Палач (№3) - Боевая маска

Шофер машинально ответил:

— Не знаю. Он...

И тут до него дошло: как-то не так прозвучал этот голос.

Гангстер напрягся всем телом и прыжком метнулся к машине, одновременно пытаясь обернуться лицом к Болану. Его обрез прикладом зацепился за рулевую колонку и, отчаянно пытаясь освободить оружие, мафиози с ужасом вскрикнул:

— Болан! Нет! Я...

Все остальное заглушила очередь "Узи". Одна пуля, пройдя сквозь поднятую руку гангстера, попала ему между глаз и разнесла на куски череп. Отброшенное назад безжизненное тело упало на открытую дверцу машины и соскользнуло на гравий дороги. Болан ногой оттолкнул труп в сторону и бросил рядом с ним обрез. Сев за руль, он задним ходом сдал до перекрестка, подобрал свой чемодан и бросил его на заднее сиденье. Теперь дорога на восток, в Палм-Вилледж, была свободна.

* * *

Дорога заняла не много времени, и вскоре Болан уже въезжал в жилой район на окраине города. Первое, что бросилось ему в глаза, был разбитый грузовик, на котором ему удалось уйти от засады. Видимо, потеряв управление, машина выскочила на тротуар и врезалась в дерево. В траве, у самого колеса, среди битого стекла и обломков радиаторной решетки, лежал труп старика. Рядом стояла полицейская машина с включенными мигалками, и один из полицейских стоял у края дороги, не давая скапливаться зевакам. Взмахом руки с зажатым в ней фонарем он показал Болану, чтобы тот не задерживался и проезжал дальше, хотя других машин на дороге не было. Осторожно проезжая сквозь толпу запоздалых прохожих, Мак услышал, как кто-то удивленно воскликнул:

— Да это же старый Гарри Томпсон!

— Бедняга! — с сожалением отозвался другой голос. — И кому старик помешал? Непонятно... Зачем его застрелили?

Болана охватил приступ такого бешеного гнева, что перед глазами у него поплыли радужные пятна, а желудок, казалось, сдавила чья-то стальная рука. Он остановился возле полицейского и, пряча лицо в тени, спросил:

— Есть раненые?

Молодой полицейский раздраженно кивнул головой и быстро произнес:

— Проезжайте, прошу вас. Освободите дорогу "скорой помощи".

— Значит, человек жив?

— Думаю, да. Проезжайте, пожалуйста. Проезжайте. Прошу не создавать на дороге пробку!

— Примерно в километре отсюда я слышал выстрелы, — небрежно заметил Болан. — Может быть, это связано как-то с вашим случаем?

— Мы проверим, — пообещал полицейский. — Проезжайте, пожалуйста!

Болан не стал заставлять себя упрашивать и, газанув, покинул это печальное место.

Суставы его пальцев, впившихся в руль, побелели, и только это выдавало бушевавшую в нем ярость, направленную, главным образом, против него самого: он не имел никакого права впутывать старика в свои проблемы. Однако печаль уже давно стала такой роскошью, которой Болан никак не мог себе позволить.

Он постарался отогнать от себя образ старика Гарри, заранее зная, что тот теперь тоже будет занесен в кровавый счет, который он собирается предъявить мафии к оплате. Мак направил машину в деловой центр города и бросил ее на неосвещенной муниципальной стоянке. Дальше он пошел пешком, часто перекладывая чемодан из руки в руку и иногда останавливаясь, чтобы помассировать лодыжку.

