Седьмая чаша

Димитр Пеев
Седьмая чаша

КОКТЕЙЛЬ-ПАРТИ В ПЯТНИЦУ

1

      Как и следовало ожидать, первым приехал Жилков. Из окна дачи Георгию Даракчиеву был хорошо виден подкативший к воротам новенький «таунус». Дамян Жилков вылез, смахнул со стекла несуществующую пылинку, нажал на крыло, пробуя упругость амортизаторов…
      Конечно, гостей встречают у ворот, однако владелец особняка лишь спустился на первый этаж, в просторную прихожую.
      Жилков проговорил с раболепной улыбкой:
      – Добрый день, хозяин. Как поживаете? Даракчиев не стал торопиться с ответом, критически разглядывая гостя. Возраст – около тридцати. Рост выше среднего, в плечах косая сажень, похож на борца или боксера – правда, слишком располневшего. Шикарный костюм с блестками выглядел на Жилкове несуразно. «Для выработки хорошего вкуса нужны минимум два поколения», – подумал хозяин и соблаговолил наконец кивнуть.
      – Вы правильно сориентировались, приехав первым, – произнес он холодно, обращаясь к гостю на «вы»: он, Даракчиев, не ровня этому низколобому. – Садитесь, надо поговорить.
      Уловив в тоне металлические нотки, Жилков заметно подобрался.
      – Удалось встретиться с Вернером Шомбергом?
      – Удалось, а как же, – закивал Жилков. – Встретился. И все уладил. Вот, получите.
      Он вытащил из кармана толстую пачку денег. Даракчиев, взяв, небрежно сунул ее в ящик старинного буфета. Задвинув ящик, повернул ключ и положил его в карман. Гость зорко следил за движениями хозяина.
      – Даже не пересчитали?
      – Какой смысл, Жилков? Конечно, вы мошенник, но вряд ли посмеете обсчитать меня хотя бы на стотинку. А теперь должен вам сказать, что на сей раз вы не получите вознаграждения.
      – Почему это? – воскликнул Жилков. – Я же все как надо сделал!
      – Взгляните. – Хозяин протянул ему фотоснимок. – Ну, что вы теперь запоете?
      «Вот сволочь, накрыл-таки меня, – подумал Жилков со смешанным чувством злости и восхищения. – Подослал кого-то из своих, пустил по следу. Помнится, шмыгнул мимо какой-то драндулет, однако кто ж мог подумать…»
      – Да, это мы с Шомбергом, – сказал он – Меняли вот колесо на его машине…
      – Вы ослушались приказа, Жилков! Я приказал ехать к Шомбергу на старой колымаге вашего зятя. А вы понеслись на чем? – Даракчиев ткнул пальцем в фотографию. – На новеньком своем «таунусе»? Этак ведь недолго и до беды, да еще и какой беды!
      Гость виновато опустил глаза.
      – Извините, не удержался…
      – Эта промашка обойдется вам в триста левов плюс сто долларов. И предупреждаю: в другой раз за такие штучки вам не поздоровится… Впрочем… – Тут он задумался, как бы колеблясь. – Впрочем, у вас еще есть шанс заполучить провороненные левы и доллары…
      – Да я в лепешку разобьюсь! – рявкнул Жилков.
      – Спокойно! Речь идет об одной услуге лично для меня. Суть ее в том, что нынче вечером вы должны всерьез заняться Бебой.
      – Кем? Бебой? – изумился гость. – Но ведь вы сами… с ней… А, хотите, значит, дать ей от ворот поворот?
      – Я не выразился бы столь вульгарно, но в общих чертах все обстоит именно так. Короче: когда я как бы случайно войду в спальню, я должен застать Бебу в ваших объятиях.
      Дамян Жилков погрузился в размышления. На грубом его лице нельзя было прочесть ничего, кроме растерянности.
      – Ладно, попробую, – сказал он наконец угрюмо. – Да, чуть не забыл. Муж-то ее сегодня после обеда ошивался возле вашей дачи.
      – Коста Даргов? Откуда вы знаете?
      – А мне корчмарь сказал, бай Мито. Я заскакивал к нему около четырех. Когда он мне ненароком сболтнул про Даргова, я забеспокоился. Не для того он потащился на окраину Софии, чтобы подышать свежим воздухом. Знаю я Косту…
      – И я его достаточно знаю. Даргов из тех простофиль, которые всю жизнь носят огромные ветвистые рога. Таких описал еще Достоевский. – Он махнул рукой. – Достоевский! И не спрашивайте меня, кто такой Достоевский… Это вам не участковый милиционер. Чего беспокоиться, Жилков? Какое нам дело, где теперь находится муж Бебы. Заурядный подлец и подхалим. К тому же и он у меня на крепком крючке, никому слова не пикнет. Ладно, покончим с этим. Есть еще поручение. Когда придет Паликаров, скажите ему от моего имени, чтобы он вычеркнул Лени, новую девушку, из своего списка. Отныне эта золотая рыбка будет плавать в моих водах.
      Жилков ухмыльнулся и сказал с завистью:
      – Хватка у вас по этой части орлиная. Своего не упустите нипочем…
      – Скоро придут гости, – оборвал эти излияния Георгий Даракчиев. – Ступайте на кухню. Я там приготовил разной дребедени – вымойте руки, нарежьте все, разложите по тарелкам. И, ради бога, режьте хлеб тонкими кусочками, не кромсайте ломтей, как в деревне.

