– Кухарка – я, – сказала Алиса вместо вступления. – Сюда. Дайте мне ваше пальто.
      В течение вечера Анна с Алисой время от времени обменивались объятиями, но это вовсе не смущало Рейчел. Ей было очень приятно видеть Анну столь счастливой и раскованной. Она засиделась с ними допоздна, решив ехать на последнем автобусе. Прощаясь, Рейчел сказала Анне в коридоре:
      – Я получила истинное удовольствие от общения с вами. Огромное спасибо. Алиса – такая лапочка. Я позвоню.
      Когда она вернулась домой, Чарльз сидел перед телевизором.
      – Так одиноко, – пожаловался он. – Все надо делать в доме самому…А ты просто вся светишься, Рейчел. Чем вы занимались? Устроили оргию?
      – Не говори глупости, любовь моя. Алиса действительно очаровательная женщина. – Лежа потом в кровати, она была признательна Чарльзу за прекрасно проведенный вечер, поэтому исполняла свои супружеские обязанности с истинным удовольствием. – Жаль, что не всегда так, – посетовала она, лежа в его объятиях.
      – Очень часто, разве нет? – забеспокоился Чарльз.
      – Очень, – успокоила она. И они вместе уснули.
 
      Те годы она воспринимала словно сквозь дымку мучительной усталости. Отдыхала она только в гостях у тети Эмили.
      – Почему бы тебе не уговорить тетю Эмили продать этот громадный старинный дом и не переселиться куда-нибудь в более подходящее место? Тогда тебе перепадет хоть немного денег.
      – Я не могу, Чарльз. Этот дом – вся ее жизнь. Пока она живет в нем, то чувствует близость тети Беа. Однажды она заговорила о переезде, но сделать это – выше моих сил.
      – Ты чертовски сентиментальна, Рейчел. Мы изо всех сил боремся за выживание, когда нам вовсе не нужно этого делать. Ей даже не нужна кухарка или горничная, чтобы присматривать за ней.
      – Как раз напротив. Она уже не может сейчас готовить. У нее страшный артрит, поэтому ей просто необходимо все время кого-то иметь возле себя. А деньги принадлежат ей, а не мне.
      Чарльз и Рейчел жили очень скромно. Все сэкономленные деньги уходили на одежду для Чарльза. Его работа того требовала, как он объяснял. Сама же Рейчел никак не могла понять, зачем ее мужу столько разных костюмов.
      – Видела я этих твоих жалких маленьких старикашек, у которых тебе приходится брать интервью. Все они одеты в серые потрепанные костюмчики. Не понимаю, к чему тебе так наряжаться перед ними, разве только, чтобы произвести впечатление.
      – Такая у меня работа, радость моя. Не за горами то время, когда меня пригласят в солидную крупную газету, и тогда я, наверняка, попаду в корреспонденты или обозреватели новостей.
      Когда Чарльз получил предложение работать в одной из крупнейших газет Лондона, его жалованье за один вечер увеличилось в три раза. Работа была связана с множеством заграничных поездок. Он освещал раздел новостей, для которого требовался свой английский корреспондент. Оба трепетали от восторга.
      – Не знаю, – сказала Юлия. – Ты будешь находиться все время вдалеке от дома. Помни, если мужчина путешествует, за этим всегда кроется вина женщины.
      – Перестань, мама. Какие глупости, – урезонивал ее Чарльз.
      Рейчел смеялась.
      – Если честно, то именно это и беспокоит меня меньше всего. Чарльз не относится к типу неверных мужчин.
      Он обнял ее в знак подтверждения ее определения.
      – Какие могут быть сомнения на этот счет? – вдруг ему неожиданно стало душно. Крошечная гостиная в Бридпорте показалась ему слишком тесной. – Пойдем, Рейчел, навестим Руфь. Она очень обрадуется, возможно, узнаем что-нибудь новенькое о Муне!
      Руфь действительно пришла в полный восторг, увидев их обоих. Она забегала и засуетилась, засыпая их пирожными и печеньем.
      – Муня скоро вернется домой. Он в субботу уедет из Нью-Йорка и пробудет несколько недель здесь перед поездкой в Израиль.
