Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Запасная столица

ModernLib.Net / История / Павлов Андрей / Запасная столица - Чтение (стр. 7)
Автор: Павлов Андрей
Жанр: История

 

 


      В ноябре 41-го Сталин упрекнул Черчилля:
      «…Нельзя, однако, не сказать, хотя это и мелочи, что танки, артиллерия и авиация приходит в плохой упаковке, отдельные части артиллерии приходят в разных кораблях, а самолеты настолько плохо упакованы, что мы получаем их в разбитом виде».
      Более серьезный упрек Сталин был вынужден сделать Рузвельту. В своем послании, касаясь качества американской техники, он писал:«…следует иметь в виду, что самолеты «Китигаук» не выдерживают борьбы с нынешними немецкими истребителями».
      О состоянии броневой техники, поступающей в качестве помощи от союзников воюющей Красной Армии, оставил впечатления Н. Колосов в журнале «Коммунист вооруженных сил». В 1942 году, будучи полковым комиссаром, он был включен в группу военных специалистов по приемке танков. Английские бронемашины поступали через Мурманск, американские – через Иран. В долгом пути Атлантикой танки «Матильда», «Шерман» и «Валлентайн», находясь, по явному нерадению отправителей, в корабельных трюмах с неоткачанной морской водой, оказывались негодными для немедленного направления их во фронтовые части. Морская соль своими агрессивными отложениями выводила из строя топливную и электрическую системы машин. Сгрузив с кораблей, танки сразу же отправляли на горьковский автозавод для ремонта. Совершенно непригодными машины показали себя и на грязных дорогах. Оборудованные гладкими траками гусениц, они на ходу сползали в кюветы. Русские умельцы нашли средство: стали наваривать на траки шипы. Но и после реконструкции командиры танковых частей принимали в боевые порядки заграничные танки только под давлением начальства, считая, что воевать на них – хуже наказания и не придумать.
      Сталин писал Рузвельту:
      «Считаю долгом предупредить, что, как утверждают наши специалисты на фронте, американские танки очень легко горят от патронов противотанковых ружей, попадающих сзади или сбоку…»
      В феврале 1943 года, после неоднократных и серьезных претензий с нашей стороны, поставка средних и легких танков из США была полностью прекращена.
      Но в общем плане всей войны помощь союзников была существенной. Против прежнего опубликованного, сегодня мы располагаем не заниженными по чьим-то соображениям цифрами, отражающими военные поставки.
      Первый морской конвой PQ-1 в составе 6 английских и 1 советского транспортов благополучно прибыл в Архангельск 31 августа 1941 года.
      Плавание северными районами Атлантики и в мирное-то время таит в себе постоянное напряжение и нередко даже опасности. Вспомним хотя бы гибель «Титаника».
      В годы войны к стихийным сложностям – близость арктических льдов, глухие туманы, знаменитые атлантические штормы – прибавилась угроза встречи на долгом пути в 2000 миль, в условиях полярного дня, с германскими охотниками за морскими караванами. Немецкая разведка не задержалась установить маршруты конвоев с оружием для России. Американские и английские суда в исландском порту Рейкьявик группируются в караваны, не менее 20 единиц, и под охраной военных кораблей выходят в открытое море курсом на Россию. Для постоянного дежурства в северной Атлантике был отправлен германский линкор «Тирпиц». Кроме него, в поисках караванов с целью их уничтожения, были задействованы линкоры «Адмирал Шеер», «Лютцов», крейсеры «Принц Евгений», «Кельн», «Нюрнберг». Стаи подводных лодок скрытно караулили тихоходные транспорты союзников. К 1943 году 210 немецких бомбардировщиков и истребителей стали базироваться на аэродромах северной Норвегии, совсем близко от маршрутов, и в любую минуту самолеты готовы были подняться в воздух. Помощь союзников обходилась дорого. Сейчас хорошо и в подробностях известна, особенно по роману В. Пикуля, трагедия конвоя PQ-17, оставленного, преступно, в открытом море военными кораблями охранения. Не менее тяжкая участь постигла и конвой PQ-18. Из 39 кораблей каравана в Мурманск дошли только 27. Потери конвоев, как видим, были более чем значительны. Только на Севере, в 41-42 годах, немцы потопили 64 транспорта.
      На Юге, при поставках вооружения через Ирак и Иран, в годы войны погибло 36 американских и советских судов. После трагедии караванов PQ-17 и PQ-18 премьер-министр. и главнокомандующий вооруженными силами Великобритании У. Черчилль запретил использование Северного морского пути в полярный день, длящийся целых полгода. Во избежание новых потерь. Но полярную ночь не было времени ждать. Союзники избрали более безопасный путь для транспортировки военных поставок -через порты Ирака и Ирана в Персидском заливе.
      Через территории этих стран, со сборкой после морского пути на одном из иранских аэродромов с участием советских специалистов, доставлялись в Россию английские истребители «Харрикейн», «Спитфайр», а также бомбардировщики «Москито» и другие. Этим же путем, своим ходом на Кавказ, поступали из США истребители «Китигаук», «Томогаук», «Эркобра», «Тандерболт», бомбардировщики «Бостон», транспортные самолеты «Дуглас» и летающие лодки «Каталина». Тысячи грузовиков, так необходимых фронту, преодолевая более чем тысячекилометровый путь в сложнейших горных условиях, в жаре и пыли пустыни, шли колоннами к советской границе.
