Белое Рождество. Книга 1

– Я... прошу... прощения, – продолжил он, медленно и отчетливо произнося слова. – Я... напился...

– ...как свинья, – закончила за него девушка, насмешливо улыбаясь.

Кайл улыбнулся. Смущения как не бывало.

– Мне очень жаль, – сказал он. Бледно-янтарные щеки девушки залил слабый румянец.

Она встретилась с Кайлом глазами и чуть застенчиво произнесла:

– Все в порядке. Я принимаю ваши извинения.

Кайл замялся. Он хотел еще раз встретиться с ней, но не знал, как приступить к делу. Перед ним была девушка из приличной вьетнамской семьи, и он вдруг со стыдом сообразил, что ничего не знает об обычаях этого народа, о том, что считается допустимым, а что нет.

– Сегодня я улетаю на свою базу, – сказал он, от всей души желая, чтобы девушка опять подняла лицо и он мог бы заглянуть ей в глаза. – Я не знаю, когда в следующий раз вернусь в Сайгон, но когда я приеду, вы не откажетесь со мной пообедать? – Девушка уже собралась отрицательно покачать головой, но Кайл с отчаянным упорством продолжал: – Если хотите, можете взять с собой провожатого. Я лишь собираюсь загладить свою вину. Пообедать с вами. Поговорить.

На сей раз она вскинула увенчанную шелковистыми волосами голову и посмотрела ему в лицо глазами, в которых вновь плясал смех.

– Вы не возражаете, если я приду со старшей сестрой?

Кайл покачал головой:

– Ни капли. – Он не возражал бы, даже приведи она самого Хо Ши Мина. Ему хотелось одного – вновь увидеть ее.

– В таком случае я согласна пообедать с вами, когда вы вернетесь в Сайгон, – ответила девушка.

В ту же секунду к конторке подошел морской пехотинец и попросил ключ от номера.

В вестибюль вошли еще несколько солдат, и, как только девушка повернулась к ним, Кайл с внезапным испугом воскликнул:

– Я ведь не спросил, как вас зовут!

– Чинь. – Ее голос был таким мелодичным, что Кайлу показалось, будто бы прозвенел колокольчик.

Он улыбнулся.

– А меня – Кайл.

Солдаты обступили конторку, требуя внимания. Кайл неохотно повернулся и бодрым шагом вышел на истерзанную зноем улицу.

Трое суток спустя Кайл навсегда изменил свои взгляды на войну. Они с Чаком участвовали в операции по поиску и уничтожению противника неподалеку от деревни, расположенной в двадцати милях к северу от их базы. Вместе с ними летели еще три «Хью», взяв на борт полный комплект личного состава. Через пять минут после отправления поступил приказ опуститься в другой точке и ждать.

– В чем дело? – спросил Кайл, обращаясь к Чаку по внутренней связи. – Что, место назначения слишком опасно?

Чак пожал плечами.

– Сам хотел бы знать, – равнодушно отозвался он.

Четыре кошмарных часа они поджаривались под палящим солнцем на открытом пространстве, где не было тени. Чак устроился возле вертолета и с трудом заставил себя заснуть. Остальные с мученическим видом сидели и беседовали. Кайл играл в покер с парнем из Бостона, пробывшим во Вьетнаме даже меньше, чем он сам.

– Три недели, – сообщил Рики Скеффингтон с ноткой вызова в голосе. – Только не вздумай называть меня новичком! Я этого терпеть не могу.

Рики был хорошо сложенный симпатичный молодой человек с гривой ярко-рыжих волос, россыпью веснушек и нахальной улыбкой, которая сразу пришлась Кайлу по душе.

Коротая время за картами, они разговаривали о футболе. Рики уже числился в списке кандидатов и надеялся по окончании службы стать профессиональным игроком. Они беседовали о нью-йоркских «Гигантах» и «Патриотах» из Новой Англии, обсуждая их шансы на грядущий сезон. Внезапно Рики заговорил о другом.