      – Так бы хотелось с ним увидеться, – сказал Чарльз. – Передайте ему, чтобы, по возможности, навестил нас, как только приедет.
      Они оставили детей Юлии. В последнее время Рейчел с трудом справлялась с Домиником. Ему уже исполнилось восемь лет, и Юлия души в нем не чаяла.
      – Бабушка позволяет мне сидеть допоздна, – настаивал он на своем.
      – Это потому, что каникулы, и тебе не нужно рано вставать в школу.
      – Она лучше готовит, чем ты.
      – Знаю, дорогой. Она это делает гораздо дольше меня.
      – Я слышал, как она говорила госпоже Коухен, что ты совсем не умеешь воспитывать детей.
      Это уже переполнило чашу терпения Рейчел. Сын смотрел на нее серыми спокойными глазами.
      – Мне бы хотелось жить с бабушкой.
      – Доминик, подумай, ты ведь уже взрослый, чтобы вешаться на шею бабушке, которая тебя окончательно избалует. Твоя мать – я, и ты должен быть со мной. Кроме того, папа скоро уедет, и ты мне будешь очень нужен как помощник.
      Сара росла куда более покладистой в сравнении с Домиником. Она уже в 4 года точно знала, чего хотела. Юлию она, практически, не интересовала.
      «Почему воспитание детей представляется столь неблагодарным занятием?», – задавалась она вопросом по разным поводам. Пока рос Доминик, она вынуждена была приглашать растущую на глазах команду мальчишек, а иногда и девчонок, в свой дом после школы, на каникулах. Истина, которую она постигала постепенно, состояла в том, что, как бы она ни любила своих собственных детей, чужие абсолютно ее не интересовали.
      Она оказалась первой мамашей на улице, которая восстала против синдрома вечеринок, устраиваемых по поводу дней рождений. В тот год, когда родилась Сара, она покупала торт для дня рождения Доминика, из-за чего чувствовала себя страшно виноватой.
      – Не глупи, дорогая. Ты же знаешь, что все равно не сумеешь испечь торт, – успокаивал ее Чарльз, когда она всхлипывала в его объятиях в тот вечер. – В некоторых женщинах материнское начало заложено от природы, как у моей матери, например, а у некоторых – его нет.
      – А что ты думаешь обо мне, Чарльз?
      – Послушай, дорогая. Ты немножко неряшлива в ведении домашнего хозяйства и не всегда помнишь о визитах к зубному врачу для детей, не так ли?
      – Пожалуй, ты прав. Но я очень надеюсь, что Сара вырастет не такой.
      – Она пошла в породу моей матери, так что беспокоиться за нее не стоит. А Доминик? Смотри, как у него хорошо все получается.
      – Действительно, Чарльз. Мне все время хотелось с тобой поговорить об этом. Знаешь, мне кажется, что Юлия не всегда перед Домиником искренна в отношении ко мне. Иногда у меня такое чувство, что Доминик считает меня абсолютно неудавшейся матерью, ибо Юлия делает все гораздо лучше меня, кроме того, она постоянно критикует меня в присутствии ребенка. Это не очень справедливо по отношению ко мне.
      – Она и дальше будет так поступать. Уже неисправима. И язык у нее всегда был острым, как бритва. Кстати, на следующей неделе Юлия приедет повидаться с семьей Макса. Пригласим их на ужин?
      – Скорее всего. Жаль, что она заставляет меня чувствовать себя столь неподходящей.
      – Она не подразумевает этого на самом деле. Просто ты излишне чувствительна.
      Как-то раз, когда Рейчел позволила Чарльзу заниматься любовью, сама тем временем сочиняла подходящее меню, чтобы не вызвать упрека со стороны Юлии. Чарльз миновал один из тяжелых этапов наслаждения оральным сексом. Когда супруг исследовал ее бархатистые глубины, она чувствовала себя в поле действия неутомимого и вездесущего пылесоса «Хувер». Когда же она принималась ласкать вздыбленную плоть супруга, обычно по его просьбе, ей казалось, что она словно в детстве усмиряет их старый садовый шланг, который совершенно непредсказуемо вел себя во время ее мужественных попыток полить сад.
