твоей веры.
      Купец не понял, а точнее не захотел понять богатыря.
      — Просто Аллах любит своих приверженцев позволяет им кое-что, что запрещено для неверных. Масленников и Муаммар задиристо смотрели друг на друга ощущая, что за каждым из них стоят его Боги. Избору стало ясно, что Гаврила притворяется слишком искренне и уже готов сделать глупость, поспешил вмешаться в разговор:
      — Я, кажется, догадался, о чем ты говоришь! О многоженстве?
      Каффади утвердительно кивнул:
      — Аллах позволяет правоверному мусульманину иметь трех жен и бессчетное множество наложниц!
      Скривив шею, он заглянул в лицо Гавриле.
      — Ты говоришь о том, что твои Боги любят тебя? Почему же тогда они не дают вам высшего наслаждения, которого достоин мужчина?
      Гаврила посмотрел на Исина и рассмеялся прямо в лицо караванщику.
      — Разве ты не знаешь, что наши Боги позволяют мужчине иметь не три жены, а столько, сколько тот можно прокормить.
      Муаммар дернул себя за бороду от огорчения, но быстро нашелся с ответом.
      — Может быть, но вам никогда не достичь нашего рая…
      — А каков он? — полюбопытствовал хазарин.
      — О! Наш рай великолепен! Тенистые сады, фонтаны, вечно юные гурии. Даже после смерти самые достойные из нас продолжают жить земные радостями!
      Глаза Муаммара заблестели и он с воодушевлением начал расписывать жизнь праведников в обществе вечных девственниц. Его спутники вздыхали и закатывали глаза, подтверждая сказанное кивками.
      — А свинина? — вкрадчиво перебил их хазарин. — А вино?
      Слабые места противника он знал наперечет и разил без промаха.
      — Где же хваленая любовь вашего Аллаха к человеку, если ему ни выпить нельзя, ни закусить как следует?
      — У каждой религии свои запреты, — пожал плечами купец. Против этого выпада возразить ему было нечего. — У нас одни запреты у вас другие. К тому же винопитие, разрешенное вашими Богами, более верно и скоро доводит человека до скотского состояния, чем что-либо другое! Разве это не так?
      Он посмотрел на Избора, одобрительно кивавшего каждому его слову. Но тот против ожидания ответил:
      — Не то чтоб я был сильно привязан к винопитию, но не люблю я все эти запреты…Ну их. Зачем себя мучить? Запретом для человека может быть только совесть!
      — Но ведь совесть и есть голос Бога в душе человека? — опросил купец. Избор согласился с ним.
      — Да.
      — А при чем тут совесть? Воля Аллаха священна и ее невозможно остановить! Захочет Аллах, и рыбы поплывут по небу, захочет — солнце взойдет на западе!
      Гаврила, со спокойной улыбкой слушавший его, не преминул добавить от себя:
      — То же самое случится, если этого захотят наши Боги!
      — Докажи! — быстро сказал купец, решив что наконец-то поймал славянина на слове.
      — Докажи сам! — вернул ему насмешку богатырь.
      — Приезжай в Бухару, и, по воле Аллаха, мулла Муталиб совершит для тебя чудо! Такое чудо, которое сможет убедить в моей правоте любого неверного!
      Насколько торжественными были слова Муаммара, настолько ироничными оказались слова киевского богатыря.
      — В Бухару? — насмешливо переспросил он. — Зачем? Почему не в Нагасаки? Разве сила твоего Бога не находится всегда с тобой? В твоей душе?
      Каффади молчал.
      — А может быть тебе просто нечего мне сказать? — Каффади покачал головой. Ему было что сказать.
      — В воле Аллаха делать чудеса там, где он хочет и когда он хочет.
      — И все же ты зовешь нас в Бухару? — напомнил ему его слова Исин.
      — Ты же не можешь предложить мне даже этого. Укажи мне место, где твои Боги могут проявить свою силу и я охотно приеду посмотреть! — сказал караванщик. Масленников, склонив голову набок, смотрел на купца, словно выбирал место, куда хотел вцепиться зубами. Избор, уже представлявший, что может сделать Гаврила, видел, что выбор у того был.
      — Конечно, я сделаю это! — Кротко сказал богатырь. — И для этого тебе не придется ехать ни в Киев, ни в Гороховец. Из уважения к твоему гостеприимству, в его силе я смогу убедить тебя прямо здесь. И сейчас.
      Разговор зашел слишком далеко. Сейчас они смотрели в глаза, давая друг другу возможность рассмеяться и обернуть все шуткой. Пока они сверлили друг друга взглядами, Избор оглядел на всякий случай поляну. Четыре костра горевшие на ней отбирали у ночи довольно места, чтоб Гаврила мог показать мусульманам все, что захочет — света и тепла костры давали столько, что он обеспокоясь судьбой путеводного яйца, лежавшего в сумке (как бы не испеклось) отодвинул ее подальше от огня. Тем временем Гаврила медленно, давая магометанам возможность почувствовать удивительность момента, поднялся. Движения его были плавны и полны торжественности. Разгибая колени он медленно вырастал на их глазах, и рост прибавлял ему могущества… Вытянув руки вверх он во всю силу заорал:
      — Светлые Боги! Дай мне силы совершить чудо! Убедите неверящих в вас в своей силе!
      Руки его разошлись в стороны, словно он хотел обнять всех сидевших рядом с ним и прижать их к своему сердцу. Купцы, словно завороженные, поднялись следом. Глядя на них встали и Избор с Исином. У хазарина на губах как приклеенная висела ухмылка. У него перед купцами было одно неоспоримое преимущество. Он догадывался, что сейчас произойдет. С улыбкой превосходства Гаврила Масленников посмотрел в небо, словно вверяя себя древлянским Богам, и сделал шаг вперед. Шаг был невелик, но значение его было в том, что заканчивался он в костре.

      — А-а-ах! — вырвалось у купцов. Гаврила спокойно стоял в пламени, кусавшим его колени. Оранжевые языки оплетали его икры, раскаленный уголь окружал ступни, но Гаврила, словно не замечая этого, кротко смотрел на Муаммара Каффади. Молчание на поляне натягивалось как струна.
      — Ну и что? Велика ли сила наших Богов?
      Купец судорожно сглотнул и голосом, который казался твердым только ему, сказал:
      — Разве это чудо? При известной силе воли человек вполне мотет выдержать и не такое!
      — Тем более если на нем доспехи! — подал голос кто-то из прихлебателей караванщика.
      Гаврила мог бы сказать в ответ всего два слова — «Встань рядом!», но он не стал этого делать, сообразив, что припертый к стене караванщик может затеять драку.
      Не сказав ни слова, он вышел из костра. Шагами длинными и плавными, словно действительно Боги вели его, он пошел к клетке с леопардом.
      — Ва-ва-ва — растерянно забормотал караванщик, но Гаврила миновал клетку заворчавшего зверя и подошел к одной из повозок. Он остановился и, улыбаясь, поманил к себе маловеров — мусульман. Когда те подошли достаточно близко он, пошептал что-то, сложив руки на груди, и медленно вошел в повозку. На глазах изумленных до неподвижности купцов его лицо словно вдавилось в полотняную стенку повозки. Потом, так не медленно и наглядно он просунул туда голову, потом шею и плечи… В конце концов, все его тело кроме ног, стоявших на земле, между колес, оказалось в повозке.
      Муаммар обежал ее и распахнул руками полог. Оттуда на него глянули острия копий и лезвия секир.
      — Где ты?! — крикнул он. Купец был так возбужден, что не мог говорить спокойно. — Где ты?!
      Прошла долгая секунда, прежде чем лицо Гаврилы выплыло из груды оружия. Он не стал выходить полностью, а встал так, чтоб наконечники копий, связки которых и составляли верхние ряды груды, высовывались из его головы.
      — Я тут, караванщик! — сказал Гаврила. Он переступил с ноги на ногу так, что лезвия и острия вошли в голову и вновь выступили из нее.
      — Что ты скажешь на этот раз??
      У караванщика уже не было охоты что-либо говорить, но под насмешливыми взглядами богатырей он собрался с силами:
      — Велик Аллах, даже если неверному он позволяет убеждать нас, правоверных мусульман, в своей силе…
      Он медленно покачал головой, словно с трудом веря в самою возможность того, что происходило на его глазах.
      — Видно ты угоден Аллаху!
      Его спутники не отставая, забормотали:
      — Аллах велик!
      Под это бормотание Гаврила вышел из повозки.
      — Послушай, богатырь! — сказал Каффади. — Оставь заблуждения, прими истинную Веру! Ведь это знак тебе!
      На лице у него светилось столь явно написанное желание обнять нового знакомца, что Избор приготовился вмешаться.
      — Я не хуже тебя знаю, какая вера является истинной! — ответил Гаврила. — Я родянин!
      Руки купца опустились.
      — Какой же ты родянин, если Аллах помогает тебе?
      — Я хороший родянин, — просто ответил Гаврила. Он посмотрел на друзей. Лицо Исина слегка подергивалось, и Гаврила понял, что тот едва сдерживает смех.
      — Наверно уважаемый Муаммар считает, что хороший родянин уже наполовину мусульманин? — сказал Избор. Караванщик обрадовался неожиданной поддержке и кивнул.
      Гаврила, растерянно глядя на купцов, замотал головой. Он отказывался верить своим ушам и глазам. Только что на глазах этих людей он совершил то, что по всем статьям было чудом. Он сделал то, что не мог сделать ни один из них, только вот….
      Рука Гаврилы опустились. Он понял, что, чтобы он не делал — все это будет воспринято правоверными купцами как подтверждение силы их Бога. Богатырь грустно покачал головой глядя на обступивших их купцов, не то прощаясь, не то жалуясь на судьбу и пошел с поляны. Исин, даже не дожидаясь взгляда воеводы, пошел следом. Избор подхватил свою сумку и, поклонившись купцам поясным поклоном, поспешил за друзьями. На краю поляны, где к дороге вновь сбредались деревья и стояли воины, он догнал их.
      Тяжело вздыхая они миновали стражников.
      — Хорошо вышло… Без драки ушли… — сказл Исин. — Надо было хоть копье попросить, да чего уж… Куда теперь?
      — В Бухару что ли съездить? — задумчиво сказал Гаврила. — Удивить этого… Муталиба. Или не стоит?
      — Не стоит, — покачал головой Исин. — Возвращаться уж больно далеко.
      Они постояли, послушали, как галдят купцы, и когда небо очистилось от туч и стало немного светлее они пошли дальше. Путеводное яйцо Избор так и не вынул. Они ведь не шли вперед, а просто искали место для ночлега. Припорошенная белой пылю дорога, казалось, светилась в темноте. За их спинами, там, где остались купцы, тишина то и дело нарушалась криками — «Аллах акбар»! — Купцы, словно стараясь забыть то что видели, славили своего Бога.
      — Чудные люди! — озадаченно оказал Исин. — Ты им про великих Богов, а они свое гнут… Я так и не понял, кто там кого обманул. Гаврила их или они Гаврилу.
      — Это как считать… Чудеса-то не Боги творили и не Гаврила, а поганый старикашка Картага… Так что не зря они Гавриле не поверили. Все при своем остались, да поели еще…
      — Главное мы при талисмане, а остальное…
      Гаврила махнул рукой, отбрасывая в прошлое недавнюю встречу.
      — Пусть уж лучше они, чем остроголовые.
      Час спустя, когда сон начал заплетать им ноги, они нашли рядом с дорогой стожок свежескошенного сена и остановились рядом. Тонкий рожок месяца освещал дорогу и деревья, обступившие поляну со всех сторон. В лесу было тихо. Лес спал. Только изредка ветер, налетавший порывами, шевелил верхушки деревьев. Избор огляделся, понюхал воздух.
      Запах сена перебивал все остальные запахи, но он, однако, ощутил рядом с ним и запах большой дороги — горьковатый аромат пыли, поднятой за целый день в воздух колесами телег и человеческими ногами, примешивался к запаху подсыхающей травы.
      — Скоро легче будет! — оказал воевода. — На дорогу выйдем.
      — Ветер нашептал? — устало спросил Гаврила, садясь около стожка. Он даже не посмотрел куда садится — настолько все равно ему было.
      — Какой ветер? — сказал хазарин. — Пылью пахнет. Большой дорогой.
      Масленников несколько раз вдохнул ночной воздух и пожал плечами. Он ничего не ощутил.
      — Ничего не чувствую, — оказал он. — Проклятый старик! Хорошо хоть говорить могу.
      — И дышать, — напомнил Исин.
      — И есть, — добавил Гаврила, косясь на свой мешок. — Вас-то купцы накормили?
      — Накормили.
      — А я сейчас поем! — решительно сказал Гаврила. — Одно у меня теперь удовольствие осталось.
      Он развязал горловину мешка и достал баклажку. Сделав несколько глотков, он замычал от удовольствия и принялся за съестное, Избор с хазарином откинувшись на сено наблюдали за ним глазами сытых людей.
      — Не переусердствуй. Съешь все сейчас — чем завтра кормиться будешь? Картага сбежал. Кто тебя, теперь бедного, накормит?
      Воевода проснулся, когда небо над ними стало пепельно-серым и звезды, светившие всю ночь, померкли. Оглядев место ночлега, он не увидел там никаких перемен: все деревья стояли на своих местах и ноги Гаврилы по-прежнему торчали из глубины стога, и так же доносился оттуда сонное сопение хазарина.
      Избор посмотрел наверх. Небо на глазах светлело и на востоке в его расцветке появились нежные розовые и жемчужные оттенки. Там, из-под земли, мощно, словно гриб после дождя лезло вверх солнце. Широко зевнув, воевода потянулся. Желая разбудить товарищей, он по привычке коснулся ближней ноги. Но прошедшая ночь ничего не изменила в Масленникове, и тот все еще оставался бесплотным как запах. До Исиновой ноги он не дотягивался.
      — Эй, люди! — позвал тогда Избор — Гаврила! Ночь прошла! Хватит спать!
      Богатыри никак не дали понять, что хотят вставать. Скорее всего они просто не слышали его. Прислушавшись к мощному сопению, Избор подумал: «Во храпят! Как на конях скачут…Услышат они меня, как же!» Но Гаврила против его ожиданий еще разок всхрапнул, поднялся из травы и заявил:
      — Какой тут сон? Всю ночь на поляне кто-то храпел!
      — Точно! — сказал из травы хазарин, прекратив храпеть и раздирая рот зевком. — Могу подтвердить, что слышал храп собственными ушами!
      Он посмотрел на Гаврилу.
      — Вот человек устроен! Рукой не возьмешь, а храпит как настоящий…
      — Чья бы корова мычала, — сказал Избор. — Оба хороши.
      Гаврила не стал спорить. Умывшись росой, они наскоро перекусили, глядя, как Гаврила выгребает из мешка остатки. Остатков оказалось не мало, но и они кончились.
      — Что у нас впереди? — спросил чуть позже Масленников, с сожалением вытирая рот.
      — Большая дорога, — ответил Избор.
      — Большая дорога — большие неприятности, — глубокомысленно сказал Исин. Небо над головой постепенно наливалось румянцем, но не смотря ни на что слова прозвучали не очень грустно.
      Избор возразил:
      — По-моему самые большие не приятности нас ждали как раз там, где никаких дорог не было.
      — Там не было неприятностей.
      — Не было? — удивился Исин. — Что у нас там тогда было?
      — Там были опасности и беды… Остроголовые, песиголовцы, драконы, старички Картагины.
      — А неприятности?
      — Неприятности? Эго всякая мелочь. Разбойники, например, непогода всякая…
      — Ну, на счет непогоды можешь, не беспокоится. Денек сегодня будет хороший. Без дождя.
      — А я на счет разбойников тоже не беспокоюсь. Справимся как-нибудь. Не впервой.
      Избор достал яйцо и положил его на землю.
      В этот раз оно решило катится по дороге. Позевывая, и подбадривая друг друга, они пошли вслед за ним и вскоре их дорожка как ручей в реку, влилась в Большую дорогу.
      Перед тем как ступить на нее Избор посмотрел на следы, что оставили путники прошедшие и проехавшие тут вчера. Дорога вынесла все — и людей и телеги с поклажей и коров и давешних верблюдов. Следов хватало на всех, но воевода был уверен в том, что след, которые оставят на дороге они, удивит кого угодно. Похоже было, что прошли не три человека с яйцом, а двое со змеей.
      Пока яйцо крутилось, принюхиваясь, он посмотрел в небо.
      — Интересно, чего это они нас в покое оставили? Ни ковров, ни остроголовых, ни засад…
      — Это все по другую сторону гор осталось, — сказал Гаврила. — Там сейчас трясут… Кому в голову придет, что мы не к Киеву, а назад попремся?
      — Да, — согласился Избор. — Нормальные люди так не сделают.
      Где-то далеко за их спинами Солнце уже поднялось из-за края земли и во всю поливало ее животворным светом, а тут, в лесу царил полумрак. Легкий утренний туман оседал каплями на широких листьях боярышника. Его колючие заросли тянулись по левую сторону от них. Исин сорвал гроздь цветов, и время от времени нюхал их, наблюдая за галками, гонявшими друг друга вдоль дороги. Глядя на все это, Гаврила с душой выругался.
      — Кончалось бы все это быстрее…
      — Что? — переспросил Избор.
      — Да надоело все это… Не человек, а….
      Он поискал глазами с кем себя сравнить, на глаза попалась галка, суматошно и бестолково сновавшая над дорогой.
      — Галка какая-то…
      — Подожди… Может день еще, может два…
      Что он еще мог сказать?
      — И двух дней не прошло, а уже, — добавил Исин услышав разговор. — А что через неделю будет?
      — Неделя? Ну, нет! — внутри у Гаврилы, все похолодело от мысли, что такое вполне возможно. — Не пугай. Если это яйцо нас сегодня не приведет к зеркалу, я его завтра съем…
      — А чего тебе неймется? — притворно удивился Исин. — Идешь спокойно. Солнце голову не печет, никто по ней не стучит, ножом в спину не тычут… Драться захочешь — только ковчежец открой и тут же дракона пришлют. Поди, как плохо…
      — Хочу быть как вы, — упрямо сказал Гаврила. — Чтобы если пардус — так на всех. Чтобы если трудности — то поровну. А не на четыре плеча…
      Немного смущенный его горячностью Избор отмахнулся.
      — Какие тут трудности? Слава Богам тут даже опасности нет, не то чтоб каких-то серьезных неприятностей. Иди только да ноги переставляй — вот и все тяготы. Даже чудно как-то…
      Небо над ними розовело, прожаривая и румяня туши облаков. Нос Избора сморщился, когда луч сонца добрался до него, он чихнул. День обещал быть теплым, не летним даже, а весенним, только пчелы жужжали по летнему. Ничего плохого в такой день произойти просто не могло.
      — А встретится кто? — прогудел в ухо Масленников, которого эти летние радости ничуть не трогали.
      — Первый раз что-ли?
      Гаврила выхватил меч и взмахнул им. Клинок пролетел сквозь Исина и через ствол огромной березы. Хазарин покачал головой, а Избор понимающе кивнул:
      — Подраться захотелось?
      Гарила поскреб в голове и признался.
      — Подраться — это по возможности… Просто хочу, чтобы все как у людей…
      Глядя на хазарина, беспечно размахивающего руками, на спину его, не отягощенную мечом, добавил.
      — Случись что — хоть помочь смогу.
      — Да что тут случится? — повторил воевода. Гаврила и сам не знал.
      — Не знаю. Но что-нибудь обязательно…
      Избор усмехнулся и вроде в шутку сказал:
      — Завидуешь…. Нашел чему завидовать… Нам этих драк еще на всех хватит.
      Гаврила молчал. Избор не душой даже, а просто кожей ощутил то, что посчитал Гавриловой завистью к нему и Исину.
      — Ну, хочешь, что б тебе легче было, я тоже драться не буду? — вырвалось у воеводы.
      Брови Масленникова поползли вверх.
      — Ты соображаешь, что говоришь?
      Под недоуменным взглядом богатыря воевода вскинул руку вверх, призывая в свидетели Богов.
      — Конечно! Светлым Богам клянусь не вступать в драку до тех пор, пока ты не станешь таким как мы с Исином или…
      Вылезающие на лоб глаза Гаврилы замедлили речь Избора..
      — Или? — переспросил богатырь, не веривший ушам, но увидавший в этой оговорке проблеск присущего воеводе здравомыслия.
      — Или до тех пор, пока с меня сапоги не снимут!
      Воевода туже понял, что сморозил глупость и добавил, уменьшая ее размер.
      — Или пока не дойду вон до того поворота…
      Гаврила не решился ничего возразить, боясь показаться смешным, только сказал.
      — Я думаю, что не зря на тебя надеюсь.
      — А я надеюсь, что ничего не случится, — смущенный своей запальчивостью и данным обещанием сказал Избор. Гаврила посмотрел на него и чуть поколебавшись, кивнул. До поворота было не так уж и далеко — шагов сто.

      — Вы чего? — спросил хазарин. — Умом повредились? Чего чудите?
      Взгляд его перебегал с одного на другого, готовый рассмеяться при первой же улыбке. Но никто не улыбался.
      — Не чудим… Шутим… — серьезно поправил его воевода. — Теперь, ежели что до поворота случится, тебе за всех стоять…
      Исин повернулся и почти как Гаврила сделал несколько шагов спиной вперед.
      — Постою… Надо было тебе Гаврила у купцов хотя бы оружием разжиться. Зря, что ли чудесами удивлял?..
      Масленников пожал плечами, словно удивляясь нахальству хазарина.
      — Я при мече, а если тебе что-нибудь от них нужно, мог бы со мной в костре постоять… Чего отстал-то? Огонь от тебя не дальше чем от меня был.
      Хазарин посмотрел на не оставляющие следов богатырские ноги, на мягкую кожу сапог, не тронутую вчерашним пламенем.
      — Так не холодно было… Вроде не зима. Чего в костре-то делать?
      Гаврила не успел сказать, что хазарин должен был делать в костре. На глазах Избора он зачем-то скакнул в бок и стал медленно заваливаться вниз. В нелепом своем падении он замахал руками, то ли ища опору, то ли отмахиваясь от пыли, что поднялась над дорогой, упал на землю. Пальцы его прочертили десять глубоких борозд, а потом он вообще взлетел в воздух и повис над землей.
      Неведомая сила дернула его в бок, перевернула и ногами вверх подняла к вершинам деревьев..
      Никто не успел не рассмеяться, ни посочувствовать хазарину, вниз головой висевшему между деревьев — из кустов с обеих сторон полезли бородатые морды.
      То, что это разбойники было ясно уже по их виду. Первый держал в руке изогнутую саблю, лезвие которой до половины терялось в окладистой бороде. Другие были не краше. На этот раз обошлось без молодецкого посвиста и без страшных воплей. Лихих людей оказалось пятеро, и они не стали тратиться на пустые крики против троих… нет теперь уже двоих — висевший в петле не счет — почти безоружных путников
      — Верно люди говорят, «Кто рано встает, тому Бог дает!» — сказал кто-то из них. Голос был сиплым, словно говоривший еще не проснулся. Яйцо, почуяв, чем все это может кончится для него, нырнуло под громадный камень, лежавший у края дороги и затаилось.
      Уверенные в своем превосходстве разбойники окружили их и бесцеремонно разглядывали. Избор поежился. Смотрели больше на него. Точнее на халат. Он вытянул шею, пытаясь рассмотреть за кучей разбойников, ставший вдруг очень далеким поворот, но встретился взглядом с атаманом и понял, что до него ему добежать не дадут.
      Разбойники стояли молча, стараясь не спугнуть удачу, подавленные свалившимися невесть откуда счастьем. Наконец кто-то не выдержал и радостно изумленно воскликнул.
      — Это же сколько тут каменьев? Столько и за год не пропьешь!
      Очнувшись от этих слов, атаман свирепо напомнил.
      — Кто это там хлебало разинул? Еще раз услышу — укорочу на голову. И пить нечем будет.
      Потом он посмотрел на Избора. Именного на него, а не на халат, и деловито предложил:
      — Снимай-ка халат, прохожий…
      Избор коснулся ножей на поясе, посмотрел на Гаврилу.
      — Черт тебя за язык тянул, — сдавленным голосом сказал богатырь. Он вытащил из-за спины меч и провел им вокруг себя, словно творил волшебство.
      Над зарослями шиповника, наполнявшего воздух вокруг запахом меда, поднимались стволы берез, рассекавшие небо белыми стрелами. Кругом было так тихо и мирно, что воевода вполне миролюбиво спросил.
      — А зачем это тебе мой халат, добрый человек?
      Настроение утра ощутил не только Избор. Сам атаман, казалось, от этой красоты утратил часть своей свирепости. Он рассмеялся и снизошел до ответа.
      — Потому что тебе он больше не понадобится. Покойнику халат только обуза…
      Избор покачал головой. Он еще раз прикинул сколько осталось до поворота, оглянулся на беззвучно болтавшегося на ветке хазарина, посмотрел на всякий случай в небо, нет ли там Мури. Позади атамана, расперев кусты, на дорогу высовывался здоровенный камень, тот самый под которым сидело теперь яйцо. Стремительным прыжком Избор вскочил на него.
      — Халат… Эко диво. Возьми лучше сапоги.
      Он приподнял полы халата, показывая добрую кожу.
      — Прикажи друзьям — пусть снимут… Не простые сапоги — скороходы…
      Атаман не стал даже смотреть на них.
      — Вытряхните его из халата, только так, чтобы кровью не испачкать.
      Приказать-то было легко, а вот сделать… Через мгновение перед камнем уже стоял Гаврила
      Загораживая атамана, навстречу ему шагнули двое — один с тяжелой секирой на мощной рукояти другой — с двуручным мечом.
      — Эх, я бы вас… — с тоской сказал Гаврила.
      — В другой раз, может ты нас, а уж в этот — мы тебя.
      Обладатель меча обрушил удар на голову, а мгновением позже на него обрушилась секира.
      Богатырь встретил удар не дрогнув.
      Но каков это был удар!
      Видя перед собой доспехи, разбойники вложили в удар всю силу, рассчитывая если не срубить богатыря, то хотя бы сбить его на землю, но картагино волшебство сослужило на этот раз добрую службу. Не причинив вреда человеку, меч и секира пронзили его и встретились с камнем. Веселый звон пролетел вдоль лесной дороги.
      — Славный удар, — сказал Масленников, глядя на меч и секиру, торчавшие из его груди. — Но никак не лучше моего!
      Разбойники стояли напротив него и в их круглых от удивления глазах уже теплился страх. Между ним и разбойниками был только один шаг и меч богатыря блестел как настоящий, но разбойники приклеенные к земле страхом даже не попытались увернуться. Больше всего на свете их сейчас занимали сведенные судорогой руки. Обездвиженные удивлением и болью разбойники застыли не в силах что-либо сделать, и чтобы заняться остальными он должен был покончить с теми, кто стоял перед ним.
      — В глаза смотреть! — крикнул он, так, что эхо заходило под березовыми кронами. Он обращался к тем двоим, что стояли перед ним, но глаза всех тех, что стояли на дороге были прикованы к нему… Медленно, отлично понимая, что перепуганные разбойники никуда от него не денутся он четырьмя ударами крест на крест «разрубил» стоявших перед ним людей.
      Выдержать этого не смог ни один не другой и оба без чувств повалились ему под ноги.
      — Призрак! — в две глотки заорали оставшиеся. — Вурдалак!
      — Ха-ха-ха-ха — плотоядно захохотал в ответ Гаврила — Напьюсь нынче кровушки!
      И медленно, стараясь дать им время прийти в себя и сбежать, стал подступать к разбойникам. Одним прыжком атаман оказался рядом с помертвевшими от страха товарищами и тряхнул их за воротники, не дав страху спуститься до ног.
      — Кого боитесь, трусы? Вот я вам сейчас покажу!
      Он кулаками прошелся по лицам.
      — Не его. Меня бояться нужно!
      — Бежим, — крикнул один, отступив на несколько шагов. — Его же не убить!
      — Ерунда! — отмахнулся атаман. — Если уж мы ему ничего сделать не можем, то уж он нам и подавно. Сейчас я его к Ящеру отправлю…
      Он повел рукой, делая какой-то охранительный знак и тут, чувствуя в руке обманчивую тяжесть меча, Гаврила забылся и совершил ошибку. Вместо того, чтобы пугать разбойников он сделал выпад и мгновение спустя его меч по рукоять сидел в груди разбойника.
      — Сам ступай к Ящеру. Там твое место….
      Атаман ужасно ахнул, ухватился за грудь. Несколько мгновений они неподвижно стояли друг против друга — богатырь и насаженный на меч разбойник. Слабея ногами, но не потеряв твердости духа, он медленно опустился на дорогу, глядя как оружие не причиняя боли и не оставляя следа, движется в нем через грудь и шею. Когда бесплотный меч проходил через переносицу глаза разбойника сошлись к лезвию и отразились в полированной стали.
      «Один хороший удар в лоб и он навсегда останется косым!» — подумал Гаврила. Но нанести удар было некому: Исин беззвучно дергался на веревке, Избор связан дурацким обещанием, а сам он — бесплотен.
      Атаман сел в траву и с облегченной улыбкой счастливо вздохнул.
      — Напугал, — честно признался он. — А ведь не напугать, а убить хотел?
      Не дожидаясь богатырского ответа, он сказал оторопело стоявшим на одном месте разбойникам.
      — Ну, что я вам говорил? Он же безвредный. Чего его бояться? А гонору, как у жука-притворяшки.
      Он неожиданно ловко и легко подпрыгнул и рассек Масленникова саблей. Гаврила отбил, точнее попытался отбить удар, но сталь пронеслась через доспехи невесомая и бесплотная, как клочок тумана. Только что обездвиженные страхом разбойники на глазах Избора приходили в себя. Не разобравшись еще что тут такое творится они поняли главное — единственный обладатель меча, что стоял на пути к заветному халату был не опаснее дурного сна.
      Словно цветы, попавшие под дождь, разбойники на их глазах поднялись, расправили плечи. Из согнутых страхом людей они превратились в хозяев большой дороги Сейчас они были даже, пожалуй, более опасны — они еще помнили свой страх и видели перед собой тех, кто был причиной его и свидетелем..
      — А приятель его не такой же? — спросил один. Меч уже не ходил в его руке, а спокойно покачивался.
      — А по мне хоть и так, только был бы халат настоящий… — отозвался товарищ.
      Они осторожно пошли к Избору, поигрывая мечами. Желая хоть как-то задержать их, Гаврила бросился навстречу, но разбойники не обратили на него внимания. Размахивая оружием, они просто прошли сквозь него и стали с двух сторон обходить камень. Гаврила зло задышал. Он не сомневался, что Избор сдержит слово. Приближалось неотвратимое.
      — Дерись! — голосом, полным безнадежности воззвал Гаврила — Дерись же!
      — Не могу, — глухо сказал Избор — Слово!..
      — Дурак! — горько выдохнул богатырь. — Какой же ты дурак!
      — Сам знаю. Ничего выберемся.
      Избор для виду взялся за ножи. Разбойники остановились и напомнили.
      — Халат.
      Воевода послушно развязал пояс с ножами, бросил вниз, к разбойничьим ногам. Видя такую покорность, разбойники опустили оружие. Следом за поясом туда же упал и халат. На голой груди Избора заблестела поддельная «Паучья лапка». Атаман молча показал на нее, а потом на халат. Не возражая, Избор подчинился и этому.
      — Что в мешке?
      — Второго халата там нет… — с сожалением сказал Избор. — Слушай… Раз халат забираете, так и сапоги берите… Чего это я как дурак в сапогах пойду?
      Но разбойникам было не до сапог. Не обращая внимания ни на Гаврилу, ни на Избора, ни на все еще лежавших на земле товарищей они теребили халат. Атаман очнулся первым. Расклад был прежний трое против одного, но никакой пользы извлечь из этого уже было нельзя — путешественники были обобраны и не опасны. На всякий случай — не из надобности, а из простого любопытства он еще раз ударил Гаврилу мечом (тот даже не заметил), а потом посмотрел на Избора.
      — Почему он еще живой? — притворно удивился атаман. — Если не можете убить одного, так зачем оставлять в живых остальных?
      — А сапоги? — спросил Избор. — Там в каждом каблуке по жемчужине!
      — Возьмем, возьмем, — сказал разбойник. — Только не сейчас, а чуть по позже
      Он повернулся к товарищу и сообщил.
      — А сапоги-то точно не плохие… Не люблю носить вещи с покойников, но что поделаешь? Придется привыкать…
      — Кровью ведь испачкаю, — предупредил он их. Разбойники не ответили.
      Избор понял, что пришло время выбирать между жизнью и интересом Руси и верностью слову. Через головы разбойников посмотрел на Гаврилу. Тот разжал окаменевшие губы.
      — Русь важнее нас. Убей их. Пожалуйста… Чего тебе стоит?
      Разбойники оглянулись на Гаврилу и собрались, было рассмеяться, когда Избор сказал.
      — Хорошо. Конечно.
      — Убьешь? — рассмеялись разбойники — Попробуй!
      — Убить не убью, — серьезно сказал Избор, — но, извините, изуродую…
      Разбойники рассердились.
      — Добром слезай!
      Они ухватили его за ноги, собираясь сдернуть воеводу с камня, если тот воспротивится, их не остановил даже облегченный смех призрачного богатыря. Мгновение их руки лежали на Изборовых лодыжках, но тот не стал дожидаться рывка, что смел бы его к ногам разбойников, а сам прыгнул вперед, через разбойничьи головы. Призывая в свидетели Богов, он крикнул.
      — Я бос! Они таки сняли с меня сапоги! Пусть потом никто не говорит, что я слово не держу…
      Пошевелив пальцами ног, он попробовал, не скользко ли будет драться.
      Двое разбойников подходили от камня, двое других лежали рядом. Атаман оставался за спиной. Сейчас он был самым опасным противником.
      — Сзади! — крикнул Исин сверху. — Берегись!
      Избор присел и откатился в сторону. Над головой свистнула сабля, с влажным шелестом упали на землю срезанные ветки. Атаман выругался. Разбойники перешли на бег, но атаман остановил их.
      — Я сам!
      Он ждал легкой победы, но Избор уже поднимался, сжимая пальцы в кулаки. Конечно, голые руки слабая защита от отточенной стали, но у Избора имелась голова на плечах и поэтому, поднимаясь, он ухватил в каждый кулак по горсти песку. Еще дважды увернувшись от ударов атамана, он дождался порыва ветра, дунувшего в спину, и швырнул пыль по веру, целя в лицо разбойника. Ветер подхватил пыль и в одно мгновение донес ее до атамана. Тот попытался увернуться, но воевода расчетливо добавил к первой горсти вторую.
      Песок попал туда, куда и требовалось. Разбойник замахал руками, отскочил в сторону, попытался закрыться от пыльного ветра, даже зажмурил глаза и проклиная всех тех, кто пришел ему на ум в это мгновение еще быстрее замахал саблей. Но это уже было не страшно. Проскользнув между двух разрезавших воздух рядом с ним ударов отточенной стали Избор подобрался к разбойнику поближе и одним ударом руки остановил несуразный поединок, свернув атаману скулу на бок… Ругань перешла в стоны и поперхнувшись очередным богохульством враг свалился на траву.
      — Добей его! — крикнул Гаврила, давясь счастливым смехом. — Добей его!
      — Ничего… Пусть живет пока. Попостится. И лучше него люди постились….
      Он повернулся к разбойникам. Кивком указал на атамана.
      — Как сказал — так и сделал. Одного изуродовал…

      Наклонившись к силившемуся подняться атаману, он хлопнул того по затылку, припечатывая к земле. Тот ткнулся носом в землю и затих. Не спуская глаз с разбойников, воевода нашарил атаманову саблю, крутанул ее кистью, привыкая к необычно легкому весу. Он успел подумать, как трудно, должно быть придется ему отбивая этой легкой полоской удары тяжелых мечей, но тут разбойники набросились на него.
      Он легко отбил оба удара (сабля выдержала!) и по тому, как умело лесные злодеи отклонились от его ударов понял, что перед ним люди бывалые, успевшие повоевать в своей жизни. Эти умели драться и точно знали ради чего обнажили мечи. Сейчас они не только защищали свои жизни, но и драгоценный халат, и жизнь атамана.
      — Что ты возишься с ними? — возмущенно закричал Исин. Раскачавшись, он зацепился за ветки и теперь висел, изо всех сил дергая ногами, пытаясь порвать веревку или хотя бы ослабить петлю на ногах. Гаврила стоял около мешка, скрестив на груди руки, с видом человека, готового в любую минуту двинуться в путь.
      — Не могу, — крикнул в ответ воевода, отбивая удар сверху и уворачиваясь от бокового. — Я обещал их изуродовать, а не убивать. Я слово держу.
      — Кончай! — подержал Гаврила хазарина. — Провозишься с ними, так потом по жаре идти придется. Много ли по жаре пройдешь?
      Пока Масленников рассуждал о погоде, Избору чуть не отсекли правую руку. Не смотря на все их умение, каждый из разбойников не стоил и половины Избора, но на пару они могли доставить ему неприятности. Они приноровились и начали наносить удары одновременно. Пока один бил сверху второй пытался достать его или боковым или каким-нибудь обманным ударом… Но разбойники все же трусили. Тот, что держался слева отскочил назад и, сорвав со спины рог, протрубил. Гаврила, не рассуждая, бросился на него и тот не окончив, уронил рог в траву.
      — Кончай с ними. Пока жалеть их будешь, глядишь, еще кто-нибудь явится… — проорал с дерева Исин.
      Избор не хуже хазарина понимал бессмысленность происходящего. Он хотел, чтобы устрашенные разбойники убежали, но те, завороженные блеском халата ожесточенно махали мечами и не помышляли о бегстве. Так было до того мгновения, пока трубач не уронил свой рог на землю. Теперь он искал его там, оставив своего товарища один на один с Избором. Не опасаясь второго меча, воевода ухватил разбойника за запястье, и рукоятью сабли стукнул того по лбу. Деревянный стук пронесся над дорогой, и разбойник опрокинулся навзничь. Не отпуская руки, Избор аккуратно опустил его в траву. Трубач, по-прежнему шаря рукой по земле, переводил взгляд с Избора на лежавшие повсюду тела и обратно. Он вполне мог убежать, но это даже не приходило ему в голову. Воевода с жалостью посмотрел на него. Не хотелось никого убивать и все тут, но поведение разбойника не оставляло другого выхода. Все было предрешено. Его взгляд перехватил Гаврила.
      — Оставь его мне! — крикнул он, и Избор опустил занесенную для удара руку.
      — С этим я сам справлюсь…
      Гаврила сунул меч в ножны и прищурив глаза, словно слепой пошел на разбойника. Когда их отделяло друг от друга три шага разбойник начал медленно отступать. Лицо его посерело, покрылось потом. Это был холодный пот ужаса. Избор дернулся, было вперед, представив, что будет, если Гаврила почувствует запах пота, но опомнился. Слава Богам запахов Гаврила еще не ощущал.
      — Сейчас я войду в него, и он перестанет быть самим собой! — простонал Гаврила, словно простуженный призрак. — Я войду в него, и он исчезнет!
      Подходя к врагу, богатырь принимал позу, в которую того поставил ужас. Прищуренные глаза богатыря смотрели на разбойника так, что тот почувствовал себя халатом, за которым пришел хозяин. Он мелко дрожал. То, что обещал враг без тела было куда как более ужасно, чем-то, чем грозил враг с саблей. Воевода смотрел на него сочувственно, словно говорил: «Не завидую я тебе дружочек… Но что поделаешь? Видно судьба…»
      И разбойник не выдержал. Что он не мог решить сам за него решил страх. Подстегнутый ужасом он швырнул в Гаврилу мечом и боком, боком, словно огромный перепуганный паук, влетел в кусты. Упругие ветки захрустели, не пропуская разбойника как если бы были заодно с Гаврилой, но продравшись сквозь их сплетение разбойник исчез в лесу оставив товарищей на поругание победителям. Треск стремительно удалялся и вскоре пропал совсем.
      — Здорово мы их! — крикнул Исин. Он все еще висел, не сумев освободится и сверху ему видно было как колыхались кусты на пути разбойника. Избор прикинул, что означало «мы» в устах висевшего на дереве хазарина и ничего не сказал, а подобрав оброненный меч швырнул его вверх. Сталь ударила по натянутой веревке и хазарин охнув свалился на землю. Меч упал рядом и хазарин тут же цапнул его, прибирая к рукам.
      — А я вижу, что не остроголовые, ну, думаю, сам справишься… Чего мешаться?
      Избор улыбнулся.
      — Так висеть неудобно ведь было? Чего же терпел-то?
      — Ничего. Перетерпел. Главное, что опять наша взяла!
      — Наша? Ну, уж нет. Мне чужой славы не нужно, — гордо сказал Гаврила, свысока глядя на хазарина. — Мне своей хватает… Избор всех положил.
      — И мне чужой не нужно, — возразил воевода. — За мной только один, за тобой — трое… Тут, как ни крути, придется нам славу на троих делить, ну, а большую часть конечно сотнику.
      — Чего это?
      — Командовал хорошо….
      — Ладно. Славу поделили, теперь уходить поспешим. Не зря он трубил-то — звал кого-то.
      Избор кивнул и пошел за сапогами. Он нашел их за камнями, рядом с «зарубленными» Гаврилой разбойниками, вытряхнул мусор, одел. Легкий ветерок, воровски скользнувший вдоль дороги донес до Избора волну мерзкой вони. Он поморщился, отмахнулся ладонью. Пахло как из выгребной ямы.
      — Этого еще не хватало…
      — Что еще? — насторожился Гаврила.
      — Запах. Не чувствуешь?
      Гаврила даже не стал отвечать.
      — Тухлятиной пахнет.
      Гаврила оглянулся, оглядывая дорогу, березы и боярышник. Он не чувствовал запахов, но память и здравый смысл подсказывали, что все это должно пахнуть как-то иначе. Вполне доверяя носу Избора, он сказал.
      — Надеюсь, что это не от яйца.
      Избор оглянулся, отыскивая проводника, но оно где-то пряталось.
      — Не могло же оно с испугу протухнуть?
      Исин крикнул.
      — Яйцо!
      В траве рядом с камнем зашуршало, и мелькнул молочно-белый бок. Не чувствуя опасности оно выкатилось на дорогу, готовое вести за собой каждого, кто пожелает идти к Черному зеркалу.
      — А с этими, что делать будем? — спросил Исин кивая на недвижимых разбойников. — Так оставим?
      — Неужто ты их собрался с собой взять? — удивился Гаврила. — А хоронить их вроде рано… Или нет?
      — Ну, я думал, может добить? Они ведь как в память придут поквитаться захотят…
      Гаврила хмыкнул, поняв, откуда шла вонь.
      — Нет. Сперва они отмываться пойдут, а речка тут не близко… Успеем уйти.
      Воевода натянул халат, подпоясался и принялся пристраивать на спине меч. Саблю с легким вздохом уронил рядом с атаманом. Махать ей было легко, но против хорошего двуручного меча, которым мог оказаться вооружен его следующий противник, она могла и не устоять.
      Разбойники лежали беспомощные, и Избор сказал.
      — Одних… В лесу… Беспомощных…
      — Пойдем, — настойчиво сказал Гаврила. — Если уж ты пошел в разбойники, то тебя можно понять, но никак не простить. Да они и сами знают, что лучшей доли не заслуживают… В обиде не будут.
      Исин ушел уже шагов на двадцать и теперь оглядывался, ожидая Гаврилу и воеводу.
      — Ты говоришь так, словно и сам был таким.
      Гаврила покачал головой.
      — Таким? Нет. Я был куда как более удачливым. И чистым.
      Он посмотрел на разбойников и поморщился, представив, как они теперь пахнут.
      — Никогда не поверю, что и тебе пришлось пошалить на дорогах…
      — На дорогах? Ну, нет. Пока крестьянствовал — не до этого было, а когда воином стал — то уж и вовсе… Мое дело война. Там ставки гораздо выше.
      — Да уж конечно, — подтвердил Исин. — Какие там халаты… Там княжества, сундуки с золотом, царские дочери…
      Избор не согласился с хазарином.
      — Нет, сотник. Есть вещи более ценные, чем золото и камни. Война может дать и земли и титулы…
      — Да, конечно. Только иногда это не имеет никакого значения.
      — А что имеет?
      — Да какая разница? Другое главное. Чтобы ты не брал чужого, это может кончиться либо хорошо, либо плохо, либо никак….
      Исин из слов Гаврилы понял только одно — помогать разбойникам он не собирается. У него самого такого желания было не больше.
      — Что-то ты с утра загадочный… Как это «никак»?
      Дорога тянулась перед ними, словно кошка, пришедшая в охоту. Избор встал на нее, и Гаврила, не смяв ни травинки, встал рядом.
      — Так что значит «никак»?
      — «Никак»? — Гаврила повторил вопрос. — Это и значит никак. Думаешь, что будет так, а на самом деле..
      — «Эдак»?
      Масленников покачал головой. Ему трудно было объяснить, что он имеет в виду.
      — И ни так, и ни эдак. Никак.
      Он посмотрел на дорогу. Пыльная лента убегала далеко вперед и пока была безлюдной. Время для рассказа у него было.
      — Был такой случай у меня, — начал он. — Я тогда по ромейской земле ходил, страх свой в пыль растирал, а у базилевса в тех местах свои дела были — воевал он с кем-то, ну и повстречался я однажды где-то на границе с Патрикием Самовратским. Его Император послал забрать наследство Джян-Бен-Джяна.
      — Наследство? Так он умер? — удивился воевода. — Не слышал…
      Гаврила с уважением посмотрел на воеводу. Не всякий вот так на Руси мог бы удивится этому имени. Джян-Бен-Джян слыл могучим волшебником и на Востоке всяк знал его имя, но что бы тут, в глуши… Он почесал голову. Потом он вспомнил, что воевода побывал и у ромеев и дрался с саркинозами.
      — Если бы так! Дошли до Императора слухи, что он то ли исчез, то ли помер… Кто их магов разберет. Все они с чудинкой, как наш Муря… Короче отправил он Патрикия захватить магические вещи. Только не все там связалось как нужно. Суффи-ас-Ассейн узнал об этом первый и захватил Аккореб — замок Джян-Бен-Джяна раньше Патрикия. Захватить-то он захватил, только предметами распорядиться не сумел, и сделала единственно правильный шаг — направил гонцов за знающими людьми — Халдейскими магами. Те уж точно во всем разобрались бы и тогда ромеям с ним ни за что не справиться. Но Патрикий успел вовремя.
      Гаврила не успел разогнаться и Избор остановил его:
      — Погоди, погоди…. А ты-то, каким боком к ним?
      — Мимо шел. Пристал, — не стал вдаваться в подробности Гаврила. — Так вот Патрикий окружил замок и предложил Суффи-ас-Ассейну на выбор две вещи…
      — Не похоже не ромея… Враг в его руках, а он ему предлагает какой-то выбор…. — сказал подоспевший хазарин.
      Гаврила понимающе засмеялся. Он ромеев знал не хуже, чем Исин.
      — Да, выбор ему оставили. Или сдохнуть с голоду или выйти в поле и сражаться …
      Дорога под ногами повернула, и яйцо повернуло вслед за ней. Гаврила вспомнил эти дни и расставил все по своим местам.
      — Хотя, по чести говоря, какой это выбор? Ромеев было почти втрое больше.
      — И что Суффи-ас-Ассейн?
      — Благоразумно отказался. У него еще оставалась надежда, что кто-нибудь из соседей придет ему на помощь. Ромеев в тех краях не любят. Патрикий понимал это не хуже самого Суффи-ас-Ассейна и начал штурм замка.
      Он задумался, припоминая давнее.
      — Восемь дней ромеи то влезали на стену, то падали с нее. Ты знаешь, именно тогда я понял насколько забавной бывает война, если смотришь на нее со стороны и не видишь ни грязи, ни крови… Ромеи все же проломил стену и ворвались в замок. Суффи-ас-Ассейну, потерявшему почти половину своих людей, все же удалось скрыться в цитадели. А потом у ромеев начались неприятности. Суффи-ас-Ассейну удалось голубиной почтой вызвать к себе на помощь племя Бледных людоедов, кочевавших на его счастье где-то рядом. Они пришли на четвертый день после того как Патрикий ворвался в замок. Опоздай они, приди на день позже, и ромеи справились бы. Четыре дня без воды настолько измотали их, что слабые духом начали бросаться с башен вниз, прекращая жизнь, полную мучений. Но нам теперь пришлось бороться сразу с двумя врагами. Теперь и речи не могло идти о нашем численном перевесе…
      — Нашем? — удивился Исин. — Ты же сказал, что не ввязывался в это дело?
      — Нашем. После этого пришлось выбирать, на чью сторону вставать. Людоедам я был не нужен — их и так было слишком много, да и не люблю я человечину… До Суффи-ас-Ассейна идти было дальше и по жаре, а Патрикий вот он, рядом стоял… Так что выбор напрашивался сам. Да и уйди я к людоедам пришлось бы потом ромеев есть, а я не люблю этого.
      Избор улыбнулся.
      — Нас было меньше, чем врагов, но мы были лучше вооружены и более злы… Днем людоеды оттеснили нас за реку, а ночью я с темя десятками личной охраны Патрикия переправился назад. Эта переправа стоила жизни четверым из нашего отряда — их утащили крокодилы, но мы все же добрались до берега и огнем и мечом прошлись по становищу людоедов.
      Гаврила замолчал и молчал шагов двадцать. Избор слушал его тяжелое дыхание, дыхание человека только что вырвавшегося из боя.
      — Так просто? — спросил Избор.
      — Просто? — Гаврила покачал пальцем. — Как бы не так! После вылазки из тридцати нас осталось двенадцать. Нас осталось бы еще меньше, если бы Патрикий не пришел на помощь, но в том бою Светлые Боги были на нашей стороне. К рассвету мы уже вломились в цитадель и началась резня… И людоеды, и воины Суффи-ас-Ассейна понимали, что терять им нечего — после таких потерь ромеи никого не собирались щадить — и дрались отчаянно. Но Патрикия драка интересовала меньше всего. Все, что он искал, хранилось в сокровищнице на самом верху башни и пока воины добивали людоедов мы с ним полезли на стену сокровищницы.
      — Добрались?
      — Добрались. Только… — Гаврила задумчиво посмотрел в небо. По тому, как он поднял голову, воевода понял, что башня была не маленькой. — Только ничем это не кончилось…
      — Ничем хорошим? — уточнил Исин, чтобы понять.
      — Нет. Все «никак». Пришел Джян-бен-Джян и всех выгнал… Вздорный старик оказался живым и здоровым…
      Избор расхохотался.
      — Ничего себе — война за наследство. Я бы на его месте осерчал. Как это он вас живых еще отпустил? Не заметил что ли?
      — А что меня можно не заметить? — обиделся Гаврила. — Да я сроду не прятался… И там не стал. Колдовство спасло!
      — Колдовство? — недоверчиво переспросил Избор. Уж больно не вязались эти две веши — колдовство и Гаврила. — Ты что же колдуном стал со страху?
      Гаврила молчал и Избор добавил:
      — Хотя со страху… Со страху все возможно… Кто штаны марает, кто колдуном становится.
      — Если бы со страху… Я к тому времени уже мало чего боялся. Не мое колдовство спасло. Его…
      Брови у Исина поднялись. Он посмотрел на Избора и встретил почти такой же взгляд. Что-то у Гаврилы не сходилось.
      — Совсем ничего не понятно… Как же ты жив остался, если он тебя убить хотел?
      Гаврила удивился их бестолковости.
      — Просто. Я же говорю — колдовство. Я там наткнулся на щит Джян-бен-Джяна… А когда он озлился и стал молнии метать щитом загораживался… Честно говоря спасло нас то, что Джян-бен-Джян вернувшись слегка подрастерялся. Никак он не ожидал встретить у себя в замке столько народу, а когда пришел в себя, то не стал разбираться — досталось и правым и виноватым..
      — Кто же там был правый? — спросил Исин. — Пришли без спроса в дом, драку учинили — хозяйских вещей поделить не смогли.
      — А что за щит? — поинтересовался Избор.
      — Чудной ты. Щит Джян-бен-Джяна!!! Из-за щита это все и было затеяно… Знаменитая вещь! Имеет форму дубового листа, а сам склеен из семи драконьих шкур при посредстве желчи отцеубийцы. Нет оружия, что могло бы пробить его! Он настолько крепок, что выдерживает даже попадание молнии!
      — Врешь! — убежденно сказал Избор. — Чтобы Перунову стрелу выдержать, это же какую крепкость нужно!
      Гаврила усмехнулся.
      — Была крепкость… Только ей и спаслись, когда он начал по нам молниями гвоздить. Еле живые ушли…
      — Ну, как же это «никак»? — удивился Исин — Выгнал он вас и все тут…
      — Ну, выгнал, — согласился Гаврила — Так ведь не убил же.
      Избор покачал головой — не убил, мол, нашел чем хвастать…
      — Ну, вот я это и называю «никак». Ни мы его не убили, ни он нас… С разбойниками так же вышло. Все при своем остались…
      Они приумолкли, Гаврила достал свою баклажку, промочил горло. Избор прислушался. В этот раз плеску там почти не было. Сам вид пыльной дороги будил жажду. Избор представил как дорога, петляя между деревьев уходит к виднокраю и полюбопытствовал праздно.
      — Чего у тебя там? Вода? Вино?
      Гаврила еще раз тряхнул рукой, грустно прислушался.
      — Да, считай, ничего нет…
      — А вон там есть!
      Исин показал рукой на кусты справа от дороги. Из-за них бесшумно, пара за парой выезжали поляницы. Женщины довольно улыбались и даже на лошадиных мордах, казалось, цвели улыбки. Впереди всех ехала Тулица, а рядом с ней Диля держала на копье чудную деревянную птицу.
      — Ба! Старые знакомые! — сказал Избор, вынимая меч. — С той стороны у нас обычно бородатые вылезают, а тут… Зачем пожаловали?
      — За вечной молодостью, — ответила ему Тулица. Голос ее звенел смехом. — Зачем же еще?

      В глазах главы Совета плыли искры, круги, квадраты и треугольники. Растирая пальцами веки он со злостью думал, что вся Евклидова геометрия слетелась в это забытое Богом и удачей место чтобы досадить чародею. И если б только она одна! Кроме понятных и знакомых фигур в глазах еще прыгали чертики, жирные цветные кляксы, загогулины и еще Бог знает что. После того как он использовал все шары, что нашлись у запасливого Тьерна он уже плохо соображал что, где и как. В голове смешались десятки бородатых лиц, похожих друг на друга как медвежьи морды, голоса и просьбы, одна чуднее другой. Воеводы, купцы, простые ратники — он не ставил никого, всех послал на поиски талисмана и теперь, закончив, мог хоть немного отдохнуть ото всей этой сумятицы.
      Подперев голову ладонями, Санциско посмотрел в зеркало. Ничего. Лицо держалось. Все было на месте, и даже глаза не казались рыбьими.
      Несколько мгновений он просидел, глядя на себя, вминая вглубь хребта тупую тянущую боль. Ему нужен был отдых.
      За пологом заворочался Тьерн, и Санциско вдруг остро позавидовал своему собрату, лежащему там на мягком, и в бесчувственности своей не ведающего никаких забот. Злость, обычная человеческая злость, вскипела в нем, но пробитая копьем света улеглась на дно души. Он дернулся вперед. Нет. Ошибки не было. Куча шаров, что еще лежала перед ним засветилась. Сердце стукнуло раз, другой и Санциско ухватил себя в руки. Кто-то звал его. Кто-то из тех, кто мог знать о «Паучьей лапке». Шары лежали перед ним невысокой горкой и свет шел откуда-то изнутри. Он ткнул рукой вглубь, ухватил нужный шар и глядя краем глаза как раскатываются по столу остальные, водрузил сиявший чистым серебряным светом шар в треножник. В жаровню полетели травы, и через мгновение там мелькнуло женское лицо.
      — Здорово дева! — донеслось до него. Санциско даже не пришлось вспоминать имя.
      — Здравствуй, Тулица…. Помощь, какая нужна? Совет?
      Княгиня виделась ему четко. Она стояла не в доме, а где-то в поле, в лесу. За широкими плечами тянулись деревья, по солнечному небу плыли облака, слышался женский смех и ржание коней.
      — Это тебе помощь нужна. А мне от тебя яблоки требуются. Просила Избора с Гаврилой найти?
      Он думал, что уже разучился волноваться, но тут волна крови ударила по затылку. Боль только что упрятанная в глубину тела словно рыба вынырнула и ударила хвостом. Дыхание сперло, и он сперва кивнул, а только потом овладел голосом.
      — Да.
      — Ну, мы и нашли….
      Шум в ушах превратился в ликующий рев труб, победный грохот литавр.
      — А они драться полезли, — донеслось слева. Санциско повернул шар и увидел смутную фигуру княгининой подружки. — Не захотели добром-то…
      — А вы?
      Голос его все же выдал.
      — Ну, мы их и зарезали.
      Наверное лицо у Санциско дрогнуло, потому что Тулица быстро сказала.
      — Ты же сама просила, чтобы мы зарезали их, помнишь?
      — Где они? Покажите!
      Тулица подвинулась, давая простор взгляду. Два тела он увидел сразу. В спине ближнего торчал меч, а у того, что лежал подальше — в боку сидели сразу две стрелы.
      — Их двое было?
      — Трое.
      — А третий?
      — Убежал…Чего тебе от них нужно было-то? Может шар в крови намочить?
      Он смотрел на трупы и не верил собственным глазам. Люди, когда-то убившие Игнациуса и истребившие сотню Челнака, люди ускользнувшие от Сельдеринга и его отрядов, люди доставившие столько хлопот ему самому лежали перед ним и чья это была заслуга? Женщины! Княгини полудикого сброда, считавшего себя воинами.
      — Ожерелье… — хрипло сказал Санциско. Он сжал невидимые женщинам пальцы в кулаки. — У них должно быть ожерелье. Найдите его. Это важно…
      На его глазах Тулица наклонилась над телом и сняла с шеи белоголового ожерелье.
      — Это?
      Отчаяние упало на мага как наковальня. Это была явная фальшивка из тех, что он уже видел и в Пинске и в Вечном Городе. С виду такое же как и настоящее но у него не было того, что было у настоящего талисмана. Носи покойник настоящий талисман так открыто, то теперь, когда были подобраны нужные заклинания, найти его было бы проще простого. А сейчас настоящий талисман забрал бы всю силу у шара и ни шар и никакая другая волшебная вещь рядом с ним не смогла бы работать. А шар действовал. Он видит и Тулицу и фальшивку в его руке.
      — Ищите другое…
      Тулица вытащила меч и ногой, боясь перепачкаться в крови, перевернула тело. Санциско не успел ничего рассмотреть — картинка в шаре качнулась, словно кто-то наклонил шар, потом шар и вовсе погас, но через мгновение вновь налился светом.
      — Корова, — донеслось с неведомой полянки. — Ходить не умеешь! Смотри куда прешь!
      — Тут ларец какой-то в мешке… Тащите… Сюда дай…
      Шар замерцал, и сердце мага наполнилось трепетом, предчувствуя удачу. Шкатулка в руках Тулицы колыхалась, словно дерево на его глазах превращалось в дым и стремилось растаять в воздухе. Сила талисмана оказалась столь велика, что даже в шкатулке, запечатанный чудовищной силы заклятьем он влиял на шар. Маг следил за женскими руками, ожидая, что едва княгиня откроет крышку, как волшебство вокруг талисмана исчезнет. Женщина сделала шаг вперед. Она еще даже не тронула крышку, как шар главы совета стал обычным куском прозрачного стекла.
      Волна ужаса, смешанного с наслаждением опустошила душу Санциско. Он застыл в кресле, безвольный, как кукла, потерявшая хозяина. Он не успел опомниться, как шар снова вспыхнул, и Тулица спросила.
      — Эвон как тебя перекорежило… Яблок, что ли жалко? Нам много не надо. Штук пять всего…
      Яблоки! Он едва не рассмеялся. Забивать голову такими мелочами…
      — Ожерелье в шкатулке?
      Она тряхнула ладонью, и в шкатулке звякнул металл.
      — В шкатулке. Так как с яблоками-то?
      — А сами вы где? — спросил вместо ответа маг.
      — В лесу, — ответила Тулица. — Около дороги на Муром.
      Глава Совета локтем раскатал карту, и начал водить пальцем отыскивая дорогу. Дорога, что нарисовали Имперские писцы, стремилась к реке, а там, совсем рядом с горами стоял кружок. Город. Он склонился, разбирая маленькие буквы. Потом прикинул, когда сам может туда успеть, и покачал головой. Время было дорого, но не дороже головы. Он посмотрел на Тьерна. Нет. Большой магией перед Белояном хвалиться не хотелось, особенно теперь… Оставался ковер-самолет. Он повернулся к шару и ждавшим его в нем женщинам.
      — Спросите у первых купцов, что встретятся, как добраться до Труповца. Там в корчме завтра вас будет ждать человек… Он сам подойдет отдаст яблоки. А вы ему — ожерелье….
      — А шар?
      — Какой шар?
      — Твой шар..
      Санциско спохватился. «Оказывается удача может сделать из человека безумца,» — подумал маг. Он слишком увлекся и так перегибать палку все же не следовало бы.
      — А? Да, конечно и шар тоже… В первую очередь.
      Он на несколько мгновений задумался, взвешивая варианты. «Может быть, следовало послать на перехват этих женщин головорезов Белого Ежика» — мелькнуло в голове. Соблазн был велик, но он одумался. Торопить события не стоило. Поляницы и сами привезут то что нужно и куда нужно, а подвергать Паучью лапку еще и превратностям войны… Маг тряхнул головой отгоняя соблазн.
      — Да. Так и сделайте…. Встретимся в Труповце.
      Шар погас, оставив женщин одних. Ветер прокатившийся по поляне растрепал березовые космы и унес запах свежей крови.
      — По коням! — скомандовала Тулица. — Засиделись тут мы…
      Глядя на окровавленных богатырей Диля весело напомнила.
      — Похоронить бы их по-людски… Герои вроде, да и не чужие…
      Тулица глянула на Избора, лежавшего под копытами, на пальцы, сжатые в кукиш и улыбнулась.
      — Ничего. Вороны похоронят…
      Избегая превратностей путешествия Тулица и Диля скакали в середине отряда. Княгиня ехала хмурясь.
      — Хорошо получилось, — сказала Диля, заглядывая в лицо подруги.. — Как они из-за яйца-то переполошились… Чисто куры…
      — Петухи.
      — А ведь вышло, как хотели. Вышло!
      — Сошло, — чуть улыбнувшись, поправила подругу Тулица. — Везет нам что ли?
      — Может и везет… Пруха пошла. От такого кто откажется? Когда пруха идет нужно только ладони подставить… Боги не обидят.
      — Сказала бы еще рот раскрыть. Нам твоя пруха еще вот как понадобится…
      Они рассмеялись и прибавили ходу.
 
      Санциско сидел, сцепив пальцы в напрасной попытке успокоить себя. Со стороны глядя, был он спокоен как пруд, но в душе его, невидимо для окружающих, бушевала буря.
      Не зря! Не зря он стал главой Совета! Жизнь она сама все расставила по своим местам, отделив агнцев от козлищ. Он и в самом деле был сильнее, а главное, умнее тех, кто до него брался за это дело. Где они теперь? Игнациус лежит где-то под камнями, растертый в пыль безумным Гы. Где лежит Тьерн, он знал, но тот тоже оказался мелковат для схватки с Белояном. Все они — и Игнациус и Тьерн сломали свои шеи на этом деле, а он — нет. Он достиг того, к чему стремились самые сильные, и стал сильнейшим.
      Внизу грохнула дверь. Санциско склонился, прислушиваясь к тому, что происходит в нижнем зале. Маг не спускался вниз, хотя нетерпение грызло его как цепной пес, а только слушал голоса, что доносились оттуда.
      Те, кого он ждал, появились только спустя час.
      Глава Совета посмотрел на них, прикидывая, чего можно ждать от таких гостей — с поляницами он сталкивался впервые. Он сразу попытался почувствовать «Паучью лапку». Маг головой понимал, что его заклинания бессильны, что талисман не даст обнаружить себя, но сердце просило и он не мог не попробовать — каким бы могучим не было заклятье так близко такой маг как он мог бы почувствовать его находясь в десяти шагах от талисмана. Санциско напрягся, готовый ощутить запах колдовства, но тщетно. Его не было. Первый раз он подумал о женщинах с уважением.
      «А они не дуры. Пришли без талисмана… Придется играть дальше…»
      Дождавшись пока они выберут стол и усядутся он не спеша спустился вниз. Вылепленное час назад новое мужское лицо зудело, под кожей словно кололо иголками, но он сдерживался, не давая себе чесаться. Пронзая запахи, маг добрался до стола, облюбованного поляницами и сел напротив, не спрашивая рады ему тут будут или нет. Все терпение его осталось поверхом выше, и он сразу взял быка за рога.
      — Ну, красавицы, привезли?
      Тулица посмотрела на него с искренним удивлением.
      — Чего тебе, добрый человек? Шел бы своей дорогой….Не лез бы к проезжающим, своим бы делом занимался…
      Санциско уселся поплотнее, словно давал понять, что никуда уходить не собирается.
      — А я своим делом и занимаюсь, родненькие мои… Надобно мне от вас пару вещичек принять…
      Он посмотрел в окно, постукал пальцами по столешнице.
      — Принять?
      — Ну и дать кое-что взамен, конечно… Не без того. Договор дороже денег.
      Он выставил на стол узелок. Из него в воздух пролился тонкий запах яблок.
      — А с вас за эти яблочки ожерелье и шар… — окончательно удостоверяя себя сказал он.
      Диля протянула руку, но Санциско засмеявшись, отодвинул узелок.
      — Давайте же, ну…
      Глава Совета терял терпение. В глазах женщин он увидел удивление. Мельком пришла мысль о лице, он коснулся его пальцами — там было все нормально, но тут же понял, что не его словам удивились поляницы. Позади него послышался вздох и скрипучий голос позвал.
      — Хозяин, хозяин..
      Санциско повернулся. Перед ним стоял маленький старичок — опрятный и улыбающийся. Растопыренные пальцы он протягивал магу, словно хотел, чтобы тот удостоверился в их чистоте. Санциско не успел ни понять, ни удивиться. Он нахмурил брови, соображая, что к чему, но его размышления прервал удар по затылку. В глазах вспыхнули звезды, но тьма тут же поглотила их.
      Тулица от неожиданности отпрянула назад и в тоже мгновение почувствовала, что ноги под столом стянула веревка, а около горла блеснул нож, сжатый маленькой, почти детской ручкой.
      — Во ребятишки пошли, — прохрипела Диля, с которой происходило все то же самое… Женщины застыли и тогда прямо перед ними, из-под стола вылез маленький седобородый человечек. Он быстро окинул глазами женщин и знаком приказал тому, кто стоял за спиной у Тулицы поднять кинжал повыше, к жиле, где стучала кровь. После этого довольно кивнув, улыбнулся.
      — Здравствуйте, красавицы… Здоровы ли?
      — Твоими молитвами, дедушка… — ответила Тулица.
      Старичок довольно кивнул.
      — Ну, коли так, значит вам здоровья на два века отмерено… Только о вас и молюсь … Прошу Богов, чтобы, значить, дали вам сил да здоровья поболее….
      Он встал бочком, и переходя к делу сказал.
      — Поговорить бы надо…
      — Можно и поговорить…. Только друзей своих убери, чтобы разговор у нас получился..
      Старичок поднял брови.
      — Друзей? Нет тут друзей… Вот, может быть с вами подружусь… Если получится…
      — Что нужно-то, дедушка?
      Тулица говорила спокойно и глазами обшаривала стол, отыскивая выход.
      Старик не стал играть с ними.
      — «Паучью лапку». Я знаю у вас она…
      Диля засмеялась.
      — Знаешь же, что нет ее при нас….
      — При вас нет, — согласился старичок. — Прячете где-то… Вот и хочу узнать где…
      Он попытался развести руками, и поляницы увидели, что старик — безрукий калека.
      — Нам за него кое-что обещано было, — сказала Тулица. — И не мало… Хочешь — поторгуемся?
      — Так ведь и я не даром…. — обрадовался старик деловому разговору. — Ну, вот ей же ей не даром! Я вам за него… Я вам… Да я вам за него по жизни подарю! — расщедрился старик. — Жить-то поди, хочется? Привыкли уже к травке да к солнышку?
      — Привыкли… Только вот незадача. Мы его уже вон тому, что под столом лежит обещали.
      Тулица слегка кивнула, и лезвие процарапало кожу на горле.
      — Если слово не сдержим — нехорошо получится…
      Картага почесал голову. Он слез на несколько мгновений под стол и Тулица услышала как он сделал несколько шагов, и догадалась, что старичок измеряет лежащего под столом человека шагами. Потом он вылез.
      — Да. Незадача… — Пустой рукав дернулся — он хотел почесать голову, но не сделал этого. — Что ж придется колдовство применить.
      — Да ты колдун? — Диля хотела всплеснуть руками, но на них повисли и не дали подняться над столешницей.
      — Ты руками-то не маши, — сказал ей старичок отскочив в сторону. — Целее будут. А колдун я простой. Железом могу колдовать и кровью…
      Он задумался, даже не потрудившись объяснить что это такое.
      — Да… Задали вы мне задачу… Слыханное ли дело слово нарушать? Раз другой от слова откажешься, и Боги на тебя не взглянут, люди отвернуться… Да-а-а-а. Придется колдовать — переводить этого из-под стола в покойники. Тогда и обещанию вашему конец…
      Он щелкнул пальцами.
      — Эй, Меркас…
      Старичок не успел отдать приказание, как полумрак зала осветился десятком факелов. Огонь обжег щеку Тулицы, ее волосы треснули и затлели. Пахнуло близкой гарью. Она дернувшись покатилась вниз, под стол, обрывая горящие пряди. Только что безмолвный воздух огласился воплями. Подхватив оброненный кем-то нож, Тулица разрубила путы на своих ногах и бросила нож Диле.
      По залу катались клубки огня. Живые факелы, рассыпая искры метались по залу, оставляя за собой витые кольца синего дыма, от которого слезились глаза. Диля расчихалась и под этот чих первый из охотников до «Паучьей лапки» вылез из-под стола, придерживая голову руками. Страшно оскалясь он смотрел на исходящих огнем и искрами старичков, а потом повернулся к поляницам.
      — Вокруг всякого большого дела всегда мелюзга крутится, делу мешают, да себе жизнь укорачивают …
      Он тряхнул головой, словно сбрасывал боль.
      — На чем-то интересном ведь перебили… Да. Ожерелье…. Давайте-ка по честному…. Одно против другого. Яблоки вот…
      — По честному? Это можно!
      Тулица сунула руку за пазуху и Санциско замер. В одно мгновение его благодушие перешло в настороженность. Он точно знал, что талисмана там не было. Его просто не могло там быть. Маг мгновенно поставил защиту, и нож Тулицы каплями стек на стол. Сбоку возникла напряженная фигура ее подружки. От нее навстречу ему летела стальная молния. Глава Совета отшатнулся, и невидимый щит перехватил и этот удар. Княгиня уже поняла, что не все вышло так, как она хотела и вспрыгнула на стол.
      Не дожидаясь продолжения, он упал под стол и оттуда бросил в оскаленные лица женщин горсть отысканного в запасах недужного Тьерна порошка. Уберегая себя от неприятностей, он юркнул под стол, и задержал дыхание. Порошок на глазах ложился на доски пола и через мгновение он услышал два тупых удара. Потом наверху по столу что-то прокатилось, на пол рядом с ним упал и брызнул медовухой кувшин, покатились блюда и куски мяса. Он поджал ноги и тотчас, придавив их, на него упала Тулица. Недвижимая, бездыханная, но живая…. Санциско еще немного посидел под столом, ожидая, что княгинина спутница рухнет следом, но секунды текли, и ничего не происходило. Тогда он высунул голову, чувствуя себя черепахой, выглядывающей из панциря, и невольно улыбнулся. Княгинина подруга стояла, держась за нож, вонзившийся в деревянный столб, что держал крышу, и похожа была на мраморную статую, из озорства кем-то наряженную в мужскую одежду. Оценив обстановку, он не спеша вылез из-под стола.
      Опасности более не было.
      Санциско склонился над княгиней, и руки его заскользили по телу, отыскивая ковчежец. Он уже понимал, что ничего не найдет там, но надежда требовала этого.
      Ничего не найдя он обшарил их мешки. Там тоже было пусто.
      «Как же так? — подумал он. — Я же видел его! Своими глазами!»
      Санциско схватился за лицо, стараясь стиснуть разбегающиеся мысли. Не в его воле было набить железные обручи на голову, а то он бы с удовольствием сделал бы это. Удача, маячившая так близко, в который раз вместо благосклонной улыбки показала зубы.
      Не желая терять драгоценное время, он перетащил женщин на верхний поверх и привел в себя.
      И часа не прошло, как они встали перед ним с руками, связанными за спиной. Надобности в этом не было никакой и это понимали и они и он. Санциско было достаточно сделать только одно движения бровью, чтобы незримые путы, куда более крепкие, чем человеческие веревки надежно связали бы их. Они знали об этом, но Глава Совета был уверен в том, не будь на них веревок упрямые женщины обязательно попробовали бы освободиться, а ему очень не хотелось бы трать время и свою силу по пустякам.
      Несколько мгновений он разглядывал их, решая как повести разговор и, наконец, скорбно сказал.
      — До чего же вы, женщины непонятливы. Мало того, что сами ничего не поняли, так и других норовите запутать. Сказано ведь вам было — не меня убить нужно, а других мужичков и талисман вернуть… А вы?
      Он явно приглашал их в игру.
      — Красавицам Боги ума не дают, — мрачно отозвалась Тулица. — Если бы я еще и умной была, кто бы такое счастье выдержал?
      Санциско понял, что она имела ввиду.
      — А бывает еще не только не дают, а еще и отбирают, что раньше дали… У дурака все лишнее. И жизнь то же… Раз вам молодость не нужна — то зачем все остальное?
      Тулица попробовала в очередной раз разорвать веревки, но и в этот раз ничего у нее не получилось. Ей хватило ума сообразить, что сейчас они всецело находятся во власти этого колдуна.
      — Ты, колдун не шуми… Все одно чего тебе нужно у нас нет, а где оно — мы не знаем… Так что даже если бы была у тебя сила нас говорить заставить, все одно ничего не узнаешь.
      — Ладно, — сказал Санциско нахмурясь. Они были правы. За всем этим чувствовалась рука Белояна. Это был враг — сильный, опытный и не допускающий таких оплошностей. Он мельком подумал, что можно было бы попробовать заставить их повиноваться, сказав слово Власти, но остерегся. Они говорили с Верховным волхвом, а тот мог предусмотреть и такую возможность, и кто знает, чем окончится эта попытка. Глава Совета покачал головой, усмотрев и тут ловушку. — И без вашей помощи найду.
      — Мог бы — так давно нашел, — уверенно сказал Диля, косясь на остроголового, что стоял позади нее и прикидывая достанет она до него ногой или нет. — Нужна тебе помощь.
      — Будет нужно — найду помощь. Мне любой поможет. Хоть князь здешний, хоть кто… Он мало того, что дурак, так еще и человек порядочный — что ни пообещает — все выполнит… А вы свои убогим умом даже понять не можете во что ввязались… С чем взялись силой мериться…
      Почему-то ему захотелось рассказать им о том во что они вляпались, но княгиня опередила его.
      — Может быть… — равнодушно отозвалась Тулица. — Только тебе помогать — время зря изводить. Все равно Белояна тебе не пересилить… — Он, таких как ты троих в порошок разотрет и выметет с Руси, чтобы воздух чище был…
      — Да и помощников у него сколько… — поддержала подругу Диля. — Не сладить тебе с нами.
      Губы Санциско свелись в тонкую, как след от ножа линию. Он проглотил приготовленные для женщин слова. Все равно они ничего не поняли бы.
      — Ничего… — произнес он медленно. — У нас сил на всех хватит…И мечей… И на Белояна, и на всех его помощничков…На каждую седую бороду!

