— Нет никаких доказательств, что Пена каким-то образом связан с кошмаром, разразившимся в городе, и вам это известно. Можете не сомневаться, если бы такие доказательства существовали, Пена уже давно сидел бы в камере в ожидании суда. А факты таковы, Браддок, что я принимаю у себя человека, который либо состоит, либо не состоит в организации, о которой вы говорили.
Канн резко сорвал с головы шляпу и со злостью швырнул ее на пол.
— Черт побери, в конце концов! Мне надоело нести чушь! Давайте поговорим по-мужски, Браддок!
Капитан изобразил на лице улыбку и, в свою очередь, запустил шляпу в противоположный угол кабинета.
— Хорошая мысль!
— Пена страшно напуган. Он сорвал порученное ему дело и, что хуже всего, понимает, что ему никогда не справиться с таким парнем, как Мак Болан. Пена испытывает страх, он честолюбив, но стареет и знает это. К тому же он не хочет возвращаться домой, попав в опалу. Так обстоит дело. Он вполне может показаться симпатичным. Я мог бы запросто с ним договориться, если бы не знал, кто он. Хотите знать, какую сделку он мне предложил? Я помогаю ему покончить с Боланом, он, вновь обретает доверие и, в свою очередь, устраивает дело таким образом, что я получаю премию в сто тысяч долларов. Именно это и привело его ко мне.
— Ну, и что вы решили? — ехидно спросил Браддок.
Канн высокомерно процедил:
— Не пытайтесь оскорбить меня, капитан. Вы знаете, что я думаю о полицейских, замешанных в темных делишках. Двадцать лет тому назад я засадил бы Пена за решетку и сделал бы все возможное, чтобы добиться вынесения обвинительного приговора. Как вы хотите сделать сейчас. Но, если в пустыне и можно чему-либо научиться, то это терпению.
Здесь нет разницы между месяцем и годом. Я все еще не дал Пена свой ответ и держу его на коротком поводке. На нем он и останется.
А пока Лу лег на дно. Он бы и дальше вел себя смирно, если бы вы не устроили весь этот бордель.
— Каким образом вам удается держать его на привязи? — спросил Браддок, проявляя замечательное самообладание.
— А мы с ним торгуемся. Он понимает, что деньги меня не интересуют. Но существует одна вещь, крайне привлекательная для меня, и об этом ему очень хорошо известно. Поймите меня, Браддок, эти подонки нарушили покой моего города, а этого я не могу спокойно переварить. Я хочу добраться до них всех, до единого.
— Ну, и как же выглядят ваши торги?
— Очень похоже на мирные переговоры в Париже. Я, например, говорю ему: "Значит так, Лу, я даю тебе два пальца Болана за три головы мафиози". А он отвечает: "Я подумаю об этом, Чингиз". День или два он размышляет, затем делает мне контрпредложение, а поскольку оно меня, ясное дело, не устраивает, я поднимаю ставки.
— Вы это серьезно, Чингиз?
— Абсолютно.
— Почему Пена так уверен, что у вас есть интересующий его товар?
Канн пожал плечами.
— Я вожу его за нос. Послушайте, Браддок, я уже сказал вам, что этот тип боится возвращаться к себе. Чем больше времени он проводит вдали от дома, тем сложнее ему будет предстать перед боссом с пустыми руками. Я же даю ему надежду.
Браддок задумчиво смотрел в окно.
— Это опасная игра, Чингиз. Разве что вы, действительно, имеете объект торгов.
— Имею, — ответил Канн, опуская глаза.
— Нужно было бы сказать об этом мне...
— А не пошел бы ты, Браддок!..
Капитан глубоко вздохнул.
— На протяжении пяти минут наша беседа будет носить официальный характер. Затем... в общем, я надеюсь, что вас не в чем будет упрекнуть, Чингиз. Но, если вы где-то припрятали и Болана, тогда...
— Это похоже на угрозу, капитан.
— Она самая и есть.
Канн нагнулся и поднял свою шляпу. Нахлобучив ее по самые брови, он откинулся на спинку вращающегося кресла. Шериф бросил в рот щепотку табаку и яростно заработал челюстями. Повисла тишина, которую нарушил протяжный вздох Канна.