      – Как тебе понравилось, любовь моя? – спрашивал Чарльз, приподнимаясь, чтобы набрать в грудь побольше воздуха.
      Ей были видны только глаза, мерцавшие в копне ее волос под животом.
      – Чудесно, Чарльз, – восклицала она. – Думаю, приготовлю кок-о-вэ с шоколадным муссом для пудинга.
      – Звучит весьма заманчиво, – пробормотал Чарльз.
      – Спокойной ночи, дорогой, – сказала Рейчел, быстро закрывая глаза, не чувствуя этой ночью в себе сил для выдающихся подвигов над непокорным дружком Чарльза. – «Какую одержимость исступленного желания может ощущать любая мать, целый день провозившаяся с ребенком-ползунком, таким как Сара, со всеми ее «уа-уа», «пу-пу» и «бух», – думала она, ожидая, пока Чарльз успокоится и уляжется поудобнее.
      Чарльз прильнул к ней.
      – Устала, любовь моя?
      – Угу, – она притворилась засыпающей.
      – Хорошо, ладно. – Он наклонился и поцеловал ее. Она еле сдержалась, чтобы не сморщиться. Ей всегда не нравился запах ее влагалища на его губах.
      Он откатился на свою часть кровати, подумав о том, что поле битвы к следующему году у него увеличится. Антея становится все более неугомонной, а она – слишком обыденной. Игры вдали от дома гораздо безопасней. Даже в том случае, если мне придется пользоваться презервативом в интимной жизни с Рейчел, всегда я смогу предохранить ее от любой инфекции. Проклятое женское движение с их криками и визгами по поводу контрацепции уже сделало мужчину уязвимым перед инфекциями. Не то что в старые добрые времена, когда его можно было быстренько надеть и снять. Девицы, типа Антеи, принимают пилюли, но одному богу известно, где они проводят большую часть времени.
      Чарльз уже не раз подцеплял венерические заболевания. Семейный доктор очень мягко отнесся к этому.
      – Скажите Рейчел, чтобы она зашла ко мне, – попросил доктор Чарльза.
      – Но, доктор Бернс, вы же не можете ей сказать, чтобы она пошла провериться в вендиспансер, – она же сразу поймет, в чем дело. – В его голосе звучало полное смятение.
      – Нет. Нет. Так не пойдет. Скажу ей, что пора провериться на раковые опухоли, как обычный медосмотр, возьму мазок и сам пошлю его в клинику на анализ.
      – Вы так добры, доктор Бернс.
      – Не люблю подвергать риску порядочные семейные пары. Рейчел – замечательная девочка, и у вас чудесные детишки. – Мужчины обменялись крепким рукопожатием.
 
      Рейчел до мелочей продумывала подготовку к предстоящему визиту Юлии. Она тщательно записывала все, что необходимо сделать к приезду свекрови.
      – Надо постирать шторы в гостиной, – Юлия давно проиграла битву из-за тюлевых занавесок.
      – Соседи будут смотреть, – говорила Юлия.
      – Нечего им тут смотреть. Мне наплевать на их любопытные взгляды. Терпеть не могу тюлевые занавески.
      – Не очень хорошо для тебя.
      Эта фраза все время ввергала Рейчел в бездну ощущения своей вины. Несколько лет назад она бы смиренно извинилась. Но с того самого дня, как Юлия довела ее до слез, заставляя выставить Доминика в коляске на лютый холод, якобы подышать свежим воздухом, а Рейчел категорически отказалась, она дала себе слово, что перестанет бояться свекрови. Она больше не называла ее госпожа Хантер, так как начала сознавать, что такое обращение слегка унижает ее и ставит в двусмысленное положение, словно подчеркивая отсутствие ее собственного происхождения. – «Юлия, – решила Рейчел, – не будет больше управлять нашими жизнями».
      – Бабушка приезжает, – объявила она Доминику и Саре за воскресным ужином.
      Доминик просиял от радости.
      – Как хорошо. Она сделает мне настоящий костюм с потайным внутренним карманом в пиджаке.