2

      Когда звонок известил о приходе нового гостя, Даракчиев сошел по ступенькам веранды и зашагал к воротам, где стоял пожилой, жалкого вида человечек. Он казался олицетворением серости – усталое лицо, мятые костюм и галстук, застиранная рубашка, пыльная обувь. Человек тревожно озирался, будто раздумывал, не уйти ли ему.
      – Входите, товарищ Средков. Входите. Для друзей двери всегда открыты.
      Гость пошел за Даракчиевым. Войдя в гостиную, он оторопел: вероятно, такое великолепие он видел только в кино, во дворцах миллионеров.
      – Товарищ Даракчиев, зачем вы пригласили меня сюда? – глухо спросил гость.
      – Вы приглашены на маленький коктейль-парти.
      – Что? – оторопел Средков. – Какой коктейль?
      – Кок-тейль-пар-ти, – отчеканил Даракчиев. – Приятная встреча с близкими друзьями. Закусим, опрокинем по рюмочке, поболтаем…
      – При чем здесь я? Мы с вами знакомы без году неделя, а приятелей ваших я не знаю вообще.
      – Не беспокойтесь, Средков. Они все, гм, хорошие мальчики… и девочки. Они вас примут как отца родного, на руках будут носить, обещаю вам.
      Опять воцарилась тишина. Атанас Средков, сгорбившись, сидел в кресле. Даракчиев смотрел на него с улыбкой.
      – В таком случае мне лучше уйти, – произнес наконец гость. – Не нужны мне ни ваши приятели, ни ваши коктейли. – Он встал.
      Георгий Даракчиев не шевельнулся. Только брови его поднялись вверх двумя ироническими дугами.
      – Сядьте, Средков. Лучше сидеть в старинном кресле, чем в тюрьме, даже и старинной. Поэтому сядьте. – Средков стоял. – Не верите мне? Напрасно. Допустим, без веселья вы обойдетесь. А без сказки?
      – Рассказывайте сказки детям, а я ухожу, – устало сказал Средков, однако продолжал стоять.
      – Есть сказка, которую я могу рассказать пока что, – он подчеркнул это «пока что», – только вам. Сказка под названием «Таможенник, нуждающийся в деньгах». – Гость медленно сел. – Жил-был один таможенник по фамилии Средков. Он исправно нес свою службу, ждал пенсию, получал свои сто левов в месяц. Всем он был доволен, кроме одного: денег вечно ему не хватало. И вот однажды – это произошло ровно восемнадцать дней тому назад – наш таможенник Средков не устоял против соблазна. За круглую сумму в пятьсот левов он закрыл один свой глаз и позволил некоему иностранцу пронести чемодан без досмотра… А нужно, ох как нужно было взглянуть на содержимое! Более того, он закрыл и другой глаз, после чего состряпал вполне приличный документ, которым и благословил контрабанду.
      – Вы можете это доказать? – задыхаясь, спросил Средков.
      – Могу, я все могу. Между прочим, могу также угадать, что ваши любимые сказки – восточные. Особенно те, где речь идет о страшных ядах… Надеюсь, вы меня поняли? Но, может быть, вам нужны доказательства? Есть магнитофонная запись вашего разговора с этим иностранцем, есть фотокопия выданного вами документа…
      – Я вынужден был пойти на это, – выдавил Средков. – Деньги нужны были мне для…
      – Как жаль, что судьи не страдают излишней сентиментальностью. Они докажут вам просто и ясно, что вы преступник, нарушивший уголовный кодекс.
      – А если я достану и верну вам эти деньги, вы согласитесь?..
      – Эх, Средков, Средков! – Даракчиев извлек из кармана солидную пачку денег и потряс ею в воздухе. – Это я всегда ношу с собой для мелких расходов. А вы хотите прельстить меня пятью сотнями!
      – Тогда что вам от меня нужно?
      – Нужно, чтобы вы стали умнее. А заодно научились зарабатывать настоящие деньги.
      Гость опустил голову.
      – Я вас не понимаю. Что значит поумнеть?
      – Поумнеть – значит слушаться меня. Беспрекословно! Во всем! В случае с чемоданом вы за несколько минут заработали кучу денег. Впредь вам придется быть столь же милосердным к некоторым другим иностранцам. О, будьте покойны, я ни разу не поставлю вас в опасную ситуацию, не стану рисковать ни вашей жизнью, ни вашим служебным положением. Вы спросите, а какова плата? Законный вопрос. Вы будете подчиняться мне, а я вам гарантирую не меньше пятисот левов в месяц. В зависимости от усердия. – Даракчиев улыбнулся. – Не отвергайте моего предложения. Рассудите: через десять лет вы уйдете на пенсию. К тому времени вы обзаведетесь чудесной, богато обставленной квартирой, машиной последней модели и несколькими сберкнижками.
      – А если откажусь? – глухо спросил таможенник.
      – Не откажетесь! Подумайте, что лучше: пятьсот левов в месяц и спокойная, беззаботная старость или долгие годы одиночества в тюрьме?
      Средков вытер лоб тыльной стороной ладони и тихо спросил:
      – Нет ли у вас таблетки аспирина? Голова раскалывается.
      Даракчиев подождал, пока новый его компаньон проглотит лекарство, и сказал:
      – Пройдите в соседнюю комнату, Средков. Можете полчасика отдохнуть. Я позову, когда соберутся гости.