Была уже глубокая ночь, когда он нашел, наконец, группу ничем не примечательных зданий, окруженных небольшим парком. Табличка у входа гласила: клиника "Новые горизонты". Мак с интересом изучил ее, находя, что это название в некоторой степени весьма символично. Слова "новые горизонты" были ему хорошо знакомы: Джим Брантзен часто употреблял их, рассказывая о своей врачебной специальности, но понять его было не просто. И хотя он, офицер, нарушил армейскую традицию, завязав дружбу с простым сержантом, между ними всегда существовал некий непреодолимый барьер. Болан дважды спасал жизнь Брантзену, и их сближение родилось из осознания последним своего неоплатного долга перед сержантом. У Болана не было полной уверенности в том, что ему окажут теплый прием. Ведь то, о чем он собирался просить, считалось незаконным: хирургическое вмешательство, чтобы уйти от правосудия. Не перегнет ли он палку, обращаясь за такой услугой к человеку весьма уважаемому в профессиональной среде? Дружба дружбой, но... Над всеми, кто соприкасался с ним, пусть даже косвенно, словно дамоклов меч, нависала угроза жестокой мести со стороны мафии. И об этом Болану напомнили всего лишь полчаса тому назад. Имел ли он право подвергать такому риску людей?

Мак снова посмотрел на табличку у ворот клиники и задумался над решением этой сложнейшей нравственной проблемы. Можно ли открывать для себя новые горизонты, стоя над могилами друзей? Семерых он уже проводил в последний путь, возможно, такая же судьба ждет еще одного... Где-то в ночи взвыла сирена полицейской машины. Болан вздрогнул и, отвернувшись от таблички, сделал шаг прочь. В то же время над входом в центральный корпус вспыхнул свет и распахнулась входная дверь.

— Ну что, — раздался знакомый голос, — ты будешь мерзнуть всю ночь или все-таки войдешь?

Глава 4

Капитан Тим Браддок из полицейского управления Лос-Анджелеса вышел из машины и, глядя на одинокую виллу, раскинувшуюся на пустынном пляже, носком ботинка ковырял мелкий гравий, которым была посыпана площадка для стоянки автомобилей. Молодой сержант, детектив Карл Лайонс, работавший в паре с Браддоком с момента возникновения проблемы Болана, обошел дом кругом и направился к капитану.

— Все точно, капитан, — негромко произнес Лайонс.

Браддок проворчал что-то невразумительное, шагнул туда, где заканчивался гравий, и опустился на колени, чтобы осмотреть глубокий след, оставленный в мелком песке.

— Похоже на полуприцеп, а? — спросил он у Лайонса.

Сержант склонился над следами рядом с боссом и положил руки на след колеса.

— Да. Такой же след есть и с другой стороны виллы. Там же я нашел камуфляжную сеть — они маскировали дом.

— Что ты еще обнаружил? — спросил Браддок, вставая с земли и отряхивая колени.

Лайонс выпрямился и широко заулыбался:

— Достаточно, чтобы убедиться: их база была именно здесь.

Лайонс стал загибать пальцы:

— Две базуки с двадцатью зарядами, явно из армейского склада. Взрывчатка, гранаты, дымовые шашки... Короче, любое наступательное оружие, которое только можно себе вообразить. Кроме того, здесь недалеко есть еще стрельбище, а вон там, под скалами, в гроте, прекрасно оборудованная оружейная мастерская. Ах, да! Чуть не забыл! И вот это.

Сержант вытащил из кармана конверт и протянул его капитану.

Браддок открыл конверт и быстро просмотрел его содержимое.

— Это вилла Диджордже в Беверли-Хиллз, — пояснил Карл. — Снята со всех ракурсов, причем очень профессионально. Очевидно, Болан готовит свои операции с той тщательностью, которая свойственна только военному человеку. Прежде чем перейти к делу, они досконально изучали будущий театр военных действий.

Браддок молчаливо кивнул, соглашаясь с выводами своего напарника. Вложив фотографии в конверт, он вернул его Лайонсу и направился к дому.

— Как только вернемся, пометь их и сдай в лабораторию. Может, нам удастся вытянуть из них еще что-нибудь. Для вынесения обвинительного приговора нужны веские доказательства.

— А чем закончилось следствие? — полюбопытствовал сержант.

Они обошли дом. Браддок внимательно рассматривал камуфляжную сеть, прикрепленную к деревянной опорной конструкции.

— Ты имеешь в виду Бланканалеса и Шварца?

Капитан тяжело вздохнул и с несчастным видом продолжил:

— Удалось доказать лишь несущественную мелочь: владение запрещенными видами оружия, незаконное использование радиопередатчика. Их уже отпустили под залог.

