Его авторитет городского политического деятеля не вызывал сомнений, но что есть власть без ее зримых атрибутов? Для человека его склада такая власть мало что значила. День смерти Дьюарта Санфорда стал для него счастливейшим в жизни. Теперь нельзя было терять ни одного часа. Он немедленно объявил о своем намерении баллотироваться на пост мэра, хотя оставалось еще восемь месяцев до выборов. Затем последовала его блестящая победа. Это был бальзам на его озлобленную душу. Сразу же после вступления в должность он отправился в одиночестве на бостонское кладбище и постоял у могилы своих родителей.

— Я выполнил свое обещание, — сказал он, затем, низко наклонившись, взял горсть земли и высыпал ее сквозь пальцы на ухоженную могилу, где лежали роскошные цветы. Это была ирландская земля, доставленная сюда из страны, которую Чипс никогда не видел, но которую его родители любили всем сердцем.

Он простоял там дотемна, а потом вернулся, чтобы отпраздновать свою победу.

Прошли четыре коротких года, и вот по городу поползли слухи, что он подает в отставку. Чипс мрачно улыбнулся, ознакомившись с деятельностью муниципального правительства. Бостон, а может быть, и вся Америка еще услышат о Чипсе О'Шогнесси. Если его не переизберут мэром, он осуществит то, что собирался сделать многие годы: выдвинет свою кандидатуру на пост губернатора штата. Чипс тихо засмеялся, и секретарша удивленно поджала губы. Может быть, правы те, кто считает, что мужчина в шестьдесят девять лет уже слишком стар, чтобы активно заниматься общественной деятельностью. Может быть, мэр уже выдохся.

Он диктовал с такой скоростью, что она печатала на машинке без передышки. Чипс О'Шогнесси обычно работал по восемнадцать часов в день и считал, что все его окружение должно делать то же самое.

— Вам звонит из Нью-Йорка миссис О'Шогнесси, — сказала секретарша, радуясь минутке отдыха.

Чипс совсем забыл о Глории. Он ждал ее звонка и, закурив сигару, дал знак секретарше, чтобы та прошла в приемную. Он пустил клубы ароматного голубого дыма.

— Глория, — сказал он добродушно, — как хорошо, что ты позвонила. — Чипс надеялся уловить в голосе Глории напряженные нотки.

— Извини, я опоздала. Я ходила по магазинам с Мими Фарквахерсон.

— А… — промолвил Чипс, будто это объяснение все прояснило. Глаза его вспыхнули. Он прекрасно знал, что Мими Фарквахерсон никогда нигде не появлялась днем до самого часа коктейлей. — Как там Нью-Йорк? По-прежнему бурлит?

— Уинтропы вернулись с Ривьеры. Они купили виллу на Кэп-Феррат. В среду Уитни дали прекрасный обед в честь перуанского посла.

— А как прошел костюмированный бал?

Глория напустила на себя искусственную веселость:

— Великолепно!

По договоренности для безопасности ее сопровождал старый Билли Уолтерс. Ночь она провела с Рамоном, и как выяснилось, в последний раз. От рыданий у нее разболелась голова.

— Ты нужна мне здесь, в Бостоне, на митинге сегодня вечером, — сказал Чипс.

— Да… Конечно.

— Успеешь к половине седьмого? — Чипс приподнял свои густые брови. Глория была необычно податлива.

— Да. — Голос ее срывался, но она старалась контролировать себя, и Чипс ничего не заметил. Он уже было усомнился в своих подозрениях по поводу ее неверности. Выйди Глория за границы обычного флирта, она вряд ли так охотно согласилась бы вернуться в Бостон.

— Я соскучился по тебе, — сказал он хрипло.

— Хорошо, — прошептала она.

Он попрощался и положил трубку. Ожидание предстоящего огромного митинга поднимало настроение и возбуждало его. Ему вовсе не хотелось возвращаться в пустой дом после эйфории от общения с рукоплещущей толпой, с воодушевлением поющей «Звездное знамя».

Возвращение Глории было желательно вдвойне. Со своей прической идеальной молоденькой американки и ярко накрашенными губами она произведет весьма положительное впечатление на трибуне, а позднее он насладится ею, дав волю избытку своих чувств.

