Сообщения о боевых действиях поступали очень подробные. Сражение состоялось в двенадцати милях к югу от Чаттануги у ручья под названием Чикамога. Когда стали поступать сообщения о сражении, Генри сказал Мауре:
      – Даже название ручья должно было остановить генералов, ведь на языке индейцев-чероки оно означает «Река крови».
      Генри уже давно понял, что Маура прекрасно разбирается в причинах и следствиях войны. Он проводил с Маурой куда больше времени, чем с Александром или своими ровесниками; он находил ее несравненно более интересной собеседницей.
      – «Геральд» пишет, что сражение состоялось в густом лесу, к тому же заросшем кустарником, – сказала Маура, раскладывая карту Теннесси на низком столике перед собой. – Между солдатами и офицерами практически не было связи. Как можно в густом лесу проводить передислокацию большого числа войск и координировать их действия?
      Генри наклонился вперед, указывая скрюченным пальцем на Чаттанугу.
      – Конечно, это невозможно, – согласился он, разговор доставлял ему явное наслаждение. – Хотя совершенно ясно, почему северяне оказались именно там. – Генри обвел пальцем большую площадь на карте. – Если бы им удалось расколоть силы южан между Виргинией и Миссисипи, тогда стало бы возможно повторное наступление.
      Маура получала от этих встреч не меньшее удовольствие, чем Генри. Они напоминали ей давнишние беседы в Баллачармише, когда они с Изабел и лордом Клэнмаром сидели среди роз, обсуждая все на свете, начиная с эволюционной теории Дарвина и кончая причинами поражения русских в сражении под Бородином.
      19 ноября президент Линкольн торжественно открыл военное кладбище в Геттисберге. Когда Маура прочитала отчет о его выступлении на церемонии открытия, ей стало очень грустно, что рядом нет лорда Клэнмара – он бы по достоинству оценил эту речь. Призывая северян отдать все силы на завершение борьбы, которая уже унесла столько жизней. Линкольн просил собравшихся сделать все возможное, чтобы правительство народа и для народа не исчезло с лица земли.
      – Это же самое настоящее определение демократии, – с восхищением сказала Маура, обращаясь к Генри.
      Но к Рождеству, вместо того чтобы закончиться, война вступила в новую фазу. Северяне занялись превращением укрепленного пункта у Чаттануги в крупную армейскую базу, откуда можно было бы начать наступление на Атланту. Южане, и свою очередь, вновь заняли оборону.
      – Мы проведем Рождество в Тарне, – сообщил Александр Мауре за обедом в столовой, напоминающей мрачную пещеру.
      Только присутствие лакея за высокой спинкой мягкого стола помешало Мауре вскочить и броситься через всю комнату к противоположному концу длинного обеденного стола, где сидел Александр, и обнять его.
      В Тарне тоже были огромные и роскошно отделанные комнаты, но там Маура чувствовала себя намного уютнее. Слуги относились к ней почтительно, без холодной враждебности, не так, как в городском особняке Каролисов на Пятой авеню. В Тарне она сможет вволю гулять, любоваться лошадьми. В Тарне они с Александром были счастливы.
      У Александра сжалось сердце, когда он увидел, какая радость охватила Мауру. Ему так хотелось, чтобы она всегда была счастлива. Ну зачем ей эти бедняки, почему она так волнуется за них?
      – Может быть, пригласить Чарли и Генри провести с нами Рождество? – спросил Александр, положив салфетку рядом с тарелкой и поднимаясь из-за стола.
      Лакей, стоявший позади Александра, проворно отодвинул стул, два других уже были готовы распахнуть двойные двери, ведущие в смежную гостиную.
      – Это будет замечательно! Можно поставить рождественскую елку, украсить комнаты бумажными гирляндами, остролистом и плющом…
      – Знаешь, дорогая, я могу представить что угодно, только не Чарли и Генри за изготовлением бумажных гирлянд – рассмеялся Александр.
      Он подошел к Мауре, подал ей руку и помог подняться со стула. Их пальцы переплелись, глаза встретились, и Александр прочел радостное ожидание в глазах жены.