– Одна маленькая птичка шепнула мне на ушко, что ты учился в Принстоне, – произнес он, с ловкостью шулера тасуя колоду. Кайл кивнул. Принстон казался ему делом столь давнего прошлого, что он уже и не вспоминал о нем. – Сам-то я проучился в колледже лишь год, но ты – парень образованный. Скажи, правда ли то, что говорил мне один приятель в учебке, – будто бы французы захватили Вьетнам и в последней войне Штаты выступали на стороне Хо Ши Мина против японцев?

Кайл посмотрел в прикуп и сбросил две карты. – Да, Вьетнам действительно был колонией Франции, а Америка когда-то поддерживала Хо Ши Мина в борьбе против японцев. – Он ухмыльнулся. – Как видишь, Япония тоже была нашим врагом.

– Ага, но парень из учебки говорил, что, когда война кончилась, вьетнамцы не захотели пускать французов обратно. Еще он утверждал, будто бы Британия помогла Франции вновь взять власть и что это было сделано с согласия Штатов.

Кайл кивнул:

– Да, что-то вроде.

– А что было потом? – допытывался Рики.

– Постепенно вьетнамцы взяли верх над французами, и в Женеве было принято решение временно разделить страну, проведя демаркационную линию по семнадцатой параллели. Примерно через год после этого должны были состояться выборы правительства воссоединенного Вьетнама. Однако глава южновьетнамской администрации Нго Динь Зьем испугался, что выборы приведут к власти Хо Ши Мина, и отказался их проводить.

Рики с недоверием взирал на Кайла.

– Господи Иисусе! – сказал он, наконец. – Почему никто не рассказал этим болванам в Вашингтоне, что здесь происходит и что нас нужно убрать отсюда? Если население Южного Вьетнама хочет выбрать коммунистов, пускай выбирает! Вероятно, им придется пожалеть о своем решении, но вряд ли я потеряю от этого сон.

Кайл усмехнулся. Страстный пыл, прозвучавший в голосе Рики, забавлял его.

– Я тоже, – сказал он. – Твой ход, дружище.

К тому времени, когда по радио поступил приказ отправляться в намеченную точку, Рики проиграл свое жалованье за первый месяц.

– Отыграюсь при следующей встрече, – добродушно проворчал он, вместе с Кайлом направляясь к распахнутым люкам «Хью». – Я лишь усыплял твою бдительность.

Кайл с улыбкой сунул выигрыш в карман и натянул летный шлем. Он был совсем не против при каждой встрече вытягивать из Рики его месячную получку. Черт возьми, он делает парню одолжение! Если Рики спустит все свои деньги в карты, ему не придется тратить их на пьянство и разврат.

Когда они прибыли в точку назначения, там царили тишина и покой, однако никто и не подумал объяснить им причины четырехчасовой задержки.

– Желаю тебе повеселиться! – крикнул Кайл Рики, когда тот вместе с товарищами спрыгнул на землю. – Удачи!

Перекричать рев турбин было невозможно, и Рики поблагодарил его, подняв над головой автомат и широко улыбаясь. Потом он повернулся и вслед за командиром отряда углубился в джунгли.

Вертолеты еще находились в воздухе, возвращаясь на базу, когда в наушниках прозвучал приказ лететь обратно. Отряд напоролся на «попрыгунью Бетти», убившую одного человека и ранившую двоих. Кайл поморщился. «Попрыгунья» была дьявольским изобретением. Эта противопехотная мина срабатывала от нажатия и, прежде чем взорваться, подпрыгивала в воздух на четыре-пять футов и разлеталась осколками, которые несли смерть не тому, кто на нее наступил, а окружающим.

– Им нужен «пылесос», а не мы! – крикнул Чак в микрофон. – У нас нет с собой врача!

– Вы находитесь в минуте полета от них, а в отряде есть врач, – ответили ему. – Он отправится вместе с вами в ближайший полевой госпиталь. Дуйте на всех парах!

– Надеюсь, с этим придурком Рики ничего не случилось, – сказал Кайл, как только вертолет круто пошел на снижение. – Я говорил тебе, что после службы он собирается играть за «Патриотов»?

