Поняв, что Майкл так и не уловил сути дела, Никлас раздраженно сказал:

— Неужели же ты, чертов ты болван, не можешь уразуметь, что все это значит? Если ты говоришь правду, то в таком случае кто-то пытается убить меня, а вину свалить на тебя. Этот факт не вызывает у тебя беспокойства? А зря.

Майкл был явно потрясен.

— Что за чушь…

— А ты можешь предложить лучшую версию? Тишину нарушил стук лошадиных подков. Никлас обернулся и увидел скачущую среди деревьев Клер; волосы и юбки ее развевались, лицо было искажено страхом. Увидев, что он цел и невредим, она немного успокоилась, но когда взглянула на Майкла, в глазах ее снова отразилась тревога. Оценив юмор ситуации, Никлас обратился к Майклу:

— Надеюсь, ты помнишь, что уже встречался с Клер в Лондоне.

Майкл зло нахмурился.

— Неужели ты не можешь держать свою жену в узде, Эбердэр?

— Из твоих слов с очевидностью следует, что ты никогда не был женат, — сухо заметил Никлас. — Но знаешь, Клер, он прав. Твое вмешательство не нужно и нежелательно.

Сердито глядя на двух мужчин, словно они были непослушными школьниками. Клер соскочила на землю, показав при этом такую часть не прикрытой юбками ноги, что Никласу захотелось немедленно завернуть ее в свой сюртук.

— Мужчины всегда говорят нечто подобное, когда собираются совершить глупость. Надеюсь, что пока я здесь, вы не поубиваете друг друга.

— Не думаю, что смертоубийство неизбежно, — сказал Никлас. — Сейчас главный вопрос состоит в том, кто пытался избавиться от нас с тобой. Майкл отрицает всякую причастность и к выстрелу в лесу, и к нападению на нас в хижине.

— И ты ему веришь? — Она скептически подняла бровь. — Но если это был не лорд Майкл, тогда кто?

— Сейчас вы все узнаете, леди Эбердэр, — послышался голос с противоположного края лужайки.

Все трое обернулись и увидели вышедшего из-за стены Джорджа Мэйдока; глаза его были холодны как лед, а в руках он держал нацеленное на них ружье. Бросив взгляд на Клер, он злобно процедил:

— Я и не рассчитывал, что здесь окажетесь и вы, но не могу сказать, что мне неприятно будет добавить ваш труп к этим двум. Вы всегда были для меня шилом в заднице.

Майкл сделал резкое движение, и Мэйдок тут же повернул ствол ружья в его сторону.

— Не дергайся, Кеньон, а то я пристрелю тебя на месте. Когда Майкл встал неподвижно, Мэйдок удовлетворенно кивнул.

— Мне нравится наблюдать, как ты подчиняешься приказам вместо того, чтобы отдавать их. А теперь руки вверх, все трое. Кстати, известно ли вам, что в армии Най Уилкинс был снайпером? И очень метким. И он не терял связи с некоторыми из своих старых товарищей. Я здорово удивился, когда узнал, что тебе удалось улизнуть от них, Эбердэр, — ты умнее, чем я думал. Ну, конечно, цыгане ведь славятся своей хитростью.

Когда Клер, Никлас и Майкл подняли руки, из укрытия выступил Уилкинс и нацелил свое ружье в Никласа. Сложением шахтер походил на лорда Майкла — он был так же высок и длинноног, и Клер подумала, что, должно быть, именно его они видели возле хижины в ночь, когда их пытались убить.

Глаза Майкла сузились так, что стали похожи на щелки. — Полагаю, именно вы украли футляр для визитных карточек из моего кабинета.