      По ленд-лизу стали поступать в российский флот и морские корабли: военные фрегаты, тральщики, противолодочные и спасательные катера. Транспортные сухогрузы типа «Либерти» в 10000 тонн водоизмещением, танкеры типа «Виктория» и ледоколы. Они послужили Отечеству в годы войны и после достойно. Это я могу засвидетельствовать лично. В молодости, став моряком, ходил я в Черном море на бывшем американском пароходе, названном нами «Ижора», и в Тихом океане – на «Риге». Плавал я сперва кочегаром, потом четвертым и третьим механиком. Славные «коробки», как говорят моряки и до сих пор, простые в устройстве и управлении, оборудованные, заботливо, до мелочей, всем необходимым в открытом море оборудованием. Начиная от сальниковой набивки к насосам и до неприкосновенного запаса в спасательных шлюпках.
      Да и заморской тушенки россиянами было съедено изрядно. По голодному времени войны – весьма вкусной и питательной. Однако, помнится, американцы, в качестве продовольствия, присылали нам и муку из рыбьих костей, какая шла у них за океаном не более чем в удобрения.
      Но сейчас будем это считать просто ошибкой поставщиков. Мука тоже была, условно, конечно, вкусной в военном бесхлебье. Отведал я ее в Самаре, и даже с удовольствием.
      И на том – спасибо!
      Поставки военной техники и снаряжения Великобританией и США Советскому Союзу, как выясняется сегодня, не были односторонними. За годы войны СССР, в свою очередь, встречно, доставил в США 30000 тонн хромовой руды, 32000 тонн марганцевой руды, платину, пушнину и другие материалы.
      Вот как, цинично, оценил эту сторону взаимоотношений между странами-союзницами бывший министр США Дж. Джонс:
      «Поставками из СССР мы не только возвращали свои деньга, но и извлекали прибыль, это было далеко не частым случаем в торговых делах…»
      Еще более откровенно высказался но этому же поводу американский историк Дж. Херринг в своей книге «Помощь России»:
      «Ленд-лиз не был самым бескорыстным актом в истории человечества… Это был акт расчетливого эгоизма, и американцы ясно представляли выгоды, которые они смогут из него извлечь».
      Российская кровь на неоглядных полях сражений и – «расчетливый эгоизм». Есть ли пример большего кощунства!
      Насколько сложно было строить союзнические отношения Рузвельту, а значит и нам тоже, особенно Рузвельту, более благожелательно настроенному к Советскому Союзу, нежели Черчилль, свидетельствуют факты. В интересной книге В. Исраэляна «Дипломатическая история Великой Отечественной войны» приводятся весьма характерные по тому времени высказывания высокопоставленных американских чиновников. Так, в конце кровопролитного лета 1941 года, когда в правительстве обсуждался вопрос о реальной военной помощи России, министр внутренних дел США Г. Айкес отметил:
      «По-видимому, мы стремимся к тому, чтобы русские передавали нам свое золото в уплату за поставки, пока их золотой запас не будет исчерпан. Тогда мы и примем закон о ленд-лизе».
      Военный министр США Стимсон в меморандуме от 23 июня 1941 года рекомендовал президенту Рузвельту в политике с русскими исходить из следующих соображений:
      «1) Действия Германии против СССР представляются как ниспосланные Богом.
      2) Для нанесения поражения Советскому Союзу немцы будут основательно заняты минимум один и, может быть, максимум три месяца…»
      Военно-морской министр США Нокс:
      «Наилучшее мнение, которое я могу выразить: Гитлеру потребуется так или иначе от шести недель до двух месяцев для того, чтобы покончить с Россией.»
      А сенатор Трумен, в недалеком будущем президент США, в интервью по поводу выступления Рузвельта 24 июня 1941 года высказался как нельзя более недружественно:
      «Если мы увидим, что войну выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии. И, таким образом, пусть они убивают как можно больше.»
      Подобным же образом выразился и английский министр Д. Мур-Брабазон.
      Каково же было нам, с началом войны, в Москве, а затем и в Самаре выстраивать дипломатические, союзнические отношения в откровенно антисоветской направленности политики руководящих кругов Великобритании и США! Особенно с Великобританией.
      Наиболее емко, представляется, оценил внешнеполитическую деятельность британского правительства генерал де Голль в своих мемуарах:
      «Трудно вообразить все богатство английских методов дипломатического давления на союзника; чередование угроз, любезностей, ультиматумов и уступок… Главная трудность в том, что у английских дипломатов и генералитета никогда нет такого общесоюзного дела, которое было бы решено твердо и бесповоротно, – любое согласованное с англичанами решение никогда нельзя считать окончательным».
      Наиболее важным и конкретным из дипломатической деятельности и организации ее в Самаре следует отнести создание при посольствах Великобритании и США военных миссий, наделенных чрезвычайными полномочиями.
      Эти миссии являлись координаторами в ответственном деле поставок Красной Армии вооружения и стратегических материалов для оборонной промышленности России.
      И еще одно событие в Самаре: в мае 1942 года правительство США обратилось к Вышинскому с предложением установить прямую радиотелефонную связь между Вашингтоном и Москвой. Это, вскоре исполненное, позволило более оперативно, без промежуточной инстанции в посольстве, решать вопросы неотложных межгосударственных отношений.
      А что же другие посольства, имеющие быть в Самаре в 1941-43 годах? Их обычная представительская деятельность не оставила заметного следа в дипломатической истории военной поры. Или нам в будущем еще предстоит открыть и листать их секретные документы? Посольств Турции и Японии, в частности, что видится наиболее интересным из того времени.
 

