Вскоре после рождения второго сына, Джулиуса, очередной скандал в семье Дэвенпортов завершился той безобразной сценой, невольным свидетелем и участником которой стал Реджи. Придя в ужас от того, что наделал, отец Реджи после этого бросил пить.

Реджи долго пролежал в постели с сотрясением мозга и переломами плеча и нескольких ребер. В первый раз, когда отец зашел в комнату проведать его, он страшно испугался. Отец, с лица которого не сходило выражение вины и душевной боли, терпеливо восстанавливал утраченные доверие и любовь сына, играя с мальчиком и читая ему вслух.

К тому времени когда Реджи окончательно поправился, отец полностью вылечился от алкоголизма. Энн Дэвенпорт перестала настаивать на том, чтобы муж уехал из Стрикленда, и отношения в семье наладились. Затем наступил период, который Реджи называл про себя Золотым веком. Его родители были в это время по-настоящему счастливы. Наполненные смехом и радостью дни казались удивительно длинными и в то же время сменяли друг друга с поразительной быстротой. У Дэвенпортов родился еще один ребенок — крохотное рыжеволосое создание по имени Эми.

Реджи пребывал на седьмом небе. Целыми днями он бродил вместе с отцом по всему имению, играл с братишкой и сестренкой. Он совершенно забыл о том ужасе, которым прежде была пронизана вся жизнь его семьи, и не вспоминал до сегодняшнего дня, пока пьянство не довело его до того, что он сам едва не покалечил ребенка. При мысли об Уильямс и о том мальчике, которым когда-то был он сам, в груди у Дэвенпорта что-то болезненно сжалось.

Реджи беспокойно заерзал в кресле, взгляд его упал на лежавшую на столе рядом с ним брошюру. Судя по всему, кто-то специально положил ее так, чтобы он не мог не заметить. Реджи прочел название: «Воздействие горячительных напитков на человека». Ниже было напечатано имя автора и выходные данные: «Бенджамен Раш, врач. Филадельфия, 1784 год».

Реджи принялся гадать, кто мог подбросить брошюру ему на стол, но в конце концов оставил это бессмысленное занятие и раскрыл первую страницу. Сердце у него екнуло, и по спине побежали мурашки — на форзаце твердым мужским почерком было написано: «Реджинальд Дэвенпорт».

Несколько минут Дэвенпорт раздумывал над тем, а не купил ли эту книжонку он сам. Неужели, ужаснулся Реджи, он даже это не в состоянии удержать в памяти? Почерк казался похожим на его собственный, но все же надпись была сделана не его рукой. Его назвали Реджинальдом в честь отца, который, по всей видимости, и приобрел в свое время брошюру. Вероятнее всего, с тех самых пор она и хранилась в библиотеке.

Реджи заглянул в текст Время шло, а он все читал и перечитывал сочинение Бенджамена Раша, не в силах от него оторваться. Монография была короткой, однако автору удалось детально и со знанием дела описать воздействие алкоголя на организм человека, подробно охарактеризовав особенности поведения людей, злоупотребляющих спиртным, в том числе необычную словоохотливость, придирчивость и предрасположенность к ссорам и скандалам, а также несдержанность, агрессивные действия и временное помрачение рассудка Бенджамен Раш называл алкоголизм отвратительной болезнью и, описывая ее симптомы и физиологическое воздействие на человека, отмечал, что алкоголизм во многом сходен с некоторыми наследственными, семейными и заразными болезнями, из чего Реджи сделал вывод, что страсть к спиртному может передаваться от отца к сыну.

Горячительные напитки… разрушают память, ослабляют способность человека адекватно воспринимать окружающий мир и оказывают пагубное воздействие на его моральные качества… Что ж, вынужден был признать Реджи, и тут все сходится.

Он еще раз пролистал последние страницы брошюры, где автор в мрачных тонах описывал, как пьянство разрушает человеческую жизнь. Бенджамен Раш считал преждевременную смерть вполне логичным результатом алкоголизма, но при этом отмечал, что смерть наступает не потому, что так угодно Богу, а в результате действий самого пьяницы и, значит, может быть приравнена к самоубийству.

Закрыв глаза, Реджи снова и снова вспоминал, как внутренний голос неоднократно предупреждал его. Этот образ жизни убивает тебя. Теперь он узнал этот голос — он принадлежал его отцу, которого тоже звали Реджинальдом Дэвенпортом. Это был голос человека, который из-за пристрастия к алкоголю едва не загубил собственную жизнь, чуть не разрушил семью и лишь чудом не убил собственного сына-первенца.