3

      Богдана Даргова, Беба, не любила бросаться в глаза и поэтому приехала на автобусе. Как бы предчувствуя миг ее прихода, Даракчиев встретил ее возле ворот. Увидев Георгия, Беба вновь испытала смутный страх: неужели придет день, когда она его потеряет? Георгий в ее глазах обладал всеми данными настоящего мужчины: он был высок (она говорила не «метр восемьдесят три», а «шесть футов») и необыкновенно строен для своих сорока восьми лет; одевался он всегда элегантно, изысканно, неподражаемо.
      Со всей своей неповторимой смесью сердечной учтивости и властной нежности Георгий проводил Бебу в дом. Проходя мимо кухни, крикнул:
      – Эй, Жилков, мы поднимемся с Бебой наверх. Скоро нагрянет Борис с девушками. Встретьте их, развлеките и попросите подождать нас. – Даракчиев прислушался: снаружи раздался визг автомобильных тормозов. – А, вот и они, – сказал Даракчиев. – Не забывайте, что я вас просил передать Паликарову.
      Георгий и Беба поднялись наверх и оказались в одной из двух спален дачи. Засунув руки в карманы, Даракчиев встал у окна.
      – Ты помнишь? И тогда была пятница, – нежно проговорила Беба. – Первая наша пятница…
      Но Георгий Даракчиев сегодня не очень-то был настроен на лирический лад.
      – Сперва, Беба, покончим с делами, – сказал он сухо. – Сегодня я могу рассчитаться с тобой. Шомберг благополучно перевез картины. И, как всегда, аккуратно выполнил свои финансовые обязательства.
      – Нельзя ли поговорить об этих вещах потом? – взмолилась Беба.
      – Потом поговорим о других вещах. А пока закончим со счетами. В конце концов, не забывай, что по роду занятий я бухгалтер, простой бухгалтер с окладом в сто двадцать левов… Ну так вот: я получил от Шомберга четыре тысячи левов и тысячу долларов. Сколько ты заплатила за картины и за икону? Тысячу левов? Стало быть, твоя чистая прибыль – тысяча двести левов и четыреста долларов. Как предпочитаешь получить доллары – в сертификатах, в левах?
      – Не все ли равно. Деньги есть деньги, – пробормотала Беба.
      – И все-таки?
      – Пусть на сей раз в левах.
      – Отлично! Будем считать один к трем. Четыреста долларов – это тысяча двести левов. А всего тебе причитается две тысячи четыреста.
      Беба равнодушно сунула деньги в сумочку.
      Даракчиев вновь отошел к окну. Ему не хотелось дать почувствовать Бебе, что он решил порвать с ней. Сначала должен был состояться спектакль, который разыграет Жилков…
      Взгляд Даракчиева остановился на беседке во дворе. Там Боби Паликаров оживленно беседовал с двумя девушками, а Жилков, стоявший рядом, удивительно был похож на огородное пугало… И он, Георгий Даракчиев, должен прибегнуть к помощи этого ничтожного человека, чтобы уладить свои личные взаимоотношения с Бебой? Нет, не опустится он до такого позора!