Брови Лайонса удивленно поползли вверх.

— Но, ведь у нас есть целый ряд фактов, которые не...

— Факты — еще не улики, Карл. Ты должен знать это. А как тебе нравится такой факт — старик Грант на их стороне!.. Короче, ты сам знаешь, как все происходит.

— Да, Гранта на кривой кобыле не объедешь, — заметил сержант.

Следом за капитаном он вошел во внутренний дворик виллы. Браддок подобрал несколько отстрелянных мишеней и с интересом рассматривал их.

— Похоже, что кто-то пристреливал несколько карабинов.

— Интересно, где они достали столько денег на такого адвоката, как Джон Грант? — упорствовал Лайонс.

Браддок вздохнул.

— О, дьявол! У своей доброй феи, конечно! Не ищи у меня ответа на глупые вопросы, Карл. Мы все знаем, что Болан регулярно запускает руку, причем не стесняясь, по самый локоть, в широкий карман мафии.

— Я просто спросил, — кротко ответил Лайонс.

— Ты лучше поразмышляй о другом. Нам известно, что на имя детей Фонтанелли в Нью-Джерси открыт крупный счет. Если ты забыл, я освежу твою память: Фонтанелли — первый погибший из группы Болана... Он был убит при нападении на Беверли-Хиллз.

— Я не забыл, — буркнул Лайонс.

Он отчетливо помнил человека, который, уютно устроившись у камина, серьезно разговаривал о жизни с прелестным белокурым малышом.

— Все это дает основание думать, что Болан остается верен погибшим друзьям... и их детям.

— Именно так, — ответил Браддок. — Я постараюсь ничего не упустить из поля зрения. Я затребовал кое-какие сведения о семьях других погибших... Естественно, я имею в виду друзей Болана. Сомневаюсь, чтобы его симпатии простирались на семьи его жертв. Как бы то ни было, если Болан начал раздавать деньги, значит, он достаточно хитер и хочет, чтобы адресаты получали деньги законным путем. Отсюда следует, что в ряде случаев он чтит закон, при этом он вынужден соблюдать некоторые условности, связанные с ведением финансовых операций, которые, в свою очередь, могли бы указать нам его местонахождение в настоящий момент.

Лайонс кивнул, давая понять, что он все понял, но тут же добавил:

— Я бы сказал, что после этой ночи Болан проявляет себя все реже и реже.

Браддок нахмурился и уставился на длинную аллею, тянущуюся от самого дома к шоссе.

— Как ты представляешь себе события той ночи? — спросил он сержанта.

— Ну, значит так... — начал Лайонс, подтягивая съехавшие на бедра форменные брюки. — Мы обнаружили многочисленные электронные датчики, которыми была буквально нашпигована территория вокруг дома, — Карл обвел вокруг рукой, указывая места, о которых шла речь. — Думаю, это работа Шварца. Они как следует позаботились о своей безопасности. Я пока не знаю, как людям Диджордже удалось обнаружить здесь Болана, но, тем не менее, это факт. Проникнув на территорию, окружающую виллу, мафиози привели в действие систему сигнализации, и Болан уже ждал их появления. У самой аллеи были найдены останки сгоревших осветительных ракет. Ребята из лаборатории еще изучают сгоревшие машины, но первые результаты свидетельствуют о том, что Болан стрелял из карабина большого калибра, вероятно, того самого "Маузера", который тоже нашли здесь.

Лайонс прошел мимо капитана в другой конец дворика, чтобы показать ему пулемет.

— Но вот гвоздь программы. Посмотрите, что он сделал. Пулемет установлен таким образом, чтобы обеспечить огневое прикрытие для отхода. Болан зафиксировал гашетку в положении "огонь", пулемет начал стрелять, а сам он вскочил в машину и пошел напролом через ряды нападавших. Мы нашли глубокие следы колес там, где ему пришлось свернуть с аллеи, чтобы объехать горящие машины.

