— Купите цветы для своей прекрасной леди, сэр, — и искушающе протянула букет.

Она не ошиблась в выборе покупателя. Щедро заплатив за цветы, Стивен с улыбкой подарил их Розалинде.

— К сожалению, роз нет.

— Мир был бы менее интересен, если бы в нем росли одни розы. — Она погрузила лицо в осенние цветы. — Спасибо, Стивен. Ты такой заботливый.

Он скривил губы:

— Если бы я действительно заботился о тебе, я бы не повез тебя сегодня в трущобы.

В глубине ее души, угрожая подорвать спокойствие, зашевелилось что-то темное, зловещее. Она даже вздрогнула. Но отрицательно помотала головой.

— Хорошо, что я туда съездила. На ее губах промелькнула печальная усмешка. — Но не все, что для нас хорошо, бывает приятно.

В открывшихся дверях показался пожилой человек с куском сыра в руке. Рядом с ним стоял пес с грустными глазами.

— Да?

— Я Ашбертон, — сказал Стивен. — Извините, что оторвал вас от еды. Вы сторож Фарли? Если да, то вас должны были предупредить о моем приходе.

— Да. — Фарли шагнул в сторону, пропуская Стивена и Розалинду в запущенный вестибюль. Стивен с серьезным видом подождал, пока пес одобрительно фыркнет, и только тогда сказал:

— Вы не возражаете, если мы осмотрим все сами? — Пожалуйста, сэр, а я вернусь обратно в фойе. — Фарли откусил кусочек сыра и пошел по боковому коридору, сопровождаемый лениво трусившим рядом с ним псом.

Розалинда прошла прямо в зрительный зал. Он был тускло освещен высокими подпотолочными окнами.

— Какой чудесный театр, — сказала она, опытным взглядом осматривая сцену и места для зрителей. — Достаточно вместителен и в то же время невелик, чтобы актеры могли говорить, не напрягая голоса. Ничего похожего на «Друри-Лейн»: он, конечно, очень красив, но все амбары по сравнению с ним кажутся уютными.

— «Атенеум» никогда не имел королевского патента, у него довольно богатое прошлое. Им управляли разные директора, и зрелища в нем показывались разные. — Стивен углубился в проход между рядами скамей без спинок. — Отсутствие средств помешало перестроить «Атенеум» в большой театр наподобие «Ковент-Гардена» или «Друри-Лейн». Я с удовольствием бывал здесь и был огорчен, когда «Атенеум» закрылся.

Идя за ним следом, она чихнула.

— Он нуждается в полном переоборудовании.

— Совершенно верно. — Он достиг места, где размещался оркестр. Отсюда на сцену вела узкая лестница. Обернувшись, он протянул руку. — Ипполита, ты последуешь за мной?

Жизнь была много проще, когда он был мистером Ашем, а она бродячей комедианткой. Стремясь хоть на несколько минут вернуться в прошлое, она расстегнула плащ, чтобы он развевался как королевская мантия, и, преобразившись в повелительницу амазонок, взяла руку мужа.

— С удовольствием повинуюсь тебе, дражайший Тезей.

Они поднялись на сцену, как если бы был их выход в пьесе «Сон в летнюю ночь», но Стивен изменил роли, наградив ее смачным театральным поцелуем, как это делал, когда играл любвеобильного герцога в «Неверном возлюбленном». Однако, невзирая на отсутствие публики, его поцелуй был полон самого искреннего чувства. Очевидно, он уже оправился от недавнего приступа боли.

Когда их уста наконец разомкнулись, она рассмеялась. Жгучее дыхание страсти развеяло холодок, еще оставшийся в ней после их утренней прогулки в минувшее.

— Вы забываетесь, сэр. Ведь мы не одни, а перед публикой.

Он улыбнулся. Его загорелая кожа собралась в мелкие морщинки вокруг глаз.

— Тут никого нет, только мыши и пауки.

