Шелковая трилогия (№2) - Шелк и тайны

— А что до моего высказывания, что нам якобы теперь будет легче, — так это всего лишь одна из моих дурацких реплик. — Она наклонилась, подняла накидку и резко встряхнула ее. — Но тем не менее думаю, лучше уж нам обоим отдавать себе отчет, что между нами… существует огненный столп.

— Возможно, и все же не могу согласиться, что нам особенно везет в нынешней ситуации, — печально произнес Росс. — Теперь настала моя очередь просить прощения. Ты права, я поступил как варвар, но если для тебя хоть в какой-то мере это послужит утешением, то знай: остановиться мне было столь же трудно, сколь и тебе.

— По крайней мере ты не потерял головы, и я тебе благодарна за это. — Джулиет встряхнула покрывало. — А теперь, когда мы оба вдоволь помучили друг друга, пора возвращаться в лагерь.

Прежде чем она снова обернулась покрывалом, Росс притянул ее за плечи и с любовью поцеловал в щеку.

— Я уже говорил, что ты — самая восхитительная, сводящая с ума женщина, которую я когда-либо встречал?..

— А ты, в свою очередь, — совершеннейший джентльмен, который может совратить и святого… А я отнюдь не святая.

— Полагаю, быть святым — весьма утомительное занятие, тебе это совсем не идет, — весело отозвался он. Они молча побрели обратно в лагерь, и в этих черных безмолвных дюнах приподнятое настроение Джулиет улетучилось без следа. На душе у нее было холодно и страшно в преддверии неведомого будущего и неизвестности.

Она опустошенно подумала о том, что об интимной близости не стоит даже беспокоиться. Песчаная буря открыла нечто более опасное: эмоциональная близость для Джулиет оказывается еще соблазнительнее, чем поцелуи.

Глава 15

На последнем переходе четверых путешественников буквально не оставляли без внимания, ибо личность Росса давно уже ни для кого не являлась секретом.

Молва о матче бозкаши и о миссии Росса далеко опережала караван, так что после переправы через широкую реку Оксус на более густонаселенной территории люди так и сбегались, чтобы поглазеть на ференги. Узбекские и туркменские зеваки, с интересом дотрагиваясь до его светлых волос, в основном были настроены дружелюбно.

Но не обошлось и без неприятностей. Последнюю ночь перед Бухарой путники провели в караван-сарае Каракуля, во двор которого ворвался занюханный, с крысиным лицом узбек. Он уселся на корточки и уставился на отряд Росса. Решив, что человек, возможно, голоден, Салех спросил:

— Не окажешь ли нам честь, разделив с нами сию скудную трапезу?

Гость сплюнул на землю.

— Я не стану мараться и не буду делить хлеб и соль со шпионом-ференги и его собаками! Я, пользуясь случаем, решил посмотреть, как выглядит неверный.

— Смотри, если тебе угодно, — мягко произнес Росс.

Узбек сверкнул своими узкими глазами.

— Завтра тебя встретят всадники эмира. В корзинах они привезут ткань, чтобы завязать тебе глаза, цепи, чтобы сковать тебя, и ножи, чтобы зарезать! — с явным злорадством выдохнул он. — Ты сын смерти, ференги.

— А разве не все мы сыновья смерти? — Росс откусил еще кусочек хлеба. Он давно понял, что в такого рода прениях лучшей защитой бывает набожность, и добавил:

— Только в Боге человек обретает вечную жизнь.

Узбек свирепо уставился на него.

— Рай существует только для правоверных, понял ты, свинья-ференги?! Завтра вечером будешь обедать в аду. — В тот же миг он поднялся и убрался.

Росс проглотил последний кусочек хлеба, а потом нарушил молчание:

— Надеюсь, никто не придает значения словам этого неприятного типа? Или, может, он и впрямь знает, что случится завтра?

Джулиет, став поразговорчивее с тех пор, как раскрылась перед Мурадом, заметила:

— Какой смысл прислушиваться к человеку, который, похоже, не в состоянии смириться со своими потерями?