      Георгий обернулся. Полулежа на кровати, Беба смотрела на него своими огромными синими глазами.
      – Две тысячи четыреста левов – немалые деньги, Беба, – начал Даракчиев. – Поздравляю тебя. Откопать прекрасный пейзаж Утрилло – честное слово, такое не каждому дано! Исключительный успех. Я уж не говорю про икону… шедевр! Не забывай время от времени подкармливать этого попишку, Беба. Когда-нибудь, если подфартит, мы закупим святого отца на корню, вместе со всем его церковным хламом. Не сомневаюсь, что ты и теперь останешься такой же сметливой и удачливой.
      – Что значит это «теперь»? – подозрительно спросила Беба. – Теперь что-то изменилось?
      Даракчиев поколебался секунду-другую.
      – В мире всегда что-то меняется, Беба! Что-то начинается, а что-то, увы, кончается.
      Беба побледнела. Она привстала, и во взгляде ее блеснула какая-то странная смесь горя и ненависти.
      – Что кончилось, Жорж?
      – Ты не хуже меня знаешь что. – Он пожал плечами. – Между нами существовали две связи: сердечная, вернее, телесная, и деловая. Отныне ограничимся только деловой. Давай поговорим откровенно, Беба. Все, что было между нами, давно потеряло свою прелесть и превратилось в тягостное бремя. Причем для нас обоих. Какой смысл продолжать эту глупую оперетту? Лучше покончить с этим сразу, одним ударом, чем присутствовать при мучительной агонии и смерти.
      – Мучительная агония! Смерть! Ты мне зубы не заговаривай! – крикнула Беба. – Ты нашел себе другую?
      – Какое это имеет значение, если теперь между нами лишь деловая связь?
      Беба замерла, а затем внезапно кинулась на него, словно разъяренная кошка. Не теряя самообладания, Даракчиев схватил ее за запястья и отшвырнул на кровать.
      – Разыгрывай мелодрамы перед своим дураком Дарговым, – холодно сказал он.
      – Ты вышвыриваешь любовницу, но, как всякий подлец, хочешь сохранить выгодную служанку. Чтобы я помогала тебе зашибать бешеные деньги, не правда ли, Жорж? – задыхаясь, кричала Беба. – Но ты обманулся, расчетливый бухгалтер! Больше я не участвую в твоих грязных сделках!
      – Ошибаешься, Беба. Ты будешь тянуть свой воз, как раньше. Только рвения прибавится. Поскольку такова моя воля.
      – Ни-ког-да! Деловая связь, как ты называешь свои махинации, тоже умерла. А тебя… тебя… Я убью тебя! Слышишь?! Я тебя убью! – выкрикнула Беба.
      Потом она уткнулась лицом в подушку и затряслась в истеричных рыданиях. Даракчиев смотрел на нее без тени сожаления. Ее слезы означали полную капитуляцию. Он покинул спальню, тихо закрыв за собой дверь.

