Глава 17

Никласа останавливали буквально каждую минуту, чтобы поздравить с возвращением. Кроме множества сердечных приветствий, он получил также три откровенных предложения вступить в амурную связь и выслушав пять недвусмысленных намеков на ту же тему, хорошо, что он оставил Клер с Люсьеном. Не то чтобы ему не нравилась ее ревность — напротив, он находил ее очень милой С каждым днем Клер все больше становилась истинной женщиной, и в ней все меньше и меньше оставалось от прежней сухой и добродетельной школьной учительницы.

К тому времени, когда Никлас добрался до комнаты для игры в карты, Майкла Кеньона в ней давно уже и след простыл, если он вообще когда-либо там появлялся. Никлас спросил у нескольких игроков, видели ли они лорда Майкла, но ни один из них не мог с уверенностью подтвердить сей факт. В конце концов поняв, что ничего путного он от них не добьется, Никлас отправился обратно к Люсьену и Клер.

Проходя через вестибюль, Никлас увидел какого-то человека, с ног до головы покрытого дорожной пылью; после того, как его впустили, он тотчас же поспешил к герцогу Кандоуверу, который все еще встречал запоздавших гостей. Услыхав весть, которую сообщил ему вновь прибывший, Рэйф вдруг издал ликующий вопль, потом повернулся и ринулся вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Никлас попробовал было угадать, что за известие могло вызвать столь бурную реакцию у человека, чья легендарная невозмутимость ничуть не уступала хладнокровию Люсьена, однако воображение ничего ему не подсказало. И он, недоуменно пожав плечами, вошел в бальную залу, где в это время танцевали кадриль.

Для того чтобы найти в толпе Клер, Никласу понадобилось несколько минут. Он разыскивал бы ее еще дольше, если бы высокий рост и ярко-золотая шевелюра Люсьена не были такими хорошими ориентирами, видными издалека Когда Никлас наконец приблизился к ним, музыка вдруг оборвалась в середине такта, и на всю залу загремел звучный голос Рэйфа:

— Друзья мои, у меня есть для вас чудесная новость. — Никлас посмотрел вверх и увидел, что герцог стоит на галерее, где располагался маленький оркестр. Звенящим от волнения голосом Рэйф объявил: — Я только что получил известие о том, что Наполеон отрекся от престола. Война окончена!

Вначале в зале воцарилось ошеломленное молчание, затем чей-то голос дико завопил: «Ура!» Еще мгновение — и радостные крики слились в громогласный рев, потрясший дубовые стропила Кандоувер-Хауса.

Добавив к общему оглушительному хору собственный восторженный вопль, Никлас стал проталкиваться к Клер; поцеловать ее казалось ему наилучшим способом отпраздновать победу. Однако, к его величайшему неудовольствию, его опередил Люсьен: переполненный чувствами, он заключил ее в объятия и поднял в воздух.

После того как Люсьен поставил Клер па пол, Никлас наконец смог обнять ее сам, заметив при этом своему другу:

— Полагаю, с моей стороны было бы нелюбезно вырезать твою печень цыганским ножом, но в следующий раз будь добр, найди себе какую-нибудь другую девушку для подобных проявлений восторга.

Ничуть не испугавшись этой угрозы, Люсьен широко улыбнулся и хлопнул Никласа по спине:

— Подумать только, война, начавшаяся, когда мы еще были детьми, окончилась! Клянусь всем, что есть на свете великого и прекрасного, мы сделали это, мы положили ей конец!

Совершенно забыв о благонравии. Клер бросилась Никласу на шею и с жаром поцеловала его в губы. Потом, переведя дух, сказала с благоговением:

— Хотя весь последний год войска Наполеона только оборонялись, все равно трудно поверить, что все и вправду закончилось. Наконец-то, наконец-то у нас будет мир!

Никлас вспомнил те опустошенные войной города и деревни, которые он видел в континентальной Европе, и еще крепче обнял Клер.

— Слава Богу, что боевые действия не велись здесь, в Британии. Наши потери еще невелики по сравнению с теми, которые понесло население большинства европейских стран, — проговорил он.

— Если повезет, я больше никогда в жизни не сделаю ничего полезного, — все еще улыбаясь во весь рот, заметил Люсьен.

Никлас рассмеялся.

— После всего, что ты сделал для своей страны за последние несколько лет, ты имеешь полное право провести остаток дней лежа, как тыква на грядке.