К вертолетам бежали люди, неся раненых на плащ-палатках. За секунду до того, как шасси «Хью» коснулись земли, взгляд Кайла выхватил в толпе ярко-рыжую шевелюру.

– Господи, – с мольбой шептал он. – Только бы не он... только бы не его!

Чак посадил вертолет, Кайл тут же спрыгнул на землю и побежал к раненым. Рыжие волосы Рики были пропитаны кровью. Он был без брюк, которые то ли сорвало взрывом, то ли их уже снял врач. Одна нога парня была оторвана по самое бедро, от нее осталась лишь окровавленная культя, а в том месте, где должны были находиться половые органы, виднелась лишь иссеченная скрученная плоть.

Рики смотрел на Кайла испуганными, широко распахнутыми глазами.

– Ноги! – крикнул он, протягивая руки навстречу Кайлу. – О Боже! Мои ноги!

По щекам Кайла текли слезы. Сдерживая тошноту, он помог солдатам поднять Рики на борт.

– Не бросай меня! – воскликнул Рики, потом послышался омерзительный булькающий звук, его голова откинулась назад, и из носа и рта хлынула кровь.

Обратный путь напрочь стерся из памяти Кайла. Он знал, что Рики умер, и хотя второй пострадавший выжил, Кайлу было безразлично, куда его ранило.

Только сейчас, впервые за время пребывания во Вьетнаме, война затронула его по-настоящему. Она стала реальностью. Руки и одежда Кайла были испачканы кровью Рики, на рукаве остался прилипший клочок кожи. Рики собирался играть за «Патриотов». Он мечтал стать профессиональным футболистом. Он обещал при следующей встрече отыграть у Кайла свои деньги.

Как только вертолет начал снижение, приближаясь к полевому госпиталю, Кайла затрясло. Казалось, тысяча лет прошло с тех пор, когда он, глупый, желторотый юнец, считал войну захватывающим приключением. Больше он так не думал. Стоило «Хью» совершить посадку, как Кайл спрыгнул на землю и скорчился под брюхом вертолета, извергая содержимое желудка. Даже если ему суждено дожить до ста лет, он никогда не забудет полученный урок.

Глава 13

Когда бесчисленные часы спустя самолет совершил посадку в аэропорту Тансонхат, Гэвина по-прежнему терзали противоречивые чувства. Словно сжатая пружина, он был переполнен нервной энергией, готовясь взяться за ожидавшую его работу, однако мысль о том, что он оставил дома Габриэль, ввергала его в отчаяние. Больше всего мучило сознание того, что он не увидит своего новорожденного сына еще несколько месяцев, а то и год.

При воспоминании о малыше губы тронула радостная улыбка. Гэвин не сомневался, что узнал бы своего сына даже среди десятков таких же младенцев, настолько хорошо малыш запечатлелся в его памяти. Он понимал, что будет тосковать по крошке Гэвину почти так же сильно, как по Габриэль.

Когда он выходил из самолета, в лицо ударил поток такого горячего воздуха, что Гэвин на мгновение потерял способность дышать. Он обвел взглядом мешки с песком и колючую проволоку, за которой в дрожащем раскаленном мареве виднелись военные самолеты. Там были пузатые транспортники «С-130», «фантомы», армейские «Боинги-707». За ними раскинулись длинные приземистые строения, судя по виду, также принадлежавшие армии. Наконец-то после года ожидания он прибыл во Вьетнам. Спускаясь по трапу с нейлоновой сумкой на плече – кроме нее, багажа у него не было, – Гэвин ущипнул себя, желая убедиться, что это ему не мерещится.

Он торопливо подошел к пожилому вьетнамцу, который держал в руках дощечку с его именем. Здесь было очень влажно и душно, и спустя считанные секунды после того, как Гэвин покинул кондиционированный салон самолета, он так сильно вспотел, что рубашка под мышками стала совершенно мокрой. Вслед за вьетнамцем он прошагал по летному полю к старенькому обшарпанному «рено», гадая, удастся ли ему пережить предстоящую поездку.