      — Широко «Паучья Лапка» сети закидывает… — сказал Избор, глядя как за деревьями скрываются поляницы. Пальцы, только что сжатые в кулаки разжались и стряхивали с себя кровь, которой их облили поляницы. — Кажись только-только друг друга резали, а нужда пришла…
      Он посмотрел на Гаврилу.
      — Именно что нужда… — отозвался тот. — Видно близко они к нам подобрались, коли Белоян поляниц к этому делу приспособил. Знать бы где этот гадючник. Ногами бы передавил.
      Поляницы уже скрылись, и Исин кивнув в сторону деревьев, сказал.
      — Они их первыми найдут. Дай им Боги удачи…
      Отдыхать им в этот день им пришлось только дважды. Первый раз — когда ждали лодку на переправе и отмывались от крови, которой их облили поляницы, а другой — когда остановились перехватить чего-нибудь наскоро, в дубраве, попавшейся по дороге. Не мог хазарин пройти мимо. На полянке в зарослях дикого чеснока они пережидали разгул солнечного зноя, и когда солнце слезло с зенита, двинулись дальше. Теперь на дороге изредка встречались и конные и пешие. Когда кто-то показывался впереди, Избор подхватывал яйцо и прятал его в кулаке.
      Ближе к вечеру небо заволокли тучи, и с неба вместе с ранними сумерками закапал дождь. Избор с Исином сперва ежились, но потом, когда водяная пыль превратилась в ливень, вымокнув, они перестали обращать на него внимания. Гаврилу же это никак не трогало, а яйцу и вообще было наплевать — что есть дождь, что его нет. Теперь они шли медленнее. Раскисшая и скользкая дорога превратилась в полозу грязи в которой два богатыря увязали, а путеводное яйцо прыгало, рискуя налететь на камень и разбиться. Гаврила глядел на него, и сердце его обливалось кровью.
      Красоту природы скрыла завеса из падающих капель. Мокрый предвечерний сумрак окружал их уже со всех сторон, лужи под ногами вскипали большими пузырями обещая затяжное ненастье. В шорохе стекающих на землю капель, вплетавшемся в бульканье лопающихся пузырей дорога, словно змея, виляла из стороны в сторону, от дерева к дереву. Изборов халат уже набух водой и теперь давил на плечи холодной тяжестью. Вода струями забиралась за воротник, но ей видно, было мало этого и она стекала вниз по хребту и оттуда, непонятным образом раздваиваясь, оказывалась сразу в обоих сапогах.
      Но это не останавливало богатырей, с мрачным упорством продолжавших двигаться вперед, глядя на совершенно сухого Гаврилу.
      Масленникову дождь был ни почем. Капли проносились сквозь него такие же безвредные как стрелы и мечи разбойников. Ноги его наступали в грязь, но не оставляли там следов, они влезали в лужи, но и там не было места для него. Сухой и чистый он шел присматривая за яйцом, скакавшим из одной лужи в другую.
      — Как оно там? — спросил сзади Исин — Катится?
      — И катится и плывет и прыгает, где нужно. Совсем как ты.
      Баклажка, что он одолжил у Картаги, давно опустела и теперь сухой язык царапал горло богатыря.
      — Смотреть мочи нет…
      — На что?
      — На воду… Кругом ведь течет!
      Он произнес это почти с завыванием — жажда постепенно делала из человека зверя.
      — Это точно, — произнес с отвращением Избор, прислушиваясь, как при каждом шаге у него хлюпает и в сапогах и в карманах и еще только Боги знают где…
      Яйцо на их глазах нырнуло в лужу. От этого звука Гаврила судорожно сглотнул. Он воевал на Востоке и там научился терпеть жажду, но одно терпеть ее в пустыне, а другое — среди потоков воды, низвергающихся с небес. Эта вода не тушила пламя, бушевавшее в нем, а напротив разжигала его.
      — Вон ведь сколько ее, — шершавым языком сказал Гаврила, извиняясь за слабость. Ему показалось, что еще немного и вместе со словами из его горла начнут вырываться клубы дыма и языки пламени.
      — Это еще не все.. — зло отозвался Избор. — Еще столько же у меня в сапогах…
      — Еще немного и я попрошу у тебя один…
      — Зачем?
      — Отхлебнуть… — мрачно сказал Гаврила. — Ты ведь даже не представляешь, как пить хочется…
      — Из сапога?
      — Да хоть их болота!
      — Ну, из болота еще куда ни шло…
      Хазарин выругался.
      — Да. Устроил нам Картага…
      — Ну да и мы в долгу не остались, вроде…
      Исин кивнул.
      — Не остались, а только у него сейчас не в еде не в питье отказу нет…
      — У него еще кое-чего нет. — Напомнил Избор. — Руки и талисмана. И другой вопрос, чего у него еще не будет, когда до него остроголовые доберутся и спросят куда он талисман подевал…
      Исин рассмеялся, а Гаврила прохрипел.
      — Утешил…
      Дорога, спустившись с одного холма, вывела их к подножью другого. Они намеривались остановиться и перевести дух, но яйцо никого не спросясь двинулось вверх и люди вздохнув, отправились следом. Забираться вверх оказалось сложнее, чем просто идти. Когда, скользя и поминутно падая в грязь, Избор с Исином добрались до середины холма, Гаврила не сдержался и хрипло расхохотался.
      — Что смешного? — спросил Избор, подозрительно глядя на богатыря. Тот был неестественно чист, а с него самого грязь стекала с него ручьями и даже падала комьями.
      — На тебя смотрю да радуюсь…
      Избор посмотрел на Исина. Потом на оставшуюся половину холма. На первый взгляд она была ни чуть не меньше и не чище чем пройденная.
      — Чему тут радоваться? В грязи по уши, сухой нитки нет…
      — Вот-вот… Помнишь, ты говорил, что со мной не разбогатеешь?
      — Ну говорил.
      Довольный передышкой, Исин прислушивался к разговору друзей.
      — Ну, так вот сейчас ты по настоящему богатый человек! Еще у подножья холма у тебя был только халат, то теперь ты — землевладелец. Вон сколько сразу земли приобрел.
      Против воли Избор рассмеялся и пошел вперед. Словно поняв, что ему не остановить людей дождь утих. Это произошло так быстро, словно кто-то из Богов мечом обрезал струи дождя навсегда пришившие тучи к земле. Когда они добирались до вершины, тучи начали таять, и из них показалось подножье холма с грудой камней у подошвы. Над ними висело белое облако, сделанное из чего-то более плотного, чем водяной пар.
      — Дым! — сказал Исин. Рука его дернулась к спине, но остановилась.
      — Точно! — подтвердил Гаврила. — Кто-то непогоду перетерпливает.
      В камнях не скучали. До них донесся смех. Те, кто сидел там, не старались скрыть своего присутствия, и ни у кого из них не возникло подозрения, что в камнях засада. Смех отзвучал и его сменил какой-то писк. Пока они решали что делать, заходящее солнце прорвало завесу туч и осветило камни.
      Исин потянул воздух.
      — Мясо жарят…
      После дикого чеснока есть хотелось так, словно они и не ели его вовсе.
      — Двух из нас там точно накормят.
      Из-под Изборовй ноги шарахнулось путеводное яйцо. Оно вывернулось из-под самого каблука, но воевода не удержался на скользкой глине и покатился вниз. Размокшая глина продавливалась сквозь пальцы, не давая ни за что зацепиться, и ему пришлось прокатиться по всему склону. К подножью холма он добрался комком грязных тряпок.
      Исин смеялся, хотя вряд ли был чище. Далеко внизу Избор поднялся и брезгливо разводя руками стал ощупывать себя. Даже с вершины было видно, что за этот спуск ему не пришлось заплатить ни ушибами, ни сломанными костями. Гаврила, на мгновение забыв о жажде, расхохотался.
      — Помогите! Помогите! — откликнулось эхо.
      Голос был так тонок и слаб, что мог принадлежать только кому-то слабому и беззащитному. Гаврила поперхнулся смехом и замер.
      — Помогите! Ради Светлых богов! Помогите!
      Избор внизу, забыв о грязи, заорал в ответ.
      — Держись, кто бы ты ни был! Держись. Мы рядом.
      Хазарин гигантскими прыжками полетел вниз, опережая на бегу Гаврилу. Они уже поняли, что крик донеся от камней.
      — Ради всего святого! — прокричал кто-то.
      Голос рвал сердце Гаврилы на куски, истекавшие кровью и жалостью. Они подбежали к глыбам, тесно стоявшими плечом к плечу друг к другу. Здоровенные, в рост человека, камни перед ними образовывали стену, за которой ничего не было видно. Голос, звавший на помощь не переставал кричать и Гаврила уже привыкший к тому, что он может делать то, что другим не под силу прошел сквозь глыбы и встал. Обежав взглядом площадку, он удивленно спросил:
      — Перерим? Никуля?
      Мальчишка, оравший истошным голосом умолк косясь на богатыря. Перерим, что стоял рядом с ним и лениво драл отрока за ухо довольно ухмыльнулся.
      — Не тронь ребенка! — крикнул Гаврила, доставая меч.
      — Хо! У нас гости! — воскликнул Перерим. Голова его повернулась к костру. — Слышь, Никуля, Бог гостей послал!
      — Что Боги не делают — все к лучшему… Почту за честь возобновить знакомство, — отозвался Никуля, до сих пор безучастно сидевший у костра. Пока Гаврила смотрел на него за спиной у богатыря брякнуло и в круг камней свалились Избор с Исином.
      — Что тут?
      Избор был готов к драке, но одного взгляда хватило, чтобы понять, что драться тут не с кем. Не только он узнал, но и его узнали.
      — А! Старые знакомые! — воскликнул Никуля. — Все гуртом ходите…
      Он повернул мясо, и до Исина докатилась волна запахов. Мальчишка, воспользовавшись моментом, дернулся и вырвав ухо из старческих пальцев, шмыгнул за камни.
      — Старые, старые. Вам бы людей веселить, а вы маленьких обижаете…
      Воевода говорил и все время вертел головой, отыскивая опасность. Он не на минуту не забывал, кому служат старцы и ждал подвоха.
      — Эй, отрок! — крикнул Гаврила — Вылазь. Расскажи, чего тут было? Били тебя что ли?
      Мальчишка не ответил.
      — За что? — спросил богатырь, посчитавший, как это водилось на Руси, молчание знаком согласия.
      — Так никто его не трогает! — сказал Никуля.
      — И не обижает.. — добавил Перерим.
      — Мы его даже любим! Куда же нам без него?
      Перерим, удивляясь как такая мысль могла залететь в богатырскую голову развел руками.
      — Да и не бьем мы его… Так. Жизни учим…
      — Ладно уж молчите, нищеброды, — отмахнулся о них Гаврила. — Лучше молчите. Пусть малый сам расскажет.
      Но мальчишка молчал. Избор кивнул Исину и они подошли поближе, чтобы посмотреть за камнями.
      — Не ищите его там, — раздался голос Никули. — Его там нет. Он тут.
      Они повернулись на голос, и в это мгновение в руках Никули родился ослепительно голубой свет. Он родился и умер через секунду, но вспышка было настолько яростной, что застала людей врасплох. Они не успели ни отвернуться, ни загородиться руками, ни даже зажмуриться.
      — Глаза — вскрикнул Избор. — Я ничего не вижу…
      Старики захохотали. Они смеялись молодо, легко и спокойно. Ловушка сработала и в этой части земли, ограниченной кругом камней, не осталось ни одного зрячего. Богатыри молчали, поняв, во что вляпались…Теперь они были легкой добычей даже для этих немощных стариков.
      — Эй, богатыри! — насмешливо крикнул Перерим. — Где же вы? Мы с Никулей с удовольствием вас послушали бы…
      Опасность было рядом и Гаврила открыл глаза, чтобы встретится с ней лицом к лицу. Он ожидал увидеть темноту и ощутить боль, но к удивлению своему он увидел одного из стариков острожной кошачьей походкой крадущегося к Избору. В движения его сквозила уверенность человека, занимающегося своим любимым делом.
      «Талисман!» — подумал Гаврила «Опять он защитил нас!» Но он тут же понял, что ошибся. То, что сделали старики не было волшебством и поэтому теперь Избор стоял неподвижно только поводя вокруг расставленными руками. Исин делал то же самое, только сидя и шевеля пальцами. У богатырей хватило ума удержаться и не делать того, что требовал бившийся в груди страх. Они не стали орать и не бегали бестолково, понимая, что старикам нужно именно это — страх богатырей должен был подвести их под старческие ножи. Но и стоять так они не могли до бесконечности.
      Нужно было что-то делать. Гаврила не мог просто стоять и ждать, когда бойкие старички доберутся до друзей и зарежут их. Он понимал, что честной схватки тут быть не может и резня будет идти по правилам, которые установили Перерим с Никулей, что чувствовали себя сейчас как рыбы в воде…
      Пока Гаврила собирался с мыслями Избор сделал два неуверенных шага. Хруст камней под ногами сразу указал Перериму где тот стоит. Слепец резко повернулся и мелкими шагами двинулся навстречу воеводе.
      — Замри! — крикнул Масленников.
      Избор послушно встал, узнав голос. Исин, все еще сидевший на земле, часто закивал головой и поднялся.
      — Стой где стоишь! Это должно скоро пройти.
      Стараясь наделать побольше шума Гаврила забрякал своим железом и старики заметались по площадке, а потом неслышный, как летучая мышь Масленников, подошел к Избору с Исином и шепнул им.
      — Я тут. На меня это почему-то не подействовало.
      Избор облегченно вздохнул. Он протянул руку, чтобы помочь своим ушам рукой, но из этого ничего не вышло. Гаврила этого не заметил, глядя как старички настороженно бродят по другому краю площадки.
      — Сейчас вы тихо как мыши, заберетесь на камни, и останетесь там пока я не позову вас. Ясно?
      Они одновременно кивнули. Стараясь предусмотреть все Масленников посмотрел по сторонам, прикидывая чем еще ему могут оказаться двое слепых товарищей.
      — У вас под ногами есть мелкие камни. Возьмите по горсти…
      Тьма вокруг сделала их послушными. Они беспрекословно подчинились и погрузили руки в щебень под ногами. Как не тихо они это все сделали, а несколько камней упало вниз. Старики встрепенулись и молча двинулись на шум. Медленно поворачивая головы, они ловили каждый шорох, что носился в воздухе. Широко раздвинутые ноздри ловили запахи.
      — Эй, богатыри, — негромко, словно боялся спугнуть удачу, спросил Перерим. — Кто это из вас давеча чесноку нажрался?
      Ни Избор, ни Исин не сказали ни слова. Гаврила прошептал.
      — Брось камень вправо.
      Камень стукнулся о валун и загремел перекатами. Старики тут же повернулись на звук и пошли туда.
      — Вперед, — шепнул Гаврила, не спуская со стариков глаз. — Через пять шагов камни забирайтесь на них и ни гу-гу. А я пойду…
      Избор отчаянно замахал руками, и Гаврила повернулся к нему.
      — Чего еще?
      — Лапка…
      — Мешок у тебя под ногами…
      — Яйцо?
      — В камнях где-то… Живы будем — найдется.
      Пока Избор ковырялся в мешке, старики ощупали дальний конец площадки и остановились, словно совы на свету, крутя головами.
      Он подождал, пока сотник с воеводой доберутся до камней и, скрывая их неуклюжесть грохотом, побежал к старикам. На пол дороге он остановился. Перерим и Никуля, перестав увещевать богатырей бросить прятаться и честно померится с ними силой повернулись на его шаги..

      — Ну, хватит! — крикнул Гаврила. — Никто еще не испытывал моего терпения так долго…
      Едва он подал голос, как старики молча пошли на него. Гаврила даже удивился, как точно они определили, где он стоит.
      — Ваши подлые увертки не спасут вас! Пусть я ничего не вижу, но я насажу вас на свой меч!
      Перерим остановился и Масленников подумал, было, что тот испугался угрозы, но это была лишь хитрость старца.
      — Мечом? — спросил он с опасением. — Зачем же мечом? Не мы на вас напали. Пожалейте нас! Мы не искали с вами драки!
      Пока Перерим вещал, Никуля неслышными шагами приближался к богатырю. Он шел, иногда взмахивая огромным ножом. Широкие рукава белой рубахи летали по ветру. Казалось, он танцевал какой-то замысловатый танец. Нож его то пронзал воздух на уровне груди, то молнией летел сверху вниз. То крепкая рука старца направляла сталь от земли в небо.
      — Что это шелестит? — спросил Гаврила, когда старец подошел к нему на пять шагов. Никуля тут же проворно присел, отведя руку с ножом за спину.
      — Что же тут шелестеть может? — напряженным голосом переспросил Перерим. — Или птицы или ветер…
      Он напряженно вслушивался в тишину, ожидая удара Никули и крика богатыря. У слепца не было никакого сомнения, чем и как закончится эта схватка. Сделав своих врагов такими же, как и они сами, старики получили ни с чем не сравнимое преимущество.
      Что стоило умение богатырей биться с врагом, если оно стояло на необходимости оценить слабые стороны противника, увидеть как он готовит свой удар и только тогда — отразить его? Сейчас, когда день для богатырей превратился в ночь, это умение стоило не дорого и стариков больше беспокоили доспехи богатырей, но сообща они надеялись преодолеть и эту трудность.
      Гаврила обошел Никулю, но сделал это не достаточно тихо. Старец не только слышал как летучая мышь, но и был проворен как веретено. Если бы не бесплотность Масленникова, позволившая слепцу вместе с ножом проскочить сквозь него с огромным ножом в кулаке, то Гаврила уже лежал бы на камнях и смотрел на то, как его кровь мешается с дождевой водой.
      — Что случилось? — завопил, как мог более испугано, Гаврила. — Где вы, гады?…
      Никуля, направляемый этим криком, перекатился по камням и еще раз ударил ножом. Остро отточенное лезвие по рукоять вошло в землю. Перерим услышал шум и напряжено спросил.
      — Ну?
      — А! Вот вы где — заорал Гаврила, не давая времени Перериму подумать и что-нибудь заподозрить. — Мой меч достанет вас, где бы вы ни прятались!
      Гремя железом и ухая так, словно размахивал мечом он прошел мимо Перерима, поспешно присевшего на корточки.
      — Где ты, проклятый старик?
      Чтобы самому поверить в происходящее Гаврила даже закрыл глаза и несколько шагов сделал в темноте.
      — Не прячься, погань! Я все равно найду вас!
      Прокричав это, он неслышно добрался до камней, на которых мокрыми воронами застыли хазарин и воевода.
      — Это я… — Сказал он как можно тише. От неожиданности Исин шарахнулся в сторону и чуть не упал.
      — Это я, Гаврила, — повторил он чуть громче. — Как глаза?
      — Темно. Муть какая-то зеленая…
      — Солнце видно?
      Они завертели головами, отыскивая в разрывах облаков дневное светило.
      — Нет.
      — Только тепло, — ответил Исин.
      — И то хорошо, — бодро отозвался Гаврила, наблюдая как старики, прочесывавшие площадку, остановились. Они словно почувствовали чем занимаются богатыри и тоже сошлись переговорить друг с другом.
      — Вот и дождались, — прошептал Исин. — Как и предсказывалось. Где они — там засада…
      — Очень нам это помогло…. — проворчал богатырь.
      — Им тоже… Мальчишка где?
      — Не знаю…. Брось-ка камень вперед подальше.
      Избор швырнул камень и тот, отскочив от дальней каменной глыбы, покатился по земле. Слепцы тихо и бесцельно слонявшиеся между камней пошли на звук полосую воздух ножами. Гаврила побежал до камня, за который шмыгнул поводырь. Мальчишка был там. Он лежал за камнями, зажмурив глаза и закрыв голову руками. Гляделся он настолько трогательно и беззащитно, что у Масленникова дрогнуло сердце. Богатырь угрюмо посмотрел на старцев — не жаловал он тех, кто поднимал руку на детей.
      — Избор! — крикнул он и тот, помня о договоренности, бросил камень. Слепцы, ходившие вдоль стены развернулись, и едва не задевая друг друга, пошли один в одну, другой в другую сторону.
      «Как же они друг друга не режут?» — подумал Гаврила. — «Слепые же…»
      Он готов был стоять и удивляться, но тут Перерим остановился. Шумное дыхание рвалось у него из груди. Никуля остановился и тихо мяукнул. Перерим отмахнулся от него так, словно тот мог видеть его.
      — Они не хотят с нами драться! — сказал он. — Они прячутся от нас!
      — Да. Они тихо сидят и бросают камни…
      — Думают, что могут обмануть нас!
      — Пусть думают!
      — Они боятся нас! — повторил Никуля, — и оттого молчат. Они забились в какие-то щели и сидят, надеясь, что мы не найдем их.
      — Напрасные надежды, — подхватил Перерим. Голова его так и вращалась туда — сюда, туда-сюда…
      — Это бесполезно уже и потому, что двое пахнут горелым чесноком, как хорошая колбаса…
      Шевеля носом, Никуля сделал несколько шагов в сторону Избора с Исином. Перерим, так же уловивший запах пошел вперед. Гаврила закусил губу. Слепцы шли на удивление точно. Это было уже по настоящему страшно. Исин, сообразивший насколько велика опасность, стал бросать камни. Одним из них он попал в Никулю. Тот охнул от неожиданности, а потом довольно рассмеялся.
      — Все верно. Один из них там
      Гаврила подскочил к ним сзади и крикнул.
      — Я-то тут…. А вот где вы?
      Но слепцы не обратили на его внимания.
      — Погоди! И до тебя руки дойдут.
      Избор, освобождая руки, вывалил камни.
      — Он спрыгнул? — насторожился Никуля. Перерим принюхался
      — Нет. Он стоит, где и стоял…
      Чем ближе они подходили к камню, на котором сидели Избор с Исином, тем спокойнее становился Гаврила. Когда убийцам оставалось пройти три-четыре шага он понял, что пришло его время. Стараясь ничем не звякнуть он подошел и встал между ними.
      — Проклятые убийцы! Наконец-то я добрался до вас!
      Он кричал им почти в уши и надеялся, что они поверят если не ему, то собственному страху и неожиданности.
      Так и получилось.
      Никуля ни мгновения не раздумывая сделал стремительный выпад и если б богатырь не присел, то обязательно задел бы его. Чтобы не разочаровывать стариков он звякнул металлом и застонал.
      — О-о-о-о-о….
      — Ага! — торжествующе заорал Никуля. — Я достал его! Достал!
      Гаврила снова застонал, но уже от огорчения и собственного бессилия. С какой бы радостью он посворачивал эти бородатые головы! Но он был бессилен. Ни сильные руки, ни сталь меча, бесполезно висевшего за спиной, не были опасны для стариков. Он не мог причинить им вреда ни руками, ни оружием, однако уже знал, как можно будет сделать это своей мыслью, разумом.
      — Отлично! Теперь ему далеко не уйти! — сказал Перерим. — Добьем!
      Гаврила отступил на несколько шагов и застонал.
      — Он там!
      Перерим ткнул ножом в сторону Масленникова и не ошибся. Тот действительно был там. Нож вместе с рукой пробил его насквозь.
      — О, Светлые Боги! — крикнул богатырь.
      — Добьем его!
      — Добьем и возьмемся за других!
      Гаврила бесстрашно смотрел на нож в груди. Это волновало его не больше, чем разбойничьи меч и секира, которые побывали там же несколько часов назад, но Исин, истуканом сидевший на камне не выдержал. Только что он своими ушами слышал стон друга, лязг железа, радостные крики слепых наемников. Головой он понимал, что это игра, затеянная богатырем и ничего больше, но сердце требовало действий. Он терпел неизвестность сколько мог, но услышав еще один стон забылся и крикнул:
      — Гаврила!
      — Другой где-то наверху, — тут же крикнул Никуля. — Стоит на камне.
      — Найдем, — хладнокровно отозвался Перерим. — Давай сперва с одним закончим.
      Гаврила не стал ожидать продолжения. То, чего он хотел — состоялось. Теперь старики стояли настолько близко друг к другу, что грех было этим не воспользоваться. Гаврила сделал шаг и, высунув голову из груди Никули, тихо застонал…. Тот шарахнулся в сторону, махнул ножом и промахнулся. Нож его соскользнул по камню, устрашающе лязгнув. Перерим тоже не остался в стороне. Он взмахнул ножом и попал…..
      Раздался крик боли.
      — Он ранил меня! — закричал Никуля. — Я ранен!
      Перерим с быстротой молнии вытащил нож из тела приятеля и с криком: — Я его тоже задел! — нанес еще один удар. Никуля захрипел. Уже без жизни он повалился на землю.
      — Он готов! — радостно крикнул Перерим, чувствуя как обмякшее тело сползает с ножа. — Одним меньше!
      Он вытер нож о рубаху. Губы его кривились в усмешке, оценить которую тут мог только Гаврила. Перерим явно ждал восторгов от Никули, но вместо этого услышал голос богатыря.
      — Это точно, — сказал он. — Один готов… Это значит, что дошла очередь и до второго.
      Перерим отшатнулся. От удивления он даже не нанес удара.
      — Никуля!
      Старик молчал. Да и странно было бы, если б он что-нибудь сказал. Перерим опустился на колени. Руки его зашарили по земле, и он почти сразу же нашел друга. Дотронувшись до груди, он ощутил на пальцах липкую влагу и, поняв, что произошло, заплакал.
      — Я убил его! — воскликнул он, задыхаясь от стеснившего грудь волнения — О горе мне! Я убил его!
      Горе слепца было не поддельно. Гаврила ощутил такую лютую тоску, что, не смотря на то, что тут только что произошло, посочувствовал наемному убийце, потерявшему единственного друга.
      — Утешься, старик. Его убил не ты, а мой ум.
      Не боясь возмездия, Перерим поднял голову.
      — Ты видишь?
      — Конечно!
      — Ты лжешь!!!
      Переход от скорби к ярости быт настолько резок, что Гаврила отшатнулся.
      — Но даже если это правда, я все равно убью вас… Всех….
      — Не думаю, чтобы это у тебя получилось, но попробуй…. — нарочито спокойно сказал богатырь — Вдруг чего и выйдет?
      Он посмотрел на друзей. Исин, смешно вытягивая шею прислушивающихся к разговору, а Избор размахивал руками, стараясь привлечь внимание Масленникова.
      — Что еще? — спросил Гаврила, надеясь, что Избор его поймет.
      Тот не решаясь говорить сделал несколько подгребательных движение руками, а потом резко опустил кулак, словно вбивал в землю незримого противника. Гаврил все понял и кивнул, но вовремя сообразив, что воевода его не видит, сказал.
      — Годится!
      Убив Никулю руками Перерима, Гаврила должен был найти другие руки, способные справиться с оставшимся слепцом. Надежды на то, что тот устыдиться такой жизни и сам зарежется у него не было никакой. Услышав голос богатыря, старец насторожился. Он кошкой прыгнул к нему и разрезав воздух где-то на уровне горла спросил.
      — Что годится?
      — Годится любой способ, чтобы расправиться с тобой, грязный наемный убийца!
      Перерим не стал тратить время на ответ, а вместо этого прыгнул еще раз, но и тут у него ничего не вышло. Тогда он нащупал позади себя камень и уселся, привалившись к нему спиной.
      — Ты не воин! — сказал он со спокойным сарказмом. — Ты трус! Ты ведешь себя так, словно тебя тут и нет.
      Гаврила рассмеялся и чтобы еще больше разозлить старика сказал.
      — Твой мир темен и узок. Ты даже не в состоянии понять насколько ты прав! Меня тут действительно нет. Все это время вы сражались с голосом.
      Перерим нерадостно рассмеялся.
      — Ты не только трус, но еще и лгун!
      — Ты не веришь мне? — усмехнулся Гаврила, потрогав рукоять меча.
      — Что же ты — дух? — вопросом на вопрос ответил Перерим.
      — Да! — Ответил Гаврила, впервые за последние два дня наслаждаясь свои странным состоянием. — Дух! Бессмертный дух!
      Старик не поверил ему.
      — Ели тут и есть дух, то это кто-то из твоих молчаливых приятелей. Чесночный дух. Другого духа тут нет.
      Как не хорохорился старик Гаврила понял, что эту схватку он выиграл. Это понимал и слепец. Изменить тут что-то могло только чудо.
      И старик попытался его совершить.

      Тонко взвизгнув он вдруг подскочил в воздух и крутясь волчком начал ножом пластать воздух вокруг себя. Сеющим смерть колесом слепец прокатился по земле успев прорезать воздух в сотне мест, но возраст брал свое и движение его замедлялись, замедлялись, замедлялись и, наконец, остановившись сел на землю.
      Гаврила все время державшийся рядом сказал ему прямо в ухо.
      — Вон ты оказывается какой… Плясун!
      Старец ничего не ответил. Ему было не до того. Он тяжело дышал, вытирая пот, ручейками бежавший по морщинистому лицу.
      — Устал? — спросил Гаврила.
      Дела ему до старческого самочувствия не было. Он стоял и думал как бы половчее ему подвести Перерима под кулак Избора. Он кусал губы, чесал голову, но нужная мысль туда не приходила. Старик же тем временем безучастно сидевший что-то бормотал и шевелил руками. Набормотавшись он опустил с колен руки со старческими набухшими венами и только тогда ответил.
      — Все равно мой верх будет! За мной сила и могущество! А за вами что? Чесночный дух?
      Он замолчал и медленно поднялся. Гаврила понял, что старик так и не поверил ему и что он снова хочет начать игру в смертельные жмурки.
      «Что же», — подумал Масленников — «Если ему так хочется…»
      — За нами? За нами Вера и Правда! — сказал Избор. Это были его первые слова, с тех пор, как волшебный огонь ослепил их. Гаврила быстро посмотрел на него. Свесившись с камня он, сложив губы трубочкой, дул прямо перед собой. Перерим почувствовал запах и исполнился надеждой добраться до Избора.
      — Вера и Правда? — повторил старик недоверчиво. Он медленно двигался по направлению к запаху… — Нет за вами ничего… Кроме яйца вашего поганого…
      Он засмеялся довольно, словно именно этого требовали от него остроголовые, а не похищения талисмана. Внутри у Гаврилы похолодело, словно в брюхо кто-то положил некрупную льдину. Он слышал старца, видел его, но ничего не мог с ним поделать. Он даже не мог напугать слепца, как напугал давешних разбойников. И в этот момент Избор оттолкнувшись ногами от камня, упал сверху на старика. Чутье Перерима оказалось необычайно тонким! Каким-то чудом он почувствовал движение воеводы и шарахнулся в сторону. Нет! Он не сделал попытки убежать! В расчете на то, что его противник неизбежно свалится на землю, он только отступил на шаг. Так бы оно и получилось, если бы Избор просто прыгнул, но он, не видя противника, прыгнул, расставив руки в стороны. Слепец увернулся от правой руки, но попал под левую. Она пронеслась и ударила того прямо по шее. Перерим ахнул, и под радостный вскрик Гаврилы — Опять пополам! — не то пролетел, не то пробежал, не то просеменил четыре шага, но потом ноги его вдруг ослабли и на пятый шаг сил уже не хватило, и он упал.
      — Где он?
      — Тут! — Гаврила показал рукой где именно.
      — Не шути, — зло сказал Избор. — Живой?
      — Добегу — узнаю.
      Исин, напряженно водивший перед собой мечом, облегченно рассмеялся.
      Старик умирал. Голова его была неестественно повернута в сторону и Гаврила, не мало повидавший в своей жизни смертельно раненых, с первого взгляда определил, что дело там плохо. Для слепца разумеется. Избор сломал незадачливому убийце шею. Старец отходил. Он уже не принадлежал этому миру. Смерть наложила на него отпечаток благостности и теперь глядя на него Гаврила не мог поверить, что перед ним наемный убийца. Старческие руки и ноги подергивались, губы что-то шептали. Гаврила склонился к чуть двигающимся губам.
      — Иосиф! Иосиф! — шептал старец. Голос его терялся в шуме ветра, слабел, но пока губы могли шевелиться, он все время повторял — Иосиф! Иосиф!
      Слушая старика, Масленников совсем забыл про друзей.
      — Где ты? Что там? — не выдержал воевода.
      Масленников поднялся с колен.
      — Готов! — довольно сказал он. — Сейчас остынет…
      — Точно?
      — Спускайтесь, погрейтесь, пока теплый…
      Избор сам вниз не слез, но ноги спустил. Его сапоги двумя комьями грязи висели над землей, и, ощущая их тяжесть, он стал рукой снимать корку налипшей земли. Вполне доверяя Гавриле, как человеку опытному в военном деле, и, особенно в деле нанесения всяческих ран и увечий, он перестал беспокоиться о старике.
      — Я всегда думал, что они плохо кончат, — сообщил Исин.
      Гаврила посмотрел на тело Перерима, на хищный оскал Никули, на мальчишку, испуганно выглядывающего из-за камней.
      — Жаль, что ты им об этом раньше не сказал. Наша совесть чище была бы…
      Снимая с сапог комья грязи, Избор заметил.
      — Совесть… Это по-моему единственное, что у меня осталось чистым.
      Под их разговор старик затих.
      Заходящее солнце раздвинуло облака, и теперь каждая щель меж камней сочилась оранжевым светом. Вечер обещал быть дивным. Мелкие камни на площадке искрились каплями, но лужи уже ушли в землю, а вот за большими камнями земля превратилась в какое-то влажное месиво, по которому нельзя было не идти не плыть. Для Гаврилы этих неудобств не существовало, но он представил, как цепляясь друг за друга тащатся по этому месиву Избор и Исин, да еще и волокут за собой мальчишку…
      «Кстати…» — подумал Гаврила. — «Поводырь. Только что ведь был тут..»
      — Эй! — крикнул он. — Отрок! Выходи, не бойся…. Кончились твои неприятности…
      Лицо мальчика вынырнуло из-за камня. Издали, еще не решаясь подойти, он смотрел то на сидевших на каменных глыбах Избора с хазарином, то на Гаврилу.
      — Иди сюда. Хуже чем было, не будет… — позвал его Масленников.
      Мальчик сделал несколько шагов и вновь остановился. По его лицу ясно было видно, что он еще и сам не знает, что ему лучше сделать — то ли убежать, то ли подойти к этим грозным воинам. Заметив его нерешительность, Гаврила сам двинулся ему навстречу. Чтобы успокоить мальца он полушутя, полусерьезно спросил.
      — С кем ты, отрок? С ними или сам по себе?
      Мальчик обвел глазами тела стариков и серьезно, по взрослому, ответил.
      — Я с вами…
      — С нами? — Гаврила покачал головой, не зная, что и сказать на это. — Поглядим… Как звать-то тебя?
      Мальчик посмотрел на него из-под насупленных бровей, словно раздумывая говорить ему свое имя или подождать до другого случая.
      — Иосиф.
      — Иосиф и все?
      — Да. Просто Иосиф…
      Мальчишка оказался чище стариков, и его прямые льняные волосы ровно падали на некрепкие плечи. Вид он еще имел испуганный, но потрясение от происшедшего потихоньку начинало проходить и он несмело улыбнулся богатырю.
      За спиной у Гаврилы грохнуло. Обернувшись, он увидел, как помогая друг другу Исин и воевода слезают с камней. Иосиф, увидев шаткую походку сотника и растопыренные руки воеводы, подошел и привычно подставил плечо. Не смотря ни на что, поводырь остался поводырем. Избор принял эту помощь как должное — руками этого мальчика им помогали Светлые Боги. Вместе с ними он дошел до костра, около которого лежали стариковские вещи. Исин уже учуявший где жарится мясо потянулся руками и обжегшись выругался.
      — Горячо!
      Пальцы его шарили, вместо мяса натыкаясь на горячие угли.
      — Я сейчас! — быстро сообразил мальчишка, и в руках у сотника и воеводы волшебным образом очутилось по ломтю мяса. Набив рот, Исин спросил.
      — Давно ты у этих стариков?
      — Нет. Дней десять….
      — Сирота? — спросил Избор, оглядывая мальчишку незрячими глазами.
      — Не знаю, — сказал Иосиф. — Я домой иду.
      — А где твой дом?
      — За лесом.
      — За каким лесом?
      Мальчишка смотрел в костер и Гаврила сообразил, что тот голоден. Он кивнул на кусок мяса, что оставался в костре, позволяя ему взять его.
      — Ешь. Так за каким лесом?
      Иосиф опустил глаза.
      — За лесом. Не знаю где…. Ищу…
      Жалость окатила Масленникова жаркой волной. Уже не расспрашивая дальше, он готов был сам рассказать, что случилось с мальчишкой. История была наверняка не хитрой. Разбойники или степняки, или еще кто-нибудь, из такой же братии, охочий до легких денег напал на весь. Поселянам пришлось плохо — разбойники кого порубили, кого увели с собой. Наверняка путь в неволю был не близкий и вот он ухитрился сбежать по дороге. А теперь идет домой. Только откуда такому мальцу, может быть ни разу не бывавшем дальше своего леса, что окружал весь, что Русь и есть один большой лес?
      — Ничего… Не пропадем… — сказал Исин. — Чтобы четыре мужика да с жизнью не справились? Да быть такого не может!
      — Я найду, — серьезно сказал малец. — Я уже большой. Двенадцать зим…
      — Тебе плохо было с ними? Обижали, небось? — спросил Гаврила, ломая разговор.
      Иосиф кивнул.
      — Да.
      И не впопад добавил.
      — Они веселые были. Плясали, песни пели…
      — Ничего, — сказал Избор. — Мы тоже плясать умеем. А как Исин песни поет! Заслушаешься…
      Он хотел успокоить и развеселить мальчика, но тот действительно оказался взрослее, чем казался.
      — Вы меня сейчас не бросите?
      Гаврила улыбнулся.
      — Нет.
      Избор, проведя рукой по воздуху, наткнулся на плечо ребенка, потом коснулся головы, ладонью погладил по волосам.
      — Ну, что ты. Конечно нет… Мы же только встретились… У нас впереди долгая дорога и крепкая дружба.
      Гаврила увидел, как лицо мальчика озарила мимолетная радостная улыбка.
      — Послушай-ка Иосиф. А как ты тут очутился?
      — Пришел со стариками. Они выбрали место и ждали…
      — Пауки, — пробормотал Исин. — Ну, чисто пауки…
      — Нашлись добрые люди… Навели, показали… — всем сразу объяснил Избор.
      Хазарин уже закончил есть и теперь облизывал пальцы. Иосиф усердно заработал челюстями, и Гаврила отвел глаза. Жажда, о которой он позабыл, вновь напомнила о себе и обо всем, что привело их к этим камням. Он вспомнил и тут же опять забыл о жажде.
      — Яйцо? — вскрикнул он. — Где яйцо?
      Мальчишка бросил жевать и удивленно посмотрел на него.
      — Избор, где яйцо?
      — Не знаю, — растерянно ответил воевода. Масленников поднялся, и сделала несколько шагов в сгущающуюся темноту.
      — Свистни, — посоветовал Исин. — Наверняка прикатится. Чего-чего, а уж прятаться оно умеет.
      За эти два дня воевода уже понял, что яйцо относится к себе бережно и в случае чего о себе позаботится в самую первую очередь. Гаврила послушался. Поднеся ладони к губам, он крикнул:
      — Яйцо!
      Он вслушивался в темноту и услышал там легкий перестук, словно недалеко от него, точила зубы о камень мелкая мышь. Богатырь сделал несколько шагов навстречу звуку и увидел, то, что искал. Яйцо, как покалеченная птица топталось на одном месте. Оно кружилось, словно в припадке безумия возомнило себя волчком.
      — Яйцо!
      Глаза Избора еще ничего не видели, но темнота в них уже наполнялась какими-то тенями.
      — Что с ним? Разбилось?
      Вытянув руку, Избор пошел на голос. Окрик Гаврилы остановил его в двух шагах от яйца.
      — Оно кружит на одном месте…
      Воевода улегшись на землю дождался, когда оно описав круг ткнется в его ладонь, но вместо того чтобы затихнуть оно продолжало ворочаться в руке.
      — Что там? — прокричал от костра Исин.
      — Перерим! — сквозь зубы сказал Избор. — И тут нашкодил…
      Гаврила молчал, но невысказанный вопрос висел в воздухе.
      — Ничего, — сказал наконец воевода, чувствуя как яйцо, словно чье-то вырванное сердце бьется в его руке. — Талисман с нами, а значит мы почти всемогущи. Переможем и это!
      Он вернулся к костру и, найдя ощупью мешок, засунул туда, где их ждала бутылка с джином, и ковчежец, и яйцо. Едва они коснулось друг друга, как яйцо перестало дергаться.
      — Я же говорил, обойдется, — довольно сказал воевода. — Отлежится к утру.
      Раздвигая руками тени вокруг себя он добрался до стариковской поклажи и постелив за камнями какую-то рухлядь сказал Иосифу.
      — Ложись… Завтра утором в дорогу.
      Мальчишка, разморенный сытостью и теплотой, клевал носом.
      — А вы? — сонно спросил он. — Вы как?
      Гаврила уловил в его вопросе страх. — «Не пропадете ли вы куда-нибудь?»
      — Не беспокойся, — сказал он, усмехнувшись. — Мы тебя посторожим…
      Мальчишка кивнул и с головой ушел в сон. Несколько мгновений он лежал тихо, а потом засвистел носом.
      — Спит?
      Небо над ними стало совсем черным. В камнях свистел ветер, вызывая дождь, но его уже не было — то ли вода, там наверху, кончилась, то ли у Богов изменились замыслы. По небу неслись тучи мрачного вида настолько занятые, что не было у них времени пролиться дождем над этим счастливым местом.
      — Все при деле, — сказал Гаврила. — Даже тучи…
      — Я тебе тоже дело найду. Будешь нас стеречь всю ночь…
      Исин кивнул, согласный с воеводой и непритворно зевнул. Исин услышал его и не удержался и судорожно вдохнул.
      — Ну, а если враги попрут тучей, тогда буди, конечно.
      Гаврила усмехнулся.
      — Ну, если только тучей…

      Избор волновался зря. Враги этой ночью не лезли не тучей, не поодиночке и всем удалось выспаться.
      Под утро Гаврила Масленников разбудил всех. Глаза у друзей еще слезились, но все что произошло вчера не оставило других следов кроме рези в глазах, когда они смотрели на яркий свет.
      — Ну, что? — с беспокойством спросил Гаврила.
      — Вижу, — недовольно щурясь сказал воевода. Голос его звучал недовольно и радостно улыбающийся Исин спросил.
      — А тебе что мало этого? Из-за угла хотел бы видеть?
      — Мало. Если драться придется…
      — Если? — удивился Масленников.
      Воевода поправился.
      — Когда драться придется, так глаза в драке не последнее дело, а я себя чувствую как будто в каждый глаз по горсти песка получил.
      Гаврила не стал его слушать. Пить хотелось так, что в глазах прыгали бесы.
      — Ладно. У меня в горле то же самое… Талисман на месте?
      Исин сунул руку в мешок и достал яйцо.
      — Все на месте. И талисман и яйцо.
      Глаза слезились и он смотрел на мир щурясь, словно целился.
      — Поесть у нас нечего?
      — Вон Иосиф лежит… Если только у него где-нибудь откусишь.
      Гаврила чувствовал себя совершенно спокойно. С разбойниками, дикими зверями и прочим Избор с Исином справятся сами. С бесплотными помехами, вроде давешнего дракона, буде они возникнут у них на пути Гаврила готов был справиться в одиночку, ну а все остальное они могут одолеть помогая друг другу.
      — Так что с яйцом?
      Хазарин осторожно положил путеводное яйцо на камни и отошел. Яйцо осталось стоять, словно ночь проведенная рядом с «Паучьей лапкой» отшибла ему память, и теперь оно вспоминало, как это ему удалось попасть в эту глухомань и вообще для чего оно появилось на свет.
      — Ну? — спросил Гаврила. — И это называется все в порядке?
      — Это не лошадь… — напомнил Исин.
      — Я вижу…
      — Дай ему прийти в себя.
      — Съем я его, — напомнил давнюю угрозу Гаврила.
      — Зверь… Тут лаской надо.
      Исин нагнулся и погладил прохладный бок яйца. Оно дернулось и закрутилось на тупом конце.
      — Ожило… — удивился он.
      — А если сейчас опять по кругу? — спросил Гаврила.
      — Тогда Исин его съест… — ответил воевода. — Может оно хазарского брюха больше боится?
      Яйцо крутилось не трогаясь с места, неумолимо приближая роковой для себя конец.
      — Как с похмелья… — сказал воевода и они вновь замолчали.
      Яйцо крутилось и крутилось, а они наливались гневом, пока Исин не нарушил молчания.
      — Я смелый, но, конечно, не настолько, чтобы заколдованные яйца глотать. Я его лучше камнем пришибу…
      С яйцом что-то произошло. Оно встрепенулось, перевернулось на бок и словно принюхиваясь стало водить острым концом по сторонам. Гаврила вспомнил тот день, когда Муря дал им проводника.
      — Катись!
      И яйцо покатилось… Причем так уверенно, что сразу стало ясно, что есть у него и цель в жизни и желание поскорее добраться до нее. Оно катилось мимо костра, когда Иосиф заворочался и сел, протирая глаза. Лицо его озарилось улыбкой, когда он увидел богатырей.
      — Доброе утро!
      Мужчины улыбнулись в ответ на улыбку мальчишки, но в тоже мгновение по его лицу промелькнуло выражение омерзения и ненависти. Ни Исин, ни Избор не успели сообразить что к чему, как Иосиф с криком — Паук! — ударил ногой по камням. Выражение ужаса, мелькнувшее на лице мальчика, заставило Избора подумать, что тот и вправду что-то увидел (мало ли какая дрянь ползает в камнях, где лежат два покойника) и он, повидавший в своих странствиях не мало ядовитых тварей, прыгнул, перехватывая босую ногу мальчика, не давая ей коснуться мерзкого насекомого.
      Он успел вовремя!
      Яйцо, хоть и шарахнулось в сторону, но сделало это с опозданием. Нога Иосифа приближалась к нему неотвратимо быстро. Если бы оно могло завопить от ужаса, то непременно сделал бы это. Момент был самый подходящий, но как раз тут и вмешался Избор. Ни Гаврила, ни Исин не успели испугаться, как воевода со стремительностью стрижа пролетел разделявшее их расстояние и у самой земли перехватил ногу мальчишки. Иосиф заорал благим матом и упал на камни. Точнее не упал. С удивительным проворством Исин прыгнул и успел поймать его в воздухе. Несколько мгновений они лежали друг на друге, тяжело дыша.
      — Ты чего, чадо? — спросил хазарин. — Какой же это паук. Это — наше яйцо!
      Иосиф дернулся раз-другой и затих.
      — Яйцо? — переспросил он. — Почему яйцо?
      — Это, брат, не простое яйцо, — объяснил Избор поднимаясь и осматривая нет ли на проводнике трещин — Это, брат, яйцо путеводное! Оно ведет нас к Черному Зеркалу!
      — К Черному Зеркалу? — Иосиф постепенно оттаивал от пережитого страха.
      — Да. Гавриле вот очень нужно в него посмотреться.
      Избор не стал вдаваться в подробности и удлинять разговор. Он подхватил мешок и собрался, было идти.
      — Погоди, — остановил его Исин. — С этими-то что?
      Он кивнул на трупы слепцов.
      — Неужто ты их хоронить собрался? — нехорошо удивился Гаврила. — Брось….
      Он вспомнил Тулицу.
      — Вороны их похоронят…
      — Мне до них дела нет… С мешками что делать будем?
      Костер, что еще тлел, выстрелил в сторону мешков длиной искрой.
      — Сгорят…
      — Туда и дорога…. У них там, верно пол мешка объедков…
      Избор, что-то вспомнив, вдруг положил свой мешок на место пошел к костру.
      — А вот что у них в другой половине-то? Мальчишка у нас босой, так у них там, может, хоть лапти есть?
      Он высыпал содержимое мешка на землю. Сперва действительно падали куски и корки, но на самый верх кучи упала пара аккуратно завернутых в тряпицу сапожек. Как раз по ноге мальчишке.
      — Ну? Откуда это у них? — не поверил глазам Исин.
      — Зарезали кого-нибудь, — хладнокровно сказал Гаврила. — Или украли… Они люди боевые, предприимчивые…
      Исин носком сапога брезгливо расшвырял остатки и не найдя ничего занятного стал сгребать их к костру.
      — Остатки зла — в огонь, — пробормотал он, глядя как мальчишка улыбаясь во весь рот натягивает сапожки на грязные ноги.
      — Погоди. Тут еще мешок.
      Он высыпал содержимое с другой стороны костра. В нем не было еды, а только куски тряпок, старые тетивы от сгнивших, наверное, уже луков, глиняные свистульки да несколько коробочек и берестяных шкатулок.
      — Деньги? — спросил Исин. Избор открыл все поочередно все кроме одной, не пожелавшей открыться и не нашел внутри ничего интересного. — Порошки какие-то.
      — Это еще что? Отрава какая-нибудь?
      — Не иначе. Что тут хорошего еще найти можно?
      — А там что? — он показал на оставшуюся коробочку. Избор пожал плечами и сжал пальцы, чтобы раздавить ее, но тут за спиной Иосиф издал невнятный звук и они обернулись к нему. С ним ничего страшного не случилось — мальчишка с удовольствием смотрел на новые сапоги и чмокал губами… В этот момент коробочка в руке Избора вспыхнула вчерашним злым пламенем. Спасло их в этот раз то, что они смотрели в сторону. Боли воевода не почувствовал, но от неожиданности уронил коробочку на камни. Несколько мгновений они стояли, не зная, что предпринять, а потом, набравшись смелости, Масленников осторожно тронул ее носком сапога.
      — Это что еще?
      Объяснить это никто не взялся, но Гаврила ответил и им и себе.
      — Это то, чем они нас вчера приветили… Вот значит как…
      Избор повернулся к Иосифу.
      — Что это? Не знаешь?
      — Нет, — ответил мальчишка лишь мельком посмотревший на коробочку. — Что-то стариковское…
      Избор подумал и осторожно опустил коробочку в карман.
      — Доброй свинье все впрок. Будет случай — пустим в дело…
      Подхватив мешок, он вышел, знаком пригласив всех за собой. Иосиф первый двинулся за ним смотря на него широко раскрытыми глазами. Что там было — удивление, восхищение или что-то другое Гаврила не понял, но довольно хмыкнув пошел следом. За камнями Избор уже устраивал яйцо на земле.
      — Катись! — скомандовал он и оно послушно двинулось по дороге. Теперь они шли медленнее, приноравливаясь к тихому шагу Иосифа. Дорожная грязь за ночь подсохла, небо играло золотисто-розовыми перьями облаков и о вчерашней непогоде напоминал только халат Избора — коричневый от прилипшей земли. Гаврила обогнал воеводу и пошел сразу за яйцом. Наверное та уверенность в будущем, которую испытывали люди передалась и ему и теперь оно не просто катилось, а выписывало какие-то вензеля.
      Иосиф, уже привыкший быть поводырем у стариков подошел к Гавриле и подставил свое плечо под его бесплотную руку, но к ужасу своему убедился, что тот бесплотен.
      — Дух! Приведение! Призрак! — заорал он во весь голос и ужас, словно ветер понес его вперед.
      — Яйцо! — заорал громче мальчишки Исин. — Яйцо!
      Уши у него, наверное, все-таки были и это спасло его в этот раз от нехорошей смерти. Вильнув в бок оно спряталось под кстати подвернувшемся камнем. Мальчишеские ноги подняли пыль в пяди от него и унесли хозяина так далеко, что они едва его видели.
      — Вернись, Иосиф! — заорал Гаврила, почувствовавший себя невольным виновником случившегося. — Это колдовство! Я хороший!
      Но мальчик больше верил своим страхам, чем словам богатыря и вернулся не скоро. Они втроем долго уговаривали его, но даже после того как он набрался смелости и подошел к ним, то еще долго шарахался от Масленникова, стараясь держаться поближе к настоящим людям. Но ни воевода, ни сотник не оправдали его ожиданий — им не понадобилось его умение вести за собой слепцов. Первое время Иосиф шел словно в воду опущенный, но потихоньку оттаял и повел себя как обыкновенный мальчишка. Все ему было интересно, и он то отставал, то забегал вперед. Яйцо теперь его чувствовало и каждый раз, когда он оказывался рядом, находило для себя укрытие между ног у Избора.
      В конце концов, Исин положил-таки ему руку на плечо и почувствовав себя при деле отрок успокоился. Попривыкнув в Гавриле, он начал расспрашивать его с детской непосредственностью о боях и сражениях, о Царьграде и ромейских обычаях. Гавриле было что вспомнить, и мальчик слушал раскрыв рот — рядом с ним шли герои. Те самые о которых пели слепцы в песнях. Он задавал наивные вопросы и получал обстоятельные ответы. Разговор увлек Гаврилу настолько, что несколько раз он даже попытался что-то начертить на песке, но всякий раз хлопал себя по лбу и шел дальше. Так за разговором миновал полдень и они подошли к реке.
      Дорога там сворачивала и шла берегом. Люди хотели, было, повернуть за ней, но яйцо заартачилось, и покатилось прямо через дорогу и траву к берегу.
      — Пить хочет, — решил Иосиф.
      — Да оно у нас сроду не пило, — возразил Избор, наблюдая как трава расходится перед ними в стороны, словно вода перед носом лодки. — Видно дорога тут…
      — Дорога там! — отрок махнул рукой, показывая на оставленную ими дорогу.
      — Это чья-то дорога там, а наша — тут, — объяснил Исин несмышленышу.
      Берега были высокими и, судя по тому, что течения не было видно, воды в реке было довольно. Дорогу и реку разделяла полоса травы и кутов. Несколько молодых ив купали свои ветви в прозрачной воде. Рядом с берегом — песчаное дно просвечивало сквозь мелкую воду — они видели большие камни, обросшие длинными космами шевелящегося мха. Там, где дна уже не было видно, на поверхности плавали большие листья кувшинок. Между них то там, то здесь появлялись круги — в глубине играла рыба.
      Яйцо крутилось по берегу и призывно подпрыгивало, заманивая их в какой-нибудь омут.
      — Придется вплавь… — сказал Избор. — Отмоемся заодно.
      Он посмотрел на Исина. Тот смотрел на воду отрешенно, как на врага, с которым предстояло сразиться. Потом посмотрел на Иосифа. Слабым звено в их цепи был теперь он.
      — Ты-то плавать умеешь?
      — Нет, — ответил отрок. — А купаться люблю…
      Избор поскреб голову, складывая там обе фразы.
      — Ладно. Как-нибудь переберемся…
      Гаврила осторожно трогал ногой воду и думал — раздеваться ему или нет, но вода не держала его и не мочила и он не стал трогать одежду. Богатырь хотел уж, было, показать пример, как Избор попросил его.
      — Пройдись-ка туда-сюда…
      Гаврила посмотрел на грязный халат воеводы и представив, что станет с этой прозрачной водой, когда Избор войдет в реку ответил:
      — Чего ходить? Переправляться нужно… Я первый, а вы следом.
      Гаврила кинул, соглашаясь, но в воду лезть не поспешил.
      — Уж больно все тут тихо, — вдохнул он. — Не могли же старики случайно нас там встречать?
      — Нет. Навел кто-то…
      — Ну а раз так, то и тут кто-нибудь оказаться сможет. Либо тут, либо там, — он кивнул на другой берег, то же благостно тихий в это утро. Гаврила почесал в затылке.
      — Нет. Если они не дураки, то они нас у какого-нибудь брода ждать должны, у ближнего моста, может, а не тут…
      — А если дураки?
      Гаврила не стал спорить.
      Глядя как он пошел сквозь траву и ни один даже самый тоненький стебелек не шелохнулся при этом Избор завистливо вздохнул. Богатырь прошелся вправо, влево, заглянул в кусты и за камни. Посмотрел даже под ветвями ив, но ничего не нашел. Берег был тих, безлюден и не опасен.
      — Нет тут ничего… — Сказал богатырь. — Разве что под землей…
      Избор молчал.
      — Если что нам и готовят тут, то на другом берегу… А стоять тут нечего. Это занятие совершенно бесполезное…. — и показывая пример, пошел в воду.

      Посмотрев как Гаврила без плеска рассекает речную гладь. Избор повернулся к Иосифу.
      — Поплывем — держись поближе ко мне.
      Он подмигнул мальчишке и добавил.
      — Мы не Гаврилы. Сухими нам из воды не выйти, но и утонуть не утонем… От хазарина подальше держись. Он в воде сам не свой делается. Может утопить…
      — Да хватит тебе… — проворчал Исин, отыскивая глазами на берегу что-нибудь такое, что могло бы спасти его от верной смерти в воде. — Ты сам не утони и отрока не угробь.
      Избор погрозил ему пальцем и Иосиф рассмеялся.
      Гаврила уже зашел в реку по горло и тем, кто смотрел на него в одну секунду стало ясно, почему тут не построили моста. Дно резко ушло вниз и Гаврила в тут же самую секунду скрылся из глаз.
      — По дну пошел… — со страной завистью сказал Исин, понося к берегу здоровенный пенек. — Надо же какая жизнь не справедливая… Он и плавать умеет и по дну пойдет, а тут….
      Избор воспринял это как-то мимоходом.
      — Ладно, — оборвал он хазарина. — Переберемся. Неужто хуже не бывало?
      Он кивком послал Иосифа вперед и глядя как детские ноги вспенивают перед ним воду пошел следом. Позади сопел Исин, стаскивая в воду пенек. Против ожидания Иосиф неплохо держался на воде и воевода уделил внимание мешку с талисманом и путеводным яйцом. Не решаясь мочить пожитки, он поднял мешок над водой и одной рукой начал помогать себе продвигаться к другому берегу. Преодолевая течение, он сильными гребками толкал себя вперед. Халат на нем пузырился, истекал мутной грязью, но плыть не мешал. Немного увлекшись, он обогнал Иосифа.
      — Держишься? — обернулся он к нему. Иосиф не ответил и Исин посчитал за лучше помочь ему, но тут прямо перед ним вынырнула Гаврилова голова. Он отшатнулся и спросил.
      — Ты чего?
      Ничего не ответив Масленников хрипло вздохнул и без всплеска ушел под воду. Избор не успел заинтересоваться что там с Гаврилой, как позади него раздался крик.
      — Тону!
      Голос Иосифа был слаб и испуган. Избор стремительно развернулся. Исин на своем пеньке, влекомый течением, плыл в стороне, а вот Иосиф… Силы оставляли мальчишку. Он бестолково бил руками по воде, вздымал тучу брызг, но если и двигался от этого, то не вперед, а вниз. Рядом с Избором опять вынырнул синий от натуги Гаврила и, прохрипев что-то неразборчивое, ринулся вниз.
      Двумя гребками он догнал Иосифа. Уже не спрашивая, что и как, он сильным движением отшвырнул его к берегу. Точнее хотел отшвырнуть, но мальчишка вцепился в руку, державшую мешок. От неожиданности Избора развернуло и он ушел под воду, навстречу выпрыгнувшему Гавриле. Он вынырнул почти сразу и отбросив волосы, залепившие глаза попытался поднять руку с мешком повыше. Будь они на земле это удалось бы ему без труда, не смотря на то, что перепуганный Иосиф пытался влезть по его руке как по дереву, но в воде ему не на что было опереться, и поднимая руку с мешком вверх, он погружался на дно…
      Избор не закрывал глаз и видел как прямо над его головой пускает пузыри Иосиф. Почти целиком мальчишка забрался на руку, и ноги его мелькали над головой воеводы. В нескольких саженях левее откуда-то снизу вынырнул Гаврила и тут же опять ушел на дно. Не видно было только Исина, да и это было к лучшему. Похоже было. Что только у него все было в порядке, ибо вряд ли Гаврила прыгал сейчас от радости. Что-то случилось и с ним. Пока он искал врагов, Масленников еще раз выбросился из воды и ушел в нее. Как не вертел Избор головой не усмотрел вокруг себя ни одного противника. Плавала тут какая-то рыба, какие — то щепки… Он бы может и еще чего углядел, но тут руку, что еще держалась над водой словно прижгли железом. Вода не дала ему вскрикнуть, но от неожиданности он уронил в воду сразу все — и мешок и Иосифа. Мальчишка заорал, бултыхнулся ногами и с головой погрузился в пучину. Избор тут же выскочил наверх набрать воздуху и осмотреться.
      Мешок он увидел — тот уже уплывал, подхваченный течением, а вот Иосифа видно не было. Воевода мог бы доплыть до мешка, но для него не было сомнения в том, что нужно было делать в эти мгновения. Набрав в грудь воздуху, сколько мог, он нырнул за Иосифом. Он поймал его за ногу около самого дна. Мальчишка слабо шевелил руками. Почувствовав ухватившую его руку он задрыгал ногами как лягушка, но Исин потащил его наверх и через несколько мгновений они вместе вынырнули на поверхность. Слава Богам берег был уже рядом и там, на самой кромке воды, лежал Гаврила. В его неподвижности было что-то страшное. Он был даже не как дерево, а как полузатонувшее бревно. Казалось, что силы покинули богатыря и подходи и бери его голыми руками. Вдалеке что-то вопил хазарин, но Избор, не обращая внимания на крики, погреб к Масленникову. С каждым гребком ноги Гаврилы, просвечивающие сквозь мелкую воду становились все ближе. Еще два гребка и воевода встал рядом. Положив Иосифа чуть в стороне от хрипящего богатыря он быстро спросил:
      — Живой?
      Гаврила ответил движением — перевернулся на спину и закашлял. Воздух со свистом входил в него и с шипением вылетал обратно.
      — Живой! Раз живой, так терпи…
      Глаза мальчишки были закрыты, но он дышал и это было самым главным. Чтобы прийти в себя мальчишке требовалось только время и тогда он повернулся к Гавриле. Тот синими губами хватал воздух и тер грудь. Воевода присмотрелся к губам и успокоился. Говорить еще богатырь не мог, но уже мог шепотом ругаться. Последней заботой Избора стал мешок. Закрыв глаза от слепящего солнца он всматривался в бегущую мимо него воду. Злоба свинцом гнева заливала голову. Прямо сейчас, в это мгновение рушилось то, что чему они посвятили год свой жизни, ради чего терпели боль и голод, ради чего рисковали жизнями — своими и чужими.
      Злыми руками он содрал с себя халат, как мокрую тряпку, стащил сапоги и раздвигая упругую воду снова вошел в реку. Он готов был броситься в нее очертя голову, вдогонку за мешком, но его остановил крик хазарина.
      — Поймал! — проорал он. — Я поймал! Теперь меня ловите!
      Крик несло вниз по течению…
      Судорога, скручивавшая внутренности воеводы отпустила, оставшись тупой болью в сжатых кулаках. Хазарина несло течением, но воевода отчетливо видел как он размахивает рукой с мешком. Не раздумывая, Избор нырнул в реку, переставшую быть злой и враждебной… Через десяток гребков он догнал пенек и поплыл рядом с хазарином. Тот держал одной рукой мешок, другой пенек и не собирался выпускать не того ни другого. Ноги его во всю шевелились, украшая зеленую воду перламутровыми пузырями. У воеводы с души свалился камень и, так же как только что Гаврила, без всплеска канул на дно.
      — Ну как?
      — Я поймал! — Исин показал мешок воеводе. Избор подплыл к нему с другой стороны, положил сверху руку.
      — Да я не об этом… Как водичка?
      Костяшки хазарских пальцев побелели. Сотник держал мешок крепко, почти так же крепко, как и пенек и упускать его явно не собирался…
      — Я поймал! — повторил хазарин, ждавший похвалы, или, по крайней мере, одобрения.
      — Да вижу, вижу… Ты, оказывается, хозяйственный… Ничего мимо тебя не проскочит… Ты и ложку мимо рта не пронесешь…
      Дно ударило по ногам и ухватившись за корень Избор остановил пенек. Течение развернуло хазарина и он подняв волну придонной мути вышел на берег, волоча деревяшку за собой.
      — Брось… — сказал Избор, шаря в мешке. Яйцо было на месте, ковчежец тоже. — Назад плыть не придется…
      — Не зарекайся. Это еще как знать… А чего ты его вообще бросил?
      — От неожиданности.
      Хазарин поднял брови и посмотрел на пустынную реку.
      — Что же это такого с тобой неожиданного случилось. Посреди реки-то? Колдуны или остроголовые налетели?
      — Укусили меня неожиданно…
      Избор вынул руку из мешка и стал рассматривать ее. Рана вокруг большого пальца была не неглубока и двумя дугами охватывала палец. Зубы, оставившие его были явно не рыбьими. Кусал кто-то из своих, имевший обыкновение кушать мясо. Исин посмотрел на руку воеводы, потом, опасливо, на реку….
      — Русалки?
      Не найдя опасности, он улегся на спину и задрал ноги, выливая из сапог воду.
      — Иосиф, — сказал налюбовавшись воевода. — Людоед какой-то…. Как медведь за ветку…
      — Иосиф?
      — Да. Со страху, наверное…
      — Больно?
      Избор поморщился, но голос Исина был по настоящему участлив и воевода без раздражения ответил.
      — Сейчас, как придем, попроси, чтобы и тебя укусил. Он вряд ли откажется…
      Не вдаваясь в подробности он поднялся и потащил за собой хазарина. Где по берегу, где по воде они добежали до Гаврилы и Иосифа. Масленников больше не хрипел, а только морщился, растирая грудь. Иосиф сидел у его ног и не отрывал глаз от камня, из которого торчал носок Гаврилова сапога.
      — А ты чего развеселился? Ни с того ни с сего скакать начал… — спросил Избор богатыря, отыскивая взглядом халат.
      — Чуть не утонул…
      — Утонул? — недоверчиво спросил Исин. — Как это ты утонул? Да быть того не может! Как ты утонешь, если ни огонь, ни вода, ни сталь, ни булат…. Да тебя хоть бревном по голове… Картаге спасибо скажи и присным его!
      — Скажу, — мрачно ответил Гаврила. — Попадись он только мне в руки я ему такое спасибо скажу…
      — Говори толком, — остановил его Избор, — и покороче… А то после твоих слов в реке вся рыба переведется. Что случилось?
      Гаврила поднялся и по привычке стал отряхиваться, потом махнул рукой.
      — Правда. Все так. Ни вода, ни огонь, ни булат…. Об одном забыли. Пока тебя огнем, водой да булатом по всем местам лупят, так дышать-то все одно надо…
      Избор натягивавший на себя мокрый халат не понимающе посмотрел на Масленникова и тот сердито проорал, словно хотел, что все кругом узнали о том, что с ним произошло.
      — Это же вода! Там дышать нечем!
      Избор оглянулся и промолчал, а Исин огорченно присвистнул.
      — Не такой уж ты неуязвимый, выходит… Есть, оказывается и на тебя смерть…
      — Моя смерть в чьем-нибудь колчане лежит, своего часа дожидается, а чтобы вот так. В реке… Пить не могу, дышать не могу…
      Избор выпрямился и халат захрустел на его плечах.
      — Оказывается вся твоя неуязвимость кончается вместе с воздухом… Да, не доглядел Картага.
      — Да ладно, — сказал Исин. — Вон его сколько воздуху-то… На всех хватит… И старым и малым…
      Он потрепал по голове Иосифа, что жадно прислушивался к разговору богатырей.
      — И целым и укушенным… И тем, кого сквозняк продувает. Пошли отсюда.
      Мальчишка молодечески подпрыгнул и выбежал из низины на крутизну берега. Скрипя сапогами следом поднялись Исин и Избор. Последним, бесшумный словно тень от облака, наверх поднялся Гаврила. Леса на этом берегу не было. Большая его часть осталась позади, а тут дорога шла прямо через поле и упиралась в…
      — Острожек? — спросил Исин.
      Гаврила посмотрел повнимательнее и покачал головой.
      — Скоре замок… Далековато, правда… Не разглядеть…
      Дорога у них под ногами лежала словно новая скатерть. С этого места им было видно как она — широкая у их ног все дальше уходя к виднокраю истончается в нитку и там привязывает к краю земли плотное черное облако, выпирающее из-за виднокарая остроконечными башнями.
      В том, что они видели перед собой сквозила не славянская основательность. К тому же ни стены, ни башни ни лучились гостеприимством.
      — Это же сколько камня перетаскать нужно было… — сказал, наконец, Исин. — Чтобы такую махину поставить…
      — Много. Там ведь еще ров наверняка перед стенами… Умеет, видно, хозяин воевать.
      Пока Исин с Гаврилой смотрели вперед Избор смотрел вверх. Он так привык видеть там что-то угрожающее, что с утра удивлялся не находя над головой ни ковра с остроголовыми, ни Мури, ни даже самого завалящего дракона. Ничего не найдя и в этот раз он сказал то ли с облегчением то ли с разочарованием:
      — Поиздержались, похоже, остроголовые-то…
      — Стариков тебе мало? — напомнил Гаврила, оглядывая облака. — Попомни мое слово. Сидят и силу копят…
      — А как накопят… — начал было Исин, но Избор не дал ему договорить. Он вынул яйцо и ощущая как оно дергается в ладони, нетерпеливо желая начать служить людям, поставил его на дорогу. В это раз оно даже без понуканий сдвинулось с места и покатилось, уминая перед собой дорожную пыль.
      Солнце, словно следуя за людьми, пошло к замку вместе с ними. Под его лучами половина Изборова халата высохла, но другая пола продолжала мокро хлопать по ногам Гаврила терзаемый жаждой слушал это потихоньку раздражаясь — ему казалось, что позади скачет огромная лягушка, время от времени задевая раздутым брюхом за дорогу. Он в раздражении поворачивался и каждый раз встречаясь взглядом с Избором. Он ничего не говорил, но жажда в его глазах говорила больше, чем слова. Чтобы отвлечься он стал смотреть на замок, что не становился ближе. Яйцо впереди показывало дорогу.
      — Надоело! — сказал вдруг Гаврила.
      — Что тебе не так?
      — Надоело яйцо слушаться…
      Исин с любопытством посмотрел на яйцо.
      — Меду прочим воевода не хуже некоторых. Оно хоть знает куда катится, а за тобой пойдешь еще не известно где голову сложишь…
      — Все известно… Наверняка в замок катится.
      — Интересно кто там?
      — Надеюсь, что не людоед… — сказал Избор.

      Дорога впереди вспухла пыльным облаком и откуда-то с виднокрая до них донесся далекий певучий звук.
      — Надеюсь, что там живут нормальные люди, — сказал Исин.
      Гаврила подобрался, проверил меч. Исин потрогал разбойничий клинок.
      — Сейчас узнаем. Лошади у них быстрые.
      Они неспешно шли навстречу облаку и вскоре воевода уловил в нем острые взблески металла. Они прошли до развилки, скрытой за кустами. В этом месте дорога ветвилась и отросток уходи в сторону от замка.
      — Сейчас поглядим кто умнее — ты или яйцо…
      Докатившись до развилки ни мгновения не колеблясь яйцо покатилось к замку.
      — Соображает, — самодовольно сказал Гаврила.
      — А то… Третий день, почитай, около умных людей трется. Давно пора.
      — Там люди впереди, — сказал Иосиф. — Много людей.
      — Спасибо, что предупредил. Мы их видим.
      Иосиф немного помялся, потом все же спросил.
      — Мы их не боимся?
      Исин рассмеялся.
      — Мы ничего не боимся.
      Избор ткнул его локтем и кивнул на яйцо. С земли их проводнику наверняка не было видно ни пыли, ни всадников, но оно, что-то почуяв, остановилось, а потом запрыгало назад. Шарахнувшись от Иосифа, бросившегося его ловить оно закатилось под ноги Гаврилы. Избор покачал головой, пощупал рукоять меча. В чем, в чем, а в чутье на неприятности яйцу отказать было нельзя. Неприятности оно чувствовало задолго до того, как они собирались произойти.
      — Иосиф! — позвал Избор, не отводя глаз от облака. Мальчишка высунул голову из-за его ноги. Воевода погладил его по голове и голосом не допускающим неповиновения скомандовал.
      — Ну-ка быстро в кусты…
      — Я с вами, — пискнул, было, малец, но воевода не услышал его, добавил. — И сидеть тихо, как мышь, пока не увидишь, что они уехали. Если пискнешь — зарежу.
      Он хлопнул ладонью по швыряльному ножу.
      — Все понял?
      Иосиф не стал спорить.
      — Все понял.
      — Тогда прячься…
      Иосиф сопя словно еж вломился в кусты, поерзал там, устраиваясь и затих.
      — Нам бы тоже уйти… — сказал Избор, но Исин покачал головой.
      — Нет. Поговорим с людьми… Может чего скажут чего. Да и кто они такие, что бы мы от них прятались?
      — Я и не предлагаю прятаться, — остановил его Избор, чувствуя, что именно это и было бы самым разумным. — Я просто хочу, что бы мы отошли в сторону. Растопчут…
      — Пусть только попробуют, — пробурчал Гаврила.
      Пока они решали что делать плотное пыльное облако приблизилось настолько, что их наверняка увидели и попытайся они уйти, за ними тут же погнались бы.
      Впереди всех скакал закованный в черное железо воин на черном как ночь жеребце. Уже за сотню шагов Избор почувствовал мощь коня и всадника. Каждый раз, когда конские копыта касались земли, дорога вздрагивала. Гордая голова красивого и благородного животного была вытянута вперед в неистовой погоне за ускользающими мгновениями. Конь не бежал — летел. Любуясь им Избор даже дыхание задержал.
      — Хорош! — выдохнул он.
      — Да и всадник подстать коню, — подтвердил Гаврила.
      Доспехи вороненого железа украшала скромная серебряная насечка. Украшения почти незаметно разлетелись по доспехам, словно связывая их воедино и только на широкой рыцарской груди они сходились, сплетаясь между собой и в сплетении почти невидимых серебряных линий расцветал необычный цветок. Все остальное словно заливала темнота — черный круглый щит, черный плащ и черный кожаный шлем. Он казался посланцем ночи на земле и его спутники — обычные воины только подчеркивали, что их предводитель не от мира сего.
      Сколько их там было у него за спиной не могли сосчитать ни Гаврила, ни Избор, ни Исин. Все занавешивала пыль. Они все-таки отошли немного в сторону, освобождая дорогу, но все же в них было что-то вызывающее.
      Черный воин в полусотне шагов придержал коня. Распаленный бегом жеребец заартачился, но всадник привел его в разум. Конь сделал несколько длинных скачков и встал в пяти шагах, кося глазом на оборванцев, стоявших вдоль дороги. Всадник похлопал его, успокаивая, и конь замер, неподвижный, словно глыба мрака в этом солнечном мире. Несколько мгновений люди смотрели друг на друга, потом всадник спросил:
      — Бродяги? Разбойники?
      Из-под опущенного забрала голос звучал глухо и неразборчиво.
      — Воины, — ответил за всех Гаврила.
      Воин склонился и копье в его руках склонилось к земле.
      — Какие же вы воины? Со всякой дрянью якшаетесь…
      Исин с Избором переглянулись, прикидывая к кому может быть обращено это оскорбления, но всадник сам все расставил по местам.
      — Что это за мерзость у вас под ногами крутится?
      Черное копье рванулось вперед и наступившей тишине отчетливо прозвучал тонкий, ломкий хруст. Не веря в случившееся Гаврила посмотрел под ноги. Тяжелый, черный от времени наконечник копья елозил у него под ногами, размазывая по земле то, что осталось от путеводного яйца. Волосы Избора попытались подняться, но налетевший ветерок уложил их обратно. Яйца больше не существовало! Острый наконечник копья на его глазах царапал землю, размазывая по ней белые осколки скорлупы и желток.
      — Все, — ровным голосом сказал Исин. То, что не могли сделать хитрость картагиных старичков и злое коварство слепцов сделал один железноголовый.
      — Светлые Боги! — прошептал Гаврила. — Он разбил его!
      — Конечно! — самодовольно отозвался всадник. — Если уж вы сами не в силах предотвращать дурные знакомства, то скажите спасибо тем, кто избавляет вас от них.
      Гаврила смотрел на то, что осталось от яйца и чувствовал как в нем медленно поднимается злоба. Он глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться…
      — Твоего ума не хватит понять того, что ты сейчас сделал, — медленно проговорил он. — Но поверь мне, что из всех твоих глупых и дурных поступков — этот — самый дурной и глупый!
      Холодная ярость человека, пивавшего меды на княжеских пирах и кое-чего повидавшего, знающего цену своей жизни и теперь рискующего потерять ее из-за чьей-то глупости, поднялась в нем. Всадник почувствовал гнев и довольно подбоченился — назревала драка.
      — Уж не собираешься ли ты учить меня, как мне вести себя с разным сбродом, выдающих себя за воинов?
      — Нет, — ответил Гаврила, — учить тебя поздно. Хоть ты и совершаешь ошибки, но решать исправлять их или оставлять так — это твое дело. Я поступлю проще.
      В его голосе сквозила неприкрытая угроза и воин оглянулся на своих спутников — то ли призывая их прислушаться к разговору, то ли рассчитывая на помощь в назревающей драке. Избор, уловив это движение положил руки на пояс, к ножам. Воин повернулся к Гавриле.
      — Неужели разбив яйцо я нажил себе врага? — спросил он. Его люди за спиной захохотали и он сам, не сдержавшись, улыбнулся.
      — Смертельного врага, — поправил его Гаврила. Забывшись он глазами ощупывал доспехи, примеряясь куда сподручнее будет всадить меч. Под этим взглядом всадник, бросив поводья на шею коню, покаянно ударил себя рукой в грудь.
      — Слаб человек! Вспыльчив чрезмерно, оттого и врагов себе наживаю!
      Гаврила кивнул.
      — Только у меня во врагах долго никто не задерживается, — добавил он. Черное копье поднялось и резко отскочив назад, влетело в грудь Гаврилы. В кустах тонко ойкнуло, но на это никто не обратил внимания — воины удивленно заголосили и только ни всадник, ни Гаврила не выразили никакого удивления.
      — А ты, оказывается, подлец! — сказал богатырь, разглядывая древко копья, выходящее у него из груди. Он уже всякого навидался в этом месте, но вот копья там еще не было. Всадник хмыкнул, не вынимая, прямо через голову Гаврилы поднял копье к небу и немного обиженно сказал.
      — Вот вы оказывается какие… Зачарованные…
      В голосе его звучало разочарование. Он понял, что драки не будет и расстроился.
      — Где я тебя найду? — деловито спросил Гаврила, отряхивая место на груди, куда всадник всадил копье.
      — Не всегда же я таким буду?
      — Это верно! — немного обрадовался всадник. — Не вечно.
      Теперь он говорил спокойно, даже дружелюбно. Словно то, что Гаврила был ему не по зубам примирило его с ним.
      — Я уже встречал таких, как вы и знаю чего вам нужно. Вы ведь за яйцом шли?
      Богатыри молчали.
      — Ну конечно же за яйцом, — сам подтвердил он свою догадку. — Так я знаю, куда оно вело вас.
      — Где я найду тебя? — повторил Гаврила.
      — Сперва попади в мой замок и попробуй добраться до зеркала. Если после этого ты еще будешь жив и у тебя не пропадет охота повидаться со мной приезжай в Журавлевское княжество.
      — Там и встретимся, — отозвался Гаврила. — Я найду тебя там.
      — Не уверен. В замок то вы проберетесь, а вот что бы назад выйти…. Да и проберетесь ли?
      Всадник рассмеялся. Повернувшись к отряду скомандовал.
      — Эй, Айсель! Вернись в замок. Пусть там приготовятся…
      — Хорошо, господин…
      — Потом сразу назад.
      Гонец отсалютовал копьем и умчался. Ветер понес тучу пыли на богатырей. Пыль попала Исину в нос и он чуть было не чихнул.
      — Не думай, что ты загнал нас в безвыходное положение, — сказал Гаврила. — Когда мы встретимся я расскажу тебе как мы из него выбрались…
      Всадник не ответил. Он выхватил из ножен меч, такой же черный как и доспехи, отсалютовал им Гавриле и взмахнул рукой. Отряд за спиной подобрался.
      — За мной! Путь далек!
      Он пустил коня в галоп и вооруженные всадники прогрохотали мимо кустов, за которыми прятался Иосиф.
      — Я найду тебя! — прокричал Гаврила. — Найду!
      — Я буду ждать! — донеслось из пыли.
      — Ты дождешься… Главное не теряй надежды!
      Когда пыль осела Избор оглянулся, выискивая новых врагов, и, никого не найдя, скомандовал.
      — Иосиф, вылезай…
      Избор еще раз посмотрел вслед исчезающему за виднокраем отряду и сказал.
      — Спасибо, что халат не сняли…
      Гаврила, смотревший на замок отозвался.
      — Может и сняли бы. Если б знали, что он не заколдован. Он явно нас всех заколдованными посчитал.
      — Потому и жив остался.
      — Все кончилось? — спросил Иосиф высунув голову.
      Гаврила кивнул. Мальчишка вылез из кустов и стал чесаться.
      — Там крапива. За листьями ничего не видно… И муравейник еще.
      — Обошлось. Только вот яйцо погибло геройской смертью.
      Мальчишка бросил чесаться и погрозил пыльному облаку кулаком. Гаврила, задумчиво смотревший в ту же сторону.
      — Ехал человек по своим делам да соскучился. Подраться ему захотелось…
      — Вот гадина!
      Детский гнев развеселил Избора.
      — Не такой уж он и плохой.
      — У яйца бы спросить, — сказал Исин. — Плохой он или хороший.
      Хазарин уже забыл каких бед ждал от проводника. Нагребая носком сапога кучу пыли на мокрое место, что осталось от яйца, Избор сказал.
      — Наш поводырь был большим молчуном. Жил молча и умер не вскрикнув. Но, слава Богам, все не так уж и плохо!
      Холмик на дороге получился небольшой, совсем маленький и невзрачный. Люди посмотрели на него и подумали об одном и том же — сколь малым они могли отблагодарить своего раздавленного друга за его службу.
      — Что же тут хорошего? — спросил Иосиф. — Как же без него? Куда?
      — Понятно куда… В замок.
      Иосиф открыл рот, то ли собираясь что-то сказать, то ли ожидая какого-то откровения.
      — Этот разбойник сам сказал нам куда нужно дальше идти, — объяснил мальчишке Гаврила.
      Замок все еще был далек, но с каждым шагом он увеличивался, словно вырастал из-под земли. То, что издалека виделось смутно, с каждым шагом обретало объем и краски. Издалека казалось, что стены и башни закутаны тончайшей и прозрачнейшей паутиной и каждый шаг путников сматывает эту волшебную ткань со стен, башен и холмов вокруг него. Теперь богатыри различали даже зубцы на стенах.
      — Смотрите! — закричал Иосиф. — Ворота!
      У стены появилось облако пыли и медленно поползло им на встречу. Избор с Исином переглянулись.
      — Еще один хозяин? — наивно спросил Иосиф.
      — Посмотрим.
      Избор остановился, вглядываясь в наплывающую пыль, стараясь разглядеть скольких всадников она скрывает.
      — Отобьемся, — сквозь зубы сказал хазарин. — Вряд ли их там больше, чем было.
      — Отобьемся, — согласился Избор. — Все-таки нас трое…
      Гаврила кивнул, а Иосиф шумно провел рукой под носом. Гаврила чуть скосил глаза — губы мальчишки надулись обидой.
      — Трое с половиной, — поправил он воеводу. — Отобьемся!
      Тучи над замком побежали резвее и порыв ветра снес пыль в сторону, открыв их глазам одинокого всадника.
      — Да он там один! — довольно сказал Гаврила. — Похоже это тот, которого хозяин послал предупредить в замок о том, что мы идем.
      Примерно через поприще, когда солнце уже лизнуло край земли, что лежала правее замка одинокий всадник доскакал до них. Что он задумал, стало ясно еще шагов за двести — несколько раз, приноравливаясь он поднял и опустил копье и направил его на Гаврилу.
      Кто знает что там получилось бы, если б всадник не передумал, но он передумал… Скорее всего, он увидел, что под ногами Избора вспухают маленькие пыльные облачка и у него хватило сообразительности понять, что уж этот-то настоящий. Не колеблясь боле и не раздумывая он нацелил стальной наконечник в грудь воеводе.
      — Иосиф! Уйди! — крикнул воевода и не дожидаясь ответа ногой отшвырнул его на обочину. Всадник, несшийся навстречу прокричал что-то, неслышное в грохоте копыт и вытянул руку, добавляя ее силу к тяжести копья и силе коня.
      Наконечник словно ядовитое жало метнулся к груди Избора, но он отпрянул в сторону и копье проскользнуло под поднятой рукой. Сколь на быстро это произошло Айсель в то же мгновение понял, что промазал и попытался остановить коня, что бы нанести смертельный удар. Он потянул копье и узду на себя, но Избор, понимая что он хочет повторить удар, зажал копье под мышкой. Теперь он держал его с одной стороны, а Айсель — с другой. На стороне всадника были напор коня и вес копья, а на стороне Избора — умение обходиться с такими вот горлохватами.
      Переламывая силу всадника он быстро присел, упирая острие копья в землю. От неожиданности Айсель потерял стремена. Приученный беречь оружие он даже не попытался бросить копье и вместе с ним совершил головокружительный полет поднявшись вверх и оттуда рухнув на землю. Дорога вздрогнула и вспухла пыльным облаком, а конь, освобожденный от тяжести всадника, радостно заржал и стрелой рванулся вперед.
      Иосиф чихал, отмахивая ладошкой пыль около горящих от восторга глаз.
      — Напылил-то, — сказал Гаврила, глядя как у его ног корчится не состоявшийся убийца — Не хуже лошади…
      В голосе его не было ни укоризны, ни неодобрения и вообще было неясно кого эти слова касались… Избор поднялся с корточек и подхватил копье.
      — Хорошие у хозяина копья. Крепкие.
      Гаврила подошел поближе и заинтересованно стал рассматривать.
      — Тяжелое? Настоящее копье должно быть….
      — Тяжелое, — успокоил Избор Масленникова. — Ничуть не хуже, чем те, что у купцов видели. Раз уж после такого не переломилось, значит хорошее…. Захватить?
      Гаврила хотел, было кивнуть, но потом одумался.
      — Нет. В замке этого добра, верно с избытком. Там сам выберу….
      — И коня, — сказал Исин.
      — А я тоже на коне скакать могу, — скромно сказал Иосиф. Пока богатыри обсуждали копье он успел снять с Айселя кинжал и пристраивал у себя на боку.
      — Не волнуйся, — успокоил его воевода. — Там этого добра на всех хватит. И тебя без коня не оставим.
      Гаврила осмотрел недалекий уже замок, солнце, загороженное далеким лесом и добавил без особого восторга.
      — Нам бы только внутрь попасть