— Я думаю, что в Палм-Вилледж Болан сделал себе пластическую операцию и получил новое лицо.
У Тима Браддока начался нервный тик, и он ошалело уставился на Канна.
— Где? Кто делал операцию?
— В "Новых горизонтах", хирург Брантзен.
— Там есть специалист по эстетической хирургии? Ах, черт! Чингиз! "Новые горизонты"! Вы хотите сказать, что в этой клинике делают пластические операции?
— Я думал, вы знали об этом, — ответил Канн, не переставая жевать.
Браддок чуть не задохнулся от ярости.
— Вы за это заплатите, Канн!
Глаза шерифа хитро блеснули.
— Мои пять минут еще не истекли.
— Пять минут! — взорвался Браддок. — Я постараюсь сделать так, чтобы вам дали все пять лет!
— Да, но вы мне уже дали пять минут, — заметил Канн.
Он погладил свежий шрам на боку, еще глубже надвинул на лоб шляпу и пристально взглянул на капитана:
— А я вам даю пять секунд, чтобы поднять свою толстую задницу с этого кресла и очистить мой кабинет от вашего присутствия... И без ордера не возвращайтесь.
* * *
Отказавшись от предложения поселиться у Диджордже, Болан сохранил за собой номер в отеле, где он жил с самого приезда в Палм-Спрингс, а вместе с ним полную свободу передвижений, в том числе и на вилле. Он знал, конечно, что за всеми его перемещениями по дому тщательно следили с помощью фальшивых зеркал и всевозможных отверстий, хитро устроенных в потолке. Мак нашел микрофоны даже в своем номере в отеле. Но, не смотря ни на что, ему удалось собрать обширные сведения о структуре Синдиката, наподобие тех, которые он передал Карлу Лайонсу для проведения операции "Наводчик".
Встречи с Андреа Д'Агоста стали редкими. Итальянка демонстрировала по отношению к нему ярко выраженную враждебность. Из бесед с охранниками Болан узнал, что ей исполнилось всего двадцать лет, когда ее муж — он был моложе ее на год — утонул в море на рейде Сан-Педро. Эта трагедия произошла за два года до того, как в жизни Андреа появился Болан. Охрана виллы терпеливо сносила все ее выходки и относилась к ней с должным почтением, но люди, в общем-то, не считали ее своей. Просто она была "дочкой капо" и не могла обидеть даже мухи. Ее с безразличием называли "американской розой", "маленькой чертовкой" и "горьким урожаем Диджа". Само собой разумеется, эти прозвища не предназначались для ушей хозяев дома.
Болан без проблем влился в среду простых "солдат"; хотя большинство из них прекрасно понимали, что среди них он только проходил стажировку — по всей видимости, его ожидал какой-то важный пост или даже территория. "Солдаты" говорили в его присутствии совершенно открыто. Болан мог бы даже похвастаться, что за неделю общения с ними приобрел немало сторонников, готовых последовать за ним хоть на край света. Общее мнение было единодушным: Фрэнки Счастливчик получит свою территорию. Вот потому-то вся мелкая сошка, которая не могла похвастать высокими доходами, надеялась урвать свой кусок, когда наступит Великий День. Болан ненавязчиво поощрял их и брал на заметку "солдат", которые могли бы ему пригодиться в экстренном случае.
Вечером 21 октября он шел через патио, направляясь к стоянке, где оставил свою машину. Тут-то он и столкнулся с Андреа Д'Агоста, лежавший в шезлонге у самого бассейна. Пытаясь укрыться от свежего вечернего ветерка, она набросила поверх купальника яркий цветастый плед. Болан остановился над ней.
— Как поживаешь, Андреа?
— Наслаждаюсь жизнью, как приговоренный к смерти перед казнью, — мрачно ответила она, взглянула на Болана и, вдруг, оживилась:
— А вам разве не сказали, что вход в патио для подонков запрещен?
Болан улыбнулся.
— Должно быть, я забыл... А в общем-то, нет, конечно. Я рассчитывал найти тебя здесь.
