— Отклоняется! — возразила судья Каплан. — Доктор Кросс сказал, что имеет предварительное мнение. Хотелось бы его услышать.
— Доктор Кросс, — продолжал Натан, как будто его не перебивали. — Вы, в отличие от других психологов и психиатров, наблюдали Гэри Мерфи с самого начала как врач и офицер полиции.
— Ваша честь, мистер Натан намеревается задать вопрос? — вновь перебила обвинитель, явно теряя терпение.
— Это так, мистер Натан?
Энтони Натан, хрустнув пальцами, повернулся к Мэри Уорнер:
— Вопрос? Не беспокойтесь! — И вновь повернулся ко мне. — Как офицер полиции, с самого начала занятый в этом деле, и как опытный психолог, можете ли вы высказать свое мнение о Гэри Мерфи?
Я бросил взгляд на Сонеджи-Мерфи. Сейчас он был Гэри Мерфи. В данную минуту на скамье подсудимых сидел симпатичный добропорядочный провинциал, которого втянули в такой кошмар, что хуже некуда.
— Вот мои первые чисто человеческие впечатления, — начал я. — Меня потрясло похищение детей учителем. Это было абсолютное злоупотребление доверием, даже нечто худшее. Я видел своими глазами изуродованное тело Майкла Голдберга и никогда этого не забуду… Я беседовал с мистером и миссис Данн об их дочери, и у меня такое чувство, будто я знал Мэгги Роуз лично. Я также видел жертвы в домах Тернеров и Сандерсов.
— Возражаю! Возражаю! — вскочила на ноги Мэри Уорнер.
— Принимается. — Судья Каплан смерила меня ледяным взглядом. — Сотрите эту запись. Присяжные должны быть объективны, а у нас пока нет доказательств, что подзащитный имеет отношение к этим убийствам.
— Вы просили дать честный ответ, — обратился я к Натану, — вы хотели услышать, что я думаю. Вот об этом я и говорю.
Кивнув, Натан подошел к ложе присяжных и оттуда объявил:
— Да-да, вы искренни, вы абсолютны честны, доктор Кросс, нравится мне это или нет. Нравится это Гэри Мерфи или нет. Вы просто на редкость правдивы. И я не собирался прерывать вашу речь, покуда этого не сделает обвинитель. Будьте так добры, продолжайте.
— Я страстно жажду поймать похитителя. Этого желает вся Группа по спасению заложников. Для большинства из нас это близкое, личное дело.
— Итак, вы ненавидите похитителя. Стало быть, вы хотите, чтобы он получил максимальное по закону наказание?
— Хотел и хочу.
— Вы участвовали в задержании Гэри Мерфи. Он был обвинен в тяжких преступлениях. Затем неоднократно встречались с ним. Что вы сейчас думаете о Гэри Мерфи?
— Честно говоря, не знаю, что и думать.
Энтони Натан не упустил своего шанса:
— У вас возникли сомнения?
Мэри Уорнер немедленно внесла поправку:
— Это намек! Вы направляете свидетеля.
— Присяжные не придадут этому значения, — отреагировала судья Каплан.
— Опишите свои чувства по отношению к Гэри Мерфи на данный момент. Изложите ваше профессиональное мнение, доктор Кросс, — попросил Натан.
— Для меня все еще неясно, кто он — Гэри Мерфи или Гэри Сонеджи. Я не уверен полностью, но в принципе допускаю возможность того, что мы имеем дело со случаем раздвоения личности.
— А если это и есть раздвоение личности?
— В таком случае Гэри Мерфи может не ведать, что творит Сонеджи. И в то же время он может быть одареннейшим социопатом и обманывать всех нас, и вас в том числе.
— Хорошо. Я принимаю все ваши сомнения и допущения, и чем дальше, тем больше.
Натан сложил у груди руки так, будто зажал в них маленький мячик. Ему явно хотелось вытянуть из меня что-нибудь более определенное.
— Ваши сомнения представляются основательными, не так ли, доктор Кросс? Именно вы могли бы помочь присяжным принять верное решение. Я хочу, чтобы вы загипнотизировали Гэри Мерфи! — провозгласил Натан. — Да, прямо здесь, в зале суда. Мы дадим присяжным возможность решить все самим. Я абсолютно убежден, что когда эти люди увидят все своими глазами, они непременно найдут верное решение. Так вы согласны, доктор Кросс?