      Замок хоть и казался рядом — вот он, вроде, рукой подать, но дошли они до него только тогда, когда солнце уже закатилось за виднокрай и небо за спинами усыпали крупные летние звезды.
      Идти стало труднее. Земля вокруг замка взрыхлилась, собралась в складки. Казалось, что каменная громада продавливала ее, словно кусок холстины и дорога теперь то ныряла в овраг, то в балочку, тянувшуюся неизвестно куда. Радуя путников, из оврагов поднимался влажный ветер, шептавший о бьющих во тьме ключах и холодных ручьях, что струились по дну балочек под резными листьями папоротников.
      Иосиф, до сих пор жеребенком скакавший вокруг богатырей сник, усталость сделала его вялым, но он без жалоб влачился за ними. Гаврила поглядывая на него шел все медленнее, соизмеряя свои шаги с мальчишескими. Ноги у отрока стали заплетаться — он уже задремывал на ходу.
      — Где встанем? — наконец спросил Избор.
      — Поближе подойдем… — ответил Гаврила. — Все одно ночь не спать, по замку шастать…
      — Нам-то да. Иосиф вот только….
      Исин кивнул в сторону Иосифа, из последних сил, лениво, срубавшего верхушки лопухов своим кинжалом. Гаврила пожал плечами. В том, что должно будет случиться в замке в эту ночь, для мальчишки места не было. В лучшем случае он должен будет появиться в самом конце, когда Гаврила, Избор и Исин выйдут из замковых развалин и приветствовать их победу с детской непосредственностью. Воевода поскреб голову.
      — Да. С собой не возьмешь…
      — Не возьмешь?… — хмыкнул Гаврила. — Да он сам увяжется…
      Исин кивнул.
      — Ладно, — решил Избор. — Детский сон он самый крепкий… Его спать уложим, а сами тем временем…
      Он не досказал и внезапно поднял руку. Исин тут же выхватил меч, но дело было не в опасности. Где-то совсем рядом с ними с веселым бульканьем пробуравив землю наверх пробивался ручеек.
      — Вода, — ласково сказал Гаврила. У него даже глаза заблестели, когда ветер пахнул влажным холодом.
      — Там и встанем… — решительно сказал Избор. — Эй Иосиф!
      Мальчишка встрепенулся, выбираясь их паутины сна.
      — Давай вниз, к ручью.
      Воевода посмотрел на Гаврилу, пристально разглядывающего стены и башни. Отсюда замок казался вырезанным из пергамента и наклеенным на закат.
      — Сейчас отдохнем немного и в замок пойдем…
      — Ага, — зевнул мальчишка. — И я с вами…
      В его голосе не было вопроса. Это было утверждение.
      — А как же, — не моргнув глазом ответил Избор. — Отдохнем только и ближе к утру, когда караульные уснут…
      Солнце уже кануло под землю, но небо на западе еще хранило его отблеск. Он озарял облака и оттуда теплый розовый отблеск лился на острые шпили и стены замка. Облака плыли над ними, медленно перемешивая цвета. Свет переходил в полумрак, потом в полную тьму и из нее вновь рождался яркой краской. На мгновение Исину даже показалось, что все эти стены, и башни построены не для того, что бы выдерживать удары таранов и отражать атаки врагов, а для красоты, что бы украсить собой степь, но он тряхнул головой и наваждение исчезло.
      Люди спускались к воде и, постепенно, склон лощины загораживал замок. Внизу оказалось совсем темно.
      Все еще очарованный превращением замка Исин поскользнулся и с негромкими проклятьями съехал вниз.
      — Что там? — спросил Гаврила.
      — Скользко. Зацепился за что-то.
      — За что?
      Гаврила не ждал от темноты подвоха, но осторожность была его второй натурой. Кто-нибудь, не менее хитрый чем он сам, вполне мог догадаться натянуть тут веревку.
      — Да разве тут разберешь за что? — остывая проворчал хазарин. — Корни какие-то, коряги. Утром посмотрю…
      — Да тебя до утра пять раз зарежут! Пощупай лучше нет ли веревки?
      Исин ругнулся и ничего не ответил. Здравый смысл ставил тут преграду Гавриловой подозрительности. Кому могло прийти в голову натянуть веревку именно в этом месте.
      Избор протянул руку в сторону, сорвал лист и, растерев в пальцах, поднес к лицу.
      — Орешник, — сказал он так, что Гаврила успокоился. — Какая же в кустах засада?
      Иосиф шуршал заплетающимися ногами где-то сзади. Воевода полуобернулся и скомандовал.
      — Эй, отрок! Веток собери…
      Набрав под ногами сухой травы Избор застучал огнивом. Вспышки разгоняли мрак под кронами орешника, высвечивая Иосифа, рубившего кинжалом сухостой. Через несколько минут мальчишка притащил охапку веток и Избор послал его за новой. Подождав пока спина его не затеряется в кустах Избор сказал, переходя на шепот.
      — В замок его брать нельзя…
      — Он один не останется, — шепотом же возразил Исин.
      — Зачем один? Ты с ним останешься, — сказал воевода, как о чем-то уже решенном, — а мы с Гаврилой…
      — Почему «мы»? Что я один не справлюсь? — удивился богатырь. — Мне они ничего не сделают. Я сквозь любую стену пройду. А ты?
      Избор подбросил в пламя сухой травы и огонь высветил обиженное лицо хазарина. Пока он молчал, но по лицу было видно, что у него есть что сказать.
      — Войдешь-то ты туда без труда…. А вот как выходить? Не зря он человека туда посылал. Ждут нас.
      Гаврила только отмахнулся.
      — Так уж как-нибудь…
      — Вдвоем нам это вчетверо проще сделать, чем тебе одному.
      Гаврила достал меч, попробовал не затупился ли.
      — Может так, а может и нет. Пойду я один — все неприятности на обратный путь выпадут, а пойдем вдвоем — наверняка на твою долю и по дороге в замок что-нибудь достанется.
      Избор хотел возразить, но Гаврила глядя в темноту, жестом остановил его. Избор бросил руку на швыряльные ножи, но тут из кустов вышел Иосиф, и на ходу роняя ветки, пошел к ним. Бросив охапку сушняка он уже не владея собой сел рядом и уронил голову на колени. Несколько мгновений он сидел раскачиваясь из стороны в сторону, а потом упал на бок и засопел.
      — Спит? — с надеждой спросил Исин.
      — Сам не видишь?
      От ручья потянуло холодом и Избор стащил с себя халат и накрыл Иосифа.
      — Намаялся, бедняга… — посочувствовал мальцу Гаврила.
      — Конечно, это тебе не слепцов водить…
      Они посмотрели на принесенные мальчишкой сучья. Не считая хазарин высыпал их в огонь и тот утих, выпустив облако дыма.
      — Пошли за дровами. — Сказал Избор. — Вам ночь коротать, друг друга стеречь, а эти два сучка сгорят и не заметите…
      Гаврила для чего-то встал первым, но Исин только хмыкнул.
      — Сиди уж. Силы береги. Мы на тебе завтра поездим… Все завтра сам делать будешь.
      Предвкушая завтрашний день Гаврила стал покладистым и уселся на место.
      — Ладно. Талисман возьми. Мало ли кто тут водится?
      Избор уже из темноты отозвался.
      — Да ничего не будет…
      — Вот возьми и не будет ничего. И меч захвати…
      Он зевнул и хазарин ответил ему с завыванием.
      — Я-то что? — повторил Гаврила. — Я в любом случае целым останусь, а вот вам о себе подумать нужно…
      Воевода и сотник разошлись в разные стороны. Двух шагов хватило что бы темнота разлучила их. Они еще слышали друг друга и слышали треск костра, но каждый уже стал невидимкой в ночном лесу. Ничего не видя перед собой Избор сел на корточки и стал щупать землю вокруг себя. Под пальцы попадалась какая-то непотребная мелочь — ветки, да листья. Он не успел нащупать ничего подходящего, как за спиной вскрикнул Гаврила.
      — Избор!
      Этого возгласа оказалось достаточно, что бы воевода не рассуждая прыгнул в сторону, выхватил меч и завертел головой.
      — Стой где стоишь! — бросил ему в лицо ветер. Маленький тусклый костерок показался ему ослепительным и он до боли прищурил глаза гадая, что скрывался во тьме, загородившись от него ярким светом. Он не видел ничего, но у невидимого врага был как на ладони. Тот же голос посоветовал.
      — И железку свою брось…
      Меча воевода не бросил, но с места не сдвинулся. Он еще не знал кто и откуда направляет удар.
      — Кто ты?
      Кончик меча описывал перед ним кольца. Голос хихикнул.
      — Неужто не узнал? Это со страху, наверное. Я же это, Муря!
      Избор подумал о талисмане, что лежал в мешке и спросил.
      — Где ты?
      — Да прямо перед тобой…
      Костер наконец разгрыз сучья и волосы Избора шевельнулись от страха. Рядом с Гаврилой, недалеко от спящего Иосифа стоял, рассыпая искры его халат.
      Он был пуст.
      У него не было головы — только воротник, не было рук — только рукава, но что-то, все же заставляло его висеть в воздухе. Он словно был одет на невидимку, а в том месте, где у нормального человека торчали бы кулаки прямо в воздухе висел Иосифов кинжал. От удивления Избор сделал шаг вперед.
      — Стой, я сказал, — раздраженно крикнул колдун. — Оставайся там где стоишь и давай сюда мешок с талисманом. Иначе…
      Вряд ли Муря, при всей скверности своего характера, захотел бы сам зарезать спящего мальчишку и то, что он все же стоял над ним с кинжалом красноречивее всего говорило о том, что у него нет помощников. Поняв, что дело придется с одним колуном, Избор успокоился.
      — Ты чего грозишь?
      — Я? Нет. Я не грожу. Угроза это пустой звук. Я просто обещаю, что зарежу мальчишку, если не получу «Паучью лапку».
      Муря поднял кинжал еще выше.
      — Ты сейчас не здесь! — сказал Избор, вспомнив как колдун в прошлый раз посылал свой голос неизвестно откуда.
      — Какая разница где я? — Халат по-человечески пожал плечами. — Главное, что кинжал тут… Оставь талисман и уходи. Клянусь, что тогда ничего не сделаю вашему мальчишке. А «Лапку» верну дней через пять…
      Избор покачал головой. Он уже знал как поступит.
      — Ты, оказывается умелец… — почти восхищенно сказал он. — Ты эдак с любой вещью можешь управляться?
      Маг коротко вздохнул, черпая в воздухе мужество.
      — С любой своей. Халат-то на тебе краденый…
      Ему почему-то показалось, что Избор завел разговор из-за халата и он быстро добавил.
      — Я и халат тебе вдобавок отдам. Честно! Только дай талисман мне.
      Избор взялся за подбородок.
      — Ну, подумать надо…
      — Не тяни время! — гаркнул Муря. — И не вздумай открыть ковчежец!
      Избор не стал перечить. Он опустил мешок на землю и смиренно сказал:
      — А не боишься, что как только талисман получишь, так за тебя возьмутся как и за нас?… Серьезным людям дорогу перебежать хочешь. Не простят ведь…
      — Ничего…
      Кинжал в его руке чуть дрогнул и опустился пониже. Держать его старику было не легко.
      — На несколько дней я им голову заморочу, а потом вам же его и верну. Никто ничего и не заметит.
      Избор в задумчивости присел на корточки. Муря может и хотел, но не решился запретить ему это, а воевода уже не обращая на старика внимания, задумался над его словами. Теперь он смотрел на колдуна другими глазами. Воспользовавшись талисманом он привлек бы к себе внимание магов остроголовых и уж те с ним бы не стали церемониться. Что они могут сделать Муря уже знал. Конечно несколько дней он продержался бы, а вот потом… Потом у него был выбор — либо отдать талисман чужим магам, либо спрятать куда-нибудь подалее, что вообщем-то было то же самое, либо вернуть им. Отдать «Паучью лапку» магам — значило сделать кого-то из них сильнее себя. Этого Муря никак не мог желать, так что выходило, что он говорит правду и дорога у них одна.
      Избор поднял глаза, глядя на колдуна как на союзника, а не как на соперника. Тот неверно понял воеводу, спохватился, что не проявляет жестокости, и задрал кинжал еще выше.
      — Ну?
      Рукав у халата был изогнут так, что Избор, мимолетом представив себе в такой позе, скривился от боли в плече.
      — Что морду корчишь? Договоримся, или как? У меня ведь великая цель!
      Избор не отвечал, прикидывая, что не плохо бы именно сейчас, когда придется идти в замок, отдать талисман в надежные руки, что хранили бы его до их возвращения. Он хотел, было рискнуть, но внутренний голос остановил его.
      «Мы трое Лапку бережем», — пронеслось в голове, — «и то в синяках да шишках, а этот-то… Его и мы колотили и Гы уродовал… Какой из него хранитель?»
      — Ну?
      — Лови…
      Мешок лежал у Избора под ногой. Он взмахнул ей и невидимый в темноте мешок полетел к колдуну.
      — А-а-а-а-а… — застонал маг. В темноте он не различил мешка, но сумел почувствовать приближение талисмана. — Моя сила! — взвыл колдун.
      Халат дернулся, кинжал упал на землю. То ли налетевший ветер, то ли последнее усилие Мури заставило халат выпрямиться, но он уже не мог бороться против силы более могучей, чем его волшба. Халат упал в костер а вздох колдуна, более похожий на крик отчаяния затерялся в шорохе листьев.
      — Великая цель! — передразнил Исин колдуна. Он выхватил халат из пламени и встряхнул, любуясь драгоценными переливами. — Один пинок — и нет великой цели…
      — Мешок подбери, — сказал Гаврила. — Раз он нас нашел, может и кто другой найдет? Мало тебе Картаги?
      В три шага Избор добрался до мешка и взял его в руки.
      — И вообще заканчивать это все нужно.
      Богатырь нетерпеливо поднялся.
      — Пить хочется, есть хочется…
      Он сунул руку в костер. Подержал ее там и горько сказал:
      — Тьфу…
      Избор мгновение поколебавшись бросил мешок с талисманом Исину.
      — Держи, сотник. Спать не вздумай… Одним глазом за мешком следи, другим за Иосифом…
      Исин мялся, не решаясь ни возразить воеводе, ни попросить его, что бы взял с собой.
      — Хватит, — нетерпеливо перебил его Гаврила. — Будем ждать — ночь кончится…

      Пройдя склон до половины Гаврила посмотрел на почти погасшее зарево над логовом Черного всадника. На зазвездившемся небе замок выглядел несокрушимой твердыней. Хорошо был виден верхний поверх. Редкие огоньки — то ли факелы, то ли свечи бросали свет в открытые окна.
      Они оглянулись. Там, где оставались Исин и Иосиф все было в порядке. Костер раздвигал тьму на три-четыре шага, а дальше висела плотная темнота. Огонь горел почти без дыма, а то немногое, что все же поднималось в воздух как-то незаметно рассеивалось под широкими листьями орешника.
      — Да-а-а-а, — сказал Избор, глядя как дым процеживается сквозь листья. — Был как дым, станешь как камень…
      Воевода кивнул и Гаврила шагнул сквозь куст. Теперь, когда до заветного превращения осталось всего ничего он начал не то что бы сожалеть, но осознавать те преимущества, которые давало ему это странное состояние. Избор у него за спиной падал, кряхтел, хрустел ветками, а сам он бесшумно шел прямо, не обращая внимания на сплетение веток перед собой. Костер позади вспыхнул, бросив в них последнюю горсть света, и Гаврила увидел как сучковатый ствол прошел сквозь его грудь.
      Наверху они не сговариваясь остановились. Оставалось сделать самое трудное — войти в замок. Для Гаврилы там все было просто, а вот для Избора… Понимая, что они думают над одним и тем же Гаврила сказал.
      — Притворюсь привидением. Распугаю стражу…
      — А я?
      Гаврила даже не оглянулся.
      — А ты как-нибудь по стеночке, бочком, бочком…
      Избор посмотрел на замок. Каменная гора уходила под самые облака. Лезть по этой стеночке совсем не хотелось.
      — Хороший план.
      Голос его не обманул Масленникова.
      — Конечно хороший… Только у тебя, верно, получше есть?
      — Ты не подумал, что таких как ты, в этом замке таких столько перебывало, что….
      Гаврила прикусил губу. Избор был прав. В замке с Черным зеркалом, таких как он навидались и пугаться, тем более до смерти, не будут.
      — Ну и что? — на всякий случай спросил он.
      — А что и обычно при драке случается… Шум поднимется. До зеркала-то ты дойдешь, а вот что делать будем, когда ты из зеркала вылезешь.
      Гаврила мгновенно выхватил меч.
      — Чудной ты какой-то. Драться. Я их, гадов, кулаком…
      Он подумал, что все их предосторожности ничего не стоят. Все равно в замке знали, что они идут.
      — Все бы тебе драться, — с неудовольствием сказал Избор. — Не отвык за эти дни?
      — И захотел бы — не получилось бы…. У вас что ни день — то поножовщина… Ты-то что предлагаешь?
      Избор ножом слезал веточку и стал очищать ее от листьев.
      — Подземный ход поискать.
      Гаврила только пожал плечами. Его план был понятен и прост — ворота, стража, драка, а Изборов… Изборов план был темен.
      — Где его тут искать? И как?
      — Как деды искали и прадеды… Лозой.
      Он помахал перед лицом богатыря двумя сросшимися наподобие рогульки веточками и зажав их в кулаках направился вдоль оврага. В неровном свете, что струился с неба Гаврила видел как она то поднимается и опускается, следуя то ли колдовству, то ли чему-то еще. Он опять пожал плечами и пошел следом. До стен замка было больше двух поприщ. Они шли вдоль стены пока рогулька не клюнула землю. После этого Избор повернулся и пошел прочь от замка.
      — Нашел?
      — Ход-то нашел. Теперь только придумать как в него попасть.
      Теперь рогулька не качалась, а словно охотничья собака вела их, хищно уткнувшись в землю. Едва он начинал колебаться, как воевода останавливался и топтался на месте, пока ветка не упиралась в землю.
      Молча они прошагали почти полпоприща. Гаврила ни о чем не спрашивал — знал по себе, что такое, когда лезут под руки. Он и сам догадывался, что ветка как-то чувствует, где проходит подземный ход и готова привести их к его входу. Следуя за лозой они вернулись в овраг. Там Гаврила молча ждал, пока Избор не отыскал дверь.
      Из-за нее пахло сыростью. Не свежей водой, что струилась рядом, а сырой глиной, свежеобвалившейся землей и дождевыми червями.
      — Ну и прадед у тебя был… Наверняка по чужим кладовым шарил.
      Избор не ответил, и боком протиснулся в узкую щель. Несколько шагов, и он очутился в пещере. Он щелкнул пальцами, давая эху определить велика ли эта каменная нора, но звук увяз в мокрой темноте. Размахивая руками воевода сделал несколько шагов и вышел на свет.
      Ход тут раздвигался и превращался в пещеру. В дальнем ее конце висел светильник, освещавший основательную дверь. Гаврила, опередивший Избора сказал.
      — Нам туда.
      — Глянь, что за ней.
      Сделать это Гавриле было так же просто, как почесаться. Зажмурив на всякий случай глаза он просто сунул голову сквозь окованный железом мореный дуб.
      — Темно. Ничего не видно.
      Избор дернул дверь за кольцо. Та стояла как каменная. Тогда он попробовал ее плечом. Преграда немного подалась внутрь, не то заманивая, не то обещая поддаться его напору. Тогда воевода, не дожидаясь пока Гаврила высунет голову, ударил по двери раз, другой, третий… С третьего удара дверь распалась на две половинки и упала внутрь.
      — Ломать — не строить, — пробормотал Масленников. Сразу за дверью Избор нашарил в нише факел и поджег его от светильника. Сразу стало светлее, черные стены раздвинулись.
      — Я первый, — быстро сказал Гаврила.
      — Само собой… — согласился Избор. — Догоняй…
      Факел то вспыхивал, то пригасал. В тишине подземелья шаги Избора отражались от мокрых стен и смешивались с ударами капель, падавших со свода. Гаврила бесшумно шел впереди, не чувствуя сырости, но вполне представляя, что твориться вокруг него. Вода и тут его искушала.
      — Лягушек только не хватает…
      — Что? — обернулся Избор.
      — Сыро, говорю, как в болоте. Только лягушек не хватает.
      — Тут много чего не хватает…
      Гаврила прошел сквозь Избора и опередил его на несколько шагов.
      — Главное, что неприятностей тут нет, а все остальное…
      — Неприятностей? Будут тебе неприятности.
      Утоптанная земля под ногами воеводы сменилась чем-то твердым. Он наклонил факел. Теперь под ногами лежали каменные плиты, гостеприимно показывая дорогу к неприятностям, но им в эти минуты было не до них. Похоже, что те ждали их совсем в другом месте. Шагов триста богатыри прошли не встретив ничего кроме темноты, воды и воздуха.
      — Что там?
      Глаза Гаврилы различили впереди металлический блеск. Он подошел к решетке, что перегораживала всю ширину коридора и попытался пройти ее, но у него ничего не вышло. На прикосновение она ответила железным звоном.
      — Вот. И обо мне подумали… — сказал он обернувшись.
      Подошедший Избор просунув сквозь Масленникова руку щупал решетку.
      — Кто поперечины ковал — о тебе думал, ну а кто все остальное делал — меня вспоминал…
      Поперечные прутья не давали пройти Гавриле, а те, что перегораживали проем сверху донизу — воеводе. Избор пощупал решетку. Она оказалась редкой, но прутья там оказались толщиной в руку. Гаврила спокойно ждал, зная чем все это закончится. Воевода попробовал обхватить прут и пальцы его едва сошлись на железной шее. Он приблизил факел к стене. Как оказалось решетка не висела в воздухе. Прутья скрепляла широкая квадратная рама из таких же толстых железок. Вторая рама немного побольше первой была вделана в стену и соединена с ней четырьмя крепкими петлями. С другой стороны около самого края решетки висел попорченный ржавчиной замок. Это было слишком просто для людей, которые так умело спрятали вход в замок. Избор поднял факел вверх, несколько мгновений вглядывался в темноту, потом презрительно рассмеялся.
      — Хитрецы…
      — Что там?
      — Веревка…
      — Что смешного в веревках?
      — Это же не просто веревка… Простодушные люди тут живут.
      Гаврила из любопытства подошел посмотреть, что такого смешного увидел за решеткой.
      — Одним концом к двери привязана, а другим, наверное, к колокольчику где-нибудь… Мудрецы.
      Он поднял факел еще выше и пламя на конце раздвоилось. Веревка тускло, словно нехотя загорелась и, перегорев, погасла.
      — Не дурней рассчитано…. А мы умные!
      — Нда-а-а? Может и умные, только вот везения бы побольше….
      Гаврила ухватился за поперечину. Он набычился, и со змеиным шипением выпуская из себя воздух, потянул железо вверх. Не теряя времени Избор ухватился за свои прутья и добавил свою силу к Гавриловой.
      Упершись руками и ногами в прутья он замычал от напряжения, борясь с железом.
      Оно заскрипело, но поддалось. Звонко щелкнули и укатились в темноту заклепки и два соседних прута изогнулись, словно луки, открыли им дорогу в глубину подземелья. Каменные плиты несколько шагов шли прямо, а потом ход поворачивал. Гаврила прошел дальше, до поворота и через минуту вернулся.
      — Людей там нет. Никто не обидит, — немного задыхаясь объявил он.
      Избор принюхался. С другого конца коридора несло копотью и горелым маслом.
      — Скоро конец.
      — Чему, — на ходу повернулся Гаврила.
      — Всему…
      Гаврила так не узнал, что имел в виду воевода. Это слово он произнес налету. Там, где Масленников прошел легко, Избора ждали неприятности. Каменные плиты под его ногами разверзлись он, не успев даже разогнуть поднятую для следующего шага ногу, рухнул в темноту западни.
      Инстинктивно Масленников отпрянул к стене, но опасность его не коснулась. Факел, оброненный воеводой лежал у решетки. Маленький тусклый огонек освещал каменные стены и провал в полу.
      — Избор! — крикнул Гаврила туда. — Избор!
      В ответ оттуда ядовитой змеей выполз шорох осыпающихся камней.
      Несколько мгновений Масленников сидел впираясь глазами в темноту. Потом бросился к решетке, назад… Он подавил в себе желание прыгнуть вниз и помочь Избору. Он ничего не мог сделать.
      НИЧЕГО!
      Но решение уже пришло… Он смотал с пояса веревку, и найдя свой конец привязал к решетке и бросил в яму. Потом проверил меч, похлопал себя по доспехам. Склонившись над ямой он глухим от ярости голосом крикнул:
      — Если жив — держись. Я вернусь! Ну а если… Не забудь! По левую руку от выхода. По левую!
      Произнеся это он постарался на время забыть о существовании Избора. Мысли о нем наполняли душу тоской и только мешали обрести то ясное состояние духа, что требовалось в эти минуты. Пока свет оставшегося за спиной факела освещал его путь и он мог видеть стены богатырь шел не заботясь ни о ловушках, ни о неприятностях, но когда ход повернул и свет остался за поворотом он остановился, давая глазам привыкнуть к темноте. Закрыв глаза он стоял и думал о том, что раз они не могут ему помочь, то обязательно поможет нос. Теперь он знал, что ни в воде, ни в камне он не сможет дышать и только так он сможет в полной темноте определять когда на его пути окажется камень. Он готов был снова испытать удушье, но, слава Богам этого не понадобилось.
      Когда он открыл глаза, то увидел далеко перед собой тонкую туманную полоску. Где-то впереди был выход. Или ловушка. Или что-то еще, но наверняка ожидающая впереди неприятность была лучше той черной пустоты, что окружала его.
      Гаврила не стал долго раздумывать над тем, что делать, и пошел вперед. Теперь тьма уже не давила на плечи. Он чувствовал, что превращение было где-то рядом, может быть даже за той дверью, что манила его к себе полоской света, но это не радовало — как ни старался он отбросить от себя видение исчезающего под землей Избора память настойчиво напоминала ему об этом. Он скрипнул зубами.
      — Ладно. Все же я тут. Да не будет это радостью для подлецов!
      Не испытывая ни жалости, ни колебаний он шагнул сквозь дверь. Сразу за ней оказался длинный коридор, освещенный факелами. Прямо за дверью стоял воин и смотрел на Гаврилу безо всякого страха и интереса.
      «Пожалуй Избор был прав, когда говорил что тут привыкли к привидениям…» — подумал богатырь.
      Они смотрели друг на друга довольно долго, пока Гаврила не спросил.
      — Куда дальше то? Где тут зеркало?
      — Ищи, — ухмыльнулся воин. — Найдешь — значит твое счастье…
      Он отвернулся от Масленникова и начал вынимать факел из державки. Гаврила понял, что помогать ему тут никто не будет.
      — Хорошо, — сказал он. — Я пойду поищу зеркало, а ты поищи саван. Я вернусь…
      Не слушая ответа он шагнул в стену. Тьма вновь сомкнулась над ним. Инстинктивно он задержал дыхание и не дышал до тех пор, пока сердце в груди не заколотилось, требуя воздуха. Только тогда он попробовал вздохнуть и почувствовал как воздух, словно живая вода вливается в легкие. Отдышавшись он вынул меч. Умом он понимал, что ничем это ему не поможет, но оружие в руках придавало уверенности. Несколько раз вдохнув в разных местах воздух он определил куда идет коридор, и пошел по нему, поводя перед собой мечом, словно снимал паутину или раздвигал ветки. Иногда он сбивался с пути и охватывавшее его удушье напоминало ему об этом и тогда оно, напрягая грудь вздохом, пытался отыскать то место, где можно было бы наполнить воздухом разрывающиеся от удушья легкие. Это продолжалось бессчетное число раз. Он уже понял, что блуждает по лабиринту, и это яснее всего говорило ему, что он на верном пути. Тот, кто прятал Черное зеркало явно знал, что делал.
      Сейчас Гаврила был не только бесплотен, но еще и слеп, как летучая мышь на солнце. Единственное, на что он еще был способен — так это дышать и двигаться. И он двигался и дышал. Несколько раз им овладевало отчаяние, но он вспоминал о Изборе и продолжал поиски. Это все было похоже на поход по пустыне — от родника к роднику, от оазиса к оазису и цена ошибки тут была та же — смерть.

      Темнота сжимала его как орех клещами. Он никогда, даже ребенком не боялся ее, но сейчас чувствовал напор тьмы так отчетливо, словно стоял в реке с сильным течением Стиснув зубы богатырь отчетливо осознавал, что с ним будет, если он поддастся этому напру и побежит. Жизни ему хватит на один глубокий вздох, а потом… Потом тьма, режущая легкие боль, тщетные попытки наполнить грудь воздухом и смерть… Гаврила представил себя заживо замурованным, задыхающимся и замотал головой, избавляясь от кошмара.
      — Без торопливости, — сказал он сам себе. — Избору не легче, чем мне…
      С этой мыслью он вновь двинулся вперед. Словно слепец, он размахивал перед собой мечом. Взмах — шаг. Еще взмах и еще один шаг… Меч крушил темноту, но богатырь не видел этого. Как слепец он брел во тьме, ощущая как копится в нем злость на хозяина замка, устроившего себе развлечение из его беды. Перед его глазами встала улыбка Черного всадника и кровь, ударив в голову вывела его из равновесия. Он побежал, выставив перед собой оружие. Его бег продолжался до тех пор, пока в груди оставался воздух. Потом перед глазами замелькали круги и отрезвев, он бросился сперва в одну, потом в другую сторону.
      Легкие просили воздуха, кровь молотам била по вискам, но спасения не было. Мир вокруг заполнил камень, не дававший вздохнуть. Из последних сил, без надежды, только от слепого отчаяния он взмахнул мечом. В ударе не было ни силы, ни цели. Это было бесполезное движение, но именно оно и спасло ему жизнь.
      Гаснущим сознанием он уловил, что после удара что-то вокруг изменилось. Несколько драгоценных мгновений он соображал, что же именно, пока не понял. Его меч, только что легко рассекавший тьму и камни в чем-то застрял. У него уже не было ни сил ни времени думать об этом он просто тянул оружие к себе, не желая умереть без него. Он тащил его пока сознание его окончательно не померкло и он не провалился во тьму беспамятства. Ноги его подогнулись и он сделал шаг вперед, спасший ему жизнь. Стена тьмы была так тонка, что этого шага хватило что бы он вышел на свет и воздух.
      Воздух!
      Не глядя по сторонам Гаврила хрипел, пропуская сквозь себя затхлый воздух подземелья. В голове посветлело, круги перед глазами разлетелись по углам и он понял, что в этом месте вместе с воздухом есть еще и свет. Свеча, что горела на столе освещала каменные своды каземата и человека, сидевшего рядом. Он смотрел на Гаврилы спокойно и даже с удовольствием.
      — Ну, вот один и прибыл, а говорили не дойдет никто…. Спасибо. Ты мне три кувшина вина выиграл.
      Он с удовольствием поднялся, покрутил руками, разминая затекшие пальцы.
      — Погоди радоваться, — прохрипел богатырь. На всякий случай Масленников поискал глазами меч. На полу было пусто и он ощутил неприятный холодок, подумав, что его меч канул в бездны земли и, пробив Земной круг, провалился к Ящеру. Пока он сожалел об этом человек у свечи потащил из ножен свой меч. Тень его согнувшись скользнула по стене.
      Гаврила посмотрел на него безо всякого интереса. Он уже успел привыкнуть к тому, что никто из смертных причинить ему вреда не может, но воин шел к нему, явно зная, что делает и Гаврила ощутил смутное беспокойство. Что-то было не так. Его рука сама собой зашарила по полу, отыскивая клинок. Не найдя его рядом он взглядом обежал комнату и этого оказалось достаточно, что бы понять что к чему. Меча он не увидел, но тут стояло Зеркало. Оно стояло совсем рядом и он с первого взгляда узнал странную струящуюся поверхность.
      Это так обрадовало его, что он забыл о мече и стороже, однако тот сам напомнил о себе. Чуть присев, словно собирался разрубить полено он наклонился над богатырем и обрушил на Гаврилову голову разящую сталь. Блеск стали над головой отрезвил Гаврилу. Он качнулся в сторону уклоняясь от удара, и спустя мгновение он увидел как меч стражника вошел в пол. Силу на удар тот не пожалел и не удержавшись на ногах чуть не упал на Гаврилу. Он бы и упал, но рукоять меча уперлась в камень и воин устоял. Согнутый страж начал подниматься, но Гаврила не теряя времени отвесил ему здоровенный пинок, чуть пониже спины, надеясь, что страж такой же как и он сам, но ошибся. Нога его пролетела сквозь стража с такой легкостью, с какой сквозь Гаврилово горло пролетала когда-то кружка пива. Нога Масленникова проскочила стражниково седалище и ударила по мечу. Тот выскользнул из ладоней и снова по рукоять ушел в пол. Стражник выругался. Добродушия в нем поубавилось. Там еще не было злобы, но — недовольство.
      — Резвись, резвись, — сказал он. — Конец все равно один — Смерть!
      — Все умрем, — беззаботно согласился Гаврила. — Одни раньше, другие — позже…
      — Это другие позже, а одни раньше… — буркнул страж, приглядываясь к богатырю. Теперь он стоял у Гаврилы на пути, между ним и зеркалом. Сам страж бы неуязвим, но его меч оставался опасен для Гаврилы. Масленников посмотрел на Зеркало. Оно стояло так близко, что он мог бы добраться до него двумя прыжками, но все же богатырь остался на месте, прекрасно понимая, что враг не даст ему сделать и одного… Он не надеялся встретить тут благородство, но на всякий случай сказал:
      — Это же не честно.
      — Что?
      — Хочешь подраться, так хоть дай мне меч взять.
      Стражник сперва не понял его. Брови его поднялись вверх.
      — Сроду у нас таких порядков не было…. Звал тебя кто? Нет! Пришел незваный, свои порядки устанавливает. Да за одно это тебя на воротах стоит повесить…
      Страж распрямился. Меч в его руках уже ходил как крылья ветряной мельницы и Гаврила как не смотрел, так и не мог найти щели, сквозь которую можно было бы пробраться к зеркалу.
      — И получше тебя люди тут кровь проливали, — подбадривал стражник Гаврилу. — Ну давай, подходи, обрежься! Давай!
      — Я бы дал, да нечего… — ответил Гаврила отходя все дальше и дальше.
      — Поищи. Может быть найдешь чего?
      Совет был неплох. Гаврила, уже понявший, что с голыми руками ему со стражником не справится, шарил глазами по полу. Конечно он мог бы вернуться в стену, но что это давало ему? Зеркало-то с собой унести он не мог, а страж всегда будет ждать около него.
      Блеск в темном углу был быстр, как удар меча. Так могла блестеть только сталь и Гаврила с радостным удивлением подумал, что меч его может быть и не провалился в тартарары, а лежит рядом с ним, немного, самым кончиком, высовываясь из стены. Он даже не стал думать так это или нет. Блеск давал надежду и Гаврила решил до него добраться.
      Осторожно приплясывая на одной ноге Масленников сдернул с другой сапог и бросил в стража. Меч, только что сверкающим кругом крутившийся перед ним остановился, отбивая его и Гаврила, воспользовавшись моментом, прыгнул вперед. Ему повезло и он проскочил стражнику за спину. Теперь до зеркала было совсем немного — шагов десять-двенадцать, но понятно было, что просто так ему их пройти никто не даст и он шарахнулся в сторону.
      Меч пролетел рядом с правым плечом и разрубил воздух с той же легкостью, с которой Гаврилов меч только что крушил темноту и камень.
      — Попрыгай, попрыгай… — сказал страж. — Кто не надышится перед смертью, а кто не напрыгается…
      Но Гаврила не внял совету. Вместо того что бы прыгать он подбежал к стене и сунул туда руку. Есть! Сталь холодом лизнула ладонь. Богатырь подбросил меч в воздух, а когда рукоять, словно по волшебству, вылетела из стены другой рукой подхватил оружие. Не теряя ни малейшей частички движения он перевернул меч и направил его в сторону стража. Отточенный блеск рванулся к одетой в кольчугу фигуре, но другой блеск, стремительно вылетевший навстречу остановил ее движение. Стальной звон расколол воздух и полутьма осветилась снопом искр. Гаврила, стосковавшийся по бою сделал обманный выпал и рубанул стража по рукам. Лезвие его меча проскочило сквозь доспехи и руки стража и точно так же как только что у стража вошло в пол.
      Все повторялось. Так же как и страж Гаврила не удержался и склонился перед противником. Стражник смеясь развернулся и его меч рухнул на спину богатыря. Гаврила охнул, но кольчуга выдержала удар.
      — Хо! — воскликнул страж зеркала. — Один все же раньше!
      Гаврила прибитой камнем лягушкой распластался у него между ног, а тот, ухватившись за меч двумя руками, громоздился над богатырем, все выше и выше вздымая убийственный клинок. Гаврила понял, что еще миг и оружие сорвется вниз, что бы отделить душу от тела, но он не стал дожидаться этого. Он перекатился набок, пролетев по пути ногу стражника, но ошибившись, откатился не в ту сторону — по-прежнему между ним и Зеркалом стоял страж. Гаврила шевельнул плечом. Это движение тупой болью отозвалось где-то в глубине тела. Он поморщился.
      — Болит? — участливо спросил страж. — Это еще не все…
      Страж, замахиваясь, шагнул вперед и Масленников не задумываясь рубанул его по груди. Тот даже не стал защищаться и призрачный меч и сам нанес удар, от которого Гаврила содрогнулся, но этот удар забросил в его голову новую мысль. Он прыгнул вперед и вошел в тело стража. Тот завертелся на одном месте, тень его смешно задергалась, обегая стены каземата, но, похоже, что Гаврила был не первым, кому пришла в голову эта мысль — спрятаться от преследования в теле преследователя. Тот медленно вытянул руки перед собой. Гаврила повторил его движение в точности, но это не помогло — из правого кулака стража торчало сразу два меча.
      — Ишь ты! — хохотнул он, одобряя выходку Гаврилы. — Хорошо соображаешь! Быстро додумался! Других этому учишь, учишь…
      Взяв меч двумя руками он с силой погрузил его в свою грудь. Как ни страшно это выглядело никакого вреда ни себе, ни Гавриле он не причинил… Он не мог пробить доспехи Масленникова, но смог вытолкнуть его из себя. Гаврила попятился назад, и потащил за собой меч, но тот не поддался. Он словно застрял в теле стража. Богатырь тащил его и тащил и никак не мог вытащить Страж же удивленный и ошеломленный не меньше Масленникова дергался словно оса в паутине и никак не мог отвязаться от врага. Он потерял равновесие и теперь пятился задом, пытаясь разобраться что тут происходит.
      Еще не поняв, что случилось, Гаврила быстро подтащил стража к стене, вошел внутрь и резко дернул. Страж заорал, но Гаврила ударил раз, другой, третий… Страж орал, не понимая, что происходит и пытался вырваться.
      Гаврила еще дважды приложил врага о стену и только после того как почувствовал, что тот сползает на землю, вышел посмотреть на дело рук своих.
      А посмотреть было на что. Страж захлебываясь руганью и кровью шарил вокруг отыскивая меч. Гаврила первым его увидел и отбросил в стену. Пока стража можно было не опасаться. Богатырю оставалось пройти несколько шагов, но прежде чем сделать это он осмотрел свой меч, ибо именно в нем была причина этого чудесного поворота событий. Прислушиваясь к хрипам за спиной он провел ладонью по лезвию и не нашел в нем ничего удивительного. Меч был как меч. Весь, кроме самого кончика. Острый треугольник, длинной чуть более ногтя ускользнул из богатырских пальцев.
      Гаврила засмеялся. Это объясняло сразу все. Когда он задыхаясь размахивал мечом его кончик чудом задел Черное зеркало и тот уже не смог пройти ни сквозь стену, ни сквозь грудь стража зеркала. Кончик клинка стал таким же, каким вышел из рук Людоты.

      Гаврила сделал шаг в зеркало. Он почувствовал знакомое сопротивление, словно Зеркало не желало пускать его в себя, такое же как и в Белом Зеркале. В глазах потемнело, но через мгновение Масленников уже миновал текучую поверхность и все стало на свои места. По ту сторону зеркала все было точно так же, как и по эту, только появились запахи, от которых Гаврила успел отвыкнуть. Он несколько раз с удовольствием ударил по стене, радуясь тому, что камень отбрасывает ее назад.
      — Эй, сторож!
      Он огляделся и никого не увидел. От стены к двери вела протянувшаяся по полу кровавая дорожка. Гаврила поднял свечу и огонек заплясал в его руках, расталкивая тьму по углам каземата. Прямо перед собой, в стене, он увидел неширокий, пожалуй даже поуже чем его плечи, проем, загороженный дверью. Из-за двери донесся голос стража.
      — Ты думаешь, что победил?
      Страж хлюпнул носом, втягивая в себя кровь и сопли.
      — Думаю да… — отозвался Гаврила.
      — Зря думаешь.
      Дверь глухо загудела, словно по ней ударили кулаком.
      — Это железо. Железо и камень….
      Страж засмеялся так радостно, что Гаврила понял, что радуется его враг не тому, что он, Гаврила, не может выйти из каземата, а тому, что богатырь не сможет теперь добраться до него.
      — Железо и камень? — переспросил Гаврила. Он провел рукой по двери и ладонь подтвердила слова стража. — Знал бы ты, что мне пришлось преодолеть, что бы добраться до зеркала… Что по сравнению с этим какие-то железяки?
      — Может быть это и правда, — согласился с ним стражник. — Дерьмо, оно где только не плавает… Ну, а если ты такой умный, то выберись отсюда… А я посмотрю как у тебя это выйдет…
      — Посмотри…
      — Там ты и сдохнешь! Я еще подумаю что лучше — оставить тебя от голода подыхать или все-таки на копье поднять, — неуверенно сказал страж. Он понял, что что-то идет не так.
      — Решай… — усмехнулся Гаврила, поглаживая кулак — Любопытно было бы на копье повисеть. Еще ни разу не приходилось.
      Масленников с удовольствием провел ладонью по стене. Шершавый камень холодил руку.
      — Посмейся, пока силы есть. Я на тебя посмотрю через недельку… — отозвался страж. — В ногах валяться будешь.
      — Не буду. Я сейчас дверь вышибу и уйду отсюда.
      — Да! Как же! Ты тут не первый и всех их отсюда веником выметали… Вот если бы у тебя папортниковый цвет был или одолень-трава…Тогда еще может…
      — Я выберусь… — отозвался богатырь, вкладывая меч в ножны. Уверенность его заставила стража насторожиться.
      — У тебя, что есть ключ? — осторожно спросил он и Гаврила услышал, как тот зазвенел каким-то железом, словно проверял не потерял ли свой.
      Богатырь улыбнулся. После того, что он сделал со стражем самоуверенности у того должно было поубавиться. Потом он почему-то вспомнил Сераслана и сказал.
      — Зачем ключ тому, кто знает Божье слово и Исину?
      — Божье слово? — в голосе стража мелькнуло недоверие. Тот, с кем он только что дрался мало походил на волхва.
      — Открой уши и ты услышишь его.
      Гаврила хрустнул пальцами, сложил кулак в трубочку. Он уже хотел ударить по нему ладонью, но тут увидел кувшин… Жажда, что терзала его эти дни, всколыхнулась в нем и заставила шагнуть к столу.
      — Ну? — донеслось из-за двери. — Говори…
      — В горле пересохло.
      — А ты промочи горло-то, промочи… Там под столом кувшин с пивом.
      В голосе стража слышалась веселая издевка человека уверенного, что противник его врет и ложь его вот-вот станет очевидной всем. В два шага Гаврила добрался до стола и поднял над головой кувшин.
      Блаженное мгновение длилось неимоверно долго. Уже потом он понял, что страж не обманул его. В кувшине действительно было пиво. Его поток прокатился по пересохшему горлу, превращая его в оазис. Крякнув и отдышавшись Гаврила сказал.
      — Доброе у вас пиво…
      — Какая жизнь, такое и пиво, — откликнулся невидимый враг.
      — Ну теперь-то все будет по-другому…
      — Станешь пиво нам варить? — весело поинтересовался страж. Гаврила аккуратно поставил кувшин на место.
      — Нет. Жизнь у вас станет хуже.
      — Посмотрим… Сейчас-то у тебя нет сил, не то, что бы нам жизнь испортить, а даже Божье слово произнести. Или ты его позабыл?
      — Нет. Я все помню.
      Гаврила подумал об Изборе, что лежал на дне каменной ямы.
      — Только я тихо скажу. Если хочешь — подойди к двери, тогда наверняка услышишь…
      Богатырь направил свой страшный кулак на дверь и ударил по нему ладонью. Смерть сорвалась с его кулака и ударила по камню и в то же мгновение дверь выбросило наружу, раскрошив на осколки.
      Когда пыль немного осела, Гаврила разглядел ноги стража, торчавшие из-под нее.
      — Вот тебе и перемена в жизни, — обращаясь больше к себе, чем покойнику сказал он.
      Богатырь обошел дверь, в одночасье превратившуюся в надгробие. Пыли в воздухе было столько, что Гаврила на всякий случай резанул его мечом. Сталь не разогнала дым, но разрубила тишину. Вслед за движением меча в каземат хлынули звуки — стоны, крики, удаляющийся топот ног. Из уважения к покойнику Гаврила не стал наступать на дверь, а перепрыгнул ее и на ощупь пошел вперед, то и дело натыкаясь на что-то мягкое, иногда отзывавшееся стоном. Дойдя до развилки он остановился. Перед ним тянулся скупо освещенный коридор. Отвыкший от света богатырь прищурился, глядя на пламя.
      Как-то само собой вспомнился дворец Петра Митрофанова. Тот же мрак, та же вонь от факелов…. Не хватало только ручных крокодилов да стражи, хотя эти-то уж точно должны быть где-то поблизости.
      Шаги убегающих звали его в другую сторону, и он повернул туда.
      Прислушиваясь к шуму он добрался до закрытых дверей. Коридор заканчивался дверью и хода дальше не было. Это означало только одно — впереди насторожена ловушка.
      Но одна ли?
      Коридор в этом месте оказался широк — расставив руки Гаврила немного не дотягивался до стен, но дверь была узенькой да и располагалась не посредине стены, а сбоку, упираясь одним из косяков в стену. Гаврила совсем уж было, решился потянуть за кольцо, уже держа в голове, что ему предстоит сделать после того, как дверь откроется — отступить в сторону и прикрыться дверью от стрел, оставив с другой стороны крепкую на вид стену.
      Он хотел сделать это, но не сделал.
      Уж больно заманчиво выглядел тот закуток, в котором он хотел уберечься от неприятностей.
      Он задрал голову вверх. Коридор оказался высок — он не увидел над собой потолка — тот терялся в полной темноте. Даже свет двух чадивших рядом с дверью факелов не мог разогнать ее. Гаврила снял оба и затушив один, воткнул меч меж досок двери и потянул ее на себя. Едва дверь приоткрылась, как он швырнул в темноту факел и тут же отпрыгнул назад.
      Дверь открывалась на удивление медленно, словно что-то сдерживало ее движение. Но еще больше Гаврилу удивило то, что сверху, из темноты, на то место, куда он рассчитывал встать упала здоровенная каменная балка. Он не успел обрадоваться — отбив рукой брошенное издали копье он впрыгнул в розовеющую темноту. Коридор, что остался за его спиной оканчивался большим круглым залом. Что он большой Гаврила понял, когда упав на колени перекатился, уворачиваясь от дротиков, а то, что он круглый понял, когда разглядел цепочку огней, опоясывающую его.
      Там еще были и люди, и толстые, в обхват, колонны, но богатырь не разобрал сколько их там. Люди выскочили из темноты, визгом нагоняя страх. Гаврила встретил их мечом и заставил отступить. Со второй волной нападавших расправиться было труднее. Закованные в железо воины едва не затоптали его, но он, подобрав второй меч, расплескал и ее. После этого наступила передышка.
      Раненые уползли в темноту, убитые остались там, где им и положено, а живые отошли назад, готовясь к новому напуску. Гаврила знал, что еще ничего не кончилось и отошел к стене, выбрав место потемнее. Дух его был бодр и он ни чуть не сомневался в том, чем все это завершится. Глядя на раненых и убитых он крикнул:
      — Ну, кому этого мало?
      В глубине души он надеялся, что враги проявят благоразумие и разбегутся, но вместо ответа тени впереди заскользили обходя его с обеих сторон.
      «Если их не испугали дела, почему должны напугать слова?» — подумал он с сожалением, ощущая как уходит время.
      Время! Драгоценное время уходило просто так!
      Он представил полузадавленного камнями и истекающего кровью Избора и тряхнул головой, отгоняя видение.
      — Сдайся, богатырь, — крикнули из темноты. — Тебе не справиться с нами!
      — Многие покойники уверяли меня в этом, — откликнулся богатырь. — Будь вас числом поменьше…
      — Нас именно столько, сколько нужно, — оборвали его из темноты, но Гаврила был не из тех, кто позволял себя перебивать.
      — Будь вас числом поменьше, я бы просто не обратил на вас внимания, но уж раз вас тут так много, то придется задержаться и посмотреть, так ли у вас хорошо подвешены руки, как языки.
      — Лучше сдайся, — ответила темнота. — Тебе не справиться с нами…
      Гаврила вспомнил волхвов, что остались в Пылове и ответил.
      — Два дня назад моих противников было вдвое больше чем вас.
      Он не стал договаривать чем там все кончилось, надеясь, что враги все поймут как нужно, но те не захотели понять его.
      — Значит у тебя быстрые ноги, — отозвались с другого конца зала. — Если останешься жить, попрошу хозяина сделать тебя скороходом.
      Сразу за словами, ставя точку в передышке прилетело копье. Гаврила знал, что с этого все и начнется. Мечи в его руках превратились в два огромных полупрозрачных круга. Отразившись в них свет блеснул на остриях подлетевших копий и отрубленные наконечники упали к ногам богатыря. Он зло рассмеялся.
      — Ну, что еще у вас?
      — Не хорохорься, колдун! — ответили из темноты. — Тебе нет спасения. Сейчас сюда принесут мощи Иоанна Компостельского и тогда тебе конец.
      — Сейчас я сам из вас мощей понаделаю! — грозно крикнул Гаврила и не дожидаясь новых копий прыгнул в гущу врагов. Мечи его закрутились, их смертельные взблески высвечивали искаженные ужасом и болью лица. Он успевал наносить и отбивать удары. Под его мечом лопались брони, трескались щиты катились головы. В какой-то момент чужой меч сломался, но Масленников только засмеялся, опережая радостные крики нападавших и подхватил с пола щит. Несколькими широкими круговыми ударами он расчистил место вокруг себя. Теперь он стоял в середине большого круга и никто не решался приблизиться к нему. Гаврила тяжело дышал и с каждым вздохом выбрасывая из себя два — три слова сказал:
      — Не был… я в этом замке сто лет… и еще б сто лет к вам не заглядывал бы…Но уж раз пришел…. То уж не обессудьте,… задержусь малость.
      Там, в темноте еще верили в удачу.
      — Ты к нам надолго!
      Голос был полон торжества и радости, которых там было быть не должно. «Ловушка!» — понял Гаврила и отпрыгнул в сторону, подняв над головой щит, но это не спасло его. Сверху посыпались увесистые мешки, набитые не то камнями, не то песком. Какое-то время Гаврила противился пригибающей его к земле силе, но это не могло продолжаться долго. Очередной мешок смял его и припечатал к полу.
      Когда он пришел в себя, на его груди уже сидел кто-то тяжелый, а руки растягивали веревки, уходящие в темноту.
      — Ошибся я, — донеслось до него сквозь гул в голове. — Ты к нам не надолго…
      Сидевший на его груди человек стремительным движением, словно всю жизнь только этим и занимался, поднял над головой меч, намереваясь без затей отрубить Гавриле голову. Смерть была близко, но Гаврила не чувствовал страха, только видение гибнущего где-то в темноте Избора царапнуло по душе, напоминая, что он не выполнили того, что полагалось. Где-то лежал Избор и где-то сидел хазарин с талисманом, так и не доставленным в Киев.
      Гаврила замотал головой. Оседлавший его враг, увидев отчаяние богатыря, задержал удар. Ему хотелось видеть страх в глазах противника и он не смог отказать себе в этом маленьком удовольствии.
      Но задержав удар страж уже проиграл. Улыбка на его губах сменилась выражением ужаса. Там, где только что был глаз теперь торчала рукоять швыряльного ножа.
      Это длилось мгновение и оседлавший Гаврилу воин начал медленно заваливаться назад. Меч выпал из ослабевших пальцев и перерубил одну из веревок, что держали Масленникова. Гаврила воспользовался моментом и быстро перевернулся, уворачиваясь от посыпавшихся на него ударов.
      — Избор!
      Он еще не видел его, но знал, что тот стоит где-то рядом, на расстоянии броска ножа. Воевода появился внезапно — со страшным ревом он съехал откуда-то сверху. Стражники сперва опешили, но увидев, что на помощь поверженному богатырю спешит только один человек, приободрились. Вверх полетели копья, но Избор съезжал вниз так быстро, что копья не попав в него только перебили веревку. Воевода упал на ноги и чуть присев оскалился.
      — Что это? — пронеслись голоса в истыканном копьями воздухе.
      — Ваша смерть! — засмеялся Гаврила. Он уже оборвал и другую веревку, что держала левую руку. Теперь обрывок волочился следом за ним, пока он метался вдоль стены, отыскивая свой меч.
      — Что ждешь? — крикнул он Избору, через голову врагов. — Лупи их…
      Стража надвинулась и Изборов меч скрестился с чужой сталью. Щедро сыпануло искрами, чей-то визг, отразившись от стен зала холодом обдал души сражающихся. Смерть самого смелого не охладила пыла нападавших.
      — Их всего двое! Убьем их!
      — Это будет не легко… — веселый оттого, что Избор жив откликнулся Гаврила. — И не такие как вы пробовали…
      Из темного ряда, что словно забор загораживал ему дорогу к выходу, вышел один — косая сажень в плечах.
      — Ничего, — сказал он — Справимся…
      — Не хвались на рать едучи…. — покачал головой Гаврила, которому новый противник неприятно напомнил песиголовца. — Такая настойчивость на моей памяти уже многих свела в могилу…
      — Все там будем… — ответили из толпы. — Одни раньше, другие позже…
      Гаврила понимающе кивнул.
      — Вот, вот. Это я сего дня уже слышал от одного покойника. Что это вы все об одном и том же?
      Масленников пока оставался безоружен.
      Взмахнув рукой, той самой, к которой еще был привязан канат он заплел ноги ближайшего стражника и дернул его к себе. Тот упал, и словно положенный на бок гигантский волчок подкатился к богатырю. Пнув врага ногой (не из надобности, а из призрения) Гаврила подобрал его меч. Меч был легок и Масленников презрительно покривился, но делать было нечего… Направив на воинов перед собой кулак он ударил по нему и пробил брешь в толпе. Сквозь кровь, стоны и крики ужаса он проскочил к Избору.
      — Жив?
      — Жив, — быстро ответил воевода, обрубая мелькнувшее перед лицом топорище.
      — Мертвая вода?
      Избор кивнул, не то соглашаясь с Гаврилой, не то уворачиваясь от пущенного прямо в лоб копья. Гаврила не понял его и переспросил.
      — Вода?
      — Конечно… От тебя когда еще помощи дождешься…
      — Я тебе жизнь должен!
      — Посчитаемся еще…
      Они встали спина к спине, прикрывая друг друга от подлости. Мечи поднимались и опускались, но врагов не становилось меньше.
      — Что на них силы тратить? Есть хочется, да и Иосиф, верно, проснулся… — сказал Гаврила, улучив мгновение для передышки. — Отвлеки, а я их кулаком поубиваю.
      Удар, стон, на камни упал топор на длинной рукояти.
      — Колонны. Не всех достанешь… — отозвался Избор, оценив сказанное. — А потом копье в спину… Давай по-хорошему попробуем…
      Воевода отбил удар и отпрыгнул назад. Тяжело дыша он стоял перед ощетинившимся железом отрядом.
      — Эй, поганцы, — крикнул он им. — Давайте так… Мы спокойно уходим. Замок остается целым, а все, кто тут остался — живыми. Годится?
      Никто из врагов не сказал ни слова.
      — Жаль… — сказал воевода, отрубая чью-то руку. — Могли бы разойтись по хорошему…
      — Позовите лучников, — крикнул кто-то. — Зовите лучников и закончим это…
      Этот крик, казалось, наполнил нападающих новыми силами. И вновь волна за волной они накатывались на Гаврилу с Избором и снова богатыри расплескивали их на капли.
      — Стойте! — заорал вдруг воевода. — Стойте, славные воины! Мы готовы откупиться!
      Темнота перед ними отхлынула назад. Гаврила несколько раз взмахнул мечом прежде чем сообразил, что рубить больше нечего. Он не стал поворачиваться к Избору и тот, не дожидаясь вопросов крикнул.
      — Вот он наш выкуп!
      Тут Гаврила все же повернулся. Избор стоял высоко подняв руку, в которой держал невзрачного вида коробочку.
      — Мы с другом отобрали ее у двух могучих волшебников — Перерима и Никули.
      Одного вида коробочки хватило на то, что бы Гаврила от огорчения упал на землю и закрыл глаза руками. Едва он сделал это, как воздух вокруг наполнился едким светом, убивая темноту и выедая глаза у тех, кто не успел их закрыть.
      — Колдовство! — завопили люди после минуты напряженной тишины. — Волшба!
      Но богатыри уже не услышали этого. Их уже не было в зале. Сметая по дороге спешащих к схватке одиночек они бежали к выходу.
      Перед выходом во двор они остановились. В спину им ударил многоголосый вопль и звон железа, но они даже не посмотрели в ту сторону. Время тьмы окончилось и над миром встало солнце. Подслеповато прищурясь они оглядывали двор замка, отыскивая затаившихся лучников. Там было пусто и было похоже, что все кто мог драться бродили сейчас по подземелью.
      — Ловко ты их… — одобрительно сказал Гаврила убирая меч в ножны. — Теперь в замке ни одной кружки не останется.
      — Кружки?
      — Да. Кружки. Куда же слепому еще подаяние собирать?…
      Избор оглянулся, послушал крики, махнул рукой, словно Гаврила говорил о пустом.
      — Ничего. Обойдется. Нам не повредило и им не повредит…. Оклемаются.
      Не таясь Гаврила с Избором вышли из подземелья. Солнце уже немного поднялось над виднокраем и во дворе лежала зубчатая тень замковой стены. Гаврила с удовольствием принюхался к запаху хорошо унавоженной соломы и повернул в сторону колодца, что стоял у конюшни. Память о жажде и голоде еще жила в нем и он напившись из конского ведра бросил в рот горсть овса.
      — Поесть бы по-человечески… — прочавкал богатырь. — И дальше жить можно.
      — Нечего тут торчать. Бери коней, да поехали отсюда. Впереди день. Он и прокормит.
      Без помех они миновали ворота и вслед им не было выпущено ни одной стрелы. Может быть и был там кто-то, кто злобно смотрел им в спины, но богатыри не обратили на это никакого внимания — слишком мало оставалось в замке людей, которые еще могли видеть….

      Если в мире и оставалось место, где за эту ночь ничего не изменилось, то место это было в овраге, на берегу ручья, где провели ночь хазарин и отрок. Над мальчишкой по-прежнему шелестел орешник, а вода тоненькой струйкой сбегавшая с камней звенела как лесная тишина.
      Исин вопрошающе смотрел на Гаврилу. А тот вместо ответа похлопал коня по шее.
      — Ну?
      — Как никуда и не уходили… — сказал Гаврила спрыгивая с коня и оглядываясь. — У вас то тут как?
      Исин потрогал Масленникова рукой и улыбнулся. Дело было сделано.
      — Тихо…
      — Талисман?
      Исин ударил себя в грудь.
      — Мальчишка?
      — Спит.
      Исин отвечал коротко, торопясь и сам спросить, что было там, в замке.
      — А в замке что?
      — Что в замке? — Гаврила оглянулся на воеводу, переправляя вопрос ему.
      — А в замке не спят, — сказал тот. — А значит и нам не положено. Буди мальца.
      Исин чуть помедлили все же протянув руку сказал:
      — Он сейчас нам устроит выволочку.
      — Ничего, — ухмыльнулся Гаврила. — У меня тоже есть что ему сказать…
      Разбуженный Иосиф очень быстро все понял и надул губы.
      — Спать меньше надо, — сурово изрек Масленников. — Тебя не добудишься…. Уж я тебя ночью толкал, толкал…
      Мальчишка смотрел угрюмо.
      — Да и сейчас. Солнце уже вон где, а ты все в кулак сопишь. Как ты только со стариками уживался?
      Он неодобрительно покачал головой. Взрослые смотрели на него сурово и Иосиф устыдился и умолк.
      Начало дня выдалось удивительно приятным. Лошади галопом неслись к Киеву, оставляя за спиной поприще за поприщем, а поднятая копытами пыль не накрывала их, а услужливо сдувалась ветерком в сторону и даже солнце не слепило, поднимаясь над виднокраем, а ласково грело лица.
      В первой же встретившейся деревеньке за камешек, содранный с халата, они купили еды и накормили Гаврилу и мальчишку.
      Иосиф наевшись перестал ныть, а стал сосредоточенно задумчив. Он на своем коньке скакал сразу за Гаврилой. За Иосифом следом мчался Исин, а замыкал кавалькаду воевода. Так они и выскочили на холм.
      — Стой! — крикнул Гаврила, поднимая руку.
      Солнце уже поднялось довольно высоко и теперь можно было рассмотреть все то, что лежало впереди. Дорога, как ей и положено сбегала вниз и упиралась в темнеющую впереди полоску леса. Богатыри молчали. Мальчишка ждал какого-то откровения.
      — Лес… — разочарованно протянул он. Ему никто не ответил.
      — Давно на нас никто засад не устраивал… — сказал вдруг Исин. — Можно подумать, что «Лапка» уж и не нужна никому.
      — Скучно, что ли? — не понял его Гаврила.
      — Тревожно. Вон сколько с собой подделку возили.
      Отозвался Избор задумчиво глядя на Иосифа.
      — Нет. Сейчас совсем другой случай. Наши неприятности с нами и останутся. Вон оно, облако-то…
      Облако, ничем неотличимое от других скользило по небу.
      — Облако — это к дождю… — объяснил Иосиф.
      — Это не к дождю. Это к неприятностям… — безучастно сказал Избор.
      — Знаешь? — насторожился Гаврила, измеряя глазами облако. Ничего необычного в нем не было — облако как облако. Белое, пушистое и даже не угловатое, как ковер самолет колдуна.
      — Чувствую. Будет еще возможность силой похвастаться. Может еще и знакомых встретим…
      Он думал об остроголовых и песиголовцах, но Гаврила его не понял.
      — Знакомых? Что еще за знакомые? Наши знакомые все перемерли — кто от старости, кто от дурости, а кто и от вредности характера. Кто с ковра упал, а кто с лодки… Один вот только Муря и остался.
      — Радетель наш… — добавил усмехнувшись Исин. — Отец родной!
      — А хозяин замка? — спросил вдруг Иосиф, принявший слова Избора всерьез. — Не мог же он так далеко отъехать, что бы мы его не догнали?
      — Не такой уж он и старый… — возразил воевода, но Гаврила не слушая его уже погнал коня вниз — уж очень хотелось ему еще раз повидаться с гостеприимным хозяином замка. Следом с радостным визгом помчался Иосиф. Избор пришпорил коня и обогнав Исина поравнялся с ним.
      — Драка будет — не лезь. В сторонке постой.
      Мальчишка повел плечом, словно не слышал.
      — Уши надеру, — отеческим тоном сказал Избор. — Так надеру, что новые не вырастут.
      Лошади слетели с холма и в одно мгновение домчали их до леса. Не задерживаясь на опушке всадники въехали под деревья. Дорога вильнула туда, сюда и обогнув кусты Гаврила резко натянул поводья. Дорога впереди оказалась перегороженной повозками, а самая первая — с коней это было хорошо видно — стояла, накрытая упавшим деревом. Рядом с ней ожесточенно рубились двое, отражая ленивый натиск разбойников. Дрались только в одном месте, а вокруг было тихо. Там и сям сновали бородатые морды и Гаврила разочарованно развел руками. Никакого Черного всадника тут не было, а был самый обыкновенный разбой.
      — Разбойники, — не скрывая разочарования сказал Иосиф. — Это что ли ваши знакомые?
      — Во имя Аллаха! — пронеслось над дорогой.
      Ни Гаврила, ни Избор не узнали голосов, но прозвучавший тут же рев пардуса все расставил по местам.
      — Купцы!
      Купцам приходилось туго. Их грабили, но выглядело это странно. Дети Аллаха стояли около своих повозок и кланялись, а разбойники, не обращая на них внимания, лазили по возкам и тащили оттуда, кому что нравилось. Это удивило даже Иосифа. Выглядывая из-за Исинова плеча, он спросил:
      — Что это там, а?
      Ближайшая повозка заколыхалась, и оттуда выглянул Муаммар Каффади.
      — Помогите, ради Аллаха! Прогоните их!
      — А сам-то что? — спросил Гаврила, вынимая меч. — Покалеченный что ли? Твое добро разносят-то.
      Караванщик заплакал.
      — Не могу. Пятница. К тому же полдень — время намаза!
      Избор рассмеялся.
      — Это что, еще одно преимущество ислама?
      Он посмотрел на рубившихся около клетки людей. Два тела, что лежали в траве оказались достаточной платой за разбойничье любопытство и те не особенно напирали на них, не желая платить больше. Да и что там брать, в клетке-то? Да и сами хранители пардуса не спешили прийти на помощь каравану — свое бы сберечь…. На Гавриловых глазах они нехотя вроде зарубили еще двоих, самых любопытных и встали около клетки, покачивая чудными мечам — черной стали с голубыми прожилками внутри.
      — А это кто?
      — Неверные. Они своего пардуса защищают, а до нас им дела нет…
      — Мечи у них хороши… — сказал Исин. — Где-то мы уже такие видели.
      — Любые в обозе возьмете, только помогите!
      Караванщик закусил бороду. Лицо его, искаженное рыданием мучительно содрогнулось. Он дернулся и упал назад, в повозку. Только когда он повернулся к ним другим боком они увидели, что он все же ранен. Гаврила нахмурился и посмотрел на подбегавших разбойников.
      — Так вот что тут у вас!
      И услышал в ответ.
      — Ба! Старые знакомые! И халат сберегли, не пропили!
      Атаман Шарлыга остановившись в десятке шагов посмотрел на Гаврилу.
      — А я думаю кого это нам еще Боги послали? А это вы… Старые знакомые — считай родня! А раз родня, так подарки давайте!
      Он повернулся к своему воинству показывая на Гаврилу.
      — Этого не троньте. Он не опасен и прибытку с него никакого, а вот соседа его миролюбивого от халата освободите… Грех в таком халате одному ходить…. Сам походил — дай товарищу поносить… Да не особенно его уродуйте, я с ним за давешнее еще посчитаться должен.
      Разбойники осторожно двинулись к Избору с Исином, а Шарлыга почти дружески обратился к Гавриле.
      — Мало тебе ночи, — укоризненно сказал он. — И днем тебя по белу свету носит… Совесть что ли мучает?
      — Жизнь такая, — следя за приближающимися врагами, отозвался богатырь…
      — Жизнь? Какая же у тебя жизнь, у призрака-то? Так… Дым один.
      Он поскреб затылок, кое-что вспомнил и крикнул, обступающим Избора разбойникам.
      — Сапоги с него не снимайте. Он без сапог дюже лютый становится.
      Избор рассмеялся.
      — Нет. Теперь можно и сапоги…. Это уже не важно.
      Разбойники попытались стащить его с лошади, но Избор даже не стал вынимать меч, а просто ударил их по головам. Глядя сверху на обступавших его лихих людей он ласково сказал.
      — Ни стыда у вас, разбойнички, ни совести. Проезжих вот обижаете, прохожих в досаду ввергаете. Али дел у вас других нету?
      — Снимай халат, прохожий, — топнул ногой атаман.
      — Ну вот опять «снимай»…
      Избор перекинул ноги на одну сторону и теперь в любую минуту мог соскочить на землю.
      — Некому, видно, учить вас вежеству, да уму-разуму… Нет на вас ни Иль Муромца, ни Сухмата, с товарищами. Так вы уж не обессудьте, я сам вас поучу. Человек я простой и средства у меня простые, природные.
      Он спрыгнул в траву и поясно поклонился лихим людям, а когда поднялся, в руке его уже был обломок дышла от одной из повозок. Первым же резким взмахом он опрокинул стоявших перед ним разбойников и под хруст костей и дерева они полетели на землю. Враги отпрянули от него, словно болотная ряска от места удара и воевода пошел между возов, зашибая попадавшихся на пути супостатов. Купцы радостно закричали, но с ковриков никто не поднялся — смотреть на воеводу было страшно. Люди вокруг него разлетались в стороны, падали — против дерева в его руках не могло устоять и железо. Он дрался легко — знал, что Гаврила и Исин не дадут разбойникам зайти со спины и поэтому смело шел вперед ловко усмиряя лиходеев. Бил он хоть и сильно, но не до смерти, как и обещал при первой встрече, с каждым ударом вколачивая в разбойников понятие добра и гостеприимства.
      Шарлыга, которого Избор просветил одним из первых вынырнул из забытья у ног Гаврилова коня.
      — Эй! Все сюда!
      Голос атамана собрал всех уцелевших.
      — Лук мне!
      Не спуская глаз с Избора он протянул руку в сторону. Он стоял спиной к Масленникову и тому сверху было видно как побурела от прилившей крови шея разбойника. Найти лук в обозе везшем оружие смог бы и слепой, а таких среди разбойников не было. В ту же минуты в его руке очутились и лук и стрела. Гаврила привстал в стременах.
      — Эй, Избор! Убить его, или ты его увечить будешь?
      Лук зазвенел и стрела улетела к воеводе. Гаврила увидел как перед Избором словно по волшебству возник полупрозрачный круг и стрела, треснув, раскололась.
      — Ударь… — неопределенно ответил воевода, которому не понравилось, как Шарлыга стреляет.
      В руке атамана уже была другая стрела и он засмеялся, уловив в словах воеводы похвалу себе. Масленников увидел, как мышцы на разбойничьем плече взбугрились, сгибая лук в дугу грозным движением. Атаман взметнул лук, но это стало последним движением в жизни. Гаврила не раздумывая более опустил свой меч на голову Шарлыги и две половинки некогда грозного атамана упали на землю.
      — Призрак! — заорало сразу несколько голосов никак не ожидавшие того, такого конца.
      — Ошибка вышла, — весело объяснил Гаврила. Он вскочил на седло ногами и оттуда перепрыгнул на крышу соседней повозки. Крыша затрещала, повозка накренилась и из нее с сухим треском посыпались короткие копья. Полированные древки сами просились в руки и Гаврила захватив сколько мог, стал метать их в разбегавшихся разбойников. Копья находили их везде — у возов, в кустах, за деревьями… После смерти атамана они и не думали сопротивляться. Каждый спасал только свою жизнь. Богатырь не успел и глазом моргнуть, как дорога обезлюдела. Он топнул ногой и земля ответила ему треском сухого дерева.
      — Трусы! — крикнул Гаврила. — Почему не деретесь?
      — Хоть и трусы, да не дураки, — сказал Исин, так и не обнаживший меча. — Зачем им драка? Наверняка ведь сбежали не с пустыми руками. Ты лучше караванщика пожалей. Ему еще убытки подсчитывать.
      Караванщика уже вынесли из повозки на воздух. Теперь ему было явно легче, но даже без стрелы в боку он выглядел не здорово. Гаврила наклонился поближе.
      — Помогай вам Боги! — прошептал караванщик.
      — Боги? — переспросил нимало удивившись Масленников. — Какие Боги?
      — Пусть вам помогают все Боги, какие только есть на свете!
      Он откинулся и закрыл глаза. Гаврила выпрямился. Рядом стояли только купцы. Он поискал воинов, но на глаза не попался ни один, а ведь они были, он же отлично их помнил.
      — Что же вы так, в лес очертя голову сунулись? А охрана ваша где?
      Купцы начали переглядываться.
      — Только зря на нее деньги переводите. Гнать таких надо…
      — Некого, — сказал кто-то из купцов. — Они свое отработали….
      Обступившие их люди разошлись и Гаврила увидел что на земле лежат пятеро воинов со стрелами в груди.
      Караванщики смотрели на него сдержанно, но Гаврила знал, чего они хотят. Смерть пришла и ушла, забрав кого пожелала, а стоявшие тут люди должны были жить как жили.
      — Ладно, — махнул Масленников рукой. — Собирайтесь… До ближайшего города мы вас проводим, а там глядишь и пятница кончится…
      Со стонами и причитаниями купцы перепрягли лошадей и кое-как побросав товар в повозки двинулись следом за спасителями.

      Лес, только что слышавший звон мечей стоя настороженный. Напуганным купцам за каждым кустом теперь виделся разбойник и они не жалея повозок нахлестывали лошадей. Поприще за поприщем они проносились по лесу в грохоте и блеске славы. Грохот слышали все, а вот блеск славы видел только Иосиф. При молчаливом попустительстве купцов он обвешал себя оружием и теперь, грохоча громче любой телеги, мчался впереди самой первой повозки.
      — Мальчишка-то! Боек! — сказал Исин. — Хоть в младшую дружину бери.
      Гаврила одобрительно кивнул, вполне понимая страсть с мальчишки к остро отточенному железу, но не согласился с сотником.
      — Он не будет служить. Он гордый… Вот если б сразу в старшую дружину или в воеводы… Тогда другое дело. А в младшую дружину…
      Он покачал головой.
      — В нем есть кровь…
      — Не меньше чем пол ведра, — подтвердил Избор.
      — Есть кровь, есть порода. Не такой он и простой, как кажется…
      Лес закончился, деревья прекратили мелькать по сторонам и миновав густые заросли малиновых кустов караван вырвался на простор. Чуть сбавив скорость они миновали деревушку и направились дальше, в город. Вдоль этой дороги не было ни кустов, ни деревьев. Люди вырубили, выкорчевали их и теперь дорога стала похожа на застарелый шрам на теле земли. Лес отступал все дальше и дальше, словно деревья объятые ужасом хотели убежать подальше, а над виднокраем вырастали стены незнакомого города. На глазах из земли выпирали башни, стены…
      — Что это там со стенами? — спросил вдруг Иосиф. — Что-то там не так со стенами!
      Гаврила ничего не разглядев ответил на всякий случай.
      — Что бы там ни было, что бы узнать нужно подъехать.
      — А может быть не нужно, — сказал Исин. Он также как и все щурился, вглядываясь в стену — А может быть даже наоборот…
      Он полуобернулся к мальчишке.
      — Что ты увидел?
      Иосиф молчал, глядя перед собой. Кони неслись и вскоре глазастый отрок удивленно крикнул.
      — Это же люди! Там люди на стенах!
      Гаврила с завистью к орлиному зрению объяснил.
      — Воины, наверное. Стража.
      Но Иосиф только плечом повел.
      — Что я стражи не видел? Они не сверху, а на самой стене… Висят вроде…
      Теперь, когда слова были сказаны, они словно прозрели. Стена действительно оказалась покрытой телами людей. Они висели там не шевелясь и никто не мог сказать что же удерживает их там — колдовство или добрая веревка. Дальше люди скакали молча — мысли каждого занимал ответ на вопрос что же там такое на самом деле. До стены осталось на больше двух поприщь, как Избор сказал:
      — А я, кажется, знаю кто там…
      — Кто?
      — Покойники.
      Гаврила дернул повод, останавливая коня и следом за ним встали все остальные. Даже Иосиф теперь не рвался вперед, а смирно стоял за Избором. Тот из-под ладони долго смотрел на город и спросил неизвестно у кого.
      — Приклеены они там что ли?
      — Да хоть гвоздями прибиты, — в сердцах сказал Исин. — Нам-то что до этого? Насквозь проедем и забудем.
      — Не люблю, когда гвоздями приколачивают…
      — Зато у людей на виду.
      — Все равно не люблю…
      За спиной послышались неторопливые шаги. Даже не оглядываясь, Гаврила понял, что идут несколько старых или очень уставших людей. Когда они поравнялись, он, не отрывая взгляда от стен, окликнул их.
      — Что за город, почтенные?
      Избор слегка поморщился от тона. Гаврила, вернув себе естество, а может быть еще не отойдя после схватки с разбойниками, говорил грубо. Надменный тон вопроса предполагал ответ тихий, но путники его удивили. Все четверо одновременным движение они набросили на головы капюшоны плащей, словно вид одной лысины и трех пыльных шевелюр мог оскорбить богатырей и дрожащими голосами, вразнобой, ответили:
      — Труповец.
      — Подходяще называется.
      Он не стал больше ждать и пустил коня в галоп. Название города ничего ему не сказало, но даже не зная что там за люди хорошего от такого названия ждать не приходилось. Странники отстали, а в душе Гаврилы осталось ощущение близкой беды. Опасность он ощущал вещью, которую куда-то убрал и не мог найти, но он точно знал, что вещь эта где-то есть и она, к сожалению, никуда не делась…Беда могла прийти откуда угодно. Хоть со спины. Он оглянулся и взгляд его наткнулся на странников все еще неподвижно стоявших у дороги.
      — Напугали мы их…
      Избор обернулся.
      — Кого? Странников? Чем?
      Масленников покачал головой.
      — Не знаю. Вон стоят, как примерзли. Дальше не идут…
      Исин, смотревший на стены, ответил, так и не обернувшись.
      — Кто тут нас знает?
      — Ну… Это хорошая слава лежит, а дурная — бежит.
      Гаврила засмеялся.
      — Нас не обгонит.
      — Вся наша слава за горами, — с удовольствием сказал Исин. — Вон там сейчас весело… Ковры летают, песиголовцы бегают, остроголовые мечутся… Красота.
      Избор укоризненно посмотрел на хазарина и постучал пальцем по лбу.
      — Что радоваться? Туда и направляемся. Насмотримся еще этой красоты.
      Стены выросли и загородили небо. Все там было так, как говорил Избор — вдоль всей стены висели люди.
      — Колдовство! — сказал Иосиф.
      — Вот сейчас поближе подъедем и сразу разберемся — колдовство или нет. Как начнут сейчас покойнички со стен прыгать…
      Но все обошлось без колдовства. Кто висел на стене, тот на ней и остался.
      Створки ворот оказались распахнуты настежь и там стояли сборщики воротного налога. Город давал всем возможность укрыться от разбойников, продать свой товар и наконец просто отдохнуть после долгого пути, а за все за это следовало платить звонкой монетой. Избор не торгуясь, бросил серебряную денежку и провожаемые восхищенными взглядами (халат, халат!) они попали внутрь.
      Сразу за воротами маленькая площадь разбегалась в разные стороны пятью улицами. На одну из них сворачивали повозки с горами снеди и Гаврила направил коня следом.
      — Куда? — спросил Исин. — Зачем?
      Полуобернувшись и сдерживая коня Гаврила сказал.
      — Как куда? На базар. Зачем мы сюда ехали?
      Иосиф посмотрел на Избора.
      — А зачем?
      Тот хлопнул себя по груди.
      — Нам нужна лавка золотых дел мастера.
      Освещенный солнцем халат сверкал всеми цветами радуги. Избор в нем искрился как сугроб в солнечную погоду.
      — Продадим камни, приоденемся, станем на людей похожи и только нас тут и видели.
      Он передернул плечами.
      — Неуютно мне тут как-то.
      — Предчувствие? — насторожился Исин, уловив в словах воеводы скрытое беспокойство.
      — Называй как хочешь, но чем дольше мы тут задержимся, тем крепче жалеть потом будем.
      Гаврила кивнул и повернул коня на улицу поспокойнее.
      Едва они покинули площадь, как на нее вбежали четверо путников, которых богатыри обогнали, подъезжая к городу. Придерживая полы халатов и не обращая внимания на ругань возниц они обежали площадь, забегая в начало каждой улицы и вновь собрались перед воротами. Им свистели вслед, смеялись, но вообще то обратили внимания не больше, чем на сумасшедших.
      — Ну? — грозно спросил лысый и бровастый старик. — Где эти мерзавцы?
      Двое промолчали, деловито оглядываясь, и отвечать пришлось самому младшему.
      — Они исчезли, Визуарий!
      Глаза старика начали выкатываться из орбит.
      — Да я тебя… В жабу… В труху…
      Старец побледнел, упал в ноги. Тогда дар речи обрел другой старец.
      — Да тут они где-то, Визуарий. Тут. Раз в город вошли, значит дела у них тут…
      — И тебя в жабу, — пообещал главный старец. — В песок, в щебень…
      — В песок, в щебень… — задумчиво повторил до сих пор молчавший старик. Визуарию эта задумчивость не понравилась и он набрал в грудь воздуху. Неясно чем бы все это закончилось, если б старик не сказал:
      — Не надо… Знаю, что можешь…
      Главный старик несколько мгновений держал воздух в груди, раздумывая чем выпустить его — то ли легким свистом, то ли проклятьем. Увидев нехороший блеск в глазах Визуария и чувствуя, что все висит на волоске старик добавил.
      — До Круторога с Хайкиным совсем не далеко. Береги силы.
      Только после этого старик выпусти воздух. Заметно успокоившись самый младший старик спросил.
      — Зачем они нам. Визуарий? У них своя дорога, у нас — своя.
      — Дурак! — с чувством сказал старый волшебник. — Недоумок…
      Он посмотрел на убитого презрением старика и тот тут же закивал соглашаясь.
      — Одна у нас дорога. Я всех своих врагов и не знаю… А может они из первых будут? Второй раз на моем пути…
      Он с едкой усмешкой посмотрел на потупившихся спутников.
      — Не забыли, чем в тот раз дело кончилось?
      Старики дружно закивали головами.
      — Только ноги и выручили… — сказал один.
      — Дорога была прямая, — добавил другой. — И до города близко.
      Визуарий покачал головой, но что выражало это движение понять было трудно — то ли негодование, то ли несогласие.
      — Мир велик — уверенно сказал он. — Гораздо больше, чем вмещается в ваши мозги и две встречи в этом огромном мире что-нибудь да значат.
      Он замолчал, задумавшись над своими словами. Его спутники стояли молча, не решаясь перебить его мысль.
      — Во всяком случае третий раз встречаться с ним мне совсем не хочется.
      — Испепели их! — восторженно вскричал младшенький — Пусть твой гнев падет на них тяжелой карой твоей справедливости!
      — В жаб их, — поддакнул другой. — В песок, в щебенку. Потрать на них толику своего могущества!
      Визуарий посмотрел по сторонам. Вокруг шли люди и никому не было дела до четырех стариков. Он вздохнул, вспомнив о лошади, которую они потеряли в прошлый раз и волшебных вещах, что она везла. Если бы все это оказалось у него под руками! Если бы!
      — Орел не гоняется за мухами. Сперва найдите их, а потом я решу, что нужно сделать что бы вернуть наши вещи. А уж потом я подумаю, что смогу сделать для них.
      — Мы заночуем тут? — почтительно спросил младшенький.
      — Да, — чуть помедлив кивнул Визуарий. Он посчитал что-то на пальцах и добавил.
      — Да. Мы успеем на праздник. Задержимся. Ненадолго.
      Выказывая редкую настойчивость младшенький наклонился к земле, словно собака, собираясь унюхать куда это скрылись беглецы, так нужные Визуарию. Тот благосклонно посмотрел на него — тот оправдывал его самые лучшие ожидания, потом он укоризненно оглядел двух других. Отвечая на немой упек один из них сказал.
      — На рынке они. Где же еще?
      Визуарий покачал головой. Жизнь научила его не доверять простым решениям. Он мог бы прибегнуть к колдовству, но у него не осталось уверенности, что все выйдет как нужно.
      — Один из них, вроде в халате был?
      — Был, вроде… — неуверенно ответил средний.
      — Так «вроде» или «был»?
      — Был! — твердо сказал старший. — В халате и сапогах!
      Лоб Визуария пошел морщинами. Прочно, словно прутья клетки они удерживали старческие мысли в черепе. Видно, что мысли эти были приятны. Старец улыбнулся.
      — Беги к начальнику городской стражи. Скажи, что в город прибыл… Нет. Пробрался.
      Старик прищелкнул пальцами, радуясь пришедшей мысли.
      — Пробрался известный мусульманский проповедник — Меч Аллаха и Надежда Пророка! И что он собирается склонить простодушных жителей Труповца к переходу в магометанство.
      Ложь была настолько чудовищной, что средний сказал то, что пришло первым в голову… Кто же в это поверит? Что же он совсем дурак, что ли?
      — А разве нет?
      — Я бы на его месте не поверил бы.
      — Тебе и не придется на его месте быть, — осадил его Визуарий. — Думаешь много, оттого, видно и судьба к тебе боком… Беги.
      Тот замешкался.
      — Беги, пока прыгать не заставил.
      И средний побежал.