      Александр был нежен и осторожен с Маурой, боясь навредить ребенку. Они лежали на огромной кровати, приходя в себя. Они опять слились в одно целое, ничто не разделяло их сейчас. Александр с любовью провел рукой по уже заметно округлившемуся животу Мауры.
      – Я говорил тебе, что попросил Генри бьггь крестным отцом? – спросил он. У него было удивительно спокойно на душе.
      Маура положила свою руку на руку Александра, плотнее прижала ее к животу и довольно улыбнулась, чувствуя через его руку, как шевелится ребенок.
      – А Чарли ты тоже пригласил? – спросила она, поворачиваясь к нему.
      На шее у Александра блестели мелкие капельки пота, и Маура поцеловала его, слизывая их языком.
      Он опять почувствовал желание и подвинулся, приподнимаясь на локте, чтобы посмотреть на Мауру сверху.
      – Да, – ответил он с улыбкой, – хотя не могу представить Чарли в роли крестного отца. Крестные ведь должны следить за воспитанием своих крестников, наставлять их на праведный путь. Боюсь, что крестники Чарли начнут посещать бега раньше, чем научатся ходить, в этом я совершенно уверен.
      Маура нежно провела рукой по груди и животу Александра.
      – Думаю, к крестникам Генри это тоже относится, – тихо отозвалась она, читая желание в глазах мужа.
      Он склонился над Маурой, целуя ее виски и уголки глаз.
      – Тогда нам надо осторожно обрадовать его этой ответственностью, – мягко проговорил Александр, целуя ее в губы прежде, чем Маура успела ответить.
      Александр ошибался, сказав, что Чарли и Генри вряд ли увлекутся изготовлением бумажных гирлянд. В первый же вечер они занялись этим с таким рвением, что даже он сам снизошел и помог им.
      – Бирюзовые и серебряные цепочки мы развесим в передней и в столовой, а лимонные и зеленые – в гостиной, – сказала Маура. Она разрезала цветную бумагу на полоски и раздавала их добровольным помощникам.
      – Мне нравится запах клея, – с обезоруживающей улыбкой заявил Чарли, – он пахнет гвоздикой.
      – Значит, мы все будем пахнуть так же, если ты не перестанешь махать кисточкой для клея, – с напускной досадой сказал Генри. Он поднял полоску бирюзовой бумаги и приложил ее к лимонно-желтой полоске, внимательно посмотрел на них – так пристально он обычно рассматривал только скаковых лошадей. – Маура, а почему бы не сделать и такое сочетание? По-моему, очень красиво. Может, мне стоит переменить цвета моих скаковых лошадей на бирюзовый и лимонный?
      Они сидели в гостиной вокруг большого низкого стола перед камином, в котором весело горел огонь. Александр дотянулся до бутылки виски и наполнил свой стакан.
      – Может быть, сделать цепочки поменьше и украсить ими елку? – предложил он, не понимая, как такое детское занятие может интересовать взрослых людей.
      – И мою спальню, – добавил Чарли, бумажные гирлянды были обмотаны у него вокруг шеи и спускались до самого пола. – Знаете, у Вилли Райнландера изголовье кровати украшает сделанный в полный рост павлин из бирюзы и изумрудов.
      – Говорят, его сестра старается использовать траур, чтобы отомстить, – подхватил Генри. Он сосредоточенно сдвинул брови, соединяя желтое колечко с зеленым. – По-моему, балы для вдов – дурной тон, а бал, который дает Ариадна Райнландер, похоже, будет самым громким событием со времен празднеств, устраиваемых Марией-Антуанеттой в Версале.
      – Бревурт, – поправил Чарли, увлеченно склеивая колечки. – Ариадна уже не Райнландер, она вышла замуж за Бревурта.
      Генри с гордостью посмотрел на свое произведение – желто-зеленую цепочку. Впервые в жизни он сделал что-то своими руками, и это занятие доставило ему удивительное удовлетворение.
