Современная электронная библиотека ModernLib.Net

По чёрному следу

ModernLib.Net / Павлов Сергей Иванович / По чёрному следу - Чтение (стр. 8)
Автор: Павлов Сергей Иванович
Жанр:

 

 


      Я встал, медленно высунулся из-за укрытия и в глубине лаборатории заметил слабое зеленовато-серое свечение. Приглядевшись, увидел на фоне слабого зарева два силуэта - плечи и головы. Один силуэт покачнулся, недовольно проговорил баритон:
      - Готово? Сколько еще?
      - Что, надоело? - спросил к свою очередь тенорок язвительного Уксуса. - Три минуты осталось. Да ты сиди, не ерзай. В инструкции сказано: как только камера остановится, будет звонок.
      - А мы все правильно делаем? Смесь не испортим?
      - Делаем как надо, по рецепту. Ты не волнуйся.
      - Время позднее, вот я и волнуюсь. Скоро уже двадцать два, а нам эту пакость еще по батудам размазывать... К утру, думаешь, высохнет?
      - К утру?.. Через час высохнет. Когда последние батуды разрисуем, на первых уже можно будет прыгать. Опробуем? Нортон неплохо придумал - в темноте прыжки интереснее.
      - Ишь чего захотел! - проворчал Бугор. - Я думаю, как бы нам до невесомости управиться, а он опробуем! Если мы не успеем спортзал подготовить, Нортон нам этой зеленкой физиономии выкрасит...
      - Что верно, то верно! - со смехом ответил Уксус. - А знаешь, зеленый цвет тебе, пожалуй, пойдет...
      - А тебя и красить не надо. Ты сам по себе зелен кругом - и внутри и снаружи.
      Мне стало понятно, чем они занимались. Это была удача! Я осторожно попятился к двери, нашарил ручку и замер в ожидании звонка. Звонок сигнального таймера - я это знал - был достаточно громким, чтобы в трелях его мог утонуть звук щелчков доброй сотни фиксаторов... Угольно-черные силуэты десантников тоже застыли над смотровыми окошечками камеры, в которой, как мне теперь было ясно, Уксус активировал какую-то смесь люминесцентных веществ для светящейся краски. Химики-десантники... И рецепт ведь где-то раздобыли, кустари-самородки, и, наверное, половину запаса люминофоров из хранилища уволокли.
      Затрещал звонок. Я вышел в темный кабинет. Задвинул за собой дверь, включил освещение. Взял со стола пакет и удалился восвояси.
      Я был совершенно измучен. Кое-как распихал содержимое пакета по фармацевтическим ящикам, ушел к себе в каюту я рано лег в постель. Размышлять о результатах своего детективного приключения не хотелось по-видимому, сказывалось напряжение последних дней. В голове царила глухая, тревожная пустота, логически оформленных мыслей не было; я незаметно уснул, и мне приснился звонок лабораторного таймера. Я звал, что обязан этим пренепременно воспользоваться, чтобы куда-то уйти, но не мог заставить себя шевельнуться... Звонок трещал, и наконец я понял, что это зуммер внутренней связи. Не открывая глаз, я нашарил ручку афтера переносного экрана, который всегда засовывал под подушку на случай экстренного вызова, - поднес афтер к лицу, как подносят зеркало, и только теперь поднял тяжелые веки. На экране светилась физиономия инженера-хозяйственника. Утопив пальцем кнопку приема, чтобы умолк надоедливый зуммер, я с трудом промычал:
      - М-м-да... слушаю!
      - Кажется, я разбудил вас? - неуверенно проговорил Бак - Извините...
      - М-да... то есть нет, ничего. Говорите.
      Бак несколько мгновений молчал.
      - Собственно, говорить-то... Ну, в общем, двенадцатый.
      - Где?
      - В аккумуляторном отделении. Малый отсек, где заправляют скафандровые аккумуляторы.
      - Нижний ярус? Что-то новое... Когда?
      - Около получаса назад.
      - Ушел, конечно?
