Несколько дней спустя Рейчел лежала в объятиях Ли.
      – Я знаю, что это, – сказала Рейчел. – Я всегда с нетерпением ожидала этого момента, когда в детстве любила лежать возле своей тетушки Эмили. – Она вздохнула. – С тех пор жизнь никогда не казалась мне простой или безопасной. – Она приподнялась на локте. – Ли, я не помню, что произошло прошлой ночью. – Рейчел смутилась. – Совершенно не привыкла к американским коктейлям.
      Ли засмеялась и потянулась.
      – Ну, милая, – Ли, обнаженная, лежала поверх своего пухового одеяла. – После ужина все ушли. Муне ты сказала, что хочешь остаться и поговорить со мной. Поэтому он пошел домой, а ты попросила меня заняться с тобой любовью.
      Внезапно все отчетливо проступило в сознании Рейчел. Она ухмыльнулась.
      – Да. Теперь припоминаю. Мы много смеялись. Ли, в свою очередь, улыбнулась Рейчел.
      – Ты испытала такой бурный и восхитительный экстаз, – Ли покачала головой. – Затем ты открыла глаза, посмотрела на меня очень серьезно и сказала: «Благодарю тебя, Господи, за это». Я спросила, что ты подразумеваешь под этим. Но ты уже уснула. Ты только умудрилась пролепетать, что предпочитаешь заниматься этим с мужчинами, а потом отключилась и захрапела.
      Рейчел чуть не провалилась на месте от стыда и ужаса.
      – Ли, – наклонилась она к подруге, крепко поцеловав ее в губы. – Я вовсе не хотела тебя обидеть.
      Ли нежно отстранила ее.
      – Ты вовсе не обидела меня, Рейчел. Я все понимаю. Скорее всего, ты была замужем за человеком, который все время твердил тебе, что ты или фригидна, или лесбиянка, если не можешь отвечать на его ласки. Такое со многими женщинами случается. Как твое самочувствие сейчас?
      – Здорово, хотя это и забавно. – Рейчел села. – Мне всегда было непонятно, как же можно заниматься любовью с другой женщиной. Теперь поняла.
      – Ну и как это? – весело спросила Ли.
      – Все равно, как я делала это сама, только не так одиноко. Мне приятна была мягкость твоей груди, но… – она запнулась.
      – Ты можешь сказать мне, Рейчел. Мы же теперь подруги, помнишь? – Ли взяла Рейчел за руку.
      – Мне не хватает мужского отличия. Хочу сказать, что возникает такое чувство, будто какой-то важный компонент – думаю, это слово подходит точнее всего – отсутствует.
      Ли кивнула.
      – Я имела те же ощущения, когда была замужем. Долгие годы боролась с чувством, словно то, что я сексуально разделяю с мужем, было слишком совместимым, приевшимся. Я искала разнообразия в ком-то другом, – Ли сцепила руки на затылке. Ее темно-оливковое тело с совершенными линиями и формами вытянулось поверх желтого пухового одеяла. – Я попробовала других мужчин даже во время нашего брака, но не нашла ничего пикантного. В конце концов, мы прекратили наши интимные отношения. Затем я повстречалась с Кейт, – ее лицо просветлело от одного только воспоминания. – Вот тогда-то я и постигла истинную суть любовных отношений.
      – Что случилось с Кейт? – спросила Рейчел.
      – Она умерла. – Ли устремила взгляд на противоположную стену, где висела фотография ее любовницы. – Она была издательницей. Мы познакомились через моего мужа. Полюбили друг друга. В те дни подобные отношения еще не вошли в моду, не то, что сейчас. – Она печально покачала головой. – Я потеряла опеку над своими двумя детьми, так как судья сказал, что лесбиянки не могут быть достойными матерями.
      Она содрогнулась, вспомнив, как держась за Кейт, кричала в суде: «Верните мне детей!». Два подростка с серьезными лицами и взрослыми взглядами смотрели на нее с отвращением.