— Ваше внимание представляется мне несколько навязчивым, мистер Ламбретта, — холодно ответила девушка.
— Мне очень жаль, Андреа, — Болан повернулся, чтобы уйти.
— Вы пожалеете еще больше, когда Виктор Поппи вернется из Флориды! — она произнесла эту фразу шепотом, и не столько сами слова, сколько интонация, с которой они были произнесены, заставили Болана остановиться. Он неторопливо вернулся к шезлонгу.
— Что ты хочешь этим сказать? — негромко спросил он.
Андреа украдкой оглядела внутренний дворик, подняла руки и потянулась к Болану губами. Мак нагнулся, чтобы поцеловать ее, но девушка чуть отвернула голову и зашептала ему на ухо:
— Они думают, что вы не тот, за кого себя выдаете. И я готова держать пари, что они правы... Откуда вы?.. ФБР или Казначейство?
Болан вытащил ее из шезлонга и обнял, ища губами нежную теплую кожу под ухом.
— Ты что-то говорила про Флориду, — прошептал он.
— Фил Мараско отправил туда своего человека, чтобы повидать в тюрьме какого-то типа. Он якобы знает тебя по старым делам в Нью-Джерси.
Мак поцеловал ее в губы. Андреа застонала и вцепилась ему в волосы обеими руками.
— Вытащи меня отсюда, Фрэнки!
— Я тебе обещаю это, не беспокойся. Но ты не должна ни во что вмешиваться. Понятно?
Она кивнула и тихонько заплакала.
— Это ужасно, но я ненавижу своего отца! Я его ненавижу!
— Лучше сохрани свою ненависть для того, кто ее заслуживает, — посоветовал Болан.
— Он заслуживает ее... Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня, Фрэнк. Обещай мне.
Мак снова поцеловал ее.
— Почему ты так уверена во мне, Андреа?
Девушка оставила его вопрос без ответа.
— Обещай мне! — прошептала она.
— Чего ты хочешь?
— Чтобы ты выяснил истинную причину смерти Чака.
— Кто такой Чак? — озадаченно спросил Болан.
— Чарльз Д'Агоста, мой муж.
Мак выпрямился и, отступив на шаг назад, пристально взглянул на Андреа. Та увидела в его взгляде немой вопрос и утвердительно кивнула головой.
— Я слышал, что он утонул, — протянул Болан.
— Чак был прекрасным яхтсменом. Он научился плавать раньше, чем ходить. Обещай мне, что ты все разузнаешь.
— Обещаю. А теперь расскажи мне, что значит вся эта история с Флоридой? Кто тот тип, о котором ты говорила?
— Толком я ничего не знаю. Мне лишь известно, что его собираются привезти сюда, чтобы он подтвердил твою личность.
— Если ты узнаешь еще что-нибудь, сообщи мне, не сочти за труд. Постарайся найти способ.
Девушка оживилась.
— Значит, ты и в самом деле не тот, за кого себя выдаешь! — возбужденно воскликнула она.
На губах Болана заиграла неуловимая улыбка.
— Скажем лучше, я не люблю сюрпризов.
Он послал ей воздушный поцелуй, повернулся и вышел из патио. Мак шел вдоль стены виллы, когда из глубокой ниши, залитой густой тенью, словно чернилами, вынырнул силуэт мужчины. Пальцы его поднятой руки были сложены в виде буквы "У" — знака мира и победы. Болан узнал охранника. Этого молодого парня приставили сторожить Андреа.
— Символ мира умиротворяет влюбленную женщину, — со смешком заявил он.
— Воистину так, — подтвердил Фрэнки Счастливчик, и, похлопав молодого человека по плечу, направился к своей машине.
Парень проводил его и придержал дверцу машины, пока Фрэнки устраивался за рулем. Когда Счастливчик захлопнул дверцу, охранник нагнулся и сказал:
— Когда ты соберешься уйти из этого дома, Фрэнк, я был бы рад составить тебе компанию.
Болан подмигнул ему.
— Я запомню это, Миролюбивый Бенни.
Парень засиял от счастья.
— Ух ты! Такое прозвище клеится на всю жизнь!
— Не сомневаюсь, — ответил Болан.
