Цветущий сад

Леди Майклджон неодобрительно поджала губы. Во всем виновата мать Нэнси. Она не должна была выходить замуж за американца. Они непостоянны и безнравственны. И вот результат — замужняя дочь разгуливает наедине с холостым джентльменом. Хотя, глядя на то, как вел себя Рамон Санфорд, вряд ли его можно назвать джентльменом.

Джорджиана увидела их с балкона и нахмурилась. Что себе позволяет Нэнси? Неужели она не знает, что Джек уже приехал? Кроме того, она видела, как прошлой ночью Ники и Нэнси вместе исчезли из зала. Сегодня Ники весь день ходил очень довольный собой. Заметно было также, что его девушка Хедли плакала. Джорджиана задумчиво села за туалетный столик, где служанка занялась ее прической. Надо срочно поговорить с Нэнси. Ее неосмотрительность может вызвать грандиозный скандал.

Помощники Зии заметили приближение Рамона. Не обращая внимания на его спутницу, Вильерс поспешил к нему. Узкое аскетическое лицо секретаря стало серым от волнения.

— Мадам стало плохо…

Рамон побежал, Нэнси последовала за ним, спотыкаясь на своих высоких каблуках. Когда она, чуть дыша, приблизилась к комнате Зии, Рамон был уже рядом с матерью и держал ее за руку. Нэнси неловко остановилась, не желая вторгаться в покои Зии. Ее окружал персонал гостиницы, также не решавшийся нарушить уединение матери и сына.

— Дорогая, что с тобой? Что случилось?

Веки Зии, дрогнув, приоткрылись при звуке родного голоса. Уголки губ чуть приподнялись в попытке улыбнуться. Она обессилела настолько, что не могла ни двигаться, ни говорить.

— Пришел доктор Серрадо, сэр.

Прислуга и Нэнси тихо покинули комнату. Остались только Рамон и служанка. Казалось, прошла вечность, прежде чем от Зии вышли доктор и Рамон. Нэнси, не задавая вопросов, пошла вслед за ними по коридору. Рамон совершенно забыл о ее существовании. Нэнси вспомнила Бостон и своего отца. Она прекрасно понимала, в каком состоянии сейчас находится ее возлюбленный.

Доктор уехал, и Рамон вернулся, разыскивая ее. Она оказалась рядом, всего в нескольких шагах. Он взглянул на нее с благодарностью, затем обнял, и Нэнси впервые почувствовала себя в роли человека, от которого ждали утешения.

— Доктор Серрадо говорит — ничего серьезного. Это не сердечный приступ и не удар. Просто она истощена физически и эмоционально. Ей нужен продолжительный отдых.

Они направились в покои Зии. Рамон продолжал обнимать ее за плечи.

— Она работает по шестнадцать часов в сутки, а для ее возраста это многовато. Люди не замечают ее деятельности, но у нее действительно много работы. Принять гостей, сделать необходимые распоряжения, проверить отчетность, проследить, чтобы все в отеле шло гладко. Она не ложится в постель до зари. Зато персонал и гости всем довольны. Зия — единственная директриса отеля.

— Что же теперь будет?

— Вильерс займется бумагами, а нашим придирчивым гостям придется привыкать к новой хозяйке.

— И кто же это? Ты же говорил, что Зия делала все сама. Значит, у нее нет заместителя и некому заменить ее.

В глазах Рамона блеснул знакомый озорной огонек, когда они остановились у украшенной бронзой двери апартаментов его матери.

— Это верно, но даже если бы такой человек существовал, он был бы неважной заменой матери. Хозяйка отеля должна быть умной, красивой и обаятельной. Она должна уметь одинаково легко общаться с царствующими особами, министрами, кинозвездами, художниками, миллионерами и людьми, страдающими манией величия. Она должна уметь блистать среди самых богатых и самых красивых женщин мира.

Он улыбнулся своей потрясающей улыбкой.

— Хозяйкой должна быть ты, — сказал он и повел ее в комнату матери.