Глава 62
На следующее утро в зал суда были принесены два простых красных кожаных кресла для Гэри и для меня. Чтобы помочь ему расслабиться, убрали верхний свет. Перед нами обоими включили микрофоны. Судья Каплан не допустила особых послаблений.
Конечно, можно было бы представить суду видеокассету с записью сеанса, но Гэри сам хотел, чтобы его загипнотизировали прямо в зале суда. Того же хотел его адвокат.
Я решил вести сеанс так, будто Сонеджи-Мерфи находится в своей камере, чтобы наличие зрителей не отвлекало его внимания. Никакой уверенности, что это сработает, и исход будет удачным, не было. Чувствуя спазмы в желудке, я уселся в кресло и попытался отрешиться от публики. Я небольшой любитель выступать на сцене, особенно сейчас.
Раньше для гипноза я использовал простую вербальную технику и сейчас начал с того же. Гипноз — не такая уж сложная штука, как принято думать.
— Гэри, сядьте поудобнее и расслабьтесь, а там посмотрим, что у нас получится.
— Я постараюсь. — Ответ прозвучал трогательно и искренне. На нем был синий костюм, белая рубашка и полосатый галстук. Он походил на адвоката куда больше, чем настоящий адвокат.
— Я попытаюсь снова загипнотизировать вас, поскольку мистер Натан полагает, что это поможет делу. Вы говорили, что и сами верите в это. Я прав?
— Да, правы, — подтвердил Гэри. — Я очень хочу сказать вам правду… Я бы сам хотел ее узнать.
— Хорошо, тогда начинайте считать от сотни в обратном порядке. Как мы раньше делали… Вы почувствуете, что расслабляетесь. Начинайте.
Гэри начал считать.
— Глаза закрываются. Вы расслабляетесь… засыпаете… дыхание глубокое… — Мой голос становился все спокойнее и тише, все монотоннее. В зале стояла такая тишина, что слышалось равномерное гудение кондиционера.
Наконец Гэри перестал считать.
— Как самочувствие? Все в порядке?
Его карие глаза заблестели и увлажнились. Он чрезвычайно легко переходил в состояние транса, хотя невозможно было знать наверняка, не игра ли это.
— Все в порядке. Я чувствую себя хорошо.
— Если по какой-либо причине захотите прервать сеанс, то вам известно, как это сделать.
— Да, знаю. Хотя все хорошо, — отвечая, он слегка кивал головой. Казалось, он воспринимает мою речь лишь наполовину. Учитывая сложную ситуацию, в которой мы находились, почти невозможно было представить себе, чтобы он притворялся.
— В прошлый раз мы говорили о вашем пробуждении у «Макдональдса». Вы говорили, что очнулись, как будто после сна. Вспоминаете?
— Да, все так и было. Я очнулся в полицейской машине около «Макдональдса». Я пришел, а там полиция… Они арестовывают меня…
— Что вы чувствовали во время ареста?
— Что это невозможно, так не может быть. Кошмарный сон… Я объяснил, что я — коммивояжер, живу в Делавэре. Думал, они меня приняли за кого-то другого. Я не преступник. Я никогда не имел дел с полицией.
— Еще мы говорили о том, что произошло перед арестом. Когда вы вошли в ресторан.
— Не знаю… Не уверен, что помню… Разрешите подумать… постараться… — Казалось, в нем происходила какая-то борьба. Что это, игра? Или ему страшно вспоминать правду?
Во время сеанса в тюрьме я был несколько удивлен, когда обнаружилась личность Сонеджи. Интересно, может ли такое произойти сейчас, учитывая неординарные обстоятельства?
— Итак, вы зашли в «Макдональдс», чтобы посетить туалет. Еще решили выпить кофе, чтобы быть внимательнее за рулем.
— Да… Я вспоминаю… Вижу себя в «Макдональдсе». Уверен, что был там…
— Вспоминайте. У нас есть время.
