Глава 26

Когда Гэри бывало грустно, он погружался в любимый мир детских грез и фантазий. А сейчас тоска просто одолевала его: ведь Гениальный План вышел из-под контроля. Ему даже не хотелось думать об этом. Он шепотом повторял с детства затверженные магические слова: «Вдалеке, на мрачном фоне густых еловых лесов Нью-Джерси, сияли окна роскошного загородного дома Чарльза Линдберга, издалека казавшегося сказочным замком… Нет-нет, сейчас — речь о похищении Мэгги Роуз, преступлении века! Вот так!»

В детстве он сочинил целую историю о похищении сына Чарльза Линдберга и затвердил ее наизусть. Это убийство Гэри совершил мысленно, но оно положило начало всему. Да, именно эта история, случившаяся за двадцать пять лет до его рождения, история, которую он постоянно пересказывал сам себе с мельчайшими подробностями, сон наяву, так часто спасавший его от безумия.

В подвале было темным-темно, но он давно привык к темноте и даже любил ее. Жить там можно, а порой даже очень классно.

Итак, шестое января, среда, восемнадцать пятнадцать, Уилмингтон, штат Делавэр.

Гэри дал волю своей фантазии. Вновь и вновь он перебирал многочисленные детали убийства младенца Счастливчика Линди и Энн Морроу. Когда-то он был просто одержим этим всемирно известным делом. С тех самых пор, когда в доме появилась мачеха со своей парой выродков. С тех самых пор, когда его впервые отправили в подвал: «Посиди и подумай о своем поведении».

О том жутком случае киднеппинга, случившемся в тридцатые годы, Гэри знал больше всех на свете. Впоследствии ребенка Линдберга вырыли из неглубокой могилы в четырех милях от особняка в Нью-Джерси. Но был ли это действительно сын Линдберга? В теле было тридцать три дюйма, в то время как рост маленького Линдберга равнялся всего лишь двадцати девяти. Сенсационное преступление так и осталось нераскрытым. Так должно случиться и с похищением Мэгги Роуз Данн и Майкла Голдберга! Никто никогда не раскроет его, уж это наверняка!

Никто не смог раскрыть его предыдущие убийства. Джона Уэйна Гэйси-младшего поймали лишь после тридцати убийств, совершенных в Читауне. Джеффри Дамер попался после семнадцати преступлений в Милуоки. Гэри убил больше, чем они оба, вместе взятые, но никто не знал, кто он, где он и что сделает в следующий раз.

Стояла кромешная тьма, но Гэри давно к ней привык. «Вы привили мне любовь к подвалу», — сказал он однажды мачехе, чтобы позлить ее. Тьма напоминает то, что станет с нашим сознанием после смерти, — а это, возможно, будет нечто изумительное. Особенно если речь идет о гении. А уж он-то точно гений.

Гэри обдумывал дальнейший план действий, опираясь на один простой вывод: пока никто ничего не видел. Они все проморгали.

Наверху, в доме, Мисси Мерфи лепила печенье для дочки Рони и всех окрестных ребятишек. Она изо всех сил старалась не сердиться на Гэри, ей очень хотелось быть понимающей и хоть как-то поддержать его. В который раз — понять и простить. Она заставляла себя не думать о нем. Обычно у плиты это удавалось, но только не сегодня. Нынче Гэри был просто невыносим. И в то же время иногда он бывает таким славным, симпатичным, обаятельным — сияет, как лампочка в тысячу ватт. Он сразу ей понравился.

Они познакомились на вечеринке в университете штата Делавэр. Он приехал из Принстона и жил в жутких трущобах. Она в жизни не встречала таких умников: даже педагоги ему в подметки не годились. В 1982-м, не в силах противиться его обаянию, она вышла за него замуж — вопреки советам друзей. Мишель Лоу, закадычная подружка, которая свято верила в карты Таро, реинкарнацию и всякие такие вещи, составила им гороскопы и заявила:

— Мисси, немедленно все отмени! Ты что, не видела его глаза?