      Он увлекся и не сразу заметил, что Александр и Маура не принимают участия в разговоре. Он отругал себя за бестактность. Генри заметил, что в последнее время Александр очень болезненно воспринимает любое упоминание о светской жизни, в которой для него теперь нет места. Чтобы как-то исправить неловкость, Генри положил свою цепочку на стол поверх груды уже готовых гирлянд и сказал с неподдельным интересом:
      – Я и Чарли очень гордимся тем, что вы просите нас стать крестными отцами вашего ребенка. А кто будет крестной матерью?
      Александр пожал плечами.
      – Скорее всего, никто, нет подходящей кандидатуры…
      – Есть, конечно, есть, – уверенно перебила его Маура.
      Александр удивленно посмотрел на нее:
      – О ком это ты? Во всем Нью-Йорке нет ни одной женщины, которая нанесла бы нам визит!
      – Но ведь крестная не обязательно должна быть из Нью-Йорка, правда? – спросила Маура, деловито разматывая и снимая с Чарли пестрые гирлянды, цвета которых он подбирал сам, хотя и не всегда удачно.
      Александр взъерошил рукой волосы, он испугался, что Маура опять вытащит на свет кого-нибудь из своих деревенских родственников.
      – Нет, конечно, – согласился он без всякого энтузиазма, – но на крещении она должна присутствовать обязательно.
      – Совсем не обязательно, – вмешался Генри. – Кто-нибудь может представлять ее. Такое часто случалось и раньше.
      – Я не думаю… – сурово начал Александр, собираясь сразу же дать отпор Мауре, но Чарли быстро перебил его:
      – Кого вы имеете в виду, Маура? Кого-нибудь в Ирландии?
      – Нет. – Маура покачала головой. – Я говорю о своей подруге, мы вместе выросли. Она сейчас живет в Лондоне. – Маура посмотрела на Александра. – Изабел с радостью согласится стать крестной матерью. Как ты думаешь, это можно будет как-то устроить?
      Александр облегченно вздохнул. Он согласился бы на кого угодно, лишь бы у крестной матери не было ирландского имени.
      – Конечно, – обрадованно сказал он, памятуя, что Изабел – это все-таки леди Изабел.
      В камине негромко потрескивали поленья. Маура, успокоившись, собрала готовые гирлянды. Потом, словно извиняясь сказала:
      – Я устала. Оставлю вас наедине с виски, хочу лечь пораньше. Вы не против?
      Мужчины с большим сожалением отпустили Мауру, понимая ее положение.
      Генри и Чарли с удовольствием проводили время в ее компании. Для Генри она стала дочерью, которой у него никогда не было. Для Чарли – сестрой. Оба искренне полюбили ее. Им было жаль, что она оставляет их.
      Александр проводил ее глазами до дверей. Со спины Маура оставалась такой же стройной и соблазнительной, как в первый день знакомства. Александр вспомнил их встречу на «Скотий». Тогда он и предположить не мог, что Маура станет так нужна ему, что он будет так страстно желать ее.
      Теперь это казалось невероятным. Но тогда он видел перед собой только бедную девушку-ирландку, мало чем отличающуюся от остальных эмигрантов, разве что своим опрятным видом и красивыми блестящими волосами. Тогда Александр думал только о мести отцу, Маура вполне подходила для его плана, но только одна женщина занимала его мысли – Дженевра. И вдруг он почувствовал укор совести: он уже забыл, когда думал о ней в последний раз. Но не успел он вспомнить Дженсвру, как настойчивый голос Генри привлек его внимание. Генри нетерпеливо спрашивал:
      – Александр, в третий раз повторяю: ты будешь играть в покер или нет?
      В спальне с приветливыми портьерами теплых тонов, где она и Александр впервые были близки, Маура предалась воспоминаниям. В это время год назад она находилась в Баллачармише вместе с лордом Клэнмаром и Изабел. Мама была еще жива, а Кирон служил управляющим. В канун Рождества он срубил для них елку и поставил в гостиной. Они с Изабел наряжали ее. Последнее Рождество в Баллачармише ничем не отличалось от предыдущих, которые она отмечала там с восьми лет, когда переехала в усадьбу. Ничто не предвещало печальных перемен, которые подкрались уже совсем близко. Маура не догадывалась ни об ожидавшем ее горе, ни о счастье, которое за ним последует.