      – В самом деле, дорогой? Весьма любопытно. Костюмы очень трудно пошить. Какого же цвета?
      – Коричневый. Бабушка и дедушка считают этот цвет наиболее подходящим для костюма.
      «Черт возьми, – подумала Рейчел. – Всегда у них вещи коричневые или зеленые. Их шкафы набиты коричневой и зеленой одеждой Юлии».
      – Как чудесно, Доминик, – сказала она, улыбаясь. – Ты останешься на ужин дома, когда они приедут?
      – Когда это?
      – В следующую среду.
      – Нет. Не смогу. Я останусь в этот вечер у Сэма.
      – Хорошо, дорогой. Я передам бабушке. – В душе Рейчел даже обрадовалась. Трудно было вынести зрелище, когда Чарльз превращался в шаловливого школьника, который дожидается, когда его погладят по головке, и подражавшего ему Доминика, сидевшего возле бабушки и источавшего чары благовоспитанного ребенка, что заставляло Юлию цвести от умиления, а Рейчел так и подмывало выпороть ребенка.
      – Где папочка?
      Рейчел посмотрела на Сару. Для четырехлетнего ребенка она была слишком проницательной и быстро реагировала на настроения Рейчел.
      – На работе, милая.
      – Но, мамочка, сегодня же воскресенье.
      – Знаю, но ему нужно работать. А когда он получит новую работу, ему придется еще больше трудиться.
      – Без него никто не приглашает нас в гости на выходные дни? – спросил Доминик.
      – Думаю, нет. – Рейчел было жаль детей. Доминик совершенно правильно подметил. Обычно она прилагала титанические усилия, чтобы вывезти их куда-нибудь, если Чарльз оказывался занят, пусть даже это был загаженный собаками парк, но в эти выходные она была занята подготовкой к визиту Юлии, поэтому дети выглядели скучными и несчастными.
      – В других семьях только и хотят, чтобы к ним на выходные кто-то приходил в гости, – сказал Доминик. – Ты знаешь моего друга Сэма?
      – Конечно.
      – Ну, у него нет отца. Он говорит, у его мамы есть любовник, который дарит ему подарки и дает конфеты.
      – Правда, Доминик?
      – Да. И его никуда не приглашают на выходные. Сэм говорит, это потому, что у него нет отца.
      – Значит, нам остается думать, как нам повезло, что у нас есть папочка, который нас очень любит и усердно трудится на наше благо.
      Рейчел понимала, что это звучит несколько высокопарно, но она уже начинала беспокоиться за Доминика, как он останется в гостях в предстоящую среду.
      – Чарльз, не находишь ли ты это немного рискованным? – поинтересовалась Рейчел мнением супруга, как только увидела его дома. – Она очень прелестная женщина, но нам ничего не известно об этом ее любовнике.
      – Ах, Рейчел. Не будь так безнадежно старомодной. Люди разводятся и снова влюбляются, и это происходит повсюду.
      – Но только не на Эшли Роуд. Здесь ни у кого нет времени на амурные дела. Только представь себе, как я заведу какую-нибудь интрижку под бдительным оком Доминика или Сары.
      – Я не могу себе этого представить, – серьезно ответил Чарльз. – Ты не из тех женщин, которые способны заводить интрижки.
      – То же можно сказать и о тебе, дорогой. Слава Богу! Я бы возненавидела себя, если бы оказалась среди тех женщин, которые вынуждены обшаривать карманы мужа, подозревая его в неверности.
      Он обнял ее и привлек к себе.
      – Рейчел, я люблю тебя.
      – Что-то случилось, Чарльз? Он посмотрел ей в глаза.
      – Нет, ничего особенного. Просто я нервничаю из-за перемены места работы. Там дел будет по горло.
      – Ты всегда можешь на нас надеяться.
      – Знаю. Именно в этом я обретаю новые силы. Она нашла весьма забавным столь необычное поведение Чарльза. В кухне, готовя ему чашечку кофе, она задумалась, почему это Чарльз вдруг расчувствовался. Это было очень ему несвойственно. В эту ночь она упивалась удовольствием полного подчинения партнеру и была очень счастлива.