      - Ушел.
      - Гонялись за ним?
      - Н-нет...
      - Хорошо. И не надо. Вполне может быть, что это опасно... Оставьте все как есть до утра, и... приятных вам сновидений. Отныне наша "патрульная служба" по вечерам отменяется. Утром поговорим.
      Я сунул афтер под подушку и тут же уснул. Мне снился темный холодный спортзал, фосфоресцирующие полосы на расцвеченных светящейся краской батудах. В зале я был не один, хотя того, второго, не видел. Он был здесь - я это чувствовал, - чуть дальше вытянутой руки, но, когда я окликнул его, он промолчал, и мне стало жутко. "Не притворяйтесь, - сказал я ему. Вы здесь, рядом, я знаю..." Он рассмеялся, и это меня озадачило. "Великолепно придумано, - внезапно обрывая смех; сказал он голосом Нортона. - В темноте прыгать лучше... Опробуем?" - "Не притворяйтесь, повторил я. - Вы не Нортон. Вы... вы чужак! Зачем вы разрушаете экраны?" "Затем. Когда разрушаешь экраны, нас, чужаков, становится больше. - Он свистнул и выкрикнул: - Эй, чужаки!.." И с батудов, пересекая светящиеся полосы, один за другим стали спрыгивать черные призраки... Я проснулся в холодном поту.
      Утром я попытался припомнить, точно ли разговаривал ночью с механиком, и вынужден был признаться себе, что твердо ответить на этот вопрос не могу - настолько неясной мне представлялась граница между сном и реальностью.
      Такого со мной еще не бывало!
      С приходом Бака все вроде бы стало на свои места. Но поведение самого Бака... Оно меня поразило, таким я Бака не знал. Он был молчалив, застенчив я робок, как девушка. Выглядел он свежо и очень опрятно, был чисто выбрит и распространял вокруг себя приторный запах земляничного лосьона. Было совершенно очевидно, что мое светское ему пожелание приятных сновидений странным образом успешно осуществилось на практике, и это необъяснимо меня раздражало. Обмениваясь с Баком односложными вопросами и ответами, я шагал по кабинету из угла в угол, не зная, как приступить к изложению главного.
      - Послушайте, Феликс... - начал я неуверенно. - Вы, разумеется, хорошо знаете в лицо всех членов нашей экспедиции...
      - Как свои пять. - Для вящей убедительности Бак показал мне растопыренные пальцы. - Да как же их не знать?! Тут все друг друга знают.
      - Так вот... Один десантник уверяет, что видел у нас на борту чужака.
      Бак вытаращил глаза. Спросил ошарашенно:
      - Чужа... Что? Кто уверяет? Кого уверяет? Вас уверяет? И вы ему верите?
      - Не беспокойтесь, - остановил я его. - Вас он уверять не будет, меня тем более. Я слышал случайно. И пропустил бы все это мимо ушей, если б здесь не было одного странного совпадения...
      - Совпадения?
      - Да. Десантник, имени которого я называть вам не буду, встретил чужака возле атриума минут за десять до того, как вы сцепились с неизвестным в кухонном отсеке.
      - Что же нам делать?.. - хрипло спросил Бак.
      - Вам - ничего. Это главное, о чем мне нужно было вас предупредить. А я сейчас иду к капитану... Не знаю, что из этого выйдет, но независимо от результата нашего с ним разговора патрулирование коридоров прекратить, в ночные схватки не ввязываться. Никакой самодеятельности! Если заметите что-нибудь подозрительное, поднимайте тревогу, соблюдая при этом меры предосторожности. Ясно?
      - Ясно... - Бак поморгал.
      - Вы ничего не трогали в аккумуляторном отсеке?
      - Нет. Оставил как было.
      - Перед тем как идти к капитану, мне нужно на это взглянуть.
      - Понятно. Только вряд ли у вас с кэпом что-нибудь выйдет.
      - Я тоще не думаю, что мой визит ему придется по вкусу, но иного выхода нет. Проинформировать капитана мы просто обязаны. Все остальное зависит...