      – Ладно, по крайней мере, это все в прошлом. Дети проводят много времени здесь, однако в душу им тогда здорово наплевали. И все-таки Кейт – это десять восхитительных лет моей жизни! На день Благодарения исполнится два года, как она умерла.
      – Ты знаешь, почему отдаешь предпочтение женщинам? – спросила Рейчел.
      Ли поднялась на ноги.
      – Подожди. Возьму сигарету. – Она вернулась в комнату, закурив «Мальборо». – Я много лет ломала голову над этим вопросом, но, когда ответ нашелся, меня он уже больше не волновал. Моей избранницей стала Кейт. Не потому что она была женщиной. Это вполне мог оказаться бы и мужчина, с равным успехом. В Кейт заключалось нечто уникальное только для меня. То же она испытывала и по отношению ко мне. Для нас не имело существенного значения, какую форму имеют наши гениталии. Вот почему для нас явилось тягчайшим испытанием вмешательство других людей в наши отношения. Они принадлежали исключительно нам, и были сугубо личными. – Голос ее стал сердитым.
      – А как же группировки мужчин – гомосексуалов?
      Ли замолчала и посмотрела на Рейчел.
      – Нельзя выхватить интимные отношения и превратить их в политическое движение. Ничего не выйдет. Посмотри, что творится между мужчинами и женщинами. – Рейчел закатила глаза. Ли горько засмеялась. – В Америке лелеют несбыточную надежду, что мужчины якобы изменят что-то вокруг женщин, изобретут новые взаимоотношения, и это позволит женщинам занять полноправное место в мире. А на деле все происходит так, что мужчины настолько враждебны к женщинам, от них исходит такая угроза, что большинство женщин, достигших независимости, оказываются в одиночестве. Или же, от этого я тоже не в восторге, они устремляются друг к другу в поисках душевного покоя, а затем приходят к единодушному мнению, что мужчины – их враги. Однако врага-то не существует, Рейчел. Ты понимаешь это?
      Рейчел совершенно некстати засмеялась.
      – По-моему, не огорчаться и не сердиться на Чарльза – дело весьма трудное.
      «Не говоря уже о Лиаме», – подумала она.
      – Подумай, Рейчел. Ты выбрала Чарльза, и, держу пари, совершенно ошибочно. Женщины не могут загонять мужчину вить себе гнездышко, а затем вопить о том, что они не изменились.
      – А почему, собственно говоря, они должны меняться? Чарльз пальцем о палец в доме не ударил. У него есть мама, Антея, прислуга, выполняющая любую его прихоть, – резко сказала Рейчел. – Ему даже сморкаться самому не приходится.
      – Да, но кто обеспечивает систему поддержки его отвратительного махрового нарциссизма.
      – Полагаю, другие женщины.
      – Точно. Порядок наводить надо начинать с дома каждой конкретной женщины. Слишком много наших сестер выкладываются, чтобы обустроить мир на всей планете, но забывают о дерьме, которым завален собственный задний двор.
      – Ты абсолютно права, – засмеялась Рейчел. – И все-таки, Ли, знаешь, мне очень хочется теплых любовных взаимоотношений с кем-нибудь. После минувшей ночи, я поняла, что в основе моей лежит сексуальное влечение к мужчинам, а не к женщинам, – она задумалась. – Действительно, я не только поняла, что не извращенка, но вычистила множество негативных ощущений в душе. Все они были порождены Чарльзом. Кроме того, я поняла, что для меня отрезан путь в какие-то группировки или объединения гомосексуалистов. Это совершенно неприемлемо как альтернатива. Жаль, но снова передо мной безбрежные просторы одиночества. И все-таки, в качестве друзей я предпочтение отдаю женщинам. Существуют единицы мужчин, которые интересны и искренни в той же степени, как и женщины. – Рейчел вдруг загрустила по Джейн.