— При соответствующих обстоятельствах… — говорил о чем-то Вильерс, когда они вошли.

Улыбка исчезла с лица Рамона.

— Моя мать больна! Если вы хотите что-то мне сказать, придите в мой офис чуть позже.

Вильерс вышел, сохраняя достоинство. Гнев, звучавший в голосе Рамона, свидетельствовал о том, что тот был готов чуть ли не силой выставить его за дверь.

— Болван! — едва слышно произнес Рамон, стараясь сдержаться ради матери. Вильерс был необычайно квалифицированным и тактичным работником. Приступ Зии, вероятно, очень на него подействовал. Другого объяснения его неадекватному поведению не было.

Рамон приблизился к кровати, держа Нэнси за руку. Зия лежала на вышитых крепдешиновых подушках и, несмотря на свое состояние, слегка улыбалась. Они оба были так великолепны, красивы и явно счастливы. Рамон и Нэнси увидели только ее улыбку, но боль, таившаяся за ней, осталась ими незамеченной.

— Нэнси пока похозяйничает в отеле вместо тебя.

Они стояли рядом уже почти как супруги. Тесса отошла на второй план. Нэнси сияла во всем блеске своей красоты.

— Сегодня днем прибыл Джек Камерон, — сказала Зия слабым голосом.

Волевое лицо ее сына осталось бесстрастным.

— Не беспокойся о Джеке Камероне, мама. Ни о чем не беспокойся. — Он не сказал, что любит женщину, стоящую рядом с ним. В этом не было необходимости.

Зия на мгновение закрыла глаза, чтобы собраться с силами. Она должна все им рассказать. Это ее обязанность. Они не могут продолжать жить в своем райском саду, не зная о коварном, пагубном змие, который может разрушить их счастье.

Но Зия была очень слаба и, кроме того, Вильерс показал ей телеграмму. На Мадейру направлялся мэр Бостона. Он справится с этим делом. Он сам расскажет им.

— Старые грехи, — пробормотала она, засыпая. — Старые грехи…

Рамон и Нэнси подождали несколько минут и тихо вышли, оставив Зию на попечение сидящей рядом с кроватью служанки и няни, расположившейся у двери.

— Если Джек приехал, мне необходимо немедленно повидать его.

— Мы пойдем к нему вместе.

— Нет, я должна поговорить с ним наедине. Позднее, может быть, мы обсудим все втроем, хотя я сомневаюсь, что Джек захочет этого. Да и говорить-то не о чем.

— Я не хочу отпускать тебя одну.

Она почувствовала тепло, разливающееся по коже, когда он дотронулся до ее обнаженной руки.

— Я должна, — повторила она и повернулась, чтобы не проявить слабость.

Мужчина, о котором мечтали многие женщины, любил и желал ее. Это была внезапная, опьяняющая мысль, которая доставила ей безмерную радость. Теперь она не Нэнси Ли Камерон и даже не Нэнси Ли О'Шогнесси. Она просто Нэнси — женщина, которую любит Рамон Санфорд. Она постучала в дверь семнадцатого номера и, услышав резкий голос Джека, вошла. Он был для нее чужим многие годы. И сейчас он стоял перед ней как незнакомец. Нэнси всегда была красивой и сдержанной, но в эту минуту она просто сияла. Пылкая богиня в простом белом платье была олицетворением сексапильности.

— Привет, Джек, — сказала она и закрыла за собой дверь.

Джек изумленно уставился на нее. Он предполагал найти ее бледной и угнетенной. С момента их последнего телефонного разговора он считал, что ее поведение объясняется временным расстройством, вызванным ранним климаксом, о котором он ничего не знал, кроме названия, но это было единственным объяснением, пришедшим в его лишенную воображения голову. Он прожил с Нэнси восемнадцать лет и, как ему казалось, хорошо знал ее. Она была спокойной, рассудительной, красивой и холодной как мраморная статуя. Мысль об ее активности в постели казалась смешной. Абсурдно было думать, что ее безрассудство вызвано страстью. Сексуальная страсть и Нэнси несовместимы. Ему было хорошо это известно, ведь она его жена. Он ожидал также, что она почувствует облегчение, встретившись с ним, и будет рада забыть о своей выходке. Он уже договорился с двумя гинекологами, в Нью-Йорке и Вашингтоне, чтобы те осмотрели Нэнси. Но вот чего он никак не ожидал, так это увидеть вполне самоуверенную женщину без каких-либо признаков стресса или раскаяния и мало похожую на ту, что он видел в последний раз. Не просто женщину, а жену — мысленно поправил он себя.