      - Я о другом, - печально перебил Бак. - Вряд ли кэп сегодня вас примет.
      - Это еще почему?
      - Через час на борту объявят аврал. Ровно в двадцать ноль-ноль рейдер войдет в режим глубокого торможения, и сегодня у кэпа не будет свободной минуты. Считай, прилетели...
      Я подошел к пульту видеотектора, набрал индекс командной рубки, попросил старшего инженера вахты связать меня с капитаном.
      - Одну минуту, - ответил мне старший, и, действительно, ровно через минуту голос капитана произнес но всей форме устава внутренней связи: Капитан рейдера Молчанов на приеме.
      - Медиколог рейдера Грижас, - тоже по форме представился я, поскольку экран мой был пуст. Не знаю, чем объяснить, но командная рубка почти никогда не давала видеосвязь абоненту, если в данный момент он не имел отношения к вахтам. - Игорь Михайлович, по некоторым причинам довольно странного свойства я вынужден просить у вас аудиенции. Желательно без свидетелей.
      - Сколько времени должен я буду вам уделить?
      - На изложение - десять минут. Сколько потребуется на обсуждение, я сказать не могу. Это будет зависеть от вас.
      - Хорошо... - Молчанов помедлил с ответом. - Вы придете в командную рубку за тридцать минут до начала дневного перерыва на отдых. Заодно сдадите мне рапорт о готовности вашего сектора принять режим глубокого торможения. До встречи. Пропуск в ходовой сектор специально не запрашивайте, я позабочусь. Конец связи.
      Я обернулся к Баку:
      - Вот видите, Феликс, пока все идет хорошо. Нас пока уважают.
      Мы посмотрели друг на друга с задумчивым интересом, как будто в последний раз виделись перед тем, как нас уважать перестанут.
      ...Я сделал все, что полагалось мне сделать согласно авральному расписанию (проверил все системы индивидуальных противоперегрузочных средств, запрограммировал работу комплекса биофизической защиты), и ровно в двенадцать тридцать бортового времени был в носовом секторе корабля. Не знаю, какого рода "сезам" функционировал в этом всегда закрытом для посторонних секторе, но при моем приближении овальные щиты дверей со сказочной любезностью сдвигались в сторону и, дав пройти, немедленно закрывались, таинственно и бесшумно, - срабатывал обещанный капитаном пропуск.
      Я вошел в командную рубку. Мне редко доводилось в ней бывать, однако сожалений по этому поводу я не испытывал, потому что чувствовал здесь себя до странности неуверенно и неуютно, хотя в иной ситуации необычно подсвеченное, яйцеобразной формы помещение могло бы показаться привлекательным. Стоило мне переступить порог, как я мгновенно подпадал под власть ужасно правдоподобной иллюзии, будто излучающие внутренний свет стены рубки по толщине и прочности своей не отличались от естественной яичной скорлупы и будто за хрупкими стенами не было других отсеков, не было надежной тверди корабля, не было ничего... Ну, словом, будто бы рубка-яйцо висела сама по себе, наедине со звездными далями. Эту иллюзию создавал, конечно, большой панорамный экран, охвативший добрую треть помещения - половину вогнутого потолка, почти половину стен боковых и всю переднюю часть.