Браддок чертыхнулся и опустился на колено перед пулеметом, чтобы осмотреть его спусковой механизм.

— С каждым разом этот тип становится все опаснее, — пробурчал он, поднимая глаза на сержанта. — Предположим, что мы нашли его раньше всех, Карл. Каковы были бы наши потери, попытайся мы взять штурмом эту крепость?

Живое лицо Лайонса отразило его крайнее удивление.

— Не думаю, чтобы Болан оказал нам сопротивление, — высказал он, наконец, свое мнение.

— Вот как! — Браддок выпрямился и, саркастически улыбаясь, покачивался с пяток на носки. — Ты начал беспокоить меня, Карл, — задумчиво добавил он.

— Когда-нибудь вы окажете доверие не тому, кому следует...

— При чем здесь доверие, — сухо перебил его Лайонс. — Я видел его и даже говорил с ним. Это не совсем обычный...

— Обычный он или нет — Мак Болан конченый человек, — отрезал Браддок. — Стоит лишь загнать его в угол, и он начнет выкручиваться всеми доступными ему способами, как, например, здесь. Неужели ты думаешь, что, прежде чем открыть огонь, он спросил у них пароль?

— Я не думаю...

— Ну, так помалкивай! — вдруг вскипел Браддок. — Я пытаюсь забыть, Карл, страстно пытаюсь забыть, что именно в твоей машине Болан смылся из Бальбоа.

Лайонс покраснел от сдерживаемого гнева, резко повернулся и вышел из дома. Насупившись, капитан Браддок посмотрел ему вслед, потом вздохнул и устало пробормотал:

— Но никак не могу, Карл, никак...

Кроме того, капитан не мог забыть свою главную цель, к которой стремился уже много лет подряд. Большинство обитателей Дворца правосудия предсказывали, что рано или поздно Браддок своего добьется. Сейчас он был единственным офицером в той должности, которая позволяла ему в ближайшем будущем сменить начальника полиции на его посту. Браддок верил, что в один прекрасный день фортуна улыбнется ему, колесики механизма муниципальной службы неизбежно сделают очередной оборот и Большой Тим, как его иногда звали, станет большим боссом. Но сейчас какой-то дезертир, возомнивший, будто ему позволительно играть в войну на улицах американских городов, как во Вьетнаме, серьезно ставил под сомнение все надежды Тима Браддока. Он должен взять Болана. Неудача нанесет сильнейший удар его престижу. Вся Америка следит за развитием событий! Во что бы то ни было он должен взять Мака Болана!

Браддок вернулся к машине, вытащил через открытое окно микрофон рации и связался с управлением.

— Говорит Браддок, — сухо произнес капитан. — Здесь нет ничего, кроме пепла. Я возвращаюсь.

— С вами хочет поговорить лейтенант Фостер, — донеслось из динамика.

— Ну, хорошо, слушаю, — с досадой бросил в микрофон капитан.

Послышался монотонный голос Энди Фостера:

— Подробности установлены точно, Тим. Стрельба в районе Палм-Вилледж вчера ночью. Вне всяких сомнений, это работа нашего приятеля!

— Вчера ночью! — яростно взревел Браддок. — И вы сообщаете об этом только сейчас! Почему такая задержка?!

— Местная полиция смотрит на это дело несколько иначе. Я все расскажу тебе, когда ты вернешься. Какие будут указания?

— Вышли за мной вертолет! — рявкнул Браддок. — Сам садись в машину и... нет! Немедленно звони туда и скажи, чтобы они ничего там не трогали своими лапами! Пускай ничего не предпринимают до нашего приезда!

— Ясно, босс.

Браддок сел за руль взбешенный, вспотевший и обозленный на весь мир. Внезапно, словно ужаленный, он выскочил из машины и заорал:

— Карл! Сержант Лайонс!

Лайонс вихрем примчался на зов.

— Да, капитан? — запыхавшись, произнес он.

— Найдите кого-нибудь, чтобы отвести мою машину в город. Вашу тоже. Мы полетим на вертолете.

— Капитан?