— Да, и там же я нашел сегодня записочку Эбердэра. — В глазах Мэйдока светилось злорадство. — Вы ведь никогда не воспринимали меня всерьез, верно? Я для вас был всего лишь наймит, вышедший из низов. Вы, возможно, воображаете, что я даже не умею пользоваться этим ружьем, но вы не правы — я чертовски хороший стрелок. Я упражнялся, стреляя дичь на вашей земле, пока вы в дальних краях постреливали во французишек. Я чуть не попал в Эбердэра — с такого дальнего расстояния, с какого и армейский снайпер мог бы сплоховать. — Он утробно хохотнул. — Я умнее тебя, Кеньон, и сильнее тебя, и теперь я наконец приберу к рука то, что должно быть моим.

— И что же это? — холодно поинтересовался лорд Майкл.

— Шахта, милорд, шахта. Я вкалывал и потел на пей долгие годы, и она должна принадлежать мне. — Его глаза зло вспыхнули при мысли о совершенной по отношению к нему несправедливости. — Именно я сделал ее такой прибыльной. До того прибыльной, что даже после отсылки тебе приличных сумм, чтобы ты не заподозрил неладное, мне еще оставалось предостаточно. А ты был слишком туп, чтобы заметить, что я тебя обкрадываю.

— Вовсе нет. — Майкл смотрел на управляющего, ни на миг не отводя глаз, словно тигр, изготовившийся к прыжку. — Я знал, что ты воруешь, просто меня не интересовали детали. Я собирался узнать их потом, после того, как решу другие проблемы, вызванные твоим дурным управлением.

На лице Мэйдока мелькнуло выражение злобы. Клер напряглась: может быть, Майкл говорит все это нарочно, пытаясь спровоцировать его?

По-видимому, эта же мысль пришла в голову и Никласу. До сих пор молчавший, он вдруг спокойно сказал:

— Все это очень интересно, но при чем здесь я? У нас с вами была одна короткая ссора, когда я наведался на шахту, но, по-моему, этого недостаточно для того, чтобы хладнокровно убивать меня и мою жену.

— Я презираю вас обоих. Хотя ваша кровь и подпорчена цыганской примесью, но вы все же граф. А кто такая эта набожная сучка, как не вышедшая из грязи деревенская девчонка? Ни у вас, ни у нее нет моего ума, моего честолюбия, однако вы оба, не приложив к этому никаких усилий, купаетесь в богатстве. — Мэйдок глумливо ухмыльнулся. — Но в одном вы правы — вас я ненавижу не так сильно, как Кеньона. Вот поэтому-то я и решил подарить вам легкую смерть, оставив неопровержимые улики, доказывающие, что в ней повинен Кеньон.

Он снова нагло осклабился.

— Ох, как же мне хотелось увидеть, как благородный лорд Майкл Кеньон предстанет перед судом и будет казнен за убийство! Говорят, что повешение — мучительная казнь, но уверен, что публичное унижение было бы вдвое мучительнее. Ты так старался показать, что ты здесь хозяин, и где бы все это закончилось? На эшафоте!

Увидев, как исказилось лицо Майкла, Клер подумала, что Мэйдок очень хорошо понимает натуру своей жертвы, однако когда Майкл ответил, в голосе его прозвучала ирония:

— Как жаль, что вы лишились такого прекрасного развлечения.

Мэйдок пожал плечами.

— Одна из составляющих ума — это гибкость. Поскольку мне не удалось убить Эбердэра и свалить вину на тебя, Кеньон, теперь я просто-напросто пристрелю вас обоих. Твоя ненависть к Эбердэру широко известна, так что все подумают, что вы застрелили друг друга, а эта настырная леди угодила в перекрестный огонь. Жаль, конечно, станут говорить в Пенрите, что все так вышло, но чего еще ждать от цыгана и полоумного военного, свихнувшегося на полях сражений?

Лицо Мэйдока приняло еще более издевательское выражение.