      По той же причине две соседние рубки - ходовая и пилотажная вызывали во мне сложные ощущения. Особенно пилотажная. Если командную рубку мощно сравнить с открытым сверху и спереди яйцеобразным кузовом типа "кабриолет", то с пилотажной дело обстоит иначе. Белое пятно задней стенки и две выходящие из нее матово-белые длинные полосы... Вот и все. Две широкие "лыжи", просто выдвинутые из носового конца корабля наружу, в звездный простор. В пилотажную рубку я трижды заглядывал через дверь, но войти не решился ни разу, настолько был подавлен правдоподобием иллюзии, будто дверь распахнута в открытый космос. Нет, уж лучше фарфорово-хрупкий на вид космический "кабриолет", чем эта пара светящихся "лыж" над глубинами звездного океана... В командной рубке была хоть какая-то мебель: мягкие кресла, стол, похожий на большой прозрачный торшер с подставкой-столешницей, в толще которой переливались световые сигналы; на уровне груди охватывал стены полуовал приборных панелей успокоительно знакомой расцветки. В пилотажной ничего такого не было. Единственное, на чем здесь мог остановиться подавленный звездной безбрежностью взгляд, это два спаренных ложемента для первого и второго пилотов - два металлических паука, словно застывших перед прыжком в бездну на самых кончиках "лыж", поджав под себя телескопические лапы амортизаторов. Во время хода крейсерской скоростью ложементы пустуют - все управление полетом сосредоточено в командной, ходовой к навигационной рубках, но во время маневров сюда приходят работать пилоты, и подлокотники ложементов ощетиниваются рукоятками маневровочной тяги. И хотя существенная часть работы доверяется приборам, эти вахты бывают порой затяжными и напряженными... Впрочем, я слегка уклонился от темы и решительно к ней возвращаюсь.
      Капитан, как мы и условились, ждал меня в своей роскошной рубке типа "космический кабриолет". Он был один, что совершенно похвально соответствовало этикету конфиденциального разговора. Правда, понятия "ждал" и "один" нуждались в некотором уточнении смыслового оттенка, поскольку Молчанов был поглощен распорядительной беседой с тремя абонентами сразу. Речь шла о фокусировке какой-то "короны" какого-то "камер-инжектора" где-то в недрах главного реактора корабля. Наконец, заметив меня, Молчанов взглянул на часы, сделал жест извинения и объявил абонентам отбой. Я остро ощутил несвоевременность визита, но что было делать. Капитан выжидательно смотрел мне в глаза. Рапорт сдан, рапорт принят. Краткий обмен деловой информацией, предложение сесть, которым я не воспользовался.
      - Мне... - начал я неуверенно, - мне трудно было решиться...
      - Без вступлений, - тихо сказал капитан.
      Я торопливо, в безобразно скомканном виде выложил Молчанову то, с чем пришел. Слушал он меня с бесстрастным выражением липа, спокойно, словно не ощущая ни малейшего различия между информацией о подготовке сектора к режиму торможения и информацией о чуваке. Под конек я выдал ему сообщение, на эффект которого очень рассчитывал, - сообщение о разбитом экране аккумуляторного отсека. Дескать, вот вам вещественное доказательство очередной "диверсии", и делайте с ним что хотите. Молчанов не знал, что с ним делать. Спросил:
      - Как, по-вашему, я обязан поступить?
      - Вы власть. А власть принимает решения.
      - Власть не всегда принимает решения единолично. Иногда ей нужен совет. Представьте себе на минуту, что подобную информацию получил не я, а получили вы. Как бы вы поступили на моем месте?
      - Ну... прежде всего я, видимо, счел бы целесообразным вызвать к себе инженера-хозяйственника и десантника Рэнда...
      - Час, - сказал капитан. - Переговоры с инженером-хозяйственником и Рэндом Палмером займут как минимум час. Не говоря уж обо всем остальном. Сегодня я не могу позволить себе такую роскошь. Но дело даже не в этом...
      - Понимаю. Вы не верите мне.
      - Вам я верю, - спокойно сказал он. - Но почему я должен уверовать в ситуацию, не подкрепленную точными фактами?