В какой-то момент ему даже показалось, что это незнакомка, и он ощутил явное влечение к ней. Это было чувство, которое никак не вязалось с его женой. Холодная, подобно дикой орхидее, красота Нэнси затерялась где-то между Старым и Новым Светом, а вместо нее ему представилась яркая привлекательность распустившегося бутона розы.

— Я приехал, чтобы забрать тебя домой, — холодно произнес он. — Мне пришлось пережить кучу неприятностей. Я поговорил с доктором Клэром из хавершемской клиники, и он считает, что необходимо понаблюдать тебя какое-то время.

Она хотела было подойти к нему и взять за руку. Но вместо этого села на один из позолоченных стульев и скрестила стройные загорелые ноги. Обнаженные ноги. Ее муж отвел глаза, пригладил волосы и поправил запонки на манжетах.

— Доктор Клэр — гинеколог, а не специалист по болезням крови.

Джек совсем забыл об этом и раздраженно заявил:

— Мне прекрасно известна квалификация доктора Клэра, Нэнси, и я поговорил с ним о твоем состоянии…

— О каком состоянии? Меня беспокоит только одно, и доктор Лорример уже обследовал меня.

Джек опять поправил запонки, покрутил в руках расческу и снова положил ее на туалетный столик.

— Мне не хотелось бы расстраивать тебя, Нэнси, но тебе уже тридцать пять, и доктор Клэр уверил меня, что такие вещи иногда происходят в этом возрасте.

Нэнси смотрела на него с очаровательной улыбкой.

— Ты действительно думаешь, что я страдаю от раннего климакса?

Джек обрадовался, что она сама сказала об этом. Ему было неприятно произносить это слово.

— Конечно. От чего же еще?

Нэнси засмеялась. Лицо и шея Джека покраснели. Он в сердцах швырнул расческу.

— Я не вижу ничего смешного в этой ситуации. Ты наделала много глупостей, но так дальше продолжаться не может. Я уже распорядился, чтобы уложили твои вещи.

Нэнси перестала смеяться и оглядела человека, который назывался ее мужем. Он выглядел подчеркнуто официальным. Даже сейчас на нем был темный костюм, более пригодный для сената, чем для субтропического острова. Волосы его, начавшие слегка редеть, были безукоризненно приглажены бриллиантином. Правильные черты лица, присущие настоящим американцам, как-то стерлись, потускнели и потеряли свою привлекательность. У него уже намечался двойной подбородок, а тело стало рыхлым. Еще лет пять, и у него не будет заметно талии.

Она сказала без всякой злости:

— Я не нуждаюсь в услугах доктора Клэра. Сожалею, но ты напрасно совершил это дальнее путешествие. Я просила тебя поговорить со мной до того, как покинула Америку, но у тебя не нашлось для меня времени.

— Мне и в голову не могло прийти, что ты умчишься сломя голову и вызовешь столько сплетем своим отъездом!

— Я предупредила тебя о том, что собираюсь сделать. Я сказала, что люблю Рамона Санфорда и ухожу от тебя. А также пыталась сообщить, что сделаю это так, чтобы не пострадала твоя карьера…

— Ради Бога! — Лицо его исказилось. — Я семейный человек! Мне необходимо быть женатым, потому что я хочу стать президентом! Красивая и преданная жена — неотъемлемая часть имиджа политического деятеля! Зачем, по-твоему, я женился на тебе?

Его слова повисли в воздухе. Наступила длительная пауза. Наконец Нэнси тихо сказала:

— А я думала, потому, что ты любил меня.