— Неправда. — Вырвавшись из его объятий, она вышла на авансцену. — Зал полон призраков перебывавших здесь людей: они готовы смеяться, плакать или швыряться гнилыми апельсинами, если что-нибудь им не нравится. — Она изящно поклонилась незримой публике, левой рукой придерживая юбки, а правой гордо подняв букет.

Он заинтересованно спросил:

— Значит ли это, что нам следует попрактиковаться в поцелуях, чтобы достичь профессионального уровня? Она кокетливо улыбнулась, но покачала головой:

— Вы знаете, чем это кончится, мой господин и повелитель, мы только до смерти напугаем пауков.

Посмеиваясь, он прошел в затененную глубь сцены.

— Судя по остаткам декораций, в последний раз здесь исполнялась какая-то мрачная готическая мелодрама. — Он отодвинул в сторону полотно с изображением отдаленного зловещего замка. За ним оказалась залитая солнцем идеализированная пасторальная сцена, которая, очевидно, служила декорацией для счастливого конца.

Розалинда наблюдала за его ловкими атлетическими движениями, стараясь запомнить еще один образ для своей личной портретной галереи. Мысленно она назвала картину: «Стивен в его прекрасном, героическом обличье». Появись он в черном костюме, традиционной одежде Гамлета, это была бы настоящая сенсация. Темный камзол подчеркивал бы ширину его плеч, а широкие бриджи — длинные мускулистые ноги. А уж какой у него гульфик…

Эта нескромная мысль заставила ее покраснеть. Она хотела предложить вернуться в Ашбертон-Хаус, но это было бы неблагодарно по отношению к Стивену, который ради нее устроил посещение этого очаровательного театра. К тому же предвкушение могло только усилить ожидающую их конечную радость.

Она с наслаждением понюхала букет. Может быть, Стивен и по-настоящему любил свою первую жену, но и его второй жене не на что жаловаться.

Он поднял глаза:

— Эти веревки и висячие дорожки вверху, вероятно, использовались для всяких сценических эффектов? Она кивнула.

— И я насчитала не меньше трех потайных дверей, откуда могли бы появляться призраки и всякие сверхъестественные существа. Брайану очень бы здесь понравилось.

Он усмехнулся:

— Для того чтобы летать по воздуху, не надо хитроумных приспособлений. В замке Бурн даже Мария раскачивалась среди деревьев, как обезьяна.

Она рассмеялась, вспомнив эту картину. Казалось, долгие годы отделяли их от святой Екатерины и старой Молли.

— Может быть, нам стоит осмотреть весь театр? Она заткнула цветы за корсаж.

— Тогда мне придется вернуться домой и немного полежать. Сам знаешь, день выдался довольно тяжелый.

— Ах вот как. — Понимающе кивнув, он открыл дверь в задней части сцены. — Тяжелый день.

Улыбаясь» она вышла через открытую дверь. Из Стивена мог бы получиться прекрасный комический актер. При желании он мог вложить лукавый смысл в самое простое замечание.

В «Атенеуме» оказалось множество артистических уборных, гримерных и мастерских. Выросшая в театре Розалинда смешила Стивена своими уморительно забавными замечаниями. Оба они играли в тонкую игру, которая разжигала их чувства в ожидании возвращения домой. Когда он открывал дверь, она непременно задевала его своими шуршащими юбками. Он же пользовался любым поводом, чтобы, взяв ее за руку, погладить ладонь.

Максимум соблазна и максимум возможностей. Осмотрев нижний этаж, они поднялись выше. Здесь размещалась мастерская для изготовления декораций.

— Странная история, — заметила Розалинда, когда увидела посреди мастерской полузаконченные декорации. — Театр, должно быть, закрылся совершенно неожиданно.

— Да. Меценат вдруг обанкротился. Владелец театра не пожелал расстаться со своей собственностью, но и не смог найти нового мецената, который согласился бы оплатить уже сделанные долги. Поэтому, почти все осталось в том виде, в каком театр был в день закрытия. — С этими словами Стивен принялся открывать другие двери. Почти нее они вели в кладовые, заваленные бутафорской мебелью и декорациями.