      Как правило, по внешнему виду и манерам поведения современного человека довольно трудно угадать, какое место на иерархической лестнице в той или иной сфере общественной деятельности он занимает. Но встречаются прелюбопытнейшие индивидуумы, на которых это правило не распространяется. Сразу можно понять, где он стоит: "над" или "под". Знаете, есть такие очень яркие "под": "Не уполномочен... Не имею права брать на себя ответственность... Сочувствую, рад бы, но от меня, к сожалению, не зависит..." Наш капитан - индивидуум противоположного полюса. Прямо посаженная голова, прямые плечи, идеально, будто нарочно, выпрямленный торс. Но за этой кажущейся почти неестественной вертикально-прямолинейной осанкой угадывалась скрытая гибкость. Гибкость спокойная, взятая, я бы сказал, в жесткий корсет силовой выправки... Нет, наш капитан не страдает высокомерием, в его поведении, манерах вряд ли мощно заметить что-нибудь необычное. Но две-три минуты общения с ним - и вы проникаетесь абсолютной уверенностью, что человек этот "над". Он ответствен за все, что может, и может все, за что ответствен. Выше его головы только совесть и долг. Разумеется, вы сознаете, что есть немало категорий реальности, "всевластие" над которыми выглядит эфемерно. Однако, общаясь с Молчановым, вы начинаете верить - верить! - что в любой непредвиденной ситуации он примет нужное, действительно правильное решение. А если не примет, то обстоятельства того, очевидно, не стоят. А отсюда следует... Я обескураженно смотрел на Молчанова, пытаясь себе уяснить, что же именно отсюда следует в теперешний момент.
      - Так по каким же, на ваш взгляд, причинам мне следует верить в то, чему нет проверенных доказательств? - повторил вопрос капитан.
      - Я не вижу причин, по которым верить не следует.
      - Это не ответ.
      - Согласен. Но о каких еще причинах может идти речь, если на корабле происходит нечто из ряда вон...
      - На борту рейдера ничего особенного не происходит, - возразил капитан: - Полет протекает в строгом соответствии с разработанным планом. Ни одного серьезного отступления от полетного режима нет.
      - С этим спорить не буду. Наверняка вы правы, и в административно-техническом аспекте все обстоит вполне благополучно. Так сказать, результат-концентрат. Но ведь нельзя не учитывать, что корабль живет еще и внутренней человеческой жизнью, как правило, глубоко скрытой от постороннего для нее административного ока.
      - Если частная жизнь на борту не входит в явное противоречие с общими задачами экспедиции, то какое до нее дело административному оку?
      - Видите ли, Игорь Михайлович... Когда дойдет до явного противоречия, может оказаться, что принимать какие-либо меры поздно.
      - Видите ли, Альбертас Казевич, между "рано" и "поздно" существует вполне достаточный интервал для нормальной административной деятельности. Нельзя торопиться и не нужно опаздывать. Надо действовать вовремя.
      - Понимать так, что я заинтересовался этим делом преждевременно?
      - Вы - нет. Пожалуйста, интересуйтесь сколько угодно. Целиком на ваше усмотрение. Тем более что за состояние "внутренней" жизни экипажа вы несете известную долю ответственности.
      - Кстати, вы тоще... известную долю.
      - Не отрицаю. Но прежде всего я администратор и обязан действовать в рамках административных правил. Пока я вишу: вы не рискнули подать мне рапорт об этом в положенной форме, решили ограничиться частной беседой.
      - Я готов подать рапорт в официальной форме.
      - Допустим, - спокойно сказал капитан. - Однако готовы щи сделать то же самое инженер-хозяйственник и командир группы десантников Нортон?
      - Инженер-хозяйственник - да. Ему первому довелось ощутить, что на борту корабля не все ладно. Нортон - не знаю...
      - Значит, скорее всего, нет. Кстати... не кажется ли вам, что в поведении инженера-хозяйственника тоже не все ладно?
      - Что вы этим хотите сказать?
      - Опуская кое-какие подробности служебно-технического свойства, скажу: я дважды совершенно отчетливо улавливал исходящий от инженера-хозяйственника запах спиртного.
      - Дважды?
      - Почему вы удивились именно этому слову?
      - Если бы вы сказали "однажды", я принял бы это на свою ответственность, поскольку именно однажды нашел необходимым прописать инженеру-хозяйственнику небольшую дозу спиртного. Из психотерапевтических соображений.
      - Психотерапевтических... - повторил капитан.
      - Другими словами, для нервной разрядки.
      - Похоже, к этому способу нервной разрядки ваш пациент иногда прибегает и без специальных на то предписаний. Назревает нужда отвлечь его от опасной склонности к самолечения.