Но у Мисси просто голова шла кругом от предсвадебных хлопот и восторгов, и она никого не слушала. Может быть, именно поэтому сейчас, когда все было так плохо и рвались связующие нити, когда уже невозможно было терпеть такое дальше, она все продолжала цепляться за него. Порой ей казалось, что она живет с двумя Гэри: просто Гэри и Гэри — героем невероятно чудовищных умственных игр.

«Надвигается что-то ужасное», — подумалось ей, покуда карамельная крошка сыпалась из пакетика в тесто. Он в любую секунду мог огорошить ее известием, что уволен с работы. С недавних пор их жизнь снова покатилась под откос по той старой, привычной, ужасающей схеме.

Гэри любил повторять, что на работе он самый умный (скорее всего, так оно и было). Он-де оставил всех далеко позади, и начальство от него в восторге (это тоже соответствовало действительности — но только в самом начале). Дальше подходил черед рассказов о том, что его назначили, например, главным менеджером компании (откровенная байка). Потом начинались неприятности: сперва находились завистники, приходилось слишком много вкалывать (вот это — чистая правда: он пропадал неделями, иногда даже в выходные). Все шло по одной и той же схеме: именно на этой работе, именно с этим боссом он никак не мог. Возникает вопрос — где бы он сумел удержаться надолго?

Мисси Мерфи точно знала, что однажды Гэри снова объявит об очередном увольнении. Карьера коммивояжера фирмы отопительных приборов «Атлантик» стремительно близилась к завершению. Ну где он теперь найдет работу? Ну кто отнесется к нему с большим пониманием, чем его нынешний босс — ее родной брат Марти?

Ну почему все так плохо?! Ну почему к ней вечно присасываются вот такие Гэри Мерфи?

Неужели сегодня — все снова-здорово? Неужели его снова выкинули? Что он ей скажет, вернувшись домой? Ну почему, почему — такой умный и такой неудачник? В тесто упала слезинка, а за ней последовал целый Ниагарский водопад. Она зарыдала.

Глава 27

Я всегда умел смеяться над собственными неудачами в качестве копа или психолога — но только не на этот раз. Дела обстояли хуже некуда: на юге — во Флориде и Каролине — Сонеджи разбил нас по всем статьям. Мы не освободили девочку и понятия не имели, жива она или нет.

После того, как меня в течение пяти часов били мордой об стол в Федеральном бюро, мы отчалили в Вашингтон, где мне предстояло держать ответ в своем родном отделе. В роли Великого инквизитора выступал шеф полиции Питтмен. Джиф явился в полночь, гладко выбритый и напомаженный по случаю нашей трогательной встречи.

— Видок у тебя хреновый, — были его первые слова.

— Я на ногах со вчерашнего утра и отлично знаю, как выгляжу. Поведайте мне о том, чего я еще не знаю.

Я понял, что делаю ошибку, когда только начал все это излагать. Грубить вышестоящим — не в моих правилах, но я так вымотался, что еле держался на ногах. Шеф подкатился ко мне на одном из этих металлических стульчиков из залов для совещаний и зарокотал, сверкая золотыми коронками:

— Я тебе обо всем поведаю. Кросс. Для начала — ты отстранен от дела о похищении. Не знаю, так это или нет, но пресса обвиняет во всем тебя — и нас. ФБР по обыкновению выходит сухим из воды. Томас Данн в ярости: выкуп пропал, а дочери нет. И он прав.

— Чушь собачья. Сонеджи намеревался вступить в контакт именно со мной, почему — пока неизвестно. Возможно, не следовало идти у него на поводу, но сделанного не вернешь. А вот наблюдение осуществляло ФБР, не я. Интересно, почему его убрали?