— Я дам тебе еще один шанс, чтобы взять этого подонка. Подонка, Лайонс, а не новоявленного Робина Гуда! Ты меня понял?

— Да, капитан, — покорно ответил сержант, опустил глаза и снова скрылся в доме.

Браддок остался стоять возле машины, нервно потирая руки. Планы Большого Тима пока еще не обратились в прах. Нет, совсем нет. Он возьмет Болана.

* * *

Джулиан Диджордже чувствовал, как уверенность покидает его. Он поднял затуманенные глаза на Лу Пена, свою правую руку, и пробормотал:

— Слушай меня внимательно. Я не нуждаюсь в твоих слезливых извинениях! Тебе известно расстояние отсюда до Палм-Вилледж? Избавь меня от своих тошнотворных извинений, Лу!

— Не знаю, что и сказать, Дидж, — униженно произнес Пена. — Не пойму, как это ему удалось, подонку. Не знаю. Мы смогли...

— Я знаю, что вы смогли, — ядовито прошипел Диджордже. — Вы смогли пришить старого фермера и разбить его и без того дряхлый грузовик! Ты потерял еще трех человек. Ты все потерял, Лу, ты ничего не добился!

— Я хотел сказать, что теперь у нас есть представление о его маршруте. Я расставил людей на всех дорогах и...

— Конечно, мы знаем, в каком направлении он движется. Он идет через наш город, Лу. Он уже здесь. Это точно.

— Дидж, в парке сейчас тридцать парней. Он не сможет миновать их!

Диджордже нервно потянул носом воздух, зажег сигару и выпустил тонкую струйку голубоватого дыма в открытое окно.

— Да, точно так же, как он не смог выйти из той виллы на пляже, а?

Он ударил ладонью по подлокотнику кресла и снова поднес ко рту сигару. Пена, не отрываясь, следил за ручейком ароматного дыма, струившегося за окно. Он переступил с ноги на ногу, кашлянул и приготовился слушать приказы патрона. Диджордже молчал. Наконец, Пена не выдержал.

— Что мне делать, Дидж?

— Ты постарел, Лу, — совершенно спокойно отозвался Диджордже.

— Что?

— Я думаю, что тебе пора на покой.

— О, нет! Черт возьми, Дидж... Я хочу... — Лу Пена стал белее мела.

— После того, как ты принесешь мне голову Болана.

— Принесу, Дидж, будь спокоен, — румянец вернулся на щеки Лу.

— Хорошо, Лу. Возьми пять машин и людей. Поезжай в Палм-Вилледж и переверни этот город с ног на голову. Постарайся так, как ты еще никогда не делал в жизни. И найди Болана, ты слышишь меня?

— Слышу, Дидж.

— Без Болана не возвращайся, понял?

— Понял, Дидж.

— Мне нужен Болан, как никто другой в этом мире. Ты понимаешь, Лу?

— Хорошо понимаю, Дидж.

— Тогда проваливай! Чего ты еще ждешь?

Пена пулей вылетел из кабинета. "Патрон, похоже, теряет голову", — мелькнуло у него в голове. — "То Болан, якобы, должен войти к нему в дверь, то он уже окопался в Палм-Вилледж... Чего там Дидж от меня требовал?" Это был глупый вопрос, что сам Пена тут же и почувствовал. Чего? Да, голову Болана, черт побери! На подносе. И Пена, новый помощник патрона, расшибется в лепешку, но приказ выполнит. Иначе на подносе может оказаться голова самого Пена. Такая возможность совсем не радовала Лу. Ну, хорошо, черт возьми! Голова Пены никогда не окажется на подносе! Раз Дидж велел перевернуть город вверх дном, он сделает это! Лу Пена должен найти Мака Болана. Другого выхода просто нет. Черт возьми! Он должен найти Болана!