В нем происходила внутренняя борьба. На его лице одна эмоция сменяла другую: сожаление, гнев, изумление.

— Я по-прежнему люблю тебя, Нэнси. А сейчас собери свои вещи и давай уедем.

Она печально покачала головой:

— Нет, Джек. Ты никогда не любил меня. И женился на мне только потому, что я была для тебя удобной женой. Думаю, что и сейчас ты был бы благодарен мне, если бы я оставалась такой же, как прежде. Но благодарность — это не любовь.

— Благодарность? — воскликнул он раздраженно. — Ты говоришь так, как говорят перед уходом: «Мы благодарны вам за ваши заботы…»

— Именно так. Я не собираюсь возвращаться к тебе. Не хочу ради общественного мнения поддерживать твой имидж семейного человека, чтобы люди восхищались нами. Ты никогда не был настоящим семьянином и никогда им не будешь. Порядочный семьянин проводит время со своей женой. Радуется общению с детьми. Заботится о них.

— Я тоже забочусь, но я очень занятой человек!

— Если бы ты думал о семье, то не проводил бы время с любовницами. Тебе было бы достаточно только меня. А ты стал настолько бесчувственным, что притащил сюда очередную любовницу, хотя приехал для того, чтобы вернуть свою непокорную жену.

— Сайри не…

— Конечно же, любовница. — Нэнси встала. — Я устала от твоей лжи, Джек. Устала притворяться и не хочу больше терпеть все это. Не хочу оставаться с тобой.

— Тогда зачем ты соврала мне о Санфорде? — Он дал волю гневу, чтобы скрыть свое смущение. Джек был из тех людей, кто привык повелевать, а Нэнси всегда поступала так, как ей говорили. — Ты уехала из Нью-Йорка без него. Санфорда не было на «Мавритании». Ты приехала сюда, чтобы придать правдоподобность своей выдумке, но все это фантазии. Фантазии больного воображения фригидной женщины.

Нэнси остановилась, пристально глядя на него. Внутри у нее все похолодело.

Он грустно усмехнулся:

— Ты всегда была в постели какой-то сексуальной калекой, Нэнси. И мы оба знаем это. Такой человек, как Санфорд. даже не взглянет в твою сторону.

— Нет, Джек. Это не я, а ты сексуальный калека, — сказала она с сожалением.

Он засмеялся, налил в стакан виски и выпил словно лекарство.

— Только не я, Нэнси. Только не я. У меня было столько женщин, что тебе и не сосчитать. Конечно, у меня были романы. Я и сейчас сплю с Сайри. У меня были любовницы сразу же после женитьбы. Я могу заниматься любовью в любое время, в любом месте и любым способом.

— Ты никогда не знал, что такое любовь, — тихо сказала она. — Ты просто совокуплялся, но ни разу в своей жизни не любил.

И она вышла из комнаты, из отеля. Ей был необходим свежий воздух. Она ожидала неприятной сцены, но никак не думала, что испытает презрение и жалость к Джеку. Когда он сказал, что завел любовницу сразу же после свадьбы, это было правдой. Их брак с самого начала был фальшивым. Как много напрасно потерянных лет… Она посмотрела туда, где в лунном свете блестело море. И если бы не откровенность доктора Лорримера, она никогда бы не узнала другой жизни.

Нэнси вернулась в отель, чтобы разыскать Рамона. Время было дорого. Надо войти в роль хозяйки вместо Зии, закончить картину и начать новую, подарить любовь дорогому ей человеку и насладиться его любовью.