Он развернулся, мигнул фарами охранникам у ворот и выехал с территории виллы, взревев двигателем мощной машины.
— Фрэнки Счастливчик отправился на охоту, — лениво заметил один из охранников.
— Я счастлив, что меня зовут не Мак Болан, — отозвался другой.
— Не дай Бог! — вздрогнул первый, глядя, как исчезают за поворотом красные огни машины.
Глава 18
На рассвете 22 октября Фил Мараско разбудил Джулиана Диджордже.
— Пятеро наших людей уже уехали, Дидж. Надеюсь, они найдут Пена.
Диджордже еще не отошел ото сна и с трудом воспринимал то, что ему говорил Мараско.
— Что?
Фил сунул в руки капо чашку крепкого кофе с коньяком и протянул зажженную сигарету.
— Отправились те, кто остался от его прежней команды, да еще Вилли Уокер. Готов держать пари, что парни знали, где прячется Лу, с самого начала.
— Тебе стоило бы предупредить Фрэнки.
— Уже пробовал. Слишком поздно. Он, должно быть, уже уехал, чтобы прикончить Лу. Может, послать еще одну группу?
Диджордже взглянул на большие настенные часы, отхлебнул глоток кофе, не торопясь затянулся сигаретой и снова бросил взгляд на стрелки.
— Нет. Уже слишком поздно. Давай-ка посмотрим, Фил, так ли Фрэнки Счастливчик ловок, каким он хочет казаться.
— Этот матч будет неравным, Дидж, — с беспокойством заметил Мараско.
Диджордже глубоко вздохнул.
— Я в этом не совсем уверен. Пока еще рано оплакивать покойников, а? Но, на всякий случай, приготовь несколько машин.
Мараско быстрым шагом пошел к двери, остановился, словно хотел что-то сказать, но передумал и вышел из спальни, чуть слышно бормоча:
— Полагаю, это все, что мы можем сделать.
Лу Пена подскочил и резко сел на кровати.
— Спокойно, Лу, — успокаивающе произнес знакомый голос. — Это я, Вилли.
Загорелась лампа у изголовья кровати. С мрачной улыбкой Вилли Уокер наклонился и вставил ключ в замок наручников, которыми Пена был прикован к металлической спинке кровати.
— Когда на тебя надели браслеты?
— Со вчерашнего вечера, — шепотом ответил Пена. — Черт! Вам следовало уже давно объявиться. Я дал знать об этом еще вчера днем.
Он избавился от наручников и помассировал затекшие руки, затем быстро собрал свою одежду.
— Этот фараон испортил все дело, к тому же сюда пожаловали легавые из Лос-Анджелеса и им не терпится наложить на меня лапу.
— Можешь говорить громко. Полицейского мы прикончили.
— А его старуху?
— Тоже. Но нужно пошевеливаться, а то, не ровен час, сюда нагрянет Фрэнки Счастливчик.
Пена уже натягивал брюки.
— Фрэнки? А это еще кто?
— О-о! С тех пор как ты уехал, произошло много разных событий, — ответил Уокер. — Счастливчик — наемный убийца с Восточного побережья, и у него, Лу, на тебя есть контракт.
Глаза Пена округлились, и он обалдело уставился на приятеля.
— Не может быть, — ахнул он, не веря собственным ушам. — Дидж на это не пойдет!
— Клянусь!
Уокер опустился на корточки перед седеющим ветераном мафии и, пока тот застегивал рубашку, принялся натягивать на него носки.
— Дидж думает, что ты заключил сделку с легавыми. Ребята всю ночь жгли по тебе свечи. Они планируют даже ночные бдения у твоего тела. Тайком, конечно.
Пена показалось, будто его пальцы одеревенели и перестали слушаться. Он безуспешно пытался застегнуть пуговицы. Скрюи Луи был ошарашен и напуган.