      – Бедные мужчины, – сказала Ли. – Они такие эмоциональные калеки. Однако нехорошо нам выбивать у них костыли. Иначе они поднимут их против нас. Ладно, Рейчел. Нью-йоркцы так болтливы. Хватит философствовать. Давай вставать. Я свожу тебя на прогулку в центральный парк. С Муней мы встретимся за обедом. Я знаю один приятный китайский ресторанчик. Держи. Одолжу тебе джинсы и свитер.
 
      Рейчел всячески избегала вопросительных взглядов Муни. Втроем они сидели в ресторане «Пенг», расположенном на 44-й улице восточной части города.
      – Попробуй пирог с голубятиной и водяными каштанами, – посоветовал Муня.
      – Нет, по-моему, Рейчел стоит попробовать блюдо «Дракон и феникс» – настояла Ли.
      – А что это?
      – Это особое блюдо, приготовленное из цыпленка и омара.
      – Но, – Муня невинно посмотрел на Ли, – Рейчел уж наверняка понравится бамбуковая корзиночка, на которой подают пирог.
      Рейчел утвердительно кивнула. Ли засмеялась.
      – Сдаюсь, но вино буду выбирать я.
      – Подумать только, я спала в одной кровати с Муней и занималась любовью с женщиной, – тихонько прошептала Рейчел.
      Ли весело поинтересовалась.
      – Что, Рейчел, замечталась?
      Рейчел покраснела и понадеялась, что Ли не прочтет ее мысли: довольно странно сидеть за одним столом с одетой Ли, когда всего несколько часов назад обе лежали в постели абсолютно голыми. И к Муне, и к Ли, Рейчел испытывала почти что родственные теплые чувства.
      Ресторан был переполнен. Рейчел никак не могла привыкнуть к этому шуму.
      – Американцы всегда так кричат? – спросила Рейчел у Муни.
      – Нет, Рейчел, только нью-йоркцы.
      – Мы все много вопим, – вставила Ли.
      – Перебиваем друг друга, – поддразнил ее Муня. – В самом деле, Ли, тебе стоило бы немного позаимствовать сдержанности от англичан.
      Ли покачала головой.
      – Слушай, Муня, я буду восторгаться вашими прекрасными старинными зданиями, но отнюдь не вашими эмоционально оцепенелыми мужланами. – Она передернула плечами. – Однажды я провела в Англии целое лето. Дождь шел не переставая…
      – Так уж и не переставая, – засмеялась Рейчел.
      – И, – продолжила Ли, – в картинной галерее мне сделал предложение мужчина без подбородка и выступавшими, как у кролика, зубами.
      – Неужели? – удивилась Рейчел. – А я-то думала, что ты до смерти была запугана англичанами.
      Ли рассмеялась.
      – Вообрази, можно ли получить наслаждение с человеком, который говорит: «Позвольте, не будете ли вы так любезны отобедать со мной?» – она весело передразнила своего потенциального соблазнителя.
      – Я думала, такое бывает только в кино.
      – К сожалению, не только в старых фильмах, – сухо сказала Рейчел. – Наша английская система школьного образования на самом деле поставляет своеобразных евнухов. Положение дел немного улучшилось с тех пор, как я закончила школу, но, честно, Ли, какое это испытание для маленького мальчика. Французы или итальянцы, по крайней мере, позволяют своим детям визжать, а мы должны держать все в себе наглухо застегнутым. Женщины в Англии страшатся, что прослывут агрессивными или крикливыми. Мэгги Тэтчер называют «Железная Леди», и вряд ли она умеет повышать свой голос. Она призналась, что однажды кричала. Газеты подняли такую шумиху!
      – Вот почему я выбрал жизнь в Нью-Йорке, – Муня посмотрел на Рейчел. – Теперь ты поняла, почему?
      Рейчел кивнула.