— Сейчас я тебе еще кое-что поведаю, — продолжал Питтмен. — Вы с Сэмпсоном возвращаетесь к убийству Тернера и Сандерсов, чего вы и добивались вначале. Но если вы под шумок продолжите заниматься и похищением, я не возражаю. Вот и все.

Высказавшись, шеф убрался восвояси. Прием окончен, приказ обсуждению не подлежит. Нас с Сэмпсоном водворили на свое место: Саут-Ист в Вашингтоне. Теперь все приоритеты ясны: мы вновь занимаемся убийством шестерых чернокожих.

Глава 28

Однажды утром, через пару дней после возвращения из Южной Каролины, меня разбудил шум толпы, собравшейся под окнами нашего дома. Зарывшись в подушку, я слышал гул голосов. В голове стучало: «Ох нет, только не сейчас». Я с трудом разлепил веки: на меня уставились глазенки Деймона и Джанель, которые удивлялись, что я могу спать в такое время.

— Что за шум, телевизор включен? Откуда такой гвалт?

— Нет, папочка, не телевизор, — серьезно проговорил Деймон.

— Нет, папочка, — слово в слово повторила Джанель, — еще лучше, чем телевизор.

Я приподнялся на локте, подперев щеку рукой:

— Уж не вы ли устроили праздник на лужайке? Признавайтесь! Не ваши ли друзья шумят на улице?

Но ребятишки серьезно замотали головами. Деймон сообразил, что это шутка, и заулыбался, но Джанель смотрела серьезно и испуганно.

— Папочка, мы не устраивали праздника, — наконец произнес Деймон.

— Ох, только не говорите мне, что это газетчики и телевизионщики. Прошлой ночью они уже здесь околачивались.

Деймон стоял положив ладошки на лоб — этот жест означал, что он возбужден или нервничает.

— Пап, это опять журналисты.

— Осточертели они мне, — пробормотал я.

— И мне осточертели, — подхватил Деймон. Он отчасти понимал, что творится.

Они явились расправиться со мной. Линчевать.

Борзописцы вонючие. Я перевернулся и уставился в потолок. Черт, снова нужно белить. Этому ремонту конца нет.

Средства массовой информации утверждали, что спасение Мэгги Роуз Данн провалилось по моей вине. Кто-то — ФБР или Питтмен — сделали из меня козла отпущения. К тому же кто-то распространял дезуху, что якобы действия в Майами основывались на моем профессиональном заключении о характере Сонеджи.

Один общенародный журнал вышел с интригующим заголовком: «Столичный коп теряет Мэгги Роуз!» Томас Данн в телеинтервью заявил, что ответственность за провал во Флориде целиком и полностью ложится на меня. Таким образом, я сделался героем ряда передовиц и репортажей, преимущественно ругательных и абсолютно далеких от истины. Нет, если бы я действительно был виноват, то согласился бы с критикой. Беда в том, что провал операции — не моя вина. И сейчас мне просто необходимо было знать, почему Гэри Сонеджи избрал именно меня, почему я стал частью его плана. Я не успокоюсь, пока не найду ответа на этот вопрос. И мне не важно, что подумает, или скажет, или сделает Джиф.

— Деймон, — позвал я сына, — подойди к двери и вели репортерам убираться. Скажи им:

«Джек, поди прогуляйся!» Скажи, пусть сматываются. Понял?

— Ага, скажу: уматывайте! — обрадовался Деймон.

Я улыбнулся, чтобы дети поняли: отец не падает духом. Джанель тоже разулыбалась и повисла на руке брата. Я начал одеваться. Что-то надвигается — это чувствовалось.

Я пошел к двери с намерением поговорить с газетчиками. Я не удосужился обуться и надеть рубашку — в голове гудел боевой клич Тарзана — Айяааайяааайяаа!

— Здорово, ребята, славное выдалось утречко! — приветствовал я толпу, представ перед ними в одних пижамных штанах. — Кто-нибудь желает еще кофе или булочек?