4

      Пока Борис Паликаров развлекал девушек анекдотами, Лени частенько поглядывала из беседки на дачу. Когда ее пригласили сюда на какой-то неведомый коктейль-парти, она и не подозревала, что увидит столь роскошные хоромы. С Георгием Даракчиевым, этим элегантным седеющим красавцем, Борис познакомил ее на прошлой неделе. Тогда они, помнится, ужинали в модном ресторане, отделанном под старину. Даракчиев, поразивший Лени изысканностью манер, появился вместе с женщиной, которой было лет, наверное, сорок. Ее звали, кажется, Беба, и она подчеркнуто демонстрировала право собственности на Жоржа, как она его называла. В конце концов выяснилось, что Жорж вовсе не киноактер, как Лени предположила сначала, а бухгалтер. А теперь вдруг выясняется, что бухгалтер владеет этими княжескими палатами, обнесенными высоким забором. Тут было чему удивляться…
      Подождав, пока смолкнет смех после очередной остроты, Жилков шепнул Паликарову:
      – Мне нужно с тобой переговорить.
      Они извинились и, покинув беседку, углубились в сад.
      – Слушай, старичок, – начал Жилков, но тут же почувствовал толчок локтем в бок.
      – Сколько раз я тебя просил: прекрати меня так называть! – зашипел Паликаров. – Какой я тебе старичок, черт возьми! Зови меня Борис, Боби.
      Жилков едва не расхохотался: старый холостяк и бабник молодится из последних сил. Но ведь за версту видно, что он весь сморщенный, как высушенная гроздь винограда, что на его черепе болтаются всего три волосинки.
      – Ладно, Боби, – сказал Жилков примирительно, – будь по-твоему. Хозяин просил тебя предупредить, чтобы ты больше не крутился возле Лени. Теперь эта золотая рыбка будет плавать в его водах.
      Паликаров застыл на месте.
      – Да как он смеет вмешиваться в мои личные дела?! Лени – это моя находка. Я с ней познакомился, я привел ее в компанию!
      Воцарилось долгое молчание. Потом Паликаров осторожно спросил:
      – А как же Беба?
      – Не твоя печаль, старичок, он даст ей полную отставку.
      Паликаров углубился в размышления. Наконец он тронул молодого человека за рукав.
      – Знаешь, Дамян, в последнее время у меня вертится в голове одна и та же мысль. Насчет тебя.
      – Насчет меня? – удивился Жилков.
      – По-моему, ты в нашем деле сильно обделен. Работаешь как вол, а получаешь гроши.
      Жилков опустил глаза, но Паликаров успел заметить, что попал в самое уязвимое место.
      – Ты к чему клонишь, Боби?
      – А вот к чему. Мы уж пожили свое. Наша песенка спета. А ты молод, крепок, полон сил. Стоит тебе возглавить наше дело, и все пойдет по-другому, помяни мое слово. Чем ты хуже Даракчиева?
      – Хозяин – он тертый калач, – вздохнул Жилков. – Знает все ходы и выходы.
      – И я их знаю, не унывай. И тебя всему научу, дело нехитрое. Пойми: сейчас ты получаешь двести, триста левов, а можешь грести золото лопатой. А я тебе стану помогать.
      – Да что ты мелешь, Боби? Пока жив хозяин, ни о чем таком и помышлять нельзя. Он нас сотрет в порошок. И не морочь мне голову.
      Паликаров огляделся по сторонам.
      – Вот именно: пока жив. А вдруг с ним что стрясется? Скажем, рулевое управление откажет в машине. А то случится сердечный приступ. Все мы под богом ходим…
      Девушки, начавшие уже скучать, окликнули своих кавалеров из беседки.