      Она уселась на край постели, дотянулась до бумаги и пера.
      «Дорогая, любимая Изабел, – начала она красивым крупным почерком. – Как ты отнесешься к тому, чтобы стать крестной матерью нашему ребенку? Может ли кто-нибудь представлять тебя на церемонии крещения?..»
      Это было самое спокойное и самое приятное Рождество на памяти Александра, Чарли и Генри. Без утомительных балов и гостей. Днем они катались с горки на санях или на коньках по расчищенному замерзшему пруду. Тепло закутанная Маура с удовольствием наблюдала за ними. Длинными вечерами играли в карты, решали шарады, отгадывали загадки, даже изумленный дворецкий принимал участие в их развлечениях.
      Первоначально Генри собирался пробыть в Тарне только до конца первой недели января. Но заканчивалась уже последняя неделя, а Генри и не думал уезжать, и Чарли тоже.
      – Почему бы нам не остаться здесь навсегда? – с сожалением произнес Чарли, когда Александр намекнул, что им всем пора возвратиться в Нью-Йорк. – Стали бы отшельниками, забыли бы и Нью-Йорк, и общество, и эту надоевшую всем войну.
      Когда Чарли, между прочим, упомянул войну, Александр нахмурился. Он, как и Чарли, заплатил триста долларов – сумму, которую было необходимо внести для освобождения от призыва, но в отличие от Чарли периодически испытывал из-за этого угрызения совести. Было время, когда он страстно мечтал принять участие в боях. Но счастье и удовольствия семейной жизни изменили Александра. Он уже не хотел отказываться от них ради более чем сомнительного упоения битвой. Ему теперь вовсе не хотелось рисковать жизнью ради Линкольна, и одновременно было ужасно стыдно признаться себе в этом.
      – У тебя, может, и нет никаких срочных дел в Нью-Йорке, а у меня есть, – сухо сказал он. – Мы уезжаем завтра.
      Чарли удивленно поднял брови. Бывали моменты, когда он переставал понимать друга. Чарли отлично знал, что у Александра нет срочных дел в Нью-Йорке, которые за него некому было бы сделать. Адвокатов, управляющих и финансовых советников у него хватало с избытком.
      – Знаешь, я говорю серьезно, – произнес он, поправляя диванную подушку за спиной и вытягивая ноги на длинной, мягкой удобной софе. – Не понимаю, почему я всегда считал Генри старым занудой. Он сносно играет в покер и в лошадях разбирается не хуже твоего. Я бы предпочел остаться здесь с тобой, Маурой и Генри, чем таскаться с бала на бал во фраке, а уж к Ариадне Бревурт на день рождения мне совсем идти не хочется.
      Александр нахмурился еще больше, подошел к камину и подложил дров. Генри с Маурой отправились осматривать лошадей, они ежедневно бывали в конюшнях. Для разговора о бале, который дает Ариадна Бревурт, время как раз было подходящее. Александр поправил ногой полено, из камина вырвался сноп искр. С деланным равнодушием он спросил Чарли:
      – Что, приглашения уже разосланы?
      Чарли выпустил колечко дыма. В Тарне его особенно привлекало то, что курить разрешалось где угодно, а не только в курительной комнате, как в городе. Маура никогда не жаловалась на дым от сигар. Она вообще не придавала значения пустякам, и Чарли ценил это.
      – Мне прислали приглашение вместе с рождественскими поздравлениями. Она устраивает бал-маскарад. Маленькая птичка рассказала мне, что Ариадна собирается блистать в костюме Марии-Антуанетты, так что Генри попал в самую точку, когда говорил о версальской роскоши.
      – Вполне возможно, он уже знал об этом, когда говорил, – отозвался Александр. Он по-прежнему стоял у камина, глядя на огонь.
      На протяжении всей их дружбы с Чарли Александр всегда верховодил, всегда был первым. Чарли вечно завидовал ему. А сейчас впервые в жизни Александр завидовал Чарли.