Реджи невольно подумал о том, что, возможно, отец наблюдает за ним и старается удержать сына от повторения его ошибок. Какой бы странной ни была эта мысль, она стала для Дэвенпорта единственным за весь день источником положительных эмоций.

Реджи был вынужден признать: он идет по тому же пути, по которому в свое время шел его отец. Джереми Стэнтон скептически отнесся к его намерению сократить потребление алкоголя и дал понять, что единственным путем к спасению является полный отказ от употребления спиртного. Что ж, все указывало на то, что умудренный опытом Стэнтон, не понаслышке знавший о том, что значит алкоголизм и как от него можно излечиться, был прав. Стоило вчера вечером Реджи опрокинуть первый бокал бренди, весь его здравый смысл и вся решимость покончить с употреблением горячительных напитков разом улетучились, и он напился так, как никогда раньше. Соответственно и похмелье оказалось особенно тяжелым.

Выходило, что те несколько недель, в течение которых он не брал в рот ни капли алкоголя, нисколько не отвадили его от спиртного. Скорее его положение ухудшилось. Если доктор Раш был прав, считая алкоголизм болезнью, получалось, что недуг, которым был поражен Дэвенпорт, прогрессировал и единственным лекарством", способным его исцелить, по всей видимости, действительно была абстиненция.

Массируя пальцами виски, Реджи снова откинулся на спинку кресла, мучаясь от доводившей его до исступления головной боли и тяжелой, черной тоски. Даже сейчас он каждой клеткой своего тела ощущал сильнейшее желание выпить. Опыт подсказывал: это избавило бы от боли, пульсирующей в черепе. Стоило только приложиться к бутылке — и он разом избавился бы и от мучительных воспоминаний, и от чувства вины, и от ощущения безнадежности…

Но Реджи осознавал, что это будет таким же самоубийством, как если бы он выстрелил из пистолета себе в голову, — только растянутым во времени и гораздо более мучительным.

Весь день Элис с угрюмой сосредоточенностью занималась делами, пытаясь стереть из памяти грубые приставания своего пьяного нанимателя, закончившиеся попыткой изнасилования. Его алкоголизм явно прогрессировал. А раз так, Элис и Спенсерам следовало немедленно покинуть дом Реджи. Элис содрогнулась от одной только мысли, что объектом приставаний Дэвенпорта могла стать Мерри.

Элис не возвращалась в усадьбу до самого вечера, предпочитая оставаться в одиночестве. Войдя в дом, она обнаружила, что ее с нетерпением дожидаются Мерри, в чьих сапфировых глазах затаилась боль от разлуки с Джулианом, Уильям, у которого был необычайно сконфуженный вид, и Мак Купер с непроницаемым лицом. Отсутствовал только Питер, проводивший каникулы в семье школьного приятеля.

Элис окинула взглядом собравшихся, и в душу ее закралась тревога.

— Что-нибудь случилось? — спросила она.

— Ничего страшного, — ответила Мерри, — но мы беспокоимся за Реджи.

— Он что, снова куда-нибудь ускакал? Похоже, это входит у него в привычку. — Элис старалась, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее.

— Нет, он дома, — сказал Купер. — Просто после случая с этим черным дьяволом — я имею в виду его жеребца — он целый день сидит в библиотеке и не желает оттуда выходить.

С нарастающей тревогой Элис выслушала рассказ младшего Спенсера о том, как Реджи в очередной раз выступил в роли спасителя, после чего с трудом сдержался, чтобы не свернуть Уильяму шею. Элис не так трудно было его понять — подобное желание время от времени возникало и у нее самой, но ее всерьез обеспокоило то, как Реджи, если верить Уильяму, молотил кулаком по стене. Неужели пьянство довело его до безумия?

Элис взглянула на Купера.

— Если вы все так сильно встревожены, почему никто не пойдет в библиотеку и не поговорит с ним? — поинтересовалась она.

— Я как раз собирался это сделать перед вашим возвращением, — ответил камердинер Дэвенпорта. — Но, пожалуй, будет лучше, если с ним побеседуете вы, леди Элис.

— Почему именно я? — разозлилась она, но Купер выдержал ее сердитый взгляд.