— Детектив Кросс, Кэтрин Роуз и Томас Данн считают вас виновным в том, что произошло во Флориде. Вчера мистер Данн снова заявил об этом!

Мне бесплатно сообщали свежие утренние новости: на этой неделе я — основной мальчик для порки.

— Понимаю, что Данны разочарованы результатами операции во Флориде, — пояснил я ровным тоном. — Продолжайте кидать стаканчики от кофе прямо на газон, я потом уберу.

— Значит, вы согласны, что допустили ошибку? — настаивал кто-то.

— Передали деньги, даже не увидев предварительно Мэгги Роуз?

— Нет, не так. Во Флориде и Южной Каролине у меня не было выбора. Единственное, что я мог сделать, — это вообще отказаться от контакта. Когда на вас надеты наручники и направлено дуло пистолета, а подмога запаздывает, то преимущества, ясное дело, не на вашей стороне.

Но журналисты не услыхали ни слова из моей речи.

— Детектив, у нас имеется информация, что идея первоначально выплатить выкуп принадлежит вам! — прокричал один из них.

— Для чего вы пришли сюда и устроили пикник на моем газоне? — ответил я вопросом на всю эту чушь. — Зачем пугаете моих детей и беспокоите соседей? Мне плевать, что вы там насочиняете обо мне, но я вам вот что скажу: вы понятия не имеете о том, что происходит! Подобным поведением вы навлекаете опасность на девочку Даннов!

— А Мэгги Роуз Данн жива? — прокричал кто-то.

Я повернулся к ним спиной и вернулся в дом. Надеюсь, урок пошел им на пользу и до них дошло, что нельзя нарушать чужой покой.

— Эй, дядя Арахис! Как поживаешь? В то же утро меня снова начали окликать из толпы — на сей раз это была разношерстная публика, стоящая в очереди в три ряда на 12-й улице напротив церкви Св. Антония. Это были голодные и замерзшие люди, их шеи не оттягивали дорогие «Лейки» или «Никоны».

— Дядь, а я тебя по телику видел! Ты что, кинозвезда у нас?

— Ну, еще бы! А ты как думал?

Последние годы мы с Сэмпсоном частенько наведывались в бесплатную столовую при церкви Св. Антония — не реже двух-трех раз в неделю. Началось это из-за Марии, которая много делала для прихожан. После ее смерти я продолжал их навещать с эгоистической целью: это помогало мне самоутверждаться. Сэмпсон приветствует людей у входа и забирает пронумерованные талоны, а еще сдерживает возможные беспорядки. Моя обязанность — поддерживать порядок внутри столовой, отсюда и прозвище — дядя Арахис. Шеф-повар Джимми Мур свято верует в питательные свойства арахисового масла, поэтому все желающие, помимо обеда, состоящего из рогаликов, овощей, мяса или рыбы и десерта впридачу, могут получить целую чашку божественного масла. Ежедневно.

— Эй, дяденька Арахис! Какое сегодня масло для нас? «Скиппи» или «Питер Пэн»?

Улыбаюсь знакомым лицам в толпе, вдыхая тяжелый аромат немытых тел и перегара:

— Что в меню — точно не знаю.

Завсегдатаи помнят нас с Сэмпсоном, большинство знает, что мы из полиции. Некоторым даже известно, что я вроде как духовник, поскольку я иногда консультирую возле кухни в вагончике с надписью: «На Бога надейся, а сам не плошай. Давай заходи».

У Джимми Мура милая симпатичная благотворительная столовая. По его мнению, в восточной части города она — самая большая, поскольку в день мы выдаем около одиннадцати тысяч обедов. Открывается в десять пятнадцать, закрывается в двенадцать тридцать, но если опоздаешь хоть на минуту — останешься голодным. В программе церкви Св. Антония большую роль играет дисциплина. Вход воспрещен для пьяных и находящихся под действием наркотиков. За столом нужно вести себя культурно и успеть поесть за десять минут: ведь на улице мерзнут такие же голодные. Обслуживающий персонал, состоящий в основном из добровольцев, хорошо вышколен: обращается с гостями любезно, без лишних вопросов, называет их «мисс» или «мистер». Среди новеньких, работающих на раздаче блюд, регулярно проводятся «проверки на улыбку».