      – А меня не пригласили, – с горечью сказал он. – Черт побери, я уже не помню, когда меня последний раз приглашали куда-нибудь!
      Чарли резко сел, в изумлении глядя на Александра.
      – Мне казалось, тебе это безразлично. Я так и сказал в клубе старику Райнландеру, когда он спросил про твои дела. – Чарли хмыкнул. – Старик Райнландер такой дурак. Знаешь, он сказал, что тебе надо только аннулировать свой брак, и все будет как прежде.
      – Нас обвенчал священник, – проговорил Александр, не глядя на Чарли. – Маура – католичка. Она никогда не согласится на развод. – Он помолчал и, не отрывая взгляда от огня, добавил с обезоруживающей искренностью: – А кроме того, я сам не хочу разводиться с ней.
      – Это я знаю, – отозвался Чарли, его раздражало, что Длександр объясняет ему очевидные истины, будто Чарли сам не способен их понять. – Я так и сказал Райнландеру, а он ответил, что разводиться и не нужно. Он сказал, что этого священника никто не знает, может, он вовсе и не священник. И поскольку ты в церкви не венчался, тебе достаточно сказать, что этот брак – просто шутка, что Маура тебе не жена, а любовница, и перед тобой опять распахнутся все двери.
      Чарли надеялся развеселить Александра, но этого не случилось.
      – Я сказал ему, что у него с головой не все в порядке. Мне не хотелось, чтобы он думал, что ты серьезно можешь отнестись к такому предложению.
      Александр оторвал взгляд от горящих поленьев и с благодарностью посмотрел на Чарли.
      – Спасибо. Пойдем, вытащим Мауру и Генри из конюшни, скажем, что завтра уезжаем.
      С разочарованным видом Чарли поднялся. Он никогда раньше не завидовал женатым мужчинам, однако эти несколько недель в Тарне убедили его, что семейная жизнь может быть весьма привлекательной. Но сначала ему придется найти девушку, похожую на Мауру. Чарли очень сомневался в том, что это возможно. Во всяком случае, в Ныо-Иорке.
      Мауре очень не хотелось возвращаться в Ныо-Иорк. Почти два месяца они провели в Тарне. Маура была счастлива все это время, счастлива так же, как в первые месяцы своего замужества. Тарна благотворно действовала на них обоих. В Тарне ничто не мешало их счастью. Маура забывала о бедняках, живущих в трущобах бок о бок с вопиющим богатством. Александр забывал о том, что его отвергло общество.
      Река замерзла, поэтому возвращаться в Нью-Йорк пришлось поездом. У вокзала их уже ожидал закрытый экипаж Каролисов. На морозе Маура плотнее закуталась в соболью шубу. Если бы Александр перестал тревожиться о положении в обществе и занялся улучшением условий жизни в своих доходных домах, ничто не омрачало бы их счастья.
      – Я люблю тебя, – неожиданно вырвалось у нее, когда лакей закрыл за ними дверцу кареты. – Люблю всем сердцем.
      Александр сжал ей руку и счастливо улыбнулся.
      – Я тоже люблю тебя, – ответил он, но Маура заметила в его глазах тревогу.
      У нее вспыхнула надежда, что, возможно, он думает о встречи с Лиэлом Кингстоном. Маура надеялась, что во время этой встречи Александр объявит о своем решении присоединиться к Ассоциации горожан.
      Александр не выпускал руку Мауры из своей на протяжении всего пути до дома на Пятой авеню, но думал он о бале-маскараде, который устраивала по случаю своего дня рождения Ариадна Бревурт; думал он и о совете, который передал ему через Чарли старик Райнландер; думал и о том, как соединить несоединимое – сохранить Мауру и свое положение в обществе.
      В ссоре, которая надолго разлучила Мауру и Александра, косвенно был виноват Лиэл Кингстон, хотя он сам и не подозревал об этом. Однажды, недели три спустя после возвращения из Тарны, Маура спускалась по парадной лестнице после дневного отдыха. До родов оставалось чуть больше двух недель Боли в пояснице все усиливались.