* * *

Джек распустил галстук, выругался и налил себе еще стаканчик виски. Он чувствовал себя так, как было когда-то давно — играя в бейсбол, он подучил удар в пах и чуть не лишился сознания. Его хорошо организованный, тщательно налаженный мир разваливался на куски. Нэнси всегда была такой податливой и сговорчивой. Во время разговора с ней Джека не покидало ощущение, что все его планы рушатся. Какого черта он разболтал ей о своих связях? Зачем рассказал о Кэролайн? Джек проглотил виски. Не надо было говорить о ней. Он сболтнул также, что сразу после женитьбы заимел любовницу. Черт! Если Нэнси узнает, что это была одна из ее подружек, то ни за что не вернется с ним в Америку. Казалось, виски совсем не действовало на него. Конечно, разговор еще не закончен. Она вернется с ним на «Аквитанию», и они вместе закончат этот круиз. Это должно быть приятным путешествием. Когда она стояла здесь перед ним, в ней чувствовалось что-то новое, доселе ему неизвестное. В нем проснулось желание. Интересно, заметила ли она что-нибудь? Догадалась ли? Черт возьми, в конце концов она его жена. Какое имеет значение, даже если она все поняла? Он не думал о примирении, когда направлялся сюда, но сейчас это казалось неплохой идеей. Он закажет на «Аквитании» двойную каюту для них и одиночную для Сайри. Разумеется, на Мадейру он плыл в одной каюте с Сайри. Черт побери! Джек осушил стакан. Теперь Нэнси все знала о Сайри, и пока она здесь, примирение вряд ли возможно. Надо отправить Сайри в Америку одну.

Он успокоился. Возобладало его логическое мышление. Нэнси известно о его связи с Сайри. В ответ она заявила, что любит другого человека и хочет развестись. Это, конечно, явный блеф, и он не поддастся на него. Что следует предпринять? Он поедет с ней в Хайяннис, как Ретт Батлер поехал в Тару. Вот и все. Однако теперь из-за его несдержанности потребуется гораздо больше усилий, чтобы уладить их размолвку. Теперь ей известно, что Сайри не первая его любовница. Ну что же, он скажет, что соврал, что была задета его мужская честь. Что еще он наболтал ей? Голова у него загудела. Он сел на кровать и взял бутылку за горлышко. Он назвал ее сексуальной калекой. Джек застонал. Чтобы загладить это, потребуется немало слов. А что она ответила ему… Он встал, и комната под ним закачалась. Конечно, это ерунда. Просто одна из форм самозащиты. Нэнси всегда умела защищаться. Он скажет, что любит ее. Почему, черт возьми, он не сделал этого раньше? Да потому, что это была неправда, и ему хотелось преподать ей урок. Пристыдить тем, что у него из-за нее возникают проблемы, и поставить ее на место. О Боже! На этот раз он явно недооценил ситуацию. С Нэнси еще не все ясно. Он вспомнил ее обнаженные загорелые ноги, соблазнительную грудь и почувствовал желание. Он никогда не видел ее такой. Она всегда надевала шелковые чулки, когда отправлялась на балы и различные встречи в Вашингтоне, или была в брюках во время прогулок в Хайяннисе. Так получилось, что он уже много лет не видел ее обнаженной, и это было явным упущением. Отдельные спальни были его идеей. Ему нужна была отдельная комната для переодевания. Кроме того, общая спальня была характерна для среднего класса, но, кем бы его ни считали, он ни в коем случае не причислял себя к этому классу.

Джек начал раздеваться. Он примет душ, потом пойдет в ее номер и попросит извинения. При этом постарается быть милым и привлекательным. «Аквитания» отплывает через два дня. Они смогут насладиться прелестями Средиземного моря и вернуться в Америку, не вызывая пересудов об их размолвке.

Он включил душ и снова выругался. Чушь собачья! Если об этом просочится в прессу хоть одно слово, он не только потеряет всякие шансы на будущее президентство, но и на ответственные правительственные посты. Общеизвестно, что моральный кодекс Элеоноры Рузвельт чрезвычайно строг. Нэнси должна вернуться вместе с ним. Джек насухо вытерся полотенцем. Он плохо взялся за дело, но еще не поздно все исправить. Ему не следует больше упоминать о ее возрасте и о докторе Клэре. Она ревновала, значит, не следует давать ей к этому повод. Он вел себя очень глупо. Хорошо, больше он не допустит глупостей. Слишком многое поставлено на карту. Ему нужна шикарная жена из хорошей семьи, прекрасно воспитанная. Он заимел такую и, черт побери, не собирается ее терять.