— Ему нужно позвонить, — наконец выдавил он. — Необходимо, чтобы он отменил контракт. Я почти что закончил работу. Найди телефон, Вилли, и сообщи ему это. Я иду по следу Болана. Скажи Диджу, что здесь, в Палм-Вилледж, ему перекроили рожу. Чтобы все выяснить, мне потребовалось много времени, зато теперь я знаю, кто оперировал Болана, и собираюсь повидаться с этим костоправом. Хочу выяснить у него, на кого тот теперь похож. Передай ему все, Вилли, и попроси отменить контракт.
Уокер серьезно кивнул.
— Я попробую, Лу. Но ты сам знаешь, как все делается. Что ты собираешься предпринять?
— Я попытаюсь найти хирурга. Ты знаешь его клинику, ну, тот санаторий в восточной части города.
Уокера словно громом поразило.
— Ну, конечно же! Об этом можно было бы догадаться! Послушай, Лу, на улице тебя ждут четверо парней. Не волнуйся, они ребята надежные. Бери их с собой, а я попробую отсюда связаться с Диджем и чуть позже присоединюсь к вам в клинике. Только шевелись поживее. Если кто-нибудь обнаружит фараона и его старуху, поднимется большой шум.
Пена надел пиджак.
— Я не забуду того, что ты делаешь для меня, Вилли.
— Ладно, ладно, сочтемся, — буркнул Уокер. Он протянул Пена револьвер и сунул ему в карман пиджака горсть патронов.
— Давай, проваливай!
* * *
Болан ехал по оживленному утренней суетой Палм-Вилледжу. Миновав закопченные, обугленные кварталы Лоудтауна, он остановился у одинокого телефона-автомата. Мак зашел в будку, порылся в телефонном справочнике и нашел адрес Роберта Канна. Тот жил совсем рядом. Болан проехал еще пару сотен метров и, свернув в небольшой переулок, остановился, не доезжая квартала до дома Канна. Из перчаточного ящика он достал длинноствольный Р.38 и привычно проверил вращение барабана. Сунув оружие за пояс, Болан вышел из машины и пошел по дорожке, ведущей к дому.
Чингиза и Долли Канн Мак нашел уже мертвыми. Они лежали в залитой кровью постели с перерезанными горлами. Убийство произошло еще ночью — тела уже охватило трупное окоченение. Болан выругался и быстро осмотрел другие помещения в поисках хоть какой-либо улики, способной пролить свет на происшедшую трагедию. Тщетно. Мак вернулся к машине и в задумчивости проехал целый квартал, размышляя о таком неожиданном повороте событий. И тут ему в голову пришла страшная мысль, заставившая его похолодеть до кончиков пальцев. Газанув, Мак круто развернул машину и на бешенной скорости погнал "мерседес" к "Новым горизонтам". Он остановился позади зданий клиники рядом с темным "плимутом", в салоне которого заметил рацию.
Болан, крадучись, вошел в знакомый ему холл клиники. За дверью он остановился, поднял голову и потянул носом воздух, словно принюхиваясь, вытащил Р.38, проверил, легко ли выскакивает револьвер поменьше, Р.32, из кобуры под мышкой и бесшумной кошачьей походкой двинулся к квартире Джима Брантзена.
Первым, кого он увидел, открыв дверь, был Тим Браддок собственной персоной. Большой Тим лежал у двери на боку в луже крови, медленно растекавшейся по ковру. В нескольких метрах от него на полу лежал пистолет. Болан присел и пощупал лоб полицейского. Его пальцы ощутили влажную от пота кожу. Капитан был еще жив. Мак вздохнул и осторожно пошел на кухню.
Джим Брантзен лежал на кухонном столе, свесив голову. На нем были надеты только пижамные брюки. Рядом с ним на столе лежали окровавленные плоскогубцы и клещи. Болан вздрогнул и не смог подавить в горле рвущийся наружу хриплый рык, глядя на обезображенное тело своего друга. Ему довелось увидеть немало ужасов в хижинах Вьетнама, но он никогда не подозревал, что допрос может быть таким свирепым и жестоким. Эти сволочи вырвали. Джиму соски груди, скорее всего клещами. Торс напоминал груду сырого мяса. В нескольких местах в страшных ранах белели кости ребер. С пальцев его правой руки, ловких, искусных пальцев хирурга, было сорвано мясо. Но бандитам этого, видимо, показалось мало, и они отрезали Джиму мочки ушей, вырвали ноздри, так, что виднелись кости носа, а под глазами нанесли глубокие порезы. Но, что хуже всего, мелькнуло у Болана в голове, изувеченный хирург был еще жив... и осознавал это.