      - Я, разумеется, это проверю и постараюсь принять соответствующие меры.
      - Постараетесь?.. Очевидно, вы не поняли меня. Это мой приказ.
      - Я понял. Приказ будет выполнен, если ваш "диагноз" действительно подтвердится. Я прежде всего медиколог и обязан действовать в русле этических принципов медицины.
      - О результатах доложите мне лично в конце обратного пути, продолжал капитан. - Не скрою, от этого результата во многом будет зависеть дальнейшее пребывание инженера-хозяйственника в составе экипажа. Кстати, об этике... - Молчанов помедлил, словно раздумывая, стоит ли тревожить эту тему. - Не далее как вчера вечером инженер-хозяйственник устроил шумный скандал в одном из бытовых отсеков. Точнее, в девятом отсеке...
      Я обомлел. Дело принимало скверный оборот. Бак утаил от меня подробности вчерашних событий. Однако, зная сверхъестественное умение инженера-хозяйственника попадать в глупейшие ситуации, легко можно было представить себе масштабы его очередного промаха... Забегая вперед, скажу, что мои дурные предчувствия подтвердились: десантники с удовольствием поведали мне живописные подробности вечерней заварушки. Попутно я выяснил, что инициатором заварушки к основным разглашателем ее результата был не кто иной, как вездесущий Ян Весло. Хотя происшествие не стоило и выеденного яйца, авторитет инженера-хозяйственника пал ниже нуля. А дело было так.
      Неугомонному Яну пришло на ум принять перед сном холодный душ. Путь в душевую оказался неблизок, поскольку Ян, как это обычно с ним происходит, останавливался поболтать с каждым встречным. В атриуме его окликнул Нортон, который возвращался с нижнего яруса, - командир десантников, узнав о предстоящем торможении, ходил проверять состояние десантного оборудования. Естественно, Ян попытался завязать беседу. "Бака не видел?" - рассеянно спросил командир. "Не видел. А в чем дело?" - "Увидишь передай, что в аккумуляторном отделении поврежден экран", - ответил Нортон и вознесся на жилой этаж. Ян побрел по коридору бытового яруса. Его одолевало искушение отправиться на разведку в аккумуляторный отсек - вдруг там что-нибудь интересное?.. Он нерешительно остановился, и в этот момент из атриума показался Бак. "Салют, Феликс! - трагическим шепотом произнес Ян, как только механик с ним поравнялся. - Тебя мне и надо!.." - "Чего это ты здесь прохлаждаешься?" - подозрительно спросил Бак. Ян, округлив глаза, сообщил механику скверную новость и на всякий случай прибавил: "Сам видел: вдр-р-ребезги!.. И записка внутри: "Так будет с каждым, кто употребляет одеколон "Доброе утро". Во избежание неприятностей употребляйте исключительно лосьоны!" А в конце - череп с двумя мослами крест-накрест и подпись: "Веселый Парфюмер". Не веришь? Вот провалиться мне в атриум!.." "Да не нужна мне записка, отстань!.. - не принимая игры, проворчал механик и на свою беду вслух подумал: - Мне интересно с самим Парфюмером как-нибудь встретиться..." Это была непростительная оплошность, которую склонный к мистификации десантник не замедлил использовать. Тем более что с механиком у него были личные счеты. Однажды им двоим надлежало выполнить какую-то работу по проверке вакуум-оборудования корабля. Натянув скафандр, Ян битый час прождал механика на палубе вакуум-створа, изнывая от скуки, не дождался, ушел и не по своей вине получил от Нортона внушительную нахлобучку... "А мне, думаешь, не интересно? - сказал он, таинственно озираясь. - Я, думаешь, почему здесь стою? Жду, когда он выйдет!.." Ставку в игре Ян делал, конечно, на легенду о чужаке. И бедный Бак, утратив бдительность, "клюнул". Легенду о чужаке он, правда, не слышал, но зато "диверсант" был для него ощутимой реальностью. "Кто выйдет? Откуда выйдет?" - "Тсс!.. - свирепо прошипел Ян. - Откуда мне знать кто? Вот я стою и гадаю, что делать..." Бак молниеносным движением ухватил десантника за одежду на груди и, подтянув к себе рывком, прорычал: "Где он?!" Десантник молча указал на дверь девятого отсека...