— Как дела, дорогой? Она плакала, раскаивалась или, может быть, совсем свихнулась? — спросила Сайри, входя в комнату и обнимая его за талию.

Джек раздраженно отвел ее руки.

— Здравомыслие моей жены никогда не вызывало сомнений.

Сайри удивленно приподняла брови.

— Я… я… Но мы ведь по-прежнему заодно, не так ли? Что произошло, дорогой? Мисс Фригидность вела себя не так, как обычно?

— Я хочу, чтобы ты прекратила называть мою жену этим глупым прозвищем.

Холодные зеленые глаза Сайри сузились. Она закурила сигарету.

— Ты сам окрестил ее так. Что же все-таки случилось?

Сайри была в курсе всех его дел, как служебных, так и личных. Впервые он не хотел посвящать ее в свои отношения с женой.

— Я проиграл из-за тебя.

— Из-за меня? — Она недоуменно смотрела на него. Ее каштановые волосы были благопристойно расчесаны на пробор и собраны в пучок на затылке. На ней был светло-серый пиджак и белая юбка. Она представляла собой образец идеальной секретарши. Однако изысканный фасон костюма от Диора и тончайший шелк ее блузки свидетельствовали, что она нечто большее, чем просто секретарша.

— Да, из-за тебя и твоего идиотского утверждения, что она страдает от раннего климакса.

Сайри подавила улыбку. Хотелось бы видеть реакцию Нэнси Ли Камерон на это замечание.

— Тебе не следовало говорить ей об этом, — сказала она равнодушно. — Иногда правда воспринимается очень болезненно. Ни одной женщине не хочется признавать себя старой и лишенной сексуальной привлекательности.

Джек натянул брюки и пристально посмотрел на свою двадцатитрехлетнюю любовницу:

— Моя жена не старая и вовсе не лишена сексапильности.

Сайри изумленно уставилась на него:

— Что здесь происходит? Последние три года ты постоянно твердил мне о ее холодности и о том, что очень хочешь развестись с ней, но только так, чтобы не испортить свою карьеру. А теперь вдруг бросаешься на ее защиту и даешь понять, что она относится к высшему обществу Джин Харлоу.

Джек пыхтел, застегивая рубашку.

— Ты вполне уверена, что Санфорд не сопровождал ее, когда она покидала Нью-Йорк?

— Конечно. Во всяком случае, предположение, что он и твоя жена — любовники, просто смехотворно. Он красив как дьявол и очень опасен. Все женщины у него высшего класса.

Джек поправил узел своего галстука и пригладил волосы. Лицо его было мрачным. Он подумал, что Нэнси вполне подходит к этой категории, затем кратко произнес:

— Будет лучше, если ты поужинаешь сегодня в своем номере.

— Какого… — начала она удивленно, но дверь уже закрылась за ним.

Сайри примяла сигарету и дрожащей рукой закурила другую. Все три года она ухитрялась умело манипулировать Джеком Камероном. Она предвидела многие события и тщательно спланировала свое будущее. Ей вовсе не хотелось, чтобы Джек и Нэнси разводились. Если бы это произошло, Джеку не видать в будущем высоких постов. А Сайри хотела разделить с ним это будущее. Она стала ему совершенно необходимой. Она была умна, честолюбива, а ее жестокость не знала границ. В истории многие женщины, стоящие позади королевских тронов, обладали реальной властью. Сайри намеревалась властвовать, стоя позади письменного стола в Овальном кабинете Белого дома, то есть позади американского трона.

Сайри глубоко вздохнула. Если Джек и Нэнси разведутся, все ее планы рухнут. Но если Джек не будет зависеть от ее сексуальности и сойдется со своей женой, ее планам также не суждено осуществиться. Нэнси Ли Камерон должна быть у нее под каблуком. Сайри расправила юбку и прошла по роскошным гостиным отеля на балкон, где несколько пар и компаний потягивали спиртное, прежде чем отправиться на обед. Она скромно села в углу, заказала сухое мартини и прислушалась. Нэнси Ли Камерон жила в отеле уже больше недели. Сайри хотелось знать, что она делала все это время. Ей нужно было приобрести власть над женой своего любовника.