      Город выглядел богато, но мрачно.
      Выстроенный из черно-красного камня он давил на души гостям, наполнял ее ощущением неуюта. Прислушиваясь к голосам людей, что сновали вокруг Избор задирал брови все выше и выше, качал головой и оглядывался. Голоса звучали вполне человеческие, но речи велись не вполне обыденные, да и названия улиц бросали в дрожь: Висельная улица, Трупный тупик, Кожедерная площадь…
      От этих названий внутри что-то ежилось от недоумения — как это под этим солнцем вызрел такой город. Даже у Гаврилы это вызвало какую-то оторопь. Единственная улица, с названием которой он смирился, была названа улицей Сорока Великомученников — он слышал, что у последователей Христа было что-то такое — но Избору и это не понравилось…
      — Не город — нарыв какой-то. Тут в оба глаза смотреть нужно, а то быстро станешь сорок первым…
      Ему никто не возразил, даже Иосиф, ибо и он почувствовал жуть, разлитую в воздухе. Они ехали молча, сбившись в тесную группу и понимая, что надеяться могут только друг на друга. Все тут был в диковину — и названия улиц и лавки перед домами, выполненные словно длинные виселицы и даже табуретки уличных торговцев, похожие на плахи. Торговцы, что сидели на них провожали халат заинтересованными взглядами.
      — Эй, почтенный, — обратился Гаврила к одному из местных. — Где у вас тут у вас золотых дел мастера работают?
      Из уважения к халату хозяин даже вышел из-за прилавка. Размахивая руками так, что рукава шелестели на ветру он объяснил.
      — Немного вперед пройдете. Потом свернете на Членовредительскую. Но ней дойдете до кружала «Три палача» и там повернете. За второй общественной плахой и живут золотых дел мастера.
      Избор шевелил бровями, укладывая все сказанное в голове.
      — Много их у вас? — поинтересовался хазарин.
      — Хватает. Улица до самого кладбища Невинно убиенных тянется.
      Лицо у Исина вытянулось.
      — И что большое кладбище?
      Купец оторвал взгляд от халата и посмотрел на прилавок. Покупателей не было и он задумался вспоминая.
      — Да нет вроде… Не больше чем пять других…
      Взмахом руки богатырь отпустил купца за прилавок и они отправились по указанному пути. Когда отъехали подальше Исин спросил:
      — Ну что? Хороший город? Заметили, чем он торгует?
      — А чего замечать? Веревками простыми…
      — Простыми… — вздохнул Исин. — В этом городе, поди простых веревок нет. Тут, пожалуй все для виселиц.
      — А нам какое дело? — сказал Гаврила — Мы тут проездом. Продадим — купим, только нас тут и видели…
      Избор вспомнил стену города.
      — Если к стене не приклеят.
      Гаврила хлопнул себя по рукояти меча.
      — Отклеимся.
      Избор рассеянно кивнул и Масленников понял, что все это его уже не интересует и мыслями воевода уже был не только за стенами, но и за горами… Иосиф широко раскрытыми глазами смотревший вокруг спросил:
      — Как тут только люди живут?
      — Да какая это жизнь — куда не посмотришь мертвяки мерещатся.
      — Ну не вся же жизнь такая? Наверняка ведь песни поют, — заступился Исин за горожан.
      — О покойниках.
      — Пляшут.
      — Или на могилах, или на похоронах.
      — Сказки детям рассказывают.
      Гаврила махнул рукой и направил коня по Членовредительской. Они добрались до «Трех палачей». Напротив заведения стояла виселица. На виселице висел покойник, прямо под его ногами играли дети. Из открытых дверей на все это с улыбкой смотрел толстый человек в белом переднике.
      — Безумный город, — сказал Исин. — Сделали смерть смыслом жизни!
      — Не свою — чужую. Как тут только дети родятся?
      Избор махнул рукой. Тут начинались ряды золотых дел мастеров. Там они, не особенно торгуясь, поменяли несколько камней с халата на несколько мешочков с серебром и золотом. Уклонившись от попыток хозяина продать им серебряные пытошные клещи и позолоченные гвозди для вколачивания под ногти они пошли тратить деньги на одежду и еду.
      С каждой покупкой на душе Гаврилы становилось все легче и легче — городские ворота становились все ближе и ближе.
      — Город маленький, а воспоминаний надолго хватит. Как о нем подумаю — сразу виселицу вспомню…
      — Это ты зря, — отозвался Избор. Камни камнями, а кошель что приятно оттягивал пояс подкреплял его уверенность в будущем. — Город чистый… Мрачновато только, а так — ничего.
      Улица вывела их на площадь, к воротам. На площади еще сновали люди опоздавшие к торгу, но пахло уже не соломой и навозом, а съестным. Запах еды, словно протянутая поперек дороги веревка остановила Избора около корчмы. У дверей вместо вывески стояли, сыто порыгивая, подвыпившие горожане и смотрели на них.
      — Скверный городишко. Может в корчме лучше будет? Зайдем?
      — Зачем? Еда есть…
      — Потом хоть корчму добрым словом вспомнишь.
      — Мимо едем. Все равно поесть стоит, — поддержал воеводу Исин. Гаврила оглянулся, не зная что сказать.
      — Тут кусок в горло не полезет.
      — Сухой не полезет — смочишь.
      — И я есть хочу, — подал голос Иосиф, про которого все забыли.
      — Терпи. А то оставим в городе, придется к палачу в ученики поступать…
      — Оставь мальчишку, — отозвался Исин. — Дорога дальняя, поесть не помешает.
      Гаврила уже сдаваясь спросил.
      — Ну, а если что?
      — Если что, то до ворот двадцать шагов. Ворота хлипкие, да стража худая. За ворота выберемся, а там ищи ветра в поле.
      Гаврила хотел есть, но он и не хотел оставаться в городе. Богатырь смерил глазами расстояние до ворот, оглядел щуплого стражника, подпиравшего одну из створок. Ни створка, ни страж не казались опасными. Он нехотя, не из-за голода, а скорее из-за понимания необходимости слез и пробормотал.
      — Мертвечиной накормят. Похлебкой из пальцев четвертованного.
      Ни Избор, ни Исин ничего ему не ответили, и только Иосиф, сглотнув слюну, откликнулся.
      — Мы быстро. Я даже жевать не буду. Сразу проглатывать.
      Он догнал сотника и воеводу, когда те входили в корчму. Сделав первый шаг в темноту Избор ударился головой обо что-то гибкое и звенящее металлом.
      — Ящер! — выругался Избор. — У кого в ушах звенит?
      Из темноты раздался дружный хохот. Воевода провел рукой, ощупывая темноту перед собой.
      — Цепи тут, — сообщил он друзьям. — Головы берегите.
      Цепи связками и поодиночке свисали с потолка на малом расстоянии друг от друга. Кое-где на концах цепей блестели крючья, а где-то висели не то мешки не то трупы. Гремели цепи, голосили люди, в полумраке что-то качалось перед глазами. Не хватало только лунного света, что бы ощутить себя среди повешенных. Исин провел рукой сверху вниз. Он понюхал руку и к облегчению ощутил запах мяса.
      — Да тут на убой кормят… — двусмысленно пошутил хазарин.
      — Или травят сразу насмерть, — откликнулся Гаврила. Избор, приняв слова всерьез ответил.
      — Если они сделали смерть развлечением, то этого быть не может. Какое это развлечение отравить человека?
      — Ну, как же… Кто корчится, тот почти пляшет…
      Глаза уже привыкли к полусвету и Избор разглядел тех, кто сидел рядом с ними. Ни один из сидельцев не обращал на них внимания — все были заняты своими делами. К ним подбежал бледный, как дух смерти, мальчишка и остановился с вопросительным видом.
      — Вина, мяса, хлеба, — осторожно сказал Гаврила, помимо воли прикидывая куда этот отрок может подсыпать отраву.
      — А так же еще чего-нибудь… — добавил хазарин оглядываясь.
      Мальчишка вернулся через минуту с подносом уставленным кувшинами кружками и хлебом.
      — А мясо?
      — Режьте сами, — он показал на качающиеся туши. — Тут говядина, а там дальше свинина, баранина, оленина…
      Избор подмигнул Иосифу и тот ринулся в темноту.
      Понемногу они привыкали к странностям этого города.
      — А ничего тут, — наконец сказал Гаврила. — Видно в этом городке и готовят с такой же любовью, как вешают, сажают на кол и рубят головы. Если так дело дальше пойдет не скоро мы отсюда выйдем.
      Исин сдув пену с кружки прямо на стол заметил.
      — Судьба свистнет — стрелой вылетим.
      Иосиф, что возился с курицей захрустел костями и заглушил последние слова сотника. Гаврила скорее догадался, чем услышал их.
      — Не услышим, — усмехнулся Гаврила, глядя на него.
      — Когда ей нужно, Судьба свистит очень громко.
      Цепи на входе зазвенели и сидельцы вновь разразились хохотом. Гаврил настороженно поднял голову. В проеме стоял человек с мечом в руках.
      — Спокойствие и повиновение! — прокричал он. — По княжескому повелению!
      В корчме стало тихо, только мертвые свиньи и бараны позванивали цепями. Воин сунул руку за спину и вытащил махонького старичка. Тот ничего не видя в полумраке хлопал глазами, тщась что-то разглядеть за цепями и тушами. Глаза сотника оказались острее. Несколько мгновений он смотрел узнавая старичка и убеждаясь, что тот ему не чудится.
      — Визуарий, сволочь! — сказал Исин в полголоса. Он не забыл той ночи, когда этот невзрачного вида волшебник едва не превратил его в лягушку и встряхнув плечами сбросил с себя мерзость воспоминания.
      — Вот так встреча! — сказал Гаврила, лопатками ощутив меч. — Убью гада!
      Он поднялся и кувшин осколками разлетелся по полу.
      — Вот они! — закричал Визуарий. — Они все склоняли меня перейти в мусульманство! Халат обещали подарить! Еле живой ушел!
      Воин за его спиной тряхнул его.
      — Где они?
      Голос Визуария перешел в визг.
      — Проповедник в халате и подручные его.
      Старец сделал, что хотел и воин убрал его за спину, сделав шаг навстречу вставшему Гавриле. В темноте он ткнулся в стол и выругавшись опрокинул его. Он подошел поближе и стал разглядывать Избора. Он успел оценить и ширину плеч и толщину рукояти меча, что торчала из-за плеча незнакомца в халате. Связываться с ним не хотелось, но вот халат…
      — Да. Халат есть… Это точно.
      Он сказал это так, словно именно это все и решало. Вокруг стало так тихо, что Избор услышал как у Иосифа забурчало в животе. Люди кругом молчали, не решаясь ее нарушить.
      — Что тут за порядки у вас? Мы по своим делам едем, никого не трогаем… — наконец сказал Избор, уже понявший, что драться все-таки придется..
      Уедите тогда, когда князь вас отпустит.
      — Почему это?
      Исин поднялся и встал рядом с Гаврилой. В его голосе не было высокомерия, а только любопытство.
      — Проповедников Ислама у нас принято выдворять из города по частям.
      Они его поняли, но воин не удержался и добавил.
      — Сперва одну ногу, потом другую… И все по разным дорогам.
      — Ладно, — перебил его Избор. — К нам-то это как относится? Мы мирно едем…
      Воин не стал его слушать. Он крикнул и из-за его спины в корчму полезли вооруженные люди.
      — Никто не имеет права проповедовать ислам в нашем городе!
      — Мы и не собирались делать этого… — честно сказал Избор, прикидывая сколько до ближайшего окна.
      — Старик утверждает обратное.
      — А ты его знаешь?
      — Я и тебя не знаю… — Он сделал нетерпеливый жест рукой. — Ничего. Князь разберется.
      Избор почесал затылок.
      — Что-то я не верю в вашу справедливость…
      — Ничего. Пытка покажет виновного, — уверено, словно изрекал непреложную истину, произнес стражник.
      По заду пронесся легкий шум. Сидельцы как один закивали — кому как не им знать, что воин говорит сущую правду. Но Избор не поверил и им.
      — Боюсь в это раз все будет по-другому…
      — Пытка покажет, — повторил воин.
      — Пытки не будет, — сказал Избор. — Пытать будет некого.
      Воин пожал плечами, оставляя последние слова на совести богатыря.
      — Старика я сейчас убью, а нас вам не взять…
      — Уж не Аллах ли помешает мне сделать это?
      Избор несколько мгновений решал не шутит ли его враг и так и не поняв ответил, неопределенно пошевелив пальцами.
      — Не знаю как случится в этот раз, но обычно мы в состоянии постоять за себя не прибегая ни к чьей помощи…
      Избор рассчитывал получить в ответ хотя бы оскорбление, а получил улыбку и слова.
      — Твои друзья хороши, но у меня друзей больше и у каждого по мечу.
      Люди у него за спиной поняли это как приказ и вытащили оружие.
      — Человек с мечом это еще не воин.
      Воин засмеялся, увидев слабость там, где ее не существовало.
      — Что ж, — сказал Исин. — Все слова сказаны. Осталось только проверить насколько твой язык длиннее меча.
      — Зря я с вами говорил… — вздохнул воин. — Взять их и доставить к князю.
      Обходя его воины сдвинулись с места. Избор переглянулся с Гаврилой и кивнул на окно. На пути к нему пока никого не было, но Гаврила отрицательно качнул головой и кивнул на дверь. Где-то там, за рядами воинов блестели восторженные глаза Иосифа.
      — Нет Через дверь. Там Иосиф и этот проклятый старик. В конце концов там и до ворот ближе…
      Избор пожал плечами. Он допил кувшин и разбил его о чью-то голову.
      — Если вспотеешь — предупреди…
      — Чего предупреждать. Если что сами увидите…
      Он огляделся и с горечью добавил.
      — С этими разве вспотеешь?

      Гаврила рывком опрокинул стол и в грохоте и журчании бьющихся кувшинов затерялся вопль хозяина, уже посчитавшего во что ему обойдется все то веселье, что тут намечается. Гаврила окинул взглядом полутемный зал.
      — Хорошие вы люди, — сказал он вынимая меч. — Даже жаль вас немного…
      Богатырь отбросил стол, что стоял справа от него и когда шум вылетел в дверь сказал:
      — Сейчас я досчитаю до десяти, и тот, кто хочет остаться целым, пусть уходит. А из тех кто останется мы с друзьями зипунов понаделаем. У нас зимы холодные…
      Он начал медленно считать. Голос рассекал монолит времени на гранитные глыбы мгновений. Когда он сказал «восемь» корчма опустела. Пришедшие есть и пить драться не желали и к этому счету остались только те, кого сюда привел не голод, а долг службы.
      — Ну вот и все, — сказал Масленников. — Кто не спрятался я не виноват!
      В темноте за прилавком стонал и ломал руки хозяин. Он бросился, было собрать посуду, но в темноте ему заехали по шее и он стал первой жертвой в еще даже не начавшейся схватке. Откатившись к стене он поднялся, утирая кровавые сопли.
      — Круши гадов! — заорал вдруг Исин — Они хозяев обижают!
      Избор подхватил табурет и бросил его в строй воинов. Грохот заглушил горестный крик хозяина:
      — Боги! За что это?
      — За гостеприимство, — ответил Избор. — За любовь к ближнему!
      Он прыгнул вперед и ударил начальника отряда в горло. Тот не ждал удара и не успел увернуться. Кадык хрустнул, как снежок, расколовшийся о ствол дерева и, потеряв голос, тот упал на обломки стола. Воевода попытался достать его ногой, но тот оказался опытным бойцом и не смотря на полученный удар сумел откатиться в сторону и подняться на ноги. Его шатало от боли, но поднимался он уже с мечом в руке. Тогда Избор по козлиному скакнул вперед и не дал тому взмахнуть оружием. Ударом ноги он отбросил его к двери, точнее в саму дверь. Если тот и хотел вскрикнуть, то никто не услышал его крика. За какую-то долю секунды он долетел до двери, вышиб ее спиной и исчез на улице, а в раскрытую дверь Избор увидел городские ворота и лениво гревшихся на солнышке стражников.
      — За мной! — крикнул воевода. — Делай как я!
      — За ним! — крикнул Гаврила, думая о главном стражнике.
      Те, кого предводитель отряда привел с собой, попытались сомкнуться за спиной Избора, но друзья не позволили им этого. Прикрывшись столом как щитом воевода рванулся наружу. По грохоту, что возник позади он понял, что Исин с Гаврилой понял его буквально. Тоже подхватив по столу, они пронеслись сквозь строй врагов, до хруста придавив четверых, стоявших ближе к двери. За пару шагов до нее Гаврила развернулся, как огромный волчок, и бросил стол в тех, кто еще стоял на ногах, не поспевая за событиями.
      Как набежавшая волна клонит речной тростник, так и стол заставил согнуться грозных княжеских дружинников. Один миг и корчма заполнилась лежащими людьми. Все они, словно сговорившись, совершили одно и то же движение — упали на пол, ухватившись за животы, и одинаково застонали, как люди мающиеся брюхом…
      В дверях Гаврила оглянулся на побитое воинство.
      — А ты говоришь «вспотеть». Никак не дают, гады!
      На улице Избор сразу же бросился к лошадям. Конечно поле боя осталось за ними, но оставаться на этом поле значило гневить Светлых Богов. Наверняка у князя это были не последние войны и хороши бы они были, если бы после всего того, что сделали не смогли бы удрать из города! К счастью лошади остались там же, где они их привязали — у коновязи. Изборов конь меланхолически скреб землю копытом.
      — Иосиф! — крикнул он, взглядом ища набегающую подмогу. Мальчишка не отозвался, и он быстро обежал глазами площадь.
      Народу там оказалось не много и каждый занимался своим делом. Шум в корчме, если его кто и услышал, никого не насторожил. Корчма она на то и есть, что бы в ней происходило что-нибудь необычное, шумное… Да и кто обратит внимание на шум, если перед глазами происходит такое!
      Выброшенный Избором начальник отряда на четвереньках, но очень быстро перебегал площадь. Остановившись от удивления Избор увидел, как добежав до стены, тот, также быстро, ловко, как паук побежал по стене вверх!
      Он бы и дальше смотрел, но прямо в ухо закричал Исин.
      — Где Иосиф?
      Избор хотел пожать плечами, но как раз тут увидел мальчишку, махавшего рукой из-за лошадей.
      — У коновязи. Поехали. Нечего нам тут больше делать! — сказал Гаврила.
      — Да. Скверный городишко… Только вот вино неплохое.
      — И драка хорошая вышла, — подытожил Гаврила вкладывая меч в ножны. Он потрогал рукой плечо и поморщился.
      — Отбил себе чего-нибудь? — насторожился Избор. Гаврила поднял брови и на всякий случай покрутил рукой, прислушиваясь как там что-то щелкает.
      — Себе? Нет…
      В один момент стало шумно. Дверь корчмы, прикрытая Исином, выгнулась наружу, но подпиравший их столб, оставленный хазарином оказался крепче, чем сотник думал и пока держал напор. Гаврила махнул рукой, давая знак Иосифу и тот, проскакал за ворота и остановился, призывно размахивая рукой.
      Избор с Исином двинулись к нему неспешной рысью — они хотели, что бы жители видели, что они не бегут с поля боя, а степенно уезжают из города. Стук копыт по мягкой земле сливался с грохотом, что доносился от корчмы. Они уже добрались до ворот, когда за их спинами прогремел треск, сменившийся железным грохотом. Ждавшие его они разом оглянулись.
      Дверь уже лежала на земле, а на ней копошилась куча воинов.
      — Тьфу на вас, — брезгливо сказал Исин. — После одного кувшина ног не чуете.
      Теперь даже самые не догадливые из жителей поняли, что на площади происходит что-то странное и разбежались. Люди шмыгнули в переулки, спрятались за закрытыми дверями или смотрели на происходящее прижавшись к стенам лабазов. Богатырей это вообщем-то не трогало и они без помех добрались до ворот. Остановив коня в створе Гаврила поднял скакуна на дыбы.
      — Чего ты? — остановился Избор. Гаврила не ответил и с удивительно гнусной ухмылкой вытянул согнутую в локте руку в сторону поверженных и копошащихся в пыли врагов и потряс ей.
      — Ну зачем? — спросил Избор.
      От корчмы донеслись злобные крики. Тогда Гаврила, продрав горло кашлем, проорал так, что слышно его было не только у корчмы, а за Живодерными прудами.
      — Всех вас, и вашего князя также!
      — Хватит орать! — сказал Избор, с беспокойством видя как куча лежавших на земле людей словно преображенная волшебным жестом богатыря вновь превращается в воинский отряд. — Сейчас они подбегут поближе и тебе придется им все это повторить. Если, конечно, есть желание задержаться.
      Стражники уже пришли в себя и грозной волной накатывались на ворота. Рука Гаврилы поднялась, сжимаясь в смертоносный кулак, но Избор остановил его.
      — Поворачивай. Всех горшков все равно не перебить.
      Своего коня воевода уже повернул и теперь тащил за собой Гаврилу. Вой подбегающей стражи и горьковатый запах поднятый ими пыли врезалась в память воеводе, но через мгновение мир вокруг стал зыбким и размытым, словно он смотрел на него сквозь толщу грязной воды. Что-то навалилось на него сверху, потекло по спине, наполняя тело чужой тяжестью. Воевода откинулся назад, что бы сбросить этот неясно откуда взявшейся груз, но движение далось ему с трудом. Чужая сила мягко давила, вжимая в седло. Он почувствовал себя муравьем, угодившим в каплю смолы.
      «Смола?» — подумал он и тут же вспомнил висящих на стенах людей. Воевода повернулся к Исину, но уже не увидел его — между ним и хазарином потоком падала сверху жидкость на глазах превращающаяся в мягкий еще камень. Теперь каждый из них остался один на один с бедой.
      Воевода локтем удалил по стенке, но ему удалось только отодвинуть завесу, а не разорвать. Что бы это ни было, но оно растягивалось, как хорошее тесто, не рвалось и через несколько мгновений Избор ощутил себя тесно спеленатым.
      Конь под ним дернулся, почуяв неладное, но эта странная сила не выпустила и его. Скакуна повело в бок и струи этой странной то ли смолы, то ли теста запутали ноги коня и тот с жалобным ржанием повалился на землю, увлекая с собой и Избора.
      На глазах тесто густело и всерьез испугавшись Избор потянулся к мечу, но за спиной у него не оказалось ничего, кроме холодной липкой массы. В нем проснулся страх. На мгновение он почувствовал себя провалившимся в болото когда вонючая жижа вот-вот подойдет к горлу. Он выхватил нож, но и тот не смог проделать дыры в том, что уже окутывало его с головы до ног. Отточенная сталь только растянула ее. Сердце воеводы заколотилось. Теперь уже не только от страха. Оно требовало воздуха, которого не было. В глазах закружились кровавые пятна. «Клей!» — пронеслось в голове объясняя разом все, что происходило вокруг него — «Клей!». Грудь наполнилась болью. Сердце, словно большой птенец билось в груди, пыталось пробиться на свет. Режущие удары в груди участились, слившись в поток, и через мгновение в голове его вырос фонтан, и все пропало, залитое тьмой.
 
      Возвращение к жизни было тяжким. Где-то рядом стучали железом по железу и Избор, вспомнивший об опасности, дернулся, чтобы встретить ее как полагается воину, но кто-то грубо уложил его на место. Он не успел понять что тут твориться и руки его ожгло болью. Он вздохнул, что бы крикнуть, но когда грудь наполнилась воздухом забыл обо всех неприятностях — возможность дышать искупала все остальное, тем более что боль быстро стихла и стала незаметной. В сравнении с тем удовольствием, которое он получал наполняя себя воздухом боль казалась мелким неудобством. Мелким и вполне терпимым.
      Вместе с воздухом в ноздри залетел запах дыма и левая нога ощутила тепло огня. Вдоволь надышавшись Избор собрал все это вместе и удивился. Он протянул руку, что бы пощупать мир перед собой и узнать куда подевались портки, но не смог поднять рук.
      — Ожил! — раздалось над ним. В голосе он уловил смесь восхищения и зависти. — До чего люблю с богатырями дело иметь! Как не трудишься, всегда что-нибудь на завтра останется… Живучие эти богатыри!
      — Ничего, — пророкотал другой голос. — У нас не заживется!
      Избор открыл глаза. Прямо над ним висело два лица, с интересом разглядывавших его. Их глаза не понравились воеводе. Такими глазами можно было смотреть на полено, которое собираешься расколоть или на овцу, что собираешься зарезать… Ему понадобилось несколько долгих секунд, что бы сообразить что к чему.
      «Палачи!» — догадался он. В голове прояснилось и он увидел на стене позади них какие-то клещи для вытаскивания и выдергивания, пилы для отпиливания и еще что-то ужасное, неизвестно для чего… Он сразу сообразил чем это может обернуться для него и потянулся к лицам руками, но руки едва поднялись и опали назад, звякнув железом. Палачи наверху оскалились улыбками.
      — Не тужься, богатырь. Кишка треснет.
      Тот что стоял левее пошлепал рукой по невидимым цепям.
      — Цепи у нас крепкие, заговоренные. Да грузила тяжкие…
      Избор на всякий случай еще пару раз дернулся.
      — Где я?
      Улыбки пропали и лица стали серьезными, чуть не торжественными…
      — В уздилище княжеском.
      Повернув голову на сколько мог, Избор огляделся. Рядом лежал Гаврила, но он не шевелился, а только дышал. Обежав взглядом страшное место воевода не потерял присутствия духа.
      — Бедновато тут у вас. Похвастаться нечем. Только что и есть, что пила да клещи… Друзья мои где?
      По лицам палачей пробежала тень обиды и правый и гордо сказал:
      — Шутишь… У нас чего только нет. Клещи, дыба… Вон в углу даже Испанский сапог стоит.
      — А приятели твои, — вклинился правый, — рядом тут… Не далеко вообщем-то. Тоже бедствуют.
      Избор попытался сесть, но не смог. В это раз палачи даже не попытались ему помешать.
      — Лежи, лежи… — успокоили его сердобольные собеседники. — Заклятья тебе не пересилить. Мастер клал…
      Приподняв голову воевода увидел, что он поперек пояса охвачен железным обручем, а толстая цепь тянется от него к здоровенному железному же шару. Шар хоть и был большим, но уж не таким, что бы он его не смог бы поднять.
      «Колдовство, — подумал воевода. — Кругом магия…Хоть сам в волхвы поступай».
      Где-то рядом заскрипела дверь и палачи разогнулись. На не понятый воеводой возглас один ответил.
      — Да неси все! Потом поделим.
      Хотя Избор ничего не спросил он по-доброму объяснил новичку:
      — Мешки ваши. Раз вы у нас останетесь, то вещички ваши по обычаю нам останутся.
      Заскрипела дверь открываясь и впуская в подвал человека с мешками. У него через плечо висел Изборов халат. Сбросив все это в угол он молча вышел, закрыв за собой дверь.
      — Обычай — святое дело, — откликнулся Гаврила, давая всем понять, что он пришел в себя. — Только вот беда. Не разжиться вам на нас.
      — Э-э-э-э, — махнул рукой один из палачей. — Мы в этот раз на одном халате столько заработаем, что хоть работу бросай.
      Избор быстро спросил.
      — А шкатулка?… Там еще шкатулка была…
      Палач, что разглядывал халат вздохнул без особого, впрочем огорчения.
      — Ковчежец тот не про нас… У него хозяин нашелся. Как принесли, так он его сразу себе забрал. Обещал еще зайти поблагодарить…
      В Изборе не успело взрасти отчаяние, как в зале прогремел голос.
      — Я вас, сукиных детей, раньше отблагодарю! — и по залу пронесся порыв ветра, всколыхнувший факелы. Палачи поднялись, но не испугано, а как хозяева, усмотревшие беспорядок на своем дворе. За их спинами Избор не видел что происходит, но удивленный возглас Исина, узнавшего голос все расставил по местам.
      — Муря!
      — Рад, что меня тут еще помнят! — насмешливо сказал колдун. В темноте словно ударил фонтан огня и Изборов халат, поднятый волшебной силой, взлетел в воздух. Полы халата зашелестели и он повернулся, словно невидимый человек, одевший его оглядывался.
      — Хоть мы и плохо расстались в прошлый раз, но встретились, пожалуй, еще хуже… А?
      У халата не было ни головы, ни лица, но Избор отчетливо представил себе ухмылку колдуна. Самое печальное, что все основания для нее у колдуна имелись — богатыри лежали перед ним связанные словно куры на продажу.
      — При чем ту «хорошо» или «плохо»? Главное что вовремя! — отозвался Исин.
      Палачи неуверенно переглядываясь шагнули навстречу халату. Один прихватил для пущей уверенности клещи, а другой — железную палку для расплющивания коленей. Два шага — вот что они себе позволили. Гаврила прикинул — получится ли, и согнув ноги, ударил того, что стоял ближе. Кат кубарем покатился со ступенек, но даже не охнув вскочил и поднялся назад.
      — Славный удар! — сказал Муря. — По-моему самое время нам договариваться, а?
      Разговоры велись через головы палачей и те только поворачивались, следя за разговором и не решаясь вмешаться в него.
      — Я еще не знаю с кем договариваться — с тобой или с ними… — сказал Исин. — Вы сперва между собой разберитесь, а уж потом…
      На глазах оторопевших от ужаса палачей халат подплыл к куче одежды и вытащил оттуда Гаврилов меч.
      — Ох! — сказал колдун. Меч оказался слишком тяжел для старческой руки. Увидев это, палачи пришли в себя. Ужас, что наполнял пытошную стал таким плотным, что выколотил души палачей из пяток куда-то в другое место. Им было страшно, пот покрывал им лица, но ни один, ни другой не собирались сдаваться на милость халата.
      — Сквознячок бы какой, — сказал Гаврила со жгучей завистью наблюдая как пот бесполезными струйками скатывается по круглым лицам. — Не сильный, а так чтобы просто воздух погонять.
      Давя ногами свой страх палачи мелкими шагами двинулись к Муре. Они подходили все ближе и ближе, а халат стоял опираясь на меч, словно задумался. Со стороны казалось, что старик уснул и палачи осмелели настолько что даже попробовали улыбаться. Их разделяло шагов пять, когда меч выпал из стариковских рук и со звоном запрыгал по полу. Палачи от звука шарахнулись назад, но тут же, осмелев от вида безоружного халата быстрее двинулись к колдуну. Распрямив согнутые страхом спины они подошли почти вплотную, как вдруг из пустых рукавов вылетели две ветвистые молнии. На мгновение Муря стал похож на куст боярышника — сучковатый и колючий и палачи рухнули навзничь.
      Муря немного постоял над ними, что бы богатыри смогли правильно оценить содеянное, а после перелетел через неподвижные тела. Полы халата скорбно скользнули по еще не успевшим высохнуть лицам палачей, когда он повернулся, выглядывая новых врагов.
      — Пожалуй, кроме меня договариваться тут уже не с кем… — сказал Муря. — И, по-моему, нам пришло время вернуться к нашему делу.
      Пустые рукава разошлись в разные стороны.
      — Обстоятельства переменились…
      Избор молчал, представляя себе улыбающуюся рожу колдуна (тошно стало), а Гаврила отрицательно покачал головой.
      — Наши решения — не обстоятельства. Они не меняются.
      Исин гордо тряхнул головой. Не ждал от него Муря ничего умного, но все же ответил:
      — Ваше упрямство может сильно осложнить вашу жизнь. И укоротить ее вдобавок! На вашем месте я бы передумал….
      Избор вздохнул. По большому счету Муря был прав, но он ответил.
      — Тебе на нашем месте не бывать… Кому ты нужен?
      Муря необидчиво рассмеялся.
      — Кому? Да вот вам и нужен… Или тут есть еще кто-нибудь, со свободными руками? Все-таки сейчас только я могу отпустить вас на свободу…
      — Такой ценой? Зачем нам свобода без талисмана?
      Рукава халата взлетели вверх, словно крылья.
      — Какой ценой? За жизнь не одна цена не велика…К тому же я обещаю вам вернуть талисман, едва надобность в нем минет.
      Гаврила даже не стал отвечать, а просто повторил свой жест. Халат зашевелился, словно Муря оглядывался и проверял в подземелье он находится или нет, и нет ли тут чего такого, что он проглядел и что могло бы каким-то чудом помочь пленникам. Ничего не найдя обратился к Исину.
      — А ты что молчишь?
      — Меня это не касается, — хладнокровно ответил хазарин. — Я тут с боку припека…
      — Ошибаешься. Тебя это касается теми же клещами, что и этих дурней…
      Голос его наполнился злобным раздражением.
      — Что за дураки! Пеньки какие-то… Удивительно, что вы еще живы!
      Эта злоба развеселила Избора.
      — А что нам пенькам сделается? Мы такие матерые, что от нас топоры отскакивают.
      Колдун в карман за словом не полез.
      — В этом месте пеньки выкорчевывают и жгут. Боюсь, что если вы не станете благоразумнее вас всех постигнет та же участь.
      Пока он говорил жизнь не стояла на месте. Один из палачей пришел в себя и улучив момент, когда халат повернулся к нему спиной он по-кошачьи ловко вскочил и пригибаясь побежал к выходу.
      — Бежит! — крикнул воевода, хотя со стороны казалось, что палач не бежит, а низко летит.
      Муря был начеку!
      Полы халата угрожающе зашелестели, рукава вытянулись… Избор ожидал треска и грохота, но ничего подобного не произошло. Молний не случилось, но его сапоги, только что стоявшие рядом с кучей железа голенище к голенищу, подскочили и в три шага оказались на пути палача. Кто-то крикнул — «Йэх!» — и сапоги взметнувшись в воздух ударили бегущего человека под колени. Беглец не упал, но от неожиданности остановился, пытаясь поймать равновесие и тут сапоги двойным ударом опрокинули его на кучу пытошного лома. Воздух раскололся грохотом и сапоги неправдоподобно извиваясь голенищами нырнули следом за палачом в кучу клещей, пил, тисков и железных палок.
      И в этот момент все кончилось.
      Сила одушевлявшая халат исчезла он свалился во тьму, а в тишине, раздираемой частой икотой палача тихонько заскрипела открывающаяся дверь.

      — Что тут? — спросил голос, благоразумно не входя в пытошную. Тишина не ответила — кто мог говорить, говорить не хотел, а кто хотел — тот не мог.
      Гость ждал несколько мгновений, но так и не дождавшись ответа все же решился войти. Он сделал несколько шагов и остановился.
      — Вот зашел посмотреть на вас, да спасибо сказать, — произнес он, ощупывая глазами темноту перед собой. Человек вертел головой по сторонам, словно готов был увидеть рядом с собой кинжал наемного убийцы. Гаврила неотрывно следивший за халатом на мгновение отвлекся, быстро оглядывая пришельца. Ни лицом, ни статью он не походил ни на палача, ни на воина — худой, длинный, с вытянутой гололобой головой. Оглядев, быстро отвернулся.
      — Не знаю тебя… Кто такой?
      Халат лежал как мертвый и надежда на колдуна истончалась как паутина.
      — Я — Санциско.
      Заметив как внимательно Масленников смотрит на халат пришелец пальцем поднял его и кинул его на стол. Халат на столе скорчился как побитая собака и Масленников понял, что на Мурю надежды больше нет. Был Муря — и нет Мури. Но ведь оставался еще и этот чудак.
      — Пришел поблагодарить вас… — сказал гость, пристально оглядывая каждого. — За то, что…
      — Слушай, друг. Вот тут ломом поддень! — перебил его богатырь, звякнув цепью. — Один разок только и можешь даже спасибо не говорить — считай всех нас на сто лет вперед отблагодарил!
      Санциско достал что-то из-за пазухи и положив вещь под халат подошел поближе потрогать цепи на Масленникове.
      — А зачем? — серьезно спросил он. — Жмет что ли?
      — Жмет, жмет, — подтвердил Гаврила, глядя как куча железа зашевелилась и оттуда показалось бледное, как зимнее небо лицо палача. К Гаврилову облегчению он не стал разбираться что там к чему, мухой выскочил в дверь и пропал.
      Санциско посмотрел на Изборовы цепи.
      — Да нет, тут все нормально, вроде.
      Он вернулся к столу и сбросив с него что-то звонко раскатившееся по полу уселся так, чтобы видеть их лица.
      — Чем издеваться, лучше бы помог выбраться отсюда.
      — А чем тут плохо?
      Незнакомец огляделся по сторонам, углядел лежащего без памяти палача и ничуть этому не удивившись сказал:
      — Вот палачи тут всю жизнь живут и ничего… Довольны. Спят тут даже…. А бывает, что и баб водят.
      — Помоги, — повторил Избор. — Помоги! Мы отработаем, или золота дадим…. Хочешь золота?
      Гость белозубо улыбнулся. По улыбке сразу видно было, что человек к ним пришел хороший, легкий.
      — Отслужить? Да…. Служить вы можете. Это я знаю.
      Он провел рукой по халату. Масленников понял, что слуги их новому знакомому не нужны.
      — Ну не хочешь службы — золотом возьми…
      — Золотом? Это халатом что ли?
      — Хочешь, так и халат забирай! — расщедрился Гаврила, видя, что Избор молчит.
      Гость подумал, подумал и, лукаво улыбнувшись, отказался.
      — Мне чужого не нужно.
      Гаврила все чаще поглядывавший на дверь сказал:
      — А ты не чужое возьмешь, а наше. Чуешь разницу? Подарим!
      — Да нет, спасибо…. Куда мне столько? А будет нужно — я себе и сам добуду.
      Исин до сих пор молча слушавший разговор не выдержал.
      — Ну не за плату, а так помоги.
      — Так? Это с какой стати?
      — А ты вообще кто такой? — насупился хазарин. — На заплечных дел мастера не похож… Подмастерье, что ли?
      — Нет, — вежливо ответил гость. — Я маг.
      — Волхв?
      Череда морщин пробежала по лбу Санциско.
      — Ах, да. Волхв конечно.
      Избор вспомнил обиженных ими старичков и быстро сказал:
      — А за волшебные вещи отпустишь? Есть у нас один клад… От волхвов достался. Нам-то он без надобности.
      Гость заинтересованно наклонил голову.
      — Магические вещи?
      Он подошел ближе к воеводе и Избор как мог начал объяснять как и что досталось им в наследство от стариков.
      Гаврила теряя нить разговора прислушивался к любому шуму, принимая его за гром шагов бегущей в подвал стражи и каждая минута вместо облегчения приносила новую тревогу. Ожидание возвращения сбежавшего палача становилось все нестерпимее. Он смотрел то на дверь, то на забредшего к ним гостя и вдруг все понял. Догадка, простая как хлеб, ошеломила его.
      — Избор! — крикнул он. — Молчи! Это враг!
      Воевода прервался и повернулся к нему, да и гость заинтересовался что еще скажет богатырь.
      — Это — враг! — повторил Гаврила пристально глядя на незнакомца. — Он маг.
      — Волхв! — поправил его со стены Исин.
      — Он маг! — упрямо сверля его взглядом повторил Масленников, и, чтобы всем все стало ясно, добавил.
      — Палач когда еще убежал, а сюда никто так и не явился…
      Воевода, закусив губу посмотрел на нежданного гостя. Тот, удовлетворенно улыбаясь, смотрел на богатыря покачивая головой.
      — Умен! — наконец сказал он. — А я о вас хуже думал. Решил, что вы простые войны, меднолобые…
      Гаврила дернулся к нему, а он уселся рядом с воеводой и в одно мгновение став серьезнее и старше сказал:
      — Не, братцы, лежите, не дергайтесь… Ваше время кончилось… Не совсем пока, правда, но большей частью, так что сидите смирно и до утра доживете…
      Гаврила прекратил биться и спросил:
      — Кто ты? Князь здешний что ли?
      Санциско хмыкнул.
      — Я его гость, если вам это так уж интересно.
      Он не таясь уже достал из-под халата ковчежец. Серебро крышки знакомо блеснуло и каждый из прикованных дернулся, но их гость только головой покачал.
      — Ни-ни… Вам, считайте еще повезло…. С проповедниками ислама тут обычно еще хуже обходятся…
      Стол под ним заскрипел. Он с внезапно вспыхнувшим любопытством повернулся к Избору.
      — Чего это вы еще проповедовать — то взялись? На халат польстились?
      Избор смолчал, хотя понимал, что уж кто-кто, а этот человек знает всю их историю доподлинно.
      — Не за свое дело взялись… Ну да ладно Бог вам судья.
      Он подбросил ковчежец. Талисман внутри звякнул, возвращаясь в руки чужого мага.
      — Я что? Я спасибо сказать пришел. Хорошо вы его несли и принесли вовремя. Если бы не вы…
      Он покачал головой.
      — Не справился бы…
      Маг оглядел богатырей. Никто из них не проронил ни слова. Они молчали, а это значит, что его слова не дошли до них, не ранили гордости, а хотелось задеть поглубже.
      — Нет… Я серьезно, — повторил он. — Если бы не вы, то все, что задумано, все прахом пошло бы…
      — Еще пойдет прахом-то, — не выдержал хазарин. — Погоди только малость…
      Сотник сверкнул глазами, обещая магу неприятности в самое ближайшее время.
      — Ну, это только если вы со стенки слезете… — усмехнулся маг.
      — Слезем, слезем, — пообещал Гаврила. — Непременно. Зимовать не останемся…
      Он загремел цепями.
      — «Непременно», — передразнил Санциско, уверенный в своей работе. — Сами не слезете. Вот снимут вас завтра это точно и четвертуют в хорошей компании.
      Избор понял чего добивается маг и решил помочь ему — мало ли чего сболтнет в разговоре. Разговор он ведь как меч — с двух сторон острый.
      — А что это так по легкому? Четвертуют… Я и не думал, что так легко отделаемся, — подал голос воевода. — Ты прямо благодетель какой-то… Вон тут всякого добра сколько. Даже, говорят, сапог какой-то есть, а ты — всего-навсего четвертовать…
      Маг довольно хлопнул его по плечу.
      — А то… Вы мне помогли, я вам… Святое дело…
      — Чем же мы тебе помогли, понять не могу?
      — А тем, что в конце концов тут очутились… И вы и бабы ваши…
      — Какие бабы? — насторожился Исин.
      — Да поляницы, — пренебрежительно махнул рукой маг. — Нашли кого подослать…
      Едва гость упомянул о поляницах, как Избор понял, что сейчас перед ними стоит их самый главный враг — самый главный из остроголовых.
      — Да, — сказал тогда воевода, — Побегал ты за нами по всей Руси…
      — Побегал, — согласился маг. — Ноги у вас быстрые…
      — Что ноги? Головы умные, — не согласился с ним Гаврила. — Столько родни твоей намяли — вспомнить приятно.
      — Родни? — насторожился Санциско. Гаврила спокойно улыбаясь закивал.
      — Спасибо, что зашел, а то и не вспомнили бы… Прошлый год семя ваше остроголовое выводили, выводили с Руси, да и в этот раз тоже постарались…
      — Выводили, да не вывели! — сказал задетый его тоном Санциско. — Теперь моя очередь…
      — Ничего. Счет все равно в нашу пользу будет… — поддел его со своей стороны Избор. — Будет что перед смертью вспомнить! Жаль конечно, что талисман не донесли, но… Не одни мы у князя Владимира. Еще люди найдутся.
      Санциско молча стоял, на что-то решаясь. Слова вертелись у него на языке — уж очень хотелось показать этим воякам, что зря они радуются, что совсем скоро… Он сдержался и проглотил то, что хотел сказать.
      — А что их искать-то? — сказал маг. — Я его и сам куда нужно донесу. До каждой седой бороды… Тем более скоро их у вас сильно поубавится.
 
      Темнота в подвале была не просто темнотой. Она была куском первозданной тьмы, плотной, словно глыба чернозема и только впереди четким прямоугольником прорисовывалось окно, забранное толстыми железными прутьями.
      Избор висел на стене, подвешенный на цепях и думал о завтрашнем дне. Он не сомневался, что все его товарищи, висевшие рядом думали о том же. Потому, верно, и молчали, что каждый знал мысли других и радости не было ни в одной из них.
      — Я тут подумал, — начал Исин. — Выбираться нам нужно…
      — Ну и выбирайся… — проворчал Гаврила.
      Он вздохнул и из вздоха и темноты родился далекий скрип. Избор поднял голову. Звук не умер. Мелко, словно капель простучали шаги. Они становились все явственнее. Заскрипела дверь и в темноту ворвался поток яркого света. На мгновение Избору стало видно всех но поток света стал нестерпимым и все прищурились спасая глаза и увидели как в подвал вплыл факел. В неподвижном воздухе он горел ровно, заливая все вокруг себя нестерпимым светом.
      — Ну, что, соколики, как вам тут?
      Гаврила дернулся, пытаясь оторваться от стены, но кроме цепного звона ничего не получилось.
      — Зачастили к нам гости… Кто там еще?
      — Кто, кто… Пора уже друзей по голосу узнавать, — немного разочарованно проворчал голос. — Я это… Муря. Кому вы еще нужны-то? Вояки.
      Факел подлетел поближе и Избор в самом деле увидел старого колдуна. Тот без удовольствия оглядел их.
      — Опять вас за рога, да в стойло…
      — А тебе какое дело? — подал голос Исин. — Висим себе, никого не трогаем…
      Муря повернулся к нему и увидев там те же цепи, что на Изборе согласился.
      — Это точно. Только вот вас самих все кому не лень трогают — кто мечом, кто кулаком, кто заклятьем…
      Он огляделся по сторонам, потом с любопытством прошелся по пытошной, цокал языком, качал головой, удивляясь человеческой изобретательности. Насмотревшись, безо всякой надежды на ответ спросил:
      — Талисман-то где?
      Это был даже не вопрос, а просто напоминание о том, где они находятся… Богатыри промолчали. После разговора с Санциско каждый из них хорошо понимал свое положение.
      — Ладно. Хватит душу мотать! — не выдержал Масленников. — Скажи лучше, чем помочь можешь?
      Гаврила еще раз дернулся, пытаясь порвать цепи и еще раз у него ничего не вышло.
      — Оковы хоть снять можешь?
      Муря пригляделся к цепям, цокнул языком. Что-то ему в них не понравилось. Он присел на корточки и пальцем осторожно коснулся железа.
      — Ну?
      Колдун отмахнулся.
      — Погоди.
      Как-то не уверенно разведя руками он водил пальцами по цепям ответил не сразу и совсем не так, как рассчитывал богатырь.
      — Нет. Не могу… Не простые цепи — с заклятьем.
      — Что ж с того? — спросил Исин. — Заговоры, заклятья — это понятно… Ты бы за пилой лучше сбегал. Или за ломом. Против лома никакому колдовству не устоять.
      Колдун стоял ничего не предпринимая.
      — Ты нас сними, а уж мы тебя в обиду не дадим!
      Исин на всякий случай дернулся еще раз, но цепи только звякнули.
      — Вы сперва за собой следить научитесь, а уж потом за другими приглядывать беритесь. Я же говорю — с заклятьем цепи-то.
      — Ну и что? — спросил хазарин несколько разочарованно. — Неужто твое заклятье чужого не пересилит? А еще хвастался…
      — Пересилит, пересилит, — успокоил его Муря. — Только о том, что я его пересилил тот, кто заклятье наложил сразу и узнает.
      — Ну и узнает… Ну и что? Твое дело цепи снять, а уж с остальными-то мы сами уж как-нибудь… Справимся! Ну, тяжело будет — ты подсобишь…. Ну, если, например, кого оттаскивать придется…
      Муря мог бы отбрехаться, но ответил серьезно.
      — Если по-нашему, один на один, да заклятье против заклятья — кто знает…. Может я и выстою…. Только ведь «Паучья лапка», как я понимаю, у него… Он ей меня силы лишит, а сам приведет сюда мордоворотов с десяток….
      Все, что он говорил, было до обидности понятно. Им ведь даже подраться толком не дадут. Сперва кто-нибудь убьет Мурю, а потом похититель талисмана спрячет «Паучью лаку» в ковчежец и снова обретет свою силу, а после этого….
      — Тут нам и конец… — сказал Избор. Он свои цепи больше не трогал. Он уже не один раз пробовал их на прочность и понял, что нечего тратить время попусту.
      — Зря пришел, выходит?
      Колдун тихонько рассмеялся.
      — Кто знает…. Может да, а может — нет. Я ведь не цепи с вас снимать шел, а так… Выяснить кое-что для себя…
      — Ну выясняй и скатертью дорога… — грубо сказал Исин. — Дай хоть выспаться перед смертью.
      Его голос не обманул колдуна.
      — Ишь, смелый какой. Что завтра скажешь, когда тебя на части разламывать станут?
      Исин только головой повел, понимая что старик прав. Колдун понимая, что с того много не возьмешь повернулся к Избору, что бы вернуться к начатому несколько часов назад разговору.
      — А ты что скажешь?

      — Я тебе так скажу, — в голосе Избора звучала почти стариковская рассудительность. — Умрем мы, не видать тебе талисмана, а пока мы живы….
      Он покачал головой, показывая, что в будущем возможно все. Муря молчал, ожидая продолжения.
      — И вот еще что… Мы тут у себя подеремся и помиримся, а вот он…
      Голос воеводы наполнился тяжелой злобой.
      — Он не наш. Чужой. У него и мысли чужие. Это не просто враг. Это внешний враг, которому ничего тут не дорого. Ни березки, ни седые бороды.
      Муря стоял молча, глядя в окно.
      — Ничего я тебе не скажу больше. Каждому из нас сейчас проверка — кто чего стоит. Ты волхв. Понимать должен, что на кону стоит. Выбирай на чьей ты стороне…
      В тишине подвала шипела смола, раскаленными каплями, стекавшая с факела. Муря погладил себя по груди.
      — При чем тут бороды? — спросил он.
      — Пока не знаю, — ответил воевода. — Что-то он задумал. Сам сказал, что седых бород скоро на Руси меньше станет.
      Избор взглядом скользнул по стариковской груди и вздрогнул. Муря судорожно сжимал в кулаке свою бороденку. Глаза колдуна стали жесткими. Он медленно, сквозь раздумье спросил воеводу:
      — Сам, значит, обещал талисман до Хайкина донести?
      Они одновременно подумали об одном и том же… С минуту в подвале висела тишина — страшная догадка тяжело и неуклюже ворочалась в их головах.
      — Не-е-е-т, — сказал Избор. — Быть того не может!
      — Не может, — согласился Муря. — ну а если все же….
      — Так ведь сколько же там…
      Даже не дослушав Избора колдун оборвал его.
      — Лапки на всех хватит. Она все вычерпает!
      Он решительно, словно сбросил оторопь стал рыться в карманах, потом, не найдя что искал, полез за пазуху. Избор смотрел на него незрячими глазами, переживая только что понятое. Он не заметил, как с лица Мури сошла сосредоточенность — колдун нашел то, что искал.
      То, что он держал на раскрытой ладони показалось Избору похожим на белых могильных червей и представив чего потребует Муря он почувствовал тошноту.
      — Что это? — донесся до воеводы голос хазарина.
      — Одолень-трава! — Торжественно сказал колдун. — Паутины бы вам еще для верности…
      Лицо Гаврилы перекосилось и Муря поспешно добавил.
      — Ну да ничего… И без паутины сойдет. Вы ребята крепкие. Сдюжите…
      Каждый из богатырей знал об этой траве, что давал силы, или по крайней мере слышал о ней и Масленников с готовностью открыл рот. Но Муря в ответ только пальцем погрозил.
      — Погоди харю разевать. Послушай сперва.
      Он прошелся мимо них, раз и другой.
      — Дам каждому по корешку. Спрячете его за щекой, только жевать пока не вздумайте, а вот завтра….
      Он потер ладони.
      — Когда завтра вас четвертовать поведут, тогда и разжуете.
      Он поднял палец, призывая к вниманию.
      — Только корешки не глотать. Разжевал, да выплюнул.
      — А потом что? — спросил Избор. — Потом-то?
      Он ждал чуда и дождался.
      — Потом? Потом я дам знак и вы порвете цепи. А дальше как Боги решат…
      — Какой знак? — деловито переспросил хазарин, вытягивая голову навстречу колдуну. Муря замолчал, перебирая свои возможности.
      — Не знаю пока, но знак будет. Вы его ни с чем не перепутайте.
 
      Бирюч взобрался на помост и перебивая стоустый гул толпы прокричал:
      — Согласно княжескому повелению пойманные злодеи проповедники будут сперва четвертованы, а затем тела их приклеят к городской стене в позорном месте вместе со своими непотребными вещами!
      Он брезгливо, словно уже держал в руках отрубленные головы, поднял Изборов мешок, потом Мурину бутыль и наконец начатый каравай.
      — Чтоб ему бутыль уронить! — шепнул Избор. Тут же представив, что тут начнется, если рядом с ними объявится один из муриных джинов. Ничего, конечно, бирюч не уронил, а напротив аккуратно поставил вместе с мешком у своих ног.
      — Про халат забыли, — сказал все внимательно выслушав Исин. — Про халат-то чего молчат?
      Народ внизу загоготал, засвистел, заулюлюкал. Богатыри же выслушали его спокойно. Они твердо верили, почти знали, что все, что сейчас начинается, кончится совсем не так, как хочется всему собравшемуся внизу люду.
      — Вот и радость человекам, — сказал Гаврила. Слова его прозвучали неразборчиво — зубами он мял корешок, что дал Муря, отсасывая из него спасительную горечь. Корешок вязал рот и Исин также прочавкал в ответ.
      — А я, похоже, до этого и не доживу. Экую дрянь мне Муря подсунул… Отрава какая-то, а не зелье…
      — Это не отрава, — поправил его Избор. — Это от медвежьей болезни, чтобы, значит, не осрамиться перед народом… А то весь помост загадим, а им потом отмывать…
      Богатыри весело заржали, представив что тогда будет.
      — Что вы там? — спросила Тулица, заглядывая им в лица.
      Женщины стояли рядом. Железо на них тратить не стали, а связали простыми ремнями.
      — Да так… Жизни напоследок радуемся.
      — Что же, так и сдохнем? — спросила княгиня презрительно глядя на мужчин. — Тут?
      Она топнула ногой по помосту, но грозного топота у нее не получилось — все они были без сапог, а голой пяткой из дерева много ли выколотишь? Гаврила медленно, чтобы не потерять, повернул голову. Мурино зелье уже действовало и мир вокруг стал другим. Люди, стены, башни, все что он видел, стало текучим и мягким, окрасилось чудными красками и прямо на глазах меняло размеры.
      — Чем плохо? — аккуратно разжимая губы сказал он. — Место веселое, воздуху много…
      Он говорил и чувствовал, как наливается силой.
      Толпа внизу что-то ждала. Бирюч ударил в барабан и воздел руку с колотушкой к небу, ловя там тишину и возвращая на площадь.
      — По обычаю дедовскому справедливо приговоренным дается княжеская милость.
      — Последнее желание! — как один человек выдохнула толпа. Гул восхищения княжеской милостью прокатился по площади и замер.
      — Последнее желание, — торжественно подтвердил бирюч. — Слава нашему доброму князю!
      Толпа закипела криками. Он повернулся к приговоренным, и как делал, верно, несчетное число раз по-доброму им улыбнулся.
      — Ну, вот и на вашей улице праздник. Заказывайте напоследок, не стесняйтесь…
      Исин набрал в грудь воздуху и проорал свое последнее желание:
      — Что бы вы все сдохли!
      Эти слова приняли всерьез. Кто-то позади него, в серой невзрачной одежонке, зашелестел пергаментными листами и уже через мгновение сообщил:
      — Удовлетворению не подлежит! Следующий!
      Следующим оказался воевода.
      Были бы руки свободными Избор сорвал бы шапку с головы и брякнул бы ее оземь. Но на руках висели цепи, да и шапки на голове не оказалось. Он поклонился князю и невидимому отсюда Санциско и сказал:
      — Была у меня вещь, красоты несказанной. Не так что б уж очень дорогая, но сердцу больно мила! Хотел бы перед смертью посмотреть на нее в последний раз.
      За спиной вновь зашелестели страницы. Он покосился и с надрывом спросил:
      — Неужто нет в вас милосердия?
      Слова летели над площадью, а внутри Избора теплилась глупая надежда, что принесут ему ковчежец, откроют, и сгинет заклятье наложенное на цепи, а там… Сила продолжала вертеться в нем веселым водоворотом, летела бешеной весенней водой.
      Но даже отсюда он увидел ехидную, все понимающую усмешку чужого мага. Санциско смеясь наклонился к княжескому уху и что-то зашептал. Князь сперва нахмурился, потом рассмеялся, погрозил воеводе пальцем. Тотчас у него за спиной прокричал, ставя крест на задуманной хитрости:
      — Не разрешается!
      — Что же за порядки у вас? — звонко крикнула Диля. — Что не попросишь — все нельзя.
      — А ты проси, что можно…. Что можно все получишь! — пробурчал помощник палача, разглядывая женщин.
      Взгляд бирюча остановился на Гавриле.
      — Вот ты, здоровый, чего хочешь?
      — Был у меня друг… — печально сказал Масленников, не сводя глаз с неба. — Умом убогий… Посмотреть бы на него напоследок, как он там…
      — Делать мне нечего как еще за убогими бегать, — обиделся бирюч и повернулся к Тулице и Диле. — А у вас, девоньки?
      Он плотоядно усмехнулся.
      — Мужичка напоследок не желаете? Что бы приголубил. Есть тут один… — он выкатил вперед грудь и живот. — Для двоих бы расстарался…
      — Попался бы ты мне неделей раньше, — процедила Диля, — уж я бы тебя приголубила…
      Избор медленно, гулко рассмеялся. Его глаза бегали по площади, и по небу, в поисках обещанного знака. Исин стоял молча, ожидая чем все это кончится. Сила бродила в нем, просилась в дело. Мир кругом был прозрачен и чисто умыт, но воевода медлил, не давал знака. Что-то было в голове у него, и хазарин украдкой дернул цепь.
      Птица вынырнула из-за теремной крыши и медленно взмахивая крыльями пронеслась над площадью. Ее тень, такая же безмолвная как и она сама, скользнула по зевакам, что стояли по обе стороны от лобного места в ожидании крови, по самому лобному месту, по приговоренным. Исин вскинул голову.
      — Вон, Боги птичку прислали.
      Он проводил ее взглядом. Блеск перьев отозвался в памяти коротким эхом, что-то разбудив там. Стараясь поймать воспоминание, он смотрел ей вслед и все-таки вспомнил. Это был орел, что на их глазах расправился с ковриком и остроголовыми, когда они прятались в лесу. Птица крутила головой, словно высматривала что-то на земле и перелетев площадь резко, свечой, ушла вверх и, развернувшись в воздухе, вновь устремилась к земле.
      — Знак! — крикнул Гаврила, первый сообразив, что сейчас произойдет.
      Отливавшие серебром крылья ударили в крышу княжеского терема и тот, словно разрубленный огромным топором, стал разваливаться на части.
      Теперь на пленников уже никто не обращал внимания. Толпа ахнула, загудела, но еще не поняла, что происходит. Только князь, быстрее других сообразивший что к чему вскочил и крикнул:
      — Лучники!
      Голос не успел смолкнуть, как три десятка стрел унеслись навстречу птице. Быстрые штрихи стрел ударили по ней, но та, словно смеясь над людскими усилиями, даже не отвернула в сторону. Орел сделал медленный круг над площадью, а потом сложив крылья вдруг ринулся вниз. Народ прыснул в разные стороны, а дружинники радостно заорали, сами удивленные, что сбили чудовище, только Мурин вестник оказался хитрее. Над самой землей орел выровнялся и понесся над площадью. Избора передернуло от отвращения — за стальными крыльями в небо взлетали фонтаны крови и с сухим треском, словно прошлогодний горох по столу, стучали по земле срезанные головы. Крики удивления сменили вопли ужаса.
      Обострившимся зрением Избор увидел как князь, ухватившись за ворот тянет к себе Санциско, другой тычет в небо. Маг отрицательно качал головой.
      — Боится! — сказал Исин. — Трусит!
      — Конечно, — отозвался Гаврила. — Сделай он чего, так Белоян узнает. Несдобровать ему тогда!
      — Что он там? — спросила Тулица. Сейчас она чувствовала себя дура дурой… — Ничего не слышно.
      — Присмотри себе что-нибудь потяжелее, — ответил Избор и сам оглядываясь по сторонам. — Сейчас подраться придется…
      — Да что тут делается? — взвизгнула Диля. — Объяснит кто-нибудь?
      — Четвертование откладывается, — снизошел Исин. — Ну, Муря и хитер!
      — Какой Муря?
      Хазарин усмехнулся. Как раз сейчас было совсем не до боевых подруг. Никто из них не слышал разговора, но каждый догадывался о чем говорят князь и маг. Князь просил Санциско применить магию, но тому совсем не хотелось встречаться с Белояном и у него оставался единственный выход — открыть ковчежец, что бы «Паучья лапка» уронила чужую птицу на землю.
      Но с волшбой, что уйдет из птицы уйдет и магия из их оков!
      Выбрив площадь перед лобным местом птица красиво раскинув крылья взмыла вверх. Буравом вкручиваясь в синеву она сделала два оборота и вдруг все кончилось.
      Волшебство было ее жизнью, и в один миг оно исчезло!
      Уже не живым, а мертвым металлом орел сделал еще один оборот и, кувыркаясь с мокрым хрустом рухнул на землю.
      — Началось! — крикнул Избор, напрягая руки. Железо пробовало сопротивляться, но без магии ему было с ними не справиться. Сталь заскрипела, пытаясь сдержать напор чужой силы, но Избор только двинул руками и цепи попадали на помост. Первым делом он скомкал и выбросил с помоста бирюча, потом огляделся. Женщины безуспешно тужились, пытаясь порвать путы.
      Тогда он крикнул Исину:
      — Мешок собери, девок освободи да лошадей добудь… Гаврила!
      Масленников вскинул голову.
      — За талисманом!
      Мир в глазах плыл, словно свечной воск, но даже сквозь грезы навеянные одолень-травой он не казался безобидным. Пока всем было не до них, но это только пока. У них оставались даже не минуты — мгновения и за них нужно было сделать все, что бы вернуть назад талисман. Оторвав у щиколотки цепь, на которой волочилась неподъемная гиря воевода раскрутил ее и бросил в дружинников, что стояли между ним и талисманом. Гиря вмяла одного в другого четырех воинов, а волочившаяся следом цепь смела еще пятерых, ударив их по ногам. Люди разлетелись, как поленья и в прореху Масленников углядел мага
      — Не по тем бьешь! — взревел Гаврила и его гиря, словно боевой молот, улетела над головами врагов в сторону Санциско, все еще смотревшего на упавшего орла.
      Они разом спрыгнули вниз, оставив на лобном месте хазарина и поляниц.
      Не считая женщин за воинов, княжеская стража не навесила на них цепей, а только прихватила руки ремнями и теперь Исин, раздутый силой, и оттого ощущавший себя неповоротливым как стог сена, просто смял путы и те, словно кожура с гнилого яблока упали на помост.
      — Что с тобой? — от удивления потеряв голос, шепотом спросила Диля.
      — Ничего.
      Исин прислушался к тому, что в нем происходило и озабочено сказал:
      — Ну, а что тут будет, если Гаврила вспотеет?
      Он посмотрел как там друзья. Те бежали сквозь толпу оставляя за собой просеку. Они еще не видели, а он сверху уже углядел, как перед княжеским помостом дружинники строятся плотнее и там мечется Санциско, тыча руками в эшафот. Ненавистный голос прокричал:
      — Барон! Барон!
      У него за спиной словно по волшебству вырос ряд лучников и навстречу хазарину понеслись стрелы. Ощущение близкой смерти встряхнуло хазарина и время растянулось, замедлив полет вражьих стрел. Они почти остановились, словно воздух стал плотным как вода и держал стрелы. Исин видел каждую из них, несущую смерть в железном клюве. Сам он легко увернулся бы. Ему даже показалось, что он сможет подойти поближе, взять каждую из воздуха и переломить, но он сдержался, ибо за его спиной стояли женщины.
      Мигом нагнувшись, он подхватил помощника палача и поставил его перед собой, загораживая Дилю и Тулицу. Стрелы летели кучно и это облегчало его задачу. Острые клювы били в катову спину, а хазарин со злорадным удовлетворением наблюдал как глаза палача вылезают на лоб, при этом сотник не забывал слегка поворачивать живой щит, чтобы поймать стрелы, пущенные с боков.
      Когда поток стрел иссяк, он выглянул. На Гаврилу и Избора плотным валом накатывались собравшиеся около князя дружинники. Руки решили все раньше головы. Подняв над собой еще дергающегося палача Исин зашвырнул его в набегавших на друзей воинов.
 
      Тут, рядом с князем, было уже какое-то подобие порядка и на Избора набросилось сразу четверо. Красно-белые от чужой крови и своего страха они загородили дорогу к князю.
      — А, Ящер! — выругался Избор, осаживая назад. В суматохе он даже не подумал ухватить чей-нибудь меч. Его шаг дал дружинникам недостающее мужество и подбадривая себя ревом они бросились к нему, но как раз в это мгновение над головами взвыло и всех четверых сшиб упавший с неба помощник палача. Избор благодарно вскинул подхваченный меч, а Гаврила не тратя времени на благодарности, обогнав его плечом пробил брешь в этой суматохе. В два прыжка расшвыряв тех, кто оказался на дороге он подбежал к помосту.
      Что творилось тут, до того как на него вспрыгнул Гаврила, ведали только Боги. Князя они вообще не нашли, а Санциско лежал придавленный удачно брошенной гирей и даже не стонал. Вокруг еще посвистывали стрелы и оттого, даже не посмотрев на мага, Гаврила нагнулся над ковчежцем.
      — Хорошо попал! — сказал Избор забираясь следом. — Целился хоть?
      — Злоба целилась…
      Взяв ковчежец в руки Гаврила нерешительно застыл, не зная закрывать крышку, обрывая колдовство, или нет. Исин понял его и, опережая движение, произнес:
      — Погоди. Кто знает сколько тут колдунов шныряет. Уберемся подальше, а тогда уж…
      — А остроголовые?
      Произнеся это слово они оба привычно посмотрели в небо. Избор первый опустил глаза и пожал плечами.
      — Остроголовые? А что остроголовые? Где сидит их маг они и так знают. Охота за нами его рук дело.
      Он наклонился над Санциско. Гиря угодила магу в грудь и теперь выглядывала оттуда через обломки бело-розовых костей. Кровь в теле еще двигалась, но текла она уже не по жилам, а растекалась по помосту.
      — С этим что?
      Избор, не желая пачкаться в крови потрогал мага ногой.
      — Думаю, уж ничего… Труп. После такого не живут….
      — Не оживают, — поправил его Гаврила, поправляя на шее волшебное ожерелье. — Пошли, что ли?

      Площадь стремительно пустела — горожане разбежались защищать свои лавки и амбары и тут осталась только княжеская дружина. Сквозь горестный вой и рев уже слышались резкие, уверенные голоса сотников и десятников. Гаврила озабоченно покрутил головой — дружина у здешнего князя собиралась споро.
      — Хазарин где? Опять около баб трется?
      Из того, что ему сказали Исин успел сделать только половину — освободил женщин и теперь вместе с ними стоял рядом с лобным местом. А вот лошадей там не было. Исин погрозил хазарину кулаком и привстал на цыпочки, но и ему на глаза не попалось ни одной лошадиной морды — только лица, люди, мечи и шлемы. Взгляд обежал площадь и, зацепившись за что-то знакомое, вернулся. У проулка, напряженно вслушиваясь во что-то, стоял остроголовый.
      — И тут нас эти достали…. Мало нам своих! — в сердцах сказал воевода. — Давай хоть на лошадях, хоть на карачках. Нечего нам тут делать больше. А то налетят всякие разные с пожеланиями долгих лет жизни…
      Гаврила кивнул — имея в руках талисман он ничуть не хотел подвергать его более опасностям, как тут же воздух над площадью прорезал детский крик:
      — Дядя Избор! Дядя Гаврила!
      Гаврила встрепенулся, отыскивая крикуна. Воевода оказался быстрее.
      — Вот он.
      Избор показал на полуразрушенный терем.
      — Со второго поверха орет!
      — Хитрый малый. Как это он туда попал? — Удивился Масленников. — Зачем?
      — Воровал наверное, — не смущаясь предположил Избор. — Парень-то не промах!
      — Лошади! — донеслось до них, объясняя сразу все.
      — Там лошади! — понял воевода. — К нему!
      Он взмахнул рукой показывая Исину, показывая, что бы тот оставался на месте.
      Суматоха на площади сходила на нет, уступая место порядку. Кто-то уже без криков тушил занявшийся огнем княжий терем, кто-то вытаскивал из развалин покалеченных, а кто-то уже искал сбежавших виновников намечавшегося торжества. Они не пробежали и десятка шагов, как с криком и улюлюканьем за ними организовалась погоня. Чуть в стороне от дружинников, подбадривая воинов криками прихрамывая бежал бирюч.
      — Вон как человек свою работу любит, — показывая на него крикнул Избор. — Не то, что у нас! Ведь если поймают, то опять все с начала — и позор нам читать и желания загадывать…
      — Догнать-то может и догонят, а вот возьмут ли?
      Гаврила не стал доводить дело до драки, а на ходу шлепнул себя по кулаку и позади стало безлюдно.
      Распихивая ничего не соображавших людей они добежали до лобного места и нашли там Исина.
      — Где бабы? — осерчал Гаврила — Говорили же ведь…
      Исин вытянул руку. Впереди, за помостом, звенело и ухало. Обежав помост, на котором их совсем недавно собирались четвертовать, они увидели как Диля с Тулицей рубятся с обступившими дружинниками. Гаврила покачал головой и ничего не сказав начал хватать сражающихся и бить их друг о друга.
      — Кончай играться! Иосиф лошадей раздобыл.
      — Талисман? — спросила Тулица. Гаврила в ответ стукнул себя по груди.
      — Лошади?
      Гаврила хотел показать где лошади, но его перебил Избор.
      — Все тебе вынь да положь… Беги следом. Кто добежит — увидит…
 
      Лошадей тут оказалось много — куда как больше, чем им требовалось. Перепуганные шумом, что стоял вокруг, они выскочили из конюшни и теперь, словно кусочек штормового моря, бились о полуразрушенные стены. Дорогу на площадь им загораживала груда бревен, что еще недавно была стеной княжеского терема. Около нее торчком стоял невзрачный мужик, что охал и ахал каждый раз, когда лошади набегали и отшатывались от преграды.
      — Что стоишь? — заорал прямо в ухо ему Гаврила. Гибель людей тут была неизбежна, но лошадям-то, лошадям-то за что гибнуть? — Разбирай бревна! Побьются же!
      Он первый ухватился за какую-то лесину и выворотил ее, освобождая лошадям дорогу на площадь. Откуда-то сверху слетел Иосиф и радостно улыбаясь бросился к Гавриле, но Масленников не стал давать волю чувствам.
      — На коней! В драки не ввязываться! Кого нужно — я сам убью!
      — Задержимся, — предложил Исин. — Голыми ведь уезжаем… Ножик бы хоть какой найти или халат хотя бы. Сапоги бы неплохо… Визуария бы вот еще…
      Гаврила только покачал головой.
      — Ты тут себе только еще один застенок найдешь. Меч есть и довольно с тебя. Не рассуждать…
      Не горстью беглецов, а воинским отрядом они проскакали, давя не успевших отбежать в сторону. Диля и Тулица визжали, стараясь на ходу хоть кого-нибудь задеть своим железом. Под рев еще не успевшей собраться погони они подскакали к не закрытым воротам и, опасаясь редких стрел, вырвались из города.
      — Поживем еще! — крикнул Избор. — Погоняем пыль по дороге!
      — Давай, давай! — прокричал Гаврила. — Не задерживайся, пока хозяева не опамятовались.
      Обгоняя бегущих из города поселян они уходили от города все дальше и дальше все ближе и ближе придвигался холм, похожий на застывшую в беге морскую волну — крутую и непокорную. Дорога вела к нему и ничего другого как следовать ей у беглецов не оставалось.
      Вместе с дорогой они поднялись на холм и там оглянулись. Конечно позади них все было так, как и должно было быть. Следом двигалось облако пыли — княжеским дружинникам много времени не понадобилось, что бы прийти в себя, вскочить на коней и бросится следом за ними.
      — Ух ты! — сказали Тулица. — Догоняют!
      — Не догонят, — погладив кулак обронил Гаврила.
      — Эти не догонят, так сами въедем куда не нужно.
      Пока все высматривали погоню у себя за спиной Диля смотрела совсем в другую сторону. Прямо там, где они надеялись найти спасение, у подножья холма, перегородив дорогу стоял воинский отряд. После секундного замешательства Диля спросила:
      — Ну, кто скажет где их меньше? Спереди или сзади?
      Гаврила, разглядывая новую напасть, поскреб лоб.
      — Больше… Меньше… Тут угадать надо кто добрее…
      — Ну и угадай! А то потом не до этого будет. Кровь-то у всех красная.
      — Назад ехать — дороги не будет. — Сказала Тулица, косясь на притихшего Иосифа. — Примета есть такая.
      Гаврила из-под руки все смотрел вниз.
      — А кто это там? — спросил мальчишка. С ответом никто не поспешил и он дернул за рукав богатыря.
      — Морды больно знакомые… — наконец сказал Масленников. — Неужто не узнаете?
      Исин пригнулся к шее коня.
      — Да! — сказал он. По доспехам и стяжкам он уже понял, кого Судьба в этот раз поставила перед ними. — Почти родня… Все на месте, только тестя с голубятней не хватает…. И чего они сюда приперлись?
      Он оглянулся на подлетающую сзади погоню. Облако пыли за спиной распадалось на отдельных всадников. Их сжимали как орех.
      — От такого зятя кто же откажется? — спросил Избор искоса поглядывая, то вниз, на голубевцев, то на Дилю.
      — Вон орава-то какая! — подал голос Иосиф. — Посекут…
      — Я им посеку… — сказал Гаврила. — Ладно…
      Он сунул меч за спину, освобождая руки от оружия.
      — Живо все ко мне за спину.
      Исин с Избором переглянулись. Гаврила хотел пустить в ход свое самое страшное оружие.
      — Хочешь их поубивать всех?
      Гаврила посмотрел на Исина.
      — А как иначе?
      — Я к тому, что сил не хватит, — покривил душой хазарин. — Вон их какая прорва.
      Богатырь не ответил. Они смотрели друг на друга, принимая жестокое, но неизбежное решение и только поляницы ничего не понимали в происходящем.
      — Ты что, колдовать собрался? — спросила Тулица. — Ты, я смотрю на все руки. От вас и под землей не спрячешься…
      Гаврила вдруг улыбнулся и спохватившись коснулся талисмана. Пока сок одолень-травы еще бродил в крови он не решился взять его своими руками, а попросил Тулицу.
      — Сними.
      Когда она сняла ожерелье он достал ковчежец.
      — Спрячь и отдай Избору.
      Она сделала, что просили. Тишина позади них потихоньку наполнялась перестуком копыт и криками.
      — Ну что? — спросил Исин.
      — Не убью, — решил Гаврила. — Я — не ты… Это ты у нас безжалостный — режешь кого не попадя.
      Хазарин зарумянился и потупил взгляд.
      — Хватит, — становил его Избор. — Перехвалишь. Резать-то он и впрямь режет, а потом за ним чисти…
      — Ладно. Исин злой, а я добрый. Я их тогда пожалел и сейчас пожалею!
      Он посмотрел на оставленный город.
      — Те злые сегодня, а эти нас, поди, забыли. Сейчас напомним.
      Он весело под мигнул Тулице, которая еще не догадывалась о том, что ей сейчас предстоит увидеть. Богатырь тронул коня коленями и тот, словно уже знал что нужно будет делать размашистой рысью поскакал вниз по склону. В последний раз оглянувшись на взлетавших на холм преследователей Избор рукой показал женщинам, место за Гаврилой, и когда их лошади пристроились позади Гаврилы пропустил вперед Иосифа и тронул вперед своего коня. Стиснув зубы он скакал за Иосифом, думая о том, что все, что сейчас произойдет — зло, погибнут невинные люди, но без этого уже нельзя обойтись. Все это нужно, что бы «Паучья лапка» осталась на Руси. И ни одна цена за это не была велика.
      Первый удар расколол воздух словно гром. Избор вздернул голову, выискивая фонтан крови и разорванной плоти, но вместо красного занавеса в пол неба он увидел прямо перед собой черную стену.
      Бросив поводья Гаврила скакал на ощетинившийся копьями строй. Другой дороги у них не было — талисман возвращался в Киев своим путем. Этой дорогой. Богатырь вскинул кулак, ударил ладонью по нему и земля впереди вздрогнула и вздыбилась черной волной, поднимавшейся до самого неба. Казалось, что кто-то из Богов встал за гигантский плуг и вонзил невидимый лемех между ними и погоней. Руки, наполненные неземной силой повели его перед беглецами, загораживая их от дружинников двумя черными занавесями. Справа и слева от беглецов в воздух взлетели камни и песок, а по земле, прямо перед ними струился черный ручей. Нет, не ручей — овраг. Глубокий овраг мерными рывками двигался к перегородившим дорогу голубевцам. Воины еще стояли на месте, борясь со страхом, но и Избору и хазарину и ошарашенным женщинам было ясно чем все это кончится. То, что близилось к ним не было страхом. С ним обученные воины справились бы. Это был Черный Ужас, чувство, которое охватывало человека перед лесным пожаром или землетрясением. Чувство не рождавшееся внутри человека, а внушенное ему свыше.
      Земля трескалась и стонала, и под этот шум строй перед ними начал расходиться. Кони беглецов незаметно для себя вступили на дно сотворенного Гаврилой оврага. Воздух тут был горек и пах сыростью. Запах потревоженной земли лез в ноздри и воевода сморщившись замотал головой. По бокам уже не было видно людей — только черные, осыпающиеся стены, а впереди небо сходилось клином и упиралось в такую же черную стену. Как ни старался Гаврила приноровиться к ходу коня, его качало из стороны в сторону и оттого удары не попадали в одну точку. Проход, что торил Гаврила, вместо того, что бы быть прямым, от этого становился похож на причудливо изломанное горное ущелье или на ветвистую еловую лапу, где от основной ветки в самых причудливых местах в стороны отходили ветки поменьше, а потом впереди появлялись все новые и новые отростки. В спину Избору пахнуло влажным ветром.
      — Вверх давай! — крикнул воевода. — Вверх! Засыплет!
      Даже не оглянувшись Гаврила немного повернул кулак и дно постепенно стало подниматься вверх. Воздух стал суше, светлее, раздвинулись стены и они вновь оказались на земле.
      Они выскочили на дорогу и не оглядываясь поскакали вперед. Они знали, что теперь тем, кто остался на другой стороне рукотворного оврага, теперь не до них. Позади стоял грохот — там схлестнулись две погони, вгоняя одна в одну две ненависти и два желания догнать беглецов.
      — Как меч в ножны! — крикнул Исин, радостно смеясь.
      Избора наполнила необыкновенная легкость. Солнце и двух пальцев не прошло с тех пор, как они стояли на лобном месте опозоренные, без талисмана и без всяких надежд на будущее, а теперь…. А теперь враги рубили друг друга, а перед ними лежала свободная дорога.
      Они проскакали почти два поприща, когда Тулица все же оглянулась. Овраг, пробитый в земле Гаврилой был еще хорошо виден, как и туча пыли, что висела над ним. Княгиня нагнала Масленникова и восторженно крича:
      — Пожалел ты нас в прошлый раз! Ой пожалел! Спасибо!
      Масленников рассмеялся.
      — Я же говорю — я добрый!
      Они гнали лошадей, словно погоня еще дышала им в спины. Вихрем промчавшись сквозь пару деревенек они свернули к лесу. Там Гаврила остановил коня и оглянулся. Не найдя погони за спиной он пересчитал глазами тех, кто был рядом
      — Тут разделимся!
      Избор, словно Масленников с ним уже договорился, кивнул. Исин, не желая выпадать из мужского братства тоже качнул головой, хотя ничего не понял. Тулица нахмурилась.
      — Зачем? Все так здорово идет…
      — Затем, чтобы и дальше все так шло. Мы в Киев поскачем, к Круторогу, а вам в Журавлевское княжество спешить — князя Круторога предупредить и Хайкина…
      По глазам женщин Избор увидел, что женщинам вовсе не хочется уходить из гущи событий. Они переглянулись.
      — А если не послушаемся мы, то… — начала было Диля, подбоченясь, но Гаврила ее перебил.
      — Тогда убью.
      Сказал он это с улыбкой, но у поляницы и сомнения не возникло, что именно так он и поступит, если будет нужда, конечно.
      — Ладно, убедил, — сдалась Тулица. — Мальчишку нам давайте… Вам он в обузу.
      Она протянула руку, что бы потрепать Иосифа по волосам, но отрок отодвинулся.
      — Сперва догони! — крикнул он и погнал коня вперед. Никто за ним не погнался и он через полпоприща встал.
      — Его тоже убивать будешь? — ехидно спросили Диля.
      Гаврила посмотрел на Избора. Тот пожал плечам.
      — Так что с мальцом? — переспросила Тулица. — Он с нами?
      — Боюсь, испортите вы его, — сказал Масленников. Тулица предлагала дело, но ему понравилось то, как поступил мальчишка, потому что он и сам поступил бы точно так же.
      — Он нам нынче коней подарил, может и завтра от него какая польза будет… — задумчиво произнес Исин.
      — Мальчишка с нами, — решил воевода.