5

      Даракчиев медленно спустился в гостиную. Вот теперь можно и развлечься. Он закурил сигарету, открыл бар с внушительным арсеналом самых изысканных напитков. Что же предложить гостям для начала? Пока он раздумывал, рука его машинально потянулась к высокой бутылке коньяка «Метакса».
      Он вытащил шесть длинных рюмок, расставил их на столе и налил коньяк. Гостиная наполнилась ароматом зрелого винограда, солнца южных морей. Для себя самого он поставил не рюмку, а хрустальную чашу редкостной красоты. Но не красота привлекла в данном случае Георгия – неизвестный художник выгравировал на стенах чаши весьма фривольную сцену, и когда-то Даракчиев отвалил за эту реликвию полсотни левов. Из рюмок с тех пор Георгий не пил.
      Тихо задребезжал звонок. Кто бы мог нагрянуть так неожиданно? Нахмурившись, Даракчиев вышел из гостиной, пересек застекленную веранду и направился к воротам. Следом за ним уже спешил Жилков.
      Там, за воротами, стоял почтальон с телеграммой.
      – Телеграмма, товарищ Даракчиев.
      Пробежав глазами послание, хозяин сунул его в карман.
      – Хорошие новости? – робко осведомился Жилков.
      – Ничего особенного. От жены. Она приезжает завтра. – Он запер калитку на ключ. – Да, едва не забыл. Приведите-ка собаку и привяжите ее здесь, у ворот, чтобы никто нас сегодня вечером не беспокоил.
      Жилков кинулся к сараю, а хозяин обогнул свою дачу, остановился недалеко от беседки и, как счастливый отец семейства, добродушно сказал:
      – В гостиную, детки, в гостиную! Коньяк уже искрится в рюмках!
      Видимо, Паликаров попросил девушек немного подождать, потому что один отозвался на приглашение. Подойдя к Георгию, он неуверенно начал:
      – Слушай, Жора, эта история мне не нравится.
      – Говори короче, – оборвал его Даракчиев, не сводя взгляда с беседки, где смутно угадывалась стройная фигурка Лени. – Что же тебе не нравится?
      – Что ты хочешь заграбастать Лени.
      Даракчиев повернулся на каблуках и остановил свои холодные серые глаза на Боби Паликарове.
      – Буду откровенен, Боби. В последнее время ты суешь свой нос во все дыры. Мало того, что ты живешь припеваючи, хотя бьешь баклуши, ты мне еще и претензии предъявляешь. Не пойми меня превратно. Я еще не решил выкинуть тебя из игры, но кое-что начинает надоедать. Я не благотворительное общество и не богадельня! – Даракчиев поиграл желваками. – Считай, что Лени – наша обычная сделка. Кстати, сколько месяцев ты бездельничаешь? Два? Три? А денежки от меня получаешь. Ну ладно, выбирай, что предпочитаешь потерять – девушку или деньги?
      Паликаров отступил. Он позволил себе только спросить:
      – Но если тебе – Лени, то, стало быть, Мими – мне?
      – И не мечтай! Мими и без тебя не пропадет. У нее найдется кого утешать.
      – А как же я?
      – Придется тебе в этот раз играть роль человека, который выше презренных земных соблазнов. А теперь не в службу, а в дружбу: сходи в мой кабинет. Там на диване лежит человек. Не бойся, он жив, хотя, возможно, задремал. Пригласи его в гостиную.
      – Что за птица? – угрюмо спросил Боби.
      – Атанас Средков. Таможенник. С сегодняшнего дня он член нашего консорциума…
      Паликаров потоптался на месте, а потом потащился к даче.
      Даракчиев дождался, когда тот скроется в гостиной, и тогда хлопнул в ладоши:
      – Спешите, дети, а то опоздаем! Древняя мудрость гласит: «Чем больше оставил невыпитых рюмок, тем больше будешь кипеть в котле ада». А наши рюмки уже полны напитком, который заставил бы и олимпийских богов забыть свой нектар!
      Когда девушки приблизились, он раскланялся с ними и сказал, обращаясь к Лени:
      – Я рад, что вы отозвались на мое приглашение. Вы будете цветком, который украсит мой скромный коктейль-парти. – Он ласково улыбнулся. – Заклинаю: не позволяйте никому другому вдыхать аромат этого цветка.
      – Вы мне льстите, наверное, – кокетливо ответила девушка.
      – Если позволите, я готов польстить и вашей подруге, но только на ушко.