      – Знаю, нам придется часто жить в разлуке, любовь моя. Но невозможно содержать двоих детей, решать все проблемы, сидя дома.
      – Знаешь, я думаю, что, если ты будешь так часто в отъездах, а у нас будет достаточно много денег, мне можно позволить купить небольшую машину на те деньги, которые остались от тети Беа.
      – Рейчел, но ты же никогда не сумеешь ее водить! Помнишь наш маленький зелененький «Эм-Джи», тот, что мы продали, чтобы провести наш медовый месяц? Ты ведь так и не научилась его водить. Совершенно не умеешь сосредоточиться. Задумаешься и разобьешься.
      – Да, пожалуй, ты прав. Но все равно, надо подумать об этом.
 
      Анна позвонила в среду утром.
      – Не хочешь прийти к нам на собрание в женском центре?
      – О! Анна! О чем на этот раз?
      – Контрацепция и аборты.
      – Интересно. Мне так надоели презервативы. От них пахнет, как от старых резиновых покрышек. Совсем не романтично. Должны же существовать какие-то другие формы контрацепции.
      – Нет, – ответила Анна. – Если бы мужчины должны были заботиться о контрацепции, то решение всех проблем устроилось бы одним махом.
      – Могу себе представить, – Рейчел засмеялась. – Но Чарльз очень дорожит предметом своего восторга. Анна, ты и в самом деле стала активисткой женского движения?
      – Кажется, да. Но мне бы очень хотелось и тебя привлечь на некоторые наши собрания.
      – Сегодня вечером у меня будет в гостях Юлия, поэтому я при всем желании не смогу.
      – О, господи, бедняжка.
      – Знаю, но мне нужно с ней разобраться. А тебе я скажу вот что: я спрошу у Чарльза, можно ли мне прийти к вам на собрание в следующий раз.
      – Рейчел, зачем тебе спрашивать разрешения у Чарльза, если сможешь прийти на наше собрание? Он же не спрашивает у тебя разрешения, куда ему ходить, а куда – нет.
      – Но это же работа, Анна. Это для нас – семья. Ты же не понимаешь семейной жизни или брака.
      – Можно подумать, что ты – большой знаток, – ответила Анна. – Я позвоню тебе, когда старая боевая кляча отчалит после своего визита, может быть, позову тебя к нам.
      – Ладно. Береги себя и передавай привет Алисе.
      – Удачи тебе с Юлией, а если придется совсем туго, пошли ее…
      Рейчел засмеялась и положила трубку. Она ведь даже не знает, что означает это выражение. Весь день Рейчел колдовала на кухне, приготовляя кок-о-вэ и шоколадный мусс.
      Все шло, как по маслу, когда Чарльз прибыл домой с бутылкой хереса для мамы.
      – Пахнет очень вкусно, – заметил он, сунув нос в запеканку. Рейчел была бесконечно довольна собой. В доме не осталось ни пылинки. Шторы в гостиной висели чистейшие, а медные ручки на дверях блестели. Чарльз посмотрел на кухонный пол. – Вижу, тебе пришлось немало потрудиться, дорогая. Вижу свое отражение в линолеуме. Знаешь, придется попросить маму наносить нам регулярные визиты – это превратит тебя в первоклассную домохозяйку.
      – Возможно, но через несколько лет я сдохну или окончательно сойду с ума, как госпожа Бриджес. Знаешь, ее отвезли в психбольницу. Она жила в доме № 24 вниз по улице. Никто не видел ее, кроме как через окно. Она всегда скребла и мыла в доме, а дети были безупречными. В самом деле, ужасно. Представляешь, сойти с ума от домашней работы.
      – Родная моя, разве это проблема, о которой тебе нужно беспокоиться? – Чарльз благодушно засмеялся. – Выну стаканы для хереса.
      Он подошел к угловому шкафу в столовой, который отделялся от кухни аркой.
      – Чарльз! – воскликнула Рейчел. – Анна звонила. Она хочет, чтобы я пошла на одно из ее собраний свободных женщин. Что ты скажешь?
      – Думаю, это чепуха, Рейчел. – Он вернулся на кухню. – Весь этот бред о том, как мужчины угнетают женщин. Скажи, я угнетаю тебя?