      Нетерпение толкало их в спины ничуть не хуже опасности.
      Теперь, когда все наконец-то устроилось, когда талисман лежал за пазухой у Избора, когда главный враг мертвецом валялся в двух десятках поприщь позади, когда горы — вот они уже, торчат на виднокрае и даже отсюда видны ослепительно белые шапки на четырех из них — именно теперь стоило торопиться. Улыбка Судьбы могла оказаться мимолетным ее капризом, лучом солнца, посреди затяжного осеннего ненастья и богатыри спешили наверстать время, потерянное в застенках гостеприимного князя.
      Слава Богам, за спиной было тихо как в могиле. Первое время они еще оглядывались, ища погоню на земле, потом с тем же нетерпением они искали ее в небе, а потом, уверовав, что погони не будет, перестали оглядываться и устремились мыслями к горам.
      Но они ошиблись.
      Точку в небе позади себя первым заметил Гаврила. К этому времени, верный зароку, он уже пересел в седле задом наперед и мчался через лошадиный хвост поглядывая на свою тень.
      — Небо! — крикнул он. Этого слова хватило, что бы они придержали коней и развернулись к опасности. Привстав в стременах Избор огляделся. Лес, около которого они расстались с поляницами, синел на виднокрае. Прятаться было негде, разве что в кустах, что мелкими родинками, там и сям, росли в степи. Одно такое пятнышко как раз случилось в поприще от них. Дорога около него заворачивала и терялась за плотным слоем листьев. Соображая что делать, Избор все вертел головой. На глаза попался Иосиф, с детским любопытством продолжавший глазеть на ковер.
      — Иосиф!
      Мальчишка опустил голову и взглядом нашел Избора.
      — Ну-ка давай быстрее отсюда!
      — Куда? — помертвев лицом выдавил из себя мальчишка. Избор понял, что он боится, что его прогоняют совсем.
      — Прячься! Сейчас тут такое начнется! А сейчас вон в те кусты, быстро! Как дело закончится — вылезешь!
      — Какое дело? — повеселев спросил Иосиф, конь под ним приплясывал от нетерпения. Ему тоже хотелось схватиться с кем-нибудь и вновь покрыть себя славой.
      — Жаркое! — сказал Гаврила не спуская взгляда с точки в небе. — У нас других не бывает.
      Исин, как и все из-под ладони смотревший в небо, добавил:
      — Да-а-а-а. У нас друзей на коврах самолетах раз-два и обчелся, а врагов…
      — Точно. Считай у каждого врага по ковру-самолету. Так что давай…
      Избор оглянулся и махнул в сторону гор. Дорога втекала в кусты, и прячась за ними, вильнула куда-то в сторону.
      — Одна нога здесь, другая — вон за тем поворотом. Отъехай на поприще и жди нас.
      — А талисман? — спросил Иосиф. — Давайте я постерегу.
      — Мы уж сами как-нибудь… — проворчал Гаврила, бросив взгляд на грудь Избора, где лежал ковчежец. Если он раньше надеялся, что огляделся, то теперь он был уверен, что в небе не птица, не облако, а летающий ковер.
      — Мал больно, — сказал Исин, оценивая опасность. — Там один-два человека.
      — На нас хватит.
      Избор достал меч, подержал его и сунул назад, за спину.
      — Не ковер опасен, а человек на ковре. Маг.
      — Маг?
      Исин удивился тому, что он услышал.
      — Так вы ж его, вроде…
      Хазарин как-то лихо чиркнул ладонью по горлу.
      — Вроде… — отозвался Гаврила, почувствовавший упрек в голосе сотника. — В следующий раз для верности голову отрежу.
      — Так, может, он жив? — от удивления Исин даже перестал смотреть вверх. — Жив?
      — Вот уроню, тогда узнаем кто там жив, а кто нет.
      Избор смотрел на ковер молча и в нем зашевелилось сомнение. Что-то тут было не так. Даже если Санциско и уцелел, то не мог он так смело лететь за ними, зная, что в их руках талисман. Лететь за ними на ковре значило обречь себя на смерть. Маг не мог не знать об этом.
      — Смело летит, — заметил Избор. — Как и не знает ничего…
      Исин тоже почувствовал эту несуразность, но поспешил ее объяснить:
      — Дурак! Не боится.
      — А дураков учат! — добавил Гаврила поглаживая кулак. Они умолкли, понимая, что разговоры ничего не изменят.
      Ковер становился все больше и больше и Масленников возразил сам себе.
      — Нет. Этот не дурак. Во всяком случае…. не дурнее тебя…
      Он говорил медленно, разделяя слова тяжелыми паузами.
      — Да и… Не Санциско это…. Вовсе…
      — Муря! — догадался Избор и это слово живой водой плеснуло им в глаза. Словно став зорче каждый увидел уже знакомый пестрый узор по краям ковра. Избор смотрел и не верил в то, что видел. Найди их враги — это было бы привычно и понятно, но что бы Муря…
      — Этот-то нас как отыскал?
      Он не услышал ответа и добавил:
      — Вы тут дня три назад умом мерились. Ну, кто самый умный оказался? Кто мне это объяснит?
      Ни Исин, ни Гаврила не стали гадать, понимая, что Муря сейчас спуститься и сам все расскажет. Ковер близился, а Избор молчал, прибитый мыслью, что талисман у него в ковчежце — новая подделка.
      Муря увидел богатырей и узнав их кругами начал спускаться вниз, крича и размахивая руками, что бы его ненароком ни с кем не перепутали. С довольной улыбкой он подошел к ним и тут же натолкнулся на мрачное лицо воеводы.
      — Как нашел? Колдовством? — первым делом спросил воевода.
      — Головой! — сказал старик. — Головой нашел. Колдовством не получается — вы же знаете!
      Избор облегченно вздохнул.
      — Я прикинул, — продолжил старик, — что после того, что вы в Труповце сделали, вы вообще страх потеряете и по наглому прямо по дороге попретесь. Ну и угадал.
      — Интересно, ты один такой умный?
      — Один, один… — успокоил Муря хазарина, потирая руки. — Хоть и не только я о вас думаю, да другим сейчас не до вас…
      «Нашел один — найдут и другие», — подумал Избор и спросил:
      — В городе-то что?
      — Зубовный скрежет.
      — Злые? — с удовольствием спросил Масленников.
      — Не то слово.
      Исин поднял коня на дыбы и повернул на не пройденную еще дорогу. Вслух он скал то, о чем Избор только подумал.
      — Один нашел — и другие смогут. Нечего тут торчать. Поехали.
      Муря сказал главное — остроголовым сейчас не до них — и Гаврила перестал обращать на колдуна внимание.
      — Куда теперь? — спросил Муря.
      — В Киев.
      — Я с вами, — как о чем-то само собой разумеющимся сказал колдун. Гаврила в раздумье прищурил глаз, прикидывая будет ли от всего этого польза.
      — Ну, если не боишься…
      — В такой-то компании? — немного подобострастно хихикнул Муря.
      — Да в такой!
      Гаврила улыбался, но глаза оставались серьезными.
      — На нашей стороне жарко. Встанешь рядом — шкуру могут подпалить.
      — Ничего — самоуверенно ответил колдун — Я о своей шкуре позабочусь, да и за вашими присмотрю. Пока «Паучья лапка» у нас, мы сильнее всех!
      — Ты думаешь?
      Избор вспомнил, как жизнь мордовала их последнее время, не делая никаких скидок на то, что талисман все же находился у него за пазухой.
      — А то как же! Просто враги полезут — я их своей волшбой сокрушу, а если посильнее меня маг на нас напорется, то вы его талисманом расплющите!
      Богатыри переглянулись и ничего не сказали.
      То, что говори Муря было правдой, но они знали, сколько надежд на лучшее было уже похоронено за эти дни.
      — Ладно, — сказал Исин. — Лишнее плечо не помешает.
      Он оглянулся, ища Иосифа. Не мог этот мальчишка не смотреть за ними хоть одним глазом, на то, что тут должно произойти.
      — Иосиф! Иосиф!
      Тишина молчала.
      — Где этот мальчишка?
      Три коня и ковер на небольшом отдалении от них в минуту добрались до поворота, за которым скрылся Иосиф. Следы показали, что мальчишка там не остановился — отпечатки копыт вели по дороге дальше и дальше.
      — Плохо тому, у кого шило в заднице, — сказал Избор, но непонятно было, ругает он мальчишку или просто удивляется. — Сказано ведь было…
      — Да ладно тебе. Мальчишка ведь.
      Гаврила крутил головой, отыскивая маленького всадника.
      — Ищи вот его теперь.
      Задрав голову воевода прокричал колдуну:
      — Мальчишку нашего не видно? Пропал куда-то…
      Муря, крутившийся чуть в отдалении, поднялся повыше, и беззвучно скользнул над дорогой. Не пролетев и полупоприща ковер снизился, покрутился на одном месте и полетел назад.
      — Нашел?
      — Там телеги какие-то, — озабоченно сказал Муря свесившись вниз. — Много.
      — Люди?
      — Людей нет. Только телеги.
      — Наверное попрятались…
      Он оглядел Мурю. По этим местам наверное не так часто летывали колдуны на коврах-самолетах. Так что попрятаться люди могли бы и от него.
      — Может от тебя и попрятались, — предположил сотник.
      Посмотрев на далекие кусты, посоветовал.
      — Слезь. Не пугай людей. Мы там кого нужно и сами напугаем.
      — Ага. Вы верхом, а я что, бегом за вами что ли? — обиделся старик.
      — Зачем бегом? Позади меня сядь. Доскачем как-нибудь…
      Удары копыт по земле нанизывались один на другой, словно бусины на нитку и до Муриных телег они добрались в несколько минут.
      Их там оказалось много. Спешившись богатыри пошли, касаясь телег руками, и заглядывая в мешки, что еще оставались наваленными на них. В телегах лежали не богатства Востока, а обычный сельский скарб — зерно, горшки с маслом, яйца и уже зачервивевшая баранья туша.
      — Разбойники? — спросил Муря, оглядываясь по сторонам. — Лошадей-то кто-то увел…
      — Вряд ли, — отозвался Исин. — Разбойники в первую очередь мешки бы растащили, да и телеги тоже денег стоят…
      Гаврила, что шел последним шагнул за кусты и свистнул. Избор обернулся. Брезгливо отстраняя от себя богатырь держал чью-то отрубленную кисть.
      Никто не успел ничего ни сказать ни даже выругаться, как из кустов начали вылезать люди. Они лезли без крика, обстоятельно, явно не желая никого пугать, а как-то по-деловому и по этой обстоятельности видно было, что вылезают они отсюда не первый раз. Муря отскочил назад, поднял руки, собираясь повоевать сразу за всех, но Избор остановил его.
      — Погоди. Этих нам оставь. Их еще расспросить надо…
      Окинув взглядом тех, что вылезли прямо перед ним Масленников понял, что перед ним не лесной сброд, а чьи-то дружинники. Высмотрев того, у кого плечи были пошире Гаврила спросил.
      — Вы ведь не разбойники, добрые люди? Ну, только честно…
      — А тебе какое дело? — спокойно поинтересовался кто-то из них.
      Гаврила достал меч.
      — Ну, все-таки… Не люблю разбойников почему-то. Мне как только разбойник попадается, так я его сразу на четыре части рву.
      Он усмехнулся и пустил стальной зайчик в глаза самого здорового, словно послал вызов. Тот моргнул, но вызов не принял, засмеялся.
      — Не разбойники мы… У нас служба…
      Гаврила взмахнул мечом и весело откликнулся на это:
      — Ну это другое дело. Таких я только на две части режу. Все легче.
      — Не скалься, — остановил его старшой. Он немного выступил вперед. — Мы вам вреда не сделаем!
      — А то! — сказал Исин, выбирая из стоящего передним ряда того, у кого плечи были поуже, что бы начать с него.
      — Вы, что, думаете, что нам барахло ваше нужно?
      — А то… — сказал теперь Муря, закатывая рукава и знакомо встряхивая кистями рук.
      — Наш хозяин вас к себе в гости требует!
      — Требует? — удивился Исин странному сочетанию слов.
      — Так ведь если добром не пойдете, — оскалился старший, — придется силой вести.
      Гаврила ногой толкнул отрубленную кисть.
      — А этот тоже отказывался?
      — Этот даже упирался, — ухмыльнулся старший. Отрубленная кисть лучше всяких разговоров говорила о серьезности их намерений.
      — Что ж вы так и старого и малого встречаете?
      — И старого и малого, и большого и оружного, а уж тех, которые по четверо ездят и того более. Добром пойдете?
      — Добром? — Исин оглянулся не столько что бы посмотреть на друзей, сколько в последний раз попытаться отыскать Иосифа. — Да разве добром так приглашают?
      Кусты позади старшего шевелились и Гаврила понимал, что там еще сидят люди.
      — Мы бы с радостью, да дела у нас. Человека мы ищем. Мальчишка у нас потерялся…

      Зазывальщики в гости пропустили это мимо ушей.
      — Ну, добром не хотите, тогда придется как-то иначе….
      Гаврила слегка наклонился вперед, искательно заглядывая в суровые лица.
      — Это не мы не хотим. Это вы приглашать не умеете! Чтобы не отказывались приглашать вот как надо!
      Он широко улыбнулся, распахнул руки, словно хотел обнять новых друзей и сделал шаг им навстречу. Те не успели сдвинуться с места, как богатырь согнул руки, и прижимая их головы к себе, закрутился на одном месте. Оказавшийся в гуще врагов он с каждым поворотом сметал на землю двух — трех воинов и делал шаг вперед. Ему ничего не было видно, кроме смазанных пятен, но слышал, как рядом с ним звенит железо.
      Сообразив, что драка уже началась воины разделились и бросились на них выбрав себе противников по плечу.
      Врагов хватило на всех, даже для Мури. Он не стал церемониться со своими и побежал в кусты. Исин услышал как с довольным улюлюканьем за ним бросились двое. Мечи в их руках выглядели хворостинами, которыми рачительные хозяева направляют в хлев не в меру разрезвившуюся скотину. Ветки громко хрустнули, заглушив даже крики избиваемых Гаврилой врагов и вдруг стихли.
      Потом кусты раздвинулись, и оттуда, отряхивая одну о другую руки, вышел Муря. Лицо его было непроницаемо и Исин так и не понял, что сделал со своими врагами хитрый старик — убил, растерзал или обратил в камень — да и не до этого ему сейчас было. Жизнь кругом кипела щами!
      Он ногой сбил колесо с одной из лежащих на боку телег и ухватившись за обод швырнул в набегавших врагов. Удар согнул первого пополам и отбросил под ноги тем, что неслись следом. Трое упало на него гремя железом и злобой, но двое последних, не зная жалости, пронеслись по своим товарищам и копьями попытались достать хазарина. Исин никак не рассчитывавший, что кто-то устоит, упал на землю и откатившись в сторону ногами сбил с оси другое колесо. Он не стал бросать его, а использовал как щит — следующий выпад копейщиков хазарин поймал им, пропустив острия сквозь колесо, а потом что есть силы крутанул его, выворачивая нападавшим руки. Те взвыли и выронили копья. Не теряя времени Исин столкнул их лбами и сунул обмякшие тела под лежавшую на боку телегу.
      Растерянно стоявший посреди драки Муря бросился ему помогать и вдвоем они затащили туда и остальных, порушенных хазарином врагов. Колдун очутившись посреди драки чувствовал себя не в своей тарелке. Ему достаточно было одного мгновения, что бы прекратить все это, но он помнил слова Избора и только опасливо оглядывался.
      — Что делать-то? — наконец не выдержал он.
      Исин прыгал около телеги, стараясь опрокинуть ее.
      — Помоги!
      Вдвоем они поднатужившись и опустили телегу на шевелящуюся в ногах кучу. Отряхивая руки сотник спросил, любуясь ходившей ходуном телегой:
      — Ну, что, хороша мышеловка?
      Но Муря его не понял. Он раздраженно топнул ногой.
      — Долго вы еще возиться будите?
      Сотник окинул все беглым взглядом. Исход стычки уже был предрешен.
      — Нет. Вот сейчас Гаврила там всех поубивает…
      Масленников крутился не переставая и при этом не забывая делать шаг другой в сторону и цеплять новых врагов. Босыми ступнями он наступал на сучки, что лежали под листьями и от этого непредсказуемо прыгал из стороны в сторону.
      Рядом с ним рубился Исин, спрашивая каждого с кем схватывался:
      — Мальчишку нашего не видел? Маленький такой?
      Ему не отвечали и он убивая их одного за другим обращался с этим вопросом к следующему.
      Воевода отступал от кустов все дальше и дальше, оставляя за спиной убитых и раненых. Зажимая рассеченное воеводой плечо один из тех, кого Избор не успел добить, поднялся и пошатываясь пошел следом.
      Исин подхватил чей-то меч и бросил его в мелькнувшую за спиной Избора фигуру. Меч свистнул у воеводы над головой и тот, отбросив ударом ноги нападавшего, посмотрел на Исина. Хазарин как раз разгибался и Избор понял, что меч бросил он. Уклонившись от удара Избор присел и бросил взгляд за спину. Воин с одним мечем в руке и другим в груди уже падал, раздвигая плечами упругие ветки.
      — Жизнь должен! — крикнул хазарин.
      — Возвращаю! Пригнись!
      Муря поднял брови, словно ослышался. Он наклонился, что бы переспросить, но вопрос замер на губах. Глядя на сотника воевода ногой подбросил с земли короткое копье и бросил в него. Дротик пролетел между колдуном и хазарином и с мокрым хрустом впился в грудь вылезавшего из ветвей воина. Сила удара отбросила его назад в кусты и он, чуть покачиваясь, повис на ветках
      От нападавших осталась маленькая горстка. Обступив Гаврилу они безуспешно пытались достать его мечами, но богатыря словно вела волшебная сила — его бросало из стороны в сторону и от этого ноги подхваченных им в начале схватки врагов летали то вверх, то вниз не давая другим врагам нанести хороший удар.
      Муря смотрел на Масленникова, пока у него в голове произошло кружение и он, не в силах побороть надвигающуюся дурноту, махнул рукой и все враги, что еще стояли на ногах окаменев попадали на траву.
      Избор, потеряв противников, надрывно дышал, оглядываясь по сторонам и тяжело соображая что тут произошло.
      — Все! — сказал Муря. — Враги кончились… Наша победа!
      Теперь только Гаврила еще не знал о полной победе над врагом. Он все так же продолжал крутиться, опасный уже только своим друзьям.
      — Все! Стой! — проревел Избор. — Довольно! Враги кончились!
      Голоса друзей донеслись до богатыря сквозь шум в ушах. Гаврила замедляя движение еще пару раз обернулся вокруг себя и уронил подхваченных им в начале схватки воинов. Мир вокруг еще вертелся колесом и Масленников, чтобы не упасть, оперся рукой на телегу.
      — Ну, слава Богам, закончилось! — с удовольствием сказал Муря.
      — Одно закончилось — другое начнется! — обрадовал его Масленников. — Давайте хоть разберемся кто нас в гости звал.
      Еще придерживая рукой вертевшуюся голову он прошелся среди стонущих и беззвучно лежавших, выбирая того, с кем можно было бы поговорить. Раненым на забрызганной кровью поляне было не до него, мертвым — тем более, но он нашел одного целого. Посадив его перед собой приказал:
      — Ну, а теперь давай рассказывай.
      То ли плохо соображая, то ли не расслышав тот переспросил:
      — Что?
      Гаврила не дал ему собраться с мыслями.
      — Все, что знаешь. Про себя, про того, кто нас в гости звал, про мальчишку нашего…
      Пленник, хоть и понимал свое положение присутствия духа не потерял.
      — На все времени не хватит.
      Масленников слегка потрепал его по щеке. Он еще не остыл от схватки, но сдерживал себя.
      — А если я тебя сейчас на куски резать начну? — ласково поинтересовался Гаврила. — Тогда как?
      Воин поморщился, передернул плечами, словно вспомнил какую-то гадость.
      — Тогда плохо будет. Неприятно, во всяком случае… — признался он. — Только ведь мальчишке вашему от этого легче не станет?
      Он помолчал, давая Гавриле освоиться с этой мыслью.
      — У колдуна ваш малец.
      Масленников был зол настолько, что не понял ответа. Сейчас самым главным для него было то, что неважно кто посмел поднять руку на ребенка.
      — Что же вы, сволочи, за детьми-то охотитесь?
      — Так понятно ведь зачем им Иосиф… — понимающе усмехнулся Исин. Он подошел и встал у Гаврилы за спиной. — Понятно. Не мытьем, так катаньем…
      Пленник побагровел и, что бы о нем плохо не подумали, объяснил:
      — Последние пять дней мы ему туда всех проезжающих таскаем. И маленьких и больших.
      Избор вспомнил, как молнией ударило, Мурину избушку и частокол богатырей вокруг нее.
      — Ворота, что ли подпирать?
      — Это нам не ведомо.
      Воин уже понял, что люди перед ним сидят бывалые, послужившие сильным мира сего и ему нет необходимости объяснять им что такое приказ хозяина. Богатыри кивнули, а Муря, не подверженный чувствам, спросил о том, что в этот момент ему казалось самым главным.
      — Что за колдун? Как звать?
      — Турсун.
      — Как сюда попал?
      — Не знаю. Живет тут.
      Гаврила посмотрел на Мурю. Тот пожал плечами.
      — Вот видишь, и колдун тут есть. Как раз кстати. Люблю смотреть как колдуны дерутся!
      — Смотреть и я люблю, — ответил Муря на хазарскую подначку. — Только ведь колдуна проще талисманом усмирить. Вы только коробку откройте.
      — Ага. Нам тут только остроголовых не хватает. Только стоит ковчежец открыть, как они на голову посыплются.
      И отгоняя даже самою мысль об этом Избор покачал головой.
      — Давай уж как-нибудь без талисмана обойдемся. Ты, раз уж в компанию напросился, так давай хоть харчи отрабатывай — бейся с волшебником!
      Муря поскучнел.
      — Легко сказать…
      — Ты же колдун! — напомнил Исин.
      — Я колдун, — согласился Муря. — Да ведь и он тоже!
      — Ну и что? — Хазарин явно не понимал старика. — Вот и посчитайтесь, кто сильнее! Все по честному — один на один. Мы тебе даже помогать не будем!
      Взгляд у старика стал странным. Он смотрел на сотника так, словно раздумывал не шутит ли тот над ним. А когда понял, что шутками тут и не пахнет, ответил:
      — Ничего ты хазарин в волшбе не понимаешь!
      Он хотел стукнуть сотника по лбу, но тот отдернул голову назад и нахмурился.
      — Что, струсил?
      По Муриным губам ершиком скользнула улыбка.
      — Трусят, когда не знают чем дело кончится. А тут все ясно.
      — Что ясно? Мне, например ничего не ясно! — вспылил хазарин.
      Муря вздохнул и скучным голосом объяснил неумехам, что собрались вокруг него.
      — Когда колдун у себя дома, то с ним никто не справится! Тут свои законы. У себя дома я чужой магии разгуляться не дам. В своей избушке я стократ сильнее, чем тут. Так что тут не один на один, сто на одного выйдет. Никакой справедливости. Ясно?
      За всех сразу ответил Гаврила.
      — Ясно пока только то, что колдуна у нас нет.
      Он повернулся к Муре спиной, как к пустому месту, переглянулся с друзьями, потом посмотрел на пленника.
      — Ну и где этот твой Турсун обитает? Дорогу покажешь?
      — Провожу! — воспрянул духом стражник. — Впереди пойду!
      Он поднялся. Глаза его быстро обежали поляну и он прикусил губу. Уцелевших в этом побоище осталось не много, а победители, бродя от тела к телу стаскивали с кого штаны, с кого сапоги.
      — Скажите хоть кто вы такие… — попросил уцелевший. — Чтоб в следующий раз не налететь…
      — Князя Владимира богатыри, — ответил за всех Масленников. — Не тяни. Веди, собака…
      Пройдя сквозь кусты они вышли к цепочке здоровенных валунов, что один за другим лежали в траве, указывая путь в сторону от дороги. Они шли вдоль них не меньше получаса и с каждым шагом их проводник делался все меньше и жалобнее. Там, где цепочка камней обрывалась, они нашли поляну, а на ней толстенького лысого человечка. Он стоял на камне и смотрел на землю у себя под ногами.
      — О великий! — с жалобным всхлипом простонал проводник, упав перед стариком на колени. — Они убили всех, но я все-таки привел их к тебе, устрашив твоей силой!
      Не сводя взгляда со старика на камне Избор сказал в полголоса:
      — И чего убивается? Другой бы радовался, что жив остался, а он…
      — Кто знает, с чего он плачет? — прошептал за спиной Исин. — Может быть по тому, что с ним завтра будет?
      Колдун спрыгнул на землю и подошел ближе. Избор увидел, как по бритому затылку воина потекли струйки пота и понял, что старик перед ними серьезный и сквернохарактерный.
      — Всех? Опять? — удивился он, разглядывая Мурю.
      — В прошлый раз нас было всего двое, — осмелился возразить воин волшебнику.
      Тот махнул рукой затыкая тому рот.
      — К несчастью те, что убили тебя в прошлый раз оказались слабее, чем я думал. У них ничего не вышло.
      Он пересчитал взглядом стоявших перед ним богатырей, опять посмотрел на Мурю, и хотел того о чем-то его спросить, но Избор, уже догадываясь о чем пойдет разговор, задал вопрос первым.
      — Что скажешь, морда? И тебе талисман нужен?
      Турсун быстро посмотрел на него.
      — Чего?
      — Талисман, говорю, нужен? — тоном ниже спросил озадаченный Избор.
      Старик, наконец, сообразил.
      — Что, продать хотите? — в его голове мелькнуло пренебрежение. — Не до того мне.
      Он вдруг встрепенулся, что-то сообразив.
      — Постой, постой… Мальчишка ваш?
      — Наш, — ответил Избор сбитый с толку. То, что творилось у него на глазах он ничем объяснить не мог.
      — Я его убью! — негромко сказал Масленников, сжимая и разжимая пальцы в кулак.
      — Это само собой, — отозвался Исин. — Только пусть сперва расскажет, куда Иосифа дел.
      И в голос крикнул.
      — Верни мальчишку!
      — Забирайте, — спокойно ответил колдун. Он показал на провал в земле. Избор не спуская глаз с колдуна подошел к провалу и опустившись на колени крикнул:
      — Иосиф!
      Вместе с его голосом вниз посыпались и мелкие камни, но ответа они не услышали.
      — Где мальчишка? — повторил Гаврила. Колдун спокойно ответил.
      — Там он, там… Наверное уже ушел. Там в стене ход есть.
      Наливаясь тихой злобой Гаврила спросил.
      — А что там еще есть, кроме нашего мальчишки?
      — Там? Там моя сокровищница и чудовище, что ее охраняет.

      Услышав о чудовище Гаврила с Исином, как один человек бросились к дырке в земле. Колдун только и ждал этого. У края их подхватило и какая-то неведомая сила аккуратно поставила их на дно сокровищницы. Всех, кроме Мури. В одно мгновение небо над ними сжалось до размера ямы под ногами и там, в небе, круглое как луна виднелось удивленное лицо Мури. Он дернулся, было, вперед, но Турсун не дал ему сползти вниз. Ухватив колдуна за полу халата хозяин как ни в чем не бывало, продолжил:
      — Так вот чудовище мое взбесилось и с цепи сорвалось. Надобно его снова на цепь посадить…
      — Ты же колдун! — не выдержал Муря. — Неужто не можешь сам-то?
      Турсун ничуть не стесняясь своей слабости развел руками.
      — Не могу. Не я его создал — по наследству досталось, от прежнего хозяина, так что…
      Он развел руки еще шире.
      — Усмирите зверя — всех с почетом отпущу.
      Смотреть снизу на колдуна было не удобно, но ничего другого не оставалось.
      — Ну а если нет? — спросил Гаврила.
      Турсун вздохнул.
      — Тогда кого-нибудь еще, вроде вас, искать придется. Не самому же мне туда лезть?
      Муря пожал плечами.
      — А я? — спросил он. — Со мной что? Я ведь с ними!
      — Ничего, — великодушно сказал Турсун, — пока тут посидишь.
      Он по-свойски погладил его по спине.
      — От тебя толку-то… Вот если у этих молодцов не получится, тогда…
      Он покачал головой, показывая, что у всякой доброты есть свой предел.
      — Тогда ты пойдешь…
      Он заглянул в яму. Его невольные гости стояли у пролома в стене и входить внутрь не торопились. Турсун повернулся к Муре и упрекнул его.
      — Нерешительные они у тебя какие-то.
      — А что другие бывают?
      — А то! Те, что в прошлый раз попались сразу же туда сунулись!
      — Ну и?
      По лицу Турсуна скользнуло сожаление.
      — Ничего. Пока ничего… Никто еще не вышел…
      Дыра в земляной стене, на которую смотрели богатыри никак не манила их внутрь. Муря их вполне понимал. Да, конечно, где-то там шел сейчас их мальчишка, но соваться очертя голову в неизвестность вовсе не означало помочь ему.
      Исин наклонился к Гавриле и кивнув головой на хозяина подземелья спросил:
      — Сможешь его отсюда достать?
      — Колдуна-то? Обоих убью.
      Гаврила посмотрел на стариков через кулак. Словно почувствовав опасность Турсун отошел назад, скрывшись за обрезом ямы. Избор подержал руку за пазухой, словно грел ее о ковчежец, но потом убрал ее оттуда.
      — Ты чего?
      — Колдун нам не помеха…. Только легче будет со зверем справиться, чем с остроголовыми…
      — А колдун?
      — Колдун не в счет. А вот остроголовые сегодня на нас сильно злые.
      Они не сговариваясь задрали головы.
      — С остроголовыми как-то привычнее. Это все-таки знакомое зло…
      Хазарин вздохнул вспоминая и нараспев произнес:
      — Прилетят на своих коврах, Гаврила их на землю посшибает и опять хорошо будет и спокойно…
      Избор согласно кивнул. Почти все, что сказал Исин было правдой. Правда, как и обычно он подумал не обо всем, о чем следовало бы подумать.
      — Зато зверю талисман не нужен, да и Гаврила своим кулаком не только коврики с небес сбивать может. Да к тому же …
      — Иосиф! — сказал Гаврила, опуская руку.
      — Верно… Не бросим же его там?
      — Да… Совесть заест…
      Рядом с ними лязгнуло железо — Исин обнажил меч.
      — Чего ждем? Все одно ведь придется мальчишку вызволять!
      — Не вдруг… Прежде чем войти, подумай как выйти…
      — А… — Сотник махнул рукой. — Много мы раньше думали?
      — Может, потому тут и оказались…
      Он смотрел на стену, гадая что скрывается в темноте. У него за спиной Исин хлопнул Гаврилу по плечу.
      — Ты у нас самый здоровый, тебе и впереди идти.
      Гаврила посмотрел на сотника и тоже постучал того по плечу.
      — Да уж тебя бы вперед не послал бы…
      Он выдернул из-за спины меч и пошел вперед. Едва он сделал первый шаг, как оттуда, из темноты, раздался крик ужаса.
      — Иосиф! — крикнул Избор. Это не было ни вопросом, ни призывом помочь. Это было командой, которая бросила их в темноту. Крик оборвался, но они не думая что их ждет в темноте бежали за факелом, что Гаврила успел выхватить из державки у входа.
      За третьим поворотом Гаврила встал, опустив огонь к земле. Исин обежал его и тоже остановился. Прямо перед ними на полу лежал Иосиф
      — Живой? — спросил Избор, которому из-за спин ничего не было видно. — Живой?
      — Тут все живое, — отозвался Исин. — Надеюсь, что с ним ничего плохого не случилось…
      Гаврила качнул факелом, разгоняя дым. Прямо перед ним, рядом с перепуганным мальчишкой лежала оторванная мужская нога. Он тоже, вслед за Исином, мог бы назвать ее живой — из разорванных мышц еще текла кровь, да и рука уловила тепло остывающей кожи. Лохмотья кожаных штанов пропитались кровью и осколки костей, что остались на них, выглядели ослепительно белыми. Иосиф тихонько охнул, но сунув кулак в рот тут же умолк.
      — Живой! — вздохнул Избор. — Слава Светлым Богам!
      Не боясь испачкаться в крови Исин пядью обмерил находку и невозмутимо сказал, обращаясь к Гавриле:
      — Этот поздоровей тебя будет…. Был то есть…
      — Да… — сказал Избор. — Там у него точно не белочка…
      — Ничего, — невозмутимо отозвался богатырь, гладя Иосифа по голове. — Чем больше зверь — тем больше слава!
      Настороженные находкой они пошли вперед, раздвигая темноту впереди факелом. Какое-то время они видели по бокам отесанный камень, но потом стены словно растворились в темноте и Избор почувствовал себя так, как будто глубокой безлунной ночью вышел в поле, до виднокрая заваленное сажей.
      По ветерку, по звукам, что плавали в воздухе он чувствовал простор вокруг себя. Шипение смолы и треск падающих с факела капель не умирало в темной тишине пещеры, а еще несколько мгновений жило в воздухе, заполненном вонью. Он легонько щелкнул пальцами, проверяя свою догадку и эхо вернуло ему щелчок.
      — Пещера, — прошептал богатырь. — Зверь где-то тут должен быть.
      Факелы разливали вокруг себя колеблющийся свет, только толку от него никакого не было. Шагов на пять впереди себя он еще что-то видел, а вот дальше…
      — Загородите свет! — сказал Гаврила. — Не видно же ничего. Слепит!
      Он говорил это на ходу, стараясь выйти из круга света, но услужливый Иосиф торопился за ним.
      — Стой! Стой, тебе говорят!
      Мальчишка встал и спина Масленникова начала растворяться в темноте. Камни у него под ногами резко поднялись вверх и друзьям показалось, что Гаврила взлетает.
      — Дядя Гаврила! — не выдержал мальчишка. Избор положил ему руку на плечо. Гаврила лез куда-то вверх, потом совсем пропал.
      — Вернется. Посмотрит что там и вернется…
      Твердь под ногами опять стала ровной, а темнота впереди стала еще чернее. Он хотел сделать шаг вперед, но что-то остановило его. Вытянув руку он ничего не нащупал перед собой. У него под ногами зияла пропасть!
      Богатырь невольно отступил назад и сел на корточки. Постепенно глаза привыкали к тьме и вскоре он увидел две искры, что горели, словно далекие костры, а потом и сама тьма разделилась на какие-то угловатые куски, прямыми гранями выпиравшими из нее.
      — Сундуки! — ахнул неслышно подобравшийся сзади хазарин. — Сундуки!
      Стена из сундуков уходила во тьму и терялась там сжатая мраком и безмолвием. Сердце у Исина дрогнуло, когда он вообразил как она тянется далеко-далеко и ряды сундуков, набитых золотом (чем же еще?) тяжко давят друг на друга и кое-где ветхое дерево уже рассохлось и треснуло и пол вокруг уже усыпан золотыми монетами. Нужно только нагнуться… Он непроизвольно наклонился… Избор уловил движение воздуха и спросил:
      — Кому кланяешься?
      Сотник вздрогнул, и невпопад ответил:
      — Все не унести…
      Хазарин вздохнул и не добавил ни слова, но Избор его понял.
      — Ты сперва свои ноги отсюда унеси… Хотя бы одну.
      Они замолчали. Избор смотрел в темноту, а Исин — на рассыпанное вокруг золото.
      — Сколько добра пропадает! — вырвалось у него.
      — Пропадает? — удивился Избор. Исин и сам понял, что сказал не так и поправился.
      — Ну я хотел сказать без дела лежит.
      — Без дела? — не менее удивленно спросил воевода. Хазарин мялся не зная как еще объяснить то, что хотел выразить словами.
      — Раз не в твоем кармане, то уже и без дела? — понял его Избор. Воеводу сундуки не интересовали. Он в оба глаза разглядывал огоньки, что блестели в разных концах пещеры.
      — Подходи, бери… — сказал он. — Караульщик-то где?
      Словно ответ на вопрос темнота впереди них тяжело вздохнула, заставив пламя светильников заколыхаться, и поперек всей пещеры пронесся язык пламени. Следом за огнем прокатилась волна теплой, сырой вони.
      — Огнедышащий, тварюга… — сказал Исин. — Турсун, сволочь… Что же не сказал?
      Свет резанул по привыкшим к темноте глазам и теперь все они одинаковым движением терли глаза, стирая ослепление. Никто из них не успел рассмотреть зверя, но хоть это они теперь знали точно.
      — А ты что думал? Свинью он тут на цепь посадил что ли? — сквозь зубы процедил Избор.
      — Значит опять повеселимся! — сказал Гаврила. — Везет нам в последнее время на огнедышащих! Еще малость и я сам начну огнем чихать.
      Он, щупая камень под ногами, прошел вбок всматриваясь в темноту перед собой. Если зверь сидел внизу, то наверняка существовал какой-то способ попасть к нему.
      Гаврила не сделал и десятка мелких, слепых шагов как нога ощутила тесаный камень. Ступени. Богатырь тихонько чмокнул губами.
      — Что? — прошелестело над ухом.
      — Ступени. Тут спуск вниз…
      К глазам постепенно возвращалась способность хоть что-нибудь различать с этой темноте. Гаврила шел первым, касаясь руками стены слева от себя и слушал сопение впереди себя.
      Тварь наверняка была не из простых… Он вспомнил чудище, что завалили Исин с Серасланом и передернул плечами.
      «Вечно эти колдуны навыдумывают, а нам расхлебывай!» — подумал он. Пока ступени вели их вниз он размышлял над тем, что делать дальше.
      Идти к зверю с мечом, что бы отрубить ему голову? Он покачал головой. То, что происходило сейчас, ничуть не напоминало то, что случилось несколько дней назад в окрестностях Картагиной пещеры. Отличие было в главном — там был свет и они могли видеть своего врага, а в этой темноте… Честной схватки не будет. Справиться со зверем они могли только его кулаком.
      Огоньки, что маячили впереди куда-то пропали, стало совсем темно, а выставленная вперед рука уткнулась в преграду. Он сдержался, чтобы не рубануть ее мечом и вместо этого провел ладонью сверху вниз. Пальцы ощутили как холод металла переплетается с теплом дерева.
      — Сундуки, — сказал он. — Пока мы за ними тварь нас не видит.
      Стоять за сундуками можно было сколько угодно, но это не приближало их к цели и осторожно ведя ладонью по сундукам Гаврила пошел в обход. Через два десятка шагов пропавшие огоньки появились и вместе с ними глаза уловили еще в десятке мест золотой блеск. Гаврила замер.
      — «Сколько же их?» — подумал он боясь пошевелиться. — «Десяток?»
      — У плохого хозяина ни в чем порядка нет, — сказал вдруг сотник. — Надо же! Золото у него где ни попадя валяется…
      — «Это же золото блестит!», — облегченно подумал Гаврила. — «Прав хазарин».
      Вокруг каждого огонька тьма, казалось, сгустилась еще плотнее.
      — Да, непорядок, — ответил он Исину. — Теперь поди угадай где тут золото блестит, а где его морда светится…
      — Угадать бы где все остальное…
      — Морда там, — сказал вдруг Иосиф — Смотрите. Все огоньки ровно горят, а вон те вроде то тухнут, то ярче разгораются…
      Гаврила поискал глазами огоньки и точно. Яркая точка в темноте чуть-чуть мерцала. Вцепившись в нее глазами он начал гадать куда направить удар. Туша чудовища могла оказаться с любой стороны от этих огней.
      Масленников представил себе собаку, что свернувшись кольцом лежит посреди двора. Этот неведомый зверь, хоть и стерег чужое добро, вряд ли лежал по-собачьи, зато вспыхивающий огонек наверняка обозначал морду.
      Он смотрел и так и эдак и, наконец, отчаявшись сам сделать правильный выбор спросил сразу у всех:
      — Ну, где он? Куда бить?
      — По моему туда.
      Гаврила не посмел обернуться. Он боялся отведя глаза потерять эти огоньки и спутать их с отражениями в золотых блюдах и слитках и поэтому с раздражением спросил:
      — Слева? Справа?
      — Справа…
      Гаврила вгляделся. Темнота там, куда указывал Исин, казалась более плотной и осязаемой. Он смотрел туда, но не чувствовал уверенности. Исиновых слов было мало.
      — Да бей туда, — сказал Избор, — сразу станет ясно угадал хазарин или нет.
      — Боюсь, что потом жалеть поздно будет, если промахнусь.
      — Ну так давай поближе подойдем. На ощупь разберемся.
      Гаврила вздохнул. Что-то ему говорило, что подходить ближе не стоит, но действительно иного выхода у него не было. Он начал подниматься, но Исин положил ему руку на плечо.
      — Погоди! Еще способ есть!

      На глазах у Избора и Иосифа он плюнул себе в ладонь.
      — Что он там? — напрягшись, но так и не повернув голову спросил Гаврила. Избор поежился, вспоминая не такие уж далекие неприятности.
      — Помнишь, как за соплей ехать отказался?
      — Помню.
      — Ну так вот опять сотник колдует, — и, что бы Гаврила полнее представил себе чем это может закончиться, добавил:
      — Полную ладонь себе наплевал.
      Гаврила и сам вспомнил хазарскую соплю, что покачиваясь висела на ветке и охнул.
      — Опять?
      Он, едва не забывшись, дернулся, но сдержался, не отвел глаз. Исин не стал ждать, что скажет Гаврила и ребром ладони ударил себя по руке. Куда в этот раз что полетело, видел только он, и он же уверенным голосом объявил:
      — Справа.
      Несколько мгновений Гаврила молчал, борясь с собой, а потом не выдержал.
      — Что справа? Сопля туда улетела?
      — Улетела, — подтвердил хазарин.
      Гаврила поднялся в рост и нацелив свой страшный кулак левее приметных огоньков ударил по нему ладонью. — В тот раз за соплей не поехал, и в этот не соглашусь! Будет нам удача после больших неприятностей!
      Грохот сотряс пещеру, но вместо грохота камней пополам со звериным ревом отовсюду послышался звон монет и грохот раскалывающегося дерева.
      «Не попал!» — мелькнуло в голове Масленникова. — «Промахнулся… Надо было за соплей, все же…»
      — Сундуки! — заорал Исин, быстрее других сообразивший куда попал Гаврила. — Берегись! Сундуки валятся!
      Примеченные Масленниковым огоньки стремительно поднялись в воздух и он понял, что все же задел зверя.
      Он не успел обрадоваться, как грохот разбил тишину прямо над головой. Поток воздуха отбросил богатыря в темноту и оттуда, заглушая рев и крики людей, послышался грохот ломающегося дерева, тут же заглушенный звоном благородного металла. Исин обернулся на шелест золота и увидел волшебную картину: из поднебесья на землю обрушился золотой водопад. Гаврила вскрикнул, и крик его прозвучал как голос пловца, застигнутого нежданной волной, он словно захлебывался в обрушившемся на него богатстве. На него валились обветшалые сундуки и вперемежку с золотом и гнилыми досками в потоках монет, рыбами сверкали лезвия старинных мечей.
      Звонкий грохот метался под сводами и сквозь него, освещенное отраженным золотом светом к ним прыгнуло Турсуново чудовище.
      Это продолжалось всего мгновение и тут же наступила полная тьма. Все замерло. В тишине, наступившей после обвального грохота с почти неслышным шелестом стекал откуда-то сверху ручеек из монет. Словно весенняя капель монеты звенели в темноте и манили к себе. Избор прищурился. Тьма вокруг стала абсолютной. Последним, что он видел, было чудовище, замеревшее над кучей золота, что погребла под собой Гаврилу. Оно показалось ему похожим на курицу, что застыла над кучей песка, чтобы через мгновение разрыть ее в поисках вкусного зернышка.
      «С остроголовыми было бы проще!» — подумал он осторожно прощупывая темноту руками. — «Что же у нас хазарин провидцем стал что ли?»
      И вдруг разом, как только что исчез свет, кончилась и тишина. Где-то рядом загремело золото. Поневоле Избор представил, как Исин, орудуя лопатой, нагребает для себя мешок побольше. Мысль мелькнула и сгинула. Умом воевода понимал, что это шумит зверь, докапываясь до одного из его друзей, разбрасывая кучу денег, похоронившую под собой Гаврилу.
      Мельком он подумал, что столько денег он еще не видел. Да он и сейчас ее не видел, но ладонями и коленями ощущал краешки монет, на которых лежал. Воевода осторожно повернулся и шорох стал слышнее. Они покатились с него, словно капли с вылезшего из воды человека. Шум, что жил рядом утих и Избор понял, что их враг в это мгновение прислушивается, настороженно подняв голову. На воеводу накатил ужас и подчиняясь ему, а не разуму, что велел затаиться и ждать, он оттолкнулся от зазвеневшей кучи ногами и полетел в сторону. Тотчас же над головой у него пронесся язык алого пламени. Он прыгнул еще раз и еще, путая чудовище и путаясь сам, и только тогда замер, нащупав рукоять меча.
      Зверь, знавший эту пещеру как свои пять, или сколько их там у него было, пальцев перемахнул поближе к нему. Избор замер, остро жалея, что не может стать муравьем. Уткнувшись лицом в золото, он соображал, что случилось с Иосифом и Исином, почему их не слышно и почему до сих пор не появился Гаврила и не пустил в ход свой кулак.
      «И не пустит!» — вдруг осенило его. — «Побоится нас поубивать!» Он поднял голову. Со щеки вниз упала монета и покатилась вниз. Спасти их мог только огонь. Свет! Только он позволит Гавриле пустить в ход свой кулак.
      «Мешок», — подумал Избор. — «Где мешок?»
      Руки быстро ощупали темноту вокруг себя. Холод лежалого золота обжег кожу. Рядом с ним было только золото, и ничего кроме него. Каждое его движение звоном выдавало его, но ничего другого ему не оставалось делать.
      Он попытался отыскать хоть что-нибудь в темноте, что была опаснее засады, но ничего не нащупал в ней. Тогда он осторожно шагнул вперед, пытаясь угадать что же твориться кругом. Он не решился никого позвать — зверь ревел совсем рядом и Избор подумал, что пока он тут шарит в темноте, зверь, возможно, закусывает кем-то из его друзей… Меч, как по волшебству прыгнул в руку и богатырь пошел на рев и отблески пламени, что иногда вспыхивали во тьме. Он прошел не больше десятка шагов, как наткнулся на что-то живое.
      — Кто? — шепотом спросил он, пока руки быстро ощупывали мягкое. — Гаврила? Иосиф?
      — Я это… — голос хазарина выдал тот страх, что плескался в нем. Он сам ощупал Избора, словно проверял не подменили ли того в темноте. — Где Гаврила?
      Избор отпустил хазарина и уселся рядом.
      — Не знаю. Тут где-то…. Завалило, наверное…
      — Хорошо, если тут-то. — Загадочно произнес сотник. Избор выдохнул раздражение.
      — Где же ему еще быть?
      — Может кому в брюхо уже попал…
      По-своему хазарин был прав, но верить в это не хотелось. Воевода замотал головой, отгоняя дурную мысль.
      — Нет. Он бы заорал… Иосиф где?
      — Ты бы лучше спросил где зверь… Слышишь?
      Шелест, едва слышный за звоном осыпающегося золота, заставил сотника приподняться. Он почувствовал, что что-то приближается к ним, вытянул руку перед собой, нащупывая врага в темноте…
      Поток воздуха, плотный как вихрь, налетел, ударил в лицо. Он отшатнулся, выставил вперед локоть и тут же что-то ухватило его за плечо. Когти впились в мясо, выжимая из него боль и кровь. От неожиданности и страха Исин заорал в полный голос, прыгнул в сторону и рассек темноту вокруг себя мечом. Вместо теплой плоти сталь с хрустом врубилась во что-то твердое. Не голова, а руки уже поняли, что там такое, но сотник даже не пытаясь разобраться в происходящем, ударил туда еще раз. Сухой треск повторился и из темноты с оглушительным звоном хлынул поток золота. Из расколотого сундука на него лился золотой ручей, падали украшенные самоцветами тяжелые чаши… Монеты сверкали острыми искрами, их блеск резал глаза. Исин оторопело смотрел на иссякающий у него на глазах золотой поток и только спустя несколько мгновений сообразил, что темноты вокруг больше нет, что он видит.
      Все пространство пещеры заливал нездешний сиреневый свет, в котором он отчетливо видел стоявшего в двух шагах от него Избора с мечом в руке. Кончик воеводского меча дрожал, бросая сиреневые блики словно маленькие молнии, и сотник понял, что Избор ничего не понимает и готов зарубить всякого, кто только шевельнется.
      Он хотел, было, протянуть руку, но почувствовал, что на плече его по-прежнему лежит чья-то лапа. Хазарин не успел покрыться потом, как все вспомнил — и этот сиреневый свет и лапу на плече. Уже догадываясь, что будет он положил руку на плечо и тут же чей-то клюв несильно ударил его по пальцам. Хазарин повернул голову и ему в глаза, прямо в душу, на миг заглянули круглые птичьи глаза. На плече у него крутя головой по сторонам сидела сова.
      Он облегченно вздохнул. Услышав вздох Избор опустил меч.
      — Хватит сундуки рубить… Что орал?
      Сотник засмеялся.
      — Муря привет прислал….
      За спиной у воеводы зазвенело золото. Не успев ничего спросить он обернулся и Исин увидел, как под шум осыпающихся сокровищ к ним скачет страж подземелья. Слова замерли у него на губах. Зверь оказался здоровым, раза в три выше него самого, а из его пасти выплескивалось самое настоящее пламя.
      — Руку! — крикнул сотник. В голосе его прозвучала такая уверенность, что Избор ни о чем не спрашивая, без колебания протянул вперед руку. Исин дернул его и они спрыгнули вниз. На их счастье упали они в какую-то мягкую рухлядь и прямо по ней неслышно пробежали между золотых куч. Едва они остановились, как Избор спросил:
      — Ты что, видишь?
      — Вижу. Я же говорю Муря сову прислал…
      Словно не веря самому себе он погладил кривые когти и весело рассмеялся, оттого, что все это правда и он не сошел с ума.
      — Нет, и в самом деле сова…
      Избор ему ни то что бы не поверил…. Он не поверил в сову, но поверил в то, что хазарин что-то видит в этой темноте.
      — Где зверь?
      Исин поднял голову. Над ними нависала стена из сундуков, за которыми ничего не было видно… Он покрутил головой, отыскивая опасность.
      — Не знаю. Мы от него удрали.
      Избор скривился. Слово «удрали» ему не понравилось, однако ничего не возразив, он вздохнул. Исин прислушался к скрипу и звону, что слетал откуда-то сверху.
      — Кажется где-то наверху.
      — Кажется… А Гаврила где?
      — Нашли сову, найдем и Гаврилу.
      В глазах Избора все еще стояла тьма. Он не поленился обернуться и увидел только ночь. Отсюда не было видно даже отблесков пламени.
      — Где тут его найдешь? — вырвалось у него.
      Для Исина же мир по-прежнему был полон странных красок и движения. Он тоже ничего отсюда не видел, но вполне догадывался чем сейчас занят их враг. Сотник представил, как зверь то тут, то там наклоняясь к рассыпанному везде золоту и принюхиваясь, бродит по пещере.
      — Там где чавкать начнут, там и Гаврила…. — невесело пошутил он.
      — Ничего, — в тон ответил воевода. — Гаврилу где есть начнешь — так там же и подавишься….
      Прислушиваясь к реву он вдруг сказал:
      — Слушай. А ведь все почти так, как ты хотел…
      — Чего я хотел? — не понял Исин.
      Избор тихо рассмеялся.
      — Помнишь как ты нас короткой дорогой в Булгар вел? Через лес, через болото…
      Исин и сам улыбнулся.
      — Помню… Мертвый Челнак нам еще по пути попался.
      — Да. Ты тогда все рвался дракона убить. Чтобы огнедышащий, и чтобы сокровищница полна золотом…. Видишь — привалило тебе.
      Воевода провел рукой окрест себя.
      — Может, возьмешься, зарубишь зверя-то?
      — Может и зарублю, — серьезно согласился хазарин. — Вот только всех вас в одну кучу соберу, к выходу выведу, а потом можно и за зверя взяться… Вставай, расселся тут…
      Избор неуверенно поднялся, растопыренной ладонью щупая воздух вокруг себя. Исин ухмыльнулся и взяв воеводу за руку повел его, стараясь наступать на сундуки.
      Турсунов зверь взрыкивал недалеко, но, похоже темнота и ему была помехой. Исин видел косматый клубок с длинной шеей, что время от времени мелькал из-за сундуков и золотых россыпей. Они прошли шагов тридцать и по сундукам, словно по ступеням, поднялись наверх. Едва Исинова голова поднялась над последним рядом, как он охнул.
      — Что там? — быстро спросил воевода вытягивая вперед меч. Исин молчал, очарованный тем, что видел. Он молчал несколько долгих мгновений.
      — Чего там только нет! — наконец выдохнул он из себя… — Чего только….
      — Гаврила? — спросил Избор о том, что его интересовало больше всего. — Гаврила там есть?
      Перестав любоваться холмами и пригорками сокровищ он обежал взглядом подземелье, до краев заваленное золотом. На золотом поле один подле другого сидели двое — Гаврила и Иосиф.
      — Оба они там!
      — А зверь?
      — Вот зверя нет… — довольно сказал хазарин. — Чего нет — того нет…
      Они подходили к ним и Исин видел как настороженно поворачивается на звук шагов Гаврила. Не дожидаясь оклика Исин тихонько окликнул его.
      — Эй, Гаврила.
      Иосиф радостно взвизгнул и они поднялись навстречу. Избор ощупал и того и другого.
      — Ну вас не найти! — сказал он, довольный тем, что наконец все собрались вместе. — Исин все глаза проглядел…
      — А я вон чего нашел! — возбужденно зашептал Гаврила тыча в Изборовы руки что-то овальное с резными краями — то ли огромное блюдо, то ли крышку от сундука. Избор, не понимавший радости богатыря, провел рукой по поверхности. Скоре всего это было блюдо, правда очень странной формы.
      — Погоди, погоди… Зачем тебе? — Избор все водил руками. — Золотое оно что ли?
      — Чудак! Это же щит…
      — Ложись! — заорал прямо им в уши Исин. — Ложись!!!
      За разговорами они не услышали, как зверь подкрался к ним и плюнул огнем. Люди упали и раскатились в разные стороны. В этот раз темнота их выручила — пламя прошло чуть выше голов, но воевода понял, что теперь зверь их видит и следующий плевок окажется точным. Точнее убийственно точным. Он вскочил, но его опередил Гаврила. Богатырь тоже все понял и не теряя драгоценных мгновений прыгнул вперед, загородившись своей находкой.
      Все получилось так, как он и предполагал. Зверь, выбрав себе жертву, дохнул на Гаврилу пламенем, от которого горело дерево и плавилось золото. Столб огня, оранжевый и толстый как ствол сосны, уперся в Гаврилу и … Избор знал, что должно случиться и даже не успел пожалеть Гаврилу — все то же самое ждало и его самого и хазарина и мальчишку. Напор огня должен был смести богатыря, оставив вместо него горсть углей.
      Но этого не случилось!

      Пламя не обтекало щит, а каким-то чудесным образом всасывалось в него, словно тот стал для огня открытой дверью в никуда, и там пропадало.
      Сколь не ко времени было его удивление, но Избор все же удивился. Огонь не испепелил Гаврилу, только вот от его напора богатырь медленно отъезжал назад, попутно вопя во все горло:
      — Все ко мне!
      Он бы сдержал и напор, но сапоги разъезжались на груде монет и он, словно по живой рыбе, скользил назад. В два прыжка воевода оказался за спиной Гаврилы и уперся плечом ему в спину. Жара он не почувствовал, но напор пламени заставил и его ноги скользить по золоту и теперь он вместе с Масленниковым медленно, но верно двигался к стоявшей за ними стене из сундуков.
      «Прижмет к стене, запалит сундуки…» — подумал Избор. Сбоку метнулась тень — это Исин сообразил что к чему и бросился на помощь, но воевода крикнул:
      — Стой! Ищи мешок! Там бутыль!
      Зверь словно что-то понял, дохнул посильнее и они съехали сразу на несколько шагов. Сила огневого напора ни на мгновение не ослабевая толкала упирающихся богатырей назад. Хазарин проводил их взглядом и, кивнув, пропал из виду.
      — Освободи руки! — прокричал Избор. — Убей его!
      — Как? — отозвался Гаврила. Этот вопрос относился сразу и к тому и к другому — Как?
      Избор и сам не знал как. Если бы зверь дал им время поменяться местами, то Гаврила уже убил бы его, или, по крайней мере, отбросил бы назад, но чудовищу это даже не пришло в голову.
      Пламя коснулось сундуков у них за спиной и треск загоревшегося дерева слился с ревом пламени. Избор спиной чувствовал как воздух позади него раскаляется и кусает за шею. Он зарычал и от рева содрогнулась каждая золотая куча в этом подземелье. Гаврила неуклюже, боком как-то, начал поворачиваться, придерживая щит плечом, но тут рядом мелькнул Исин, в руке которого сверкнул отблеск пламени, и вслед за этим от грохота рассыпалась стена горевших сундуков. Богатырей опрокинуло и отшвырнуло в сторону, но уже через мгновение они были на ногах. Что бы там произошло в следующие мгновения знали только Боги, но тут в отсветах горевших кругом сундуков перед ним выросла огромная фигура и Исиновым голосом заорала на них:
      — Чего расселись? Смерти дожидаетесь?
      Он побежал во тьму, волоча за руку мальчишку, а богатыри бросились следом. Из-под ног искрами разлетались монеты. Но не смотря на это с каждым шагом вокруг становилось все темнее, словно кто-то невидимый бросал в темноту лопату за лопатой…
      Свет сочился едва-едва, словно пересохший родник, обессиленный долгой дорогой из подземного царства наверх, а за спиной у них ревело и грохотало. Волны горячего воздуха вылетали из темноты, толкали их в спины и осыпали золото, что лежало окрест. Потом из темноты выплыли светильники и дверь рядом с ним. Около нее Исин остановился.
      — Все тут? Целы?
      Он и сам видел, что все целы, но после этого рева ему хотелось услышать голоса товарищей.
      — Свои все тут, а новых — никого… — прохрипел Гаврила. Богатырь лежал неловко подвернув руку под себя, а другой держал щит, что спас их от огня. Мальчишка хлопал глазами, а Избор трогая обгоревшую шею спросил:
      — Джина бросил?
      Исин кивнул, но уже привыкнув, что его никто не видит, подтвердил:
      — Да. Пришлось…
      — Самый умный поступок за всю твою жизнь, — сказал Гаврила. — Уважил…
      Избор обернулся. Темнота позади них казалась звездным небом в котором грохотал гром — там тлели головешки и ревели, борясь друг с другом, джин и чудовище.
      От светильника над дверью Избор поджег затоптанный факел. Теперь, когда чудовищу было не до них, он захотел посмотреть на то, что там твориться….
      Факел фыркнул, напиваясь огнем от светильника и Избор широко размахнувшись швырнул его туда, где звенело золото и слышались сарацинские проклятья. Крутясь, огонь долетел до сражавшихся и рассыпался искрами, но не угас, а уже через мгновение разгорелся веселым костром.
      — На сундук попал… — сказал Исин. Он по-прежнему все видел. — Сейчас займется.
      Хазарин как в воду смотрел.
      Сундук загорелся и свет развел противников в стороны. Разойдясь шагов на десять они приглядывались друг к другу, выбирая слабые места. Джин перебрасывал из руки в руку топор, а страж подземелья скалил зубы и крутил головой на тонкой шее.
      Это не могло продолжаться вечно.
      Тварь дохнула пламенем и волосы на джиновой руке вспыхнули. Он выронил топор и тонко завизжав запрыгал, замахал рукой, стараясь сбить пламя. Зверь скакнул к обезоруженному врагу и оба они выскочили из круга света. Несколько мгновений джинова рука еще светила как факел, но вскоре огонь исчез. Враги ворочались в темноте и звенели золотом, словно откупались там друг от друга и Гаврила не выдержал.
      — Пропал джин… — сказал богатырь. — Холишь его, лелеешь…
      Он досадливо тряхнул пальцами и закончил так, словно у него заболели зубы.
      — Какие-то они все у Мури беспомощные… Недоделанные какие-то… Придется теперь за него заканчивать идти…
      Он подхватил щит, хотел подняться, но Исин удержал его.
      — Погоди. Не все еще кончилось…
      Он оказался прав.
      Из темноты послышался хряский удар и зверя вновь вынесло в освещенный круг.
      — Что это с ним?
      Он ошалело мотал головой, словно вместе с богатырями удивлялся тому, что тут происходит, но тут появился джин и все стало на свои места. В руках Мурин выкормыш держал то ли увесистую крышку от сундука, то ли каменную плиту. Взмахнув ей как блюдом, он ударил врага еще раз. Зверь отступил назад, прямо в горящий костер и расшвырял его. Стало темнее, но люди успели увидеть, как джин, следуя путем удачи, подхватил полупустой сундук, перевернул, вытряхивая из него золото, и в один момент одел его на голову огнедышащей твари.
      — Все, — сказал Гаврила, отпуская плечо Избора. — Конец! Сейчас он его задавит!
      Крышка захлопнулась у зверя на шее и, зарычав, джин двумя руками сдавил сундук.
      Зверь тряс головой и от этой силы джина мотало туда-сюда, но он крепко держал крышку, понимая что произойдет, если выпустит сундук.
      Через минуту чудовище уже не ревело, а только шипело, словно затухающая под дождем головешка. Остатки костра освещали могучую фигуру джина и дергающее из последних сил тушу хранителя сокровищ…. И вдруг в одно мгновение все изменилось.
      Огонь выплеснулся из рук джина и улетел к каменному своду, вместе с победным ревом стража сокровищ. Джин завизжал, и затряс обожженными руками.
      — Он прожег сундук! — крикнул Гаврила. — Выбралась, гадина!
      После ярких сполохов стало еще темнее тени противников переплелись. Они стали единым куском шевелящейся тьмы и только Исин увидел, что случилось дальше.
      Джин не стал надеяться на оружие. Нескольким ловкими движениями он обернул шею извергающего огонь и дым чудовища вокруг плеча и сунув его голову в подмышку затянул получившийся узел. За грохотом никто не услышал хруста, но зверь после этого замер и повалился навзничь. Победитель в наступившей тишине выкрикнул что-то по-арабски и тоже замолчал.
      — Что там? — спросил Избор. — Кто кого?
      — Удавил! — восторженно сказал Исин. В его голосе звенело торжество, словно все это сделал он сам. — Он его голыми руками удавил!
      Джин несколько мгновений еще крутил вражью шею и только убедившись, что зверь не дышит, бросил тушу себе под ноги. Потревоженное золото еще текло по углам и он настороженно вертел головой, стараясь отыскать новую опасность до того, как та сможет превратиться в беду.
      — Эй! — негромко крикнул Избор. — Джин! Иди сюда!
      Ослепленный темнотой джин неторопливо повернулся отыскивая говорившего.
      — Кто зовет меня? — пророкотал грубый голос. — Кому еще жить надоело?
      Иосиф за спиной воеводы попятился и Избор, успокаивая, положил ему руку на плечо.
      — Твой новый хозяин. Ты же знаешь закон.
      Джин наконец, определив, где стоят люди, пошел к ним. Его шаги наполнили подземелье грохотом и сопением. От этого шума и от темноты он казался даже более громадным, чем уже знакомые им Мурины джины.
      — Зачем он тебе? — спросил за спиной голос Гаврилы. — Помог и на том спасибо…
      Не отрывая глаз от грозной фигуры Избор отозвался.
      — Муря нас нашел и остроголовые найдут. Мы ведь не на хитрость свою надеялись, а на скорость… А где она теперь? Остроголовые как в себя придут, так обязательно за нам увяжутся. Так уж пусть лучше через это подземелье пройдут, чем другой дорогой…
      Подхватив с пола тлевший сундук джин двумя взмахами раздул в нем пламя и осветил людей перед собой.
      — Ну, кто из вас?
      Он собрался, было, расхохотаться, удивившись выпученным от удивления мальчишеским глазам, но Избор опередил его.
      — Как звать тебя? — холодно спросил воевода голосом, заставляющим повиноваться.
      — Сулейман, хозяин…
      Джин выпрямился и голова его ушла в темноту.
      — Сулейман, — повторил Избор, задумавшись. Джин стоял перед ним разглядывая обожженные руки и кривясь от боли. Наконец Избор полез за пазуху и достал ковчежец. Джин что-то почувствовал и попятился.
      — Что ж ты как лошадь?
      Гаврила легонько потрепал его по колену — выше не доставал.
      — Я чую силу…
      Масленников обернулся и увидел тусклый блеск серебра.
      — Ты чего?
      — Так нужно.
      Задрав голову он поймал взгляд джина.
      — Не бойся… Это добрая сила. Сейчас ты на несколько минут уснешь, а потом проснешься.
      Не отводя глаз от ковчежца Сулейман кивнул.
      — А через какое-то время сюда спустится много людей. Убьешь их сколько сможешь, а потом — свободен. Иди на все четыре стороны.
      Осторожно, словно еще сомневался стоит ему это делать это или нет Избор откинул крышку, готовясь увидеть действие волшебства. В это раз оно коснулось только джина. Обессиленный магией он в одно мгновение упал на колени, а потом просто скатился в низ с золотой горы. Несколько долгих секунд Избор держал крышку открытой, упиваясь властью над этой громадой, задавившей огнедышащего зверя и над двумя колдунами, что остались где-то наверху.
      — Закрывай! — ударил его по плечу Исин, не выдержав напряженного ожидания. Воевода только повел плечом. Если уж что-то делать, то делать наверняка. Колдуны остроголовых, по крайней мере те, что еще оставались в живых, должны были наверняка добраться до этого подземелья и лишние мгновения тут шли только на пользу делу.
      Крышка ковчежца щелкнула, обрезая волшебство и из темноты поднялся Сулейман. Джин тряс головой и стряхивал прилипшие к коже монеты.
      — Ты все понял?
      — Все, хозяин!
      — Тебе ждать — нам идти…
 
      Солнечный свет, что лился сверху добавлял сил, как живая вода и манил к себе, как свет костра манил бы уставшего путника, а свет очага — голодного. Он был намеком, обещанием, говорившим о просторе, зеленой траве и свежем воздухе и Гаврила смотрел туда, пока голова у него не закружилась. Подошедший сзади Исин ткнулся в спину.
      — Что встал?
      Масленников обернулся и хазарин увидел на его лице отблеск солнца. Быстро вскинув глаза к каменному своду улыбнулся.
      — Неужто вышли?
      Гаврила отвернулся. Рано было еще радоваться, рано.
      — Пока только дошли.
      Хазарин у него за спиной нетерпеливо заерзал и он подвинулся, сколько мог, что бы дать тому возможность посмотреть на красное, предзакатное небо.
      — Вечер…
      — Скоро стемнеет, — согласился богатырь. Не двигаясь дальше они ждали когда их нагонят Избор и Иосиф. Звук их шагов уже долетел до них.
      — Что там у вас? — спросил Исин. — Куда пришли?
      — Тут ход наверх. Небо видно…
      Ход был узкий и ни Избор ни Иосиф не могли подойти ближе.
      — Что встали тогда? Вылезайте…
      — Все не так просто.
      Каменный свод в этом месте нависал низко, но в одном месте стену распорола трещина поднимавшаяся вверх. И не просто вверх, а как раз туда, куда нужно. Сотник смотрел на небо, прикидывая как им туда придется добираться, как около лица пахнуло ветром и тяжесть уже привычно сжимавшая плечо когтистыми лапами исчезла так, словно ее и не было вовсе. Исин осторожно повел плечом, прислушиваясь, как хрустят кости, потом осторожно коснулся плеча пальцами. Не найдя там ничего он на всякий случай пощупал воздух над плечом, но и это ничего не изменило. Совы на плече уже не нашлось. Он вздохнул и разгоняя застоявшуюся кровь, взмахнул рукой. Позади не злобно выругался Избор:
      — Ослеп что ли? Чего размахался?
      Хазарин щурясь на силуэт в темноте кивнул.
      — Угадал. В самую точку угадал.
      — Что? — уже всерьез спросил воевода. — Глаза?
      — Мурина сова улетела, — сказал Исин. Избор, так и не поверивший хазарину, плюнул.
      — Тут не до шуток, а ты…
      Хазарин поднял брови. Он и не шутил вовсе…
      — Что за старик! — сказал сотник. — Вечно когда нужно так его не сыщешь.
      Гаврила понял, что сотник имел в виду Мурю и полюбопытствовал.
      — Сейчас-то он тебе зачем? На ковре полетать захотелось?
      — При чем тут ковер? Хватило бы и веревки, что он сверху сбросил бы.
      Избор хлопнул хазарина по плечу.
      — Перебьешься! Совсем обленился — и колдуна ему подавай и веревку…
      Гаврила пощупал края трещины, посмотрел наверх.
      — Ну-ка дайте место…. Отодвиньтесь, — решительно скомандовал он. Товарищи его вернулись в проход, освобождая место. Гаврила не оглядываясь на них, встряхнулся, словно собака, что только что вылезла из воды и уселся в трещине так, что бы спина упиралась в один край, а ноги в другой. Несколько мгновений он неподвижно сидел и Иосиф не удержался.
      — И что? — спросил он. — Ее же не раздвинешь! Камень все-таки.
      Масленников не стал отвечать — не до того было, на всякие глупости откликаться.
      — Чудак! — объяснил мальчишке хазарин. — Он только глыбу побольше отколоть хочет!
      Гаврила не ответил и ему. Даже в полусвете было видно, как его лицо наливается кровью.
      — Он…. — начал, было Избор, но договорить не успел. Гаврила зашипел, как рассерженный гусак и перебирая то ногами, то плечами начал рывками подниматься к свету. Воевода поднял светильник повыше и застыл так. Гаврила взбирался наверх по паучьи быстро, но потом остановился. Внизу молчали.
      Скосив глаза он видел удивленно раскрывшийся рот Иосифа. Поднимись он повыше, рот у мальчишки открылся бы еще шире, но, увы это было уже не по силам богатырю. Трещина словно сходилась и сжимала его. Он выдохнул из себя воздух, оттолкнулся спиной и спрыгнул вниз. Воевода подхватил его, не давая упасть.
      — Давай еще! — ободрил его он. — Ты почти добрался!
      Гаврила задрал голову к свету, распрямился, и в спине у него что-то хрустнуло.
      — Так выше не залезешь, — сказал он. — Трещина сужается… А ну давай в лестницу!
      Он подошел к стене и уперся в нее руками.
      — Становись!
      Другого приглашения не потребовалось.
      — Опять мы на тебе ездим… — напомнил воевода Масленникову и живо вспрыгнул на богатырские плечи.
      — Сочтемся… Исин!
      Хазарин зацепился носком сапога за Гаврилов пояс. Тот крякнул, но Исин рывком добрался до Изборовых колен и полез выше. Свет над головой стал ближе, но он все еще был недосягаем для него. Ощупывая камень над головой он позвал.
      — Иосиф! Давай сюда. Не достаю….
      Нос его уже чуял запах земли, но взять запах в руки он не мог. Мальчишка добрался до него, маленькие ступни прижали плечи.
      — Ну?
      Исин ничего не видел — чтобы не упасть стоять приходилось уткнувшись лбом в стену. Он слышал как над головой кряхтит вытягиваясь Иосиф.
      — Ну?
      — Не достаю!

      Исин попытался помочь мальчишке и приподнялся на носки. От этого движения их лестница зашаталась, сотник судорожно начал хватать запахи вокруг себя, но те ускользали сквозь пальцы и хазарин с ужасом понял, что наделал.
      — Замри! — прогремело снизу и он замер как вмороженный. Плечи Избора под ним колыхнулись, стена рывком отодвинулась и Исин понял, что Гаврила, на которого пришлась вся тяжесть, ловит то, что потерял он. Стены вокруг поплыли и он покачнулся.
      — Мальчишку держи! — крикнул Избор. Воевода уже понял чем это все сейчас кончится. Исин ощутил как Изборовы руки ухватили его за ступни. Не отзываясь на голоса он отлепил одну руку от стены и вцепился в Иосифову лодыжку. На мгновение он представил себе дерево, что вцепившись корнями в землю под дыханием урагана клонится к земле, потом выпрямляется, потом опять никнет…
      Но Гаврила не успел пустить корни. Все произошло быстро. Стены завертелись еще стремительней и Исин почувствовал, что заваливается на спину.
      — А-а-а-а-а!
      Он успел увидеть надвигающийся камень и вытянул руки, но тут его перевернуло и хазарин упал на что-то мягкое.
      — Ох! — раздалось снизу, а наверху, прямо над ним, громадной летучей мышью, промелькнул растопыривший руки Гаврила. Исин проводил его взглядом и увидел как Иосиф, висевший на своде несколько долгих мгновений разжимает пальцы и летит вниз, прямо в богатырские руки.
      Звук двух ударов слился в один.
      «Успел!» — подумал Исин о Гавриле. «Спас мальчишку! Почему, интересно он об этом подумал, а я — нет?» Тишину подземелья нарушали только кряхтение и тихая ругань Избора. Под эти звуки Исин перевернулся и встал на четвереньки.
      — Ну, еще раз… — скомандовал он.
      И в этот и еще три раза подряд все оканчивалось одинаково. Иосиф на какое-то мгновение зависал под потолком, а потом, не в силах там удержаться, валился вниз. Вся разница была только в том, что в первый раз его ловил один Гаврила, а теперь — они все вместе.
      На пятый раз мальчишка, упрямо забиравшийся на хазарские плечи не смог даже зацепиться. Пальцы соскользнули с камня и он бесславно полетел вниз.
      — Живой? — спросил Избор помогая Иосифу подняться с Гаврилы.
      — Нашел, кого спрашивать, — проворчал из-под мальчишки Масленников. — Ты бы меня спросил…
      Тебя бревном не задавишь, — отмахнулся от него воевода. — Ну, что, еще разочек?
      Проводя руками по бокам и морщась от этого богатырь покачал рукой.
      — Погоди. Бока-то не железные. Отдохнем…
      Исин со вздохом, напоминавшим стон, привалился к камням. Избор чуть помедлив, сел рядом. Подняв головы к свету над головой, словно волки к луне, они молчали.
      — Был бы кто из нас на аршин повыше…. — сказал отдышавшись воевода. Исин ближе других видевший выход возразил:
      — Зачем на аршин? На ладонь хотя бы и того хватило бы…
      Прищурив один глаз он разглядывал начавший темнеть свет над головой и вдруг встрепенулся.
      — Слушай, Гаврила! Вдарь-ка разочек… Кулаком. Может сверху что упадет? Нам ведь много не нужно — парочку валунов под ноги.
      Гаврила покачал головой. Не отрицательно, но с большим сомнением.
      — А если не много не выйдет? Если сразу все обвалится?
      Хазарин опустил глаза под ноги, видно, отыскивая не замеченный прежде камень, на который можно было бы стать ногами. Взгляд его натолкнулся на аккуратно прислоненный Гаврилой к стене щит, тот самый, что спас их в сокровищнице от огня.
      — Ну давай тогда твою деревяшку подставим, — предложил Исин. — Хоть стоймя, хоть плашмя…
      Гаврила сперва не понял, что это хазарин обозвал деревяшкой, а разобравшись — не на шутку обиделся.
      — Я тебе подставлю! Деревяшку нашел! Да этому щиту цены нет!
      Для того, чтобы убедиться, что щит никуда не делся богатырь постучал по нему.
      — Знаменитая вещь! Щит Джян-бен-Джяна! Может быть даже тот самый, что я на Русь притащил.
      Он еще раз провел по нему ладонью, пытаясь признать.
      — Что вы собачитесь? — спокойно сказал Избор. — Думать нужно… В крайнем случае одежду снимем, сложим…
      — Сколько той одежды-то?
      Избор пожал плечами, показывая, что ничего другого не остается, а Исин развел руками.
      — Хочешь — не хочешь, а все Гы вспомнишь!
      Закряхтев сотник поднялся и с него посыпалась каменная пыль.
      — Как он ловко нас из пещеры Скелетов вытащил! Рук трудить не пришлось!
      Он посмотрел на Гаврилу, ожидая согласия.
      — Не помню, — сказал тот.
      — Еще бы тебе помнить! Тебя оттуда как боярина на руках несли. Я уж не помню, то ли проспал все, то ли напился…
      Усмехнувшись он повернулся к Избору. Тот, занятый своими мыслями невпопад кивнул.
      — Да, жалко…
      Взгляд у воеводы стал отсутствующим.
      — Что? — переспросил Исин, понимая, что воевода думает о чем-то своем.
      — Жалко, что ты летать так и не научился…
      Избор поднялся, отряхивая руки прошелся по подземелью туда-сюда, задрав голову.
      — Плавать не можешь, летать — не можешь… Какая от тебя польза? — пробормотал он не глядя на хазарина.
      Тот молчал, не решаясь перебить воеводу — видел, что что-то тому пришло в голову. Воевода поднял руки вверх, посмотрел на них, опустил, повернулся к Гавриле.
      — Подними-ка руки.
      Не поняв для чего это нужно, Гаврила все же повиновался. Избор покачал головой и повернулся к хазарину.
      — А ты…
      Исин так же не возразив поднял руки к каменному своду. Избор улыбнулся.
      — Не так мы стояли!
      Гаврила с Исином переглянулись.
      — Не так? А как?
      — Может на руки нужно было встать? — серьезно спросил Исин. Обычно воевода понапрасну языком не трепал, но кто его знает?
      — Скаль зубы-то, скаль… — сам довольно улыбаясь ответил Избор. — Нужно было тебя с Иосифом местами поменять…
      — Что пнем о сову, что совой об пень. Темнота на тебя, что ли так действует? — спросил Гаврила внимательно слушавший его и, также как и хазарин, ничего не понимавший. — Тут как ни становись, все одно выше не станем.
      — У Исина руки длиннее, чем у Иосифа.
      Гаврила прищурясь посмотрел наверх, мгновение подумал и хлопнул себя по лбу. Слова Избора вселили в него новую надежду.
      — Еще раз! Я, Избор, Иосиф, Исин.
      Положив мальчишке руки на плечи он посмотрел в глаза Иосифу.
      — Стерпишь?
      Мальчишка расправил плечи.
      — Справлюсь!
      Гаврила улыбнулся.
      — Не переломишься?
      Иосиф истово затряс головой.
      — Это быстро, — успокоил мальчишку Избор. — Он зацепится, а там…
      — Ну, давай! — Заторопился Гаврила. — Давайте, пока помогать никто не пришел!
      — Не прилетел, — поправил его Исин.
      — Теперь и прилететь, и прийти могут…. Начали!
      Не желая понапрасну тратить драгоценное время Избор поднялся на плечи Гавриле и затащил на себя Иосифа. Мальчишка потоптался у него на плечах, устраиваясь понадежнее и воевода глубоко вздохнул, что бы стать хоть на пол вершка выше.
      — Исин!
      Исин лез аккуратно и внимательно разглядывая дыру над собой прикидывая как и за что ухватится, как раскачается, забросит ноги наверх, как выберется на свет и воздух.
      Встав рядом с Иосифом он ободряюще улыбнулся и рванулся вверх. Под ногами тоненько засопело, мальчишка тяжело, по-взрослому, выдохнул воздух, напрягся…
      Как и в прошлый раз они не удержали равновесия и лестница в небо развалилась на части. Только, в отличие от первого раза, наверху остался висеть хазарин. Зацепившись пальцами за еле видный выступ под проломом хазарин завис, чувствуя, что отчего-то потяжелел.
      Он висел на кончиках пальцев и чувствовал как эта новая, живая тяжесть ползет по нему, растягивая жилы. Не решаясь отпустить пальцы сотник замычал от напряжения и опустил голову. Так и есть. Зацепившись за халявы на его ногах висел Иосиф. Сапоги смялись и потихоньку съезжали с ног. Сотник задрал вверх ступни, поняв что это тоже возможность выбраться наверх.
      — Ползи! — прохрипел хазарин. — Ползи, пока держусь!
      Снизу, с камней, Гаврила с Избором увидели как Иосиф дрыгаясь всем телом словно червяк на крючке взбирается наверх по Исину, словно по веревке. Исин застонал и Избор зажмурился.
      — Долез! — крикнул Гаврила. — Долез!
      На мгновение в подземелье стало темнее — встав на плечи Исину мальчишка проскользнул в дыру. Хазарин, несколько мгновений качавшийся под сводом, попытался забросить наверх ноги, но из него посыпались монеты, а следом за ними слетел вниз и он сам.
      Через мгновение после того, как в дыре исчезли плечи там показалась голова Иосифа.
      — Эй, дяденьки, давайте быстрее! Дождь начинается…
      Для него все уже было позади.
      — Привяжи веревку.
      Гаврила достал ее из мешка. Отмотав саженей пять, взвесил в руке и недовольно покачал головой.
      — Легка? — спросил Избор.
      Гаврила кивнул, отыскивая взглядом Исина.
      — На!
      Масленников повернулся к воеводе. Избор сунул руку за спину и достал кинжал. Массивная, литого золота рукоять украшали самоцветы. Гаврила хмыкнул.
      — А я уж собирался хазарина растрясти.
      Он повернулся к Исину, ползавшему по камням в поисках выпавших монет.
      — Пощипал волшебника?
      Исин пожал плечами, мол, само собой разумеется.
      — Взял немного…
      — Знаю я твое немного.
      — Нет, точно… Немного… Не для корысти брал, для лечения!
      Избор поднял бровь.
      — К синякам прикладывать. Я точно знаю, помогает. На каждый синяк по монете, на каждую шишку — по камешку, — объяснил хазарин.
      — Пустили козла в огород….
      Гаврила раскрутил веревку и с первого раза забросил ее наверх. Там мелькнула тень, из связки вытянулась еще пара саженей и веревка повисла. Гаврила дернул ее и кивнул Исину.
      — Давай!
      — А чего я?
      — Будешь падать, так мы тебя хоть поймаем.
      Хазарин подпрыгнул на месте и от того движения воздух вокруг зазвенел.
      — И чего мы мучались? — спросил у Избора Гаврила. — Надо было сотника твоего растрясти, монеты одна на одну поставить, так может и веревки бы не потребовалось.
      Исин сделал вид, что не слышит и полез к свету. Опять на несколько мгновений стало темно.
      — Давайте! — крикнул хазарин сверху.
      — Теперь ты, — сказал Гаврила. — Я последним пойду.
      Избор бросил ему в руки мешок, поправил ковчег за пазухой. Забравшись на сажень вверх он остановился и негромко сказал:
      — А мальчишка-то… Помощник! Ты как знал, его с нами оставил.
      Гаврила качнул плечами.
      — Верно, Светлые Боги надоумили …
      Избор вылез из дыры прямо в заходящее солнце. Щуря глаза от света огляделся. Вокруг лежали каменные глыбы, а в десятке поприщ впереди земля уже горбилась набиравшими тут силу горами. Правее, виднокрай загораживала стена темно-зеленых елей. Избор облегченно вздохнул.
      Ничего лучшего и желать не стоило.
      Сперва Избор вытянул наверх свой мешок и Гаврилов щит, а потом уже и самого Гаврилу. Не давая товарищам расслабиться, тот начал тут же двигать камни и заваливать ими щель, ставшую для них выходом из подземелья. Богатыри провозились с этим довольно долго, но дело того стоило. Оглядев дело рук своих и оставшись довольным Гаврила сказал:
      — Теперь не вылезут….
      Избор улыбнулся и совсем уж собрался сказать то ли о еде, то ли об отдыхе после пути по подземелью, но Гаврила успел первым.
      — Нечего рассиживаться. Бегом в лес.
      Исин встал первым, хрустнул спиной.
      — Лошадок бы, а?…
      Избор вместо ответа показал найденный внизу кинжал. Понять его можно было по-разному и Исин переспросил.
      — Отберем или купим?
      Воевода задумался, но только на мгновение.
      — Как получится…
      Стараясь ступать на камни и на сухую землю они уходили все дальше от трещины и все ближе становилась к ним стена леса. Солнце уже почти провалилось за виднокрай, но вершины деревьев еще горели последним золотым светом. Гаврила шел впереди. Ощущение преодоленной опасности уже покинуло его и он настороженно ждал новых неприятностей.
      — Что грустный? — весело спросил Избор. Щупая ковчежец он лучился довольством. Все шло, как по писанному — пока еще живые далекие враги рыдали и рвали на себе волосы, а они, посмеиваясь над их кознями, неудержимо шли к своей цели.
      — Денег что ли нет?
      Гаврила не ответил, вздохнул.
      — У Исина попроси, поделится.
      Воевода рассмеялся и распушил волосы на Иосифовой голове.
      — Выбрались все же! Как нас Судьба не бьет, а мы все сверху!
      — В огне не горим, в воде не тонем! — бодро добавил Исин, прекратив перебирать краденые деньги. Его пальцы уже украшали перстеньки с камушками.
      — Главное еще и по ней плаваем…
      Избор ударил Гаврилу по плечу.
      — Да чего ты?
      — Князя вспомнил, Белояна… — Гаврила вздохнул. В его вздохе было больше опасения, нежели грусти. — Как они там? Болтает нас из стороны в сторону. Давно уж в Киеве быть следовало, а мы…
      Богатырь сокрушенно покачал головой, а Избор посмотрел в небо позади себя, потом оглядел землю. И там и там было пусто. В небе не было ни облаков, ни птиц и он ощутил, как расслабляется внутри натянутый канат. Он рассмеялся.
      — Чего за них беспокоиться? Главный враг — покойник. Да и Тулица с Дилей не сегодня-завтра до Белояна доскачут. Да и у самих ноги не отсохли. Ночь переспим — и через горы, а там и Киев рядом…
      Гаврила вспомнил расплющенную гирей грудь Санциско и улыбнулся в ответ.
      — Ладно… Утром всех врагов посчитаем, кто остался.