В полдень с улицы раздался какой-то шум, крики, брань. Я услышал вопль Сэмпсона: «Алекс, сюда!»

Я выскочил — и немедленно все понял. Кулаки тут же сжались, превратившись в чугунные молоты. Чертовы журналисты опять нашли меня. Парочка проворных операторов снимала людей из очереди, не спрашивая их согласия. Тем, понятно, не нравилось — люди хотят сохранить самоуважение и не желают, чтобы их показывали по телевидению стоящими в очереди за тарелкой супа.

Джимми Мур, суровый грубоватый ирландец, когда-то работал с нами в полиции. Он уже выскочил на улицу и орал там громче всех.

— Сучьи дети, поганцы вонючие! — вдруг услышал я собственный вопль. — Катитесь к чертовой матери! Вас сюда никто не звал! Оставьте людей в покое, дайте им поесть по-человечески!

Фотографы прекратили щелкать и в изумлении уставились на меня. Остолбенели также Сэмпсон и Джимми Мур и вся очередь за бесплатным супом. И журналисты сломались — они отступили на противоположную сторону 12-й улицы, чтобы подстеречь, когда я буду уходить отсюда.

Мы кормим голодных, думал я, следя за репортерами и фотографами, разместившимися в скверике напротив, а на кого эта чертова пресса, спрашивается, работает? На представителей деловых кругов и богатых семейств, ясное дело. Между тем народ вокруг начал роптать:

— Мы голодны и замерзли, дайте поесть! Эй вы, мы же имеем право поесть! — заорал кто-то из очереди.

Я вернулся назад и принялся за работу. Я снова дядя Арахис.

Глава 29

В Уилминггоне, штат Делавэр, Гэри расчищал снег с дорожек около своего домика в колониальном стиле на Центральной авеню. Была среда, шестое января. Он размышлял о том, как сохранить контроль над ситуацией, как быть дальше с этой богатенькой сучкой Мэгги Роуз Данн… Вдруг перед палисадником остановился сияющий синий «кадиллак». Гэри чертыхнулся.

Шестилетняя Рони, дочурка Гэри, лепила снежки и выкладывала их рядком на ледяную корку, покрывавшую снег. При виде своего дяди Марти, вылезающего из автомобиля, она завизжала от счастья.

— А это кто ко мне бежит — от горшка три вершка? — возопил дядя Марти, направляясь к племяннице. — Да это ж настоящая кинозвезда! Да это же малютка Рони!

— Дядя Марти! Дядя Марти! — в восторге верещала девчушка.

Всякий раз при виде Марти Казаджана Гэри вспоминал омерзительный фильм «Дядюшка Бак», в котором нелюбимый родственник Джон Кэнди всячески изводил одну зажиточную семью на Среднем Западе. На редкость противная кинокартина. Дядя Марти был богат, удачлив и не в меру шумлив — ну в точности как Джон Кэнди; и вот он опять приперся. Гэри за многое презирал старшего брата Мисси, но больше всего за то, что сам находился у него в подчинении.

На шум, произведенный Марти, выскочила на крыльцо Мисси с тарелкой и обернутым вокруг руки полотенцем. Так орать — да тут все соседи сбегутся, и не только с Центральной, но и с Северной авеню.

— Уй, кто к нам приехал! — пронзительно взвизгнула Мисси.

Мать и дочь напоминали сейчас Гэри двух визжащих поросят. «Уй, какой гад к нам приперся!» — захотелось ему выкрикнуть. Но он сдержался, как всегда сдерживался дома, рисуя в воображении, как на глазах у Рони и Мисси забивает дядю Марти до смерти лопатой для расчистки снега. Да, пора бы им показать, кто здесь хозяин.