Пресс-бюро располагалось на улице Тюдо, неподалеку от отеля «Континенталь», где Он собирался поселиться.

– Там сейчас никого нет, – сообщил водитель, лавируя в густом потоке мотоциклов, велорикш и автомобилей. – Время отдыха. Когда солнце такое горячее, никто не работает.

Его слова принесли Гэвину облегчение. Они, по крайней мере, означали, что жара здесь не всегда такая изматывающая.

– В таком случае нельзя ли высадить меня у «Континенталя»? – спросил он. Машина промчалась по узкому мосту, едва разминувшись с группой рабочих в черных свободных одеждах и женщин, которые несли на шестах сосуды с водой.

Водитель кивнул, и в тот же миг автомобиль выехал на широкие городские улицы, обсаженные деревьями.

– За этими деревьями находится «Спортивный клуб», – услужливо сообщил он. – Очень хороший клуб для европейцев. Очень дорогой. – Он свернул налево. Машину обтекал поток мотоциклов, такой же плотный, как прежде. – Это улица Тюдо.

Гэвин увидел католический храм из красного кирпича в начале улицы, а в нескольких кварталах впереди по правую руку поблескивала вода реки Сайгон. Это был конец улицы.

На площади возвышался дряхлеющий, но все еще великолепный отель «Континенталь». На противоположный угол площади выходил фасад более высокой и современной гостиницы «Каравелла».

– Спасибо, – сказал Гэвин, открывая дверцу и выходя на улицу. Он потянулся к бумажнику, но водитель качнул головой:

– Не надо. Мои услуги оплачивает бюро. Спасибо, но деньги не нужны.

Гэвин улыбнулся и вскинул сумку на плечо.

Когда солнце несколько умерило свой пыл, он пешком преодолел короткое расстояние, разделявшее отель и редакцию. Руководитель пресс-бюро Поль Дюлле, пожилой, но подтянутый и весьма элегантный француз средних лет, встретил его вежливо и доброжелательно, но у Гэвина осталось чувство, будто бы появление в штате совсем юного на вид двадцатичетырехлетнего австралийца не вызывает у Дюлле восторга.

– ...центром всех событий остается выступление буддистов с требованием отставки премьера Ки и передачи власти выборному гражданскому правительству. – Обнаружив, что, несмотря на грубый акцент, Гэвин способен достаточно бегло поддерживать беседу по-французски, Дюлле несколько смягчился. Он сидел на углу стола, небрежно покачивая ногой. – Ситуация непростая. Ки спровоцировал ее, сняв с поста одного из своих бывших сторонников, генерала Нгуена Чань Ти. Ти всегда пользовался поддержкой буддистов, и спустя несколько дней после его увольнения разгневанные буддисты прошли маршем по улицам Дананга и Хюэ, требуя отставки Ки и возвращения страны к гражданскому правлению. – Он сделал паузу, взял стоявшую рядом бутылку виски и протянул ее Гэвину. – Не желаете ли присоединиться? Возьмите бокалы на буфете у вас за спиной.

Гэвин сделал как было велено, с изумлением обнаружив вместо обычных в подобных конторах щербатых стеклянных стаканов хрустальные бокалы ручной работы.

– На улицы вышли не только буддисты, – продолжал Дюлле, пригубив виски. – К ним присоединились армейские подразделения, состоявшие под началом Ти. Создается впечатление, будто бы Южный Вьетнам оказался на пороге гражданской войны, в которой одна половина южновьетнамской армии готовится выступить против другой, а буддисты относятся к американцам со всевозрастающей враждебностью. – Он продолжал лениво покачивать ногой, из-под брюк выглядывали ярко-лиловые носки. – Ки направил в Дананг две тысячи солдат и сумел подавить беспорядки, однако в ходе столкновений были убиты сотни восставших военных и бессчетное количество монахов и гражданских лиц. Теперь Ки готовится усмирить Хюэ. Мне бы хотелось, чтобы вы отправились туда. Буддистов возглавляет некто Чи Кванг, он бонза, то есть священник. Мне необходимо знать, каким бы он хотел видеть новое правительство и кого собирается поставить во главе.