      – Словно ты находишься в бутылке с шампанским, – она слегка захмелела. – И я чувствую себя одним из маленьких золотистых пузырьков, вырывающихся вместе с сотнями других пузырьков.
      – Эй, что вы хотите делать сегодня? – спросила Ли.
      – Как насчет Таймс-сквер?
      – О, Рейчел, – запротестовал Муня, – если честно, то это не лучшее место в мире. Там гораздо хуже, чем в Сохо в феврале.
      – Неважно. Тебе следует помнить, что почти все мои представления об окружающем мире были твореньем кинотеатра в Лайм Реджис. Многие фильмы были американскими. Ей богу, мы не танцевали под джазовую музыку в кладовке. У нас в спортивном зале устраивался рок-н-ролл, а монахиня-надзирательница караулила, чтобы все было пристойно.
      – А в наши дни в моде были подплечики и русские чайни, – засмеялась Ли.
      – Отличная идея, – сказал Муня. – Пошли отсюда. Хочу показать Рейчел настоящую русскую чайню, – он посмотрел на Рейчел. – Это недалеко от Карнеги-Холл.
      – Чудесно, но мне нужно вовремя вернуться домой, чтобы позвонить Клэр и детям.
      – Сделаешь это завтра. Ты же вчера только звонила, помнишь? – напомнил ей Муня.
      – Если честно, Муня, то не помню. Забыла. Мне бы попить. Целую бочку бы выпила.
      – Ты можешь это повторить, – согласилась Ли. Все трое рассмеялись.
 
      Таймс-сквер оказалась именно такой, какой ее представляла Рейчел.
      – Все равно, – обратилась она к Ли. – Вот я стою возле Таймс-Тауэр. Ты не можешь себе представить мои чувства. Знаешь, мне всегда хотелось быть Дорис Дей, – Рейчел пальцем приподняла кончик носа. – Я сто лет потратила на то, чтобы сделать свой нос чуточку вздернутым, как у американок.
      – Если ты это сделаешь, то будешь больше похожа на английскую мужеподобную женщину, – пошутила Ли.
      – Ли, до меня только сейчас дошло. Я же оставила свое вечернее платье у тебя. Я одета в твои джинсы, а мы собираемся вечером в русскую чайню. Мне нужно прийти в себя и собраться с мыслями, как вы говорите в Нью-Йорке.
      – Ладно, поехали ко мне, – сказал Муня. Он остановил такси.

* * *

      Муня предложил обеим женщинам выпить чаю. Пока он возился на кухне, Ли положила руки Рейчел на плечи и серьезно посмотрела на нее.
      – Как ты себя сейчас чувствуешь, Рейчел?
      – Немного странно, – призналась Рейчел. – Немного растерянно… Пойти в постель с другой женщиной, как я полагаю, всегда считалось в моей жизни чем-то из ряда вон выходящим. Если Чарльз выходил из себя, то самое обидное оскорбление, которое он мог придумать, так это обозвать меня и моих подруг лесбиянками. Когда он сердился на кого-то из мужчин, то называл их «извращенец» или «гомик». Так трудно сделать что-то, за чем бы скрывалась любовь и сердечное тепло… – она замолчала. – Я хочу, чтобы ты знала, Ли, это была не только терапия моей души. Пребывание с тобой прошлой ночью вернуло мне множество хороших чувств. Я вновь почувствовала себя ребенком, каким была до встречи с Чарльзом. Ли нежно улыбнулась.
      – Не нужно извиняться, Рейчел. Каждый должен определять свои сексуальные пристрастия сам. Проблема состоит в том, что слишком многие люди отказываются принимать на себя груз ответственности за это. Вместо этого они зарываются носом в книги или смотрят фильмы, пытаясь найти там ответ на свой вопрос. Я долгие годы воображала себя Лорен Бакол, и мне нравилось раздавать своим мужчинам оплеухи.
      Вошел Муня с восхитительным японским чайником.