Его дыхание было тяжелым и прерывистым, на месте ноздрей вздувались кровавые пузыри, и он издавал непрерывный болезненный стон. Тут же, на столе, стояла покрасневшая бутылка виски, окровавленное полотенце лежало в кухонной раковине, наполненной ледяной водой. Болан понял, что хирурга не раз заставляли прийти в себя.
Мак осторожно приподнял голову друга и с бесконечной нежностью прижал к себе.
— Кто это сделал с тобой, Джим? — дрожащим от гнева и горечи голосом спросил он. — Кто?
Глаза Брантзена ожили, снова потускнели, наконец, в них засветился осмысленный огонек. Его губы дрогнули, на них вскипела розовая пена:
— Они... звали его... Лу...
Болан кивнул.
— Я его знаю. Я доберусь до него, Джим.
— Он знает... Эскиз... видел... рисунок...
— Я прикончу его, Джим.
— Он... он... знает...
Внезапно Джим поднял правую руку, его мутные глаза с трудом сфокусировались на обнаженных костях пальцев. Брантзен несколько секунд безмолвно созерцал их, потом его глаза закрылись и хирург умер.
Мак не смог совладать с собой и слезы ручьем хлынули у него из глаз.
— Боже мой! — простонал он.
Болан бережно опустил голову покойного и, покачиваясь, словно пьяный, направился в соседнюю комнату. Браддок уже открыл глаза и перевернулся на спину. Болан опустился возле него на колени и распахнул на капитане пиджак, ища рану. Полицейский получил пулю в живот.
— Как вы? — спросил Болан.
— Никак, — скрипнул зубами Браддок.
— Сколько прошло времени, капитан?
— Минут пять... может, десять...
— Держитесь, я сейчас вызову "скорую".
Не теряя времени, Болан вышел из комнаты и пошел в операционную Брантзена. С перевязочным материалом в руках он вернулся к раненому полицейскому. Мак обнажил рану, наложил марлевые тампоны на входное отверстие и вполне профессионально сделал перевязку.
— Бьюсь об заклад, что вы выкарабкаетесь.
Капитан молча посмотрел на него — очевидно, ему было слишком больно говорить.
— По меньшей мере, я надеюсь на это, — добавил Болан.
Он снова вышел в холл, вызвал "скорую помощь" и, больше не медля ни секунды, покинул клинику. Через пару минут колеса его спортивного "мерседеса" уже визжали на поворотах дороги, ведущей в Палм-Спрингс. Болан знал единственное место, где мог перехватить человека, замучившего насмерть его друга. Он был так уверен, что доберется туда раньше, что, не колеблясь, поставил бы на кон в качестве ставки собственную жизнь.
Глава 19
Шестеро плотных мужчин с трудом помещались в одной машине, мчавшейся в сторону Палм-Спрингс. Вилли Уокер устроился на переднем сиденье вдвоем с мафиози по имени Бонелли. Машину вел молодой парень, которого звали Томми Эдсел, потому что он посещал клуб собственников Эдселов. Скрюи Луи Пена один занимал чуть ли не все заднее сиденье: он был в превосходном настроении. Прижавшись друг к другу, словно сардины в банке, рядом сидели Марио Капистрано, которого только что освободили из федеральной тюрьмы в Лампоке и Гарольд "Кочегар" Чиаперелли — пятидесятидевятилетний итальянец, которому удалось ни дня не провести за решеткой, хотя из Штатов его высылали уже раза три.
Вилли Уокер высвободил руку и развернулся лицом к Лу Пена.
— Дай посмотреть рисунок, а, Лу, — попросил он.
— Даже не мечтай!
Пена с гордостью похлопал по карману своего пиджака.
— Только Дидж имеет право первым взглянуть на него, — ответил он с улыбкой. — В конце концов, Вилли, это же мой пропуск в жизнь. Поэтому не стоит размахивать им в машине.