Его старый противник в политических баталиях Шон Флинн теперь мог спокойно расслабиться после тяжелой предвыборной кампании, принять теплую ванну и выпить горячего какао. Не было сомнений, что он никогда не победит на выборах. Чипс считал, что ему недостает страстности.

Он закурил еще одну сигару и надавил большим пальцем на кнопку в столе. В кабинет вошли его сотрудники, и Чипс сказал с присущим ему темпераментом;

— Доброе утро, джентльмены. Полагаю, докеры нуждаются в поддержке, чтобы отдать нам свои голоса. Ваши соображения, пожалуйста.

Глория смешала в бокале мартини разных сортов и тупо уставилась на свое отражение в зеркале. Ее миловидность фарфоровой куклы постепенно блекла, исчезала… Она повела себя как дура. Рамон не из тех, кто будет терпеливо сносить скандалы. Интуиция подсказывала ей с самого начала, что его терпение небесконечно, и ей следовало вести себя соответственно, по крайней мере вчера. Она выпила мартини, даже не ощутив его вкуса. Подруги предупреждали, что она играет с огнем, но она не обращала на них внимания. Он просто околдовал ее. Притягивала ее и власть. Это была одна из причин, по которой ее потянуло к Чипсу, когда они впервые встретились. Он привык к власти и упивался ею. Теперь Глория понимала, что это значит. Власть Рамона была иного рода: он был полным властелином ее тела. Ей хотелось удержать его во что бы то ни стало, но она повела себя как визгливая и крикливая продавщица сигарет, и он обошелся с ней соответственно — он бросил ее.

Глория налила себе еще немного мартини. То, что она сделала потом, было еще хуже. Щеки ее покраснели. Она решила доказать самой себе, что любой другой мужчина может занять место Рамона, и через несколько минут, бесстыдно позвонив Бэби Санторини, пригласила его на вечер. Бэби был тем самым любовником, из-за которого Лоретта приняла чрезмерную дозу снотворного. Он был трижды женат, и любовниц у него было больше, чем дней в году. Если уж и суждено кому-то вытеснить Рамона из ее сознания, так это, несомненно, должен быть Бэби. Однако эта затея оказалась неудачным экспериментом.

Глория вернулась в свой номер-люкс, чувствуя себя дешевкой, грязной шлюхой. Когда через полчаса ей принесли огромный букет белых роз, она со злостью швырнула его в мусорную корзину.

На часах было уже без четверти десять, а она выпила Только два крепких мартини и еще не завтракала. Голова у нее раскалывалась. Она все думала, где же Рамон провел ночь и с кем. Три раза она просила телефонистку соединить ее с ним и все три раза безрезультатно. Она попыталась восстановить в памяти короткую отвратительную сцену, которая произошла накануне. Она сгоряча заявила, что между ними все кончено. Он отнесся к этому холодно и безразлично. Очевидно, ее поведение было тому причиной. В душе Глории вспыхнула искра надежды. Может быть, еще не поздно. Если она извинится, будет мила с ним и сдержанна… Она позвонила и заказала черный кофе и тосты. Затем села за туалетный столик и принялась дрожащими руками наносить на лицо крем и пудру.

Через полчаса она покинула «Ритц», плотно закутавшись в белую норковую шубу. Когда она прибыла к дому, где Рамон снимал квартиру, ей пришлось унизительно долго ждать, пока швейцар удостоверится, что мистер Санфорд желает ее видеть. Рамон согласился принять ее, и она почувствовала внезапную слабость.

Все складывалось не так уж плохо. Он открыл ей дверь голый, с полотенцем, завязанным на талии. Волосы и грудь еще блестели от воды после душа. Похоже, что камердинер отсутствовал.

Она робко улыбнулась:

— Извини, милый. Я вела себя как торговка рыбой. Ты простишь меня?

В нескольких ярдах позади лимузина О'Шогнесси Чарли Добиней, загасив сигарету, вылез из помятого «форда». Шофер Глории в Нью-Йорке не был из числа постоянной прислуги семьи О'Шогнесси. На короткое время Чарли усомнился, не относится ли он к тому типу преданных слуг, которые могут устоять перед долларовыми банкнотами. Затем тихонько постучал в окно и прислонился к капоту. Шофер опустил стекло.

— Какого черта тебе надо?

— Хочу познакомиться, — сказал Чарли дружелюбно и распечатал пачку сигарет.

— Тогда катись куда-нибудь подальше.