      Даракчиев отвел Мими в сторону и зашептал:
      – Ты должна меня выручить, Мими! Сейчас ты увидишь одного человека, которым тебе надо заняться. Зовут его Атанас, он не первой молодости и вряд ли тебе понравится. И все же займись им. Ладно? Обязательно постарайся его расшевелить. За мной не постоит – заплачу щедро.
      – Но я думала…
      – Мало ли что ты думала, – осадил ее Даракчиев. – Пойми, от тебя зависит многое. Сделаешь? Вот, гляди, я кладу тебе в кармашек сто левов. Это задаток…
      Он не стал дожидаться ответа.
      – А сейчас вперед! – крикнул он.
      Обняв девушек за плечи, он повел их к даче.
      В гостиной они застали только Паликарова. Но почти одновременно с ними появился и Дамян Жилков, так что в компании не хватало только Бебы и таможенника.
      – Ты его позвал, Боби? – спросил Даракчиев.
      – Позвал, да он упрямится. Не тащить же его волоком.
      – Хорошо! Жилков, ступайте наверх и попросите Бебу примкнуть к нам. Вежливо попросите, вы меня поняли? Она в южной спальне.
      Жилков безропотно отправился за Бебой, а хозяин прошел в свой кабинет и вскоре возвратился вместе с таможенником. Средков выглядел таким помятым и жалким, что девушки готовы были прыснуть со смеху.
      – Представляю вам моего приятеля, Атанаса Средкова, человека редких душевных качеств, в чем вы сами убедитесь. Надеюсь, он быстро станет и вашим приятелем. И вы его полюбите так же чистосердечно, как люблю его я.
      Появились Жилков и Беба. Беба выглядела спокойной, уверенной в себе. Правда, глаза ее слегка покраснели от слез, но никто, кроме Жоржа, этого заметить бы не смог.
      Георгий Даракчиев подошел к столу и поднял свою чашу.
      – Друзья, – торжественно начал он. – Нас сегодня семеро. – Он закрыл глаза и продекламировал то, что так старательно учил к сегодняшнему вечеру: – «Седьмой ангел вылил чашу свою на воздух, и произошли молнии, громы и голоса, и сделалось великое землетрясение, какого не бывало с тех пор, как люди на земле». – Он помолчал, наслаждаясь произведенным эффектом. – Но пусть вас не пугает древнее пророчество: если оно и оправдается, то только в любви. И потому я пью за любовь! Подымите ваши рюмки, друзья!
      Еще плыл по гостиной серебряный хрустальный звон, а Даракчиев уже успел единым духом осушить свою чашу. И сразу же он застыл, как будто в глубоком раздумье. Казалось, по лицу его промелькнула мгновенная тень удивления. Все смотрели на него, ничего не понимая. Паликаров открыл рот, чтобы что-то спросить, но не успел. Лицо Даракчиева исказила гримаса боли, он зашатался и вдруг упал как подкошенный.
      Первым пришел в себя Дамян Жилков.
      – Ну что стоите? Инфаркт! – с трудом выговорил он.
      Нагнувшись над Даракчиевым, он развязал ему галстук и расстегнул рубашку.
      – Надо искусственное дыхание… Эй ты! – крикнул он Средкову. – Иди сюда и делай ему искусственное дыхание! А я побегу за врачом. Живет тут один поблизости. – Он метнулся к двери, и вскоре все услышали, как взревел мотор его машины.
      Несмотря на все усилия таможенника, привести Даракчиева в чувство не удалось. Через несколько минут Жилков вернулся с врачом. Если бы положение не было столь серьезным, внешность врача, наверное, вызвала бы всеобщий смех. Это был низкий, лысый, не в меру полный человек, облаченный в короткие штаны, рубаху навыпуск и в сандалии на босу ногу – Жилков застал его за работой в саду и даже не дал возможности переодеться. Врач склонился над Даракчиевым, пытаясь нащупать пульс.
      – Дайте мне зеркало. Или стекло.
      Мими вытащила из своей сумочки зеркальце и подала его дрожащей рукой. Врач подержал зеркало у губ Даракчиева, придирчиво осмотрел и покачал головой.
      – Где его рюмка?
      – Вон она. На ковре.
      Врач взял чашу, понюхал ее и осторожно поставил на стол. Затем выпрямился и произнес почти торжественно:
      – Он мертв. Цианистый калий. Немедленно вызовите милицию.