Глава 5

Джим Брантзен принадлежал к вымирающей породе людей. Его мало интересовали материальные блага и личный престиж, он видел свое призвание в служении науке и тем, кто нуждался в его помощи. Для Брантзена эстетическая хирургия значила больше, чем просто наука. Для него это было искусство. Искусство с большой буквы. Полысевший сорокалетний хирург не разделял общепринятый взгляд, что красота написана на лице. Он знал, что аспекты красоты многообразны: это и характер, и ум, и внешность. Он прекрасно понимал, что может сделать с характером и умом уродливое лицо. Давняя автомобильная катастрофа страшно обезобразила лицо его матери. Джим был тогда еще мальчишкой, а эстетическая хирургия делала свои первые неуверенные шаги и к тому же являлась уделом лишь очень богатых людей. На его глазах некогда очаровательная женщина стала нелюдимой отшельницей, замкнулась в себе и морально умерла задолго до смерти физической. Джим Брантзен понимал значение красоты и знал, что это понятие включает нечто несравненно большее, чем просто приятные черты лица. Прошло уже много лет, но и теперь ему иногда приходилось просыпаться в поту от навечно въевшихся в память надрывных рыданий матери, для которой вселенная сузилась до размеров их дома.

Джим Брантзен всегда отличался милосердием. Именно поэтому он пошел добровольцем во Вьетнам, где служил хирургом в полевом госпитале. То же милосердие заставило его открыть собственную клинику на вражеской территории и возвращать к жизни изувеченные тела вьетнамских детей и всех тех, кто обращался к нему за помощью. В большом сердце Джима нашлось место и для Мака Болана. При любой возможности сержант спецподразделения на себе, через джунгли, нес раненых детей в клинику Брантзена и оставался там, если возникала необходимость защитить ее от вражеских разведчиков. Очень быстро Брантзен распознал в характере Болана то же чувство долга, которое его самого приковывало к операционному столу даже под жестоким огнем противника. И, хотя Брантзен категорически отрицал насилие и войну, это не мешало ему уважать человека, так преданного долгу и своему делу. В немалой степени он уважал и врага, а также его выбор — победить или умереть. С чем он никак не мог согласиться, так это с безразличием к человеческой жизни.

Брантзену было известно, какие задачи возлагались на Болана. Он понимал, что этого человека запрограммировали на убийство и, по сути дела, он представлял собой убийцу в военной форме. Врач знал, как Болан заслужил свое прозвище "Палач". И, тем не менее, он не мог не восхищаться им. Это было сильнее его. Болану много раз приходилось смотреть смерти в лицо, Брантзен сам видел его в деле, но каждый раз, когда сержант приносил в госпиталь раненого ребенка, он читал в глубине его глаз страдание и душевную боль. Брантзен никогда не замечал в нем рисовки или бравады. Болан был солдатом, который выполнял свой долг отважно и честно. Да, Джим Брантзен искренне восхищался сержантом Маком Боланом и питал к нему глубокое уважение.

Не переставал он следить за приключениями Болана и после его возвращения из Вьетнама. Врач читал о его подвигах в газетах и печально покачивал головой, сидя у телевизора и слушая последние известия. Брантзен считал, что есть люди, которым вредит избыток чувства долга. Если война во Вьетнаме была заведомо гиблым делом, то битва одиночки Болана с мафией ничем от нее не отличалась. Мака Болана, преследуемого и правосудием, и преступниками, неминуемо ждал конец. Возникали такие ситуации, когда Брантзен был почти уверен, что Болан обратится к нему, в другие моменты ему казалось, что Маку Болану никогда не понадобится его помощь. А вообще-то, хирург был готов держать пари, что Болан придет к нему. Шансы "за" и "против" казались ему равными.

Брантзена не удивило и не разочаровало ночное появление Палача у ворот его клиники. Они обменялись парой ничего не значащих фраз и крепким рукопожатием.

— Я ждал тебя, — сказал хирург.

— Думаю, ты догадываешься, зачем я к тебе пожаловал, Джим, — тихо произнес Болан.

— Да. Хочешь, чтобы я сделал из тебя красавчика?

— Тебя могут убить.

Хирург улыбнулся:

— Это не слишком трудно.

— Ты понимаешь, о чем я говорю, Джим. Мои "приятели" терпеть не могут третьих лиц.