"СЛОЖНОСТИ" ЖИЗНИ ДИПЛОМАТОВ

 
      Будет несправедливым обойти вниманием деятельность Наркомата иностранных дел СССР во время пребывания его в Самаре. Знакомясь с архивными документами, поражаешься той напряженной работе, какая велась отделами наркомата и самим Вышинским изо дня в день. По документам, буквально не проходит и дня, чтобы заместитель наркома не принял кого-либо из послов или атташе по тому или иному вопросу. Суть каждой беседы фиксируется протоколом и потом, в виде донесения, очень подробно – кто и что сказал в беседе, кто при этом присутствовал – доводится до сведения правительства. Гриф – «Секретно». В нижнем левом углу пометка: кому отправлено донесение. Как правило – Сталину и Молотову, каждому отдельно.
      Если состоявшийся разговор с дипломатом касался, например, внешнеторговых отношений, один экземпляр отсылался Микояну. Все немедленно отправлялось в Москву.
      Вот посол Великобритании жалуется на недельную проволочку с выдачей разрешения военно-морскому атташе выехать из Самары в Мурманск, где разгружались морские конвои с вооружением.
      Японский посол информирует о совершенно безобразной работе почты: даже телеграммы задерживаются в пути по нескольку дней. Дипкурьеры не могут вовремя выехать в Токио.
      Турецкий посол просит разрешения на свободную охоту в окрестных угодьях под Самарой. Эту прихоть и заботу необходимо согласовать со 2-м Управлением госбезопасности. Не дать разрешения – посол обидится, это ни к чему. Дать – хлопот не оберешься с наружным наблюдением. В самом деле турок собрался охотиться или…
      Вот просьба выделить дипломатам дачи на берегу Волги. Пятнадцать дач было отремонтировано и предоставлено посольским семьям в районе нынешнего военного санатория «Волга». Однако, испробовав ухабистые по тому времени лесные дороги туда, дипломаты вскоре отказались.
      Пришлось благоустроить для них сквер в центре города.
      Самарцы знают его: это на углу улиц Куйбышевской и Некрасовской – «Три вяза».
      Найти в то или иное посольство другого, усердного истопника, непьющего дворника. А то и горничную, да еще и «с хорошими манерами»…И все, от важнейшего межгосударственного вопроса до мелочей быта иностранцев в Самаре, следует решать дипломатически вежливо и не откладывая, по-русски, на когда-нибудь.
 