— Очень много народу… Весь ресторан заполнен. Я подошел к туалету. Но не вошел туда. Не помню почему. Смешно, но не помню…
— Что вы чувствовали? Что чувствовали, когда остановились перед туалетом? Помните свои ощущения?
— Я возбужден. Мне все хуже и хуже… Я чувствую, как кровь в голове пульсирует. Я очень подавлен, не знаю почему.
Сонеджи-Мерфи смотрел прямо перед собой, влево от меня. Я слегка удивился себе: так быстро забыть, что находишься перед огромной аудиторией, наблюдающей за нами обоими.
— А Сонеджи был в ресторане? Он слегка склонил голову странно трогательным движением:
— Да, Сонеджи здесь. Он в «Макдональдсе». — Гэри вдруг возбудился. — Требует кофе, но он зол… Он… по-моему, он действительно сумасшедший. Настоящий псих.
— Почему он сумасшедший? Откуда вы знаете? Что его разозлило?
— Думаю, потому… что все складывается плохо… Копам повезло… Его план провалился. Все погибло… Он чувствует себя, как Бруно Ричард Хауптманн. Он тоже проиграл.
Вот это новость! Раньше он не заговаривал о похищении. Теперь я абсолютно забыл о том, где нахожусь, и не отрывал взгляда от Гэри Сонеджи-Мерфи. Я старался говорить тихо и медленно, без тени угрозы и агрессии в голосе. Как на краю бездны: либо я ему помогу, либо свалимся оба.
— Что произошло с планом Сонеджи?
— Все пошло не так.
Он оставался Гэри Мерфи — я это видел. Он не стал Сонеджи: но Гэри Мерфи знал о действиях Сонеджи и мог под гипнозом проникнуть в его сознание.
В зале стояла мертвая тишина. Краешком глаза я видел, что аудитория сидела не шелохнувшись.
— Он осмотрел Голдберга, но мальчик был мертв. — Гэри излагал детали похищения. — Его лицо посинело. Слишком много барбитурата… Сонеджи не верил, что совершил ошибку. Он все делал так осторожно и тщательно… Консультировался с анестезиологами о дозах…
Я задал основной вопрос:
— Почему тело мальчика избито и изувечено? Что на самом деле случилось с Голдбергом?
— Сонеджи немножко спятил… Он не мог поверить в злой рок. Он бил по телу мальчика тяжелой лопатой…
То, как он говорил о Сонеджи, заслуживало доверия. Возможно, он и вправду жертва раздвоения личности — а это меняет ход судебного процесса. Тогда изменится и приговор.
— Что это была за лопата?
— Лопата, чтобы их откапывать. — Гэри говорил все быстрее и быстрее. — Они спрятаны в амбаре. У них запас воздуха на пару дней. Такое убежище… Система подачи кислорода работала отлично. Сонеджи сам все придумал. И сам сделал.
Мой пульс участился, и в горле пересохло.
— А что с девочкой? Что с Мэгги Роуз?
— С ней порядок. Сонеджи дал ей валиум, чтобы она опять заснула. Она испугана, кричала — потому что под землей темно. Там черно, как в могиле. Но не так уж там плохо. Сам Сонеджи видел и похуже… В подвале.
Здесь я должен проявить максимальную осторожность, чтобы не утратить с ним связь. Что за подвал? Я позже к этому вернусь.
— Где теперь Мэгги Роуз?
— Не знаю. — Он не колебался.
Не знаю, она мертва… Не знаю, она жива… НЕ 3НАЮ… Почему он не делится информацией? Знает, что именно это мне нужнее всего? Что все в зале хотят узнать о судьбе Мэгги Роуз Данн?
— Сонеджи вернулся за ней, — продолжал Гэри, — ФБР согласилось на десять миллионов. Обо всем условились. Но она исчезла! Когда Сонеджи вернулся, ее уже не было. ОНА ИСЧЕЗЛА! КТО-ТО ДРУГОЙ ЗАБРАЛ ЕЕ!
В зале суда началось волнение, но я сосредоточился на Гэри. Чтобы не стучать молоточком, судья Каплан встала и попыталась жестами призвать к порядку — но все оказалось бесполезно. КТО-ТО ДРУГОЙ ЗАБРАЛ ДЕВОЧКУ. ОНА У КОГО-ТО ДРУГОГО.