      – Мне всю жизнь хотелось быть Джеймсом Дином, – сказал он.
      Ли убрала руки от Рейчел и села на диван.
      – Вынужденные обстоятельства, – сказала она. – Я позволю Муне быть мамой и разлить чай.
      Муня ухмыльнулся.
      – Я-то думал, что ты не любишь стереотипов. Рейчел засмеялась.
      – Замолчите, вы. Похожи на престарелую семейную парочку. Брюзжите точно так же.
      – А мы и так давно знаем друг друга, правда, Муня?
      Он кивнул. Рейчел взглянула на них.
      – Надеюсь, я всегда буду знать, что вы оба в Нью-Йорке, даже в том случае, если не смогу видеться с вами довольно часто. Мысленно я всегда смогу представить, что с вами, когда только захочу. Знаете, как только я вернусь в Лондон, займусь поисками квартиры. Что-нибудь, типа вот этой, оказалось бы для меня идеальным вариантом. Когда устроюсь, вы вдвоем обязательно приедете ко мне в гости.
      Ли поморщилась.
      – Не выношу Англию. Говорила же, что там жуткий холод. Мне так и хочется щипать там всех прохожих, чтобы посмотреть, какая будет реакция. Должно быть, я – единственная американка, которая не пришла в восторг от мысли поехать в Лондон. Но все равно, большое спасибо. Запомню. Нет ничего лучше шести недель дождя для усовершенствования моего повествовательного стиля.
      Муня и Ли пустились в долгий литературный спор. Рейчел это скоро наскучило. Она пошла в свою комнату и прилегла отдохнуть. «Жду не дождусь, когда смогу рассказать Клэр», – подумала она. Рейчел представила лицо Анны. Преподобной матушки-настоятельницы. Затем ее сморил сон.
 
      Остальное время Рейчел воспринимала сквозь дымку. Если Муня был занят, то ее вывозила куда-нибудь Ли. Иногда они собирались все втроем. Одно событие запечатлелось в памяти Рейчел навечно. Ли пригласила их с Муней поужинать в кругу своих друзей. Мужчина, Поль Горовиц, оказался известным писателем. Его жена Эмили тоже состояла «при искусстве». Рейчел никогда раньше не приходилось видеть подобные картины.
      – Что это? – простодушно спрашивала Рейчел.
      – Это мужской член, – просияла Эмили. – Видите? Это написала Франц, моя приятельница. Она намеревалась выразить мужское превосходство. Видите? Это Белый Дом.
      – А, да. – Рейчел подошла к картине вплотную и еле-еле разглядела знаменитое здание, угнездившееся где-то среди волос мошонки.
      – Ли, вы помните идеологическую борьбу, которую мы вели по поводу того, должен ли член вписываться в какую-то окружающую обстановку или нет?
      – Слава Богу, большинство из нас переросло эту стадию, – рассмеялась Ли.
      – Кто же победил? – не унималась Рейчел, которую разбирало любопытство по столь животрепещущему вопросу.
      – О, конечно же, Франц, – ласково рассмеявшись, ответила Эмили. Она была крупной и на вид очень сердечной женщиной. – Пошли, Рейчел. Пора к ужину.
      Рейчел чуть было не забыла о существовании внешнего мира, пока она кружилась в вихре развлечений Нью-Йорка, увлекаемая энергичной Ли или нежным и предупредительным Муней. Втроем они жили среди кипящего люда Нью-Йорка, используя толпу в качестве театрального задника в своем наслаждении обществом друг друга. Внезапно Рейчел, сидя за безупречно накрытым столом, осознала, что волшебному времени подходит конец. В мире живут не только такие как Анна, Клэр, Муня или даже Ли. Девяносто пять процентов населения всего мира составляют такие люди, как Поль Горовиц.
      – Мы здесь очень беспокоились о вашей Лейбористской партии, – заявил Поль. – Я все время следил за левым крылом, – он умолк. – Единственный выход для вашей страны – социалистическое правительство, которое эффективно перераспределит состояние нации.