— Ну и юмор у вас, британцев! — Мурад неодобрительно покосился на европейцев. — Но все это не имеет значения, ибо этот поросенок лжет. Откуда такой человек знает планы эмира?

— Очень похоже на то, что он сам все это выдумал, исключительно для того, чтобы нарушить наш ночной покой. Впрочем… — Росс смахнул крошки с колен. — Если завтра к каравану подойдут офицеры эмира с корзинами, все вы должны отойти в сторону. Если меня зарежут, то я не нуждаюсь в компании.

Росс поглядел на Мурада. Несколькими днями раньше Карлайл убедил юношу, что делом великой чести для того станет служение жене хозяина, если с ним что-то случится. Вспомнив тот разговор, Мурад согласно кивнул головой.

Переведя взгляд на Джулиет, Росс чуть ли не приказным тоном сказал:

— В случае чего держитесь от меня подальше.

Еще более неохотно, чем Мурад, Джулиет кивнула, а потом отвела взгляд. Удовлетворившись, Росс налил себе еще чаю, подумав: «По крайней мере на здравый смысл Салеха я могу положиться».

Попивая чай, он размышлял о том, как происшествие во время песчаной бури изменило характер их взаимоотношений с Джулиет. Как она и предполагала, выяснение отношений несколько разрядило ситуацию, правда, в известном смысле: Росс больше не пытался скрывать свои чувства от проницательных глаз жены, и они спокойнее переносили общество друг друга.

Впрочем, на самом деле ситуация лишь усложнилась, ибо его медленно закипавшая страсть, казалось, вот-вот выплеснется наружу. Может, не надо было ему целовать Джулиет, какой бы желанной и распаленной она ни была.

Жена же не просто желала его: она сгорала от вожделения, и то, что Росс знал это, постоянно терзало ее, особенно по ночам. А Росса все время преследовали чуть ли не осязаемые воспоминания о ее гибком стане, о том, как она извивалась под ним, о ее жадных губах и руках, ласкавших его. Он приходил в ярость оттого, что в памяти его всплывали далекие воспоминания прошлого, возрождая ощущения ее лона, когда они, не раздумывая ни секунды, безрассудно предавались любви.

Он хотел преподать ей урок, а вместо этого сам едва не потерял голову, до сих пор не вполне понимая, отчего не решился на главное. Тот факт, что несколькими минутами раньше Джулиет полностью отвергла его как любовника, лишь раззадорил его. Видимо, сыграл роль его инстинкт самосохранения. Где-то глубоко в подсознании он сохранил остатки разума, способность мыслить логически и потому прекрасно сознавал, что будет величайшей ошибкой вступить в любовную связь с этой безумной амазонкой, на которой он женат. «Ведь после того как пыл Джулиет угаснет и кровь остудится, она наверняка станет презирать меня за то, что я воспользовался ее минутной слабостью. К тому же отношения между нами и без того уже стали довольно причудливыми», — рассудил он. К сожалению, столь мудрое поведение Росса не могло потушить медленный, разрушительный огонь, который пожирал и мучил его всякий раз, когда он думал о Джулиет. Закончив пить чай, он вознес безмолвную молитву за просторные, скрывающие тело азиатские одежды. Однако его страсть имела и положительные стороны, ибо отвлекала от неразрешимой дилеммы — зарежут его завтра утром, как праздничного барашка, или нет.

Над костром тем временем нависла гнетущая атмосферa, несмотря на то что ни один из участников путешествия не заговаривал о возможной участи Росса. До сих пор сколько-нибудь значительную опасность для них представляла только природа; отныне же врагами, и куда более грозными, станут люди.

После полной тревог и раздумий ночи Росс облачился в английский костюм. Он уже говорил Джулиет в Сереване, что если и рассчитывает на какое-либо внимание, то только благодаря своему статусу соотечественника и родственника Иана. Его хорошо сшитый синий сюртук, белая рубашка и коричневые бриджи не оставляли никаких сомнений в том, что он европеец. Он даже надел на голову свою черную шляпу, фасон которой позволял ее складывать. В силу необходимости сохранять респектабельный вид Росс и захватил ее с собой.