Я спешил задавать вопросы, покуда публика и с ней Сонеджи-Мерфи еще не окончательно вышли из-под контроля. Мой голос оставался на удивление спокойным и мягким.
— Это ТЫ откопал ее, Гэри? ТЫ спас маленькую девочку от Сонеджи? ТЫ знаешь, где теперь Мэгги Роуз?
Но он не ответил на эти вопросы. Казалось, он понимал меня с трудом, покрылся испариной, глаза засверкали.
— Нет, конечно нет. Я не имею с этим ничего общего. Это все Сонеджи… Я не могу контролировать его. Никто не может. Вы что, не понимаете?
Я наклонился вперед, ближе к нему:
— А Сонеджи сейчас здесь? Он тут, с нами? — При других обстоятельствах я бы не стал толкать его так далеко. — Могу я спросить Сонеджи, что случилось с Мэгги Роуз?
Голова Гэри Мерфи, как маятник, качалась из стороны в сторону. С ним что-то происходило, он знал что-то еще. Вдруг он сказал:
— Как жутко.
По его лицу стекал пот, волосы увлажнились.
— Все жутко. Для Сонеджи все очень плохо. Больше не могу говорить о нем! Не могу. Помогите, доктор Кросс! Пожалуйста, помогите!
— Все, Гэри, достаточно.
Я тотчас вывел Гэри из состояния гипноза — в данном случае это было единственное гуманное решение. Выбора у меня не было. И Гэри. Мерфи внезапно оказался вместе со мной в переполненном зале суда. Его глаза доверчиво глядели прямо в мои — в них был только страх.
Между тем толпа окончательно вышла из-под контроля. Стоял невообразимый шум, репортеры рванулись к телефонам сообщить последние новости. Судья Каплан напрасно стучала своим молоточком.
МЭГГИ РОУЗ ОСВОБОДИЛ КТО-ТО ДРУГОЙ. Возможно ли это?
— Все в порядке, Гэри, — сказал я успокоительно. — Я понимаю, почему вы испуганы.
Он пристально посмотрел на меня, затем обвел глазами беснующуюся публику.
— Что это было? — спросил он тихо. — Что здесь сейчас произошло?
Глава 63
Я частенько вспоминаю Кафку — особенно начало «Процесса»: «Кто-то, по-видимому, оклеветал Йозефа К., потому что, не сделав ничего дурного, он попал под арест»[7]. Именно в это Гэри Мерфи заставлял нас поверить: что он просто втянут силой в этот кошмар, а сам невинен, как Йозеф К.
Прежде чем я покинул зал суда, меня сфотографировали раз сто. Каждый борзописец нацелился со своим вопросом, но я не собирался отвечать ни на один. Не следует упускать возможность промолчать.
Жива ли Мэгги Роуз? — вот что желала знать пресса. Я не собирался произносить вслух то, что думал: по всей видимости, нет.
На выходе из здания суда я обнаружил Кэтрин и Томаса Даннов, направляющихся ко мне в окружении репортеров. Я бы не отказался поговорить с Кэтрин, но никак не с Томасом.
— Почему вы помогаете ему? — начал Томас Данн на повышенных тонах. — Вы что, не знаете, что он лжет? Что с вами сталось, Кросс?
Он явно был на пределе, лицо пошло красными пятнами, на лбу вспухли вены. Он не контролировал себя. Молчавшая Кэтрин выглядела жалкой и растерянной.
— Меня вызвали как свидетеля защиты, — пояснил я. — Я делаю свою работу, вот и все.
— Плохо же вы ее делаете! — заорал Томас Данн. — Мало того, что вы потеряли нашу дочь во Флориде, так теперь еще выгораживаете похитителя!
Я достаточно натерпелся от Томаса Данна. Ему мало травли, устроенной через прессу и телевидение. Я жаждал избавиться от его нападок так же сильно, как отыскать Мэгги Роуз.
— Да будь я проклят! — рявкнул я прямо в камеры, направленные на нас. — Всем известно, что у меня были связаны руки! Сначала я был отстранен от дела, затем, по чьей-то прихоти, возвращен. И я единственный, кто добился хоть каких-то результатов!