      Он вел их по лесу до тех пор, пока деревья перед ними не слились в одну несокрушимую с виду стену и глаза перестали отличать землю от древесных стволов. Друзья не переча шли следом, сперва обходя огромные замшелые стволы, потом, когда солнце упало за край земли и небо, что виднелось сквозь листву стало темно-синим, определяя на ощупь где кончается дерево и начинается чистый лесной воздух. Шли молча, только изредка поскуливал Иосиф, когда его задевало веткой.
      Упершись в очередной ствол Гаврила остановился и сел. Не спрашивая что к чему рядом уселись и остальные.
      — Ночуем тут! — объявил Гаврила. — Хрен нас тут кто найдет!
      Костер Гаврила разводить не стал — еды у них не осталось, а просто смотреть в пламя и греться дураков тут не было. Хотя не один из них не чувствовал погони, каждый знал, что Боги берегут только тех, кто сам о себе заботится.
      — Поесть бы, — сказал Исин. Он не хуже других знал, что есть нечего и разговор о еде завел вроде как по привычке.
      — Положи по монете за каждую щеку и спи. Может курица присниться…
      Темнота быстро разъединила их. Листья закрывали их от тучь, а тучи — от звезд и воевода не видел ни то что никого их друзей, но даже и самого неба. Потом, когда все устроились и успокоились Избор услышал тихое сопение и почувствовал как Иосиф подобрался поближе, к теплому боку. Он подвинулся, давая ему место подальше от муравейника.
      — Вы спите, я посижу, посторожу… — прошептал Иосиф. — Все равно не спится…
      — Засыпай, давай… Завтра опять землю мерить.
      — Ничего, я посмотрю тут…
      — В лесу не смотрят, в лесу слушают, — устраиваясь поудобнее зевнул Избор. — Ты, если не спится, слушай, давай…
      Он потрогал ковчежец с талисманом и представил как Мурин джин расправляется остроголовыми. Ветер качал ветки и откуда-то издали нес запах воды, а сквозь смеженные веки пробивался блеск золота. Он встряхнулся и несколько мгновений слушал спокойное сопение Иосифа. «Караульщик» — улыбнулся Избор — «Да, не детское это дело богатырей караулить…» Листья над головой шевелились на мгновения открывая звезды. «Не найдут» — подумал воевода. — «Не найдут!» Ветер свистнул, превращаясь налету в птичью трель. Он раздул костер, выхватив из темноты добрые лошадиные глаза. За лошадиной мордой мелькнула вышитая рубаха и из темноты, в свет костра вышел Белоян. Его борода летела за ним, рассыпая искры и он казался окружен роем светящихся комаров. Бесшумно ступая он прошел между костром и Исином. Избор хотел подать голос, но язык не повиновался.
      Словно смотря на себя со стороны он увидел как волхв наклонился над ним и осторожно сунул руку за пазуху. Он понял зачем пришел Белоян и не почувствовал тревоги. Волхв пришел за тем, что принадлежало ему. Лошадь свесила морду через Белояново плечо и тихонько прошептала:
      — Спи!..
      Теплый воздух коснулся его лица, воевода улыбнулся и тут же безо всякого перехода лошадь закричала:
      — Иосиф! Иосиф!
      Избор вскочил еще не соображая где сон, а где явь. Под кронами уже висел утренний туман и листья кустов покрылись серым налетом росы. Он оглянулся одним взглядом обежав место ночлега.
      — Белоян? — спросил он хриплым со сна голосом. — Где?
      Моргая заспанными глазами воевода искал волхва, но не находил его. На полянке стоял только хазарин. Избор тряхнул головой, отделяя сон от яви.
      — Что случилось?
      — Иосиф куда-то делся… — отозвался хазарин. Он озабочено смотрел по сторонам. — Гаврила проснулся — нет его… Искать пошел.
      — Белоян приехал?
      Исин пристально смотрел на него и хазарские брови медленно поползли к переносице. Он отрицательно покачал головой.
      — Откуда? Кто нас тут найдет?
      Воевода вспомнил руку у себя за пазухой и уже готовый к тому, что сейчас произойдет, сунул туда пальцы. Ночное тепло, еще не исчезнувшее из-под одежды охватило ладонь как варежка. Растопырив пальцы он провел по груди раз, и другой, и третий.
      Ковчежца не было.
      — Сон… — сказал воевода. Под взглядом хазарина он копался и копался за пазухой, пока утренний холодок не сбросил с него остатки ночного сна.
      — Ковчежца нет, — сказал он.
      — Что?
      — Ковчежца нет, — шепотом повторил Избор. Сейчас он, как и в нынешнем ночном сне, видел себя со стороны, словно душа его вылетела из тела и висела за плечами у хазарина.
      — Гаврила! Гаврила! — заорал Исин пятясь от Избора. — Гаврила!
      За спиной у Избора затрещало. Так и не вынув руки из-за пазухи воевода обернулся. Из темных кустов, переплетенных ночным мраком вылезал Гаврила. В нахмуренных бровях его не было гнева, а только недоумение.
      — Нет его, — сказал он. — Куда подевался? По нужде если только…
      — Ковчежец пропал! — сказал Исин. — Талисмана больше нет!
      Еще думая о том, куда мог запропастился в лесу мальчишка, он посмотрел на Избора.
      Январский снег был темнее лица воеводы. Не подчиняясь голове руки его сами собой начали бесполезную работу сызнова. Гаврила дернулся, словно его сверху саданули клевцом. По лицу попеременно проскочило несколько выражений — недовольство, оттого, что его отвлекают от важного дела, потом недоверие и только потом, когда он разглядел глаза Избора — страх. Он подскочил к нему и не тратя время на слова сам, руками, обстучал груди и спину воеводы. Избор не сопротивлялся. Все также молча Масленников обшарил траву в том месте, где спал тиверец.
      — Где? — наконец спросил он.
      — Не знаю… Нет.
      Масленников сразу понял, что все, что тут происходит — не шутка. Несколько мгновений он крутил головой не зная что сказать — слишком уж много всего случилось за столь короткое время — и «Паучья лапка» пропала и Иосиф потерялся…
      — Следы! — наконец сообразил Гаврила. — Ищите следы!
      Исин ухватился за эти слова как за спасение. Нужно было делать хоть что-то.
      — Следы! Следы-то должны были остаться?
      Почти обнюхивая землю хазарин пробежал под деревьями. Кусты сомкнулись за ним, а Гаврила опустился на колени и по раскручивающейся спирали начал осматривать поляну. Избор, все еще оглушенный случившимся, смотрел на него, пока он не поднялся во весь рост.
      — Нет следов!
      — Не нашел? — Исин высунул голову из кустов.
      — Нет следов, — упрямо повторил Гаврила, глядя воеводе прямо в глаза. — Если бы были, то нашел. А их просто нет.
      — Кто ж такой нашелся, что ребенка и талисман украл, а следов не оставил?
      Избор сказал это и вдруг его словно громом оглушило. В одно мгновение все сложилось один к одному и он понял, кем должен был оказаться вор, не оставивший ни следов, ни талисмана.
      Гаврила, похоже, догадался до этого немного раньше и теперь ждал, что Избор подтвердит его догадку.
      — Нет, — сказал Избор, почувствовал слабость в ногах и опустился на землю. — Нет!
      Гаврила молчал, на его лице все четче проступала уверенность, что все это правда.
      — Как это? Нет! Не может быть!
      — А почему? — наконец разжал губы Масленников. — Почему не может быть? Что мы о нем знаем?
      — О ком вы? — спросил еще ничего не понявший Исин. — Кто Иосифа украл?
      Избор вскочил и начал суматошно собираться.
      — Пошли отсюда!
      — Зачем?
      Задав вопрос Гаврила глядя на воеводу и сам начал застегиваться и проверять все ли на месте.
      — Муря нужен. С зеркалом своим. Он нас искать будет, а хрен он нас в этой чащобе отыщет.
      Гаврила давя в себе желание прямо сейчас побежать и что-нибудь сделать обстоятельно похлопал себя по бокам, по груди, с таким видом, словно рассчитывал найти там пропажу.
      — Найдет. Нас теперь кто хошь найдет… — Пробормотал он. Оторопь уступила место злости.
      — Ну может и найдет, а только как он сюда спуститься…
      Утро уже бродило в лесу, хотя солнце еще не поднялось, и под кронами еще растекался сырой мглистый свет от ущербной луны. Глядя на смятую траву, еще хранившую отпечаток мальчишеского тела он вспомнил вчерашнее обещание Гаврилы пересчитать по утру всех врагов и сказал, глядя тому прямо в глаза:
      — А врагов-то у нас на одного больше стало!
 
      …Устало прикрыв глаза Санциско спокойно поглаживал подлокотники дубового кресла, забавы ради, пытаясь кончиками пальцев проследить как меняется резной узор. Пальцы нащупывали непрерывную череду превращений, где бутоны цветов, связанные в узлы превращались в летящих коней. Он вел эту линию пальцами до тех пор, пока они подлокотник не кончился. Его собеседник не решался нарушить затянувшееся молчание и тоже молчал. Тогда маг открыл глаза и сказал.
      — Так что, Тьерн чудеса действительно возможны…. Если б они подержали талисман открытым еще несколько минут, то…
      Он покачал головой, не желая говорить о грустном.
      — Но, как видите, со мной все обошлось и место Главы Совета все еще занято…. Да и барон сделал все так, как и обещал. Талисман теперь у нас.
      Глаза у Тьерна Сельдеринга открылись широко, став похожими на витражи Императорского дворца. Он несколько раз вздохнул успокаиваясь.
      — Это были знатные враги. Я думаю мы должны воздать должное их силе и мужеству.
      Тьерн произнес это с такой ненавистью, что это даже покоробило Санциско. Слишком много личного слышалось в нем, слишком много человеческого…
      — Это значит… — начал Глава Совета, но Тьерн не в силах сдержаться крикнул:
      — Убить! Всех! До единого!
      — Убить? — маг задумался. — Убить?? — повторил он, размышляя над тем, какую пользу можно извлечь из трех трупов. — Убить?
      — Да! — подтвердил Тьерн. Он ударил кулаком по столу. — Кровь за кровь…
      «Шишка за шишку…» — подумал Глава Совета.
      Санциско вспомнил каким был Тьерн всего лишь несколько дней назад, когда он нашел его избитого и униженного и чуть было не улыбнулся, но взял себя в руки. Предложение Сельдеринга было уже плохо не только тем, что от него не было никакой пользы, но и тем, что исходило от него самого. Может быть он уже не был врагом и соперником для Главы совета, но он не был другом.
      — Пожалуй нет… Убивать их не стоит… — сказал Санциско. — Не тонкая это работа.
      Нарочито покряхтывая (кости груди все еще болели, как это часто бывало после действия мертвой воды) он поднялся и в размышлении прошелся перед шаром.
      — Поступим иначе…
      — Если им оставить жизнь, то они опять попытаются разрушить наш замысел.
      — Наш? — спокойно и холодно удивился Глава Совета.
      — Твой, — поправился Тьерн, опустив глаза к земле. — Твой замысел…
      В одно мгновение он стал похож на улитку, которая после мягкого касания тут же втягивает в себя грозные рожки и прячется в раковину. Санциско не выдержал и улыбнулся. Тьерн опустил глаза.
      — Они как тараканы, — не поднимая глаз сказал он. — Всегда откуда-то появляются…
      Санциско молчал, раздумывая как быть дальше. Ему, думавшему о судьбах Империй, вдруг стало любопытно управиться с судьбой трех врагов, пройтись по ней не грубым топором, как этого хочет Тьерн, а искусным резцом Мастера. Это могло стать игрой, отдыхом от важных дел. К тому же игрой опасной, но и оттого еще более привлекательной, не сейчас, конечно, а дней через десять — двенадцать, когда он закончит свои дела на Руси и «Паучья лапка» окажется в Вечном Городе. Привыкший к хитрости разум тут же подсказал нужный ход.
      — Если просто оставить жизнь, то, наверное, да, а вот если оставить им жизнь и лишить памяти…
      Санциско погладил ковчежец. То, что было заключено было его и мечом и щитом. Теперь он мог сделать все, что считал нужным с кем угодно — с магом, волхвом, воином, князем и императрицей.
      — Теперь у них нет защиты… Мы всегда можем найти их, и сделать с ними то, что захотим…
      Тьерн молчал, напряженно наклонившись вперед. Он не решался советовать, ибо понимал, что любой совет Санциско истолкует как простое, вполне человеческое желание отомстить за полученные синяки и шишки.
      Все же он решился напомнить:
      — Белоян…
      — И без Большой магии я сумею сделать все так, что он не заметит… Решено! Я сам все доведу до конца.
      Тьерн, все еще надеясь, ждал, чтобы глава Совета сам сказал что сделает с врагами.
      — Я лишу их памяти. Они разойдутся и больше не попадутся на нашем пути.
      Сельдеринг все же не сдержался.
      — Лучше убить…
      — Убить — проще.
      Санциско то ли жалел Тьерна, то ли действительно хотел объяснить ему раз и навсегда чем Глава Совета отличается от простого, пусть и очень сильного мага.
      — Но лишить памяти и потом, время от времени вспоминать, что где-то бродят враги не переставшие быть врагами, но уже не опасные…
      Он покивал головой, соглашаясь со своими мыслями.
      — Да! Так и будет….
      Не заботясь о том как это оценит Сельдеринг он взмахнул рукой и Шар залила тьма.

      Проснувшись, Избор увидел над головой звездное небо. Глаза обежали открывшийся над головой простор и он улыбнулся. Несколько мгновений он лежал, бездумно складывая звезды, что просвечивали сквозь листья в фигуры, а потом сел. Над виднокарем висела ущербная луна в свете которой он разглядел, что совсем рядом с ним лежат люди.
      Поднявшись на ноги он осторожно прошелся около кустов, разглядывая незнакомцев…
      Незнакомцев? Он остановился пытаясь вспомнить как попал сюда и кто эти люди, что коротали ночь рядом с ним, но….
      От неожиданности он остановился и закрыл глаза. Он не помнил себя… Не помнил как попал сюда и что было вчера. Сперва он не испугался, а удивился. В памяти было чисто и пусто, словно в зимнем поле. Он вспомнил имя, вспомнил кем был, но дальше память отказывала. Озираясь он просидел с полчаса, вспоминая все, что мог, но это не принесло облегчения — память была пуста как пересохший колодец.
      Страх проснулся в нем и пополз наружу. Избор увидел как задрожали руки и стиснул пальцы в кулаки. Что бы там ни было, пугаться уже было поздно.
      «Не родился же я только что? — подумал Избор. — Или все-таки родился? Спросить бы кого…»
      Он окинул взглядом соседей. — «Да кого тут спросишь? Разве что какой-нибудь душегуб в кустах прячется?»
      Мужик, что спал рядом с ним завозился, засучил ногами. Избор настороженно отодвинулся, встал ему за спину и положил руку на рукоять меча. Мужик озадаченно озирался и Избор видел в его движениях тоже недоумение, что испытывал сам. Так же как он сам только что он обежал взглядом поляну и настороженно положил руку на рукоять кинжала.
      — Проснулся? — Избор постарался, что бы голос его звучал спокойно. — Раз спишь крепко, значит совесть у тебя чистая…
      От его слов тот прыгнул вбок и налету повернулся к Избору лицом. «Э-э-э-э, да ты, брат хазарин, — подумал Избор. — И как это такую ворону сюда занесло?»
      — Ты кто? — спросил хазарин, все же так и не вынув меча.
      Рассмотрев его Избор отпустил рукоять и расслабился.
      — Я Избор. Наемник. А ты?
      — Исин. Воин. Хазарин.
      Он замялся и добавил:
      — Кажется…
      Они замолчали, на этот раз надолго, не желая показывать друг перед другом свою слабость. Наконец, Избор кивнул на продолжавшего еще спать человека.
      — Это кто?
      Хазарин наклонился, рассматривая лица и только пожал плечами.
      — Первый раз вижу…
      То, что творилось вокруг было не просто странно. Это было опасно. Теперь Избор точно знал, что не пьян и не сошел с ума. Два человека, одержимых одним и тем же безумием спящие рядом — такое не укладывалось в голове. Уже без опаски он тронул ногой спавшего, догадываясь, что тот одного с ними поля ягода. Тот мгновенно откатился и вскочил с земли уже с мечом в руках. Голова его быстро повернулась туда-сюда и Избор понял, что незнакомец уже понял кого, в случае чего, тот убьет первым и каким образом…
      — Что вчера было? — быстро спросил Избор, отскакивая на всякий случай назад. Меч задержался в воздухе, словно беззвучно врубился там в невидимую ветку.
      — Имя помнишь? — спросил Исин. Плохо соображавший спросонья мужик спросил.
      — Твое?
      Избор покачал головой. «Хоть плачь, хоть смейся!»
      — Мое! Ты хоть свое вспомни…
      — Гаврила Масленников, — с некоторой запинкой произнес мужик. Оценив богатырскую стать Избор спросил:
      — Наемник?
      Гаврила неуверенно посмотрел на меч в своей руке, медленно опустил его.
      — Наверно…Вроде того.
      — Нас не знаешь, как сюда попал — не помнишь? — утвердительно спросил хазарин. Масленников не кивнул, а только медленно, молча переводил взгляд с одного. Под его взглядом они уселись и Избор, отчего-то почувствовавший себя хозяином положения, сказал:
      — Да ты садись, садись… В ногах не только правды нет, но и памяти…
      Гаврила осмотрелся и сел напротив.
      — А еще что-нибудь помнишь? — наконец спросил Избор.
      — Нет. Да что случилось?
      Он положил меч рядом и тот отбросил в лицо Избора льдистый свет затухающей луны. Избор не ответил, только пожал плечами, да собственно это и было ответом. Каждый из них теперь понимал, что-то, что сегодня тут произошло, коснулось каждого из них.
      — Кабы кто сказал…
      — Интересно получается, — сказал наконец Масленников. — Нас тут трое и никто ничего не помнит…
      — Так не бывает! — заявил хазарин сверкнув глазами.
      — Как видишь, случается…
      Растерянность, которую они испытывали, пряталась за молчание. Стараясь не поворачиваться друг к другу спинами они осмотрели землю, кусты, деревья.
      — А ведь, похоже, что мы одним отрядом вчера на ночлег стали, — заметил Масленников, — и только утром — каждый сам по себе.
      — С чего ты взял? — спросил Избор и сам подумавший о том же.
      — Спать вместе легли, значит доверяли друг другу, да и мешок у нас один на всех, — он показал на Изборов мешок. — Твой что ли?
      — Не знаю.
      — Чей же тогда?
      Никто не откликнулся. Гаврила оглянулся, словно хотел найти что-то такое, чего не заметил раньше.
      — Ни запасов, ни лошадей…
      Он был удивлен и не старался скрыть удивление.
      — Так не бывает! — повторил хазарин. В голове его происходящее никак не укладывалось и он мрачно разглядывал новых знакомцев, ожидая окончания неудачной шутки. Гаврила хлопнул его по плечу.
      — А вот это точно! Без запасов, без лошадей…. Что-то тут не так…
      Избор почесал бровь.
      — Тут еще одно…
      Гаврила поднял на него задумчивые глаза.
      — Да вы на себя посмотрите.
      Хазарин посмотрел на свои руки, пальцы пересчитал, потом стал разглядывать во что одет.
      — Меч не мой, — сказал Исин. — Я свое оружие помню… У меня не так.
      Избор, не обращая внимания на него, объяснил очевидное.
      — Доспехи на нас одинаковые…
      Теперь они руками они щупали себя, а глазами — друг друга.
      — Выходит одному хозяину служим… — сказал хазарин.
      Гаврила кивнул. Чтобы утвердиться в этой мысли еще раз посмотрел на застежки доспехов и отрицательно покачал головой.
      — Нет. Доспехи с чужого плеча… Тот, что их до меня носил меня пошире будет…
      — Был, наверное… — поправил его Избор. — Думаешь он их добром отдал? Вон как посечено.
      Они замолчали, стараясь уложить в головах происходящее.
      — По моим мыслям — сказал наконец Гаврила, — получается, что мы все вместе еще вчера куда-то ехали…
      — А перед этим все вместе дрались, — напомнил Избор.
      — Ну, это совсем не обязательно, — влез хазарин. — Мы могли доспехи эти и купить…
      Избор покачал головой.
      — Я чужого носить не люблю. Так если только…. По необходимости… Если другого выхода нету. Кстати…
      Вспомнив о чем-то он провел руками по поясу.
      — Да и на какие шиши покупать? У меня ни серебра, ни золота.
      — Может потому и нет, что все на доспехи потратил? — сказал хазарин. — К тому же у тебя кинжал с камнями.
      — Тем более мог бы новые доспехи справить.
      Гаврила надолго задумался, а потом скомандовал:
      — Вытряхивай все что есть…вынимай все. И мешок вытряхивай….
      И первым начал снимать с себя все что можно…
      — Зачем? — спросил хазарин.
      — Может быть что каждый поодиночке забыл, то втроем припомним.
      Не задерживаясь Избор тут же опрокинул на траву мешок. Оттуда выпали несколько клубков тетивы, мешочек с наконечниками стрел, кремень с огнивом и горсть бывшего когда-то съедобным мусора — крошки корочки, кусочки мяса. Гаврила подхватил мешочек, привычно ловко развязал ремешки, стягивавшие горловину, высыпал на ладонь несколько наконечников, осмотрел их, понюхал даже, и недоуменно пожал плечами.
      — Не узнал? — разочарованно спросил хазарин.
      — Нет. Без клейм…Перекаленные… Верно деревенский кузнец ковал, да не из хороших…
      Избор смотрел за его руками, пытаясь по их движениям узнать об этом человеке то, что отказывала сказать память. Движения нового знакомца оказались ловкими. Сам он этого не замечал, но Избор увидел как привычно пальцы ощупали наконечники. Пока он думал об этом Гаврила взял в руки моток тетивы. Покатав его на ладони вдруг с тоской сказал:
      — Видно сильно нас жизнь трепала, если ничего больше у нас не осталась…
      Хазарин, роясь за пазухой, промолчал, Избор тоже.
      — Светлые Боги! Рассказал бы кто — заслушался бы наверное…
      — Ты чего? — все же спросил Исин держа руку за пазухой.
      — А то, что ни оружия своего, ни одежды, ни памяти… Такой только с могучего перепою случается или после серьезной волшбы…
      С сердцем сказал Масленников.
      — Чего? — удивился Избор — После чего?
      От этих слов по спине словно муравьи пробежали. Словно далекий колокол бухнул где-то во тьме знаком недалекой опасности.
      — После волшбы… — повторил он. — Похоже какому-то волшебнику мы поперек дороги встали.
      Он произнес это и задумался над своими словами.
      — Врешь! Зачем мы волшебникам?
      Гаврила молчал. Жизнь, что маячила впереди, требовала какой-то определенности. Нужно было хотя бы разобраться кто друг, а кто враг, чтобы в следующий раз самим не сунуть головы в петлю.
      — Может, опоили чем? — неуверенно предположил Исин. — Зелье какое-нибудь подсыпали…
      Гаврила вздохнул и посмотрел на хазарина.
      — Может… Ты не тяни, доставай. Я уже отсюда слышу как звенит….
      Хазарин, явно тяготясь, потащил руку из-за пазухи и вытащил мешочек чуть поболее, чем Гаврила только что держал в руках. Так же ловко Масленников развязал его и в траву меж ними хлынул золотой ручей.
      — Золото! — ахнул хазарин. Глаза его вспыхнули желтым.
      Гаврила пальцами рассыпал по земле кучу золота и камней, сам удивляясь собственному спокойствию.
      — Откуда это у нас?
      — Это у меня — сказал хазарин.
      — Мы все вместе, — напомнил Избор. Он закрыл глаза и в памяти словно отпечаток того золота, что он сию секунду видел перед собой встала картина тьмы, усыпанной золотыми искрами.
      — Золото и тьма — сказал он. — Я помню золото и тьму…
      — Темно, — подтвердил хазарин, открывая глаза. — Ночь, наверное… Может мы этой ночью кого-нибудь ограбили?
      Гаврила перебрал несколько монет, рассмотрел и бросил их назад, в кучу.
      — За один раз столько на дороге не отберешь.
      — Может и не за один… — сказал Избор.
      Гаврила подхватил горсть золота и поднес к его глазам.
      — Все монеты одной чеканки… Да и камни… Я в них малость разбираюсь… Если у человека есть деньги на такие камни, что у него есть и деньги что бы нанять кого поздоровее, чтобы их охранять. Не, ребята, такое на дороге не найдешь. Такое в сокровищнице лежать должно, за замком, под охраной… Там мы его и взяли.
      Он достал меч посмотрел есть ли на нем следы свежей сечи, кивнул.
      — Вчера только этим мечом рубились…
      — А может мы как раз колдуна какого ограбили, а он нас за это памяти лишил?…
      Все переглянулись. В этой мысли был смысл. Они умолкли, катая свежую мысль в головах, но подумав Гаврила сказал.
      — Нет. Вряд ли… Если бы колдун так золотом дорожил, то он его бы и забрал, а раз оно ему не так уж и нужно, значит и обиды нет. Незачто ему тогда, выходит, нас наказывать…
      Мысли побежали по кругу.
      — Значит так! — подвел итог Избор. — Одежда не своя, оружие не свое… Щит этот, что рядом со мной тоже, наверное не зря таскаем… Золота у хазарина мешок, а откуда взяли — неизвестно…
      Он тяжело вздохнул не в силах найти объяснение тому, о чем сказал. Новые товарищи молчали, ожидая чем же он закончит.
      — Не простое дело-то, выходит. Не зря мы, верно, вместе собрались и не просто так память потеряли….
      Он обхватил голову руками, удерживая забредшую туда мысль.
      — А может быть нас связывают не вещи, а люди?
      Ему не нужно было говорить, что они должны сделать. Все так хотели получить ответ на мучивший их вопрос, что без понуканий начали вспоминать любые имена.
      — Диля, Тулица. Моряна… — неуверенно сказал Исин, глядя то на одного, то на другого. — Кто это?
      — Бабы, — ответил Избор, видя, что Гаврила молчит. Сам он не вспомнил совсем ничего и на душе стало так тоскливо, что он невесело пошутил.
      — Видно ты женолюб, хазарин…
      Рассвет, никак не решавшийся превратиться в утро, наконец собрался с силами и пробил солнечными лучами низкие тучи.
      — Князь Владимир… — сказал Гаврила, глядя на окрасившиеся красным облака.
      Никто не знал и этого. Избор почувствовал себя стоящим перед каменной стеной со всех сил стучащим в нее головою. Он громко выругался. Товарищи по несчастью подняли головы.
      — Дальше думать — только мучаться. — Он решительно поднялся обрывая свои и чужие воспоминания. — Условимся так. Ничего страшного не произошло. Руки ноги на месте — значит ничего, считай, не потеряно. Дойдем до правды. Вместе дойдем — ведь расходиться нам теперь резона нет.

      После этих слов следовало бы встать и пойти, но никто не сдвинулся с места. Избор несколько мгновений постоял немым укором и тоже уселся. Так они молча сидели и в душах их не было ни злобы, ни отчаяния, ни страха. Они ведь теперь даже не знали что это такое.
      Зато была горечь.
      Она жила в каждом. Ни один из них не знал чего он утратил, но они могли предполагать и теперь каждый старался представить то ослепительно-великолепное прошлое, что безвозвратно кануло в небытие.
      — Что ж так и будем сидеть? — спросил наконец Избор.
      — А чем не нравится? — тусклым голосом отозвался вынырнувший из задумчивости Гаврила. — Травка вон… Мягко… По голове не бьют.
      — Ни еды ни костра… — сказал вдруг хазарин. — Чего сидеть? Идти нужно… Так и так без еды много не высидишь.
      Он зашевелился, делая вид, что вот-вот встанет.
      — Это точно! — подхватил Избор, почувствовавший поддержку. — Пошли отсель?
      Это было и вопрос и предложение одновременно. Гаврила, не зная на что решиться, пожал плечами.
      — Куда идти-то? Ни цели нет, ни направления.
      — Как нет? — удивился Исин. — Очень даже есть! Будем искать то, что потеряли.
      Он встал, примером увлекая Избора. Гаврила посмотрел на них, вздохнул и тоже поднялся. Он как-то недоверчиво посмотрел окрест. Рассвет залил землю вокруг плотным слоем тумана и мир казался тонкой прослойкой пронзительно-свежего летнего воздуха, зажатой между двумя слоями тумана…
      — Я о другом. Если идти, то в какую сторону?
      — Пошли назад, — предложил подумав Избор. — Нас там наверное помнят.
      Он ударил ладонью по доспехам, выразив лицом желание разжиться там еще чем-нибудь полезным.
      — Вот это-то и опасно… Идти назад значит драться. А с кем? Для чего?
      — Да какая разница? — удивился Исин. Его начало злить тугодумие Гаврилы. — Нам бы только людей повстречать…
      Он повернулся к Избору ища поддержки, но тот неожиданно сказал:
      — Он прав. Лучше вперед. Людей мы и там встретим.
      Исину в общем-то было все равно в какую сторону идти — вперед или назад и он быстро согласился.
      — Ну хорошо, хорошо… Только куда это «вперед»? Вперед может идти только тот кто знает будущее, а у нас ни его, ни прошлого нет.
      — Ну это-то просто, — отозвался Гаврила. Появившаяся цель делала жизнь осмысленной. Он стряхнул цепенившую его тоску, пощупал траву вокруг себя, поднял что-то рассмотрел и отбросил. Хазарин щурясь смотрел на него и Масленников объяснил:
      — Не по воздуху же мы сюда долетели. Тут следы должны были остаться, только поискать нужно.
      Ловя его на слове Исин уселся в туман и заявил.
      — Вот отсюда и искать начнем!
      Что-то в их головах еще сохранилось и они, без особого труда читая следы, начали разбираться со своим вчерашним днем. Масленников прошелся по поляне, обошел вокруг муравейника, лег на землю, принюхался, провел по траве ладонью.
      — Кто-то еще был с нами, — сказал он. — Маленький кто-то, легкий… Или женщина, или ребенок.
      Избор подошел, присел рядом, посмотрел. Да все так, Гаврила не ошибся. Трава в этом месте еще хранила отпечаток маленького тела. Он огляделся по сторонам.
      — Маленькая девочка, — сказал хазарин, совмещая все, что сказал Гаврила.
      — А куда пропал?
      Гаврила махнул рукой в кусты.
      — Проснулась, наверное раньше других. Испугалась… — предположил Исин. Гаврила пожал плечами — все могло быть. Он поднялся, одергивая одежду.
      — Нагоним… Лишний повод, кстати, идти вперед, а не назад.
 
      Они шли друг за другом, стараясь обходить ветки, влажные от росы. Лес вокруг наполняла тишина, нарушаемая только шелестом травы под ногами и сопением Гаврилы. Избор догнал его, коснулся плеча.
      — Устал?
      — Да нет…
      — А чего сопишь? Врагов пугаешь?
      Гаврила глубоко вздохнул.
      — Землей пахнет.
      Хазарин, торивший дорогу, обернулся.
      — Так по земле и идем …
      — Не той землей. В лесу травой пахнет, соком, сыростью… А тут землей. Как на пашне.
      Избор и на ходу все тщившийся мыслью проникнуть в их прошлое, ухватился за Гавриловы слова.
      — Так может ты у нас из землепашцев?
      Гаврила неопределенно шевельнул плечами. Рукоять меча над ними поднялась и опала. Он лопатками ощутил ножны.
      — Сейчас — вряд ли. Чего бы мне тогда с вами делать?
      Ветер пахнул ему в лицо и он втянул его в себя. Запах земли не казался чужим.
      — А когда-то давно — наверняка.
      — Ну пахнет и пахнет, — сказал раздосадованный остановкой хазарин. — Дальше пошли…
      — Погоди. Раз землей пахнет, значит люди рядом. Кто-то же землю распахал? Найти их да расспросить нужно.
      Он несколько раз повернул голову, ловя направление и не обращая внимания на росу пошел вперед.
      Хоть никто кроме Масленникова и не учуял запаха, но вскоре стало ясно, что дорогу он выбрал верную. Лес стал редеть, проявились поляны, а вскоре запахло и дымом, который учуяли все.
      Осторожно прячась за деревьями они подошли поближе. Деревья без подлеска тут обступали большую поляну, немного приподнятую над землей пригорком, а на самой его макушке стояла изба. Над крышей вился дымок, который относило в сторону свежевскопанного огорода.
      — Вот отсюда и пахло, — удовлетворенно сказал Гаврила. — Пошли…
      Исин проверил меч. Услышав шелест стали Гаврила обернулся к нему.
      — Добром пойдем… За все заплатим.
      — А если…
      — Обойдется… Тут простые люди живут. Да и не много их…
      — Может ты еще и волхв, раз все наперед знаешь?
      — Не волхв. Просто с такого огорода много не прокормятся…
      Гаврила говорил с уверенностью человека все знавшего наперед, однако спроси его — откуда — не сказал бы…
      Едва они вышли из-за деревьев, как оттуда донесся призывный крик!
      — Эй! Люди! Люди!
      Гаврила улыбаясь повернулся к Исину.
      — А ты говорил неприятности…
      — Не говорил я, — отперся хазарин, но Гаврила не смутился.
      — Не говорил — так думал…
      Хозяин махал рукой даже тогда, когда увидел, что гости из леса не собираются обходить его дом стороной и желают вкусить от его гостеприимства.
      — Я думаю тут накормят, — потер руки хазарин.
      — А что? И накормят. Ты со своим золотом не только еды — всю избушку купить сможешь.
      Исин с сомнением покачал головой. Вблизи избушка не стала не больше, ни богаче. Во всем, что они видели, сквозила бедность, но голодные души радовались кудахтанью кур и свиному похрюкиванию.
      — Коровы не слышно, — сказал Исин, — а молочка бы хорошо…
      — Кому что… — проворчал Избор вертя головой по сторонам. — А странно это…
      — Что не так? — насторожился Гаврила.
      Избор сделал десяток шагов, и только потом ответил:
      — Изба посреди леса, а к ней ни дороги не тропиночки… По воздуху он что ли летает?
      — По пенькам прыгает, — пошутил хазарин, но Гаврила серьезно ответил.
      — А где те пеньки-то?
      Избор кивнул. Кругом росла трава, не потревоженная человеческой ногой.
      — Неужто колдун? — Спросил Гаврила приостанавливаясь. Исин, у которого в брюхе в ответ на кудахтанье уже начало квакать злобно отозвался:
      — Сейчас по роже его разберемся, колдун он или так… — Притворяется.
      Они миновали загородку из хлипких жердей и вошли во двор. Хозяин встретил их там и, сдерживая откровенную радость, спросил:
      — Жрать, небось, хотите?
      Гаврила хоть и не ждал такого приема, но сообразил быстро.
      — Да не отказались бы… — за всех сразу ответил он. — А если дорого не возьмешь, так и в дорогу у тебя чего прикупили бы…
      Хозяин закивал и отскочил в сторону, освобождая проход в горницу. Согнув голову под низкую притолоку Гаврила шагнул внутрь первым. В избе оказалось темновато, зато запахов приятных нашлось в избытке. Пахло щами, кашей и свежим хлебом и еще неожиданно сухими лесными травами.
      Избор, шагнувший следом, быстро обежал глазами комнату. Печь, несколько сундуков, стол и две лавки. Спрятаться тут было негде.
      — Здрав будь, хозяин… Угости прохожих людей, чем можешь. Мы при деньгах — заплатим…
      Он хлопнул ладонью по хазарскому животу и там звякнуло. Хозяин кивнул на лавку и тут же забегал по горнице, засуетился. Из печи пахнуло теплом и на столе, стоявшем вдоль самой длинной стены, появился горшок с каким-то варевом, краюха ржаного хлеба, три ложки. Гаврила положил руки на стол и расслабился, приглядывая за хозяином. Все у того получалось споро, вроде как само собой. Ударивший в окно солнечный луч разлетелся по горнице и высветил под потоком веники из лесных трав. Глядя на них Гаврила спросил:
      — Ты не волхв, часом?
      — А что?
      — На хорошем месте дом поставил. Спокойно у тебя тут как-то… Душа отдыхает.
      — Да место тут не простое… — согласился тот. — Вы ешьте, ешьте…
      Второй раз никого просить не пришлось. Несколько минут гости торопливо и молча черпали из горшка, задевая ложками за стенки. Проглотив ароматный навар Избор спросил:
      — Красивое что ли?
      Хозяин осторожно присел напротив, словно боялся помешать их жадности.
      — Красивое-то оно красивое…
      В каждом слове его сквозило сомнение, словно он и сам не знал ответов на простые вопросы. Тогда они перестали разговаривать и навалились на горшок. Несколько минут не было слышно ничего кроме тупого стука ложек по стенкам и треска за богатырскими ушами. Хозяин нетерпеливо прохаживаясь взад-вперед ждал, когда они закончат.
      — Ну, поели, богатыри?
      — Почему «богатыри» — отдуваясь спросил Избор. — Знаешь нас, что ли?
      — По повадке вижу…. Поели?
      — Не торопи, хозяин, — остановил его Исин, отправляя в рот кусок хлеба. — Мы, только Боги знают, сколько не емши прошли… Погоди.
      Хозяин в нетерпении прошелся перед столом туда-сюда.
      — А чего тебе от нас нужно-то, — спросил Избор. — Ты, я смотрю, у себя в дому места себе не найдешь.
      — Я обычай знаю! — невпопад сказал хозяин. — Я вас напоил, накормил?
      — Ну вроде да…
      На всякий случай Исин пододвинул к себе поближе горшок со щами и подхватил ломоть хлеба потолще, подумав, что тот сейчас же бросится все убирать, но ошибся.
      — Если хотите — баню истоплю, а уж тогда…
      Избор прекратил жевать и вопросительно посмотрел на хозяина.
      — Что тогда?
      — Тогда расскажите, что вокруг и в мире делается.
      Он закрыл глаза судорожно вздохнул и добавил, чтобы его не приняли за безумца.
      — У меня гости — редкость. Тем более такие…
      Гаврила откинулся назад и спросил:
      — Так все-таки ты нас знаешь?
      Хозяин сморщился, закрутил башкой.
      — Нет, нет. Но вы воины… Где, наверное, только не были…. Битвы, князья, драконы, колдуны…
      Они переглянулись и Гаврила, узнав чем придется расплачиваться за еду и кров, с отвращением бросил ложку на стол. Исин, так и не прекративший есть прошамкал с набитым ртом.
      — Если чего вспомним — так обязательно расскажем. За нами не пропадет!
      Избор покачал головой.
      — Лучше б ты наше золото взял.
      Хозяин беспечно махнул рукой.
      — Да мне его и тратить-то негде… Я ведь отсюда ни ногой.
      Он еще ничего не понял и потирал руки в предвкушении, но тут до него дошли слова хазарина.
      — Как это «если вспомните»?
      Он присел и заглянул Исину прямо в глаза.
      — Как это?
      — А так.
      Исин, наконец, закончил, облизнул ложку и положил ее рядом. Хазарина переполняло благодушие человека долго голодавшего, и только что наевшегося до отвала.
      — Мы, считай, вчера только родились. Что сегодня было помним, а вот два дня назад….
      Он покосился на ложку, но взять ее не решился. Хозяин пристально смотрел на них переводя взгляд с одного на другого. Гаврила серьезно кивнул, подтверждая слова хазарина, но хозяин не поверил и нерешительно рассмеялся.
      — Как это? — повторил он.
      — Мы не шутим, — подтвердил Гаврила. — А вот «как» никто не знает….
      В одно мгновение лицо его переменилось.
      Он коротко, словно обозленное животное, взвыл и опрокинул горшок с остатками щей на улыбающегося хазарина. Не столько от боли, сколько от неожиданности тот закричал, вскочил на ноги. Гавриле пришлось подхватить горшок с кашей — стол, противно скрежетнув по достчатому полу, отъехал в сторону. Из хазарской головы его валил пар и Гаврила неожиданно для самого себя рассмеялся — настолько нелепым все это выглядело.
      В одно мгновение хазарин стряхнул с себя лохмотья распаренных овощей и застучал рукой по столу в поисках ножа.
      — Да я тебя! — закрутился Исин. — Да я…
      Меч висел у Исина за плечами, но руки искали нож.
      «Играет хазарин», — понял Масленников, но хозяин, хоть наверняка не понимал этого, остался спокоен.
      — Убьешь? — с каким-то горьким любопытством спросил он. Исин не ответил и тогда он поднял с пола оброненный хазарином нож, сунул тому в руки.
      — Ну?
      Коснувшись стали Исин разом остыл, покосился на товарищей. Те ни слова не говоря, словно это их и не касалось, черпали кашу из другого горшка и только поглядывали то на одного, то на другого.
      — Что «ну»? — наконец спросил Исин.
      — Зарежь меня…

      Он молча смотрел на хазарина и под этим взглядом Исинова рука опускалась все ниже и ниже.
      — Поспорить бы с тобой… — непонятно пробормотал хозяин, — на сосну хотя бы… Ну, да ладно… Режь так.
      — За что ж ему тебя резать? — спокойно спросил Гаврила. Стол он вернул на место и поставил на него горшок.
      — Или это обязательно?
      Хозяин наклонил голову, ища в лице Масленникова насмешку, но тот смотрел доброжелательно и спокойно.
      — Нет, — наконец сказал он. — Не обязательно, но если кто-нибудь хочет….
      На глазах у своих гостей он проткнул себя ножом, потом вынул его из себя, как из ножен и воткнул еще раз. Исин схватился за горло — хладнокровие самоубийцы вызывало гадливую дрожь. С отчетливым стуком упала на стол чья-то ложка.
      — Колдовство, — после долгого молчания спросил Гаврила. Хозяин устало кивнул и уселся напротив него.
      — Ничего?
      — Что «ничего»?
      — Неужели совсем ничего не помните?
      — Так ты смерти ищешь? — запоздало понял хазарин. Злясь сразу на всех он сунул рукой в подслеповатое окошко. — Вон в лес иди там и вешайся. А людей пугать незачем …
      Гаврила хозяину не ответил, только отрицательно покачал головой.
      — Да-а-а-а-а, — протянул хозяин. Он стал похож на обиженного ребенка. — Более бестолковых гостей мне Боги еще не посылали…
      Хозяин молчал обижено, гости — удивленно.
      Избор взял нож, посмотрел его со всех сторон. Крови на нем не было. Тогда он глазами поискал дыры на теле у этого странного человека. Их он тоже не нашел.
      Конечно он знал слишком мало, но даже та малость, что еще оставалась в пустой голове убеждала, что так быть не может. Или… Он вспомнил слово, произнесенное Гаврилой — «колдовство». «Может он колдун?» — подумал воевода.
      — Да, нам тебе рассказать нечего… Но может ты нам расскажешь? Раз ты волхв, так….
      Хозяин рассмеялся. Гаврила понял, что тот получает удовольствие оттого, что может честно сказать «нет».
      — Нет. Я не волхв. Не колдун и не ведьмак…Не шептун и не акудник. Я просто тут живу.
      — А это как?
      Воевода подбросил нож и тот воткнулся в стол.
      — Я не волхв, — повторил хозяин. — Просто тут место тут такое….
      — Какое «такое»?
      — Место моего бессмертия, — просто объяснил он и по лицу его Гаврила тут же понял, что тот пожалел о сказанном.
      Хазарин, поняв, что хозяин малость загнул, пододвинул к себе горшок с кашей и запустил туда ложку.
      — Бессмертны только Боги. Да и то не все, наверное…
      Поверить на слово Гаврила никому не поверил бы, но только что он своими глазами видел, как хозяин воткнул в себя нож.
      — То есть если я тебе сейчас голову смахну… — начал Гаврила.
      —..то будешь не самым первым, кому это в голову приходит… — закончил за него хозяин. — Пробовали. Надоело даже.
      — Так сколько же ты тут живешь?
      Он пожал плечами.
      — С тех пор как нашел. Тогда в этих местах еще дулебы стояли. Я тогда….
      Хозяин повел речь о том как спасаясь от разбойников он добежал до этой полянки, что в те времена была не в пример меньше и настигнутый ими, принял бой. Пятеро против одного — устоять было трудно и он притворился убитым…
      Гаврила слушал его рассказ и думал о том, как и чем мог это ничтожный человек, не сумевший даже защитить собственную жизнь, угодить Богам, так что они даровали ему бессмертие….
      — «Угодить?» — он поймал себя на этой мысли и обвел взглядом убогое жилище. — «Угодить?!»
      Уделом этого человека была вечная нищета и страх.
      — «И это награда? Тогда почему ему?»
      Вздрогнув от шальной мысли Гаврила опустил руку под стол и ткнул себя ножом. Он почувствовал как острие надавило на кожу, но ощущение стали на коже не переросло в боль… Нажав сильнее он почувствовал как лезвие входи в него, не причиняя боли. Опустив взгляд вниз он осторожно вытащил руку из-под столешницы.
      Масленников уже был готов к тому, что увидит: нож пронзив руку насквозь торчал из тыльной стороны ладони.
      «Ни повесится, ни зарезаться», — подумал Масленников. — «Вот оно — бессмертие!»
      Забыв об окружающих он смотрел на ладонь, а потом протянул руку с ножом над столом мимо лица подавившегося словом Избора и прерывая разговор спросил:
      — Так выходит, тут не только твое счастье, а любому удача?
      Хозяин, только что заливавшийся соловьем замолк на полуслове. Глаза его забегали, словно он по старой привычке задумал злодейство, но все же понимал, что тайну теперь не сохранишь.
      — Да…
      Несколько минут они пробовали на себе всю прелесть бессмертия. Хозяина давил страх ему хотелось сбежать из дома — он боялся и гостей, узнавших его тайну, но он и леса боялся, который, едва он спрячется в нем, начнет отнимать у него драгоценные мгновения жизни. А пуще того страшил хазарин с веселым смехом приноровившийся резать себе горло.
      — Так вот почему у тебя в щах мяса не было… — наконец сказал он. — А я подумал, что ты просто жадный.
      Он сидел спокойно, явно раздумывая что еще можно перерезать и это успокоило хозяина.
      — Ты бы хоть корову бы завел… Молочком бы потчевался.
      — А кормить ее как? — тоскливо спросил бессмертный. — Ей же сена не напасешься…
      Видно было, что у хозяина достало времени подумать и об этом. Он точно знал, что хорошо, а что плохо и что приобретений без потерь не бывает.
      — Ей сено косить — за забор уходить нужно…
      Гаврила понимающе кивнул. Волшебства за забором уже не было. Там могли убить, там хозяин старел, там вообще была жизнь… Там он мог лишиться всего чем владел. Масленников помимо воли обежал взглядом убогую обстановку: стол, лавки, печь… Печь?
      — Погоди… А дрова как же?
      Хозяин тяжело вздохнул.
      — Это хуже всего. Дрова запасать — по лесу ходить. Дерево рубишь и думаешь что каждая минута у тебя из жизни вычитается…. Страшно.
      — А ты бы к топору веревку привязал и кидал бы прямо отсюдова, — зло пошутил хазарин. Хозяин даже не стал отвечать.
      — А зимой как же?
      — Терплю…
      Избор с Гаврилой переглянулись.
      — Что, всю зиму? — не поверив переспросил Исин. Хозяин вспомнив что-то передернул плечами.
      — Раз в неделю еду готовлю — греюсь.
      Избор смотрел на него не зная что делать — завидовать или жалеть этого человека. Бессмертие для этого человека было таким огромным даром, что для того чтобы не потерять его он готов был терпеть любые лишения, превращая данную Богами жизнь в бесконечную пытку. Конечно это был путь, но одновременно он понял, что это — не его путь….
      Что-то внутри него заставило воеводу встать. По его лицу хозяин понял, что он встал, чтобы уйти.
      — Оставайтесь! — попросил он.
      — Нет, — сказал Гаврила вставая следом за Избором. — Не надейся…
      Он тоже поднялся. И место это и воздух и сам хозяин вдруг показались ему противными. Мимолетно возникло желание сплюнуть на пол, но он сдержался.
      — Оставайтесь! Дрова по очереди рубить будем…
      Гаврила, представив что это будет за существование, как только что хозяин, передернул плечами.
      — Я сюда и умирать не приползу!
      Хозяин сидел, уронив руки на колени. В его глазах плескалась странная смесь горечи и облегчения.
      — Да и зачем? — продолжил Гаврила. — Мы друг другу бесполезны… У меня памяти нет и у тебя памяти нет. Но я-то свою найду, а у тебя ее как не было, так и не будет!
      По лицу хозяина видно было, что он хочет их о чем-то попросить, но боится. Гаврила догадался о чем. В дверях, пропустив вперед себя Избора и Исина он остановился.
      — А насчет всего остального не беспокойся. Никому мы про тебя не скажем. Мало ли слабых душ на свете, что захотят живьем помереть? Соблазн большой — живьем в могилу залезть… Не всякий поймет.
      За порогом ему стало легче — словно камень с плеч сбросил. Тут была жизнь, был мир созданные не жадностью и глупостью, а волей Богов.
      — Живешь без пользы, — вырвалось у Масленникова. — Как трава при дороге…
      Хозяин, так и не встав отозвался.
      — Как это без пользы? Кормлю вот разных…
      — Скольких накормил-то? Небось со счету сбился…
      Хозяин промолчал.
      — Когда у тебя тут последние гости — то были?
      Тот поскреб голову, прикидывая.
      — Да лет семь назад… Тоже вот ушел так…
      Исин понял это как упрек и молча бросил ему золотую монету. Хозяин равнодушно посмотрел на то, как она катится и сказал:
      — Да зачем она мне? Вы бы мне лучше дерево срубили…
      — Обойдешься, — злорадно ответил Избор. — А зима придет — потерпишь… Сколько ее той зимы-то?…
      Гаврила удивился:
      — Ты что ли цену золоту не знаешь? Да тебе за эту монету весь лес кругом не то что повалят, а зубами выгрызут! Ты только людей найди — на сто лет вперед дровами запасешься.
      Он посмотрел в небо, отыскивая дождь, но небо обрадовало своей голубизной.
      — Кстати, люди-то тут есть близко?
      — Откуда ему знать, ели он носа отсюда не высовывает? — ответил воевода за хозяина.
      Гаврила не ответил Избору и посмотрел на бессмертного.
      — Когда сюда шел, то деревеньку проходил, — сказал тот. — Там она, у реки была.
      Он показал направление.
      Гаврила кивнул и пошел через двор. Дойдя до калитки он опять остановился. Хозяин остался в дверях и смотрел им в спины.
      — А может тебе с нами? — вдруг предложил Масленников. — К людям… Новости заодно узнаешь…
      Бессмертный не ответил, а просто отступил в глубину комнаты.
      — Э-э-э-э, — махнул рукой Избор. — Горбатого могила исправит… Пошли отсюда.
      — Какая могила? — удивился Исин. — Ты чего? Он же бессмертный…
      — Хоть и бессмертный, а дурак. Дураком и помрет…А дураком помирать хоть через сто лет, хоть через тысячу все равно обидно… Конец у всех один будет — могила.
      Гаврила сбросил жердь, что загораживала проход.
      — Да. Выживут его люди с этого места. А кто побойчее найдется, так выведет в лес подальше и зарубит, для себя место освободит.
      Они говорили на ходу, стараясь уйти подальше от этого места. Исин, шедший последним поотстал.
      — Что он там? — не останавливаясь обернулся Гаврила.
      — А пес его знает… Исин!
      Остановившись перед кустами Избор помахал рукой. Хазарин в ответ тоже махнул рукой, мол, идите и присел у чудом оставшегося на краю поляны пенька.
      — Ну?
      Гаврила вернулся и посмотрел через Изборово плечо.
      — Чего он там?
      Избор ничего не сказал и Гаврила сам увидел, как хазарин порывшись в мешке достал искрящийся светом камень и поколебавшись добавил к нему еще парочку поменьше. Он еще посмотрел на солнце, и повернул их так, чтобы блеск долетел до глаз хозяина избушки.
      — Зачем?
      Избор замялся.
      — Зачем? — повторил Гаврила.
      — Жалко же, — сказал хазарин. — Жалко же дурака. Может хоть жадность его из дома выгонит?
      — Если уж его холод и голод из дома не гонят, то уж жадность… — с сомнением покачал головой Избор. — Нет. Я не верю…
      Из-за кустов они видели как фигура хозяина то появляется, то пропадает в дверном проеме. Их он уже не видел, но камни блестели так, что не заметить их было нельзя. Они стояли, пока не устали ноги, но он так и не вышел из дома.
      Гаврила оглянулся на избушку.
      — Трус.
      — Дурак, — возразил Исин.
      — Скорее и то и другое… — примирил их Избор.

      За полянами опять пошел лес, потом болото и Гаврила понял, почему до сих пор до бессмертного никто не добрался.
      После болота, когда они выливали воду из сапог Гаврила мрачно сказал:
      — Нам про это молчать надо…
      — Почему еще? — легкомысленно спросил хазарин. — Для себя сберечь надумал?
      Гаврила даже не стал оправдываться.
      — Что бы хуже не было… Это еще тихий человек, а представьте, что на этом месте какая-нибудь сволочь угнездится, да в князья выйдет?…
      Никого не встречая они шли целый день.
      К людям они вышли аккурат к закату. Деревенька, о которой им рассказывал бессмертный, за это время разрослась и стала городком — с бревенчатой стеной вдоль трех сторон, башнями, и всем тем, что к ним прилагалось. Увидев суету около ворот они побежали и успели последними войти в город. Княжеские дружинники у них за спиной заложили створки ворот окованным железом бревном и уселись рядом, поглядывая на запоздалых гостей. Провожая их любопытным взглядом кто-то спросил:
      — Тоже волхвы, что ли?
      — Кто бы сказал, — отозвался Гаврила. — Корчма тут у вас где?
      Им показали и они направились коротать ночь, что упала на город, осветив небо звездами.
 
      … Визуарий торчал в корчме уже третий час. Спутники его с непривычки сморенные вином и едой лежали кто где — кто под столом, кто в комнате наверху, а сам колдун мрачно насупясь пил и думал об испытаниях, что предстояли ему на волхвовском сходе.
      Место помощника у Хайкина — место почетное, да и сам Круторог не последний князь на Русской земле, тут нужно было идти на испытание не с пустыми руками, а как на грех все пропало.
      Он, по укоренившийся за последние дни привычке, заскрипел зубами, вспомнив дурней, что угнали лошадей с колдовскими пожитками и запил горькое воспоминание хлебнув прямо из кувшина.
      Одно утешало — все что было съедено и выпито сегодня доставалось им даром. Каждый раз, как корчмарь приходил за деньгами Визуарий внушал тому, что тот все получил сполна и он кланяясь тащил к столу новые кувшины и блюда.
      Колдун пил, все глубже и глубже пьянея от пива, вина и злобы.
      Мысли его вертелись около одного — все едут к Хайкину, а он сидит тут как… Дальше мысли становились такими черными, что и додумывать их было противно.
      От нечего делать тогда, он начинал разглядывать входящих и выходящих. За те несколько часов, что он сидел тут многие ему уже примелькались: рыжий как огонь бородач с подбитым глазом, двое пьяных скоморохов с разрисованными харями, несколько дородных купчиков…
      Поэтому, когда появились новые лица он посмотрел на них, чтобы запомнить.
      Те смотрели в разные стороны, отыскивая место по спокойнее и один из них пробежался взглядом по нему. Он не узнал их сразу, но неосознанный ужас захлестнул его, заставив отшатнуться в темноту. Сперва он принял их за собственный бред, но тут же одумался. Волна страха и ненависти смела опьянение, сделав его трезвым как рыба. Несколько раз он тяжело вздохнул, очищая голову и посмотрел на них сызнова. Теперь уже не ненависть, а радость ударила в него, как волна ударяет в берег. Вот она удача! Вот она возможность спрямить, ставшую вдруг кривой судьбу!
      Уронив голову на руки он сидел и думал, что Боги, что бы о них там не говорили, все же справедливы. Его враги были перед ним. Наверняка где-то там, за стеной, остались на привязи лошади, и на одной из них должен был лежать мешок с его вещами. Что бы вернуть все назад нужно было только задержать их в этом зале и более — ничего!
      Они нашли место и уселись.
      Спрятавшись за кувшинами колдун выглянул и увидел, как к их столу бежит мальчишка. Визуарий откинулся к стене и затеребил бороду. Богатыри помалу не едят, да еще и вечер на носу… Похоже, что пришли они надолго, до утра, по крайней мере. Можно, конечно, попытаться все сделать самому. Всего и делов-то — пробраться в конюшню и найти свой мешок….
      Он поднял глаза на хазарина и быстро опустил. Вспомнив недавнее, ноги под столом сами собой дернулись. Нет. Лучше по-другому. Нужно найти того, кто все самое страшное сделает за него. Он обежал глазами зал и остановился на корчмаре.
      — А почему бы и нет? — пробормотал колдун. Исподтишка оглядев своих врагов он осторожно пошел к хозяину.
      Он пытался идти прямо, но страх помимо его воли заставлял его двигаться крадучись, держась спасительной темноты около стен… Так с оглядкой он и добрался до корчмаря.
      — С радостью тебя, хозяин!
      Корчмарь поднял бровь. Голосом, заставлявшим повиноваться, Визуарий прошептал:
      — Сейчас к тебе зашли трое. Это знаменитые разбойники, что никак не могут найти место для своих сокровищ и от этого всегда носят их с собой. Если ты задержишь их, то наверняка получишь награду от воеводы, а клад сможешь оставить себе.
      Чтобы заставит корчмаря повиноваться ему не потребовалось даже тратить силы на внушение. Услышав о кладе тот тут же начал искать глазами тех, о ком говорил Визуарий.
      — Где они?
      — Сейчас с ними разговаривает твой мальчишка.
      Корчмарь нашел взглядом стол, людей за ним, увидел мечи за их плечами и медленно кивнул.
      — Хорошо. Твоя доля?
      — Десятая часть, — не задумываясь ответил Визуарий.
      — Двадцатая!
      — Эх, — махнул рукой колдун. — Согласен! Только ты их не упусти!
      — Не уйдут…
      Корчмарь сложил руки на животе и прикрыв глаза стал ждать.
 
      — Хорошее место! — сказал Исин, оглядываясь вокруг. — Жаль, только что тут конями не торгуют!
      — Ничего! Скупиться не будем, так коней и сюда приведут.
      — По мне пусть сперва поросят парочку притащат, да пива…
      Гаврила высмотрел стол почище и увел друзей к нему. Они сегодня ничего не ели, если не считать пустых щей, которыми их потчевал бессмертный, и теперь в животах урчало и булькало, как в поганом болоте. Предвкушая наслаждение едой Масленников привстал и замахал рукой.
      — Эй, хозяин!
      Раздутый от доброй еды сиделец, едва видевшийся сквозь чад, сам с места не стронулся, а мановением руки послал к ним мальчишку. Отрок бойко поклонился, взмахнув длинными волосьями и спросил:
      — Что нужно?
      Уже по виду он и сам определил, что потребуют богатыри, но бывало всякое и он решил узнать все доподлинно. Гаврила немного удивившись спросил:
      — А ты что, за хозяина тут?
      Мальчишка улыбнулся.
      — За хозяина тут вон тот толстый гад, — он отбил низкий поклон в сторону настоящего хозяина. Тот, не слыша о чем идет речь медленно кивнул в ответ. — А я так, прислуживаю. Вам, богатыри, чего? Может поросенка? Или карасей в сметане?
      Услышав про богатырей Исин привстал.
      — Ты что нас знаешь?
      Мальчишка ухмыльнулся.
      — Так на вас написано… Богатыри, поросенок, две курицы и караси в сметане…
      — Пива, — сказал Избор.
      — Много, — добавил Исин.
      — Но сперва хозяина… — сказал свое слово Гаврила. Мальчишка с сомнением оглядел их.
      — Он ко всяким не ходит.
      — Мы не всякие… Позови. Скажи, что есть для него кое-что…
      Поросята к столу поспели все же раньше хозяина.
      Наверное потому, что были куда как тоньше него. Исин отрезав свою половину уже почти умял ее, запивая хорошим пивом и теперь глазом косил в сторону сковороды с карасями.
      Хозяин подошел и снопом уселся рядом.
      Гаврила смерил сидельца недоверчивым взглядом. Выглядел тот не так что бы очень — одежонка старая, хоть и чистая, но латанная. Друзья переглянулись и пожали плечами. Издали он смотрелся побогаче.
      — А побогаче тебя тут никого нет?
      Сиделец не смутился.
      — У нас кто побогаче, тот с голытьбой дел не имеет.
      Он уселся по-хозяйски и с брезгливой миной на лице, словно все про них знал, спросил.
      — Ну, что у вас?
      Они не спешили отвечать, и только хазарин гремел под полой монетами.
      — Неужто кто из вас храбрости набрался и у купца мошну растряс?
      Гавриле нахальство хозяина почему-то понравилось. Он из-под стола ткнул его в живот твердым как сучок пальцем и тот с болезненным стоном уткнулся в блюдо с остатками поросенка.
      — У пузатый какой… Храбрый наверное.
      За общим гомоном никто не услышал как корчмарь хрипит, всасывая в себя воздух. Избор наклонился, заглядывая в искаженное болью лицо.
      — Одно плохо — вежеству не учен. Все норовит гостей обидеть.
      Исин наконец выбрал камешек поменьше и щелчком подкатил его к носу охающего сидельца.
      — Ищем хорошего человека, чтобы продать.
      Он бросил кряхтеть и широко раскрыл глаза. Не в силах разогнуться он пальцем подкатил к себе камень и затих, рассматривая. Гаврила насмешливо спросил, точно так же, как и он сам только что спрашивал про купеческую мошну.
      — Той милостыни, что ты тут сегодня набрал, хватит чтобы такой камешек купить?
      Бледный от боли корчмарь откинулся назад и просипел.
      — Куплю. Еще есть?
      — И одного с тебя хватит.
      Корчмарь поднялся, выискивая глазами мальчишку и махнул рукой. Гаврила не успел сосчитать до пяти, как появился отрок с кувшином. Нос у Исина сам собой развернулся к широкому горлу.
      — Вы пейте пока, — морщась и потирая брюхо сказал корчмарь. — А я деньги соберу.
      — Если денег жалко, то можешь не все деньгами…
      — Припасы? — понял корчмарь. Гаврила кивнул.
      — Припасы и лошади.
      Корчмарь задрал голову вверх, видно подсчитывая барыши.
      — Хорошо. Я позову…
 
      Гаврила толкнул дверь рукой и та едва слышно скрипнув отошла в сторону. За спиной засопел Избор, но Гаврила не поспешил переступить через порог. Там, внутри горели две свечи и у стола в дальнем конце комнаты сидел хозяин. Прямо перед ним тусклой кучкой лежало серебро и стояли кожаные мешки. Гаврила еще раз обежал глазами комнату и никого больше не увидел.
      «Нас трое, — подумал богатырь, — Не может он тут один быть. Не решится».
      Хозяин, видно, почувствовал неладное.
      — Что встали? Заходите. Вот деньги, вот мешки… Все честно.
      Гаврила сделал шаг, краем глаза следя за дверью. Свет не достигал сюда и он скорее не увидел, а как-то иначе ощутил, что темнота там плотнее. Еще шаг и он увидел как дрогнули веки у корчмаря. Это был знак беды. Гаврила упал вперед и потянул меч из ножен. Корчмарь, похоже, ждал этого. Он вскочил и движение это было слишком быстрым для неожиданного испуга. В то же мгновение Гаврилу потряс удар. Полувыдернутый меч спас его голову — тот кто ударил его в спину хотел отсечь ее, но лезвие Гаврилова меча остановило чужую сталь. Вобрав в себя силу удара Гаврила перевернулся через голову и с размаху ногой достал сидельца в обширное брюхо. Тот охнул, но сказать, что собирался не сказал. Тут же за спиной у Масленникова дважды коротко звякнуло железо и все стихло.
      Он оглянулся, прижимая палец к губам. Место тут было тихое и неожиданности могли таиться за каждым углом. Все свои стояли на ногах.
      — Сколько их?
      — Двое. Мой жив.
      Исин помялся и немного конфузливо добавил от себя.
      — А мой вот нет…
      Гаврила цокнул языком.
      — Торопишься. Деньги забери.
      — А как же? Он ведь, гад, с потолка спрыгнул. Если б я не поторопился, то он сейчас обо мне бы рассказывал, а не я о нем, — обиженно сказал хазарин. Не обращая на ожесточенно вытиравшегося тряпкой хазарина Гаврила подошел к Избору державшему меч у горла незадачливого покусителя.
      — Нас знаешь? — спросил Гаврила. Воин осторожно покачал головой.
      — Тогда почему полез?
      Стараясь не делать лишних движений тот скосил глаза в сторону корчмаря. Гаврила кивнул. Немногословие проигравшего ему понравилось.
      Корчмарь хоть и старался не дышать, но получалось это у него плохо. Увидев блеск глаз сквозь полузакрытые веки, Гаврила наклонился над ним и спросил.
      — Почему?
      Он молчал, надеясь, что его примут за мертвого. Гаврила взял его за безвольную руку.
      — У тебя на руке пять пальцев. Значит, если захочешь, можешь не ответить на пять вопросов. Это, конечно, если ты живой. А если мертвый… Мертвому пальцы ни к чему.
      Он достал кинжал и прислонил его к мизинцу.
      — Нас знаешь?
      — Нет, — быстро ответил корчмарь пытаясь выдернуть ожившую руку. Гаврила отпустил его и тот подполз к стене и оперся на нее спиной.
      — Чем мы тебе не понравились?
      — Сказали, что вы разбойники и денег у вас видимо-невидимо.
      Гаврила удивился настолько, что даже присел рядом с ним на корточки.
      — Разбойники?
      Он невольно оглянулся на друзей.
      — Слышите?
      Исин отрицательно покачал головой. Избор пожал плечами.
      — Кто сказал?
      — Старичок один… Он внизу остался…
      Через полураскрытое окно послышалось конское ржание и одинокий человеческий крик.
      — Какай старичок?
      Корчмарь как мог честно описал Визуария и добавил от себя.
      — Они незадолго до вас появились.
      — Они?
      — Трое их было или четверо… Не помню. Он у них старший.
      Исин засмеялся.
      — Вот это удача! Хоть одного, да разговорим!
      Масленников кивнув быстро поднялся.
      — Все ищем старичка. А ты, — он наклонился над сидельцем, — останешься тут и будешь сидеть как мышь.

      Гаврила показал корчмарю кулак.
      Но тут за спиной у него охнуло и он стремительно обернувшись увидел как Избор опускает на пол их молчаливого пленника.
      — Убил?
      — Много чести… Отшлепал…
      За порогом обнаружился неширокий, но длинный проход, уходивший вправо. В стене, что вела вдоль него неведомые строители прорубили двери. Сейчас они были закрыты, и на втором поверхе было пусто — все, кто тут обитал либо спали, либо веселились внизу.
      Застрявший в дверях Исин спросил:
      — Ну что?
      — Никого…
      — На наше счастье… — добавил Избор.
      Гаврила усмехнулся.
      — Это только жизнь покажет, чье сегодня счастье…
      Вниз, на первый поверх, вела крутая лестница, протянувшаяся почти на половину боковой стены и упиравшаяся внизу в пол. Избор свесился вниз, стараясь сверху разглядеть описанного корчмарем старичка. Друзья присели рядом, выглядывая кому повезет. Но тут из-за двери донесся петушиный крик насмерть перепуганного корчмаря:
      — Помогите! Помогите, люди добрые!
      Полузадушенный крик сидельца поднял нижнюю часть корчмы на ноги и бросил наверх. В одно мгновение лестница заполнилась людьми. Лезли азартные, распаленные долго сдерживаемым желанием подраться морды. Где уж тут стариков искать — мужики были все как на подбор молодые да здоровые, крепенькие, как боровики в лукошке — ни одного с бородой или червоточиной.
      — Дорогу! — Крикнул Гаврила, обнажая меч. — Дорогу!
      Поток людей, бежавший вверх остановился. Они стояли не плотно, прижимаясь к перилам. Крик у богатырей за спиной стал громче и распахнувшаяся дверь столкнула Избора вниз. Словно порыв ветра дохнул ему в спину и подвинул к первой ступеньке. Он взмахнул руками, но те, желавшие одновременно и выхватить меч и ухватиться за перила не сделали ни того, ни другого и он с грохотом покатился по ступеням, отдавливая ноги. На середине лестницы он попытался подняться, но эта попытка стоила ему меча.
      Гаврилу дверь задела лишь слегка. Он успел придержать ее плечом и захлопнуть, не выпустив ни сидельца ни его телохранителя. Те, чувствуя удачу, колотили в дверь и звали на помощь.
      Рядом с богатырем на дверь навалился Исин и Гаврила бросив ему: — Держи… — посмотрел вниз. Избор как раз вставал и их взгляды встретились. Одновременно они сделали шаг к перилам и ухватившись за поручень сдернули его с подпорок.
      — В сторону!
      Исин послушно отскочил и вытащил меч. Дверь теперь была свободна и рвущиеся на свободу любители чужих сокровищ выбили ее, сломав петли, но не удержавшись на ногах они покатились вниз, повторяя путь Избора. Разница в их положении все же была. Если Избору, как чужаку, позволили прокатиться до самого конца, то своих они поймали где-то на середине и теперь там шевелилась большая куча.
      — А ну! — вскрикнул Гаврила. Избор понял его и без слов. Одним движением они перекинули перила через головы столпившихся на лестнице и азартно ухнув смели их с лестницы.
      После этого нижний зал заполнился руганью и стонами побиенных, а Исин и Гаврила по освободившейся лестнице сбежали вниз.
      — Цел? — бросил на бегу Гаврила.
      — Чуть не треснул….
      — Старик?
      — Найдешь его теперь… Уходить нужно, пока из нас щепы не наделали.
      Перепрыгивая на ходу через копошащиеся на полу кучки и сбивая тех, кто пытался подняться, они добежали до выхода.
      — Конюшня направо! — крикнул Исин вырвавшемуся вперед Избору. — Подведи коней к воротам, а мы их пока задержим.
      Над дверью проходит все тот же балкончик, с которого они только что так удачно спустились. Он тянулся вдоль всей стены удерживаемый столбами-подпорками. Это было то, что нужно.
      Исин резко провел позади кстати подвернувшейся лавкой. Там кто-то застонал и повалился на пол. Тогда с размаху он ударил ей по столбу, ломая один, затем другой…
      Навес над ним угрожающе закряхтел, оттуда посыпался мусор.
      По трапезной пронесся крик ужаса. Бежавшие к дверям шарахнулись назад, боясь попасть под обломки.
      — Гаврила! — заорал Исин. — Гаврила!
      Масленников выскочил откуда-то сбоку и столбом направил падающие доски на преследователей.
      — Держи их!
      Крик перекрыл вопли людей и треск ломающегося дерева, но держать тут уже было некого — в поднявшейся суматохе и Гаврила и Исин успели выскочить за дверь, во двор. Из темноты выскочил Избор и побежал к воротам.
      — Кони где? — в спину ему крикнул Гаврила.
      — Пусто.
      Оставаться тут — значило гневить Светлых Богов. Гаврила не задавая вопросов побежал следом ни капли не сомневаясь, что Исин и сам сообразит, что нужно делать.
 
      …Утренняя дорога перед ними раскатывалась неспешно и плавно, словно где-то впереди них, в тумане катился, разматываясь серый клубок намотавший ее на себя. Избор оглянулся назад. Позади них тропу было видно на три-четыре шага и как продолжение видения он представил себе, что другой такой же клубок катится позади него и наматывает на себя нить пути. От этого видения стало зябко и он передернул плечами.
      — Что трясешься?
      — Чертовщина всякая мерещится…
      Тропа вывела их на лесную дорогу. Тут же, при дороге они наткнулись на следы костра.
      — Попутчики… — сказал хазарин, кивая на следы чьего-то ночлега. — Похоже, в них теперь недостатка не будет…
      Дорога в этом месте была утоптанной и уезженной, а на обочине лежал остов разбитой телеги.
      Они шли настороженные бедой. Глаза и уши Избора и Исина ловили все, что происходило вокруг, все, что могло стать новой неприятностью. Только Гаврила шел спокойно, глядя не по сторонам, а под ноги.
      Избор сказал:
      — Теперь иди по сторонам поглядывай. С любой стороны удара жди….
      Масленников в ответ только головой покрутил, словно удивлялся, что попал в такую заваруху.
      — И спереди жжет и сзади жжет….
      — Как в костре сидишь… — согласился Исин.
      — Как в крапиве, — поправил его Гаврила не отрывая взгляда от земли.
      — Что?
      — Как в крапиве, говорю, — повторил Гаврила. Он поднял глаза и вздохнул. — В костре опасно, а в крапиве обидно.
      — Нашел с чем сравнить… А мне вот все кажется, что я карась в сметане.
      Он развел руки в стороны, обнимая туман.
      — Словно кто глаза завязал и уши заткнул … А это похуже будет, чем в крапиве сидеть… — добавил Избор.
      — Ну уж и хуже?
      — Хуже, хуже! — подтвердил хазарин. — Я скольких карасей в сметане видел и не один из них хорошо не кончил…
      Тропинка поворачивала и он предостерегающе поднял руку. Гаврила скрипнул зубами и вздохнул.
      — Ты чего?
      Удивляясь их непониманию Масленников воскликнул.
      — Ну что вы по сторонам смотрите? Беду что ли ищите? О другом помыслите: если кто умудрился с нами такое сотворить, то чего ему стоило просто поубивать нас? А ведь не убил… Не убил?
      Он легкомысленно ткнул хазарина пальцем под ребро. Тот неуверенно хохотнул, но беспокойства Гаврилова не понял.
      — Тот, что это сделал, на мелочи в кустах размениваться не будет… Не засады по кустам искать нужно, а думать почему живы до сих пор…
      — А корчма вчера вечером?
      Масленников махнул рукой и пройдя меж них и, ничего не опасаясь, пошел прямо за поворот.
      — Это не чужой ум, а наша глупость…
      — Может ты и прав, — сказал ему в спину Избор. — Только я тебе другое скажу. Боги, они только тех берегут, кто о себе сам может позаботится.
      От этих слов в нем словно прибывало силы. Он задрал голову и упрямо выпятил подбородок:
      — А уж коли я по дороге иду, то под ноги поглядываю. У нас на Руси ни один волхв ни ям на дорогах, ни разбойников в кустах отменить не сможет.
      После ночевки в лесу они мерили дорогу ногами уже больше часа, но пока их никто не догнал и не попался навстречу.
      — Крепко спят в этих местах… — поглядывая на начавшее уже припекать солнце.
      — Кто крепко спит — тот дольше живет… — Избор вытер лоб и стряхнул капли на дорогу.
      — Почему это?
      — На глупости меньше времени остается.
      Он поискал в голове подходящий к случаю пример, но там было так пусто, что он вздохнул и выругался.
      — Надо же попали! Прохожих нет, ни села, ни деревеньки… Лошадей купить негде.
      — Да… Раз с вечера не везет, то хоть и не просыпайся…
      Кусты левее них стали реже и в их дорогу влилась еще одна лесная тропа. Она была ни шире и не утоптанней, чем та, по которой шли они, но невольно все задержались, выбирая куда идти. Это была минута тишины.
      Неожиданно для всех Гаврила уселся на землю и засмеялся. Смеялся он с удовольствием, даже повизгивал от накативших чувств. Избор с Исином молчали, понимая, что отсмеявшись тот объяснит что к чему.
      — Во как прижало, — сквозь слезы простонал Масленников. — Даже поспорить куда дальше идти и то не можем!
      Исин неуверенно улыбнулся, а Исин выпятив челюсть обошел Гаврилу и зашагал по дороге.
      — Ты чего? — спросил в спину хазарин.
      — Ничего…
      Он повернулся и ударил кулаком по дереву.
      — Нечего сопли пережевывать! Обломилось нам? Обломилось! Ну так что? Надо этого умника найти, да по сопатке гада, а не смешки разводить…
      Гаврила успокоился, вытер слезы.
      — Да, все верно… Только уж больно неожиданно это — себя дитем малым чувствовать…
      — Значит достали мы их! — убежденно сказал Исин. — Так достали, что пришлось им на нас волшбу потратить…
      Уже не думая куда они держат путь они пошли вперед, ощущая, что Судьба не оставит их своим попечением. Не вспоминая более о беде они шли, общими усилиями вытаскивая из памяти названия деревьев, цветов и птиц, что встречались по дороге.
      Солнце поднялось еще на пол пальца, когда за спиной возник, и начал потихоньку догонять цокот копыт. Они по разу оглянулись и каждый увидел позади себя тележку с одиноким возничим. Тележка неспешно пылила, влекомая парой лошадок и Избор почувствовал желание спросить что-нибудь, у нагоняющего их человека, но подумал, что спрашивать-то вообщем-то нечего.
      Тележка поравнялась с ними. Возничий покачивая маленьким, с кулак, узелком, мельком посмотрел на странников, оценивая насколько опасными могут оказаться люди, встреченные на лесной дороге. Избор безразлично ответил взглядом на взгляд, но тут в глазах возчика плеснула радость узнавания. Он весело охнул и закричал:
      — О! Здорово, богатыри! Как добрались? Опять нам судьба свидится…
      От неожиданности Избор встал и возчик, чтобы не вырваться вперед, потянул вожжи на себя. Воевода смотрел на него, потом на телегу, стараясь вызвать в памяти хоть какой отклик.
      — Не узнаете? — спросил возчик, веселым, хоть и чуть обиженным голосом.
      — Нет, — честно ответил Гаврила. — А ты нас?
      — А что такое? — спросил хазарин, опуская руку на кинжал. — Может, было что промеж нас? Так мы…
      — Было, было, — широко улыбнулся возчик. Он осторожно поставил свой узелок рядом с собой. — Мы с вами…
      — Что? — спросил Гаврила, готовый к любому повороту. Человек в телеге был один, а куда одному против всех?
      Тот махнул рукой, словно движение этим отбрасывал несуразность их поведения.
      — Да хватит вам шутить… Что ж вы забыли как у князя Голубева любимое чудовище загубили?
      Они переглянулись. На каждом из трех лиц мелькнуло одинаковое выражение — попытка вспомнить хоть что-нибудь, хоть отдаленно похожее на то, о чем говорит этот непонятный встречный и отчаяние.
      — Мы? — спросил Исин, перестав бороться со своей памятью.
      — Ты!
      Исин дернулся, словно перст возчика ткнул его в грудь и глазами заморгал. Сераслан заметил это и тогда уже с недоверчивой насмешкой спросил:
      — Может быть ты и про княжну забыл?
      Хазарин открыл, было рот, но быстро соображавший Избор тронул его за плечо и сказал оглядываясь:
      — Слушай, проезжий… Похоже, что ты кое-чего о нас действительно знаешь. Рассказал бы нам про нас… Мы заплатим.
      Тот посмотрел на него, неуверенно улыбнулся.
      — Да что с вами? Вы что, и вправду меня не помните? Я Сераслан!
      — Расскажи, что знаешь, — мрачно сказал Гаврила, опираясь на тележку.
      В шесть глаз они смотрели на него с непонятной надеждой и Сераслан перебирал вожжи, не зная что делать.
      В растерянности он пристально заглянул каждому в глаза и понял, что они не лгут. Он прикусил губу, соображая что предпринять, и мял ее зубами, пока позади не звякнула уздечка. Лошадь кивала, словно приглашала его к откровенности. Чувствуя себя последним дураком он пожал плечами и показал на телегу.
      — Ладно… Садитесь!
      Он сделал движение, что бы повернуться, но Избор останови его, положив руку на плечо.
      — Погоди, Сераслан, постой. Я боюсь по себя такое услышать, что на ногах не устою, так что давай-ка лучше на землю присядем…
      Чуть помедлив Сераслан кивнул и теперь Гаврила прикусил губу, заранее ужасаясь тому, что услышит. Они уселись под кустами, отведя лошадь с тележкой в сторону.
      — Много я вам не скажу, потому как знаю я вас не долго, — сказал наконец Сераслан. — С неделю тому назад встретились мы на дороге в Липовец — стольный город князя Голубева. Вы трое, оружные, на конях…
      — Оружие это же было? — Избор вытащил меч и положил перед волхвом. Тот всмотрелся, покачал головой.
      — Не знаю. Не помню. Вроде бы нет…
      — Не перебивай его, — попросил Гаврила. — Пусть рассказывает.