Узбек с крысиной физиономией, очевидно, прошелся со своими байками по всему каравану, ибо попутчики стали сторониться Росса. Некоторые просто-напросто старались избегать общения с ним, другие же, завидев ференги, устремлялись прочь, как от прокаженного. Росс, учитывая репутацию эмира, по-донкихотски оправдывал их.

Тем не менее день начался спокойно. К полудню караван оставил бездорожную пустыню позади и двинулся по тенистой, с растущими по сторонам тополями дороге. На абсолютно плоской земле, насколько хватало глаз, повсюду произрастали орошаемые сады и поля. После безлюдных Каракумов эта страна казалась процветающей и густонаселенной, ибо по дороге в обе стороны стремился непрерывный поток тяжелогруженых пони, которые соперничали с усталыми осликами, тянущими повозки с большими колесами.

Путники миновали деревню Шар Ислам и оказались лишь в пяти-шести милях от самой Бухары, когда Росс вдруг заметил впереди огромное облако пыли.

Вряд ли обычные путешественники мчались на такой скорости в самую жару, посему Росс обратился к Мураду, обладавшему самым острым зрением:

— Можешь разобрать, что там за отряд приближается к нам?

Молодой перс прикрыл глаза ладонью и прищурился.

— Скачут трое. Одеты, как придворные, и двое из них с корзинами.

Вспомнив слова вчерашнего узбека с крысиным лицом, Росс мигом подобрался: «Когда-то, покинув Константинополь, я тоже рисковал, но совсем не так, как сейчас, в этих диких, почти не обитаемых землях. В Бухаре тем не менее меня поджидают иного рода опасности: ведь добровольно отдать себя в руки страдающего ксенофобией безумца — это то же самое, как если бы муха уселась на паутину и попросила паука о пощаде.

До сегодняшнего дня еще существовала возможность повернуть назад, но при этом я не забывал, что могу и не вернуться. Если за мной действительно выслали приспешников эмира, то вполне вероятно, что меня убьют в ближайшие полчаса». Росс, впрочем, рассчитывал, что его скорее засадят в тюрьму, чем зарежут на месте, даже если приближающиеся всадники настроены враждебно.

«Что там у них в корзинах? Повязки, цепи, кинжалы, как говорил узбек?» Сейчас британское хладнокровие пришлось Россу как нельзя кстати, ведь требовалось особого рода мужество — стоически поджидать, пока не приблизится, быть может, сама смерть. Карлайл предпочел бы теперь, чтобы на него напали мародерствующие туркмены, но тем не менее спокойно произнес:

— Вы знаете, что делать. Приступайте.

Его маленький отряд придержал верблюдов и влился в караван, настороженно наблюдая, как чуть ли не на них с тяжелым топотом неслись посланцы эмира. Бросая сочувственные взгляды на ференги, никто в караване не проронил ни слова, воздух буквально звенел от напряжения.

В своей европейской одежде, совершенно один, Росс был легко узнаваем, и всадники подъехали прямо к нему, картинно натянув поводья своих лошадей. Главный, на котором был обильно расшитый шелковый халат, провозгласил:

— Я главный придворный эмира. Вы англичанин, лорд Кхилбурн?

Росс придержал верблюда и почтительно склонил голову:

— Да, это я, о слуга великого и могущественного эмира, преемника Магомета.

Посланец широко улыбнулся. Во рту у него не хватало нескольких зубов.

— Насрулла Бахадур, эмир эмиров и наставник правоверных, приказывает оказать вам гостеприимство. И в знак его великодушия, дабы между нашими великими землями сохранялся мир, он приглашает вас быть его гостем во время вашего пребывания в Бухаре. — Человек взмахнул рукой, и слуги, открыв корзины, извлекли оттуда щедрые дары — свежие фрукты, жареную конину и кувшины с чаем.