Я умчался от четы Даннов вниз по лестнице. Их боль понятна мне, но Данн просто добил меня. Он абсолютно не прав. Никто не желал понять элементарного факта: я был единственным, кто старался узнать правду о Мэгги Роуз. Единственным!
В конце лестницы меня нагнала Кэтрин Роуз. Она все время бежала следом. За ней неслись вездесущие репортеры, щелкая фотокамерами. Чертова пресса.
— Мне жаль, что так вышло, — сказала Кэтрин прежде, чем я успел вымолвить слово, — утрата Мэгги разрушает Тома, разрушает наш брак. Я знаю, что вы сделали все возможное. Извините нас, Алекс. Простите за все.
Странный был момент. Я взял Кэтрин Роуз за руку, поблагодарил ее и пообещал и впредь делать все от меня зависящее. Нас окружили фотографы. Тогда я ушел, категорически отказавшись объяснять, что произошло между Кэтрин Роуз и мной. Молчание — лучшая месть этим шакалам.
Я направлялся домой. Я продолжаю искать Мэгги Роуз, но теперь уже в памяти Сонеджи-Мерфи. Мог ли ее забрать кто-то другой? Почему Гэри Мерфи так сказал? На пути в Саут-Ист эти мысли не оставляли меня. Возможно ли, чтобы его поведение под гипнозом оказалось блестящей игрой? Жутковатый вариант, но со счетов не сбросишь. Может, это и было частью его ужасных планов?
На следующее утро я вновь попытался загипнотизировать Гэри Мерфи. Неподражаемый доктор Кросс снова на сцене! Примерно так это прозвучало в утренних новостях. Но на сей раз гипноз не сработал: Гэри был слишком напуган — так пояснил его адвокат. Собралось чересчур много шумных зрителей. Судья Каплан даже попросила очистить зал, но это не помогло.
В тот день я подвергся перекрестному допросу со стороны обвинения, но в принципе Мэри Уорнер больше была заинтересована в моем скорейшем удалении со сцены, нежели в установлении истины. Моя роль была сыграна, что, впрочем, вполне меня устраивало.
До конца недели мы с Сэмпсоном не появлялись в зале суда, где продолжались выступления свидетелей. А мы вернулись к работе — возникли новые дела. Попутно мы разрабатывали парочку новых версий, возникших в деле о похищении. Кое-что проанализировали вновь, проводя целые часы в конференц-зале, окруженные толстыми папками. Итак, если Мэгги Роуз была увезена из Мэриленда, возможно, она еще жива. Хотя шансы невелики.
Мы снова посетили Вашингтонскую частную школу для беседы кое с кем из учительского состава. Честно говоря, нам там не особенно обрадовались. Мы разрабатывали версию о соучастнике: ведь по идее Сонеджи с самого начала мог быть не один. Быть может, принстонский дружок Саймон Конклин? Если не он, то кто же? Но в школе никто не натолкнул нас на возможного сообщника Сонеджи.
Около полудня мы покинули школу и отправились перекусить в Джорджтаун. У Роя Роджерса цыплята лучше, чем у Полковника, и горячие крылышки делают превосходно. Лично мы заказали пять порций на двоих и две бутылки коки на тридцать две унции. Мы поели за крошечным столиком близ детской площадки. После ленча можно и на качельках покачаться.
Поев, мы вознамерились прокатиться в Потомак, Мэриленд. Оставшаяся часть дня прошла в обследовании Соррелл-авеню и прилегающих улиц. Мы заглянули примерно в двадцать домов, где нас встречали безо всякого восторга. Но холодный прием не охладил наш пыл.
Никто из опрошенных не замечал поблизости ни незнакомцев, ни чужих машин. Ни в день похищения, ни до, ни после. Никто не припомнил никакого необычного грузовика, да и обычного, который развозит цветы и продукты, — тоже. Уже после полудня я отправился в Крисфилд, туда, где Мэгги и Майкла держали под землей в первые дни после похищения. Тайник? Подвал? Под гипнозом Сонеджи-Мерфи говорил о каком-то подвале. В детстве его самого запирали в подвал.