Уокер надулся:
— Не забывай, что именно мы рисковали своей головой, вытаскивая тебя из дерьма.
— Я ничего не забываю, — заверил его Пена. — Как ты мог подумать такое, Вилли. Да и Дидж рассердится на тебя, когда я объясню ему, что это составляло часть нашего плана. Он малость поорет, но потом успокоится, особенно, когда увидит рисунок, а? Ведь он мне четко приказал не возвращаться без головы Болана. А она у меня в кармане! Вот так! — и он снова похлопал себя по карману.
— Я везу ему голову Болана.
— Но ведь это даже не фотография, — заметил Томми Эдсел. — Просто рисунок, да?
— Да, но какой! Рисунок для хирургической операции — это не просто рисунок, это план.
— Меня чуть не вывернуло наизнанку от того, что произошло в клинике. Я никогда не видел, как из человека делают говяжью отбивную, — передернув плечами, заметил Марио Капистрано.
— Да, только не забывай, Марио, это говяжья отбивная говорит, — хмыкнул Пена. — Дьявол! Мне это тоже не нравилось, но, что делать! Он сам виноват, ясное дело.
— Но после того, как он все сказал, ты изуродовал ему пальцы.
— Это будет уроком, — терпеливо объяснял Пена. — Этих типов надо учить, что они не могут безнаказанно лгать нам. Не закатывай истерик, Марио. Сегодня мой день, и я собираюсь поразвлечься, а если ты хочешь вернуться в Палм-Спрингс пешком, так и скажи.
— Хотелось бы мне сейчас знать, что делает в этот момент Фрэнки Счастливчик, — вмешался в разговор Бонелли, желая сменить тему разговора.
— Кто этот Фрэнки Счастливчик? — проворчал Пена. — Золотой итальянец?
— Осторожнее, — тихо произнес Вилли Уокер, бросая косой взгляд на Гарольда "Кочегара".
Пена громко расхохотался.
— Ну, ты скажешь, Вилли! Гарольд не так чувствителен к подобным вещам, потому что родился за границей. Что скажешь, Гарольд?
"Кочегар" пробурчал в ответ что-то невразумительное и тоже засмеялся. Пена зашелся от хохота, поскольку было совершенно очевидно, что Гарольд ничего не понял.
— Сегодня все довольны!
— Кроме Счастливчика, — заметил Вилли. — Лу, этот парень холоден, как сама смерть. И ты был прав — это "золотой" убийца Диджа. Он сам сказал мне, что нужно постараться любой ценой избежать встречи с Фрэнки. Контракт заключен с ним, и пока он не выполнит его, домой не вернется и не позвонит. И, как сказал еще Дидж, этот парень не задает вопросов. Сначала он стреляет, а потом здоровается.
— Разве не ты сам говорил, что он работает в одиночку?
— Да, это одинокий волк, Лу, — подтвердил Бонелли. — Мне сказали, что он никогда никого не берет с собой.
— А нас шестеро, разве не так? — Пена обвел всех взглядом, — Во всяком случае, он же не собирается прикончить нас по дороге домой? Чего вы расстраиваетесь?
Водитель обернулся через плечо.
— Он, часом, не ездит на голубом, очень быстром "мерседесе"?
— Точно. У него обалденная тачка, — подтвердил Уокер. — А в чем дело?
Томми Эдсел настороженно посматривал по сторонам, внимательно следил за расстилающейся впереди дорогой и гравийкой, серпантином сбегавшей по склону возвышавшейся справа горы.
— Кажется, это он, — мрачно сообщил Томми. — Черта только помяни...
Теперь общее внимание было приковано к горной дороге, вьющейся впереди в каких-то пятистах метрах.
— У тебя глаза помоложе, Томми, смотри в оба, — процедил Пена сквозь зубы, прижавшись лбом к стеклу.
— Смотри вон туда... Вот он! Снова пропал. Ищи голубую молнию. Вот он! Там! Ты видел? Ах, черт! Это он — Фрэнки! Как гонит!