— А вот и божественная мисс М.! — Казаджан тарахтел как мотор со скоростью миля в минуту. — А, вот и Гэр, старина! (Наконец-то снизошел!) Как делишки, старый черт? Ну что, четыре сбоку — ваших нет?

— Отлично, Марти. Шесть бубей — кой-чем бей![5]

Гэри швырнул алюминиевую лопату на снег и нехотя поплелся к обнимающимся Рони, Мисси и Марти. В дом вошли все вместе. Мисси сразу ринулась на кухню и притащила самый дорогой яичный ликер и нарезанный свежеиспеченный пирог с яблоками и изюмом. Сбоку на блюде лежали ломтики сыра. Естественно, самый большой кусок достался Марти. Выходит дело, он здесь главный?

Марти в открытую протянул Мисси конверт — регулярная подачка от старшего брата. Специально проделывает это на глазах у Гэри, умеет разбередить больное место.

— Лапонька, мамуля с папулей и дядей Марти должны тут поговорить, — обратился к Рони дядя Марти, прикончив свой кусок. — Кажись, я кое-что забыл — сбегай, пошарь на заднем сиденье.

— Только в куртке, а то простудишься, — предупредила Мисси.

Рони обняла дядю с визгливым хихиканьем и тут же умчалась.

— Что ты ей опять привез? — заговорщицким шепотом спросила Мисси. — Ну совсем избаловал ребенка!

Марти пожал плечами, будто и впрямь позабыл. Мисси со всеми умела быть самой собой, чем напоминала Гэри собственную мать. Она и внешне на нее походила. И только в присутствии братца Мисси мгновенно менялась: тут же подхватывала его премерзкие словечки и гаденькую интонацию.

— Значит, так, ребята. — Марти придвинулся поближе. — Есть тут одна маленькая проблемка. Щас навалимся и справимся — мы ж ее вовремя ухватили. Ну, давайте, как взрослые.

— Что такое, Марти? — насторожилась Мисси. — В чем дело?

Марти состроил озабоченную мину человека, не по своей воле попавшего в неловкое положение. Гэри сто раз видел, как он принимал виноватый вид, общаясь с клиентурой и подчиненными — особенно по поводу просрочек платежей или увольнения.

— Гэр? Ты, кажется, хочешь нам что-то рассказать? — Марти смотрел на него, будто прося о помощи.

Гэри пожал плечами, будто ведать не ведал, о чем речь. «А пошел ты в задницу, — думал он про себя. — Это только сейчас ты здесь главный».

Откуда-то изнутри вырастала зловещая радость, даже потянуло улыбнуться. Он совсем этого не хотел, но губы непроизвольно раздвинулись в усмешке. Мгновения, когда тебя выводят на чистую воду, имеют свои преимущества, приносят пользу: для начала получаешь урок.

— Извини, но я не вижу ничего смешного, — обиженно изрек Марти. — Честное слово, Гэри, не вижу.

— И я не вижу, — ответил Гэри странно тоненьким голоском, будто и не своим, а каким-то мальчишеским.

Мисси непонимающе воззрилась на него:

— Что здесь происходит? Может, вы мне все-таки объясните?

Гэри сурово посмотрел на жену — он сердился на нее по-настоящему. Отчасти она сама его подставила — и прекрасно это понимает.

— В этом квартале мои коммерческие успехи в «Атлантик» никудышные, — наконец признался Гэри тоном виноватого школьника. — Верно, Марти?

Марти нахмурился и уставился вниз, на свои новые кожаные ботинки:

— Не совсем так. Твои успехи не никудышные — их просто нет. И ладно бы так, но ведь ты взял тридцать три тысячи авансом. Гэри, ты на красном. Ты в минусе. Ну, все, больше ничего не скажу, потому что потом пожалею. Но я, честно, не знаю, что делать. Мне очень трудно. Мне так жаль, Мисси. Извини меня.