Вокруг происходили похожие сцены — все целовались и обнимались; ликование было всеобщим. Неподалеку стоял мужчина средних лет в гвардейском мундире; вместо одной руки у него болтался пустой рукав. Уцелевшей рукой он обнимал жену, и оба, не стыдясь, плакали. Даже «статуи», позабыв о своих ролях, соскочили на пол и присоединились к всеобщему торжеству. Грянуло дружное «ура» в честь Веллингтона, потом в честь британских войск.

Никлас снова посмотрел вверх, на оркестровую галерею, и вдруг весь напрягся.

— Кто там разговаривает с Рэйфом? По-моему, это Майкл. Люсьен прищурился.

— Да, это он. Наверное, захотел выяснить, не знает ли Рэйф каких-нибудь деталей. Видит Бог, если судить по его жуткому виду, Майклу эта война обошлась гораздо дороже, чем большинству других.

— Будем надеяться, что объявление о победе привело его в хорошее расположение духа.

Взяв Клер за руку, Никлас начал пробираться сквозь ликующую толпу; Люсьен двигался вслед за ними. Чтобы не отстать. Клер вынуждена была почти бежать. Они поднялись по парадной лестнице, начинающейся в вестибюле, потом свернули налево, в длинный, тускло освещенный коридор, который, по всей видимости, шел параллельно верхней части стены двухэтажной бальной залы.

В дальнем конце коридора отворилась дверь, ведущая на галерею для музыкантов, и показался герцог Кандоувер в сопровождении высокого и поджарого мужчины. Оркестр заиграл триумфальный марш, но когда герцог закрыл за собою дверь, звуки музыки сразу стали глуше.

Рэйф и его спутник двинулись вперед по коридору; Клер пристально смотрела на лорда Кеньона. Люсьен говорил, что тот исхудал и похож на голодного волка; так оно и было — после недавней болезни Майкл выглядел почти изможденным. Но несмотря на это, он все же был красив грубоватой мужественной красотой и двигался с непринужденной уверенностью тренированного атлета. Клер подумала, что он достойное дополнение к тройке уже известных ей «Падших ангелов». Особенно потому, решила она, посмеиваясь про себя, что его блестящие каштановые волосы смотрятся на редкость уместно между двумя очень светлыми и одной аспидно-черной шевелюрой остальных членов сего блистательного сообщества.

Увидев друга, которого он давно разыскивал, Никлас замедлил шаг.

— Поздравляю тебя, Майкл. Как один из тех, кто сражался за эту победу, ты имеешь гораздо больше оснований праздновать ее, чем мы, не участвовавшие в боях, — проникновенно сказал он.

Лорд Майкл повернул голову и словно окаменел. Воодушевление, освещавшее его лицо, вмиг погасло. Клер показалось, что его темно-зеленые глаза приняли какое-то дикое и затравленное выражение.

— В этом ты весь, Эбердэр, — испоганил мне такой счастливый момент, — грубо сказал он. — Сегодня я воздержусь от того, что поклялся сделать, если снова тебя увижу, — обстоятельства не располагают но убирайся с глаз моих сию же секунду, пока я не передумал.

Никлас все еще держал Клер за руку, и она почувствовала, как похолодели его пальцы. Ее пронзила острая жалость: она поняла, что, несмотря на предупреждение Люсьена, Никлас так и не смог до конца поверить, что его старый друг превратился во врага.

Должно быть, он не верил этому до конца даже сейчас, потому что в ответ на грубость спокойно сказал:

— Весьма странное приветствие после стольких лет разлуки. Может, попробуем еще раз? — Сделав шаг вперед, Никлас протянул руку. — Мы слишком долго не виделись, Майкл. Я очень рад, что ты выжил.

Майкл Кеньон отшатнулся, словно увидел гадюку.

— Ты думаешь, я шучу? Не знал, что ты так туго соображаешь, — процедил он.

— Если вам есть что обсудить, — резко вмешался герцог, — то для такого разговора мой кабинет подходит куда больше, чем этот коридор.

С этими словами он чуть ли не силой провел всех в находящуюся рядом комнату.

— Сегодня очень подходящий день для того, чтобы перековать мечи на орала, — заметил Рэйф, зажигая лампы. — Майкл, если все эти годы между тобой и Никласом тлела какая-то ссора, то сейчас самое время помириться.

В комнате возникла такая накаленная атмосфера, что Клер поняла: для этих четверых мужчин она сейчас стала почти что невидимкой. Они познакомились в суровых условиях закрытой частной школы и выросли вместе. Как и все компании давних друзей, их наверняка объединяло множество незримых переплетающихся нитей — общие воспоминания о пережитых вместе радостях и печалях, спорах и взаимной поддержке. А теперь один из них грозил разорвать эти узы.