На сей раз я хотел собственными глазами увидеть ту ферму. Меня чертовски беспокоили все «нестыковки» в этом деле. Отдельные детали метались в моем мозгу, и я не знал, к чему их приложить. Мог ли кто-то другой забрать Мэгги Роуз у Сонеджи-Мерфи? Тут у самого Эйнштейна волосы встали бы дыбом, расследуй он это дело.
Осматривая окрестности зловещей фермы, я вспоминал разные эпизоды дела. Я припомнил, что именно из загородного дома был похищен сын Линдберга.
Итак, первая нерешенная проблема — сообщник Сонеджи. Второй потерянный конец — Сонеджи у дома Сандерсов и человек в машине, замеченные Ниной Серизьер. Если ей верить.
Действительно ли здесь — раздвоение личности? Мнение психологов по этому поводу разнится. Раздвоение случается чрезвычайно редко в практике. А может, это часть хитроумной византийской мозаики, любовно сконструированной Сонеджи? Может, он искусно играет обе роли?
Наконец, что же с Мэгги? Я постоянно мысленно возвращался к ней. Что случилось с девочкой? На приборной доске моего «порше» все еще стояла одна из крохотных свечек в память Мэгги, которые раздавались возле здания суда в Вашингтоне. Я зажег ее и поехал домой при тусклом колеблющемся пламени в сгущающейся тьме. Помните Мэгги Роуз.
Глава 64
Вечером у меня было свидание с Джеззи, мысль о котором помогала прожить день. Мы заранее сняли номер в мотеле Арлингтона. Поскольку вся городская пресса была занята судом, мы старались быть особенно осторожны, чтобы нас не застали вместе.
Джеззи приехала вскоре после меня, очень соблазнительная и сексуальная в короткой черной тунике, черных чулках и туфлях на высоком каблуке. На полных губах — яркая помада, а на щеках — румяна. В волосах поблескивала серебристая заколка. О сердце, успокойся!
— Я с официального обеда, — пояснила она, сбрасывая туфли на высоких каблуках. — Подожди минутку, Алекс! — и скрылась в ванной.
Через пару минут Джеззи выглянула. Я валялся на кровати. Напряжение покинуло меня — жизнь снова казалась прекрасной.
— Давай вместе примем ванну! Смоем дорожную пыль!
— Я не пыльный. Я такой от природы. Ванна оказалась квадратной и необычно большой. Вся она сверкала белым и голубым кафелем. Свои нарядные вещи Джеззи швырнула на пол.
— Торопишься? — спросил я.
— Угу.
Она наполнила ванну до самых краев. Вслед за паром к потолку поднялись мыльные пузырьки. Она добавила освежителя — и вода заблагоухала как розовый сад. Джеззи потрогала воду кончиками пальцев, затем обернулась ко мне. В волосах сверкала серебристая заколка.
— Что-то я нервничаю, — призналась она.
— Я думаю. Я кое-что понимаю в этом.
— Сейчас самое время для сеанса исцеления. И мы начали сеанс. Руки Джеззи поиграли с пуговицей на моих брюках, затем с молнией. Наши губы слились в поцелуе. Неожиданно Джеззи потянула меня на себя, затем вдруг резко отстранила. Ее лицо, грудь и шея покраснели — на секунду мне даже подумалось, что что-то не так. От ванны шел пар.
Я был охвачен удивлением, радостью, наслаждением, то лаская ее, то быстро отстраняясь. Она была явно взбудоражена и охвачена страстью.
— Что с тобой происходит? — спросил я в какой-то момент.
— Сердечный приступ, — прошептала она. — Придется тебе сочинить историю для полиции. Ох, Алекс!
Она потянула меня в ванну. Вода была теплая, в самый раз. Как и все остальное. Я все еще был в белье, но мой старина Питер вовсю рвался оттуда. Я стянул трусы. Мы кружились в воде лицом друг к другу. Джеззи отклонилась назад, сплетя руки над головой. С детским любопытством она вглядывалась в мое лицо. Ее шея и грудь покраснели еще сильнее. Внезапно она обхватила меня своими длинными ногами и стала толчками продвигаться вперед. Тело ее напряглось. Мы оба застонали. Вода волнами выплескивалась на пол. Она обвилась вокруг меня руками и ногами. Вода доходила мне до носа.