      Исин повернулся к нему.
      — Тебя зовут Гаврила Масленников. Ты мне крышу на тележке проломил.
      Он кивнул, показывая куда нужно смотреть.
      — Кто ты не знаю. Может быть и тот самый Гаврила…
      Гаврила нахмурился.
      — Какой это «тот самый»?
      — Есть, говорят, в Киевской дружине, у князя Владимира, богатырь Гаврила Масленников. Про него и песни поют и былины сложены… Когда свара началась…
      — Какая свара? — спросил теперь сам Гаврила. — Ты, друг, давай как-то по порядку. А то у меня в ушах звенеть начало…
      Исин глубоко вздохнул и начал с самого начала:
      — На дороге, где мы встретились, по велению князя Голубева собрались поединщики с чудовищем воевать.
      Гаврила с Исином переглянулись.
      — Что, и мы с ними?
      — Нет. Вы как раз по своим делам мимо ехали, вроде в Киев. Так вот, когда свара началась и народ разбежался то пришлось вам с чудовищем разобраться.
      Сераслан повернулся к Гавриле и вспомнил.
      — Да! У тебя с рукой что-то интересное… Как-то ты по ней стучишь и большие врагам от этого неприятности выходят…
      Гаврила с интересом посмотрел на ладони, сжал — разжал пальцы в кулаки.
      — Так вот Исин, сотник Пинского князя Брячеслава, это чудище убил.
      Гаврила с Избором с сомнением посмотрели на удивленного хазарина — уж больно он не походил ни на сотника, ни, тем более, на победителя чудовищ. Это так ясно нарисовалось на его лице, что Сераслан, чтобы не показаться лжецом признался:
      — Ну и я, конечно, помог малость. Ну да это не в счет, между нами…
      — Про меня все? — спросил Исин, уже получивший от жизни больше, чем мог рассчитывать.
      — Нет еще. Ты просил от всех вас привет журавлевскому князю Круторогу передать.
      Это уже походило на издевательство и хазарин нахмурясь переспросил:
      — Я что, еще и журавлевского князя знаю?
      Сераслан в своих словах издевки не усмотрел и спокойно ответил.
      — Выходит, знаешь…
      Хазарин восхищаясь сам собой покачал головой. То, что он узнавал о себе уже переставало радовать и начинало пугать. Чуть высокомерно он посмотрел на Избора.
      — Просто привет и все?
      Сераслан прикрыл глаза припоминая.
      — Просил сказать, что привет от тех, кто в прошлом году у него летучий корабль одалживал…. Обещал, что вы еще как-нибудь к нему загляните, что бы, значит, готовился… Да! И еще! Поскольку ты чудовище угробил, то теперь должен на княжеской дочери жениться.
      Это было уже чересчур. Исин отчетливо щелкнув зубами закрыл рот. Потом открыл, потом снова закрыл.
      Сераслан посмотрел на Избора.
      — Про тебя ничего не скажу. Знаю только что зовут тебя Избор и вот им, — он кивнул на обездвиженного счастьем и удивлением хазарина, — командуешь. Во всяком случае ты его ругал, а он тебя нет… Огрызался правда.
      Избор отмахнулся. Не это сейчас было главным.
      — После свары мы разъехались и все?
      — После свары вы к князю Голубеву попали, а вот потом… Той же ночью на терем враги налетели на коврах самолетах…
      Гаврила стукнул себя кулаком по коленке.
      — Я же говорил волшба… Не может такого быть чтоб в этом деле без колдовства обошлось!
      — И что мы? — перебил его Исин, приготовившийся выслушать новую порцию славословий.
      — Вы и тут встряли. Вороги терем зажгли, а Гаврила вот их кулаком своим прямо в небе расплющивал…
      — Как я это делал-то? — спросил Гаврила с интересом, глядя на руки. — Не запомнил, часом?
      Сераслан развел руками.
      — Какая-то волшба у тебя есть, а какая — не разобрать… Да и это я со слов говорю. Я-то во двор вышел, когда вы исчезли…
      — Что, прямо так и исчезли? — с интересом спросил Исин. Он представил как растворяется в воздухе при почтительном молчании большого скопления князей, бояр, красивых женщин и простого люда. Это было достойно.
      — Да нет… Как врагов отбили, так и ушли за ворота, да пошли по своим делам.
      Он повернулся к Избору.
      — Ты все говорил дело у вас важное да срочное в Киеве… Торопитесь…
      Сераслан шевелил губами, вспоминая подробности. Гаврила смотрел на него, размышляя что такое случилось с его рукой, если она может делать такие чудеса.
      — Ну, все рассказал?
      — Да почти все… После этого князь наш, да воевода Слепень искали вас…
      — Жаль, что не нашли… — сказал хазарин, представляя себя рядом с красавицей — княжной.
      Сераслан засмеялся.
      — Если бы! Нашли. Только взять не сумели.
      Он кивнул на Гаврилу, задумчиво разглядывавшего свои руки.
      — Вон Гаврила рукой своей мост через реку сломал, да ушли вы от погони. Наши-то все же переправились, а тут вы как увидели, что вас догоняют, так колдовством гору сделали и ушли за нее, как в воду канули…
      Избор глотнул. Гаврилова правда выплывала наверх. Вокруг них ходили такие силы, что впору было шапку снять и выматериться… Он не сделал ни того ни другого, а только спросил:
      — Не врешь?
      Брови у Сераслана сдвинулись. Он все еще думал, что богатыри притворяются.
      — А вы-то и вправду сами ничего не помните?
      Избор неловко замолчал. Потом вымолвил:
      — Извини…. Мой рассказ твоего покороче будет. Мы вчера проснулись, как родились заново. Никто ничего не помнит. Хорошо хоть имен не забыли…
      Сераслан молчал долго, качал головой, а потом, подытоживая невеселые мысли, сказал:
      — Видно сильным людям вы поперек дороги встали…
      Избор кивнул.
      — Вот Гаврила тоже так думает.
      Гаврила сидел мрачный, а Исин улыбался так, словно происходящее его не касалось.
      Избор подмигнул хазарину.
      — Ну, что, ясно стало, кто ты есть на этой земле?
      — Ясно стало, что не червь, не улитка, а человек князьям заметный… — с достоинством ответил Исин.
      — Не забудь еще, что я вроде бы твой начальник.
      — Ну это только «вроде бы».
      Обрывая опасный разговор хазарин обратился к Сераслану.
      — Ты сам то куда направлялся?
      — Я? К Старцу еду… Князь просил грамоту отвезти. А потом уж к Хайкину, в Журавлевское княжество.
      Он произнес слово Старец так, что всем стало понятно, что это не рядовой старик, а Старец. С заглавной буквы
      — Что за Старец?
      — Есть тут такой… Он все знает.
      Избор прищурился, наклонил голову, словно плохо слышал.
      — Что знает?
      — Все, — ответил Сераслан. — Все на свете…. На любой вопрос ответ дать может.
      Они переглянулись. Мысль, пришедшая в голову Избору одновременно заскочила и в две других…
      — Это как?
      — Никто не знает как, а только кто к нему с вопросом придет, так обязательно с ответом вернется.
      Исин наклонился вперед, глаза заблестели.
      — Вот кто нам поможет! Раз все знает, то и про нас расскажет.
      Они посмотрели на Сераслана, а тот, поняв, что разговор затянется, поднялся и пошел к тележке.
      — Возможно. Давайте-ка мы это на сытое брюхо обмозгуем…. Вы не емши, я — не жрамши… А у Старца, если и попадем туда, не накормят.
      Волхв растряс мешки, достал хлеба и мяса, высыпал десяток репок.
      — Угощайтесь, чем есть…
      Глядя на тающее на глазах угощение он задумался.
      — Попробовать можно… Только все это не просто будет. Ведь незваными едете… А к старцу, между прочим просто так не попасть — к нему столько народу едет, что очередь…
      — Неужто?
      — Да. Он князей там принимает разных. Конечно и простого человека не отталкивает, но придется в очереди недели две постоять…
      Богатыри помрачнев переглянулись.
      — А есть у нас эти две недели? — сказал за всех Гаврила. — Не знаю…
      — Придется вламываться и старичка уговаривать, — сказал Исин поглаживая рукоять меча. — Мне, почему-то кажется, что это в нашей жизни не первый раз будет.
      — Вряд ли выйдет.
      Избор свысока посмотрел на Хазарина.
      — Неужто не вломимся? — насмешливо спросил тот.
      — Вломиться-то вломимся… И перепугаем всех, кого сможем, только будет ли нам от этого прок и польза? Станет ли он с нами вообще разговаривать? Я бы не стал…
      — Я бы на его месте тоже, — неожиданно согласился с Избором Гаврила. — Только не забывай, что в этот момент мы будем на своем месте, а он — на своем.
      Он поднялся и ветки ударили его по плечам, словно приглашали сидеть под ними и дальше.
      — Ни чести тут ни славы не высидишь… Пошли Старца искать. Далеко это хоть отсюда?
      — Раз везти начало, то не остановится… — сказал Сераслан. — Довезу. Тут рядом.
      Теперь у них появилась цель.
      Уместившись в тележке они направились к Старцу. На ходу Сераслан просветил их насчет того, что последнее время творилось на Руси.
      В разговорах прошло больше часа, а когда лес расступился и отхлынул за спину Сераслан остановил лошадь.
      — Смотрите.
      Он показал на небо впереди, располосованное дымами костров.
      — Что это там? — спросил Исин.
      — Люди костры жгут. — Объяснил Сераслан. — Обычное дело. Своей очереди дожидаются…
      Хазарин не поленился и пересчитал сколько их там. С правой стороны, куда сворачивала дорога, огибая большую группу сосен, он насчитал их почти полтора десятка, а слева они вообще сливались в дымную пелену.
      — А не пожар?
      Сераслан тронул лошадь вперед.
      — Тут всегда так…
      Когда деревья расступились перед ними они оказались на широкой поляне. У дальнего конца ее стоял невысокий, всего в два поверха дом. Он был широк и от этого казалось, что он приник к земле, словно зверь перед прыжком. Вокруг дома широкой дугой, а может и кольцом — отсюда не было видно — расположился простецкий плетень с воротами. Внутри охваченного им земляного круга, рядом с домом стояли какие-то хозяйственные постройки.
      По другую сторону плетня поле сверкало огоньками костров. Там стояли повозки, шатры и шалаши, в которых ждали своей очереди желающие поведать Старцу о своих бедах и прикоснуться к его мудрости.
      — Людно тут, — удивился хазарин.
      — Бойкое место, — согласился Сераслан. — Да и Старец никому не отказывает. Если есть что сказать — обязательно скажет.
      — Как это «если есть что сказать»? — насторожился Гаврила. — Ты же говорил, что он все знает?
      Он додумал эту мысль до конца и добавил.
      — То есть может и не сказать?
      — Лично я о таком не слышал, — честно сказал Сераслан. — Но не может же он и в самом деле ВСЕ знать… Боги и то, верно, всего не знают… Не Бог же он…
      Порыв ветра принес запах навоза — где люди, там и лошади…
      — Да, — согласился Исин поморщившись. — Был бы он Богом, то он бы себе для житья другое место выбрал…
      По намеченному тысячами ног кругу они обогнули дом и подъехали к воротам.
      Опершись на копье там стоял стражник.
      Каждому из проезжающих видно было, что стоял он тут для красоты — плетень вокруг дома был настолько низким, что перелезть его в любом месте не составляло никакого труда, но поставили его именно в этом месте. Скорее всего, он даже ничего не охранял, а был этаким указателем — проезжать следовало тут, а не где-то рядом.
      Около копейщика тележка встала. Страж посмотрел на них безразлично, но ничего не сказал. Тогда Гаврила слез и пошел открывать ворота.
      — Стой! — окликнул его страж — Куда?
      — А еще вопросы есть? — спокойно спросил Гаврила отводя в сторону толстую жердину, загораживавшую проезд.
      Страж, удивленный невиданным тут прежде нахальством ответил:
      — Как не быть? Грамоту покажи…
      — Какую грамоту?
      Услышав вопрос страж отпрыгнул и выставил перед собой копье.
      — Грамота где?
      Гаврила сложил пальцы в кулак и погрозил владельцу копья.
      — Вот она у меня в кулаке зажата…
      Он грозно покачал кулаком, но страж не испугался, а только крепче вцепился в древко. Переводя взгляд с одного на другого страж выбирал момент, чтобы позвать на помощь. Опережая его Сераслан махнул скрученной в трубку грамотой.
      — Вот тебе грамота. Мы от князя Голубева.
      Страж тут же потерял к ним интерес.
      — А чего встали тогда? Проезжай, не задерживай!
      — А то что? — нахально спросил Исин.
      Страж посмотрел на них и не стал связываться.
      — А то опоздаете…

      Утоптанной дорогой они подъехали к дому.
      Старец жил богато — широкое крыльцо, крытое тесовой крышей, резные столбы. Лестница во всю ширину крыльца вела вверх к огромным, как ворота, дверям. На лестнице через три ступени стояли воины охраны.
      В дверях их остановили.
      — Куда кучей претесь?
      Гаврила сбросил чужую руку со своего плеча.
      — Да уж не к тебе…
      Сераслан, не давая встрече превратиться в драку быстро закончил за богатыря.
      — … а к хозяину твоему. Ему послание от князя Голубева.
      — Что за письмо? — страж грозно сдвинул брови. — О чем?
      — Не знаю, — ответил Сераслан. — Я вежеству обучен — чужих писем не читаю…
      В его словах Гаврила услышал упрек, понятный только им двоим — Сераслану и стражнику.
      — Я тоже, — быстро откликнулся стражник.
      — А я знаю, — улыбаясь своим мыслям и смотря стражу прямо в глаза сказал волхв. — Только ты не себе это в заслугу ставь, а лени своей. Ты ведь все людей резал и читать-то не научился…
      В словах Сераслана было столько притворной жалости, что страж заскрипел зубами и отошел в сторону.
      — Проходите…
      Сераслан вошел первым. Гаврила вторым, задев стража плечом. Тот задираться не стал, только проводил колючим взглядом.
      В полутемных сенях воздух пах едой и теплом. Избор глотнул и толкнул в бок зазевавшегося хазарина, уже готового пустить слюни. Появившийся из полумрака человек сказал:
      — Нечего рот разевать. Раз пришли — проходите… Ждут вас.
      Поднявшись на второй поверх они пошли по длинному коридору. Где-то тихо свиристел сверчок и в такт ему скрипели не плотно подогнанные доски пола.
      Сераслан, чуть поотстав от провожатого сказал:
      — Вы первыми его спросите, а уж я следом….
      — А не…
      — Нет, — быстро оборвал Сераслан Гаврилу. — Я хоть чужих писем не читаю, а о чем речь в послании идет догадываюсь…
      Он усмехнулся…
      — Боюсь, прочитав его Старец сильно огорчится….
      За поворотом их опять встретили воины. Гаврила с Избором переглянулись. Кем бы ни был этот Старец, а о себе он позаботиться умел. Ребята у двери стояли плечистые, улыбчивые — видно нравилось им на стариковских харчах силу себе нагуливать.
      — Кто такие?
      — Князя Голубева посланники!
      — Никак ты, Сераслан?
      — Спасибо, что узнал, Шупша.
      — Старый ты стал, худой какой-то… Силу, вижу, растерял, — сказал страж, оглядывая спутников Сераслана. — Теперь уж и ты без охраны не ездишь…
      Сераслан улыбнулся.
      — Да, Шупша, твоя правда… Сил у меня поубавилось… Я ведь тут с молодой сошелся, так все силы теперь ей отдаю. На врагов ничего не остается.
      Шупша покивал, соглашаясь с неизбежным, и подошел поближе, посмотрел в лицо Гавриле.
      — Оружие тут оставьте…
      — С какой стати? — спокойно спросил тот.
      — К старцу с оружием не ходят.
      Он произнес это будничным голосом, и богатыри поняли, что это — непреложный порядок. Гаврила молча отстегнул меч, и кивнул стоявшим за спиной Исину и Избору. Страж осторожно ткнул его в грудь коротким копьем. Кольчуга не звякнула, но Шупша оказался достаточно опытен, что бы почувствовать, что Гаврила носит под курткой.
      — Это тоже снимай. Зачем тебе?
      Глядя на наконечник перед собой Гаврила ответил:
      — Не люблю, когда мне в спину острым тычут…
      Он ухватился за копье и отломил стальное жало.
      — И когда свет загораживают тоже не люблю…
      Нахмурившись, богатырь повернулся и два копья скользнув по спине уперлись ему в грудь. Также легко он обломил и их.
      — А уж когда без дела задерживают…
      — Так куда ж, ты торопишься? — немного обалдевший от увиденного спроси Шупша.
      — К Старцу вашему, за мудростью, — явно зло издеваясь ответил Гаврила. Стражник набычился, наклонил голову.
      — Ты чего? — спросил Избор Масленникова. Ссориться с начальником стражи было явно лишним — не последним он тут был человеком. — Какая тебя муха укусила?
      — Слишком уж все легко… — сказал Гаврила сквозь зубы. — Слишком уж все просто…
      Дверь без скрипа распахнулась, и они очутились в большом зале, плотно забитом разномастно одетыми людьми.
      Хоть народу там было — не протолкаться, Старец царил над всем этим сборищем. И дело было не в том, что сидел он на возвышении, а в том, что все головы в этом зале оказались повернуты в его сторону.
      «Ученики?» — подумал Гаврила. — «Или ищущие мудрости?»
      — Это он? — шепотом спросил Исин у Сераслана.
      — Мог бы и не спрашивать. И так видно, — отозвался за волхва Исин.
      Створки дверей со стуком сомкнулись и старец поднял взгляд на них. Он привстал и горестно вопросил.
      — Опять?
      — Он что, тоже нас знает? — спросил Гаврила Избора. — Вишь, мир какой тесный — не спрячешься… Все нас тут знают.
      — Нет, — отозвался Избор — Скорее он Сераслана знает. Не знаю кто я на самом деле, но по таким местам я не ходок… Мудрецы вообще скучные люди — не пьют, не дерутся…
      Сераслан подтолкнул их в спины.
      — Идите, спрашивайте, а то потом не до вас будет…
      Они вошли в толпу, как медведи в воду. Люди перед ними расступались, давая им подойти к Старцу и смыкалась за спиной.
      Вблизи тот выглядел еще более солидно. Был он не высок и не плечист, но крупная голова и глаза, горевшие каким-то внутренним огнем, выделили бы его из любой толпы. Они подходили, а он смотрел на них, словно читал книгу.
      — Какие же вы посланцы? — наконец сказал он. В голове его слышалась почти детская обида — Вы обманщики…
      — Мы не обманщики. Сераслан говорил за себя, а мы — нет. Мы — сами по себе. К тому же ты не просил нас назваться.
      — И не нужно… Для меня нет тайн.
      — Это хорошо… У нас есть вопрос к тебе.
      — У всех есть вопросы ко мне… — спокойно, без похвальбы ответил старик. Он закрыл глаза и говорил отстранено, словно из другого мира. — И вы не исключение, а правило. Есть вопросы, требующие ответов, есть тайны, нуждающиеся в разгадках, есть события, заслуживающие объяснений…
      — Вот-вот, — сказал молчавший до сих пор Исин. — У нас как раз именно это. Кто-то украл нашу память и мы ничего не помним…
      — Мы не знаем кто мы, — добавил Гаврила глядя в закрытые глаза мудреца. — Скажи нам об этом, мудрый…
      Шум у них за спинами стих и в наступившей тишине Старец воздел руки к потолку и замер в ожидании озарения. Он сидел так несколько минут, пока затекшие руки обессилено не опустились ему на колени.
      — Не знаю! — удивленно вскричал Старец. Он поднялся их кресла и забегал по помосту. — Ничего не знаю…
      — Как же так? — Взвился Избор. — Неужели на этот вопрос нет ответа?
      Старец вспомнил, наконец, что он не один и остановился.
      — Есть конечно, — сказал он медленно, почти по слогам. Его мозг искал опору в рассуждениях, но не находил. — На любой вопрос есть ответ.
      — Какой? — Хазарин подумал, что ответ все-таки был, но он его почему-то не услышал, и на всякий случай поковырял пальцем в ухе.
      — Вы его получили…
      — «Не знаю»?
      — Не знаю, — подтвердил Старец натянуто улыбаясь. — Это тоже ответ и ответ исчерпывающий…
      Гаврила смотрел в лицо старику и читал там уже не только страх и замешательство, но и желание без ущерба для репутации выкрутиться из создавшегося положения.
      Масленников видел, что он удивлен и напуган до смерти, но держится молодцом. Сам богатырь испытывал сейчас нечто вроде странного облегчения. Его предчувствие оправдалось, что подтверждало силу их врагов, а это говорило об их значимости в этой жизни, ибо чем же как не врагами измеряется значение человека в этом мире?
      Он первый понял, что в этом месте они не получат ответа на свой вопрос. Масленников повернулся, уступая место Сераслану и пошел к выходу. Он не сказал бы тут ни единого слова, но хазарин не удержался.
      — Дурак!
      Старец побледнел как смерть и упал в кресло. Сразу несколько голосов завопило:
      — Стража! Стража!
      — Что-о-о-о? — взревел Избор, только и ждавший возможности выплеснуть на кого-нибудь горечь разочарования — Стража? А вот я вашего старикашку!
      Ни мгновения не раздумывая он бросился на Старца. Вставшие на его пути искатели мудрости и ученики покатились в стороны.
      — Вниз! — закричал перепуганный Старец. — Я же не виноват!
      Кресло вместе со Старцем резко ушло вниз и тот пропал под полом. Кто бы растерялся, но Избор тут поступил как собака — от него бежали и он бросился следом.
      Кто-то вцепился в руку, кто-то в плечо. Ноги отяжелели от налипших на них людей, но неодолимое стремление наказать мерзавца толкало Избора вперед. Но и ученики у Старца оказались не робкого десятка и вскоре вокруг него налип здоровенный комок вопящих на разные голоса тел.
      Гаврила с Серасланом задумчиво шли назад, к двери, и оставшийся один Исин вертел головой, решая что следует сделать — пойти за ними или помочь Избору. Несколько мгновений он колебался, а потом прыгнул в кучу, что с головой накрыла товарища.
      Тут двери зала, словно сами собой распахнулись и внутрь бросились вооруженные люди. Это уже были не последователи и ученики. Эти и сами готовы были поучить кого угодно.
      Сераслана сшибло открывшимися створками и стража не обратила на него никакого внимания.
      Глядя поверх стрел на копошащуюся кучу лучники искали в ней нарушителей спокойствия, но обнаружили только Гаврилу.
      — Вот он!
      Гаврила почувствовал, как холодок страха затекает под кожу. Он качнулся в одну, в другую сторону, но хищные клювы стрел не отпускали его от себя, ловя любое движение.
      От первого десятка стрел он увернулся, закатившись под подвернувшуюся кстати лавку. Она же приняла на себя и следующий десяток стрел.
      Теперь у него оставалось несколько мгновений, ровно столько, сколько необходимо доброму лучнику, что бы выхватить из колчана стрелу, наложить ее на тетиву и оттянуть ее…
      Едва тупой стук, впивавшихся в сухое дерево стрел смолк, как Гаврила вскочил и на всякий случай крутанув лавку бросил ее в сторону двери. Лучники, что готовились пустить в него по второй стреле, попадали на пол — кто от неожиданности, а кто и от скамейки. Сераслан, уловив этот момент, выскочил из-за двери и первым из тех, кто не хотел драться оказался в дверях. На секунду задержавшись он показал Гавриле на дыру в полу, в которой исчез Старец. После этого он ткнул себя рукой в грудь, что без всякого сомнения означало, что Гаврила смело может и в дальнейшем на него рассчитывать и… исчез в дверном проеме.
      Богатырь опустил взгляд чуть ниже. Стражники, сбитые скамейкой, уже поднимались на ноги. Кто стоял на коленях, а кто и лук уже натягивал. Позади вопила на разные голоса куча учеников и последователей Старца, облепивших Избора и хазарина. Куча медленно, но неотвратимо подползала к провалу в полу. Его друзья стремились туда с упорством муравьев, несущих домой богатую добычу. Время на размышления у Гаврилы не было и он начал действовать. Вылущивать из такой кучи друзей по одному у него никакой возможности не было и он решил одним разом сплавить всю кучу вниз, подальше от лучников и там разобраться.
      Забежав сбоку он присоединил свою силу к силе Избора и Исина.
      Гаврила закричал от отчаяния и напряжения и из кучи переплетенных меж собой тел ему ответил Избор. Под этот рев куча сдвинулась и, словно подстегнутая криком, как огромный снежный ком покатилась к люку. На краю комок задержался, словно раздумывал что лучше сделать — упасть или вознестись и все же решился на первое только после того, как Гаврила подналег на него плечом.
      Он оказался наверху кучи, открытый всем стрелам.
      С гоготом, хрустом и воплями люди словно песчинки в песочных часах начали просыпаться вниз и Гаврила цепляясь за чью-то одежду съехал вниз.
      Пол в нижней комнате шевелился. Там никто уже не и не помышлял о драке и люди кто плача, кто смеясь расползались в разные стороны. Гаврила поискал глазами Старца, но тот как сквозь землю провалился.
      Зато нашлись Исин и Избор. Хазарин стоял около двери с тяжелым железным засовом в руках:
      — Бежим! Сейчас стража спустится и тогда все по настоящему будет…
      Он ногой выбил дверь и они выскочили на лестницу.
      Промчавшись в темноте сквозь половину дома они выбежали на крыльцо. На их счастье оно оказалось безлюдным. Все, кто совсем недавно стоял там встречая их в это мгновение были на пол пути между крыльцом и верхним залом, куда их собрал крик Старца о помощи. Вверх по лестнице несся топот сапог и от этого дом уже не походил на убежище мудрого Старца, а больше напоминал подожженную врагами казарму.
      Не переглянувшись они бросились вниз.
      Две ступени, пять ступеней, десять ступеней.
      За спиной послышался грохот распахиваемой двери и азартные крики лучников. Конец лестницы был уже близок. Он обозначался двумя резными столбиками по обеим сторонам. Избор всей шкурой своей ощутил как вытягиваются из колчанов стрелы, как натягиваются тетивы луков, как луки дрожат в ожидании того мгновения, когда им будет позволено разогнуться и метнуть стрелы в беззащитные спины наглых пришельцев. Избор взвыл и от отчаяния прыгнул вперед.
      Гаврила услышал его уханье и посторонился. Воздух у него над ухом колыхнулся и мимо пронесся Избор. Налету он ударил плечом в столб, что у самого конца лестницы поддерживал крышу над крыльцом и та начала заваливаться вниз. Гаврила, оттолкнувшись от последних ступеней снес столб со своей стороны и крыша над крыльцом, ничем более не удерживаемая, обрушилась на преследователей.
      Тем, кто хотел стрелять, в эту секунду стало не до стрельбы — уберечь бы головы.
      Исин, камнем просвистевший мимо них, приземлился около Сераслановой тележки с криком.
      — Слава Богам! Мы целы!
      — Пока! — поправил его Избор. — Только пока!

      Крыша упала очень удачно. Она не развалилась на части, а осталась на ступенях деревянным домиком. Вряд ли там кого убило — под крышей хватило бы места куда как большему числу людей. Один край ее упирался в землю у ног богатырей, а другой загораживал дверь, не давая ей открыться. Теперь если кто и захотел бы подраться смог бы сделать это только спрыгнув со второго поверха.
      Поглаживая плечо Избор спросил Гаврилу:
      — Надолго?
      Масленников не успел ничего сказать. Раздался сухой треск и один меч, блеснув на солнце пробил крышу, следом за ним проклюнулись еще два. Стук и треск заполнили двор, словно под крышей сидели не крепкие мужики, обученные и вооруженные, а стая дятлов.
      — Нет, не надолго… Крыша старая, долго не продержится.
      — Поехали, — сказал Сераслан. На глазах у смотревших сверху людей он бросил на крышу так и не переданное княжеское послание.
      — Нечего нам тут делать…
      Других неприятностей у них во дворе не случилось. Под треск разрубаемой крыши они уселись в тележку и не спеша поехали к воротам, около которых по-прежнему маялся сторож. Когда они подъехали к воротам он спросил, заглядывая им за спины.
      — Чего там? Опять что ли старцев медведь с привязи сорвался?
      Медленно проезжая мимо Сераслан бросил:
      — Три медведя…
      Страж закивал и тележка поехала дальше.
      Сераслан потихоньку прибавлял ходу, а Гаврила шарил по тележке.
      — Ежели догонят, и отбиться нечем будет…
      — Не догонят.
      Гаврила посмотрел назад, где старческий дом скрывался за лесом.
      — Струсили?
      — Старец не пустит. Ему сейчас не до нас.
      Он усмехнулся и объяснил.
      — В нем теперь волшебства не больше чем невинности в Александрийской шлюхе!
      Сераслан одобрительно кивнул, а Гаврила с Исином переглянулись. Под их взглядами он и сам задумался, что сказал язык.
      — А Александрия это где?
 
      …. Солнце уже взлетело вверх, словно подброшенное кем-то яблоко. Наступило то время дня, когда оно устав подниматься неподвижно застыло на небе не решаясь ни залететь немного повыше, ни опуститься пониже. Минута равновесия, за которыми последует неизбежный спуск солнца к земле и вечер, разделили день пополам.
      — Полдень! — сказал Избор. И точно. Их тени съежились у них под ногами и нипочем не желали вылезать оттуда. Но главными сейчас были не они и не солнце, а горы. Их каменные громады нависали над лесом острыми зелено-коричневыми волнами. Высоко в небе смешивались громады камня и брызги леса. Деревья на склонах казались зеленой пеной и обрывками водорослей, поднятых бешеной водой со дна водоема. Да и сами горы были подобны волнам — кое-кто из них имел даже белоснежный гребень — ледяную или снежную шапку. Сложив ладонь козырьком Избор смотрел на все это каменное великолепие с некоторой нерешительностью.
      Вершины гор — то зеленые, то коричневые, то снежно-белые простирались и вправо и влево. Дорога еще какое-то время катилась вперед, но и даже им, беспамятным, было ясно, что потом она свернет в сторону и словно река, потечет вдоль горной цепи, отыскивая ущелье или горку пониже, чтобы перевалить на другую сторону. Сераслан поглядывал на них и тележку вперед не гнал — понимал, что его новые друзья думают над своей дорогой. Неловко себя чувствовал не только он.
      — Куда едем? — не выдержав молчания спросил Исин.
      — Куда лошади везут… — отозвался Избор. Они надолго замолчали, наблюдая как на них наплывают деревья, ровняются с ними и убегают назад. Избор повернулся к Гавриле.
      — А ведь хазарин прав. Пора определяться. А то ведь не мы едем, а нас везут…
      Он не стеснялся, что Сераслан слышит его. Гаврила из-под бровей посмотрел на возчика.
      — Послушай, Сераслан… Ты теперь куда?
      — В Журавлевское княжество, — отозвался он. — Куда же еще?
      Гаврила пожал плечами. Слова «Журавлевское княжество» были для него пустым звуком. Это ни о чем ему не говорило. Сераслан, понял это и бросив вожжи повернулся. Лошадь, почувствовав слабину пошла медленнее.
      — Я конечно вам не советчик… Не знаю как вы решите, но по моему разумению нужно вам со мной ехать.
      — Зачем?
      Жизнь по-прежнему не имела цели. То есть конечно цель-то была, только кто-то так упрятал ее от них, что никто не мог отыскать концов.
      — Там Хайкин сход Русских волхвов собирает. Может кто из них вам и поможет? Там мудрецы.
      Он посмотрел на богатыря, но тот уже отвлекся. Его глаза настороженно смотрели на вершины деревьев, выискивая опасность.
      — Кричит кто-то… — сказал вдруг Гаврила, поднимая руку и призывая всех к тишине. Сераслан остановил повозку и теперь все услышали далекий человеческий голос.
      — Поют? — с некоторым колебанием сказал Избор. Звук был слаб и единственное, что можно было сказать так только то, что он был.
      — Вот они неприятности, — пробормотал Исин оглядываясь по сторонам. — Ни меча, ни копья. Дубины подходящей и то нет…
      — Откупишься… — зло сказал Гаврила, прикидывая какую в случае чего оглоблю у телеги сподручнее выворотить — левую или правую.
      — Хватит каркать! — одернул их Избор. Он несколько мгновений вслушивался в налетавший ветер, а потом не очень уверенно предположил:
      — Может просто радость у человека?… Может это он от радости орет?
      Гаврила встал, и словно от этого стал лучше слышать.
      — С радости? От такой радости волосы дыбом становятся! Наверняка ведь какой-нибудь людоед кричит.
      — Ну, с людоедом-то вы справитесь… — сказал Сераслан. — Людоед — это же не чудовище… Это нам на один зуб.
      Он легонько шевельнул вожжами и тележка покатилась навстречу крику. Богатыри уже не разговаривали между собой, а слушали далекий вопль.
      Лес был чист. За шелестом листьев и птичьим звоном не было слышно ни лошадиного скока, ни скрипа натягиваемой тетивы, а вот неведомый голос становился все слышнее и слышнее. С каждым шагом, что приближал их к голосу, все яснее становилось, что Избор оказался прав. Неведомый путник пел. Подъехав поближе они разглядели старика, сидевшего в очерченном на земле круге. Рядом с ним светился маленький костер, над которым коптился старый котелок. Не прерывая пения старик что-то бросал в него и помешивал.
      — Бог в помощь, путник, — сказал Сераслан принюхиваясь. Из котелка не пахло, а воняло. — Громко поешь!
      В руках у него трепыхался шерстяной комок.
      — Душа поет, — улыбнулся старик. — А душа так должна петь, что бы Богам было слышно…
      — Можешь быть спокоен, — сказал Гаврила глядя в кусты позади старика. — Раз мы тебя услышали, то и Боги тоже.
      — Далеко ли путь держишь? — спросил Сераслан.
      — Друзей ищу… — ответил старик, откровенно весело разглядывая богатырей. — Они к Старцу здешнему отправились. Да и мне к нему же нужно зайти, посоветоваться…
      Масленников оторвался от кустов. Старик тут был один. Сколько Гаврила не слушал — так ничего и не услышал, а бесшумных засад не бывает. Это он знал наверняка.
      — Он тебе насоветует… — мрачно сказал Избор. — На простые вопросы ответить не может, а туда же…
      А Исин усмехнулся.
      — Не до тебя ему нынче. Мы только что от него. Там такое твориться…. Переполох!
      — Так вы от Старца? — обрадовался почему-то старик. — Получили ответ на свои вопросы? Нашли, что искали?
      — Никакой он не Старец, — сказал Исин, — а просто старый дурак! Морочит головы людям …
      Старик наклонил голову и странно, одним глазом, словно курица посмотрел на них.
      — Ага! — непонятно сказал он. — И ему значит тоже из тех же кустов…
      Никто не успел удивиться, как он вдруг весело спросил.
      — А что у вас за дело к Старцу было-то? Я, конечно не он, да вдруг помогу?
      Избор насторожился и в упор посмотрел на старика. Слишком смело он себя вел. Не написано же у них на лицах, что они еще не знают кто им друг, а кто враг?
      — Ты кто?
      — Я-то? Я колдун… — спокойно объяснил старик.
      — Ну, тогда, может и впрямь поможешь…. Вещь мы одну потеряли, найти не можем.
      Колдун удивленно всплеснул руками.
      — И вы из-за такой мелочи Старца беспокоили? Пустое… Если хотите я вам сам пособлю!
      — Как? — спросил Исин.
      — Есть средство!
      Колдун наклонился к мешку, что лежал под ногами и вынул оттуда блюдо.
      — Спрыг-блюд! — торжественно сказал он. — Ручная работа. Двестипятьдесят лет делал! Ежели с умом подойти он все показать может: и прошлое, и настоящее…
      С особым бережением он аккуратно поставил блюдо на колени и вопросительно посмотрел на Гаврилу.
      — Ну, что смотреть будем?
      — А что можно? — спросил Исин. — Мы вроде бы тут какое-то чудовище придавили….
      — Да погоди ты с чудовищем своим, — отмахнулся Избор. — Показал бы ты нам, любезный, вчерашний день… Очень нужно.
      Колдун, прикрыв губы сложенными лодочкой ладонями, что-то еле слышно пробормотал и зашевелил пальцами над блюдом. Он шлепал губами, щелкал пальцами, но… Избор, не смотря на разочарование, усмехнулся:
      — Видно зря я на тебя, старик, понадеялся…
      Старик только косо взглянул, а потом хлопнул рукой по лбу и пробормотал:
      — Что ж я, старый дурень… Защита же…
      Несколько мгновений он сидел подергивая себя за бороду — думал и потом предложил.
      — Ну-ка вспомните место, где вы нынче проснулись. Оттуда пойдем.
      Он требовательно посмотрел на Гаврилу и тот прикрыв глаза стал вспоминать неприметную полянку, а старик все понукал его.
      — Вспоминай, богатырь, вспоминай….
      В раздражении Масленников открыл глаза и вдруг слова застряли у него в горле — он увидел самого себя, бегающего по поляне. Старец довольно хмыкнул.
      — Ну, раз место знаем, то дальше легче будет…
      Достав из недр халата горсть порошка он сыпанул его на блюдо. После этого его поверхность стала словно жидкой, потом подернулась туманом, но в одно мгновение туман разошелся и они увидели себя рубящихся с… самими собой. От ударов над блюдом звенел воздух и наружу, в сегодня, выплескивались позавчерашние искры.
      — Что это?
      — Когда это?
      Гаврила первым сообразил, что в блюде кроме них самих уместился еще десяток человек в таких же доспехах, что сейчас были на них.
      — В этом месте мы, должно быть, доспехами, что сейчас на нас и разжились. Мы тут почти голышом…
      — Да. Дня два или три назад…
      Несколько мгновений они смотрели как в блюде вокруг них льется кровь и падают люди.
      — С доспехами разобрались, — насмотревшись на сечу сказал Избор. — Вот тут мы их и позаимствовали. Что дальше было?
      — А я где? — обиженно спросил не нашедший себя в зеркале хазарин. — Мня там что ли не было? Почему меня не видно…
      Старик быстро-быстро замахал руками и картинка в блюде изменилась. Невидимый глаз, смотревший в прошлое поднялся над поляной и показал Исина.
      — Вот он я! — довольно сказал узнавший себя хазарин.
      — А кто это там рядом-то?
      Старик хихикая ткнул пальцем в блюдо. Рядом с Исином стоял он сам и возмущенно тряс руками.
      — Ты?
      — Я!
      Лицо старика вдруг потеряло благостность и превратилось в страшную гримасу. Исин отшатнулся, занес над ним кулак.
      — Я — колдун Муря! А вы дурни беспамятные! Опять талисман проворонили?
      Так и не ударив Исин опустил руку. В голосе старика было что-то, что заставляло верить ему.
      — Ты чего, старик? Какой талисман?
      Он потихоньку начал отходить назад, но колдун злым голосом остановил его.
      — Стой, дурак! За черту не выходи, а то опять….
      Избор подхватил старика за ворот, приподнял над землей. Тот мгновенно повернулся к нему, но не увидев в глазах богатыря злобы, остыл.
      — Ты нам сам все объяснишь, или правду из тебя вытряхивать придется?
      Старик что-то шепнул и Избор почувствовал как его пальцы сами собой разжимаются и старик выскальзывает из них.
      Пока Избор ошеломленно смотрел на не желающие сгибаться пальцы, старик поправил воротник и нарочито медленно сел на место, давая всем время освоиться, что рядом с ними не простой старик, а колдун и что ни руки, ни ноги, но даже оглобля, на которую временами оглядывался Гаврила, тут не помогут.
      — Объяснять вам — только время тратить…
      Он наклонился к котелку, понюхал варево. Не глядя на них нарвал из-под себя травы и опустил в кипяток.
      — Вояки… Садитесь лучше. Сейчас буду вас в ум возвращать…
      Муря зачерпнул своего варева и осторожно, стараясь ни капли не пролить протянул Избору.
      — Выпей!
      Избор чашку взял, пить не стал. Вместо этого он осторожно спросил:
      — Что это?
      Старик не стал выеживаться, а просто и доходчиво объяснил:
      — Твоя память.
      Избор принюхался и лицо его своротило на сторону.
      — Что бы моя память так пахла? Да никогда не поверю!
      Избор смотрел на колдуна, не зная что делать. Морда у старика была хитрая, мало ли что… По лицу было видно, что такой не только отравить может, но и ножом в спину, и серпом…. и добрым словом.
      — Пей, пей… — понял его колебания старый колдун. — Ежели я тебя отравлю вот они мне голову отвернут.
      Избор мимоходом вспомнил только что испытанное ощущение безвластия над своим телом и усмехнулся. Такому умельцу ни ножа не нужно, ни яду… Он с облегчением вдруг понял, что в эти минуты все они находятся во власти старика и бояться уже нечего — хуже не будет. Тогда, поднося чашку ко рту проговорил:
      — Как же… Будет мне потом от этого легче…
      Он напрягся, готовясь удержать в желудке дрянь, приготовленную колдуном, но к его удивлению то, что было налито в чашку, не смотря на запах, напоминало вкусом малиновый взвар. Он успел удивиться, как он вспомнил этот вкус, но тут же отбросил эту мысль, ощутив как рушится стена у него в голове. Сознание затопили тысячи образов, запахов, звуков и он пошатнулся.
      Сераслан удержал его. Гаврила в оба глаза смотревший за ним потащил меч, но замер, остановленный стариковским голосом.
      — Ну что? — насмешливо спросил колдун. — Живой?
      Избор качнулся к нему.
      — Мало я тебя уродовал….
      Старик замахал руками.
      — Меня, вижу, вспомнил, а талисман?
      Избор сунул руку за пазуху и вспомнил вчерашнюю ночь.
      — «Паучья лапка»!
      Муря кивнул. Налив своего варева еще в две чашки он повелительно протянул их Гавриле и Исину.
      — Пейте! Тут счет на часы пошел. Мы сидим, они идут…
      Гаврила с Исином переглянулись. Они еще не понимали, что колдун имел в виду, зато Избор озабоченно кивнул.
      — Летят поди…
      Ему уже все было ясно. Только вот друзья ошалело ворочали глазами не поспевая за происходившими переменами.
      — Пейте! — настойчив повторил Муря. От нетерпения он похлопывал по земле ладонями. Исин, уже поднесший, было, чашку к губам, вдруг отстранил ее.
      — Это же его память, — возмутился хазарин. — А моя где? Что ж я, выходит никогда и не вспомню как чудовище завалил? Где моя?
      — В чашке.
      Муря еще терпел, но уже из последних сил.
      Исин недоверчиво крутил чашку. Смерти он уже не боялся, но зачем ему чужая память?
      — Вас заставили забыть, — терпеливо объяснил ему колдун. — Когда выпейте варева — вспомните. Вон как он вспомнил.
      Избор кивнул.
      — Хоть и пьете из одного кувшина, зато каждый вспомнит свое.
      Пока хазарин раздумывал Гаврила сделал несколько глотков и память вернулась, гвоздем вонзившись прямо в темя. Еще лежа на земле он спросил:
      — Иосиф!?
      Злобно-весело старик успокоил богатыря.
      — И до него дело дойдет. Еще поглядим, как вас, троих взрослых дурней, мальчишка вокруг пальца обвел…
      — Как?
      — Это тоже сейчас посмотрим, — отозвался Муря. Он посмотрел на Сераслана, молча наблюдавшего за происходящим, потом на свой котелок. Там еще что-то оставалось на самом дне и он спросил его.
      — А тебе, проезжий, мозги вправить не нужно? Заодно уж…
      Сераслан усмехнулся. Он сунул узелок, что тетешкал в руках в тележку и, отряхивая пальцы, сказал:
      — Обойдусь… Тебе с ними бы разобраться…
      — А с ними уже все…

      Богатыри смотрели друг на друга, заново осознавая мир и привыкая к нему. И не было горечи по утраченному миру. Им уже не нужно было ничего вспоминать. Каждый помнил все, что было с ними до этой минуты — и удачи и поражения и самое главное…
      — Где талисман? — спросил Гаврила. — Ты нашел его?
      Муря с удивлением посмотрел на богатыря и кивнул на горшок с варевом…
      — Тебе что, добавить? Забыл, что его ни волшебством, ни магией найти нельзя?
      Гаврила заскрипел зубами, кивнул.
      — А мальчишку?
      — Если он не рядом талисманом, то сейчас увидим…
      Подняв блюдо, Муря прошелся по нему рукавом, стирая невидимую пыль.
      — Погоди!
      Избор положил ему руку на плечо.
      — Покажи сперва как все это вчера было.
      Муря жестко ответил:
      — И это не выйдет.
      — Это-то почему?
      — Потому же самому, — озлился колдун. Богатырское тугодумие выводило его из себя. — Талисман вчера еще был с вами.
      Избор растерянно кивнул, соглашаясь, но потом как-то сообразил:
      — Погоди, погоди… Ну, а вот только что…Ты же показывал.
      — И в этот раз, и в прошлый, когда я вас у дерева голыми нашел вы хоть место указать могли. Раз место есть — дальше все просто. А если места не знаешь — то талисман ничего показать не даст.
      — Хорошо. — Смирился Избор. — Тогда мальчишку.
      Муря любовно провел по блюду рукавом.
      — Садитесь… Да смотрите у меня!
      Дно блюда словно провалилось и они почувствовали себя вознесенными на огромную высоту. Оттуда, сквозь редкие облака, они увидели равнину и горы. Несколько мгновений глаз кружил над степью, словно коршун выискивающий добычу. В блюде то и дело появлялись то тонкая нитка дороги, то предгорья, то сами горы, покрытые лесом. Богатыри смотрели во все глаза, но степь под ними казалась пустой.
      — Где они? — не выдержал Исин. — Где?
      Муря не ответил.
      — Где они? — уже грозно спросил Гаврила, тряхнув колдуна за плечо.
      — Ищу… — сквозь зубы ответил Муря, сбрасывая богатырскую длань. — Вы только руки не распускайте… Сейчас найдем….
      Глаз нырнул вниз и прорвав пелену облаков снизился над дорогой.
      Сперва они увидели облачко пыли, а потом двух всадников. Глаз налетел на них, на мгновение выделив лица и Гаврила признал мальчишку.
      — Он!
      Стелясь у земли глаз развернулся и пустился вдогонку. Прорываясь сквозь сплетение трав он догнали коней и Муря, уравняв скорость глаза и лошадей, дал им возможность рассмотреть всадников.
      — Он. Точно он!
      Они молчали, пока Муря не сказал.
      — Да… Сделал дело — гуляй смело… Как он вас обвел-то! О-о-о-о-о!
      Колдун обидно зачмокал губами.
      — Сами разнюнились… «Сирота, сирота…. До дому доведем… Сопли вытрем…». А он нож в спину с поворотом, — отозвался Избор, кусая губы. Обида была черна и жгла сердце, словно кузнечный уголь. Добро бы богатырь, умный, хитрый, коварный, а то… Мальчишка.
      — Предатель, — сказал, как плюнул Исин и посмотрел на молча сидевшего рядом Гаврилу, рассчитывая, что тот добавит что-нибудь покрепче…
      — Предают свои, — сказал тот. — А он чужой… Яблочко от яблони. Неужто к вам память еще не вернулась? На второго-то посмотрите.
      Избор с трудом оторвав глаза от мальчишки посмотрел на второго всадника. Ненависть туманила разум и он никак не мог сосредоточиться. Стук копыт, что доносился с блюда толчками гнал в голову кровь и гнев.
      — Отец! — Донеслось издалека. — Отец! Далеко еще?
      Исин наклонился, но не к блюду, а к Масленникову, который явно видел больше других.
      — Отец?
      — Это же барон… Помните… Ну, лисицемордый… Чуть нас в Булгаре, в прошлом году, не угробил…
      Злясь их короткой памяти он щелкал пальцами, подстегивая их воображение.
      Сераслан, про которого впопыхах все забыли, сказал:
      — Я что-то не все понимаю…
      Объяснять все то, что случилось, значило бередить старую рану.
      — Нам понятливых и без тебя хватает, — осадил его Гаврила. Сераслан нахмурился и Масленников смягчился.
      — Спасибо тебе за помощь, волхв, только тут дороги наши разойдутся. Езжай куда ехал и скажи Белояну, что «Паучью лапку» у нас украли, но что мы живы не будем, ели ее не вернем.
      Сераслан насупясь смотрел на него и Гаврила вдруг совсем непохоже на себя, мягко как-то спросил.
      — Ну, сам подумай, куда мы тебя с телегой на ковер возьмем?
      — Это на какой такой ковер? — спросил Муря и без улыбки прищурился.
      — На твой, конечно.
      В голосе Гаврилы не было ни капли сомнения, что все обстоит так, как он говорит.
      — Или ты сюда пешком пришел?
      Колдун непроизвольно бросил взгляд в кусты, Исин побежал туда и с радостным криком вытащил край летающего чуда.
      — Я тебя знаю. Ты пешком не ходишь, — удовлетворенно сказал Масленников. Он наклонился, ища взгляда колдуна.
      — Пойдешь с нами?
      Муря не отвел взгляда. Он раздумывая смотрел на богатыря и Гаврила представил, как в это старой, полулысой голове взвешиваются возможности их и остроголовых.
      — Нет! — наконец сказал колдун. — Я налегке нынче, да и колдовство мое они «Паучьей лапкой» перешибут… Не с руки мне туда влезать.
      — Пойдем!
      — Нет, — уже твердо сказал Муря. — Второй головы в запасе нет.
      — А талисман?
      — Безголовому и талисман не нужен. Довезти — довезу, а там уж сами.
      Гаврила чуть разочарованно вздохнул:
      — Ну, гляди… Вся слава нам.
      — Вам слава — вам и шишки… — Муря притворно закряхтел, показывая немощность.
      — Куда мне, старому, за вами? Нет уж. Без меня…
      Конечно, колдун в таком деле был бы хорошим помощником, — воевать с магами дело не простое, но поди, сдвинь его… Гаврила дал знак и хазарин притащил ковер поближе. Масленников глянул на Избора. Тот едва заметно пожал плечами. Перегибать палку и стращать колдуна было опасно.
      — Ладно, — сказал богатырь. — Довези хоть…
      — Денег с ваз взять что ли? — сказал Муря почесываясь. В голосе его было согласие. — А то возишь вас, возишь… Ни прибытку, ни спокойствия.
      — Зато интересно, — напомнил Избор. — То мордой в грязь, то спиной, то боком… Чего стоим?
      Тот толкнул хазарина в спину, что бы шел побыстрее. Тот ногой развернул загнувший угол.
      — Чудно…
      В голосе Исина слышалось и удивление и глубоко спрятанный страх.
      — Летучий корабль — понятно…
      — Что тебе понятно? — насмешливо спроси Муря. Исин на мгновение задумался.
      — Ну, там хоть парус есть, чтобы летать.
      — А ковер тот же парус, — нашелся Избор. Он подтолкнул его плечом, заставляя ступить на ковер. — Только он плашмя лежит, как ты после доброй выпивки…
      — Садитесь, садитесь… — насмешливо сказал Муря. — Довезу в целости…
      Исин вдруг посмотрел на Гаврилу и лицо у него сделалось твердым. Он даже сделал шаг назад.
      — Нет, — сказал он. — Не полечу!
      — Боишься? — сощурился воевода.
      — Сейчас и ты бояться начнешь, — пообещал хазарин и поднял палец над головой, привлекая внимание. — Мы взлетим.
      Муря кивнул. Хазарский палец описал полукруг и показал на Гаврилу.
      — Он вспотеет… Куда с ковра убежишь?
      Избор почесал в затылке. Вспотевшего Гаврилу он видел всего дважды, но оба этих раза запомнились на всю жизнь
      — Да-а-а-а, — протянул он глядя на Гаврилу. — Задача….
      — Может связать его? — посоветовал Сераслан. — У меня веревка есть…
      Исин ухмыльнулся так, что Сераслан, не видевший Масленникова потным, понял, что сказал глупость.
      Гаврила ничего им не ответил, а первым ступил на ковер.
      — Садись, не бойся… Не вспотею.
      Исин на ковер не пошел, а остался стоять где стоял.
      — Это ты тут говоришь. Обещать-то ты горазд, а там поздно будет.
      — Садись! — уже прикрикнул Гаврила. — Я высоты не боюсь. Это страх для меня не страх… Это я в себе выжег.
      Хазарин все же не трогался с места и Гавриле пришлось объяснить:
      — Я бывало, мертвой воды напьюсь и со скалы вниз….
      — На ковре? — не поверил хазарин.
      Масленников смотрел на него как в иные времена смотрел на приблудного дурака — с раздражением и жалостью.
      — Откуда же у меня ковер? Без ковра, конечно.
      Исин побледнел и шагнул вперед. Что-что, а удивить Гаврила умел.
 
      Первое время они только и делали, что следили за руками, вцепившимися в мягкий ворс ковра. Чуть позже, когда оторопь прошла они начали смотреть по сторонам. Муря, уже привычный к полетам, сидел молча, хоть и хотелось ему отпустить парочку едких замечаний, но он, помня о первой встрече с Избором, благоразумно сдерживался.
      Земля проплывала под ними красивая и недоступная как настоящая красавица, но богатырям было не до земных красот.
      Ковер плавно и не быстро летел под самым краем тучи, иногда влетая в редкий туман, от которого на ковре становилось холодно и сыро. Муря никуда не торопился, а улегшись на ковре свесил голову вниз и наблюдал за окрестностями.
      — Куда правишь? — наконец спросил Гаврила.
      — К горам. Есть у них где-то логово…
      — Где-то? — повторил презрительно Исин. — Колдуном еще называешься…
      Презрение в голосе помогло забыть о страхе.
      — Когда искал вас через блюдо видел. Суета там какая-то… Ковры летают, песиголовцы…
      — А ты их колдовством пощупай, — предложил Избор. — Ты их только найди, а там уж…
      Муря почесал в затылке и ковер от этого повело в сторону.
      — У них там защита… Если колдовство применить, то мы себя обнаружим.
      — Драться будем! — заявил Исин. — Не за тем ли летим?
      Он попробовал оторвать руку от ковра, но пальцы, живущие вроде как сами по себе, не захотели отпустить ворс ковра. Муря даже не повернулся.
      — Если они нас найдут, то и драки не будет. Им всего-то и нужно будет — только ковер уронить.
      Тогда Исин, сокрушая свой страх, наклонился и посмотрел вниз. Отсюда, с высоты пяти или шести попришь, земля казалось мягким одеялом, но каждому было ясно, что все это только кажется и что приветливая зелень скрывает за собой и жесткие древесные стволы, и сучья, и камни, покрытые мягкой придорожной пылью.
      — Что костей не соберем? — спросил он так, словно сомневался в этом.
      — Собирать некому будет…
      Земля внизу все чаще заволакивалась клочьями раздерганных облаков. Муря быстрее задвигал руками.
      — Тучи идут! — сказал колдун озабоченно. — Как бы нас дождем не залило…
      Гаврила передернул плечами, представляя холодные струи, шарящие по всему телу.
      — Так быстрее давай. Может, успеем? Насквозь проскочим.
      Муря пожал плечами и наддал.
      Внутри тучи было сыро и сумрачно. Все, что творилось вокруг напоминало прохладное летнее утро, залившую землю окрест туманом, в которое они залетели сразу после полудня. Туман вокруг двигался иногда закручиваясь в жгуты и протекая между людьми.
      Пройденный путь в тумане не ощущался и в этом безвременье они летели довольно долго, пока спокойный полет не прервался неожиданной встречей с чужим ковром.
      Встреча действительно оказалась неожиданной для всех. Ковры как по команде рванулись вверх и выскочив из тумана так же как по команде встали. На вражьем ковре соображали быстрее. Рослый песиголовец, сидевший на корточках подскочил и закричал:
      — От солнца, от солнца заходи!
      Ковер послушно рыскнул в сторону и плавно пошел по кругу, не приближаясь к ним на длину меча. Волей-неволей Муря развернул ковер так, что солнечный свет ударил Избора по глазам. Он зажмурился, загородился рукой, остро сожалея, что нет при нем ни копья, ни лука, ни швыряльного ножа. Песиголовец, верно сожалел о том же и от того скалил зубы.
      — Садись! — проорал за спиной Гаврила. — Сейчас я его!
      Избор присел, ожидая хлесткого удара и грома, но услышал только вскрик, и каким-то чутьем почувствовал, что остался с песиголовцем один на один.
      Все решили мгновения. Он успел поймать лезвием меча солнечный луч и отбросил его в глаза врагу. Тот замотал башкой, как и сам Избор только что, но все же бросил второе копье. Уворачиваясь Избор присел. Два страха сейчас грызли его — страх получить копье в брюхо и страх свалиться вниз. От этого он только присел раскорякой, выставив бесполезный сейчас меч перед собой. Позади едва слышно охнул и потом в голос взвыл Исин, ахнул Гаврила и ковер вдруг повело в сторону. Он нырнул вперед и вниз, под вражеский ковер, подставляя песиголовцу воеводину голову. На глазах Избора песиголовец словно подпрыгнул и над воеводой навис край чужого ковра. Изборовы руки потянуло назад, сквозь слезы в глазах он увидел, что меч его уперся в край ковра.
      — Руби! — истошным голосом заорал хазарин. — Руби их!
      Избор, точно в голове у него соскочил какой-то крючок, тут же перехватив меч ударил по ковру с такой силой, словно не тряпку нужно было разрубить, а проломить дубовую бочку.
      — Ух!
      Ковер треснул, словно спелое яблоко и распался на две половинки. Наверное в каждой из них оставалась половина волшебства, но двух этих половинок оказалось мало для чуда. Кружась словно листья они летели к земле, а далеко внизу, обогнав их, взблескивая словно пескари сорвавшиеся с крючка, стремительно падали три маленькие, одетые в кольчуги фигурки.
      — Вы тут что?! — Начал Избор, злой оттого, что воевать пришлось ему одному… Он повернулся к Муре и обомлел. Колдун вовсе не правил ковром, а стоял на карачках, вцепившись в Гаврилову руку. Тот тоже не скучал — цепляясь одной рукой за густой ворс ковра он полувисел в воздухе, держась другой рукой за Исинову ногу.
      А хазарину было совсем весело — он висел под ковром и рубился там насмерть с врагами, подоспевшими снизу на другом ковре. Как Муря при этом умудрялся еще и ковром управлять было уму не постижимо, зато стало ясно почему Гаврила никак не пускает в дело свой страшный кулак.
      Масленников, словно почувствовав, что Избор освободился, проорал, заглушая звон стали.
      — Что встал? Сделай хоть что-нибудь…
      — Чего? — переспросил удивленный тем, что происходило до обездвижения, Избор. Внизу завизжал Исин и лязгнули сталкиваясь мечи
      — Либо меня наверх тащи, либо сам сюда спускайся.
      — Ага!
      Воевода ухватил Масленникова за руку и вытащил на ковер. Испуганный Муря ощупывал себя, вместо того, что бы делом заниматься и Избор крикнул.
      — В тучу. В тучу уходи. Достанут…
      Он видел то, что не видели его товарищи. К ним наперегонки неслись еще два ковра, и на них, что было особенно неприятно, сидели лучники.

      — Хазарин где?
      А Исину было плохо, едва ли не хуже всех. Все еще размахивая мечом он упал на чужой ковер. Гаврила заорал, поминая всех Богов, понимая чем это закончится для хазарина и Боги не подвели!
      Каким-то чудом, вопреки их обычной удаче, тот не устоял на ногах, а покатился к краю ковра. Он орал, взвизгивал и размахивал руками. Жалеть ему тут было некого и руками и ногами он крутил всерьез и от того, когда его сапог попал в спину застывшего на краю ковра маленького человечка, тому не поздоровилось. Враг вскинулся от боли и попал под меч песиголовца.
      Тело упало вниз, а ветер подхватил капли крови и бросил их в лицо Исину. Песиголовец еще не успел подумать кто спустит его на землю и с хохотом поднял меч над человеком. Избор увидел как хазарин побледнел и дернулся назад. За спиной у него была бездна, в которую он и канул с коротким воплем. Гаврила еще не успел подняться с ковра и только Избор видел, что приключилось с сотником. Тот висел, намертво вцепившись в край, а над ним серебром блестел меч песиголовца. Хазарская жизнь теперь была только в воеводиных руках.
      Ухватившись за край ковра Избор перевернулся и обеими ногами со всей силы нанес удар песиголовцу по плечам. Зверочеловек не устоял, его отбросило к краю ковра, а там то ли порыв ветра, то ли собственная неосторожность заставила его сделать лишний шаг, ценой которого стала жизнь. Уронив меч в бездну зверочеловек несколько мгновений балансировал над орущим от ужаса Исином, но тут, ловчее кошки, Избор прыгнул на ковер и поддев ногой волосатое седалище сбросил врага вниз.
      — Висишь?
      У хазарина не было сил ни ответить, ни кивнуть. Не тратя времени на разговоры Избор ухватил хазарина на шиворот и втянул обратно. Тот лежал, не находя сил подняться. Он лежал, а воевода стоял над ним, понимая как трудно тому встать на ноги. Над их головами парил Мурин ковер и оттуда свешивались головы друзей. Избор посмотрел на них, помахал рукой в ответ присел на корточки рядом с хазарином.
      — Может, ты дальше один полетишь? Тогда вся слава тебе достанется.
      У хазарина не хватило сил ответить, но силы выругаться и встать он нашел. Муря опустился пониже и Гаврила помог Избору перетащить Исина на их ковер.
      — Это ты правильно решил, — одобрил его воевода, мельком глянувший на мелко дрожащие ноги сотника.
      — Ковер! — крикнул Муря. — Ковер захватите!
      Воеводе было не до ковра.
      — Нечего на чужое рот разевать… Тем более вон и хозяева летят.
      Избор озабоченно смотрел как еще несколько ковров спешат им наперерез, но в его озабоченности оказалась изрядная доля самоуверенности. Он ощущал себя воеводой, у которого в засаде сидит никак не меньше двух сотен воинов. И вот прямо сейчас полные сил и боевого задора мордовороты выскочат оттуда и начнут крушить врагов вдоль и вширь. Он оглянулся и увидел ухмыляющегося Гаврилу. Воевода и сам ухмыльнулся в ответ, представив, что сейчас тут начнется, когда Гаврила пустит в дело свой кулак.
      — Гаврила! Давай!
      Он взмахнул рукой, но из засады никто не выскочил. Масленников сквозь дырку в кулаке продолжал смотреть на врагов и беззвучно шевелить губами.
      — Рано! — обронил он. — Далеко слишком.
      На коврах, между тем, так не считали. Там уже поднимали луки. Фигурки лучников застыли прицеливаясь
      — Давай! — заорал воевода. — Чего ждешь?
      Казалось его первыми услышали на коврах. Луки там разогнулись и плюнули стрелами.
      — В тучу уходи, — тотчас взревел воевода. Он лучше других понимал какую цель они сейчас представляют. — В тучу! Быстро!
      Муря послушался мгновенно. Ковер рывком поднялся вверх и простор вокруг сменился сумраком. От толчка Избор не удержался, сел на ковер, а тот не останавливаясь поднимался все выше и выше. Туман становился плотнее — уж и рук не было видно и чтобы успеть совершить задуманное воевода перекатился поближе к колдуну и ухватил того за воротник.
      — Ты чего молчал старый козел? Пальцем пошевелить не мог?
      Вся злоба, что душила воеводу прилила к рукам и к губам.
      — Не мог, — просипел колдун. — Тебя, дурня, пожалел.
      Лицо его стало багровым и Избор коротко выругавшись ослабил хватку.
      — Примени я…. колдовство…. они бы о нас… узнали.
      Избор вспомнил каким бессильным сделало его единственное слово колдуна, и это разжало его пальцы. Колдун, хватая воздух повалился на ковер, как в воду, и пропал из виду.
      — А так чего, не узнают? — спросил Избор.
      Исин, подползший поближе увидел, как Муря крутит головой. Он морщась, но уже спокойно, прохрипел:
      — Воины узнали — это еще пол беды. А вот если б маги ихние узнали, то нам прямо тут конец бы пришел. Летать-то вы еще не научились…
      — Чш-ш-ш-ш, — прошептал Гаврила. — Тихо…
      В покое их не оставили. Ковры закружили внутри облака, стараясь отыскать их в этом киселе. Да где там…
      В этом мареве каждый видел только себя, да и то… Исин поднес к лицу ладонь с растопыренными пальцами, согнул их на всякий случай, чтобы убедиться, что это не чья-нибудь чужая рука, а его собственная и медленно протянул руку вперед. Рука не успела разогнуться, как там, где только что была ладонь стало темное расплывчатое пятно.
      «Тут их найдешь, если только столкнешься», — подумал он. — «Никогда им нас тут не найти…»
      В шаге от себя он увидел размытую фигуру, что сгорбившись сидела, вслушиваясь в тишину.
      «Гаврила?» — подумал хазарин, но тут она Изборовым голосом сказала:
      — Найти их надо. Если их отпустим, то узнают гады….
      Гаврила промолчал, видимо соглашаясь и Избор скомандовал невидимому колдуну:
      — Эй, Муря. Давай-ка медленно по кругу.
      Исин достал меч. Ничто кругом не изменилось, только по лицу зашарил влажный ветерок.
      Голоса родились из мрака и пустоты. Они были бестленны, словно принадлежали духам и Исин сделал охранительный знак.
      — Найдешь их тут… — сказал кто-то совсем рядом.
      — Тише! Если так орать будешь, тебя самого найдут.
      В разрыве облаков мелькнуло что-то более плотное, чем туман. Исин увидел как Гаврила вскинул руку, но ударить не успел — облако сомкнуло прореху и белое марево вновь затянуло окрестности туманом.
      — Дракона бы сюда… — прошелестел удаляющийся голос.
      — Да. Этот бы их живо нашел.
      Звук в тумане расплывался, словно мед в кипятке и голоса причудливо меняли свое положение. Гаврила зло тряхнул головой и сделал Муре знак, чтобы летел быстрее. Колдун кивнул и ковер прибавил скорость.
      Голоса продолжали кружить вокруг, словно сплетая вокруг богатырей ловчую сеть. Все также молча Гаврила поднял три пальца.
      «Три ковра», — понял Исин и для чего-то кивнул. В тоже мгновение кто-то прямо у них над головой громко прочистил горло. Настороженный ожиданием Гаврила тут же вскинул кулак и ударил по нему ладонью. Туман над ними всколыхнулся и оттуда выпал остроголовый. Он еще не успел сообразить что к чему и поэтому летел молча. Тут же следом мелькнул еще один и еще…
      — В сторону! — не таясь более закричал Гаврила. — Завалят.
      Ковер повело влево, но тут один из прыгунов свалился прямо к ним. Он упал перед Исином и тот еще не сообразив что к чему, вскочил и с криком:
      — И так ступить негде! — ударом меча плашмя сбросил счастливчика вниз. Голоса в тумане грозно взревели и каждый из тех, кто стоял или сидел упали на ковер, спасаясь от стрел.
      Избор упал навзничь и видел как пролетающие стрелы, словно червяки в яблоках, прогрызают в тумане прямые ходы. Он тихонько повернул голову. Лежали все, и только Муря, рискуя получить стрелу в голову, смотрел вниз, но ему и полагалось — если кто и должен был вытащить их отсюда, так это он.
      Сквозь туман его было еле-еле видно, и Избор поблагодарил Светлых Богов за то, что это облако оказалось сделано так добротно.
      Погоня была где-то рядом. Их злые голоса перекликались в тумане и прислушиваясь к ним, Муря уводил ковер подальше от неприятностей.
      Сперва пропали стрелы, а потом исчезли и голоса.
      — Ушли? — поднимаясь на локте спросил Гаврила.
      — От одних ушли….
      — Что значит «от одних»? От вторых и третьих тоже…
      Муря оскалился, что сошло за улыбку.
      — До вторых мы еще не добрались. А уж до третьих…
      Как это не странно, но колдун оказался прав.
      Песиголовцы на коврах оказались настырнее, чем думал воевода. Их голоса возникли внезапно и проплыли совсем рядом. Гаврила вскинул руку, но ударить не решился.
      — Давай! — прошептал Избор, словно почувствовал, что богатырю не хватило мужества нанести удар. Гаврила услышал его, но только головой дернул. Осторожно, осторожно он перебрался на середину ковра и закрутил головой по сторонам.
      Избор поежился. Такое не часто увидишь — невидимки охотились друг за другом. Голоса в тумане глохли и вряд ли кто мог бы разобрать где тут что, но Гаврила решил, что терять им нечего. Он чуть-чуть наклонил кулак и очень быстро пять раз ударил по нему. На глазах у Исина туман под ударами промялся, словно там пролетели стрела, толщиной с доброе бревно и тишина раскололась криками. Над ковром пронеслось еще несколько стрел и Гаврила стремительно и точно развернувшись ударил еще дважды. Избору показалось, что там вспухло красное облако и туман, как вурдалак, всосал в себя чужую кровь.
      Исин обрадовано хлопнул в ладоши, но Избор шикнул на него. Торжествовать еще было рано.
      — Наследили… — сказал Муря. — Нет. Теперь не подступиться.
      Колдуну никто не возразил. Даже Избор. Он только вдохнул, что бы что-то сказать, но так ничего и не произнес.
      — Давай-ка вниз. Я хоть в глаза тебе посмотрю, — вздохнул Гаврила.
      Муря фыркнул и ковер опустился так быстро, что стало тошно.
      Небо вокруг было чистым, без ковров и драконов, но каждый из тех, кто сидел на ковре понимал, что все это очень не надолго. Пройдет совсем немного времени и в этом кусочке неба станет тесно от остроголовых и их ковров.
      — Ну и дальше-то что?
      Оказалось, что Муря не сидит на корточках, как все, а расположился на ковре по-восточному поджав ноги. Гаврила задумчиво смотрел на скалы под собой и молчал. После того, что случилось он уже не рассчитывал на колдуна. Привез — и на том спасибо.
      — Не колдун ты, а извозчик какой-то…
      — Ну, какой из меня извозчик ты еще не знаешь…
      Он тряхнул головой, принимая решение.
      — Вот сейчас и проверим…. Давай-ка на другую сторону. К лесу.
 
      …Ковер упал около леса, словно и сам истосковался по земле и траве.
      Богатыри неуклюже встали и прихрамывая на отсиженные ноги пошли к лесу. Муря, поднявшийся последним крикнул им в спины.
      — Точно тут? Не перепутали?
      Исин повернулся, и, не останавливаясь, ответил:
      — Тут. Довез.
      — Я же говорю — извозчик…
      — Найдете?
      — Найдем…
      Их не было всего несколько минут. Они едва скрылись за деревьями, как раз — и вновь вышли, размахивая руками. Только Гаврила шел степенно, едва покачивая заветным мешком. Муря оглянулся на ковер и сделал несколько шагов навстречу — чтобы не случилось, подвергать опасности ковер ему не хотелось.
      Масленников протянул мешок колдуну, но тот поостерегся и не взял его. Сперва наклонившись он прислушался, а потом даже понюхал его.
      — Не трусь, — как-то устало сказал Гаврила. — Бери. Нет там не змеи, ни капкана…
      — Откуда знаешь?
      — Знаю. В прошлый раз все сам укладывал.
      Муря осторожно провел ладонями вокруг мешка, пытаясь что-то уловить.
      — Все доставали?
      — Все достали и все назад уложили.
      Гаврила поднял мешок повыше, к самым стариковским глазам.
      — Вон и узел на горловине мой.
      — Развяжи! — приказал Муря. Гаврила развязал.
      — Вынимай!
      Гаврила вынул. Как и в прошлый раз он расстелил рогожку, что лежала сверху и начал неспешно выкладывать на нее свертки. Муря стоял рядом и с нескрываемым любопытством разглядывал то, что появляется из неведомых глубин.
      — Стой! — вдруг сказал он. — Достань!
      Гаврила вытащил маленький — с кулак — глиняный горшок.
      — Это?
      — Это.
      Муря безбоязненно взял горшок и взвесил на руке, улыбнулся. Избор спросил.
      — Чего это?
      — То, что нужно, — ответил колдун. — Там еще две дощечки должны быть.
      Гаврила сунул руку поглубже и начал чем-то греметь. Муря побледнел и отскочил назад.
      — Ты… ты… ты…чего?
      — Доски тебе ищу, — удивился Гаврила вынимая руку. — Ты же просил.
      Колдун вытер разом вспотевшие ладони о халат.
      — Видно дурака просил… Угробишь ты нас всех тут. Поосторожнее нельзя?
      Богатырь пожал плечами.
      — Эта что ли?
      Вытянув голову из-за его плеча Избор разглядел дощечку, шириной с ладонь, толщиной в палец и длинной в локоть. Муря выхватил ее, поднес к глазам и забормотал.
      — Перун, Стрибог, лист ивы, правый завиток, Ормун…
      По все длиннее доску украшали вырезанные и выжженные узоры и фигуры.
      — Вторую найди.
      С тем же хладнокровием, что и секунду назад богатырь загремел колдовскими пожитками в поисках другой доски. В это раз Муря не успел и испугаться, как доска оказалась в его руках. Так же внимательно он осмотрел ее, а потом, составив углом, положил на землю.
      — Ну, что это?
      — Это — то, что нужно!
      Гаврила тряхнул колдуна за плечо.
      — Ты, старик не заносись. Толком объяснись.
      — Нам тут много умных без надобности, — поддержал Гаврилу Исин.
      Масленников нахмурился.
      — Да чего там объяснять, — быстро сказал Муря. — Скоро сами все увидите. Мы теперь до самого ихнего логовища незаметно доберемся.
      — Ну, смотри. А с этим что делать?
      Гаврила кивнул на волшебные стариковские пожитки.
      — Не все сразу. Дайте разобраться.

      Движением руки он отослал их подальше и среди богатырей не оказалось ни одного, кто бы его не послушался. Усевшись под деревьями друзья не без интереса наблюдали, как колдун перекладывает вещи с места на место.
      — Мудрец, — сказал Исин и Гаврила с Избором почувствовали хазарскую зависть.
      — У умных людей учился, наверное, — сказал Гаврила. — Вот попал бы ты в хорошие руки, может и из тебя …
      — Какие там «умные люди»? — Хазарин раздраженно всплеснул руками. — Как он нас в память-то ввел, помните? Дал настойки из жаб выпить — и все в порядке! На колдунов так же учат. Я точно знаю. Выпьешь, говорят, кувшин какой-нибудь дряни и уже колдун!
      — Неужто завидуешь?
      — Княжеский зять никому не завидует! — гордо ответил Исин, но ему никто не поверил.
      — Смолоду к мудрым людям идти следовало бы. Теперь, глядишь, на ковре бы летал, — продолжил назидательно Гаврила
      — В сапогах-скороходах бегал бы, — добавил Избор.
      — Мне и без сапог ваших тошно. Меня там невеста ждет, а тут бегай.
      Отвечать ему никто не стал — уж больно интересными вещами начал занимался Муря. Несколько минут все было чинно, а потом…
      В одно мгновение над стариком вспыхнула радуга, раздался тонкий звон. Колдун подпрыгнул и метнулся в сторону. Звонко щелкнула пробка и колдуна отбросило назад. Он закашлялся, замахал руками и до богатырей долетела волна несусветной вони.
      — Что это! — зажав нос спросил Избор.
      — Подойди да спроси, если смелости хватит.
      — Смелости-то хватит, а вот духу — нет…
      Они замолчали, прислушиваясь то к звону, то к опасливым причитаниям колдуна. Потом тот бросил копаться в мешке и надолго застыл над разложенными богатствами.
      Старик молчал и молчал и Исин решил осторожно нарушить его мысли.
      — Ну и что тут? — крикнул он. — Годится тут что-нибудь?
      Муря вздрогнул и поманил к себе.
      — В чужом колдовстве как разберешься?
      — Это мы и без тебя знаем, — сказал Избор. — Сами в первый раз не разобрались.
      Муря, словно не услышал его, продолжал.
      — Но все же каким бы ты колдуном не был, а что-то общее между всеми нами есть.
      — Ты к делу ближе, — направил его мысли Гаврила. — Что будет, например, если я это вот на землю положу?
      Он осторожно показал на свернутую в клубок алую ленту. Муря отвлекся, посмотрел.
      — Ничего.
      — Как это ничего? — неприятно удивился Гаврила. Он захотел пнуть клубок ногой, но передумал.
      — Ничего. А вот если бросишь посильнее — огонь получишь.
      — Костер? — уточнил Исин. Муря рассмеялся.
      — Ну, вообщем-то да. Только очень большой. Так что кидать будешь — подальше кидай, чтобы бороду не спалило.
      — А это?
      Избор не побоялся и тронул ярко синий клубок.
      — Не путеводное чудо часом?
      — Нет. Если его бросить, то вода получится.
      — Много?
      Муря пожал плечами.
      — Не знаю… Но я думаю, мало не покажется.
      — А это?
      В куче, отобранной для них стариком лежали еще мешочек с зернами и стеклянная бутылка. Морщась Исин смотрел на нее и наконец не сдержавшись сказал:
      — Какие-то чудеса у них… — он оглянулся, подыскивая слова. — Тухлые что ли? На таких себе только обед готовить. Огонь, вода, семечки какие-то…
      — Чудеса как чудеса, — отозвался Муря. Он перебирал большую кучу небрежно, словно уже отчаялся найти там что-либо полезное. — Правда для вас сейчас все это бесполезно…
      — Почему? Опасно?
      — Да нет. Просто на все остальное свои заклятья нужны, а их только хозяева и знают. А подбирать времени нет.
      Гаврила посмотрел на две очень не равные кучки и почувствовал себя обманутым. Столько страху натерпелись пока добирались и вот на тебе…. Два клубка, мешок да бутылка.
      — То есть нам с этим вот, — он показал на маленькую кучку, — с остроголовыми биться?
      Под его презрительным взглядом кучка даже вроде как уменьшилась, но Муря ничуть не смущаясь, кивнул.
      — Это хорошо будет, если вы хоть чем-то воспользоваться сумеете. Не забывайте, что талисман у них.
      — Не забудем, — скрипнул зубами Избор. — Спасибо, что напомнил, а то уже забывать начали.
      — Выходит, пользы нам от мешка никакой, — подвел итог смотринам хазарин.
      Муря, словно удивляясь богатырской жадности, воскликнул:
      — Вот те раз! Да если б не мешок, так нам туда и вовсе не подобраться. Есть тут еще одна полезная вещь… Про горшок-то не запамятовали?
      Он откуда-то из-под себя достал горшочек и дощечки.
      — Ну-ка посторонитесь, а то не ровен час…
      Богатыри послушно подвинулись, не из страха, конечно, а из уважения к человеку, занятому серьезным делом. Колдун поглядывая на солнце установил дощечки углом и плотно поставил между ними завязанный горшок. Он совсем уж было, собрался сорвать обвязку, но передумал и встал на ковер.
      — Куда? — спросил Избор.
      — Сейчас вернусь, — пообещал старик, озабоченно глядя в сторону гор. — Сейчас.
      Действительно едва поднявшись над лесом он тут же вернулся. Слетал, видно, не зря. Сойдя на землю поправил дощечки и переставил горшок.
      — Ну…
      Он прищурился и оглядел небо.
      — Помогай нам все Боги, что есть!
      Колдун дернул за веревочку, что обвязывала горловину, сбросил крышку и шагнул назад.
      Горшок дымил, похожий на огнедышащую гору, что Избор видел в чужедальних землях. Муря не отрываясь смотрел на него, шевеля губами. Горшок в ответ затрещал, словно печь, в которую подбросили дров и дым повалил сильнее. Муря протянул руки и погрузил ладонь в клубы. Глядя на него то же самое сделал и Гаврила. Все же он ошибся. На ощупь этот странный дым оказался сырым и холодным.
      — Облако, — объяснил Муря не оборачиваясь. — И не одно!
      Избор пожал плечами.
      — Такому горшку в сухое лето цены нет! С ним с любой засухой справишься, — сказал колдун.
      — А у них, что в горах, засуха? — мрачно спросил Исин.
      — Не знаю, что было, зато знаю, что будет.
      — И что будет?
      — Потоп.
      — Потоп?
      — Ну, может, и не совсем потоп, — пошел на попятный Муря, — но засухи там точно не будет!
      Он кивнул на ковер.
      — Садитесь.
      Облако, что вынырнуло из горшка наверху вспучилось. Снизу, с ковра оно смотрелось как огромное дерево, в одночасье выпершееся из земли, и от избытка силы качающее распухающей вершиной.
      Ковер взлетел, поднятый волшебством и Муря, облетев крученую ножку, что все еще лезла и лезла из горшка в небо, поднялся выше облака. Наверху ветер уже трепал его, отхватывал лохматые куски и гнал их к горам. Придерживая разлохматившиеся волосы Гаврила крикнул:
      — Теперь что?
      — Теперь по заведенному порядку — ничего.
      Муря уселся на ковре поудобнее, поплотнее запахнул халат, готовясь к долгому ожиданию. Заходящее солнце отбросило от него длинную — через весь ковер — тень прямо на облака.
      — Теперь надо ждать, пока к горам отнесет.
      — А отнесет?
      — Отнесет, отнесет…
      — Колдовство? — осторожно осведомился хазарин.
      — Без колдовства. Ветром. Колдовство они учуют.
      Избор посмотрел вокруг. Ветер, не обузданный колдовством, творил с облаками что хотел — мял, плющил, гонял по кругу.
      — Каким же ветром туда?
      — Сядь. Все будет. И облака и ветер.
      Облако под ними разрослось, налилось темнотой и медленно — медленно стало наплывать на ковер. Прикрыв глаза от блеска заходящего солнца Исин ощутил ласку тучи — сперва стало холодно, потом сыро. Когда он открыл глаза солнце уже не жгло их, а сияло сильно смазанным пятном.
      — Туча как туча, — сказал хазарин сам не знавший чего ждал от нее.
      — А ты чего хотел? Конечно туча как туча… Колдовскую тучу их маги за поприще… Да что там за поприще — прямо тут нашли бы…
      — А эту?
      — А эту нет.
      Муря ехидно и торжествующе развел руки.
      — Тут ведь колдовства нет. Тут ведь только мы, да дождь…
      Гаврила посмотрел на смутно проступавшие далекие горы и задумавшись отозвался.
      — Не известно что для них хуже — первое или второе…
      Ветер, только что бестолково и бесполезно вертевшийся вокруг вдруг влетел в тучу и толкнул хазарина в спину.
      — Все. Началось, — довольно сказал колдун.
      — Что началось?
      Муря встал на корточки и для верности посмотрел вниз с края ковра.
      — К горам понесло. Теперь только сидеть и молчать…
 
      Сидеть и молчать не получилось. То ли Муря чего-то перемудрил, то ли стариковское колдовство оказалось с какой-то врединкой, но на полпути в облаке началась гроза. Ветер, трепавший туман вокруг них стих, и посреди тяжелой тишины ударил оглушительный раскат грома. Молния, словно длинный и кривой луч солнца, пронеслась рядом, волной обжигающего жара толкнув их в спины. Избор от неожиданности зарычал и выхватил меч.
      — Садись, дурень! — испуганно завопил старик не своим голосом. — Себя убьешь и нас погубишь! Боги гордых не жалуют!
      Избор еще озирался, а Гаврила сообразил что нужно. Он подхватил щит, на котором сидел и поднял его над головой.
      — Все сюда, под щит!
      Исин ухватил воеводу за пояс и рывком усадил его на место. Сверху, словно кто-то перевернул озеро, обрушился поток воды. Щит принял на себя вес воды и Гаврилу пригнуло к ковру, но он выпрямился. Со щита текло так, словно он стоял под водопадом. Друзья и колдун спасаясь от ливня сползлись к нему и застыли, сберегая остатки тепла, но холодные струи доставали до каждого. Словно живые змеи они проскальзывали под одежду, добираясь до тел. Потом ударил ветер.
      — Холодно-то как, — прощелкал зубами Избор. — И костра не разложить…
      — Да, в такой мокроте какой костер? — согласился с ним Исин. — Да и дров нет…
      Избор посмотрел на него с удивлением, но ничего ответил. Дождь лил сразу со всех сторон и Исин невпопад вспомнил.
      — Плавать надо было учиться… Все некогда было.
      — Летать сперва научись, — просипел наполовину захлебнувшийся Муря и сказал, вроде как сам себе. — Чудно-то как. Чем человек дурней — тем меньше опасностей вокруг видит.
      Ни Избор, ни Исин не успели сообразить что старик имел в виду, как небо вокруг них озарила ослепительная вспышка и страшный удар потряс ковер. Края его задрались, но тут же выпрямились. Люди сперва не поняли что случилось, но когда Гаврила протяжно закричал, не в силах сдержать боль от удара поняли — в это раз Боги не стали шутить и попробовали на прочность и щит, и волшебный ковер. Масленников, на которого пришлась вся тяжесть удара наклонился и стал валиться вниз. Исин бросился к нему, стараясь удержать щит. Увидев, что хазарин поддерживает богатыря Избор мгновенно вскочил на ноги и посмотрел на щит сверху. Молния попала в самую середину и теперь по всей поверхности бродили яркие светлячки, то сходясь в кольца, то разбегаясь в разные стороны. Несколько мгновений воевода зачарованно смотрел на их движение и не сдержав радости крикнул:
      — Ай да Гаврила! Не соврал выходит на счет щита!
      — Что? — высунул голову Исин. Рядом грохнуло. Голова мгновенно нырнул назад.
      — Держит молнию! — заорал Избор. Он саданул кулаком по щиту и радостно захохотал. — Любят нас Боги! Отметили!
      Гаврила после удара только мотал головой и щит стали держать воевода с сотником. Гроза вокруг них продолжала бушевать с прежним ожесточением и еще дважды щит спасал их от молний. Гаврила, уверенный в крепкости щита, при этом только довольно кивал головой — все что делали Боги — они делали к лучшему.
      Постепенно реки воды сменились ручьями, а через какое-то время и те превратились в струи, а потом и вовсе в мелкий, моросящий дождь.
      Тучи ползли так низко, что ближе к земле превращались в туман — ту самую промозглую сыроту, что гонит любого нормального человека в ближайшую корчму, к очагу, к крепкой браге и жареному до хрустящей корочки поросенку.
      По крайней мере Избору в голову туман затащил именно такие мысли. Он представил себе корчму, полную остроголовых и песиголовцев — орущих, жрущих и пьющих, но тут же покачал головой. Конечно, и те и другие с радостью спрятались бы от грызущего кости тумана за гостеприимными стенами, но вряд ли маги остроголовых захотели бы устроить корчму у себя под боком.
      Отвлекая от мыслей рядом с головой медленно проплыла невесть откуда попавшая в небо сосновая ветка. Гаврила отодвинулся и в ухо ему ударил шепот:
      — Низко идем…
      Масленников приложил палец к губам, но не удержавшись ответил:
      — Муре лучше знать. Обещал привезти — привезет. Я ему почему-то верю…
      — Да, — согласился с ним Избор. — Ежели нам кто неприятности пообещает — так завсегда слово сдержит.