Майор встал за письменный стол герцога, и его свирепый взгляд напомнил Клер хищника, загнанного сворой псов.

— Это не твое дело, Рэйф, и не твое, Люсьен. Когда я услышал о твоем отъезде за границу, то подумал, что тебе хватит порядочности не возвращаться, — обращаясь к Никласу, проговорил он с искренним, как показалось Клер, сожалением.

Голосом, напряженным, как туго натянутая тетива, Никлас спросил:

— Может быть, ты все-таки скажешь мне, что дурного я, по-твоему, сделал?

— Не разыгрывай из себя невинную овечку, Эбердэр. Остальные, может, и верят тебе, но я — нет.

Рэйф начал было что-то говорить, но Никлас, вскинув руку, остановил его.

— Майкл, забудь на время о якобы совершенных мною прегрешениях. Мне необходимо поговорить с тобой на одну сугубо деловую тему. Управление твоей шахтой в Пенрите ведется из рук вон плохо. Мэйдок не только подвергает крайней опасности жизнь рабочих, но поговаривают, что он ко всему прочему еще и прикарманивает часть прибыли. Если у тебя нет времени или желания заниматься шахтой самому, продай компанию обратно мне, чтобы я мог поправить дело.

На лице майора выказалось недоверие, потом он разразился смехом, от которого по спине Клер побежали мурашки.

— Если Мэйдок раздражает тебя, мне следует повысить ему жалованье.

Клер чувствовала, что Никлас рассержен не меньше нее, но, когда он заговорил, голос его звучал на удивление ровно.

— Не превращай шахту в орудие для сведения счетов со мной, Майкл. Те люди, жизни которых грозит опасность, неповинны в том, в чем ты обвиняешь меня, — что бы это ни было.

— Ты превратился в бабу, Эбердэр, — холодно проронил майор. — Работа в шахте во все времена была опасной и останется такой всегда. Шахтеры знают это и не ропщут.

— Между храбростью и безрассудством есть большая разница, — возразил Никлас. — За последние две недели я навел справки об авариях и жертвах на аналогичных шахтах. Пенритская в пять раз опаснее, чем другие, и там существуют все условия для катастрофы, в которой может погибнуть очень много людей. Я знаю, о чем говорю, потому что видел все собственными глазами.

— Ты был в моей шахте? — Зеленые глаза Майкла Кеньона сузились. — Впредь не суй туда свой нос, понял? Если я услышу, что ты нарушил границы моих владений, я велю Мэйдоку привлечь тебя к суду.

— Я начинаю понимать, почему ты оставил дело в его руках, — ты говоришь совершенно так же, как он, — сухо сказал Никлас. — Не веришь моим словам — съезди в Пенрит и сам во всем убедись. Если ты не из тех офицеров, которым нравилось смотреть, как убивают их солдат, то ручаюсь: ты признаешь, что шахта нуждается в срочной реконструкции. Пойми, ты единственный человек, который может быстро произвести необходимые изменения, так что вспомни о своей ответственности, черт бы тебя побрал, и возьмись за дело!

Лицо Майкла искривилось.

— Будь я проклят, если сделаю хоть что-то, что было бы тебе приятно.

— Вспомни, что земля, на которой находится шахта, принадлежит мне, и если ты откажешься улучшить условия труда шахтеров, я найду способ расторгнуть договор об аренде. Я бы предпочел не обращаться с этим делом в суд, так как пока будет продолжаться судебная волокита, под землей может погибнуть немало людей, но если ты меня вынудишь, я не остановлюсь перед тем, чтобы затеять процесс. — Голос Никласа стал жестким. — И клянусь Богом, если за то время, пока ты будешь на меня дуться, в Пенрите погибнут еще несколько человек, я обвиню в этом тебя.

— Зачем же дожидаться кризиса?

Майкл вынул из кармана пару смятых перчаток, вышел из-за стола и, прежде чем кто-либо догадался, что он задумал, с силой хлестнул ими Никласа по лицу.

— Это для тебя достаточно ясно? Назови своих секундантов, Эбердэр.

В наступившем вслед за этим потрясенном молчании стали явственно слышны звуки бурного веселья, которое продолжалось в бальной зале. Клер оцепенела, как в ночном кошмаре. Просто не верилось, что все это происходит на самом деле, — лорд Майкл не мог желать смертельного поединка с человеком, которого не видел несколько лет, с человеком, который прежде был его близким другом! Щека Никласа покраснела от пощечины, однако он не ответил ударом на удар. Вместо этого он устремил на Майкла Кеньона изучающий взгляд, как будто видел его в первый раз.