Чарли протянул ему сигареты. Из-под пачки соблазнительно выглядывали доллары.

Глаза шофера сузились.

— В какие игры ты играешь?

Чарли кивнул в сторону самого шикарного в Нью-Йорке многоквартирного дома.

— Миссис О'Шогнесси частенько здесь бывает?

Шофер хитро улыбнулся, но не шевельнул и пальцем, чтобы взять деньги. Такие парни выкачивают тысячи из ревнивых мужей, а этот предлагает ему мелочь, которой хватит всего лишь на бутылку виски.

По выражению его лица Чарли все понял и усмехнулся:

— Это только для начала. Если ты расскажешь мне все, что я хочу знать, получишь несколько сотен…

— Земляных орехов, — насмешливо сказал шофер.

Чарли пожал плечами и убрал сигареты в карман.

— Может быть, и так. Джентльмен, которому нужна информация, не думает, что дело стоит большего.

Он поднял воротник пальто до самых ушей, защищаясь от резких порывов ветра.

— Приятно было побеседовать, — сказал он и поспешил к своему «форду».

Шофер наблюдал за ним в зеркальце заднего вида. Чарли хлопнул дверцей, завел двигатель, круто развернулся и, включив третью скорость, тронулся в противоположном направлении.

Шофер беспокойно посмотрел на входную стеклянную дверь. Миссис О'Шогнесси не появлялась. Он решительно повернул ключ зажигания и развернул автомобиль вслед за Чарли.

Чарли увидел его и усмехнулся. Он с удовольствием заставил бы этого жадного сукина сына погоняться за деньгами, но было слишком холодно, и к тому же чем скорее он получит нужную информацию, тем лучше.

Он прижался к тротуару и остановился. Черта с два, если он снова позволит заморозить себя до смерти. Шофер в своей машине меньше зависел от стихии, чем он, и потому без всякого приглашения Чарли открыл дверцу для пассажиров и уселся позади него.

— Это будет стоить по меньшей мере тысячу долларов.

— Тогда поговори с тем, кто заплатит такую цену, — небрежно ответил Чарли.

— Ее муж — мэр, не так ли? Сведения стоят этих денег.

— Он уходит в отставку, — соврал Чарли.

— Его жена ведет распутную жизнь. Ты нигде больше не получишь нужной информации. Как насчет восьмисот долларов?

— Пятьсот. Все это затеяно только ради любопытства, а не с целью развода. Мне строго приказано не тратить ни цента свыше пятисот долларов.

— Жмот ирландский, — проворчал шофер и протянул руку.

Чарли посмотрел на него с сожалением:

— После того как получу сведения, сынок. Я не собираюсь платить пятьсот долларов за открытие, что миссис О'Шогнесси дважды в неделю ходит к парикмахеру.

— Он вовсе не парикмахер.

— А кто же?

— Разве ты не знаешь?

Чарли тихо выругался.

— Если бы я знал, сынок, то не сидел бы здесь с тобой и не предлагал бы пятьсот долларов за такое удовольствие.

— Рамон Санфорд, — сказал шофер. — Он сущий кот. Она у него не единственная.

— Другие меня не интересуют. — Чарли постарался сохранить твердость голоса. Господи, из всех мужчин в Нью-Йорке эта глупая сучка выбрала Санфорда! Совсем недавно Чипс поручал Чарли заняться Санфордом. Дело было не из приятных, и Чарли до сих пор не мог забыть его.

— Назови мне даты и время свиданий, — потребовал он машинально. Может быть, Санфорд связался с Глорией О'Шогнесси с определенной целью? Неужели он пронюхал что-нибудь? Лоб Чарли стал влажным от пота.

— Он был у миссис О'Шогнесси вчера днем в отеле. Она никуда не выходила пятнадцатого и шестнадцатого числа. Семнадцатого швейцар сказал, что это ни на что не похоже. Он держит рот на замке и не называет имен, но несколько банкнот сделают его поразговорчивей.

— Меня не интересует список длиной в милю, — резко оборвал его Чарли. — А есть еще кто-нибудь, кто может подтвердить то, что ты сообщил?

— Я же говорю — швейцар. Кроме того, у Санфорда есть камердинер, но тебе вряд ли удастся вытянуть из него что-нибудь.