— А когда осядет пыль, вдруг откуда ни возьмись отыщется ловко подделанное дополнение к вашему завещанно. Из него будет следовать, что в награду за верную службу вы отписываете мне ваше шахтное дело, Брин-Мэнор и еще пять тысяч фунтов стерлингов. Я достаточно умен, чтобы не пытаться завладеть всем вашим состоянием — это вызвало бы подозрения у вашей семьи. Нет, я удовольствуюсь шахтой, поместьем и небольшой суммой наличными. Когда вы оба умрете, я стану самым могущественным человеком в долине.

Он чрезвычайно кичился своим умом, и Клер подумала: а нельзя ли использовать эту его слабость против него? Потребность в похвальбе уже заставила его излишне затянуть всю эту жуткую сцену; любой здравомыслящий человек на его месте пристрелил бы их всех без лишних слов. К тому же он совершал ту же самую ошибку, в которой только что обвинил Майкла, — недооценивал своих противников.

Но тут Клер бросила взгляд на Уилкинса, и ее забрезжившая было надежда разом угасла. Уилкинс совсем не походил на человека, которого можно отвлечь от его смертоносной задачи. Клер почувствовала, что еще немного — и ее охватит панический ужас. Она верила в загробную жизнь и считала, что ее душа сейчас готова предстать перед Создателем. Однако, хотя смерть и не страшила ее, она еще не хотела умирать; лишь бы не теперь, когда они с Никласом только что нашли друг друга!..

— Спасибо за то, что ответили на мои вопросы, — сказал Никлас с подчеркнутой вежливостью. — Мне было бы очень неприятно отправляться на тот свет в неведении. — Он устремил на Майкла пристальный взгляд. — Тебе следовало действовать быстрее, Майкл. Теперь ты упустил свой шанс убить меня собственноручно.

Возможно, Клер это только почудилось, но похоже, Никлас и Майкл что-то говорили друг другу глазами. Сердце у нее екнуло; хотя и Никлас, и Майкл умели драться, они были не вооружены. Что могли они сделать голыми руками против двух нацеленных на них ружей?

Внезапно она с леденящей душу ясностью поняла: нет смысла смиренно ждать, когда их всех перестреляют. Никлас и Майкл наверняка думают то же самое. В любой момент они могут броситься на вооруженных головорезов и, возможно, погибнуть, потому что слабая надежда все-таки лучше, чем никакой, а умереть в бою достойнее, чем покорно ждать, когда тебя убьют.

Клер лихорадочно обдумывала ситуацию. Их, мишеней, трое, а ружей всего два, и оба однозарядные. Если оба ружья выстрелят, то начнется рукопашная схватка, а в таком состязании она уж точно сделала бы ставку на «Падших ангелов».

Поскольку Клер была женщиной, Мэйдок и Уилкинс не обращали на нее особого внимания. Ближе всего к ней был Уилкинс; если она бросится на него, то ему придется повернуть ствол ружья в ее сторону, и это даст Никласу и Майклу те решающие секунды, которые им так нужны.

Злорадный голос Мэйдока прервал стремительный ход ее мыслей.

— Читайте молитвы, если верите, что от них есть толк. Уилкинс, возьми на себя Эбердера и его жену. Кеньона я прикончу сам, он мой.

Прежде чем Клер успела осуществить свой нелепый план, Никлас сказал:

— Подождите. Уверен, вы сочтете меня сентиментальным дураком, но перед смертью мне бы хотелось поцеловать жену — на прощание.

Мэйдок с проснувшимся интересом оглядел Клер, как будто увидел ее в первый раз.

— А знаешь, ты превратилась в весьма аппетитную бабенку. Говорят, что в глубине души все дочки проповедников — шлюхи. Уж ты-то точно такая, иначе не развела бы ноги перед цыганом. Уилкинс, погоди убивать се. Мы сможем с ней малость позабавиться, после того, как прикончим мужчин. — Он кивнул Никласу. — Ладно, давай целуй ее. И постарайся получше, чтобы как следует разогреть се для нас.

В глазах Никласа вспыхнула убийственная ярость. У Клер замерло сердце: если он сейчас кинется на Мэйдока, он обречен. Она закусила губу, чтобы не закричать, взглядом умоляя мужа сдержаться.