      Рейчел охватил страх.
      – Надеюсь, этого не произойдет, – сказала она. – Все деньги достались мне по наследству.
      Ноздри Поля алчно зашевелились.
      – Вы голосуете за консерваторов?
      – Я не голосую вообще, – Рейчел начала потихоньку выходить из себя. – Я стараюсь избегать политики. Наслышана, что существует правая оппозиция и левая оппозиция, но остальные, причем, их большинство, скромных и самых лучших, остаются в тени. – Она самодовольно рассмеялась.
      Поль и Эмили посмотрели на нее.
      – Поль, – вмешалась Ли. – Оставь свои политические амбиции при себе. Я же знаю, что ты республиканец, но скрываешь это от всех. Сколько стоили эти хрустальные бокалы? – она подняла изысканный бокал для вина Григорианской эпохи.
      Рейчел заговорила, прежде чем Поль успел ответить.
      – Могу сказать, что в Англии это стоило бы сто двадцать фунтов за каждый. Именно этот рисунок очень редкий, – Рейчел взглянула на Поля. – У вас есть полный набор? – Поль кивнул. – Тогда вы можете удвоить цену.
      – Сто двадцать фунтов… за каждый? – Муня присвистнул. – Целое состояние!
      Вечер подходил к концу. Складывалось такое впечатление, что Поль и Эмили знали каждую собаку в Нью-Йорке, а все время проводили в ресторанах и театрах. Поль сидел рядом с Рейчел, поэтому в какой-то момент ему не оставалось ничего, кроме как поддерживать с ней разговор. Между Муней, Ли и Эмили разгорелась жаркая баталия по поводу новой книги о феминизме, а Рейчел, которая вдоволь наслушалась о феминизме от Анны и была сыта этими разговорами на всю жизнь, обрадовалась предоставившейся возможности передохнуть.
      – Вам нравится в Нью-Йорке? – Поль говорил очень тихо, поэтому Рейчел пришлось наклониться к нему, чтобы расслышать вопрос. Она улыбнулась и утвердительно кивнула. – Вы очень красивая молодая женщина, знаете ли. – Он не улыбался. – Молодым красавицам вовсе не обязательно разбираться в политике. С них довольно того, что им известно, как нужно ублажать мужчин. – Рейчел выпрямилась. Поль продолжил. – Я тоже знаю, как доставить удовольствие женщине. – Он в упор посмотрел на Рейчел. – Уверен, что Эмили каждый вечер засыпает после восхитительного чувственного экстаза. Что вы об этом думаете?
      Рейчел опешила. У нее даже язык не поворачивался, чтобы ответить на столь откровенный вопрос. Не могла же она ему ответить то, что думала на самом деле – какая скука, сидеть за его собственным столом.
      – Пожалуй, я выпью еще немножко вина, – сказала она наконец. Она, кажется, здорово напивалась.
      Муне и Ли пришлось тащить ее в такси. Рейчел заливалась от смеха.
      – Что ж здесь смешного? – спросил ее Муня, усадив в машину.
      – Поль устраивает Эмили оргазм каждый вечер… Бедняжка Эмили!
      Ли улыбалась.
      – Поль не ведает, что у Эмили есть подружка.
      – Франц? – спросил Муня, взглянув на Ли. Та ухмыльнулась. – Так он никогда об этом не догадывался, глядя на картину?
      – Нет. В том и вся соль. Рейчел взглянула на Ли.
      – Выходит, все кругом обманывают?
      Ли нежно потрепала Рейчел по плечу. Она прекрасно понимала, что смех Рейчел может мгновенно превратиться в слезы.
      – Почти все, Рейчел. Относись ко всему проще, и самой станет легче. Люди обманывают друг друга не потому что они плохи, а просто оттого, что им бывает грустно.