Затем я ушел под воду, а она осталась наверху. Я уже готов был захлебнуться. Джеззи снова застонала. Я дошел до кульминационной точки, когда мне уже не хватало воздуха. Наконец я всплыл, вдохнул, заглотнул воды и закашлялся. Джеззи спасла меня — вытащила и взяла мое лицо в руки. Благословенное облегчение!
Мы оставались в ванне, держась друг за друга, усталые и выдохшиеся. На полу воды было больше, чем в ванне.
В этот момент я чувствовал, что люблю ее все сильнее и глубже. Остальная жизнь представлялась мне темным хаосом, лишь с ней я находил спасение. Она стала для меня всем.
В час ночи я должен был выехать, чтобы вернуться домой к пробуждению детей. Джеззи все понимала. Мы собирались расставить все по местам после процесса. Она хотела поближе узнать Деймона и Джанель, и это было правильно.
— И опять я тебя теряю, — грустно промолвила она, когда я уже оделся. — Черт возьми, останься! Нет, нет, знаю, что тебе пора…
Она вынула серебристую заколку из волос и вложила мне в руку. Я вышел в ночь. Ее голос все еще звучал у меня в ушах. Вокруг была тьма.
Внезапно передо мной выросли две фигуры. Рука автоматически потянулась к кобуре. Один ослепил меня светом, другой направил прямо в лицо камеру. Журналисты разыскали нас с Джеззи — вот дерьмо! Похищение приковало к себе всеобщее внимание, так что нездоровое любопытство прессы было направлено на всех, имевших к нему малейшее отношение.
Рядом с мужчинами возникла молодая длинноволосая брюнетка с явно искусственной завивкой. Втроем они походили на съемочную группу из Нью-Йорка или Лос-Анджелеса.
— Детектив Алекс Кросс? — поинтересовался один из них, в то время как второй снимал меня. Вспышки в темноте ярко освещали все вокруг. — Мы из «Нэшнл стар», хотели бы побеседовать с вами.
Я уловил британский акцент. «Нэшнл стар» — американское издание, базирующееся в Майами.
— И какое это имеет отношение к происходящему? — поинтересовался я, вертя в кармане заколку Джеззи. — Моя личная жизнь никого не касается и не имеет отношения к новостям.
— А уж это мы сами решим, — нагло заявил обладатель акцента. — Впрочем, не знаю, товарищ. Возможно, тут ведутся тайные переговоры между Секретной службой и полицией округа Колумбия, и всякое такое.
Между тем женщина стучала в дверь мотеля, вопя громким голосом:
— «Нэшнл стар»! Откройте!
— Не выходи! — крикнул я Джеззи. Но дверь распахнулась, и на пороге появилась полностью одетая Джеззи. Она окатила женщину с кудрями волной презрения:
— Да, для вас наступил великий момент. Приближаетесь к Пулитцер.
— Ха! — развеселилась брюнетка. — Я знакома с Роксаной Пулитцер. А теперь — и с вами обоими!..
Глава 65
Я наигрывал попурри из произведений Кейта Свита, Хаммера, Белла Бива Деву и группы «Враги народа» на пианино. Таким образом я развлекал Деймона и Джанель с восьми утра. Была среда — середина недели, начавшейся с того, что нас с Джеззи выследили в Арлингтоне.
На кухне Нана читала свежий номер «Нэшнл стар», купленный мной специально для нее. Я все ждал, что меня призовут к ответу, но не дождался и отправился к ней сам, повелев детям оставаться на месте:
— Стоять, не двигаться! И руки вверх! Нана, как и всегда, пила чай. На столе были остатки яиц и гренок. Здесь же валялась газета. Читала она? Или нет? Ни по ее лицу, ни по состоянию газеты ничего сказать нельзя.
— Ты прочла?
— Ну, я достаточно прочла, чтобы уяснить суть. Полюбовалась твоей фотографией на первой странице, — сообщила она. — Но не думаю, что подобные газетенки читают многие. Вообще не понимаю тех, кто их покупает воскресным утром после службы в церкви.
Я уселся напротив. Меня захлестнула волна воспоминаний и чувств. Я припомнил наше с ней общее прошлое и массу разговоров вроде этого…
Нана взяла крохотный кусочек гренки и окунула его в джем. Если бы птицы были людьми, они бы ели, как бабуля Нана. Она — само изящество.