Мисси закрыла лицо руками и начала рыдать. Сначала — тихонько, как бы нехотя, потом все громче и громче. В глазах брата тоже стояли слезы.

— Прости, сестренка. Вот этого-то я и не хотел.

Он протянул руку, чтобы утешить ее, но Мисси отпрянула:

— Ничего, все в порядке.

Она уставилась на Гэри покрасневшими от слез глазами, которые казались маленькими и темными:

— Где же ты болтался все эти месяцы, Гэри? Чем занимался? Ох, Гэри, Гэри, иногда мне кажется, что я совсем тебя не знаю. Ну, объясни, в чем дело, Гэри. Скажи хоть что-нибудь!

Гэри долго молчал, продумывая свою реакцию и наконец с выражением произнес:

— Мисси, я так люблю тебя. Я люблю тебя и Рони больше жизни.

Гэри лгал, но это была нужная, подходящая, красивая ложь. Отлично сказано, отлично сыграно. А уж чего ему на самом деле хотелось — так это рассмеяться им в мерзкие рожи. Вот бы убить их всех — просто ударами кулака, как пробивают билетики в компостере. Бум! Бум! Бум! В Уилмингтоне настало время убийств! Гениальный План снова в действии!

Тут в гостиную вбежала Рони, сжимая в руке новую кассету для видео. На лице — дурацкая улыбка, ну точь-в-точь — Надувная Голова.

— Смотри, что мне привез дядя Марти!

Гэри обеими руками сжал голову — его мозг пронизал внутренний вопль: «ХОЧУ БЫТЬ КЕМ-НИБУДЬ!»

Глава 30

Между тем жизнь в Саут-Исте текла своим чередом. Мы с Сэмпсоном вернулись к расследованию убийств Тернера и Сандерсов. Естественно, за истекший период эти дела не сдвинулись с мертвой точки — они никого не волновали.

В воскресенье 10 января до меня наконец дошло, что пора отдохнуть денечек. Со времени похищения я впервые взял выходной. В итоге до десяти утра провалялся в постели, жалея себя и страдая от головной боли (результат вчерашней попойки с Сэмпсоном) и разных бесполезных мыслей.

Я мучительно тосковал по тем славным временам, когда мы с Марией залеживались по утрам допоздна. Еще я злился, что стал козлом отпущения из-за происшествий в Саут-Исте, а главное, чувствовал себя последним дерьмом из-за того, что не сумел помочь Мэгги Роуз. С самого начала она ассоциировалась у меня с собственными детьми, и когда я думал о том, что девочка, возможно, уже мертва, мой желудок непроизвольно сжимался — а это здорово неприятно, особенно с похмелья.

Я подумывал, не проваляться ли в постели эдак часиков до шести вечера. Отдохнуть на полную катушку — я это заслужил. Мне совсем не хотелось лицезреть бабулю Нана и выслушивать ее мнение по поводу вчерашнего загула. В то утро я даже детей своих не хотел видеть.

Мысли мои все время возвращались к Марии. В той, другой, счастливой жизни мы с ней и с детьми проводили воскресенья вместе. Мы валялись до полудня в постели, потом нарядно одевались и гордо выплывали куда-нибудь позавтракать. Мы с ней почти все делали вместе, старались как можно раньше вернуться с работы. Она помогла мне залечить душевные раны, когда рухнула моя карьера практикующего психолога. Она умудрилась привести меня в чувство после двух лет бесконечных попоек в компании Сэмпсона и нескольких холостяков, включая лихих ребят из баскетбольной команды.

Я очень ценил способность Марии восстанавливать мое душевное здоровье. Может, так продолжалось бы и дальше, а может, мы бы уже разошлись к этому времени — кто знает? У нас не было возможности проверить.