      Внизу Лиэл Кингстон разговаривал со Стивеном Фасбайндером, молодым секретарем Александра. Самого Александра видно не было. Лакей почтительно помог Кингстону надеть пальто с каракулевым воротником и подал цилиндр.
      – Не забудьте передать мистеру Каролису, что экземпляр медицинского отчета Ассоциации горожан лежит у него на столе, – попросил Лиэл Стивена, когда еще один лакей отворил тяжелую входную дверь.
      – Не забуду, сэр. Сообщу ему, как только он вернется, сэр, – отозвался секретарь.
      Лиэл кивнул и вышел из дома.
      Маура крепко ухватилась за перила, огромная радость нахлынула на нее. Она не знала, смеяться или плакать от счастья. Наконец-то Александр согласился! Он понял свою ответственность и вступил в ассоциацию!
      – Гейнс, мой муж не сказал, когда вернется? – спросила она, моля Бога, чтобы это произошло как можно скорее.
      – Мистер Каролис никуда не уходил, мадам, – процедил сквозь зубы дворецкий.
      Часть прислуги переменила отношение Мауре, забыв о ее происхождении, но только не Гейнс. Для него она по-прежнему оставалась грязной ирландкой, ее мягкий акцент не давал забыть об этом. Он считал унизительным для себя прислуживать человеку второго сорта.
      – Вы уверены? Я только что видела, как ушел мистер Кингстон, он попросил Стивена Фасбайндера передать моему мужу…
      – Мистер Каролис не пожелал встретиться с мистером Кингстоном, поэтому попросил сказать, что его нет дома, и чтобы мистер Фасбайндер принял мистера Кингстона.
      Маура нетерпеливо ждала, когда Гейнс скажет ей, где Александр.
      Но дворецкий выжидательно смотрел на нее.
      – А где сейчас мой муж, Гейнс? – спросила Маура, не дождавшись. Она отлично понимала, чем вызвано упрямство Гейнса, и с трудом сдерживала гнев.
      – В бильярдной, мадам, – ответил дворецкий.
      Маура была готова бегом броситься в бильярдную, но боль в пояснице стала почти невыносимой, и она с трудом передвигала ноги. Она подумала, что, наверное, выглядит неуклюже, но утешилась тем, что до родов осталось совсем немного времени. Еще пара недель, и она будет держать на руках своего ребенка. Радостное волнение охватило Мауру: совсем скоро у них будет ребенок, и Александр наконец-то понял свою ответственность перед людьми, которые живут в его доходных домах. Их с Александром ждет счастливое будущее. Счастье переполняло Мауру, она вошла в бильярдную, мечтая только о том, чтобы Александр обнял ее, крепко прижал к себе. Она хотела сказать ему, как сильно его любит.
      Александр в одиночестве сосредоточенно гонял шары, ворот его белой сорочки был расстегнут, волосы свешивались на лоб.
      Он сделал очередной удар и посмотрел на Мауру. Задыхаясь от счастья, она сказала:
      – Я знаю, что ты сделал. Я слышала разговор Лиэла Кингстона со Стивеном.
      Александр с недоумением смотрел на жену, кий замер у него в руках. В зеленом от абажуров свете Мауре показалось, что его лицо напряглось.
      Она пересекла комнату и подошла к нему, мечтая, чтобы он положил кий и она могла бы обнять его.
      – Александр, я так счастлива, ты не представляешь. Ты сможешь так много сделать для стольких людей…
      – Не понимаю, о чем ты говоришь.
      Александр выглядел как-то странно, будто он боялся, что Маура заговорит совсем о другом, и сейчас еще не был уверен, что она этого не сделает.
      Маура стояла перед ним с сияющими от счастья глазами.
      – Я говорю про Ассоциацию горожан. Я знаю, что ты вступил. Я слышала, как Лиэл Кингстон просил Стивена показать тебе отчет…
      Ей показалось, что Александр с облегчением вздохнул. Он отошел от Мауры и стал в очередной раз прицеливаться.