Последняя дверь вела в костюмерную. На полках лежали шляпы, королевские регалии и всякая всячина, костюмы висели на вбитых в стены крючках. Розалинда подошла к ближайшему костюму и сняла с него чехол.

— Да это же костюм Генриха Восьмого. Его всегда шьют по портрету Гольбейна.

Стивен улыбнулся, узнав разрезные, подбитые ватой рукава и роскошную ткань.

— В этом костюме Томас выглядел бы просто великолепно. Очень величественно. — Он снял следующий полотняный чехол. — Жабо, высокие сапоги. Вероятно, Фальстаф?

— Да. Похож. В последнее время стараются, чтобы костюмы более точно соответствовали эпохе, но до совершенства туг еще далеко. — Розалинда обеими руками подняла сверкающую помпезную корону. — Вот это подошло бы папе. В следующем сезоне он хочет сыграть Лира. Лира, считает он, можно играть только после пятидесяти.

Стивен вынул шпагу из груды оружия у стены и сделал ею несколько выпадов.

— Томас прав. Молодость верит, что она бессмертна. Если бы только молодой актер мог понять неутолимые желания и отчаянное безрассудство старости в преддверии неминуемой смерти. — Он был неприятно поражен, уловив элегические нотки в своем голосе. Это уже походило на жалость к себе.

Он сделал еще несколько движений шпагой, проверяя, хорошо ли она сбалансирована.

— Этой шпагой, пожалуй, даже и сыра не разрезать.

Розалинда наблюдала за ним с нескрываемым восхищением.

— Видимо, как подобает аристократу, ты учился фехтованию с самого детства. Он кивнул.

— Я неплохо освоил это искусство. В своей мелодраматической юности мне случалось ожидать вызова на дуэль. Если бы выбор был за мной, я бы предпочел шпаги пистолетам. — И он пронзил клинком невидимого противника.

— Какими кровожадными бывают молодые люди! — Розалинда положила большую корону и взяла другую, поменьше. — Я хотела бы купить папе новую корону. Старая уже никуда не годится. И диадему для Марии. Честно сказать, я хотела подарить ей роскошную горностаевую мантию. — Она обвела комнату слегка опечаленным взглядом. — Как ты думаешь, возродится ли когда-нибудь «Атенеум»?

— Вполне возможно. — Он бросил бутафорскую шпагу на груду оружия. Время как будто бы вполне подходило для задуманного разговора. — А как ты полагаешь, «Атенеум» понравится твоим родителям?

— И даже очень. Только представь себе, как мама лежит в роли Изабеллы на диване. Она умирает, и вся публика рыдает взахлеб. — Розалинда нежно улыбнулась. — Или папу в роли обезумевшего короля Лира, которого ведет по сцене Джессика в роли Корделии.

— Ну так что, купить мне этот театр для них? — деланно небрежным тоном спросил Стивен.

Поглощенная мечтами, Розалинда не сразу осознала смысл его слов. А когда осознала, опустила корону, и глаза у нее стали как два больших блюдца.

— Ты шутишь?

— И не думаю. Я все размышлял, каким образом обеспечить старость твоих родителей. И мне кажется, что театр — самое лучшее для этого средство. Будучи его владельцем и директором, твой отец сможет делать все, как пожелает. Вместе с твоей матерью они наконец-то смогут добиться заслуженного успеха. — Он посмотрел на алебастровую колонну с полуразбитым бюстом Юлия Цезаря. — У меня сохранились самые теплые воспоминания об «Атенеуме». Я просил своего адвоката проверить, каково его финансовое состояние.

— Театр сдается в аренду? — тихо спросила Розалинда.