Такого оборота Росс совсем не ожидал. От радости голова у него закружилась; натянув поводья, он церемонно произнес:

— Эмир оказывает великую честь обыкновенному путешественнику.

Посланец эмира перевел задумчивый взгляд на караван, который не двигался с места. Люди не сводили глаз с Росса и слуг эмира.

— У вас нет рабов, лорд Кхилбурн?

Росс мгновенно принял решение. «Несмотря на то что приглашение эмира не является гарантией безграничной любезности короля, по крайней мере сейчас голова моя не слетит с плеч. Самое время моему отряду разбиться на две части согласно разработанному плану, хотя мне по-прежнему невыносима мысль, что Джулиет станет рисковать вместе со мной», — подумал Карлайл.

— У меня есть один раб, правда, он предпочел переждать в стороне, пока я не выясню, улыбнется ли мне фортуна.

Посланец эмира скривил в улыбке губы.

— Как собака, что убегает, поджав хвост между ног.

Было важно, чтобы Джулиет не считали преданным слугой, поэтому Росс подозвал ее и, словно констатируя факт, заметил:

— Собственная жизнь слаще всего на свете. Почему должен сын Пророка, да пребудет он с миром, рисковать ради ференги?

Джулиет молча встала рядом с Россом. Сзади качал головой вьючный верблюд, тащивший на себе груз Росса. Другое животное осталось на попечении Мурада.

Бросив удивленный взгляд на Джулиет, приспешник эмира сказал:

— Сейчас мы поедим, затем сопроводим вас во дворец, чтобы вы смогли выказать свое почтение эмиру.

Озадаченный тем, насколько быстро разворачиваются события, Росс проговорил:

— Вы хотите сказать, что я уже сегодня смогу подать свое прошение?

— Если это доставит удовольствие его величеству, то да. — Слуга эмира отвернулся и резко скомандовал:

— А вы все отправляйтесь по своим делам!

И караван тронулся в путь. Салех с Мурадом намеренно не смотрели на своих прежних компаньонов, другие же, включая Мухаммеда и Хуссейна Казима, дружелюбно попрощались с Россом и пожелали ему всего наилучшего. Казимы уже проинструктировали Росса, как ему найти их дом в Бухаре, равно как и торжественно заверили его, что помогут в его миссии чем только смогут.

Через несколько минут Росс и Джулиет уже обедали под тополем с офицерами эмира.

— Господин распорядитель, — спросил Росс у главного, — вы наверняка слышали, что привело меня в Бухару. Мой брат, британский майор Камерон, все еще числится среди живых?

Темные глаза слуги эмира стали непроницаемыми.

— Этот вопрос вы обсудите с его величеством. Я всего лишь невежественный слуга. — И он открыл кувшин. — Специально для вас мы прииезли чай с молоком и сахаром. Это ведь английская традиция, не так ли?

— Да, в самом деле. Я снова весьма польщен вашей любезностью.

Это был самый прекрасный обед, который ел Росс за последние несколько недель, и едва получив отсрочку экзекуции, он решил в полной мере насладиться трапезой. Джулиет тоже с удовольствием поела, хотя при этом не произнесла ни слова. Она целиком вжилась в роль загадочного пустынного мародера и постоянно стреляла по сторонам глазами, словно ожидала нападения. Схватив пищу, она уселась немного поодаль и принялась за еду.

Бухарцы с интересом наблюдали, как она вкушала под покрывалом. Один из присланных бухарцев сказал кому-то по-узбекски:

— Дикий какой-то раб. Хорошо еще, что этот парень не украл у ференги золото, да и жизнь в конце концов.