– Как я попаду в Хюэ? – спросил Гэвин.

– С огромным трудом! – юмористически отозвался Поль. – Как правило, аккредитованные журналисты передвигаются на военных вертолетах, но, поскольку в настоящее время американцы уходят из Дананга и Хюэ, вам придется поехать на машине либо воспользоваться местным автобусом. Гэвин усмехнулся. Замысел Дюлле был очевиден. Он собирался отсиживаться в Сайгоне, пока молодой коллега будет выполнять задания в менее спокойных частях страны. Гэвин не возражал. Именно эти территории интересовали его больше всего.

– Идемте, – сказал Дюлле. – Вам надо получить аккредитацию. Без нее никуда не сможете поехать. Нет ли у вас с собой двух фотографий вроде тех, что вклеиваются в паспорт?

Гэвин кивнул, и они вдвоем вышли на улицу, залитую все еще жарким солнцем. Площадь и улица были столь же шумными и переполненными людьми, как и в момент прибытия Гэвина.

Поль повел его в американское пресс-бюро.

– Здесь делаются все заявления американской военной администрации, – сказал он. – Ежедневно в восемь утра они издают трех-четырехстраничный бюллетень, а в пять вечера устраивают полномасштабную пресс-конференцию.

– Пятичасовое варьете? – уточнил Гэвин, вспоминая, о чем ему рассказывали в Париже.

Поль криво усмехнулся.

– А, вы уже слышали? – спросил он. – На время пребывания в Сайгоне на вас возлагается обязанность комментировать их в печати. Если случится что-нибудь важное, не торопитесь мчаться в редакцию. Сообщайте по телефону. В нашей игре каждая секунда на вес золота.

Они вошли в один из бесчисленных кабинетов, и широкоплечий морской пехотинец-артиллерист положил перед Гэвином несколько бланков. Пару минут спустя, передав ему фотографии, Гэвин получил маленькую, запаянную в пластик карточку, которая удостоверяла его принадлежность к журналистскому корпусу и давала право пользоваться американскими средствами воздушного сообщения наравне с офицерами армии США в чине майора.

– Потрясающе! – воскликнул Гэвин, когда они с Полем возвращались к выходу по запутанным коридорам. – Я и не думал, что в одночасье стану майором!

– Не обольщайтесь, – пренебрежительно отозвался Дюлле. – Американцы присваивают это звание всем журналистам – на тот случай, если они попадут в плен к вьетконговцам.

– Зачем? Разве звание майора что-то меняет?

– На мой взгляд, нет, – сухо произнес Поль. – Это делается в расчете на то, что с пленными офицерами будут обращаться с большим уважением, чем с простыми солдатами. Лично я считаю это неразумным – ведь с точки зрения противника офицерское звание подразумевает соответствующую осведомленность, а способы, с помощью которых вьетконговцы развязывают людям языки, вряд ли назовешь цивилизованными. Хуже всего, если бедняге нечего им сообщить.

– Да уж, приятного мало, – согласился Гэвин. – Но мне казалось, что шанс журналиста угодить в лапы противника не слишком велик. Я думал, в плен попадают только пилоты, сбитые во время налетов на Северный Вьетнам.

Поль пожал плечами, как истинный француз.

– Согласен, они рискуют больше других, однако американская разведка располагает данными о том, что в лесах Юминь и районах, граничащих с Южным Вьетнамом, Лаосом и Камбоджей, вьетконговцы держат в плену пехотинцев, которые числятся пропавшими без вести во время наземных операций.

– А где находятся леса Юминь? – с любопытством спросил Гэвин, шагая вслед за Дюлле по короткому переулку, ведущему к Тюдо.