ЕДЬМАЯ СИМФОНИЯ

 
      В архивных материалах Министерства иностранных дел России хранится документ поистине замечательный, значение которого выходит далеко за пределы локальной дипломатической деятельности военных лет.
      Второй секретарь посольства СССР и США В. Базыкин в донесении Вышинскому сообщил следующее: 24 октября 1941 года Сергей Васильевич Рахманинов дал в Вашингтоне авторский концерт, прошедший «с громадным успехом».
      И не только потому, что имя Рахманинова всемирно известно и знаменито. Концерт состоялся в честь воюющей Красной Армии, и весь гонорар, 4000 долларов, Рахманинов передал через посольство на медикаменты для раненых. 1 и 7 ноября 1942 года С. В. Рахманинов даст еще два концерта с передачей гонорара в фонд Красной Армии.
      «От одного из русских, – писал он в посольство, – посильная помощь русскому народу в его борьбе с врагом. Хочу верить в полную победу».
      Жизнь С. В. Рахманинова после отъезда из России в 1917 году в эмиграцию сперва в Финляндию, а потом в США складывалась тяжко. Не материально, нет. Творчески. Практически, на чужбине композитор перестал работать. Если до 1917 года им было написано, не говоря о симфонической и оперной музыке, более 70 романсов, вошедших в музыкальную классику, то, покинув русскую землю, он не создал больше ни одного романса. Жил концертной деятельностью. Маялся Сергей Васильевич обыкновенной русской тоской по родине. И еще более мучительным было осознание того, что его имя, творчество стало забываться в России. Произведения его почти не исполнялись. Он – эмигрант. Он не нужен новой России.
      Конечно же, Сергей Васильевич не забыл статьи в газете «Правда», опубликованной в марте 1931 года:
      «Сергей Рахманинов, бывший певец русского купечества и буржуазии, давно исписавшийся композитор, имитатор и реакционер, бывший помещик, который совсем недавно, в 1918 году, пылал ненавистью к России, когда крестьяне отняли у него землю, – заклятый враг советского правительства».
      Разве возможно теперь возвратиться?
      Чужая земля только что приютила композитора. В прессе даже появилась статья «The man without house», в переводе с английского – «Человек без дома». Да, без родины и дома. Гость, чужестранец. А слава, – к ней привыкаешь, и с нею еще больнее ощущать себя ненужным благословенной России. Особенно теперь, в дни жесточайших испытаний войной. Что делать? Чем помочь?.. И вот – счастливая мысль: концерт!
      Сегодня сказать невозможно, как относился Вышинский к творчеству Рахманинова. И вообще, – интересовался ли он мировой и русской музыкальной культурой. Но о Рахманинове он, конечно же, знал, на его памяти был блистательный восход композитора и музыканта. При своей занятости дипломатической работой, Вышинский отнесся к донесению второго секретаря В. Базыкина с должным вниманием и оценкой совершившегося в Вашингтоне события.
      16 января 1942 года зам. наркома подписал письмо на имя члена Политбюро Молотова с предложением:
      «1) Опубликовать в прессе статью о творчестве С. В. Рахманинова.
      2) Организовать письмо Рахманинову от имени лучших исполнителей его произведений – Оборина, Глизра, Игумнова.
      3) Подобрать изданные в России программы, афиши, пластинки с музыкой Рахманинова и дипломатической почтой отправить в США на имя композитора.
      4) В музыкальный сезон 1942 года публично исполнить несколько произведений Рахманинова».
      Молотов был согласен! Положительная реакция Молотова предполагала соответствующие конкретные действия.
      15 апреля 1942 года Д. Шостакович в статье «Великая культура славян», опубликованной газетой «Литература и искусство», среди блистательных имен классиков называет и имя С. В. Рахманинова.
      8 августа в этой же газете профессор-музыковед К. Кузнецов опубликовал большую статью «Рахманинов и русская музыка», в которой дал широкий очерк всего музыкального творчества великого соотечественника.
      По тем временам опубликованное газетой представляло уже очень многое. Кроме этого, в Москве было отмечено 50-летие творческой деятельности С. В. Рахманинова. В письме к двоюродной сестре С. А. Сатиной Рахманинов так откликнулся на это чрезвычайное в его жизни событие:
      «Посылаю еще три заметки по поводу моего юбилея, написанные в Москве и присланные мне с милым письмом из русского посольства в Вашингтоне. Таким образом, большевики все же первыми вспомнили и, вероятно, единственные, которые вспомнят. Всех остальных это мало интересует».