      Впоследствии он клятвенно утверждал, что выбор двери был совершенно случаен, но в это трудно поверить. Скорее всего он просто не принял в расчет горячности инженера-хозяйственника и полагал, что розыгрыш закончится сравнительно безобидно. Исход розыгрыша он представлял себе в трех вариантах. Первый: Бак заподозрит подвох, и ничего занятного не произойдет. Второй: Бак позвонит в указанную дверь, и начнутся забавные переговоры. Дело в том, что трое из пяти бывших в составе экипажа нашего рейдера женщин незадолго до того момента, о котором идет речь, вошли в девятый отсек, и наблюдательный Ян это, конечно же, заприметил. Девятый отсек включает в себя целый комплекс специализированных кабинетов массаж, гигиена, косметика... ну и так далее. Естественно, любые маневры механика у запретной для мужского населения двери выглядели бы весьма пикантно. Самым утонченным был третий вариант: Ян под каким-нибудь предлогом передает свой "наблюдательный" пост в коридоре обманутому механику и спокойно идет в душевую, а на обратном пути великодушно разъясняет "часовому" ситуацию, напомнив, что нечто подобное происходило ка палубе вакуум-створа.
      Сценарий развернулся по второму варианту, но в гораздо более скандальной форме, чем мог предположить изобретательный десантник. Бак тяжело взглянул на дверь, сказал: "Постереги-ка мне его, я мигом..." - и со скоростью ветра умчался в аккумуляторный отсек. Никакой записки там, разумеется, не было, но был разбитый экран, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы выбить инженера-хозяйственника из колеи...
      Вернувшись в ураганном настроении, он увидел соучастника "ловли" на прежнем посту и, уже не раздумывая, бросился к злополучной двери. Других входов и выходов девятый отсек не имел, и возбужденный механик уверовал, что "диверсант" в западне... Дверь была заперта, но, разумеется, вовсе не по причине, которую не без помощи хитроумного Яна вообразил себе Бак. На его звонки и рычание: "Ну-ка немедленно открывай!!!" - никто не откликнулся. Лишь мигнул, добавив механику ярости, объектив смотрового глазка. В ход пошли кулаки, коридор наполнялся непривычным для обитателей рейдера грохотом. Ян с опаской отступил ближе к атриуму. Ничего не зная об изрядно досадившем Баку "диверсанте", он, естественно, был озадачен слишком решительным штурмом двери. Грохот уже начинал привлекать внимание тех, кто находился в отсеках бытового яруса (из предбанника с любопытством высунулись две обернутые простынями фигуры) и тех, кто еще бодрствовал наверху (Ян заметил спрыгнувшего в атриум человека). Уразумев наконец, что "утонченный" розыгрыш оборачивается глупым скандалом, десантник уж было собрался остановить самозабвенно атакующего запретный отсек механика, как вдруг дверь на мгновение распахнулась и механик исчез... Ян остолбенел. Фигуры в простынях обменялись невнятными возгласами. Дверь опять на мгновение распахнулась - в коридор, словно из катапульты, шумно вылетел человек в огромном, насаженном на голову почти до плеч, блестящем шлеме! Стукнувшись о стену, Бак снял с себя "шлем" - колпак для сушки волос - и, разбрасывая хлопья пены (с ног до головы он был облит какой-то очень ароматной пенящейся жидкостью), грозно потрясая колпаком, двинулся на десантника. Что и говорить, зрелище было постыдное... Вдобавок мстительные женщины успели разрисовать физиономию несчастного механика губной помадой. Ян, который оцепенело следил за приближением Бака, вряд ли смог бы легко уйти от возмездия, не заметь механик вовремя капитана. Молчанов неподвижно наблюдал развитие событий, а за его спиной застыли в ожидании плечистые фигуры двух пилотов. Механик выронил колпак. Произошла немая сцена, после которой Молчанов, круто повернувшись на месте, удалился в сторону атриума...