– Это забытая Богом территория в глубине полуострова Камау. Там живут одни лишь змеи да вьетконговцы, и сайгонская армия не решается сунуть туда нос, – ответил Дюлле, приветствуя взмахом руки симпатичную светлокожую девушку, которая окликнула его по имени из проезжавшего мимо автомобиля.

– И вы верите этому? – допытывался заинтригованный Гэвин. – Вы верите, что там действительно находятся пленные?

Поль вновь пожал плечами:

– Кто знает? Точно известно лишь, что в Северном Вьетнаме содержится немало пилотов. Нам сообщили, что в минувшем месяце были сбиты еще двое, и им был присвоен статус военнопленных. Это лейтенант Роберт Пил и майор Лоренс Гарино.

Несколько минут Гэвин молчал. Они с Полем шли по запруженной улице, минуя кафе, столики которых были скрыты от солнца навесами в яркую полоску.

– Это противоречит Женевской конвенции, – сказал он наконец.

Поль повернулся к нему, высоко вскинув брови:

– Черт возьми, а я и не догадывался, что вы не только журналист, но и законник.

– Нет, я не юрист, – с улыбкой отозвался Гэвин. – Но природа наделила меня способностью сохранять в памяти самые неожиданные детали. Девятнадцатая статья Женевской конвенции запрещает держать военнопленных в зонах боевых действий. Насколько я понимаю, джунгли Юминь находятся в самом центре такой зоны, хотя сайгонские войска и не отваживаются туда войти.

– Я вижу, вы приложили немало сил, чтобы разобраться в ситуации, – сказал Поль, вводя Гэвина в кафе, где царило благословенное запустение.

– Самую малость, – ответил Гэвин, с улыбкой вспоминая о долгих часах, что провел с Габриэль и Вань, расспрашивая о Вьетнаме. Он похлопал себя по нагрудному карману и услышал ободряющий хруст бумажки с адресом Нху. Вань настаивала, чтобы он встретился с ее сестрой, как только приедет в Сайгон, и Гэвин обещал выполнить ее просьбу. Однако, к удивлению Гэвина, по прибытии на место его одолели сомнения. Проведя в городе лишь несколько часов, он успел заметить, что контакты европейцев с азиатами практически полностью исчерпываются общением солдат с девушками из баров, а также чистильщиками обуви, таксистами и официантами. Поездка в населенные вьетнамцами кварталы выглядела бы подозрительной и грозила неприятностями самой Нху.

Поль велел принести два бокала пива, и Гэвин с благодарностью кивнул ему. Он решил отложить визит к Нху до возвращения из Хюэ. К тому времени он успеет как следует разобраться в обстановке.

Вечером того же дня он познакомился с остальными работниками пресс-бюро. Лестор Макдермотт, долговязый франко-канадец в очках, был ненамного старше Гэвина, зато американец Джимми Гиддингс, принадлежавший к числу людей, внешность которых не поддается возрасту, трудился на ниве военной журналистики еще до той поры, когда его молодые коллеги появились на свет.

– Основная трудность, с которой газетчик сталкивается на войне вроде нынешней, – заговорил Гиддингс, когда они вчетвером устроились с выпивкой на террасе «Континента-ля», – заключается в том, что львиную долю своего времени он вынужден посвящать официальным сообщениям. Такова уж воля властей предержащих, чтоб им пусто было. Их не интересует чужое мнение, они не допускают ни малейшего отклонения от текста, который публикуют прочие издания.

– Надеюсь, это не касается репортажей из глубинки, непосредственно с места событий? – осведомился Гэвин.

Джимми покачал головой:

– Если ты думаешь отправиться в Хюэ и прислать оттуда отчет о том, что видел собственными глазами, надеясь, что твоя информация без изменений попадет на страницы газет, которые кормятся из наших рук, тебя ждет огромное разочарование. Только самые крупные киты из «Нью-Йорк тайме», «Вашингтон пост» и «Дейли телеграф» могут рассчитывать, что к их творениям отнесутся как к Священному писанию. Нам же, простым смертным, приходится мириться с тем, что наши репортажи выхолащивают и кромсают редакторы, протирающие штаны в кабинетах.