      Самара стала своеобразным порогом, с какого началось возвращение высочайшего искусства композитора и музыканта Сергея Васильевича Рахманинова в Россию. Навсегда. Куда легче, поди, было Сергею Васильевичу в свой смертный, уже не далекий, час на чужбине.
      Никак невозможно пройти мимо другого знаменательного события из интеллектуальной жизни запасной столицы Самары. Здесь 27 декабря 1941 года Дмитрий Шостакович закончил работу над Седьмой (Ленинградской) симфонией, по праву признанной шедевром музыкальной культуры.
      Еще до исполнения Седьмой публично Алексей Толстой, присутствовавший на генеральной репетиции, отозвался о симфонии так:
      «Седьмая симфония возникла из совести русского народа, принявшего без колебаний смертный бой с черными силами…»
      Первое исполнение Седьмой состоялось в Самаре 5 марта 1942 года. В Москве – 29 марта. И еще – 5 и 6 апреля 1942 года. Успех и общественная значимость симфонии отражены в передовой газеты «Литература и искусство»:
      «В этой симфонии слушатели узнали себя. Вместе с композитором, вместе с исполнителями его творения они внимали тяжелой поступи войны, с нежностью вспоминали о прошедших мирных днях, склоняли голову перед павшими защитниками родины и проникались верой в грядущую победу».
      Несомненно, при первом исполнении Седьмой в Самаре присутствовали дипломаты и зарубежные корреспонденты.
      Несомненно потому, что о чрезвычайном событии тотчас же стало известно за границей. Четверо крупнейших американских дирижеров – Л. Стоковский, С. Кусевицкий, Ю. Орманди и Родзинекий обратились во Всесоюзное общество культурных связей с просьбой срочно, самолетом, выслать в США партитуру и запись на пластинку оркестрового исполнения симфонии в СССР. Такая же просьба поступила из Великобритании.
      Совершенно удивительные подробности – как была отправлена партитура в США – разыскал я в газете «Литература и искусство» от 19 августа 1942 года. В Самаре фотопленка с нотной записью партитуры была запечатана в железную коробку… «сто футов симфонии в банке из-под консервов», как на все лады повторяли американские журналисты. И отправлена самолетом из Самары до Тегерана, затем автомобилем в Каир и, наконец, снова самолетом через Южную Америку в Нью-Йорк. Симфония «в банке из-под консервов», – такое, очевидно, случилось единственный раз в истории музыкального искусства! В Соединенных Штатах Седьмая была исполнена 19 июля 1942 года. Дирижировал оркестром непревзойденный Артуро Тосканини.
      Ворох поздравительных телеграмм композитору в Россию. Похвальные рецензии. «Аплодисменты равны по силе мощному финалу симфонии… В течение 10 минут в зале творилось нечто невообразимое. Публика стоя приветствовала оркестр и дирижера. После 80-минутного исполнения Тосканини, почти шатаясь, гордый и счастливый, сошел с эстрады».
      В Великобритании исполнение Седьмой состоялось несколько ранее, 22 июня, и с не меньшим успехом.
      Начавшись в Самаре, победное шествие Седьмой продолжалось но всему миру. Для 1942 года это событие можно приравнять к значительной дипломатической акции.
 

ОТЪЕЗД

 
      Подошла строка прощаться с запасной столицей Самарой.
      М. И. Калинин уехал в Москву еще в середине декабря 1941 года, тотчас же после разгрома под столицей немцев.
      Отбыл в Москву Ворошилов.
      Законченный строительством в декабре 1942 года бункер-убежище Сталину не понадобился.
      Дипломатический корпус оставался в Самаре до августа 1943 года. Только после битвы на Курской дуге, когда окончательно определилась наша победа в войне, иностранные представительства получили разрешение покинуть Самару. Выезжали они в Москву специальными поездами.
      Первый поезд с дипломатами отправился 11 августа. Последний – 21 августа. Это была канительная операция для Наркомата иностранных дел. В архиве я читал документ: в нем списки отъезжающих дипломатов и их семей; даже класс вагона и купе определен; послу помягче, сотрудникам попроще.
      Вместе с дипломатами, чтобы не терять из виду иностранцев и в пути, отбыли и чекисты 2-го Главного Управления НКГБ.
      Собирался в дорогу и Наркомат иностранных дел.
      Вскоре все уехали.
      Самара теперь продолжала жизнь обычного провинциального русского города военной поры.
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

18.11.2008


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7