      – Конечно, нет, Чарльз, – она серьезно посмотрела на него. – Я думала, собрание о контрацепции и абортах могло бы показаться интересным. Оба направления сейчас активно развиваются, там делается много новых научных открытий. Мне кажется, что женщинам следует разрешить делать аборты, если они этого хотят.
      – И я точно такого же мнения, но поверь мне, Рейчел, все эти женщины погрязли в политике. Это вовсе не для тебя. Спорим, что ты не знаешь, сколько мужчин в кабинете премьер-министра? Так?
      Рейчел покраснела.
      – Конечно, не знаю. Я совсем отстала в таких вещах. Думаю, ты абсолютно прав. Все равно мне там будет скучно, так как я совершенно далека от политики, скорее всего, я ничего там не пойму.
      – Чувствительная дамочка, – сказал Чарльз. – Иди сюда. Давай выпьем.
 
      – Пристрастились к бутылке, понятно, – сказала Юлия Чарльзу, не успев открыть дверь.
      Чарльз поцеловал мать в щеку и пожал руку отцу, который стоял, не зная, куда себя деть, в ярко освещенном маленьком коридорчике, оклеенном оранжево-коричневыми обоями с геометрическим рисунком. Это всегда ставило Уильяма в тупик, ибо, по его разумению, было противоестественно иметь в каждой комнате разные обои. От них всегда становилось жарко.
      – Проходите, – пригласила гостей Рейчел. – Я попрошу Сару выйти, чтобы пожелать доброй ночи.
      Сара неохотно оставила свой игрушечный домик, чтобы выйти пожелать спокойной ночи бабушке с дедушкой. Ей нравился Уильям, от которого пахло свежестью, а не кислятиной, как от большинства приходивших в дом мужчин. Она подбежала к нему и уселась на колени.
      – Как поживает мой кругленький леденец? – спросил он, тормоша ее.
      – Она становится и впрямь на него похожа. В самом деле, Рейчел, тебе следовало бы последить за режимом ее питания. Помнишь, у Элизабет всегда были проблемы с весом.
      – Как Элизабет? – спросила Рейчел. – Что-нибудь от нее слышно?
      Лицо Юлии помрачнело.
      – Нет, ничего, – перебил Уильям. – Мы думаем написать в миссию, в Найроби. Последний раз мы слышали о ней, когда в страну вернулась какая-то их группа, так ведь, мама?
      Юлия улыбнулась.
      – Здесь не о чем беспокоиться. Думаю, она нашла себе какого-нибудь приятного молодого человека, и ей теперь стало слишком некогда, чтобы писать письма.
      – Смешно, если это окажется огромный негр с кольцом в носу, – Чарльз заливисто рассмеялся. – Представьте… – он запнулся, увидев лицо матери. – Извини, мама, это была шутка.
      – Не понимаю, почему Элизабет нельзя выйти замуж за негра? – сказала Рейчел. – Там, наверняка, не так уж много белых людей вокруг нее. Какая разница, я всегда говорила, что вполне возможно, в вашей семье была еврейская кровь. Взгляни на свой нос. – Температура в комнате, казалось, упала до точки замерзания. – Ладно. Мне нужно уложить Сару. Поцелуй дедушку, Сара.
      Сара спасла ситуацию, принявшись шумно обнимать дедушку, потом бабушку. Рейчел уже звала ее сверху, как вдруг услышала голос Юлии:
      – Не знаю, когда только эта девчонка научится приличным манерам, Чарльз. Я тебе говорила об этом в самом начале. Она сдерживает твою карьеру. Люди не прощают глупых замечаний. Тебе нужна чуткая жена, если ты собираешься чего-то добиться в этой жизни. Евреи. Мы действительно евреи.
      – Извини, мам, она же не нарочно.
      «Ну, и черт с ним, – подумала Рейчел, продолжая подниматься по лестнице. – Почему бы ему не принимать всегда ее сторону?».
      Она положила Сару в кроватку.
      – Не расстраивайся, мамочка, – Сара обвила ручонками шею матери. Рейчел крепко прижала дочь к себе.