— Вообще-то говоря, театр, все, что в нем есть, и скромный дом позади него продаются. Я хочу передать всю эту собственность в бесплатное владение твоим родителям, оплатить его ремонт и переустройство и создать фонд для оплаты издержек за первые два года. — Он взял корону из ослабевших рук Розалинды и лихо надел ее на голову Цезаря. — Поскольку им не придется платить арендную плату, они смогут, невзирая на небольшие с современной точки зрения размеры театра, получать хорошую выгоду. К счастью, в отношении театров, не имеющих патента, сейчас действуют не такие строгие правила, как прежде. И слава Богу. Пора влить свежую кровь в лондонскую театральную жизнь.

— Но ведь на то, чтобы купить и оборудовать это здание, потребуется целое состояние, — с вытянувшимся лицом сказала Розалинда.

— Состояние у меня есть, — сказал он. — Даже несколько состояний. Не могу же я унести их с собой в могилу.

Она озадаченно провела рукой по волосам.

— Папа — человек очень независимый. Он может не принять такого щедрого подарка.

— От своего зятя? Почему? Да, он человек независимый, но не глупец же, — усмехнулся Стивен. — Считай «Атенеум» выкупом за невесту. Я мог бы заплатить этот выкуп коровами или верблюдами, но думаю, что будет более уместно подарить им театр.

Глаза Розалинды засверкали. Она уже обдумывала, какие широкие возможности откроются перед ее семьей.

— Если они переедут в Лондон, Джессике не придется уходить из труппы, чтобы добиться успеха. И Брайан, когда подрастет, сможет остаться со своими.

— А если твоя сестра выйдет замуж за Саймона Кента или другого актера, они смогут продлить существование «Атенеума» до середины столетия. Возможно, у них будут дети, которые продолжат их дело. — Он задумчиво улыбнулся. — Хотя я и не смогу увидеть все это, мне очень нравится идея создать театральную династию Фицджералдов.

— О, Стивен, это и в самом деле самая замечательная идея, о какой мне приходилось слышать, а ты самый замечательный человек! И не только потому, что ты так неслыханно щедр. — Она крепко обняла его. — Ты увидел в Томасе и Марии не просто пару провинциальных бродячих актеров, едва сводящих концы с концами. Ты разглядел и их благородство, и их талант, и высокие мечты. — Она взглянула на него со слезами на глазах. — И даже решил помочь им претворить эти мечты в явь.

Посмотрев на ее поблескивающие волосы, на гибкую женственную фигуру, он вдруг вспомнил о той испуганной девочке, которая собирала объедки на набережной.

— Они спасли тебе жизнь. Не подбери они тебя тогда, с тобой случилось бы нечто ужасное, а ведь Мария и Томас были молоды, бедны и необеспеченны. И все же взяли тебя и стали твоими любящими родителями. — Он ласково обхватил ее лицо руками. — За это я с радостью отдал бы все, что у меня есть, до последнего пенни.

— Театра будет вполне достаточно. — Смеясь сквозь слезы, она подняла лицо и поцеловала Стивена, сказав этим поцелуем то, чего не смогла бы выразить словами. И он поцеловал ее в ответ. Желание, которое в нем медленно накапливалось, вдруг превратилось в огненно-жгучее стремление схватить ее в объятия, заласкать так, чтобы она никогда в своей жизни больше не испытывала страха.

Оторвавшись от его губ, она хрипло сказала:

— Поехали домой. — Ее глаза потемнели почти до черноты, а губы слегка припухли от желания.

— Чуть попозже. — Он хотел ее прямо сейчас. Накануне ночью он был слишком измучен болью, чтобы желать близости. С каждым днем он чувствовал, что ему все хуже. Надолго ли хватит у него сил, чтобы предаваться любви? Может быть, ему следует считать не только оставшиеся дни, но и каждое их соединение?