Чарли был того же мнения. Санфорда обслуживали слуги старой закалки. Он протянул шоферу деньги, и тот, улыбнувшись, спрятал их в нагрудный карман.

— А кто-нибудь, кроме Санфорда, бывал у нее? — запоздало спросил Чарли. Это имя совсем выбило его из колеи.

— Нет, по ночам гулянок у нее не было, хотя миссис О'Шогнесси любит наслаждаться жизнью. И кто может упрекнуть молодую женщину, у которой мужу семьдесят?

— Шестьдесят девять, — поправил Чарли и закурил сигарету. Незачем было сообщать Чипсу обо всех, с кем путалась его хорошенькая молодая женушка. Вполне достаточно одного Санфорда. Чарли был так обескуражен этой новостью, словно дело касалось его самого.

Он едва заметил, как шофер, самодовольно улыбаясь, отъехал. Рамон Санфорд и Глория О'Шогнесси. Было ли это простым совпадением или зловещим предзнаменованием? Что бы это ни было, он должен узнать поподробнее об этой связи, прежде чем вернется в Бостон.

Чипс покинул Сити-Холл в середине дня и со своей кавалькадой направился в доки. С рыбаками всегда приходилось считаться, и Чипс усердно добивался их расположения. Едва часа он уже мчался в самую большую больницу города, а в четыре — выступал на митинге под открытым небом в Норс-Энде. Он вернулся домой в Сити-Холл в половине седьмого после вечернего собрания в прекрасном настроении и был чрезвычайно доволен тем, что его ждала жена.

— Полагаю, после того как Уинтропы купили виллу на Кэпферрате, тебе будет недостаточно Ньюпорта и Палм-Бича, — сказал он, энергично намыливаясь в ванне и не выпуская сигары изо рта.

Глория помедлила с ответом, занимаясь весьма важным делом — выщипыванием бровей, от которых уже почти ничего не осталось.

— Мне нравится Ривьера, — сказала она, вспомнив, что Рамон проводил большую часть времени в Европе. Из Ривьеры можно было легко добраться до Парижа и Лондона, а также до Португалии и Мадейры. Она положила пинцет и прошла через смежную гардеробную в ванную комнату Чипса.

— Я не расслышал, что ты сказала, — буркнул Чипс, плескаясь в воде, словно буйвол.

— Я сказала, что мне нравится Ривьера, и иметь там дом было бы просто замечательно.

— А как же я буду присматривать за тобой по ту сторону Атлантического океана? — спросил Чипс с добродушным юмором. — Это и так тяжело делать, даже когда ты уезжаешь в Нью-Йорк.

Глория сильно побледнела. Чипс был слишком занят собой, предвкушая чудесный вечер, чтобы заметить это. Она наклонилась и поцеловала его в лоб.

— Это глупо, — пробормотала она и была рада, что он не мог видеть выражения ее лица.

Чипс бросил сигару в огромную пепельницу на краю ванны и стиснул ее грудь. Шон Флинн теперь может спокойно пить свое горячее какао. Чипс женился на Глории не просто так. С ее помощью он добился успеха, какого даже не предполагал.

— Сними свои тряпки и давай тряхнем перышками, — сказал он, выходя из ванны и протягивая руку за большим полотенцем. Глория непроизвольно захихикала.

Противники Чипса и всевозможные критики всегда делали упор на то, что он относился ко второму поколению ирландцев и не получил должного воспитания. Чипс ничуть не обижался. Он очень старался поддержать свой имидж ирландца и человека, близкого к простым людям. С раннего возраста он знал, что добиться политической власти ирландский католик может только с помощью голосов католиков же. И вместо того чтобы скрывать свое происхождение, он извлек из него выгоду.

Чипс был единственным человеком, с которым она могла по-настоящему расслабиться. Он знал всю ее подноготную и плевал на это. Ей хотелось бы чувствовать себя так с Рамоном.

— Ты виделась с Нэнси в Нью-Йорке?

— Нет, я не знала, что она там.

— Разве что-нибудь изменилось бы, если бы ты знала? — Он быстро расстегнул «молнию» на ее платье и залюбовался ее гибким станом. Его первая жена обычно была стянута корсетом. Вид же полуобнаженного тела Глории всегда возбуждал его.

— Конечно. — Глория попыталась изобразить негодование, по у нее ничего не вышло.