БОГИ НЕ УБИВАЮТ ЯДОМ

1

      – …Вот такая история, товарищ подполковник, – закончил свой рассказ капитан Смилов, – история грязная. Пьянство, разврат – чего тут только нет.
      Смилов вытащил из ящика стола какой-то узелок, развязал тряпицу и протянул подполковнику роковую седьмую чашу. Геренский повертел ее в руках и возвратил капитану.
      – Да-а-а, – задумчиво проронил он. – Недурна, я такую впервые вижу. А теперь расскажи, что ты успел уже сделать?
      – Признаться, на первый взгляд задача показалась мне не очень сложной. Яд в чашу всыпал кто-то из гостей, это ясно. Но я сразу же исключил обеих девушек – Елену Тотеву и Марию Данчеву. Объективно они не имели возможности дотронуться до чаши. Девушки приехали вместе с Борисом Паликаровым и сразу же ушли в садовую беседку. А в гостиную их ввел сам Даракчиев. Они не могли всыпать яд.
      – Нашли ли сосуд, в котором он находился? – спросил подполковник. – Коробочку, баночку, пузырек?
      – Нет. Тщательно обыскали всю дачу, сарай, двор – безрезультатно. Не помогла и собака.
      – Выходит, убийца принес цианистый калий в своей ладони? Или в дело вмешался бог? – Геренский улыбнулся. – Но боги не убивают ядом, Любак!
      Капитан Смилов поднял удивленно голову:
      – Что вы сказали?
      – Античные драматурги, дорогой мой Любак, иногда придумывали настолько запутанные ситуации, что сами не могли найти выхода из них. И тогда они пользовались хотя и примитивным, но зато впечатляющим приемом – сверху на сцену спускали на канате бога. И он улаживал все дела. Однако при этом, насколько я помню, боги никогда не пользовались ядом. Они убивали громами, стрелами, рушащимися скалами, но яд считали, наверно, ниже своего достоинства.
      – Не очень-то я силен в этих софоклах-еврипидах, – сознался Смилов. – Но вас я понимаю: сосуд из-под яда, конечно, должен где-нибудь существовать.
      – Почему же он исчез, Любак?
      – Я подозреваю Жилкова. Между смертью Даракчиева и моим появлением только Жилков покидал дачу. Он ведь поехал за врачом.
      – Это уже кое-что!
      – Но на подозрении еще трое. Каждый имел возможность отравить Даракчиева.
      Несколько минут Александр Геренский, прихрамывая, разгуливал по кабинету, потом вернулся к столу.
      – Продолжай, Любак. Что же нашли при обыске?
      – Прежде всего, товарищ подполковник, – деньги. Это было сборище далеко не бедных людей. В карманах убитого найдено около тысячи левов и сертификатов еще на двести. В сумке Дарговой – почти две с половиной тысячи. У Жилкова – полтораста, у Паликарова – двести с лихвой. Даже у Марии Данчевой, довольно вульгарной девицы, сто левов… Дача была битком набита деньгами, в том числе западной валютой и сертификатами.
      – Откуда такие деньги у Даракчиева? – спросил Геренский.
      – Это еще предстоит выяснить.
      – А на работе у Даракчиева никогда не было растрат?
      – Там все в порядке. Сослуживцы отзываются о нем как о человеке холодном, необщительном, но на редкость аккуратном. Никто никогда не уличил его в какой-нибудь махинации. А долларами в их конторе никогда и не пахло.
      – Хорошо… Что еще показал обыск?
      – Особый интерес представляет, конечно, гостиная. Во-первых, в одном из ящиков буфета, ключ от которого был в кармане убитого, лежало много денег, на них отпечатки пальцев не только Даракчиева, но и Жилкова. Во-вторых, в том же ящике лежал пистолет с взведенным курком. Великолепный «смит-вессон» одной из последних моделей. К полированной поверхности ящика притрагивалась сначала Богдана Даргова, потом Дамян Жилков.
      – Какие объяснения дают Даргова и Жилков?
      – Никаких. Случайно, мол, прикоснулись к буфету…
      – А что говорит Жилков о своих отпечатках на банкнотах? Опять случайно?
      – Его будто бы посетил незнакомый человек и попросил передать эти деньги Даракчиеву.