      Масленников на четвереньках ушел в туман, к тому месту, где сидел Муря и надолго пропал там. От тоски Исин начал считать ветки, что стали попадаться все чаше. Он насчитал их больше трех десятков, пока не сообразил, что они уже летят не над деревьями, а под ними. Горы были совсем рядом, а скорее всего они уже были в горах, среди деревьев, что покрывали склоны.
      Движение остановилось и Муря негромко сказал:
      — Все.
      Исин мгновенно лапнул меч.
      — Враги?
      — Будут и враги, — бодро пообещал Муря, вглядываясь в туман. — А пока без этого обойдетесь…
      Исин отпустил рукоять и грубовато спросил.
      — Ну и что с того? Дальше-то как?
      — А то, что дальше сами.
      Он соскочил с ковра и Избор, успевший привыкнуть к тому, что до земли не меньше версты невольно вскрикнул, но все обошлось. Муря остался стоять.
      — Довез, как и обещал.
      Туман тут плавал слоями и из клубящихся белесых облаков словно сами собой появлялись то деревья, то скалы, то камни. Заблудиться тут было легко и Избор спросил.
      — Куда хоть идти-то?
      — По стеночке, — сказал колдун. — Не заблудитесь…
      Избор хотел выругаться, сдержался.
      — Ладно, пес с тобой. Дойдем.
      Муря закивал, соглашаясь, мол дойдете, конечно, куда же денетесь….
      — Ты вот только скажи теперь где «Лапку» искать.
      — Наверху, — твердо сказал колдун. — У них такой порядок — кто главнее, тот и выше. А раз так, то значит вам на самый верх.
      Он замолчал и воевода понял, что сказать тому больше нечего.
      Тогда Избор повернулся и пошел, расталкивая туман перед собой обнаженным мечом. Другая рука его держалась за каменную стену, что должна была привести его куда-нибудь. Следом за ним заспешили Гаврила и Исин. Сотник наступил на мох, нелепо закрутил руками, разгоняя туман, чуть не упал.
      — Ну, куда вас таких, — вдруг сказал Муря. — Заблудитесь… Забредете куда-нибудь…
      Хазарин гордо обернулся.
      — Куда забредем, там не обрадуются…
      Старик взмахнул рукой, словно досадовал сам на себя.
      — Знаю я вас… В две руки, за обе щеки… Стойте! Провожу.
 
      У входа в логовище стояло пятеро остроголовых, хотя наверняка было их там гораздо больше. Сквозь туман фигуры казались громадными, а голоса — хриплыми и злыми.
      — Другого пути нет? — спросил Исин, сам понимая, что спрашивает глупость.
      — А чем тебе этот не нравится? — спросил Муря, сидевший привалившись спиной к камням. — И дверь есть и ступеньки… В другом-то месте стучаться придется, чтобы открыли, а тут все нараспашку.
      Ничего из этого, конечно видно не было, но все это предполагалось.
      — А тем не нравится, что ты нас сюда привел, а с нами дальше не пойдешь. Хотя мог бы хотя бы до двери довести.
      Колдун закачал головой, отказываясь от такой нелепой мысли.
      — Ну… Каждому свое счастье… Вам радость схватки, мне — удовольствие, что целым останусь.
      Глядя на скрытых туманом стражей Муря начал рыться в мешке и вытащил оттуда отложенную давеча бутылку.
      — На, — протянул ее Исину. — Вот это сейчас вам поможет…
      — Это что, пить?
      — Это бросать — объяснил Муря.
      Хазарин тут же вспомнил, что почти в такой же бутыли Муря держал джинов.
      — Колдовство? — осторожно спросил сотник. Колдун откровенно передернул плечами
      — Хуже…
      Исин размахнулся, но Муря испуганно остановил его.
      — Погоди. Быстрый какой. Дай мне хоть отлететь подальше, а уж потом руками маши…
      Исин покачал головой и ответил.
      — До десяти досчитаю — и брошу…
      — До десяти?
      — Он дольше не умеет, — объяснил Гаврила, — так что давай стрелой отсюда, если, конечно, не хочешь с нами…
      — У мудрости свои дороги, — донеслось из тумана. — Встречу вас там, где договорились…
      — Где договорились? — прошептал Избор. — Где?
      — Я знаю. Потом расскажу… — отозвался Гаврила, и скомандовал:
      — Бросай!
      Исин взмахнул рукой и бутыль улетела в туман. Там тоненько звякнуло и тут же зашебуршились услышавшие непонятный стук остроголовые.
      — Ну и что? — спросил хазарин, вынимая меч.
      Туман впереди прорвало кашлем и хрипами. Гаврила догадавшийся что там творится, закрыл ноздри рукой. Даже сквозь зажатый пальцами нос на него обрушилась волна ошеломляющей вони. Открыть рот значило присоединиться к остроголовым и Гаврила только махнул рукой, показывая куда следует бежать.
      Тем кто охранял вход и подумать о них было некогда. Остроголовые катались по земле, хрипя и хватая вонючий воздух. Избор ногой поддел попавшийся под ноги осколок горлышка и выбив плечом дверь ворвался внутрь. Сколько бы ни было остроголовых перед дверью, за ней их было еще больше. Их было столько, что у Гаврилы даже не возникло желания ударить мечом. Он просто вскинул кулак и ударил по нему.
      Исину показалось, что где-то рядом многократно и гулко грохнул невидимый барабан. Кровь поднялась десятком фонтанов и стало тихо. Даже те, что остались за дверью прекратили хрипеть. Избор огляделся и укоризненно покачал головой.
      — Торопишься! — укорил он Гаврилу. — Кого тут теперь о талисмане спросишь?
      — А что их спрашивать? — удивился Исин, слушая как кровь капает со стен. — Все равно врать бы начали, гордость свою показывать… Я вот Муре верю. Сказал наверх, значит наверх!
      Хазарин осторожно открыл одну из дверей. В комнате было пусто. Там не оказалось дверей ни наверх, ни вниз.
      — Ну и куда это наверх?
      Исин открыл другую дверь. За ней начинался длинный коридор, неизвестно куда ведущий — вверх или вниз. Он просто терялся в темноте.
      — Есть верная примета. Наверняка талисман там, где больше всего стражи.
      — Или там, где самые здоровые стражники.
      Самое глупое, что они могли сейчас сделать — так это остаться на одном месте. Ворвавшись сюда силой они могли добыть «Паучью лапку» только тогда, когда опередили бы слух о своем собственном появлении.
      — Вперед.
      Коридор кончился и смяв в его конце двух стражей они побежали дальше, чувствуя как пол под ногами постепенно поднимается вверх. На пересечении коридоров они ненадолго останавливались, что бы определить в какую сторону ход поднимается более круто и бежали туда. Гора оказалась изрытой такими ходами как прошлогодняя скирда мышами. Ходы пересекались, вели по кругу, удлиняя их путь, и вскоре богатыри услышали шум погони. Преследователи пока бежали вслепую и топот ног прокатывался то справа, то слева. Иногда он слышался то спереди, то сзади. Потом их заметили и топот преследователей прочно закрепился у них за спиной. Богатыри прибавили ходу, но следом бежали тоже не слабаки.
      — Стой! Куда бежим? Всю жизнь не пробегаешь.
      — Правильно! — отозвался Исин. — Спрятаться нужно и подождать!
      Он показал рукой на темный ход ведущий неизвестно куда.
      — Спрятаться?
      Избор даже не посмотрел на хазарина.
      — Поубивать их всех надо — и дело с концом!
      — Всех?
      Гаврила тяжело дышал и Избор приял его возглас за тяжелый выдох. В его голосе не было сомнения в своих силах. Может быть только в нужности всего этого.
      — А что, на развод что ли оставлять? Всех под корень, что б потом не думалось!
      Позади послышался топот. Не один и не два, и даже не два десятка остроголовых бежали следом. Гаврила остановился. Шум, что догонял их сзади стал слышнее. Избору показалось, что он расползся вокруг него, окружил отзвуками чужих шагов. Он шагнул в сторону, проверяя догадку. Так и есть. Ход в этом месте расширялся, превращаясь в подземный зал. Потолок тут был выше, чем в самом ходе, но все же не настолько высок, что бы без помехи помахать мечом, но что хуже всего — в шум настигающих шагов вплелся другой звук. Гаврила шагнул вперед и тут же вернулся.
      — Бегут!
      — Бегут, — подтвердил невидимый в темноте хазарин.
      — Я не о том. Спереди бегут.
      — Ну теперь хочешь — не хочешь, а придется всех поубивать! — сказал Избор. Он был доволен, что все за них решила Судьба. Не слова боле не говоря он вернулся назад на десяток шагов и там, где ход втекал в зал, положил факел на камни. Гаврилов факел он точно так же уложил у другого входа.
      — Я их сейчас всех, разом, — пообещал он, крутя плечом и убирая меч за спину.
      — Погоди, погоди!!
      Гаврила покосился на хазарина.
      — А если потолок рухнет? У Турсуна в подземелье руками-то ты не особенно махал.
      Гаврила упрямо качнул головой.
      — Давай сперва Мурины подарки попробуем, а то не ровен час…
      Теперь Масленников опустил руку. Тот, кто обладал «Паучьей лапкой» имел власть над любым колдовством и данные им Мурей вещи могли в одно мгновение оказаться совершенно бесполезными.
      Избор полез за пазуху и достал оттуда один за другим два клубка.
      — Ну, теперь только бы старик не обманул!
      — Да-а-а-а-а. Ведь если обманул, с него не спросишь, — согласился Гаврила, разглядывая две смотанные в клубок ленты — алую и голубую.
      Остроголовые, ослепленные светом факелов замешкались у входа в зал. Свет, словно лезвие меча делил подземную тьму на две части. Та часть тьмы, которую они не видели, казалась опасней той, в которой они стояли.
      Избор покатал в руке оба клубка и перебросил голубой Гавриле.
      — Твой. Не промахнись.
      Масленников подставил ладонь.
      — Если старик не соврал, то разница невелика…
      Он бросил клубок, целя чуть левее огонька, даже не представляя, что из всего этого получится. Клубок летел оставляя за собой тоненькую светящуюся в темноте полоску. Он засмотрелся на нее и вздрогнул, когда у него за спиной полыхнул огонь. Пламя осветило стены и он разглядел как в том месте, где его клубок коснулся земли вверх ударил фонтан и коснувшись свода обрушился на застывших от удивления остроголовых. Родившийся на его глазах поток взревел и в одно мгновение, набрав силу гордой реки, потащил вниз сопротивляющихся и захлебывающихся людей вниз за собой.
      Гаврила смотрел на буйство подземной реки, а за его спиной бушевал огонь. Алое пламя, в одно мгновение испепелившее остроголовых, вспухло огромным пузырем и его жар толкнул богатырей в грудь.
      — Назад! — закричал Избор. — Назад, а то сожжет!
      Пламя ширилось, словно камень, что окружал их превратился в дерево и загорелся от волшебного огня. Жар набирая силу толкал их в темноту.
      Завороженные огнем они отходили назад, пока другая волшебная стихия у них за спиной не взревела и не увлекла их в себя.
      Поток подхватил богатырей и потащил их вниз, туда, откуда они так недавно поднялись.
      — Вместе! — закричал Гаврила — Держитесь вместе!
      Но куда там!
      В реве воды утонули их крики и надежды зацепиться друг за друга. Богатырей разнесло в разные стороны и уже не видя друг друга они, задевая о стены, понеслись вместе с потоком.
      Избор старался удержаться, цепляясь руками за камни, но пальцы соскальзывали и вода тащила его за собой. Его вертело, дважды он головой хрястнулся о каменные выступы, но в конце концов ему повезло. Его занесло в какой-то боковой ход и растопырившись воевода сумел в нем застрять. Он провисел так несколько минут, а потом, упираясь спиной и ногами в противоположные стены попытался подняться вверх. Это ему удалось, вскоре он выбрался на каменный карниз и роняя вниз капли пошел в поисках выхода.
      Темнота вокруг была плотной, словно натянутая кожа. Он щупал ее руками, но помогало это мало. Вперед его вели только ноги и руки, для глаз тут работы не было.
      Он брел, пытаясь представить, что сейчас делают Гаврила и Исин до тех пор, пока изголодавшиеся по свету глаза почувствовали впереди свет. Потом он услышал стальной звон вперемежку с проклятьями и вытащил меч.
      Сразу за поворотом потолок и стена озарились светом. Он мельком удивился, что не видно факелов, сделал шаг вперед и не ощутил под ногами пола.
      Это был краткий миг, когда в животе все сжалось и скрутилось тугой пружиной. Камень давивший и сверху и снизу, и с боков, вдруг исчез из-под ног и он полетел в свет. Падение продолжалось не более мгновения. Ноги ударились по чему-то мягкому. Он сжался и отпрыгнул в сторону.
      В этом залитым тусклым светом проходе шла своя жизнь.
      Избор только глянул и вошел в дело. Сказать, что Исину приходилось плохо значило не сказать ничего. Хазарин полулежал на спине в узкой щели, не шире домовины, а три остроголовых, словно три железных дятла, секли его мечами. Одинокий светильник, что висел на стене, скупо освещал побоище. Еще одна лампа горела за спиной Избора. Воевода снял ее, поднял повыше.
      — «Свету бы побольше», — подумал Избор. Он отступил на шаг в сторону и бросил лампу в спину среднего остроголового. Глиняная скорлупа раскололась, и горящее масло скользнуло по доспехам врага. Среагировав на вспышку, его товарищи вскрикнули и отступили. Они думали, что отдаляются от опасности, но на самом деле они на шаг подошли к Избору. Воевода не стал дожидаться продолжения и взмахнул мечом, доставая первого врага. Тот упал с рассеченной головой. Оставшийся в живых отпрыгнул, повернувшись спиной к хазарину.
      — Живой? — спросил Избор у сотника, через голову ощерившегося врага. — Или тебе эти язык отрезали?
      Исин, собравшись с силами ударил остроголового в спину и тот, не устояв, налетел на Избора. Воевода не стал его бить мечом, а только чуть согнув ноги принял на плечо, перекатил на спину и помогая руками хрястнул врага о валун.
      Тело выгнулось, съехало вниз и заскреблось по камням, но Избор не стал интересоваться, что стало с остроголовым. Дел и без того хватало. Он выдернул хазарина из щели.
      — Цел?
      Исин тяжело дышал, надувая щеки.
      — Это… смотря…. с чем… сравнивать…
      Избор ткнул пальцем за спину, в стонущую тьму.
      — С ним…
      — Тогда ни царапины.
      Воевода довольно кивнул, подхватил факел и они пошли искать Гаврилу.

      С факелом в руках бродить по подземелью было куда как приятнее. Богатыри шли вперед, как и прежде, выбирая ходы, что вели наверх.
      — Куда он делся? — сказал Исин. — Что же он, в прятки с нами играет?
      — Унесло куда-нибудь. С водой не поспоришь…
      — Раз мы выбрались, то и он выбрался, — упрямо повторил хазарин. — Наверняка ведь нашел кого-нибудь и режет, режет, режет…
      Избор отмахнулся. Заставить хазарина замолчать могло только одно и Избор скомандовал:
      — Не рассуждай. Бегом…
      И побежал сам.
      Круг света от факела, что нес Избор, скрылся впереди и, не желая оставаться в темноте, Исин рванул следом. Тело болело от ударов, полученных только что, но уже через поприще руки и ноги расходились и напоминали о недавнем прошлом только легкой болью. Больше поприща они пробежали так никого не встретив.
      А потом они выбежали в зал, где стоял Гаврила, окруженный таким множеством врагов, что одного взгляда было достаточно, что бы понять, что победить их всех просто невозможно, даже втроем и даже с Гавриловой рукой.
      Песиголовцы стояли так плотно, что почти не шевелились. Избор видел только первые шесть рядов, но не сомневался, что они, эти ряды, уходят все дальше и дальше в темноту и там не кончаются. Он понял, что если и есть на белом свете что-то для них невозможное, так это как раз именно это.
      — Ну, что делать будем? — спросил Исин опуская меч. — Страсть как помирать не хочется.
      Бежать назад было глупо — их даже не посекли бы мечами, а просто затоптали.
      — А похоже придется, — сказал Избор, оглядывая первые, самые плотные ряды песиголовцев. Морды врагов щерились, уверенные в своей победе.
      — Не хотелось бы… — отозвался хазарин, черпая в разговоре храбрость. — Раз помрешь, так не женишься. А я обещал вроде…
      — Ишь чего вспомнил… Раньше думать нужно было, — процедил Гаврила. Он стоял у них за спинами и чем-то звонко щелкал за своим щитом. Нож точил что ли? — Остался бы у князя Голубева, так и жил бы себе в удовольствие с молодой женой.
      Первый ряд сделал шаг вперед. Маленький шажок и Избор понял, что они все же боятся их. Боятся колдовства, которого у них уже почти не было. Избор обречено полез за пазуху за мешочком с семечками.
      — И остался бы… — отозвался, не поворачиваясь, хазарин. — Сами же меня князем стращали. А я дурак поверил…
      Он коротко выдохнул, становясь серьезным.
      — Ладно, ребята… Если кому чего должен остался — простите. А дальше, ну сами понимаете, тогда слева…
      Он не успел договорить.
      — Пригнись, — жестко скомандовал Гаврила. Исин замешкался, но Изборова рука пригнула его к камням.
      Масленников проскользнул между друзьями и держа перед собой щит сделал несколько шагов навстречу врагам.
      Избор и Исин рванулись прикрыть ему спину, но он остановил их.
      — Стойте! Сейчас моя очередь!
      — Хочешь быть первым? — проревело из темноты. По рядам врагов пошли волны. Кто-то здоровый и сильный выбирался оттуда навстречу ему. — Что же, ты достоин смерти от моей руки!
      Исин вытянул шею, пытаясь разглядеть говорившего, но тут звонко щелкнуло и с Гаврилова щита совалось ослепительно голубое кольцо. Исин успел прижмурить глаза и увидел, как став в одно мгновение полукругом, оно ударило по передним рядам, а следом за ним со щита сорвалось втрое и третье, довершая все то, что начало первое. Протирая полуослепшие глаза он ждал криков, но в пещере было только слышно как гремят скатывающиеся сверху камни, валится на пол какое-то железо, да что-то капает.
      Щупая темноту впереди себя рукой хазарин подошел к Гавриле. Света было мало, но и его хватило увидеть, как прямо перед ним, в трех шагах, бесконечными рядами, уходящими в темноту, стояли половинки песиголовцев. Все выглядело так, словно огромная секира пронеслась над ними и каким-то чудом не задев богатырей располосовала их врагов надвое.
      — Что это? — показывая на стоящие половинки спросил хазарин.
      — Все вам так и расскажи… — ответил Гаврила опять щелкая щитом. — Все расскажешь — сам без штанов останешься.
      — Что это? — повторил Исин всем видом своим показывая, что не сдвинется дальше, пока ему не объяснят что тут произошло. Избор не спрашивал, но смотрел на Гаврилу с интересом.
      — Ну ей-Богу ничего интересного, — сказал тот. — Ну вы что, ни разу половинки песиголовца не видели?
      — Видели, — не удержался Избор. — Но чтобы столько половинок сразу… Интересно все-таки… Когда еще посмотреть придется?
      — Ну? — вздорным голосом напомнил о себе хазарин. — Колдовство это или что?
      Гаврила покрутил головой — мол ну что с ним делать — и нехотя объяснил:
      — Три молнии в щит попало, помните? Куда они по-вашему делись?
      — Куда?
      — Вот сюда! Бог дал — щит взял… А потом отдал.
      Гаврила поднял факел повыше, высвечивая дальние подступы, и провел рукой широкий круг.
      Посмотреть на то что он сумел сделать им не дали.
      Темнота над ними обрушилась звуком. Грохот камней долетел до них на мгновение раньше, чем сами камни, давая знать, что в этот раз они ошиблись. Острые иглы валились сверху, словно угадывая места где они должны были задержаться. За спиной Гаврилы послышался крик. Он обернулся и увидел как каменная игла ударила Избора по спине и крошась каменными осколками, раскололась от удара. Гаврила вскрикнул, но его голос заглушил новый удар. Тьма обрушилась угловатой тяжестью камня прямо на голову, разрывая мясо и ломая кости.
 
      …Масленников пришел в память и тут же в голове, словно мухи закрутились два голоса.
      — Много льешь.
      — Ничего не много. Нормально.
      — Говорю же много!
      — Так ведь чуть не в лепешку его!
      — Ну и что? Дай столько, что бы кости срослись, а больше — ни-ни.
      — Зачем же больше?
      Гаврила попробовал шевельнуть пальцами, но непослушные руки остались на месте. Он отчетливо помнил грохот и боль, разодравшую тело мгновение назад, но сейчас не ощущал ни боли, но грохота осыпающихся камней. Богатырь попытался открыть глаза, но веки не раскрывались. Сквозь них он видел только слабые светлые пятна.
      Не в силах сдвинуться с места он прислушался к тому, что твориться в нем самом.
      Собственное тело показалось ему муравейником, в котором муравьи прикладывали друг к другу кусочки мяса.
      «Нас же расплющило, завалило, — подумал он — Кто же вытащил?»
      Сверху, из темноты, обрушился водопад. Вода попала в рот и в уши и он затряс головой. Влага смыла кровь с лица и он увидел свет.
      — «Вот они и вытащили…»
      Толстяк, лоснящийся от сытости, наклонился над ним, потрепал по щеке.
      — Живой?
      — Живой, — с трудом выпихнул Гаврила через разбитые губы.
      — Ну, ничего… Потерпи… Это не надолго…
      Тьерн пропал из виду. Гаврила осторожно повернул голову. Так и есть. Связали. И его, и Исина с Избором. Взгляд пробежал по стенам, поднялся вверх. Над головой куполом выгибался слишком высокий для подземелья свод.
      «Наверх затащили…» — догадался Гаврила. — «Прав был, выходит, Муря…»
      При своей толщине толстяк не мог быть воином. Второй, что стоял рядом еще мог бы сойти за бойца, если б не халат и… Гаврила дернулся и закашлялся. И не ковчежец, что тот, покачивая, держал в руках.
      — «Маги… Вот они, враги…» — подумал Гаврила, проверяя прочность веревок. — «Вот они враги, о которых говорил Белоян. Внешние враги!»
      Санциско стоял перед связанными богатырями и не знал о чем их спросить. Все и так было ясно. Враг — он везде враг, и там где тепло, и там где холодно. Он даже подумал, что зря оживил их, но тут самый здоровый из них неожиданно густым басом окликнул его:
      — Вот смотрю я на тебя, вражина, и думаю, что тебе сказать…
      Разговор завязывался. Санциско нашарил за спиной кресло и сел.
      — Ну, не знаю… Хоть спасибо скажи.
      Гаврила покачал головой.
      — Ты хоть понимаешь, что я вас с того света вытащил?
      — Нет. Не скажу.
      Санциско уселся поудобнее.
      — Что ж ты такой грубый-то?
      — Не грубый, расчетливый, — ответил Гаврила, оглядываясь по сторонам. — Тогда ведь придется тебя еще благодарить за то, что ты нас туда отправил…
      Маг засмеялся.
      — Да, верно… Ну и поблагодарил бы не рассыпался…
      Гаврила хмыкнул и из носа вылетела кровавая сопля. Санциско деликатно отвел глаза, посмотрел на Исина.
      — Сильно вас верно прижало… Твои друзья тоже не разговорчивые?
      — А это смотря о чем говорить будем, — отозвался Избор. Он уже попробовал свои веревки и успокоился. Понимал, что все, что нужно заговорено и вымочено в мертвой воде — вон ее у них сколько — лужи на полу стоят, а открывать ковчежец никто не собирается.
      — Ну, скажите тогда, кто это вам память вернул? Где такой искусник нашелся?
      Гаврила с Избором переглянулись. Смерти они не боялись — что ж бояться неизбежного и оттого пришло желание просто покуражится, позлить врагов. Гаврила высокомерно оглядел магов и начал:
      — Вам, пришлым, наших обычаев не знать не дано… Не знаете вы, что первое дело, чему славянина с детства учат, так это память возвращать.
      Он прокашлялся, делая вид, что вспоминает.
      — Перво-наперво берешь кувшин. Квасу туда наливаешь…
      — Трех тараканов, — добавил Избор, всем видом своим показывая, что готов услужить сильным и могучим мира сего.
      — Да… Второго хорошо бы раздавить между средним и указательным…
      Он поглядывал на магов, но лица у тех остались непроницаемыми.
      — Про пол кружки муравьев не забудь, — напомнил Исин.
      — Да! И самое главное — дохлая мышь, объевшаяся ячменя и утонувшая в пиве!
      Масленников сглотнул кровавые слюни.
      — Все это размешать…
      — Но не взбалтывать! Ни в коем случае не взбалтывать! — прервал его воевода, заглядывая в глаза толстяку. — Это важно!
      — Да, да! — закивал Исин. — Это — обязательно! И все это внутрь.
      — В три приема.
      — С причмокиванием.
      — При этом глубоко дыша.
      Санциско побледнел, тронул себя за горло, а страж, что стоял в дверях согнулся пополам и выплеснул содержимое своего желудка на ковер. Глава Совета невольно оглянулся. По лицу его Избор увидел, что он готов убить стража, но талисман не дает. Плечи мага поднялись и опали.
      — Что ж, — сказал маг, взяв себя в руки. — Поговорили мы хорошо, только вот жаль, что толку от разговора никакого не вышло.
      Он взял с блюда яблоко, покатал его между ладонями. Тьерн стоял рядом и молчал, ожидая решения.
      — Да, — наконец произнес Глава Совета, повернувшись к соратнику, — ты оказался прав… Есть в них что-то от тараканов.
      Тьерн молчал, только переводил глаза с одного на другого, словно к чему-то примеривался.
      — Так что нечего на них магию тратить. — Не сообразив, что хочет Глава Совета, Сельдеринг вопросительно поднял брови.
      — Давай их между средним и указательным…
      Он ударил ладонями по подлокотникам и поднялся.
      — Все… Оставляю вас на попечение моего друга. — Маг кивнул на Сельдеринга и улыбнулся. — Если что будет не так — кричите…
      Глава совета бережно поднял ковчежец. Вытянув шею Гаврила наблюдал за ним, как кошка за мышью.
      — Где теперь тебя искать? — спросил он его как старого знакомого. — Мало ли что? Вдруг нужда какая…
      — Уже соскучился? — усмехнулся маг. Исин дернулся вперед и кресло под ним заскрипело.
      — Мы тебя везде найдем, везде достанем!
      Не оборачиваясь на угрозу Глава Совета ответил:
      — Сумеете найти — буду рад!
      От безысходности Исин совсем озверел.
      — Я тебе, гад, зубами горло перегрызу!
      Эти слова все-таки остановили Санциско. Он посмотрел на Тьерна (тот развел руками, мол само собой разумеется) и сказал:
      — К этому времени как у тебя появится возможность сделать это, я думаю ты уже отдельно от своих зубов будешь.
      Он чуть было не вернулся, что бы потрепать хазарина по щеке — так тот его развеселил.
      — Ну, а если в том виде сможете меня найти — заходите. Я вас всех по бутылкам рассажу и рядом поставлю. Скучно не будет.
      Посмеиваясь он коснулся рукой двери.
      — Ну, а если всерьез?
      — Если сутки проживете — ищите в Журавлевском княжестве.
      Он рассмеялся в голос такому дурному предположению и скрылся за дверью. Его смех слышался еще несколько секунд, покуда маг не повернул за поворот.
      — Простой у тебя друг. Душевный, — заметил Избор.
      Тьерн прошелся мимо богатырей, заложив руки за спину. Ковер, устлавший пол, глушил его шаги и оттого казалось что он летит над ним.
      — Мы с вами по-божески, а вы мстить? — удивившись хазарскому коварству и заглядывая в глаза Исину спросил оставшийся с ними маг. — Это как-то по гадски. Зубами грозишь…
      Избор кротко глянул на него.
      — Ты не понял… Какой «мстить»? Просто любопытно знать, чем же все это кончится…
      Он вздохнул так, что веревки врезались в беззащитное тело. Тьерн покачал головой, вроде как сожалея, но ничего не сделал.
      — Я так понимаю, что до конца мы не доживем? — спросил чуть погодя воевода.
      — Наверняка нет, — улыбнулся Тьерн.
      — Ну и расскажи напоследок, не будь жадиной-то. Нам же тоже интересно.
      Как только что это делал Глава Совета, Тьерн взял яблоко и покатал его в ладонях. О чем он думает Избор мог догадываться. Он и сам думал о том же.
      — Ну? Что жмешься? Думаешь, сбежим?
      — Кто много знает — мало живет… — уклончиво сказал Тьерн.
      — Я воин, — ответил Избор. — Я свой конец знаю, а раньше или позже…
      Он пожал плечами, показывая суровое безразличие к своей судьбе. Гаврила смотрел на него, кусая губы и наконец не выдержал.
      — Ты что? Ты чего?
      — Ничего, — ответил Избор. — И поигрывать надо уметь. Тут не наша возьмет…. Так уж хоть напоследок узнаем что к чему…

      Сельдеринг, удивленный покорностью врага, смотрел на него с сомнением. Понятно, что все это неспроста. Только куда все это клонится? Маг почувствовал, как душу защекотало ожидание тайны. Что-то они задумали.
      «Не освободятся ли?» — подумал он, но тут же отрицательно покачал головой. Узлы вязал он сам, лично. Нет это невозможно. Сельдеринг посмотрел ему в глаза и увидел там безумную жажду жизни.
      «Пусть» — подумал маг. — «Пусть подергаются… Это даже весело будет!»
      — Ну ладно… — сказал он наконец. — На ваше счастье знаю я вас хорошо…. Натерпелся.
      Он махнул рукой, словно отбрасывал неприятные воспоминания куда-то в сторону и повторил.
      — Чего уж там… Кто старое помянет — тому глаз вон! Разрешаю вам перед смертью по последнему желанию загадать…
      Они опешили, соображая к чему это все, но так и не поняли.
      «Издевается!» — подумал хазарин и отвечая врагу тем же, вслух, сквозь разбитые губы, выплюнул:
      — Преврати рассвет в закат, всемогущий!
      Гаврила рассмеялся оскорбительно и добавил:
      — Или полдень в полночь!
      Он знал, что разозлит мага, но ему уже было все равно. Смерть стояла так близко, что уже не страшила. Гаврила посмотрел на Избора, но тот остался серьезным и не присоединился к богатырской браваде.
      — А у меня есть последнее желание, — серьезно сказал он.
      — Ну, слава Богам, хоть один нормальный нашелся! — обрадовался маг. — Говори, чего хочешь?
      Избор шевельнул скованными руками, словно сожалея, что в его рассказе не могут принять участия пальцы.
      — Был когда-то друг у нас. До сих пор перед ним стыдно, что бросили…
      — А почему бросили? — спросил заинтересованно волшебник. В его словах сквозило не скрываемое любопытство. Ведь он мог узнать то, что через несколько минут навсегда канет во тьму, вместе с этими людьми.
      — Ну?
      Глаза воеводы затуманились. Не болью, а воспоминаниями.
      — Да были неприятности, а он дурак…
      — Да вы тут все дураки… — рассмеялся Тьерн. Избор посмеялся вместе с ним, но потом поправил его.
      — Нет, ты не понял. Он самый настоящий дурак. Гы зовут. Хотел бы я его перед смертью увидеть и прощения попросить.
      Сельдеринг смотрел на него и не говорил ни да ни нет.
      — А ведь точно! — раздался голос Гаврилы. — Виноваты мы перед парнем!
      Из его голоса исчезло ерничество и вызов.
      — Я бы его тоже увидеть захотел…Я ведь его тогда по шее зря наверное…
      Сельдеринг посмотрел на него и в его глазах Гаврила прочел отказ.
      — Да у тебя наверное и не получится… — сказал он.
      Масленников говорил так, словно Тьерн ушел куда-то и не слышал его.
      — Да куда ему? — сказал Исин. — Это не всякому под силу. Тот, который ушел вроде посильнее его будет, а и у него ничего не вышло бы… Ты сам подумай, — обратился он через голову Гаврилы к Избору. — Какой силы волшба нужна, что бы неведомого человека найти, сюда доставить и в ум привести?
      — Я таких не знаю, — сказал Избор. — Ну, Белоян может, только?
      — Да нет, — сказал Гаврила. — И тот не сможет. Я в прошлый раз просил его, а он отказался.
      — Это может и вообще невозможно…
      — Да… Тут ведь не в силе дело, а в ловкости.
      Понимая друг друга без слов они боролись с чужаком тем оружием, какое он не смог у них отобрать. Пока в головах шевелились мысли и языки могли болтать они должны были бороться за талисман.
      Тьерн слушал их, но как не искал, не мог найти в их словах упрека или насмешки. Они говорили разумные вещи и только в одном ошибались. То, о чем они просили, было не невозможно, а только тяжело…
      Он подошел к Шару, подвинул его на край стола, поставив так, что бы им было видно.
      — Как звать вашего дурня?
      — Стоит ли? — с сомнением спросил Избор, — это ведь такая морока…
      — У мужчины одно слово, — высокомерно отозвался Тьерн. — Имя?
      — Гы…
      Маг раздул жаровню. Он показался Гавриле на воина, что готовится к поединку — та же сосредоточенность и то же волнение. Богатырь видел, что делается все это не для них. Уязвленный маг искал место между Белояном и Санциско.
      — Думай о нем!
      Избор не очень-то представлял Гы. Самой отчетливой его частью был яркий шелковый халат. Воевода вздохнул. Хорошо бы дурак и по сию пору носил его, только надежды на это было мало. Даже такой халат, если спать в нем где попало, да еще и сопли размазывать за год превратится в дерюжку. А кроме халата и глупой ухмылки в голове ничего не удержалось.
      — Этот?
      Воевода склонился пониже. Незнакомое лицо в Шаре грустно и вполне осмысленно таращилось куда-то в сторону.
      — Нет…
      Тьерн взмахнул рукой и там появилось новое лицо.
      — Этот?
      — Наш дурак веселый, улыбчивый, — подал голос Гаврила. — У него отродясь в голове грустных мыслей не было.
      — Все время репки жрал… — беззлобно, вполне по-человечески сказал Исин.
      Вызванное магом лицо расплылось и сквозь него из глубины проступило другое. Внутри у Избора что-то всколыхнулось. Оказывается ничего не забылось и ничего не исчезло из памяти!
      Одного взгляда Избору хватило, что бы узнать дурака.
      — Он!
      Гаврила забывшись дернулся вперед, чтоб рассмотреть его получше, но довольный Тьерн не обратил на эту вольность никакого внимания.
      — Точно? — спросил маг.
      — Дайте мне… Я посмотрю! — нетерпеливо закричал Исин. — Я узнаю!
      — Он, он, — подтвердил Избор. — Репку жрет! Все как полагается. У нас так: где дурак — там и репка!
      Тьерн внимательно смотрел на лицо в шаре, отыскивая подвох, но пленники, обрадованные увиденным, не обращали на него внимания переговаривались.
      — Во морду-то наел..
      — Об такую теперь руку отобьешь…
      — Об морду? Не-е-ет. Пухлая больно. О шею вот если…
      — А вот ума не прибавилось…
      — Как угадал?
      — По глазам.
      — За такими щеками и глаз не видно
      — А при таких щеках какой же ум? И вообще мы умные тут сидим, а он, дурак — там!
      «Это верно, — подумал Тьерн. — Дуракам иногда счастье…» Он вспомнил Перерима и Никулю и понял, зачем его пленникам понадобился тут этот оборванец. Маг усмехнулся, поняв чего добиваются богатыри. Наверняка ведь этот Гы — профессиональный убийца. Тьерн их видывал разных и этот вполне мог оказаться одним из них — неопрятный дурак не самое скверное прикрытие для профессионала.
      «Еще одно разочарование им не помешает», — решил Сельдеринг — «Что бы даже перед самой смертью не осталось никакой надежды».
      — Ладно, — сказал он. — Получите своего дурня…. Я его даже ненадолго нормальным сделаю.
      — А чего не насовсем?
      — Что бы по вас не скучал, когда вас…
      Он не стал объяснять что их ждет, а глядя в Шар произнес заклинание и спустя неуловимое мгновение Гы очутился в зале. На всякий случай Тьерн обездвижил его заклинанием и протянул руки, чтобы ощупать одежду и достать припрятанный кинжал, но дурень вдруг неожиданно отпрыгнул назад и озираясь по сторонам спросил:
      — Где я?
      Заклинание не сработало и Санциско, удивленный происходящим не меньше чем сам Гы повторил заклинание, но и это не помогло. Могучая сила скрутила его, и он, понимая что происходит что-то непоправимо страшное, закричал:
      — Стража!
      У дверей грохнуло и послышался топот нескольких пар ног и над головой Гы пролетело короткое копье.
      — Сзади!
      Гаврила хотел дотянуться ногой, что бы помешать, но куда там! Веревки держали крепко. Если тут чего и умели, так это пленных вязать…
      От неожиданности Гы присел и выбросил вперед руку. Исин увидел как с растопыренных пальцев сорвались желтоватые лучи и ударили стражей в грудь. Гаврила крякнул и наклонил голову, чтобы уберечься от кровавых брызг, но все получилось не так, как ему виделось. Прямо набегу стражи оцепенели.
      Опамятовавшийся Тьерн, пытаясь бороться с чужим колдовством метнул в Гы огненный шар. То ли сил у мага уже убыло, то ли Гы успел поставить защиту, но кусок огня летел медленно, словно против сильного ветра.
      Избор, живо вспомнивший как тот всего год назад мерялся силой с Мурей, приготовился увидеть схватку с фонтанами огня, грохотом молний и чудовищными превращениями, но все кончилось быстро. Тело мага дернулось и растянулось, словно кожа на барабане. Он заорал, пытаясь бороться, но сила Гы растянула его еще больше и вдруг сжала, связав в узел. Кости мага мокро хрустнули, он поперхнулся криком и все кончилось. Несколько мгновений Гы смотрел на то, что осталось от его соперника, а потом повернулся к связанным. С первого же взгляда он понял, что они для него не опасны. Во всяком случае, пока связаны. Он сделал репку и куснул сладкий бок.
      — Вы кто?
      — Друзья, — быстро сказал Гаврила. — Год назад тебя спасли… Грудью встали. Защитили!
      — Друзья? — недоверчиво протянул Гы. — Ну врать-то… Друзья…
      Он опять с хрустом откусил. Сок потек по подбородку.
      — Ни одной знакомой рожи. Не помню я вас…
      Он не спеша начал осматриваться, а Гаврила считал мгновения, оставшиеся до обратного превращения волшебника в сопливого и слюнявого деревенского дурня.
      — А чего ты вообще помнишь?
      Гы повернулся к воеводе.
      — То-то и оно, что…
      — Помнишь я тебя пряниками кормил, на летучем корабле возил? — спросил Избор, надеясь если не голову волшебника, так на его брюхо. В ответ лицо у Гы осветилось улыбкой.
      — Летучий корабль помню!
      Воевода облегченно вздохнул.
      — Ну тогда, время придет, и нас вспомнишь! А сейчас — выручи!
      Гаврила оглянулся на приоткрытую дверь, в которую мог войти всякий, кому не лень и внести все что нужно.
      — Долг платежом красен.
      Гы взял со стола кинжал, но потом усмехнувшись бросил его назад и просто щелкнул пальцами. Веревки беззвучно треснули и словно червяки сползли вниз. Посмотрев на руки пожал плечами.
      — А я всегда такой был?
      Хазарин не понял, что он имел в виду, но любой ответ был правдой. Исин бросился к ближайшему остолбеневшему и выхватил у того меч.
      — Нет.
      — А какой?
      Гаврила прыгнул к дверям, но с полдороги вернулся.
      — Сейчас я тебя огорчу.
      — Но, но…
      Гы поднял руку, но Гаврила взмахнув растопыренной пятерней, показывая, что у него нет зла на старого друга.
      — Ты не понял меня. Тебе осталось…
      Но огорчаться пришлось ему самому. Лицо неуловимо изменилось и на Масленникова смотрели уже бессмысленные глаза деревенского дурачка.
      Богатырь коротко вздохнул и оглянулся. На столе, перед которым только что сидели маги осталась ваза с фруктами. Он взял оттуда кисть винограда и бросил Гы. Тот радостно заурчал, зачавкал, запрыгал вокруг богатыря.
      — Держись с нами… Мы плохому не научим…. Да еще и пряников дадим.
      Сказал и забыл. Теперь главным был талисман. Он поймал меч, брошенный Исином и перебросил его Избору. Тот стоял у стола и шарил по нему руками, сметая на пол свитки и книги. Звеня по камням укатился в темноту Шар и там брызнул осколками.
      — Что ищешь? Они же все попрятали!
      Исин уже стоял около двери, готовый выбежать наружу и начать резать всех, кто попадется под руку.
      — Дурак прячет, умный пользуется! — злорадно сказал воевода потрясая мешочком, что остался от стариковских пожитков. — Знал ведь, что не выбросят, а сюда притащат!
      — А что это?
      Он сунул мешок за пазуху, даже не попытавшись определить, чем могут оказаться эти зернышки.
      — До сих пор не разобрались, так уж теперь разбираться некогда. Муря сказал бросить…
      Он рывком растворил дверь, готовый убивать, но там никого не было. Не вкладывая меча в ножны он побежал, выбрав коридор, ведущий вверх.
      — Наше счастье! Никого!
      — Кот из дома — мыши в пляс… — сказал Избор. — Брагу небось трескают.
      — Чтоб так повезло? — усомнился Исин. — Нам?
      Мимо воеводы пролетел уже невидимый Гы, и на него пахнуло какой-то дрянью.
      — А то… Дуракам счастье…
      — Так то дуракам…
      — Ну раз мы с тобой, то и нам обломится.
      То ли он ошибся, то ли нет, но везенье, если оно и вправду было, быстро кончилось. За первым же поворотом они напоролись на троих песиголовцев. Их тут же срубили, но благостная тишина раскололась криками. Те из остроголовых, кто посчитал, что все уже закончилось, встрепенулись и полезли из своих нор. В случившейся суматохе они проскочили два громадных зала и скрылись в горе. Их преследовали. Трижды они отбивались от нагонявших их небольших отрядов. В последний раз на них налетели сразу с двух сторон. В отрядах перемешались и остроголовые и песиголовцы. Они настигли их в узком тесном зале сплошь заставленном какими-то сундуками. Те поднимались тремя рядами, нехорошо напоминая Турсуново подземелье. Гаврила поднял руку, но тут же опустил — слишком свежа была память о камнях совсем недавно плющивших всех их. Теперь поить их мертвой водой было некому.
      — Бросай зерно, — сказал Гаврила. — Посмотрим что с ними будет.
      Избор сунул руку за пазуху, но назад ее не вынул. Остроголовые скалясь подходили все ближе и ближе. Гаврила спиной почувствовал неладное и прикрыв голову щитом оглянулся.
      — Ну!
      — А что с нами станет? — спросил Избор. — Унесет опять черт знает куда.
      Хазарин немедленно отозвался:
      — Так отсюда унесет. Тут что лучше, что ли?
      Избор решился. Он разорвал веревку, что стягивала горловину и бросил его в темноту перед собой. За гомоном врагов он расслышал как что-то мелкое, вроде гороха рассыпалось по полу.
      — Ну что ты, бросай! — крикнул Гаврила принимая на щит первый дротик.
      — Бросил!
      Он ждал чего-то похожего на то, что уже видел — стены пламени или водяного фонтана, но у стариков на каждый случай оказалось припасено свое волшебство. Сухой треск зерен по камню сменился тихим гудением и все вокруг стало походить на пчельник. С пола поднялся вихрь из огненных точек и они закрутились по пещере, то ли жаля, то ли пробивая врагов насквозь. Строй их смешался и через секунду преследователи уже махали руками как медведи на пчельнике, пытаясь отогнать от себя смерть.
      — Добьем их! — кровожадно предложил хазарин. — Хоть будет что вспомнить!
      — А то тебе вспомнить нечего? — отозвался Избор толкая хазарина плечом к дневному свету, что блестел в конце одного из ходов.
      Гаврила бежал последним, подбадривая их криком. Далекий свет становился ярче, его время от времени загораживал халат летевшего впереди Гы
      — Где Муря? — обернувшись спросил Избор.
      — Вперед, — прокричал Гаврила — Не останавливаться. Они прорвались!
      Свет окатил их словно холодная вода. Они выбежали на площадку и остановились.
      Дороги вперед с нее не было. Только назад.
      Люди стояли на краю пропасти, отчетливо осознавая, что жизнь кончилась. Позади подбегали разъяренные песиголовцы, а впереди — ничего, кроме чистого горного воздуха.
      Избор посмотрел на Гы, что со знакомой улыбкой летел рядом. Этому на их беды было наплевать. Захоти он… Воевода не дал своим мыслям сползти на привычный путь зависти. Думать об этом — только время терять…
      За спиной у них грохнул Гаврилов кулак и в небо рванулся жалостный вой. Богатырь подбежал сзади и обхватив их руками сбросил вниз.
      — Куда? — взвизгнул Исин, руками хватая горный воздух. — Куда?
      — Потом скажу! — уже на лету ответил Гаврила.
      Сердце Исина сжалось, когда холодный воздух острым лезвием коснулся щек. Он не увидел разверзшейся под ним бездны, оттого что закрыл глаза, но не прошло и нескольких секунд, как его подхватили чьи-то цепкие руки.
      — Летать не могут, а туда же… — проскрипел над ухом стариковский голос. — Ты сперва летать научись, а потом прыгай…
      Избор сжал пальцы и они увязли в знакомом уже ворсе Муриного ковра.
      — Договорились же, что встречу, так нет прыгать наладились…

      Глядя как мелькают внизу деревья Гаврила готов был дать на отсечение голову или поставить свой знаменитый щит против роговой пуговицы, что остроголовые уже в городе. Как они там очутились, он и не догадывался, но в том, что враги, и талисман вместе с ними, уже находились за стенами, он был уверен. Богатырь подумал, что они там могут натворить, заскрипел зубами и повернулся к Муре…
      — Быстрей, колдун!
      Муря, уже задерганный ночной гонкой, ничего не ответил. Он и так делал, что мог, но лететь быстрее ковер уже не мог.
      Темно-зеленый как мох, покров леса впереди прервался и в глаза плеснуло степью. На виднокрае показались бревенчатые стены.
      — Добрались! — обрадовано крикнул хазарин. — Успели!
      — Ниже давай! — скомандовал Гаврила, чувствуя как с души валится камень. — Ниже, а то увидят!
      — Ну и что?
      Встречный ветер надувал щеки и Избор не сказал это, а проквакал.
      — А то, что я не зная кто там сейчас, на стенах, за главного…. То ли Круторог, то ли кто-то из остроголовых.
      Муре это пришло в голову немного раньше и он сам начал снижаться. Теперь они неслись всего в двух саженях от травы. Каждый смотрел, как из-под земли потихоньку вылезают башни стольного города. Гаврила вспомнил как их сюда не пускали всего год назад и рассмеялся. Теперь все обстояло иначе. Совсем иначе.
      — Боюсь, ворота вышибать придется…
      — Ты сперва до них доберись… Вон, смотри слева! — сказал Избор. Чтобы было понятней он вытащил меч и указал куда следует смотреть. Там, по дороге ведущей в город неспешно пылили несколько телег.
      — Они?
      Гаврила вглядываясь в закрытые городские ворота пожал плечами.
      — Те кто нам нужен наверняка уже в городе. Хотя… Давай еще пониже! — скомандовал он, шевеля пальцами и радуясь, что в этот пасмурный день тень его ведет себя благоразумно и не спешит показываться на глаза.
 
      Санциско осторожно, словно великую драгоценность вытащил из-за пазухи ковчежец и передал его Береслану. Тот, уже зная, что держит в руках, внезапно охрипшим голосом спросил:
      — Я должен передать это Императрице?
      Глава Совета церемонно поклонился, как и полагалось при упоминании особы Императрицы:
      — Эту честь тебе еще предстоит заслужить.
      — Я готов! Если нужно…
      Боярин выпрямился, втянул живот и даже попытался обнажить меч. Глава Совета жестом остановил его.
      — Когда я дам знать ты откроешь крышку и выпустишь людей из башни, за ворота.
      Он повернулся к воинам те следили за ним глазами и вскинули руки, показывая повиновение.
      — Всякий, кто встретится вам за этими стенами — ваш враг, негромко сказал он. — В этом месте у нас друзей нет!
      Воины опять слаженно вскинули руки, показывая, что слышат его. Береслан кивал вместе со всеми, а потом спохватился:
      — А знак? Какой будет знак?
      Санциско на мгновение задумался, а потом оторвал от пояса халата лохматую от золота кисть, покачал ей перед лицом Береслана.
      — Когда придет время, я сброшу ее тебе сюда, вниз.
      Тот кивнул, а Глава Совета продолжил.
      — Ты сам останешься тут. Понял? Тут!
      Береслан посмотрел на дверь, за которой раскатился широкий княжеский двор и переспросил.
      — А воины? Кто поведет их?
      Он оглянулся на остроголовых, только что порученных ему Санциско и тому пришлось объяснить все еще раз.
      — Ты только дашь команду. Воинов поведет барон.
      Барон отошел от стен, молча склонил голову. Маг кивнул на Береслана.
      — Оставишь с ним десяток для охраны.
      В глазах барона плескалась преданность и понимание важности момента и повернувшись к Береслану Глава Совета повторил, словно вбивал гвозди в неподатливое дерево.
      — Из башни ни ногой! Ты понял?
      Береслан истово закивал.
      — Хорошо. А бабу куда?
      Он кивнул на Тулицу, что стояла рядом, покусывая губы.
      — Лишняя она тут.
      Санциско, уже поставивший ногу на первую ступень, задумался, оглянулся. Сарай от края до края заполняли воины. Охранять поляницу тут было кому, но через несколько минут под башней станет пусто. Маг вдруг рассмеялся, соизмерив две этих проблемы — уничтожение волхвов и необходимость пристроить на несколько минут строптивую девицу… Береслан побледнел, но Санциско, гася его страх, успокаивающе похлопал его по плечу.
      — С собой возьму, наверх…
      — А она не… — обеспокоено спросил Береслан. На что способна княгиня он уже успел увидеть позавчера, когда люди барона захватили ее на подходе к городу и ему совсем не улыбалось остаться в такой день без мага.
      — Она связанна? Губы запечатаны?
      — Конечно.
      — Тогда не беспокойся. Веревка заговорена, а мою силу она знает.
 
      …Санциско смотрел вниз, во двор, где уже собирались волхвы. Славяне позевывали, трясли головами, смеялись. Сам Санциско не спал всю ночь, готовясь к этому утру и теперь, глядя на них, почему-то не испытывал ни радости, ни восторга оттого, что все эти люди находятся в его власти. Наверное он слишком долго ждал этого и истомленная ожиданием душа уже не могла радоваться.
      Совет задумал это давно. Более 280 лет маги Вечного Города отыскивали те талисманы, до которых могли дотянуться их отнюдь не короткие руки и по крохам собирали сведения о тех талисманах, что куда-то пропали. Это было не просто.
      За это время Глава Совета менялся трижды. Он стал третьим — два предыдущих умерли отнюдь не от старости, но сейчас дело их торжествовало. Задуманное почти три века назад должно было свершиться. Для этого оставалось сделать совсем немного.
      Но и не мало.
      А пока нужно было ждать.
      Он кожей чувствовал присутствие волшебства, но иначе и быть не могло — волхвов тут стояло столько, что сосчитать их не было никакой возможности. Он подавил в себе пустое вообщем-то желание помериться силой с кем-нибудь из них. Санциско не сомневался, что победит любого из тех, кто стоял внизу, но «Паучья лапка» сделает это лучше, чем он.
      — Когда говорит Бог, — прошептал он, — смертные должны молчать!
      Время близилось.
      Санциско посмотрел на горизонт и увидел то, чего еще не видели караульщики на стенах. Несколько черных точек неслись к городу со стороны восходящего солнца. Он-то знал, что это драконы и беспокоился только чтобы дозорные раньше времени не заметили их и не всполошились. Собственно драконы и не были особенно нужны — со всем, чему предстояло свершиться вполне могли бы справиться его люди, но… Это был как раз тот случай, когда ни одну из предосторожностей нельзя было бы назвать лишней. Сил у него для этого должно было хватить. Он предусмотрел все — кроме драконов у него еще было сорок человек в башне.
      Все они добирались до Журавлевского княжества порознь — кто вошел в ворота как купец, кто — как наемник, ищущий своей доли, кто-то как смерд из близкой деревни… Вчера они соединились в условленном месте и Береслан, приведя их в башню, раздал оружие. Единственное оружие, которое сегодня будет обнажено.
      Глава Совета улыбнулся, представляя как все будет.
      Стража на стенах заволновалась. По гребню побежали люди, показывая руками в небо, где драконы были уже величиной с крупных галок. Из глотки переднего валил дым и от этого тот походил на избу, каким-то чудом заброшенную в небо. Конечно это могло удивить и кое-кого на стенах. Суеты там стало больше и по приставным лестницам наверх поднялось несколько волхвов.
      Санциско насторожился, глядя на них и подумал, что драконами возможно придется пожертвовать….
      Хотя на стенах не было ни огромных луков, ни камнеметов, Глава Совета все же понимал, что легко не будет. Едва он подумал об этом как два первых дракона взмахнули крыльями и словно сдернутые невидимой сетью упали вниз. Отставший дракон резко вильнул вправо и по широкой дуге начал обходить опасное место.
      «Защита!» — подумал маг и мысленно похвалил себя, что не стал перебрасывать воинов на коврах самолетах. Гибель драконов в сущности ничего не меняла, но кому она нужна — лишняя-то кровь?
      «Пора!» — подумал Санциско и произнес заклинание. Ощущая сладость момента он почти пропел его, растягивая ощущение опасности, щекотавшее нервы. Слова его взлетели в воздух и опустились на город, превращая все оружие в нем в труху и пыль — копья мечи, ножи, боевые топоры, луки и стрелы. Все, что несло на своих остриях смерть стало прахом. Несколько мгновений было тихо, но вот кто-то взвыл. Пока не от страха, от удивления.
      «Пора!» — еще раз подумал маг и оторвав золотую кисть уронил ее в темноту башни.
      Он словно въявь услышал щелчок и ощутил, как через него пронесся поток холодного пламени, забирая накопленную за века силу и уравнивая его с теми, кто стоял внизу. Сила талисмана пронеслась сквозь него, и ошеломленной ей, он несколько мгновений стоял с закрытыми глазами. Словно издали он услышал веселый рев, выплеснувшийся из-под башни, вместе с его людьми, топот сотни ног…. Через мгновение он справился с собой и открыл глаза….
      Обездвиженный удивлением маг, смотрел на совершенно пустой двор. Только что, мгновение назад, двор был полон народу — бородатые волхвы жужжали тут, как комары перед погожим днем и вдруг все исчезло.
      За спиной послышался тихий женский смех. Тулица, как и сам он, еще не поняла, что случилось, но убитое талисманом волшебство исчезло, и она обрела возможность говорить.
      Санциско не посмел повернуться и посмотреть ей в глаза. По двору, не зная куда деть свою ярость, бестолково бегали воины.
      «Обманул!» — подумал Санциско о Белояне. — «Обманул… Нет. Не может быть! Я же чуял волшбу!»
      Ему стало стыдно и он свесившись вниз крикнул:
      — Ищите их! Ищите! Они где-то тут!
 
      ….Ковер грянулся на землю со всего маху, и все кто сидел на нем раскатились по дороге прямо под конские копыта. Гаврила трижды перевернулся и раскинув руки, словно пришибленная копытом лягушка, поднял кучу пыли, но остановился. В горле першило от пыли, в голове стоял гул, словно в пустом кувшине вертелся ветер.
      — А! Это ты, любимец Аллаха?
      Муаммар Каффади поверх лошадиных голов с восхищением смотрел на богатыря, и в его глазах светилась радость нечаянной встречи.
      — Видишь, Аллаху угодно, чтобы мы продолжили разговоры об истиной вере… Гаврила не понял слов, но уловил, что с ним говорят без зла и опустил меч.
      — Ты кто?
      Богатырь ничего не видел сквозь пыль и сделал несколько шагов вперед, на голос, перешагнув хныкающего Гы. В глазах двоилось, но все же он узнал купца. Масленников стремительно обернулся. Город все еще виднелся на виднокрае но так далеко, что… Он посмотрел на купца, потом на коней.
      — Слушай, караванщик! Есть возможность послужить Богам.
      — Каким? — на всякий случай спросил караванщик, уже понимая, что послужить придется.
      — Тем, в которых веришь!
      Больше чем словам Муаммар поверил глазам богатыря. По ним видно было, что тот мог и убить под это дело.
      — Аллах сказал — я сделал.
      Гаврила принял слова купца за согласие. Не обращая внимание ни на Мурю, ни на Гы он махнул рукой Избору с Исином, чтобы забирались и сам прыгнул в телегу к караванщику.
      — Гони! — проревел Гаврила в ухо купцу, сразу становясь зверем. — Гони!
      Голос его был страшен и купец не посмел ослушаться. Уже не думая о своей жизни он закрыл глаза и взмахнул кнутом. С замиранием сердца караванщик ждал неизбежного — отчаянного ржания, мокрого хруста ломающихся костей и рвущихся жил, мгновенной острой боли и спасительной тьмы, и тут же рядом — зеленые кущи райских садов.
      Вместо этого над ухом оглушительно грохнуло и незримая сила отбросила его в бок, едва не сбросив с телеги. Он открыл глаза и вместо стены увидел выбитые городские ворота.
      — Ворота! — радостно заорал купец, возвращаясь к жизни из райских садов. Над его ухом опять грохнуло и голос Гаврилы проорал.
      — Хрен вам, а не ворота!!
      — Ай-я-я-я-я! — заорал купец от восторга. — Все по воле Аллаха! Аллах велик!
      — Заворачивай.
      Второй раз Муаммара просить не пришлось. Телега дребезжа железом встала на два колеса и выбросив фонтан земли, остановилась. Купец попытался вскочить, но Гаврила крикнул:
      — Сидеть! Сейчас покупателей пришлю…
      И подхватив щит он прыгнул во двор.
      Во дворе шла не драка, а резня.
      Остроголовые налегке — без щитов и копий — рубили безоружных журавлевских дружинников своими черными мечами. Журавлевцы же отбивались только древками копий, словно в насмешку оставленных магом им вместо оружия. И только в одном месте кровь лилась с обеих сторон. Баниш с криком «ёпа — ёпа!» круша вокруг все, до чего смог дотянуться, точно таким же мечом сдерживал натиск остроголовых, давая безоружным товарищам уйти в башню. Грохот, произведенный Гаврилой и воротами на мгновение отвлек от дела и тех и других.
      — Оружие! — радостно закричали дружинники, увидев древки копий, что торчали из тележки Каффади.
      — Недорого! — поспешил крикнуть в ответ купец. Гаврила ни слова не говоря заскочил за телегу и ухнув, опрокинул ее, сломав оглобли. Муаммар сердито заорал, но деревянный грохот заглушил его б рань. Оружие покатилось во двор.
      — Берите! И пусть никто не уйдет обиженным!
      Он захохотал, представив, что сделают с остроголовыми разозленные дружинники — остроголовых было впятеро, вдесятеро меньше и иных выходов, кроме смерти и быстрого бегства он им не оставлял.
      Но не вышло.
      — Велик Аллах! — злым голосом заорал у него над ухом караванщик. — Твоими руками он сотворил новое чудо!
      Оторвав взгляд от льющейся крови Гаврила посмотрел вниз. Караванщик сидел у него в ногах и перебирал короткие палки, что были когда-то трехгранными индийскими дротиками.
      — Он лишил меня всего товара!
      Гаврила раздумывал всего лишь мгновение.
      — А-а-а-а-а-а-а, — заорал он. — Колдуны? Ну-ну!
      Тоненько подвывая сквозь сведенные злобой челюсти он закинул руку за спину, и только потом сообразил, что с его оружием случилось все то же самое, что и с каждым из тех мечей, что были в ножнах журавлевских дружинников. От этого он зашипел еще громче и вскинул кулак, готовый убивать.

      Позади взвыло, послышались глухие Изборовы проклятья и перепуганный крик беззащитного Мури. Как не интересно было все то, что творилось перед глазами, но пришлось повернуться.
      Позади так же было неспокойно — от нагнавших их, наконец, телег не разбирая дороги бежал Муря, а следом за ним пардус и двое его сторожей.
      «Сбежит!» — машинально подумал Гаврила, глядя как редкий зверь быстрыми прыжками обгонят колдуна и по старой памяти направляется к нему, а потом посмотрел на сторожей. Воины, сопровождавшие редкого зверя бежали молча. Гаврила уже нагибаясь за палкой мельком удивился — в таких случаях как раз и полагается орать благим матом, что б людей не подвести, а эти словно воды в рот набрали. Все прояснилось, когда они выхватили мечи. Мечи, язычками черного пламени мелькавшие за воротами словно по волшебству очутились перед ним. Рядом раздался голос Исина, только что сообразившего, что он безоружен.
      — Нет меча! Меча нет!
      Гаврила вскинул кулак. Эти оказались из неученых, не испугались, не остановились, а перли вперед, как свиньи на забор. И закинув щит за спину, Гаврила начал их учить, ударами кулака, расплескивая в капли обоих нападавших.
      — Да ты кладезь чудес! — вскричал пораженный караванщик. — Гнев Божий исходит из твоей руки!
      Гаврила посмотрел сквозь него и ринулся во двор, где продолжала литься кровь.
 
      Санциско сверху увидел как люди, уже исключенные им из списка живых, разрушают его дело и поднял руки, готовясь метнуть в них пламя. Смех за спиной остановил его.
      — Тебе с ними не справиться… Я их знаю, — сказала Тулица. — Зря ты тут остался…
      — Замолчи! — грозно сказал маг глядя на женщину, но тут у него за спиной снова грохнуло. Он повернулся посмотреть, а из-за спины вылетел звонкий голос.
      — Гаврила! Он тут!
      Санциско резко ударил женщину и та, захрипев, опустилась на деревянный пол. Сам он свесился вниз и прокричал.
      — Береслан! Читай молитву и на каждое упоминание имени Господа закрывай ковчежец!
      Снизу глухо, как из бочки донеслось.
      — Понял!
      Санциско вздохнул и скомандовал:
      — Начинай!
      Маг сам забормотал молитву, готовясь вновь на краткое время обрести свою силу. Он почувствовал ее приход и сгустив в руке огонь метнул его во врагов. Шар свистя и роняя искры рванулся к богатырю, и его воины, услышав свист, послушно отскочили назад. Они-то знали что он означал. Санциско улыбнулся человеческой глупости, когда увидел, что богатырь прикрылся щитом, готовясь встретить небесный огонь.
      «Самые лучшие из них все равно дураки!» — подумал маг и метнул второй шар в стену башни, что стояла напротив. Он не успел полюбоваться, как она вспыхнула, как над его головой пронесся шелестящий грохот и сверху на башенку упал и забился последний из оставшихся драконов. Из распоротого брюха полезли внутренности и густая липкая кровь потекла по деревянным столбам. Дракон ревел, судорожно хлестал хвостом, а внизу продолжал грохотать богатырский кулак.
      — Господин маг! — заорал снизу барон. — Сделайте что-нибудь!
      Считая про себя секунды? Санциско бросил в богатыря еще два шара…
 
      …Шар летел на него как камень, умело пущенный пращником, может быть чуть медленнее, но и только. От последнего Гаврила не стал уворачиваться — знал, что спиной стоял люди. Вместо того, что бы ждать удара он быстро скинул щит с руки и ухватившись двумя руками за край крутанулся, набирая силы для удара и шлепнул огненное чудо. От удара шар потерял степенность и ударил в стену, вспыхнув там огненным фонтаном.
      — Убейте его! — заорал Санциско, чувствуя как уходят силы. — Кто его убьет — станет сотником!
      Резня в одно мгновение прекратилась и все остроголовые, как один, бросились на Гаврилу. Оскалив зубы тот выставил вперед кулак, но тут кто-то ухватил его сзади и поволок в сторону. Над головой мелькали крыши теремов, башни, облака и вдруг все это закрыла прочная с виду бревенчатая крыша. Послышался лязг опускаемого засова и тут же мощный удар от которого дрогнули стены.
      Масленников оглянулся. Это был первый поверх башни, в котором стояли все те, кто еще уцелел — остатки дружины, Сераслан, все свои. Не было только Мури и Гы. Он ухватил Сераслана за рукав, повернул к себе.
      — Где волхвы?
      — Белоян увел, должно быть… Еще ночью.
      — Куда?
      Он пожал плечами, глядя как дружинники шарят по башне в поисках оружия и находя только рукоятки.
      — О волхвах позаботились…
      В его словах звуча упрек человека, брошенного друзьями в беде.
      — Старые люди, — объяснил ему Избор. — О ком же еще заботится, как не о них? А мы о себе сами позаботимся… Сейчас вот только оружием разживемся…
      — Где оружие? — спросило сразу несколько голосов. Его обступили дружинники с надеждой заглядывая в глаза.
      — Сейчас наколдую.
      Воевода кивнул Гавриле и показал, что бы тот встал напротив двери, а сам с бревном в руках встал за дверью.
      — Открывай!
      Исин отбросил засов и встал под мечи остроголовых. Двое передних ударили его, но он отскочил назад, и Избор прикрыл его бревном. Остроголовые, держась за застрявшие мечи, на мгновение застыли в дверном проеме и Гаврила, словно дожидался этого момента, из угла грохнул своим страшным кулаком. В воздухе запахло кровью и Масленников крикнул.
      — Один мой!
      — Все твои!
      — Один меч мой!
      — Такие руки и железом грузить? Ну уж нет… — отозвался Исин вытаскивая из деревяшки черный как ночь меч и примеряя его к руке. — Ну, а если понадобится, ты себе еще достанешь! Тут таких мечей как собак нерезаных…
      Сераслан присел перед окошком, выглядывая того, кто должен будет ответить за все то, что тут произошло. На дворе, снаружи гремели крики и остроголовые стремились высадить дверь в башню. Потом вдруг шум стих. Волхв наклонялся ниже и ниже и наконец увидел верх башни. Чужой маг воздел руки, с них сорвался огненный шар и понесся прямо к нему. Сераслан не успел крикнуть, как за его спиной открылась дверь, снова грохнул кулак и Исин крикнул.
      — Еще два меча!
      Тут башня содрогнулась и в окно ударила волна жара. Остроголовые во дворе радостно заорали.
      — Гаврила! Смотри!
      Масленников подскочил к Сераслану. Тот показал на башню.
      — Видишь?
      Богатырь посмотрел вдоль вытянутой руки. Казалось, что маг смотрел прямо на него, глаза в глаза, а над его головой, словно знамение чужой и враждебной силы кружил последний из драконов.
      — Вон он где, гад! — сказал Гаврила.
      — Кто? — спросил Избор отбивая в дверях удары.
      — Где? — спросил Исин, пристраиваясь за спиной у воеводы.
      — Маг остроголовый. Тот, что обещал нас по бутылкам рассадить.
      — А-а-а-а-а!
      Избор резко захлопнул дверь, прищемив кому-то руку. Сквозь предсмертные крики донесся обиженный вой и Избор ногой отбросил Гавриле меч.
      — Эй, Гаврила, держи железку.
      Гаврила не ответил разглядывая башню. Бревна в основании были толстые, в обхват и он тяжело вздохнул.
      — Ни копья, ни стрелы…
      — А кулаком?
      Он отрицательно покачал головой.
      — Неудобно отсюда. Скорее я весь этот курятник развалю. Надо во двор выходить. Что бы уж наверняка!
      — Ну и выйдем.
      Избор снял одну из боковых дверей и поставил перед Исином, тряхнул черным мечом, стряхивая кровь и сказал Гавриле:
      — Железку свою отдай Сераслану, а сам уж кулаком потрудись.
      Не возражая Гаврила повернулся к голубевскому волхву, протягивая ему меч. Сераслан протянул руку, но отвел ее назад.
      — Нет уж… Я их лучше Божьим словом.
      Избор сдернул с петель дверь, что вела во двор и Гаврила тут же ударил в проем кулаком, очищая дорогу от врагов. Капли крови еще не успели осесть на землю, как хазарин, прикрывшись дверью как щитом побежал вперед.
      — Огонь! — заорал у него за спиной Гаврила. Хазарин завертелся, угадывая откуда грозит опасность, но поскользнулся на мокрой от крови траве и упал. Шар, пущенный магом пролетел у него над головой и, как и в прошлый раз Гаврила, крутанувшись на пятке отбил шар в сторону. Тот пролетел мимо башни и Сераслан крикнул, словно Масленников и сам не видел:
      — Не попал!
      — Так и не целился же, — ответил Гаврила. — Ничего. Огнем не достал, так рукой достану!
      Вокруг него мелькали мечи, но он остановился и начал сквозь дыру в кулаке выцеливать чужого мага. Избор и Баниш стояли рядом, отбивая удары. Остроголовые словно чувствовали, что враги затевают тут что-то серьезное и навалились всем скопом.
      — Быстрее! — заорал Избор.
      — Поспешишь — людей насмешишь! — отозвался Масленников.
      Гаврила был уверен в друзьях и держался спокойно.
      Баниш увернулся от одного меча, подставил свой клинок под другой и ногой ударил третьего, что заходил сзади. Враги разлетелись в стороны и он оказался в середине небольшой полянки.
      — А если опоздаешь, ёпа-ёпа, то и смешить будет некого!
      За спиной тонко ухнул Сераслан. Гаврила, как почуял что-то — поднял голову и увидел, как над ним взлетает к вершине башни маленький шерстяной комочек. Едва набрав высоту он начал спускаться.
      — Не долетит! — скрипнул зубами богатырь. — Не долетит же…
      — Беда не велика… Если и не долетит, то оледенит башню, а ты ее тогда расколешь…
      Гаврила как в воду глядел — то ли ветер, то ли чары, а может быть всегдашнее невезение направили горшочек в одну из бойниц, что княжеские плотники загодя, словно знали, прорубили в стене. Богатырь зарычал, поднял кулак…
      Не было не взрыва, ни пожара, ни трясущего поджилки грохота. Только из бойниц, словно из простецкой бани, выплеснулось белое плотное облако. Столбы пара вспухли вековыми деревьями и развеялись, обдав бойцов во дворе лютым морозом.
 
      Тулица смотрела на мага сквозь запорошенные инеем ресницы. Холод, что волной поднялся снизу вернул ей сознание, но она не спешила показывать это. На ее глазах маг неловко и азартно переминался с ноги на ногу, едва слышно бормоча что-то на неведомом языке, а когда на его ладони разгорался оранжевый шар, швырял его вниз.
      Под этот неловкий перестук каблуков она стала дергать веревку, что держала руки. Она знала силу колдовства Санциско, но не попробовать не могла. Путы на запястьях вели себя как живые. Они то трещали, поддаваясь усилиям, то вновь обретали прочность камня и стягивали руки. Закусив губы она сжала пальцы в кулаки, уперлась ими друг в друга и растянула веревку.
      Предел есть всему. Даже колдовству. Внезапно ослабевшая веревка треснула и разлетелась. Маг, что стоял спиной к ней почувствовал это, дернулся, но что-то другое, более важное, случилось там, внизу. Мужские голоса грубо взвыли и движение мага плавно замедлилось. Тулица поняла, что если у нее и есть время, то всего несколько мгновений. Она подпрыгнула и ее рука улетела за спину, где схваченные морозом висели сосульки драконьей крови. Они слились воедино — замах, поворот, хруст обломанного льда и отчаянный крик княгини.
      Маг рванулся к ней, отвлекаясь оттого, что творилось внизу и Тулица, не думая о том, что будет после, ударила его ледяным кинжалом в ключицу. Маг даже не попытался отстраниться. Сосулька входила в него и он словно леденел. Острый кончик брызнул ледяной крошкой, но поляница все толкала его и толкала в глубину еще живого, а значит опасного тела. Руку ожгла резкая боль. Она охнула и выпустила ледяной кинжал. Растаявшая драконья кровь нестерпимо жгла ладонь и она ухватилась за полу халата, чтобы стереть ее с себя. От этого движения бесчувственный маг пошатнулся и перевернувшись через перильца упал во двор, залитый пролитой им кровью.
      Женщина быстрым взглядом обежала площадку — ни меча, ни ножа — и бросилась к лестнице. Снизу волнами поднимался холод, словно громадная птица в темноте била ледяными крыльями. С каждым шагом вниз становилось все холоднее и холоднее. Уже на второй площадке мороз начал щипать лицо, но княгиня неслась вниз, думая не столько о холоде, сколько о том, чтобы не споткнуться на обледенелых ступенях. На первом поверхе, где темнота башни сменилась полусветом, лившимся из растворенных ворот мороз уже не щипал за щеки, а просто драл кожу, заставляя пальцы в поисках тепла сжиматься в кулаки.
      Впереди слышались крики, лязг мечей и устремленная в битву Тулица слишком поздно заметила одинокую фигуру, что стояла у дальней стены. Нога скользнула по льду и женщина упала навзничь. Ее развернуло в темноту и она, не зная что делать и как защитить себя без меча, она опершись на руки, взмахнула ногами. Поляница почувствовала, как левая нога ударила по чему-то твердому как бревно и хрупкому, как перекаленная глина. Удар остановил движение и прямо на ее глазах неведомый враг осыпался на землю с тихим звоном ледяных осколков. Вскочив на ноги она увидела перед собой сугроб, украшенный ножнами с мечом, а рядом с ним…
      Темнота не могла скрыть очертания ковчежца и Тулица увидела, как под открытой крышкой инеем серебрится «Паучья лапка». За ее спиной звенели мечи и гибли люди и меч, что лежал перед ней мог спасти чью-нибудь жизнь, но она не взяла его, а протянув руку над оружием легко толкнула крышку ковчежца.
      Крышка клацнула, закрывая талисман, и в мир вернулось волшебство….
 
      Остроголовые стояли без оружия понимая, что смерть — не самое скверное, что может с ними произойти. Видя перед собой безоружных стариков они все же не решались ничего сделать. Незримой, но непреодолимой стеной меж ними стоял страх. Жизнь воинов так долго проходила рядом с жизнью магов, что любой из них отлично понимал тщетность любых усилий.
      — Ну и что с этими делать будем? — негромко спросил Хайкин, глядя на врагов. Гаврила принял его слова за приглашение, пошел вперед, раздвигая толпу перед собой.
      — Я их сейчас всех по одному, — забормотал богатырь, — до самых корней…. А потом солью посыплю, чтобы новые не выросли!
      — Погоди, — остановил его Избор. — Погоди. С этим-то всегда успеем. Может волхвы еще чего-нибудь эдакое придумают.
      Среди стариков пронесся согласный ропот, но Хайкин оборвал его, подняв руку.
      — Пожалуй хватит смертей на сегодня. Главный враг нами повержен — и довольно.
      — Неужто оттого, что наказано большое зло, зло малое избегнет наказания? — спросил Сераслан. Он не дожидаясь ответа отрицательно покачал головой и следом за ним закачались стариковские головы.
      — Накажем. Но не мечом, а умом. Чтобы на всю жизнь память была.
      — Да сколько ее у них еще осталось-то? — спросила Лерка. — Жизни то?
      Хайкин улыбнулся, поднял вверх руки.
      — Волхвы! Дайте мне вашей силы!
      Никто не знал, что задумал Журавлевский волхв, но голос его подчинил себе всех.
      Он ощутил приближение силы как дрожь земли, что чуют звери и иные бессловесные твари в горах. Волхвы отхлынул от него, давая место и он остался один на один с остроголовыми. Они стояли тихие, глядя как меж кулаков волхва проскакивали сиреневые молнии. Передние, но ожидая ничего хорошего отхлынули назад, но стена не пустила их дальше.
      Над притихшим двором прокатился гром и воздух над волхвом потемнел. Уплотняясь он стал превращаться в смерч уже через мгновение ставший похожим на огромную — выше сторожевой башни — метлу. Она повисла в воздухе за спиной Хайкина, но он двинул рукой и та, перепорхнув через него, накрыла заоравших остроголовых.
      — Так их! — раздались голоса. — Вымести их с Руси, что бы и духу не было!
      Чудовищная сила русских волхвов повернула метлу и потащила по двору. Под ней взвыло, словно каждый из тех, кто сидел там почувствовал на своем горле лапу Ящера или адские угли. Там, где метла коснулась земли, вверх взметнулась пыль. Кто-то звонко чихнул, и в тот же миг, словно подчиняясь неслышному приказу волхва метла взвилась в воздух и пропала из виду.
      Хайкин опустил руки и вытер пот, грязными ручейками текший по лицу.
      — Куда ты их? — спросила стоявшая за спиной Лерка. Хайкин посмотрел на молодую женщину и улыбнулся.
      — Далеко… Отсюда не видно….
      — А откуда видно?
      Главный волхв Журавлевского князя посмотрел сквозь выбитые ворота, потом повернулся и оглядел двор, словно хотел удостовериться, что смерч забрал всех врагов. Волхвы потихоньку расходились, спеша помочь тем, кому еще можно было помочь.
      — Что земля круглая знаешь?
      — Знаю, — кивнула Лерка. — Только это тайное знание…
      Огоньки, что зажглись в ее глазах, говорили, что она догадывается о судьбе остроголовых, но она еще не догадывалась куда Хайкин их упрятал.
      — А знаешь, что на другой стороне тоже земли есть?
      — И это знаю.
      — Все ты, оказывается у меня знаешь… — сказал волхв и вздохнул. Она широко раскрыла глаза, сообразив, что хотел сказать Хайкин.
      — Так ты их…
      — Мы, — поправил он ее. — Мы. Ты, я, они… Все мы, кто тут был. Мы их туда…
      Она хлопнула длинными ресницами.
      — Но зачем?
      Волхв помолчал и негромко объяснил:
      — Русь без врагов не останется…. Но чем дальше они от нее будет, тем нам спокойнее… Это враг внешний, так где ж ему быть еще, как ни там?
 
      …Мир за выбитыми воротами казался спокойным и ласковым.
      Там голубело небо, зеленел лес и дорога манила в дальние страны, но сидевшие на остатках ворот богатыри понимали, что все это совсем не так. Ласковость и спокойствие были там до первого поворота, а за ним из лесной чащи вылезут либо разбойники, либо чудовище какое-нибудь приблудное, а то и то и другое вместе…
      Сидели и смотрели не просто так, от безделья — ждали отошедшего Гаврилу.
      — Вот все и кончилось… — сказал Избор, глядя на лес. — Сколько мытарились? Дней десять, или больше?
      Сераслан пожал плечами.
      — У вас не поймешь.
      — Прошло — и слава Богам, — раздраженно сказал хазарин. — Да где он там?
      Он отвернулся от ворот и посмотрел, как волхвы, собравшись у полуразрушенной башни, возвращают в ум Гы.
      — Всего и делов-то — отдать ковчежец, да спасибо выслушать… Меня, может, невеста ждет!
      — А может и не ждет… — отозвался Избор, любуясь небосводом без драконов и летающих ковриков. Хазарин дернулся, а он усмехнулся. — Потерпи.
      — Женюсь… — сказал Исин. — Теперь — женюсь, а там…
      — Ну, не знаю, не знаю… — в тон к Избору отозвался Сераслан. — Прямо так сразу? Не думаю, чтоб…
      — Князь обещал! — напомнил хазарин. Он посмотрел на Избора, ожидая поддержки, но тот смотрел в другую сторону.
      — Как тебе не терпится, а подождать все же придется, — сказал Сераслан. — Тут обстоятельства.
      — Какие еще обстоятельства? — загорелся сотник. — Чудовище загубили? Талисман спасли? Слово сказано?
      — Время! — со странным выражением сказал Сераслан. — Ничего кроме времени!
      Хазарин молчал, ожидая, что тот скажет дальше.
      — Это не из вредности — просто все недосуг было.
      — Что «не из вредности»?
      — Княжеской-то дочери всего семь лет. Ты же взрослый мужчина. Не к лицу тебе такими делами заниматься. Не грек же ты, в конце-то концов?
      Исин сидел так, словно ничего не услышал.
      — Семь лет? — спросил за него Избор. — Это как же?
      Сераслан развел руки, показывая, что ничего нельзя поделать.
      — Гаврила идет! — сразу становясь серьезным, сказал Избор. — Мрачный какой-то…
      Они поднялись, сразу забыв о Исиновых неприятностях. Хазарин остался сидеть и считать на пальцах. Масленников еще не подошел, а Избор крикнул:
      — Что Белоян-то сказал?
      Гаврила вздохнул.
      — Благодарил.
      — Что-то не так? — нахмурился Избор. — Еще что-нибудь?
      Богатырь задержался с ответом. Взгляд его улетел за выбитые ворота.
      — Ну?
      Он почесался, словно выгадывал время, перед тем, как выложить что-то неприятное, но все же сказал.
      — Вы в Пинск не торопитесь? А то тут у Белояна еще одно дело для нас есть.
 

13 января 2000 г.