* * *

Брантзен провел ночного гостя через пустынный холл в свою небольшую холостяцкую квартиру, расположенную тут же, при клинике.

— Своими приятелями ты занимайся сам, — сказал он. — А я займусь твоим лицом. Кому ты хочешь понравиться, Мак? Старухам или юным красоткам?

Болан вздохнул.

— Неужели это так важно?

Хирург улыбнулся, взял со стола пачку эскизов и бросил их Болану на колени.

— Я сделал их, как только узнал, что тебя занесло в наши края. Я могу дать тебе любое из этих лиц. Выбирай.

Болан внимательно изучал рисунки. Один из них привлек его внимание, и он улыбнулся, разглядывая его, затем отложил в сторону. Однако он не закончил рассматривать остальные эскизы, а вернулся к тому, который вызвал его улыбку.

Мак рассмеялся и постучал по эскизу пальцем.

— Ты нарисовал его по памяти или это случайное совпадение?

Брантзен подался вперед, чтобы лучше видеть рисунок. Он потер подбородок и произнес:

— Действительно, похоже на... на...

— На моего однополчанина, — закончил Болан. — Причем сходство поразительное! Ты, действительно, можешь сделать меня похожим на него?

Хирург серьезно кивнул головой.

— Это не самый красивый эскиз из всей колоды, Мак, но ты сделал логичный выбор. Я бы сказал даже, что это наилучший вариант из всех возможных.

— Когда ты можешь приступить? — спросил Болан, пристально разглядывая рисунок.

— Если я позвоню прямо сейчас, ассистентка появится через пять часов, — ответил Брантзен. — В шесть часов мы уже будем в операционной.

Болан медленно покачал головой.

— Чем раньше, тем лучше, — пробормотал он. — А через сколько времени я смогу выйти отсюда?

— Операцию можно сделать без общего наркоза, только с местной анестезией, — ответил Брантзен. — Тебе даже не придется ложиться, если не хочешь, но при условии, что ты достаточно крепок. Я бы предпочел подержать тебя здесь несколько дней для послеоперационного наблюдения.

Болан обдумал это предложение и ответил:

— Я уже был ранен, Джим. Не думаю, что на этот раз будет больнее. Только мне бы не хотелось застрять у тебя надолго. Мне нужно постоянно быть в движении.

— Думаю, что с этим у тебя проблем не будет, — задумчиво ответил Брантзен. — Особенно, если ты хорошо перенесешь операцию.

— Через сколько времени исчезнут шрамы?

Брантзен улыбнулся.

— Метод, который я применяю, оставляет только маленькие, едва заметные следы тут и там, — хирург коснулся пальцем указанных мест и продолжил:

— Эти участки зарубцуются последними, кроме, быть может, носа. Сроки заживления у каждого человека индивидуальны, но я думаю, ты будешь иметь презентабельный вид уже через несколько дней, самое позднее — через неделю. Но болеть будет гораздо дольше. А поскольку я работаю с пластиком, могут возникнуть проблемы с отторжением.

Болан мельком взглянул на часы.

— Ты сказал, что можно начать в шесть часов. А нельзя ли пораньше?

— Что, Мак, свора бежит по следу? — мягко спросил хирург.

Болан криво усмехнулся.

— Они не очень далеко. Я не могу оставаться здесь больше нескольких часов. К утру я уже должен быть на ногах.

— Будет больно, — предупредил Брантзен.

— Ничего, я уже свыкся с болью.

— Да, я в этом не сомневаюсь. Ну, ладно... Я потороплю Мардж, но мне бы не хотелось, чтобы у нее возникли какие-либо подозрения. Уж больно хорошо твое лицо известно сейчас публике. Лучше, конечно, если к ее приходу ты уже будешь подготовлен к операции. Тогда она нипочем тебя не узнает.

— А мы бы не смогли обойтись без нее? — тихо, почти нежно спросил Болан.

— Ну... — заколебался хирург. — То есть...

— Я видел, как ты в одиночку оперировал вьетконговца. Помнишь, он еще орал диким голосом.