      – Пожалуй, так и есть, – Рейчел обхватила голову руками. – Кажется, меня сейчас стошнит.
      Ли придерживала ладонью лоб Рейчел, когда они вместе высунулись в окно. Муня был тоже рядом. Водитель такси с отвращением сказал:
      – Уплатите по двойной таксе, я не вожу в своей машине пьяных дамочек.
      – Мне так стыдно, Ли, – пробормотала Рейчел в перерывах между приступами рвоты.
      – Не думай об этом, – сказала Ли. – Наклонись еще немножко подальше. Вот для чего нужны друзья.
 
      Рейчел завороженно смотрела на рождественское убранство. Вся атмосфера русской чайни восхищала ее.
      – Как здорово, когда Рождество круглый год! – воскликнула она.
      – Попробуй сибирских пельменей. Их подают только сегодня, – сказал Муня.
      Наступил последний вечер Рейчел в Нью-Йорке. Прощальный ужин в русской чайне был устроен по ее выбору, потому что ей очень понравился ужин здесь в первый раз. Муня мелкими глотками пил какой-то экзотический напиток.
      – Что это? – спросила Рейчел.
      – «Харви Уолбангер».
      – Мне так понравились американские коктейли.
      – Я хочу борщ и блины, – заказала для всех Ли.
      Один из казаков, обслуживавших зал, подошел к их столику.
      – Глаз не отвести от вас, красавица, – сказал он Рейчел. – Приготовлю коктейль лично для вас, для вашего милого ротика, – Рейчел улыбнулась. – Ах, – бармен протянул к ней руки. – Какие зубки! А улыбка! Как у мадонны… – он жестом указал Муне и Ли. – Перед такой красотой мое сердце не устоит. – Он стремглав бросился к стойке бара.
      – Я мигом! – бросил он через плечо.
      – Он в самом деле русский, Ли? – Рейчел слегка взволновалась.
      – Нет, итальянец, но с русским акцентом. Не волнуйся, они все себя так ведут, – Ли улыбнулась Рейчел.
      Расторопный официант через мгновение подлетел к столу вновь.
      – Как вас зовут? – спросил он у Рейчел.
      – А ваше имя? – осторожно спросила она.
      – Джорджио, – наклонился он к ней.
      – Рейчел Кавендиш, – растаяла она от его улыбки.
      – Выпейте, – предложил он, ставя перед ней стакан.
      Она пригубила бокал.
      – Чудесно, Джорджио. – Рейчел передала Ли напиток для дегустации.
      – Коктейль Кавендиш, – объявил Джорджио на весь ресторан. Посетители смолкли. Народ смотрел на Джорджио. Официант поднял бокал. – Новый коктейль – мы все пьем за самую красивую женщину Нью-Йорка.
      Рейчел смутилась. Все посмотрели на нее. Ли и Муня были в восторге.
      – Каковы ощущения Королевы бала? – спросила Ли.
      – Весьма странные! – воскликнула Рейчел. – Я столько лет оставалась жалким ничтожеством. Джорджио, – обратилась она к официанту. – Как ты готовишь мой напиток?
      – На ваших губках – клубничный ликер, – улыбнулся он. – Водка – для задора, а апельсиновый сок – за вашу чистоту.
      Рейчел рассмеялась.
      – Продолжай, Джорджио. Он весело улыбнулся.
      – Я режу клубничку, добавляю кусочки льда. Вдруг он залихватски крикнул и пустился лихо отплясывать между столиками. Еще один бармен и официанты присоединились к нему. Некоторые посетители повскакивали со своих мест, и весь ресторан наполнился буйным весельем. Люди кружились и пели.
      «Только в Нью-Йорке», – подумала Рейчел. Ли улыбнулась и положила руку на плечо Рейчел.
      – Мы будем скучать по тебе, – грустно сказала она.
      Комок подкатился к горлу Рейчел.