      Но я, повторяю, об этом еще ничего не знал и, слушая в командной рубке жесткие слова капитана, пытался вообразить себе истинную подоплеку скандального происшествия. В одном к был убежден: Бак честный, искренний человек, и подозревать его в умышленном нарушении общепринятых норм морали и этики просто нелепо. Это свое убеждение я высказал капитану и добавил, что если дать себе труд разобраться в побудительных мотивах вчерашнего "проступка" механика, то ничего предосудительного, а тем более злонамеренного в них не сыщешь. Напротив, следовало бы оценить бескомпромиссность и мужество человека, который в одиночку вынужден вести неравную борьбу с противником необычайно изворотливым, ловким.
      - Ну, положим, в существовании "диверсанта" я позволю себе усомниться, - возразил капитан. - А вот чисто служебные недочеты инженера-хозяйственника и его вчерашняя клоунада - это для меня вполне реальные факты. И настолько реальные, что я действительно вынужден дать им оценку. Правда, обратную той, которую предлагаете вы.
      - В таком случае, - сказал я, - вынужден заявить: ответственность за вчерашний скандал, каким бы он ни был, лежит на мне, поскольку именно я инициатор ежевечернего патрулирования коридоров и бытовых отсеков. Правда, сегодня утром мы с инженером-хозяйственником решили прекратить всякую самодеятельность и передать добытую информацию вам. Убедить вас принять нужные меры не удалось... Жаль... Откровенно говоря, я разочарован.
      - Но и я в недоумении, - серьезно сказал капитан. - Ваша настойчивость мне непонятна. Не могу же я запретить Рэнду Палмеру развлекать своих друзей небылицами о чужаке.
      - Такое впечатление, будто мы беседуем на разных языках... Говоря о нужных мерах, я имел в виду не столько Рэнда Палмера, сколько обстановку в целом. Представим себе на минуту реальность чужака. Вопрос: что будет с корабельным "зайцем", если при торможении он но тем или иным причинам не сумеет воспользоваться средствами противоперегрузочной защиты?
      - Сумел же воспользоваться во время разгона.
      - Да, но теперь не сумеет. Не получится вдруг. Что будет?
      - Успокойтесь, - бесстрастно сказал Молчанов. - Ничего такого не будет. Никаких корабельных "зайцев" на борту рейдера нет.
      - Вы уверены в этом на все сто процентов?
      Капитан взглянул на часы. В глазах его тенью прошла какая-то мысль, отразившись на лице выражением неудовольствия. Я тоже взглянул на часы. До перерыва на дневной отдых оставалось меньше десяти минут. Мне хотелось уйти, однако теперь, при всем моем желании, я не мог этого сделать без разрешения начальства. Стой и жди (даже если ждать тебе, кроме обратного пропуска, по-видимому, нечего) - таков порядок.
      - В рабочей обстановке, - доверительным тоном заговорил капитан, приближаясь к столу, - я никогда не пользуюсь словом "уверен". Предпочитаю слово "убежден". И вам советую. Это поможет нам избежать "неудобств, которые вы называете "беседой на разных языках". - Привычным движением он утопил одну из кнопок внутренней связи, будто ставил заключительную точку нашему разговору. - Вахта, прием!
      Мне оставалось заручиться спокойствием.
      В стеклянистой толще грибка столешницы замелькали голубые блики вызов на связь. Я машинально взглянул на экран информатора в тыльной стороне рубки, но ничего на нем не увидел. Капитан смотрел куда-то в "космический" вырез боковой стороны. Я ввел поправку, посмотрел туда же и замер.
      Да, это было великолепно! И не просто великолепно, а... как бы точней оценить? Ну, в общем, все двенадцать баллов по шкале эстетической категории высшего совершенства!..

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20