— То был экстренный случай, особые условия, — возразил Брантзен.

— А теперь разве нет? — с улыбкой спросил Болан.

Хирург задумчиво посмотрел на Мака, потом едва заметно улыбнулся и заявил:

— Согласен, сержант. Пошли готовить жертву. Пошли, старик, да поживей!

Болан встал и протянул рисунок Брантзену:

— Жертва готова и ждет указаний, доктор.

Глава 6

Бывший горняцкий поселок, откуда шахтеры ездили на работу в Долину Смерти — Палм-Вилледж, со временем стал торговым центром у самого края пустыни, обслуживающим весь этот небогатый сельскохозяйственный район. Сам поселок, удаленный от автострад и прогресса двадцатого века, вновь обрел известность в пятидесятых-шестидесятых годах, когда торговцы недвижимостью чуть было не превратили это спокойное место во второй Палм-Спрингс. Муниципальный совет положил конец этому буму, призвав на помощь законодательство штата, и тем самым охладил энтузиазм спекулянтов. В результате Палм-Вилледж значительно вырос, сохранив, однако, свой прежний шарм, и превратился в город пенсионеров и любителей пустыни. И лишь старый район города — Лоудтаун — решительно сопротивлялся вторжению двадцатого века.

В нем было полно салунов и старинных пивных, которые посещали ковбои и фермеры со всей округи. Большинство правонарушений в Палм-Вилледж происходило тоже здесь, чаще всего по субботам, когда народ надирался и вел себя чересчур шумно. Но, как правило, все дело ограничивалось парой неловких зуботычин. Кроме того, Лоудтаун мог гордиться тем, что приютил местных проституток, давно, впрочем, известных полиции. Всех их регулярно — каждое воскресенье — арестовывали, жрицы любви платили штраф — 21 доллар 20 центов с головы, после чего их всех отпускали. Такая процедура отличалась эффективностью, вполне устраивала девиц, представителей закона и муниципальный совет. Более того, штрафы полностью покрывали расходы на поддержание порядка в Лоудтауне.

* * *

Роберт Канн, по прозвищу Чингиз, казалось, был неподвластен возрасту и в свои пятьдесят два года отличался завидной силой и атлетической фигурой. Лицом, словно вырубленным топором, и высоким ростом он напоминал типичного героя-шерифа в исполнении Гарри Купера. Собственно говоря, им-то и был Канн. Он командовал местной полицией, а свою карьеру начал еще в конце второй мировой войны. Он закончил полицейскую академию в Лос-Анджелесе и какое-то время служил там. Потом его перевели помощником шерифа в графство Орандж, где он работал до самого призыва в армию в связи с началом корейского конфликта. Вернувшись из Кореи, Канн получил назначение в Палм-Вилледж на должность начальника полиции, вместо своего предшественника, уходящего на пенсию.

Конечно, это было не лучшее место для такого энергичного, честолюбивого офицера, как Канн. Город на краю пустыни отличался спокойствием и тишиной. Карьеры в нем не сделаешь, и никто лучше самого Роберта этого не понимал. Теперь, по прошествии стольких лет, Чингиз хотел только одного — чтобы так продолжалось и дальше. За свою жизнь он видел немало крови и жестокости, и ему это не нравилось. Уже почти двадцать лет в городе не знали, что такое насилие, и город платил за это Канну глубокой признательностью. Вместе с супругой Долли он жил в скромном доме в центре старого города и рассчитывал спокойно провести в нем остаток жизни.

* * *

Но жарким утром 5 октября Чингиз Канн понял, что спокойной, размеренной жизни пришел конец. Жестокая реальность встряхнула тихий город — в Палм-Вилледж пришла Смерть. В морге валялись трупы трех гангстеров, а в госпитале "Мемориал" все еще отчаянно цеплялся за жизнь несчастный старик-фермер. В довершение ко всем несчастьям из управления лос-анджелесской полиции прикатила большая шишка и сообщила, что сам Палач навестил город, чем оказал ему "большую честь".