Никлас, скрипнув зубами, умудрился обуздать свой гнев, и вплотную подошел к Клер. Когда он заговорил, голос его звучал тихо, но от этого в словах было не меньше силы:

— Я люблю тебя, Клер. Жаль, что я не сказал тебе этого раньше.

Она была так потрясена, что чуть было не прослушала то, что он прошептал, когда наклонился, чтобы поцеловать ее:

— Когда я толкну тебя на землю, откатись вон за ту стену, а потом беги со всех ног.

Стало быть, подумала она, они оба мыслили в одинаковом направлении: подойдя, чтобы поцеловать Клер, Никлас тем самым приблизился к Уилкинсу, и теперь их объятия могли отвлечь головореза так же, как отвлекла бы ее безумная атака. Зная, что одно неверное движение может расстроить его план. Клер только кивнула в знак согласия, хотя не имела ни малейшего намерения и впрямь убегать со всех ног. Вслух она сказала:

— Я люблю тебя, Никлас. И если тебе не дано попасть в рай, я пойду с тобой туда, куда пойдешь ты. Клянусь, я говорю правду.

В его глазах она увидела нестерпимую боль и поняла, что такая же боль отражается в ее взгляде. Каков бы ни был его замысел, все шансы против них, и этот поцелуй мог стать последним в их жизни.

Их губы слились… Клер казалось невозможным, что через минуту она уже может быть мертва и ее окровавленное тело… А Никлас… Никлас…

Ее пальцы непроизвольно впились в его плечи, но она заставила себя ослабить хватку, чтобы ему было удобно и, главное, быстро толкнуть ее на землю.

Даже сквозь охватившую ее отчаянную жажду спасения Клер чувствовала на себе жадные взгляды убийц. Именно такого случая — ослабления их бдительности — и ждал Майкл. Внезапно он бросился в сторону от направленного на него ружья Мэйдока.

В то же мгновение с криком «Давай!» Никлас оттолкнул от себя Клер. Пока она падала, он прыгнул в противоположную сторону, прямо на Ная Уилкинса. Застигнутый врасплох, головорез потерял несколько драгоценных секунд, пытаясь прицелиться в свою жертву. Но прежде чем он успел это сделать, кнут Никласа словно по волшебству оказался у него в руке и развернулся в воздухе, как длинная черная змея. Смело атакуя, Никлас приблизился к убийце настолько, что кончик его излюбленного оружия мог обвиться вокруг ружья Уилкинса. Кнут дернул ствол ружья вниз, не давая шахтеру целиться. Уилкинс тут же яростно рванул оружие на себя, стараясь освободить его, чтобы выстрелить.

Тут Клер увидела, что Майкл вовсе не безоружен: у него оказался пистолет. Они с Мэйдоком прицелились друг в друга, и два выстрела одновременно разорвали тишину леса.

Крик Мэйдока перешел в отвратительное бульканье, когда пуля прошила ему горло. Майкл упал на траву. Клер была уверена, что он тоже ранен и, возможно, смертельно. Но сейчас ей было недосуг заниматься Майклом, поскольку как раз в это время между Никласом и Уилкинсом происходило нечто, похожее на яростное перетягивание каната. Никлас пытался вырвать ружье у негодяя, а тот держался за него изо всех сил. Недолго думая. Клер вскочила на ноги и бросилась к ним.

Кнут, обвивавший гладкий ствол ружья, вдруг соскользнул, и Никлас потерял равновесие. Он покачнулся и упал на колено. Уилкинс попятился, оказавшись вне пределов досягаемости кнута, и прицелился; его маленькие глазки дьявольски блеснули. Никлас попытался увернуться, но неудобное положение не позволяло ему действовать достаточно быстро, чтобы уклониться от выстрела Уилкинса.