      – Не волнуйся. Просто мамочка немного устала. Вот и все. Спи.
      – Как тетя Мэри? – поинтересовался Чарльз, как только они сели за стол. Рейчел еще раз окинула взглядом стол. Все было в порядке. Чарльз с матерью разговорились обо всех членах семейства.
      – Джозеф умер, – сообщила Юлия. – Говорила я тебе или нет?
      – Да. Бедняжка тетушка Мэри. Мы с ней давненько не виделись. Она была замечательной тетушкой, когда я был совсем маленьким. Это, пожалуй, единственный человек из всего клана, кого я мог выносить.
      – Чарльз, не будь таким жестоким. Кровь гуще воды, и, если твоя жизнь окончится крахом, если ты попадешь в сточную канаву, твои родственники всегда примут тебя.
      От внимания Рейчел не ускользнуло, как Юлия тщательно протерла нож и вилку о край скатерти.
      – Уильям, – встрепенулась Рейчел, – у меня для вас есть пиво, оно в кухне. Пойду принесу, – Рейчел прошла в альков и встала за кухонный прилавок. Наливая пиво, она наблюдала за оживленной беседой Чарльза с матерью. Вдруг ей стало невыносимо одиноко, когда она подумала о том, что они с Чарльзом давно уже вот так не разговаривают друг с другом. Практически ни разу с тех пор, как поженились. Она вернулась к столу с пивом.
      – Спасибо, милая, – сказал Уильям.
      – Ты выглядишь усталым, – сказала ему Рейчел.
      – Это город и толпы народу. Семейство Юлии – такие спорщики, а я не могу столько спорить.
      – Завидую, что вы живете в Дорсете. Жаль, что мы не можем жить где-нибудь здесь в пригороде. Я всегда считала, что городские дети выглядят хилыми в сравнении с деревенскими.
      – Это зависит от диеты, – вмешалась Юлия, прервав беседу с Чарльзом. – Если вы будете пичкать их всевозможной немыслимой иностранной пищей, конечно же, они не будут расти. Посмотрите на китайцев, к примеру. – Юлия села на своего излюбленного конька.
      – Кому-нибудь подложить еще курицы? Чарльз? Никто больше добавки не захотел. Чарльз и Рейчел унесли первое блюдо на кухню.
      – Она заглянула в холодильник и увидела остатки вчерашней китайской еды, так?
      Чарльз рассмеялся.
      – Она сегодня в отличной форме. Рейчел подала шоколадный мусс.
      – Знаете, Уильям, – обратилась к нему Рейчел, пока Чарльз с Юлией заканчивали свою беседу, – я решила купить автомобиль и заняться вождением. Что бы вы посоветовали мне купить? – Рейчел взглянула на Уильяма, который заметно повеселел и оживился. Машины были его излюбленной темой для разговора.
      – Думаю, новая модель «Форд Эскорт» была бы отличной покупкой.
      – Возможно, вы и правы, но я мечтаю о «Рено».
      – Прежде чем мечтать об умопомрачительных иномарках, спросите у меня… Вам ведь придется подумать о ремонте этих машин, милочка.
      – Рейчел собирается покупать автомобиль, Чарльз? – спросила Юлия, переключившись на их дискуссию.
      – Она только сейчас говорит об этом. Это все связано с ее подругами из женского движения. Она быстро загорается новыми идеями, но сомневаюсь, чтобы из этого получилось что-нибудь путное. Ты же сама знаешь Рейчел.
      – Бренда Мейсон вышла этим летом снова замуж.
      – Правда? В который раз?
      – Не знаю. Уже сбилась со счета, – ответила Юлия. – Когда ты приступишь к новой работе, Чарльз?
      – С первого января… Думаю, мама, нам пора присматривать новый дом, побольше.
      – И в новом районе, – Юлия ненавидела приезжать в Хаммерсмит. – Думаю, Доминик смог бы ходить в частную школу. Он так неправильно говорит, с примесью кокни.
      Чарльз нахмурился.
      – Знаю. Сейчас идет тенденция для детей среднего класса казаться поближе к пролетариату, но я не выношу иногда его манеры разговаривать, никогда не разберешь сразу, что он бормочет.