Росс проигнорировал это замечание, решив использовать свой довольно беглый персидский, чтобы свободно общаться с бухарскими чиновниками и притом скрыть, что знает узбекский, дабы подслушать комментарии людей, которые ничего не подозревают. «И даже если замечания окажутся бесполезными, они наверняка позабавят меня, как то, что я только что услышал», — подумал Карлайл. С едой было покончено, и главный офицер высказался:

— Ваш раб — тарги из Сахары, не так ли? Раза два мне доводилось видеть его соплеменников в Бухаре.

— Да, но он слуга, а не раб. Среди своего народа он занимает высокий пост и будет служить мне столько времени, пока ему самому не надоест. — Росс откусил кусочек спелого сочного финика. — Туареги — великие воры. На их родном языке слово «грабить» означает то же, что «быть свободным», но Джелал обычно делает то, о чем я его прошу, к тому же хорошо умеет обращаться с верблюдами.

— Он говорит или понимает по-персидски?

— Думаю, немного понимает. — Росс утомленно пожал плечами, отчетливо давая понять, насколько нудным находит этот разговор. — Трудно сказать, насколько хорошо.

— У парня необычные серые глаза, как у балучи, — задумчиво произнес один из офицеров, не сводя глаз с Джулиет. — Говорят, туареги — красивая раса.

— Женщины, которые не носят покрывал, очень красивы. Насчет самого Джелала ничего сказать не могу, поскольку никогда не видел его лица.

Наконец-то удовлетворив свое любопытство, слуга эмира поднялся:

— А теперь, лорд Кхилбурн, едем в Бухару.

Шелковый путь превратил Бухару в богатейший оазис Центральной Азии, гордую цитадель, охраняемую со всех сторон опасной пустыней. Город не изменился, хотя прошло уже несколько лет с тех пор, как Росс впервые здесь побывал. Вряд ли массивные и величественные сторожевые башни менялись когда-либо вообще на протяжении веков.

Они добрались до огромных западных ворот на подступах к городу. Росс остановил верблюда и приготовился спешиться. Офицер нахмурился:

— Почему вы остановились?

Росс поднял брови:

— Разве неверным не запрещено въезжать город верхом?

— Обычно это так, но для тех, кто пользуется расположением эмира, делают исключения, — ответили ему. — Конечно, вам придется спешиться, когда доберемся до дворца эмира. И даже я слезу с коня, ибо только эмир и его вельможи вправе въезжать за стены дворца верхом.

Росс кивнул и снова подстегнул Джульетту. Во время путешествия с Алексом Бернсом им не только пришлось оставить своих лошадей в городе, но и переодеться поскромнее, поскольку они были неверными. Тем не менее они покорно подчинились местным обычаям, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.

На городской линии горизонта преобладали купола и минареты. Бухара являлась одним из наиболее святых городов — оплотов ислама, и считалось, что добрый мусульманин ежедневно и круглый год должен молиться в разных мечетях. Росс с Бернсом решили, что это преувеличение, но в Бухаре насчитывалось не менее двухсот мечетей и дюжины религиозных училищ — медресе.

В городе спасу не было от прохожих. Широкие улицы, что вели от входных ворот к дворцу, так и полнились людьми. Они останавливались и таращись на Росса во все глаза; многие даже взбирались на плоские крыши, чтобы получше рассмотреть его. Гул голосов, обсуждающих его одежду, цвет волос и кожи, общий явно иноземный вид, поднимался от каждой группки зевак. И как и во время путешествия через Каракумы общий настрой, казалось, поддерживался скорее любопытством, нежели неприязнью. Какой-то парнишка, разносчик воды, прижавшись к стене, чтобы дать всадникам проехать, весело закричал:

— Салаам алейкум!

Росс улыбнулся и поднял руку:

— И да пребудешь ты с миром!

Огромная площадь перед дворцом эмира, Регистан, была сердцем города. Росс помнил это еще со своей первой поездки. Она гудела, как улей, день напролет. В центре находился огромный базар с навесами, обеспечивающими тень торговцам фруктами, чаем и товарами буквально со всей Азии. Однако в основном сюда приходили себя показать да на людей посмотреть.