Подгоняемая паникой, Клер ринулась вперед в отчаянной попытке остановить пулю. Ее ладонь ударила по стволу в то самое мгновение, когда ружье оглушительно выстрелило. От страшного удара вся левая часть ее тела онемела, ее развернуло и с силой бросило на траву. Упав, Клер лежала неподвижно, слишком оглушенная, чтобы пошевелиться.

— Клер! — закричал Никлас. С обезумевшим лицом он бросился рядом с ней на колени и приподнял ее голову. — Клер!

Она посмотрела поверх его плеча и увидела, что Уилкинс с невероятной быстротой перезаряжает ружье.

Когда убийца вскинул оружие. Клер попыталась предупредить Никласа, но не смогла вымолвить ни слова.

Грянул еще один выстрел; на сей раз он прозвучал тише и резче, чем выстрел из ружья. На груди Уилкинса расплылось алое пятно, и он рухнул на землю.

Его ружье, крутясь, описало дугу и тоже рухнуло на землю. Клер повернула голову и увидела Майкла — он лежал на животе, сжав руками пистолет, из ствола которого поднималась тонкая струйка дыма. Стало быть, он не только остался жив, но еще и спас жизнь Никласу. Вот чудеса! В самом деле, неисповедимы пути Господни…

На Клер нашло какое-то оцепенение, она все еще не вполне уразумела, что схватка, длившаяся всего несколько секунд, закончилась смертью двух людей. Майкл, похоже, не пострадал — он легко поднялся на ноги; у самой же Клер тело так онемело, что она до сих пор не могла понять, ранена она или же просто оглушена.

Когда Никлас разорвал ее левый рукав, руку ей пронзила острая боль, и Клер застонала. Быстро осмотрев рану, он с облегчением сказал:

— Пуля прошла через мягкие ткани руки над предплечьем. Тебе, должно быть, ужасно больно, но кость, слава Богу, не задета. Ты скоро поправишься, Клер. Даже сейчас рана не очень кровоточит. — Он сдернул с шеи галстук и туго перевязал ее руку.

Онемение постепенно начало проходить. Никлас оказался прав — рука ужасно болела; всякий, кто снисходительно говорил: «Ерунда, задеты только мягкие ткани», — сам, наверное, никогда не страдал от подобной раны. Однако, надо признаться, эта боль была все же не сильнее, чем та, когда Клер сломала лодыжку.

Никлас оттащил жену на несколько футов в сторону, чтобы она могла сесть, прислонясь к стене. После того как Клер была удобно устроена, он свирепо заорал:

— Какого черта ты сделала такую глупость?! Ведь тебя же могли убить!

Она ответила ему слабой улыбкой.

— А почему ты ничего не предпринял, чтобы помешать Уилкинсу перезарядить ружье?

— Я знал, что Майкл возьмет его на себя. А когда до меня дошло, что ты ранена… — Его голос пресекся.

— Ты рисковал своей жизнью из-за меня, любимый. Разве я не могла сделать то же самое для тебя? — проговорила Клер с нежной улыбкой.

Лицо Никласа подергивалось от невысказанных чувств, но прежде чем он обрел дар речи, послышался голос Майкла:

— Леди Эбердэр не очень пострадала? Никлас сделал глубокий вдох, и лицо его наконец разгладилось.

— Да, с ней все в порядке благодаря тебе. — И он прикоснулся к волосам Клер все еще дрожащими пальцами.

— Тогда встань, Эбердэр, и отойди от своей жены, — сурово произнес Майкл. — Пришло время уладить то дело, которое привело нас сюда, и я не хочу, чтобы она пострадала.

Тон Майкла был таков, что, даже несмотря на всецело овладевшее им беспокойство за Клер, Никлас ясно понял: он не шутит. Мгновенно насторожившись, он встал. Силуэт Майкла четко вырисовывался на фоне заходящего солнца; в руке он держал пистолет.

И пистолет этот был нацелен прямо Никласу в сердце.