* * *

— Передо мной трудный выбор, — сказал Рамон с многозначительным видом. Ее руки обнимали его за шею, губы покраснели от поцелуев.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Нэнси тихим, ласковым шепотом, от которого он просто таял.

— Заняться с тобой любовью, но потом тебе как хозяйке придется выйти к гостям в том платье, в котором ты сейчас, или отказаться от удовольствия и позволить тебе переодеться.

— Мой дебют в качестве хозяйки отеля наверняка обернется катастрофой, если я выйду в этом платье. Ты должен отказаться от удовольствия. У нас еще все впереди.

Рамон неохотно отпустил Нэнси. Та вызвала Марию и взглянула на список лиц, приглашенных к Зие на званый обед, который лежал на ее письменном столе. Против каждого имени были краткие биографические сведения. В самом низу списка некоторые имена были зачеркнуты. Среди них князь Николай Васильев и Саманта Хедли.

Нэнси надела шелковое, табачного цвета платье в греческом стиле. Единственным ее украшением был жемчуг. Атласная кожа сияла свежестью, глаза искрились, волосы блестели. Мария поправила складки мягко ниспадающей юбки, спрыснула Нэнси духами и отошла назад, придирчиво осматривая ее.

Отель был полон богатых и знатных женщин, но ни одна из них не могла затмить изящной красоты ее хозяйки. Гордость за Нэнси на время затмила мысли Марии о Луисе.

После столкновения в гладильной комнате он ни разу не заговорил с ней, хотя видел ее много раз. Но Мария чувствовала, что он наблюдает за ней, как и она за ним. Она чувствовала также, что он ждет, когда она сделает первый шаг, поскольку она была служанкой, а Луис Чавез не связывался со служанками. Но ему хотелось завязать с ней роман. Мария была уверена в этом. Хотя вряд ли она сможет дать ему то, что он так легко получал в самых неожиданных местах и из самых удивительных источников. Она не намерена вести себя подобным образом. Мария была порядочной католичкой и берегла свою невинность для первой брачной ночи с будущим мужем. И тем не менее, когда их взгляды встречались и он дерзко и откровенно оценивал ее, ей было трудно оставаться равнодушной и холодно отворачиваться, словно его не существует.

Виконтесса Лоземир по-прежнему продолжала свои ежедневные занятия плаванием, и наблюдательная Мария заметила, что, когда она отдыхала после полудня, Луиса нигде не было видно. Кроме того, виконтесса каждый день с часу до трех отпускала свою служанку. В бассейне она почти не замечала присутствия тренера, но Мария не могла отделаться от своих подозрений. Была еще одна дама — пожилая чешская графиня, которая, принимая солнечные ванны в каком-то нелепом купальнике и подчеркнуто выставляя напоказ свои толстые ноги и руки, время от времени подзывала Луиса к себе.

Послышался стук в дверь. Мария открыла посыльному в белых перчатках, который принес на серебряном подносе конверт из тисненой бумаги. Она взяла его и передала хозяйке. В письме было всего несколько слов: «Я должен увидеть тебя. Вир».

Прежде чем Нэнси вложила его в конверт, в дверь снова постучали. На этот раз принесли огромную корзину орхидей с райскими птичками и записку: «Люблю тебя. Ники».

Муж, кандидат в любовники, отставной любовник. Жизнь становилась весьма сложной. Не успела Нэнси отложить в сторону письмо и записку, как в дверь постучали в третий раз.

— Вас желает видеть мистер Камерон, — доложила Мария с опаской.

Нэнси взглянула на небольшие часы в футляре из черного дерева, стоящие на ее письменном столе. У нее оставалось десять минут до встречи гостей Зии.

— Пожалуйста, пусть войдет.