Что ж, решила Элис, была определенная логика в том, что именно она, управляющая, в течение нескольких лет распоряжавшаяся абсолютно всем в поместье, теперь должна пойти и убедиться в том, что хозяин Стрикленда жив и здоров.

Пытаясь подавить внезапный приступ беспокойства, она постаралась убедить себя в том, что Реджи, конечно же, не мог совершить такую глупость, как самоубийство.

— Он что-нибудь ел сегодня? — спросила она. Купер и Мерри переглянулись.

— Насколько я знаю, нет, — ответил камердинер.

— Скажите поварихе, чтобы собрала поднос с едой на двоих и приготовила большой чайник горячего чая, — распорядилась Элис. — Я немножко приведу себя в порядок и пойду проведаю мистера Дэвенпорта.

Чтобы не терять времени, Элис не стала принимать ванну и переодеваться, ограничившись лишь тем, что умылась и расплела косы, — от того, что волосы были целый день стянуты, у нее разболелась голова. Спустившись вниз, она попросила Мерри, Уильяма и Мака разойтись по своим комнатам, объяснив, что Дэвенпорт ни за что не покинет библиотеку, если они будут толпиться в коридоре и глазеть на него.

Взяв поднос с едой и чаем, она вошла к нему. Реджи сидел в своем любимом кресле вполоборота к ней. В комнате было слишком темно, чтобы она могла разглядеть его лицо, но одежда его была в полном порядке. Изо всех сил надеясь, что после того, что произошло между ними ночью, он не притрагивался к спиртному, Элис, поставив поднос на стол слева от двери, тихонько спросила:

— Вы живы, мистер Дэвенпорт? Реджи повернул голову в ее сторону и после долгой паузы ответил низким, хриплым голосом:

— Мне доводилось читать о сгрудившихся на льдине пингвинах, которые, чтобы определить, нет ли поблизости акул, сталкивают одного из собратьев в воду. Если хищник его не съедает, вся стая прыгает в море. Вы, как я понимаю, пингвин, принесенный в жертву.

Элис невольно улыбнулась — Дэвенпорт не просто был жив, он, похоже, оставался верен себе.

— Меня, случалось, называли по-всякому, но пингвином, принесенным в жертву, — никогда. А откуда вы знаете, что там, за дверью, собрался целый митинг, участники которого пытались решить, что с вами делать?

— Просто иногда кто-то слегка приоткрывал дверь — очень, очень осторожно, — а потом снова закрывал.

— Видно, тому, кто это делал, казалось, что в воде действительно рыщет акула. — Не спрашивая, хочет ли он чая, Элис наполнила две чашки крепким горячим напитком, щедро добавив молока и сахара в ту, что предназначалась Реджи. Вглядевшись в его лицо, Элис убедилась, что выглядит он ужасно — глаза ввалились, кожа приобрела нездоровый сероватый оттенок. — Ну что вы так смотрите? Этот напиток называется чай. Люди его пьют. В Британии он считается лекарством от всех болезней.

На губах Дэвенпорта появилось подобие улыбки. Взяв у нее из рук чашку, он отпил большой глоток.

— В таком случае вы могли бы принести чайник побольше. Элис невольно поморщилась, заметив, что костяшки пальцев на правой руке Реджи сбиты, — позже нужно будет как следует обработать и продезинфицировать ссадины.

Сейчас, однако, куда важнее было позаботиться о лечении ран душевных, которые, по всей видимости, причиняли Реджи серьезные страдания. Поставив поднос рядом с ним и устроившись в кресле напротив, она принялась накладывать себе на тарелку еду. Элис сильно проголодалась, и плотный ужин пришелся бы ей очень кстати.

— Говорят, вы целые сутки ничего не ели, — заметила она между делом. — Вам обязательно надо перекусить. Мне сказали, что жареный цыпленок и маринованные грибы сегодня вкусны, как никогда.

Дэвенпорт медленно наполнил свою тарелку и тоже принялся за еду. Элис время от времени подливала ему и себе чаю. Когда она уже доедала пудинг, Дэвенпорт неожиданно спросил:

— Скажите, много я натворил такого, за что мне следует просить прощения?

— А вы не помните, что случилось вчера ночью?

— Нет, но Мак намекнул мне, будто по отношению к вам я вел себя очень нехорошо.