В горячем нетерпении он прижал ее к стене костюмерной. Длинный камзол Генриха упал с крючка на пол. Его губы нашли ее губы, а широкая грудь с такой силой прижала заткнутый за корсаж букет, что все вокруг наполнилось горько-сладким запахом. Она изумленно выдохнула воздух, но ее язык уже нетерпеливо ласкал его язык, а бедра со всей силы льнули к его паху.

Он положил руку на ее полную грудь. Грудь волновала его своей женственностью, напоминая лакомый спелый плод.

А ведь она могла умереть от голода или какой-либо болезни. Какое-нибудь чудовище в человеческом облике могло совершить над ней отвратительное надругательство.

Просто невыносимо думать, что он мог так никогда ее и не узнать.

Ему вспомнились стихи Эндрю Марвелла:

Принадлежи нам мир и время…

Но времени у них нет. Быстро пролетают и часы, и дни. Он опустил руку вниз, к заветному месту между ее ногами. Она застонала и, просунув руки под его камзол, стала гладить его спину.

Я чувствую: за мною вслед

Несется колесница лет…

Он поднял ее юбку и нижнюю одежду и нащупал рукой то место, где со всей силой бился пульс жизни. Ее глаза закрылись, голова откинулась на королевское одеяние, в то время карего рука ритмично ласкала кусочек плоти, сгусток чувственности.

Могила холодна, пуста,

С устами там не слить уста…

Может быть, и так. Но пока он жив. Живо все его тело: кости, жилы и кровь.

Он расстегнул бриджи и вошел туда, куда так стремилась его тугая плоть.

Он жив. Живы его ум, душа, живо его мужское начало.

Она глубоко вздохнула. Он остановился на миг, устыдившись своей грубой спешки.

Могила холодна, пуста…

Он чувствовал, что потерял самообладание. Когда он с Розалиндой, его просто переполняет жизнь. В следующий миг он вновь глубоко погрузился в нее.

Она издала какой-то хриплый грудной звук, ее руки так и вцепились ему в спину.

С устами там не слить уста…

[7]

Но здесь они целуются, повинуясь дикому, первозданному инстинкту. Его жена, его подруга, чей образ запечатлелся в его душе, если, конечно, у него есть душа. Все сильнее разгорается страсть, превращаясь во всепоглощающее пламя, Жив. Жив…

Она громко вскрикнула. Он прижал лицо к ее волосам и прижал бедра к ее податливому телу. Ее зубы вонзились в его плечо, она вся содрогалась. В нее потекла жизнь, таинственная и щедрая. Маленькая смерть, перечеркивающая его бытие и на короткое время соединяющая его с нею. Жизнь по ту сторону жизни.

Но вот он снова одинок. Одно цельное существо распалось надвое.

Он крепко прильнул к ней, с трудом переведя дыхание. Его закрытые глаза усугубляли жаркую чувственность, словно растворенную в воздухе.

Так мало времени остается, молча сокрушался он. Так мало времени…

Рядом послышался какой-то шорох. Что-то ткнулось в его ногу. Он открыл глаза в изумлении. На него с некоторым любопытством смотрел пес Фарли, видимо, поднявшийся наверх и вошедший в открытую дверь. Стивен косо улыбнулся.

— Действительность напоминает о себе. — Опершись одной рукой на руку Розалинды — в эту минуту неясно было, кто из них больше нуждается в поддержке, — он отодвинулся и свободной рукой стал приводить себя в порядок.

Розалинда выглядела невероятно соблазнительной. Грешной и соблазнительной. Оправив юбки, она сделала бесполезную попытку как-то пригладить взлохмаченные волосы.

— Я думаю, это был удачный способ отпраздновать возрождение «Атенеума». — Она со скромным видом одернула плащ, надетый поверх утреннего платья.

Отчаянное вожделение, которое он испытал, сменилось некоторым подобием успокоения. Да, его смерть приближается, но ведь жизнь будет продолжаться. На свет появятся новые люди, последуют новые поражения и победы.

Он только жалел, что не сможет отпраздновать хоть некоторые из этих побед.