Толпа была необычайно пестрой. Большинство составляли либо узкоглазые узбеки из правящего класса Бухары, либо люди персидского происхождения, которых называли таджиками, если они жили в Туркестане. Однако в действительности здесь были представлены все расы Азии, от индусов до уйгуров и китайцев. Несколько женщин, укрывшись черными покрывалами с головы до пят, скакали верхом, как мужчины.

По обеим сторонам Регистана располагались религиозные училища — медресе, еще с одной стороны располагался огромный фонтан в густой тени деревьев. Однако над всей площадью господствовал огромный тысячелетний дворец эмира, называемый Арком. Его грозные очертания подавляли собой все и вся.

На подступах к дворцу все всадники спешились, Джулиет приняла поводья из рук Росса. На мгновение их взгляды встретились. Пользуясь гулом толпы, Росе тихо проговорил:

— Вот оно.

Она кивнула.

— Завтра в это время нас могут отправить домой.

Она наверняка надеялась на это не больше, чей он, но Росс все же решил, что теоретически все возможно. Они двинулись по скату к украшенным башенкой воротам. Сердце Карлайла замерло. Он уже не в первый раз посещал Арк, но, будучи в Бухаре вместе с Бернсом, он не был удостоен аудиенции у эмира, хотя слышал о нем немало. Кое-кто из входивших во дворец, по слухам, никогда оттуда не возвращался.

Архитектура Арка напоминала европейский замок. В сущности, величайшие средневековые крепости возвели зодчие, изучавшие сарацинскую архитектуру во время крестовых походов. Возвышающиеся внешние стены заключали в себе небольшой городок, состоявший из отдельных зданий и просторного внутреннего двора, по которому взад и вперед сновали слуги и рабы эмира.

Главный офицер подал знак конюху, чтобы тот отвел на конюшню их лошадей.

— Рабов гостей селить у нас принято во дворце, — произнес офицер, бросив нерешительный взгляд на Джулиет, — но раб должен помалкивать и не причинять хлопот.

Росс вынул кожаный чемодан из седельных сумок и спросил Джулиет на тамашек:

— Думаю, ты сможешь себя хорошо вести, раб? Вообще-то лучше бы тебе оставаться с верблюдами.

— Естественно, — пробормотала она, принимая из его рук кожаный чемодан.

Дворец был самым величественным зданием. К главному входу вели широкие лестницы. Во дворце высокие потолки и мраморные полы обеспечивали блаженную прохладу, которая создавала приятный контраст с невыносимой уличной жарой. Главный офицер провел гостей через серию коридоров и наконец остановился в большой приемной, где другие просители ожидали аудиенции у эмира. Большинство было со своими рабами, поэтому присутствие Джулиет оказалось незамеченным.

К ним подошел пышно разодетый господин. Ему было лет около шестидесяти, и по виду он напоминал перса. К удивлению Росса, мужчина заговорил на английском, правда, с сильным акцентом, едва разборчиво:

— Добро пожаловать в Бухару. — Он поклонился. — Я — наиб Абдул Самут Хан, главнокомандующий артиллерией эмира. Когда-то имел честь служить с представителями вашей великолепной расы в Афганистане.

Росс поклонился ему в ответ.

— Это большая честь для меня. — Перейдя на персидский, он произнес:

— В то время как вы искусно изъясняетесь на моем родном языке, я предпочел бы говорить по-персидски, чтобы все вокруг слышали, что мне нечего скрывать.

— Очень мудро, лорд Кхилбурн, — одобрительно кивнул головой наиб, — поскольку здесь много таких, которые не ценят британцев так, как я. — Перейдя на персидский, он добавил:

— Меня послали узнать, согласны ли вы приветствовать эмира по нашему обычаю?

— А в чем он заключается?

— Человек, который предстает перед его величеством, должен погладить свою бороду и трижды поклониться, приговаривая:

— Аллах акбар, салаамат падишах.