Джек уже вошел. Он взглянул на Марию, и та по кивку хозяйки вышла из комнаты.

— Надеюсь, ты пришел не для того, чтобы продолжить вчерашний разговор, — тихо сказала Нэнси. — Мне не хочется слушать твои речи о бывших и настоящих любовницах и тем более терпеть оскорбления в свой адрес.

— Это со злости, милая. Я не хотел этого.

Нэнси отчетливо почувствовала новые интонации в его голосе. Она часто слышала эти нотки, когда Джек хотел добиться примирения.

— Что касается Сайри, это правда… Но других женщин у меня не было. — Джек решил, что связь с Сайри не имело смысла отрицать. Нэнси не просто подозревала, а точно знала о ней. Отрицать ее — значило подвергнуть сомнению все остальное, о чем бы он ни говорил.

— А жена судьи в Нью-Йорке в 1919 году? А Фиона Раис в Вашингтоне в 1929-м и Элен Джефферсон в Нью-Йорке в 1931-м?

Джек почувствовал, что у него на лбу выступил пот.

— Если ты знала об этом, почему же не говорила раньше?

Несмотря на свое намерение сохранять спокойствие, Нэнси не выдержала:

— Потому что считала — если ты ходишь к другим женщинам, то это моя вина! Я думала, что мне чего-то недостает!

Вспышка ее гнева вызвала такую же ответную реакцию.

— и это, черт возьми, было именно так! Как ты вела себя в постели?

— Я старалась! — Ей казалось, что все в прошлом, что все забыто. Из ее глаз брызнули слезы. — Я старалась! Я никогда не занималась любовью до замужества. В нашу первую брачную ночь мне было стыдно и страшно. Я не знала, что надо делать и что должно произойти. И уж чего я меньше всего ждала, так это того, что ты придешь в нашу комнату мертвецки пьяным и заставишь меня раздеться, как на школьном медицинском осмотре! — Ее слезы перешли в рыдания. — Я не ожидала, что мне будет больно. Что без всякой нежности ты воспользуешься мной и оставишь обиженной и истекающей кровью! Ты ни разу за всю нашу супружескую жизнь не пытался доставить мне сексуального удовольствия. Никогда не целовал меня, не ласкал, не говорил нежных слов. Ты только брал меня, как берут за деньги проститутку в борделе!

— Ты с ума сошла! Ты понятия не имеешь о сексе и никогда не сможешь доставить мужчине удовольствие в постели. Если, по-твоему, я такой паршивый любовник, как же мне удавалось иметь столько женщин? И почему Сайри без ума от меня?

Ее гнев сменился сожалением:

— Да они просто использовали тебя, Джек. Из-за твоих денег, престижа, а может быть, из зависти. — Нэнси хотела сказать, почему Сайри стала его любовницей, но вовремя остановилась. Пожалуй, не стоило упоминать об этом. После нее Сайри Гизон будет очень нужна ему.

— Ты не права, Нэнси. Ни одна женщина никогда не использовала меня. Ты живешь в мире каких-то фантазий. Конечно, ты красива, но холодна как ледышка. Ты знаешь о постели только по книжкам. Ты фригидна и лишена какой бы то ни было страсти. Ни один уважающий себя мужчина не станет тратить на тебя время!

— Я всегда считался уважающим себя мужчиной… — послышался в дверях угрожающе тихий, медленный голос. Нэнси раскрыла рот, а Джек, покраснев, обернулся.

Рамон, сверкая темными глазами, посмотрел в лицо Джеку, затем медленно и надменно оглядел его с головы до ног.

— Но я не вижу такого перед собой.

— Что?.. Как?.. — Джек бормотал что-то бессвязное, поворачиваясь то к Рамону, то к Нэнси, словно не верил своим глазам. — Так, значит, это правда? — с трудом выговорил он наконец. — Ты и Санфорд? Вы и моя жена? — Он рванулся к Рамону, но тот резко схватил его за запястье и вывернул руку назад с такой силой, что Джек вскрикнул от боли.