– Разочарован, а? – ввернул Лестор, подмигивая Гэвину. – На твоем месте я бы не стал огорчаться. Спать по ночам в своей постельке и ходить каждый день на «пятичасовое варьете» куда удобнее, чем бродить по джунглям, рискуя жизнью ради материала, который какая-нибудь конторская крыса урежет до заметки в три строки.

Все рассмеялись. Поль, заметив на пальце Гэвина кольцо, спросил его о жене.

У Гэвина не было ни малейшего желания рассказывать о Габриэль людям, которых он толком не знает и которые попросту не в силах представить, какая у него восхитительная жена. Интересно, как бы они отреагировали, сообщи он о том, что Габриэль наполовину вьетнамка и что ее дядя занимает высокий пост в северовьетнамской армии?

Гэвин вбежал в контору пресс-бюро и торопливо приблизился к столу Дюлле. Сегодня утром он купил на рынке одежду защитного цвета, каску и фляжку.

– Я почти готов отправляться, – сказал он Полю, который поднял на него взгляд, оторвавшись от свежих заметок, которые редактировал. – Я наткнулся на вьетнамца, который привез меня из аэропорта. Ему удалось раздобыть маленький вездеход, так что я уезжаю в Хюэ.

Поль кивнул, как будто раздобыть вездеход было так просто, что об этом не стоило и говорить.

– Вы знаете этого человека? – продолжал Гэвин. – Он вызвался ехать со мной. На него можно положиться?

– Как на водителя – нет. В любом другом городе мира он ни за что не получил бы шоферских прав. Но если вы спрашиваете, надежен ли он, я не колеблясь отвечу утвердительно. Только не пускайте его за руль. И, Гэвин... – Дюлле еле заметно улыбнулся, словно хотел подсластить пилюлю. – Когда станете звонить в редакцию, не забывайте о терпении. Американские военные радиотелефоны подключены к устаревшей французской системе, и, прежде чем вас соединят с Сайгоном, сигнал должен пройти через многочисленные узлы связи по всей стране. Если не повезет, это может занять до двух часов.

– Спасибо, – сухо поблагодарил Гэвин, надеясь, что задержка при передаче информации окажется самым серьезным испытанием в его путешествии.

– Меня зовут Чан Нгок Хуонг, – оживленным тоном сообщил спутник Гэвина, когда они выезжали из Сайгона. – Но у вьетнамцев сначала идет фамилия, иными словами, мое имя – Хуонг.

Хотя от Сайгона до Хюэ было меньше пятисот миль, потребовалось четверо суток, чтобы добраться до цели по запруженным войсками и беженцами дорогам. Оказавшись на месте, они увидели, что в городе царит хаос. Правительственные войска перерезали все основные пути продовольственного снабжения, надеясь при помощи блокады принудить буддистов к подчинению. По городу в изобилии ходили самые невероятные слухи о том, чем закончился штурм Дананга. 26 мая толпа студентов и молодых рабочих сожгла библиотеку американского информационного центра; 31 мая было подожжено американское консульство.

В самый разгар беспорядков мэр Хюэ полковник Фи Ван Хоа объявил, что более не станет оказывать буддистам поддержку, и покинул город, уведя с собой тысячу солдат.

8 июня, когда правительственные войска наконец вступили в Хюэ, им противостояли лишь безоружные гражданские, их сопротивление вскоре было сломлено. Гэвин и Хуонг вернулись в Сайгон через три недели. За это время они стали свидетелями выступлений студентов, которые устраивали на ведущих в город дорогах живые баррикады, сметаемые безжалостным пулеметным огнем. Находясь в Хюэ, Гэвин видел жестоко избиваемых детей и женщин; едва веря собственным глазам и борясь с подступающей тошнотой, он видел, как престарелая буддистская монахиня заживо сожгла себя у пагоды в центре города.