Догадавшись, что в прошлом уже не одному ференги приходилось принимать участие в этом ритуале, Росс дружелюбно ответил:

— Я с удовольствием сделаю это хоть тридцать раз, если нужно, ибо всегда уместно сказать, что Бог велик, и пожелать мира владыке.

Абдул Самут Хан удовлетворенно кивнул, потом указал на чемодан в руке Джулиет.

— Это скромный дар эмиру, в знак моего к нему почтения.

Джулиет открыла кожаный чемодан. Росс извлек оттуда плоскую деревянную коробку с медной бляшкой. Откинув крышку, он вытащил два изумительной работы кремниевых пистолета, которые уютно, как в гнездышке, покоились в бархатных нишах.

У наиба перехватило дыхание при виде оружия, тем более что оно сверкало, как драгоценные камни. Каждый дюйм металла был затейливо инкрустирован, а рукоятки из орехового дерева были перевиты золотым шнуром. Пистолеты сделал один из лучших английских ружейных мастеров, поэтому стреляли они так же метко, сколь были прекрасны. Росс купил их, полагая, что они еще пригодятся в качестве презента какому-нибудь арабскому военачальнику в Леванте. Чутье его не подвело, ибо это оружие поистине было королевским подарком.

Абдул Самут Хан с благоговением взял каждый пистолет и проверил, не заряжен ли он, прежде чем положить его на место.

— Очень хорошо, — произнес он, возвращая коробку Джулиет. — А теперь дайте мне ваш паспорт и сопроводительные письма, если у вас таковые имеются.

Росс передал ему свои документы и письма, которые начал собирать еще в Константинополе. Их было не менее дюжины, начиная с письма султана и заканчивая калифом туркменов. Во всех письмах авторы в невероятно витиеватых выражениях просили, чтобы эмир благосклонно отнесся к прошению Росса.

Наиб взял документы, потом показал рукой на каменную скамью, стоявшую вдоль стены.

— Подождите здесь.

Росс, скрестив ноги, сел. Выражение усталости на его лице затмевало собой любопытство, а в двух футах от него возле стены съежилась в темный комочек Джулист. Ожидание оказалось на удивление коротким — менее чем через полчаса за Россом вернулся наиб.

Сопровождаемый гневными взглядами ожидавших аудиенции, Росс направился за своим проводником, а следом Джулиет с дарами. Они попали в переполненную комнату для аудиенций. Слева, сквозь арку, открывался прекрасный вид на внутренний двор, яркий от обилия цветов. Внутри комнаты придворные, чьи богато украшенные халаты точно отражали их положение при дворе, с любопытством и нетерпением ждали дальнейших действий ференги.

Однако Росс не обращал внимания на окружающих, ибо наконец-то, спустя долгих четыре месяца, оказался у эмира Насруллы, которого считали самым жестоким правителем Азии. Этому человеку, который казнил собственного отца и братьев, чтобы обеспечить себе восшествие на престол, уже перевалило за сорок. Плотного телосложения, с длинной черной бородой, одет он был довольно скромно, как обычный мулла, что как-то не вязалось с роскошным убранством приемной.

Росс снял шляпу и в знак уважения, как принято у англичан, взял ее в левую руку, потом выказал смиренное почтение. Поскольку бороды у него не было, он погладил себя по подбородку, притом низко поклонился и зычно провозгласил:

— Аллах акбар, салаамат падишах!

Выпрямившись после последнего поклона, он поглядел эмиру прямо в глаза, маленькие, похожие на блестящие бусинки. Лицо Насруллы конвульсивно дернулось. Но так или иначе от него исходила сила, которую дарует абсолютная власть, в совокупности с ярким, правда, непостоянным блеском, принадлежавшим только ему одному. Говорили, что все четыре жены его — персиянки — презирали своего мужа.

— Вы оказали нам честь своим присутствием, лорд Кхилбурн, — быстро произнес эмир высоким голосом. — Вы прибыли с миссией от вашей английской королевы, нашей сестры по королевству?