Чипс рассмеялся:

— Никак не пойму, почему, черт возьми, вы так невзлюбили друг друга. Ну пошли. Я слышу, уже полгорода ждет нас внизу.

— Лучше бы их не было, — сказала Глория шаловливо, — или по крайней мере Фейньюил-холл был бы наполовину пустым!

Чипс громко расхохотался и, слегка хлопнув жену ниже талии, спустился вниз навстречу своим избирателям.

Фейньюил-холл был заполнен до отказа. Раздался гром аплодисментов, когда Чипс и Глория поднялись на платформу. Глория щедро расточала воздушные поцелуи. Чипс был полон энергии. Глория лучше, чем кто бы то ни было, привлекала голоса избирателей. Не имея никакой политической подготовки, она стала законченным демократом. Иногда Чипсу казалось, что его жена с пышной прической в большей степени политик, чем дочь.

Нэнси была связана с политикой с самого раннего детства. Он таскал ее на плечах на трибуны для предвыборных политических выступлений еще с тех пор, когда она не умела ходить. Маленькой девочкой она получала призы и букеты цветов. Без нее не обходилось почти ни одного политического мероприятия. Он обсуждал с ней различные идеи, которые она едва ли понимала. Он наблюдал, как она свободно встречалась и беседовала с популярными общественными деятелями, которые с удовольствием говорили с ней. С Нэнси не надо было нянчиться, как с малым ребенком. В восемь лет она принимала участие в официальных обедах, где присутствовали персоны с мировой известностью. Он готовил ее к осуществлению мечты, которую не осмеливался выразить словами даже про себя. Он был молодым человеком и мэром одного из крупнейших городов Америки. Но ему хотелось большего, гораздо большего. Он рассчитывал, что Нэнси будет на его стороне. Ему не верилось, что Дьюарт Санфорд погубил все его планы.

Десятью годами позже вновь вспыхнула искорка надежды, когда Нэнси вышла замуж за Джека Камерона. Если ему не суждено было войти в Белый дом, то оставалась возможность, что этого добьется его дочь.

Вместе с надеждой росла горькая неудовлетворенность от того, что его личным честолюбивым планам не суждено сбыться. Он скрывал свои тайные желания, пока не встретил Чарли До-бинея и не взял судьбу в свои руки. Он ни в чем не раскаивался. Никогда не предпринимал того, чего нельзя было оправдать в собственных глазах. Но прошлое внезапно снова возникло перед ним в тот момент, когда он открыл газеты и увидел знакомые темные глаза и сатанинские брови сына Санфорда.

Сейчас, когда он подошел к микрофону и начал обращать толпу в истинную веру, все его тревожные мысли отошли на задний план.

Глория сидела в лучах прожектора, слегка выставив ножку на зависть тем, кто сидел в первых рядах. Она не слышала, что говорил муж, но когда надо было смеяться, ее застывшие в улыбке губы раскрывались в нужный момент. Хлопали вспышки фотоаппаратов, и она знала, что в утренних газетах появятся репортажи, сопровождаемые фотографиями, где очаровательная молодая миссис О'Шогнесси будет красоваться рядом со своим мужем-ветераном.

Она должна в конце концов рассказать ему о Рамоне, но никак не могла набраться храбрости. Послышались аплодисменты и крики: «Голосуем за прекрасного парня!» Затем оркестр грянул «Зеленеют поля», и Чипс подхватил песню с сияющей улыбкой.

Всю дорогу домой Глория пыталась подобрать нужные слова, но безуспешно. Войдя в дом, Чипс сразу прихватил большой кусок пирога с сыром и, весело напевая, принес в спальню бутылку ирландского виски.

Глория сняла клипсы с бриллиантами и два широких серебряных браслета, скрывавших синяки на запястьях. Затем быстро разделась и накинула пеньюар с широкими рукавами, пока Чипс шел к ней из своей спальни.

— Вечер прошел просто великолепно, — сказала она, избегая его взгляда. — Никто ни разу не освистал нас.

— Кажется, нет. — Чипс налил виски в два маленьких стаканчика. — Сегодняшний вечер если не привлек, то убедительно закрепил за мной голоса избирателей. Но с людьми из квартала Бэк-Бей будет посложнее.

— У тебя нет реальной оппозиции, не так ли? — Она скользнула в кровать, пряча руки под душистыми простынями.

Чипс задумчиво глотнул виски.