      – Я так рада, что ты обратился к своим чувствам, Чарльз. Я никогда не могла понять, почему бы тебе не купить один из симпатичных частных домиков в хорошем имении вместо того, чтобы переезжать в один из таких районов, где полно ирландцев.
      – Из-за меня, – вступилась Рейчел. – Я не могу жить в имении. Это убило бы меня.
      – Это вполне прилично для большинства молодых пар, Рейчел, – сказала Юлия.
      – Мы – не большинство молодых пар.
      Лицо Юлии застыло. – «Плохо, – подумала Рейчел и отправилась готовить кофе. – Новый дом? Чарльз пока не обсуждал с ней этого плана. Может быть, нам удастся выехать в пригород Лондона». – Эта мысль ободрила ее. И она, оживившись, понесла кофе в комнату.
      – Твои шторы хорошо выглядят, душа моя. Я никогда не замечала на них рисунка.
      – Я вычистила их в первый раз за все это время.
      – Хлопок, кажется? Должны стираться.
      – Да, но у меня все садится. Боюсь стирать. Они сидели у камина в гостиной, попивая кофе.
      – Замечательно, Чарльз, – сказала Юлия, снимая правую туфлю и давая ноге отдых.
      – Да, мне нравится эта комната, – поддержал разговор Чарльз.
      Рейчел улыбнулась.
      – Жаль, что тетушка Беа никогда не увидит здесь свою мебель. Она бы обрадовалась, что у меня стал отличный дом. Ей особенно нравился вот этот письменный столик. Помню, как она проверяла свои счета, когда я была ребенком и играла с потайными ящичками, – лицо Рейчел осветилось приятными воспоминаниями.
      – Очень мило, дорогая, – ответила Юлия. Она шарила в своей объемистой сумочке.
      – Что ты ищешь, ма?
      – Всего-навсего свои желудочные таблетки, Чарльз. Одну для тебя, Уильям, или ты предпочитаешь всю ночь мучаться? – она улыбнулась Рейчел. – В нашем возрасте нельзя есть жирную пищу, не расплачиваясь за это.
      – Извини, – сказал Чарльз. Рейчел посмотрела на него.
      – За что ты извиняешься, Чарльз? Чарльз непонимающе посмотрел на нее.
      – Это очень нетактично, Рейчел. Рейчел вышла из комнаты.
      – Не понимаю, что это на нее нашло сегодня, мама! В последнее время она немного странновата.
      – Я предупреждала тебя. В ней дурная кровь. Мы понятия не имеем, кто была ее мать. Не исключено, что она содержалась в психиатрической клинике. Они обычно подкидывают младенцев для усыновления, знаешь?
      – Полно, мама, неужели ты допускаешь, что Рейчел сумасшедшая?
      – Нет, дорогой, но кровь еще скажет свое.
 
      Поздно вечером в тот день Чарльз и Рейчел впервые крупно поссорились.
      – Не понимаю, почему ты все время выставляешь меня идиоткой перед своей матерью?
      – А меня тошнит, когда я наблюдаю, как ты разыгрываешь роль маленького мальчика перед ней. Тебе тридцать один, а ты все еще боишься ее.
      – Нисколько, – закричал Чарльз. – А тебе, Рейчел, лучше привести себя в порядок и понять, что миллионы женщин похожи именно на мою мать: они любят своих мужей, прекрасно ведут хозяйство и посвящают себя целиком семье. А ты только жалуешься. Моя мама совершенно права. Почему бы нам не жить в поместье, как все? Что в этом плохого? Так нет! Тебе нужно выделиться и не быть ни на кого похожей. Тебе лучше поостеречься и подумать, а почему ты не такая, как все? Чем ты отличаешься от нормальных людей? Или тебе хочется, чтобы тебя увезли так же, как госпожу Бриджес?
      – Это несправедливо, Чарльз. Я не могу быть иной. Я такая, какая уж есть, – теперь она плакала.
      – Тогда ты должна задуматься над этим, – он демонстративно вышел, отправившись спать в комнату Доминика. Рейчел осталась рыдать одна.

Глава 22