      – Да, я просил один экземпляр отчета, – сказал он, загоняя шар в лузу. – Но только чтобы заранее знать, какие меры они собираются предпринять.
      Теперь Маура смотрела на него, ничего не понимая.
      – Ты хочешь сказать, ты не вступил в ассоциацию? И не собираешься ничего менять?
      Александр старался не смотреть на Мауру, он стоял у дальнего конца стола, готовясь к сложному удару.
      – Нет, – с безразличием ответил он. – Я уже сказал тебе о своем отношении ко всему этому. Люди сами виноваты, что живут в таких условиях. Я разговаривал со своими управляющими, все в один голос уверяют, что, как только они пытаются что-либо улучшить, жильцы тут же разбирают и отвинчивают все, что можно продать. Я не собираюсь повторять эту глупость. Больше не будет никаких улучшений. Все, точка.
      Александр резко ударил по шару и потемневшими глазами следил за его движением.
      Маура была раздавлена, убита, у нее закружилась голова. Она прижала руку к виску, стараясь не потерять сознание.
      – Александр, ты шутишь, я не верю. Ты бы не говорил так, если бы хоть раз увидел своими глазами, в каких ужасных условиях живут эти несчастные. Крысы в твоих домах живут лучше, чем дети. Там полно вшей и клопов…
      Александр повернулся к Мауре, его красивое точеное лицо заострилось, он зло посмотрел на нее.
      – Поэтому ты и вышла за меня, да? Чтобы использовать как личный банк и вытягивать деньги для своих сородичей?
      Маура едва не задохнулась от возмущения, глаза у нее округлились. Первый раз Александр бросил ей в лицо такое абсурдное обвинение. Они не раз бурно ссорились, но никогда раньше Александр не отдалялся от нее, как сейчас, Маура безошибочно почувствовала это.
      – Это просто нелепо! – Боль в спине стала нестерпимой. – Когда я выходила за тебя, я даже приблизительно не представляла, как ты богат. Я понятия не имела, в каких условиях живут в Нью-Йорке ирландцы!
      Подступила тошнота, закружилась голова, Маура поискала глазами на что бы сесть, но рядом стула не было.
      – Я в этом теперь не уверен, – хмуро сказал Александр и стукнул кием об пол. – Как только ты узнала, что у меня много денег, ты начала требовать, чтобы я заботился об этих оборванцах, что-то делал для них, улучшал их жизнь!
      – Но это же твоя обязанность, ты должен отвечать за свою собственность. Твое богатство складывается из денег, которые платят тебе за жилье.
      – Мое богатство никого не касается! – Он схватил свой сюртук. – Я не собираюсь спускать его на твоих нищих друзей!
      Он со злостью распахнул дверь и вылетел из комнаты. Дверь еще долго продолжала качаться на петлях, настолько сильно он хлопнул ею.
      Маура с трудом подошла к столу и оперлась на него, чтобы не упасть, ей не хватало воздуха. Поясницу ломило, боль охватила живот, она не отпускала, становилась острее. Маура почувствовала, как по ногам потекла какая-то теплая жидкость. Она поняла, что это отходят воды, хотя до родов оставалось еще две недели. Маура пришла в ужас.
      Она с трудом оторвалась от стола и добралась до двери, кое-как открыла ее и в отчаянии позвала Александра.
      Ответа не последовало. Коридор был пуст. Не было слышно даже удаляющихся шагов.
      Маура прислонилась к стене, тяжело дыша. Начались схватки Господи, сейчас родится их ребенок, а Александр уходит все дальше и дальше. Она сжала кулаки – лучше бы ей не слышать разговора Кингстона с секретарем мужа, лучше бы дед Александра не вкладывал ни доллара в недвижимость, лучше бы отец Александра оставил свои деньги кому-нибудь другому. Боль немного отпустила, схватка прошла. Маура отошла от стены и позвонила. Если она не хочет, чтобы ребенок родился прямо здесь, на ковре, надо срочно вызвать прислугу, успеть до новых схваток. И еще обязательно надо послать за Александром, сообщить, что у нее начались роды.

ГЛАВА 18