Элис задумалась. При виде изможденного лица Реджи гнев, целый день кипевший у нее в груди, заметно поутих. Она понимала, что ему тоже пришлось несладко. Более того, интуиция подсказывала ей: в его душе за минувший день совершилась какая-то серьезная работа.

— Вы были пьяны и жаждали любви, — сказала она наконец, решив не скрывать от Дэвенпорта правду, но в то же время выразить ее как можно мягче.

— In vino veritas, — пробормотал Реджи. — Этого я и боялся. Скажите, я… я не сделал вам ничего плохого?

— Вы были близки к этому, — призналась Элис. — Когда я отвергла ваши домогательства, вы загнали меня в угол между книжными шкафами, и мне пришлось защищаться, швыряя в вас книгами.

— Черт побери. — Реджи закрыл рукой лицо. — Слава Богу, что вы храбрая женщина и умеете за себя постоять. Я чувствую себя виноватым. — Он тяжело вздохнул. — Похоже, мне придется извиняться перед вами всю оставшуюся жизнь, Элли. Я очень сожалею о случившемся, поверьте мне.

— Думаю, мы почти квиты, — задумчиво проговорила Элис. — Вам тоже пришлось несладко, когда вам в живот угодил том пьес французских авторов.

Дэвенпорт поднял голову, и Элис заметила на его губах слабую улыбку.

— От избытка французских пьес у кого угодно может разболеться живот.

Элис обрадовалась, поняв, что Реджи повеселел.

— Признайтесь, вы разыскали эту книжицу и оставили на столе, намекая на то, что мне следует ее прочесть? — протянул он Элис брошюру доктора Раша.

Название на обложке — «Воздействие горячительных напитков на человека» — почему-то показалось ей знакомым. Элис на секунду задумалась.

— Кажется, она упала с полки, когда я хватала книги, чтобы запустить в вас. Видимо, Мак нашел ее, когда прибирал здесь. Эта брошюрка, похоже, оказалась тут весьма кстати.

— Ее написал американский врач. Он утверждает, что пьянство — это болезнь.

Мысль показалась Элис интересной.

— Как вы могли заметить, несколько недель я не пил.

Думал, сумею взять себя в руки и изменить свою жизнь. — Реджи вздохнул. — Вчера ночью мне стало ясно: так у меня ничего не выйдет. Короче говоря, я пришел к выводу, что нужно совсем отказаться от спиртного.

— Боюсь, это будет нелегко, — сказала Элис. Она понимала, что ее замечание не совсем уместно, но что тут еще скажешь.

— Я и не думаю, что это просто. Однако я не вижу иного выхода, — сказал Реджи таким ровным, безмятежным тоном, словно речь шла о погоде, а не о важнейшем решении, которое, по всей видимости, далось ему нелегко.

— Если я могу вам чем-нибудь помочь… — начала было Элис.

— Благодарю вас, — перебил ее Реджи. — В таких вещах вряд ли кто-нибудь может помочь, но все-таки спасибо за предложение.

— Пойдемте в сад, — предложила Элис, поднимаясь. — Вечер сегодня просто чудесный.

— С удовольствием, — согласился Реджи.

Лужайку перед домом только что подстригли, и ноздри щекотал чудесный аромат свежескошенной травы. Заходящее солнце заливало полнеба золотисто-оранжевым пламенем, на фоне которого отчетливо вырисовывались сизые вавилоны облаков. В саду было светлее, чем в библиотеке, и Элис могла теперь разглядеть лицо Реджи. Выражение его было решительным, но спокойным.

Реджи и Элис дошли до озера и, не сговариваясь, одновременно опустились на скамейку. Наблюдая за тем, как угасают краски заката, они молчали, но Элис почему-то казалось, что ее присутствие действует на Дэвенпорта благотворно.

— Уже поздно, у вас сегодня был трудный день. Вам надо хорошенько отдохнуть, — сказал Реджи, когда солнце село.

— Знаете, иногда бывает очень приятно помолчать. Мне редко представляется такая возможность. — Элис встала. — Мне хочется вам кое-что показать — одно из тех маленьких чудес, которые нам дарит жизнь.

Элис повела Дэвенпорта в дальний амбар, где хранилась овечья шерсть. Открыв дверь, Элис взяла скатанное валиком руно и расправила. В сгущавшихся сумерках казалось, что руно светится, словно окутанное легким туманом.