— Она — красивая и привлекательная белая женщина. А ты — красивый чернокожий мужчина, и вдобавок имеешь голову на плечах. Многим, конечно, все это не понравится, особенно фотография. Но ты ведь не удивлен?
— А что думаешь ты, Нана? Как ты к этому относишься?
Она еле слышно вздохнула и со звоном поставила на стол чашку.
— Ну что тебе сказать… Я не знаю медицинских терминов, но, по-моему, ты так и не оправился от потери матери. Я заметила это, когда ты был еще маленьким, и сейчас иногда вижу.
— Называется «синдром посттравматического стресса» — если тебя интересуют термины.
Мой медицинский жаргон заставил Нана улыбнуться. Она видела, что ее слова подействовали.
— Насколько я могу судить, с тех самых пор, как ты приехал в Вашингтон, тебя не оставляет тревога. Ты с детства был не такой, как все. Конечно, у тебя это не так резко, как бывает у детей: ты занимался спортом и подворовывал в магазинчиках со своим дружком Сэмпсоном, вы всегда выглядели крутыми. И в то же время ты помногу читал и отличался чувствительностью. Улавливаешь мою мысль? Я хочу сказать, что ты крутой только снаружи.
Далеко не всегда я соглашался с выводами Нана, но ее наблюдения отличались поразительной верностью. Я все еще не до конца приспособился к роли мальчишки из Саут-Иста округа Колумбия и все-таки кое-чего достиг. Как-никак детектив доктор Кросс.
— Я не хотел обидеть или разочаровать тебя. — Речь снова пошла об истории, пропечатанной в газете.
— Что ты, Алекс, — произнесла бабуля, — я ничуть не разочаровалась. Ты — моя гордость. Каждый день ты приносишь мне огромное счастье! Когда я вижу тебя с ребятишками, вижу, как ты работаешь, да еще знаю, что тебе не безразлично мнение старухи…
— Это, к сожалению, неотъемлемая часть полицейской рутины. В смысле — газетная история. Думаю, недельку или около того будет невыносимо, а потом все забудется.
— Нет, — мотнула головой Нана, и шапка белоснежных волос колыхнулась. — Люди этого не забудут. Некоторые из них будут напоминать тебе об этом до конца твоих дней. Как это говорится: «Не можешь изменить эпохи — не преступай ее закона».
— А в чем я преступил?
Нана ручкой ножа смахнула со стола крошки:
— Сам знаешь. Почему вы с Джеззи Фланаган что-то делаете тайком, если между вами все честно? Если ты ее любишь, то ты ее любишь. А ты ее любишь, Алекс?
Я не сразу ответил Нана. Конечно, я люблю Джеззи. Но насколько сильно? И к чему это приведет? И должно ли это куда-нибудь вести?
— Не знаю наверняка, во всяком случае, в том плане, в каком ты спросила… — пробормотал я наконец. — Мы сами пытаемся это понять. О возможных последствиях мы оба знаем.
— Алекс, если ты по-настоящему любишь ее, — заявила бабуля, — то я тоже люблю ее. Я люблю тебя, Алекс. Просто иногда ты берешься рисовать на слишком большом холсте. Иногда ты уж слишком ярок, чересчур своеобразен — во всяком случае, для мира белых.
— За это ты меня и любишь, — констатировал я.
— Это лишь одна из причин, мой милый. В то утро мы с бабулей долго не вставали из-за стола. Мы сидели вдвоем: я — огромный и мускулистый, и моя хрупкая, изящная, но тоже очень сильная Нана. И все было как раньше, в том смысле, что ты никогда не повзрослеешь, покуда рядом мама и папа, или же бабушка с дедушкой, и уж конечно, если рядом бабуля Нана.
— Спасибо, старушка, — сказал я с нежностью.
— Гордись этим! — как всегда, последнее слово оставалось за ней.
В то утро я несколько раз пытался дозвониться до Джеззи, но ее не было дома или она не брала трубку. Автоответчик был отключен. Я все вспоминал нашу ночь в Арлингтоне. Как она была возбуждена, взволнована… До приезда «Нэшнл стар».