      – Ли, ты никогда не узнаешь, как много для меня сделала.
      Ли кивнула.
      – Верю, что людские пути пересекаются. Можно сотворить другому человеку добро или причинить зло. Нам всем недостает умения прощать. Большинству из нас труднее всего научиться расставаться. – Она улыбнулась.
      Рейчел кивнула.
      – У меня в душе борьба все еще продолжается. Физически я уже избавилась от Чарльза, но эмоционально он все еще незримо довлеет надо мной, боюсь, в основном, осуждает.
      Ли покачала головой.
      – Без его осуждения тебе еще очень долго не обойтись, Рейчел, если ты думаешь об этом. Многие женщины позволяют своим мужьям осуждать их, потому что в том случае, если они чувствуют свою никчемность, им не придется изо всех сил бороться, прокладывая себе путь к освобождению из этой трясины. У меня было нечто похожее очень долго.
      – Иногда бороться за свое освобождение оказывается сложнее, чем смириться и плыть по течению, – вздохнув, ответила Рейчел. Если бы Чарльз никогда не признался мне, я бы все еще находилась в Ричмонде. Это мертвая хватка…
      Ее прервал Джорджио.
      – Танцуем, моя прекрасная леди! Танцуем! – он стремительно закружил ее по залу.

      Клэр послала лимузин из «Савоя», чтобы встретить Рейчел, к аэропорту Хитроу. Роскошные мягкие сидения располагали к философским размышлениям. Рейчел задумчиво смотрела в окно. Никогда и не предполагала, как отвратителен автомобильный подъезд к Лондону со стороны Хитроу. Ей вдруг стало грустно от того, что люди, со всего света стекающиеся в Англию, должны видеть Лондон как красавицу, одетую в замызганную юбчонку. «Ничего, – успокаивала она себя, – «Савой» – это отдельный город. Как только я попаду внутрь отеля, снова окажусь в безопасности». Рейчел вдруг удивилась, насколько вновь стала уязвимой, как только покинула теплую компанию Муни и Ли.
      Сидевший рядом с ней в самолете мужчина беспрестанно задавал вопросы, пока Рейчел не повернулась к нему спиной. «Слава Богу, что я могу себе позволить лететь первым классом», – подумала она. Она вспомнила, в каких стесненных условиях один раз была с Чарльзом и детьми, когда они летели во Францию. Промелькнула мимолетная мысль. Интересно, как бы все обернулось, если бы у нее на пальце сейчас было одето обручальное кольцо. «Оно спасло бы меня от всяких неотесанных мужланов», – подумала она. Но затем вспомнила об упоительной свободе, которую ощутила, вручив кольцо Чарльзу. С рабством теперь покончено. Она взглянула на палец, на котором до сих пор оставался след от долгих лет ношения широкого золотого кольца.
      «Я принадлежу сейчас только себе», – подумала она, когда машина бесшумно подкатила к отелю и въехала во внутренний двор.
      – С возвращением, мадам. Добро пожаловать! – швейцар подхватил чемоданы и прошел следом за ней в регистрационный зал. «Надо же, какая перемена», – подумал он. – Прошло всего пять месяцев, и серая мышка превратилась в великолепную принцессу». Рейчел вызывала у него особый восторг. Глядя на нее, он весь просиял.
      – Чудесная погода для этого времени года, – заметил он.
      Рейчел улыбнулась, вспоминая комментарий Ли по поводу того, что все англичане – эмоциональные калеки.
      – Я очень по вас соскучилась.
      Глаза швейцара подернулись влажной дымкой. Он смущенно прокашлялся.
      – Благодарю вас, мадам, – сказал он, убирая в карман чаевые. Женщин, размышлял он, возвращаясь на свое место снаружи парадного входа, никогда нельзя предугадать, что они скажут дальше. Он замер, тупо уставившись в пространство перед собой. «Она скучала без меня». Он задумался и позабыл придраться к новому швейцару.