— Видите? Руно еще теплое, живое. А когда солнце сядет, оно станет холодным.

Дэвенпорт взял у нее руно.

— Интересно. Кто бы подумал, что овечья шерсть может покрываться такой своеобразной росой, — не знаю, как еще можно это назвать.

— Это еще не все. Прислушайтесь-ка.

Замерев, Реджи и Элис напряженно вслушивались в вечернюю тишину. К изумлению Реджи, он услышал, что из наполненного шерстью амбара доносится едва различимый звук, чем-то похожий на дыхание. Поймав вопросительный взгляд Дэвенпорта, Элис, слегка смущаясь оттого, что объяснение было слишком прозаичным, сказала:

— Это шуршание будет продолжаться всю ночь. Руно слеживается и принимает новую форму. Можно сказать, что оно, как и человек, приспосабливается к новым условиям.

Напряженное выражение лица Реджи смягчилось.

— Жизнь в самом деле полна маленьких чудес, — заметил он. — Спасибо вам за то, что познакомили меня с одним из них.

Глаза их встретились, и они почувствовали ту необъяснимую духовную близость, которую им уже доводилось испытывать прежде. Именно в этот момент Элис приняла решение не торопиться с переездом из дома Реджинальда Дэвенпорта — по крайней мере до тех пор, пока он будет придерживаться трезвого образа жизни. Было ясно, что ему может потребоваться помощь и поддержка.

Реджи положил руно на место, и они с Элис направились к дому. Неожиданно из темноты, радостно помахивая хвостом, вынырнула Немезида и, встав на задние лапы, положила передние на грудь Реджи, требуя, чтобы он ее приласкал. Дэвенпорт потрепал ее за уши, отчего собака пришла в неистовый восторг.

— Ты где была, глупая псина? — Реджи опасливо покосился на Элис. — А с ней я ничего такого не сделал вчера ночью?

— Вы пнули ее ногой, — неохотно ответила Элис. — Но ей было не очень больно. Просто она удивилась.

Реджи поморщился и сбросил передние лапы собаки на землю.

— Порядочный человек никогда не станет пинать свою собаку, — пробормотал он.

— Не переживайте так. По-моему, совершенно очевидно, что она вас простила.

— Если бы так просто можно было стряхнуть с себя груз всех своих грехов и преступлений… — Помолчав немного, Реджи снова заговорил хриплым, измученным голосом, в котором чувствовалось отчаяние человека, заранее смирившегося со своим поражением:

— Я не знаю, смогу ли побороть себя, Элли. Мне было очень трудно бросить пить даже на какое-то время…

Элис попыталась поставить себя на место Дэвенпорта. Представила, что нужно отказаться от утренней чашки кофе. Одна мысль о том, что ей следует на всю жизнь лишить себя этого удовольствия, вызвала у Элис прилив сочувствия к Реджи. Но ведь привычка баловать себя кофе по утрам никогда не превращалась у нее в болезненную страсть. Как же трудно придется Реджи, который в течение многих лет употреблял спиртное в огромных количествах и теперь был подвержен недугу под названием алкоголизм…

Сочувствие к Дэвенпорту натолкнуло Элис на неожиданную мысль:

— Вся жизнь — это слишком большой срок. Вы можете не пить хотя бы сегодня вечером?

— Да, это, я думаю, мне по силам, — устало вздохнул Дэвенпорт.

— Тогда думайте только об этом. А завтра утром — только о том, чтобы не пить в течение завтрашнего утра. Жизнь складывается из минут и часов, не так ли? Вы всегда сможете заставить себя удержаться от употребления спиртного в течение, скажем, следующих пяти минут. А если и это трудно — то хотя бы в течение одной следующей минуты.

Было уже темно, и, когда Реджи повернулся к Элис, глаза его невозможно было разглядеть — лицо казалось неясным светлым пятном.

— Возможно… возможно, в конечном итоге я все-таки выкарабкаюсь. — Он осторожно дотронулся пальцами до щеки Элис. — Спасибо вам, Элли. Спасибо за все.

Она на какое-то мгновение накрыла руку Реджи своей, словно давая молчаливое обещание помочь в его борьбе с самим собой.

По дороге домой она корила себя за то, что, радуясь решению Реджи бросить пить и обещая ему посильную помощь, она в глубине души сожалела о том, что теперь Дэвенпорт никогда уже ее не поцелует.