В возбужденных голосах мафиози сквозили растерянность и страх. Пена рявкнул:
— Все! Хватит! Заткнитесь все! Если это он, хотя вполне может быть кто-то другой, то помните, что нас все же шестеро, а он один. Он будет преследовать нас и ждать удобного случая. Он не решится атаковать нас на дороге, я уверен в этом.
— Когда имеешь дело со Счастливчиком, — поеживаясь, заявил Уокер, — ни в чем нельзя быть уверенным.
Пена нервно облизал губы, проникаясь непонятной паникой, охватившей его команду.
— Где сходятся эти дороги?
— За следующим поворотом, — ответил Томми Эдсел. — Там, где дорога поворачивает к горе.
— Хорошо! Нужно добраться туда раньше его!
— Это я и хочу сделать, — угрюмо буркнул водитель. — Но ведь у нас не "мерседес", а куча металлолома! — Томми раздраженно ударил ладонью по баранке.
Пена и Уокер опускали стекла, остальные в тесноте пытались приготовить к бою оружие.
— Осторожнее! Смотрите, куда собираетесь стрелять! — крикнул Пена. — Эй, вы, с той стороны, внимание!
Болан узнал машину из гаража Диджордже, едва лишь выскочил на перевал. С вершины горы открывался прекрасный обзор. С севера на юг до самого горизонта тянулась бескрайняя равнина. На многие мили вокруг не было видно ни одной машины, ни одной живой души.
Мак прикинул расположение быстро сближавшихся машин, произвел в уме несложный расчет и мрачно улыбнулся: он бы выиграл пари. Он доберется до перекрестка на десять секунд раньше — этого времени будет вполне достаточно. Езда по горной дороге требовала полной отдачи — умственной и физической. Крутые виражи следовали один за другим, и Маку некогда было думать о том, что осталось в Палм-Вилледж. Под маской спокойствия, застывшей на лице Болана, вздымалась непостижимая волна ненависти и гнева — чувств чуждых этому холодному, уравновешенному человеку со стальными нервами. Смерть и опустошение в рядах мафии он всегда сеял с отстраненной холодностью. Во время карательных акций им руководил инстинкт солдата и одинокого волка. Еще никогда Болан не убивал с яростью в сердце, даже тогда, когда мстил за смерть своих близких. Но теперь это чувство полностью поглотило его, он яростно клокотало в его душе и готово было вырваться наружу... а вместе с ним вся мощь и безудержная жестокость Палача.
Глава 20
"Мерседес" с визгом тормозов остановился на перекрестке. Болан выскочил из машины, бросил оружие на насыпь и снова нырнул в салон. Одной рукой он нажал сцепление, другой врубил первую передачу, затем до упора нажал педаль газа и заклинил ее. Мощный мотор, запущенный на полные обороты, взревел, и Болану показалось будто он стоит рядом с взлетающим истребителем. Мак опустился на колени и перехватил педаль сцепления правой рукой: левой он должен был держать приоткрытой дверцу машины. Рассчитывать он мог только на свои глаза — он не мог слышать приближения другой машины из-за пронзительного рева двигателя своего "мерседеса". Сектор обзора ограничивался расстоянием примерно в три корпуса автомобиля по ту сторону перекрестка. Потребуются безупречные рефлексы и удача для выбора идеального момента атаки.
В поле зрения Болана молнией промелькнула чужая машина, и в тот же миг он резко отпрыгнул в сторону, отпуская сцепление. Тяжелая машина рванулась вперед, словно стрела, пущенная из арбалета; ее дверца громко хлопнула над самой головой Болана, едва не вырвав у него клок волос. Мак завершил кувырок, сжимая в руках оружие...
— Наша взяла! — триумфально взревел Пена.
— Плохо дело! — закричал Томми Эдсел. — На ста восьмидесяти пяти километрах в час я не смогу резко остановить машину!
В эту секунду они вылетели на перекресток и тут же заметили голубой спортивный "мерседес", стоящий у самого пересечения дорог. Какое-то мгновение Пена размышлял, что делает человек, стоящий на коленях рядом с машиной, но в следующую долю секунды его палец уже лег на спусковой крючок револьвера, тогда как Томми Эдсел, выгибаясь дугой на своем сиденье, изо всех сил давил на тормоз.