— Разве что старый Монихэн. Любой человек, побывавший в должности мэра, всегда опасен.

— Но у него нет реальных шансов, — сказала Глория.

Чипс был похож на стареющего льва. Грива его серо-стальных волос ниспадала назад ото лба густой плотной волной.

— Люди, как правило, помнят то, чего он не сделал, так же хорошо, как и то, что он сделал.

Чипс усмехнулся и пустил вскользь свой пустой стакан по полированной поверхности туалетного столика Глории.

— Это относится ко всем мэрам, включая меня.

— Ты выполнил свои предвыборные обещания. Кто тебя еще может беспокоить?

— Ну уж, конечно, не республиканцы.

Глория рассмеялась. Она чувствовала себя лучше. Чипс всегда действовал на нее благотворно.

— Мои старые враги объединились и поддерживают нового кандидата. У него личико нежное, как детская попка. Он никуда не годится.

Чипс сидел на краю кровати. Затем привалился к ней с похотливым блеском в глазах.

— Поговорим о попочках, — сказал он.

Глория с облегчением вздохнула, когда он выключил свет, прежде чем запустить свои нетерпеливые руки к ней под простыни.

На следующее утро в шесть часов Чипс завтракал яичницей с ветчиной и готовился к предстоящему дню. Надо было заняться муниципальными делами, затем его ждали два ленча, выступление по радио и три банкета вечером, где он был заявлен в качестве главного оратора. Ему показалось, что Глория выглядит какой-то вялой, и в голове закрутились мысли, уж не беременна ли она.

Его главные советники еще спали, когда он заставил их поторопиться с прибытием в Сити-Холл — величественное творение из кирпича и известки.

— Мистер Добиней на второй линии, — кратко доложила секретарша часов в девять.

На какое-то мгновение Чипс подумал, какого дьявола надо от него Чарли, но тут же вспомнил.

— Привет, Чарли. Опять хочешь подработать?

— Нет. — Голос Чарли был лишен юмора.

Чипс усмехнулся. Чарли никогда не любил шпионить, даже когда ему за это платили.

— Оставим это, — сказал Чипс. — Я вышлю чек по почте. Ты видел утренние отчеты о митинге в Фейньюил-холле? Ножки Глории принесли мне больше популярности в прессе, чем Дугласу Фэрбенксу. — Он хихикнул.

— Нас не могут подслушать? — спросил Чарли.

Чипс перестал улыбаться.

— А в чем дело?

— То, что я хочу сказать тебе, — не для чужих ушей.

Чипс несколько сник.

— Выкладывай, Чарли. Я не люблю секретов.

— Ответ на твой вопрос — да, а имя — Санфорд. Рамон Санфорд.

Наступила тишина.

— Ты понял, что я сказал? — спросил Чарли. — Повторяю…

— Я понял тебя!

Чарли отпрянул от трубки на другом конце линии.

— Ты все еще в Нью-Йорке?

—Да, я…

— Так пока оставайся там. Никаких телефонных звонков. И еще, Чарли…

— Да, я слушаю.

— Как можно тщательней проверь все собранные тобой факты.

— Хорошо, Чипс. Меня пот прошиб…

Чипсу было наплевать на состояние Чарли. Он бросил трубку и уставился в пространство. Все его тело оцепенело. Санфорд! От этого имени волосы на его затылке вздыбились, как у злой собаки. Санфорд! Из всех мужчин в мире Глория выбрала Санфорда, как когда-то сделала Зия.

Его большие руки сжимались и разжимались на кожаной поверхности письменного стола. Но она ли выбирала? Как и у Чарли, у него возникли те же самые подозрения. Может быть, это Санфорд выбрал ее? А если так, то зачем? Ответов было много, и весьма неприятных. Он снова медленно поднял трубку.

— Соедините меня с женой, — сказал он вялым, бесстрастным голосом, так что секретарша едва узнала его.

За сорок лет он никогда не позволил ни одной женщине сблизиться с ним настолько, чтобы причинить боль. Ни первой жене, ни своим многочисленным подружкам до и после ее смерти. Он считал Глорию хорошенькой игрушкой, которую можно всем показывать и получать удовольствие. Неким дополнением к его престижу. Он с горечью понял, что она стала для него чем-то большим. Ожидая разговора с ней, он внезапно почувствовал себя старым и жестоко обманутым.