Ему не удалось взять интервью у Чи Кванга, который объявил голодовку, и все же Гэвин знал, что сделал немало. Ему удалось проникнуть в Хюэ и передавать оттуда сведения в самых немыслимых условиях. Он так устал, что едва держался на ногах; так изголодался, что был готов есть любую, даже самую отвратительную, пищу, какую бы ему ни предложили. Однако главным было чувство глубокого удовлетворения. Ему не понравилось то, что он видел в Хюэ, но с заданием он справился.

Припарковав вездеход у здания редакции и распрощавшись с Хуонгом, Гэвин твердо решил, что первым делом после душа, еды и сна он свяжется с Нху.

Однако уже через пять минут он понял, что его опередили. На его столе лежала записка от Нху. Она приглашала Гэвина встретиться в семь часов вечера на террасе «Конти-ненталя».

Глава 14

Эббра не стала ждать одобрения или критики Пэтти Майн по поводу завершенного плана книги. Одно лишь сознание того, что она пишет, вдыхая жизнь в персонажей, которые до сих пор существовали в ее сознании в виде расплывчатых образов, словно распахнуло шлюзы ее воображения. Она как одержимая трудилась по восемь-девять часов в день, у нее было чувство, будто она создает новый мир – мир волшебный и столь притягательный, что Эббра не могла оторваться от него даже на несколько дней. К тому времени, когда Пэтти прислала ободряющее письмо, в котором говорилось, что предварительные наброски превзошли все ожидания и теперь ей нужны три первые главы, чтобы заинтересовать издателя, Эббра уже закончила вторую главу.

– Неужели ты не можешь дать себе отдых хотя бы на уик-энд? – спросил Скотт, по своему обыкновению позвонив Эббре в четверг вечером.

Футбольный сезон завершился, а Розали Бернстейн уже давно получила отставку. Одна за другой ее сменяли многочисленные преемницы, но их торжество длилось столь же недолго. Скотту нужна была только Эббра.

– Я бы с радостью приехала в Лос-Анджелес на выходные, – искренне отозвалась Эббра. Скотт раздобыл билеты на премьеру кинофильма, и она знала, что получила бы огромное удовольствие от просмотра. – Но я написала лишь три страницы третьей главы, и дело идет так здорово, что мне невыносима даже мысль о том, чтобы бросить книгу хотя бы на пару дней.

Скотт разговаривал, стоя в телефонной будке в Беверли-Хиллз. Он закусил губу, изо всех сил стараясь унять досаду. Он заключил сам с собой договор. Несмотря на то что ему не хватило воли избегать общения с Эбброй, он дал себе слово не навязываться ей. А пытаться отвергнуть возражения Эббры означало бы поступить именно так.

– Как скажешь, – произнес он с легким безразличием, которого вовсе не ощущал. – Встретимся в другой раз. Когда третья глава окажется у тебя в кармане.

Эббра негромко рассмеялась. Облегчение странным образом переплеталось в ее душе с разочарованием.

– Буду ждать с нетерпением, – откровенно призналась она. – Я до смерти испугана тем, что может случиться, когда будет закончена третья глава. Пэтти полагает, что ей удастся добиться заключения контракта на основе плана и первых трех глав. А вдруг она не сумеет? Что, если моя книга никому не нужна?

– Пэтти Майн – профессионал высокого класса, – отозвался Скотт, сожалея о том, что может поддержать Эббру одними лишь словами. – Если она рассчитывает заинтересовать издателей, не сомневайся – все будет в порядке.

– Но Пэтти еще не видела первых двух глав. А вдруг они ей не понравятся? – В голосе Эббры звучал панический ужас.

Скотт хмыкнул, воочию представляя выражение на ее лице, ее темно-синие испуганные глаза.

– Ты слишком строго себя судишь, – заговорил он, надеясь, что Эббра воспримет прозвучавшую в его голосе любовь как выражение братской заботы. – Те же опасения терзали тебя, когда ты писала план. И они оказались беспочвенными. Твою книгу ждет успех. Тебе лишь нужно расслабиться и получать удовольствие от того, что ты пишешь.

Эббра рассмеялась. Безграничная уверенность Скотта неизменно побеждала ее сомнения.