Насрулла прекрасно знал, для чего приехал его гость, но Росс поддался на его хитрость. Еще раз поклонившись, он сказал:

— Нет, я приехал не по официальному делу, но искать вашей великой милости для моего брата, британского майора Иана Камерона.

Эмир поднял руку, прежде чем Росс смог еще что-то вымолвить.

— Говорят, вы привезли мне подарок.

— Сущие пустяки. — Вперед выступила Джулиет, и Росс вынул из чемодана коробку с пистолетами, потом открыл ее перед эмиром. — Умоляю вас снизойти принять этот недостойный вашего величества знак внимания.

Глаза Насруллы блеснули настоящей радостью, он тихонько вздохнул, как ребенок, получивший давно обещанную конфету.

— Прелестно. — Эмир взял в руки один из пистолетов и погладил его, пробежав пальцами по сиявшей мягким блеском поверхности. Таким движением любовники ласкают друг друга. — Пошли. Я хочу их испробовать. — Поднявшись, он властно шагнул во внутренний двор.

Росс, Джулиет и придворные вышли следом. Внутренний двор представлял собой очаровательный сад, в центре которого журчал выложенный розовым мрамором фонтан. Высоко над ровными клумбами сверкающих гвоздик и роз возвышались дарующие прохладу пальмы. Росс вдохнул полной грудью и, почувствовав густой аромат пачули, царящий в атмосфере, догадался, что фонтан надушен специально.

Над головой сухо шелестели ряды пальм. Насрулла остановился и приказал гостю зарядить пистолеты. Росс предусмотрел такой оборот дела и, порывшись в кожаном чемодане, извлек жестяные коробочки с черным порохом и свинцовыми пульками. Засыпав порох в оба ствола, он зарядил их, а потом вручил один из пистолетов эмиру.

Не целясь, эмир мгновенно разрядил пистолет в фонтан. Тяжелая пуля разбила розовый мрамор и отскочила в сторону. Из широкой чаши полилась ароматизированная вода.

— Замечательно, замечательно!

Придворные еще откашливались от едкого дыма, a Насрулла уже поменял пистолет и опробовал его, обезобразив на этот раз клумбу алых гвоздик.

— Великолепно!

Росс перезарядил оружие, и эмир лукаво заметил:

— Конечно, лучше всего пристреливать оружие на том, ради чего оно было создано. — Подняв один из перезаряженных пистолетов, он добавил:

— А задача оружия — убивать.

Росса насторожили нотки сладострастия в голосе эмира, он почуял беду. И тут сердце его едва не разорвалось от ужаса: эмир развернулся и нацелил пистолет прямо в голову Джулиет.

Глава 16

Бесконечно долго — целый жуткий миг Джулиет не сводила глаз со смертоносного черного дула пистолета. При любых других обстоятельствах она бы мигом извлекла из складок своей одежды спрятанный кинжал. Но здесь, во дворце эмира, окруженная стражей, она не осмелилась даже шевельнуться, тем более что убежать невозможно и любое ее действие могло бы навредить Россу.

И вдруг дуло пистолета затмило широкое, в темно-синем сюртуке плечо ее мужа. Между Джулиет и эмиром встал Росс. Голосом, в котором слышался слабый намек на упрек, он произнес:

— Среди моего народа суровым нарушением этических норм считается беспричинное посягательство на жизнь раба другого человека.

Джулиет услышала взрыв нервного смеха, перебитого резким треском выстрела. Она с ужасом подумала, что Насрулла разрядил пистолет в Росса, но секундой позже сверху посыпались обломки пальмового дерева.

— Бог не велит мне осквернять обычаи моих гостей, — дружески заметил эмир. — Вы правы. Гораздо вежливее с моей стороны убить одного из своих рабов.

Сердце Джулиет по-прежнему громко колотилось от страха. Она дернулась в сторону нервной, взбудораженной толпы придворных, в то же самое время перемещаясь к краю, чтобы лучше видеть происходящее, те же, кому повезло оказаться сзади, уже благополучно ускользнули.