— Война может свести человека с ума — очевидно, это с тобой и случилось. — Он повернулся к Клер, и она увидела боль в его глазах. — Я не стану драться с сумасшедшим. Пойдем, Клер. Нам пора.

Никлас взял ее под руку и повел к двери. Когда он взялся за дверную ручку, злобный голос лорда Майкла рявкнул у него за спиной:

— Трус!

Тишину рассек свистящий звук, и в дверь как раз между Никласом и Клер, коротко тенькнув, вонзилось острие ножа. Клер онемело уставилась на покачивающуюся рукоятку, с ужасом подумав о том, насколько близко от Никласа пролетело смертоносное лезвие.

— Не беспокойтесь. Клер. Если бы он хотел попасть в меня, то попал бы непременно, — спокойно сказал Никлас и, выдернув нож из двери, повернулся к лорду Кеньону.

— Я не стану драться с тобою, Майкл, — повторил он. — Если ты жаждешь прикончить меня, то тебе просто придется совершить хладнокровное убийство; однако я не могу поверить, что ты настолько изменился.

Глаза майора горели яростью.

— Напрасно ты этому не веришь, — произнес он, — но что правда, то правда: я действительно предпочел бы убить тебя в честном бою. Дерись же, черт бы тебя подрал!

Никлас покачал головой.

— Нет. Хочешь считать меня трусом — пожалуйста. Мне нет дела до твоих заблуждений. — Он снова взял Клер под руку.

Майкл нервно забарабанил пальцами левой руки по краю стола.

— Интересно, твоя маленькая шлюшка знает, что ты убил своего деда и жену?

Движением таким быстрым, что глаза Клер не успели уловить его, Никлас вскинул руку и метнул нож, который воткнулся в красное дерево стола не более чем в четверти дюйма от пальцев Майкла.

— Клер — леди, чего ты, очевидно, не в силах уразуметь сразу, — проговорил Никлас голосом, утратившим прежнюю бесстрастность. — Что ж, хорошо, если тебе хочется драться, то будь по-твоему. Но поскольку вызов бросил ты, выбор оружия будет за мной.

Люсьен начал было что-то говорить, но Майкл перебил его.

— В любое время, в любом месте, любым оружием, — сказал он злорадно.

— Время — сейчас, — решительно ответил Никлас, — место — здесь. А оружие — кучерские кнуты. Лицо майора побагровело.

— Кучерские кнуты? Ты насмехаешься надо мною, Эбердэр? На дуэлях дерутся либо на пистолетах, либо на шпагах. Ты можешь выбрать даже схватку на ножах, если тебе придет охота, но такую плебейскую вещь, как кучерские кнуты, — нет.

— Таковы мои условия. Если ты принимаешь их — дуэль состоится, если не принимаешь — нет. — На губах Никласа заиграла ледяная улыбка. — Подумай, как приятно было бы отхлестать меня кнутом — если, конечно, ты сумеешь это сделать, в чем я весьма сомневаюсь.

— Уж будь покоен, — я сдеру с тебя шкуру, как ты того и заслуживаешь, — прорычал Майкл. — Ладно, я принимаю твои условия, так что начнем.

Рэйф не выдержал.

— Это зашло слишком далеко! — вскричал он. — Вы оба явно рехнулись. Я не позволю, чтобы такое творилось в моем доме.

— Коль скоро Майкл твердо намерен драться, будет лучше, если это произойдет здесь, в присутствии нас обоих, — спокойно заметил Люсьен и пристально посмотрел на Рэйфа.

— Вероятно, ты прав. — с явной неохотой наконец проговорил герцог.

— Ты будешь моим секундантом, Люс? — спросил Никлас.

— Конечно.

Майор тут же обратил весь свой гнев на лорда Стрэтмора.

— У арабов есть поговорка: друг моего врага — мой враг. Пусть он найдет себе другого секунданта!

На лице Люсьена появилось упрямое выражение.

— Я считаю своими друзьями вас обоих, а важнейшая обязанность секунданта состоит в том, чтобы попытаться решить спор без кровопролития. Для начала можешь сказать мне, какие у тебя претензии к Никласу, ведь он даже не имеет возможности ответить на твои обвинения.

Майкл покачал головой.

— Я не стану говорить о том, что произошло. Никлас прекрасно знает, о чем речь, хоть и отрицает это. Будешь упорствовать и пойдешь к нему в секунданты — мы с тобой больше не друзья.

— Если это случится, то по твоему желанию, а не по моему, — мрачно ответил Люсьен.